Гиймо заворочался и вздохнул. Уже месяц он лежал в больнице Даштиказара. У него была хорошая одноместная палата в голубых и белых тонах, одно окно которой выходило на равнину, другое – на море, медсёстры каждый день приносили новые цветы… И всё же он чувствовал себя как в тюрьме!

После сражения на крыше храма он до того ослаб, что врачи не сразу смогли ему помочь. Однако постепенно забота и молодость сделали своё дело: он стал поправляться, и теперь его держали в больнице только из осторожности. К счастью, от посетителей не было отбоя, главному врачу даже пришлось вмешаться и составить список лиц, которым разрешалось навещать пациента.

– Мэтр… Папа! – воскликнул Гиймо, увидев Кадехара, неслышно проскользнувшего в палату.

– Доброе утро, сынок, – ответил колдун с широкой улыбкой. – Ну, как себя чувствуешь, герой?

По всей стране Ис только и судачили, что об экспедиции рыцарей да об осаде Енибохора Армией Холмов. Единоборство между Гиймо и Шарфалаком и подавно стало легендой. Ученик колдуна прославился ещё раньше, когда спас Агату из Мира Ненадёжности. Теперь же он превратился в национального героя, в живой миф! С первых дней в вестибюле больницы толпились его многочисленные почитатели, желавшие лично поблагодарить за спасение страны от Призрака. Всё это было, конечно, очень лестно, но крайне утомительно. К тому же Гиймо требовался покой, чтобы поразмыслить о событиях, так стремительно и круто изменивших его жизнь.

– Не называй меня героем! – взмолился он. – Это не смешно!

– Я вовсе не смеюсь, – ответил Кадехар, нежно гладя сына по щеке. – Наоборот, я тобой горжусь! И твоя мама тоже… Я имею в виду Алисию…

Гиймо, конечно, до сих пор не оправился от удара, каким стало для него окончательное понимание, что он не сын своей любимой матушки…

Алисия тоже сильно страдала. Она рыдала, сжимала его в объятиях, твердила, что он навсегда останется её сыном. А Гиймо смотрел на неё, задыхаясь от нежности, и уверял, что для него ничего не изменилось, что всё будет как прежде… Она с тревогой спросила, не хочет ли он к родной матери.

Родная мать… Ею оказалась зеленоглазая женщина, которая превратила Амбру в страшную Хамингу, жила среди диких зверей, в тёмной лесной чащобе и была вдобавок главой тайного общества! Гиймо совсем по-другому представлял себе нежную матушку… Он признавался в этом и Алисии, и даже самой Кушумаи, однажды навестившей его в больнице.

Кушумаи улыбнулась ему и погладила по голове. Ей жаль, что всё сложилось именно так. Но она была вынуждена спрятать его как можно дальше от жрецов Енибохора. Решение сына остаться в Ис, с Алисией, расстроило её, но не удивило. Он может приезжать, когда захочет… Гиймо ответил, что непременно будет её частым гостем и начнёт с путешествия вместе с Алисией к Кайлу…

Родным сыном Алисии и Иорвана оказался Кайл, которого Кушумаи выкрала и оставила в Прожорливой пустыне, чтобы запутать следы. И вот теперь Иорван снова обрёл Алисию, которую не переставал любить, и сына, которого без устали разыскивал. Одно омрачало безоблачную картину: Кайл наотрез отказался перебраться в Ис. Он считал своей родиной Прожорливую пустыню, своим народом – Людей Песка. Иорван, знавший и уважавший этих людей, легко принял решение сына, тем более что связь между двумя мирами не представляла трудности. Алисия пролила немало слёз, но в конце концов тоже смирилась. Кайл был счастлив, что нашлись его родители. Они решили встречаться четыре раза в году: в Мире Ненадёжности – на летнее и зимнее солнцестояние, в стране Ис – в весеннее и осеннее равноденствие.

– Спорим, ты сейчас скажешь, что заглянул просто меня обнять, и даже не обнимешь! Что у тебя полно работы и ты уже опаздываешь…

– Не сердись! – воскликнул колдун. – Я сейчас нарасхват, всем вдруг понадобился! Обещаю, когда тебя выпишут, мы всё восполним…

– Я не сержусь. – Гиймо взял его за руку. – Это так, шутка.

Да, ещё одним потрясением для очнувшегося Гиймо стало внезапное обретение отца. Мальчик всю жизнь считал, что его папа странствует где-то в реальном мире, не имея права вернуться в Ис. А тот, оказывается, всё время был рядом, встречался с ним чуть ли не каждый день, гулял по холмам и заставлял учить названия лечебных трав!

Кадехар был поражён этим открытием не меньше Гиймо. Кушумаи не говорила ему, что ждёт ребёнка, они потеряли друг друга из виду вскоре после знакомства, и колдун даже не догадывался о существовании сына…

Отношения Кадехара и Гиймо, разумеется, изменились. Кадехар давно привязался к мальчику, но скрывал свои чувства под маской строгости, ведь он был не нянькой, а преподавателем колдовства! Теперь он мог больше не прятаться, и глубокая связь, уже существовавшая между учителем и учеником, легко переросла в нежность отца к сыну.

Тем более Гиймо перестал учиться магии. Увы, он лишился всех своих колдовских способностей. Они улетели к звёздам, когда он прервал страшный ритуал Великого мага…

Не сразу смог он смириться с тем, что графемы уже не будут откликаться на его зов. Он часто вспоминал владыку Ша, который говорил, что в Мире Надёжности, где волшебство не действует, он чувствует себя слишком заурядным. То же самое испытывал теперь и Гиймо.

– Я принёс тебе книги. – Кадехар положил на тумбочку стопку приключенческих романов. – Хотя, наверное, всё это тебе не очень-то интересно – после того что ты пережил сам…

– Ошибаешься! Знаешь, как приятно, лёжа в тёплой постели, читать о невероятных приключениях… происходящих с другими!

– Выздоравливай скорее! – сказал колдун, прощаясь. – Так хочется возобновить наши прогулки!

Гиймо посмотрел на него огромными умоляющими глазами. Кадехар застенчиво улыбнулся и решился: наклонился и чмокнул сына в лоб. Мальчик был в восторге.

Гиймо грустил, что Кадехар приезжает так редко. У колдуна теперь было слишком много работы, ведь его избрали Великим магом. Он трудился над тем, чтобы положить конец нездоровому противостоянию Гильдии и Братства рыцарей, причиной которого стали интриги Шарфалака. Кроме того, Кадехар вынашивал проект создания колдовских монастырей в Мире Ненадёжности. Говорили, для этого он сам частенько наведывался туда и первый оплот Гильдии планировал открыть не где-нибудь, а в Фиолетовом Иртихе…

Гиймо покосился на часы. Скоро придёт Алисия. Она навещала его каждый день, одна. Они вместе обедали, держа на коленях поднос, и весело болтали. Такой близости между ними не было ещё никогда. Гиймо догадывался, что Алисию разрывают противоречивые чувства. Она счастлива вновь обрести любимого, который пропал как вор, а вернулся героем. Но в то же время словно стыдится своего счастья перед Гиймо, боится, что оно как-то его обидит. Алисия никогда не говорила об этом, зато много раз повторяла, что Кайл ни за что не вытеснит Гиймо из её сердца…

Гиймо пытался успокоить её. Говорил, что счастлив. И это действительно было так. Кушумаи раскрыла ему объятия, но оставила свободу, он уважал Иорвана и восхищался им, Алисия любила его как сына, и у него появился отец…

Гиймо вытянулся на кровати и предался воспоминаниям. В памяти возник страшный силуэт Призрака, затем он превратился в Великого мага – насмешливого, усталого, напуганного – в тот момент, когда его волшебство отлетело к звёздам. Потом всплыло лицо другого старика, Эйзеба из Гри, похитившего его, прикинувшись Бертрамом. Предатель сбежал и пропал – наверняка нашёл убежище в Мире Ненадёжности… Но Кадехар уверял, что скоро он попадётся в руки людей Кушумаи. Общество Медведя разыскивало также правителя Тунку и его опасного советника, жреца по имени Ломго, исчезнувших во время штурма Енибохора.

Кушумаи… Гиймо вспомнил, как Амбра рассказывала о своей беседе с Охотницей. Та долго объясняла, что, случайно встретив Амбру, не могла упустить такую возможность и превратила девочку в Хамингу, то есть околдованное, ведомое существо, чтобы всегда иметь возможность оберегать Гиймо от опасности. Кушумаи искренне просила прощения, но Амбра чувствовала, что Охотница ни о чём не жалеет и при необходимости поступит так же, не думая о причиняемой боли… Способность жертвовать малым ради большего восхищала Амбру. Как и всё в этой необыкновенной женщине, стоявшей, подобно Природе, выше добра и зла. Всё, кроме одного – того, что Кушумаи оказалась родной матерью Гиймо.

«Хорошо хоть, – сказала она однажды насмешливо, – что твой отец – Кадехар: это уравновешивает такую наследственность!»