После смерти Артура Пендера Стивенс задержался еще на несколько долгих дней, подбивая концы, но все-таки не закончил, и в Миннесоте его ожидала куча бумажной работы.

В своей убогой каморке они печатали отчеты, которые надлежало сдать в трех экземплярах. Затем, когда минуло четыре дня, как Артура Пендера извлекли из салона самолета «гольфстрим», принадлежащего Джейсону Кардиналу, они стояли средь плотной толпы на детройтском кладбище, глядя, как гроб с телом агента Холла опускают в холодную декабрьскую землю. Лил дождь со снегом, родные Холла рыдали, и Уиндермер тоже рыдала, уткнувшись лицом в плечо Стивенсу.

Сразу после похорон они сели в такси и отправились в аэропорт, чтобы успеть на первый вечерний рейс в Твин-Ситиз. Во время полета Стивенс держал Уиндермер за руку, не зная, правда, кому из них это более необходимо. Пока все внизу не скрылось за облаками, он смотрел в окно и видел съеживающийся город, серый лабиринт дорог в промышленных зонах, поодаль аэропорт Коулман-Янг, с ангаром, где умер Пендер, и, прежде чем окно закрыла белая пелена, он успел мельком разглядеть извилистую трассу, ведущую в мотель «Мотор Сити».

— Мы вернемся, — сказал Уиндермер, — предварительные слушания по делу Сойера состоятся через месяц, а потом и до девиц очередь дойдет.

«Что касается девушек, — думал Стивенс, — то они, похоже, легко отделаются». Как и обещала Тиффани Прентис, ее отец нанял самую известную в стране компанию адвокатов, чтобы вытащить дочь из тюрьмы. И потому не приходилось сомневаться, что суд проникнется сочувствием к жертве стокгольмского синдрома — если вообще дойдет до суда. Такие дела обычно заканчиваются штрафом или общественными работами, а потом их навечно спускают в архив, где забывают навсегда.

Макаллистер, с другой стороны, полагалась на помощь госадвоката Глории Уоллис, которая во время слушаний защищала ее с пеной у рта, хотя и состояла на государственной службе. Кроме того, Мэтт Сойер всячески выгораживал Мэри, говоря, что ее и близко не было, когда он убил Бенетью, да и в других случаях ей, дескать, отводилась роль десятого плана. Словом, крупный тюремный срок ей не светил. На данный момент помощник прокурора Обрадович готовился одобрить очень выгодное для нее соглашение — несмотря на протесты Уиндермер и Стивенса.

Когда самолет приземлился в Миннеаполисе, уже стемнело. В темноте белели улицы и дороги, покрытые снегом. По пути к багажному терминалу они в шутку поспорили, чей багаж появится на ленте первым, и Уиндермер выиграла. Стивенс со смехом поймал и подал ей чемодан.

— Что ж, до понедельника, — сказала она. — Нам еще дописывать отчеты, а заодно узнаем, не выкинули ли чего Сойер и Макаллистер.

— Вообще-то управление требует, чтобы я вернулся. Я и так потратил уйму времени, работая для них в ФБР.

— Вот вы какой! — рассмеялась Уиндермер. — Кутили вместе, а убирать мне? Но что с вас возьмешь? Вы же городской коп.

Они постояли, улыбаясь друг другу, и Стивенс не знал, что еще сказать, хотя уже пару дней представлял себе этот момент. Взглянув ей в глаза, он увидел, что она думает о другом.

— В любом случае увидимся. Признаться, мне будет недоставать вашей физиономии.

— Все-таки мы неплохо провели время, правда?

— Хотя я вскружила вам голову, — подмигнула Уиндермер.

— Да так, что я чуть не убил вас, — рассмеялся Стивенс.

Уиндермер поставила чемодан на пол, обняла его и поцеловала в щеку.

— Именно тогда я поверила, что вы ко мне неравнодушны.

Она отстранилась слишком быстро — Стивенс с трудом заставил себя отпустить ее.

— Что ж, надеюсь, мы еще увидимся.

— Да, хорошо бы заиметь друзей в Миннесоте. — Уиндермер подняла чемодан. — До встречи, Стивенс.

— Удачи вам с Марком.

— Привет семье. — Она едва оглянулась.

Когда Уиндермер ушла, растворившись среди толпы пассажиров, он взял с ленты свой чемодан — едва ли не последний — и побрел к выходу. На улице его встретил пронзительный ветер и холод. Стивенс поймал себя на том, что озирается по сторонам в поисках Уиндермер. Но ее нигде не было. Она ушла, и все кончилось.

Он сел в такси и поехал в Сент-Пол, по дороге наблюдая метель под фонарями и живые картины в освещенных окнах чужих домов.

У них в гостиной было темно, только в спальне на втором этаже горела лампа. Стивенс расплатился с таксистом и ступил на хрустящую снегом улицу. В его отсутствие кто-то почистил тротуар перед домом. Кто же, интересно? Он поднялся на крыльцо, отпер дверь и вошел в темную прихожую. Постоял немного, вдыхая знакомые запахи и вглядываясь в тени по углам, будто там могли прятаться Пендер или Макаллистер. Потом он поставил на пол чемодан, снял пальто и прошел в цоколь, где уселся в любимое кресло, задрав ноги на кофейный столик, и включил по телевизору новости баскетбола.

Через несколько минут наверху заскрипели половицы, и на лестнице показались пижамные брюки ярко-розового цвета.

— Эй, вы грабитель? — спросила Нэнси.

— Спокойно, мэм, я коп.

Она спустилась — усталая, лохматая и прекрасная.

— Я так и подумала. Ведь тут нечего красть.

Нэнси стояла у лестницы и смотрела на него. Наконец он не выдержал — подошел, обнял ее и поцеловал, чувствуя вкус мятной зубной пасты и запах крема для лица.

— Прости, что я так долго.

— Но теперь ты вернулся?

Он кивнул:

— Да, считай, что навсегда.

Нэнси отступила, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Ну тогда идем наверх, мы очень соскучились.