Мистер Бромптон проживал на Грейт-Куин-стрит неподалеку от Ковент-Гардена и, главное, по соседству с Масонским залом, где располагалась штаб-квартира Великой Объединенной Ложи Англии. Дом Бромптона благодаря стараниям его владельца был превращен в настоящий масонский музей. Едва наши друзья-сыщики вошли внутрь, как тут же оказались в окружении передников, которыми были увешаны все стены, и разных символических украшений, а также прочих реликвий, выставленных напоказ в витринах. И как только можно было жить среди всего этого скопища экспонатов!

Что до самого Бромптона, он оказался человеком любезным, но сдержанным. Это был крепкий мужчина, с хорошими манерами, одетый во все черное, включая галстук, который был расшит гербами старинных масонских лож Лондона. Его редкие волосы были зачесаны вокруг головы отдельными прядями, скрепленными между собой специальной помадой. А великолепные усы придавали гордому лицу бравурное выражение старого доблестного вояки.

— Скотланд-Ярд?! — удивился он. — Чему обязан такой честью?

— Сэр, — начал старший инспектор, — ваш адрес нам сообщил сэр Бартоломью Смит.

— Что ж, прекрасно! Это весьма достойный человек. Прошу в мое обиталище, проходите. Как видите, я коллекционирую старинные масонские реликвии.

— Но мы здесь по поводу смерти небезызвестной вам госпожи Катерины Ховард, — пояснил Форбс.

— О, разумеется, небезызвестной! Хотя я виделся с ней только на собраниях. Знаете, она была довольно странной женщиной. Как же вам объяснить? Холодная, как мрамор, и вместе с тем горячая, как раскаленные угли. — Ему, видно, понравилась собственная метафора, впрочем, несколько вызывающая, и он счел нужным ее пояснить: — Как ученый-историк она была строгая, безусловно очень способная, и в то же время в ее глазах угадывалось что-то чувственное, манящее, короче… да мы все там чересчур чувственные.

— Все?

— Наш маленький клуб состоит в основном из мужчин. Большей частью холостяков. Гм… Нехорошее это дело — говорить о мертвой.

— Господин Бромптон, — заметил сэр Малькольм, — мы расследуем ее смерть. Она была трагической. Так что, напротив, о ней как раз и нужно говорить. Можно сесть?

— Конечно! Конечно! — спохватился хозяин дома, пододвигая к ним два стула.

— Катерину Ховард убили, — напомнил Форбс.

— Знаю, только понятия не имею, кто это сделал и как. Полиция что-нибудь выяснила?

— Сэр, — взял инициативу в свои руки Айвори, — насколько нам известно, за несколько часов до смерти у жертвы отобрали коллекцию.

— Отобрали? Слишком сильно сказано! — возмутился Бромптон. — Все было сделано по договору, под которым добровольно подписывается каждый, кто вступает в наш клуб. Исключаются даже малейшие отступления от правил, иначе зачем вообще нужны такие правила?

— Какие же отступления вы имеете в виду, господин Бромптон?

— Ну, например, измену, ложь и все такое. Видите ли, необходимо быть честными по отношению друг к другу… Через наши руки часто проходят довольно ценные коллекционные раритеты. И без взаимного доверия честный обмен вряд ли возможен.

— Значит, госпожу Ховард обвинили в измене по отношению к кому-то из вас?

— Нет! Ничего подобного! — воскликнул Бромптон. — Я взял измену лишь в качестве примера… Впрочем, это не имеет никакого отношения к смерти Шестого номера. — Сказав последние слова, он прикусил язык, смекнув, что сболтнул лишнее.

— Мы знаем, у нее была медалька с цифрой шесть, — успокоил его сэр Малькольм. — Жетон мы нашли у нее на теле. А какая цифра у вас на жетоне, сэр, не скажете?

— Было бы глупо скрывать. У меня номер четвертый.

— Можно взглянуть на вашу медальку? — попросил Айвори.

Бромптон занервничал.

— Что вы собираетесь проверять? Сэр, я же дал слово!

Сэр Малькольм достал из кармана пальто значок, тот самый, который он нашел на дне лодки, и показал Бромптону, скрыв, правда, выгравированную на нем цифру.

— Не могли бы вы объяснить, что означает рисунок на лицевой стороне жетона? — спросил он.

— Это гностический Абраксас, — ответил Бромптон. — Нам нужна была эмблема. И эта показалась подходящей. Мы скопировали ее со старой рукописи. А что она точно означает, думаю, я вряд ли смогу объяснить. Понимаете, это своего рода игра.

— Как франкмасонство, — заметил прямо сэр Малькольм.

— А почему бы и нет? — просто сказал Бромптон. — Да и наша с вами жизнь та же игра, или, если угодно, пьеса, где каждому из нас отведена определенная роль, только никто не знает, каков финал у этой пьесы. Лишь Великому Архитектору Вселенной ведом конец этой странной истории под названием «Мир».

— Вернемся, однако, к нашим делам, — сказал старший инспектор, которому эти философские разглагольствования уже начали действовать на нервы.

— Охотно. Что еще вам угодно знать?

— Что вы можете сказать о леди Анджеле Смит?

— Сильная женщина, только совершенно испорченная дешевой эзотерикой! Ее никогда не посвятили бы в масоны. На мир глядит сквозь розовые очки. Супруга сэра Бартоломью. В этом качестве мы ее и воспринимаем.

— А Джеймс Линкольн?

— Левша? На старости лет он малость свихнулся, а так славный малый. Мне он нравится.

— Господин Трейси?

— О, это великий кудесник. Даже сейчас, будучи на пенсии, он не перестает подшучивать над всеми подряд. Но не со зла, уж будьте уверены! В сущности, маленький клуб, который основал сэр Бартоломью, — общество людей порядочных. Вы знаете Гилтпера и Сингха? Всех нас интересует только одна вещь на свете — собственная коллекция!

— И эти порядочные люди, глазом не моргнув, отобрали коллекцию у госпожи Ховард! — удивился сэр Малькольм.

— О, коллекцию ей бы наверняка вернули через какое-то время! По крайней мере частично. Просто нужно было ей кое о чем напомнить, что мы и сделали.

— Кроме леди Анджелы, ведь она проголосовала против такого решения! — заметил старший инспектор.

— Она хотела хоть как-то поддержать Катерину Ховард в трудную минуту. Ведь та слишком близко к сердцу приняла утрату своей коллекции…

— Однако ж она безропотно с этим смирилась. И все вывезла по первому же требованию — сразу после того, как вы проголосовали! Не кажется ли вам это странным?

— Таковы правила.

— Стало быть, — заключил сэр Малькольм, — она совершила какой-то серьезный проступок.

— Верно.

— Настолько серьезный, что никто из вас не хочет и даже не смеет об этом говорить, так?

— Иначе разразится грандиозный скандал, — признался Бромптон.

— Неужто все и впрямь настолько серьезно? — удивился Айвори.

— Катерина Ховард поступила очень некрасиво, впрочем, тут я полагаюсь на сэра Бартоломью — надеюсь, он найдет способ, как быстрее загладить ошибку, обернувшуюся трагедией не только для нее самой, но и для всех нас!

Ничего больше нашим друзьям узнать не удалось.