Было пасмурно. Время близилось к полудню. Подводная лодка Стейнмеца патрулировала на участке, начинавшемся в двух с половиной милях от мыса Ранутаппа и заканчивавшемся в паре миль от мыса Сунэко. Район патрулирования, располагавшийся рядом со 180-метровой изобатой, протянулся почти на 50 миль. 180-метровая изобата — это та линия, на которой серо-зеленые тона мелких прибрежных вод переходят в темно-голубые, характерные для глубоководных районов моря.

Если есть люди, которые прямо-таки неравнодушны к глубоководным районам, то это, конечно, подводники. Где большая глубина, там и большая безопасность. С этим нельзя не согласиться.

Среди людей, находившихся в этом походе на борту «Кревалле», особенно выделялся высокий, атлетически сложенный англичанин с приятным британским акцентом и темно-каштановыми волосами, гладко зачесанными над высоким чистым лбом. Это капитан-лейтенант английского военно-морского флота Барклей Лэкин. Он был единственным сверхштатным офицером среди подводников группы «морских дьяволов». Лэкин добровольно вызвался участвовать в «операции Барни», и высшее командование дало на это согласие.

Лэкин — опытный подводник. Он принимал участие во многих боевых походах в Средиземном море и наряду с другими наградами получил орден «За отличную службу». К нам он прибыл в 1944 году в качестве офицера связи вместо отозванного капитана 3 ранга английского военно-морского флота Тони Миерса, который также отличился в боевых действиях в Средиземном море и был награжден орденом «Крест Виктории». Барклей был способным, веселым, добродушным и в то же время весьма проницательным человеком. Везде он чувствовал себя как дома и находил приятелей всюду, где только появлялся. На борту «Кревалле» Барклей оказался потому, что Стейнмец выиграл его в карточной игре, в которой приняли участие все командиры подводных лодок группы «морских дьяволов». Командир каждой подводной лодки хотел заполучить его к себе. Желанный гость, Лэкин старался быть максимально полезным на корабле. Обычно он располагался в углу боевой рубки «Кревалле».

Было 14 июня. «Кревалле» следовала в подводном положении. Служба на ней шла по обычному распорядку. Через каждые четыре часа сменялись вахты. В 14.40 наблюдавший в перископ офицер доложил:

— Мачты по пеленгу 15°.

Одновременно поступил доклад гидроакустика:

— Шум винтов по пеленгу 15°, не слишком близко.

Матрос-диктор отрепетовал эти сведения в микрофон к сведению личного состава в отсеках. Такая организация оповещения на подводной лодке не давала команде поводов к напрасной тревоге.

Прошло еще пять минут, и вахтенный офицер у перископа воскликнул:

— Торговое судно! Пеленг 130°!

Через семь минут «Кревалле» со скоростью пять узлов пошла на сближение с судном противника. Но в 14.52 обстановка резко изменилась. Вахтенный офицер доложил:

— Три транспорта следуют вдоль берега в южном направлении. Затем, не прерывая наблюдения в перископ, он вскрикнул: — Минутку! — и, осмотрев весь горизонт, добавил: — Два эскортных корабля справа по носу. Идут курсом на север. Лодка находится между транспортами и эскадренными миноносцами.

Командир подводной лодки в это время отдыхал в своей каюте после обеда. Услышав переданное по трансляции сообщение вахтенного офицера, он по телефону отдал приказание своему старшему помощнику лейтенанту Морину, находившемуся палубой выше, в боевой рубке:

— Боевая тревога! Не всплывать! Приготовить торпедные аппараты!

Через секунду по отсекам подводной лодки пронесся мелодичный, но всегда так возбуждающий сигнал боевой тревоги:

— Бон, бон, бон, бон!..

Привычно, без лишней суеты подводники разошлись по своим боевым постам.

— Боевая тревога! Не всплывать! Приготовить торпедные аппараты! разнеслось по отсекам приказание командира, повторенное диктором. По должности диктор был помощником фельдшера, но его зычный голос и четкую дикцию грешно было бы не использовать для корабельных радиорепортажей.

Вполголоса обмениваясь шутками или молча, поодиночке и группами члены экипажа заняли боевые посты. Те, кто перед объявлением тревоги спал, теперь проснулись и быстро одевались. Прервалась обычная карточная партия в кают-компании. Недописанные письма были брошены в рундуки. Коки на камбузе принимали меры, чтобы в случае срочного погружения уберечь свою утварь.

Подводная лодка двойственна по самой своей природе. Во-первых, это корабль, получающий энергию от четырех мощных дизелей для движения в надводном положении и от большой аккумуляторной батареи, насчитывающей 240 элементов, — для движения под водой. Во-вторых, — и это главное, — подводная лодка — высокоманевренное и гибкое оружие, которое наводит и выпускает в цель метательный снаряд в виде торпеды, начиненной почти 300 килограммами вещества огромной взрывчатой силы.

Старшие торпедисты и их подчиненные в носовом и кормовом торпедных отсеках сконцентрировали все внимание на торпедных аппаратах. Казалось, сверкающие бронзовые крышки торпедных труб являются средоточием бесконечного количества вентилей и приводных рычагов. Торпедные аппараты были расположены в два ряда. Шесть аппаратов находились в носовом и четыре — в кормовом торпедных отсеках. Между рядами труб — узкая рабочая площадка. В конце площадки, склонившись над репитером торпедного автомата стрельбы, находившегося в боевой рубке, сидел торпедист. Следя за показаниями репитера, он устанавливал направление осей гироскопических приборов Обри, обеспечивавших точное наведение торпед на цель.

Когда в этот июньский полдень личный состав подводной лодки занял боевые посты, все торпедные аппараты были уже заряжены. Для окончательного приготовления их к залпу должно было последовать приказание из боевой рубки. На стеллажах вдоль бортов торпедного отсека лежали наготове гладкие, сверкающие сталью тела запасных торпед. После первого залпа отлично подготовленные торпедные расчеты за какие-нибудь десять минут с помощью талей загрузят эти торпеды в ненасытные утробы торпедных аппаратов.

Под бдительным наблюдением старшего торпедиста давление воздуха в носовом и кормовом стрельбовых баллонах было увеличено до 27 атмосфер. Давление нужно было повысить для того, чтобы торпеда весом в 1360 килограммов могла начать движение, а оси гироскопических приборов, которыми торпеде задается направление, вошли в свои гнезда. Торпедисты были готовы заполнить водой кольцевые зазоры торпедных аппаратов. После этого стоит лишь открыть передние крышки торпедных аппаратов, и торпеды будут готовы к своей миссии уничтожения и разрушения.

Все ждали приказа командира: «Все торпедные аппараты приготовить!» или: «Такие-то и такие-то аппараты приготовить!» Получив это приказание, торпедисты произведут окончательные приготовления к выстрелу, и связист торпедного отсека, доложив в боевую рубку, что торпедный отсек готов, повернет переключатель светового сигнала в положение «Готово». После этого для торпедистов наступит небольшая передышка. По-прежнему наготове останутся лишь два торпедиста, стоящие на рукоятках ручной стрельбы. Они должны нажать на рукоятки, если вдруг откажет электрическая цепь стрельбы, приводящаяся в действие из боевой рубки.

Когда поворачивается переключатель, на панели торпедной стрельбы в боевой рубке загорается зеленая лампочка. Это значит, что торпедный отсек готов к стрельбе. На панели десять лампочек — по числу торпедных аппаратов. Если из какого-либо торпедного аппарата произведен выстрел или же он еще не готов к стрельбе, на панели загорается красная лампочка, а если готов зеленая. Вахту у панели торпедной стрельбы несет уравновешенный и спокойный матрос. По приказанию офицера, руководящего торпедной атакой, он нажимает на кнопки залпа всех или только указанных номеров торпедных аппаратов. В левой руке он держит секундомер, с помощью которого выдерживает интервалы между выстрелами, чтобы взрыв одной торпеды не вызвал детонации другой, следующей за ней.

У торпедистов существует обычай посвящать кому-нибудь каждую торпеду. Обычно они пишут на густо смазанном маслом зарядном отделении торпеды имена своих жен или любимых девушек. Иногда можно увидеть и такие надписи: «Приятного рождества, Хирохито!» или: «Это для Вас, мистер Тодзио!» Четыре торпеды из числа выпущенных подводной лодкой «Силайэн II» по линейному кораблю «Конго» носили имена подводников, погибших вместе с подводной лодкой «Силайэн I», которая была потоплена японскими глубинными бомбами 8 декабря 1941 года в Кавите. Эта историческая атака закончилась потоплением «Конго».

Обычная суета в боевой рубке и центральном посту прекратилась, когда командир поднялся из центрального поста, чтобы принять на себя руководство торпедной атакой. По пятам за Стейнмецем следовал капитан 3 ранга Лэкин.

— Как обстановка, Джордж? — обратился командир к Морину.

— Вначале была благоприятной, сэр. Три транспорта шли почти за самой кормой, а сейчас справа по носу появились два проклятых эскортных корабля, ответил старший помощник, уступая командиру место у перископа.

Матрос, стоявший у контроллера перископной лебедки, готов был в любой момент поднять перископ. При наблюдении в перископ ведется счет каждой секунде. Наблюдение должно занимать не больше десяти секунд. Лучше всего, если оценку обстановки удастся произвести за шесть секунд. Хотя наблюдение в перископ ведется очень осторожно, но обнаруживается он значительно легче, чем обычно предполагают, особенно когда солнечные лучи падают на линзы под прямым углом.

— Поднять перископ, — приказал Стэйни. Он сидел на корточках. Как только нижняя головка перископа появилась из шахты, он ухватился за рукоятки и стал тянуться вслед за окуляром, пока перископ не вышел на поверхность. После этого он жестом приказал матросу прекратить подъем, а затем быстро развернул перископ в сторону целей, находившихся по правому борту. Морин, сидя на корточках, не сводил глаз со шкалы азимутального круга перископа.

— Снять пеленг! — выкрикнул Стэйни.

— 135, - быстро ответил старший помощник.

— Снять дистанцию! — продолжал Стэйни.

— 3100.

— Опустить перископ, — закончил Стэйни. — Курсовой угол цели — 20° правого борта.

Отрепетовав дистанцию, пеленг и курсовой угол, оператор установил полученные данные на торпедном автомате стрельбы, а штурман нанес эти же данные на карту.

Не успел перископ опуститься и до половины своей высоты, как Стэйни снова приказал:

— Поднять перископ!

Командир опять ухватился за рукоятки и быстро развернул перископ на носовые курсовые углы правого борта, сосредоточив внимание на ведущем эскортном корабле.

— Снять пеленг!

— Пеленг 20.

— Дистанция!

— 2000!

— Опустить перископ. Курсовой угол цели — 50° правого борта, — спокойно произнес командир и, повернувшись к матросу, стоявшему на связи, добавил: Все торпедные аппараты приготовить!

— Все торпедные аппараты приготовить! — отрепетовал диктор в микрофон. Обстановка накалялась.

— Нам предстоит сложная атака, — сказал Стэйни. — Сначала выстрелим из кормовых аппаратов по двум ближайшим транспортам, а носовые используем для атаки эскортных кораблей, если они подойдут на дальность стрельбы.

А затем, чтобы ознакомить с положением не только присутствовавших в маленькой, забитой до отказа боевой рубке, но и — через корабельную трансляцию — весь экипаж подводной лодки, командир пояснил:

— Оба эскортных корабля похожи на эскадренные миноносцы типа «Мацу». У них по две широко разнесенных трубы с белыми полосами. И пушки. Много пушек!

Нагнувшись над столом прокладки и подперев свой упрямый квадратный подбородок большим пальцем левой руки, Стэйни бегло оценил обстановку, затем, улыбаясь, заглянул в блестящие глаза Лэкина и сказал:

— Ну, Лими, мы, кажется, имеем шансы заполучить по транспорту и эскадренному миноносцу на каждого, не так ли?

— Совершенно верно, — смеясь, ответил Лэкин. — Начнем?

Лица присутствовавших в боевой рубке осветила улыбка одобрения.

Но, увы, даже один эскадренный миноносец типа «Мацу» мог сорвать планы подводной лодки дяди Сэма. Случилось так, что два ничего не подозревавших эскадренных миноносца прошли севернее подводной лодки и оказались между нею и тремя транспортами.

15.19–03 — Поднять перископ. Проклятье! — воскликнул Стэйни, взглянув в окуляры перископа.

15.19–06 — Опустить перископ! Черт бы их побрал! Они испортили все дело, — негодующе зарычал командир по адресу штурманов на кораблях противника. — Эти эскортные вонючки изменили курс и теперь пройдут между лодкой и транспортами. Они будут над нами как раз в момент залпа из кормовых аппаратов.

Последовала короткая пауза. Затем Стейнмец быстро и твердо объявил решение:

— Вначале атакуем эскортные корабли, а за остальные возьмемся попозже.

15.22–31 — Поднять перископ!

Дистанция и курсовые углы с превосходно отработанной четкостью и быстротой были установлены на торпедном автомате стрельбы и переданы на пост прокладки.

15.22–34 — Опустить перископ. Первый эскадренный миноносец совсем близко, — констатировал Стэйни, — настолько близко, что полосы на его трубах уже кажутся грязно-серыми, а не белыми.

Бросив быстрый взгляд на панель торпедной стрельбы, расположенную на левом борту рубки, Стэйни увидел десять залповых кнопок размером с серебряный доллар. Все десять лампочек горели зеленым светом.

— Ближайший эскортный корабль повернул на обратный курс, — продолжал командир, — сейчас он должен находиться на курсовом угле пять градусов правого борта. Не много. Но это наш главный шанс. — Лишь на одно мгновение командир сосредоточенно задумался, а затем скомандовал: — Приготовиться к атаке на встречных курсах. Носовые аппараты изготовить, — и добавил: Первый, второй и третий аппараты, товсь! Точно держать курс 275°.

На торпедном автомате стрельбы установлены окончательные исходные данные. Штурман быстро проложил курсы подводной лодки и цели. Люди и приборы сделали все, чтобы быстро использовать полученные от командира данные. Теперь дело за торпедами.

Исходные данные для стрельбы: три электрические торпеды марки «МК 18-2», дистанция стрельбы около 1100 метров, угол упреждения — 12°, гироскопический угол — 009, глубина хода торпеды — 1,2 метра, угол расстворения — 1/4 лево — 0–1/4 — право; временной интервал стрельбы — 10 секунд.

Чтобы использовать все эти данные, Стейнмецу пришлось несколько раз поднимать перископ. Гидроакустику незачем было докладывать о работе гидроакустических станций на эскадренных миноносцах противника — неприятные звуки свободно прослушивались через корпус подводной лодки, однако они не казались направленными прямо на нее. Это несколько обнадеживало. Шумы винтов быстроходных кораблей становились все громче и громче, так как дистанция до ближайшего эскадренного миноносца быстро сокращалась и теперь не превышала 1400 метров. События развивались стремительно. Так же быстро работала и мысль Стэйни, но все-таки он еще не уяснил себе всей щекотливости положения, в которое попала «Кревалле». Если бы японский сигнальщик заметил перископ, а вражеский гидроакустик получил уверенный контакт, «Кревалле», находившаяся на пути эскадренных миноносцев и не имевшая времени изменить курс или уйти на глубину, оказалась бы под градом глубинных бомб. Эту атаку можно было бы сравнить тогда разве что со стрельбой по сидячей утке.

Молодой командир, на которого легла ответственность за жизнь 80 человек, обратился к всевышнему с мольбою: «О боже, будь сейчас с нами».

Секунды казались часами. Судя по торпедному автомату стрельбы, дистанция для залпа еще слишком велика. Но Стэйни не мог больше ждать.

15. 25–10 — Поднять перископ! — скомандовал он, а затем с усмешкой, словно про себя, промолвил: — Вот он, совсем близко, огромный, как дом, и очень опасный корабль. Но нам ли бояться японского волка?

15.25–13 — Опустить перископ!

Даже самого способного и опытного командира подводной лодки может оставить мужество, когда он, принимая решение, остается лицом к лицу со своим одиночеством. В этот момент командир — самый одинокий человек на земле, настолько одинокий, что он обрадовался бы даже компании пирата. Из всех известных способов атаки нельзя представить себе ничего труднее торпедной атаки на встречных курсах. Подводная лодка встречается с несущимся прямо на нее эскадренным миноносцем. Право же, эта картина похожа на встречу Давида с Голиафом. Сближающийся с вами корабль, даже при его сравнительно невысокой скорости, в перископ кажется гигантским. С каждым мгновением он надвигается все ближе и ближе. Правда, это относительная близость. Для попадания дистанция между кораблем противника и подводной лодкой «Кревалле» в тот момент была еще слишком значительной. По мере уменьшения дистанции, этих метров воздушной и водной среды, разделяющих противников, смерть все ближе и ближе подбиралась к одному из них. И Стэйни страстно хотел одного: подняв перископ, увидеть, что цель идет постоянным курсом в сторону от его «Кревалле».

15.25–51 — Поднять перископ!

Дистанция менее 1200 метров, но она еще велика для торпедного залпа. Эскадренный миноносец отвернул градусов на пять вправо. Спасибо и за это.

15.25–54 — Опустить перископ!

Стэйни окинул рубку быстрым взглядом. Возбужденные лица казались в полумраке совсем белыми. Ну, что ж, пора начинать!

— Первый аппарат, пли! — крикнул Стэйни. Вахтенный у панели торпедной стрельбы нажал кнопку залпа и пустил секундомер. Зеленый сигнальный огонек на панели сменился красным. Приказание командира было отрепетовано диктором, и личный состав носового торпедного отсека услышал его по радиотрансляции. Торпедисты были готовы дернуть рукоятки ручной стрельбы, если бы отказал электрический замыкатель, приводимый в действие из боевой рубки. Но электрическая цепь сработала. До слуха торпедистов дошел сильный хлопок от ворвавшегося в торпедный аппарат сжатого воздуха. Торпеда прошла наружный срез торпедного аппарата, и подводную лодку встряхнуло.

— Номер один выстрелил! — прокричал старший торпедист.

Вахтенный у панели торпедной стрельбы, не спуская глаз со стрелки секундомера, зажатого в левой руке, отсчитывал секунды. Пять… семь… девять…

— Десять секунд, — громко объявил он.

— Второй аппарат, пли! — раздалась команда.

И торпеда из второго аппарата начала стремительное движение к цели.

— Десять секунд! — в третий раз объявил вахтенный.

— Третий аппарат, пли!

Вновь зажглась лампочка на панели торпедной стрельбы. В аппарат ворвался сжатый воздух, и третья торпеда устремилась к своей цели.

Теперь Стэйни все внимание сосредоточил на докладах акустика, который следил за шумом винтов торпед, с большой скоростью несших к цели их смертоносную головную часть. Гидроакустик, весь обратившись в слух, с улыбкой посмотрел на Стейнмеца и доложил:

— Все в порядке, командир, они идут четко, прямо и точно.

Эти три слова всегда приятно слышать и командиру и торпедистам. Они означают, что торпеды ведут себя, как полагается. Стэйни кивнул и стал размышлять над тем, как ему уклониться от эскадренных миноносцев. Чтобы успеть сделать это, дорога каждая секунда. Ибо если даже выпущенные подводной лодкой торпеды разорвут на куски один эскадренный миноносец, то останется еще второй.

— Лево руля! — скомандовал Стэйни. — Курс 270°. Срочное погружение! Глубина 90 метров. Приготовиться к атаке подводной лодки глубинными бомбами и к переходу на бесшумное движение. Нужно убираться, пока все еще спокойно. Это продлится недолго.

Плавно и быстро, словно акула, «Кревалле» повернула свой нос на запад и в то же время так наклонила его, что в камбузе посыпалась с полок посуда. Подводная лодка погрузилась на заданную командиром глубину ничуть не медленнее, чем скоростной лифт с тридцатого до первого этажа. Для сохранения равновесия при таком погружении все наклонились назад и придерживали предметы, которые могли упасть.

Действовали люди почти автоматически — все их мысли были прикованы к трем торпедам, которые только что вышли из носовых аппаратов. Попадут ли они? Станет ли одним преследователем меньше в жестокой контратаке, которая вот-вот должна начаться?

Гидроакустик склонился над своей аппаратурой. Шумы от винтов торпед становились все слабее, а грохот винтов эскадренного миноносца напоминал теперь удары грома.

С момента выстрела прошло 60 секунд. Стало ясно, что атака потерпела неудачу. Когда с секунды на секунду ждешь оглушительного взрыва почти 300 килограммов взрывчатого вещества, находящегося в зарядном отделении торпеды, отсутствие всяких звуков — плохая новость. Чем больше становился промежуток времени между залпом и напряженно ожидаемым моментом взрыва, тем отчетливее люди понимали, что атака оказалась бесплодной.

Японцы, вероятно, заметили неглубоко идущие торпеды. Впрочем, если они даже не заметили их, то наверняка насторожились после взрыва торпед в конце заданной им дистанции.

«Кревалле» погрузилась еще глубже. В то же время было приостановлено использование всех устройств, которые могли бы демаскировать лодку своими шумами. Подводники делали все, чтобы высокочувствительные гидроакустические приемники противника не обнаружили шума винтов и механизмов на «Кревалле», иначе ей грозит гибель.

Гидроакустик настороженно следил за шумами винтов кораблей противника и своих торпед. В 15.32, через семь минут после выстрела, он отметил взрыв первой торпеды. Но вместо характерного звука взрыва при ударе о стальной борт корабля раздался лишь слабый взрыв торпеды, прошедшей свою дальность хода. Кроме шума, никакого эффекта. Промах! Через 30 секунд рванула вторая торпеда. Тоже промах! А взрыва третьей торпеды и вовсе не было слышно.

И словно для того, чтобы компенсировать взрыв этой торпеды, в 15.37 разорвались первые четыре глубинные бомбы из того ливня, который обрушился на подводную лодку. Обычно при атаке подводной лодки глубинными бомбами атакующему кораблю не приходится долго ждать результата, но эти эскортные корабли, очевидно, принадлежали к базовым силам морской охраны или же слишком долго пробыли в водах, где им не приходилось действовать против подводных лодок. Во всяком случае, их боевая подготовка была явно не блестящей.

Кроме того, в воде в это время, к счастью для «Кревалле», имелся так называемый слой скачка, в котором баротермограф отметил восьмиградусную разность в распределении температуры. Срочно погружаясь, подводная лодка уже прошла его. Как мы установили, эти слои всегда вводят в заблуждение преследователей, искажая направление гидроакустических импульсов и давая ложные показания о месте подводной лодки.

Стэйни и его экипаж напряженно следили за шумами винтов вражеских кораблей и ожидали новой лавины глубинных бомб. По всей подводной лодке ясно прослушивалась работа японских гидроакустических станций. Было сделано все, чтобы спасти «Кревалле».

Пытаясь чем-то отвлечься от мысли о мрачных серых тенях, мечущихся над подводной лодкой и стремящихся уничтожить ее, Стэйни вступил в разговор с Лэкином. Англичанин охотно поддержал беседу. Он спросил Стейнмеца, чем он объясняет неудачу атаки.

— Я знаю не больше вашего, — ответил Стэйни и спросил в свою очередь: А как вы думаете?

— Возможно, японцы увидели одну из наших торпед и изменили курс, предположил Лэкин.

— Что ж, может быть и так, — заметил лейтенант Морин, — или же на эсминцах услышали шум винтов торпед.

— Нет, — возразил командир, — едва ли они смогли бы уклониться от наших торпед. Ведь для этого у противника было не больше минуты. Скорость эскадренного миноносца равнялась 11 узлам, скорость торпеды — 46, следовательно, суммарная скорость их сближения составляла 57 узлов. Вероятнее всего, мы сами неточно определили его скорость, или же он резко изменил курс перед самым залпом.

Пососав свою незажженную трубку, Стэйни продолжал:

— Наверное, лучше было бы выстрелить в другой момент. При этой проклятой стрельбе на встречных курсах всегда ожидай неприятностей. Кажется, будто высоченный острый нос эсминца, как нож гильотины, опускается вниз, чтобы снести тебе голову. В подобных случаях Маш Мортон действовал куда более правильно.

— А что же он делал? — спросил Лэкин.

— Он заставлял своего помощника Дика О'Кейна стоять у перископа. Это давало Мортону время трезво оценивать обстановку и принимать решения только на основе штурманских расчетов и данных прибора торпедной стрельбы. И острый, как бритва, нос вражеского корабля не действовал ему на нервы. Наши торпеды, — продолжал Стейнмец, — были выпущены с дистанции примерно 1100 метров. Но это много, слишком много. В сущности, для данного способа стрельбы рекомендуется дистанция не более 600 метров.

— Об этом легко говорить, когда ты не находишься на подводной лодке, навстречу которой со скоростью курьерского поезда несется эсминец, — сказал Лэкин.

— В какой-то степени вы, конечно, правы, — согласился Стэйни. — Корабль противника казался таким огромным, и мне нестерпимо хотелось скорее дать залп и убраться с его пути. Теперь мне ясно, что если бы я не поторопился с залпом, эсминец прошел бы над нами и мы смогли бы атаковать последний транспорт, а эсминцы узнали бы о нашем присутствии только по взрывам торпед. Боюсь, как бы моя ненависть к японцам не стоила нам жизни.

— Не расстраивайтесь, — заметил Лэкин. — У вас еще остались верные шансы нанести удар, как говорят янки. — Смеясь и импровизируя в рифму, Лэкин продолжал: — Дал залп, нырнул и был таков, а завтра снова бьешь врагов.

— А вы, оказывается, поэт, Лими, — шутливо сказал Стэйни, едва вдали отгремели разрывы первых четырех японских глубинных бомб.

— О, вы еще не знаете меня, дружище. Я прямо-таки помешан на поэзии. Более того…

Прошла минута после взрыва первых четырех глубинных бомб, и раздались взрывы еще шести крупных бомб.

— Более чего? — продолжал разговор Стэйни. — Более поэзии или глубинных бомб?

— Боюсь, что того и другого, — рассмеялся Лэкин и отошел к своему «кабинету» — раскладному стулу в правом заднем углу боевой рубки. Вытащив из кармана карандаш, записную книжку и пачку сигарет, он спросил: — Каковы у вас правила курения, Стэйни?

— Одна сигарета в час, — последовал ответ. — Вы же знаете, боевая рубка — самая тесная конура на корабле.

Действительно, это крохотное пространство вечно до отказа заполнено дюжиной человек, и каждый из них дышит воздухом, очищаемым общей для всех системой регенерации.

По-видимому, грохотавшие вокруг подводной лодки глубинные бомбы сбрасывались на безопасной для нее дистанции. Хотя эти наполненные тротилом «гончие собаки» были не настолько близко, чтобы «укусить» подводную лодку, но, судя по их рявканью, они достигали внушительных размеров. Вероятно, они весили около 250 килограммов, тогда как глубинные бомбы старых типов весили вдвое меньше. Бомбы новых образцов могли быть опасными для подводной лодки на расстоянии десяти, а старые — на расстоянии шести метров.

В течение последующих пяти часов, лишь изредка на несколько секунд поднимая перископ, «Кревалле» отходила в море. Были приняты все меры, чтобы уменьшить шум работающих механизмов. Первые два часа были особенно тяжелыми. Казалось, никогда не прекратится бесконечная мешанина из различных шумов, стремительных потоков воды и нескончаемых гидроакустических импульсов, то подходивших к лодке, то отдалявшихся от нее. Очевидно, японцам до сих пор ни разу не удалось нащупать «Кревалле», и весь экипаж от души радовался этому.

Одним из взрывов глубинных бомб «Кревалле» сильно встряхнуло. С оклеенных пробкой бортов и подволока, словно изморозь, посыпались мелкие крошки.

В 15.39 Стейнмец записал в вахтенном журнале: «Обстановка без изменений. Еще одна глубинная бомба. Повреждений нет.

15.45. Взрывы четырех глубинных бомб через небольшие интервалы. Все сброшенные до сих пор пятнадцать глубинных бомб взорвались левее и выше подводной лодки.

16.26. Взрывы двух глубинных бомб на значительном удалении. Погрузились так глубоко, насколько это возможно. Делаем 60 оборотов в минуту, постепенно удаляясь в сторону моря. Находимся под слоем воды, температура которого отличается от окружающей среды на восемь градусов. Импульсы поисковых гидроакустических станций противника все еще прослушиваются.

18.45. Импульсы становятся слабее, оба корабля противника прослушиваются по правому борту. Легли на курс 210°. Приготовились к нормальному ходу.

19.00. Находимся на перископной глубине. Все чисто, но импульсы еще прослушиваются.

19.22. Импульсы становятся слышнее. Солнце село, начало смеркаться.

19.35. На курсовом угле 155° правого борта в перископ обнаружен эскадренный миноносец.

19.45. Сосредоточили внимание на гидролокационном наблюдении, одновременно следим за движением эскадренного миноносца. Услышали шум винтов по пеленгу 130°. Как показало наблюдение в перископ, это второй эскадренный миноносец. Гидроакустической вахты не несет. Снова пошли на погружение».

Вскоре после 21.00 бомбометание прекратилось, гидроакустические импульсы больше не прослушивались. В 21.15 Стейнмец всплыл и направился в сторону моря. Экран радиолокатора был чист. «Кревалле» окружали только ширь спокойного пустынного моря и необъятное звездное небо. А сердца людей переполняло беспредельное счастье: так хорошо жить!

Впрочем, нам давно уже пора возвратиться вместе с «Кревалле» к часам перед заходом солнца 9 июня, в день начала операции. Ночью 8 июня, когда «Кревалле» прибыла на заданную ей позицию в район у мыса Хэнаси, произошла авария с предохранительными тросами рулей, и утро 9 июня пришлось потратить на то, чтобы привести носовые горизонтальные рули в рабочее состояние. Тросы, поставленные на Гуаме для предохранения рулей от задевания за минрепы, зацепились за палубные крепительные утки. Это могло привести к заклиниванию рулей во время погружения и доставить большие неприятности. Стейнмец решил снять предохранительные тросы и вновь поставить их перед самым переходом через минированные воды. В светлое время тех же суток в перископ «Кревалле» было обнаружено несколько судов. В основном это были небольшие грузовые суда.

С наступлением ночи условия для боевых действий «Кревалле» значительно улучшились: хорошая видимость, густая облачность, отсутствие луны и спокойное море.

В 21.21 радиолокационная вахта доложила о получении контакта с целью, находящейся в северо-восточном направлении на расстоянии около 12 000 метров. В дальнейшем оказалось, что это грузовое судно тоннажем 2300 тонн. Стэйни дал по нему залп из девятого и десятого торпедных аппаратов с дистанции 2100 метров. Обе торпеды попали прямо в середину цели, взметнув в ночное небо столб огня и обломков.

Этими прямыми попаданиями «Кревалле» начала свою охоту. По-видимому, командир правильно рассчитал точку встречи торпед с целью. Весь личный состав воспринял успех первой атаки как доброе предзнаменование. Но 10 июня не все шло так гладко. Были и успехи и неудачи. В 09.00 вахтенный офицер обнаружил в перископ старенький буксир, тянувший тяжелый плот леса. Стэйни выпустил в него одну торпеду. Безрезультатно. Торпеда выскочила на поверхность, и буксир успел уклониться от нее. В тот же день около полудня в поле зрения перископа попало еще одно грузовое судно. Из трех выпущенных по нему торпед с дистанции 550 метров две попали в цель. Судно перевернулось. На воде осталось 25 человек, судорожно цеплявшихся за спасательные плотики.

11 июня в течение нескольких часов «Кревалле» встречала парусные суда, но на них не стоило тратить торпеды. Позже подводная лодка наткнулась на транспорт, но, к несчастью, торпеду на нем заметили раньше, чем она дошла до него. Обнаружив торпеду, судно стало давать пронзительные гудки, быстро повернуло на обратный курс и стало улепетывать со скоростью, на которую только были способны его машины. «Кревалле», находившаяся в надводном положении, начала преследование. Обогнав цель, лодка погрузилась и легла на боевой курс. С дистанции 1300 метров Стэйни дал залп из третьего и четвертого торпедных аппаратов. Обе торпеды попали в цель.

В перископ Стэйни ясно видел судно противника. Когда оно стало переворачиваться, между матросами началась лихорадочная борьба за места в спасательной шлюпке.

— Цель накренилась на 40°, - сообщил Стэйни диктору для передачи по трансляции, — сейчас судно выпрямляется, но высота его надводного борта значительно меньше, чем это нужно, чтобы застраховаться у Ллойда. Участь судна уже решена, — фыркнул Стэйни. — Похоже на то, что у него вот-вот отвалится вся носовая часть, примерно по первую мачту, но экипаж продолжает вести огонь из пулеметов, имеющихся на носу, мостике и корме.

— Отчаянные ребята, — заметил Лэкин.

— Вы правы, — ответил Стэйни, — они ведут бешеный огонь, хотя в перископ трудно попасть даже на такой короткой дистанции. Но какое красивое зрелище! Длинные, огненные нити трассирующих пуль вспарывают ночную темноту. Совершенно неоправданный расход боезапаса… Впрочем, он им больше не понадобится…

Через несколько минут высоко поднялась корма и судно скрылось под водой. «Одним транспортом меньше», — записал Стейнмец в вахтенном журнале.

Прошло пять часов после этой атаки, и противник оскалил зубы в гримасе, которую никак нельзя было назвать добродушной улыбкой. В 08.10, обнаружив работу поисковых гидроакустических станций противника, Стейнмец решил оставаться под защитой своего водяного покрывала. Был обнаружен сначала один эскортный миноносец, затем другой и, наконец, третий. Все три корабля выстроились в строй пеленга с расстоянием между кораблями 1800 метров. Ближайший эскортный миноносец находился от «Кревалле» примерно в 7500 метрах. Исходя из того, что противник считает подводную лодку в данном районе «персона нон грата» и стремится вычеркнуть ее из списка действующих кораблей дяди Сэма, Стэйни решил отойти в море подальше от берега, в район 60-метровых глубин, и снова погрузиться под защитный слой воды.

Когда прослушивание посылок поисковых гидроакустических станций противника прекратилось, Стэйни в поисках солидной поживы решил идти на север. В вахтенном журнале он записал, что три эскортных миноносца не оказали влияния на его решение. «А если и повлияли, то в небольшой степени», — подумав, добавил он.

Около полуночи 13 июня Стейнмец направился через пролив Окусири на разведку в район мыса Моцута. Погода стояла отвратительная, с дождевыми шквалами и густым туманом. В 03.23, находясь в надводном положении, «Кревалле» была уже в пяти милях от цели своего перехода. На рассвете, когда туман рассеялся, «Кревалле» оказалась в совершенно светлой полосе. Видимость великолепная. Позади подводной лодки стояла белоснежная стена тумана, из которой она только что вышла, а перед ней чуть ли не на расстоянии броска камнем маячили два грузовых суденышка. Это были небольшие шаланды прекрасные цели для артиллерии. Одна из них тоннажем около 75, а другая около 25 тонн.

— Лево руля, — скомандовал Стэйни. — Полный вперед! Зайдем обратно в эту вату и оценим обстановку.

Войдя в полосу тумана, командир уменьшил ход и стал изучать обстановку. Шаланды, если на них были радиостанции, могли сообщить об обнаружении подводной лодки. Но загруженные по планширь, они были для «Кревалле» слишком заманчивой целью. Как всегда, когда подводная лодка всплывает на поверхность, комендоры находились под артиллерийским люком и готовы были немедленно открыть огонь из 127-мм пушки и двух 40-мм автоматов, установленных на кормовом барбете и перед мостиком. До берега было не больше трех с половиной миль, и это ставило Стэйни в весьма щекотливое положение. Если на берегу окажутся люди, то они услышат стрельбу. Правда, этот берег был малонаселенным, и средства связи, вероятно, почти отсутствовали. Поэтому Стэйни решил, что, пока весть о появлении подводной лодки распространится по всему району, «Кревалле» будет уже далеко. Действия лодки в надводном положении повысили бы настроение экипажа, который вот уже несколько дней большую часть времени находился под водой. Да и Сам по себе обстрел шаланд артиллерией поднял бы боевой дух команды.

— Средний вперед, — приказал Стейнмец. — Приготовиться к бою в надводном положении.

Через открытые люки артиллерийский расчет быстро поднялся на палубу. Комендоры любили свое дело и рады были продемонстрировать высокое мастерство стрельбы. Снизу на палубу был подан боезапас, передававшийся из рук в руки. Не прошло и минуты, как расчет занял свои места у орудий и автоматов. А через несколько секунд, когда «Кревалле» вышла из тумана, артиллеристы уже открыли огонь. Поскольку ближайшей была более крупная шаланда, весь огонь был сосредоточен на ней и вскоре она запылала, как факел. Заметив, что вторая шаланда с максимальной скоростью пытается уйти к берегу, командир перенес огонь на вторую шаланду, и она буквально развалилась на части.

В то утро за завтраком в кают-компании и отсеках вдоволь наговорились о бое. Как и ожидал командир, это событие повысило настроение экипажа, развеяв скуку и однообразие, неизбежные на подводной лодке, когда она долго находится под водой.

13 июня больше не удалось обнаружить ни одного судна, и Стейнмец сделал вывод, что противник задерживает все свои суда в портах, пока ему не удастся собрать силы, способные противостоять нашим подводным лодкам, которые так неожиданно появились в бассейне Японского моря. О повышении бдительности японцев можно было судить хотя бы по уже описанным событиям 14 июня, когда «Кревалле» был атакована двумя эскадренными миноносцами, сбросившими на нее глубинные бомбы. Уйдя от преследования, подводная лодка направилась на морские коммуникации между Кореей и Сангарским проливом.

Днем 15 июня, когда лодка шла в подводном положении, Стейнмец обнаружил несколько эскадренных миноносцев и уклонился от встречи с ними. Один из них был окрашен не в обычный серый цвет, а в желто-коричневый с большими черными пятнами. Повидимому, он был камуфлирован с учетом действий в прибрежном районе, где такая окраска позволяет сливаться с фоном гористого побережья. К счастью, радиолокатор «Кревалле» был безразличен к окраске, и эта маскировка не могла его обмануть.

Вечером подводная лодка едва не оказалась в смертельной ловушке. Около 20.30 «Кревалле» всплыла, чтобы следовать в район, назначенный для совместного патрулирования «морских дьяволов» стаи Хайдмэна. Во время перехода «Кревалле» в течение всей ночи фиксировала радиолокационные импульсы, которые то исчезали, то появлялись вновь. Импульсы исходили от такого же радиолокатора, который несколько недель назад сыграл столь злую шутку с «Сихорc» в Восточно-Китайском море. Как и в тот раз, убеждение, что радиолокатор принадлежит своему кораблю, чуть было не привело к гибели «Кревалле» и ее экипажа.

Сначала Стэйни думал, что радиолокационные импульсы исходят от радиолокатора американской подводной лодки. Такое предположение не могло показаться странным, поскольку в этом районе должно было состояться рандеву «морских дьяволов» стаи Хайдмэна. Стейнмец уже готов был окончательно поверить своему предположению, как вдруг характер работы обнаруженного им радиолокатора резко изменился. Его импульсы стали все больше напоминать работу японских радиолокационных станций, с которыми мы уже были знакомы по прошлым походам. Стэйни быстро погрузился и стал уходить от зловещих импульсов. «Кревалле» развила максимальную скорость, чтобы не навести невидимого противника на «Сидог» и «Спейдфиш».

Когда подводная лодка с почти молниеносной быстротой уходила под воду, Стэйни не удивился бы, если бы с «Кревалле» вдруг повторился трагический случай, происшедший с ней утром 11 сентября 1944 года. В тот день «Кревалле», находясь к северу от островов Постильон, погрузилась для дифферентования, перед тем как войти в Макассарский пролив. В 06.24 она всплыла, но через пятнадцать секунд, получив большой дифферент на нос, стала погружаться с открытыми верхним и нижним люками боевой рубки. На мостике остались вахтенный офицер лейтенант Блинд и старшина рулевых Фритчен. Первый погиб, а второго удалось спасти.

Перед этим подводная лодка шла средним ходом в надводном положении, а когда она начала погружаться, дифферент на нос стал быстро увеличиваться. Вода устремилась в боевую рубку, а затем через люк — в центральный пост. Все приказы заглушались грохотом стремительного потока воды. В это время лейтенант Блинд, жертвуя своей жизнью, по всей вероятности, оставался у крышки люка, пока ему не удалось закрыть ее. На глубине 45 метров дифферент достиг 42°. Старшина рулевых Йегер, находившийся в кубрике, попытался связаться с кем-нибудь по телефону, но убедившись, что подводная лодка продолжает погружаться, передал в электромоторный отсек команду «полный назад». Только так можно было приостановить быстрое погружение «Кревалле» и устранить чрезвычайно опасный дифферент на нос. Йегер действовал правильно. Вероятно, именно эта команда и спасла подводную лодку от верной гибели. Его опыт рулевого горизонтальных кормовых рулей (а он стал им с тех пор, как был зачислен в экипаж «Кревалле») позволил ему принять спасительное решение. «Кревалле» погружалась до глубины 57 метров. При предельном угле дифферента вода в центральном посту покрывала дверь в аккумуляторный отсек, трюм оказался полностью затопленным, а в боевой рубке вода достигала уровня груди. В 06.26 «Кревалле» пробкой выскочила на поверхность. Сразу же было усилено наблюдение и начались поиски оставшихся на поверхности людей. Фритчена вскоре нашли. Блинда тоже сначала заметили на поверхности, но не успели до него добраться, как он исчез под водой и больше не появлялся. В этом районе «Кревалле» оставалась в надводном положении весь остаток дня. В боевой рубке и центральном посту все было перевернуто, радиопередатчики вышли из строя. Для освобождения трюма от воды организовали бригаду, вооружив ее ведрами и черпаками. В это время подводной лодкой можно было бы управлять только вручную. К счастью, вокруг «Кревалле» никого не было, и она смогла закончить ремонт в надводном положении.

В ту же ночь «Кревалле» направилась в Дарвин. В светлое время она погружалась и шла под водой, причем управление механизмами и приборами осуществлялось вручную, пока подводная лодка не вышла за линию минных заграждений.

Через четыре дня после этого несчастного случая «Кревалле» встретила «Боунфиш», которая затем передала по радио сообщение о том, когда «Кревалле» предполагает прибыть в Дарвин.

Установить истинные причины неожиданного погружения «Кревалле» не удалось. Возможно, закрытые при всплытии клапаны вентиляции были ошибочно открыты для снятия давления с цистерн главного балласта при открытых кингстонах. Мощный поток воды не позволил людям в боевой рубке сразу задраить верхнюю крышку люка. По всей вероятности, вода окончательно прижала крышку лишь после того, как лейтенант Блинд снял ее со стопора и захлопнул.

В соответствии с планом «операции Барни» ночью 17 июня состоялась встреча «морских дьяволов» стаи Хайдмэна. После обмена информацией и взаимных пожеланий удачной охоты три подводные лодки снова разошлись. «Кревалле» взяла курс на мыс Ога. Вскоре после прибытия туда она обнаружила четыре небольших судна, но все они находились слишком далеко, чтобы подводная лодка могла предпринять против них какие-либо действия. Четыре торпедные атаки против нескольких грузовых судов и одного эскортного миноносца, предпринятые 18, 19, 20 и 21 июня, оказались безрезультатными. В боевом донесении Стейнмеца указывались различные причины неудачных атак, в том числе умелое маневрирование японцев, а также неблагоприятные для «Кревалле» позиции для стрельбы.

Это были печальные дни, ибо сулили они большие надежды, а результатов, увы, не дали. Наступило 22 июня. Оставался всего один день до того, как девять «морских дьяволов» должны были встретиться к западу от пролива Лаперуза и лечь на курс 90° или, проще говоря, направиться на восток, в свою базу. Чей же улов будет самым большим?

«Кревалле» израсходовала почти все торпеды. Из взятых на этот поход 24 торпед остались только две, и обе в кормовых аппаратах. Одну из атак Стейнмец провел так близко от берега, что торпеды, пройдя под мелко сидящей целью, разорвались на берегу, вызвав панику среди жителей. Две последние торпеды Стэйни хотел приберечь для особого случая. В течение нескольких последних дней вокруг подводной лодки постоянно шнырял какой-то эскадренный миноносец, то в одиночку, то с самолетами и сторожевыми катерами. Это заставляло быть все время настороже. Эскадренный миноносец проходил не настолько близко, чтобы угрожать атакой глубинными бомбами, но и не настолько далеко, чтобы не причинять беспокойства. Но вот в ночь с 21 на 22 июня эскадренный миноносец, казалось, решил осуществить свои агрессивные намерения. Гидроакустики на «Кревалле» услышали работу его мощных винтов. Снова были обнаружены импульсы, то близкие, то более далекие, но неизменно в районе, где находилась подводная лодка.

21 июня в 23.06, судя по показаниям радиолокатора, японский эскадренный миноносец находился на расстоянии около 60 кабельтовых от «Кревалле». Стэйни начал сближение. 22 июня в 00.08 дистанция сократилась до 45 кабельтовых. Атака столь опасной цели прямоходными торпедами не сулила успеха. Корабль шел противолодочным зигзагом, изменяя курсы вправо и влево в пределах от 60° до 120°. Его скорость равнялась 11,5 узла. Оказавшись впереди по курсу цели, Стэйни объявил боевую тревогу, погрузился и приказал приготовить торпеды к атаке.

— Этому проклятому эсминцу давно пора на дно, — тихо проговорил он.

В 00.47 «Кревалле» приготовилась к атаке. Это был второй случай выстрела в носовую часть. Находясь на перископной глубине, Стейнмец выпустил последние две торпеды из кормовых аппаратов. В этот момент работа гидроакустической станции противника и шум винтов вражеского корабля прослушивались по всей подводной лодке. Ведь до него было всего 900 метров.

00.47 — Девятый аппарат, пли!

00.47–10 — Десятый аппарат, пли!

Затем последовал приказ:

— Лево на борт, погружаться на 90 метров.

В напряженной тишине нескончаемо медленно текли секунды. Подводники чутко прислушивались — им так хотелось, чтобы их смертоносные торпеды попали в цель.

00.47–42 — Первая торпеда попала в цель! — раздался, наконец, возглас гидроакустика.

Весь экипаж пришел в дикий восторг. Люди танцевали от радости, возбужденно хлопали друг друга по спинам. Но они не забывали, что находятся на боевых постах, и, приплясывая, не сводили глаз с приборов и механизмов.

— Малый вперед! — приказал Стэйни. — Удерживать лодку на заданной глубине.

Импульсов гидроакустической станции и шума винтов больше не было слышно. На подводной лодке наступила необычная тишина. Где-то на поверхности Японского моря эти звуки исчезли вместе с кораблем, от которого они исходили. Вскоре по пеленгу атакованного корабля послышался громкий лязг, похожий на удары молота по наковальне.

В 00.54 раздался оглушительный взрыв, словно на японском корабле взорвались котлы и боезапас. Через пять минут Стэйни на несколько секунд поднял перископ. В темноте он увидел цель. Она лежала на боку или совсем опрокинулась. Не было видно ни одного огня. Над водой вырисовывался лишь ровный силуэт без всяких надстроек. Через десять минут луна зашла за тучу и «Кревалле» всплыла. Дизели подводной лодки сильно дымили. Дым мог позволить противнику засечь место подводной лодки, но огня не последовало. Значит, японский корабль действительно опрокинулся. Из прошлого опыта Стэйни знал, что, даже приговоренный к смерти, противник вел бы огонь, если бы у него оставалось хоть одно орудие. В вахтенном журнале «Кревалле» потопленный ею эскадренный миноносец был отнесен к типу «Югумо» или «Фубуки».

23 июня в 03.20 «Кревалле» в подводном положении направилась в точку рандеву у пролива Лаперуза. Через несколько часов она всплыла для зарядки аккумуляторной батареи, а затем снова погрузилась. Пользуясь затишьем, Стейнмец решил отоспаться.

«В последние дни был очень занят, — записал он в вахтенном журнале. После всех промахов сегодняшний утренний эпизод поднял настроение на тысячу процентов».

За время крейсерства в Японском море «Кревалле» прошла 2557 миль, потопила три транспорта, один эскадренный миноносец водоизмещением в 1500 тонн и две шаланды; всего 8500 тонн. Если к моменту ухода Стэйни в базу боевой дух экипажа подводной лодки поднялся на тысячу процентов, то боевой дух японцев в результате визита «Кревалле» упал на ту же тысячу процентов.