Запах рыбы, водорослей и гнилой древесины доносился с джонки, стоявшей в гавани под треугольным парусом. Рослый лумбаганец, довольно средне раскрашенный и довольно просто устроенный по сравнению со своими соотечественниками, вышел из тени, чтобы загородить дорогу приближающемуся Глуту и Ретифу.

— А, это ты, Снулт, — окликнул его Глут. — Это Ретиф. Он пришел посмотреть на наш рейс глазом чужеземца.

— Да? — спросил Снулт. В его голосе одобрением и не пахло. Он бросил назад через плечо короткую команду, и перед гостями показались еще двое здоровых аборигенов. — Выбросьте-ка этого шпиона рыбам на ужин. — Шпионом он назвал Ретифа. — А этого подвесьте на нок-рее на полчасика. Пусть оттуда расскажет нам, почему так опоздал. — Он повернулся к Глуту и Ретифу спиной, сплюнул и развинченной походкой моряка отошел в тень.

Зато на первый план вышли два его приятеля. С каким-то даже деловитым выражением лиц они направились к Ретифу. В самый последний момент он сделал «нырок» вниз и в сторону, захватил руку ближнего к нему лумбаганца и по всем правилам земной борьбы айкидо развернул ее в сторону противоположную сгибу локтевого сустава. Бедняга, чтобы избежать перелома, стал нагибаться головой вперед и в самый неожиданный момент натолкнулся носом на колено Ретифа.

С ним было покончено: вопя от боли, он полетел с пирса в воду. Второй бродяга сделал неожиданный, как ему казалось выпад, но Ретиф упредил это нападение и пресек его в самом начале, нанеся сопернику прямой удар в челюсть. В воздухе сверкнули раскинутые руки, и через секунду лумбаганец присоединился в воде к своему барахтающемуся там товарищу.

Ретиф оглянулся и увидел Снулта, который не успел, оказывается уйти, а теперь было уже поздно. Тяжело вздохнув, он, понимая, что бежать бесполезно, сделал попытку выйти сухим из воды и, глядя через плечо Ретифа, сказал с уважением:

— Хорошая работа! Сразу двое!

Сзади к нему неслышно подошел Глут и без всяких церемоний, схватив его за ноги, опрокинул в темнеющую глубь воды.

— Трое, — поправил он Снулта, голова которого только что показалась на поверхности, быстро уносимая течением прочь от пирса.

Глут протянул свою шестипалую ладонь Ретифу.

— Морское путешествие, кажется, вот-вот начнется. Но если здешние порядки меня устраивали еще сегодня утром, то теперь положение изменилось. Обойдемся без них. Мы свергли Снулта и теперь я капитан этой джонки, Ретиф! Поднимаем якорь, пока сюда не прибежал взвод отборных фараонов поболтать с нами о тех парнях, что барахтаются в сливной грязи, ругая нас на чем свет стоит.

Через минуту Глут уже важно поднимался по трапу на свое судно, на ходу хрипло выкрикивая приказы.

Команда не задавала много вопросов и, надо отдать ей должное, быстро смирилась со сменой начальства. Особенно после того, как Глут раздал пару крепких плюх нерасторопным и замечтавшимся.

Снарядить и вывести корабль в открытое море из спокойной водички бухты было делом от силы часа.

— Наша цель на сегодня — партия товара с самой захудалой в округе барки. Зато груз — фуф! — говорил Глут своему новому другу, когда они — через час после выхода их бухты — лежали на корме в гамаках, посасывая доморощенный эль и любуясь залитыми лунным светом джунглями проплывающего мимо острова. — Он идет из Дэлариона. Это через несколько островов к западу отсюда. Фуф изготавливается только там: свои мастера, свои секреты. Отличный наркотик! Несколько капель фуфа в твоем кальяне — и тебе уже больше ничего от жизни не надо.

— А эта барка, с которой мы хотим встретиться… Это ведь торговля наркотиками, насколько я понимаю? Законом запрещено, не так ли?

— В открытом море о законе лучше не заикаться — здоровее будешь, — сказал, улыбаясь, Глут. — На земле — другое дело. Там жизнь поганая, ты сам видел. Но знаешь… Я бы назвал торговлю фуфом полулегальной. За товар ведь платятся налоги. Если, конечно, таможенники не настолько тупы, что не могут взять их. За товар взятки раскидываются направо и налево. Правда, недавно эти ребята потеряли свое самое лучшее судно, «Пикадилло», вместе с командой. Без него они сейчас еле сводят концы с концами. — Он стал вглядываться вдаль. — Эта халупа уже должна вертеться где-то за тем островом, и скоро мы ее увидим.

— Вы вроде бы в курсе оппозиционных настроений на Лумбаге, да? — спросил вдруг Ретиф.

— Я должен бы, конечно, знать об этом всю подноготную. В прошлую неделю, когда я работал на плантациях фуфа, по горло наслушался всяких россказней об оппозиции или как ее там…

— На плантациях фуфа? Но ведь это же, как вы говорили, на Дэларионе? Я не знал, что вы, лумбаганцы, способны менять место жительства как перчатки.

— Я был там военнопленным. Когда однажды сменялась охрана, я получил возможность оттуда убраться и я убрался. Кстати, обрати внимание на тот бот, на котором мелькает световая дуга на угольных электродах. Это Островная и Береговая Стража. По идее они здесь не должны сейчас околачиваться, но никогда наперед не знаешь, где вляпаешься в них.

— Я вижу, вы хорошо подготовились к рейсу, раз просчитали даже их маршрут.

— Как же! Мне ли не знать их маршрута, если еще месяц назад я сам был фараоном на этом боте!

— Вы, лумбаганцы, чуть ли не каждый день меняете свое амплуа. Наверно, такие смены подвертываются не всегда кстати? — спросил Ретиф. — Иной раз я представляю, как вы палите себе в лоб, искренне думая, что перед вами враг.

— Привыкнуть можно ко всему, — философски заметил Глут. — Мы привыкли и к этому.

— А не Гру ли это по правому борту? — спросил Ретиф, показывая рукой на темные очертания. — Не пора ли поворачивать к нему?

Глут зевнул.

— Чуть попозже, может быть, — лениво сказал он. — Я решил, что можно обойтись и без всякого выкупа — хлопот не оберешься. А я, знаешь, предпочитаю тянуть добрый эль на ночной палубе и вдыхать запах водорослей, чем ощущать, как твое тело расползается на глазах и удирает по частям в разные стороны…

Его слова были прерваны шумом в районе фок-мачты. Он вскочил и стал оглядываться. У мачты собрались матросы и что-то кричали, показывая руками в море. Глут взял бинокль. По левому борту стремительно приближалась смутно угадываемая большая тень…

— О, боже! Сдается мне… Неужели это Бламп?.. — Глут рванулся на нос, крича своим матросам: — Эй, вы что, ослепли?!

Те все побледнели, как смерть, не в силах пошевелиться. Громадина подползала теперь медленней, но неумолимо. По воде сверкнул ослепительный луч света прожектора.

— По тормозам, ты, трюмная крыса! — раздался усиленный мегафоном крик с подходящего судна. — По тормозам, если не хочешь получить доброе ядро под ватерлинию!

— Ах ты, дьявол! — проревел Глут. — Это не барка! Это Фунт! — он повернулся к Ретифу. — Я узнаю этот голос из миллиона. Он часто меняет баррикады, но когда плавает пиратским капитаном — держись. Другого такого в округе нет…

— Капитан! — крикнул один из матросов Глуту. — Дать быку под бок?

— Напомни дать тебе по морде, когда мы выберемся! Ты ведь знаешь — нам нечем палить! — крикнул в ответ Глут.

— Есть одно ядро! — раздался тот же голос.

Глут захохотал.

— Не сметь прикасаться к пушке! Я сам!

Он взбежал на корму и, сорвав с литого ствола черный чехол, стал разворачивать пушку на рельсах в направлении неприятеля.

— Тебе, гроасец, лучше убраться пока куда-нибудь, — крикнул он Ретифу.

— Это не плац для демонстраций некомбатантов!

— Ничего. Я побуду здесь, если не возражаете. И если бы я был капитаном, я правил бы к берегу.

— К берегу? Еще паники в команде мне не хватало! Каждому известно, что Гру кишит дикими обжорами, у которых кроме брюха и клыков ничего нет! И еще ноги, длинные ровно настолько, чтобы обрушиться на добычу сорокафутовым прыжком!

— В таком случае вы, видно, неплохой пловец!

— Не беспокойся, Ретиф, у Фунга все перепились и ближе чем на сто ярдов не попадут. Получай-ка, Фунг, дружище! — С этими словами Глут поднес к стволу пушки фитиль. Раздался выстрел, запахло порохом. Все стали прислушиваться. Увы, судя по звуку всплеснувшейся воды, выстрел был неудачным. Зато с неприятельского судна мегафон стал доносить до Ретифа самые грязные ругательства, которые ему приходилось слышать здесь, на Лумбаге. Вслед за этим наступила недолгая тишина, и через несколько секунд прямо у кормы, там, где стоял Глут, взметнулся в воздух гигантский фонтан воды.

Глута отбросило далеко в сторону. Ретиф крикнул ему:

— Так или иначе, Глут, но, похоже, вы потеряли судно — мы тонем!

Послышались вопли матросов, которые оказались вдруг по колено в воде. Глут заревел:

— Я знал, что все так кончится! Мы расползаемся по швам!

Судно внезапно накренилось, и с носа на корму покатились тяжелые бочки. Придавило матроса, и тот истошно заорал. Осадка была уже довольно низка, и вода перехлестывала через оба борта. Одного из матросов смыло за борт. Второго тоже потянуло, но он успел зацепиться за канат. Ретиф завороженно глядел на него. Матрос понимал, что канат гнилой и долго не выдержит, но упорно продолжал за него держаться. Вдруг Ретиф издал сдавленный крик: он увидел, как тот матрос прямо на глазах стал опадать, словно карточный домик. Десятки освободившихся Простейших, следуя инстинкту самосохранения, по воздуху отправились на берег, видневшийся невдалеке.

— Эй, Ретиф, — крикнул Глут. — Может быть, наши органы еще как-нибудь встретятся друг с другом и мы опять возродимся… А, прости, забыл, что ты монолитен… У тебя совсем нет надежд. Нам во что бы то ни стало надо добраться до острова!

— Поплывем, это недалеко!

— У тебя нет другого выхода, а я решил… как тот парень у каната, видел?

— И вы верите в эти басни о воскрешении? Я пошел! — С этими словами Ретиф бросился в пенящуюся темную воду вниз головой. Он нырнул. В глубине моря было спокойно. На миг ему показалось, что он видит на дне доску с надписью: «Пикадилло». Со всех сторон к берегу проносились рои Простейших: глаза, уши, носы, железы…

Ретиф стал подниматься к поверхности, чтобы глотнуть воздуха. Рядом он увидел барахтающегося Глута.

— Это была моя первая команда! — кричал он, перекрывая шум волны.

— Не время впадать в меланхолию! — ответил Ретиф.

Был холодный вечер, но вода оказалась теплой, и это вселяло надежды на спасение.

Скалы Гру поднимались смутными тенями прямо по курсу. Уже можно было различить даже пляж и отдельные деревья. В небе нависали тяжелые дождевые тучи. Глут пальцем проверил направление ветра. Прислушался. Ретиф заметил, что его приятель весь напрягся в слухе.

— Что-нибудь слышно? — спросил он чуть обеспокоенно.

— Да. Как будто кто-то хлюпает по грязи.

— Это просто вода, стекающая с ваших ног, — предположил Ретиф.

— Да? Может быть…

Из облаков показалась маленькая луна. Ретиф при свете ее обследовал пляж, до которого они уже добрались. Совсем рядом он обнаружил наполовину засыпанный песком бочонок. На его днище было написано что-то. Ретиф пригляделся… Вот это да!

— По крайней мере, Глут, — сказал он весело, — нам не приходится жаловаться на плохое снабжение. Вам доведется, как видно, вкусить отличный земной коньяк!

— Неплохо, — одобрил лумбаганец, когда пробка была выбита и спасшиеся сделали по первому глотку. — Как будто пьешь горячую нефть. Но мне это нравится! — Он сделал еще глоток. — О, клянусь дьяволом, эта штука мне нравится! Я вдруг подумал, что спастись — это совсем неплохо. Даже если попал на этот поганый и мрачный остров.

— Я вижу, вы заправский пьяница! — воскликнул Ретиф, беря из рук Глута бочонок. — Лучше остепениться пока. Нам, судя по всему, еще понадобится ваша зоркость и ваш слух.

— Остепениться? Не сделав и пары хороших глотков? И зачем нам моя зоркость и мой слух? Мы будем играть в прятки?

— Хорошо, если мы будем в одной команде, — сказал Ретиф, убирая со своего лица улыбку. — Смотрите, — он указал лумбаганцу на трехпалый след, глубоко отпечатавшийся на сыром песке.

Глут внимательно осмотрел находку.

— Да это же… Да это же земляне! — заорал он. — Помнишь, у старика Шлуша, который меня обманул, были такие же лапки? Это земляне — вопрос ясен!

— Сомневаюсь, — сказал Ретиф. — Длина следа восемнадцать дюймов…

— Неужели у землян не найдется пара-тройка таких верзил? — Глут стал поднимать руку надо головой: — Вот такие? Вот такие?

— Для землянина это слишком высоко, — сказал Ретиф. Он пошел по следу, который вел от пляжа к опушке леса.

— Найдем долговязых землян и устроим добрую пирушку! — весело кричал Глут.

— Вы перестали быть бдительным по отношению к ним, Глут.

— К черту! Теперь земляне — мои друзья! И гроасцы — мои друзья! Мне теперь все друзья! Даже он! — Глут указал на пролетающий мимо шишкообразный гипофиз. — Эй, приятель! Вали к нам!

Гипофиз приземлился на голове Глута.

— На редкость привлекательное создание, — усмехнулся Ретиф. — Но даю вам совет: ни кричите так громко.

— А что? Кто-то подслушивает? — Глут слегка пошатывался. Вечер был наполнен тревогами, а с помощью коньяка он расслабился. — Если здесь, за деревьями, прячутся вооруженные дикари, то пусть они убираются! — Гипофиз внезапно вспорхнул с его головы и быстро улетел. — Эй, куда ты?.. — Глут тяжело опустился на песок.

— Эй, Ретиф, скажи им, чтобы они вырубили свои сирены и свет… И на надо мне совать под нос вонючие галоши!..

— Поздравляю, Глут! — сказал Ретиф. — Вы окосели, побив все галактические рекорды скорости.

Глут свалился на песок и несколько времени лежал неподвижно. Потом он заворочался, приподнялся на локте и посмотрел мутными глазами на своего спутника.

— А, это ты, Ретиф! Я только что пихался с какими-то молодчиками… Куда они ушли?

— Вы им всем надавали, — заверил Ретиф лумбаганца. — Они уплыли в разных направлениях, вопя от ужаса.

— Трусы, — пробормотал Глут и поморщился. — Башка трещит!

— Как добраться до вашего бывшего босса, который приказал привести меня?

— Думаешь, я знаю? Я должен был доставить тебя только на берег.

— Ну что ж, тогда осмотримся, — предложил Ретиф, оглядывая темные вершины деревьев. — Вы пойдете туда. — Он показал Глуту на юг. — А я погляжу здесь.

Глут нетвердой походкой отправился, куда ему сказали.

Ретиф прошелся около ста ярдов вдоль песчаной косы, но потом пляж сузился и на дороге стала огромная скала, выползавшая на песок прямиком из леса. Здесь не было ни следа, ни одной пивной бутылки, ни одной обгорелой головешки из костра. Он повернул назад. Глута нигде не было. Ретиф пошел по его следам, неровно отпечатавшимся на песке — хмель еще не выветрился. Затем лумбаганец, как видно, повернул в лес. Под одной из массивных ветвей, набухшей от листвы, следы кончились…

Ретиф поднял взгляд — с ветви свешивался плетеный канат со свежеоборванным концом…