Фрагмент из личных дневников Габриэля Дэвиса, найденных в его жилище.

Неопубликовано.

2 августа 1993

Сегодня видел Рашель и Джереми, издалека. Она привела его на озеро, он пускал катер с дистанционным управлением. На нем были синие джинсы и серый свитер. Рашель — в свободной юбке, что не очень разумно при сильном ветре. Мне даже удалось углядеть ее бедро, когда ветер взметнул подол. Она схватила юбку и принялась оглядываться — не видел ли кто-нибудь. Взгляд скользнул по мне без тени узнавания.

Мне не следовало следить за ними. Слишком опасно. Больше я этого делать не буду.

Адрес я держу в памяти, а в бумажнике — фотографию Джереми. Рядом с пустыми пластиковыми страничками он выглядит таким одиноким. Сегодня мне надо было кое-кому дать мой адрес и телефон, а вместо этого я назвал им ее.

Это меня испугало. Это означает, что я до сих пор думаю о них.

Интересно, что она скажет, если я позвоню. Может, скажет, что скучает по мне? Или сразу положит трубку, и я услышу лишь короткие гудки? Может, она заплачет?

Имеет ли это какое-то значение? Они по-прежнему часть меня и останутся такими навсегда. Как я был частью отца, и Вивы, и всего ужаса того дома.

Я не позволю себе причинить зло Джереми. Никогда.

Иногда, когда я представляю, как это может быть с ребенком, я вижу его лицо. От этих мыслей я становлюсь больным и слабым, но по крайней мере это всего лишь мысли, и пока я их контролирую. Никто не страдает.

Я смотрю по телевизору специальный выпуск про Джеффри Дамера и его жертвы. Такое ощущение, что говорят обо мне, а не о каком-то плотоядном чудовище: мне знакомо выражение его глаз, потому что у меня такое же, когда забываюсь и случайно смотрю в зеркало. У Барнса был такой взгляд. У Дамера. И у меня.

Дамер прожил годы после своей первой жертвы, топил себя в алкоголе, фантазиях и под конец в религии. Я пока еще живу и очень устал от борьбы. Смертельно устал.

Может, я напишу ему письмецо. Анонимно.