Рахья отворил входную дверь собственным ключом и застал Владимира Ильича нервно рассекающим пространство спальной комнаты по диагонали.
— Това-ищ Яхья, — фальцетом резко прозвучал голос, застигнутого за пинанием по конспиративной комнате конспиративной чужой ушанки, вождя, — Скажите, кто-нибудь из членов ЦК знает, где я скъиваюсь?!.
— Никто, Влатимир Ильиць, — чётко отреагировал ординарец.
— И пъекъясно, — облегчённо вздохнул, усаживаясь в кресло, «поводырь всех слепых и костыль всех безногих» — Если что — бей-ежоного бог бей-ежет! А то ведь случись что, так — чёйт их всех знает!.. А как там дела в Пите-е?
— Неплох-хо, Влатимир Ильиць. Посьти весь город в насых руках!
— Как?!. Неужели? Не может быть! — ещё сильнее перепугался Владимир Ильич, на мгновение даже остолбенев. Затем резко вскочил и забегал вихрем по комнате…
— Немедленно уходим!
— Куда? — искренне удивился невозмутимый Рахья, — На новый конспират-тивный кфартир-ра?
Ленин резко остановился посреди комнаты и вдохновенно «выстрелил» пальчиком в потолок.
— Нет, това-ищ Яхъя! Мы идём в Смольный!
— Ка-ак, в С-смольный?.. Там оп-пасно-о! — завертел головой осторожный Рахья.
Но Ленин был уже сам одержим своим волшебным даром убеждения.
— Но, только пъедставьте себе на минуту, товаищ Яхья: йеволюция победила… А кто вождь?.. Тъёцкий?!. Нет, нет и ещё яз, извините, нет!
Ленин поднял с пола ушанку и нахлобучил себе на голову.
— Владимир Ильиць, вы бы хоть записку написали для сёстры, — почти слезливо простонал Рахья Ильичу, уже хватающему с вешалки пальто с каракулевым воротником.
— Вейно! Чейтовски вейно!.. — умилился вождь своей гениальной рассеянности схватил ручку и лист бумаги, начал диктовать себе вслух.
— Ушёл… туда… куда… бы… вы… не… хотели, чтобы я… уходил… Несколько ко-яво, но исто-ически вейно!..
— А, подпис? — поинтересовался Рахья, проверяя револьверы.
— Минуточку… Ульянов… нет, Ленин… нет, Владимир Ильич… нет, просто — Ильич!
Жирным росчерком подписавшись «Ильич», Владимир Ильич даже оставил кляксу вместо точки.
На улицах было промозгло. С Василеостровской стороны тянуло сыростью и холодным ветром. Дойдя до трамвайной остановки, Рахья поспешил на уходящий трамвай и за руку потянул за собой Ленина.
Очутившись в пустом вагоне Владимир Ильич авторитетно огляделся и резко направился к вагоновожатой.
— Това-ищ вагоновожатая, а что это у вас так мало пассажиёв? — поинтересовался у женщины великий революционный конспиратор.
Вагоновожатая смерила взглядом плюгавенького недомерка в компании с крепкого вида невысоким мужиком, и сочла разумным ответить недомерку вежливо и обстоятельно.
— Да было-то много! Вот, матросики патрульные зашли документы проверить, заодно и ладони посмотрели… И всех, у кого мозолей на руках нет, вывели, болезных… и — в расход! Пьяненькие были…
Женщина даже хлюпнула носом, сделав вид, будто собирается заплакать; а недомерок вынул руки из карманов и уставился на свои белые гладкие ладони, как будто впервые их для себя открыл.
— Н-да-с! — произнёс он с чувством умеренного сарказма, — Классовые чистки в нашем деле — вещь необходимая, но… Бывают и в нашем деле некотоые пе-егибы… Куй-езы й-еволюции, так сказать! Това-ищ Йяхья, а не по-я ли нам выходить?..
Рахья и Ленин на ходу спрыгнули с подножки трамвая и пошли по тёмной улице. Чуть впереди светился окнами дом с красным фонарём над подъездом. Обгоняя Ленина и Рахью с винтовками наперевес и криками «Даёшь!» пробежали матросы.
— Това-ищи, вы куда — на штуйм Зимнего? — бодро поинтересовался Ильич, хватая одного из пробегающих за полу бушлата.
— Отстань, чучело! — отреагировал вооружённый матрос, — Не видишь, юнкеров из публичного дома выбиваем! Щас всех девок спроприируем на службу трудовому народу!..
Матрос вырвал у Ленина полу своего бушлата и побежал дальше. Его товарищи уже врывались в публичный дом…
Через минуту послышался визг! Зазвенело разбитое стекло! Из окна второго этажа вылетел юнкер в кальсонах и фуражке, энергично перебирая в воздухе ногами.
— Вы только посмот-ите, какой пой-ыв, какой йеволюционный энтузиазм, какое вейное классовое чутьё! — запричитал впечатлительный Владимир Ильич.
Рахья даже остановился насладиться величием момента, даже потянулся-было вслед за революционными матросами, но Ленин его вовремя схватил за руку и удержал.
— Нет, това-ищ Яхья, нам поя в Смольный! Впе-ёд… К победе нашей й-еволюции!..
Зимний дворец со стороны Дворцовой Площади выглядел торжественно, но совершенно по-осеннему хозяйственно и мирно.
Посреди Дворцовой площади уже уложены были штабеля дров, теперь превращённые в баррикады.
Юнкера о чём-то меж собой шушукались и воровато тянули шеи в сторону арки Генерального штаба. А там притаились коварные большевики — в том числе Иван со своими подшефными путиловцами-красногвардейцами.
Юнкера, наконец, решившись слинять и низко опустив по этому случаю стволы винтовок, на цыпочках начали-было двигаться в сторону машущих им шапками большевиков… Вдруг резко распахнулось окно на втором этаже, и из него высунулись ударницы Женского батальона!
— Стой! — послышался командный бабий голос, — Это вы что, бесстыжие, удумали?.. Марш на место!..
— Не дадим вам уйти!.. Стрелять будем в жопы! — подтвердил другой бабий голос.
— Сволочь!.. Юнкеришки! — с сарказмом резюмировало третье драматичное контральто.
Юнкера, неловко прикрывая себе тылы винтовочными прикладами, тут же разбежались в стороны и попрятались за поленницами. Из-за дальних штабелей высунулись представители «штурмующих».
— Бабоньки! Сдавайтеся и вы!.. Во дворце уже наши, — неуверенно попытался сбить женщин с толку революционный матрос.
— Выходь, не бойсь!.. Потом хужее будет! Выходь чичас же! Не тронем, — Наивно соврал солдат-павловец в надвинутой на глаза папахе.
— Щас, ага!.. — засмеялись во Дворце.
— Доверься вам, кобелям…
— Поди-найди себе поглупей да помоложе!..
— Всё одно силой возьмём!.. Силой! Ну, тады всех вас по казармам разведём!.. — начинает не на шутку раздражаться нетерпеливый павловец.
Тогда вступает в переговоры развесёлый большевистский агитатор в меховой куртке и картузе и с гармошкой на плече.
— Дорогие женьчины! — говорит он приторно и официально, — Переходите на сторону восставшего трудового народа!..
— Всем народом хотят!.. Во, ироды! Нехристи! — начинают весело ржать ударницы, после секундного замешательства.
— Решительно станОвьтесь в ряды защитников пролетарской революции! — не унимается весёлый агитатор.
— Во-она! Это, как же в ваших рядах становиться-то нам прикажите? — интимно поинтересовался чей-то приятный женский голос, — Что ли, кверьху задом?..
По площади тут же прокатился дружный хохот как штурмующих, так и обороняющихся.
На этом оптимистическом фоне неторопливо выходит из-за поленницы бородатый, глумливой наружности солдат и, опираясь на винтовочку, начинает с энтузиазмом и обстоятельностью сельского лектора учить глупых баб премудростям любви…
— Всяко-разно можно, дорогие бабоньки, всяко-разно… И кверьху передом, и кверьху задом, и по-хранцуски!.. Как сами запожелаете, так мы вас в своих революционных рядах и воспримем, дорогие наши женьчины!
— Куды лезешь, охальник! Знай, кобель, место! — резко возмущаются в женских рядах, — Суньтеся только! Причиндалы-то поотсрелям!
Под шумок, юнкера бросают винтовки на мостовую и крадутся в сторону Арки Генерального штаба.
Молоденькому красногвардеецу-рабочему из Иванова отряда, между тем, сильно приспичило пойти в атаку…
— Товарищ солдат. Давай, нахер, штурманём! Там же бабы одне!.. — донёс он до командира свою трезвую идею.
Услышав такие речи, не смог вмешаться в беседу дремавший на поленнице агитатор…
— Отставить! — скомандовал агитатор, не спеша усаживаясь на своём постаменте, — Бабы, бабы… Вчера — одне бабы, нонеча — другея, завтре — третьи… А вот, революция — она, товарищи, у всех одна, на всю жисть — как в жопе дырка!.. Приказ — без выстрела с «Авроры» не начинать!
А «Аврора» по-прежнему стояла на якоре недалеко от Троицкого моста, мирно покачиваясь на волнах.
На палубе крейсера товарищ Антонов-Овсеенко напряжённо вглядывался в выражение лица единственного члена команды, которого удалось разыскать на корабле в сей момент — опухшего всклокоченнного матроса, босого, в тельняшке и кальсонах.
— Заряжай! — зло сказал матросу комиссар.
— Так, нечем, дорогой товарищ, — смущенно оправдывался матрос, демонстрируя Антонову-Овсеенко маленький холостой снаряд, — Пушки-то у нас того калибра, а снаряды, со-ответь-сь-венно, не того калибра, то-ись — как раз другого…
— Ну, как с такими идиотами делать революцию? — истово прошипел Антонов-Овсеенко, повернувшись к пьяному матросу своим возмущённым профилем, — На целых шесть часов с выстрелом опоздали!..
— Ну и нашёл бы себе не идиотов, — обиделся матрос, — Только где ты их на свою голову возьмёшь?.. Оне, небось, вас так из Рассеи-то попрут — в Антархтеде не раздышитесь! Не идиоты-то которые…
В сердцах, Антонов-Овсеенко выхватил у матроса снаряд, сделал головокружительное цирковое сальто и, рассыпая порох, вогнал снаряд в ствол пушки. Отряхнулся, поправил шляпчёнку и портупею, а затем резко и демонстративно ушёл за борт.
— Ага! — саркастически резюмировал матрос-забулдыга вслед, — Снаряд-то — тама, а как им стрЕльнуть?..
В Петрограде было тихо. И в тихом омуте Петрограда, словно под корягой, тихо творилось, хрен знает что.
— Ваши документы! — произнёс один из юнкеров, патрулирующих ночные улицы Петрограда.
Ленин вздрогнул и, скрючившись, ретировался за спину своего ординарца. Рахья, сжав в карманах револьверы, мгновенно прикинулся пьяным.
— Эй, ты! — сказал патрульному пьяный в зюзю финн, — У нас свобода, твою мать, или как?.. Иметь право питерский прол-лэтарий вып-пить пива вечером, а-а-а?..
Уловив агрессивные нотки в голосе пьяного прохожего, второй юнкер начал уговаривать своего товарища не связываться на улицах с кем попало.
— Оставь его, Вольдемаг! — приятно прогроссировал интеллигентный молодой человек, — Всех финских пьянчуг нам по Питегу всё гавно за целую жизнь не выловить…
Юнкера и Рахья молча смерили друг друга взглядом и молча же осторожно разошлись. Путь к Смольному вновь был свободен… Только товарищ Ленин неожиданно куда-то исчез… Догадливый Рахья наклонился над канализационным люком и постучал в крышку.
— Влат-тимир Ильиць! Вихотит-те, опас-сносьць миноваль.
Чтобы вытащить испуганного пролетарского вождя из люка канализации Рахье пришлось немного потрудиться…
У входа в Смольный наблюдалась давка — часовой не пускал в штаб революции толпу людей с липовыми пропусками. Рахья, остановившись с Лениным у решётки, внимательно рассмотрел свои бланки и даже, мусоля языком химический карандаш, попытался подделать число — что вышло совсем плохо и неубедительно…
Тогда снова изображая пьяного, Рахья медведем-шатуном двинулся прямо на часового.
— Эй, ты! Рэнэг-гат и пособник мир-ровой п-пурзюазии!.. Ты пос-сему не пускаес в Смольный нас — трут-довой народ?..
У часового, при взгляде на косолапо идущего прямо на него страшного Рахью, чуть глаза не вскочили из орбит…
— Пусти, конт-тра нед-доп-питая! — взревел Рахья, бросившись на часового и схватив его за грудки!
Оттеснив часового с вцепившимся в него Рахьей, вся компания, включая Ленина, водицей свободно протекла в Смольный.
Миновав скопления революционной общественности и найдя Троцкого спящим у себя в кабинете на полу, товарищ Ленин начал расхаживать по кабинету классной дамы из угла в угол, намеренно спотыкаясь ногами о лежащего на полу Троцкого. Троцкий открыл глаза, надел пенсне, и, узнав Владимира Ильича, даже попытался встать…
— Лежите, лежите, батенька, — заботливо остановил его Владимир Ильич, — Вы столько ночей не спали… Уж лучше я к Вам!
Расстелив газету, Ленин улегся с Троцким по соседству. Троцкий, вновь засыпая, даже сладко всхрапнул…
— Лев Давыдович, — бодрым голосом поинтересовался Ильич, — А госудайственный банк взяли?
— Взяли, давно взяли, Владимир Ильич, — ответил Лев Давыдович, вновь погружаясь в дремоту, — Хр-р-р…
— А Зимний? — токарным станком прозвенел Владимир Ильич, — Ведь, до сих пой не взят? Не вышло бы чего?..
Троцкий снова потянулся за пенсне и попытался привстать к телефону…
— Лежите, я сейчас сам, — заботливо остановил Льва Давыдовича Владимир Ильич, — Сам… кому-нибудь по-ючу!..
На «Авроре» у кормового орудия прогуливался тот же самый опухший матрос в бескозырке и исподнем — покуривал самокрутку и планировал у себя в мозгу, где бы сейчас можно похмелиться без лишних хлопот и проблем. А по верёвочному трапу на судно уже взбирался уполномоченный Лениным комиссар…
— Огонь! — скомандовал комиссар, увидев прогуливающегося по палубе праздного матроса.
— Тока такой! — недружелюбно парировал некстати трезвеющий матрос, показывая комиссару огонёк своей самокрутки.
Матрос сперва позволил уполномоченному свой окурок внимательно разглядеть; затем, щёлкнув пальцами, не глядя, метнул окурок прямо за борт — через собственное плечо в холодную Неву. Окурок тут же развернуло и задуло встречным ветром в ствол бортового орудия.
И окурок весело покатился в самое чрево стапятидесятимиллиметрового бортового орудия, с некодиционным снарядом и рассыпанным порохом внутри своей зарядной части…
Порох тут же вспыхнул, снаряд активизировался и, не заставляя себя более ждать, над Невой раздался мощный орудийный взрыв! Мгновенно контуженный комиссар раскрыл рот, зажал уши руками и закачался…
Матрос тоже удивлённо поковырял пальцем в ухе…
— Ого!.. Во шарахнуло! — удивился матрос, — Аж, на всю, твою мать, Рассею!
Вспышка и грохот выстрела в Петропавловской крепости. У Зимнего Дворца снарядом откалывает угол.
На Дворцовой площади эхо выстрела «Авроры». Иван прячется за штабелем дров. Через площадь, руки в карманы, насвистывая, идёт Джон Рид с фотоаппаратом и блокнотом. В него никто не стреляет. Полный энтузиазма Красногвардеец, бросается в атаку в полный рост. За ним идут ещё несколько красногвардейцев, а за ними прячутся солдаты, в том числе ИВАН. За солдатами, в свою очередь, прячутся агитатор и Антонов-Овсеенко. В окне дворца показывается винтовка со штыком, на штыке надета белая нижняя женская юбка.
ГОЛОС УДАРНИЦЫ Эй, большаки! Не стреляй, мы здаёмси-и-и…
Откуда ни возьмись, изо всех щелей вылезают матросы, солдаты, красногвардейцы. Толкаясь и гогоча, они лезут во дворец.
Коридор Зимнего Дворца. У двери кабинета министров маленький худенький юнкер. К нему подходит Джон Рид.
ДЖОН РИД Джон Рид, амэрикански социалистически пресс, имэю аккредитейшн.
Джон Рид проходит в кабинет. Настроение у министров мрачное, но спокойное. Джон Рид поджигает магний и фотографирует министров, затем поворачивает фотоаппарат в сторону входной двери. Входит Антонов-Овсеенко в сопровождении толпы представителей революционного народа. Вспышка магния. Вошедшие пугаются, но ненадолго. Толпа запрудила зал. Маленький Антонов-Овсеенко вскакивает на стол, снимает свою кожаную шляпчонку и машет ей, призывая к тишине.
АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО (надрывая голос и раздуваясь от гордости) Това-ри-щи!.. Именем… Военно-Революционного комитета… Петроградского Совета Рабочих и Солдатских депутатов, во главе с… пламенным революционером… товарищем Троцким… объявляю!.. Временное Правительство… НИЗЛОЖЕННЫМ!.. (радостные крики толпы) Граждане бывшие министры, вы… арестованы!
Толпа бросается арестовывать министров. Джон Рид фотографирует Антонова Овсеенко. Тот позирует. Вспышки магния. С трудом протиснувшись сквозь толпу в дверях, Джон Рид идёт по коридору дворца. Заглядывает в одну комнату — там два Матроса волокут Ударницу на царскую кровать с пологом. Джон Рид тоже суётся за полог, но получает сапогом в морду.
ДЖОН РИД (потирая ушибленное место) Sorry…
В другой комнате мародёрствуют солдаты. Иван обдирает кожаную обивку с кресла.
ДЖОН РИД Товарищ, ви это затшем?
ИВАН (ворчливо) Зачем-зачем… (восторженно) Гля, какой «товар» заздря гибнет! Я себе знашь, каки сапоги справлю.
Другой солдат поставил драгоценную вазу у края стола, забрался на стол и спускает портки.
ДЖОН РИД Нэ дэлайте этого, товаришч!.. Совсэм рядом прекрасни работающи уотерклозет!
СОЛДАТ (кряхтя) Тапериче — всё наше! Где хочу, там и гажу!.. Уйди, не мешай, харя нерусская… (миролюбиво) Не препятствуй срать, товарищ!
Джон Рид благоразумно ретируется и выходит во двор. Там колонна разоружённых «ударниц» в плотном окружении возбуждённых солдат и матросов. Победители спорят, кому уводить ударниц, дошло до драки.
СОЛДАТ-ПАВЛОВЕЦ К нам надыть вести, в Павловский полк! Там у нас — штаб!
МАТРОС Дык, у нас свой штаб есть! Вша пехотная!..
К ссорящимся подходит Антонов-Овсеенко, внимательно выслушивает.
АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО Поскольку главный штаб воинских сил революции находится в Павловском полку, то и пленных следует доставить туда же под плотным конвоем!
Павловцы радостно гогочут, матросы недовольно гудят. Пленные «ударницы» охают и повизгивают. Наиболее смекалистый матрос напяливает солдатскую папаху и пристраивается в солдатский строй. Конвой уводит «ударниц».
МАТРОСЫ (вслед) Пошли-поехали! (дружно свистят) Павловские невесты!.. Сегодня павловцы жениться будут… Гы-гы-гы! Павловцы, зовитя на крестины!.. Невесты, веселей, с песней!
У центрального выхода стоит большой ящик с надписью «Достояние революции». Двое урок шмонают выходящих из Зимнего участников штурма. Делают это они очень споро и профессионально. Ценные вещи (золото, драгоценности, серебряную посуду, старинные часы, шкатулки, статуэтки и пр.) складывают в ящик. Менее ценное просто бросают на пол. К уркам подходит Иван с рулоном кожи под мышкой и со страусиным пером в папахе.
1 УРКА (Зачитывает бумажку) Приказ Военно-революционного комитета!.. Во избежание мародёрства и расхищения народного достояния обыскивать всех, выходящих из Зимнего дворца!
Брезгливо осмотрев кожу, швыряет её на пол, ловко ощупывает ИВАНА с ног до головы. Иван от щекотки смеётся.
ИВАН Мотри, вошек не нахватай…
1 урка брезгливо вытирает руки о бархатную портьеру, заглядывает в пустой чайник, пожимает плечами, к нему поворачивается 2 урка.
2 УРКА Есть что?
1 УРКА Не-а… Что за народ пошёл — украсть, и то толком не умеют!
2 УРКА Да нам и хватит пока, а то не унесём.
Иван «под шумок» нагибается к лежащей на полу коже. 1 урка выхватывает перо у него из папахи, вставляет сзади в разрез шинели и отвешивает мощнейшего пинка. Иван, открывая головой дверь, вылетает наружу.
1 УРКА Лети, птичка! Стравус чухонский.
Урки берут ящик и, сгибаясь от тяжести, выносят на улицу. Там на мостовой сидит Иван, потирая ушибленные места и печально рассматривая сломанное перо. Под левым глазом набухает новый темно-лиловый синяк.
ИВАН (со слезами) За что боролись!..
Урки сворачивают за угол.
1 УРКА (кряхтя от натуги) Куда несём-то?
2 УРКА В Смольный, твоюбогамать!..
1 УРКА Ну, ты и шутник, товарищ Путин!
Оба урки смеются. Тёмная улица. На углу стоят Иван с громадным синяком и Рабочий.
ИВАН И куды мы таперь?..
РАБОЧИЙ Не знаю, товарищ солдат… Может в Смольный?
ИВАН А Ленин — тама?
РАБОЧИЙ А щас все там!
ИВАН Ух, ты! Таперя я его обязательно найду!..
Рабочий и Иван идут по улице. На перекрёстке дорогу им переходит очень спешащая толпа бродяг, калек, нищих. Рабочий хочет идти дальше к Смольному, но Иван его останавливает.
ИВАН Погодь!.. Сперва надо-ть это… Вместе с народом…
Иван и Рабочий, обгоняя революционных люмпенов, бегут к винному складу.
У дверей винного склада, запертых на амбарный замок, небольшой импровизированный митинг. На шатком возвышении из разбитых винных ящиков уже стоит опухший всклокоченный матрос с «Авроры», как был — в подштанниках, но в распахнутом бушлате и с маузером в большой кобуре на ремешке, перекинутом через плечо.
ВСКЛОКОЧЕННЫЙ МАТРОС Това-ри-щи!.. Хто выдумал сухой закон на наши трудящие головы?..
Толпа безмолвствует. Только лунный свет плывет по ее суровым, мертвенно-бледным, синим и сизым лицам.
РАБОЧИЙ (подумав) Николай кровавый!
ВСКЛОКОЧЕННЫЙ МАТРОС Верно, товарищ! (всхлипывает) Доколе?!. (Матроса начинают душить рыдания) Доколе мы будем терпеть монахри… монархический произвол?! Това-ри-щи!.. Все на борьбу с пережитками царизьма! Пей-гуляй, мировой пролетарият, наше время пришло!
Матрос, картинно развернувшись, делает несколько точных выстрелов в амбарный замок. Искромсанный пулями замок, подергавшись, со щелчком открывается и безжизненно повисает на одной петле. Толпа при помощи ружейных прикладов, костылей, прочего подручного инструмента сносит в щепки двери склада и ломится внутрь. Задние лезут по головам передних, слышны выстрелы, бульканье и звон разбитых бутылок. Звучат «Интернационал» и разудалые кабацкие песни. Ликование пьяниц, пьющих папахами, бескозырками, котелками; безногих калек, лакающих из сточных канав; Ивана — то ловящего винную струю ртом, то черпающего чайником вино из сточной канавы.
ИВАН Ик! Вот это, панимашь, ре-во-лю-ция!..
* * *
Коридор Смольного. Троцкий, Ленин, Рахья и Познанский. Охрана бдит, вожди разговаривают. К ним подходит интеллигентный большевик.
ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ БОЛЬШЕВИК (застенчиво, указывая рукой куда-то наискось по коридору) Лев Давыдович, там товарищ Цюрупа в обмороки падает… Так, не одолжите ли рублей десять — до завтра?
ТРОЦКИЙ?
ЛЕНИН (вмешиваясь) Това-ищ! Эта пъ-ёблема й-ешается пъёсто!.. Ка-яндашика не найдётся?
Рахья подаёт Ленину карандаш, Ленин пишет на маленьком клочке бумажки, приложив его к стене.
ЛЕНИН Выдать… (обалдевшему Большевику) Сколько, товай-ищ?
ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ БОЛЬШЕВИК (напряженно сглотнув) Десять…
ЛЕНИН Десять… (пауза) Миллионов… Юблей… Вне всяких пъявил… и в изъятие из этих пъявил!.. А подпись?.. Как мы тепей называемся?
Присутствующие напряженно задумываются.
ЛЕНИН (раздражённо) Только не минист-ями! Гнусное, истъёпанное буйжуазное название!..
ТРОЦКИЙ Комиссарами. Верховными… Нет, — народными!.. Совет народных комиссаров, а?..
ЛЕНИН Совет наёдных комисса-ёв?! Сов-най-ком!.. Это пъевосходно: ужасно пахнет йеволюцией!.. (подписывает бумагу) Пъедседатель… Совнайкома… Ульянов-Ленин! Готово! Идите, това-ищ, в госудайственный банк.
ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ БОЛЬШЕВИК Но, как?..
ЛЕНИН Очень пъёсто, батенька! А-естуйте ди-ектоя. Если не поможет, опиаясь на низших служащих, угъёжая къясной гвайдией, заставьте касси-я выдать нужную сумму!.. Десять юблей забей-ите себе под ясписку. Если денег не достанете — не возвъящайтесь!
Интеллигентный большевик, впадая в прострацию, получает из рук Ленина клочок бумажки и уплывает вдаль по коридору.
ЛЕНИН Постойте, това-ищ!
Интеллигентный большевик медленно, как в рапидной съемке, разворачивается, заливая коридор голубым сиянием глаз.
ЛЕНИН Та-ю! Та-ю для денег не забудьте! Вон тот мешок подойдёт, навейное?..
Интеллигентный большевик вываливает из мешка картошку, которая раскатывается по всему коридору, встряхивает мешок и исчезает в клубах пыли. Из пыльного облака возникает Сталин.
ЛЕНИН (радостно потирая ладошки) А вот как яз и това-ищ Сталин! Он у нас къюпный специалист в банковской сфе-е… Товаищ Коба, что нам следует сделать, чтобы забъять деньги в буйжуазных банках?
СТАЛИН Сколко у нас в Питэре банков?
РАХЬЯ (С потолка) Дватсать вос-семь, товарись Стал-лин!
СТАЛИН Значит нам нужно двадцат восэм отрядов стрэлков и… всего один камэра! Но… на двадцат восэм мэст.
ЛЕНИН (похлопывая Сталина по плечу) Учитесь, това-ищи, какой, всё-таки, ойигинальный, какой госудайсьвенный ум!
Ленин и Троцкий спускаются по лестнице. В дверь вваливаются смертельно пьяные Иван и Рабочий. Они по очереди пьют из носика чайника, целуются и крепко обнимаются. Ленин их видит и показывает Троцкому.
ЛЕНИН Смот-ите, Лев Давыдович! Какая это великолепная кайтинка: ябочий с южьём ядом с солдатом… Свели, наконец, солдата с ябочим!..
Рабочий, обессилев, упал. Ленин подходит к Ивану и пристально его рассматривает.
ЛЕНИН Вы, това-ищ, навейно кипяточку хотите?
ИВАН Не-а!.. (пьёт вино из носика чайника) Ик!
ЛЕНИН Вы ведь недавно с фъёнта?
ИВАН Не-а!.. С апреля в бегах… Ик!..
ЛЕНИН Вы ведь къестьянин… Кой-ёва есть?
ИВАН (пьяно всхлипывая) Пала!..
ЛЕНИН Жаль… Пъигодилась бы для нужд йеволюции! А лошадь?
ИВАН Цела!
ЛЕНИН Пъекъясно! Если не околеет — еще пъигодится для йеволюционных нужд. А земли много?
ИВАН Где там!..
Мимо собеседников одуванчиком проплывает М. И. Ульянова.
ЛЕНИН (сестре) Маняша! Будь доб-йа, пъикажи пе-епечатать эсэёвскую агйайную пъёгйямму. Свейху — заголовочек «Декъет о земле», снизу — моя подпись.
М. И. УЛЬЯНОВА Хорошо, Володенька… (уплывает)
ЛЕНИН (Ивану) Вот видите, това-ищ, как наша Советская власть заботится о крестьянах!
ИВАН Ча-во?..
ЛЕНИН Нет, вы ещё не поняли, что такое Коммунизм и Советская власть!.. (Проникновенно) Вот скажите, как вам живется, дой-огой товайищ?
ИВАН (с горечью) Известно как, уважаемый!.. Скачу, как блоха по дохлой собаке: ни куснуть, ни навеки уснуть!
ЛЕНИН (радостно) В самом деле?.. А вот, пъи коммунизме заживете, батенька мой, совейшенно иначе!
ИВАН Как это? Ик!..
ЛЕНИН Коммунизм, батенька, есть, в пейвую очейедь, спъяведливый контъйоль и й-яспъ-еделение! Пъ-и коммунизме, если на то пошло, каждая социально-полезная блоха будет иметь для собственных нужд свою собственную собаку!..
ИВАН Товарищ дорогой!.. Да откедова же, для кажной блохи, столько собак возьмется!.. (Ивана мутит) Да ежели и наберется их, скажем, только вполовину надобности… дак оне же друг дружку сожрут с голодухи!.. (С трудом подавляет рвотную судорогу) Вместе с блошками, с энтими, и сожрут!..
ЛЕНИН (с веселым задором) Пъявильно! По-госудайственному мыслите, товай-ищ!.. Собак, вне всяких сомнений, на всех блох не хватит!.. А потому мы, большевики, идем дальше в своей й-еволюционной теой-ии: каждая общественная блоха будет владеть не одной, только ей (как в буйжуазном обществе) пъинадлежащей собакой, а всеми собаками!.. Если хотите, всей совокупностью собак!
ИВАН (на пределе умственного напряжения) Дык, ведь собак-то от ентого не прибудет!
ЛЕНИН Пъ-я-виль-но! (интимно, на ухо Ивану) Зато, блох поубавится…
ИВАНУ становится плохо. Он опускается задом на мраморное возвышение, Ленин присаживается к нему.
ЛЕНИН Вы только пъедставьте себе…
Картинка в глазах Ивана «размывается», лысина Ленина начинает «звёздно» мерцать. Руки Ленина и стол. Начинает звучать «Мой миленький дружок» П. И. Чайковского.
ГОЛОС ЛЕНИНА Пъолетайскому госудайству надо пъинудительно вселить къяйне нуждающуюся семью в квайти-ю богатого человека. Вот наш отъяд ябочей милиции: два матъёса… (Появляются два матроса) два солдата… (К ним присоединяются два солдата)… два сознательных ябочих. (Тоже откуда-то возникают) Затем — один интеллигент и восемь человек из тъудящейся бедноты, непйеменно не менее пяти женщин, пъислуги, чейноябочих и т. п.
Фигуры начинают двигаться. Вокруг них крутятся бесенята. Сзади к отряду пристраивается призрак коммунизма в одежде питерского люмпена. Руки Ленина исчезают.
Отряд грациозным балетным шагом под музыку Чайковского вваливается в квартиру интеллигента. В гостиной вокруг стола расположилась семья — интеллигент, его мать, его младший брат-гимназист и Оленька).
ГОЛОС ЛЕНИНА Отъяд является в квайтиру богатого, осматъивает её, находит 5 комнат на двоих мужчин и двух женщин…
Оленька пугается, мать интеллигента её обнимает и успокаивает. Отряд ведёт себя в чужой квартире по-хозяйски.
ГОЛОС ЛЕНИНА Вы потеснитесь, гъяждане, в двух комнатах на эту зиму, а тъи комнаты пъиготовьте для поселения в них двух семей из подвала. На въемя, пока мы пъи помощи инжене-ов… Вы, кажется, инженей???…не постъоим хоёших квайтий для всех, вам обязательно потесниться! Ваш телефон будет служить на 10 семей. Это сэкономит часов 100 йаботы, беготни по лавчонкам и т. п. Затем в вашей семье двое незанятых полуябочих, способных выполнить лёгкий тъюд: гъяжданка 55 лет и гъяжданин 14 лет. Они будут дежу-ить ежедневно по 3 часа, чтобы наблюдать за пъявильным яспъеделением пъёдуктов для 10 семей и вести необходимые для этого записи… Гъяжданин студент, кото-ый находится в нашем отъяде, напишет сейчас в двух экземпля-ах текст этого госудайственного пъиказа, а вы будете любезны выдать нам ясписку, что обязуетесь в точности выполнить его!..
«Идиллическая» картинка в голове Ивана прерывается.
ИВАН Ну, дак-ить таперя их еще поболе стало! Было четыре, а ноне — четыре десятка… Хужее стало!
ЛЕНИН (радостно привскакивая) Именно! Так мы же, батенька мой, того и добивались! Тактика коммунистов, дой-огой товай-ищ стъ-ёилась, стъ-ёится и всегда будет стъ-ёиться на пъёстом унивейсальном пъинципе: чем хуже, тем лучше! Повейте мне, батенька, на слово: если их сегодня уже не четыйе, а сой-ёк, то в оч-чень скойём въемени их останется всего одна-две!.. Пъёстая коммунистическая ай-иф-ме-тика!
Вновь возникают фрагменты ленинской «идиллии».
ГОЛОС ЛЕНИНА Пъ-едставьте себе, батенька, что буквально в пейвые же дни коммунального пъёживания выясняется, что потесненное пъедставителями пей-едовых классов буйжуазное семейство, является источником социальной опасности для нового общества! Глава семьи, инженей одного из питейских заводов, тайно саботий-юет пъиказы советской власти!..
Комиссар и рабочие-активисты под конвоем выводят интеллигента из заводского цеха, заводят за угол и ставят у кирпичной стены. Раздается ружейный залп.
ГОЛОС ЛЕНИНА Бъ-ят й-язоблаченного въяга нового стъ-ёя оказывается тайным монайхистом-бойскаутом, готовящим тей-ёистический акт!..
Люди в кожанках роются в книгах и бумагах, находят старую газету с портретом Николая II. На «вещественную улику» сверху кладется спортивный арбалет. Мальчика, вместе с десятками других подростков и взрослых, красноармейцы загоняют в арестантские теплушки, закрывая за ними тяжелую дверь.
ГОЛОС ЛЕНИНА Пятидесятипятилетняя женщина (между пъ-ёчим, близкая й-ёдственница одного из одиознейших цайских министъёв по женской линии, и высокопоставленного айхиейея й-еакционной пъявославной цейкви — по мужской) — есть элемент самим ходом нашей истой-ии объеченный на исчезновение.
Новые соседи-хозяева поднимают с пола труп пожилой женщины, разворачивают его вверх лицом. Окаменевшими руками женщина прижимает к груди семейную фотографию и небольшую икону Богородицы. Забившаяся в угол Оленька смотрит на всё это с ужасом и тоской.
ГОЛОС ЛЕНИНА Гъяжданка пяти лет, как выяснит специальная комиссия, являющаяся дочей-ю контъ-йеволюционей-я — койниловца, подлежит кайдинальному социальному пей-евоспитанию. Дети — это пъедмет особой заботы молодой советской власти!..
Множество одинаково одетых наголо остриженных детей разного пола бродят по всему видимому пространству. Девочка стоит с распахнутыми глазами, вжавшись в потрескавшуюся штукатурку стены. Ее губы непрерывно шепчут какое-то заклинание. Слова заклинания становятся различимыми для слуха.
ОЛЕНЬКА (шепчет) Завтра… может быть… я… увижу… Папу!.. Может быть… послезавтра… я увижу… Маму!.. Завтра… может быть…
ГОЛОС ИВАНА Эх-ма-а…
ГОЛОС ЛЕНИНА Вот так наша власть относится к эксплуатато-ям — буйжуям и помещикам!..
ИВАН Дык, у нас вон тоже, в деревне, хотели было помеш-шиков прогнать…
ЛЕНИН (оживлённо) И?..
ИВАН А потом подумали и.. Эх! (машет рукой) Всех поубивали!
ЛЕНИН (с жаром) И пъявильно! Чейтовски пъявильно!.. Зачем нам эти помещики? Их всего-то сто тъидцать тысяч, а всей Йоссией упъявляли!.. Неужели же Йоссией не смогут упъявлять двести со-ок тысяч большевиков??? А всех этих Тит Титычей мы обложим, как фъянцузов под Седаном, мы к каждому пъиставим по десятку… по сотне конт-олё-ов!
ИВАН Н-да… Нахлебников, однако, прибавится!
ЛЕНИН В одном месте пъибавится, в дъюгом — убавится, товайищ! К тому же, это не нахлебники, товайищ… Это, между пъёчим, ум, честь и совесть нашей эпохи!
ИВАН неожиданно широко разевает рот, закатывает глаза, заваливается набок и отключается.
ЛЕНИН Эй, что с вами, товайищ? Н-да-с… Ещё один Цу-юпа нашёлся!
ИВАН скрипит зубами и открывает глаза.
ЛЕНИН Вы, това-ищ, запомните главное: никому, никому, къёме нас конечно, не отдавайте свою винтовочку!
ИВАН (с мрачной решимостью) Не отдам!.. (скрипит зубами)
ЛЕНИН И пъявильно! Иначе кто же будет защищать ёдную, ябоче-къестьянскую, нашенскую — власть?
Иван вдруг пьяно и резко поднимается и, ткнувшись за колонну, начинает бурно извергать из себя принятую им винно-коньячную смесь, вместе с которой выблёвывает также испуганно корчащегося бесенка, сразу же пускающегося наутек вверх по мраморной лестнице. ИВАН, механически бормочет между рвотными спазмами.
ИВАН Хромой мусью… Хромой мусью… Хромой мусью…
ЛЕНИН (деликатно отворачиваясь) А кипяток, това-ищ, где-то там, навейху, в столовке… Впъёчем, это неважно.
Неожиданно и очень быстро Ленин уходит. Иван, отблевавшись, утирается папахой, растерянно вертит головой и вдруг видит матроса Поршмана.
ИВАН Браток! А это хто такой был?..
ПОРШМАН Дура! Это ж Ленин…
ИВАН Эвон… То-то, я гляжу, головастый какой…
На мгновение тяжело и остро задумывается, неподбитый глаз Ивана широко округляется.
ИВАН Да, и… сволочь, правду сказать, — небы-валая!.. (После паузы Поршману) Браток, а похмелиться ты, к примеру — для праздничка, с пехотой не побрезгуешь?..
Ивана вдруг резко качает; он сильно ударяется головой об угол колоны и, схватившись руками за голову, мешком оседает вниз. Теряя сознание, бормочет: «Хромой мусью…».