В первый раз мне удалось заработать большие деньги глубокой ночью пятнадцатого марта… года. Я стоял в чистом поле, в тринадцати километрах восьмистах тридцати шести метрах от ближайшего населенного пункта. Вокруг меня гулко ухали филины, выли волки, тявкали лисы, а я как ребенок радовался свалившемуся нежданно-негаданно богатству, сжимая в руках кейс, туго набитый разнообразными купюрами и прочими материальными ценностями.

По традиции я открыл лицевой счет в одном модном в то время снабженческом лагере где-то под Нефтюганском, куда перевел практически все эти ценности, за исключением заранее оговоренных сумм в пределах установленных лимитов на хозяйственные нужды и представительские расходы.

Я не отказывал себе ни в чем, даже купил говорящего медведя. Я ощущал себя очень богатым человеком.

У меня появился телефон собственного факса, с которым можно было связаться по автоответчику. Я стал толще на четверть локтя и тяжелее на треть таланта. Я носил ажурные ботинки с плеча наиболее выдающихся Людей, вступил в Лигу Профессиональных Борцов с Апартеидом.

Каждое утро, намыливая плечи, я ощущал движение жизни, и это новое чувство пленяло меня и радовало.

Теперь под моим контролем находилось пятнадцать предприятий совершенно различного толка. Самым крупным среди них было химико-полиграфическое объединение «Желтый Чы-Суань-Джау встречает рассвет поздним вечером под пихтой и медленно и протяжно поет балладу о былых славных битвах. Темнеет». Предприятие это было расположено в офшорной зоне под Таганрогом и эмитировало векселя крупнейших вьетнамских банков. Оборот его в редкие часы послеобеденного отдыха опускался ниже 88 юаней в секунду в тени.

Я испытывал чудовищный недостаток свободного времени, мой говорящий медведь, тоскуя по живому общению, начал разговаривать с холодильниками и микроволновыми печами, разбил великолепный телевизор производства Новолипецкого металлургического комбината за то, что тот отвечал ему невпопад, играл с посудомоечной машиной в преферанс и к тому моменту, когда окончательно одичал, был уже должен ей порядка полумиллиона шекелей.

По причине его неплатежеспособности возвращать этот долг пришлось мне (не без помощи Самаркандского Кредитного Товарищества на Паях).

В то время я вынашивал планы по поглощению таиландского отделения транснациональной корпорации «Обеспечение продуктами питания межпланетных перелетов, Париж, etc.». Предприятие привлекало меня недооцененностью его долгов. По моим данным, оно уже тогда ничего не стоило.

Поэтому, придерживаясь золотого правила лондонских брокеров «покупай не то, что заказал клиент, а то, что хочется», я был настроен обменять его акции один к одному на помидоры и картофель с дачи моего соседа. Тогда это еще не казалось таким беспросветно невежественным поступком.

Да и вообще те времена я вспоминаю с грустью: такие романтичные, юные, задорные, мы позволили стихии бескорыстного предпринимательства захватить и забросить нас в самые дебри широких потоков денежных средств. Я скупал все, что мне советовали продавать, потому что знал, что завтра мне кто-нибудь скажет за это спасибо.

Я проник в виртуальное пространство и научил его жителей трем аксиомам виртуального бухгалтерского учета. Мой виртуальный памятник до сих пор пылится где-то под шкафом фининспектора Курочкина.

Я смело говорил с вождями бухты Батарейной. Самым большим моим достижением стал выигрыш международного тендера на поставку героина в Бессарабию.

Как-то раз ко мне пришли мои рабочие с требованием повысить зарплату. Я принял смелое решение и снизил им зарплату вдвое, но стал выплачивать ее два раза в день. От удивления они даже начали работать.

Как и у всякого серьезного бизнесмена, у меня появилось воинское звание и два ордена. Я прошел всю Зимнюю арктическую страховую кампанию 404-го года под руководством сенатора Сидоренко от Уссурийска до мыса Лабрадор. Трижды был ранен своими и один раз укушен мухой цеце генерала от инфантерии Кузнецова-фон-Лейвенбаха. Наш взводный, капрал Кха, пронес меня три километра среди ледяных торосов и выбил мне четыре зуба.

Вернулся с войны я в ужасном настроении. Все идеалы, которые так трепетно лелеяло наше поколение, были втоптаны в грязь тяжелыми солдафонскими сапогами. Полгода я курил гашиш, лежа в гамаке в спальне, и только изредка ходил на встречи однополчан, где мы с чувством непоправимой утраты вспоминали наше фронтовое братство. С каждым днем нас становилось все меньше и меньше. Меня не радовало даже то, что мой говорящий медведь вернулся сам и вернул выплаченный за него долг. Отправленные на его поиски мародеры давно сгинули в прибалтийских болотах, предварительно отправив мне оттуда открытку с поздравлениями по случаю дня моего родного города.

Я засыпал, и перед глазами моими проплывали страшные сцены завершившейся кампании: налет на станцию «Северный полюс-16», мужественный переход через улицу Ленина в Магадане, битва за чистоту наших рядов под Ямалом.

Эта кампания показала мне всю бессмысленность и ненужность нашего мелочного копошения во всех этих денежных делах. Деньги меня больше не прельщали, и я с удовольствием спустил все, что у меня было, на строительство гидроэлектростанции в Тируванан-Тапураме. И сразу же после этого случился первый кризис неплатежеспособности Президента, повергший мир в Первую Налоговую Лихорадку. Добровольцы уходили на прииски Дальнего Запада, столбили участки и собирали налоги.

Их увлеченность и романтизм, кажется, вернули меня в годы моей юности. И я, поддавшись приступу всеобщего энтузиазма, в шесть часов по костромскому времени загрузился в первую электричку на Санта-Крус-де-Тенерифе и отправился за счастьем.

Вскоре появились первые плоды. За полгода я собрал налогов в четыре раза больше, чем предполагал. Мои фискальные способности поразили даже видавших виды корреспондентов «Форбс».

Когда я впервые сделал деньги из воздуха, окружающие меня люди восприняли это как чудо. Потом они к этому привыкли и уже сами частенько просили повторить этот фокус в корыстных целях.

Я учредил Всемирную Академию Производителей Денег. Мои деньги пользовались большим успехом, и с каждым днем множилось число моих учеников. Первыми повторить мой эксперимент удалось ученым из Торонтского центра. Я получил официальное предложение стать гуру министерства финансов одной банановой республики и не замедлил принять его. Вскоре эта республика вошла в число ведущих экспортеров денег.

Однако ученые из Торонтского центра на этом не остановились и провели ряд успешных экспериментов по трансмутации радиоприемников в радиопередатчики. Конечно, удача сопутствовала им во всем, но без помощи и умных советов моего говорящего медведя столь впечатляющих результатов добиться бы не удалось.

К тому времени меня уже это не интересовало. Я употреблял наркотики, стал завзятым наркоманом и поселился в наркоманском раю — Голливуде. Но всему хорошему приходит конец, через два месяца наркотики мне надоели, и я перестал их употреблять.

Последующие два года ознаменовались рядом удачных и неудачных афер в области промышленного птицеводства, однако все это настолько напоминало мою предыдущую деятельность, что я передал управление всеми своими проектами в этой области какому-то энергетическому обществу из Константинополя и удалился в свои ленные владения в Монголии.

Между тем мое здоровье ухудшалось, сказался укус мухи цеце. Я уже не мог столь свободно владеть иностранными языками, слегка прихрамывал и для красоты носил большую сиреневую лысину. Этаким богатым денди я ездил по злачным местам Бурятии, Мордовии и Непала. Там я встретил странствующих маразматиков и полностью погрузился в их магический мир.

Тогда же со мной стали происходить странные явления — я научился составлять бухгалтерскую отчетность в певучем стихотворном размере четырехстопный амфибрахий, я понял суть карточного фокуса с червовым тузом и научился не морщась смотреть на телеграфные столбы. Я с каждым днем становился спокойнее и мудрее. И вместе со мной спокойней и мудрее становился мой налоговый инспектор. Спокойно и мудро он отправил меня на исправительные работы в Париж, где я исправлялся, исправно наблюдая за закатами и ведя дневник наблюдений за природой.

Изредка ко мне приезжали однополчане, но меня бесило их самодовольное отчаяние, и они перестали посещать мою скромную резиденцию в Музее изящных искусств.

Последней моей заботой оставался говорящий медведь, но мне удалось пристроить его в один из мавританских караванов погонщиком, где им был открыт Шелковый путь.

Теперь я живу как все простые люди и наконец-то ничем от них не отличаюсь. По субботам я снимаю ботинки и хожу в тапочках по Лувру, униженный и оскорбленный. Мой гешефт невелик, но позволяет просить милостыню только по четвергам. Никакие суетные дела меня не беспокоят, я наслаждаюсь полнотой и безграничностью моей власти. Каждое утро совершаю пробежки по крыше Пентагона в знак протеста, и в толпе меня не узнать.