– Вот, попробуй. – Майло протянул Габриэль деревянную ложку, с которой капал ароматный бульон. – Что ты об этом думаешь?

Габриэль подумала, что у отца слишком серое и измученное лицо, но промолчала и взяла ложку.

– Мне кажется, замечательно, папочка. Лучше, чем всегда.

– Хорошо. – Майло выхватил у нее ложку и помешал в огромной кастрюле смесь из риса, помидоров, цыпленка, бульона и колбасы. – Значит, мальчик. Оливер.

– Оливер. – Габби кивнула.

Всякий раз, как она думала о Джо, у нее трепетало в животе, пульс учащался и она чувствовала возбуждение.

Чего она хотела?

Зачем вернулась в Байю-Бенд?

Она оглядела простую кухню с потертыми деревянными шкафчиками и старым линолеумом на полу. Пряные запахи прошлого и настоящего перемешались и напомнили о радости, смехе, теплых днях ранней юности.

Вот зачем она приехала домой. Чтобы найти эту радость, которая, как она считала в глубине души, была нужна и Майло.

А что ей нужно?

И как вписываются Джо Карпентер и его сын в эту ее новую жизнь?

Ей хотелось праздника – старомодного, традиционного, яркого. Чтоб вокруг были горы подарков в блестящей красной с золотом бумаге с причудливо завязанными бантами.

И чтобы Джо и Оливер были рядом, а не в гостинице у шоссе.

– Надеюсь, эти чертовы креветки так же хороши на вкус, как и на вид. – Майло поднес креветку к свету и стал критически ее осматривать. Затем проронил так небрежно, что Габриэль сразу насторожилась: – Не знал, что ты знакома с Джо Карпентером.

Это была затравка. Как кот, выслеживающий птицу, он осторожно приближался к тому, о чем действительно собирался говорить. А потом делал прыжок. Тогда и летели перья. Она подождет.

– Так откуда же ты знаешь Джо Карпентера? – Он бросил креветку обратно в тарелку.

– Это ведь маленький город, папуля. Почему же мне не знать его?

– Действительно маленький. Люди знают друг о друге больше чем надо. Так ты увидела его у Тибо и пригласила? И это все?

Габриэль, недоумевая, посмотрела на отца.

– Конечно. А что? Я зря пригласила?

– Нет. – Майло ткнул пальцем креветку, откашлялся. – Просто... видишь ли, у Джо Карпентера была тяжелая жизнь. По крайней мере я так слышал. Я бы не хотел, чтобы тебе было больно, вот и все.

Габриэль не стала задавать наводящего вопроса.

– Пожалуйста, папа. Твой скальпель. – Она протянула ему разделочный нож. Легонько похлопывая отца по плечу, Габриэль украдкой разглядывала его.

Обычно худой, он стал еще тоньше с тех пор, как она видела его в последний раз.

– Спасибо, дорогая. – Он прошелся ножом по темной спинке креветки, отбросил внутренности на бумагу.

– Помочь?

– Нет.

Вспомнив разговор накануне на елочном базаре, она добавила:

– Не знала, что ты кормил Джо Карпентера обедом.

– Это было давно. – Майло бросил креветку в дуршлаг и взялся за другую. – И к твоему сведению, дамочка, это был совсем не обед.

– Ты разжигаешь мое любопытство, папочка. Габриэль открыла холодильник и достала нарезанные грибы и красный лук. Порывшись еще немного, вынула пакеты с листьями латука и эндивия.

– Я заинтригована.

– Тебе интересно? Это прекрасно. – Он не обратил внимания на ее напряженный взгляд.

– Так не расскажешь? – Габби вскинула голову.

– Нет, не расскажу. Если тебе интересно, спроси у Джо. Это его дела. – Манипулируя ножом как указкой, он остановил ее на полуслове. – И это все, что я могу сказать тебе, Габриэль. Поэтому не суй свой нос и не проси меня, слышишь?

– Посмотрим. – Она взглянула на отца сквозь опущенные веки.

На стойку прыгнул кот тигровой окраски.

– Убирайся, Клетис! – Габриэль угрожающе замахала на него. – Сейчас же убирайся со стола, ненасытное создание! Если не хочешь получить взбучку. – Габриэль согнала кота со стола и вынула из шкафчика блюдце.

Кота было жалко, и она вытащила кусок колбасы из джамбалайи.

– На, зверь. – Габриэль поставила блюдце с нарезанной колбасой на пол и нагнулась, чтобы почесать коту за ушами. – Ты испорченный толстый кот.

Клетис усиленно чавкал и жевал.

Майло подозрительно молчал.

Поглаживая коту голову, Габриэль посмотрела на отца.

– Ты разрешаешь ему прыгать на стол, папа?

– Иногда.

Клетис начал покусывать ее за палец.

– Господи, он разжирел, а ты похудел, по крайней мере фунтов на десять. Его кормишь, а сам перекусываешь тем, что находишь в холодильнике. Хорошо, что я приехала.

Майло постучал ложкой о край кастрюли.

– Вот об этом я и хотел поговорить с тобой, барышня.

– И что? – Габриэль нежно обняла отца за худые плечи. Как она и думала, разговор о Джо – только затравка, главное начнется сейчас.

– Это твое глупое мнение, что ты должна заботиться обо мне. А почему ты считаешь, что мне вообще нужна помощь? У меня еще есть волосы, я хорошо слышу и в бифокальных очках еще очень хорошо вижу. – Он стукнул по столу ложкой.

Клетис с надеждой поднял голову.

– Ты не заботишься о себе, папочка. Ты выглядишь хуже, чем когда был в больнице. Ты не пришел в норму после операции.

– Это была небольшая операция, и доктор Пэджетт говорит, что у меня все в порядке. Я действительно в порядке, Габриэль. Так что ты зря продаешь свое дело и возвращаешься в Байю-Бенд...

Он нахмурился и стал крутить ложку между пальцами. На стол посыпались зернышки риса.

– Дорогая, я люблю тебя, ты это знаешь. И я очень рад, что ты дома. Но надеюсь, только на время.

Габриэль почувствовала острый укол досады – ее отвергли.

– Только не смотри так на меня. – Он похлопал ее по руке. – Со мной все в порядке. Нам надо было поговорить о твоем решении до того, как ты очертя голову бросилась менять свою жизнь.

Отец не церемонился с ней. Что ж, она ответит так же прямо.

– Мне не нравится твой вид, папа. У тебя серое лицо. Мне кажется, ты нездоров...

– О господи, барышня. Я пролежал три недели в больнице до Дня благодарения. У меня пропал аппетит, вот и все. – Он, нахмурясь, глядел на нее. – Я и до операции был худым.

– А я ничего не знала бы об операции, если бы Тэйлор Пэджетт не позвонил мне.

– Я очень недоволен этим парнем. Тэйлору Пэджетту было тридцать шесть лет, и он практиковал в Байю-Бенде с момента окончания медицинского института.

– Почему? – спросила она нарочито терпеливо.

– Я не хотел, чтобы он беспокоил тебя.

– Беспокоил меня? Беспокоил меня? – Габриэль беспомощно развела руками. – Не приведи бог, чтобы мой старенький папочка обеспокоил меня. Ну конечно, как же я могу изменить что-то в своем напряженном графике только потому, что мой отец в больнице?!

Майло взял следующую креветку и разрезал ее вдоль спинки.

– Ты слишком тревожишься, Габриэль. Мне, конечно, шестьдесят четыре года, но я не старенький, и потому не дерзи.

Упершись кулаками в стол и опустив голову, он помолчал и вздохнул.

– С чего ты взяла, что мне одному после смерти мамы трудно жить?

– Я не хотела огорчать тебя, папа. – Габриэль прижалась лбом к его ввалившейся щеке. Она хорошо помнила, какая паника охватила ее при виде сильного, упрямого отца, опутанного трубками. – Я хочу, чтобы ты поправился и стал похож на себя.

Он вскинул голову и начал решительно разделывать креветку.

– Тогда прекрати беспокоиться обо мне и заниматься самопожертвованием, Габриэль Мари. Ты хорошая девочка и хочешь мне добра, но, дорогая, я в порядке. И мне не нужна нянька.

Снова болезненный укол.

– Но, папа...

Он жестом остановил ее.

– После Нового года возвращайся в Аризону и займись своей жизнью. Я не желаю, чтобы ты отказывалась от нее из-за дурацкой идеи, что я дряхлею.

– Дурацкой, папа? Ну спасибо! – Она нервно засмеялась – отец уж слишком разошелся.

– Учти, Габриэль Мари, я твердо намерен прожить еще лет двадцать или тридцать и буду в полном порядке до глубокой старости. Так что ты зря поднимаешь шум. Я сказал бы тебе, если бы был болен. Поверь мне.

Но она не верила. Он не сказал бы. Он до последнего вздоха щадил бы ее.

– Но я здесь, папа, и я останусь. Он крепко обнял ее. От него шел запах рассола и перца.

– Я очень ценю твое предложение, дорогая, но мне не нужна санитарка. Пока.

– Поздно, папа. Я продала агентство и дом. Да... – она опередила его вопрос, – выгодно продала. Отдала растения и аквариум, и теперь я дома, и ты больше не будешь один. Я составлю тебе компанию по вечерам. Буду готовить тебе питательную еду. И Клетис не будет больше сидеть на столе.

От раздражения рот у Майло вытянулся в прямую линию.

– Напоминает седьмой круг ада.

– И тем не менее. Все уже сделано.

– Черт знает что, Габриэль. Ты действительно все продала? – В его голосе звучало настоящее смятение. – Кроме машины.

Отец издал раздраженное хмыканье, которое она хорошо знала.

– Девочка, ты что, не слышала, что я сказал?

– Слышала, папа.

Она подошла к нему и поцеловала в голову. Она нужна ему, и она все сделала правильно. Ради него. Ради себя.

– Габриэль, дорогая. – Он произнес это медленно и терпеливо. – Я не одинок. Мы с ребятами по-прежнему встречаемся в закусочной у Бел за утренним кофе. Я не сижу и не жду старухи с косой. Мне не хватает твоей мамы, и это никогда не изменится, но у меня есть друзья, я езжу на экскурсии. – Он засмеялся. – Мне шестьдесят четыре года, и я впервые в жизни начал ездить на экскурсии.

– Ты больше не водишь машину? – Теперь она по-настоящему забеспокоилась. Вождение было в крови у Майло. Он любил машины.

– О господи, дорогая, я еще вожу машину. Меня уговорили поехать на экскурсию по штату с ночевкой, и мне понравилось. Интересные люди смотрят интересные места. Я бы в жизни не встретил таких людей, если бы не остановился и не заинтересовался этой программой.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Какой программой?

– Ну... – Голос у него стал вкрадчивым, и Габриэль насторожилась. – Одна из медсестер в больнице рассказала мне о поездках, которые организует автобусный парк округа.

Однако! Майло, хитрая лиса, явно что-то скрывал. Но она дознается. Как только он будет готов расколоться.

– Ты ездишь в туристические поездки?

– Конечно. В Тампу. В Атланту. По магазинам.

– По магазинам? Ты же терпеть не можешь магазинов.

Они оба вздрогнули от неожиданного позвякивания старинного звонка и испуганно переглянулись.

– Боже мой! Время! – У Габриэль забилось сердце, а щеки залило краской. Джо.

– Я вижу, мы не можем одновременно готовить и серьезно разговаривать. Вот это, дорогая, и есть признак старости. – Майло сгреб гору мусора со стола в мусорное ведро. – Иди открой дверь. Мне надо помыться. – Он быстро брызнул на руки лимонным соком и подставил их под струю воды.

Габриэль прищурилась. В чем дело? Впалые щеки отца стали красными, серый цвет исчез.

– Ты в порядке?

Ей совсем не хотелось оставлять его, чтобы потом найти на полу с сердечным приступом.

– Что? – Он рассеянно оглянулся на нее, продолжая оттирать руки. Бросил взгляд в маленькое зеркальце над холодильником. – У меня нормальный вид? – Отец пригладил волосы еще влажными руками.

– Конечно, папа. – Габриэль никогда не видела отца таким взволнованным. Должно быть, он очень устал. Принять и накормить такое количество людей оказалось для него, похоже, более серьезным испытанием, чем они предполагали. Не надо было разрешать ему...

– Ах, Габриэль. – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Нам надо кое-что обсудить.

– Да, папочка. – Она проговорила это ровным, невозмутимым тоном. Он был расстроен. Надо его успокоить.

Майло нахмурился.

– Почему ты так странно говоришь, девочка? Как будто я оглох или спятил. – Не дожидаясь ответа, он снова заглянул в зеркальце.

Протяжно и пронзительно зазвенел звонок.

– Иди, иди. Там кто-то есть. Открой дверь. Не надо заставлять людей ждать.

Габриэль открыла дверь и увидела Джо Карпентера, прислонившегося к косяку. Он улыбнулся, и сердце у нее забилось неровно.

Настороженный и мрачный Оливер вышел из-за спины отца. Вихор был приглажен на удивление тщательно. Джо хорошо потрудился. Она пошире раскрыла дверь.

– Привет, ребята. Входите. Есть хотите? Сжимая в руке букет цветов в гофрированной бумаге, Оливер переступил одной ногой через порог, помолчал и повернулся к Джо, который подталкивал его вперед.

– Пожалуйста. – Оливер протянул ей цветы. – Подарок хозяйке.

– Большое спасибо. – Габриэль понюхала розы и белые орхидеи, обрамленные сосновыми ветками с длинными иглами и ажурной травкой. На нее дохнуло слабым ароматом холодных и прекрасных цветов.

– Роскошные цветы, Оливер.

Освободившись от букета, он вновь схватил отца за руку.

– Я их не выбирал.

– Это неважно – Важно внимание. – Габриэль жестом пригласила их войти. – Папа в кухне, заканчивает джамбалайю.

Позади нее на пол с грохотом упала крышка.

– О господи, Клетис! Посмотри, что ты наделал! Она потянула Джо за руку и захлопнула за ними дверь.

Ей на ноги свалился шерстяной ком и покатился, тяжело дыша.

– Насколько я понимаю, это Клетис, – протянул Джо.

Лапы у кота мгновенно растянулись, и он, как блин, распластался на полу.

– Кошка! Я люблю кошек. – Оливер присел на корточки. – Можно его потрогать?

– Конечно. Он не кусается и не царапается. И любит, чтобы его любили и ласкали. – И Габриэль добавила нежным голосом, обращаясь к Джо: – Как и большинство мужчин.

– Жестокая. – Джо легонько стукнул ее по подбородку. – Конечно, нам это нравится. Ничто так не заставляет чувствовать себя мужчиной, мадам, как тот момент, когда хорошенькая женщина строит тебе глазки. – Он намеренно растягивал слова, прикасаясь к воображаемой ковбойской шляпе и глядя прямо на Габриэль.

Прижав цветы, она рассмеялась, и сердце, как безумное, застучало в груди.

– Ну, тебе, Карпентер, совсем не обязательно строить глазки, чтобы ты почувствовал себя мужчиной.

– Так ты заметила, да?

Она сделала ему знак, чтобы он шел за нею на кухню.

– А другие разве не заметили?

– Приятно знать, что не зря стараешься. Останешься с котом, Оливер, или пойдешь с нами?

Опустив подбородок на шею Клетису, Оливер взглянул на взрослых и, когда Клетис прошелся ему лапой по лицу, ответил:

– Наверное, я останусь с ним, чтобы ему не было скучно. Он хочет, чтобы я остался.

– Мне тоже так хочется. – Джо нагнулся и погладил согнутыми пальцами брюшко кота.

Габриэль сглотнула. Ей захотелось заурчать, как Клетис. Она наклонилась к Оливеру и кивнула на комод возле двери.

– Если откроешь этот ящик, найдешь там кошачье угощение. Мы храним корм здесь, чтобы было легче заманить кота обратно в дом, если он захочет прогуляться, куда не надо.

– Хорошо. – Оливер зажал корм в ладони, ожидая, когда Клетис вскочит на лапы.

Но тот только повернул голову, выжидающе глядя на мальчика. Оливер поднес поближе щепотку, и кот, высунув шершавый язычок, лизнул Оливеру руку.

– Еще одна мужская привычка? – Джо пробормотал ей это в самое ухо, и его дыхание заполнило ей легкие и кровь.

– Возможно.

– Тогда в следующей жизни я буду Клетисом. – Джо выпрямился. – Жди себе, когда все поднесут на тарелочке с голубой каемочкой. Не надо охотиться, прикладывать усилия. Клетис молодец, все правильно делает.

Быстрый насмешливый взгляд, брошенный в ее сторону, говорил не о еде. Габриэль неловко повернулась, задев Джо бедром. Все тело у нее сразу обмякло, дыхание застряло в горле – Девушке хотелось сказать что-нибудь веселое и непринужденное, как будто ничего не случилось...

Тут Оливер фыркнул от смеха:

– Щекотно!

Клетис лениво лизнул его в лицо. Джо повернулся к сыну, и Габриэль с облегчением вздохнула.

– Кухня здесь. – Девушка смахнула волосы с полыхающих щек и заторопилась на звук хлопающих крышек и льющейся воды.

– Хочешь дать мне работу? – Пропуская ее вперед, Джо положил руку ей на талию.

– Конечно. Для бездельников всегда найдется работа.

– Не усердствуй, Габби, – пробормотал он, и от смеха мягких морщинок вокруг глаз у него стало больше, а карий цвет сделался почти золотистым, когда он повернул голову.

Габриэль быстро прошла вперед, и, когда его рука опустилась, девушка почувствовала холод на талии, там, где он прикоснулся. Где-то в груди возникло странное ощущение утраты.

Она вздохнула.

В сущности, она оставалась такой же неопытной, как та девочка, которую он когда-то поцеловал. Неудивительно, что она боится заниматься любовью и сексом-Джо Карпентер очень основательно запечатлел в той взрослой девочке свой запах, свое прикосновение, и запечатлел это на всю жизнь.

Как тень, ее тело следовало за Джо, подчиняясь какому-то примитивному, сидящему в мозгу приказу, который шел от запаха, от ощущения и которому она не могла сопротивляться.

Она попалась.