Храбрые славны вовеки!

Ломоносов Михаил Васильевич

Сумароков Александр Петрович

Державин Гаврила Романович

Дмитриев Иван Иванович

Карамзин Николай Михайлович

Крылов Иван Андреевич

Глинка Сергей Николаевич

Давыдов Денис Васильевич

Тургенев Андрей Иванович

Жуковский Василий Андреевич

Глинка Федор Николаевич

Батюшков Константин Николаевич

Раевский Владимир Федосеевич

Рылеев Кондратий Федорович

Пушкин Александр Сергеевич

Дельвиг Антон Антонович

Баратынский Евгений Абрамович

Языков Николай Михайлович

Лермонтов Михаил Юрьевич

Бенедиктов Владимир Григорьевич

Некрасов Николай Алексеевич

Фет Афанасий Афанасьевич

Майков Аполлон Николаевич

Толстой Алексей Константинович

Никитин Иван Саввич

Богданов Василий Иванович

Апухтин Алексей Николаевич

Голенищев-Кутузов Арсений Аркадьевич

Блок Александр Александрович

Брюсов Валерий Яковлевич

Иван Андреевич Крылов

(1769–1844)

 

 

Волк на псарне

Волк ночью, думая залезть в овчарню, Попал на псарню. Поднялся вдруг весь псарный двор. Почуя серого так близко забияку, Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку; Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!» — И вмиг ворота на запор; В минуту псарня стала адом. — Бегут: иной с дубьем, Иной с ружьем. «Огня! — кричат, — огня!» Пришли с огнем. Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом, Зубами щелкая и ощетиня шерсть, Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть; Но, видя то, что тут не перед стадом И что приходит, наконец, Ему расчесться за овец, — Пустился мой хитрец В переговоры И начал так: «Друзья, к чему весь этот шум? Я, ваш старинный сват и кум, Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры: Забудем прошлое, уставим общий лад! А я не только впредь не трону здешних стад, Но сам за них с другими грызться рад И волчьей клятвой утверждаю, Что я…» — «Послушай-ка, сосед, — Тут ловчий перервал в ответ, — Ты сер, а я, приятель, сед, И Волчью вашу я давно натуру знаю; А потому обычай мой: С волками и́наче не делать мировой, Как снявши шкуру с них долой». И тут же выпустил на Волка гончих стаю.

 

Ворона и курица

Когда Смоленский князь, Противу дерзости искусством воружась, Вандалам новым сеть поставил И на погибель им Москву оставил, Тогда все жители, и малый, и большой, Часа не тратя, собралися И вон из стен московских поднялися, Как из улья́ пчелиный рой. Ворона с кровли тут на эту всю тревогу Спокойно, чистя нос, глядит. «А ты что ж, кумушка, в дорогу? — Ей с возу Курица кричит. — Ведь говорят, что у порогу Наш супостат». — «Мне что до этого за дело? — Вещунья ей в ответ. — Я здесь останусь смело. Вот ваши сестры — как хотят; А ведь ворон ни жарят, ни варя́т: Так мне с гостьми не мудрено ужиться, А может быть, еще удастся поживиться Сырком, иль косточкой, иль чем-нибудь. Прощай, хохлаточка, счастливый путь!» Ворона подлинно осталась; Но, вместо всех поживок ей, Как голодом морить Смоленский стал гостей — Она сама к ним в суп попалась.  — Так часто человек в расчетах слеп и глуп. За счастьем, кажется, ты по пятам несешься: А как на деле с ним сочтешься — Попался, как ворона, в суп!

 

Раздел

Имея общий дом и общую контору, Какие-то честны́е торгаши Наторговали денег гору; Окончили торги и делят барыши. Но в дележе когда без спору? Заводят шум они за деньги, за товар, — Как вдруг кричат, что в доме их пожар. «Скорей, скорей спасайте Товары вы и дом!» Кричит один из них: «Ступайте, А счеты после мы сведем!» — «Мне только тысячу мою сперва додайте, — Шумит другой, — Я с места не сойду долой!» — «Мне две не додано, а вот тут счеты ясны!» — Еще один кричит. «Нет, нет, мы не согласны! Да как, за что и почему!» Забывши, что пожар в дому, Проказники тут до того шумели, Что захватило их в дыму И все они со всем добром своим сгорели.  — В делах, которые гораздо поважней, Нередко от того погибель всем бывает, Что чем бы общую беду встречать дружней, Всяк споры затевает О выгоде своей.