На бензоколонке через три улицы от дома они нашли телефон-автомат, и Алекс вызвала такси. Дэвис нервно мерил шагами тротуар, она устало сидела на обочине и смотрела.

Где-то взвыли, приближаясь, сирены. Она подумала о Марковски и Шенберг и пожалела, что не сказала диспетчеру, где находится тело. Довольно жестоко для них будет наткнуться на него неожиданно.

Дэвис шагал всё быстрее. Прикрыв глаза от низкого солнца, она посмотрела на него. Похоже, он забыл о ее существовании — просто быстро ходил, уставившись в пространство, и бормотал что-то про себя. В иной ситуации, подумала Алекс, я бы уже испугалась. Сейчас — нет.

Она уловила несколько слов. Оказывается, он разговаривал с Энтони Липаски. Да, Липаски как-то сказал — для Дэвиса не имеет значения, как с ним общаться — лично или через автоответчик. Или, как оказалось, просто говорить вслух. Дэвису нужно победить своих демонов; вполне вероятно, именно сейчас он одержим ими, разрываемый между явью и кошмарами.

Очень жаль, что нет рядом надежной крепкой руки Липаски, его несокрушимого спокойствия. Она сомневалась, что в состоянии преодолеть новое расстояние.

Многие богохульствуют для храбрости. Другие богохульствуют просто так.

Всё к черту. Она подобрала с земли гальку и принялась крутить камешки на ладони. Тень Габриэля все исступленнее металась по тротуару, становилась все длиннее. Липаски бы знал, что делать, куда ехать, кому звонить. Она же могла только молча наблюдать, как распадается Габриэль у нее на глазах — мысль за мыслью.

Подъехало такси. Водитель окинул их взглядом, надавил на газ и умчался.

Алекс вскочила, сделала несколько неуклюжих шагов, потом размахнулась и швырнула горсть камней, зажатых в ладони. С тем же успехом можно было просто плюнуть ему вслед. Машина с визгом покрышек исчезла за ближайшим поворотом.

Дэвис ни на секунду не прервал свое бормотание, свое хождение, только чуть замедлил шаги и посмотрел на нее.

Холодные волчьи глаза.

— Я позвоню еще, — сказала Алекс и порылась в сумке в поисках очередного четвертака. Потом дошла до телефона и снова позвонила в такси.

Теперь Дэвис остановился. Он стоял словно статуя, опустив руки и не мигая глядя на закат. Алекс назвала диспетчеру адрес и поглядела на Дэвиса. Будь она на месте таксиста, она бы тоже ни за что не решилась посадить в машину ни его, ни ее.

Мимо пронеслась машина. Серая "тойота". Алекс проследила за ней взглядом и попросила диспетчера повторить. Да, будут ждать. Десять минут.

Серая машина свернула за угол. Исчезла. Алекс вздохнула с облегчением и повесила трубку. После чего снова села на край тротуара.

Дэвис по-прежнему стоял неподвижно.

Из-за угла показалась женская фигура. Руки в карманах куртки, волосы завязаны в хвост, благоразумная юбка уступила место голубым джинсам. Кроссовки. Женщина остановилась, не доходя нескольких футов.

— Вы не поехали в дом, — констатировала Алекс и устало пригласила Шенберг садиться рядом. На всякий случаи она краем глаза следила за Дэвисом.

— Марковски поехал. С командой психиатров. Мое дежурство закончилось, когда поступил ваш звонок. И он сказал, чтобы я отправлялась домой.

— Вы живете поблизости? — удивилась Алекс. Шенберг пожала плечами. — Вы хотите нас задержать?

Шенберг ничего не ответила, только пристально смотрела на Дэвиса, который все так же неотрывно смотрел на закат. Потом прищурилась, словно от боли.

— Чей это дом?

— Его бывшей жены. Рашели. Она… она наверху, в ванной. — Алекс подобрала новую горсть камней и принялась подбрасывать их на ладони. Они были холодными и сухими, как кость. — Ребенок пропал.

Шенберг опять помолчала, переваривая информацию. Потом кивнула.

— Вы по-прежнему думаете, что Кассетти…

— На той фотографии был этот дом, Мишель. Кассетти была здесь. Она увезла с собой ребенка.

— Мы надеемся, — вдруг подал голос Дэвис. Алекс чуть не подпрыгнула, увидев реакцию Шенберг Дэвис по-прежнему смотрел в пространство, но уже не в таком состоянии транса, как раньше. — Мы надеемся, что она с ним еще не покончила.

"Покончила с ним". Шенберг обменялась быстрым красноречивым взглядом с Алекс.

— Мы разослали описание и ее, и машины. Но пока никаких результатов. Я проверила телефонную станцию. Сказали, что она уволилась четыре дня назад. Адрес, который она дала им, оказался вымышленным. Бензозаправка. Да, а вот это вам должно понравиться. Я попросила прислать мне по факсу ее заявление от приеме на работу. В разделе "хобби" она написала — "учить детей".

Дэвис сделал несколько шагов, остановился, обернулся. Теперь он уже не выглядел таким безумным. Он снова был сосредоточен, целеустремлен.

— Она любит детей, — произнес он, подойдя и присаживаясь на тротуар рядом с Алекс. Существование Шенберг он предпочитал не замечать. — Она всегда об этом твердила. Поэтому есть шанс… — Он замолчал, потирая ладони, словно перемешивая факты. — Поэтому есть шанс, что она украла Джереми, чтобы он заменил ей сына. Ее Чарли.

— Это хорошо, — оживилась Шенберг. — Это действительно дает нам шанс найти ее и вернуть ребенка.

Дэвис продолжал потирать ладони, будто тщательно отмывал их водой. Он казался гораздо более спокойным.

— Она будет держать его ровно столько, насколько ей хватит фантазии. Если он разочарует ее — как разочаровал Чарли с Джейсоном Гарднером, — она убьет его. Так же, как убила Рашель.

Шенберг искоса окинула его долгим взглядом. Примеряет на него белый халат, подумала Алекс.

— Что вы собираетесь делать? — спросила Шенберг. Вопрос не был адресован непосредственно Дэвису, поэтому он предпочел промолчать. Алекс прокашлялась и нагнулась за очередной порцией гальки.

— Поедем домой, — сказала она и сама удивилась собственной фразе. — Будем ждать звонка Кассетти.

— Думаете, она позвонит?

— Думаю, она не удержится от желания помучить его, — кивнула Алекс в сторону Дэвиса. Шенберг кивнула. — Слушайте, я понимаю, вы не на службе и все такое, но такси, похоже, не собирается нас подвозить — в такое время да еще в таком виде. Вы не могли бы…

— Отвезти вас домой? Конечно, почему нет? — Шенберг, снова полная энергии, вскочила на ноги и нетерпеливо стала ждать, пока они встанут. Дэвис поднялся четко, как автомат. Алекс пришлось помогать себе руками.

— Машина тут, за углом, — сообщила Шенберг и поспешила вперед. Алекс, чертыхаясь сквозь зубы, старалась не отставать.

Рука, взявшая под локоть, удивила ее. Она повернула голову. Дэвис смотрел в другую сторону. Он явно стеснялся собственной учтивости. Впрочем, ее это тоже смутило. Сквозь тонкую ткань кофточки чувствовался жар его тела. Она была рада, когда они наконец добрались до машины Шенберг и он отпустил ее.

Шенберг вела машину как настоящий полицейский — беспечно, но очень грамотно. Она часто смотрела в зеркало заднего вида и совершала не обязательные, с точки зрения Алекс, маневры, в основном, видимо, чтобы сбить с любого преследователя. Жить становилось чуть легче. Красный закат густел, зажигались уличные фонари, рядом и навстречу неслись потоки машин… Кажется, у меня получится сногсшибательная статья, думала Алекс. Возможно, что на следующей неделе.

Жизнь должна вернуться в нормальное русло. Она будет думать о том, что купить в продуктовом магазине, что приготовить на ужин, о том, хватит ли дезодоранта до следующей недели. Будет смотреть телевизионные программы и переживать из-за того, что там показывают.

Закрыв глаза, она позволила себе — всего на миг — представить Тони, лежащего рядом с ней в ее новой кровати, в тепле и безопасности. Не так уж и невероятно. Надо только продержаться.

Некоторые люди богохульствуют просто так, опять подумала она и ощутила холодок.

Шенберг, как оказалось, прекрасно знала, где расположен "Элизиум". Алекс, похоже, задремала и поняла это, лишь когда Шенберг свернула и начала тормозить. Открыв глаза, она увидела знакомую усеянную острыми пиками ограду.

Шенберг высунула руку из машины и стала нажимать кнопки кодового замка. Ворота медленно раздвинулись.

— Как вам это удалось? — удивилась Алекс.

Шенберг усмехнулась.

— Большинство подобных заведений имеют специальный код для пожарных, полиции, ремонтных служб.

— Какой?

— Этого я не могу вам сказать, — очень довольным тоном сообщила Шенберг, больше напомнившая школьницу-подростка, чем когда-либо. Объехав вокруг здания, она зарулила на стоянку и заглушила мотор.

— Спасибо, — сказала Алекс и открыла дверцу машины.

Шенберг положила руку ей на плечо, удерживая на месте.

— Ни в коем случае, Хоббс. Никуда не пойдете, пока я сама не проверю.

— Вы не на службе, — напомнила Алекс и повела плечом, высвобождаясь.

Дэвис уже выбрался из машины и двинулся к зданию.

— Эй! — крикнула Шенберг. — Стойте!

Это уже был голос не подростка, а полицейского. Дэвис даже не обернулся. Шенберг сунула руку под куртку и выхватила пистолет.

— И что вы собираетесь делать? — устало поинтересовалась Алекс. — Пристрелить его? Спасибо, что подвезли, Мишель. Теперь езжайте домой, хорошо?

Шенберг раздумывала.

Внезапно в машине заработала рация. Шенберг переключилась, но продолжала бросать в сторону Алекс свирепые взгляды. Алекс решила подождать.

После первых же фраз женщина, похоже, забыла о ее существовании. Потом вздохнула, захлопнула дверцу и высунула голову в окно.

— Планы изменились. Обнаружили фургон. Я еду.

— Я с вами! — воскликнула Алекс, пытаясь снова устроиться на переднём сиденье. Но Шенберг перекрыла рукой доступ в кабину. Лицо ее было уже совсем не таким юным и далеко не наивным.

— Черта с два. Идите к себе и запритесь на все замки. Как только узнаю, как идут дела, я вам позвоню.

Алекс упорно, как клещ, цеплялась за ручку дверцы. Глаза Шенберг полыхнули недобрым огнем.

— Вы тратите мое время.

— Скажите, где Липаски, — потребовала Алекс.

— У сестер милосердия. Закройте дверь, или я сшибу вас.

Алекс грохнула дверцей. Шенберг пулей вылетела со стоянки, успев левой рукой забросить на крышу синий фонарь-мигалку.

— Осторожнее, — вздохнула Алекс и отвернулась. О Боже, опять ступеньки. Я этого не переживу.

Целых четырнадцать. На площадке она остановилась. На дне сумки, под револьвером, под смятыми купюрами, звякнули ключи. Она отперла дверь и вошла внутрь.

Габриэль Дэвис, которого она сразу не приметила в затененной нише, встал за спиной. Бросив сумку на кресло у входа, она щелкнула выключателем.

— У вас разве нет своей квартиры? — устало спросила Алекс.

В комнате было очень душно. И внешне ничто не изменилось. Даже недопитая банка пепси стояла на том же месте. Алекс включила кондиционер, потом пошла вылить в раковину пепси. Коричневая жидкость с журчанием утекла в трубу, оставив после себя бурую пену. За спиной скрипнули пружины дивана.

— Мне нужно воспользоваться вашим телефоном, — пояснил Дэвис.

Вздохнув, она нашла тряпку, намочила её в горячей воде и принялась стирать засохшие следы пепси.

— Пожалуйста.

Пока он набирал номер, она заглянула в холодильник. Ничего, кроме двух холодных баночек коки, сцепленных одним пластиковым ошейником. Она вынула коку, а пластиковую упаковку оставила на полке в холодильнике. Потом проверила морозилку. Льда нет. Налив два высоких стакана, она прошла с ними в гостиную. Один стакан поставила перед Дэвисом. Коротко взглянув в ее сторону, он взял коку и стал ждать ее.

Она отпила из своего. Он — из своего.

Все возвращалось в привычное русло.

— Я бы хотел поговорить с одним из ваших пациентов, — произнес Дэвис в трубку. — Его зовут Энтони Липаски.

Алекс дернулась и пролила несколько капель. Дэвис продолжал внимательно смотреть на нее.

Повисла долгая пауза. Дэвис закрыл глаза.

— Энтони? — вдруг произнес он слабым голосом. Голосом ребенка, заблудившегося, потерявшегося неизвестно где. — Как ты?

Алекс слушала неразборчивое урчание в трубке. Руки Дэвиса дрожали. В стакане волны ходили ходуном.

— Я? Я в порядке. Алекс здесь. Она… у нее несколько ссадин и царапин, ничего серьезного.

Откуда ты знаешь, хмуро проворчала про себя Алекс. По сравнению с Рашелью Дэвис она, можно сказать, просто в отличной форме.

Дэвис еще шире раскрыл глаза. Зажмурился. Мигнул.

— Энтони, она забрала моего сына. Я не знаю, что делать. Мне уже все равно.

Он опять замолчал.

— Рашель мертва. Я не смог этому помешать. Боюсь, что мне не удастся спасти Джереми, но даже если и спасу — ради чего? Я не могу быть отцом ему. Нет, Энтони, не могу. Ты же знаешь, почему я оставил их.

— Значит, ты готов допустить, чтобы он погиб? — не выдержала Алекс. Дэвис метнул в ее сторону яростный взгляд. — Самовлюбленный осел! Боишься быть ему отцом, и поэтому пусть он лучше умрет? Что у тебя с головой?!

Дэвис молча предал ей трубку. Алекс жадно прижала ее к уху.

— Тони!

Пока она не услышала его мягкий, глубокий голос, Алекс даже не представляла, насколько по нему соскучилась. Голос резонировал где-то в глубине души, как будто она проглотила камертон, настроенный на его волну.

— Алекс, ты в порядке?

— Да, — произнесла она, чувствуя, что говорит неуверенно. — Да, всё замечательно. Была парочка неприятных моментов с мисс Марджори, но всё кончилось. И ни одного пулевого ранения, как тебе?

— Очень хорошо, — вздохнул Энтони. Голос его был подозрительно слабым. — Ты нужна Габриэлю. Не бросай его. И не суди слишком строго.

Липаски, вечный защитник. Алекс крепче прижала трубку, словно пытаясь притянуть его к себе.

— Что тебе сказали врачи?

— Жить буду. Выпустят недели через две, а может, и раньше. Эй, Хоббс!

— Что?

— Я люблю тебя.

Она замерла, слушая высокое металлическое пение проводов где-то на линии. Это поют ангелы, подумала Алекс.

— Ты ненормальный, — ответила она. Фраза прозвучала как-то жалко.

— Знаю. Передай трубку Габриэлю.

Выполнив просьбу, она почувствовала себя ужасно одинокой, более уязвимой даже по сравнению с тем моментом, когда Марджори Кассетти держала направленный в лоб пистолет.

Дэвис переставил стакан с кокой на поднос, оказавшийся на кофейном столике. Свободной рукой он обхватил себя поперек живота, словно страдая от неимоверной боли. Она вспомнила веселого, улыбающегося мужчину на фотографии в семейном альбоме Джереми и пожалела его, почти как покойника.

— Помоги мне, — умолял он в трубку человека, прикованного к больничной койке. — Пожалуйста, помоги.

Алекс удалилась в ванную. Лицо — как у человека, вынутого из петли. Вокруг глаз синевато-черные круги. На лбу широкая ссадина. Нос переливается всеми оттенками красного, черного и синего; такая же палитра украшает щеки.

Пожалуй, румянами можно не пользоваться.

Помимо всего прочего, она чувствовала себя грязной, потной и вымотанной до предела. Когда Дэвис договорит по телефону, она выставит его, залезет в горячую ванну и проваляется в ней целый час. А потом завалится спать.

Просто божественная мечта.

Она осторожно отдернула занавеску. В ванной — ничего, даже следов мыльной пены. Заперев дверь, она пристроилась на унитазе.

Надо сходить за тампонами.

Утром, упрямо возразила она себе.

Нужна еда.

Утром.

Завтра, пиццу. Заказать по телефону.

Застегивая джинсы, она услышала, как Дэвис сказал "до свидания" и положил трубку. Значит, закончил разговор. Это хорошо. Скоро можно принять ванну.

Хлопнула входная дверь. Непонятно — открылась или закрылась. Она замерла. Ванная комната — худшее место, где тебя могу застукать. Спрятаться негде. Никакого оружия. Схватив баллон с лаком для волос, она рывком распахнула дверь, готовая к бою.

Никого.

Дэвис ушел. Проковыляв в гостиную, она нашла недопитый, точнее, почти нетронутый стакан коки. Телефонная трубка лежала на аппарате.

Алекс нашла свой стакан и осушила его одним махом, представляя, что это ром.

Зазвонил телефон. Она быстро сняла трубку.

— Алло?

— Хоббс? Это Шенберг. — Алекс едва различала голос за завыванием сирен и шумом уличного движения. — Слушайте, я здесь, у фургона. Тот самый, все верно. Его бросили. Судебные его сейчас обследуют.

— Кассетти не нашли?

— Нет, но ребенок явно был здесь. Обнаружили бейсбольную кепку. Маленькую. Есть какие-нибудь идеи?

Алекс тяжело опустилась на диван. Темная квартирка, казалось, заполнилась тайнами. Чудовищами.

Она закрыла глаза. Дэвис, воспользовавшийся ее телефоном вместо своего.

Попрощаться с единственным человеком, которого любил.

Алекс резко выпрямилась, чувствуя, как колотится сердце.

— Алекс! — пищал в трубке голос Шенберг.

С трудом набрав в легкие воздуху, она произнесла:

— Мишель. Мишель, она здесь. Здесь, в "Элизиуме".

— Что?

— Не в моей квартире. В его. Он об этом знает. Поэтому он зашел ко мне и звонил отсюда. Он ушел наверх…

Умирать, подумала Алекс. Умирать вместе с сыном.

— Алекс, оставайтесь на месте. Заприте дверь и ждите нас. Выезжаем. — Шенберг бросила трубку, слишком торопясь, чтобы слушать подтверждение.

Алекс положила трубку и откинулась на спинку дивана.

Полиция уже едет. Этого достаточно.

Он остался один. Совсем один.

И Джереми. Джереми, хранивший фотографии отца, который покинул его.

Алекс подтянула к себе сумку. Деньги. Куча денег. Она вывалила все на диван. Последним выпал револьвер — холодный, блестящий. Смертельный.

Подхватив его, она сунула в карман ключи. Знак надежды. Она надеялась сюда вернуться.

Открыла дверь, выглянула в коридор. Никого. Лестница, площадка следующего этажа. Пусто.

На этот раз подниматься было почти не больно. Точнее, было так страшно, что она забыла о боли. Добравшись до двери, она взялась за ручку. Ручка показалась ледяной. Дверь в преисподнюю.

Эксклюзив, напомнила она себе. Деньги. Положение. Власть.

Все это уже не имело особого значения. Теперь, когда Липаски сказал, что любит ее. Вот ради этого стоило выжить.

Но она не сможет нормально жить, если хотя бы не попытается спасти того, кого он тоже любит.

Она тихо нажала на ручку. Дверь поддалась. Она надавила плечом. Дверь открылась.

В поле зрения — никого. Скользнув внутрь, она прикрыла за собой дверь, озираясь в поисках укрытия. У Дэвиса были кресло, диван, стол. Прыгнув вперед, она скорчилась под столом, откуда было хорошо видно любого, кто мог показаться из-за угла.

Где-то заплакал ребенок. Алекс зажмурилась и почувствовала, что обливается потом. Защипало свежие ссадины. Она никогда не чувствовала в себе особой тяги к материнству, но от голоса ребенка, которому больно, все внутри сжалось в комок. Если плачет, значит, жив, успокоила она себя. Не помогло.

Она высунула голову из-под стола. В глаза бросилась фотография в рамочке. Мельком скользнув по ней, Алекс вдруг всмотрелась повнимательней. Шаланна Норт с застенчивой улыбкой. На другом краю стола — желтоватый листок бумаги. Тоже в рамочке. Слишком далеко, чтобы разглядеть.

А в самом торце, под нависающей книжной полкой, — маленькие очки в роговой оправе, розовая беретка и маленькая девичья беленькая сумочка. Алекс с замиранием сердца разглядывала всё это. Ребенок продолжал плакать.

Вокруг ничего подозрительного. Глубоко вздохнув, она все-таки решилась выбраться из-под стола, найдя себе новое укрытие под барной стойкой на кухне.

Здесь было темнее.

— Мы одинаковые, ты же знаешь, — услышала она голос Габриэля Дэвиса. Он говорил совершенно спокойно, сосредоточенно, уверенно. — Мы оба инфицированы Барнсом Бровардом. Ты хочешь убить меня, потому что надеешься, что это тебя остановит. Именно поэтому я убил Барнса. Но этого не остановить. Этого. Не остановить. Никогда.

— Ты должен оставить меня в покое, — заговорила женщина. — Я сделала с Чарли то, что должна была сделать, чтобы остановить его. Такие, как ты, отняли у меня моего сына и научили его всяким мерзостям. А теперь, после всего этого, ты угрожаешь мне. Ты заставляешь меня снова о нем думать. Это нечестно. Ты использовал свой шанс. Ты должен меня оставить.

Алекс не могла заставить себя сделать ни шагу. Ее трясло.

— Моей задачей было остановить Барнса Броварда. Я о тебе даже понятия не имел, Марджори. — Голос Дэвиса был жутко, самоубийственно-спокоен. — Но сейчас я могу тебе помочь. Я могу помочь тебе получить помощь.

Марджори Кассетти рассмеялась. В голосе звучали страх и паника. Алекс приняла вертикальное положение и вышла из-за угла. В конце холла она увидела закрытую дверь. Видимо, спальня. Голоса доносились оттуда. В щель на полу пробивался электрический свет. Сделав три шага, она вновь застыла. Просто толкни ручку, Хоббс, приказала она себе. Пальцы дрожали и не слушались.

Грохнул выстрел. Алекс, застигнутая врасплох, упала ничком. Однако в двери не оказалось пулевого отверстия, а ухмыляющаяся Марджори Кассетти не появилась на пороге.

Выстрел был в комнате. Едва прошел звон в ушах, Алекс услышала стон Дэвиса.

Ребенок продолжал заливаться слезами.

— Бери, — произнесла женщина за дверью.

Алекс, прижавшись щекой к ковру, увидела белые теннисные туфли. В нескольких футах от нее на полу лежал Габриэль Дэвис, широко раскрытые глаза смотрели в сторону туфель. На боку расплывалось красное пятно.

Между ними на ковре лежало что-то деревянное, нет, нечто с деревянной ручкой. Нож. Белая туфля поднялась и пнула нож Дэвису. Его пальцы дрожали, но он не сделал движения, чтобы взять его.

— Бери, — повторила женщина. — Это твой единственный шанс. Или тебе не хочется занести руку с ножом над твоим замечательным мальчиком? Это тебя пугает? Может, ты думаешь, что это нехорошо? Не поэтому ли ты оставил его в первый раз?

Дэвис тяжело дышал. Глаза превратились в сплошные черные дыры. Деревянная ручка лежала рядом с его пальцами. Но он не брал ее. Да и глупо было бы брать, подумала Алекс. Он все равно на это не способен.

— Если возьмешь, я отпущу тебя и выпущу его из ванной. Я отпущу вас обоих. — Алекс не видела ее лица, но по голосу могла догадаться, что Марджори улыбается — своей безумной, жестокой улыбкой. — Тебе надо всего лишь сделать ему немного больно, и я вас отпущу.

Дэвис закрыл глаза.

— Или будешь валяться здесь и ждать, пока его убью я? Ну, что выбираешь?

Он не шевельнулся. Алекс встала на колени, потом поднялась во весь рост, чувствуя, как дрожат ноги от напряжения. И снова протянула руку к двери.

— Неужели тебе не хочется убить его? Правда? А мне очень, ужасно хотелось убить Чарли. А ты ничем не лучше меня, — прошипела Марджори Кассетти.

Алекс нервно подумала, что сейчас Дэвис наконец возьмется за нож.

Пальцы Алекс легли на ручку двери.

Заперто.

О Боже, взмолилась она, но переживать было уже некогда. Надо действовать, иначе будет плохо. Потверже оперевшись на одну ногу, она со всего маху врезала другой в дверь.

Дверь распахнулась словно по волшебству. Дэвис, лежа на полу, сжимал в руке нож. В черных глазах горела ненависть. Марджори Кассетти уже обернулась, поднимая пистолет. Но Алекс опередила ее.

— Брось оружие! — заорала она. Неимоверная глупость, надо было стрелять сразу, мелькнула мысль. Марджори Кассетти не из тех, кто сдается на милость победителя.

Но та, растерявшись, начала медленно опускать пистолет. Ствол уже был направлен на Алекс. Это движение тоже на мгновение сбило ее с толку. Собирается она бросать оружие или нет? Да или нет?

И тут Габриэль Дэвис одним движением взметнулся с пола. Стоя во весь рост, он был намного выше Кассетти, и та непроизвольно повернула голову в его сторону. Дэвис улыбался.

— Нет! — заорала Алекс.

Он поднял нож. Глаза его стали черными, бездонными, это были глаза человека, переживающего оргазм.

Алекс спустила курок. Револьвер дернулся, и голова Марджори Кассетти превратилась в красное месиво.

Женщины не стреляют в голову, вспомнилась безумная фраза. Ее когда-то сказал Дэвис.

Алекс в оцепенении подошла к лежащему телу и выстрелила еще раз. В упор.

Улыбка исчезла. Слава Богу.

Пистолет выпал из разжавшихся пальцев Кассетти. Алекс издала какой-то непонятный, писклявый звук, до смешного незначительный по сравнению с тем, что она только что сделала.

Дэвис, мертвенно-бледный, опустился на колени и, склонив голову, смотрел на нож, который ходил ходуном в его трясущейся руке. Крови на лезвии не было. Чистый.

Потом взглянул на Алекс, которая прислонилась к дверному косяку. Она, чувствуя, как свело пересохшее горло, прошептала:

— Габриэль, пожалуйста, положи его. Прошу тебя.

Он не положил, а выронил нож на пол. Тем не менее Алекс отшвырнула нож подальше, подходя к Кассетти, чтобы проверить пульс. Онемевшие скрюченные пальцы ничего не почувствовали. Вдалеке слышалось ангельское пение сирен.

Габриэль Дэвис, тяжело дыша, медленно завалился на здоровый бок. Она присела к нему и положила на лоб ладонь. Его колотило, а лоб был горячим, как в лихорадке.

— Алекс, — потрясающе спокойным тоном вдруг произнес он.

— Да?

— Спасибо.

Она посидела некоторое время, не убирая руку с его лба. Было странное ощущение, что она прикасается к дикому животному, волшебному, непредсказуемому.

— Возьмите Джереми.

Алекс кивнула и встала. Сделав несколько шагов, она открыла незапертую дверь ванной и нашла Джереми, дрожащего в углу. Слезы уже высохли. Мальчик посмотрел на нее огромными золотисто-карими глазами и крепко обнял за шею, когда она наклонилась, чтобы поднять его.

Алекс села на пол, не выпуская ребенка из рук, и стала ждать прибытия Шенберг.

Какой покой. Наконец-то они все обрели покой.