Мэдлин упала, и треск дерева сообщил о том, что пуля угодила в деревянную опору всего в нескольких футах от них. Щепки, как шрапнель, брызнули во все стороны; Колин прикрыл ладонями лицо. По полу покатилось что-то металлическое. Он открыл глаза и на пыльных досках пола увидел контур пистолета.
Конечно у нее есть пистолет. Должно быть, она обронила его, когда падала на пол.
Мэдлин Гринуэй перевернулась на бок и, приподнявшись на локте, потянулась за пистолетом. Но у Колина руки оказались длиннее. Неплохой экземпляр. Где, черт возьми, она прятала его на своем теле? Он потянулся, накрыл рукой пистолет и перевернулся на живот…
Но тут дверь тяжело захлопнулась, и свет в дверном проеме исчез. Они снова одни.
– У кого еще есть ключ от двери? – спросил Колин.
– Отдайте мне пистолет, – прошипела Гринуэй. Вот тебе и благодарность.
– Вы ушиблись? – спросил Колин, стараясь восстановить дыхание. – Вы…
– Отдайте мне пистолет, немедленно.
– Господи! – Колин встал, не обращая на нее внимания. Он нацелил пистолет на нее, подошел к стулу и поднял его одной рукой, намереваясь как можно скорее запихнуть его под ручку двери на лестнице. Он не собирался отпускать ее, пока не получит ответы на свои вопросы.
Однако этот небольшой лестничный пролет показался ему подъемом на высокую гору. Он еще не привык ходить без кандалов.
– Подождите!
Мэдлин поднялась на ноги. Ему пришло в голову, что вряд ли он поступит по-джентльменски, оставив ее разбираться во всем самостоятельно. Но потом решил, что рыцарские законы не совсем уместны в сложившихся обстоятельствах, учитывая, что эта леди требует вернуть ей пистолет и что он понятия не имеет о том, что эта женщина сейчас может сделать с ним самим. Кто-то пытался ее убить.
Интересно, что она намерена ему предложить?
– Прикройте меня, – бросила женщина. – Я сделаю это. Гораздо быстрее.
– Что именно вы сделаете? – Колин начинал сердиться. Проверка. Он нацелил пистолет прямо ей в грудь.
– Дверь. Вы же это собирались сделать? Заблокировать дверь?
Прошла томительная секунда. Стоит ли ей доверять? Нет. Не сбежит ли она, как только окажется наверху, у двери? Вряд ли, учитывая, что кто-то, войдя в эту дверь, только что пытался ее убить. Смог бы он пристрелить ее сам, если бы она попыталась сбежать? Возможно, она не осознала, что он только что спас ей жизнь.
Колин кивнул. В конце концов, пистолет у него. Если только она не припрятала еще один.
Мэдлин, прихрамывая, прошла мимо него. Потом, достаточно легко для женщины, взяла обеими руками стул и, уже не хромая, стала быстро подниматься по лестнице.
Он направил пистолет на дверь и на нее, но, поскольку был Колином Эверси и восхищение женщинами было для него как глоток свежего воздуха, он не мог не восхититься ее прямой спиной, пока она поднималась по ступенькам. Она все делала с необыкновенной грацией.
Мэдлин со знанием дела втиснула спинку стула под ручку двери, а потом, к удивлению Колина, вставила в замок свой ключ. Она явно не была дилетантом в… в…
Да в чем угодно.
Кто эта женщина?
Когда Мэдлин спускалась вниз, Колин не устоял перед соблазном и внимательно осмотрел пистолет. Симпатичная штучка, рукоятка из орехового дерева витиевато украшена перламутром и отделана латунью. Он проверил пороховую полку. Пистолет был заряжен.
Колин с подозрением понюхал порох и отдал пистолет Мэдлин.
– Заберите, мисс Гринуэй, здесь плохой порох, вы бы не смогли выстрелить.
Мэдлин коротко взглянула на пистолет с таким видом, как будто это был домашний любимец, который зарычал на нее. Но она быстро справилась и осторожно взяла у Колина пистолет. Голова у нее шла кругом, она не могла говорить.
– Кто вы, черт побери, мадам? – спросил Колин Эверси вне себя от ярости.
– Мэдлин Гринуэй, – едва слышно пробормотала она. – Разве вы не слышали, как меня только что назвали. – Ей трудно было говорить. Кто же пытался ее только что убить?
И тут осенило; она не знала, сможет ли отличить хороший порох от плохого. Она умна, стреляет без промаха, но, если Эверси прав…
Ее обманули. Потому что она – женщина, не может отличить хороший порох от плохого, не заметила, что веревки та руках Колина Эверси были завязаны свободно и он сам мог освободиться.
– Кто вы, мадам? И что все это значит?
– Меня наняли спасти вас, мистер Эверси. И вот кто-то только что пытался меня убить. Все это очевидно. – Ее ответы были краткими и сухими. Больше всего ей хотелось, чтобы он замолчал.
Сейчас она должна идти, потому что ей надо поговорить с мистером Крокером.
– Очевидно? Кто вас нанял? Моя семья? – В его голосе прозвучали недоумение и гнев.
– Понятия не имею, кто меня нанял, мистер Эверси. Все дела ведет мой агент.
– Дела?
– Да. Это мистер Крокер, – нетерпеливо пояснила Мэдлия.
– Крокер? – Теперь в голосе Колина Эверси звучало недоверие.
У Мэдлин на это не было ни терпения, ни времени.
– Мистер Эверси, жаль, что нашу встречу нельзя назвать приятной. А теперь мне надо немедленно уйти. Если позволите…
– Кто просил Крокера вас нанять? Вы сказали, что это сделала не моя семья?
– О вашей семье мне не говорили, – ответила Мэдлин. Она не обязана сообщать ему какую-либо информацию.
– Тогда кто? И кто хотел, чтобы я оставался связанным?
Оказывается, она слишком много успела сказать ему.
– Мистер Эверси…
– Помогите мне, мисс Гринуэй. Отведите меня к Крокеру, мне необходимо поговорить с ним.
– Мистер Эверси…
– Я никого не убивал, – обронил он.
– Мне все равно…
– Я… никого… не… убивал.
Мэдлин пристально посмотрела на него. Его лицо по-прежнему оставалось в тени.
Тревога обострила ее собственное восприятие. Колин Эверси может быть страдальцем; он может быть любимцем сатаны. Ей до этого нет никакого дела. Ее вообще возмутила необходимость считаться с Колином Эверси. За его освобождение ей хорошо заплатили. Ее будущее было обеспечено.
А теперь она осталась без гроша, а Колин тяжелым бременем лег ей на плечи. Она сама быстрее найдет все ответы.
– Я никого не убивал, мисс Гринуэй. Уверен, кто-то сделал так, чтобы Хорас Пил исчез, потому что этот кто-то хотел, чтобы меня повесили. А теперь, похоже, он хочет, чтобы я жил, но на его условиях. Я хочу знать ответы. И мне нужна ваша помощь.
Колин казался искренне смущенным, справедливо разгневанным, усталым и… Он был слишком худым.
В голову, несмотря на тревогу, закрались предательские мысли, и Мэдлин уже знала, что теперь Колин Эверси станет для нее личностью, а не просто предметом сделки. Этого она не могла допустить.
– Простите, но вы очень слабы, мистер Эверси.
В этой легкой насмешке, возможно, скрывалось какое-то извинение, но как только прозвучало последнее слово, Мэдлин развернулась к окну, чтобы оставить Колина на произвол судьбы. Она едва успела сделать шаг, как ее потянули назад. Через секунду она потеряла способность двигаться.
Колин схватил ее за плечо и повернул лицом к себе. Он удерживал ей руки так, что ее кулаки оказались почти рядом с его подбородком.
Колин стоял теперь так близко, что она ощущала тепло его тела, а вместе с ним легкий запах сырости, который, вероятно, прятался в складках его пиджака. Аромат Ньюгейтской тюрьмы.
В его хватке не было ничего приличествующего джентльмену.
Слишком любопытная и слишком уверенная в себе, чтобы испугаться по-настоящему, Мэдлин запрокинула голову. В свете лампы его глаза лихорадочно блестели, и она заметила их необычный цвет. В них было больше зеленых оттенков, чем синих, но определить их цвет было трудно. Мэдлин только однажды видела такой цвет: это был цвет предгрозового неба. Выдающиеся скулы и темные круги под глазами от бессонных ночей. Лицо было удлиненным, но Колина это не портило. У него были красивые длинные ресницы.
Последнее абсурдное наблюдение она постаралась выбросить из головы. Мэдлин с трудом отвела взгляд и слегка нахмурилась, видя, как он держит ее за руки. Он очень быстро провел этот маневре захватом рук. Откуда он знает, как…
– Война, – печально ухмыльнулся Колин, а Мэдлин удивилась, что он ответил на ее безмолвный вопрос. – И три старших брата, которые научили меня драться.
Повисла короткая пауза, во время которой хватка Колина нисколько не ослабла. Через стены до них донеслось оптимистичное пьяное мычание бродяги. Смертная казнь – хороший повод выпить, даже если на самом деле она и не состоялась.
Мир снаружи явно начинал возвращаться к прежней жизни. На долю секунды потрясенной Мэдлин показалось, что она существует вне времени. Независимо от исхода этого мгновения, выживут ли она или Колин Эверси после сегодняшнего дня, Лондон будет продолжать жить прежней жизнью, заполнив пустоту, которая осталась после них, подобно тому, как река заглаживает рябь на воде от брошенного камня.
– Признаю, впечатляет, мистер Эверси, – тихо произнесла Мэдлин. Она решила воззвать к его благородству, ее сердце колотилось в унисон с драгоценными секундами, которые она теряла. – Но все же в данный момент я сильнее. И без вас мне будет безопаснее. Вы – джентльмен, поэтому я прошу вас отпустить меня и позволить уйти.
– Я спас вам жизнь.
– Тогда мы квиты, мистер Эверси, поскольку я спасла вашу жизнь. Отпустите меня, пожалуйста. – Мэдлин осторожно переместила взгляд к его неотразимым глазам и одновременно дернула руки к себе.
Он даже не шелохнулся.
– Но вам заплатили за спасение моей жизни, мисс Гринуэй. А я спас вас добровольно. И это означает, что ваш поступок основывался на коммерции, а мой… – он сделал паузу, – на добродетели.
К его чести это последнее слово прозвучало с легкой иронией.
– Небольшая поправка, мистер Эверси. Это была бы коммерция, если бы мне заплатили. Вместо этого за мои услуги в меня стреляли, и, вряд ли надо подчеркивать, что этого бы не случилось, если бы я не спасла вас от заслуженного наказания.
Она намеренно старалась задеть его. Это был плохой знак. Это означало, что он умудрился либо пробудить в ней норов, либо ранить ее гордость, причем и то и другое было опасно и могло нарушить ее драгоценное равновесие.
Это означало, что она начала паниковать всерьез.
– Короче говоря, – быстро продолжила Мэдлин, – вы – моя неудача, мистер Эверси. Мне не хотелось бы причинять вам боль, но невзирая ни на что, я уйду. И уверяю вас, мне знакомо множество способов, как сделать вам больно, несмотря на это… – Мэдлин снова попыталась дернуть руки, но безрезультатно. – Несмотря на это положение.
Ну да, она может ударить его коленом в…
Колин поставил ноги рядом с ее ногами так, что все ее движения оказались заблокированными.
Проклятие.
Они стояли так близко друг к другу, что его колени практически были у нее между ног. Дьявольская улыбка затаилась в уголках его губ.
– Возможно, вы правы, мисс Гринуэй, в отношении моего нынешнего физического состояния. Но недавно я понял, что отчаяние добавляет сил. Хотите измерить степень моего отчаяния?
Мэдлин видела множество отчаявшихся людей. Но ни один из отчаявшихся не выглядел так, как мистер Эверси. И не говорил так, как он. Умный человек, со склонностью к иронии или к приличествующей джентльмену угрозе.
– Я нужен вам, – с нажимом произнес Колин. С его стороны это была догадка, причем удачная. – У меня состоятельная семья.
– Мне нужно, чтобы вы отпустили меня, – поправила его Мэдлин.
– Я нужен вам, потому что моя семья заплатит вам за мое возвращение, – резко заметил Колин. – Они будут… счастливы, что я вернулся к ним живой.
«Странно, в его голосе прозвучало сомнение», – подумала Мэдлин.
– Вы не очень-то уверены.
– Вы правы. – Улыбка Колина была печальной, но на этот раз улыбались не только губы, но и глаза. – Не знаю, все ли члены семьи будут счастливы. Но уверен, что вам заплатят за мое возвращение. У нас, знаете ли, есть честь, мы – Эверси. – Снова в голосе прозвучала ирония. – И интуиция подсказывает мне, что вам очень нужны деньги.
– Мистер Эверси, мне крайне необходимо, чтобы заплатили очень быстро.
– Значит, мы снова в равных условиях. Потому что мне крайне необходимо быстро вернуться в Пеннироял-Грин. Это судьба, мисс Гринуэй, вы не согласны?
«Миссис, а не мисс», – хотела сказать Мэдлин. Хотя вряд ли это имело значение.
– Почему вам срочно надо вернуться? – поинтересовалась Мэдлин.
– Мне необходимо остановить свадьбу в Суссексе. Но прежде чем я сделаю это, я должен доказать свою невиновность.
О, ради всего святого! К чему эта чрезмерная сентиментальность? Видимо, в нем сейчас говорила обида, поскольку Колин считал, что не заслужил быть повешенным.
– Неужели? И кто же ваш идеал? – Не только ему была присуща ирония. – По-моему, ее зовут Луиза.
– Она вовсе не идеал. Это женщина из плоти и крови. И ее место рядом со мной.
Коротко и ясно. Солнце встает на востоке. Ночью темно. «Ей место рядом со мной». Один и тот же тон. Эти слова где-то в глубине ее души отозвались странной слабой болью.
– Но если это правда, то за кого же она выходит замуж? – Не было такой боли, которую ее острый ум не мог бы выдержать.
– За моего брата Маркуса, – после очередного секундного замешательства ответил Колин.
Ага, значит, он решил быть честным, потому что такое признание явно было для него неприятным. Со своей стороны Мэдлин решила проявить непреклонность.
– Значит, все деньги семьи находятся у вашего брата.
– У моего брата было единственное преимущество – он не попал в Ньюгейтскую тюрьму.
– Видимо, потому, что не заколол ножом джентльмена в пабе.
Она зашла слишком далеко. У него потемнели глаза, он открыл рот, собираясь что-то сказать. Мэдлин не хотела рассердить этого человека. Но потом…
Потом он удивил ее. Он не стал возражать, только нахмурил брови, потом уголки его губ поползли вверх и…
Черт, да он почти с нежностью улыбался ей. Как будто понял в ней что-то такое, что она сама еще до конца не поняла.
– Вы правы, – сказал Колин. – Но я уже говорил вам, что тоже никого не убивал. Но не знаю, как это доказать. – Он фактически пытался успокоить ее.
Крошечная порция хваленого обаяния Колина Эверси. Оно окутывало ее, проникая сквозь слабые места, о существовании которых у себя Мэдлин не подозревала.
Она не имела ни малейшего представления о том, как изменить ситуацию. Она стояла и впервые дольше обычного не могла одержать верх.
Это было ужасно.
Мэдлин с трудом оторвала от него взгляд. Вот так уже лучше. И вдруг ее осенило.
– У вас есть сестры, мистер Эверси?
Колин затаился, явно удивившись ее вопросу, потом искренне рассмеялся, запрокинув голову.
– У меня две сестры. Поэтому я хорошо знаю, что женщины вовсе не такие хрупкие и беспомощные существа, как обычно считают мужчины. Или как им хотелось бы предстать перед мужчинами, когда им это выгодно.
Эти слова прозвучали одновременно и как своего рода признание, и как предупреждение и почему-то оказались весьма кстати в этот момент.
Совершенно неожиданно Колин отпустил ее руки и сделал шаг назад, подняв ладони вверх. Как раз, когда Мэдлин стала привыкать к запаху Ньюгёйтской тюрьмы.
Она выразительно потерла запястья и пристально посмотрела на Колина. На его красивом лице не отразилось ни малейшего признака вины. Проклятие. Мэдлин перестала растирать запястья, потому что они совсем не беспокоили ее.
– В таком случае будем считать, что мы заключили честное соглашение помогать друг другу?
Ой нет, только не это. Ее никогда не переставало восхищать это сочетание: мужчины и их чертовски поверхностное соблюдение понятия чести. Ее собственные понятия, что правильно, а что – нет, основывались на интуиции и были весьма гибкими.
– Да, – в тон ему ответила Мэдлин, подавив нетерпение. Свое понимание честного соглашения она сможет пересмотреть в любое время, решила она.
– Тогда пожмем друг другу руки? – Его губ коснулась легкая усмешка.
Теперь Мэдлин знала, что он – дьявол. Она не горела желанием подавать ему руку, и он это понимал. И все же, возможно, он понимает, что она ничего не боится. Мэдлин протянула руку, он накрыл ее своей большой и теплой ладонью, тихонько сжал и отпустил, словно прикосновение руки незнакомой женщины не вызвало в нем никаких эмоций. Тогда как тепло его» пальцев на мгновение лишило ее способности думать.
– Об окне никто не знает, – догадался Колин.
– Конечно, нет, – очнулась Мэдлин.
– Вы принесли лампу, чтобы никто не догадался о существовании окна.
В его голосе она услышала нотки веселья, но решила проигнорировать их. Он не первый мужчина, который пытается понять ее, удивить, но у нее нет времени доставить ему такое удовольствие. Для нее это вовсе не игра.
– Вы можете взобраться наверх? – спросила она.
– Могу.
Она отставила метлу в сторону и бросила на него недоверчивый взгляд. Он был высок и широкоплеч, к тому же – Колин Эверси. Вне всякого сомнения, в тот момент, когда они вдвоем ухитрятся протиснуться через окно, брошенные плакаты с его изображением станут серьезной преградой на их пути. Их, несомненно, расхватали в качестве сувенира все те, кто вернулся в свои дома, либо разочарованные, либо довольные тем, что не увидели казни, но понимая, что этот день они никогда не забудут.
Еще одной проблемой была его одежда. Темный сюртук из тонкой шерсти вестонского покроя, шелковый шейный платок. Мятый, но все же, шелковый. Великолепные сапоги, которые от ходьбы по тюрьме не утратили своего товарного вида. Их блеск привлечет взгляд любого предприимчивого вора, который окинет его взглядом с ног до головы, узнает его незабываемое лицо. И тут начнутся неприятности.
И все же набросок рогатого человека на плакате – это одно. Живой человек – совсем другое.
– Ваш сюртук придется… – начала Мэдлин. Эверси все понял с полуслова. Сорвал с себя сюртук, чтобы желтые пуговицы не мерцали для воров как сигнальные маяки.
– И еще… – опять начала Мэдлин.
Колин уже развязывал шейный платок, потом сияя жилет с такой быстротой, что Мэдлин залилась румянцем. Она давно не видела, чтобы мужчина, тем более симпатичный, буквально срывал с себя одежду.
Колин Эверси собрал свою одежду, перевязал веревками, которые недавно связывали его руки, перебросил узел через плечо и объявил:
– Я полезу первым.
Мэдлин не понравились нотки высокомерия, прозвучавшие в его голосе. Он не предлагал, он требовал. Это свидетельствовало о том, что он ей не доверяет.
Мэдлин не горела желанием принимать приказы от кого бы то ни было, но она была практична, и спорить с ним у нее не было времени.
– Хорошо, – кивнула она.
Колин потянул окно на себя, оно легко подалось, и в помещение ворвался вонючий теплый воздух. Перед ними, как пухлая стража, стояли ряды бочек.
– Осторожно, бочки, – приглушенно сказала Мэдлин, и Колин Эверси вылез на дневной свет. Прошло примерно десять минут с того момента, как кто-то пытался убить Мэдлин Гринуэй.