— Если уж говорить о разочаровании, — сказал Валерий Евгеньич, откусывая кончик сигары специальными щипчиками, — то такого разочарования, как я, не испытал еще никто! Я встретил спустя сорок лет девочку, в которую был влюблен до умопомрачения, когда еще сам был ребенком…
— Ну, положим, спустя сорок лет она уже перестала быть девочкой, — ехидно заметил Леонид Витальич, едва прикасаясь губами к рюмке.
— Естественно… Но каково же было разочарование! Толстые ноги, всякие обвислости в разных местах, а волосы — про волосы я вообще не говорю! И полное отсутствие какого-либо ухода за собой! Это женское преступление — так пренебрегать своей внешностью… И должен вам сказать, что самое грустное было впереди. Воспоминание о моей детской влюбленности стерлось, исчезло! У меня как будто украли часть моей прежней жизни, причем самую, как бы вам сказать, самую…
— Да, действительно, впечатляет! — задумчиво пробормотали Леонид Витальич и Петр Иваныч.
Наступила непродолжительная пауза, наполненная смутным шепотом дождя и ветра за окнами веранды.
— И все-таки, — прервал общее молчание Леонид Витальич,
— и все-таки, я должен вам сказать, что то разочарование, о котором нам поведал Валерий, — это еще не настоящее разочарование!
— Как?! — ахнули Валерий Евгеньич и Петр Иваныч.
— А вот так! Разочарование, боль от которого проходит за день, два, за неделю — это пустяки. Настоящее разочарование остается с тобой на всю жизнь. И это, доложу я вам, господа, — разочарование в самом себе!
— Тебе ли это говорить! — возмутился Валерий Евгеньич. — Ты, можно сказать, из всех нас… наиболее… Общепризнано, что ты… И вообще…
— Нет, Валерий, — с грустью отозвался Леонид Витальич, — дело совершенно не в этом. Не имеет значения, что я и то, и се, и пятое-десятое… Когда-то я должен был совершить один поступок, долго готовился к нему, а когда пришло время… не смог… И не могу этого себе простить. Я должен был преодолеть инстинкт самосохранения! И оттого, что не смог, разочаровался в себе. Понимаете?
Наступило всеобщее молчание, никто не стал требовать от Леонида Витальича разъяснений.
— Да, Леня, — вымолвил, наконец, Валерий Евгеньич, — признаю, хоть это и мне и обидно, но твое разочарование, так сказать, более значительно, чем мое… Похоже, у тебя все шансы выиграть… Не думаю, что Петька сумеет тебя переплюнуть!
Дождь к этому времени уже прекратился, и ворона, сидевшая на заборе, трижды каркнула, как бы подтверждая правоту слов Валерия Евгеньича.
— Ну что, Петя, чем ты нас порадуешь? — обратились Валерий Евгеньич и Леонид Витальич к Петру Иванычу.
— Эх, господа, — раздался в ответ надтреснутый голос, — что-то вы мелочитесь. Не мыслите глобально. Любовные какие-то воспоминания дурацкие вас угнетают. Инстинкты какие-то зачем-то преодолеваете. Вы только подумайте — мы все живем, непонятно зачем. Пройдет не так уж много времени, и не останется ничего. Ни нас с вами, ни вороны вот этой, ни забора, ни дождя, ни людей вообще, исчезнет всякая жизнь — разумная и неразумная. Разве не это — главное разочарование, а? Разве это нам обещали в детстве, господа?
— Петь, понимаешь, конечно, ты выиграл и мы тебе заплатим, — обреченно сказали Валерий Евгеньич и Леонид Витальич, — но как-то некрасиво это с твоей стороны. В следующий раз ты уж так не делай. Ты же не только у себя, но и у нас отнимаешь вот это самое, ну, которое, как оно называется…
2016