Через два часа Фостер и я молча стояли перед десятифутовым экраном, который ожил, стоило мне только прикоснуться к серебряной клавише под ним. Он демонстрировал нам бездонную тьму, усеянную ослепительными мерцающими точками, и на этом фоне огромный звездолет, заслонивший своим корпусом добрую половину открывшегося простора космоса.

Он был мертв. Даже на расстоянии я ощущал его заброшенность. Черный корпус с бликами света от Луны величественно плыл среди звезд. Сколько столетий ждал здесь, на орбите, этот корабль и чего?

— У меня такое чувство, — сказал Фостер, — словно я возвращаюсь домой.

Я попытался кое-что добавить, но голос у меня сел. Я прокашлялся.

— Ну, если это твоя маршрутка, — сострил я, — надеюсь, счетчик не включен. У нас с тобой — ни гроша.

— Мы быстро сближаемся, — прокомментировал Фостер. — Еще десять минут и…

— А как мы причалим? Ты что, нашел руководство по пилотированию?

— Можно с полной уверенностью предположить, что состыковка произойдет автоматически.

— Это твой звездный час, да? — заметил я. — Готов признать, приятель, твоя взяла.

Звездолет уже маячил над нами. В борту появилось крошечное пятно света и быстро выросло в гигантскую дверь ангара, поглотившего нашу шлюпку.

Экран погас, последовал легкий толчок, и спустя несколько мгновений открылся люк.

— Вот и прибыли, — сказал Фостер. — Ну как, выйдем, осмотримся?

— А я и не собираюсь улетать отсюда, не глянув хотя бы одним глазком, — решительно заявил я, последовав за Фостером в проем, и тут же застыл, разинув рот.

Подсознательно я ожидал увидеть пустой ангар с голыми металлическими стенами, а вместо этого передо мной предстала огромная пещера, затененная, загадочная, красочная. В воздухе витал слабый аромат и слышалась едва уловимая музыка. Повсюду были разбросаны фонтаны, мини-водопады; пейзаж, освещенный косыми лучами заходящего солнца, уходил в перспективу.

— Что это? — наконец выдавил я из себя. — Прямо, как Диснейленд.

— Совершенно не похоже на Землю, но мне здесь нравится.

— Хей, гляди-ка сюда, — неожиданно подскочил я.

Из-за затененного основания колонны на нас смотрели пустые глазницы черепа. Фостер подошел поближе.

— Очевидно, здесь случилась какая-то катастрофа, — предположил он.

— Что-то мне не по себе, — заметил я. — Давай-ка вернемся.

— Мертвецов нечего бояться, — заверил Фостер. Он присел, разглядывая кости, потом что-то подобрал: — Взгляни.

Я подошел. Фостер протянул мне перстень.

— В этом что-то есть, приятель, — рассудил я. — Как две капли воды похож на твой.

— Хотел бы я знать, кому он принадлежал, — задумчиво протянул Фостер.

Я качнул головой:

— Чего гадать-то?

— Да, идем, где-то здесь должен найтись ответ.

Фостер направился в сторону коридора, напомнившего мне столичные улицы, обсаженные каштанами. Вот только не было там ни деревьев, ни солнца. Мы долго бродили, разглядывая и щупая вещи, и почти не разговаривали, будучи в совершенном изумлении, словно детишки на фабрике игрушек. По пути мы наткнулись еще на один скелет, лежавший среди каких-то машин. И вот наконец мы оказались на пороге гигантского склада.

— Слушай, Фостер, — начал я, ощупывая какую-то тончайшую фиолетовую ткань, — твоя космическая маршрутка — самая настоящая сокровищница. Что там богатства Индии…

— Меня интересует только одно, дружище, — заметил Фостер. — Мое прошлое.

— Ну, да, — откликнулся я. — Узнаешь ты что-нибудь или нет, но неплохо бы подумать и о бизнесе. Мы бы с тобой учредили компанию по регулярной перевозке товаров на Землю.

— Ох, уж эти земляне, — вздохнул Фостер. — Каждое новое открытие тут же норовят оценить с коммерческой точки зрения. Ну, что ж, я оставляю это на твое усмотрение.

— Ага, — сказал я. — Тогда ты, если хочешь, отправляйся дальше на разведку, а я пока здесь покопаюсь.

— Ладно, дело твое.

— Встретимся у входа в коридор, куда мы зашли в первый раз. О'кей?

Фостер кивнул и вышел. Я повернулся к контейнеру, наполненному камнями, похожими на необработанные изумруды, загреб пригоршню и любовно стал пересыпать с ладони на ладонь.

— Это что, для игры в бабки? — пробормотал я себе под нос.

Несколько часов спустя, я прошел по коридору, напоминавшему тропу через сад, пересек танцевальный зал, похожий на лужайку, окаймленную медноствольными деревьями и затененную гигантскими папоротниками, и прошел под аркой в зал, где за длинным столом уже сидел Фостер. Сквозь псевдоокна струился свет заходящего солнца.

Я грохнул стопку книг на стол.

— Взгляни-ка, — сказал я. — Из того же материала, что и дневник, а иллюстрации…

Я раскрыл одну из них. Тяжелый здоровенный том. На цветной вклейке была изображена таращившаяся в объектив кучка столпившихся бородатых арабов в грязных белых джолабах, на заднем плане паслось стадо тощих коз. Эта фотография очень напоминала то, что обычно печатают в «Нэшнл Джиогрэфик», разве только качеством получше.

— Читать подписи я не берусь, — сказал я. — Но уж что касается разглядывания картинок, тут я гений. Большинство книг демонстрируют сцены, которые, похоже, мне никогда не доведется увидеть воочию. Некоторые из снимков явно сделаны на Земле, и бог весть когда.

— Наверное, путеводитель, — предположил Фостер.

— Путеводитель, который можно продать любому университету на Земле за весь их годовой бюджет, — прокомментировал я, листая страницы. — Нет, ты только взгляни.

Фостер посмотрел на панорамный снимок процессии бритоголовых мужчин в белоснежных саронгах, несущих на своих плечах миниатюрную золотую лодку. Они шли по длинной белокаменной лестнице, спускающейся от ряда гигантских фигур со сложенными руками и раскрашенными лицами. На заднем плане виднелись кирпично-красные скалы, опаленные пустынным солнцем…

— Храм Хатшепсут в эпоху своего расцвета, — сказал я. — А это значит, что фотографии не менее четырех тысяч лет. И еще вот это мне знакомо, — я перелистнул фотографию, снятую с высоты птичьего полета, изображавшую гигантскую пирамиду с выщербленными кое-где полированными плитами. У основания нескольких блоков не хватало, и были видны внутренние грубые массивные глыбы.

— Это одна из пирамид, может, даже самого Хуфу, — заметил я. — Ей уже пара тысяч лет, и она начала разрушаться. А вот, — я открыл другой том и продемонстрировал Фостеру четкую фотографию огромного мохнатого слона с поднятым розоватым хоботом между широко расставленными бивнями.

— Мастодонт, — пояснил я. — А вот — шерстистый носорог, а эта отвратительная зверюга, должно быть, саблезубый тигр. Этой книжульке чертова уйма веков.

— Жизни не хватит обследовать все сокровища корабля, — заметил Фостер.

— А как насчет скелетов? Нашел еще что-нибудь?

Фостер кивнул.

— Видимо, катастрофа, а может, и болезнь. На костях никаких следов.

— Я все никак не могу сообразить насчет того скелета в шлюпке, — сказал я. — Зачем ему ожерелье из медвежьих зубов? — я уселся напротив Фостера. — Тут навалом загадок. Но нам лучше потолковать о другом. Например, здесь есть кухня? А то я что-то проголодался.

Фостер подал мне черный штырь:

— Мне кажется, это важная находка, — сказал он.

— Это что, палочка для мороженого?

— Коснись виска…

— Массажирует, что ли?

Я прикоснулся штырем к голове.

Я находился в комнате с серыми стенами, лицом к возвышающейся громаде рифленого металла.

Я вытянул руки и приложил ладони к необходимым углублениям. Кожух открылся. Ввиду явной неисправности усилителей кваринарного поля я знал, что было необходимо задействовать автоконтроль цепей прежде…

Я мигнул и оглядел мраморный стол, сваленные в кучу книги, а потом тупо уставился на штырь в руке.

— Я вроде как был на какой-то подстанции, — сказал я — Какая-то неисправность с… с… с…

— С усилителями кваринарного поля, — подсказал Фостер.

— Я словно бы находился там, — проговорил я ошеломленно. — Я все прекрасно понимал.

— Это техническое руководство, — пояснил Фостер. — Они могут подсказать нам все, что необходимо знать о корабле.

— Я думал о том, что мне предстоит сделать, — все никак не мог успокоиться я, — как всегда, перед началом работы. Я собирался устранить неисправность этой фиговины. И я знал как!

Фостер вылез из-за стола и двинулся к коридору.

— Мы начнем с одного конца библиотеки и просмотрим ее всю, — сказал он. — На это уйдет время, но так мы добудем необходимую информацию, а тогда уж обсудим дальнейшие планы.

Фостер подобрал несколько штырей с полки. Первое, что нам было необходимо, так это найти пищу и постели, на худой конец — руководство по управлению самим кораблем. Я надеялся, что нам удастся обнаружить эквивалент библиотечного каталога, это значительно облегчило бы задачу.

Я прошел в глубь стеллажей и заметил короткий ряд красных штырей. Взяв один из них, я повертел его в руках, но потом решил, что опасности здесь нет совершенно никакой и прислонил к виску…

По звону гонга я использовал нейрососудистое напряжение, сократил корковые ареалы ипселон-зета и йота и приготовился к…

Я отдернул штырь. В ушах все еще раздавался пронзительный звон гонга. Штыри влияли на сознание, на реальность. Очень интенсивно, за счет жесткой фокусировки внимания на необходимом. У меня захватило дух от мысли о скрытых в этом возможностях. Можно поохотиться на тигра, влететь на самолете в бушующее пламя, сразиться с боксером-чемпионом… Я взял другой штырь.

По звуку прерывистой трели я разложил инструменты и пошел к ближайшему трансфокатору…

Еще один.

Заступив на вахту, я доложился в рубку по сети оповещения и подтвердил двусторонность связи…

Я выбрал средний штырь.

Нуждаясь в ксивометре, я набрал команду номер один, добрал свой код…

Еще через три штыря.

Ситуация оказалась сложной. Я явился на инструктаж (уровень девятый, секция четыре, подсекция двенадцать, предварительный курс); тут я припомнил, что необходимо внести данные кода активности… моего кода активности — моего кода активности… Мной овладело чувство обескураженности. Промелькнула смесь каких-то изображений, потом мешанину впечатлений прорезал отчетливый голос:

— Ты испытал частичную потерю личности, не тревожься, прибегни к помощи общеориентационной матрицы ближайшего информационного каталога. Его местонахождение…

Я продвигаюсь вдоль стеллажей, останавливаюсь перед нишей, где на стене прикреплена подковообразная пластиковая скоба. Я снимаю ее и прикладываю к голове.

Я продвигаюсь вдоль стеллажей останавливаюсь перед нишей.

Я стоял, прислонившись к стене, голова гудела. Красный штырь валялся под ногами. Поток информации оказался слишком интенсивен. Что-то в каталоге.

— Эй, Фостер! — позвал я. — Похоже, я на что-то на толкнулся.

Голова Фостера возникла из-за соседнего стеллажа.

— Насколько я понимаю, — сказал я, — этот каталог даст нам исчерпывающую информацию о корабле, и тогда уже мы сможем планировать наши действия более обдуманно. По крайней мере, будем знать, что делать.

Я снял пластиковую подкову со стены:

— От этой штуковины у меня кружится башка, — посетовал я, передавая ее Фостеру. — И вообще, кому, как не тебе, этим заняться.

Фостер взял матрицу и направился к креслу в конце зала:

— Мне кажется, это надо делать сидя.

Он пристроил зажимы на голове. Глаза его закатились, и он обмяк, оседая в кресле.

— Фостер! — я бросился к нему и стал было стаскивать подкову с головы, но потом засомневался. Может эта неожиданная реакция Фостера — вполне стандартная? Хотя мне все это и не нравилось, я принялся успокаивать себя. В конце концов, эта штуковина была необходима для возвращения утраченных знаний, и у Фостера всего-навсего шло восстановление забытого "Я". К тому же только полная, трехмерная личность Фостера могла дать ответы на мучавшие нас вопросы. Пусть корабль, вместе со своим содержимым, уже заброшен в течение тысячелетий, но библиотека по-прежнему должна функционировать. И пусть библиотекарь давным-давно превратился в прах, Фостер лежит без сознания, а я в тридцати тысячах миль от дома. Пусть. Как говорится, дело житейское.

Я начал бродить по библиотеке. Смотреть было нечего — бесконечные стеллажи, стеллажи… Объем информации, накопленный здесь, буквально потрясал. Если б только добраться до дома с грузом этих штырей. Я прошел в соседнее помещение, вернее, слабо освещенную комнатушку, всю середину которой занимал огромный замысловатый диван с округлым углублением в конце. Вдоль стен громоздились непонятные приборы и панели. Сразу возле двери лежали два скелета, возле дивана покоился еще один. Рядышком валялся кинжал с длинным лезвием.

Я нагнулся над скелетом около двери. Насколько я мог судить, погибшие ничем не отличались от людей. Откуда они пришли, на какой планете жили? Если уж сумели построить такой корабль да еще и оборудовать его таким образом…

Кинжал был необычен. Клинок его был из прозрачного металла, а рукоять украшена символикой Двумирья. Это служило первым смутным намеком на случившееся в тот момент, когда погибшие были еще живы.

Я тщательно осмотрел приставленное к стене устройство, похожее на зубоврачебное кресло. Из спинки выступали тонкие металлические захваты, а на прутьях были укреплены разноцветные линзы. На полке, протянувшейся вдоль стены, стоял целый ряд тускло-серебристых цилиндров. Один такой же выступал из гнезда в боку устройства. Я вынул и оглядел его. Материал чем-то напоминал пластик: тяжелый и гладкий. У меня возникла уверенность, что это — братец тем штырям в библиотеке. «Интересно, какая в нем заложена информация?» — подумал я, пряча его в карман.

Я зажег сигарету и вернулся к Фостеру. Он по-прежнему лежал в той же позе. Я сел на пол, прислонившись спиной к креслу, и принялся ждать.

Прошел целый час, прежде чем Фостер наконец зашевелился, вздохнул и, открыв глаза, устало стянул с себя пластиковую подкову.

— Ну как, все в порядке? — поинтересовался я. — Ты меня здорово напугал.

Фостер озадаченно оглядел меня, начиная со взлохмаченной шевелюры и заканчивая потрепанными ботинками.

Его брови слегка сдвинулись в недоумении, и он произнес что-то непонятное. Вся фраза, похоже, состояла только из 3 и К.

— Слушай, хватит сюрпризов, Фостер, — произнес я, неожиданно охрипшим голосом, — говори по-английски.

На его лице отразилось недоумение. Он взглянул мне в глаза, потом огляделся по сторонам:

— Это корабельная библиотека, — сообщил он.

Я с облегчением вздохнул.

— Ну, ты меня и напугал! Я уж думал, у тебя опять память отшибло.

Фостер внимательно следил за движением моих губ.

— Ну, и что там? — спросил я. — Что тебе удалось узнать?

— Тебя я знаю, — медленно ответил Фостер. — Ты — Легион.

Я судорожно кивнул. Внутри у меня что-то судорожно сжалось.

— Ну, еще бы, конечно, ты меня знаешь. Только спокойно, не нервничай… — я положил руку ему на плечо. — Ты помнишь, мы собирались…

Фостер резко сбросил мою руку с плеча:

— На Валлоне так не принято, — холодно произнес он.

— На Валлоне? — переспросил я. — Слушай, в чем дело, Фостер? Только час назад мы, два приятеля, вошли в эту библиотеку. Нам нужна была информация. И мне жуть любопытно: узнал ты что-нибудь или нет?

— А где остальные?

— Парочка остальных в соседней комнате, — обозлился я. — Только поусохли малость. Если хочешь, я тебе еще найду таких же дистрофиков. А кроме них, здесь только я.

Фостер посмотрел на меня, как на пустое место.

— Я помню Валлон, — сказал он, потирая лоб. — Но я также помню и варварский мир, жестокий и примитивный. Помню тебя. Мы куда-то ехали в убогом фургоне, потом на барже по каким-то морям. Уродливые комнаты, отвратительные запахи, омерзительный шум…

— Не очень-то похвальные воспоминания о богобоязненной стране, — прокомментировал я. — Но я, пожалуй, понимаю, о чем ты.

— Люди были хуже всего, — продолжал он. — Деформированные, больные, со вздувшимися животами, отвратительной кожей, искалеченными конечностями. Охотники. Мы спасались от них бегством, Легион, я и ты. И еще помню посадочную площадку… — Фостер на секунду замолчал, — странно, она превратилась в какие-то руины.

— Мы, аборигены, зовем ее Стоунхенджем.

— Охотники вырвались из-под земли. Было сражение. Да, но почему Охотники преследовали меня?

— Я вот как-то надеялся, что ты сам мне и объяснишь, — ответил я. — Ты знаешь, откуда и зачем прибыл этот звездолет?

— Это корабль Двумирья, — ответил Фостер. — Но не понимаю, как он здесь очутился.

— А что скажешь насчет дневника, может быть, теперь…

— Дневник! — встрепенулся Фостер. — Где он?

— Во внутреннем кармане твоего пиджака, должно быть.

Фостер неуклюже принялся шарить по карманам, наконец нашел его и открыл.

Я заглянул через его плечо. Фостер открыл дневник в самом начале, в той части, которую никто не мог расшифровать.

И он преспокойно читал ее.

Мы сидели в библиотеке за полированным столом из зеленого дерева. Уже прошло несколько часов, а Фостер все читал. Наконец он откинулся на спинку кресла, взъерошил рукой волосы и вздохнул.

— Меня звали Кулклан, — сообщил он. — А это, — он положил руку на дневник, — описание моей жизни. Но это только часть прошлого, которое я ищу. И я ничего не помню из него.

— Так объясни все-таки, что там в дневнике, — попросил я. — Прочти хоть что-нибудь.

Фостер подобрал его со стола и полистал страницы:

— Похоже, я пробудился здесь, на борту звездолета. Я лежал на трансформ-ложе и, значит, уже прошел стадию трансформации.

— Это когда ты потерял память?

— И вновь приобрел на трансформ-ложе. Была задействована моя матрица памяти. Я пробудился, зная, кто я, но не зная, каким образом оказался на борту корабля. Дневник утверждает, что самое последнее мое воспоминание относится к зданию подле Мелкоморья.

— Где это?

— На планете Валлон.

— Да?! Ага, и что же дальше?

— Я огляделся, на полу лежали четыре окровавленных тела. Один человек еще дышал. Я оказал ему посильную помощь и принялся обыскивать корабль. Но единственное, что я обнаружил, так это еще троих мертвецов. А потом на меня напали Охотники…

— Это наши приятели шары?

— Да, они питаются биологической энергией. А у меня не оказалось светового щита. Я бросился к шлюпке, таща на себе раненого. Затем спустился на ближайшую планету — твою Землю, но раненый умер у меня на руках. Он был моим другом, его звали Аммерлин. Я похоронил его и отметил место валуном.

— Древний грешник, — догадался я.

— Да… его кости, наверное, и нашел тот монах.

— Но ты хоть знаешь, откуда появилась подземная установка? Дневник что-нибудь упоминает об этом?

— Ничего, — разочарованно покачал головой Фостер. — Странно читать о жизни автора дневника и в то же время осознавать, что это ты сам.

— А как насчет Охотников? Как им удалось попасть на Землю?

— Они бесплотны, — ответил Фостер, — и способны выдержать космический вакуум. Я только могу предположить, что они последовали за моей шлюпкой.

— Они преследовали тебя?

— Да. Но у меня нет ни малейшего представления, почему. Обычно это безобидные существа, и их используют в поисках беглецов от закона. Их очень легко настроить на конкретного человека, они начинают преследовать его и отмечают для последующего пленения.

— Ага, что-то вроде овчарок, — прокомментировал я. — Слушай, а кем ты сам-то был? Крупной мафиозной шишкой на Валлоне?

— К большому сожалению, дневник не касается этой темы, — ответил Фостер. — Но это странное галактическое путешествие и свидетельства борьбы на корабле заставляют меня предположить, что меня и моих спутников могли изгнать за преступление, совершенное в Двумирье.

— Ба! Так они напустили на тебя Охотников! — воскликнул я. — А какого же черта они тогда столько времени торчали у Стоунхенджа?

— В радарной установке была утечка электроэнергии, — ответил Фостер, — а они подпитывают себя электромагнитным излучением. Не забывай, до прошлого столетия это был практически единственный источник подзарядки для них.

— А как же они пробрались в тоннель?

— При наличии времени они с легкостью просачиваются сквозь пористые субстанции. Ну, конечно, когда я оказался поблизости, они в спешке просто прорвали землю.

— Ну, хорошо, а чего дальше, после того, как ты похоронил своего приятеля?

— Дневник сообщает, что на меня напали туземцы в звериных шкурах. Один из них вошел в шлюпку и, должно быть, сдвинул рычаг старта. Во всяком случае, шлюпка поднялась, оставив меня на Земле.

— Так вот это чьи кости с ожерельем из медвежьих зубов. Интересно, а почему он не вошел в корабль?

— Да нет, войти-то он вошел, но ты же помнишь скелет возле шлюпки? В то время, когда туземец попал сюда, это был свежий, окровавленный труп. Вероятно, бедняга и не сомневался, что его ждет здесь такая же участь, потому он в панике и отступил обратно в шлюпку, а двери закрылись и…

— Понятно, он застрял здесь, а ты — там, на Земле.

— Да, — согласился Фостер. — А потом, похоже, я жил среди этих дикарей и даже стал их вождем. Я много лет ждал, что кто-нибудь заберет меня, а поскольку мой организм не старел, то меня стали чествовать, как бога. Я бы выстроил сигнализатор, но нигде не было чистых металлов. Ничего, что могло бы мне пригодиться. Я попытался обучить их, но это — работа на столетия.

— Так организовал бы какие-нибудь курсы повышения квалификации, неужели все были безнадежными идиотами? — предложил я.

— Да нет, талантов хватало, но дело не в этом, — сказал Фостер.

— И как же ты вытерпел сотни лет? Ты что, из породы вечных суперменов?

— Естественная длительность человеческой жизни огромна. Я на вас смотрю, как на безнадежно больных, которые погибают молодыми.

— Да какая ж тут болезнь, — возразил я, — обыкновенная старость, потом копыта на сторону. Естественный ход вещей.

— Человеческий разум — превосходнейший инструмент, — возразил Фостер, — и он отнюдь не должен так быстро гибнуть.

— Над этим стоит поразмыслить, — согласился я. — А ты почему не заразился?

— Все валлонцы проходят вакцинацию против этого.

— Ха, вот бы и мне, — вставил я, — но давай вернемся к нашим баранам.

Фостер перелистнул страницу:

— Я правил многими народами, побывал во многих землях в поисках умелых кузнецов, стеклодувов, экспериментаторов. Но я всегда возвращался к посадочной площадке.

— Должно быть, это казалось невыносимым, — посочувствовал я. — Изгнанник на чужой планете проводит сотни лет в глуши, среди дикарей…

— Ну, зачем же утрировать. Мне довелось видеть, как эти дикари сбрасывали шкуры и познавали пути цивилизации. Я учил их, как надо строить, как собирать стада, обрабатывать землю. Я сам выстроил великий город и попытался — по неопытности — преподать аристократии кодекс Двумирья. Но хотя они все и собирались за круглым столом, подобном Кольцевому Столу в Окк-Хамилоте, им так и не удалось до конца усвоить мои уроки. А потом они стали задаваться вопросом, почему, собственно говоря, их король не стареет. И тогда я вынужден был оставить их и попытался закончить постройку сигнализатора. Охотники ощутили это и напали. Сначала я отогнал их огнем, но потом меня разобрало любопытство, и я последовал за ними к гнездовищу.

— Я помню, — сказал я, — «… это было место, знакомое мне издавна. Это был не улей, а штольня — дело рук обитателей Двумирья…»

— Их было слишком много, и мне едва удалось уцелеть. Хроническое голодание сделало Охотников агрессивными. Они бы высосали всю мою энергию до последней капли.

— Если б ты только знал, что передатчик здесь. Но ты не знал. Потому и подался за океан.

— Вспомни, они нашли меня даже там. И каждый раз мне удавалось бежать. Но всегда они отыскивали меня снова.

— А твой сигнализатор, что, с ним так ничего и не вышло?

— И не могло. Это была попытка, заранее обреченная на неудачу. Только высокоразвитая цивилизация могла снабдить меня необходимыми материалами. Я мог только ждать и учить тому, что знал сам. А потом я начал забывать.

— Почему?

— Мозг устает, — пояснил Фостер. — Такова цена долгой жизни. Он должен возобновлять свои ресурсы. Интенсивная работа и шок ускоряют трансформацию. Я и так умудрился продержаться несколько столетий. А дома, на Валлоне, человек записывает память на матрицу, а после трансформации восстанавливает память в новом теле. Но, оставшись один, я не мог этим воспользоваться. Конечно, я делал все: готовил укромные убежища, писал самому себе письма…

— Вот когда ты проснулся в гостинице, ты здорово помолодел прямо за ночь, как это возможно?

— Когда мозг восстанавливается, то происходит регенерация всего организма. Кожа забывает все свои морщины, мускулы — накопившуюся усталость, клетки становятся такими же, какими они были когда-то в молодости.

— При первой нашей встрече, — заметил я, — ты упоминал о госпитале в Первую Мировую войну. Ты тоже там проснулся, ничего не помня?

— Твой мир очень жесток, Легион. Наверное, я терял память много раз. Где-то там, в прошлом, я постепенно забыл о своей цели и, когда Охотники вновь появились, бежал в слепой панике.

— У тебя в Мейпорте был целый оружейный склад. Какая польза от него против Охотников?

— Да никакой, — бросил Фостер. — Но я же не знал. Я только ощущал, что меня преследует нечто.

— Ну, уж в наше-то время ты мог бы построить сигнализатор, — вставил я, — хотя нет, ты уже и забыл, зачем он тебе и как это делается.

— Но, в конце концов, я все же нашел передатчик с твоей помощью, Легион. Правда, по-прежнему остается загадкой, что произошло на борту этого корабля? Почему я здесь?

— Слушай, — окликнул я. — А как насчет такой версии: пока ты лежал на том уютном диванчике, записывая память, на борту разразился мятеж, и к тому времени, как ты очнулся, кругом остались одни трупы.

— В этом есть зерно истины, — задумчиво согласился Фостер. — Но будем надеяться, что когда-нибудь мы узнаем всю правду.

— Вот чего я до сих пор не могу понять, так это почему никто с Валлона не отыскал твой звездолет, он же все это время болтался здесь, на орбите.

— Ты только представь бескрайность космоса, Легион. Твоя планета — всего лишь один крошечный мирок среди сонма звезд.

— Но ведь здесь же была оборудована посадочная площадка для ваших кораблей. Не иначе, как существовало регулярное сообщение. Да и книги с фотографиями — прямое доказательство, что вы бывали на Земле много тысяч лет назад. Так с чего это вдруг все визиты прекратились-то?

— Таких площадок множество по всему космосу, — заявил Фостер, — это своего рода маяки, отмечающие каждый риф. Могут пройти века, прежде чем кто-нибудь вздумает заглянуть сюда. Тот факт, что штольня в Стоунхендже давно забилась землей, еще в те время, когда я впервые сошел на поверхность, показывает, насколько редко посещают твой мир.

Я задумался. Мало-помалу складывалась стройная картина. Правда, в ней еще было довольно много белых пятен, да и рамы не хватало. Наконец меня осенило:

— Слушай, ты сказал, что когда очнулся, то как раз записывал память. Ты проснулся и все помнил, так почему бы не повторить процедуру? Если, конечно, твой мозг в состоянии выдержать еще одну нагрузку.

— Правильно, — откликнулся Фостер, вскакивая: — Это шанс. Идем!

Я последовал за ним в комнатушку со скелетами. Он с любопытством оглядел кости.

— Хорошенькая была потасовочка, — заметил я.

— Да, похоже, я пробудился здесь, — сказал Фостер. — А это те, кого я увидел мертвыми.

— Как видишь, они еще не воскресли, — сострил я. — Ну, что скажешь насчет этой машинки?

Фостер прошел по роскошному диванчику, нагнулся над ним, а потом покачал головой:

— Нет, — сказал он, — конечно, ее здесь не будет.

— Чего?

— Матрицы памяти. То есть инструмента, который я использовал для восстановления памяти.

Тут я припомнил о цилиндре в кармане. С внезапно забившимся сердцем я вынул его и поднял, словно школьник, знающий правильный ответ.

— Этот?

Фостер глянул:

— Нет, это пустой, как те, вдоль стены. Они предназначены для использования в аварийных ситуациях. Заполненные матрицы должны быть цветокодированы.

— Да, пожалуй, — согласился я, — иначе бы все было слишком просто, — я огляделся. — Конечно, этот шкафчик слегка великоват, чтобы искать в нем потерянную пуговицу, но ничего другого нам не остается.

— Не расстраивайся, Легион. По возвращении на Валлон я, без сомнения, смогу восстановить свое прошлое. Существует специальное хранилище, где содержатся матрицы каждого гражданина.

— Но ведь твоя-то находилась у тебя.

— Это наверняка была только копия. Оригинал никогда не покидает хранилища в Окк-Хамилоте.

— Тогда понятно. Тебе не терпится попасть обратно, — заметил я. — Это будет нечто — заявиться домой после такого долгого отсутствия. Да, кстати о времени, ты сумел уточнить, сколько же ты в действительности находился на Земле?

— Да нет, — отозвался Фостер, — я могу сделать только грубую прикидку.

— Ну, так сколько же?

— С той поры, как я высадился из шлюпки, — ответил он, — прошло три тысячи лет.

— Жаль, что команда распадается, — сказал я. — Ты знаешь, я уже как-то привык к своему положению школяра-недоучки. Мне будет не хватать тебя, Фостер.

— Летим со мной на Валлон, — отозвался тот. Мы находились в обсерватории, глядя на ярко освещенный шар моей планеты с расстояния в тридцать тысяч миль. А рядом с Землей застыл ослепительно белый диск Луны.

— Спасибо, приятель, — откликнулся я. — Я бы и не прочь поглазеть на все эти космические диковинки, но боюсь, что в конце концов пожалею об этом. Знаешь ли, эскимосу мало пользы от компьютера. Я просто помру от тоски.

— Но ты же можешь вернуться.

— Ну, насколько я знаю, — сказал я, — после прогулочки на таком звездолете на Земле пройдет пара сотен лет, а я бы хотел прожить свою жизнь здесь, с людьми, которых понимаю, и в том мире, в котором вырос. Конечно, у него есть свои недостатки, но, по крайней мере, это мой родной дом.

— Ну, тогда я ничего не могу поделать, Легион, — сказал Фостер. — И даже на знаю, как выразить свою благодарность и вознаградить тебя за преданность.

— Э… э… ну, что касается этого, то было бы неплохо загрузить шлюпку кое-какими вещичками из библиотеки — шариками со склада, ну и так, по мелочи. Я, кажется, знаю, как все это приложить к делу, чтобы не затронуть экономику и не поставить ее на уши. Ну, и попутно самому устроиться. Как ты уже успел заметить, я — материалист.

— Твое дело, — отозвался Фостер, — бери, что хочешь.

— По возвращении, — сообщил я, — я сделаю еще кое-что. Вскрою тоннель с подземной установкой и взорву ее к чертовой матери. Если, конечно, никто до нее еще не добрался.

— Судя по темпераменту местных жителей, — с улыбкой заметил Фостер, — секрет останется в неприкосновенности, по крайней мере, еще поколения три.

— Не волнуйся, я посажу шлюпку где-нибудь в укромном местечке, где ее не засечет радар, — успокоил его я. — Нам повезло, через пару лет было бы поздно.

— Да, вы бы уже смогли обнаружить и звездолет, — согласился Фостер, — даже несмотря на антирадарную защиту.

Я глядел на огромный голубой шар, зависший над головой. В Тихом океане сверкала яркая точка отражавшегося солнца.

— Кажется, я различаю там островок, который мне очень даже подойдет, — игриво заметил я. — Ну, а не подойдет, не велика беда, найдутся еще десятки таких же.

— Ты сильно изменился, Легион, — отметил Фостер, — ты похож на человека с joie de vivre .

— Вообще-то, я привык думать, будто моя жизнь полна невезенья, — сказал я. — И все-таки есть какой-то смысл в том, что мы стоим здесь, смотрим на эту планету, и все мысли о несостоятельности кажутся просто нелепыми. Там, на поверхности, можно найти все для счастья человека, и для этого даже не требуется иметь товар.

— У каждого мира свои правила жизни, — заметил Фостер. — Иногда более сложные, иногда попроще. Противостоять реальности — вот в чем смысл.

— Лицом к лицу со всей Вселенной, — продекламировал я. — На фоне этого даже проигрыш будет выглядеть победой, — я повернулся к Фостеру. — Мы находимся на десятичасовой орбите, давай пошевеливаться. Я бы хотел приземлиться в Южной Америке. Мне там знакомо одно местечко, где можно разгрузиться без лишних вопросов.

— У нас еще есть несколько часов, — сказал Фостер, — незачем торопиться.

— Может, и так, — согласился я. — Но мне надо многое успеть, — я бросил последний взгляд на величественное зрелище за бортом, — и хотелось бы начать, как можно скорее.