Дженевьева надела щегольские ботинки Джо на тонкой подошве и, заливаясь смехом, вытянула ноги, а Лотти, тоже весело хохоча, нагнулась, чтобы подвернуть ей штанины. Лотти, сестра Джо, была посвящена в их тайну; это она уговорила мать пойти в гости к соседям, и теперь весь дом был в их распоряжении. Обе девушки спустились вниз на кухню, где их поджидал Джо. Он вскочил, увидев Дженевьеву, и лицо его просияло любовью и счастьем.
— Скорей, Лотти, подбери ей юбку,— крикнул он.— Надо поторапливаться. Так хорошо, сойдет. Видны будут только края брюк; пальто все прикроет. Сейчас посмотрим, как это получится. Я взял пальто у Криса. Славный малый! А уж ловок, ой-ой! Маленький такой, проворный,— болтал Джо, надевая на Дженевьеву пальто; оно доходило ей до пят, но сидело на ней отлично, точно на нее было сшито.
Джо нахлобучил ей на голову кепку и поднял воротник. Он был так широк, что доходил до края кепки, и под ним) исчезли волосы Дженевьевы. Когда Джо застегнул верхнюю пуговицу, концы воротника закрыли щеки, рот и подбородок Дженевьевы, и, только приглядевшись, можно было различить затененные козырьком глаза и чуть белевший нос. Она прошлась по комнате, но и при ходьбе из-под пальто виднелись лишь края штанин.
— Азартный игрок, не пропускающий ни одной встречи. Схватил насморк и кутается, чтобы не заболеть,— смеясь, говорил Джо, любуясь делом своих рук.— А у тебя много денег с собой? Я держу десять против шести. Хочешь поставить шесть?
— А это на кого? — спросила Дженевьева.
— На Понту, конечно,— с обидой в голосе ответила Лотти, давая понять, что тут никаких сомнений быть не может. -
— Хорошо,— кротко сказала Дженевьева,— только я ничего в этом не смыслю.
На этот раз Лотти промолчала, но по ее лицу было видно, что замечание Дженевьевы тоже показалось ей обидным. Джо посмотрел на часы и объявил, что пора отправляться. Лотти обняла брата и крепко поцеловала в губы; потом она поцеловалась с Дженевьевой. Джо обнял сестру за талию, и она проводила их до калитки.
— Что это значит — десять против шести?—спросила Дженевьева, когда они вышли на улицу; шаги их гулко отдавались в морозном воздухе.
— Это значит, что я фаворит,— ответил Джо.— Вот зрители на ринге и держат пари на десять долларов, что я выиграю встречу, а другие держат пари на шесть долларов, что я проиграю,
— Но если ты фаворит и все уверены, что ты выиграешь, то почему .же держат пари против тебя?
— На то и состязание,— засмеялся Джо.— Мнения расходятся. А кроме того, всегда есть надежда на меткий удар, на непредвиденный случай. Мало ли что может быть,— добавил он серьезно.
Она в страхе обхватила его руками и прижала к себе, словно хотела защитить от опасности, но он весело засмеялся.
— Погоди, погоди, сама увидишь. Ты только не пугайся вначале. Первые раунды будут свирепые. Это сильная сторона Понты. Он напористый, просто не человек, а вихрь, так и молотит кулаками и побеждает противника в первых раундах. Так он нокаутировал многих боксеров, которые выше его по классу. Мое дело — выдержать его натиск, только и всего. А потом он выдохнется. И вот тут-то я возьмусь за него. Следи хорошенько, ты поймешь, когда я начну наступать. Он от меня не уйдет.
Они подошли к стоявшему на темном углу зданию, где, судя по вывеске, помещался спортивный клуб; на самом же деле здесь устраивались только состязания по боксу под наблюдением полицейских властей. Джо, оставив Дженевьеву, первым вошел в подъезд, она последовала за ним.
— Только не вынимай рук из карманов,— предостеpеr ее Джо,— и все сойдет отлично. Каких-нибудь две минуты.
— Он со мной,— сказал Джо швейцару, разговаривавшему с полисменом.
И швейцар и полисмен дружески кивнули Джо, не обратив никакого внимания на его спутника.
— Они не догадались. И никто не догадается,— шепнул Джо, когда они подымались по лестнице на второй этаж.—А если кто что-нибудь и -подумает, то все равно ради меня будет молчать. Да и как узнать, кого я привел? Сюда, вот сюда!
Он отворил дверь в тесную комнату — что-то вроде конторы,— усадил Дженевьеву на пыльный стул с продавленным сиденьем и ушел. Через несколько минут он вернулся в длинном! купальном халате и парусиновых башмаках. Дженевьева, дрожа от страха, прильнула к нему. Он нежно обнял ее одной рукой.
— Не бойся, Дженевьева,— сказал он ободряюще.— Я все уладил. Никто не узнает.
— Я за тебя боюсь, Джо,— проговорила Дженевьева.— Мне все равно, что будет со мной. Я боюсь за тебя.
— Все равно, что будет с тобой? А я думал, именно это тебя тревожит!
Он смотрел на нее с изумлением!, пораженный этим! новым, ярчайшим свидетельством величия женской души, хотя Дженевьева уже не раз восхищала его чуткостью и глубиной своих чувств. С минуту он не мог вымолвить ни слова, потом проговорил, запинаясь от волнения:
— За меня боишься? И тебе все равно, что могут про тебя подумать? Ни о чем, кроме меня, не заботишься? Ни о чем)?
Громкий стук в дверь и зычный окрик: «Где ты там прохлаждаешься!» — вернули Джо к действительности.
— Скорей, Дженевьева, поцелуй меня еще раз,— прошептал он проникновенно.— Сегодня моя последняя встреча, и я буду биться, как еще никогда не бился: ведь ты увидишь меня на ринге!
Минуту спустя, все еще чувствуя на губах прикосновение его горячих губ, Дженевьева очутилась в кучке суетящихся молодых людей; никто, казалось, не замечал ее. Некоторые были без пиджаков, в рубашках с засученными рукавами. Окружив Дженевьеву, они вместе с ней вошли в зал через задние двери и медленно зашагали по боковому проходу.
Полутемный зрительный зал, сильно смахивавший на сарай, был переполнен; в густых клубах табачного дыма лишь смутно виднелись люди и предметы. Дженевьева подумала, что она сейчас задохнется. В зале стоял глухой гул мужских голосов, в который врывались пронзительные крики мальчишек — продавцов афиш и содовой воды. Кто-то предлагал пари — десять против шести — за Джо Флеминга. Голос звучал монотонно, безнадежно, как показалось Дженевьеве, и она с гордостью сказала себе: еще бы, кто же решится ставить против ее Джо!
Но не одна гордость за Джо волновала ее. Воображение у нее разыгралось, когда она проникла в этот вертеп, куда женщины не допускались. Что могло быть увлекательней такого приключения? Все здесь неизведанно, таинственно, страшно. К тому же она впервые в жизни отважилась на такой дерзкий поступок, впервые переступила узкие границы благопристойности, установленные самым беспощадным из тиранов — судом кумушек рабочего квартала. Дженевьеве стало жутко, жутко за себя, хотя минуту назад она думала только о Джо.
Дженевьева не заметила, как дошла до другого конца зала и, поднявшись на несколько ступенек, очутилась в маленькой боксерской уборной. Здесь тоже было полно мужчин, и Дженевьева решила, что все они так или иначе причастны к Игре. Тут Джо покинул ее. Но не успела она испугаться за свою дальнейшую судьбу, как один из ее спутников грубовато сказал: «Эй ты, иди за мной!» Протиснувшись следом за ним к двери, она увидела, что еще один телохранитель идет позади.
Они проходили по каким-то подмосткам, где зрители сидели в три ряда, и тут Дженевьева впервые бросила взгляд на ринг. Она шла на одном уровне с площадкой, и так близко, что могла бы коснуться рукой натянутых вокруг нее канатов. Пол был покрыт брезентом». За рингом и по обе стороны его Дженевьева, словно в тумане, увидела переполненный зал.
Комната, из которой она вышла, упиралась в один из углов ринга. Пробравшись вместе со своим проводником по рядам, она вошла в такую же тесную каморку, примыкавшую к противоположному углу ринга.
— Сиди тут смирно и жди, когда я приду за тобой,— сказал молодой человек, указывая на отверстие, проделанное в стене.