На улице к Ивану Кузьмичу подошла молоденькая корреспондентка с диктофоном и спросила:

– Скажите, если бы сейчас к вам подошел Александр Сергеевич Пушкин, что бы вы у него спросили?

– Живой Пушкин, настоящий? – уточнил Иван Кузьмич.

– Ну да, живой, настоящий…

– Пожалуй, спросил бы: как пройти к психбольнице?

– Почему?!

– Ну, если человеку среди бела дня является настоящий живой Пушкин, значит у него, в смысле у человека, а не у Пушкина, что-то с головой не в порядке, с психикой проблемы.

Девушка хмыкнула и отошла. А Ивану Кузьмичу отчего-то вдруг захотелось прогуляться к памятнику Пушкину. Не торопясь, он добрел до бульвара, подошел к памятнику и, глядя в глаза бронзовому поэту, негромко спросил:

– Ну, что, брат Пушкин?

Голубь шумно слетел с зеленоватого плеча, и Ивану Кузьмичу вдруг показалось, что бронзовые черты лица поэта дрогнули; и по спине Ивана Кузьмича испуганно пробежала стая мурашек, когда он услышал, как Пушкин, задетый такой фамильярностью, колко ответил ему:

– Ах ты, сукин сын…

Иван Кузьмич устыдился своего поступка; но Пушкин снова застыл. Печально он смотрел на наше поколенье…