– Да, я почувствовал… Что-то сильное… То, чего ждал очень давно… Как подумаю, что велел искать ребёнка в этом мире… Его всё время искали там, где его не было…
– Учитель? Как вы себя чувствуете?
Молодой человек с бритой головой в белой тунике неуверенно приблизился к фигуре, тонувшей в потёмках.
В комнате с каменными стенами было тесно от мебели, заваленной инструментами и бумагами.
– Хорошо, даже очень…
Молодой человек замер. Замогильный шёпот учителя леденил кровь.
– Принеси выпить. Это надо отпраздновать. Сегодня великий день.
Юноша бросился на винтовую лестницу, даже не закрыв за собой дверь.
Фигура зашевелилась в темноте, которую не мог рассеять слабый свет из окошка под потолком. Казалось, этот человек, двигаясь, увлекает сумрак за собой.
– Уже скоро… Скоро час торжества…
Юноша воротился, неся большой металлический сосуд. Вытерев пот со лба, он осторожно приблизился.
– Поставь сюда…
Ученик повиновался и торопливо отступил. Загадочная фигура подошла к столу. Это был, несомненно, человек, но темнота, которая действительно перемещалась вместе с ним, скрывала его облик.
– Я пью за Тарквина… За всех, кого возвысил эффект Тарквина.
Учитель издал кряхтенье, заменявшее смех. Юноша в тунике молился всемогущему Бохору, чтобы его мучениям наступил конец. Он ненавидел эту повинность, эту келью, полную странных предметов и не поддающихся прочтению книг. Впрочем, любителей откликаться на зов Учителя не существовало, и слуги бросали жребий, определяя, чья очередь к нему спускаться. Юноше не везло чаще остальных.
– Сходи за Ломго… Пусть захватит, чем писать…
Повторять дважды не пришлось. Мысленно поблагодарив Бохора за исполненную молитву, юноша бросился к лестнице.
Немного погодя в тёмной келье появился другой человек – высокий, худой, тоже с бритой головой и пронзительными, как у хищной птицы, глазами. Писец, в отличие от молодого человека, ничуть не боялся загадочной фигуры.
– Вы звали меня, Учитель?
– Записывай, Ломго. Потом сам отнесёшь записку нашему другу… И золото, без этого нельзя…
Комнату снова огласил клёкот, совсем не похожий на человеческий смех. Ломго слегка улыбнулся.
– Кажется, у вас хорошее настроение, Учитель.
– Да, преотличное… Уже вечность я не бывал в таком настроении.
– Это из-за доброго предзнаменования, что вы отыскали в крысиных внутренностях?
– Это больше чем предзнаменование, Ломго… Это обещание завершения…
Писец недоумённо заморгал.
– Не понимаю, Учитель…
– Неважно… Я сам понимаю за непонимающих… Пиши, что я говорю.
Ломго поджал губы. Он терпеть не мог, когда ему указывали на место. И всё же он выдавил улыбку и опустил голову. Учитель был очень могущественен. Возможно, даже слишком. Одной рукой писец расстелил на пюпитре большой лист, другой, на которой недоставало пальца, взял перо, обмакнул в чернила и приготовился к диктовке.
Дописав письмо, Ломго поклонился и ушёл. Учитель закрыл дверь на засов. Тут им внезапно овладело безумие: он пустился в пляс, размахивая руками и распевая причудливую песнь. Потом комнату на мгновение озарила вспышка – и странная фигура исчезла вместе с окружавшей её тьмой, словно всосанная пустотой.