Александр Лонс

флэшбэк — flashback

Часть первая

1. Алекс

Каждый наказывает себя в меру своих способностей. Эту нехитрую истину Алекс уяснил для себя уже давно, но, тем не менее, постоянно вляпывался во что-то подозрительное и не очень хорошее. Когда ему сказали, что питерский друг убит, и надобно прийти в следственные органы для дачи показаний, то он просто обалдел и почувствовал себя крайне отвратительно. Ведь только недавно вместе с этим другом он пил пиво и культурно развлекался! Трех дней не прошло…

Но то было уже позже, а начать надо, скорее всего, с того самого светлого момента, когда Алекс уволился из своего родного института, где честно трудился системным администратором в поте лица своего. Ну, не совсем уволился, но уже написал заявление об уходе и отрабатывал последние недели. Еще раньше он распихал везде, где только можно, свои резюме, выбрал удачные варианты, с третьего раза прошел собеседование и был принят даже без испытательного срока. Руководство пригласившей его фирмы, откуда-то уже знало Алекса, и было согласно зачислить в постоянный штат. Они были настолько любезны, что согласились подождать с официальным трудоустройством пару недель, если он сделает для них небольшую работку. Дело предстояло знакомое, и Алекс быстро все исполнил.

Как-то, просматривая почту, он получил на свой электронный адрес очередное спамовое послание, c пометкой «важно». Он хотел уже стереть его вместе со всем остальным мусором, но что-то все-таки зацепило взгляд и привлекло внимание. Скорее всего, он открыл письмо по привычке — последнее время часто приходили предложения о работе:

«Убедительная просьба: дочитайте письмо до конца — поскольку это в ваших интересах, так как его Вы, возможно, больше уже не получите никогда! Здесь — не финансовая пирамида, речь вообще не идет о деньгах — Вам ничего не потребуется платить! Данная рассылка произведена в соответствии с ч.4 ст.29 Конституции РФ. Вы получили настоящее сообщение, так как предоставили свой e-mail адрес некоммерческой компании ЮниКод для участия в регулярных онлайн-опросах. Мы приглашаем Вас к участию в нашем новом исследовании! Ответы на вопросы займут не более 15 минут Вашего времени. Если Вы заполните анкету полностью, мы компенсируем Ваше время и начислим премию в 0.75 y.e. на Ваш счет в личном кабинете участника. Если у Вас еще нет личного кабинета, то создайте его. Ваша премия может быть перечислена на мобильный телефон или на интернет-кошелек. Нажмите на линк, чтобы перейти к анкете. Обращаем Ваше внимание на то, что примерный срок проведения данного исследования составляет 5 дней с момента получения Вами настоящего приглашения.

Если у Вас появятся проблемы с заполнением анкеты или если у Вас есть вопросы, свяжитесь с нами по электронной почте.

Просим прощения, если данное сообщение отняло Ваше драгоценное время! Заранее Вам благодарны, исследовательская компания ЮниКод.

Ага, знакомый сюжет, правда? Потом предлагалось создать этот самый «личный кабинет» — собственную Интернет-страничку на ресурсе этого самого «ЮниКода». Как известно юникод — стандарт кодирования символов, позволяющий представлять знаки практически для всех реально существующих письменных языков. Алекс прекрасно об этом знал, поскольку многие предыдущие годы имел несчастье работать сисадмином одной из крупных компьютерных сетей Академии Наук. Но что было совсем уж непонятно, так это то, с какой радости кому-то вдруг взбрело в голову так назвать некоммерческую компанию? А хоть бы и коммерческую! Но, с другой стороны — почему бы и нет?

Далее последовали вопросы, больше всего похожие на тест какого-нибудь немножко сумасшедшего психолога или социолога. Никакого адреса для опросов Алекс никому и никогда не предоставлял, но сами вопросы его заинтересовали — показались забавными, поэтому он быстро ответил на них:

1. Кто Вы? Я — это я.

2. Откуда Ваш никнейм? Не помню уже.

3. Какой сильный алкогольный напиток Вы любите? Никакой не люблю.

4. А что пьете в настоящее время? Воду.

5. Какая часть тела противоположного пола для Вас главная? Все части!

6. Идеальная выпивка это? Та, от которой не пьянеешь!

7. Чего Вам не хватало в этой жизни? денег.

8. Что для Вас отдых? Набирание сил.

9. А работа? Должна нравиться так, чтобы понедельник не казался тяжелым днем.

10. Вы склонны подозревать всех и каждого в разных нехороших делах? Бывает.

11. Есть любимый актер или актриса? Нет, неверное.

12. Есть люди, от которых Вы безмерно тащитесь? Много таких.

13. А есть ли люди, которые Вас бесят по жизни? Еще больше.

14. Вы пишите что-нибудь, кроме деловых бумаг? Иногда бывает, что книги.

15. Если Вам срочно нужен секс, у Вас есть кто-то, к кому Вы можете пойти без проблем?  Обычно — да.

16. Чем бы Вы занимались, если бы не нуждались в работе? Графоманией.

17. Какой вид искусства Вам наиболее доступен? Проза.

18. Вы за последний месяц кого-нибудь посылал «на три буквы?» Да, и не раз.

19. С кем бы Вы хотели жить: один, с другом (подругой), с несколькими друзьями, с любимой кошкой, с собакой, с удавом или с вибратором? С подругой.

20. Что Вы никогда не смогли бы продать? Своих близких, друзей…

21. Вы видите, как кто-то у кого-то украл кошелек. Ваши действия?Притворюсь, что ничего не видел.

22. Вы голодны, но денег на еду у Вас нет. Попытаюсь найти работу.

23. Что Вы будете делать, если перед Вами огромный монстр? Убегу за подмогой.

24. К Вам подошел незнакомец и попросил у вас о помощи. Выслушаю, но найду предлог отказать.

25. Какие звуки Вам больше нравятся? Шум леса и журчание ручья.

26. Ваше любимое время суток? Глубокая ночь.

27. Вас взяли в плен, что вы предпримите? Постараюсь войти в доверие.

28. Чем Вы можете пожертвовать ради удовольствия? Временем.

29. Во что Вы никогда не поверите? А зачем вообще во что-то верить?

30. Глюки Вас пугают? Нет, они меня развлекают.

31. Любимый цвет нижнего белья противоположного пола? Все равно, но лучше вообще без белья.

32. Вы всегда выполняете свои обещания? Стараюсь по мере сил.

33. Знаете какие-либо неприличные стихи наизусть? А как же без этого?

34. Могли бы Вы заняться сексом с незнакомым партнером или партнершей? Почему нет?

35. Допустимо, чтобы в сексе мужчина был пьянее женщины? Нет! Хотя — всякое возможно.

36. Обязательно ли жить под одной крышей с сексуальным партнером? Нет!

37. Любите вечеринки с друзьями? А кто ж их не любит!

38. Водку с наркотой пили? Один раз, для эксперимента. Ой, не советую!

39. Хотели бы потратить много денег сразу? О да!

40. У Вас много одежды? Нет, только самое необходимое.

42. Как часто Вы бываете себе противны? Минимум — раз в неделю.

43. Вам нравится клубная мода? Очень нравится! Она прикольная и сексуальная!

44. Что Вы не смогли бы купить, при наличии денег на это? Ненужную и некрасивую вещь.

45. Вы ненавидите наркоту? Да, а вы откуда знаете?

46. Вы довольны своей внешностью? Нет, конечно!

47. Если Вам в лицо кто-то плюнет? Плюну в ответ. Или морду набью, смотря по обстоятельствам.

48. Что Вы больше всего ненавидите в людях? Глупость, возведенную в принцип.

49. Бывало, что Вы наутро не помнили имени своего партнера? Один раз было дело.

50. Эта анкета повысила Ваш общеобразовательный уровень? Нет, а с какого перепугу?

После того, как Алекс ответил на последний вопрос, появилось сообщение:

«Вот и все вопросы на сегодня. Спасибо за то, что уделили нам время! Щелкните здесь, чтобы отправить результат».

Алекс «щелкнул здесь», анкета закрылась, и видимо отправилась по неведомому назначению. И действительно, почти тут же выскочило сообщение:

«Спасибо. Анкета успешно заполнена и отправлена. Респонденты, оставившие контактную информацию, будут участвовать в розыгрыше призов. Компания ЮниКод гарантирует, что все Ваши конфиденциальные данные, включая адрес электронной почты, не будут переданы каким-либо третьим лицам и не будут использованы в коммерческих целях. Мы благодарим Вас за участие в нашем опросе и надеемся на дальнейшее сотрудничество».

Сразу же переключившись на какие-то другие дела, он постарался выкинуть все это из памяти, но где-то в глубине сознания копошилась мысль, что нечто такое уже было, что-то известное, как будто эпизод из книги или романа.

Прошла пара дней, и он давным-давно позабыл о том дурацком опросе. Он уже собирался уходить домой, когда зазвонил телефон — на этот раз звонил городской, стационарный телефон, а не мобильник, как перед этим. Вообще-то Алекс испытывал тогда острое желание звонок проигнорировать, уйти и запереть дверь с внешней стороны, ведь его рабочее время давно уже закончилось, и, по логике вещей, он вполне мог находиться где-то на улице. Но трубку все-таки взял, на звонок ответил, что и повлекло за собой всякие разные последствия. Знал бы он, чем все это для него закончится.

— Да? — привычно спросил он, сняв трубку.

— Добрый вечер, можно попросить… — тут неизвестный голос назвал Алекса по имени-отчеству. Голос был непонятный — не мужской и не женский, а какой-то вневозрастной и внегендерный, со странным акцентом, будто бы говорил не человек, а плохо отлаженный синтезатор.

— Добрый, — удостоверил приветствие Алекс. — Я вас слушаю.

Некоторое время царила глубокая тишина, и Алекс уже хотел положить трубку, как голос в телефоне, опять-таки механический и неэмоциональный, произнес:

— С вами говорят из компании ЮниКод. Мы с вами могли бы продолжить беседу?

— Могли бы. Я слушаю вас, — вздохнув, подтвердил Алекс. Он решил, что будет новый социологический опрос или очередное коммерческое предложение. Последнее время ему часто звонили из разных торговых фирм, настоятельно рекомендуя приобрести у них какое-нибудь компьютерное оборудование, купить расходные материалы, заправить картриджи или наладить доступ в Интернет. Еще были телефонные опросы, которые тоже успели порядком надоесть.

— Нет, вы не совсем поняли, — интонаций у голоса по-прежнему не было. — Необходима личная встреча.

— Да? А зачем? Извините, но вы, собственно, кто? Откуда у вас мой номер? — Алекс уже начал терять терпение.

— Номер вашего телефона нам известен из нашей базы данных. Нам нужно побеседовать по очень важному вопросу, и эта беседа требует вашего личного присутствия.

— Важному для меня или для вас?

— Для вас, — в голосе собеседника наконец-то показалось что-то похожее на человеческие интонации. — Я понимаю, что вы удивлены, но это как раз естественно в данной ситуации. Приходите к нам в офис, и все станет ясным. Запишите, как к нам добраться.

— А что за офис? Я до сих пор не знаю, с кем я говорю и зачем. Что за организация?

— Вы все узнаете на месте. Записываете? Кадашевская набережная, дом шесть, строение четыре. Записали? Так. Мы ждем вас завтра в одиннадцать часов. Не опаздывайте.

— А куда…

Очередной вопрос Алекс задать так и не успел — невнятный его собеседник уже отключился: трубка издавала частые гудки. Он уже открыл дверь, когда снова позвонили.

— Я слушаю, — привычно сказал он, взяв трубку.

— Здравствуйте. Можно попросить Александра? — проговорил молодой мужской голос.

— Да, это я.

— Это, — говорящий произнес имя-отчество Алекса, — да?

— Да. Чем могу?..

— С вами говорят из корпорации «Экспертные системы». Вы получали наш ответ на свое резюме, и наше приглашение на работу?

Этот вопрос Алексу очень не понравился. Похоже, его передумали принимать на работу в ту самую фирму, куда обещали взять без испытательного срока.

— Да, и я даже у вас почти работаю — написал недавно маленькую программку по просьбе вашего…

— Видите ли, произошли некоторые изменения. Вы же еще не подписывали с нами трудовой договор? У нас поменялось руководство и, как следствие, кадровая политика.

Он уже почти не сомневался, что ему скажут дальше.

— Я слушаю вас.

— Мы весьма сожалеем, но пока не имеем возможности сейчас принять вас на постоянную работу. Вероятно что…

Не дослушав, Алекс молча повесил трубку.

2. Пол Жданов

Поначалу Шеф (он же босс, Старик, директор) красноречием не блистал. Его абсолютно лысая шишковатая голова была опущена, а взгляд направлен на сухие стариковские руки, в которых он вертел маленький, декоративный, но смертельно опасный стилет. Или как он там называется, этот инструментик? Я плохой специалист по холодному оружию. На лысине и на руках Шефа нехорошо выделялись возрастные пятна, а под бледной пергаментной кожей резко выступали синие вены. Только сейчас я обратил внимание, что мой непосредственный начальник уже очень и очень стар. Сколько ему? Восемьдесят? Девяносто? Сто? Больше? Никто из наших толком не знал реального возраста Старика, а свои дни рождения он вообще никогда не отмечал. Каким-то непонятным образом Шефа не коснулся «Закон о максимальном возрасте», и отставка ему явно не грозила. Его худощавое лицо выглядело посеревшим и усталым, но взгляд был сосредоточен, внимателен, даже строг. Говорят, недавно Старику в очередной раз сделали подсадку стволовых клеток, провели коррекцию иммунитета, заменили глаза, кишечник и еще кучу других внутренних органов. Не знаю, правда это или вранье — информация о здоровье Шефа для нас всегда была табу. Когда он посмотрел мне в лицо, то я ощутил себя как-то неловко и стесненно, будто студент на первой в жизни сессии. А вот мой бывший патрон, хорошо знавший директора, никогда не испытывал такого чувства и всегда разговаривал с ним совершенно свободно.

— Итак, Пол, — недовольным тоном обратился ко мне Шеф, с силой и глубоко воткнув в пластиковую ручку кресла острие своего игрушечного кинжала, — твой отдел существует уже год, а никаких заметных результатов я что-то не наблюдаю. Может, объяснишь?

Старик отвел вбок сжатый кулак со стилетом, и раскрыл ладонь. Глубоко воткнутый в черный подлокотник клинок завибрировал и загудел, постепенно затихая. Интересно, почему Шеф не омолаживает кожу? Руководитель такого уровня вполне может себе это позволить. Я молчал, не имея понятия, что мне ответить, и как правильнее себя вести. Такой оценкой своей работы я был удивлен и глубоко оскорблен. Шокирован, если так можно выразиться. Вообще-то пока я сюда шел, то надеялся на более лестный отзыв со стороны своего начальника, даже — чем черт не шутит — на поощрение или награду. Мне было чем гордиться за последний год: сделано много, результаты впечатляли, и за проделанную работу я испытывал даже что-то вроде гордости.

— Ну? Я, кажется, задал конкретный вопрос? — недовольно пробурчал Старик.

— Извините меня босс, но это не совсем так, — сказал я, стараясь прояснить ситуацию и пытаясь говорить увещевательнее. Если честно, то я никак не рассчитывал на столь мощный и неинтеллигентный разнос. — Мы же раскрыли несколько крупных, опасных и запутанных дел, отыскали самого Хашими Азизона, установили каналы доставки, нашли всех распространителей и раскопали место производства…

— Стоп! — Шеф звонко хлопнул ладонью по ручке кресла, и упокоившийся было стилет опять начал дрожать, — это все я прекрасно знаю и помню. Но! Ты не забывай, что ничего такого уж экстраординарного вы там не сделали. Все эти задачки вполне решаемы традиционными методами, без этих твоих ходячих покойников. Даже полиция…

— Но сроки, босс! Обычными методами мы бы копались неопределенно долго. А уж полиция… сами знаете. Зря вы так.

— Да ты выслушай сначала! — Шеф щелкнул по ручке стилета, и тот снова сердито завибрировал. — Даже полиция могла бы справиться, если бы там не остались одни только ослы. И не возражай мне, не надо! Я дал тебе возможность самому сформировать отдел из кого ты захочешь, и отформатировать по той схеме, по какой ты считаешь нужным. Под мою личную ответственность, как ты помнишь! Ты и полковника получил под эту должность! Как тебе погоны? Не давят? Я тебе помогал собирать твоих… этих… все бумаги подписывал! И звонил сам кому надо, если необходимо было! И где..? Ты мне что обещал? А?

— Но босс, мы же довольно эффективно решили целый ряд задач, и работали… — я начал оправдываться, как нерадивый школьник, проспавший выпускной экзамен. Нет, сегодня точно не мой день.

— Работали! — перебил меня мой начальник, — вот что, парень. Первого сентября я должен положить на стол Президенту отчет о работе всей нашей службы за истекшие двенадцать месяцев. Кроме всего, что мы и так прекрасно знаем, нужно нечто такое, что можно было бы провернуть только с помощью этих твоих зомби. Понял, да? Нужно дело, от которого у нашего Хозяина глаза бы загорелись, дабы дал денег и перестал изводить нас своими вечными контролями и проверками. Я понятно выражаю мысль, или как?

— Да, босс, я согласен с вами, — расстроено сказал я. — Но разве нельзя использовать дело того же Азизона? Следствие уже закончено, а главное — дело-то своеобразное, крупное, и там без моих ребят вообще ничего не получилось бы.

— Это мы с тобой знаем, что ничего бы не получилось, — Шеф по-стариковски крякнул, и без видимых усилий, двумя пальцами выдернул из подлокотника свой кинжальчик. Похоже, он немного успокоился. — А Хозяин не знает, и знать такие подробности не должен. Вникать во всякие тонкости ему будет некогда… да и неинтересно. И потом — дело Азизона — хоть и крупное, но секретное, нулевого уровня, и секретность не будет снята еще лет десять, если ничего особенного не случится. К Хозяину это конечно не относится, но — сам знаешь… А нам сейчас надо нечто громкое и яркое, чтоб надолго запомнилось и чтобы только твои мертвяки могли помочь. И чтобы прессе можно было бы безбоязненно материальчик после скинуть, в препарированном виде, разумеется. Как старый оперативник я бы посоветовал вот что… строго между нами, конечно… Так вот… Возьми в полиции любое дело… вернее — не любое, а перспективное. Скандальное что-нибудь, с именитыми трупами, с обилием секса и насилия, с таким развратом, чтобы у всех уши в темноте светились. Чем больше порнографии, тем лучше! Можно что-нибудь связанное с Темным Городом, это сейчас тоже очень модно. Придай делу яркость и блеск, а потом проверни через свой отдел. Или наоборот — сначала проверни, а потом придай, я тебя учить не буду, сам сориентируешься, не маленький. Обязательно позаботься об эффектных материалах и броских достоверных документах, дабы не совестно было Хозяину на стол положить. Времени тебе на все про все — до августа. Не справишься — пеняй на себя, я прикрывать не буду — твой отдел у меня уже в печенках сидит и по ночам снится. Если у тебя ничего не получится, то отдел закроем к чертям собачьим, пару звездочек с тебя снимем, и ты обратно пойдешь к Князеву. И кадры твои тоже по местам рассуем, где они там числятся. Вопросы есть? Нет?

Шеф поднялся, царственным жестом разрешив мне сидеть, вышел из-за стола и начал прохаживаться по кабинету. Наш босс был высокого роста, в простой черной рубашке, в таких же брюках, заправленных в высокие кожаные ботинки на обычной шнуровке. Широкий ремень явно натуральной крокодиловой кожи на узкой талии еще больше подчеркивал стройность его фигуры.

Несколько раз Старик молча прошелся по своему кабинету, а я внимательно следил глазами за директором. Шефский кабинет представлял собой обыкновенную, не очень-то большую комнату. Личный кабинет директора — святая святых нашей фирмы. Я тут бывал и раньше, и всегда это помещение угнетало сочетанием спартанской скромности с изысканной утонченностью обстановки. Подавляло интерьером, мебелью, дизайном, всем. Мебель у Шефа — особая статья расхода в нашей конторе. Существует неписаное правило: обстановка всех директорских кабинетов должна отличаться от общего оформления всех остальных кабинетов и офисов Службы. Даже если сам Шеф иногда играл в демократию и старался подчеркивать идею равенства и братства. Это старая традиция, уходящая корнями в бесконечность прошлого, и у нас ее старались соблюдать. Кресло Шефа должно говорить всем своим видом — «Я не просто кресло, я — кресло Шефа!», ведь кресло директора — это почти трон. Всем должно быть ясно с первого взгляда. Каждому сюда входящему. Словом, в кабинете ничего избыточного, но все изысканно и утонченно.

Походив некоторое время — видимо просто разминал затекшие ноги — Шеф сел обратно за свой стол и принялся рассматривать его, будто давно не видел и отвык от этого зрелища. На рабочем столе Старика, кроме терминала и принтера лежала стопка документов и чья-то голограмма в рамке. Справа от стола — этажерка с разнообразными носителями информации. Сразу перед столом пара гостевых кресел, а у самого окна — небольшой столик, на котором валялись какие-то округлые, завернутые в черную ткань предметы, размерами и формой напоминающие отрубленные человеческие головы. Не то вещьдоки, не то рабочие материалы. В углу комнаты — незакрытая дверь, за которой виднелись: эффектный диван и еще одна дверь. Нетрудно было догадаться, что здесь, в этом помещении, Старик проводил большую часть своего времени.

Но я снова отвлекся.

Итак, Шеф молчал. Я уж было решил, что беседа закончена, все указания даны, задачи определены и мне пора откланяться. Я даже поднялся и хотел уходить, как вдруг заработала голосовая связь и молодая секретарша доложила:

— Извините меня Босс, но пришел Трясогузкин.

— Уже приехал? — радостно отозвался Шеф. — Тогда пусть заходит, тут только свои люди.

Наружная дверь почти сразу открылась, и в кабинет торопливо вошел сильно лысеющий человечек ниже среднего роста, лет пятидесяти, с неопрятными рыжеватыми усами и небольшой бородкой, в заурядном ношеном костюме горожанина обыкновенного достатка. Галстук в горошек. Выглядел этот господин простачком, вот только сквозь прищуренные веки на меня вдруг глянули пронзительные карие глаза. Еще больше меня удивило его обращение к Шефу:

— Всем большой пг’ивет! Господин Кг’ейг, все сделано, как вы пг’осили, хотя, батенька, возникли некотог’ые пг’облемы и затг’уднения личностного, так сказать, пог’ядка…

— Хорошо, господин Трясогузкин, — со странной интонацией в голосе отозвался Шеф. — Прошу вас заходите. Пол, ты свободен. Давай, иди и трудись на благо демократии.

Я встал со стула, а «господин Трясогузкин» подошел к столу. Я недоумевал: почему этот картавый коротышка называет нашего босса «господин Кг’ейг» и «батенька»? Такое фамильярное обращение к Шефу вообще-то не принято в нашей конторе.

Наш начальник — директор Федеральной службы информационной безопасности (ФСИБ), босс, как мы его называли в глаза, Шеф, или Старик — как именовали за глаза, пережил не одно правительство и не одного президента. Шеф требовал называть себя просто — «босс», но официально звали его — Мартин Крейг. Я тогда понятия не имел, дано это имя ему при рождении, или же просто очередной псевдоним. О Шефе вообще было мало что достоверно известно. Поговаривали, будто он начинал свою карьеру обычным хакером, потом в какой-то охранной структуре стал программером-сетевиком и резко пошел в гору. Босс сделал себя сам, чем весьма гордился. Он не был «кабинетным», оторванным от жизни работником, и уже будучи директором нашей конторы, часто выезжал на места, и там подробно знакомился с настроениями сотрудников, вникал в проблемы, интересовался чистотой работы, порядком… Все откровенно боялись его. И это, пожалуй, все, что я знал — тонкости, а также детали своего творческого пути Шеф никому обычно не разглашал, и ничего конкретного я тогда сказать о нем не мог. Слухов и сплетен вокруг его личности ходила масса, но что считать правдой, а что откровенным враньем, решить было сложно. Вполне вероятно, что никакой правды в этих россказнях вообще не было — босс умел скрывать следы и прятать реальную информацию за ворохом всякого хлама. В этом умении мало кто мог сравниться со Стариком.

Когда я уже выходил из шефского кабинета, рядом с ухом что-то просвистело, и в дверной край, на уровне моих глаз, воткнулся тот самый стилет, что так любовно вертел в руках мой директор. Я ничем не показал своей реакции и молча вышел. Уже закрывая дверь, я услышал сзади какой-то шелест, и не сразу сообразил, что это смех босса. Раньше он при мне вообще никогда не смеялся. Что-то такое не то сегодня происходит с Шефом! Да, сдает, сдает наш Старик. Раньше бы он подобного никогда себе не позволил. Уж не заболел ли? Или вчерашние новости на него подействовали так причудливо?

Идя к себе, я никак не мог заглушить в своем сознании некоторые слова, услышанные в кабинете Старика — они так и звучали у меня в башке. Что ему еще надо? Яркое дело ему подавай! Я что, мальчишка? Писатель-сюжетник? Синопсист? Или кто? Вон пусть на своих референтов давит, благо их у него двое. Пугать вздумал, погоны вдруг припомнил, которые я сроду никогда не носил. У меня и формы-то нет, запрещено нам в форме ходить, а все эти военные звания больше для виду, для престижу и чтобы другие силовики уважали и не плевали на нас. Хотя нас все знают, и, по-моему, даже побаиваются, до сих пор отношение к моей организации какое-то несерьезное. Причем на самом верху. Вон вчера в новостях прошло сообщение со ссылкой на Президента, что у нас развилось слишком много силовых служб, что они дублируют друг друга и сами себе придумывают дела, скрывая тем самым отсутствие реальной работы. Что за бред? Настоящей работы у нас предостаточно, куда уж реальней! Не зря же всегда такой уравновешенный и мудрый Шеф сегодня до такой степени взбеленился — не его стиль вообще-то. Тут одним громким делом не обойтись, и наверняка не мне одному он хвост накрутил.

Черт бы его побрал.

Я быстро успокоился — все-таки кое-что еще умею. «Не ссы, прорвемся!», как в былые времена любила говаривать одна моя прежняя подруга. Ладно, для начала означим план мероприятий. Моя основная задача сейчас — найти подходящее «громкое» дело, а потом раскрутить его и выгодно подать на стол начальству.

Или так. Найти несколько дел, написать короткие синопсисы для каждого и показать Шефу, пусть уж он сам ткнет пальцем, а потом займусь я. Да, это будет правильнее — так, вроде бы, создается ощущение совместной ответственности, но принятие решения все равно будет за Стариком. Не люблю я всего этого! Я не умею красиво писать синопсисы. Синопсис — короткий рассказ, краткое изложение сюжета, только без особых литературных изысков. Писать их — это, извините, часть профессии писателя. Вот писатели пусть и пишут! Дали бы нормально работать, так нет же, картинки со спецэффектами, видите ли, им подавай. Придется еще устраивать всякие фокусы, как же я ненавижу такие игры! Шеф практически открытым текстом заявил, что руки у меня развязаны, и к методам он особо сильно придираться не будет, главное — яркий и красивый результат.

И на том спасибо.

Время перевалило за восемнадцать часов, и формально можно было уходить. И ладно, и уйду — я устал после беседы со Стариком.

3. Алекс

Когда на другой день в дверь постучали, Алекс давно уже сидел за своим рабочим столом, делал как бы что-то нужное и параллельно вяло флиртовал по сети со знакомой девушкой. Естественно, что ни на какую Кадашевскую набережную он не поехал, и о звонке накрепко забыл, посчитав его чей-то бессмысленной шуткой или розыгрышем. Всякие бытовые мелочи затмили тот нелепый эпизод, а главное — телефонный разговор казался настолько несуразным, что места для него в системе взглядов Алекса просто не находилось. Но это он так полагал, что была шутка, действительность же оказалась несколько иной…

— Да-да, войдите! — сказал он привычным голосом.

Он решил, что стучит очередной пользователь, который забыл, как в MS-Word’е рисовать таблицу, или как архивировать файлы, или каким образом на обычном принтере можно распечатать крупноформатные картинки. Но Алекс ошибся. Вошли два худощавых, но крепких и сильных с виду мужика, одетых в какие-то облегающие костюмы, как ниндзя. Ничего не говоря, они обступили Алекса с двух сторон, и жестами предложили идти с ними.

— Поедем в офис, — не то сообщил, не то приказал один из них Алексу, когда тот молча воззрился на них.

Он не возражал и не противился — вид пришедших за ним людей к особым спорам и сопротивлению не располагал. Когда вся тройка выбралась в вестибюль, Алекс увидел, что точно такой же «ниндзя» стоит около институтского охранника, и тому молча что-то показывает. Уже вблизи Алекс сообразил, что на охранника наставлен пистолет, причем направлен так ловко, что случайным зрителям со стороны происходящее совершенно непонятно. Работали профессионалы.

Машина, которая их ждала, оказалась «скорой помощью». До офиса они добрались на удивление быстро, и даже обязательные в такое время суток московские пробки почему-то не помешали проезду: реанимобиль без особых проблем ехал на красный свет и преодолевал заторы, используя свой спецсигнал и право на превышение скорости. Но, тем не менее, в центр машина пробиралась минуя, по возможности, забитые автомобилями основные магистрали города.

Непонятно какая и неведомо чья организация находилась практически в самом центре Москвы, в Замоскворечье, в двух шагах от известной всем Третьяковской галереи, Малого Каменного моста и Болотной площади. Кадашевская набережная. Этот район Алекс знал сравнительно хорошо, поскольку часто и по самым разным поводам там оказывался. Когда-то Замоскворечье было объявлено заповедной зоной, с особым режимом охраны зданий и сооружений. Идея заключалась в том, чтобы дома не то что сносить, но и перестраивать строго запрещалось — застройка признавалась исторической и представляющей особую ценность для последующих поколений. Допускалась исключительно реставрация с соблюдением множества жестких ограничений и мер предосторожности. Для городских территорий, примыкающих к заповедным зонам, устанавливался режим регулирования застройки — по высоте и пространственно-композиционному решению. Однако под нажимом чиновников в законе была сделана поправка, что «на территории заповедной зоны допускается застройка зданиями, архитектура и этажность которых определяются в композиционной увязке с существующей застройкой в целях сохранения своеобразия данной части города». Вот с этой-то корявой оговорки все и пошло. Постепенно о заповедном статусе все стали как-то забывать, а дома сначала ремонтировались совершенно неизвестными бригадами и «фирмами», потом здания принялись перестраивать, а позже и просто сносить. На месте какого-нибудь уничтоженного исторического особняка возникал новодел, в лучшем случае лишь отдаленно напоминавший своего предшественника. Потом и об этом забыли, а с некоторых пор здесь как грибы после дождя вырастали творения современных архитекторов — железобетонные дома-уроды ничего общего не имеющие ни со своими «предками», ни с каким-то определенным архитектурным стилем. Пройдет не так уж много времени, и от Замоскворечья, как исторической части столицы, не сохранится ничего, кроме мемуаров, ностальгических гравюр и фотографий.

Вот около одного такого нового, ни на что не похожего дома они и остановились — бетон, золотистый металл, тонированное стекло. В самом здании царило мрачноватое запустение: ни охраны, ни бегающих клерков, ни звонков, и никаких признаков деловой активности. Сквозняк из открытой двери поволок по блестящему полу обрывки каких-то веревок и клочки бумаги. Никто не вышел навстречу, никто не спросил, что они тут, собственно, делают — их шаги гулким эхом отдавались в пустынном коридоре и на лестнице. Когда они поднялись на второй этаж, оказавшийся там охранник, мутно посмотрев на Алекса, вопросил: «Это вы? Как, нормально доехали? А то у вас такой вид, будто вы с Луны свалились!» Бедняга охранник! Он очень смутился, завидев их — похоже, его застали врасплох — вместо того, чтобы бдеть на входе, он зачем-то разгуливал этажом выше. Что мог ответить ему Алекс? Только то, что чувство юмора в половине двенадцатого утра пока еще спит и явно не готово к такому повороту событий.

Наконец они вошли в одну из комнат. Сопровождающие «ниндзя» как по волшебству куда-то исчезли, и Алекс оказался один на один с хозяином кабинета: больше никого в комнате не наблюдалось. Кабинет — как кабинет, все новое, свежее, но ничего примечательного. Стандартный деловой антураж — современный, но без особых наворотов: стол, стулья, пара шкафов и стеллаж, полностью забитый увесистыми папками. На столах деловые бумаги, включенный компьютер, принтер, телефонные аппараты, то есть типичная кабинетная обстановка сотрудника фирмы средней руки.

«Наверное — какая-то криминальная структура, — подумал Алекс, — слишком уж все стандартно картиночно и декоративно. Словно иллюстрация из глянцевого журнала»

Сначала сидящий напротив человек безмолвствовал, его лицо ничего не выражало, а взгляд блуждал по офису, нигде не задерживаясь надолго. Наконец незнакомец тяжело посмотрел на Алекса и нарушил молчание неожиданно приятным баритоном:

— Приветствую вас. Присаживайтесь, — показав рукой на стул, обитатель офиса откуда-то взял аппетитно пахнущую чашечку с черно-бурой жидкостью. — Кофе хотите?

Алекс ответил на приветствие, кофе хотел, и чашка крепкого вкуснейшего напитка постепенно привела его мысли и нервы в относительный порядок. Кофе был в меру сладкий и в меру горячий, — именно такой как требовалось.

— Чего людям иногда и часто недостает в монотонности скучной повседневной жизни? — не представившись, сказал хозяин кабинета, будто бы продолжал давно уже начатую беседу. — Красивых сюрпризов, замечательных неожиданностей и чудесных приключений, мистики и таинств, адреналина и волшебных сил! А кто потихоньку, в тайне от других, не предавался мечтаниям о чудесных колдовских мирах, заселенных невероятными созданиями и удивительными героями? Кто бы отказался ощутить в своих руках смертельно опасное неведомое в нашем мире оружие или возможность подчинить себе посторонние силы другого мира? Никто бы не отказался, я думаю. Но иногда так хочется, чтобы перемены в жизни случались быстрее... Поэтому я предлагаю вам следующее: мы сейчас проведем небольшую беседу, а позже вы примите решение. Согласны?

— Ну, допустим, — согласился Алекс, ответив на это несколько пафосное вступление, — но причем тут я?

— Сейчас объясню, немного только потерпите. Среди математического множества реальностей существует одна, в нашем понимании представляющая собой реальность par excellence. Это — реальность нашей повседневной жизни, и это ее положение дает ей сомнительное право именоваться высшей реальностью. Мы знаем, что повседневная, обыденная жизнь — это та реальность, что интерпретируется людьми и несет для них субъективное значение в качестве единого мира. Типовые члены общества в их осознанном поведении не только полагают видимый ими мир само собой разумеющейся реальностью, но именно этот мир, творящийся в их действиях, и в их мыслях, в их головах, в конце концов, и переживается в качестве настоящего. Напряженность сознания наиболее высока именно в повседневной жизни, то есть последняя накладывается на сознание наиболее глубоко, настойчиво и сильно. Но, прежде чем перейти к нашей ключевой задаче, попробуем прояснить основы знания обыкновенной жизни…

Хозяин кабинета говорил еще минут пятнадцать. Слушая эту тираду, Алекс никак не мог понять, издевается ли над ним этот странный господин, или действительно пытается что-то объяснить. Вот только понять бы, что именно. Он уже стал терять нить, когда сидевший по другую сторону стола человек вдруг прервался ненадолго, а потом спросил:

— А вы знаете, что наш мир имеет параллельную реальность? И не одну, что сейчас не столь уж и важно? Вам известно, что наше пространство всего лишь одно из проявлений более сложного мира?

— Да? — переспросил Алекс.

— Да. Притом, что эти реальности существуют, они еще и множатся.

— Это как?

— А вот так, — продолжал так и не представившийся хозяин кабинета. — Среди немалого числа научно-фантастических произведений, написанных Гербертом Уэллсом, есть один, где речь идет о странной вселенной. Четырехмерное пространство там состоит из неисчислимого множества трехмерных реальностей, миров, аналогичных нашему. Все эти реальности вполне самостоятельны, но есть зона, где они скрещиваются, и там можно попасть в любую из них. Эта уэллсовская вселенная, таким образом, становится похожа на раскрытую книгу, где веер независимых страниц-реальностей имеет общий корешок — место сшивки. Можно сочинить вселенную и из всецело суверенных и параллельных реальностей, каждая из которых, аналогично шляпной ленте, воспроизводит изгибы своей соседней. Кто-то из писателей-фантастов где-то уже использовал подобную мысль. Имеется немало многомерных конструкций с четырьмя и более измерений, в которых наша реальность присутствует лишь как часть. Можно измыслить миры, где имеется несколько линий времени, и представить еще более сложные структуры. Но все они имеют одно общее свойство: между событиями в различных пространственно-временных точках каждой трехмерной реальности будет существовать связь через недоступные нашему восприятию четвертое, пятое и другие измерения. В таком многомерном мире… Да? Вы что-то хотите уточнить?

— Нет, извините. Я просто немного поперхнулся.

— Так вот, в таком многомерном мире можно попасть в прошлое или будущее и возвратиться назад, в один миг переместиться из одного места в какое-то другое. Обладай наш мир такими удивительными качествами, вокруг нас неизменно случались бы разные чудеса, одни предметы пропадали бы без следа, другие наоборот — внезапно возникали бы из ниоткуда, обыденное переплеталось бы с невиданным. Но, об этом мы еще с вами поговорим, сейчас еще не время. А вот закон причинности неизменен, самые скрупулезные, с колоссальной точностью осуществленные эксперименты с элементарными частицами, а в этом случае можно получить наибольшую достоверность, не показали никаких, даже самых незначительных, нарушений этого закона. Это — схема. На самом деле все обстоит несколько иначе. Сложнее, что ли. Происходит постоянная бифуркация реальности — разветвление и разделение, и чем дальше отстоят во времени такие вторичные реальности, тем сильнее они отличаются одна от другой. Самое интересное происходит в момент разделения. Тут даже не момент, а некий временной интервал, который наблюдателю трудно заметить. Реальности все время дихотомируют, разветвляются, и чем больше проходит времени после разделения, тем сильнее они отличаются от нашей, этой вот самой реальности. Одни из реальностей опережают нас технологически, другие — отстают, третьи — вообще идут иным путем… А таких путей много, очень много, уверяю вас! Те реальности, что отделились совсем давно, не имеют человечества в нашем понимании, а еще более ранние — совсем не похожи на привычный нам мир…

— Э-э-э-э… Фантастика какая-то. По-моему я подобное где-то уже читал, и не только у Герберта Уэллса. — Алекс все еще не хотел верить в серьезность происходящего, но внутри его сознания что-то уже подсказывало, что вот сейчас, в этом самом кабинете, произойдет коренная ломка его миропонимания.

4. Пол Жданов

Падение лифта все входящие в кабину боятся почему-то больше всего на свете, хотя происходит такое чрезвычайно редко. Любой пассажир этого обычнейшего транспортного средства преследует одну незатейливую цель — достичь нужного этажа. А теперь задумайтесь: двигаясь вверх-вниз, в течение одного только года такой лифт, установленный в обычной офисном здании, типа нашего, преодолевает в среднем десятки тысяч миль, перевозя тысячи тонн груза. Его двери открываются и закрываются десятки тысяч раз, и как любое механическое устройство, лифт изнашивается, требует ремонта, наладки, а иногда и замены.

Из официального отчета комиссии, предназначенного для прессы и органов правопорядка:

В среду на сороковом этаже основного здания из-за обрыва троса с большой высоты упала кабина лифта. Один пассажир вошел в лифт, нажал кнопку первого этажа, после чего лифт сорвался и пролетел вниз триста шестьдесят футов за четыре секунды. Система ловителей дала сбой и должным образом не сработала — затормозила падающую кабину только в районе четвертого этажа. Находившиеся в ней пассажир, почти не пострадал, только впоследствии он пожаловался на боль в области левого колена. Пассажир охарактеризовал свои ощущения во время падения как крайне неприятные.

Падение лифта на дно шахты исключено. Кабину удерживают три стальных троса, каждый из которых имеет двенадцатикратный запас прочности. Даже если их умышленно повредить, при увеличении линейной скорости движения кабины более чем на пятнадцать процентов сработают ловители — и кабина мягко сядет на клинья.

Аварийный лифт обеспечивал сообщение между первым этажом и этажами с пятидесятого по сороковой, поэтому на четвертом этаже, где остановилась кабина, выхода наружу не было. Пассажир вызвал помощь по мобильному коммуникатору. Аварийная бригада приехала на соседнем лифте, остановила его рядом с застрявшей кабиной, открыла в ней аварийный люк и вызволила пострадавшего.

По предварительным данным, во время спуска лифта был срезан флажок на фиксирующей шайбе каната ведущего шкива лебедки. В результате произошло раскручивание гайки, с вала лебедки слетел канатоведущий шкив, после чего оборвались сами тросы. Представитель администрации Лео Бернс заявил, однако, что система безопасности не сработала так, как она должна была сработать из-за редчайшего стечения обстоятельств. Очередная проверка лифта была произведена специалистами менее года назад, но после инцидента все лифты в здании будут проверены заново.

Но это — открытая часть отчета, несколько адаптированный текст для всех желающих. Была еще и секретная часть, до которой я пока так и не добрался.

В момент срыва лифта я ощутил неприятный привкус горечи во рту, головокружение и слабость, но отделался легко — испугом и синяками, поэтому мне не нужна была ни госпитализация, ни медицинская помощь. Стараясь держаться спокойно, неторопливой ровной походкой, я спустился на нашу закрытую парковку, сел в свою машину и поехал домой.

На другой день я был еще не вполне в норме. Везет тем, кто может пойти и сразу крепко напиться. Или еще как-нибудь сильно уделаться. А я вот только и могу, что бессовестно кого-нибудь обложить, и с этого кайф сорвать. Ну, в морду еще могу дать ближнему своему. Или дальнему. Но этим тут сейчас никого особо не удивишь, оттого и не интересно. Про то, как можно оттянуться: можно еще в компанию малознакомую завалиться или наоборот — старым друзьям визит нанести, но вот беда — уехали все друзья-то. Кто студентам практику готовить, кто в отпуск, а кто и в командировку. Скучно это. Жара опять же, хоть самому в отпуск уходи. А рано, еще дела всякие, работа, всевозможные обстоятельства отпуск не допускающие. Вот и думаешь, что кроме всяких «интеллектуальных» развлечений, ничего такого на вечер не предвидится. Как там у Гоголя? Скучно на этом свете, господа!

Недавно мне принесли несколько старых бумажных книг — фэнтезийные романы прошлого века. Я не знал, куда их положить, и оставил пока на своем рабочем столе. Вообще-то я вполне нормально отношусь к романам в стиле фэнтези и время от времени их даже почитываю, но фанатичным поклонником этого жанра никогда не являлся. Стоит мне узнать, что события раскручиваются в некоем выдуманном мире, где много колдовства, разной магии и прочих сверхъестественных причиндалов, мое сопереживание действующим лицам резко идет на убыль. Я сразу же вижу, что возможности героев изначально выше, чем у обыкновенных мирных граждан, и что бы с ними не приключилось, они из этого, скорее всего, вывернутся. Я не воспринимаю себя внутри такого произведения. Да, конечно, между персонажами из мира фэнтези — случаются те же дрязги, возникают такие же проблемы, что и в нашей реальной жизни, и порой даже неслабые эмоции проскакивают, но на мое отношение к жанру в целом это не влияет. Но вот когда герои книг, действие которых происходит в нашем мире, совершают безрассудные, странные, эпатажные, нешуточные поступки, это вызывает у меня яркий экспансивный отклик. Ведь я отлично понимаю, что этих героев никогда не спасет прекрасная колдунья, им не придет на помощь мудрый волшебный старец, они не смогут найти заколдованный меч и им самим придется расплачиваться за последствия своих обещаний и поступков. В этом случае я ощущаю в себе больше близости к книжным персонажам, а сами эти герои воспринимаются как по-настоящему живые, словно выйдя из дома на улицу я легко могу их повстречать.

Но в реальной жизни все гораздо сложнее и кучерявее.

Взять хотя бы ремонт на моем этаже. Я до сих пор содрогаюсь, как вспомню перестройку в своем отделе. До сих пор голова отказывается нормально работать, как только возвращаюсь мысленно к тем событиям. Денег, нервов и сил это стоило — не меряно. Поскольку проект был засекреченным, Шеф настоятельно рекомендовал отказаться от услуг нашего собственного строительного управления, и посоветовал пригласить бригаду со стороны. В свою очередь я должен был организовать изоляцию рабочих от остальных помещений, обеспечив их всем необходимым — по легенде, ремонтировалось помещение для некоей частной фирмы «ЮниКод», которая, якобы, арендовала этаж у нашей конторы. Зря я его тогда послушал, ибо тут врожденное чутье Старика дало сбой. Первый раз на моей памяти. Но, слава богу, все уже позади, хоть и остались разные мелкие недоделки, типа неработающей душевой, но это ничто по сравнению с тем, что было в процессе. Чтобы охарактеризовать тех, кто там работал, мне даже трудно подобрать цензурные слова. Опыта-то у меня в таких вещах не было, поэтому пригласили какую-то мелкую строительную фирмочку с заезжей бригадой. Главное о чем я думал — соблюсти секретность. Следить надо было за всем, вплоть до пустяков, а то не так сделают и потом сам же будешь виноват! У меня так и произошло один раз, с проводами — заново перекладывать пришлось. Смету тоже надо было сразу оговаривать, а то меня выставляли по полной программе! Но самые веселые времена начались, когда эти криворукие гастарбайтеры стали переделывать сантехнику, причем столь «умело» и «качественно», что однажды слетел кран горячей трубы под давлением. Я-то работал у себя в кабинете и ничего не знал. Ну, сорвало и сорвало, с кем не бывает! Но эти бандерлоги вместо того, чтобы сразу перекрыть воду, начали бегать и кого-то искать. Больше часа бегали. В результате пролило с моего этажа до самого нижнего. Потом аварийщики отключили в пострадавших секциях электричество до полной просушки, чтобы не замкнуло, и не начался пожар. Полздания погрузилось во тьму, лифт тоже не работал несколько дней. В итоге через полгода, после того как по договору офис уже должен был заработать, на этаже только подготовили стены! Само собой все деньги, выданные вперед, у подрядчиков почему-то закончились, рабочие куда-то исчезли… И только после физического воздействия на прораба и бригадира строительство возобновилось, причем в ускоренном темпе: за месяц поставили все коммуникации и провели полную отделку. Кстати, воздействие оказывали не какие-то там преднамеренно привлеченные спецназовцы, а мои ребята, из моей группы.

5. Алекс

Алекс уже начал догадываться, что сейчас произнесут — сказалось неплохое знание фантастической литературы. Но его реальное мышление, границы его духовной вселенной, его представления о Мире в целом и окружающей действительности все еще протестовали и не хотели соглашаться с происходящим. Пределы внутреннего мира возникают тогда, когда человек по каким-то обстоятельствам не разрешает себе мечтать, опасается во что-то верить, когда немалое количество существенных и не очень дел, суматоха и утомление не дают остановиться и поразмыслить: «а ради чего, собственно, я все это творю? Зачем мне это все?» Из-за похожих ограничений можно всю жизнь быть чем-то очень занятым, испытывая при этом бессмысленность и пустоту. А можно и просто-напросто пройти мимо своего предопределения и вовсе ничего о нем не узнать.

Происходящее чем-то напоминало дурную шутку, или идиотский розыгрыш, хотя, если вдуматься, было в разговоре нечто мистическое. Несмотря на то, что Алексу в жизни время от времени попадались разные колдуны и ведьмы, он к бытовой мистике не питал нежных чувств. Он не любил колдовство и черную магию, да и любую другую магию тоже. Нет, он допускал мистический или магический сюжет в качестве основы для какого-нибудь блокбастера, триллера или романа, но не в жизни, где места для всего этого не было, не должно было быть, поскольку ни в какую магию и мистику он не верил. Магию можно было предположить только как внешний антураж, как прикрытие для какой-то неизвестной супертехнологии, но это уже к делу не относится. Фантастические истории воспринимать желательно про людей других, хорошо или плохо знакомых, но чужих, посторонних. Такие рассказы приятно слушать в симпатичной компании перед теплым камином, или перед обогревателем за неимением камина, сидя в удобном кресле с бокалом глинтвейна в руке. Но участвовать самому? Нет уж, увольте!

— …По-моему я подобное где-то уже читал, и не только у Герберта Уэллса.

— Скорее всего, читали или смотрели, или делали и то и другое, — пояснил хозяин кабинета. — Во всяком случае, я на это очень надеюсь, поскольку фантасты давно уже разрабатывают такую тематику. А знаете почему?

— Почему? — глупо повторил вопрос Алекс.

— Потому, что это правда! И многие из этих авторов, никакие не фантасты — а наши агенты. Агенты нашей службы. Ну, они конечно фантасты, но до определенной степени, ведь им никто не запрещает употреблять полученные сведения в своих литературных трудах, ибо таковое использование никак не влияет на реальность.

— А что за служба? И почему же тогда об этом устройстве мира не пишут в учебниках и не читают лекции в университетах?

— Читают, почему — не читают? Только вот не во всех университетах, да и учебники об этом тоже есть, коих весьма великое число…

— А я что могу? — Алексу все еще казалось, что с ним продолжают играть в какую-то нелепую игру, и он все ждал объяснения или развязки. — И вообще… извините, конечно, но почему я должен вам верить? Сейчас время-то какое? Разных организаций и фирм создано неисчислимое множество, даже вон фальшивые генералы создали себе фальшивую контрразведку. Друг другу дают ордена, получают льготы, амнистии и всякие бесплатные блага от государства. Видели сюжет по телевизору? «Человек и закон»?

— А от вас ничего не требуется. Я же не прошу вас вносить деньги или давать ваши реквизиты. Нам не нужна ваша собственность, ваши права или что-то в этом духе. Нас интересует только ваше желание работать. За что вы получите хорошие деньги.

— За одно желание?

— Сначала — да. Но потом, когда вы подключитесь, начнется вполне конкретная деятельность, и вы станете выдавать реальный продукт.

— Продукт чего? В виде чего?

— В виде отчетов. Вы можете стать нашим наблюдателем. Одним из многих. Такой наблюдатель попадает в параллельную реальность, что мы называем горизонтальным переходом. Вообще-то термин не совсем точен: часто посещаемый мир отстает от нашего или опережает его. Или там просто все не так, как у нас. Мы забросим вас в одну из таких реальностей, и вы будете посылать нам отчеты. Не оттуда, конечно, а по электронной почте, когда вернетесь обратно. Иногда будем приглашать вас сюда для инструктажа.

— А… — Алекс не знал, что ему сказать. — Как это все?.. — спросил он, уже начиная сомневаться, что происходящее — чья-то игра или шутка.

— Ну, техническая сторона дела не должна вас особенно смущать.

— Но почему именно я?

Хозяин кабинета немного оживился, и на его непроницаемом лице появилось что-то отдаленно напоминающее улыбку.

— Я ждал этого вопроса, поскольку его задают все, всегда и везде. Видите ли, людей с лабильной психикой много. С пластичным воображением — меньше, но тоже предостаточно. А вот личностей способных на то, что мы предлагаем — единицы, да еще и с нужной психикой и с необходимой нам фантазией. Вас мы вычислили давно, у нас много внутренних информаторов и помощников, призванных находить таких людей. Ну, вас, конечно, проверили, апробировали на нестандартность реакции, и пришли к выводу — вы нам вполне подходите. Помните эти опросы и анкеты?

— А я могу отказаться? — спросил Алекс.

— Да, само собой разумеется, что можете! Многие отказываются, и ничего — живут себе безмятежно. Я даже не стану у вас брать подписку о неразглашении. Но потом, всю оставшуюся жизнь, вы будите жалеть об утраченных возможностях. Я не прав?

— Скорее всего, да. Правы, конечно, — согласился Алекс. — Но как практически будет выглядеть сам процесс?

— Практически? А никак не будет выглядеть. Вас вселяют в сознание носителя… ну, не совсем вас, но часть вашего разума, вашу способность воспринимать информацию. Вы будете как бы жить жизнью другого человека, наблюдая за ним изнутри. Вы будите видеть его глазами, ощущать его органами чувств, но не сможете влиять на ситуацию и не будите в состоянии корректировать поступки вашего носителя. Только наблюдать. Причем вся память и вся информация, полученная носителем в ходе его предшествующей жизни, окажется в полном вашем доступе, а ваша настоящая память, что немаловажно, останется при вас, но не при нем. Вам понятно?

— Почти понятно, — не сразу признал Алекс. — А что будет со мной здесь, пока я там?

— А здесь с вами ничего не будет. При необходимости вы всегда сможете вернуться назад, поскольку в нашем мире пройдет какая-то доля секунды, и тут никто ничего не заметит. А когда вы опять вернетесь в тот мир, из нашего, то там вы тоже потеряете всего лишь одно мгновение. Таким образом, ваша жизнь становится как бы двойной. Технике перехода вас обучат.

— А если мой тамошний носитель, как выговорите, потеряет сознание? Или вообще откинет лапти?

— Сознание вы потеряете вместе с ним, а если произойдет биологическая смерть носителя — надеюсь, я вас правильно понял, то вы сразу же окажетесь здесь. Но вот если сразу после перехода вас убьют тут, то тогда вы так и «прилипните» к сознанию тамошнего носителя. Я доступно излагаю свою мысль?

— Идея более-менее ясна. Но как такое вообще возможно? С памятью, с сохранением моей и доступом к чужой? С этим переходом? Мне не вполне понятна физика и биология всего этого явления.

— А это вам, собственно, зачем? Дело в том, что вы все равно не сможете в полном объеме осознать и оценить мои объяснения, поскольку у вас отсутствует необходимый багаж знаний. Без обид, но нужно учиться несколько лет, чтобы хоть до некоторой степени нормально осмыслить происходящее. Может быть потом…

— Я понял, что вы хотите сказать, — буркнул Алекс, все-таки он немного обиделся. — Но от меня-то, что сейчас требуется?

— Сейчас пока ничего. Живите, как жили. Только вот посмотрите этот документ, — собеседник придвинул Алексу лист бумаги с напечатанным текстом, — здесь контракт, где четким юридическим языком изложены основные позиции нашего будущего сотрудничества. Вы же любите точные формулировки? Когда наступит момент истины, вы узнаете. Вообще-то данный документ — чистая формальность, нам нужен только для внутренней отчетности, а вам — для лучшего понимания ситуации. Согласно контракту, не ваш счет будет поступать…

И тут собеседник назвал Алексу довольно приятную сумму, что отныне должна ежемесячно поступать на его счет. После того, как Алекс посмотрел предложенный документ, хозяин кабинета, наконец, представился. Несмотря на то, что договор с «ЮниКодом» снимал все возможные финансовые проблемы, Алексу стало обидно. Он привык ходить на работу и заниматься своим делом, а не сидеть просто так.

— Ну, вот и хорошо. Так. Меня зовут — Михаил Архангельский, а в разговорах и в личных обращениях называйте меня, пожалуйста, просто — Михаил. Я теперь ваш руководитель, и именно мне вы будите направлять свои доклады. Вы пока подумайте, а скоро мы вам позвоним, и пригласим для подписания контракта и еще некоторых формальностей. Процедура много времени у нас с вами не займет. А обстановка нашего офиса пусть вас не смущает — мы только что переехали сюда. Раньше-то в Кривоколенном переулке обитали. Дом старый, теснотища, сложности всякие, а сейчас хоть работать нормально можно.

У Фредерика Форсайта есть такой роман — «Мститель» («Avenger»). Главный герой — Келвин Декстер — скромный, тихий неприметный адвокат из провинциального городка где-то в штате Нью-Джерси. Ему было около пятидесяти, при этом он активно увлекался триатлоном, читал журнал «Самолеты прошлого» и вел вполне спокойное и безвредное существование, но когда надо, он превращался в Мстителя, коему становились подвластны самые крутые и неразрешимые оперативные дела. Он мастерски, непредсказуемо, изобретательно справлялся с поставленной перед ним задачей. Как всегда у Форсайта, с первых и до последних страниц сюжет держит читателя в устойчивом напряжении и оторваться от текста если и возможно, то весьма трудно — палач, жертва, спаситель, добро и зло, свет и тьма — все переплетено. Дело автора — увлечь читателя приключениями героя, а наше читательское дело — отвлечься превосходно написанным триллером — последняя страница которого стоит того, чтобы неторопливо и с наслаждением до нее добраться.

Так вот, этот самый Келвин Декстер, кроме своей адвокатской практики, дома и офиса, которые он имел в маленьком городке Пеннингтон, владел еще и другим именем, под которым и снимал в Нью-Йорке вполне неплохую квартиру.

Раздвоение личности совсем не обязательно следствие какой-то скверной душевной болезни. Имеется в виду личность как психическая, так и юридическая. Такая вот мысль. Скажете, что нечто подобное уже было и много раз? Конечно, а чего еще не было? Но ведь у нас не теорема, и здесь способ доказательства важней результата. Алекс уже давно не хотел быть привязанным к одному времени, паспорту, квартире и работе, его тяготила необходимость идти одной и той же дорожкой, не имея в своем распоряжении дополнительного выхода. Естественно, такое поведение не приветствуется очевидной логикой и не встречает должного понимания у других людей.

Однако один только гражданский паспорт всей погоды не делает, ведь нужна куча других документов, не менее, а в ряде случаев и более важных. Начнем с метрики. Без свидетельства о рождении россиянину не получить шенгенскую визу и не устроиться на работу, например, во Францию. Без трудовой книжки не возьмут в нормальную организацию или в хорошую фирму, а без военного билета могут возникнуть недоразумения не только с военкоматом, но и с той же работой. Кроме этого нужны карточки пенсионного и медицинского страхования, ИНН, и документы об образовании. Но и это еще не все! Перечисленные карточки и корочки сопровождаются целым ворохом личных дел, к каждому документу привязанных. Личное дело есть на работе, в военкомате, по месту жительства и прошлой учебы. В милиции и госбезопасности личные дела тоже имеются. В поликлинике дело также присутствует, только тут оно называется медицинской карточкой или историей болезни. Так, например, в своем медицинском деле Алекс как-то с удивлением прочел: «больной практически здоров и психически нормален». Это к тому, что то, о чем здесь пойдет речь, было в действительности и на самом деле, а не в воображении какого-нибудь больного сознания.

Кроме всего этого желательно обрасти если не близкими друзьями, то хотя бы хорошими знакомыми. Нужно прошлое — достоверная биография без пробелов. Неплохо бы завести семью, пустить корни и стать полностью своим. И самое главное — нужно хорошо знать эту свою биографию и разные ключевые события, в этой биографии происходившие.

На текущее время у Алекса было все: и семья, и корни, и биография, и паспорт, и квартира, и прописка в ней, все необходимые учеты с личными делами и соответствующие карточки и корочки. Правда — только в одном комплекте, но ему всегда хотелось пожить полноценной двойной жизнью. Одна беда — ритм современного существования настолько интенсивен и насыщен событиями, что времени не хватало даже на одну нормальную жизнь. Поэтому когда ему предложили пожить двумя жизнями сразу, но в разных временных потоках, он, конечно же, согласился. Во-первых, все происходящее казалось очень интересным, во-вторых, запасной вариант еще никому не помешал, а в-третьих, живя в своей, основной реальности он мог вполне спокойно, ничего не опасаясь, описывать действительность параллельную, позиционируя себя тем самым в качестве автора-белетриста.

А момент истины наступил для Алекса достаточно быстро, о чем он сразу же узнал… и, конечно же, согласился.

6. Пол Жданов

Уже месяц как Шеф предложил установить круглосуточное видеонаблюдение во всех помещениях моего отдела. В кабинетах, коридорах и даже в сортирах. В то же время Шеф взял меня, как руководителя подразделения, под постоянный контроль. Отныне все мои передвижения фиксировались, а о каждом внеплановом мероприятии я должен был заранее сообщать. Тогда же он озвучил свое желание забрать к себе мою секретаршу Ингрид. Все эти шефские инициативы почему-то оказались увязаны между собой. Я отказывался и саботировал эти его идеи, как мог, а сегодня он пришел ко мне самолично, в самом конце рабочего дня. Такого на моей памяти еще не случалось, чтобы наш Шеф притопал сам, да еще и к своему подчиненному! Нет, это точно предвестник какого-то глобального события. Правда что ли Конец Света близится?

Шеф не особо церемонился и прямо с порога сказал:

— Привет Пол, сиди, сиди, я на минутку. Наш сотрудник — Карл Кеттлер, знаешь его? — я кивнул, — так вот, он подал мне на тебя докладную записку с требованием о материальном возмещении в сумме пять миллионов кредитов за незаконное, по его мнению, увольнение из твоего отдела. Формально, ты его вытурил за посещение сетевых порноресурсов с рабочего места, так? Там что-то связано с детской с порнографией?

— Ничего себе! Да, но вы же сами велели… Ну, я и… да, садитесь в кресло, босс, а то когда вы стоите, я как-то неудобно себя чувствую.

— Спасибо, — Шеф сел в кресло для посетителей, по-стариковски откинулся на мягкую спинку и вытянул свои длинные ноги. — Однако Кеттлер заявляет, что болезненное пристрастие к сетевым ресурсам «для взрослых» у него развилось, якобы, на почве стресса, после того как он стал свидетелем гибели своего друга во время всем известных событий. Но не это сейчас главное.

— Да знаю я эту его историю! По уверению Кеттлера, он вроде бы проходил даже психиатрическое лечение, что дает ему право обвинять нашу контору в нарушении закона об инвалидах. Его увольняют, видите ли, не ознакомившись с историей болезни и медицинским заключением. Правда, никаких медицинских документов на эту тему он пока так и не представил. Его адвокат, ясное дело, настаивает на том, что в нашей организации с его клиентом должны были обходиться так же, как с сотрудниками, страдающими наркотической зависимостью, полученной в процессе работы. Им же полагаются восстановительные программы, льготы, всякие бонусы. Кроме того, Кеттлер обвиняет лично меня в дискриминации по возрастному признаку: он проработал в конторе в общей сложности двадцать пять лет, и давно уже должен был выйти на пенсию. И что мне теперь с этим Кеттлером делать?

— С ним? Да ничего специального не делай. Оставь пока все как есть, а я его потом на медкомиссию пошлю, вот и уволим по профнепригодности, пусть получает свою пенсию. Кстати, ты уже получил кредит на квартиру? Вернешь эти деньги, когда тебе это будет удобно, вместе с текущей квартплатой. Она возросла с начала месяца, ты в курсе?

— Что?.. — спросил я, даже встал от неожиданности. Резкий переход сбил меня с толку. То была одна из любимых шефских примочек — внезапно и резко менять тему и предмет разговора.

— Я же сказал, — невозмутимо изрек Старик, — вернешь кредит вместе с платой за квартиру, в которой ты сейчас живешь. Ты и твои бабы. Сколько их у тебя, кстати, на текущий момент?..

— Извините, но какое вам… Почему вас так заинтересовала моя квартира, и моя личная жизнь?

— Разве мистер э-э-э... разве управляющий не сказал тебе, что весь тот дом принадлежит нашей фирме? Конторе? — Старик посмотрел на меня почти добродушно. — Ты что, разве не знал? Очень жаль.

— Впервые об этом слышу… — расстроено промямлил я.

— Да, жаль, очень жаль... — повторил Шеф. — Это был большой недосмотр с его стороны.

— Вот, значит, вы как, да?! — я через силу деланно засмеялся и сел в кресло. — Ясно. Так это была такая ловушка? А сама идея принадлежит кому? Вам?

— К чему такие громкие слова, Пол... Буря эмоций… ну зачем? У меня даже в мыслях не было ничего подобного. Просто когда из бытового отдела мне сообщили, что ты живешь в стесненных условиях и находишься в несколько затруднительном финансовом положении, я дал указание предоставить тебе ту квартиру. Я к тебе очень неплохо отношусь, поэтому думаю остаться с тобой в нормальных деловых отношениях. Твоя работа не должна особо сильно страдать из-за всяких разных житейских проблем и бытовых неурядиц. Не так ли, коллега? Но коль скоро ты теперь — начальник отдела, и наши служебные отношения вступили в новую, так сказать, фазу...

— Можете дальше не продолжать, — усталым голосом сказал я. — Сколько моя квартира теперь будет стоить в месяц? Или мне придется выметаться к чертям собачьим? Переселяться оттуда?

— Я, знаешь ли, в такие мелкие бытовые детали никогда не влезал, — Шеф встал и подошел к моему столу, — это нужно уточнить у моего зама по быту сотрудников... около двух тысяч кредитов, я полагаю... Не знаю, не хочу тебе врать. Впрочем, со всем встроенным барахлом это будет несколько дороже. Не знаю, честно говоря — просто не знаю...

— Как ловко вы меня сделали, — сквозь зубы изрек я, глядя пустыми глазами в свое ложное окно. — Элегантно... впрочем, так и надо обходиться с дураками!

Я почему-то надеялся, что Старик сейчас уйдет. Однако уходить он не торопился. Заметив на моем столе бумажные книги, он взял ближайший к краю стола том, и как-то задумчиво сказал:

— Ты не дурак, Пол, совсем даже не дурак... — он рассеянно разглядывал обложку старого романа, что вертел в руках. Шеф бросил книгу обратно на стол и продолжил: — просто ты, к моему глубокому сожалению, принадлежишь к той практически вымершей людской категории, что готова искалечить жизнь как себе, так и другим ради призрачной возможности сделать один-единственный красивый жест или совершить эффектный поступок. И опять же по поводу установки у тебя видеонаблюдения. Почему тянешь? За что боишься? Чего добиваешься? Хотя в данном конкретном случае это, пожалуй, не просто красивый жест это, скорее всего, уже и в самом деле великая глупость с твоей стороны, прости за откровенность. Меня действительно удивляет, что ты, с твоими мозгами, не способен увидеть разницы между, скажем, тем, чтобы выступить посреди улицы с чтением похабных анекдотов или рассказать те же самые анекдоты веселым девочкам с глазу на глаз. Я же не предлагаю выставлять смысл и методы твоей работы для всеобщего обозрения. Понимаешь, да? Одним словом, я не теряю призрачной надежды, что по здравом размышлении ты посмотришь на это дело как-нибудь более рационально. Во всяком случае, прошу не забывать, что мое предложение пока остается в силе — Шеф интонацией подчеркнул слова «мое предложение» и выразительно кивнул на дверь, за которой сидела Ингрид, — и, зная тебя, что ты — хороший специалист, я готов предложить тебе гораздо большую зарплату. Я никогда не сорил деньгами, но никогда и не жалел их на настоящие дела... В данном случае я предлагаю пятьдесят тысяч в месяц — я увеличу твою персональную надбавку к окладу. А другую секретаршу мы тебе подберем. Мой личный номер у тебя есть, если надумаешь — сообщи.

Старик потер рукой бугристую лысину и пошел к выходу — высокий, суховатый, похожий в своем черном, чуть старомодном одеянии на учителя-пенсионера. В дверях он обернулся:

— Мне от всего сердца тебя жаль Пол, — медленно проскрипел он на пороге, почти благодушно взглянув на меня. — С твоей головой и твоими способностями ты уже через год легко смог бы стать звездой первой величины в нашей конторе, но для этого, разумеется, пришлось бы отказаться от красивых жестов и разных резких телодвижений... Дон-Кихоты сейчас уже не в моде, знаешь ли, давно не популярны как-то. Причем везде, где бы они еще ни водились — в сражениях, в работе или в политике. Или — в Службе Информационной Безопасности. В наш прагматичный век госпожа-удача расставляет ноги только для реалистов... Подумай, мне действительно очень жаль, что с тобой все получилось так нехорошо и коряво.

Шеф ушел. Я встал, запер за Стариком дверь и уселся за свой стол, нервно дыша от ярости и бессильной злости. Потом снова встал и вышел в приемную. Ингрид не было — куда-то вышла, и это хорошо, а то стала бы меня жалеть. Забавно... Чертовски все забавно в этом мире. Мы так лезем в чужие души, а в свою не пускаем. Мы грубо гоним от себя сострадание, такое унизительное сострадание, но сами удивляемся, когда нам не сожалеют. Ненавижу, когда мне сожалеют, это действительно невероятно унизительно, поэтому сам никогда этого не делаю.

— Старый пень, дерьмо собачье! — выругался я вслух и от души.

Подойдя к кулеру с водой, я наполнил стакан и заметил, как предательски дрожит моя рука. Пузырьки а стакане с шипением поднимались вверх и лопались на поверхности. Надо будет отключить газирование.

— Вот ведь сволочь! — еще раз выругался я, глядя на молчаливый кулер. — Ну и трахайся со своей удачей, старый козел...

Стакан ледяной шипучки немного меня успокоил. Я присел на край кресла и принялся грызть авторучку, стараясь не думать о Старике. На таких вот типах и держится все наше общество, черт его побери. Есть хорошее правило: если твой начальник последняя сволочь, никому об этом не говори, а лучше дождись, когда это скажет кто-нибудь другой, и сам тогда расскажи начальнику.

Я вытянулся в кресле, положив ноги на край стола. Да, надо срочно что-то придумать. Ингрид будет, мягко говоря, огорчена таким поворотом событий. Как она говорила? «Мне приятно у тебя работать, потому что ты никогда не смотришь на меня, как на дармовую публичную женщину...» А я должен поступить с ней именно как с проституткой. Девушка, безусловно, просто так не сгинет, не тот тип личности, просто пойдет по рукам, как это регулярно случается с некоторыми секретаршами, а жаль — классная она телка... С ее специальностью и при ее способностях, нужно обладать еще и огромной силой воли, ну или, разумеется, какими-то мощными связями и большим личностным капиталом. А что у нее есть, у моей Ингрид? Да ничего, кроме сексуально озабоченных мужиков на каждом шагу. Ну, получит она диплом в будущем году, закончит свою Юракадемию, а что толку? Для нее все только начнется и придется долго и упорно прогрызать себе дорогу в этой паскудной жизни. Впрочем, что об этом сейчас думать, теперь-то уж я ничего сделать не смогу. Или смогу? А вот раньше смог бы? Конечно, были бы деньги. Вот и очередная проблема морально-нравственного порядка...

Мне вдруг захотелось заснуть — здесь и сейчас, прямо сразу, причем спать как можно крепче, чтобы ни о чем не думать и ничего не чувствовать. При этом домой к жене идти не хотелось категорически. Посидев еще минут пять с закрытыми глазами, я устало поднялся, прошел в свою комнату отдыха и, не снимая обуви, повалился на диван. «Спать, спать, и еще раз — спать!», — приказал себе я. Но сон никак не желал приходить. В тишине монотонно и раздражающе шумела вентиляция — в комнату поступал охлажденный, отфильтрованный и стерилизованный воздух. Однако оставшийся после посещения Шефа запашок отравы наличествовал в атмосфере, словно некий недобрый газ, почти лишенный цвета вкуса и запаха, но легко способный довести до полного безумия.

Поняв, что заснуть сейчас мне уже не удастся, я, закинул руки за голову, и с хрустом потянулся. Надо мной блестел причудливой формы светильник, похожий в сумраке на модель инопланетной станции, как в дешевых космических сериалах прошлого столетия. Я так и не успел привести в порядок свои помещения — тут надо все модифицировать — а то это старое барахло сильно раздражало и казалось несуразным до отвращения. И это хитрое кольцеобразное сооружение из зачерненного металла, и вкрадчивая упругость анатомического матраца из неизвестного полимера, и даже едва слышный шум вентиляции. Надо вызвать бригаду, и вывезти свесь этот хлам на мусорный завод…

Или может быть вообще ничего не делать? Бросить все на фиг, взять очередной отпуск и уехать куда-нибудь в глушь, на север, жить в обществе воды и гранитных валунов, среди упрямых и низкорослых деревьев? Да, нужно, нужно уходить в отпуск, причем взять недельку отгулов и еще пару неделек за свой счет, благо счет это позволяет. Поезжу по приятным для меня краям, похожу по любимым местам, займусь чем-нибудь ненужным и бесполезным. Хотя — большая часть нас занимается на работе абсолютно бесполезными делами. Иногда — вредными даже. Главная цель и польза от работы — это получение денег для себя лично. Так думает большинство. А если это получение денег еще и приятно… почему-то, то тогда вообще кайф. А всякая там польза для других? Ну, если и есть такая, то хорошо и расчудесно, а если нет — то и фиг с ним.

Через полчаса я машинально взглянул на часы — раздался сигнал — кто-то срочно возжелал меня лицезреть. Я встал, вышел в свой кабинет, подошел к внешней двери, открыл ее и увидел перед собой старую секретаршу директора.

— Добрый день Пол, — уверенно произнесла она, — простите за беспокойство... Шеф велел передать вам вот это, только лично и без свидетелей...

Она стеснительно отдала мне исписанный корявым почерком листок и, встретившись со мной глазами, опустила руку.

Это была моя собственная записка. Вернее — ее копия с пометками и комментариями Шефа.

7. Алекс

Когда Михаил — ведущий менеджер фирмы ЮниКод, с которой у Алекса теперь были служебные дела, прислал очередное приглашение на встречу, то сразу предупредил — с часу у него обед, поэтому просил или не опаздывать, или приходить после двух. Время Алекс рассчитал точно — должен был успеть за полчаса до перерыва. Но тут сильно не повезло — что-то случилось на линии метро, и поезд простоял в тоннеле минут тридцать. Алекс опоздал — вышел со станции только без пяти час. Час времени нужно было чем-то занять, желательно приятным и плодотворным. Он сходил в Молодую Гвардию, купил толстенный роман Стивена Кинга — «Томминокеры», взял бесплатную газету, заглянул в пару ларьков и медленно направился на Кадашевскую набережную. Он вообще очень любил набережные, и если выдавалось время, то всегда старался посидеть у воды.

На гранитных ступеньках, что ведут к воде, никого не оказалось, он постелил бесплатную газетку, положил сверху толстую книгу и сел сам, порадовавшись, что с собой нет ничего лишнего и можно использовать том известного мастера хоррора в качестве переносного сидения.

День выдался холодный, и в середине рабочего времени никого не наблюдалось на этой части набережной. Но не успел Алекс предаться созерцанию, как рядом кто-то хрипло прочистил горло. Мужик по виду выглядел лет на сорок пять — пятьдесят. Откуда он взялся? В брезентовой полувоенной накидке с капюшоном, серой кепке и резиновых сапогах. Так обычно лет двадцать назад одевались рыбаки или грибники, а сегодня увидеть такого дядю в самом центре столицы было, по меньшей мере, странно. Алекс почти не удивился, заметив в руках у незнакомца длинный немецкий спиннинг. У самых сапог рыбака сидел здоровенный черный кот, безразлично посмотревший своими зелеными глазами с узкими вертикальными зрачками. В середине Москвы ловить рыбу? С котом? С другой стороны — чего только не бывает на этом свете! Алекс уже хотел было перейти куда-нибудь подальше — не любил он, когда нарушают уединение, но не успел:

— Извините меня, — вдруг обратился рыбак, — не одолжите мне эту книжку? Мне очень, прямо сейчас нужно! — он показал рукой на Стивена Кинга. — Я не могу отсюда отойти, а вы себе еще купите — я бы вам заплатил, да и приплатил даже за неудобство, но в данный момент у меня нет с собой денег... Может — позже?

— А что? Берите насовсем и читайте, я вам ее так подарю, — отчего-то сразу согласился Алекс, вдруг испытав неожиданный приступ альтруизма. Мужик казался вполне нормальным дядькой. Только сейчас Алекс узнал в нем того самого охранника, который встретился ему еще в первый приезд сюда, когда двое «нинзя» везли его под белы рученьки на предварительный разговор с «работодателем». — Берите.

— О, спасибо! — обрадовался рыбак. — Люблю, знаете ли, Стивена Кинга, а этот роман не читал еще. Не успел. Я у Стивена практически все прочитал, но особенно меня потрясла «Долгая прогулка». Понравилась «Буря столетия», но конец немного разочаровал — я ждал чего-то иного. Точнее я надеялся, что сущность Андре Линожа окажется другой. Так же понравилось «Безнадега», но опять же подкачал конец, у меня сложилось впечатление, что автору надоело писать и он смял концовку. А вы не пожалеете, что выручили меня. Заходите, если что.

С этими словами рыбак повернулся и растворился в воздухе. Вместе с ним пропали спиннинг, черный кот и том Стивена Кинга.

Почему Алекс тогда не упал в воду, он даже не мог потом сказать. Мог бы и упасть. Бессознательно, как лунатик, он прошелся туда-сюда по набережной, а когда настало время, отправился к своему менеджеру. Фирма ЮниКод арендовала этаж нового здания, где располагался некий коммерческий банк. Вся встреча прошла в каком-то полусне и на полном автопилоте. Подписав необходимые бумаги и получив то, что требовалось, Алекс снова бросился на набережную к гранитным ступеням. Рыбак уже сидел тут, но без удочки и без черного кота. Будто бы и не исчезал никуда. Алекс, рискуя простудить себе задницу, молча сел рядом и стал ждать. Почему-то ему казалось, что он обязательно все узнает, и этот странный мужик просто обязан заверить его, что он еще не окончательно сошел с ума. Некоторое время они молчали, глядя на серую воду, по которой плыли радужные бензиновые пятна. Сидя на набережной, Алекс впервые не почувствовал нормального для таких случаев веселого возбуждения и подъема настроения. Его раздирало любопытство.

— Вот, подложи под себя, а то заболеешь, — рыбак, перейдя на «ты», протянул Алексу деревянную дощечку — как раз, чтобы удобно сидеть. — Я — хранитель, — просто и спокойно заявил «рыбак». — Хранитель этого места. Давно уже, лет семьсот. Вот мои владения — кусок набережной от моста и до того угла. Эти дома тоже мои, до самого переулка. Хотя для нас, хранителей — семь сотен лет вообще-то не возраст. Город, правда, ставит свои правила, и хранители тут надолго не задерживаются. Вот если леший или болотник — он может тысячелетиями жить в своем месте, но если лес вырубят или болото осушат то все — беда хранителю. Мало кто сможет приспособиться к новым условиям. Я же, как в хранители попал? Было дело при блаженном князе… дай бох памяти… Юрии Данииловиче Московском, да. Москва уже давно существовала, но там, за рекой, здесь же еще диковато было, хоть и беспокойно. С юга частенько всякие лихие люди набегали: то татары наскочат, то соседние удельные князья, то обычные разбойники. Но главные торные дороги тоже на юг тянулись и здесь расходились — одна шла на Каширу и Серпухов, а вторая вела на Калугу. Прямо на этом месте, у развилки, кабак стоял, а место-то сырое было, болотистое. Вон там луга шли, а чуть дальше уже лес стеной. Я-то книжником тогда был, ученым человеком. А народ в ту пору простой жил, незатейливый. Книжников люди хоть и уважали, но побаивались, и что уж греха таить — не очень-то любили и не сильно жаловали. Так уж все приключилось, что жена у меня в тот год померла. Родами. Может — повитуха неловкая попалась, может так судьбе стало угодно, но и младенец синенький родился, так и не закричал ни разу — тут же помер: пуповиной за шейку обмотался. Схоронил я жену вместе с дитем, сделал все по-христиански, и пошел горе свое заливать — подальше за Москву-реку, в стоявший тут вот кабак. Любил я очень свою жену, и себя винил в ее смерти — надо было другую повитуху звать, говорили же мне знающие люди... Эх… Долго я пил, а когда пропил почти все, и вышел по нужде, так чуть не упал мордой в грязь. А когда немного в голове прояснилось, вижу — идет прямо на меня болотный дед. Весь светится и как-то вроде бы даже побаивается меня. Я-то болотников сызмальства знал — еще в детстве по ночам с мальчишками на болота бегал, в трясину палки кидал. Дурак был совсем. Это потом, когда меня в обучение отдали… но здесь разговор особый, к нашей теме отношения не имеющий. Так вот, подходит ко мне болотник и говорит: «Здравствуй, добрый человек. Разговор к тебе». Ну, не совсем так конечно сказал, не этими словами, но смысл такой, а сами-то слова не столь уж важны — меняются слова-то, за семь веков язык совсем иной стал. Я в ту пору уже с уважением научился к болотникам относиться. И к болотникам, и к лешим, и к полевикам, да и водяных не обижал никогда. Знал я, кто такие хранители и сколь трудна и нелегка их доля. Поздоровался я в ответ со всем почтением, и жду — что будет? А хранитель и говорит: «Вот смотрю я на тебя, и вижу — молодой ты еще, а жизнь свою потерять хоть завтра можешь». «А что моя жизнь? — отвечаю. — Без моей Евдокиюшки мне уже жизни на этом свете нет. Дом за долги отдам, и пойду по миру или к разбойникам в лес подамся. А там, сам знаешь, люди не живут долго. Или хворь какая сгноит, или добрые люди на вилы насадят, или тати башку с плеч долой снесут, а то и в полон уведут». А дед мне и говорит — «подожди хоронить себя, поживешь еще. И как поживешь! Хочешь хранителем стать? Мое место занять?» Я тогда чуть не грохнулся — вовремя сел на землю. Удивился страшно. Но не желал я быть болотником — все-таки какая-никакая, а нечистая сила, что же мне — душу губить? На такое я идти не хотел. Но болотный дед не унимался: «Ты, говорит, чего от себя теряешь? Да ничего! Жизни у тебя, сам говоришь, нет уже, а если мое место займешь — то лет триста проживешь, это уж точно…» «Как триста? — говорю. — А душа как же?» «Что душа? Ты ее видел душу эту? Попов своих наслушался, а у вашего-то попа, разве ж у него душа есть? Вот то-то! А триста лет — самое малое, — говорит болотник. — Ты и много более проживешь, если, конечно, справно службу будешь нести и на рожон не полезешь. Человек ты умный, книжный, поселишься здесь, примешь облик поувереннее, и живи себе книжки читай. Ты, погоди, не перебивай меня, я тебя всему научу, все тебе растолкую, если сговоримся. А пока — подумай вот до следующей ночи. Приходи в это же время, как луна взойдет, и ответ свой дашь. А мне уже плохо тут — людей стало много, болото мое совсем загадили, всякое непотребное стали топить, скоро оно и совсем засохнет. Не могу я тут больше. Пора бы мне на покой, а ты молодой, крепкий, справишься». Вот так сказал, и растаял туманом. А на другую ночь, когда луна выползла, я пришел и согласился. А потом и хранителем стал…

Тут собеседник Алекса замолчал. Сам же Алекс тоже помалкивал, хорошо понимая, что разговор еще не закончен и паузу нельзя нарушать ни в коем случае.

— Ты хочешь спросить, почему я тебе все это рассказываю, да еще и книжку задарма выпросил? Ты тоже не так прост, если тебя к начальнику «ЮниКода» доставили. И сегодня, смотрю, снова туда ходил. Это просто так не бывает. Я же знаю, чем эти ребята там занимаются, мне все необходимо знать, что на моей земле происходит. Хорошее дело, кстати, нужное. Я бы и сам не отказался, но нельзя мне, да и не смогу — я к своему месту прикован, к своему миру. Вот и живу с тех пор здесь. Уходить с места своего не могу, не положено, запрет. Сначала я при кабаке том поселился, а как хозяин помер, то стал я вместо него, на чем и крест целовал. А место мое постепенно сжалось, как город тут строить начали. А когда канал выкопали, то и другие хранители потеснили. Но ничего — с соседями я всегда ладил, да и какие у нас с ними могут быть трудности? А я завсегда при своем деле — сейчас-то дома-то, вон какие! Новый вот еще построили, — он показал на банк, из которого Алекс не так давно вышел. — А я то дворником выгляжу, то охранником, то сторожем, то вообще никак не выгляжу. Квартира у меня здесь служебная — всегда кров над головой, и всегда я при службе. Без меня тут все в запустение придет, как все время случается у плохих хранителей. Видел же такие места? Как ступишь туда — так сразу мерзко, противно, тошно делается. Поэтому я тебе вот что посоветую, — продолжал хранитель, — если попадешь в хорошее место, а у тебя там какие-то серьезные проблемы или трудности возникнут, то сразу к местному хранителю адресуйся. Или к хранительнице, смотря кто там хозяйствует. Если правильно обратишься, то всегда поможет. А как обращаться — я тебя сейчас научу. Должен же я чем-то заплатить за Стивена Кинга…

И научил!

8. Пол Жданов

Как-то давно был период, когда я, вместе со своим тогдашним другом — психиатром Стивом Дэвидсоном, тренировался в технике нейролингвистического программирования чужого сознания. Просто так, чтобы испытать себя, ну, и для дела естественно. Надавив на нужные точки разума можно заставить всякого человека лить слезы, смеяться, уйти в депрессию; а в надлежащее мгновение принудить кричать от восторга, ненавидеть что угодно, а потом признать то, что он всю свою жизнь активно отрицал. И, что меня особенно тогда поразило, можно заставить выполнять любую чужую волю. Таким образом, я тогда подготовил ряд личных агентов, которые контактировали только со мной и ни с кем другим. Плата поступала сообразно отчетам — в зависимости от их объема, информативности и полезности.

Своих протеже я распихал в самые разные структуры в зависимости от занятий и профессий, но всегда туда, где проходят мощные информационные потоки. Техника — техникой, но старыми добрыми приемами, известными с глубокой древности, пренебрегать тоже не стоило.

Часть агентов постепенно куда-то пропала — кто погиб, кто умер по «естественным» причинам, а кто превратился в «овощи» и пополнил контингент психиатрических отделений для хроников. Но несколько человек осталось, что называется «в строю». Их я тщательно охранял и опекал, причем все они понятия не имели на кого работают — знали только, что на кого-то важного и влиятельного, а щедрая оплата их занятий спасала меня от излишней любознательности с их стороны.

На следующий день я развил бурную деятельность. В полиции ни друзей, ни хороших знакомых у меня уже не осталось, были только плохие знакомые. Всех хороших под разными предлогами уволили, или они ушли сами, а кое-кого вынесли «ногами вперед». Ну, так уж получилось — совпало так, что все мои друзья в ту пору были умными и порядочными людьми. Но один патрульный до сих пор мне был сильно благодарен за то, что я вытащил его из мутной и безобразной истории, в которую он попал по собственной глупости. Меня лично он не знал, имени моего никогда не слыхал, но понимал, что есть некто, кому он обязан всем, и периодически я мог получать от него ту информацию, что не проходила по каналам связи. Сплетни, байки и слухи, но временами — закрытые данные. Очень часто даже простой треп содержал бесценные зерна истины, что при всей нашей мощи никак не получалось добыть обычными путями. Однако этим информационным каналом я не злоупотреблял — берег его.

Подготовить сообщение для «Гаспара», как я шифровал своего человека в полиции, нужно было так, чтобы никто посторонний ничего бы не понял. «Гаспар» славился своими внебрачными детьми и никогда не принадлежал к обществу трезвенников. Кроме того, он был страшный обормот и мог по безалаберности оставить мою записку где угодно.

«Слушай, ты! Когда мне долги вернешь? Меня интересуют алименты за ТРИ последних месяца, а чека от тебя что-то не видно. Напоминаю, если ты забыл.

Паула.»

«Паулой» был я. Получив это сообщение, «Гаспар» поймет, что к чему, соберет все необычное, что слышал за последние три месяца и переправит мне. Или сообщит, кто ведет наиболее интересные дела. Это уж он сумеет сделать.

Письмо от «Гаспара» пришло через двадцать четыре часа. Это было короткая записка, содержание которой ничем не отличалась от любого такого же письма затюканного жизнью мужика давно уже не тоскующего по своей бывшей любви.

«Паула, дорогая, буэнос диас!

Рад слышать твой голосок. Как ты? Все поправляешься? Как наша малышка? А твой мачо? Все еще пьет? Привет ему от меня. Я не смог вовремя перевести деньги, уж извини. Занят был по самое это самое. То лейтенант Гибсон припашет, то сержант Димовски что-то для меня придумает. И все за два последних месяца! Извини, дорогая, но пока только часть суммы. Остаток — через две недели.

Ну, пока, моя Пышечка. Твой Птенчик.»

Ага. Значит лейтенант Крис Гибсон и сержант Грегори Димовски занимаются чем-то для меня интересным. Причем времени у первого два месяца, а у второго — всего две недели. Забавно!

Другие мои информаторы действовали кто в СМИ, кто в службе досуга, кто еще где. На тот момент интерес для меня представляли пятеро. Кроме «Гаспара» еще оставались: «Сильва», «Уллис», «Гарри», «Пейдж» и «Санх». Им всем я разослал одинаковые шифровки, в переводе выглядящие так:

«Узнай, что криминального сейчас происходит в твоей среде. Интересуют только особо скандальные дела, исключительно те, что зацеплены полицией, но еще не дошли до суда.»

«Сильва» или, как называли ее подчиненные «Мадам», заведовала крупной сетью частных предприятий службы интимных услуг, и ее авторитет в этой деликатной сфере бизнеса был непререкаем и исключительно высок. Свою репутацию, как основу личного благосостояния, мадам сама выстроила по кирпичику собственными руками и ценила необыкновенно. Ее красивые, большие, удобные и элегантные (хоть и публичные) дома всегда были полны гостей. Особенную популярность они снискали тем, что по желанию клиентов предоставляли сертификаты безопасности и качества обслуживания, а также письменную гарантию отсутствия всяких средств наблюдения и прослушивания с печатью и собственноручной подписью «Мадам». Людям это нравилось. Но никто не давал никаких обязательств, что уже потом, после посещения этого райского уголка, клиенты не станут объектом чьего-то пристального внимания и наблюдения. Посетителями дома мадам «Сильвы» были как одиночные скучающие мужчины и богатые респектабельные дамы, так и пресыщенные долгим браком супружеские пары, суетливые старички и нервные прыщавые юнцы с немытыми волосами и жадными глазами.

«Уллис» возглавлял один из престижных гламурных глянцевых журналов и года два назад часто мелькал в сводках новостей, регулярно оказываясь на разнообразных светских вечеринках и официальных приемах. Он отлично знал, кому и за что достаются должности главных редакторов, причем знал это не понаслышке. Он многое мог поведать о наркотиках и авторских правах, о том, как стать богатым и знаменитым, а также о том, сколько и на чем зарабатывают издатели, и о том, что и для кого нужно сделать, чтобы кем-то стать в этом мире. Сейчас его стало почти не видно и не слышно, но он по-прежнему главный редактор и по-прежнему его знают практически все. Ни для кого не секрет, что до того, как он отовсюду исчез, характер у него был гораздо более гадкий, чем теперь. И хотя всевозможных журналов в настоящее время развелось великое множество, существует всего несколько десятков издательских домов, у которых имеется по пять-шесть действительно популярных изданий. Их тусовка непрерывно мигрирует, люди переходят из одного издательства в другое, и тусовку эту весьма занимательно наблюдать со стороны. Их мир очень разнообразен, специфичен и изменчив, там вечно кипят африканские страсти и расползаются потрясающие слухи. Но слухи и страсти для избранных, для тех, кто в теме. Мне всегда было интересно узнавать людей из другого мира, тех, кто лично мне не известен, и «Уллис» здесь был просто незаменим. В свое время я доказательно поймал его на неоднократной продаже одного и того же материала разным изданиям. Казалось бы — чего проще? Вполне очевидное жульничество. Сами издатели должны ловить своего служащего на столь нелояльных действиях. А вот поди ж ты! «Уллис» всегда ловко подставлял кого-то вместо себя или на что-то переводил стрелки, поэтому регулярно выходил сухим из воды.

«Гарри» — лидер одной из влиятельных криминальных группировок, или, как теперь принято говорить — крупный альтернативный бизнесмен — знал много такого, что никогда не доходило до ушей федеральных служб. Даже при современных возможностях мы были бессильны, если информация изустно передавалась в лесу, или под землей, или еще в каком-нибудь глухом, скрытом от посторонних глаз и ушей месте. Официально «Гарри» являлся владельцем крупной сети супермаркетов. Ранее был судим за злостное уклонение от уплаты налогов: другие обвинения доказать так и не удалось. Его группировка через какое-то время даже снялась с учета в полиции и недавно легализовалась вполне официально, став частью истеблишмента. «Гарри» любил отдыхать в шикарных ресторанах, элитных ночных клубах и в саунах с супердорогими девочками. Коллекционировал картины, антикварные автомобили и бриллианты. Мне было хорошо известно, что всего месяц назад по его приказу взорвали загородный дом другого именитого авторитета — его конкурента. Тоже коллекционера картин и бриллиантов. «Гарри» считал, что работает ни много, ни мало, как на самого Президента, поэтому чувствовал себя довольно уверенно. Я не особенно стремился его разубеждать.

Агент «Пейдж» — старый, ушедший на покой мультимиллионер, единственный из всех, кто трудился просто так, из любви к искусству, ибо ни в деньгах, ни в тайном покровительстве особо не нуждался. Имя квартиру в пентхаусе высотного дома с круговым обзором, он мог в свой огромный телескоп, снабженный самой современной записывающей аппаратурой, заглядывать в окна и обозревать значительный сектор города. Обычно собранная им информация была малоинтересна, но иногда, очень редко, попадались презабавные и весьма ценные эпизоды.

Что касается «Санха», то он — высокопрофессиональный актер — как мифический Протей, мог принимать любой облик. «Санх» становился кем угодно и мог оказаться в любое нужное время в любом нужном месте. Ну, не совсем в любом, но в том, куда хоть теоретически способен попасть человек с улицы. «Санх» всегда отличался эксцентричным поведением, объясняя свои странности легким психическим расстройством: «С раннего детства меня преследовали удивительные вещи, что-то вроде галлюцинаций, но это все началось еще задолго до наркотиков». Помноженные на многолетнюю наркоманию, эти «галлюцинации» превратили его, одного из самых удивительных и талантливых из ныне живущих артистов, в рекордсмена по количеству арестов, судов и прерванных курсов лечения. Этим же, при желании, можно объяснить многое из его «паранормальных» способностей.

Все эти замечательные люди пока безмолвствовали, однако их молчание еще ничего не значило — хоть и не сразу, но отвечали они всегда.

9. Алекс

Алекс очень любил Петербург, но не был там уже давно. Так получилось. Все время что-то мешало: то неожиданная простуда, то перелом большого пальца на ноге, то еще нечто непреодолимое. Причем все эти форс-мажорные обстоятельства возникали уже тогда, когда билеты были давно куплены, вещи собраны, а все друзья оповещены. И вот в самый последний момент отъезд приходилось срочно отменять, билеты сдавать, а друзей информировать о безотлагательном изменении планов. Срывы следовали один за другим с банальным повторением. В этом было нечто мистическое, несоответствующее жизненной логике, что-то нарушающее привычное течение событий.

А хороших друзей в Городе-на-Неве у Алекса имелось несколько. Эти совершенно разные люди друг о друге не знали и ничего общего между собой не имели. Хотя — нет. Нечто общее все-таки наличествовало: все они были коренными петербуржцами, достаточно хорошо знали самого Алекса и сравнительно неплохо к нему относились.

На этот раз подвернулась оказия — пожить неделю в Питере в гостинице Академии Наук за счет госорганизации — кто ж от такого откажется? Правда халява предусматривала доклад и участие жены Алекса на некоей научной конференции, но это казалось обстоятельством несущественным. Да и какая-то окололитературная тусовка совпала очень кстати. Алекс получил приглашение по электронной почте и долго думал — идти туда или не идти? Решил — идти, вернее — ехать. Главное — приехать вместе с женой в Питер, а уж там — как-нибудь все и образуется. Каждый будет ходить куда хочет, заниматься своим делом, и ни в чем не станет зависеть от другого. Но некая мистическая сила, не допускавшая Алекса в Петербург последнее время, за четыре дня до отъезда снова начала напоминать о себе: у Алекса вдруг сильно заболело горло — задняя стенка глотки воспалилась, и стало больно глотать. Алекс шарахнул по своему бренному организму антибиотиками в комплексе с противовирусными препаратами и витаминами. Горло болеть перестало, но появился кашель. Алекс применил специальный спрей. Кашель стих, но возник насморк. Алекс подавил и его. Тогда охрип голос — процесс затронул голосовые связки. Решив, что это уже ерунда, и с проблемой можно справиться по ходу дела, Алекс взял все необходимые лекарства и вместе с женой поехал на вокзал.

Ночной поезд отходил в ноль пятьдесят, и носил имя хорошо известного на российской земле путешественника — Афанасия Никитина. Что было общего у этого неудачливого бизнесмена средневековой Руси с соединяющим две российские столицы маршрутом, Алекс не знал. Да и никто, вероятно, не знал.

Алекс спал в ту ночь плохо — ему снились тягучие и нелепые сны, от которых он часто просыпался.

В современной традиции считается, что человеческий сон — это отражение того, о чем спящий замышлял, что когда-то уже видел и что делал. Так ни для кого не секрет, что люди незрячие от рождения зрительных образов во сне не видят. Говоря по-другому, во сне возможно только то, что уже когда-то было, однако события видятся в абсолютно искривленном облике. Часто человек наблюдает совсем даже невообразимые сны. В мозгу спящего субъекта, как в фильме, за короткое время может проходить вся человеческая жизнь. Но какие бы удивительные зрелища ни разворачивались в сновидении, перед мысленным взором, все они кажутся спящему человеку настоящими и истинными.

Алекс не любил ночевать в поездах. И вообще поезда не любил, особенно ночные, те, где нужно спать.

Почему-то считается, что прогресс человечества невозможен без развития агрессивной техники. Однако всегда и рядом был совсем иной путь. Временами отдельные люди, или даже целые группы пытались идти по этому пути — объективная история знает много эпизодов, когда некоторым народам такое даже удавалось, но так уж сложилось, что технология забила их, вытеснила и стерла. Почти. Поэтому создание разнообразных искусственных монстров почитается за великие достижения, а эти самые монстры, встав на службу человеку, якобы помогают ему на неправедном пути искажения природной реальности.

Железные дороги — одни из таких рукотворных чудовищ.

Алекс всегда завидовал черной завистью тем счастливчикам, которые, заняв свое законное место в вагоне, почти сразу же отрубались и мирно дрыхли на своей полке до самого места назначения. Но от дневных поездов уставала пятая точка, да и весь день пропадал полностью, а самолеты теперь подорожали до такой степени, что уже мало кто из простых смертных летал на них из Москвы в Петербург.

Когда по срочному делу неожиданно и вдруг едешь в иной город, и едешь всего-то на один или два дня, и когда времени в обрез, а ресурсы крайне ограничены, то никогда толком не знаешь, сообщать кому-то или нет. С одной стороны — вроде бы надо: неприлично и неудобно перед теми, кто знаешь ты, и кто знает тебя. Вроде как скрываешь что-то, или прячешься от кого-то. А с другой стороны — зачем? Времени на общение все равно нет, все расписано по минутам, и если позвонишь, то почувствуешь некоторое неудобство — а вдруг объект твоего потенциального внимания занят, а ты сваливаешься, как снег на голову: «Привет! А я в твоем городе! Ля-ля-ля, ля-ля-ля! Как дела?» Вдруг твой знакомый не в настроении, не желает тебя сейчас видеть, у него другие дела, иные планы, в которых тебе нет места? А вдруг твой звонок или сообщение поставят твоего приятеля в крайне неудобное, сложное или двусмысленное положение?

Поэтому Алекс в таких случаях всегда молчал, друзьям не звонил, и ничего лишнего никому не говорил. Ночь туда, ночь обратно. День там.

Но поездка на неделю — дело совсем иного порядка.

На ту самую литературную тусовку, куда его собственно и приглашали, Алекс не пошел — почему-то в последний момент резко расхотелось идти туда. Было решено просто побродить по городу и повидаться с теми, кого он давно уже не видел.

Имелось и еще одно потаенное желание — в Петербурге он хотел найти себе новую работу.

В первый же день, сразу после вокзала, Алекс отзвонил почти всем своим питерским друзьям, только с одним номером вначале возникли некоторые заминки — телефон оказался полностью заблокирован. Отправив жену на ее совещание, Алекс безуспешно пытался связаться с владельцем телефона. Такому упорству существовало простое объяснение: в свое время обладатель этого номера, вернее обладательница — эффектная медноволосая девушка — пообещала Алексу всякие проклятия и беды на его голову, если по приезде в Петербург он сразу же ей не позвонит. Вот он и звонил. В конце концов, после ряда усилий, пробилась СМС-ка, связь установилась, и встреча была назначена.

На встречи с отдельными друзьями желательно приходить без жен, и вообще без дополнительных людей. И не надо думать ничего такого непристойного! Все намного проще — ведь у каждого человека своя область интересов и свой круг личного общения. Чем больше людей, тем меньше зона пересечения этих кругов и областей. И далеко не всегда можно и возможно найти темы для общих разговоров. Каждый раз кто-то быстро начинает скучать или чувствовать себя чужим и лишним, кто-то вообще не понимает смысла бесед, для кого-то недоступны употребляемые в компании шутки, а кто-то просто не знает, как себя в данном обществе принято вести. Поэтому всегда хорошо, если компания собирается неслучайная. Тусовка.

Ехать предполагалось на метро, ибо на такси тратиться не хотелось. Да и не требовалось.

Питерское метро отличается от московского очень сильно, и дело даже не в том, что сразу бросается в глаза — станции закрытого типа, другая схема, другая эмблема, другая реклама и иное ее оформление. Есть много такого, что полностью меняет ощущения пассажира, и вы никогда не забудете, что сидите именно в питерском, а не в московском метро. Кстати, в электричках этого нет. Электрички (кто еще помнит, что это такое) все примерно одинаковы.

В питерском метро нет вони и нет духоты. Нет того убийственного скопления народа, когда толпа сминает вашу личность и несет куда-то туда, куда движется сама. И дай бог, чтобы ее направление совпадало с вашими жизненными целями.

Московское метро переполнено. Люди едут в скотских условиях. Из-за тесноты все озлоблены, раздражены и страдают от всеобщего хамства. Ехать в час пик вообще невозможно — кромешный ад, люди готовы убить всякого... Личное авто проблемы не решает, поскольку на дорогах вечные пробки.

В питерском метро много местного колорита и оформления из туземных материалов. Если в Москве метро сплошь какой-то гранит, габбро и скучный мрамор, привезенные из неизвестного далека за безумные деньги, то в Петербурге мы часто видим великолепный местный «путиловский» известняк, из которого сделаны все фундаменты Северной Столицы. В окрестностях Москвы местных строительных материалов тоже предостаточно, но не строят из них последние лет сто. Не престижно.

Московское метро переполнено спамом. Листовки и стикеры налеплены буквально всюду — они украшают и эскалаторы, и вагоны, а местами даже мраморные стены. Но помимо традиционного «Дипломы, аттестаты» и «Компьютерная помощь» встречались и листовки, агитирующие не покупать шубы из натурального меха, потому как жизни хорьков важнее здоровья людей.

В питерском метро нет всяких нелепо одетых личностей, у которых зеленая юбка соседствует с красной кофтой и белыми колготками. В петербургской подземке реже натыкаешься на кого-то вдруг неподвижно вставшего столбом среди пассажиропотока. И в питерском метро никто не говорит по громкой связи ту глупую ложь, что постоянно твердят в Москве — «Наш метрополитен самый красивый в мире»…

Пока Алекс шел к Удельной — ближайшей станции метрополитена — то решил отзвонить своей жене, и просто сказать, что уходит, и придет позже. Без уточнений, просто позже.

— Ты сейчас где? — спросила Ольга. Она вообще любила во всем ясность и правильные формулировки.

— Ну, иду к метро. Сейчас сворачиваю с Энгельса…

— А, все! Я уже вижу тебя, — ответила она и отключилась. Оказывается, что все дела на конференции на сегодня у нее завершились, она возвращалась в гостиницу и уже шла навстречу Алексу.

И бедняге ничего не оставалось, как поехать со своей женой. И все случилось так, как и должно было случиться. Посидели, поговорили… ушли. А еще Алекс безумно хотел жрать, поэтому он один все время что-то ел, чем еще больше испортил вечер.

В другие дни Алекс, когда мог, шатался по Городу, щелкал все подряд своим Pentax’ом, встречался с теми старыми знакомыми и друзьями, с кем он хотел встретиться и избегал тех, с кем столкнуться не хотел. Погода не радовала — солнечные и ясные «окна» резко сменялись тучами с дождем и снегом, штормовые предупреждения следовали одно за другим и действовали пугающе, а холодный ветер с залива продирал до костей. Но Питер — есть Питер, и Алекс впитывал всем своим телом его положительную энергетику. Вернее — ему так казалось, что он чего-то там впитывал, а на самом деле просто наслаждался знакомыми местами, приятными встречами и отсутствием обязательных дел на этой неделе…

Дела появлялись сами, как всегда без предупреждения и вдруг. Дни в Питере (а иногда и не только дни) оказались забиты до предела, и только вечерами, Алекс садился за свой ноутбук и продолжал писать ту самую историю, что начал еще в Москве. Если бы его кто-то сейчас спросил, зачем он вообще это делает, то он бы не нашел что ответить. Хотя ответ был простой — он писал просто так, для души. Возможно, что где-то в глубине сознания было еще какое-то желание, хорошо скрытое от чужих глаз, но в нем Алекс бы не признался никому, даже себе. Писать любой текст — до определенной степени игра. А писал он для себя, для друзей и для тех, кто соглашался читать его писанину. Алексу нравилось, что выбранный им жанр фантастического детектива разрешает практически все, и дает полнейшую свободу для мысли и фантазии. Ему нравилось создавать героев и наделять их интересными для него поступками, заставлять совершать какие-то безумства, творить то, чего он сам никогда бы себе не позволил. Ему доставляло удовольствие следить за своими персонажами, за тем, как они отрывались от приготовленной им судьбы и начинали вести себя как-то иначе, принимались своенравничать и жить уже своей собственной жизнью, и было совсем уже странно осознавать, что эти люди где-то действительно существуют в другой реальности.

10. Пол Жданов

Могу ли я предсказать свою жизнь хотя бы на несколько месяцев вперед? Скажу честно, что ни разу такое у меня не получалось, хоть и пробовал. Тем не менее, жалеть о происходящем со мной доводилось очень редко и то из-за собственной безалаберности.

Обстоятельства, при которых я получил отдел и полковничью должность, вспоминались нечасто. Обычно бывает не до того — повседневная беготня, суета и рутина не дают времени подумать, но сегодня я прокручивал в памяти ту цепочку событий, что привела меня в это кресло.

Как это иногда бывает, все произошло случайно и вдруг. А может — наоборот, закономерно, сейчас я уже не знаю, как и считать. Чуть больше двух лет назад наша группа расследовала запутанную историю об утечке информации из одной очень официальной государственной структуры. Работал я тогда начальником аналитической группы в Отделе Глобальных Систем, и именно моя команда несла основной груз по обработке информации. Преступление совершалось так тонко и искусно, что долгое время никто ничего не мог понять. Вообще! Пока рано еще раскрывать подробности и детали, но дело оказалось значимое и срочное, мы трудились сутками, и когда все подошло к завершению, я доработался чуть ли не до полного нервного истощения.

Сразу после успешного окончания дела, кто-то из моих коллег, уж и не припомню сейчас, кто именно, предложил пойти в хороший ночной клуб и оттянуться там по полной программе. Почему бы и нет? Ну, сказано-сделано, мы и пошли. Только вот беда — понятие «хороший» у меня с моими товарищами по работе несколько разнилось и качественно различалось.

От клуба я устал быстро: двадцать семь лет — это уже не семнадцать — и когда окружающая меня реальность начала менять свои формы и очертания, я понял — пора безотлагательно валить отсюда домой. Но — не тут-то было! Там явно подсовывали какую-то дрянь, или что-то в воздухе, только мое восприятие резко изменилось. Возникло ощущение пребывания в другом пространстве. Как под водой. Однако мышление было сохранным, в отличие от алкоголя, который нарушает трезвость ума. Поле моего зрения резко сузилось, будто к моим вискам приложили длинные пластины из непонятного материала. Мне казалось тогда, будто я смотрю в бинокль. Восприятие времени менялось как морской прибой, оно растягивалось до бесконечности или наоборот летело со скоростью гоночного болида. Я испытывал повышенную веселость и хохотал от совершенно несмешных слов своих приятелей. Внезапно меня охватил нечеловеческий голод. Ощущения были ошеломляющими — тело абсолютно меня не слушалось, и я подумал, что сейчас упаду и потеряю сознание, а уже после этого кто-нибудь вызовет «скорую помощь», и меня отвезут в то отделение, где обычно лежат наркоманы и алкоголики. Я поймал себя на мысли, что еще в состоянии о чем-то думать, однако логики в своих размышлениях уже не ощущал. Попросив приглядеть за мной, я направился к стойке бара, захватив по дороге единственного человека, ум которого, по моему мнению, был еще на что-то способен. Перед самой стойкой меня почему-то охватил непреодолимый страх и паническое чувство, что должно случиться нечто ужасающее. Это ощущение охватило мое горло железными клешнями, однако выпитая чашка кофе с крекером не ослабила влияния наркотика. Напротив, после перекуса мое тело начала сотрясать дрожь. К своему ужасу я осознал, что не понимаю того, о чем говорят мои друзья. Я слышал их слова отовсюду, однако смысла не разумел. С каждым словом окружавших меня людей мой отравленный мозг выдавал страннейшие ассоциации. Услышав какое-нибудь слово, в своих мыслях я видел барабан стиральной машины, поезд и непонятные мне рифленые фигуры сделанные из пластика серой расцветки. Очень скоро голоса окружающих оформились в странные звуковые коробки. Могу поклясться, что я даже видел пустоту между этими коробками! Чувства полностью перемешались. Я ощущал одновременно и радость, и ужас, и веселье, и хандру. В глазах мелькали разнообразные образы, смысл которых был мне неведом, сердце билось невообразимо быстро и казалось что оно, пробив грудину и сломав ребра, выскочит наружу, или лопнет само. Ощущая, что с минуты на минуту сознание и разум могут покинуть меня окончательно, я, в момент некоторого прояснения, попросил срочно отправить меня домой. Но, к своему ужасу, понял, что из меня изливается не человеческая речь, а что-то абсолютно невразумительное. Повторив просьбу, я не улучшил ситуацию. Собрав в кулак все свои силы, я четко попросил отвести меня к машине. Присутствующие заверили, что в лучшем виде доставят меня к моему транспортному средству.

Автомобиль не узнал моего голоса и категорически отказался воспринимать как своего хозяина, поэтому адрес пришлось вбивать вручную, подтвердив подлинность прикосновением ладони.

Все воспоминания о последующей дороге и то, как я поднялся в свою квартиру, целиком выпали из моей памяти — видимо я двигался на автопилоте. Полностью осознал себя только дома, перед своим зеркалом. Зеркало — лист идеально ровного стекла, покрытого с обратной стороны тонким слоем металла — всегда висело напротив двери. Ни рамы, ни чего-то дополнительного этот полезный предмет интерьера не имел — обычное зеркало, размером с входную дверь. Оно отражает такого меня, каков я на самом деле. Знающие люди говорят, если правильно посмотреть в него, то можно увидеть изнанку собственной души, а еще утверждают, что наличие подобного зеркала предвещает появление собственного двойника. Не знаю, может быть, но обычно я разглядываю там только свою внешность на предмет синяков под глазами да иногда проверяю качество своей одежды. В тот раз отражение мне чрезвычайно не понравилось. Глюки уже практически прошли, но что-то чужое и незнакомое было в лице, которое я привык считать своим. Сильно небритый дядька, которого я видел в зеркале — начинал полнеть и лысеть, был чем-то недоволен и на вид нездоров. Пока я его разглядывал, у меня появилось странное ощущение, что человек этот, так внешне похожий на меня, стоит не за зеркалом, где ему и полагалось находиться по логике вещей, а сразу перед ним. Я сделал шаг в сторону, чтобы мое отражение исчезло из зеркала. Но оно никуда не пропало. Это вообще было не отражение.

— Садись, поговорим, — сказал мой двойник, — дело того стоит.

Я ничего не ответил. Не смог как-то.

Я знал немало примет и слышал много легенд о зеркалах.

В китайской мифологии зеркало числилось среди предметов изгоняющих зло, ибо зло, которое глядит в зеркало и зрит свое безобразие, одолевает страх и ужас. В общественной программе человека зеркало было символом лояльности, а в духовном плане являлось атрибутом какого-нибудь Мудреца, который обнаруживал свой здравый смысл как зеркало. В Японии зеркало играло ключевую роль: оно являлось одним из императорских сокровищ наряду с троном, мечом и Тремя Жемчужинами — атрибутами трех доблестей: знания, отваги и милосердия. А еще зеркало — символ Луны: как и сама Луна, оно является косвенным отображением образа. Во времена Европейского Средневековья зеркало считалось отражением духовного слова и орудием его истолкования. Мыслить — означает располагать зеркалом, воспроизводящим духовные законы и разрешающим, таким образом, изучать их. Зеркало также было средством изучать светила, постигать законы Вселенной. Истинный человек, сообразно Винсенту де Бове — автору теологического трактате «Великое Зеркало», или «Speculum majus» — это зеркало Космоса, в котором отображается невидимое пространство. Наиболее совершенные зеркала — это творения, устремленные к Свету, а само зеркало — это отображение духовной жизни, и оно содействует нашему духовному развитию. Если разбить зеркало, то виновного ожидали семь лет несчастий: зеркало — наш двойник, и если ранить его, оно в ответ ранит и свой оригинал. Чтобы этого избежать, положено наиболее крупные осколки закрасить чем-то непрозрачным, или поместить в текущую воду. Считается, что в разбитое зеркало нельзя смотреть, потому что можно увидеть дьявола. А еще все зеркала обязательно должны быть в оправах или рамах, чтобы случайно не поранить энергетическое и физическое здоровье человека. Висеть зеркало обязано не ниже головы самого длинного жителя дома.

Я много раз слышал и даже где-то читал, что появление двойника из зеркала грозит неминуемой трагедией для человека. Согласно поверью, возникновение призрака-двойника предвещает скорую смерть оригинала. И вот он стоит передо мной. Моя копия. Дубль, двойник, доппельгангер или кто там еще?

Мы проговорили с моим «отражением» до утра, причем говорило отражение, а я больше слушал. Потом двойник встал и просто ушел из комнаты, а я после так и не вспомнил, хлопнула входная дверь или нет.

11. Алекс

Как происходит постановка цели и как делается выбор задачи? Все мы, живя и существуя, как-то ведем себя, но чем мы руководствуемся в своем поведении? Насколько мы осознаем сам процесс? Что в нас происходит и как? Управляем ли этот процесс, а если да, то кем и каким образом? С другой стороны, всегда присутствует некоторое доверие своему бытию и невозможность просчитать варианты собственного пути.

Одним из самых старых и оттого привычных, как вид из домашнего окна, питерских друзей Алекса, был Илья Пухов. Илья Сергеевич, как его сейчас все называли. Последний раз друзья виделись лет пять назад. В редкие приезды Алекса в Город-на-Неве Илья практически всегда отсутствовал — он предпочитал проводить лето или на своей секретной даче под Зеленогорском, или где-нибудь на Кипре, или на Золотых Песках в объятиях очередной пассии. А вот Алекс любил приезжать в Питер именно в теплое время года. Во время же московских вояжей Ильи, Алекс всегда почему-то оказывался необыкновенно загружен делами, и встречи постоянно переносились. Поэтому общались друзья исключительно через Интернет — даже по телефону почти не звонили. Да какой там почти — не звонили вообще: считали телефон дурацким пережитком прошлого.

Вообще-то по образованию Илья был геологом, но сейчас работал колдуном. В действительности колдуном он не был, поскольку никакими экстрасенсорными способностями не обладал, колдовать не умел, но, тем не менее, колдуном работал.

Илье Алекс позвонил почти сразу, как только устроился в гостинице. На звонок долго никто не отвечал, пока москвич не догадался позвонить на мобилу.

— Это кто? — так отвечать на телефонный звонок было вполне в традициях Ильи. Хоть бы на номер посмотрел что ли. — Алло! Я слушаю?

— Привет, шаман хренов! — они вечно подкалывали друг друга. — Это Алекс! Не узнал?

— О, привет бродяга! Как жизнь? В кои веки надумал позвонить! Что, «Скайп» надоел?

— Я — здесь. В Питере! — радостным тоном заявил москвич.

— Да ну! Вот зараза, приехал все-таки! — судя по голосу, Илья действительно обрадовался.

— Питер вдохновляет. Для меня ваш город, как голая баба для художника.

— Гы-гы! А я уж и не верил, что ты все-таки выберешься. Несмотря на твои обещания — не верил вот и все!    

— Не ты один. Ладно, неверующий ты наш. Приехал ведь! Встретиться бы надо.

— Еще как надо! У тебя вообще-то как со временем? Давай, ко мне… нет, погодь… сейчас нельзя пока… черт!.. А.., слушай! Пошли к Швейку!

— К какому еще Швейку? Это как? — не понял Алекс.

— Ну, деревня ты московская! — засмеялся Пухов. — Такой пивной ресторан на Кирочной. «У Швейка» называется. Там пражская кухня, настоящее чешское пиво и все радости жизни. Дом восемь, кажется, прямо напротив финского консульства. Место теперь стало модным, но сейчас не сезон, да и время рабочее, поэтому будет вполне свободно. У меня там имеется хороший блат, посему столик для нас зарезервируют, не пожалеешь. Да, вот еще: денег с собой не бери — все за мой счет, у входа встретимся…

— Да? За счет — спасибо, но я ж тебя знаю — ты опоздаешь как обычно, а я так и буду там торчать, как дурак?

— Почему — как? — Пухов засмеялся. — Не, я не опоздаю. А проехать туда так: вылезаешь на Чернышевской, а потом…

— Не надо, я знаю, где Кирочная, — сказал Алекс.

— Ну, тогда — все! Часа в четыре — тебя устроит? — Спросил все еще обрадованный Пухов.

— В четыре?.. ага, нормально вроде. Давай только не опаздывай, а то если не дождусь тебя, то уйду потом, и ни к какому Швейку не попаду по твоей милости.

На Кирочную Алекс решил идти не от Чернышевской — самой близкой станции метро, а от Гостиного Двора, что на первый взгляд долго и крайне нерационально. Но Алексу тогда было плевать на рациональность, он просто хотел походить, прогуляться по любимому городу и немного пофотографировать. Свернув с Невского на набережную канала Грибоедова, Алекс обогнул Храм Спаса-на-Крови, вышел на Мойку, полюбовался Инженерным Замком, отдал должное Чижику-Пыжику, перешел по мосту на другой берег Фонтанки и медленно направился в сторону Невы. Летний сад стоял еще без листьев, на поверхности воды плавали утки-кряквы, а на другом берегу, у самой кромки воды, стройными рядами выседали черноголовые чайки. Алексу нравилось ходить вдоль рек и каналов, он вообще очень любил набережные. Время там текло спокойно, приятно и незаметно, никогда не казалось потерянным зря и бесцельно потраченным. Еще давным-давно, во времена молодости, его однокашники шутили, что свидания девушкам Алекс назначает только на набережных, а если набережных нет, то тогда он встречается исключительно с замужними женщинами.

Продолжая щелкать фотоаппаратом, Алекс свернул на улицу Чайковского, дошел до Литейного, перешел его и, миновав пару кварталов, свернул на Кирочную улицу. Ага, вот он — ресторан. И время уже четыре, даже начало пятого, и конечно, Пухов еще не появился. Не успел Алекс послать своему другу тысячу чертей, как у самого тротуара мягко затормозила «Toyota Yaris», или что-то очень похожее на нее. Дверь раскрылась — автомобиль оказался с правым рулем — и из машины, широко улыбаясь, вылез полный благообразный священник, без головного убора, но с темной окладистой бородой и в черной шелковой рясе.

Алекс не сразу осознал, что никакой это не поп, а Илья Пухов собственной персоной, и никакая на нем не ряса, а что-то вроде судейской мантии. Да, растолстел Илья за последние годы основательно. Вместо креста на животе у питерского друга болтался какой-то непонятный амулет: не то — медальон, не то — талисман. Откуда-то сбоку выскочил здоровенный рыжий кот, и оторопело замер, уставившись желтыми глазами, словно не веря в реальность происходящего.

— Ну, здорово! — Пухов поднял руку в бесконтактном приветствии. Он прекрасно помнил, что Алекс не переносил мужских рукопожатий, и не дай бог — объятий. Вот женские — другое дело. — Чего стоим? Пошли.

Рыжий кот видимо решил, что события его не касаются, и, задрав хвост, степенно направился к ближайшей подворотне.

— Это, что, твоя спецодежда? А нас так впустят? — забеспокоился Алекс.

— Не боись, меня тут знают! Да, свой фотоаппарат убери — здесь это не принято.

Ресторан Алексу действительно сразу и очень понравился. Небольшой, симпатичный и какой-то уютный. Всего на сорок-пятьдесят мест, не больше. Играла живая музыка — хороший рок-н-ролл, а люди за столиками показались приятными и спокойными. Пиво разливное — четырех сортов, а уж бутылочное — не то шести, не то — восьми разновидностей. Темное «Крушовице», например, восхитительно пахло свежим хлебом и мягко горчило, как кардамон, а разные сорта группы «Пльзеньский праздрой» в особых рекомендациях просто не нуждались.

Алекс долго изучал меню — кухня, конечно, оказалась не вполне чешская, но хотя отдельные ненормальности все же присутствовали, основные национальные продукты тут имелись во множестве. Обязательный и вездесущий салат с курицей, гренками и беконом здесь почему-то именовался «Цезарь Рудольф II». Зато в горячем меню нашлось место для тех национальных особенностей, что поставили никогда не бывавшего в Чехии Алекса в тупик. Помимо гуся с засахаренными яблоками и картофельными «кнедликами» можно было заказать, например, «Колено вепря». Откуда-то Алекс знал, что данное колено надобно поедать вместе с поджаренной квашеной капустой. А может, он что-то перепутал — и не с капустой, а с картошкой? Другие пункты меню совсем сбивали с толку.

— Ну, а ты вообще-то как? — спросил друга Пухов. — Давай, рассказывай про свое житье-бытье. А заодно подумай, что заказываем.

— Знаешь же про меня все, — ответил Алекс, — так зачем спрашиваешь?

— Ну, одно дело — «Аська» и «Скайп», а другое — реальное общение. Давай, повествуй.

— А что рассказывать, — сдался москвич, продолжая изучать меню. — Работаю в том же институте, сисадмином и вообще главной компьютерной нянькой. Вернее — работал. Практически уволился на прошлой неделе. Пишу вот всякую хрень для души и с целью развлечения. Хотя последнее время с этим небольшие трудности — чего-то ничего не хочется писать, а вроде как надо. Похоже, у меня настроение снова начинает постепенно ухудшаться, а это — дурной признак! И ладно бы касалось меня одного. Переживу, в первый раз что ли? Беда в том, что эти мои заморочки каким-то образом отражаются на других людях и мешают им нормально жить. Ну, не то чтобы очень сильно мешают, но в какой-то мере портят им расположение духа. Неприятно это, и мне лично не нравится. На блогах вот иногда тусуюсь — это такие интернетовские дневники — всякий желающий пишет туда то, что его душа захочет. Периодически я свой дневник удаляю… потом — завожу новый. Когда я вел первый дневник, то писал туда все то, о чем думал, и что у нас на работе происходило прикольного. Просто так, чтобы негатив слить. А потом совершенно случайно узнал, что меня внимательно читает наша бухгалтерия. Это было тяжело, думал даже, что придется искать новую работу… И как они меня запалили? Не знаю даже, и видимо никогда уже не узнаю этого.

— А кто знает?

— Никто, наверное. Как мне говорил одни старый-престарый профессор: «На пятерку знает Бог, на четверку — я, а с вас и тройки достаточно!» Жаловаться не буду — не на что, хвалится тоже особо нечем. Живу — и все. Начал вот новый литературный проект, сам даже не понимаю зачем. Для отдыха? Какой уж там отдых. Для саморазрядки? Не знаю, это уже что-то сексуальное. Для удовольствия? Эта та самая пресловутая радость творчества, которую в реальности мало кто испытывает, я-то уж точно нет. Ладно, посмотрим, что там получится. Если честно, без понятия, выйдет ли что-нибудь путное из этой затеи.

— Главное — хотеть и верить, чтобы из идеи родилось нечто достойное, — мудро извергнул мысль Пухов.

— Наверное, ты прав. Слушай, а что такое — «Сметанова Полевка?» — спросил Алекс своего друга, круто меняя тему разговора.

— О, просто замечательная вещь — традиционный чешский суп-пюре из картофеля со сливками с консистенцией киселя. В этот суп нарезаны бекон и яйца, причем настолько обильно, что обед на этом вполне можно бы и закончить, — пояснял Илья, с довольным видом профессора духовной семинарии, страдающего от излишнего чревоугодия. Он просто сиял — здесь, в этом заведении, Пухов явно был частым гостем и чувствовал себя как рыба в воде. — Ничего особо изысканного в этом супе нет, но и никаких изъянов в нем тоже быть не должно. Просто хорошая еда, чтобы как следует наесться и согреться одновременно. Зимой очень полезно. Вообще — самое значительное в данном заведении — объемы порций. Вот если мы сейчас возьмем судака, обжаренного в миндале с острым тыквенным соусом, то он окажется половиной рыбины прехорошего размера. Вкусно — язык откусишь. Здесь вообще все очень качественно приготовлено, из добротных свежих продуктов и практически по-домашнему.

Пухова в ресторане действительно очень хорошо знали. Его, мягко говоря, экстравагантная внешность не вызывала удивления у персонала, да и многие посетители не реагировали сколько-нибудь отрицательно на бородача в мантии. Более того, пока друзья сидели за приготовленным для них столиком, к Илье подходили какие-то люди и уважительно здоровались. На Алекса при этом не обращали никакого внимания, будто рядом его и не существовало вовсе.

— А что значит — «шкубанки с маком и вареньем?» — продолжал интересоваться Алекс.

— Вот действительно забавное блюдо, — обрадовался Илья. — Сие есть десерт. Это такие маленькие оладьи в форме сосисок из нежной картофельной муки. Сверху они посыпаны маком, и их надо макать в сливовое варенье. Хочешь заказать? Ну, давай, а то не попробуешь, не узнаешь!

За это время Алекс уже съел полпорции гуся, приступил к «колену вепря» и приканчивал очередную кружку пива.

— Спасибо, но я — пас, а то если все это съем, то точно лопну. Но ты был прав: тут действительно приятное местечко. Очень симпатично! По-моему где-то в Москве я видел какое-то заведение с таким же названием. У них что, такая сеть ресторанов?

— Нет, этот ресторан никаких филиалов с подразделениями не имеет, он такой единственный и уникальный, — веско констатировал Пухов. — Эксклюзив. Ну, что? Потопали?

— А давай еще немножко посидим! Мне здесь чрезвычайно нравится и очень не хочется куда-то уходить.

12. Пол Жданов

Примерно через час я уже сидел в кабинете Стива и понемногу начинал возвращаться к повседневной реальности. Испуг постепенно проходил — хорошо еще, что Стив всегда меня выручал в таких и подобных случаях. Стив Дэвидсон — мой старинный приятель, осколок тех времен, когда я бессмысленно тратил молодость в Артакадемии, полагая себя великим графиком и даровитым скульптором. Реальным приобретением этого художественного периода моей биографии стало обилие полезных и бесполезных связей, несколько друзей, список которых стремительно приближался к нулю последнее время, и глубокое отвращение ко всякому изобразительному искусству.

— Ну, видишь ли, Пол, — успокаивал Стив, — чей-то двойник… это вовсе не означает, что он полностью идентичен оригиналу. Например, ты идешь по улице, и вдруг навстречу иду я. Ты подходишь и начинаешь со мной говорить, а человек не понимает в чем дело, потому, что это не я а кто-то совсем другой. Он отвечает, что ты ошибся, и только тогда ты видишь, что имеются некоторые убедительные отличия, на которые сразу и не обратил внимания. Вот это и был двойник.

— Ты что, не понял? — обозлился я. — Это был мой двойник, мой собственный, а не твой! И вышел он прямо из зеркала! И я потом долго разговаривал с ним! А после этого у меня возникло ощущение, что во мне кто-то сидит и наблюдает за происходящем изнутри. Моими глазами смотрит и моей головой думает, понимаешь?! Такое чувство, будто какой-то внутренний наблюдатель поселился в моем сознании.

— Главное утихомирься для начала, — «лечил» меня Стив, после моих сумбурных объяснений. — На-ка вот, выпей, — с этими словами он налил мне полстакана воды и дал какую-то маленькую ярко-красную таблеточку.

— Это что? — спросил я своего друга. Я почти совсем пришел в нормальное сознание, хотя все еще пребывал не в своей тарелке.

— Так, легкий седативный препарат, — спокойно ответил мне Стив. — Тебе сейчас просто необходимо — говорю как врач.

— А может лучше коньячку? — с надеждой осведомился я у своего друга. — У тебя нет?

— Есть, как не быть. Но тебе сейчас сие народное средство нежелательно. Потом можно, а сейчас нет! — веско заявил Стив. — Ничего страшного пока не происходит, уверяю тебя.

— Хорошо тебе говорить «не происходит»! — паниковал я, глотая таблетку. — У себя дома встретить собственного дубля, болтать с ним черт знает сколько времени, а ты говоришь — «ничего страшного»! Говорят, что появление двойника, это предвестник конца!

— О чем же вы говорили с ним так долго? Мне интересно, расскажи.

— Да не помню я! — я чуть ли не кричал. — Абсолютно! Как будто кто-то вырезал из памяти три часа времени! Я только и знаю, что мы обсуждали нечто важное, но вот что… Достоевщина какая-то. А потом еще вот это противное ощущение какого-то постороннего присутствия внутри…

— Ты, знаешь ли, на меня не ори. У тебя сейчас излишняя эмоциональность, что вместе с неспособностью контролировать свои мысли делается проблемой, когда человек сам становится зависимым от своих эмоций, чувств и мыслей, а не наоборот. В конце концов: кто в доме хозяин? Все эти сказочки про доппельгангера — двойника человека, появление которого предвещает смерть — обычное суеверие, и не бери себе в голову. Впрочем, даже в легендах, появление двойника не всегда значит гибель, хотя, как правило, встреча с двойником предвещает нечто не очень доброе. Но по поверьям ирландцев, если двойника увидеть с утра, то это событие предрекает долгую и хорошую жизнь.

— Но я-то не ирландец, и увидел я его не утром, а вечером, даже ночью, когда…

— Погоди! — вновь прервал меня Стив. — Поговорим серьезно и спокойно. Я немного занимался этим вопросом с чисто медицинской точки зрения. Так вот, из прошедших через мою приемную представителей творческой элиты шестеро признались, что перед появлением доппельгангера испытывали неосознанный и безотчетный страх. Из них пятеро в форме ночного кошмара, который одна из опрошенных напрямую связывает с последовавшей за этим смертью кого-то близкого, другая — в форме страшных детских фантазий, в которых ее родители заменялись чуждыми и какими-то недоброжелательными существами. Все остальные опрошенные встречали своих двойников в Темном Городе…

— Я никакой не представитель творческой элиты, да и безотчетного страха не испытывал. И я никогда не мог попадать в Темный Город,— уныло откомментировал я.

— Знаю. Ну и что с того? Ты не одинок, я вон тоже не могу, и нас таких — шестьдесят с чем-то процентов населения Земли. Не в этом дело. Мои коллеги считают, что внутренний мир человека можно узнать через его воображаемые видения. Вот в частности — через зеркало. Для меня зеркало — это не предмет, это символ, метафора. Можно сказать, что зеркало — символ контроля, оно говорит о том, каким человек видит окружающий мир. Властелин отражений, как звучит, а? Куда хочет, туда и повернет! И для меня тема Зеркала интересна прежде всего с этого ракурса. Можно сказать, что я осмысливаю два противоречивых утверждения: одно заключается в том, что мы сами являемся создателями своей судьбы, а второе гласит, что обстоятельства рулят нами и предопределяют наши помыслы. Понимаешь Пол, галлюцинации, а точнее сказать — псевдогаллюцинации, бывают не только у душевнобольных. Там они имеют очень большое значение, и сейчас нас не волнуют, поскольку ты практически здоров. Но иногда, при определенных условиях, у людей вполне психически благополучных, могут возникать подобные эффекты. Только при самом поверхностном расспросе пациента можно принять псевдогаллюцинаторные представления за настоящие галлюцинации, тем не менее, я убежден, что многое из того, что называют галлюцинациями, в сущности, принадлежит к псевдогаллюцинациям...

— Но у меня… — пытался я вставить свои возражения, но Стив продолжал вещать, как лектор перед аудиторией, и неважно, что аудитория эта состояла сейчас из меня одного. Стива уже понесло.

— …или к сновидениям. В сознании же самого субъекта, смешение этих двух родов субъективных ощущений, по крайней мере, в сфере зрения, положительно невозможно. Поэтому, имея, как в твоем случае, псевдогаллюцинацию зрения и слуха, субъект, в своем сознании, относится к ней совсем не так, как он отнесся бы к субъективному чувственному восприятию в том случае, если бы оно было только зрительной галлюцинацией…

— Слушай, а попроще никак не получится? — Похоже, таблетка начала действовать. Я успокоился, но совершенно перестал понимать Стива. — Профессор ты наш? Я сейчас не понимаю и половину того, что ты мне тут наговорил.

— Можно и попроще, — вздохнул Стив. — Вы вообще-то, что там принимали в этом своем клубе? А? Можешь передать образцы?

— Если бы! Нет, ничего нет. Какие еще образцы? Откуда? Только кровь свою могу сдать для анализа…

— Кровь сдай, — смиренно сказал Стив, — я прямо сейчас и распоряжусь. Еще мочу сдашь и пройдешь ряд процедур — мы тебя полностью обследуем, всесторонне. Полежишь у меня немного, отдохнешь. Ты мой друг, а друзей я лечу бесплатно — пущу тебя по программе Медикейт, платить ничего не придется. Но, думаю, что наркотиков или их метаболитов в твоем организме уже давно нет, все распалось и вывелось… Поищем следы, конечно, чем черт не шутит, но это так, для успокоения совести: сейчас такие быстрые препараты пошли, что все уходит в момент… Да, а твое ощущение постороннего присутствия в сознании, это просто небольшое расстройство, с этим мы умеем справляться легко и непринужденно.

Стив умолк, встал с кресла и подошел к окну. В отличие от меня, он не терпел ложных окон — все его окна были вполне настоящими. Такую роскошь он мог себе легко позволить — клиника стояла в лесу, и за стеклом круглый год зеленели сосны и ели.

Когда-то мы были неразлучной четверкой друзей-приятелей, абсолютно непохожих друг на друга парней — студентов Артакадемии им. Зураба Церетели. Медведеподобный, медлительный и спокойный Стив; энергичный, всегда что-то затевающий Алекс; флегматичный долговязый Ник и я — существо без определенного характера. Мы были бунтарями, протестовали сами не зная, против чего, лезли из кожи вон, только бы нас заметили, а власти нас не то что не замечали, а просто игнорировали или замалчивали. Но периодически наши действия запрещали официально, и это считалось крупным успехом. Вообще-то против наших акции никто ничего не имел, и запрещали так, на всякий случай, лишь бы чего не вышло. А мы продолжали «зажигать». Было всякое. Мы делали скандальные и модные выставки, организовывали какие-то дикие арт-проекты, сумасшедшие перфоменсы и акции, участвовали во флешмобах и студенческих беспорядках. Автостопом путешествовали по Европе и в трюме сухогруза пересекали океан. Неделями жили под отрытым небом или наоборот — болтались по каким-то сомнительным трущобам и притонам. С возрастом мы успокоились и занялись делом. Каждый — своим. Никто из тогдашних моих приятелей не стал ни художником, ни искусствоведом, ни арткритиком. Все, кроме Алекса, поступили потом в другие вузы, и компания практически развалилась. Время от времени мы перекидывались сообщениями и письмами, встречались, но с тех пор никогда и нигде не собрались все вместе — известно, что разные интересы не способствуют общению. Я и Ник — заделались юристами, правда — разного профиля; Стив стал врачом-психиатром; а Алекс — вообще непонятно кем.

Но это сейчас Стив уже именитый и всеми уважаемый доктор, а тогда, когда он пользовал меня в своей больнице, кроме скоропостижно полученного диплома и известного на весь психиатрический мир дяди-профессора ничего у него за душой не было. Чуть раньше, но в ту же светлую пору, он как-то подозрительно быстро получил докторскую степень, унаследовал шикарную клинику и стал ее фактическим руководителем. Персонал считал его выскочкой, все смотрели боком, а старые врачи откровенно саботировали все его начинания, поэтому моему другу тогда приходилось несладко. Вообще-то Стив парень жесткий, характер у него не злой, не подлый, особой склонности к беспричинной жестокости не наблюдается, но в случае крайней необходимости может и убить без последующих угрызений совести. Но, несмотря на такую крутую лажу, он в тот момент реально мне помог, не взяв ни единого цента.

Когда моя голова более-менее прояснилась, я спросил:

— Слушай, Стив, вот ты знаешь про Темный Город практически все…

— Это — не я, это у нас Алекс специалист.

— Алекс сейчас сильно занят, а ты вот тут. Объясни мне, как это работает? А то мы все так привыкли к Темному Городу, что даже не задумываемся над ним. Я вот так и не понял — Темный Город это вообще-то что? Единственное, что я знаю, будто Темный Город — некая параллельная реальность с особыми свойствами и законами, я знаю, что Темный Город предоставляет практически все, что хочет его посетитель, поэтому побывать там стремится каждый, но пройти в Темный Город может не всякий. Я вот, не могу, да и ты не можешь, да? А тот, кто может, часто должен преодолеть серию трудностей — как физического, психического, так и экономического характера, причем у разных личностей возможности сильно отличаются и зависят от каких-то свойств самого человека. Вот и все, что мне известно. Да я слушал лекции в университете, и разные научные статьи читал, но там сплошь или формулы какие-то безумные, или такая философия, что вообще ничего понять не могу. Но вероятно я тупой — поэтому и не понял ни фига. Может, расскажешь, ты же раньше всякой математикой-физикой увлекался? Только просто, без всякой зауми, чтобы без формул, интегралов и непонятных слов.

— Чего это ты вдруг столь резко теорией заинтересовался? У тебя же голова сейчас плохо соображает?

— Вот, наверное, именно поэтому. Так объяснишь?

— Ну, это же не моя область, вообще-то… я постараюсь просто рассказать, как для начального школьника.

— А так оно сейчас и надо. На большее я все равно не способен.

— А я только так и умею. Вообще — любой грамотный специалист должен мочь рассказать о самом сложном явлении на пальцах. Или при помощи одного только листа бумаги и карандаша. Совсем без математики, правда, не получится, но без формул попробую, только придется тебе потерпеть! Вот смотри, — Стив взял лист бумаги и поставил карандашом несколько точек в одну линию на равном расстоянии друг от друга. — Видишь? Это натуральный ряд чисел, те числа, что мы проходили в самой начальной школе. Один, два, три, четыре… ну, и так далее. Эти числа знали еще в Древнем Риме. Потом появился ноль. Римляне его, кстати, еще не знали, поэтому у них такая неудобная система счисления, и это ограничивало их технический прогресс. Так вот, появился ноль. Думаешь, тогда людям было просто понять его? Вовсе нет! Ноль долго не признавали числом. Ноль арабы принесли из Индии в Средние Века… — Стив поставил маленькие цифры возле нарисованных точек, начиная с нуля. — Позже, изобрели дроби — числа вот в этих промежутках — с дробями было проще. Ну, еще, арабы изобрели алгебру и обнаружили, что числа есть и до нуля, — Стив проставил точки в противоположную от нуля сторону. Там отрицательные числа и отрицательные дроби…

— Да, это я еще с начальной школы помню, — прервал я Стива, — но причем тут…

— Я же просил, потерпи. Так вот, в начале нового времени математики придумали десятичные дроби и открыли то, что существуют иррациональные и бесконечно малые числа. Такие числа могу быть легко представлены как точки на прямой. Короче — вся эта линия, — Стив соединил точки идеально прямой линией (как только смог без линейки? Во дает!) — непрерывна и сплошь состоит из чисел, везде на ней есть какое-то число. Так?

— Ну, да. Это проходят в средней школе, называется эта прямая — числовой осью. Действительные числа. И что?

— Действительные или вещественные, то есть числа, действительно имеющие реальное воплощение в этом мире. В отличие от большинства понятий математики, вещественные числа знакомы широкому кругу людей ввиду их разнообразных приложений. Даже отрицательные величины можно легко себе представить — или в виде финансового долга, или в форме, например, минусовой температуры. А что здесь? — Стив ткнул карандашом сбоку от числовой оси. — Что вот тут?

— Ничего, — сразу же ответил я.

— Ну а если подумать? Так вот, здесь находится поле комплексных чисел. Чисел, пишущихся вместе с буквой i — латинское «и» прописное малое… Короче — комплексным числом называется выражение вида: a + bi, где a и b — действительные числа, а символ i представляет собой квадратный корень из минус единицы. Это явление долго не могли себе представить даже математики, поэтому первоначально и называли комплексные числа мнимыми. Считали чисто i абстрактной игрой ума, к реальности отношения не имеющей. Известно, например, что даже сэр Исаак Ньютон комплексные величины в понятие числа не включал, но зато Лейбницу принадлежит удивительная фраза: «Мнимые числа — это прекрасное и чудесное убежище божественного духа, почти химера бытия с небытием».

— А, ну, да, что-то такое я припоминаю… — моя голова снова стала как ватная.

— Хорошо, а теперь представь, что наше пространство, весь наш мир — это вот та самая числовая ось, тогда как Темный Город, и все то, что находится за ним — там, на этом поле комплексных чисел. Именно поэтому Темный Город и называют иногда Комплексной Реальностью.

13. Алекс

Алекс всегда считал себя чистым эгоистом и откровенным циником. В свое время он сформулировал для себя немудреную истину, что смысл жизни в самой жизни и в том, чтобы раздражать центр удовольствия в мозгу. Только так и ничего больше. Ради этого, по его мнению, жили все люди — ибо человек самое эгоистичное существо в известном мире. И если вдруг некто делает кого-то счастливым или доставляет радость ближнему своему, то только потому, что так хочется этому некто. Здесь и сейчас. Таким людям приятно дарить счастье, даже тогда, когда они сами испытывают тот или иной дискомфорт, а те, кому не нравится, счастья другим не приносят. Возможно, и наверняка, вывел такие теоремы не он, а кто-то другой, не суть, главное — для него эти положения были вполне понятны, приемлемы и допустимы.

На подобные мысли ему всегда возражали и приводили множество опровергающих замечаний. И про самопожертвование, и про самоотдачу, и еще про что-то высокодуховное… но он считал эти примеры плохими и неудачными. Самопожертвование, по его мнению, было возможно только в экстремальных ситуациях, когда на мысли о смысле жизни времени уже не оставалось, а самоотдача мало чем отличается от самопожертвования.

Именно поэтому уходить из «Швейка» Алексу не хотелось. Там было хорошо и приятно.

Сбегав в туалет, Алекс взял себе еще пива.

— Слушай, Илюха, — Пухов терпеть не мог такую вариацию своего имени, поэтому Алекс частенько его дразнил, — а что с тобой случилось? Я вообще-то тебя другим помню, в ином, так сказать, образе. И вообще — что за личности к тебе тут на поклонение приходят? Человек пять уже… Или шесть? Ты им что, вторую жизнь подарил или от застарелого хронического алкоголизма вылечил?

Алекс действительно был потрясен. Перемены с его другом произошли просто разительные, а поток поклонников окончательно добил москвича. Алекс мало что смыслил в тонкостях профессиональных занятий Ильи, поскольку никогда ими не интересовался. А Пухов, зная крайне отрицательное отношение своего друга ко всякой магии и мистике, тоже не особо распространялся о подробностях своей профессии.

— Эти люди — пояснил Илья, — мои старые клиенты, те, кому я очень хорошо помог. Все кому надо знают, что обычно я обедаю здесь, и некоторые приходят выразить свою благодарность.

— А разве благодарность не обязана выражаться в чем-то более материальном?

— Само собой… но иногда людям хочется просто сказать спасибо. Тебя что-то так удивляет?

— Да, если честно, — признался Алекс. — Нетипично как-то для нашего времени. Вот ко мне, когда я обедаю в городе, никто не подходит и «спасибо» не говорит, хоть и помогаю многим. Как сисадмин просто обязан помогать. И обедаю я в одном и том же месте, а все кому надо об этом прекрасно знают.

— Подожди, когда мы с тобой последний раз виделись в реале? — поинтересовался Илья. — Лет шесть назад, да?

— Пять где-то. Пять с половиной, если точно. Ты тогда был без бороды и… стройнее, что ли.

— Ну, все правильно. Так вот, бизнес мой тебе известен, а в ту пору у меня была вполне сложившаяся репутация и устоявшаяся практика, но конкуренция уже тогда несколько затрудняла работу, и мне…

— Чего ж ты так! Порчу бы напустил или слазил кого-нибудь, — съязвил москвич. — Это же твоя профессия!

— …и мне нужно было что-то менять или искать иные формы, — как ни в чем не бывало, продолжал Пухов. — Так вот, где-то летом пришла ко мне в офис очень привлекательная брюнетка…

— Восточного типа? — почему-то спросил Алекс, заканчивая «колено вепря».

— Ты дашь рассказать, или все время перебивать будешь? — начал уже терять терпение Илья. — Нет, не восточного. Западного. Обычная европейка, лет двадцати пяти — двадцати шести, стильно одетая и с большим корпоративным значком на груди. И приносит она с собой кучу всякого разного полиграфического хлама — рекламные буклеты, календари, листовки. Визитки еще. Это, говорит, образцы нашей продукции. Петербургская, говорит, фирма «Принт Сервис Эксклюзив» принимает заказы на все виды полиграфических работ. К вашим, говорит, услугам рекламная и представительская полиграфия произвольный степени сложности, эксклюзивный дизайн и высококачественная цифровая печать в самые короткие сроки. Эта баба, между прочим, мне сразу чем-то понравилась, да и говорить с ней было очень даже легко и приятно. Глазюки такие — ух! Вот смотрите, говорит, все это издано и отпечатано у нас. Срочная печать, говорит, поможет максимально быстро сделать тираж любого издания, а современное оборудование обеспечит недорогое, но эффективное тиражирование цветной и черно-белой продукции. Ну, и так далее в том же роде. Я и спрашиваю, а мы-то вам зачем? Бизнес усилить или конкурентов отвести? Нет, смеется, с конкурентами проблем нет, и бизнес в порядке. Мы, говорит, издаем глянцевый каталог всех фирм и индивидуалов, занимающихся целительством и оккультной деятельностью. И за вполне умеренную плату обязуемся разместить вашу информацию в своем каталоге. Цена будет зависеть от объема материала и площади, занимаемой на странице. Я сразу как-то напрягся. Не люблю, знаешь ли, когда мне что-то такое навязывают и втюхивают напрямую. А баба эта достает из своего портфельчика каталог фирм, занимающихся фитодизайном. Вот, говорит, это тоже наша фирма издавала — никто пока не жаловался. Смотрю — шикарное глянцевое издание, на отличной бумаге — глаз не оторвешь! Я даже не знал, что у нас такое печатать могут, думал, что только буржуи умеют. Да, и везде, на всех материалах, что эта девица показывала, всюду стоит логотип, такой же, как на значке у нее не груди. Знак фирмы, да! Такой же логотип у нее и на портфеле был. А сколько говорю, вы хотите за наше участие в вашем проекте? Не дорого, говорит, одна страница в каталоге будет стоить вам всего-то пятьсот долларов.

— И ты, как я понял, согласился? — утвердительно спросил Алекс, глотнув пива.

— Согласился. Мне, понимаешь, тогда сама идея очень понравилась: одно дело газетные объявления, а совсем другое — специализированный каталог! Подписал я контракт, причем вполне качественный, юридически грамотный и без всяких уловок и ловушек. Я его изучил предварительно и своему адвокату показывал. Вот. Подписал по всей форме и деньги перевел. Время идет, все сроки проходят, а каталога все нет и нет. Ни слуху, ни духу. Нахожу в договоре телефон и звоню на фирму — а там занято, причем занято всегда и вглухую. Пишу по емейлу — тоже без ответа. На сайт захожу — а там только известный мне емейл и телефон, он же — факс. Факс не отвечает, естественно. Еще почтовый адрес есть — проспект маршала Блюхера, дом какой-то там. Поехал я по этому адресу…

— А там оказалась протезная мастерская? — проявил знание детективной классики Алекс.

— Зачем — протезная мастерская? — удивился неначитанный Пухов. — Обычный жилой дом. Но самое смешное было знаешь в чем? В том, что такая фирма действительно существует у нас реально, только совсем по другому адресу и сайт у нее не тот. И никаких каталогов они издавать пока не собираются, такой бабы не знают, хотя логотип действительно их, и продукция, что мне принесли, их производства.

— Так в чем же дело? Ну, кинули тебя на полкуска зеленых. Неприятно конечно, но ты надеюсь, правды искать не пошел? — предчувствуя продолжение, спросил Алекс.

— Не надейся, пошел. Я тогда не очень-то много зарабатывал, и пятьсот грин были для меня совсем даже не лишние. Прихожу я к ментам, а они даже заявление не приняли.

— Почему? — удивился Алекс.

— По кочану! Поржали от души и послали к Темным Силам. Ты, говорят, маг и кудесник, вот сам и ищи. Но интересно было не это. Там уже сидел один тип, который заказал этим же жуликам не одну страницу, как я, а десять. Разговорились мы с ним, как братья по несчастью, и решили объединить собственные усилия и трудиться в паре... Слушай, сейчас у меня выходной, хочешь, зайдем к нам в офис? Посмотришь, как я работаю.

— А чего ради? — Алекс насторожился. Пиво у него почти закончилось.

— Ну, так! Для общего развития, как ты любишь говорить. Поехали, нам все равно по дороге.

— По дороге куда? — не понял Алекс.

— Покатаемся по городу, заглянем еще в одно любопытное местечко. Тебе должно там понравиться, не весь же вечер здесь сидеть.

— Почему бы и нет? Тут очень мило, — Алекс посмотрел в зал поверх своей уже почти пустой кружки. — Да и Будвайзер у меня еще не закончился…

— Крушовице-светлое, Плезеньский Праздрой и Будвайзер… — Илья в хронологическом порядке перечислил сорта выпитого Алексом пива. — Ты что, охренел? Может хватит, а?

— Пожалуй, ты прав, — согласился Алекс, допивая свою кружку. — Как хорошо-то, хоспади! Ладно, поехали в твой офис. Кто-то из мудрых изрек такую фразу — «Многогранная личность напоминает граненый стакан, и если ты ощущаешь в желудке тяжесть, значит, слишком много женщин ищут пути к твоему сердцу». Вот так и я — хоть личность и не многогранная, и женщины путей к моему сердцу не ищут, ибо им это нафиг не надо, а вот тяжесть в желудке сегодня я уже ощущаю.

«Эх, жаль ноутбук не прихватил! — подумал Алекс. — Как раз недурная идейка в голову пришла, надо будет хорошенько проговорить про себя и запомнить».

14. Пол Жданов

Есть одно золотое правило — не рассказывай о своих неприятностях, если не уверен, что тебя хотят выслушать. Жаль только, что не все это правило знают.

Я быстренько оформил медицинское освобождение от работы, собрал все необходимые личные мелочи и лег в клинику. Как Стив и обещал, лечил он меня в этой своей похожей на санаторий психбольнице бесплатно, и не столько лекарствами (которые я с наслаждением спускал в унитаз) сколько отдельной палатой, хорошим сосновым воздухом, ежедневными беседами и вечерними совместными пьянками. Назначив лечение, Стив также настоятельно посоветовал мне заняться чем-нибудь очень приятным, для души. Выполняя его указание, я довольно быстро подцепил одну медсестричку, и в часы ее дежурств в ночную смену, у меня имелось с кем спать. Лика (так ее звали) не сверкала такой уж идеальной красотой, но была крепенькая, ладненькая и отличалась невероятно легким и веселым характером. Принимая во внимание место ее работы (психбольница) и учебы (медакадемия) сохранение таких качеств выглядело почти что чудом. Часто конкуренцию мне составлял кто-нибудь из дежурных врачей, но Лика была сильная девушка, и ее хватало на всех.

Палата, куда меня положили, больше походила на номер вполне терпимого отеля. Только автоматические железные шторы снаружи напоминали, что это все-таки не гостиница и не санаторий. Комната с широкой квадратной кроватью, терминалом, парой пуфиков, светопотолком, спокойными стенами без намека на видеообои. Современный удобный санузел со множеством каких-то непонятных мне приспособлений. Нигде ни одного острого угла, все предметы немного упругие: пол, стены, сантехника — все мягкое. Но больше всего мне понравился балкон, куда выходило окно. Широкая удобная лоджия, снабженная системой блокировки — выход из палаты при необходимости перекрывался. Балкон смотрел в лес, и в палате при открытой балконной двери всегда было тихо, только по ночам свистели сверчки, а утром пели птицы. Входная дверь в палату — тоже не так проста: без ручки и вообще без чего бы то ни было, только пятно дактилоскопа. Спасибо Стиву — он настроил распознавание на меня, чтобы я мог свободно путешествовать по отделению.

Само отделение предназначалось для «коррекции психических и эмоциональных расстройств средней степени тяжести». Вдобавок тут, на сугубо добровольной основе, лечили тяжелые и острые психозы. Тем не менее, отделение работало в «строгом» режиме: пациенты имели возможность выходить оттуда только в закрытый от посторонних глаз парк, да и то по специальному разрешению лечащего врача. Подписав согласие на лечение, пациент утрачивал самостоятельность на «проплаченный период».

Этот парк — кусочек прежнего леса — стоит особого комментария. Огороженный лесной участок, рассеченный удобными дорожками, естественный, но хорошо вычищенный и тщательно ухоженный. Удобные тропинки проложены так, чтобы сделать прогулки максимально приятными: благодаря разнообразным направлениям всегда можно найти тень, или наоборот — солнце и защиту от ветра. Кроме больных туда имел доступ только персонал клиники.

Контингент пациентов меня интересовал тогда чрезвычайно. Интерес этот сначала носил вполне праздный характер, но потом я заметил одну любопытную особенность, которая вскоре и подтвердилась. Некоторые больные-хроники обладали потрясающими талантами, и их вполне можно было бы использовать в оперативной работе, если должным образом наладить контакт, условия содержания, охрану и безопасность других служащих.

Но в основном, это были люди странные и с проблемами.

Один пациент лечился от сексуального расстройства, проявленного в понижении интереса к сексу. На мой вопрос, что именно он имеет в виду под «понижением интереса», он только махнул рукой и ушел вглубь парка.

Другой «больной» — системный программист одного из ведущих компьютерных гигантов — стремился исцелиться от «чрезмерной сексуальной зависимости» выраженной в нечистых, как он выразился, помыслах. Зачем и чем он лечился, я так и не понял. Как явствовало из разговоров с ним, помыслы сии мало чем отличались от желаний обычного пубертатного подростка. Этому типу, видите ли, каждый день требовался секс, что «больной» считал страшной патологией. Но раз он сам захотел получить лечение, то почему бы и нет? Клиника не возражала, тем более что стоило такое врачевание денег, и денег немалых.

— Когда я сижу перед терминалом, — горько жаловался он мне, — и все говорят, что в этом нет ничего особенного, то у меня снижается сопротивляемость всего организма. Я незащищен и полностью открыт для того, чтобы сделать нечто мне несвойственное и противоестественное.

Что такое, по его мнению, «несвойственное и противоестественное» он почему-то так и не уточнил, а наш разговор быстро зашел в тупик.

Третий «больной» — по специальности инженер-сетевик — силился исцелиться от донжуанизма, хотя активно это отрицал:

— …и тут тоже про донжуанов несут всякий разный бред. Кому могут являться такие фантазии в голову, хотелось бы мне знать? Только юным и сопливым девчонкам без опыта и повседневной мудрости, да старым маразматикам еще. Вы что полагаете, легко жить у нас мужику? Какое донжуанство, вы что? За этим гипотетическим донжуанством будет тащиться сплошной хвост разных проблем: и алименты, и всякие болезни, и склоки, и прочие милые радости жизни. Особливо хочу остановиться на охмурении одиноких и брошенных дам невостребованных вовремя по жизни. Да у них же после сексуального застоя развивается страшная ненависть ко всем особям мужского пола! К таким дамам даже приближаться-то боязно — они эгоистки во всем. Я сколько не пристраивался к таким — ну ни радости, ни удовольствия. Секс у них всегда с таким выражением лица, будто бы на приеме у проктолога или гинеколога, а уж про оргазм и говорить не будем — фальшивый неизменно. Ну, не обдуришь нас, мужиков. Бывает, конечно, и благополучные эпизоды, когда и мне и ей хорошо, но потом приходится удручающе тяжело расставаться, если такая в душу запала. Или убегать, если уж достала сверх меры. Так что в природе донжуанов нет, говорю со всей ответственностью. А вот альфонсы — это да, этого говна — хоть отбавляй, но они же профи!

Но вместе с нами по парку ходили и совсем другие люди. Со, скажем так, своеобразным взглядом на мир и объективную реальность, данную им в ощущение.

Очень бледный и худой молодой человек по имени Густав горько сетовал, что четыре с лишним года назад серьезно заболел, но никто не может ему помочь. До госпитализации он работал бета-тестером в крупной промышленной компании, где его очень ценили. Симптомы его недуга таинственны и загадочны — одновременно болели: голова, горло, уши, глаза, а так же желудок, печень, почки и позвоночник. Селезенка и поджелудочная железа тоже болели. Ломило все суставы и кости. Постоянно плохо с сердцем и легкими — невозможно нормально дышать. Более того — его кожа стала светочувствительной, и теперь он не может выходить на солнце. И еще проблема с водой из душа — она непереносимо раздражала какие-то «наружные нервы», от которых все тело потом болело еще больше. Но основная беда Густава состояла в том, что врачи совершенно ничего у него не находили. Абсолютно! Все врачи, любые специалисты. С точки зрения классической медицины Густав был стопроцентно здоров! Он каждый день изучал в себе свои симптомы, и распознал множество самых разнообразных заболеваний. Уже находясь здесь, в клинике, он перечитал тысячи интернет-страниц, и понял, что болен таинственным африканским вирусом, десятью системными синдромами и отравлен сотней ядовитых веществ, тайно содержащихся в пище, в лекарствах и во всех бытовых предметах. Но анализы не подтверждали его подозрений! Поэтому врач отправил его в психиатрическую клинику, где ему назначили таблетки, которые он, естественно, не пил, ибо лекарство это ядовито, а ему прописано по ошибке, но, скорее всего, с умыслом — с несомненной целью отравить или свести с ума.

— Я не верю врачам, разве им можно верить?! — риторически вопрошал Густав. — Они же больных травят намеренно, чтобы содрать с них побольше денег, а как только счет будет опустошен, нас просто убьют!

— А кому веришь? — неосторожно спросил я.

— Богу верю! Но не верю психиатрам, психологам, священникам, адвокатам и автомеханикам, бухгалтерам, экономистам и программистам, — продолжал Густав. — Я не верю врачам, я не верю себе, я верю только Господу!

На крики из души Густава, а главное — на его упоминание Господа тут же отозвался собрат по несчастью.

— Да! — сразу же откликнулся какой-то мужик, похожий на великого инквизитора из перверсивного фильма для взрослых, — я тоже болен всеми этими болезнями, но мне почему-то никто не верит! И душа я тоже боюсь, и давно уже моюсь только влажной губкой. Это у нас во втором поколении — мой отец тоже двадцать пять лет одной губкой моется. И вообще! Никто из этих сволочей в белых халатах не верит мне!

Позже я узнал, что этот «Инквизитор» — весьма известный в определенных кругах ментальный сканер.

— И что, — заинтересованно спросил Густав, — тебе тоже не дают правильных лекарств?

— Дали мне тут какие-то таблетки от голосов, которые я слышу. Но я это лекарство не пью — оно заглушает симптомы настоящих болезней, и потом никто уже ничего не найдет. И вообще! А я хочу найти истинную причину своих заболеваний!

— А ты слышишь голоса? — удивился Густав.

— Ну да, и что из того? Слышу, конечно, — подтвердил «Инквизитор». — Но они не особенно меня достают, подумаешь, голоса. И вообще! Внутренние болезни мешают мне гораздо больше.

— Я думаю, что и голоса ты слышишь только потому, что отравлен каким-то тайным ядом, а лекарства тут совсем ни при чем! — поставил новый диагноз Густав.

— Все правильно, все верно вы говорите! — вмешался в дискуссию еще один субъект похожий на горького пьяницу, — мне тоже давали лекарство от нервов! И что же вы думаете? От этой дряни в мозгу появилась опухоль!

— У тебя опухоль в мозге?! — поразился Густав. — Я так и думал, что от этих лекарств появляется что-то скверное. А как ты узнал? Это проверено?

— Да, конечно проверенно, я же сам и определял по разным симптомам, — веско объяснил «Пьяница». — А потом еще почитал статьи в Интернете, и сразу понял, что у меня в мозгу опухоль! Точно! А на томографию, на которую меня послал лечащий врач, я не пошел. От одной мысли, что у меня сейчас найдут настоящую опухоль, мне стало так страшно, так страшно, что моя подруга вызвала для меня скорую психиатрическую помощь. Теперь я здесь, и у меня новое лекарство. Но я почитал его описание в Сети и понял, что от него тоже может появиться опухоль мозга. И теперь я сижу тут, никаких лекарств не пью и уже подумываю о самоубийстве.

Как потом оказалось, «Пьяница» был очень хорошим гипнотизером-психотерапевтом, но или перетрудился и надорвался, или еще чего, но его разум дал трещину и мужик загремел в психушку. Однако это ему не помешало тайно от персонала лечить некоторых своих собратьев по отделению. Причем лечить — весьма успешно.

Больше всего меня тогда занимал вопрос — зачем этим пациентам дают доступ в Интернет? Но, как позже объяснил Стив, лишение доступа к ресурсам Сети практикуется только в «беспокойном» отделении, куда больные поступают исключительно по решению суда. А здесь, где по его словам, люди лежали добровольно, такой запрет мог быть воспринят как нарушение гражданских прав человека и свобод личности. Так и лицензию потерять недолго.

15. Алекс

Само решение — съездить в Петербург для того, чтобы встретиться с теми, кого давно уже не видел воочию, созрело у Алекса как-то спонтанно, в один из серых будних дней. Вернее — в самом конце этого дня. День был самый обычный и ничем не выдающийся — скучный дождливый вторник. Рабочее время уже давно закончилось, и по работе делать ничего не хотелось категорически. Чтобы как-то отвлечься от неприятных мыслей, Алекс решил продолжить давно начатый и брошенный текст. Но тут работа тоже не заладилась, герои отказывались проявлять активность и вести себя совсем так, как хотелось автору. С отчаянием чертыхнувшись сквозь зубы, Алекс отодвинул клавиатуру и выключил свой компьютер. А ну его на фиг! Нет, лучше не насиловать себя, все равно ничего путного уже не получится. «Да идите вы все к черту! — подумал он. — Ну, хоть бы кто-нибудь сказал мне — в чем дело? Хоть бы какой-нибудь сукин сын смог объяснить, что сейчас происходит? Та же башка на плечах, вот эта дурацкая, те же руки шлепают по клавишам, и те же буквы, будь они прокляты, появляются на экране монитора! А вот в результате получается не то! Получается вообще черт знает что — дерьмо, графомания, нечто неживое и бездушное. Дохлятина, одним словом. Ну, да, так всегда и бывает, когда вкалываешь без всякого воодушевления. А теперь и новая работа накрылась».

Как сказал один очень умный человек, злость — отличное средство стимуляции творческих способностей. Однако у него сейчас не было ни злости, ни доброты — ничего. Никаких чувств, какой-то эмоциональный вакуум. Но не это еще было самым страшным. У Алекса уже просто не оставалось никакого жела­ния что-либо делать. Возможно, это объяснялось последними обломами, а может быть и наоборот — обломы объяснялись недавно возникшим нежеланием работать. Какой-то сволочной заколдованный круг! Общая идея не нащупывалась, даже сюжет стал как будто беднее — изменяет ему, что ли, фантазия? А может быть, и не было у него никогда этой самой фантазии? Кто-то ему рассказывал однажды про охотничьих со­бак: если спаниелю сунуть под нос бензиновую тряпку, то потом он надолго теряет нюх. Может быть, и с ним произо­шло нечто похожее после того проклятого неудавшегося романа? Или просто все дело в том, что он долго не писал ничего действительно стоящего? В свое время у него не случалось таких интервалов, а тут — без малого полгода творческого безделья. Раньше впрочем, вообще все было по-другому.

Алекс подошел к окну, и с великим отвращением воззрился на бегущие по стеклам дождевые струйки. «В такую гадостную погоду уже через час начнет темнеть, и день опять будет полностью потерян, — подумал он. — Иде­альный день, чтобы сойти с ума или напиться. По крайней мере, не станешь себя жалеть — такого, какой есть, каким себя видишь в подобные моменты. Духовный импотент, возомнивший себя кем-то значимым. Что мне сейчас еще нужно? Материально вроде как обеспечен, и совсем неважно, какими путями этого достиг, у всякого из нас есть в биографии малопривлекательные страницы со скелетами в шкафах. Это, конечно, далеко не полное благополучие, но на фиг оно нужно, если с ним сколько проблем и хлопот?» Алекс нико­гда к абсолютному благополучию не стремился, но если уже есть возможность свободно жить и спокойно работать — то это как раз то, что он всегда хотел и почитал за счастье. «Вот и с новой работой вышел облом… ну почему? Это что, такая черная полоса в жизни? И уж со­всем скверно выходит с Ольгой..».

Ольгу — свою жену — Алекс всегда очень и искренне, как ему временами думалось, любил. Но здесь вообще получалась какая-то подлость, с какой стороны на это ни бросить взгляд. Единственное теоретически возможное оправдание — сердцу не прикажешь и обстоятельства не изменишь. Можно было бы сказать самому себе, что у нее нет возвы­шенных интересов, что она не читает ничего, кроме женских романов, попсовой фантастики и глянцевых дамских журнальчиков. Ну и что, мало ли женщин вообще ничего не читают! Зато у Ольги есть то, чего не найдешь ни у кого другого. Красота, как правило, портит характер, но Ольгу красота не испортила, а в наше время редко можно встретить такую способность лю­бить без, так сказать, всякого вознаграждения. Ведь она же видит, что Алекс, в сущности, ничего не мо­жет ей дать взамен. Ни настоящего, подлинного чувства, ни крепкого положения в обществе, ни даже — если уж на то пошло — хороших денег. Ничего, кроме благодарности, которую он ей время от времени предлагал. Но, черт возьми, благодарность это еще далеко не любовь, и Ольга пони­мает это не хуже его самого.

С утомительной монотонностью по стеклу бежали изломанные струйки воды, перегоняли друг друга, сли­вались, снова раздваивались. Дождь не утихал — нудный, противный, всем надоевший весенний дождь. Через улицу, как и два года назад, на фоне свинцового неба четко выделялся огромный круг с вырезанным сектором — символ крупнейшего банка страны. Эмблема медленно вращалась вокруг вертикальной оси. Через час она вспыхнет зеленым светом, и будет гореть так всю ночь, гигантским маяком указывая людям путь к их немудреному счастью — путь совсем лег­кий и недолгий, если уже есть деньги, и эти ваши деньги лежат именно в этом банке. Никогда еще жизнь человека не была такой простой и несложной, как в начале двадцать первого столетия. Пейте хорошо рекламируемый лимонад и не дайте себе засохнуть, брейтесь лезвиями прекрасно зарекомендовавшей себя фирмы, или электробритвами другой отличной компании, смотрите на плоский экран домашнего кинотеатра и храните деньги в конкретном банке — и все ваши проблемы будут решены другими людьми, а у вас исчезнут всякие заботы и волнения...

Зазвонил мобильник. Вяло, как старик, передвигая ноги, Алекс по­дошел к своему столу и взял трубку:

— Да? Я слушаю! — звонила Ольга, и Алекс постарался прибавить голосу бодрости.

— Привет! — защебетала трубка. — Ты сейчас где?

— Привет. На работе пока.

— Что, все еще работаешь? А я сначала хотела сходить в кино, даже афишу посмотрела, но вспомнила, что в последнее время набрала немного лишнего веса и джинсы сидят как на барабане, и голова страшная стала. Более того, после вчерашней прогулки в лес мои любимые джинсы в стирке. Можно было бы одеть одни из новых брюк, но ни те, ни другие я еще не подшила. Можно, конечно, подколоть булавками, но это совсем идиотизм на мой взгляд. Надеть юбку? Джинсовая — надоела, длинную — гладить надо, под третью надо колготки, так как к чулкам липнет, а антистатика сейчас нет, поэтому надела джинсовую юбку и отправилась делать стайлинг… Я как всегда все делаю не так как планирую, поэтому взяла и передумала. Сначала я ждала свою парикмахершу из отпуска, но сегодня просто сорвалась и пошла в другой салон и сделала стрижку горячими ножницами, обрезали около трех сантиметров — теперь у меня почти одна длина и нет каскада, и челку покороче сделала. Вот в следующий раз подстричься хочу как Виктория Бекхем и прокраситься в белый цвет... А ты все работаешь?

— Ну, типа того, — ответил Алекс. — Вернее уже заканчиваю и собираюсь уходить. А где сейчас ты?

— Все еще салоне, — пояснила Ольга, — вернее уже выхожу оттуда. Я только сейчас выскочила, представляешь — высидеть почти три часа в этом ку­рятнике! Ну и духота у них! У меня от жары, болтовни и сплетен уже го­лова распухла. А потом, когда уже сидела и смотрела в зеркало, пока меня стригли, я абсолютно не слушала, что мне говорит мастер. Наверняка о паршивом состоянии моих волос. Удивить думал! Я их каждый день по несколько раз расчесываю, уж как-никак заметила, что они как мочалка или пакля. А в зеркале я видела какую-то куклу вместо себя. Может, свет так падал? Но чем тогда объяснить равнодушную политкорректную и абсолютно вежливую полуулыбку-полуухмылку моего мастера? Еще раз вспомнила, что не стоит изгибать вопросительно или насмешливо, в зависимости от ситуации, бровь — уже немного разнятся изгибы, и морщить лоб — лет через десять для меня результат будет подобен атомной катастрофе, а может и нет. Интересно, а что в этой маске видят другие? Но стоит только снять косметику, и пожалуйста — далеко не идеальная кожа, синяки под глазами, безразличное, несколько раздраженное выражение лица или что там от него останется? Раньше было как-то иначе… Слушай, а ты не хочешь сейчас пойти в кино? Очень интересный фильм — «Сайлент Хилл».

— А про что фильм? — без особого интереса спросил Алекс.

— Это ужастик такой, по мотивам той самой компьютерной игры, я всегда хотела его посмотреть, — охотно продолжила Ольга. — Сюжет такой: одна баба, пытаясь спасти свою психически больную дочь, проходит вместе с ней сквозь портал реальности и оказывается в загадочном городе…

— Не надо, не рассказывай только. А где он хоть идет?

— Много где, например — в Бумеранге на Варшавке. Пойдем? Серьезно, приезжай сейчас, а я пока возьму билеты, а потом по магазинчикам пройдусь. Найдешь меня там.

— Знаешь, я что-то в данный момент неважно себя чув­ствую, — задумчиво и с опозданием ответил Алекс.

— А что такое? Что-то случилось? — голос Ольги прозвучал встревожено и настороженно.

— Да нет, ничего такого особенного не произошло, не беспокойся, просто голова немного побаливает. Дурная какая-то. Я сегодня весь день делал вид, что слишком много работаю, вот может поэтому… А ты сходи сама, только потом расска­жешь мне. Если понравится, купим диск.

— Ну, как знаешь. — Ольга помолчала, потом произнесла слегка обижен­ным тоном: — я тоже могу никуда не ходить, если тебе так уж не хочется идти со мной.

— Да ладно! — уверенно возразил Алекс. — Тебе-то зачем пропускать фильм, который уже давно хо­чешь посмотреть? Я бы тоже с удовольствием пошел, если б не эта проклятая головная боль. Только настроение тебе испорчу.

— Хорошо, если так… посмотрю одна, — Ольга действительно казалась расстроенной. — Я сей­час пойду, а то позже будет трудно с хорошими местами. Если захочешь обедать — то поешь без меня. Возьми в холодильнике вчерашнюю курицу, только разогрей ее в микроволновке. А хочешь, можешь разогреть себе пиццу...

— Ну, нет, — перебил ее Алекс, — я тебя подожду, сейчас мне еще не хочется есть. Ты к восьми вернешься?

— Приблизительно. Хорошо, тогда подожди вместе и поедим. Голова сильно болит? Бедненький, как мне тебя жалко! Слу­шай — в туалете, на стеклянной полочке лежит спазган. Как придешь, прими таблетку, или лучше сразу две. Только не запивай соком, надо водой.

— Хорошо, приму, — послушно согласился Алекс. — Ты там не задерживайся, хорошо?

— Не буду! Я сейчас сразу в кино, а после — домой. А дождь и холодная погода не преграда моему хорошему настроению, и сегодня я буду улыбаться и радоваться жизни всему назло! И пусть это переходит на тебя — я же вижу какой ты вялый. Ну, будь здоров. Я тебя по­целовала — слышишь?

В трубке на самом деле прозвучало нечто напоминающее поцелуй.

— Слышу. С ответным чмоком я подожду, пока ты не вернешься.

— Угу. Ну, все, не забудь принять спазган!

Ольга отсоединилась, и Алекс осто­рожно положил трубку в карман. Походив по комнате, он снова уселся за стол и закрыл глаза. За такую женщину, как Ольга, любой нормальный мужик пошел бы в огонь и в Ад, как Орфей. А вот он... Впрочем, если бы понадобилось, он тоже отправился бы за ней в Ад. Или в Сайлент Хилл. Но — это уже только из чувства долга и обыкновенной благодарности, а не ради любви. Алекс передернул плечами, зябко вжимаясь в спинку кресла. В комнате стало довольно-таки холодно — экономная дирекция отключала отопление в начале апреля, — а для того, чтобы повернуть выключатель калорифера, нужно еще встать и сделать пару шагов. Делать это было крайне лень. Работать тоже уже не хотелось, а думать — еще меньше: все равно ни до чего полезного он бы не додумался. Но и не ду­мать тоже нельзя, человеческий мозг устроен не так, чтобы его можно было отключить нажатием на клавишу блока питания или введением специальной команды посредством меню. Вот разве что нажатием на курок или принятием чрезмерной дозы какого-нибудь лекарства… Алекс усмехнулся, не открывая глаз. Вот черт! Опять всякая дрянь в го­лову лезет. Нужно все бросать, и махнуть в Питер, недаром старые друзья и знакомые давно уже зовут приехать к ним.

Все-таки мысли наползли и Алекс задумался.

Старые друзья, прежние знакомые, люди из прошлого… Они составляют часть наших жизней и факты наших биографий. Без них уже никак, хотя они уже совсем не те, что раньше, они изменились и стали другими. Но мы этого не знаем и не замечаем. Когда-нибудь потом, когда человек из прошлого устанет доказывать свои изменения и просто уйдет в сторону, мы, может быть, и допустим мысль, что что-то не так, что что-то уже изменилось. Но нам будет настолько трудно представить наши воспоминания, что мы этого не сделаем — все равно наши мысли и интерпретации на их основе окажутся ложными. Почему же так трудно примирить нас изменившихся, обновленных, со слишком знакомым, казалось бы, далеким прошлым, вчерашним днем, который так сильно повлиял на наш сегодняшний день? Нужно не сидеть, а действовать. Если же мы действительно захотим позвать или впустить человека из прошлого в наше настоящее, то нужно всего лишь протянуть руку для повторного знакомства и потом, уже позже, это знакомство не прерывать. Ежедневное общение спасает дружбу с одним и тем же человеком. Ведь даже ночь может нести в себе перемены, не говоря уж о более долгих сроках. Вопрос лишь в том, найдутся ли силы отсечь былые представления, смотреть на, казалось бы, знакомого человека, как на непрочитанную книгу. Ничто так не отдаляет людей друг от друга, как ощущения прочтения книги — прочтения того, кто рядом. А, научившись отличать выросшую новую кожу на месте сброшенной старой, можно этого избежать. Только всем ли такое под силу?

А через три дня Алекс оформил неиспользованную неделю отпуска, съездил на вокзал и купил билеты в Петербург. Потом, уже дома, он сел за свой комп и начал писать ту самую историю, что позже активно продолжал уже в петербургской гостинице.

16. Пол Жданов

Если ничего стоящего не приходит на ум, удостоверитесь в его наличии.

Постоянные посетители больничного парка к тому времени меня интересовать уже перестали — своей трепом они вызывали только досаду и раздражение. В результате, после разговоров с личностями, гуляющими почти свободно, я вовсе перестал появляться там, но таблетки все-таки решил принимать, а не спускать в канализацию. Именно тогда мне и пришла в голову светлая идея, принесшая столько всего разного, и своими последствиями вконец морально искалечившая и без того инвалидную мою личность.

Интересующие меня персонажи обитали в совсем другом месте — в отделении, по старинке называвшемся «беспокойным». Я почему-то решил, что более тяжелые больные будут обладать и более сильными способностями в тех или иных узких вопросах. Бред, галлюцинации, глюки. Но как их заставить бредить наиболее эффективно и в нужном направлении? Куда направить силы? Просчитать, что даст наибольшую выгоду? Возможно ли такое? У меня в голове сразу же закопошились какие-то мысли, коими я и поделился со Стивом.

— Да, Пол, как не странно, но в этом есть некоторый здравый смысл, — к моему удивлению Стив меня не обсмеял. — Это известно давно, твоя идея не нова, и много кто пытался осуществить ее на практике.

— Правда? — удивился я. — Я-то полагал, что ты меня высмеешь, как всякий профессионал дилетанта.

— Я уже думал на эту тему, как и много народу до меня, — продолжал мой друг. — Гениальность и безумие. Гениальность и помешательство… не люблю я этих слов. Понимаешь, работая с самыми разными людьми, я уже очень давно понял, что все ответы на вопросы находятся в самом сознании, а не где-то еще, и если мы поймем человека, то сможем понять все нас интересующее. У меня даже были наработки новой, основанной на личных наблюдениях, нефрейдовой концепции человеческого сознания. Но дело в том, что…

— Что?

— Не все так просто, — продолжал Стив. — Еще Ломбразо писал, что под влиянием потери рассудка люди, никогда прежде не бравшие в руки кисть, чаще делаются художниками, нежели настоящие живописцы вновь берутся за кисти. По-моему ты придумал что-то нереальное. Твоя идея труднореализуема но, по-моему, вполне жизнеспособна. Самые разрушительные для сознания и для разума эмоции — это чувство вины и чувство долга. Пустейшие чувства. Запомни — ты никому и ничего не должен. Кроме службы, конечно. Живи со свободной душой и легким взглядом на мир. И тогда этот мир ответит тебе тем же!

— Слушай, а если я все-таки попрошу у тебя содействия? Ты мне позволишь использовать этих твоих больных? — наседал я.

— Нет, конечно! Ты что? — возмутился Стив. — Это же частная клиника, и у каждого такого больного есть некто, кто за него платит и следит, как тут живется опекаемому. Есть еще и всякие попечительские советы, различные контролирующие организации, всякие правозащитники и еще много кто. Случись что, или просочись вовне хоть одно слово, меня затаскают по судам! А лицензию отберут, это уж сто процентов, к гадалке не ходи.

— Да, жаль… — я даже испытал нечто вроде облегчения: идея оказывалась невыполнимой по определению. Я ничего не смогу сделать, а значит можно выкинуть все эти бредни из головы. Однако Стив продолжил:

— Но по секрету я тебе скажу вот что. Есть же еще и муниципальные клиники, а у меня там имеются знакомые коллеги. Там — свои законы. Но я скажу, к кому можно обратиться, а ты, если сумеешь их чем-то заинтересовать,  то получишь полную поддержку с их стороны.

Из больницы я выписался ровно через месяц после поступления. Накупил кучу таблеток, прописанных Стивом — он настоятельно велел, чтобы я их всегда имел при себе, а в случае необходимости принимал. Напоследок он сказал так: «Я, Пол, всегда предупреждаю своих пациентов о вероятности рецидива, и советую возобновлять лечение, как только становится хуже, даже до того, как они попадут ко мне на прием. После одного эпизода можно предупредить рецидив, но нет общего мнения о продолжительности приема лекарств. Как правило, чем больше рецидивов в анамнезе, тем длительнее необходимый курс». Лекарства оказались безумно дорогие, в основном всякие модификаторы, модуляторы, хелперы,  антистрессоры и селективные антидепрессанты. Среди всего этого богатства имелся чудесный препарат, который якобы помогал от приступов паники. Медикамент продавался не в таблетках, а в каких-то пластинках, которые нужно было класть себе под язык. Их требовалось доставать из упаковки особым, неповторимым способом, показанным в инструкции для неграмотных — целый комикс из серии картинок. Вся задняя сторона упаковки была занята этими рисунками, но почему-то их напечатали «вверх ногами» — если сначала посмотреть на фронтальную сторону упаковки, где само название, а потом привычным способом перевернуть коробочку, инструкция представала перед взором пациента в перевернутом виде. Отличная идея для человека, охваченного приступом панической атаки — он и так мало что соображает, а тут еще вся инструкция вниз головой.

Я тогда внимательно прочитал все приложенные к лекарствам описания и ржал от всей души. В общем, дело обстояло примерно таким образом: чем круче и эффективнее препарат, тем будет страшнее описание побочных эффектов при его употреблении. Судя по запискам, успокоение взбесившихся нервов возможно только в комплекте с безудержным рыданием, с отмиранием всех человеческих чувств, со «вкусовыми сенсациями», «парадоксальными реакциями», а также внезапной остановкой дыхания и сердечной деятельности. Да, вот так! От всего на свете отдохнешь, с полным на то основанием. Но все это еще цветочки! Как уже после мне пояснил Стив, оказывается в описании препаратов, рекомендуемых, в частности, для шизофреников, параноиков и маньяков ни в коем случае нельзя упоминать названия их болезней, ведь пациенты-то читают приложенные к таблеткам бумажки внимательнее всех! Увидев знакомое слово, всенепременно побегут к своему (или к чужому!) лечащему врачу со словами: «Доктор! Вот, мне дали лекарство для параноиков, но я-то не параноик!» Или будут капать на мозги и подозрительно требовать: «Доктор, у меня что, паранойя?! Нет, вы честно мне скажите — паранойя, да?!» Поэтому во вкладышах к лекарствам встречаются такие жемчужины словесности как: «…при несовпадении суждений о реальности с окружающим миром» или «…при избыточном беспокойстве о не очень существенных вещах».

А вообще — Стив мне тогда очень здорово помог. Депрессии как не бывало, и жизнь снова казалась приятной, интересной, обещающей массу новых впечатлений. Ну, что ж, в смысле впечатлений — я вполне угадал.

17. Алекс

Офис Ильи располагался в только что отстроенном деловом здании, бессовестно втиснутом в историческую застройку центра Северной Столицы. Отметившись у безразличного ко всему на свете охранника, больше похожего на уволенного за пьянство милиционера, друзья прошли к лифту и вознеслись на четвертый этаж.

— Вообще-то народу обычно здесь бывает много, — на ходу пояснял колдун, пока они с Алексом выходили из лифта. — Это сейчас тут пусто — у нас выходные по вторникам и средам.

— В середине недели? А почему так неудобно? — заинтересованно спросил москвич.

— Работают люди, а мы — отдыхаем. А вот в субботу и воскресенье — самая запарка. Хотя — случается так, что и на уикенд пусто совсем, а то и не протолкнешься, когда как. Но вообще-то работы невпроворот, и мне сейчас до зарезу нужен секретарь-референт и делопроизводитель в одном лице, — говорил Илья, перед тем, как показывать свои владения. — Есть пока одна девушка, Татьяна, но она скоро увольняется, и теперь я срочно ищу ей замену. Трудно. Как ты понимаешь, не всякий человек согласится работать в нашей фирме.

Фирма Пухова занимала половину этажа, и тут сидел уже другой охранник — помоложе, поживее и поинтеллигентнее первого.

На столике в приемной валялись какие-то глянцевые листовки с портретом самого Пухова в фиолетовой шелковой мантии и каким-то невообразимым золотым амулетом на пузе.

Текст гласил:

Илья Николаевич Пухов — специалист в области естественнонаучной магии, эксперт по различным видам воздействия на сознание и подсознание человека. Обладая сильными врожденными паранормальными способностями, имеет возможность влиять на поведение человека с большого расстояния и активно управлять ситуациями различного характера. В 2000 году Чешской Академией Высшей Магии ему было присуждено звание академика Высшей магии. В процессе своей работы открыл несколько уникальных методов, дающих возможность вносить исправления в энергетический потенциал и получать молниеносный результат в моделировании человеческого поведения на любом расстоянии. То есть Вы можете обратиться за помощью к специалисту дистанционно и получить гарантированный результат. Данная методика эксклюзивна, и в отличие от всюду употребляемых «наследственных методов», позволяет контролировать процесс влияния, а также устанавливать конкретные сроки. Кроме этого, Илья Пухов работает со схемами, разрешающими освободить человека от вредных зависимостей, таких как курение, алкоголизм, наркомания, игромания и других опасных для здоровья пристрастий. При этом психика клиента не страдает, что нередко случается при обычных медицинских методах лечения. Вся проводимая деятельность легальна и узаконена. На каждую из услуг предоставляется письменная гарантия. Имеются лицензии на работу и разрешения Комитета по контролю за деятельностью магов и целителей на территории РФ.

— Ого! Ты у нас оказывается академик! А я и не знал! — оживленно воскликнул Алекс.

— Ты еще много чего обо мне не знал, — пробурчал в бороду его друг.

— А узнать можно? Важный вопрос!

— Ну? — мрачновато спросил Илья.

— Вот тут написано — «вносить исправления в энергетический потенциал и получать молниеносный результат в моделировании человеческого поведения на любом расстоянии?» Что за бред ваще? Ты у нас парапсихолог?

Пухов, казалось, смутился.

— Ну, чего пристал? Знаешь кто такой парапсихолог? Это обычный психолог, которому по основному предмету была поставлена пара. Этот текст не я писал, а когда увидел, то было уже поздно — тираж отпечатали. Сам-то я в отпуске обретался, и не знал ничего… Я их чуть не поубивал потом.

— Кого — их?

— Да компаньона моего с нашей секретаршей. Это та самая, что сейчас увольняться надумала.

Посмотрев по сторонам, Алекс спросил.

— Слушай, Илюха, а в твоей конторе, случайно сисадмин не нужен? Компьютеров у вас много, за ними нужно приглядывать, от мусора чистить, вирусы удалять да и вообще…

— У тебя есть знакомый сисадмин, который ищет работу?

— Есть, — усмехнулся Алекс. — Очень хороший знакомый — я сам. Я даже согласен переехать в Питер, если хватит денег на съем квартиры.

— К сожалению — нет. Уж извини, друг, с администрированием я вполне спокойно справляюсь самостоятельно, собственными силами. А вот секретарь — нужен до зарезу.

— Жалко. — Без особого сожаления сказал Алекс. Он примерно предполагал, что ответит ему колдун. — Но знаешь, есть у меня в Питере знакомая, и, по-моему, сейчас ищет новую работу для себя — старая обрыдла ей сверх всякой меры. Отличный специалист, кстати, и секретарем работала. В этом году заканчивает Российскую академию госслужбы при Президенте РФ. По-моему факультет Государственного и муниципального управления…

— Да? И она согласится? — проявил интерес Илья. — Мне же не всякая подойдет, и потом — у нее желательны кое-какие способности…

— Ты о чем? — неверно истолковал вопрос друга Алекс.

— Меня интересуют только ее деловые качества, как ты понимаешь. А то жена меня на месте убьет! Важны, кроме всего прочего, умения разбираться в людях и видеть то, что не видят другие, чувствовать ситуацию, ощущать настроение клиента.

— Есть такое дело. И видит все, что надо видеть, и ситуацию умеет чувствовать даже на расстоянии. Вот я иногда пишу ей по «Аське», а она угадывает мое настроение, и всегда точно.

— Ну, это не фокус! — разочарованно сказал Илья. — Ты заметил, что когда ты чем-то расстроен, в дурном расположении духа или тебе просто хреново, то пишешь очень лаконично без больших букв и знаков препинания? А иногда, когда чем-то напряжен, то вдруг точки начинаешь в конце записей ставить?

— Нет, не замечал! — удивился Алекс. — А это, на самом деле, так?

— Так, так и есть, последи за собой. А вот она заметила. Но, в любом случае, я хочу на нее посмотреть со стороны, но вблизи.

— Нет проблем. Мы должны еще встретиться. Мы будем где-нибудь ходить, и я тебе кину эсэмэску, откуда лучше всего нас увидеть, вот там и посмотришь… А еще она рыжая, — почему-то решил поделиться информацией Алекс.

— Ну, это вообще не столь важно. Только кое-где в Средние века всех рыжих считали ведьмами, а на самом-то деле, это не всегда так. Вот в Северной Европе рыжий цвет волос вообще встречается довольно часто, и если поехать в Эдинбург… Кстати, а как зовут твою знакомую, сколько ей лет и какой у нее знак?

— Зовут ее Лора, а знак у нее — дева и ей двадцать два года…

— Нет, не подойдет, — констатировал Пухов.

— Почему это? — вновь удивился Алекс.

— Долго объяснять. Не подойдет, и все… я вообще последнее время стараюсь реже работать с молодыми девушками.

— С чего бы? Плотские грехи влияют на качество? Или ты предпочитаешь девушек старых? — съехидничал москвич.

— Нет, — невозмутимо продолжал Илья, — просто я во всякие дурацкие истории вечно попадаю… какие-то странные события со мной последнее время случаются. Это все связано с молодыми девушками, и даже при моей теперешней работе излишне и ни к чему, знаешь ли.

— Что за странные истории? С этим не только у тебя хорошо получается. Расскажи!

— Да ну… — неопределенно отмахнулся Пухов. — Кроме той эпопеи с поддельной полиграфической фирмой, что обещала включить меня в каталог, было еще всякое…

— Нет, ты давай рассказывай, — настаивал москвич. — Зря, что ли я к тебе приехал? Колись, давай!

— Да чего там рассказывать… Вот, например такой случай недавно со мной был, приблизительно с месяц назад. Я, как ты видишь, многое могу, и кое-что умею, и это дает мне право на некоторые весьма двусмысленные поступки. Есть у меня одна близкая знакомая — молоденькая девушка. Студентка Технологички. Нет, ничего пошлого даже и не думай, у меня с ней чисто дружеские отношения. И вот идем мы как-то по парку на набережной, гуляем…

— Парк на набережной? А это где? Я знаю только ресторан «Парк» на набережной канала Грибоедова…

— На Каменном острове. Так вот, гуляем мы, и вдруг подходит к нам какой-то странноватый субъект — маленький такой, худенький, лысенький. Говорит, типа, не обижайтесь на меня, но не нужны ли вам лишние деньги? Я ему в ответ — деньги нам сейчас нужны не столь сильно, а тебе-то, зачем лишние проблемы? Он сразу застеснялся как-то, забеспокоился, и говорит, что он человек больной и весь из себя несчастный, что очень извиняется, поскольку не хотел нас обидеть и приглашает в ресторан. Почему мы согласились, я сейчас даже и не знаю. Переходим через мост, садимся в какую-то машину, едем в кабак...

— В какой «кабак?»

— Неважно в какой, но не в тот, где были. Сидим, что-то пьем, состязаемся в буржуазной утонченности. Короче нажираем почти на семьсот баксов и едем смотреть его дом. По пути он нам рассказывает, что у него был рак яичек, поэтому ему отрезали яйца и член, а сам он хозяин сети магазинов и большого химического завода. И говорит — не обижайтесь типа, не могли бы вы меня порадовать — потрахайтесь прямо сейчас, на моих глазах! Я ему поспешно так разъясняю, что с девушкой мы просто хорошие друзья, и трахать ее я буду, если только она меня уж очень об этом попросит. В итоге он куда-то звонит и заказывает проститутку. Что было дальше, рассказывать не стану, но поверь — ничего интересного. Сам можешь догадаться. Но суть в том, что я забыл там на на стуле свой пиджак, а когда мы уезжали и уже сели в машину, то к нам с моим пиджаком в руках прибежал этот самый тип. Когда передавал, из кармана вывалилась пачка моих визиток c пентаклем, он поднял ее, прочитал и был откровенно шокирован. Ради таких моментов стоит жить, наверное... Спросишь — почему я про это вспомнил? А вот сам не знаю, почему.

— А у тебя визитка с пентаклем? — удивился Алекс. — Это вообще-то что? Я слышал это такие талисманы с геометрическим рисунком. Еще книжку фентезийную читал с таким названием… Зачем они тебе?

— Ну, как это зачем! Это моя работа, некоторым образом, духовная практика. Знаешь, есть в каком-то древнем манускрипте легенда о мудром царе Соломоне. Однажды к нему явился сверкающий ангел в облике падающей звезды и произнес: «Раз тебе Соломон так повезло, что ты узрел меня своими очами, то можешь загадать любое желание, и я тотчас его выполню! Но прежде хорошенько подумай: желание может быть только одно». Но не зря именно Соломон прославился великой мудростью и хитростью. «Я, — сказал царь, — хочу, чтобы исполнялись все мои желания!» И ангелу ничего другого не оставалось, как открыть Соломону тайну изготовления пентаклей. Тогда ангел и пояснил, что этот талисман является печатью Бога, и каждый раз, когда появится новое желание, надо создать заново нужный пентакль, и тогда мечта обязательно сбудется. Так Соломон овладел таинством изготовления пентаклей, способных не только исполнять желания своего владельца, но и защищать от происков темных сил и козней злых врагов. Используя эти умения, Соломон стал самым мудрым и могущественным монархом своего времени, а слава о нем сохранилась в веках и дошла до наших дней. По преданию, у Соломона была тысяча жен и наложниц, и многие пытались выведать секрет его процветания, но подлинную тайну пентакля Соломон открыл лишь самым близким из них. Веками секрет передавался из поколения в поколение, и дошел до наших дней. В частности — через моих предков до меня.

— Да? Ни фига ж себе! — иронично восхитился Алекс.

— Вот этим-то секретом изготовления пентакля, — невозмутимо продолжал Пухов, — одного из самых мощных талисманов этого мира, я владею довольно неплохо. Пентакль должен собирать и распространять энергию природы. Для чего и как использовать эту энергию, решает сам человек, иногда интуитивно и неосознанно. У многих людей нет непосредственного чувства контакта с Богом, и у меня его тоже нет. Я только наблюдаю и поддерживаю мистическую связь событий. И потом, связь с Богом может вообще никогда не прийти, ни при какой духовной практике. А вот связь с кое-каким иным миром — приходит немедленно, только позови. Кто у нас князь мира сего? Вот так то! Но я ни к чему не призываю. Есть очень хорошая мысль, принадлежащая одному святому: «У Бога ничего не портится», он как врач, который говорит: «Не навреди!» И еще один аспект этого вопроса. Если кто-то начинает заниматься какой-либо духовной практикой, он должен, прежде всего, думать о том, зачем он это делает, и с какой целью? Злые цели астрально некорректны, а добрые неясны нам самим!

— Все это очень здорово, но наша реальность-то тут причем? Я понимаю, в качестве темы для рекламной заметки или статейки для гламурного глянцевого журнала.

Колдун немного помолчал, как будто думая о чем-то.

— Житейский опыт показывает, да и обстоятельства складываются так, что разные странные ситуации всегда можно объяснить и без вмешательства сверхъестественных сил. Я не собираюсь распространяться на эту тему, ибо об этом и без меня много писали. С точки зрения реальности — Бога все-таки нет. Любые представления о Боге без непосредственного личного духовного опыта мертвы и бесплодны, но не стоит забирать эту веру у несчастных людей, никто не имеет права отобрать последнюю палку, благодаря которой человек еще держится на плаву… Но несмотря на то, что Бога все-таки нет, он нужен людям — человек пропадет без веры, ведь кроме веры, зачастую в жизни больше не на что опереться, а люди еще надеются, что их муки будут оправданы, что они еще будут где-то счастливы. И потом, религия в обществе потребления — очень сильный сдерживающий фактор, но также и неплохое бегство от действительности для натур романтичных, утонченных или слабых духом — тяжело осознавать, что твоя жизнь не имеет смысла и в любом случае закончится банальной смертью. Каждому хочется верить, что он живет для чего-то и зачем-то, а не как плесень на гниющем говне.

— Конечно без веры нельзя, — согласился Алекс. — Люди совсем распустятся и оборзеют. Ведь очень многие стараются не делать гадостей в жизни лишь из-за того, что боятся гореть в Аду. А если у них отнять веру, то что же начнется? У многих людей напрочь отсутствуют всякие моральные принципы, так пусть хоть на божьи заповеди ориентируются. Мне встречались индивиды в корне очень злые, но верующие, и эта вера их держала хоть в каких-то рамках… Но мы куда-то уклонились от темы твоих пентаклей.

— А что пентакли? — риторически спросил колдун. — Ну, мы с тобой, конечно, разумеем, что пентакль просто искусственная фигура, которая хоть и формулирует в конкретной форме совершенную истину, но сама по себе ничего особенного не значит. Но вот умение с помощью этой системы линий знаков и символов заставить работать силы природы в нужном направлении и есть истинное искусство…

— Слушай Пухов, — перебил своего друга москвич, — я вот тебя слушаю и думаю — хорошо говоришь, зараза! Тебе бы рассказы писать для глянцевых дамских журналов! Классно изъясняешься! Но неужели все твои клиенты и правда верят, что ты каким-то образом получил эту страшную тайну и теперь можешь ею пользоваться? И что этот, как ты его называешь, пентакль Соломона действительно обладает такой магической силой?

— Пентакли обладают гораздо большей силой, чем о них известно широкой общественности, — напыщенно произнес петербуржец, — но я сразу хочу уточнить: речь идет о тех пентаклях, которые изготавливают посвященные, а научиться изготавливать эти пентакли по книгам невозможно. Я уж не говорю, что покупка в торговой лавочке «печати бога» пустая трата времени и обычное легкомыслие.

— Почему это?

— Потому! Ты пойми, что при изготовлении талисмана специалист использует всю свою силу и знания. Весь свой опыт. Поэтому прежде чем создать пентакль, он проводит много важной работы, незаметной для клиента, ведь у человека нужно убрать весь негатив, сделать его восприимчивым! Секрет Соломона открыт очень ограниченному числу людей, а у нас в России существует не более десяти специалистов, которым этот секрет известен и только пятеро, включая меня, способны создавать все виды пентаклей.

— Усраться можно! — восхитился Алекс фразой, украденной у Макса Фрая. — А почему нельзя раздать этот секрет всем желающим? Тогда на свете сразу окажется множество счастливых людей. Разве это плохо?

— Ну, на первый взгляд, да, так оно и есть, а вот на самом деле... — Пухов вздохнул, — попробую тебе объяснить, почему мой секрет нельзя раскрыть для всех желающих. Вот смотри: для создания истинных пентаклей необходимо быть настоящим мастером, более того, спецом высшей квалификации. Дело в том, что каждое полученное знание, а тем более новый уровень силы дается прямо пропорционально профессиональной квалификации. Сила не только великая власть, но и огромная тяжесть, знаешь ли. Вследствие этого и владеет ею лишь тот, кто в полной мере принимает свою ответственность за каждую свою мысль, а не только слово или поступок. Но, тем не менее, каждый человек может сделаться владельцем полноценного действующего пентакля посредством изготовившего его специалиста. Достаточно проникнуть в смысл фразы: «Просите, и дано вам будет». Только имей в виду — нужно хорошо знать, у кого и что можно просить. Например, у фотографа можно заказать прекрасный фотопортрет, а у стилиста великолепную прическу, но за счастьем и удачей нужно идти не в фотостудию, и не в парикмахерскую, а ко мне.

18. Пол Жданов

Через несколько месяцев после больницы наступил замечательный день, когда возникло удивительно мерзкое и гадостное настроение, причем было совершенно непонятно, почему именно такое, вроде бы и причин-то особых не было, даже наоборот. Я уже испугался, что начался обещанный Стивом рецидив и думал начать прием таблеток, но вовремя удержался от искушения.

Скорее всего, причиной такого состояния послужил очередной разговор с Шефом.

Утром Старик вызвал меня так неожиданно, что я не успел нормально подготовиться. Вернее не вызвал, а задержал. В тот день, как только я вернулся с обеда и устроился за своим столом, поступил вызов от Билла — моего тогдашнего патрона.

— Ну? Чего ты там расселся? Сейчас совещание у директора, начало через пять минут.

Директорские совещания проходили у нас по средам, и присутствовать там обязаны не только начальники отделов, но и руководители групп. В тот день был вторник.

— Погоди, какое еще совещание? С чего вдруг? — удивился я. — Ведь оно же завтра.

— Перенесли, — нервно ответил Билл. — Давай беги, только тебя ждем.

Несколько минут я добирался до шефского секретариата, а когда вошел в кабинет Старика, то понял — я последний. Обычно все приходили хоть на минуту, но раньше указанного времени. Такова была наша корпоративная этика. Традиция, чтоб ее… Я же вошел ровно в шестнадцать ноль-ноль.

— А, пришел, — проскрипел Старик. — Вот теперь мы тебя и накажем. Садись вон там, в конце стола.

Самая дальняя оконечность длинного стола для совещаний считалась наиболее дурным местом — сидящий там оказывался прямо напротив Шефа, а это никому не нравилось, поэтому место числилось штрафным и доставалось последнему. Я там сидеть тоже не любил — ощущал себя неуютно, да и не очень-то приятно там: сидишь, будто на витрине или на выставке. О чем было то совещание, я сейчас уже просто не помню — что-то рутинно-обычное, ничего примечательного. После окончания сборища я встал и вместе со всеми направился к двери.

— Пол Жданов! А вас я бы попросил остаться! — пафосно выговорил Шеф, почему-то хихикнув.

— Да босс? — ну, вот. Сейчас дрючить будет за опоздание. Хотя какое к черту опоздание? Я точно пришел, минута в минуту!

— Сейчас… — дождавшись, когда все ушли, Шеф продолжил: — я бы хотел выслушать доклад по поводу вашей записки. Материалы у вас с собой? — риторически спросил Шеф. — Вот и хорошо, приступайте.

Материалы у меня были всегда с собой. Брать на директорское совещание весь набор рабочих документов, благо он помещался в памяти авторучки, было одним из наших обязательных правил. Подчеркнутым «вы» директор давал мне понять — разговор официальный, важный, документируется и идет под запись. То, что я обратился со своей просьбой непосредственно к Шефу, минуя моего тогдашнего патрона — начальника отдела — было глубоким нарушением служебной иерархии, и Старик это знал.

Я запустил презентацию и начал излагать основные мысли докладной. Свои идеи я сообщал длинно и обстоятельно. Шеф отказался читать приготовленную мной «информационную записку» — пространный многостраничный текст, обильно оснащенный таблицами и схемами, поскольку предпочитал живой иллюстрированный доклад. С подвижными элементами, анимированными графиками, яркими примерами и броскими эффектами. Я говорил минут двадцать, и, как мне показалось, был чертовски убедителен.

Наконец я закончил. Повисла пауза. Я ненавижу эти фирменные шефские паузы — когда Шеф молчит, то лучше его не перебивать. Запись он остановил, как только я прекратил свою речь.

— Ты это что, серьезно? — Шеф смотрел на меня так, будто я на его глазах простым движением руки превратил антикварную китайскую вазу династии Минь в кучу дерьма.

— Абсолютно, а что? — притворно удивился я. На что-то подобное я, конечно же, уже рассчитывал: трудно было представить, что мои предложения и идеи так уж сразу понравятся начальству. — Я в чем-то неправ?

— Да не то чтобы неправ, просто то, что ты мне тут наплел, похоже на какой-то несвязный и спутанный бред. Ты вообще-то здоров?

— Здоров, конечно. У меня и справка есть. Хорошо, давайте так: вы довольны итогами последних разработок нашей группы?

— Да, и ты это отлично знаешь. Только не говори, что эти результаты достигнуты благодаря каким-то… — Шеф опять устроил паузу. До него наконец-то дошло. Или начало доходить. Я не дождался, пока он завершит свою фразу.

— Да, босс?

— Подожди… ты хочешь мне сейчас сказать, что для расследования совершенно секретного дела привлекал посторонних личностей? Да еще и каких-то юридически недееспособных?

— Совершенно верно босс, каюсь. — Я смиренно склонил голову. — Был у меня такой грех. Но тут все в порядке, вы можете не переживать. Во-первых, никуда эти сведения не просочились и уже не просочатся. Носители информации находятся в таком месте, из которого никто уже не выйдет в наш мир. Никогда. Во-вторых, сами знаете, через полгода эти факты секретами быть и так перестанут.

— Боже мой… — пробормотал Шеф, хотя ни в какого бога никогда не верил. — Что ж ты наделал… — опять пауза, долгая, выматывающая. — Не нравится мне это. А если бы ты работал как обычно, то неужели не смог бы раскрутить весь клубок нормальным путем?

— Почему не смог? Смог бы, конечно. Но вот только когда? В данном случае сроки решали все. Нет? Я вам скажу больше, во всех делах последних четырех месяцев, я пользовался этой самой помощью.

— Ты это серьезно? Вижу, что серьезно… Да… дела… и что мне с тобой теперь делать? Благодарность объявлять, поощрение выплачивать или отдавать под трибунал?

— Есть еще один вариант, босс.

— Да? Какой? — встрепенулся Шеф.

— Дайте мне создать свой собственный отдел, причем из тех людей, которых я сам себе подберу. И чтобы в мою работу никто не лез. Мне дают задачу, я предоставляю обоснованное решение, а вот как — это уже моя проблема.

— Ну, ты — нахал! Тебе что, своей группы мало? Начальником хочешь стать? Все ждал, когда ты мне скажешь что-то подобное. Не знаю, тут поразмыслить нужно… — Шеф явно уже думал на эту тему. Слишком просто отреагировал. Потом он привычно хлопнул ладонью по столу. — Так! Ладно, приходи завтра, за полчаса до начала работы. А на сегодня уже все, хватит с меня! До завтра.

— Спасибо, босс. Я пойду, до свидания.

Выйдя из шефского кабинета, я рассеянно посмотрел на двух его секретарш. Референтов, как они себя называли. Старую и молодую. Говорят, есть еще третья секретарша, которую никто кроме Шефа не видит. Обе как-то уж очень старательно, пряча лица, набирали какие-то тексты. Чего это с ними? Подслушивали, что ли? Или просто болтали о чем-то непотребном?

Но назавтра Шеф меня не принял, и я зря проторчал в его приемной. И послезавтра тоже. Прошло несколько недель, но он никак не напоминал о моем докладе, а патрон, похоже, так ничего и не узнал. Периодически Старик сталкивался со мной в коридорах, мы регулярно виделись на совещаниях, но он никак не проявлял заинтересованности во мне. Я уже смирился с мыслью, что идею благополучно похерили, а мою «записку» уничтожили или положили в архив, как вдруг пришел вызов от начальника отдела — моего патрона — Билла Князева. Меня срочно вызывали к нему в кабинет.

Кабинет патрона всегда был похож на инсталляцию для журнала «Современный интерьер». Билл был сибаритом, любил комфорт, удобство и откровенно гнался за офисной модой. Только недавно он истратил кучу денег на переоборудования своего рабочего места: с виду все очень просто, так, ничего особенного, а на самом деле — хай энд! Кабинет был обставлен дорогой и в то же время неброской офисной мебелью. Стол, стулья, больше похожие на кресла, ну и, само собой разумеется, кресло начальника. Конечно же, диван, как без него? Выделяются только кое-какие детали. Например, форма спинки дивана или конфигурация большого и массивного стола. Внутренний край плоскости стола моего начальника фигурный, особой формы, по спецзаказу. Все, что нужно для работы — всегда доступно и под рукой. Из кабинета можно было попасть в комнату отдыха, с санузлом и душевой.

— Привет, Пол, садись. Ты в порядке? Ничего не совершил страшного?

Билл являлся моим приятелем по юрфаку университета, а наши жены были сестрами. Собственно, именно я познакомил его с будущей женой, когда он отбывал повинность шафера на моей свадьбе. Мы поддерживали дружеские отношения, всегда были «на ты», и часто вместе проводили выходные.

— Все в полном ажуре, и ничего такого особенного я не сделал, насколько мне известно. А что? Что-то произошло?

— Ничего не произошло, просто Шеф тобою резко интересуется. Вызывает к себе.

— Когда вызывает? — встрепенулся я. — На какое время?

— Сейчас! Срочно беги, я сказал, что ты уже выходишь.

— Ну, удружил, вот спасибо! — буркнул я. — Я же так опять опоздаю!

— Ничего, успеешь. Потом зайди, ладно? Интересно же, чего от тебя хочет наш Старик?

В приемной почему-то никого не было — обе шефские секретарши куда-то подевались. Я тихо подошел к двери и аккуратно постучал в ручку. Подождал. Ничего не услышав, я нажал на дверь и она внезапно открылась: меня уже ждали.

Вообще-то у нашего Шефа два кабинета. А может и больше, но я знаю только два — для совещаний и личный его кабинет. Ничего хорошего для себя я не ожидал, обычно наш Старик всегда, через своих секретарш, давал понять вызываемому, о чем будет идти разговор. Так ему удобнее. Меня он вызвал без всякой прелюдии, что считалось среди сотрудников очень скверным признаком и нехороший приметой. Мысленно настроившись на то, что в случае плохого разговора придется помахать моей работе ручкой, я зашел в кабинет Старика.

19. Алекс

Где границы наших физических, психических и физиологических возможностей? Мы отодвигаем их год за годом, взрослея и набираясь жизненного опыта. Невозможное вчера становится реальным сегодня и пройденным этапом завтра. Самое главное — не поддаться иллюзии невозможности и преодолеть физические ограничения. Человек стареет, когда говорит «не могу». От самого человека зависит, займет ли он активную позицию, по отношению к тому, что происходит, или будет считать это результатом случая, ошибками других людей, невезением. Как часто по этой причине мы не замечаем и упускаем шанс что-то изменить в своей жизни? Почти доходим до цели и опускаем руки, а потом удивляемся, что у других получается, а у нас нет.

— Так что получается, — спросил Алекс своего питерского друга-колдуна, — став владельцем такого пентакля, можно достичь любой своей мечты, так что ли? Или есть тому какие-то резкие ограничения и противопоказания? Запреты?

Илья развернул яркую хрустящую упаковку, что-то положил себе в рот и стал жевать.

— Есть, конечно. Каждый пентакль создается для реализации определенных и сугубо конкретных целей. Вот, к примеру, приходит ко мне некий бизнесмен и просит сделать пентакль для увеличения финансовых возможностей его фирмы. Ему не нужна слава киноактера, он не грезит стать великим писателем, ему интересно только его дело, вот на успех в бизнесе и устанавливается этот пентакль. Или вот еще такой свежий пример из моей практики: один весьма успешный топ-менеджер обратился ко мне с просьбой изготовить пентакль для его сына. Он хотел, чтобы в сыне нашли свою реализацию его способности к пению. Я сделала соответствующий пентакль, где на этот раз привлекалась энергия славы, признательности и реализации наследственного потенциала. Сейчас этот молодой человек постоянно мелькает по телевизору, он кумир молодежи и главное абсолютно счастлив! А кто-то хочет удачного и успешного замужества, и для этого задействуются совершенно другие силы... Главное достоинство пентаклей Соломона состоит в том, что благодаря им можно в этой жизни достичь действительно всего, и при этом человек становится невероятно удачливым и постоянно находится под защитой и покровительством Высших сил. Изготовление пентаклей — всегда эксклюзивно и довольно дорого.

— Так, — удивленно сказал москвич, — ты хочешь мне сейчас сказать, что если я, например, закажу у тебя такой пентакль, ты мне его сделаешь? И мне будет удача? Я, например, смогу себе и работу и квартиру найти?

Петербуржец поперхнулся.

— Ну, понимаешь… я же сказал тебе, что это очень серьезная работа, у меня заказов до конца…

— А демо-версию? Ты же в прошлом неплохой программер! По старой дружбе подарить можешь?

Пухов задумался на несколько секунд.

— Слушай, а вот это мысль! Я могу сделать тебе пентакль на сутки. Он исполнит самое сильное твое желание за этот отрезок времени, но только за двадцать четыре часа, а потом его действие прекратится. За это время ты или хорошую работу себе найдешь, или еще что-то сильно желанное получишь! Что, не веришь?

— Да ни во что я не верю, ты же знаешь. Я просто стараюсь держаться подальше от любой веры, и тут нечего стесняться и гордиться особо нечем.

— Почему?

— А вот так. Ведь всякая вера сама по себе штука очень опасная. Она ужаснее атомного реактора, если оказывается в неумелых дилетантских руках, которые не могут справиться с управлением. Вот тогда-то и начинаются цепные реакции, приводящие к массе человеческих трупов, к искалеченным судьбам, к напрасным людским страданиям и разрушениям. Тут уже нет путей для тех, кто ищет дорогу к Истине. Тем не менее, всякая вера имеет право на жизнь, даже самая дикая и несуразная, ибо вера не полагает вмешательство рассудка. Вера всегда против разума, на то она и вера. Извини за пафос, но ты сам спросил. Пентакль, говоришь? А не расскажешь сам принцип? В двух словах?

— В двух словах такие вещи не делаются, так сразу не объяснишь… Вообще-то для изготовления пентакля на материале рисуют священный символ. Вокруг изображения очерчивают двойной круг. Над изображением, между двумя кругами, пишут священное имя или стих из оккультных текстов, имеющий отношение к изображению и к той задаче, что призван осуществить данный пентакль. При желании можно построить также многоугольную фигуру… Я все это сейчас сделаю на глянцевой бумаге — для твоего случая должно подойти.

— Это что — такое колдовство? Какая-нибудь черная магия? — иронично спросил москвич.

— Я вообще не разделяю ни колдовство, ни магию, и не выделяю ни злую, ни добрую, ни черно-белую, ни серо-зеленую, а только использую синтез огромного личного опыта и собственных знаний помноженных на опыт человечества. Причем я не отрицаю ни одного из достижений материального мира, равно как и ни одного из достижений мира духовного.

— Знаешь, Пухов, — с ядовитой интонацией сказал Алекс, — а ты во все это правда веришь? В то, что своим клиентам говоришь? Что-то я в этом сомневаюсь, причем очень сильно. Да и раньше ты…

— То — раньше, а то — теперь. Видишь ли, — не особо долго думая, ответил Илья, — когда я говорю, я верю. И когда увлекаюсь, я тоже верю в то, что я говорю. Когда я работаю с клиентом — я тоже верю, а как можно по-другому? Вот твоему сыну сейчас сколько?

— Учится в университете. А что? Почему вдруг спросил? — удивился Алекс.

— Вспомни старинную русскую поговорку: «Сказка — ложь, да в ней намек: добрым молодцам урок!»

— Ну, и зачем мне ее вспоминать? — удивился Алекс.

— Надо. Вот ты припомни, как рассказывал ему маленькому про Деда Мороза и про Бабу-Ягу? Вспомнил?

— Вот не поверишь — нет! Не рассказывал. Может бабушка-дедушка, а я — точно не рассказывал.

— А жена твоя? — с робкой надеждой спросил колдун.

— Тоже что-то не припоминанию такого.

— Что ж — значит, вы с женой уникальны, — тяжело вздохнул Илья, — и я даже не знаю, хорошо ли это. Наверное, все-таки плохо: дети должны верить в сказки. Может, поэтому он и вырос у тебя таким странным, да еще в придачу конформистом и циником?

— А он им вырос?

— Судя по твоим рассказам — да. Ну, неважно. Я вот своим детям рассказывал, и большинство родителей тоже рассказывали. Я имею в виду нормальных родителей, всяких пьяниц, извращенцев и идиотов вспоминать не будем, это нам сейчас не нужно… о, присутствующих не говорят…

— Вот спасибо!

— К чему я клоню, — как будто не замечая сарказма, продолжал колдун, — ребенку необходима вера в Деда Мороза, в Гарри Поттера, во всяких волшебных человечков и в разные сказочные чудеса. Но и многие взрослые… они ведь как дети, и им тоже надобна вера в чудо. А мы занимаемся энергетическими воздействиями на подсознание клиентов, не заставляя их самих вытаскивать на сознательный уровень все свои проблемы, как это принято в психологии. Люди, которые ко мне приходят, это же не шизики больные на всю голову. Хотя — и эти тоже бывают, куда уж без них… но — редко! Чаще всего у моих посетителей хорошее образование, значимый социальный статус, достойный материальный уровень. Они вроде бы и не верят ни в какую магию, но у них пластичное сознание, вот что важно! Вот пару дней назад был у меня пятидесятидвухлетний бизнесмен, который хочет переспать с восемнадцатилетней дочерью своего партнера. Заклинило его на этом, и все тут. Сложное дело — этот старый хрен девушке на фиг не нужен, и думаю, у нас на это уйдет месяца два, не меньше. А может — и не выйдет ничего. Но в глубине души даже самый образованный клиент все равно верит, что чудеса возможны, а мы, наша фирма, предоставляем достойный современного человека качественный продукт. Наша деятельность востребована, а значит — полезна! Ты не согласен?

— Очень уж ваш «продукт» нематериален и как-то эфемерен, что ли. Не знаю… А как вы решаете проблемы с недовольными посетителями? Таковых не может не быть! Твои клиенты они что, никогда не скандалят, не требуют вернуть назад уплаченные деньги или компенсировать зря потраченное время?

— О, это особая страница нашей деятельности. Наш штатный юрист…

— Ого! — не выдержал Алекс.

— …разработал целую схему, разрушить которую очень непросто. Во-первых — договор…

— Вот черт! — Снова не удержался москвич. — Опять какой-то юрист и какой-то договор!

— А как же без договора? Никак. Там есть специальный пункт, что клиент платит деньги за выполненную работу, а не за результат.

— И клиента вполне устраивает такой подход?

— Ну, тех, кого не устраивает, те сразу и отваливают, — разъяснил Илья. — А вот другие…

— …попадают в ваши лапы? — съязвил его друг.

— По-моему ты как-то неверно себе представляешь мою работу, — обиженно буркнул колдун.

— Я вообще твою работу никак не представляю, если честно. Может, покажешь?

— А зачем? — вскинув глаза на Алекса, спросил Илья. Похоже, что эта мысль — показать другу свою работу, даже не приходила в голову Пухову.

— Интересно же. Буду верно и правильно представлять себе нелегкий труд чародея.

— Извини, но сейчас никак не смогу.

— Что, звезды не так стоят? А если официально? — упрямо продолжал Алекс. — Я обращаюсь к тебе, как специалисту, и прошу выполнить для меня некую определенную работу. Совершить какой-нибудь обряд! Сколько вообще стоят твои услуги?

— Да? Ну, я даже не знаю, ты же мой друг и мы знакомы уже сто лет… А цены разные, в зависимости от характера и объема самих работ. Я тебе прайс сейчас покажу…

Как явствовало из прайс-листа, любезно предоставленного Ильей, зарабатывают колдуны очень даже неплохо. Сначала шли всякие привороты, отвороты и прочие действия любовной магии, явно ориентированные на женщин. Затем следовала магия, если так можно выразиться, деловая. Причем ключевая установка на бизнес и получение денег просто перла наружу — основными клиентами салона, как уяснил для себя Алекс, становились не особо умные и не слишком образованные дамы и их мужья — мелкие бизнесмены, которые вкладывали в свое предприятие не только капиталы, но и часть души. Так, например, снятие негатива в делах и личном существовании, а также установка на материальное благополучие и выгоду обошлась бы примерно в семь тысяч рублей. Предохранение от порчи на финансовом поприще тянуло что-то на девять тысяч. Обряды на успешное ведение бизнеса и увеличение спроса на какой-либо конкретный товар стоили уже около десяти кусков. Кроме того, можно было заказать и отдельные эксклюзивные ритуалы по просьбе заказчика, а потом уже осуществить приворот на покупателей, чтобы опять вернулись те, кто уже что-то приобретал, и появились новые, еще ничего пока не купившие. Это усилило бы спрос. Обязательно надо изготовить персональный талисман. Возможно, придется пройти эксклюзивную VIP-консультацию, и тогда уже станет яснее, что надо сделать в дальнейшем. Были там и более простые услуги: индивидуальный годовой гороскоп, например, стоил две тысячи, а консультация астролога всего триста целковых. Алекса особенно заинтриговал пункт: «курс интернет-магии» с пометкой — «дорого и долго!».

— Слушай, а что это за курс такой, который дорого и долго? Дашь мне почитать? Может, и меня обучишь по старой дружбе? Я что — стану тогда крутым интернет-магом! Нет?

Колдун почему-то замялся.

— Извини друг, но в данный момент именно этот курс еще не вполне составлен, и находится в стадии разработки. Сырой пока, не доведенный до конца. Но совсем скоро он будет готов полностью, и я смогу взять тебя в ученики. Даже — нет! Я прямо сейчас могу начать курс твоего обучения! Но тогда я буду писать курс напрямую, то есть наши с тобой уроки лягут в основу будущего курса, но при таком подходе задержек и технических трудностей не избежать никак! — путано объяснял Пухов. Его уверенность вдруг сразу как-то ослабла и спала. — Но скидку в пятьдесят процентов я тебе гарантирую…

— Ну, и фиг с ним, с твоим курсом. Ты меня вроде бы куда-то еще свозить обещал? — вспомнил Алекс.

— …к тому же для того, чтобы обучаться колдовству и магии, нужно иметь определенные личные способности и курс займет не один месяц! — продолжал колдун. — Ну, а чтобы стать хорошим специалистом в этом деле, необходим талант и годы практики! Годы, понимаешь?

— А как же религия? — почему-то спросил Алекс.

— А причем тут религия? Я помогаю в обучении людям вне зависимости от их вероисповедания. Но иногда я оставляю за собой право отказа от помощи лицам с корректным объяснением причин.

— Хорошо, бог с тобой, — сдался, наконец, житель Белокаменной, поскольку разговор ему уже надоел. — Так мы поедем, наконец? И куда?

— Поедем, — вернулся к обыденной реальности Илья. — Есть тут одно прелюбопытнейшее заведение, ты останешься доволен. Заодно и расслабишься…

— Да, а потом не наступит отрезвление или тяжелое похмелье? С другой стороны — что делать? Похмелья все равно уже не избежать. У тебя же нет умклайдета, чтобы раз — и готово, после всего вернуть меня в нормальное телесное состояние. Еще и напортачить при этом можно, да. Диван-транслятор тоже пригодился бы, к слову...

— Что-то не догнал, — признался Илья. — Ты о чем? Что еще за умклайдет такой? Какой траслятор?

— Ну, как же! Изнакурнож! НИИЧАВО!

— А? — еще больше удивился Пухов.

— «Вы это прекратите!» «В таком вот аксепте!», — Алекс продолжал сыпать выражениями из бессмертной повести Братьев Стругацких.

— Что прекратить? И не «аксепте», а «акцепте», — Илья начал уже раздражаться, проявляя полное незнание отечественной классики.

— Ладно, проехали, — махнул рукой москвич. — Слушай, а твоя нынешняя секретарша, почему она вообще увольняется? Или ты к ней сексуально домогался? Тут же у тебя очень мило, классный офис, и работать, наверное, удобно.

— По личным соображениям, — буркнул Пухов. — Да, а с той девушкой ты еще увидишься?

— С какой «той девушкой?» — не сразу сообразил Алекс.

— С той, что ищет новую работу.

— Да. Скорее всего, в субботу, перед отъездом. А что?

— На всякий случай покажи мне ее, чем черт не шутит, когда бог спит. Давай так договоримся — когда вы будете в городе или поедите куда-нибудь, отправь мне СМС-ку, я подойду и посмотрю со стороны. Только не выказывай вида, что мы с тобой знакомы. Лады? Ну и отлично. А сейчас — пошли. Надоело мне все умное — умные мысли, умные люди, умные книги... Глупостей хочу. Везде, и в жизни тоже. Хочу много глупостей: читать, писать, смотреть и делать. Наша культурная программа на сегодня еще не вполне завершена…

20. Пол Жданов

Если ресепшн — похож на знаменитую вешалку, с которой начинается театр, то кабинет нашего директора, можно сказать — царская ложа этого «театра». Место, куда пускают только особо избранных, и убранство которого говорит о «театре» самое основное. Попав в кабинет Шефа человек должен моментально ощутить, где он находится. Здесь подход дизайнера однозначен — учесть самые тонкие психологические аспекты. Офисная мебель в кабинете Старика всегда была в общей гармонии с мебелью конторы в целом, и лишь незначительные штрихи и едва заметные черты не позволяли ошибиться — это кресло Шефа, это — стол Шефа, а это — диван Шефа. Но самое важное, самое парадное место во всей Конторе — кресло Шефа, и, особенно — стол Шефа. Здесь подписываются ключевые документы, здесь принимаются основные решения, здесь же определяется судьба сотрудников. Вообще любой шефский кабинет — это что-то вроде алтаря нашей Службы. Здесь приносят жертвы.

Не успел я открыть дверь этого кабинета, как Старик тут же огорошил меня вопросом:

— Как там? Что говорят?

— Здравствуйте босс, — я чуть заметно поклонился Шефу, переступая порог кабинета — Вы о чем?

— Заходи и присаживайся. Твоя записка изучена и предложение рассмотрено.

Я сел, а Старик принялся молча меня разглядывать. Пауза… пауза… пауза… Это его любимые приемы — «пытка взглядом» и «пытка паузой». Вообще-то пауз нужно бояться. Как показывает практика, самые интересные сведения человек скажет после этого непродолжительного молчания. Полезный, кстати, приемчик. Однако надо понимать, что все каверзные и хитрые методики рано или поздно становятся широко популярными. Надо постоянно думать над чем-то новым.

— Решение принято! — объявил Шеф. — Ты получаешь отдел и звание полковника! Соответствующее должности жалование, надбавки и бонусы.

— Босс! — от неожиданности я даже не знал, что и сказать.

— Подожди! Все не так просто. У нас давно существует Одел оперативного анализа. Там одни пенсионеры, и держим мы их только на случай сокращения штатов. Начальник отдела, полковник Румшас, скончался три дня назад...

— Да, я в курсе, — сказал я как можно печальнее, хотя особо не тосковал. — Внизу висит некролог. Скажите, а отчего он умер?..

Этого Румшаса все терпеть не могли, и я разделял всеобщие взгляды. Покойный был желчным субтильным старикашкой, в молодости работавшем наемным киллером-одиночкой, позднее — служившем в должности начальника ликвидационной команды. Потом, после случайного ранения — его подстрелил кто-то из своих — он отказался от практической деятельности, стал кабинетным работником. Сделал карьеру, дослужившись до начальника аналитического отдела, в работе которого ничего не понимал. Взявшись за серьезное и сложное дело, он не подумал изучить его и осмыслить, поскольку понимания вроде как не требовалось. Румшас отлично знал по своему опыту, что работу надо не исполнять самому, а поручать тем, кто умеет, причем умеет хорошо, а дальше останется только спрашивать чужие отчеты. Он знал также, что умение поручать и требовать ценится начальством гораздо выше, чем личное участие и способность осуществлять нечто конкретное. Эти сакральные знания давали ему возможность пользоваться множеством преимуществ, позволяли только приказывать, ничего не делая при этом самому.

— …Скажите, а отчего он умер? — спросил я как можно более скорбным голосом. — Я не знаю.

— Я тоже не знаю, — как-то подозрительно недостоверно сказал Шеф. — Врачи говорят, что от обширного геморрагического инсульта. Скоропостижно. Но, по моим скромным наблюдениям, «скоропостижно» помирают только после тяжелой и продолжительной болезни. Ну, и с чужой помощью еще. Вот. Сегодня в два часа пополудни состоятся похороны… Таким образом, ты и возглавишь осиротевший отдел! И еще одно. Тебе, как получившему более высокую должность, положен иной арсенал личного оружия. Свои пукалки сдашь, а взамен получишь кое-что получше. Зайди в оружейную.

Но мне тогда было не до мыслей об оружии.

— Извините меня босс, — возражающим тоном заговорил я, глядя в упор на Старика, — но я не совсем понимаю… что мне там делать, в старом отделе? Ведь основная идея состояла в том…

— Стоп! — остановил меня Шеф, явно радуясь содеянному эффекту, — дай мне сказать! Новый отдел я создать не смогу, момент неподходящий — не разрешат нам сейчас. А вот сохранить старый, да еще и «усилить» его молодыми сотрудниками, это — всегда пожалуйста. Но как уволить пенсионеров, это уже будет твоя забота. Всякая инициатива наказуема, и ты сам придумаешь, как освободить от занимаемых должностей заслуженных и уважаемых работников. — Старик едко хихикнул. — Если повод будет нормальный, я подпишу: все кадровые вопросы в этом отделе теперь в полном твоем ведении. Понятно излагаю мысль?

— Да, босс, спасибо...

— На здоровье! Значит так, — Шеф привычно шлепнул по столу своей старческой ладонью, — поскольку твой отдел это теперь твое дело и твоя ответственность, предлагается ввести схему прикрытия. С твоего согласия, которое уже, как ты понимаешь, получено. Не спорь! Общую схему уже утвердили, — Старик указал пальцем в потолок и демонстративно закатил глаза под лоб, — там. Идея такая: ты… мы, создаем некую коммерческую структуру, со своей финансовой базой. Если что — вся ответственность, естественно, на тебе, поскольку ты эту структуру и возглавишь. А фактически все остается по-прежнему: ты руководишь отделом нашей Службы и подчиняешься непосредственно мне. Называться эта структура будет… м-м-м-м… ну, скажем — «фирма ЮниКод». Понятно?

— Не совсем. Почему — «Юникод»? — не понял я. Это что такое? И зачем все так сложно?

— Это такая старая система кодировки символов… да не все ли равно? А по нашим внутренним документам будет проходить, как «операция Анубис». Да, самое главное: поскольку все расчеты пойдут через наш финансовый отдел, в течение ближайших дней продумай систему кодирования, легендирования и маскировки. Передай мне. Еще есть вопросы?

— А почему именно — «Анубис»? — опять спросил я.

— Вот заладил! Почему, да почему! Потому, что я твой начальник, ясно? Готовь документы…

— Только еще одна просьба. Можно я возьму с собой свою группу? В этот отдел?

— Да ради бога, как только освободятся вакансии. С Князевым я поговорю. Да, тебе, как приемнику Румшаса, нужно будет сегодня пойти на прощальную церемонию, придется со всеми съездить в крематорий и прочитать там речь. Понимаю, что ты его почти не знал, что делать тебе это неприятно и тяжело, но — так надо! Я вчера уже набросал кое-что, вот посмотри. Тут немного.

Шеф протянул мне папку с пачкой листов. Ага, совсем немного: страниц десять, ну спасибо!

— Приказ о твоем назначении вывесят уже завтра. Вот… — Шеф подвинул в мою сторону белый листок с коротким текстом, — тут подпись, что ознакомлен... еще вот тут распишись… Все, свободен!

На похоронах я чувствовал себя полным идиотом, а в голову лезли всякие дурные мысли.

Когда умирает человек? Когда процессы жизнедеятельности прекращаются в нем? Он не дышит, сердце не бьется, мозг отключен? Нет. Человек умирает тогда, когда он теряет смысл жизни, цель своего существования… Когда пропадает интерес, желание; когда умирает любовь… Любовь ко всему! Тогда — да, человек действительно умирает. Тело живо: ходит, разговаривает, кровь течет по жилам, горячая кровь, но не греет… а души нет. Если сказать по-умному: человек «не реагирует на внешние раздражители». Я имею ввиду не реагирует в смысле эмоций, физически он ощущает происходящее, чувствует боль… физическую… а на уровне души он уже мертв.

Речь, написанная Шефом и прочитанная мною у гроба старого киллера, так и сохранилась у меня, поскольку никто не давал указаний на уничтожение. Наверное — просто забыли. Воистину в Старике умер хороший беллетрист и неплохой литератор!

«Соратники — друзья и коллеги! Мы потеряли нашего товарища — Генриха Румшаса — одного из ведущих наших оперативников, одного из носителей традиций старой, классической школы. Хотя это и не очень известно, но мне посчастливилось работать под его руководством несколько лет назад — это был действительно выдающийся руководитель, компетентный, талантливый и энергичный. Его смерть — невосполнимая утрата для всех нас! Покойный был не только начальником, но и другом для своих подчиненных. В первую очередь хочется рассказать о человеческих качествах полковника Румшаса, с которым мне, молодому сотруднику, довелось работать вместе. Всегда подтянутый, неизменно точный и аккуратный, на первый взгляд он мог показаться несколько суховатым человеком. Но многие не догадывались, что в действительности, он, глубоко в душе, обладал большим внутренним обаянием, был внимательным, отзывчивым товарищем и мудрым начальником. Работа захватывала его целиком, и трудился он, не жалея ни сил, ни энергии. Он сам умело решал возникающие проблемы и умел мобилизовать усилия своих сотрудников. При этом он никогда не повышал голоса и не препятствовал инициативе подчиненных, относился с уважением и вниманием, разделяя их радости и невзгоды. Требовательный к людям, и, прежде всего к самому себе, полковник Румшас не выносил халатного или безучастного отношения к делу, гневно осуждал любую неаккуратность в работе и сам неизменно служил образцом четкости и деловитости. «Руководить надо предметно и конкретно», — любил повторять полковник, а руководить — для него означало вникать во все детали и тонкости своего дела. Поражала огромная его работоспособность. Не щадя ни себя, ни других, он мог просидеть над составлением или редактированием какого-либо важного документа или над подготовкой ответственной операции до глубокой ночи, а порой и до утра. Мы помним, как он готовился к созданию учебника для нашей внутренней школы. Он изучил горы отечественных и зарубежных документов и материалов, делал обширные компиляции из них, часами беседовал с сотрудниками и ветеранами Службы. Круг интересов полковника был необычайно разносторонен и широк. Возглавив отдел, он особенно упорно осваивал технику дела, знакомился с работами теоретиков и практиков, читал и изучал множество документов и оперативных данных. В сфере его интересов видное место занимали также труды по философии, эстетике, психологии и, в особенности, по практике оперативной работы и теории обработки информации. Он любил подумать над задачей, а в сложных случаях советоваться с коллегами по службе. Ведя огромную работу, он, тем не менее, оставался очень скромным человеком. Полковник Румшас всегда был бодр, и, несмотря на внешнюю суровость, внутренне весел и жизнерадостен. Казалось, никакая нагрузка не утомляет его. Он находил время заниматься воспитанием новых кадров, любил ходить в горы, играть в сквош, совершать дальние поездки, обожал мотоциклетный спорт…»

Ну, и далее в том же духе на десяти страницах. Все смотрели на меня подозрительно и удивлено, но ни один человек ничего не сказал и ничего не добавил — не тот был момент, да и не принято это в нашей конторе — говорить лишние слова. На похоронах вот только. Никто больше не выступил, гроб завинтили и под скорбные звуки органа отправили в печь. Церемония закончилась.

21. Алекс

Вместо того чтобы узнавать что-то новое, мы часто прячемся за привычными убеждениями. Но с опытом возникает желание пересмотреть свои взгляды, что-то поменять в них. Ведь мы и сами меняемся. Человек с широким кругозором знает, что в любом критическом замечании есть здоровое зерно, которое надо использовать, чтобы чему-то научиться; видит, что нельзя отрываться от корней и перечеркивать все жемчужины прошлого; понимает, что позиция консерватора, который ничего не хочет знать о современности, хуже скафандра и мешает жить. Наш кругозор сильно ограничивает нежелание узнавать, прислушиваться к разным мнениям, нелюбознательность, когда внутри не возникает вопросов, а значит не находится и ответов на них. Люди с такими ограничениями идут по миру с закрытыми глазами и ушами очень многое пропуская мимо себя.

Не так давно один человек на полном серьезе сказал Алексу, что у того — интернет-зависимость и от нее надо поспешно избавляться. Но Алекс так не считал, хотя много думал на эту тему. Избавляться? С какого это перепугу? Да и невозможно уже. Ведь самый верный способ освободиться от интернет-зависимости — это не входить в Интернет вообще, а еще лучше — совсем не включать компьютер. Но, учитывая профессию Алекса, сие было невозможно физически. Да и вообще, а кто сказал, извините, что интернет-зависимость это плохо? Кто? Психотерапевт, который списывает на счет Интернета свое неумение справиться с чьим-то нервным расстройством? Фредерик Форсайт, написавший недавно, что Интернет — есть зло? Ваш внутренний голос, который может говорить что угодно, ибо он все равно не слышен для окружающих? Правда, иногда бывает так, что внутренний голос слышен для того, кто стоит рядом, но это уже особый и феноменальный случай.

Всяких разных зависимостей много, и часто в прежние времена их тоже считали вредными. Не сейчас, а так лет двадцать назад или еще когда-нибудь в более раннюю пору. Вам напомнить? Считалось вредным много читать или много смотреть телевизор, долго и часто слушать музыку. Вредной признавалась любовь ходить в кино или в театр. Опасными считали пристрастия к прослушиванию радио или увлечения какими-нибудь безобидными хобби, типа собирания марок. Есть зависимость от привычки ездить на автомобиле или мотоцикле. Зависимость от комфорта, от любимого человека, от вкусной и здоровой пищи. От вкусного и здорового секса, например. Иногда и часто — от секса нездорового или от секса с другим партнером, такая зависимость тоже бывает. И от всего этого надо избавляться? Думаю, что нет. И вот почему.

Вернемся к Интернету — до сих пор никто не доказал, что зависимость от Всемирной Сети — есть зло. Те случаи, которые иногда становятся известны — это случаи отдельные, незакономерные. Ну, сошел кто-то с ума, сидя за компьютером. Так этот индивид все равно бы свихнулся, но сидя, например, у телевизора. Или читая газету, или смотря в окно, или разговаривая с соседом, или занимаясь игрой в покер.

Зависимость бывает от всего того, что доставляет удобство и приносит удовольствие. Список можете написать сами, но список получится очень длинным, можно не сомневаться. Что-то безусловно вредно, а что-то явно полезно. Хотя можно, конечно, рассуждать о том, что вредно вообще все, что приятно, есть такая точка зрения. Вон некоторые монахи так и считают. Но там тоже свои трудности, нам с вами незнакомые…

Так какая зависимость опасна? Что же вредно? А то, что разрушительно для вашего здоровья, и там где эта опасность доказана. Так курить — безусловно вредно, ибо частицы дыма не выводятся из легких никогда, обладают мутагенными свойствами и вызывают рак. Это — доказано. Пить много алкоголя — вредно, ибо алкоголь разрушает печень и мозг. Это — доказано. Наркотики вредны по тем же причинам, что не только доказано, но и дураку ясно. А вот зависимости психологические, не вызывающие разрушения организма — не вредны. Полезны даже, поскольку замещают собой пристрастия действительно опасные для человеческого тела.

Поэтому — друзья, плюйте на всякие глупые рекомендации! Сидите за компьютером, сколько влезет, только за LCD-монитором и периодически разминайте плечи. Читайте — сколько угодно, только давайте отдыхать своим глазам. Трахайтесь сколько можете и с кем хотите, только предохраняйтесь и не забывайте про личную гигиену. А уж Интернет-зависимость, это миф, и глупость, призванная обеспечить безбедное существование психологам и психотерапевтам.

Надо быть просто сильным и уметь управлять собой. Нужно быть человеком.

…Элегантная тридцатидвухлетняя шатенка, с которой Алекс сидел за одним столиком, смотрелась сильно моложе своих законных лет, но, похоже, была весьма чем-то расстроена. Ее красивое лицо выглядело усталым, взгляд умных, широко поставленных стально-серых глаз казался потухшим, а умело наложенный макияж не мог ничего этого скрыть. Всегда очаровательная, молодая и чертовски умная, никогда не отступающая перед очевидным противником, владеющая огромной силой, вполне сопоставимой с силой мифических героев древности, она не терпела слова «никогда», хотя часто его использовала.

Как известно, только настоящие друзья могли бы написать отдельную книгу о тебе с твоими же собственными комментариями. Так вот — они были настоящими друзьями, и вполне могли бы написать книги друг о друге. Хотя — почему могли бы? Алекс уже написал, за что до сих пор огребал плюхи от своей подруги, когда у той возникало соответствующее настроение. Они смотрели друг на друга, вспоминали старые истории и говорили о настоящем. В их головах бродили фразы, подслушанные из их же прошлого. «Ты надела очередную маску, через которую исследуешь мои мысли?»; «я была приторной и пряной, как избыток специй»; «как ты не понимаешь — все осталось в прошлом!» и «любви нет, есть только одиночество, а если и есть, то это ни что иное, как яд, который медленно отравляет жизнь». Он смотрел на нее, и видел ту, которую так хорошо помнил, но он видел лишь маску, желание скрыть от окружающих жестокую железную душу, и не верил, что эти холод и нескрываемая жесткость естественны и натуральны. Он думал, что это всего лишь такая игра, оковы образа, что еще сильнее показывало, насколько глубоко он не понимал сидящего перед ним человека. Воспоминания различной давности не позволяли ему бросить трезвый взгляд и понять, что человек ведом совсем не теми мотивами, которые приписывались ему раньше. На ее месте мог быть кто угодно, но схема восприятия оставалась бы для него неизменной. Он все равно не поверил бы, что два года, даже один месяц может кардинально опрокинуть весь внутренний мир того, кого он знал уже около семи лет.

Кафе на Невском. Небольшое, уютное и какое-то домашнее. Запах свежей выпечки, салатов и фруктов. Тихая приятная музыка. Они подслушивали разговоры за соседними столиками, где все говорили о том, в кого влюблены и как, о лучших друзьях, про чей-то день рождения, про начальство. Кто-то болтал о новых шторах в гостиной, о последних комедиях и недавно купленных кедах. А они за своим столиком говорили о чужом и собственном сексе, о наркотиках, о деньгах, об инвестициях, снова о сексе и о мордобое. Они говорили об этом постоянно. Они сидели друг напротив друга, а за их спинами была «ширма» из шикарной живой зелени — просто зеленые растения с широкими листьями, которые скрывали от любопытных соседей и таили от ненужного внимания общего зала тех, кто искал для себя уединения. Они пришли сюда просто так: отдохнуть, поболтать, посплетничать, пооткровенничать, как это любят делать старые друзья, знакомые многие годы. На столе, в широких рюмках на изящных тонких ножках, прозрачная, чуть густоватая жидкость, слегка обжигающая горло — они заказали мартини, поскольку оба его любили. Потом они говорили обо всем подряд: о погоде, о том, что уже пора покупать обнову на лето; о работе — которая давно уже их не интересовала; о смешных ситуациях в своей жизни, обо всем на свете... Он не знал, что скажет ей сегодня, и нервничал, поэтому говорил быстро, сбиваясь, а временами, когда она переспрашивала его о чем-то, он не отвечал вообще. Часто он подолгу молчал и смотрел в ее лицо, в глаза, которые всегда все замечают, и от которых он никогда не мог что-либо скрыть. Губы, привлекающие внимание давно заученной улыбкой, красивой, иногда немного холодной, но всегда отработанной до автоматизма. Он слушал ее голос, не слова, а именно голос, этот приятный, хорошо поставленный и давно знакомый голос, который, как ему казалось, не мог его обмануть.

— Может, все-таки расскажешь, что с тобой? — привычно спросил Алекс. Он вечно у всех спрашивал, как кто себя чувствует и ощущает, а потом долго выслушивал чужие исповеди, без которых, вообще-то, мог бы и обойтись. Но сейчас ему повезло — его собеседница была немногословна, поскольку хорошо его знала.

— У меня — все отлично. Мой благоверный сейчас в рейсе, скоро вернется — бабла привезет. Машину недавно сменили. Дачу думаем покупать под Волховом…

— Молодцы! — неискренне обрадовался он. — Но я что-то особой радости в твоем голосе не слышу. Не ощущаю как-то.

Только сейчас Алекс со всей определенностью понял, что до сих пор хочет эту женщину, и многое отдал бы за возможность оказаться в одной постели с ней. И еще он неожиданно осознал, что все его простудные симптомы как-то незаметно исчезли и больше уже не беспокоят.

— А я рада. Очень рада, — надрывно ответила она. — Видишь, смеюсь вся… И день вчера выдался какой-то на редкость дурацкий… Мистика прямо. Началось все с того, что поутру на остановке я обнаружила бумажку в сто рублей. Осмотревшись, подняла и засунула в карман — нефиг зря добру пропадать. Потом поехала в универ на свою старую кафедру — меня убедительно зовут преподавать — и нашла в университетском сортире мобильник, правда, через пару минут встретила и обладательницу этого симпатичного аппаратика: раздолбайку — первокурсницу, которая со всех ног неслась обратно по коридору. Днем натолкнулась на своего бывшего одноклассника — не виделись уже много лет. Он был обормотом и жутко вредным парнем с язвительным языком, а когда вмести учились, я была первым объектом его насмешек и издевательств. Он ушел от нас то ли в восьмом, то ли в девятом классе, потом связался с наркотиками, запил. Какое-то время провел в больнице на лечении от всего этого, что-то где-то украл и угодил в тюрьму. За что конкретно — не спрашивала, да и зачем? Отсидел он года два с половиной, а недавно вот вышел. Мы с ним столкнулись сегодня у магазина.

— Он тебя узнал? Странно.

— Ничего странного, мы сразу узнали друг друга. Но выглядел он просто жутко. Он унаследовал квартиру, но там оказались какие-то сложности и проблемы, вот и понадобилась консультация юриста. Не врет, я знаю, но сейчас у него нет денег на адвоката — только устроился на работу, а меня попросить ему как-то неудобно. Сказала сама, чтобы приходил, а о деньгах даже не думал, дала свою визитку. Придет в воскресение. Но на прощание он выдал фразу… все никак из головы не выходит. Когда я сказала, чтоб приходил и об оплате не беспокоился, он замолчал, посмотрел мне в глаза и ответил: «Прости меня, — сказал, — за то, что было тогда, в школе. Дурак был... жизнь многих калечит, но порой и учит. Жаль только вот поздно. Ты выглядела ужасным гадким утенком, а я грубым и наглым мальчишкой. Я повзрослел, много чего понял. Что-то вбили, что-то само пришло… Вот сейчас смотрю на тебя и понимаю — несмотря на то, что ты была гадким утенком, а стала прекрасным лебедем, ты была и осталась настоящим человеком». Странная штука жизнь, как мы меняемся, как тяжело порой встретиться со своим прошлым. Трудно осознавать, что никогда не останешься таким же, каким был когда-то. Это порой больнее всего.

— По-моему люди если и меняются с возрастом, то только в худшую сторону. Нет?

— Да, к сожалению. Но чего мне сейчас бояться? Уж точно не старого школьного приятеля. А уже вечером, после захода в магазин и покупки минимума еды на вечер, вышла на улицу и потопала в направлении дома. Метров через сто увидела, что за мной неотвязно следует какой-то ребенок лет пяти, которому я корчила рожи, стоя в очереди, пока его мамаша самозабвенно трепалась со своей подругой. Как потом выяснилось, дитя вышло за мной и поперлось следом! Я, само собой разумеется, воздела очи к небу, ибо сумки тяжелы, и повела его обратно к маме, которая уже с вытаращенными глазами носилась кругом магазина в поисках пропавшего дитяти. Передав малыша родительнице с рук на руки, я пошла домой. И тут у соседнего подъезда в лучах фонаря заметила, что на земле лежит нечто голубоватое и прямоугольное.

— Купюра?

— Во, правильно догадался, это была денежка номиналом в тысячу рублей. Я сейчас свободна — сижу дома одна и день за днем гнию перед своим зараженным непонятным вирусом компом, мне никто не звонит, никто не напрашивается в гости, а от приглашений все отказываются. Но ты же не хочешь сейчас слушать мои бытовые истории? Про себя расскажи, про свои дела. Что у тебя хорошего? Что-то ты кислый сегодня.

— Голова болит. Меня один колдун затащил вчера в какой-то полуподпольный бордель, и мы там, кроме всего прочего, накачались всякой гадостью, как свиньи.

Упоминание колдуна подействовало на собеседницу Алекса необыкновенно. Вмиг вся она преобразилась — подобралась, напряглась, как взведенная пружина, даже вроде бы помолодела. От прежней удрученной жизнью дамы мало чего осталось. Перед Алексом сидел уже совсем другой человек — изящная, невысокая, но явно сильная и целеустремленная валькирия.

— Какой еще колдун? Что — самый настоящий колдун?

— А что ты так возбудилась? Нет, ненастоящий, — усмехнулся Алекс. — Но — вполне профессиональный.

— Это как? — удивилась она.

— А так. Он не колдун, он работает колдуном. Вообще-то он по образованию — геолог, и после выпуска работал первое время в каком-то смешном геологическом НИИ. Когда в стране начались всякие глубокие преобразования, перестройки и реформы, а зарплату им платить практически перестали, он стал приторговывать эффектными минералами. Сначала просто красивыми камнями, потом — распиленными и шлифованными самоцветами, а еще потом — стал делать разнообразные висюльки, кулончики и брошки. Довольно скоро он придумал снабжать свой товар запиской-легендой: что это за минерал, от чего «помогает», какому «знаку» соответствует и что означает сам. Он стал изготавливать обереги из разных камней, амулеты там всякие. Ну, вот как-то так втянулся в это дело, и докатился до оккультных наук, что-то там где-то закончил, получил какой-то «магический» диплом, и сейчас признанный в своей среде специалист. А еще он делает различные талисманы — пентакли какие-то — и продает потом за совершенно неприличные деньги. Говорит, что умение их мастерить унаследовал от своих далеких предков, которые вынесли эти сакральные знания из гарема самого царя Соломона. Врет, конечно же, но красиво врет! Фирма у него со всеми причиндалами: секретарша, свой юрист и компаньон. Мой друг просто совладелец бизнеса, и каждому клиенту дают подписать договор, в котором есть пункт, что клиент платит деньги за работу, а не за результат.

— И как он? Не разорился еще с такими пунктами?

— Нет, знаешь ли, даже наоборот — процветает по-моему. Я был у него в офисе, там все очень круто: самая новая оргтехника, компьютеры — прямо хай энд. Визитку мне свою подарил с каким-то странным знаком. С этим, с пентаклем. Он сказал, что…

— А еще чем ты сейчас занимаешься? — прервала она Алекса.

«Странно, но она как-то противоестественно любопытна сегодня — то от любознательности из себя выпрыгивает, то теряет интерес с полуслова. Что это с ней? — подумал он. — Необычно для нее».

— Я? С красивой женщиной вот в кафе сижу, — усмехнулся Алекс. — Ну, работаю там же, где и раньше, а «для хобби» пишу всякую ахинею. Меня даже печатают…

— Знаю, видела некоторые твои писания. Вообще-то ты зачем пишешь? Вряд ли тебе за это хорошо платят. Зачем тебе это надо? Для чего?

— Так просто, для души. Со мной что-то не так?

— Только без обид, ладно?

— Да, а что? — насторожился Алекс.

— Язык у тебя суховат, сюжеты не очень интересны, и чтение твоих сочинений как-то не завораживает. Не вставляет, как теперь говорят. Неужели нет иных способов почувствовать себя выше других? Если у тебя настолько занижена самооценка, что нужно хоть чем-то выделиться из толпы? Так, как бы ни банально это звучало, выделяйся знаниями, талантами, если таковые имеются и еще не закопаны в повседневности, или, на худой конец, язык себе проколи... И если тебе об этом никто еще не сказал, то только из вежливости и нежелания обидеть. Вот. Я высказалась.

— Но помнишь, ты же сама… — тут он вовремя прикусил язык и заткнулся.

— Обиделся что ли на мои слова?

— Нет, не обиделся. Да мне вообще-то пофигу, что и кто там про меня говорит... И ты тут ни при чем. Бесит просто, что есть мудаки, которые думают, что они все знают и что они самые умные... А пошли они все!..

— Обиделся, — констатировала она. — Да ладно, я же по-дружески тебе сказала. Если не я, то кто? Но все-таки расскажи, как ты это делаешь? Меня сама технология интересует. Как вот так можно — ничего нет, и написать что-то. Не автобиографию, не случаи из собственной жизни, не подслушанные байки, а что-то свое, совсем новое! Я хочу если не увидеть, то хоть бы узнать основную суть, может — я тоже буду.

— Ты сумеешь, стоит тебе только захотеть… Но может не надо, а? Я тут недавно видел в продаже книжку — «ЭмоГерл». Так ее всякие малолетки расхватывают, как горячие пирожки. Вот мне бы такую написать! Там столько всего понакручено!

— Я знаю, о чем ты, но это — другое дело. Тут самое главное — хорошо просчитанный литературный проект! Мне тут по работе приходится читать много всякого разного литературного говна, и от этого складывается нехорошее впечатление, что большую часть этих книжек изобретают маркетологи, пишут литературные батраки, причесывают литредакторы, и так далее. Вот смотри: например — «эмо». Модное молодежное движение, поэтому мы делаем книжку с этим словечком в названии, так? Например, «ЭмоГерл». Значит, что? Малолетки должны раскупать черно-розовую книжку, на обложке которой присутствует слово «эмо» и нарисована эмо-физиономия. Так? Эти же малолетки смотрят фантастические фильмы и мультики с трехмерной анимацией, значит, хорошо переварят и розового зайца с зубами черной акулы. Не удивлюсь, если идею книжки проверили на фокус-группах. Короче — хватит мяться, расскажи, я же просила.

— Я тебе не скажу ничего умного своим сухим языком. Спроси об этом лучше у какого-нибудь маститого писателя. У Сергея Лукьяненко, например, или у Дарьи Донцовой, я тебе их интернетовские адреса дам. Хотя — сомнительно, что они удовлетворят твое любопытство. По-моему, если ты что-то любишь делать, и делаешь это более-менее прилично, то на свою кухню пускать никого не следует. Кухня — это только твое рабочее место, и я почему-то очень сильно сомневаюсь, что вероятному потребителю результатов твоих усилий понравится изучение разных там секретов. Возможно, что совсем и наоборот.

— Тут ты прав, я вот терпеть не могу, когда смотрят, как я шью или как готовлю. Результат нравится? Ну, вот и хорошо, а сам процесс — это мое таинство, и нефиг туда лезть.

— Так чего же ты от меня хочешь? Моя кухня — это моя кухня, и тебе туда заходить не рекомендуется.

— Нет, ты все-таки расскажи! — не отставала она. — Я тогда для тебя что хочешь сделаю!

— Вот ведь пристала… ладно, расскажу. Вообще-то, проще всего опубликовать чужой текст, если тебя об этом просит автор того текста… — Алекс сделал многозначительную паузу и посмотрел на свою собеседницу, которая в ответ ничего не сказала, но как-то напряглась и поджала губы. — А если серьезно, то удобнее всего изобразить поток сознания. Без этого самого мутноватого потока не мыслим никакой современный роман. Поскольку голову отключить можно только доведя себя до состояния полной бессознательности, то какие никакие мыслишки там все-таки роятся. Вот и требуется всего-навсего это самые мыслишки в слова перевести. Вот как я сейчас. Сделать это нетрудно, и сил особенных не требует. Садись за клавиатуру, и шлепай по ней пальчиками. Только — чтобы кому-то кроме тебя все это интересно было бы читать.

— Что — пишешь все подряд, что в голову взбредет, и тебя будут печатать, так что ли?

— Ты, знаешь, так все примерно и обстоит. Почти. Есть только один маленький нюанс, — Алекс усмехнулся, вспомнив неприличный анекдот. — Продается абсолютно все — не только рукописи, но и вдохновение, как таковое... Только вот купить его может не всякий. Понимаешь, сейчас кругом и всюду очень много всего интересного: компьютерные игры, Интернет, телевидение, дивиди всякие продаются на каждом углу. Любой фильм можно легко и дешево купить или из сети даром скачать. Поэтому книга должна быть написана так, чтобы читатель не пожалел сотни рублей, оторвался от видео, от компьютера или от другой книги, и читал именно эту, твою. И обязательно саспинс обязан присутствовать — текст должен сразу же заинтересовать читателя, чтобы он потом не мог от чтения твоего текста оторваться…

— Не люблю я туалетную бумагу, которая никогда не рвется по линии отрыва!

— Ты чего? — удивился Алекс, пораженный сказанной не к месту фразой. — С тобой все нормально?

— А, не обращай внимания, — махнула рукой его собеседница. — Продолжай! Ну и?..

— Ну, и еще следи за тем, чтобы особо непотребные раздумья наружу не вывалились, но, с другой стороны, можно и наоборот — только самые непристойные размышления и записывать. Тут и друзья появятся по этим пристрастиям, и слава пойдет, как об авторе концептуальном, нетрадиционном, интересно мыслящем и оригинально излагающим свои взгляды. Опять же, желателен жесткий, даже жестокий натурализм. Если убийство — то с кровью и ранами, если любовь — то с сексом и голыми телами. Чтоб все как в жизни — со всеми подробностями и мелкими деталями! Если имеется главный персонаж, то надобно описать, как он посещает сортир, что там думает, что видит, что и как делает. Еще можно показать этого самого фигуранта в ванной или в душе: чем он моется, почему и каким образом. Ну, а уж если этот персонаж не живет монахом, и имеется у него некий сексуальный партнер, то уж тут не растеряться — первостепенное дело. Не впасть в ханжество и не пропустить интимные и сексуальные сцены, показав их во всем величии.

— Ты имеешь в виду детальное описание половых актов или простое упоминание о том, что персонаж живет сексуальной жизнью?..

— Зачем же крайности-то! Я тут заметил, что почему-то герои многих российских писателей абсолютно бесплотны. И бесполы, по-моему. Особенно это характерно для фантастической литературы. Вероятно, считается, что литературные герои или вообще не занимаются сексом, или это для них что-то такое будничное и незначительное, о чем и писать-то не стоит. А зря.

— А вот с этого момента поподробнее, пожалуйста, — сказала она.

— Ну, как! Излишне детальное описание половых актов не нужно, достаточно поверхностного. А простого упоминания недостаточно — читатель все хочет знать!

— Ни фига! Я вот не хочу про это знать, мне неприятно читать такие вещи, как будто заставляют подглядывать. Если я хочу прочитать про секс, я залезу в Интернет и скачаю, а если не хочу, то возьму... да хоть Льва Николаича!

— Кстати я категорически не рекомендовал бы включать в постельные эпизоды длинные диалоги и сцены откровенной порнографии. Диалоги — скучно, а — порнографию могут не пропустить или обвинить в изготовлении и распространении заведомо непристойных текстов. Да и не всем это интересно, опять же. А порнографией, как известно, считается изображение человеческих половых органов в рабочем состоянии, если изображение сие не является иллюстрацией к медицинской, учебной или другой специальной литературе…

— Это откуда у тебя столь научное определение для порнухи?

— Как откуда? Стандартное определение, принятое ЮНЕСКО. Да, раз уж мы вспомнили про сцены жестокости, то на этом нужно остановиться отдельно. Современная литература требует такие эпизоды вводить. Причем описать их надо наиболее тщательно и подробно, полностью игнорируя такие выражения, как: «страшно», «ужасно», «бесчеловечно», «безжалостно», «злобно», «бессердечно»... Только конкретные факты. Если необходимо показать силу удара, то напишите — «сокрушительный удар», а если важно передать жестокость драки, скажите просто — «жестко» или лучше — «резко». Теперь упомянутые уже диалоги. Без диалогов скучно, неинтересно и занудно до крайности. Если диалог вести совсем не с кем, то пускай главный герой ведет его сам с собой. Или с некоей сущностью, незаконно поселившейся в его беспокойном сознании. Это и заполнит текст, и придаст вашему произведению вид психологического и нестандартного произведения. Вообще-то диалоги писать просто. Если у автора, то есть у тебя, есть дурная привычка говорить самой с собой, то — никаких проблем — записывай всю эту бредятину, и дело с концом. Потом немного отредактируй, внеси коррективы, слегка подправь — и готово дело. Если же ты не страдаешь таким недостатком, то дела уже плохи. Придуманный диалог может выглядеть неестественно, поскольку талантом, как мы знаем, бог нас обидел, а литературных институтов мы не кончали в связи с отсутствием мощных финансовых ресурсов и влиятельных именитых родственников. Тут неизменным спутником должен стать диктофон. Таскай его на всякие вечеринки, посиделки и сборища, негласно конечно, а то от подруги и по морде можно схлопотать. Записывай все, что можно, а уже после, дома и в спокойной обстановке, сидя перед своим компьютером на трезвую голову, не торопясь, запиши, поменяй имена — и живой диалог готов.

— А как же йумор? — удивилась она, смешно коверкая слово «юмор».

— Ну, юмор! Юмор, конечно же, обязателен, но раз уж с ним у нас с тобой плохо, то скачай из Интернета побольше анекдотов, только новых и не матерных, перескажи своими словами и рассыпь их по тексту, вкладывая в уста созданных тобой героев. Главное — больше нахальства и цинизма. Еще Остап Бендер заметил, что людям это нравится.

— Да… Но сортир или ванна, я думаю, все-таки не заслуживает описания, если, конечно, сюжет не будет развиваться именно там. И с диктофоном, скорее всего, тоже получится полная лажа: нафига нужны разные обывательские рассуждения об обильно пропущенном пиве? Шутки я тоже не стала бы из инета качать — слишком уж легко выйдет, да и шанс есть, что читатель может узреть до боли знакомый анекдот. Нехорошо получится, лучше уж коллекционировать прикольные случаи из жизни. Хотя, оный совет все-таки иногда может и сгодиться… А дальше?

— А дальше — все! Пишешь, как я уже сказал, интересную книгу… Все, написала не менее десяти авторских листов — это где-то четыреста тысяч знаков. По возможности — без ошибок. Потом проверяешь ее на наличие всяких «багов» и внутренних противоречий, чтобы не было такого, что главный герой взял в руки цифровой фотоаппарат, заснял интересную сцену на телефон, а потом сдал на проявку пленку с отснятыми кадрами. Тексты со значительным количеством ошибок никто не будет смотреть. «Рукопись» должна быть в электронном виде — бумажные рукописи сейчас давно уже не в ходу. Обычно ты делаешь файл в Word’е или в PDF-e и посылаешь в издательство, вместе с синопсисом. Ну, синопсис — это…

— Я знаю.

— А, ну и вот. Посылаешь это все в издательство или приносишь, как удобнее. Там читают и дают свое заключение. У каждого издательства свои сроки, и чем круче издательство, тем круче сроки. Если не ответили — то через пару месяцев посылаешь вторично, но вот в третий раз отправлять уже ненужно — издателю твоя книга не понравилась, спорить бесполезно и бессмысленно: или ты — не писатель, или это не твой издатель.

— Ну, а потом, потом! — вспомнила она фразу из советского мультика.

— Ну, а потом, уже после выхода книжки, была у меня автографсессия в ЦДХ... Все нормально, все чудно. Но самое прикольное, когда я подписывал чужие книги. Подходит какой-нибудь вполне из себя левый чувак, говорит различные драгоценные слова и протягивает для автографа чужую книгу, а не мою! Чего только я тогда не наподписывал! Но самый крутой прикол случился тогда, когда один чел громко так заявил — «А кто ты такой? Я тебя не знаю и впервые вижу!» Ну и хрен с тобой! Я тебя тоже вижу впервые, и, надеюсь, не увижу больше никогда... Такие вот у меня отношения с читателями и литературой. А ты сейчас что читаешь?

— Чего читаю… какой-то бабский роман. Захотелось, знаешь ли. Там одна модная писательница оказалась в долговременном творческом кризисе. А поскольку такие периоды вредны для благосостояния, она решила разогнать тоску и обогатиться новыми впечатлениями. Не долго думая, она отправилась в Бразилию, где, как известно, много диких обезьян и Донов Педро. С первыми у нее как-то не очень сложилось, ну не повстречала она ни одну обезьяну, а вот со вторыми получилось вполне удачно. Судя по роману, Доны эти самые, Педро, как увидят белоснежную женщину, так и норовят ее сцапать и... Ну и примерно в таком вот духе. Сейчас я прочитала где-то одну треть.

— А кто автор?

— Некая Марлен Бейкер. Не читал?

— Первый раз слышу, — пожал плечами Алекс. — Имя мне вообще ничего не говорит.

22. Пол Жданов

Воспоминания, конечно, вещь очень хорошая, иногда отвлекает, но все-таки полезно бывает возвращаться и в текущую реальность. Я знаю, что мысли о прошлом не самое лучшее времяпровождение, но совсем без них не получается.

Кстати — оружие я так и не сменил. Надо зайти в оружейную, давно уж пора.

Из предложенных мною вариантов Шеф выбрал два дела: «Дело Стентона» и «Дело о пяти миллиардах», после чего сказал: «Решай сам Пол — я тебе уже все объяснил, поэтому работай, время не ждет».

Итак, что же мы имеем на сегодня? Из существующей альтернативы самое перспективное в смысле скандалов — это дело Стентона. Миллиарды не так интересны — обычная финансовая афера. А вот из первого может получиться красивая вещь. Давно уже у меня руки чешутся на эту фирму — темное заведение, явно опасное и какое-то очень подозрительное, а по случайному совпадению, на их руководство у меня уже собралось неслабое досье — помогла «Сильва». Вот и повод появится запустить в работу весь этот хлам.

В свое время я ознакомился с изрядным количеством соответствующей литературы, более или менее поработал мозгами, навел кое-какую ясность, попробовал отдельные переживания на вкус. Но вопрос «а чего же я хочу?» так и остался таким же размытым. Более того, вопрос «что делать?» выходил из разряда риторических очень редко. Вот совпадения — это да. Случайности. Случайно моему шефу потребовалось эффектное дело. Случайно единственный мой агент в полиции знал, кто расследует подходящий эпизод. Случайно в этом деле по самые уши застрял мой старый друг. Или — бывший друг? Похоже, все-таки бывший. Ну, и ладно, ну и фиг с ним, главное — я знаю его хорошо и давно, распрекрасно понимаю его настроение, и могу предсказать любую его реакцию. Случайно другой мой друг ранее помог с подбором кадров.

Не верю я в такие случайности.

Вот, например, скоро готовятся очередные погромы в городе. Ничего случайного в этом нет, все вполне закономерно. Банды секс-реалистов, радикалов и экологических христиан совсем распоясались, а сделать ничего нельзя — законы о правах религиозных, сексуальных и политических меньшинств, о неприкосновенности храмов и мест поклонения связывают нам руки. Зато можно незаметно натравить их друг на друга, а потом чуть подождать, и по результатам погромов арестовать руководителей этих бандитов. Ну, полиция их, конечно, сразу же задержит, но потом быстро отпустит, только всякую мелкую шалупонь крепко засадит. А вот тут уж наше дело не растеряться — Закон о защите информации позволяет нам не особо церемониться с главарями. О том, когда и где произойдут эти погромы мы знали чуть ли не раньше самих главарей. Все их каналы связи находились под нашим полным контролем.

Ладно, ерунда все это. Пусть у начальника Отдела информационного контроля голова болит.

…Официальный рабочий день часа два как закончился, когда Макс Перкинс, наш оперативник, привел в мой кабинет Алекса — моего однокашника по Артакадемии. Сейчас мой бывший друг пребывал явно не в лучшей из своих форм. Весь какой-то мятый, под глазами синяки, небритый — с трехдневной щетиной. Вообще, у моего старинного приятеля был такой вид, будто он провел как минимум одну ночь в проходной полицейского участка. Собственно, так оно и было, если подумать.

–     Алекс! Заходи, садись, — сказал я, жестом отпуская Перкинса. Я не видел Алекса года два с половиной или три, поэтому действительно обрадовался. — Ну, привет, старый развратник! Сколько лет?

–     Чего сколько лет? Добрый вечер. — Мой друг явно был чертовски зол, и шутливого тона не принимал. Все-таки мы были друзьями, и не виделись черт знает сколько времени. Ничего плохого я ему не делал, даже наоборот, поэтому рассчитывал на более дружеское отношение с его стороны. Ну, что ж, попробуем немного иначе.

–     Сколько лет не виделись? Ну, не дуйся ты, черт тебя побери, все уже позади, — я всеми своими силами старался его расшевелить и вселить уверенность. — Если договоримся, конечно. Давай, располагайся. Рассказывай, куда тебя занесло на этот раз?

–     Три года мы не виделись. Слушай, хватит а? — Алекс никак не мог расслабиться. Насколько я его знал, он всегда очень трудно менял свои настроения, тяжело прощал обиды и отличался исключительной злопамятностью, но все-таки такой откровенной неприязни в свой адрес я не ожидал. — Ты, я думаю, в курсе всех моих дел. Я устал, только что из предвариловки, и к тебе не на чай заглянул.

–     О, хорошая идея! — сразу отреагировал я и вызвал свою секретаршу. Вообще-то она терпеть не может это слово — «секретарша» — ибо она не секретарша, а секретарь-референт.

–     Да патрон? — оперативно отозвалась Ингрид.

–     Ингрид, сделай нам два чая, будь любезна.

–     Как всегда, айс ти? — поинтересовалась моя помощница.

–     Нет, горячего, заварного, — возразил я.

–     Грей, или может быть грин? — уточнила она. — А сколько и какой крепости? Сорт?

–     Один без сахара — для меня, а второй — с двумя ложками. Чай «Ахмад», высшей категории, серый, ручной сборки этого года. Крепость: двадцать и семьдесят пять соответственно. И еще что-нибудь перекусить к чаю.

–     У меня сейчас остались четыре порции свежего «Птичьего Молока», есть еще Фругурт-пай и Авокадо-Лайф, — перечисляла Ингрид свои запасы. — Я бы посоветовала «Птичье Молоко».

–     Да, подойдет. Спасибо.

Ингрид отключилась.

–     Мой любимый чай? — Алекс наконец-то слегка оживился, и немного оттаял, — не забыл?

–     На память не жалуюсь пока. Ну? Сейчас принесут… — тут в дверь кто-то постучал. Я удивился, это еще не мог быть чай: рано еще, да и не ждал я никого больше. Поздновато для визитов: рабочий день закончен давным-давно. — Ого! Уже? Входите!

Вошел Макс Перкинс и почему-то с заговорщицким видом тихо прошептал мне в ухо:

–     Патрон, тут к нам примчался лейтенант Гибсон из федеральной полиции и просит срочно его принять. Так и сказал — срочно принять. Сейчас он внизу, и вид у него очень возбужденный — как будто жопа скипидаром намазана.

–     Чего? Какого черта ему тут надо? — я очень удивился: от Криса Гибсона такой прыти ожидать было трудно. Обычно он раскачивался долго и со скрипом.

–     Скандалит, требует вашего гостя назад, — тем временем шептал Перкинс, покосившись глазом на Алекса, — говорит, что вы мешаете ему работать, а он по вашей вине теряет своего подследственного. Решать, конечно, вам, но я бы не стал его пускать. Он, судя по всему неадекватен, и, по-моему, нетрезв.

–     Ну, уж нет, это — его трудности! Пусть ему выдадут пропуск, и я с ним сам поговорю.

–     А куда его? — продолжал Перкинс мне на ухо. — В приемную? Или подержать пока в бюро пропусков?

–     Сюда, ничего страшного, пусть прямо ко мне проходит! — я повернулся к Алексу, — так, сейчас придет один наш общий знакомый, и мы немного побеседуем. Недолго, я постараюсь от него быстро отделаться, а вот потом уже спокойно поговорим. Не торопясь.

–     А это кто? — Алекс, судя по голосу, почему-то испугался.

–     Сейчас, — ответил я, стараясь говорить, как молодой психотерапевт-практикант, получивший первого в своей жизни больного. — Ты пойми, что этот чувак в своем праве, формально я не имею возможности ему отказать. Я даже обязан оказать содействие, но наша служба обладает приоритетом перед их конторой! Поэтому он может оспорить мои действия только по начальству, а начальству все это на фиг не надо, так что не дергайся, расслабься, и главное: не говори при нем ничего лишнего, понял?

Тут кто-то настойчиво забарабанил в дверь. Гибсон, больше некому. Уже прискакал.

–     Да! Войдите! — громко сказал я в сторону двери.

Чуть не сорвав мою дверь, в кабинет буквально вломился лейтенант. От возбуждения его лицо покраснело, и приняло апоплексический вид. Я даже испугался за него — чего доброго хватит инсульт в моем кабинете, волокиты потом будет — не меряно!

–     Слушайте, полковник, вы не имеете права! Это произвол, он мой задержанный!

–     Успокойтесь, лейтенант, вы не хуже меня знаете, что право я имею, — такого нахала, как Гибсон, надо было осадить сразу, а то усилий потребовалось бы потом намного больше. — А раз я уж перебежал вам дорогу, то, значит, имел на то и право, и желание, и надобность. Если у вас какие-либо претензии, то пишите рапорт по начальству, а мне не мешайте. Что-то еще?

–     Да! Все знают, что вы с вашим начальником — старые университетские приятели, и женаты на сестрах! Он никогда ничего против вас не сделает!

Ага! Гибсон явно не знал о моем теперешнем статусе, и думал, что я еще хожу под началом Князева. Ну и ладно, не будем его переубеждать, чтобы еще сильней не расстраивался.

–     Лейтенант, заверяю вас, что мой босс — профессионал, и вам это отлично известно. Дело для него — превыше всего, даже личностных отношений, поэтому не отнимайте у нас время, и не волнуйтесь. Вы получите самый подробный и полный отчет, не первый год работаем. Чаю не желаете?

Мой вотрос повис в воздухе. Вместо ответа лейтенант удалился так же стремительно, как и появился, и напоследок хлопнул бы дверью, если бы это была обычная дверь. Я повернулся к Алексу, и стал его разглядывать.

«Интересно, — думал я, — чего это такого важного он разузнал, чтобы Гибсон возбудился столь резко? Нужно будет потрясти моего старого приятеля по полной программе... Вот что, надо бы ему показать, как мы работаем, поэтому свожу-ка я его в «Процедурную». Сговорчивее и податливее сделается. Никаких дружеских чувств он, судя по всему, ко мне уже не испытывает, поэтому можно особенно не церемониться с ним».

–     Что, нравлюсь? — недовольно буркнул Алекс.

–     Не хами, — отрезал я, и, наконец, принял окончательное решение, как себя вести со своим не в меру ершистым однокашником. — Я, кажется, ничем пока не заслужил такой чести. Пойдем, сходим в одно местечко, прогуляемся, заодно можно и поговорить. Глядишь, к этому времени нам чай принесут.

–     Да, это правильно, — оживился мой бывший друг, — а то какая-то зараза в отделении так и не дала мне возможности отлить. А потом уже и некогда было…

–     Успеешь, — усмехнулся я. — Или лопаешься уже? Я имел в виду не сортир, а кое-что поинтереснее. Пошли!

Я сразу не сообразил, что придется ехать служебным лифтом. Так привык к нему за этот год, что только сейчас осознал, насколько грубо нарушаю служебные инструкции — совершенно секретный отдел — водить посторонних, а тем более штатских, туда, куда мы направлялись, было запрещено категорически. Шеф мне голову оторвет, если узнает, и будет прав! Нужно не забыть оформить все это официально и должным образом. Задним числом, конечно.

–     Чего-то медленно он у вас едет, — сказал Алекс, чтобы хоть что-то сказать. Ничего, скоро ему будет не до праздных бесед.

–     Он может и быстро, но только один раз и вниз. Надеюсь, когда это произойдет, меня в нем не будет, — пошутил я, а самого всего передернуло.

Алекс шутки опять не принял. Или не понял. Конечно! Ему бы поездить хоть один разок в падающей кабине, по другому бы запел. Мои воспоминания о своих чувствах в стремительно летящем вниз лифте были еще вполне свежи. Лифт прекратил движение, двери раскрылись, мы вышли на мой этаж и пошли по коридору в «Процедурную».

–     Слушай, — все не умолкал Алекс. Наверное, у него от нервов начался приступ словесного поноса, — а мне это все мерещится, или действительно коридор тут длиннее, чем наверху?

–     Все верно, это здание имеет более широкую подземную часть. Вообще-то посторонним доступ сюда закрыт, но тебе можно, ведь ты со мной. — Тем временем мы подошли к двери в «Процедурную». — Так, стой, пришли. Теперь внимание! Пока мы будем здесь, никаких вопросов и никаких замечаний и вообще не издавай больше никаких звуков. Что бы ты ни увидел — держи рот на замке. Это важно! Усек?

Алекс кивнул, и мы вошли.

Да… Майк явно сделал уже все, что мог. На нашем «Железном Троне» сидел «Санта-Клаус», превратившийся в живой кусок мяса. Пока еще живой и даже немного разумный — подключенная к его телу аппаратура не давала руководителю наркоторговцев умереть или сойти с ума от болевого шока. Это считалось одним из самых удачных раскрытий последнего времени, причем дело-то опять было не наше, не по нашему профилю. Наркомания среди маленьких детей в элитарных школах наделала так много шума, что на уши поставили все федеральные службы. Первоначально кто-то решил, что зависимость внушается по информационным каналам через детские интерактивные игры, и к делу подключили нас. На первых порах мы (вернее — наша Служба) перехватывали сообщения наркодилеров и расшифровывали их коды. Потом как-то незаметно мы стали все больше и больше втягиваться в расследование, а когда наверху постановили, что лучше сосредоточить все следствие в одних независимых руках, дознание осталось только за нами. Именно мои ребята установили, что виноваты никакие не игры, а детские подарки, разносимые службой Санта-Клауса. Криминальная сеть оказалась намного шире и глубже, чем думали вначале. Синтезировались препараты не где-нибудь, а в Центральной Лаборатории Наркополиции — у них имелось все необходимое оборудование, да и каких-либо проблем с сырьем там тоже не испытывали. По вполне понятным причинам очень долгое время найти производство не удавалось, а когда еще и выяснилось, что среди пострадавших значатся дети высших чинов, было приказано открытый процесс не устраивать. Дело засекретили для прессы, а по СМИ объявили, что виновные, дабы избежать ареста и наказания, покончили коллективным самоубийством. Их даже похоронили в закрытых гробах. Но действительность была несколько иной. На самом деле бандитов доставили в отдел «G» — в мой отдел, где ими плотно занялись мои специалисты, вытягивая новые контакты, адреса и номера счетов — всю ту информацию, что еще могла пригодиться в дальнейшей работе. Как только информационный источник иссякал, его ликвидировали. На тот день у нас сохранялся только один, самый главный «Санта-Клаус», да и тот, судя по виду, недолго задержится на этом свете. Последнее, что он выдал путного — это очередной банковский счет с паролем, где хранилась очень крупная сумма.

23. Алекс

Он и она молча жевали, некоторое время не глядя друг на друга и никак не реагируя на происходящее вокруг. Через окна можно было видеть, как предприимчиво двигаются люди на Невском проспекте, как они спешат, как они озабочены, а время от времени и озадачены. Свободных мест в кафе оказалось мало, а посетители выглядели такими молодыми, такими красивыми. Близился обеденный перерыв, народу прибавлялось, и свободных мест становилось все меньше и меньше.

— Слушай, а что у тебя было в школе по литературе? — наконец, спросила она Алекса.

— Не хочу вспоминать школу — рановато вроде бы сочинять мемуары. А зачем тебе?

— Для общего развития, как ты любишь выражаться. Просто так. Жизнь дана для того, чтобы идти по ней улыбаясь, любить и быть любимыми — похоже, эту «мудрость» знают все с момента осознания себя как личности. А ты давай, рассказывай, я слушаю.

— Чего рассказывать-то? Понимаешь, этот предмет я просто не переносил, особенно меня доставали письменные задания — школьные сочинения. Литературу у нас вела директриса, и вела скучно, тоскливо и занудно до крайности. Мы все ее жутко боялись. Объяснения ее были неинтересны, унылы и монотонны — всякие там темы лишних людей, лучи света в темных царствах и прочие светлые образы униженных и оскорбленных. Один только Федормихалыч чего стоил! Однажды я попытался написать сочинение, не помню, уж, по какой конкретной теме и про что именно, но не тем самым казенным и «литературным» стилем, что проповедовал учебник, а живым разговорным языком. Получил, естественно, «два». За содержание. Как мне позже объяснила учительница, — «ты не подружке письмо пишешь, а сочинение по литературе!» Короче — литературу я тогда терпеть не мог, ненавидел всей душой и имел твердую устоявшуюся тройку. Только написав выпускное на «пять» (одному Богу известно, каких усилий это мне стоило!) я заимел в аттестате четверку. Если бы тогда мне кто-нибудь сказал, что я буду для собственного удовольствия писать различные истории, я бы рассмеялся и послал шутника далеко и надолго. В ту пору сама эта идея показалась бы мне жутко нелепой и просто дурацкой.

— У меня такая же ерунда была с музыкальной школой — всем сердцем ее ненавидела, заканчивала из-под палки, чтобы только от меня отстали и потом больше никогда не возвращаться к музыке. А уже в более сознательном возрасте с удовольствием играла на электрогитаре, и очень жаль, что сейчас заниматься всем тем, что приносит радость и удовольствие, катастрофически нет времени.

— Время... время... — Алекс задумался. — Самый ценный ресурс, а вот именно его-то и не хватает!

— Факт. Но в моей философии жизни его точно должно не хватать, ибо если мне недостает времени даже на то, чтобы как следует отоспаться и посмотреть какой-нить фильм, значит, я упускаю что-то очень-очень важное и даже не замечаю этого...

— Ужас какой! — засмеялся Алекс. — Слушай, не надо об этом! Но ты обещала что-то сделать для меня, если я расскажу свою «кухню».

— Ну? И что ты от меня теперь хочешь? — спросила она.

— Знаешь, вот я давно хотел тебя спросить. Можно сейчас?

— Можно, — засмеялась она в ответ, — спрашивай.

— Вот ты видишь всех насквозь, читаешь мысли и вполне хорошо можешь давать советы.

— Тебе нужен мой совет? С каких это пор? — она удивленно раскрыла свои огромные эльфийские глазюки. — Зачем?

— Скорее рекомендация, — уточнил Алекс. — У меня в последнее время как-то плохо с общением: друзей и хороших знакомых мало катастрофически, и с каждым годом круг общения сужается. За последние два года я похоронил трех близких друзей… И вот еще что. Я перестал ощущать себя интересным человеком. Детско-юношеские увлеченности прошли и обернулись банальным досугом. Что я сейчас делаю? Иду в бар, на выставку, на концерт, посмотрю фильм, почитаю книжку... И это все. Все! Ничего своего, ничего оригинального! Все чаще понимаю, что в беседе я не в состоянии рассказать ничего увлекательного. Что моя речь — это комплект штампов и давно сформировавшихся мнений. Мне самому давно уже неинтересно то, что я говорю. Мертвые примитивные фразы. Короткие тупые мысли. Как пни в парке. Я разучился быть живым. Я зануден до крайности, меня напрягает нормальное общение. К давним знакомым это не относится, все-таки за время проведенное вместе формируются устоявшиеся темы. Но раньше-то я прекрасно знакомился с новыми людьми! Почему же у меня теперь ничего не получается? Мне превосходно удается находиться где-то на периферии, но чтобы меня воспринимали всерьез — это импоссибл… Но ведь прежде-то я все это умел! Раньше все было легко и хорошо! Куда все делось? Может, я чего-то не понимаю?

— Да что уж тут понимать… У меня — примерно то же самое. А у тебя… Тебя же можно отнести к самой распространенной категории людей. Раздражают тебя только самые гнусные и неприятные вещи, а из типовых проблем ты драму никогда не делаешь. Ко всяким неприятностям умеешь поворачиваться спиной, достаточно легко забыть о них, отправляя воспоминания в архив. Что еще? Ты довольно хорошо умеешь оценивать обстановку и окружающих тебя личностей, у тебя действительно имеется определенный дар понимания, и тебе не составит особого труда объективно определить характер кого-то другого. Вообще — из тебя мог выйти неплохой психолог, поверь мне, но тебе для такой работы не хватило бы терпения, выдержки и энергии. Да, у тебя есть еще одно положительное качество — ты не разрешаешь себе принимать на веру чужое мнение о ком-то другом, и ты предпочитаешь убедиться сам, каков тот человек, которого ты оцениваешь. Ну а если поймешь, что ошибся, то никогда потом не боишься в этом признаться.

— Если верить тебе, то я — прямо-таки ангел, только без крыльев! Спасибо за лестную оценку.

— Всегда пожалуйста, и лесть тут ни при чем. Правда, ты — далеко не ангел, а вследствие этого — не расслабляйся! Никогда! Твой дар необходимо совершенствовать и постоянно поддерживать, посему не ослабляй внимания к окружающим, наблюдай и говори с ними, расширяй свои контакты. Проверяй себя периодически. И всегда, когда можно, спрашивай людей о том, что они думают, и обязательно сравнивай их ответы со своими выводами и наблюдениями. Вот примерно такие регулярные упражнения позволят тебе сохранить дар понимания окружающих. А сейчас ты чего-нибудь пишешь?

— Есть тут одна идейка… или как принято говорить в наше время — «проект».

— А идейка про что? — почему-то заинтересовалась она, хотя раньше никогда не проявляла интереса к его окололитературным упражнениям. — А то я ни разу не в теме. Расскажешь?

— Не, пока еще рано, — ответил он на ее вопрос. — Я лучше потом покажу тебе готовый текст.

— Как хочешь, — удивительно легко согласилась она. — Только наш прежний уговор остается в силе: мое имя не употреблять, и на чье-то чужое его не заменять. Обещай!

— Обещаю, — без всякого восторга ответил Алекс.

— Нет, не так! Ты повтори, что я просила!

— Хорошо, обещаю, — имя твое не упоминать и чужим именем тебя тоже не называть.

— Вот это уже другое дело. А как твоя Ольга?

— Нормально вроде. Сейчас как раз доклад делает где-то в недрах местного университета. А вообще-то она поглощена своей внешностью и тратит массу времени на самосовершенствование.

— А сын? — без особого интереса в голосе спросила собеседница Алекса.

— Вырос уже. Учится в университете на историка, специализируется по европейскому средневековью. Но ты мне так и не сказала, что с тобой приключилось?

Они не виделись пару лет, хотя раньше были очень близкими друзьями. Больше чем друзьями. Если точнее — то не встречались они год и десять месяцев. А до этого — еще примерно столько же. Чем чревато общение с людьми из прошлого? Риторический вопрос. Тем, что людей разделяет не только и не столько встречи Новых Годов и празднования порознь Дней Рождений, сколько кусок прожитой жизни. Бывшие друзья не просто научились смеяться, плакать и любить по-разному: между ними теперь лежат душевные раны, бытовые трагедии, семейные конфликты, серьезные проблемы, новые открытия — все то, что так сильно… Нет! Не изменяет! Добавляет изменений. А ничто так не отдаляет людей друг от друга, как приобретенные перемены.

Нет, они никогда не теряли контакта между собой. Они постоянно общались, благо Интернет делал такое общение легким и обыденным. Между ними лежали серые будни и бурный развороченный быт. Они продолжали злить друг друга, обижать, оскорблять, что у них уже вошло в привычку. Каждому из них казалось, что именно он знает другого лучше него самого. Каждый думал, что именно ему знакомы все секретные ноты души собеседника, что именно он видит нужную клавишу, на которой играет. И они не верили в то, что чужая жизнь переписана на чистый лист, и что этот лист давно уже запачкали новые пятна. Они не думали о том, что сидящий напротив человек теперь играет не на клавишах, а на струнах, что его душа звучит совершенно иначе, и что мысли совсем не те, что прежде. Почему? Потому, что они ничего этого не видели, не слышали и не хотели знать. А то, что они все-таки сумели подсмотреть, казалось им вполне похожим на то, что они знали прежде. Они часто говорили: «Все изменилось и все закончилось», но при этом не верили даже сами себе. Возможно, внешне они и согласились бы с такими словами, но у всех этих слов был один единственный и верный синоним — тотальное непонимание. В глубине души все равно смотрели на сидящего напротив человека из прошлого прежним взглядом и вспоминали все те же старые маски, прежние игры и давние образы. Эти образы и маски постоянно давили на них.

— …ты мне так и не сказала, что с тобой приключилось? — спросил ее Алекс.

— Сейчас расскажу, — она сделала небольшую паузу, ковыряя недоеденную пиццу. — Случилось всего много, но говорить обо всем лениво… Вот намедни у меня умер компьютер, и завтра должен приехать мастер из техподдержки, посмотреть, что к чему и содрать с меня некислые деньги. А вообще, я устала от Интернета и сетевого общения. Но мы же блоггеры. Я, ты и еще куча разных знакомых. У нас давно уже нет имен, вместо них — ники. У нас нет ни возраста ни пола, да и голоса тоже нет. Как нет эмоций — их нам заменил десяток банальных смайликов. Вместо лица — аватар. Мы не читаем книг, а просто просматриваем текстовые файлы. Не цитируем по памяти любимых авторов, а вставляем результат поиска в Google по ключевой фразе, которую сумели запомнить. Концерты нам заменил ненатуральный эм-пэ-три звук с сокращенными частотами, не воспринимаемыми нашим ухом. Вместо фотографий — матрица тридцати двух битных точек. Вместо встреч — сходки. Вместо поцелуев — «чмоки». Вместо любви — мемориз и записи в хистори... Но я все чаще ловлю себя на мысли, что мне давно уже наскучило писать в блогах. Надоело что-то аргументировать, да и просто надоело как-то себя выставлять. И в Интернете, и в реале. Но позитивно жить мне не удастся: я уже настолько приспособилась к роли воительницы с пылающим мечом, что возможности выхода из этого образа не вижу вообще. Да и как он возможен, этот выход, если долго притворяться у меня не получится, все равно вся эта суть рубящей всех налево и направо всадницы вылезет наружу и делается только хуже…— Недавно звонил мой бывший (ты его знаешь, мы с ним остались замечательными друзьями). То, что рассказал, совсем не порадовало. На днях была вечеринка в клубе «Белая Тень», и он там краем уха слышал, что говорили обо мне некие личности. Оказывается, я меняю мужиков как перчатки, ко мне чуть ли не очередь стоит, и я всех вожу к себе домой. Сколько же нового можно иногда о себе узнать. Хорошо у него хотя бы хватило ума в это не поверить, а плохо — что он не знает, кто они были такие и откуда. Жаль. Для меня, естественно, а им повезло, ибо в противном случае я не гарантировала бы их целость и сохранность...

— Да, конфликтовать с тобой — только злейшему врагу пожелаешь! — засмеялся Алекс. — Вообще-то все мы со своими проблемами. А ты думаешь, я белый, пушистый и рисую на стекле солнечных зайцев? Нет, я могу быть очень злым человеком. Я быстро впитываю негатив, а потом выбрасываю его в чью-то сторону. Но вообще-то я немного романтик. До сих пор.

— Я так не думаю, и никогда не думала. Какой же ты романтик? — она изобразила смех. — Да ты кто угодно, но только не романтик. Ты, дяденька, умеешь смотреть на жизнь цинично и трезво, не обольщаясь, поскольку в твоей жизни было достаточно разочарований, чтобы позволить себе роскошь очаровываться вновь. При этом даже не стараешься выглядеть очень уж правильным, хотя вполне адекватен…

Вдруг без всякого перехода она спросила:

— Слушай, романтик, а ты где остановился?

— В академической гостинице на проспекте Энгельса, — удивленно ответил Алекс. — А что?

— Пойдем ко мне? Посмотришь, как я живу. Ты же у меня еще не был.

— Еще не был — эхом отозвался Алекс. Он позвонил своей жене, но ее мобильник упорно не желал отвечать — это была уже не первая его попытка.

То, что произошло позже, Алекс так и не смог объяснить, хотя долго потом об этом думал. Отрезок времени, кусок его жизни продолжительностью несколько часов, полностью выпал из памяти и сознания. Его, Алекса мозг, как будто отключили, а затем включили на шесть часов позже. Еще мгновение назад он спокойно сидел за столиком кафе на Невском проспекте, а тут вдруг сразу оказался абсолютно голый в незнакомом помещении на удобной широкой постели, прикрытый до подбородка мягким одеялом. Сознание постепенно возвращалось, голова прояснялась, а в теле ощущалась приятная расслабленность и усталость, как после долгого полноценного секса. Алекс не успел удивиться, как дверь открылась, и в комнате появилась его симпатичная приятельница — судя по влажной прическе, она только что вышла из душа. Шла она босиком, одетая только в крупноразмерную черную майку, висящую на ней, будто платьице. На майке была изображена исполненная экспрессии и фантастичных киберпанковских деталей некая красочная инфернальная сцена в духе Гигера. Сверху, прямо под горлом, читалось:

Jeffrey Scott — 1019

Anything Goes, group show,

Courtyard Gallery, Asheville, NC.

— Как себя чувствуешь? Ходить хоть можешь? — спросила она.

Алекс неторопливо поднялся, прислушиваясь к голосу своего тела. Само тело встало возле кровати и сделало несколько осторожных шагов вдоль нее. Ноги слушались плохо, и в них ощущалась противная слабость, под коленками что-то несимпатично подергивалось и трепыхалось, сердце так и старалось выскользнуть из груди. Вот черт… Организм пытался синтезировать аденозинтрифосфорную кислоту для работы мышц, а из чего ее синтезировать — не знал, но ходить все-таки мог.

— Чай, кофе? Или где-нибудь поужинаем? — Она задумчиво посмотрела на него и вдруг продолжала: — витаминчиков дать? В свое время она закончила медучилище, а потом, без всякого перехода, поступила на юридический факультет университета.

— Спасибо, все давай. Еще, если можно — кофе с ромом: в чашечку черного добавь немного рома и сгущенного молока с сахаром... Нету рома? Тогда — пусть будет просто черный кофе с тремя ложками сахара. А пожрать у тебя ничего не будет? Только здесь, а то я просто умираю от голода.

— Нет проблем, сейчас, организуем. Идем на кухню, — сказала она.

24. Пол Жданов

–     Ну, и как результаты? — спросил я не столько для себя, сколько для сильно уже побледневшего Алекса. — Эффект есть?

–     Есть, конечно, — охотно откликнулся повеселевший Майк. — Но, по-моему, мы выжали из него все, я тут сделать больше ничего уже не смогу.

Кто бы сомневался. Майк всегда работал с полной отдачей, ибо знал: попробуй он меня обмануть или соверши ошибку, то сам окажется на «Железном Троне». Или в нашем крематории.

–     Уверен? — для вида и по скверной привычке переспросил я.

–     Абсолютно, — меланхолично ответил Майк, он давно привык к моей манере, — Если кто-то что-то еще из него вытянет, я готов поставить упаковку пива.

–     Превосходно. Тогда отдавай его Хирургу.

«Хирург» — один из моих кадров, получил в свое время пожизненное заключение за «серийные убийства отягощенные особой жестокостью», как сухо сообщал приговор. Этому типу явно не давали покоя лавры Джека Потрошителя, только в отличие от прославленного лондонского маньяка, наш «Хирург» предпочитал медицинскому скальпелю дисковую пилу — инструмент для распиливания грудной клетки. Этот предмет мой теперешний подопечный использовал не по прямому назначению — у своей жертвы он вскрывал не грудную, а брюшную полость и руками выгребал наружу внутренности. При этом, как показала экспертиза, «Хирург» испытывал сексуальную разрядку — «у него случался оргазм и извержение спермы», как я прочитал в истории болезни. Все давно уже забыли его настоящее имя, и называли только по кличке. В отделе он был незаменим — его четкий аналитический ум лучше всякого квантового компьютера мог найти ассоциативные связи там, где этого никто никогда не ждал, и только Хирург мог отыскать зависимость в, казалось бы, совершенно посторонних фактах. Была бы исходная информация, а она всегда была. В свое время суд признал его полностью вменяемым и закатал на пожизненное заключение без права на условно-досрочное освобождение — помогли адвокаты родственников жертв. В тюрьме его держали на релаксантах, но когда «Хирург» голыми руками растерзал своего сокамерника — тоже серийного убийцу — ему предоставили почетное право на одиночку. Там я его и нашел — в одиночном бетонном коробе площадью три на три метра, без окна, без каналов связи и без права выхода за порог. Директор тюрьмы был рад радешенек, когда я сделал предложение, от которого он не смог отказаться, и «Хирург» сменил свой бетонный гроб на одноместные апартаменты в подземном этаже отдела «G» — моего отела.

–     Звони, — кратко приказал я Майку.

Тот не заставил упрашивать себя дважды — он только и ждал, когда появится свежий труп. Сохранность трупа особого значения не имела, главное — чтобы еще не начал разлагаться. Майк был некрофилом-гомосексуалистом, и периодически ему требовалось мужское тело. Иначе Майк долго работать не мог — через какое-то время он впадал в такое скверное состояние, что только укол какой-то гадости его успокаивал. Но вот беда — после этого укола Майк превращался в тихого безмятежного идиота, а мне требовался не придурок, а качественный работник. Сейчас он твердо знал: после Хирурга труп «Санта-Клауса» полностью достанется ему.

«Хирург» влетел стремительно, как страдающий диареей коммивояжер вбегает в сортир аэропорта. Свои обычные в таких ситуациях действия он осуществил быстро и ловко. Сколько раз я уже видел подобные сцены, но до сих пор они оставляли сильное впечатление. Временами меня одолевало мучительное желание продырявить жирный затылок «Хирурга» каким-нибудь мощным деструктивным оружием. Что уж говорить про Алекса — больше всего я тогда испугался, что моего друга стошнит на пол, а может и прямо мне на ботинки или на брюки. Еще я боялся, что он вдруг обделается или потеряет сознание, как забеременевшая гимназистка.

Пора было немедленно уходить — все то, что надо, Алекс уже увидел и порцию впечатлений получил. Я крепко схватил руку своего приятеля, закинул ее себе через плечи, быстро вывел его в коридор и поволок в туалет, прямо к унитазным кабинкам. Там Алекс сразу же пал на колени и с характерным звуком выплеснул в толчок содержимое своего желудка.

Пока Алекс «беседовал» с унитазом, я с интересом разглядывал портреты мировых лидеров, которые приколист Перкинс регулярно вывешивал под потолком. Надо же! Уже успел обновить, вот когда только?

Наконец Алекс прекратил свои рвотные дела, и нетвердой вихляющей походкой вышел из кабинки.

–     Ты не находишь, что Хираока выглядит тут слишком молодо? — спросил я своего друга, чтобы он хоть что-то произнес. — Наверное, это какой-то старый его снимок.

–     Что это было? — прохрипел Алекс. Ну и видок у него! В гроб краше кладут. Ничего, не заболеет, зато сговорчивее сделается, если я еще что-то понимаю в людях.

–     Ты о чем? — притворно удивился я.

–     Ты понял о чем. Мы вообще-то где? Что происходит? — требовал объяснений Алекс.

–     Мы у меня на службе и это часть работы, — я старался говорить как можно спокойнее. — Ты готов?

–     Готов. Объяснишь? А то я ничего не понимаю.

–     А что тут понимать? — я вкратце объяснил Алексу принцип работы моего отдела. — Так ты — готов? Правда?

–     Правда, готов, — хрипло ответил он, и тут же опять бросился к унитазу. Его снова громко стошнило. Быстро, но бурно.

–     Ну, все? — спросил я, — проблевался наконец? Пошли чайку со мной попьешь!

Алекс наконец закончил свои оральные контакты с ватерклозетом, и с удивлением стал рассматривать портреты президентов, королей и премьеров, развешанных Максом над писсуарами. Выглядел мой друг не лучшим образом — бледный, почти зеленый.

–     Боюсь, что не смогу составить достойную компанию, — промямлил он наконец, и начал долго и путано оправдываться.

–     Как кучеряво ты выражаешься! — тут надо было проявить настойчивость, и я ее проявил. — Сможешь, сможешь! Ладно, идем, я заказал к чаю «Птичье Молоко».

Только сейчас я заметил объявление на внутренней стороне туалетной двери:

Уважаемые коллеги!

Руководством нашего Отдела было установлено, что сотрудники тратят чрезмерно много рабочего времени на визиты в туалет. С первого апреля этого года вводится посещение строго по алфавиту. Сотрудники с фамилией начинающейся на «А» будут ходить в туалет с 9:00 до 9:20, на «В» с 9:20 до 9:40 и так далее. Если вы не сумели правильно использовать свое время, то будете дожидаться следующего дня. В экстренных случаях вы можете поменяться со своим коллегой, однако для этого необходимо письменное разрешение вашего непосредственного начальника. Дополнительно вводится трехминутный лимит на пользование кабинкой. По завершении трех минут последует звуковой сигнал, туалетная бумага втянется в коробку, дверь откроется, а соответствующие кадры системы видеонаблюдения будут зафиксированы. В случае повторного нарушения видеоинформация будет опубликована на внутреннем информационном ресурсе нашей Службы.

С уважением, Начальник отдела, Пол Жданов.

Интересно, чье это творчество? Шутники! Я таких приказов, естественно, не отдавал.

Мы вернулись в мой кабинет и еще минут тридцать молча пили чай, пока физиономия Алекса не приобрела нормальный для человека цвет.

–     Ну, пришел в себя? — спросил я, когда это молчание мне вконец надоело. — Я всегда говорил, что чай это есть великая вещь! Итак, у тебя две главные проблемы: убийство вашей уборщицы, извини, оператора клининга, и твоего клиента.

–     Гибсон сказал, что убили кого-то другого, — удивленно произнес Алекс.

Ха! Забавно! Оказывается, наш старина Гибсон затеял какую-то свою собственную интригу или игру. Не похоже на него, не его стиль вообще-то, тоже мне — великий тактик! Или посоветовал кто? Ладно, позже выясню.

–     Ты что, Гибсона не знаешь? — разъяснял я ситуацию. — Вижу, что знаешь, врет он все. Погиб твой клиент, причем именно так, как и описано в газетах. Ну, почти так, нехорошо погиб — его убили бейсбольной битой, а труп потом нашли на мусороперерабатывающем заводе.

С этими словами я сменил вид за моим окном. Мы еще немного поболтали. Чтобы хоть чуть-чуть снять возникшее напряжение, я не удержался и похвастался своей Ингрид, хоть это и не в моем стиле. Она действительно классная девчонка, я уж не говорю, что прекрасный секретарь и референт.

Пора было ехать домой — почти все сотрудники давно разошлись и только дежурные да те, кому не хватало дня, все еще трудились по своим этажам. Алекс сразу же ухватился за мое предложение подкинуть его до дома.

25. Алекс

Без всякого на то должного основания, Алекс всегда считал, что хорошо умеет разговаривать с людьми и быть для них интересным собеседником. Объяснялось это ошибочное мнение тем, что, знакомясь с людьми новыми, которые всегда сильно отличались от Алекса, он достаточно легко находил с ними общий язык — иногда даже перенимал некоторые их черты или манеру общения. Но так получалось не всегда, а только тогда, когда у него или у его собеседника изначально была склонность или желание к такому общению. На людей же из собственного прошлого он смотрел через зеркало старого своего восприятия и прежних ассоциаций.

— … сейчас, организуем. Идем на кухню, — сказала она.

Алекс нашел свою одежду, кучей брошенную у кровати, надел джинсы и поплелся следом.

— Знаешь, как лучше молоть кофе, чтоб он был ароматнее и вкуснее? — спросила она.

— Как?

— Зерна следует молоть перед самой варкой, — говорила она, сопровождая свои слова соответствующими действиями. — Нельзя размалывать кофейные зерна ни слишком крупно, ни слишком мелко. Кофе будет вкуснее, если в момент закипания опустить в воду щепотку соли и наливать его в подогретые чашки, а для того чтобы гуща осела, достаточно плеснуть в кофе ложку холодной воды… Да, оказывается у меня еще остался гаванский ром — повезло тебе! Вообще-то я редко здесь готовлю, так — перекусить только, чаще в городе обедаю. Ничего посущественнее не хочешь?

— А знаешь, не отказался бы! Вот в начале романа Василия Аксенова «Редкие земли» рассказывается рецепт блюда, которое автор изобрел сам. Это макароны с овощами и морепродуктами. Для приготовления надо положить на разогретую сковородку неразмороженный коктейль из морепродуктов и добавить оливкового масла. Пока морские гады оттаивают, сварить полпакета макарон и нарезать красные перцы. Высыпать макароны на сковороду, перемешать, добавить по вкусу овощи и специи.

— Ну, не знаю… Макароны с морепродуктами? По-моему лучше рис. Но у меня сейчас все равно нет никаких морепродуктов.

— Тогда, пожалуйста, сделай то, что у тебя есть. Жрать хочу, сил нет! — возопил Алекс.

— Ладно, не стони! А тебе я яичницу приготовлю со всякими разыми вещами. Будет вкусно. А пока вот — орешки погрызи.

С расслабленным и довольным видом он наблюдал за тем, как она включила плиту, налила воду в чайник, расставила чашки, достала из холодильника яйца и еще что-то и начала готовить на скорую руку. У нее были красивые ноги и великолепно вылепленная фигура. Алекс вдруг понял, что очень любит смотреть на то, как она что-то готовит. И как вообще что-то делает.

Еда, приготовленная ею второпях из каких-то случайно сохранившихся в холодильнике ресурсов оказалась удивительно сытной и вкусной, а кофе — просто великолепным. Сама она не ела ничего, а только молча сидела у противоположного края стола, подперев руками подбородок, и внимательно наблюдала за Алексом.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он после двух чашек кофе с ромом, яичницы с ветчиной и нескольких толстых бутербродов с холодным мясом. Он понял, что если она до сих пор ничего не объяснила, спрашивать уже бесполезно — все-таки они были знакомы давно.

— Тебя подвезти? Я все равно еду, и могу немного прокатиться с тобой. Подожди, только переоденусь.

Они вернулись в комнату. Не обращая на него никакого внимания, она скинула свою гигантскую майку и стала облачаться в немногочисленные элементы одежды. Всего таких элементов Алекс насчитал семь — трусики, бюстгальтер, колготки, джинсы, пару ботинок и водолазку.

— О, подвези если нетрудно… — задумчиво и с опозданием ответил он. — Нет, слушай! Лучше отвези меня к морю!

— К какому еще морю? — удивилась она.

— Ну, как же! Питер — приморский город, и я хочу к морю. Еще не был в этом году.

— А, поняла. Тебя в Комарово или в Петергоф? Может в Кронштадт? — спрашивала она, разглядывая себя в зеркале. Несмотря на фен, ее волосы высохли еще не полностью.

— Нет, зачем же так далеко? На ближайший берег — я там хочу посмотреть на волны. Заодно еще и поговорим. До морского берега надо как-то добраться, а терять драгоценное время в дороге, по меньшей мере, глупо.

— Ладно, как скажешь. Морская набережная тебя устроит? А ты ну-ка, одевайся, быстро! А то я почти готова уже!.. Пока буду краситься, собирайся давай…

Дом, из которого они вышли, сильно отличался от своих соседей, хотя два его брата-близнеца стояли на другой стороне улицы, в глубине квартала. Когда-то дом был новым, «экспериментальным» и, наверное, очень престижным. Но с тех пор прошло время, утекло много воды, стены посерели, фасады поблекли, а плитки, украшающие здание, облетели. Причем осыпались частично, группами, создав тем самым новый причудливый узор.

— …а потом наши соседи закрыли пожарный выход на замок и сделали там себе кладовку. — Заканчивала она начатую еще при выходе из квартиры фразу. — А вот и моя ласточка! Ну, только посмей сказать, что она тебе не нравится!

Алекс со своей спутницей вышли на Наличную улицу и сели в джипообразный «Мерседес ml 320», который смиренно ждал у тротуара. Для этой мощной машины уж никак не подходило слово «ласточка».

— Нравится! А где твой старый транспорт? Где твой бандит-мотоцикл и где знаменитый беленький «Вольво?» — удивленно спросил Алекс.

— Разбила, — коротко объяснила она. — А ездить на мотоцикле я сейчас не хочу, не то настроение.

— Жалко… Может, ты все-таки расскажешь, что с тобой приключилось? Ты вроде как обещала.

Некоторое время она молчала. Алекс ждал, временами посматривая на свою спутницу. Ее голова уже полностью высохла, и волосы приобрели видимую мягкость — лаками она не пользовалась.

— Черный заяц снова начал бить в свой барабан, — веско сказала она и опять замолчала.

— Это ты о чем? — удивился Алекс. Недавно перечитывала Пелевина?

— Понимаешь… — наконец снова заговорила она, проворно ворочая рулем, — вот так живешь, живешь, но однажды чувствуешь, что все, что было тобой сделано и выстрадано, обернулось против тебя и против всего, во что ты веришь. Пусть лучше такое никогда не случится в твоей жизни. Ты же знаешь, я бываю во всяких странах, разных городах, вообще, мотаюсь по всей Европе. Я везде и всюду сижу в интернет-кафе и повсеместно встречаюсь с людьми знакомыми мне лишь по Сети. Забавно, что некоторые не особо дорожат тем, что у них уже есть, не ценят тех, кто к ним хорошо относится, и позволяют себе говорить что-то неприятное в адрес своих друзей. Все мы чем-то и кем-то пользуемся, как бы грубо это не звучало, но это так. Люди разные. Одни вызывают только улыбку, другие — сожаление, третьи — действительно интересны. Но странное дело — мой круг реально хороших знакомых уменьшился сейчас до четырех человек. Хорошие знакомые — они ведь почти как друзья, но их всегда больше. Ты, же знаешь, я никогда не думала, что виртуальный мир может быть так реален, что те эмоции, которые я получила там во много раз конкретнее и сильнее тех эмоций, которые получала в реальном мире. Они гораздо менее призрачны и гораздо более чувственны. Но... Так болезненно и страшно осознавать, что однажды один из нас проснется утром и все это забудет. Забудет сказать: «доброе утро, я так соскучился», забудет сказать «целую» перед тем, как выключить свой гребаный компьютер. Ведь всегда во всем наступает момент, когда один из двоих больше не может ждать, а другой не может так жить. В последнее время мне понравилось анализировать свою прошлую жизнь — я определенно умею смеяться над своими проблемами. Вполне возможно, что я это делаю просто так, а может быть я это делаю потому, что то, как я сейчас живу, вряд ли вообще можно назвать нормальной, полноценной жизнью... Опять меня понесло в какую-то заумь.

— Я, кажется, тебя понял, — задумчиво сказал Алекс. — А эти твои… коллеги или как их там? Черное братство?

— Да ну их всех к черту. Каждый за себя, и каждый одинок. Утешает лишь то, что они тоже не так просты и тоже должны расти. Надеюсь, наши пути разойдутся, и я никого из них уже не встречу. Интересно, а если им прямо сказать, как я их всех ненавижу, что-нибудь изменится? Вряд ли. Нет, от этой компании никакого толку.

— Ну, ты же знала, на что шла. Нет?

— Нет, теперь мне трудно общаться с людьми, они меня раздражают. Особенно меня бесят наши соотечественники за границей. Вот недавно — летела из Германии. Стояла, ожидала регистрацию рейса в аэропорту Франкфурта. Вокруг меня суетилась группка наших россиян — десятка три— четыре. Самолетик маленький, регистрироваться не торопились — багаж паковали... Как этим занимаются наши — ты, я думаю, видел. Это уже стало обыкновенной картиной — полиэтиленовые пакеты, рулоны скотча и треск разматываемой липкой ленты на весь вокзал. Вокруг топтались немецкие таможенники, и вяло наблюдали за процессом. Туземная публика смотрела все это с плохо скрываемым недоумением и явной брезгливостью. Кто-то из них спросил: «А чего эти русские там делают?» И почти сразу кто-то ответил примерно так: «А это от собак, чтобы наркотики не учуяли!» Лица у таможенников сразу же одеревенели, и служители закона медленно направились к источнику треска... Багаж потом два раза паковали. Раньше меня это только позабавило бы, а сейчас — противно. Понимаешь, иногда я начинаю сильно сомневаться в правильности своего выбора. Как ни крути, но мой путь подразумевает одиночество. Если ничего не изменится, я буду постоянно расти над собой, а люди не будут за мной успевать. Когда-то я искренне надеялась, что сумею сохранить некоторых людей из своего прежнего окружения. А сейчас…

— А что сейчас? — спросил он.

— Сейчас я уже не надеюсь, поскольку растеряла почти всех. Я дошла до того, что даже зарегистрировалась на сайте знакомств — просто так, из любопытства, хотела посмотреть, что из этого получится. В своей анкете я указала цель — общение и переписка. И все! Но, видимо, придурки, сидевшие на этом сайте так оголодали, что анкеты в принципе не читают. Что мне только там не предлагали! И секс в самых разнообразных вариантах, позах и формах, и мальчиков по вызову за отдельную плату, и самой сделаться проституткой. Но самое неожиданное предложение было такое — восемнадцатилетний мальчишка предложил мне лишить его девственности. Нормально, да?

— Да, в этом мире точно есть гении своего дела, — произнес Алекс первую пришедшую на ум фразу.

— А последняя фишка была просто убийственна, — продолжала она, — мне написал какой-то восьмидесятилетний старик. Для начала дед сделал кучу комплиментов в мой адрес, а когда узнал, что трахаться с ним я все равно не собираюсь, то обложил меня, на чем свет стоит, назвал дурой и шлюхой, сообщил, что я ему больше неинтересна. Круто, да? Отвечала я только более или менее адекватным, на мой взгляд, но после пары сообщений снова понимала, что ошиблась. В общем, анкету эту я удалила оттуда. — Она немного помолчала, глядя на что-то невидимое рядом с плечом Алекса. — Мне до чрезвычайности надоело, что те, кто мне близок духовно, совсем не близки физически и наоборот. Это меня бесит. А еще в очередной раз наступил в жизни такой момент, когда смотришь назад и понимаешь, сколько там грязи. Перед многими хочется извиниться, то есть сделать, то, что я практически не умею. Я не верю никому из тех, кто меня окружает... какое-то странное ощущение. Я одинока. Извини за длинную тираду.

— Кто-то однажды очень хорошо сказал, что каждый человек сам творец своего одиночества. — Алекс вспомнил чью-то красивую фразу. — Кто именно сгенерировал сию мудрую мысль, не знаю, вероятно, она независимо приходила в разные головы и в разное время. А вытекает из этой теоремы, то, что никто не сможет помочь выбраться из одиночества, если сам себе не начнешь помогать. И ты не пыталась изменить ситуацию? Никогда?

— А я уже не могу. Я боюсь слова «никогда», и внутри меня что-то вздрагивает каждый раз, когда я слышу это слово, потому что от него веет безысходностью и тоской. Никогда — это нечто недосягаемое, бессрочный запрет, а я всегда испытывала ужас перед вечностью. «Никогда не говори никогда» — эта формула встречается мне неприятно часто, словно запрещающий дорожный знак, пугающий своим красным цветом. Но я, как ты знаешь, не особо соблюдаю человеческие правила, и хватит с меня того, что уже не одно такое «никогда» я обозначила для себя на длинном шоссе жизни. Никогда не буду любить в полном понимании. Никогда не буду смеяться по-настоящему. Я даже напиться не могу — моему организму настолько все пофиг, что он всасывает алкоголь равнодушно. Даже плакать я совсем разучилась, и было это давно. С тех пор я в гордом одиночестве «наслаждаюсь жизнью» — именно так, и никак иначе...

— Как это — в гордом одиночестве? А муж? — удивился Алекс.

«Она, наверное, даже не знает, зачем ей иметь постоянного мужа, — думал он. — Иногда ей кажется, что да, это для нее крайне необходимо, а уже через пару минут, что нет. Потом все снова... кстати, ее муж — полный придурок, не пропускающий ни одной юбки, и непонятно, как вообще можно с ним жить?»

Ее мужа он знал уже давно, еще до того светлого момента, когда тот сделался ее мужем. Познакомились они при обстоятельствах столь трагических и странных, что до сих пор Алекс не мог поверить в реальность тех давних событий. А то, что теперешний ее муж был жизнелюбом и регулярно «ходил налево», она знала всегда. Она знала все — в деталях и подробностях — такой уж она была. И то, что в командировках, по возвращении в гостиницу, в дверь его номера тут же стучались симпатичные веселые девушки; и то, что иногда он давал визитершам за услуги вполне ощутимые для семейного бюджета деньги; и то, что за девочек, чаще всего, платили фирмы, куда ее нынешний муж приглашался в качестве эксперта. Она все давно знала и часто ловила его на этом, после чего ее муж кидался в ноги и обещал, что такое никогда уже более не повторится, а сейчас произошло с ним случайно и в последний раз. Потом с некоторыми незначительными вариациями история, конечно же, повторялась снова, но, тем не менее, почему-то он до сих пор оставался ее мужем. По специальности он был океанографом, и постоянно ездил во всякие разные командировки, часто — в портовые города. Еще при разводе с прежней женой его заставили сознаться, что он занимался беспорядочным сексом во время своих многочисленных поездок, и обвинили в том, что у него есть внебрачный ребенок. Потом ее муж много чего говорил в свое оправдание, но это уже никого не интересовало — слова не прикроют ничтожности личности.

— …А муж? — удивился Алекс.

— Муж — объелся груш, — изрекла она раздраженно. Видимо Алекс задел больную тему. — Для меня одиночество — это когда вокруг нет людей, которые хотя бы частично могут разделить мое мировоззрение. А полное одиночество — это когда я даже не могу представить себе персону, способную разделить или хотя бы представить себе мои мысли. Муж ко мне стал хуже относиться. Не знаю, что и делать.

— Заботься о нем, — сказал Алекс очередную банальность. — Проявляй побольше внимания…

— Да я и так забочусь, куда уж больше?

— Значит, недостаточно заботишься. Ты же знаешь, например, какие у него вкусы? Делай то, что ему больше нравится.

— Так ты что, советуешь мне подавать ему голых блондинок? Вот как-то в выходной выгнала его из дома погулять, а сама за два часа сбегала по магазинам, разобралась, что к чему в комнате, накрыла на стол шикарный романтический ужин со свечами... А он пришел усталый и злой, бухнул на стол пакет со жратвой, которую сам зачем-то купил, проворчал, что есть ничего не хочет, и улегся на диван. У меня раньше от его поцелуев иногда коленки подкашивались... Вот похожее было ощущение, только от обиды — лучше бы избил, что ли или выгнал с вещами... Потом, конечно, ругань, слезы, я в ярости уже убранную в холодильник еду покидала в мешок и выкинула в мусоропровод. Десерт туда же...

— Все в помойку?

— Ага… Правда, вино до сих пор стоит неоткрытое в холодильнике, но у меня уже нет никакого желания притрагиваться к нему. А виновата я оказалась в том, что потратила деньги зря, представляешь? Еще вчера сказала, что если они будут лежать у меня, то быстро сольются на всякий хлам, типа кремов, шампуней и прочей лабуды, но это было в его глазах вполне достойной причиной. А вот потраченные усилия на то, что хотела бы получить сама — это впустую. Мне от этого больно и противно... и грустно. Думала, что никак не могу простить его, хотя очень и очень хочу, но где-то внутри уже не могу перепрыгнуть этот высокий барьер обиды. Раньше прощала все, даже не задумываясь, а теперь... Наши отношения сейчас совсем не те, что раньше. Вся трепетность, романтичность куда-то ушли. Когда идем вместе то не держимся за руки, да и когда такое бывает, что мы вместе на улице? Часто начинает казаться, что это начало разрыва. Вот я и одинока, ведь все мои нынешние друзья — безумцы. Да, они разные, но при этом в чем-то почти одинаковы. Сумбурно я все это объясняю, но ничего не хочу, кроме верного и сильного друга, с которым мы свернули бы горы. Но ни в коем случае не волка-одиночку: я сама такая... Мне надо друга преданного и при этом бесконечно мудрого и понимающего, который уже почти все видел и почти все знает, и прошел сквозь ад.

— А я совсем не сгожусь на эту роль? — с улыбкой спросил Алекс.

— Нет, ты — не сгодишься, не обижайся только. Лучше исполняй свой прежний образ, у тебя иногда неплохо получается. Ты — хороший, обстоятельный, порядочный мужик, но всякая романтика тебе далека и чужда. Ты постоянно уверен, что жить нужно честно и без затей, своим собственным трудом. Ты очень привязан к тем, кого считаешь тебе близкими, и если бываешь иногда мрачен, грубоват и брюзглив, то лишь потому, что всегда хочешь им добра и не желаешь, чтобы они разбазаривали свои жизни по ерунде, и тем более, теряли эти жизни. Ты надежен как железобетонная стена, и если время от времени бываешь столь же непрошибаем, то это лишь побочный эффект, неминуемое последствие твоей надежности. Вот… Но, ты же знаешь, кто я? Знаешь, и тебе лучше держаться подальше от таких как я. Никогда не прилагай много усилий, все самое лучшее случается у тебя неожиданно и вдруг. Я ничего не смогу тебе дать, кроме лишних проблем и ненужных трудностей… Но если вдруг надумаешь менять юридическую личность, то могу помочь. Есть такой отработанный механизм — нам без этого нельзя, сам знаешь почему. Все, мы приехали. Вот он, твой берег. Да, кстати, дай-ка мне адрес этого колдуна.

Только сейчас Алекс заметил, что они давным-давно уже никуда не едут, а белый джип стоит на Морской набережной, и невдалеке плещутся волны Финского залива. Он отдал ей визитку Пухова и вышел из машины. Она сразу же уехала, и он остался один. Тут он, наконец-то, осознал, что это все-таки не настоящее море — почти везде виднелся еле заметный берег, а прямо напротив маячил Кронштадт… Потом он долго сидел на гранитной ступеньке, глядя на прибой, вялые волны и серую воду Невской губы. Но тут ему и отблагодарилось — без всяких помех он смотрел на эту воду часа два, пока не наступила глубокая ночь.

26. Пол Жданов

Пока мы ехали к дому Алекса, никто ничего не говорил. Я устал за этот длинный день, а мой друг видимо переваривал полученные впечатления. Он жил на Первой улице Машиностроения — недавно там снесли прежние дома и застроили все современными жилыми билдингами. Неплохо устроился мой бывший друг, ничего не скажешь. Как только машина остановилась, я перешел к главному.

–     Завтра… — я посмотрел на таймер, — вернее, уже сегодня, после семнадцати часов у нашего дорогого Гибсона прибавится много новых забот и срочных дел и ему будет уже не до тебя. Да, вот еще что: все свои походы по городу закончи до семнадцати часов, а будет лучше, если ты управишься еще раньше.

–     А что будет? — встрепенулся Алекс, начавший уже клевать носом.

–     Увидишь, что, — усмехнулся я, — телеканал местных новостей смотри. Все, приехали, ровно через неделю жду от тебя первый отчет. Как видишь, я тебя не тороплю. Пока, хорошего отдыха!

Как только Алекс ушел, я сразу же вызвал Лорен. На экране появилось красивое золотистое лицо. Как всегда она была очаровательна и свежа — говорят, потомки межрасовых браков особенно выносливы и здоровы. Лорен была наполовину африканкой, наполовину европейкой, и обладала нечеловеческой красотой.

–     Да, патрон? — моя сотрудница или еще не спала, или проснулась, быстро собравшись с мыслями. Что ж, она может.

–     Слушай, дорогая, возникло новое дело, — сказал я фривольным тоном.

–     Патрон, не называйте меня так, я же просила, — в голосе Лорен, несмотря на улыбку, позвучали злые нотки, — в чем моя задача?

–     Нужно подстраховать одного парня, — уже более серьезным тоном сказал я. — Обработай его, как ты это умеешь, и держи под своим контролем. Лорен, я даю тебе полную свободу действий — работай с ним как пожелаешь, только ничего не рассказывай про наши дела, и береги его жизнь, а также здоровье вместе с рассудком.

–     Ну, патрон! — с напускной обидой откликнулась она, распахнув свои бездонные глаза, но на мне ее штучки не срабатывали. Интересно, а когда она спит? Ночь все-таки.

–     Да знаю я, что ты и так отлично соображаешь, но лишний раз напомнить не повредит. Да, можешь его иногда отпускать, пусть погуляет, только на коротком поводке. Обо всех передвижениях и телодвижениях докладывай мне. Раз в неделю — приходи для личного доклада. Все! Остальное — уточним в процессе. В текущие сутки, с четырнадцати и до семнадцати часов, он выйдет из местного офиса Френка Уильямса. Пакет фотографий и видео я тебе сейчас перешлю, лови… там же и его личный файл. Полное досье. Так, уже смотришь?.. Обрати внимание, как он ходит, как двигается, вкусы, привычки, пристрастия, продумай стиль общения с ним… Ну, сама знаешь, не мне тебя учить. Вопросы?

–     Кто это? — спросила моя сотрудница.

–     Мой старинный приятель. Был период, учились вместе, в досье все есть. А сейчас он ввязался в одно опасное дело, и даже сам не понимает, во что влез.

–     Симпатичный. А что с ним?

–     Ничего. Если я правильно все понял, то вокруг него скоро начнется активная возня, и тьма всяких разных людей будет им интересоваться. Собственно, они уже начали. Причем интерес может носить самый непредсказуемый характер, вполне вероятно, что его попытаются похитить или банально ликвидировать. Я практически не сомневаюсь — что-то похожее случиться, поэтому находись при нем неотрывно и выяви всех, кому он так насолил.

–     А когда я буду охотиться? — Лорен сощурила глаза. Она не скрывала от меня своих пристрастий. — И как буду к вам ходить на доклады?

–     Как обычно, только твой подопечный лишнего знать не обязан, даже подозревать ничего не должен — наплети ему что-нибудь, как ты умеешь. Это приказ! Вообще-то было бы очень неплохо, чтобы во время твоего отсутствия он бы просто спал как бревно и ничего не замечал. И еще! Поставь ему побольше разнообразных жучков. Тут лучше перестараться.

–     Я должна спать с ним? — без всякой тени сомнения уточнила она.

–     Да, это очень желательно, потому что я обязан буду знать о нем все. Только интим начинай не сразу — немного помучай его, пусть созреет. Но — недолго, времени у вас до августа.

–     Поняла, патрон. Разрешите приступать?

–     Давай, Лорен, приступай. На подготовку у тебя чуть меньше двенадцати часов. Через три дня жду первый отчет. И еще одно: зайди ко мне, и обнови свой арсенал.

–     Вы же говорили — неделя? — пыталась возмущаться она. — И что за арсенал?

–     Это отчитываться будешь каждую неделю, а первый доклад — через три дня. А я тебе выдам электрошокер, замаскированный под авторучку или губную помаду, что выберешь, и еще новую симпатичную газовую пушку. Пригодится.

–     Патрон, вы обещали мне отдых, я устала, а тут опять новое задание. Вы же знаете, как мне трудно сейчас работать.

Что-то в ее интонации мне не понравилось.

–     Так, и что дальше? Тебе нужен отпуск? Не думаю, что очень — последнее время у тебя не так уж много интенсивной работы, а я сквозь пальцы смотрю на все твои похождения в Городе. Тебе нужно сочувствие? От меня не дождешься. Я не вижу особых для этого причин. У тебя есть все — хорошие перспективы, молодость, сила воли и привлекательная внешность. Ты не согласна? Ты — лукавишь, а со мной такие штучки не проходят. Перестань депрессировать, сейчас на то нет особых причин. Все, работай.

Лорен отключилась и пропала. Уф-ф-ф-ф! Жуткая баба. Бедный несчастный Алекс! Лорен Альба — была одной из лучших моих сотрудниц, а нашел я ее в клинике Стива в закрытом от посторонних глаз отделении. Туда ее поместила, с санкции суда, собственная матушка, причем никогда не навещала, но не забывала регулярно вносить плату за содержание и лечение. Немалую, к слову сказать, плату. У Лорен действительно были серьезные психические проблемы, причем почти не поддающиеся медицинской коррекции. Да, ее пробовали лечить. Запирал в звуковой камере, кололи всякими препаратами, грузили гипнозом, даже, от отчаяния, ковырялись в мозгу... Ничего не помогло, хорошо, хоть не погубили как будущую оперативницу. Я практически сразу разглядел ее способности и умения — Лорен, что называется, опасность ощущала всей кожей и всегда правильно определяла источник этой опасности. По выражению лица собеседника она безошибочно угадывала его мысли и всегда могла найти верный подход.

Чтобы вытащить ее из клиники потребовалась провернуть целую секретную операцию: мы, как всегда, организовали ложную смерть, а самой Лорен сделали пластику лица, небольшую коррекцию фигуры и опорно-двигательного аппарата: укрепили сухожилья, подправили суставы, усилили скелетную мускулатуру, удлинили ноги, межпозвонковые диски заменили на полимерные... Кроме того, часть костей подменили армированными поликарбонатными имплантатами. Еще кое-что добавили по мелочам. Вживили несколько полезных устройств, поставили микрочипы, защитили жизненно важные органы... Зубы заменили на керамику… В общем — несколько усиленная модификация тела, применяемая к ключевым оперативным сотрудникам. Зато, после реабилитации и курса подготовки, она стала обладать поистине нечеловеческой силой, дьявольской ловкостью и фантастической выносливостью. Голыми руками (и ногами) она легко могла завалить почти любого мужика. Страшное дело! И это, как говорили раньше — «слабый пол»! Древние спартанцы просто обязаны славить своих богов, что не дожили до нашего века — у нас бы они зарезались со стыда.

В свое время кто-то проводил специальные исследования среди населения Земли, на предмет выявления критериев наибольшей сексуальной привлекательности женщин для различных регионов и слоев населения. Полученные параметры не совпадали с «эталоном женской красоты», но того и не требовалось. Именно те старые научные разработки и легли в основу создания нового внешнего облика Лорен. Ее не узнала бы и родная мама — это в полном смысле, а не фигурально. Девушка могла не опасаться случайной встречи со своими родственниками. Ей сделали другую биографию и новые документы. Налогоплательщикам эта внутренняя и внешняя замена личности обошлась в десятки миллионов кредитов, но затраты того стоили — ни один нормальный мужчина не проходил спокойно мимо моей сотрудницы. Она сделалась абсолютным секс-символом. Потом Служба арендовала хорошую квартирку, где Лорен и проживала с тех пор. Я за нее не опасался — только в моем отделе она чувствовала себя спокойно, и под нашей «крышей» могла безбоязненно удовлетворять свою периодически сжигающую изнутри жажду.

27. Алекс

Говорят, что человеку очень мало нужно для счастья. А что нужно? Если подумать, то не так уж и мало: оказалось довольно-таки много всего разного.

Ну, деньги — это, конечно, святое. Ибо без денег вы не человек, а так, одно только название. Если есть деньги, то можно купить себе все, что описано ниже. Но допустим, что денег мало, ровно столько, чтобы можно было жить по-человечески, и ни на какие изыски и дополнительные приобретения уже возможностей не остается. Вот давайте будем исходить из этих соображений.

1.         Здоровье. Если вы болеете, и болеете серьезно, то все другие проблемы вам покажутся мелкими и смешными.

2.         Нужна своя крыша над головой. Нужен дом. Ибо без дома человек глубоко несчастен и получает массу проблем. Причем проблемы будут везде — от государственных органов до случайных прохожих.

3.         Нужен источник постоянного стабильного дохода, чтобы нормально питаться и оплачивать всякие жизненные необходимости. Работа или рента — это уж без разницы.

4.         Нужен партнер по сексу. Постоянный или сменный — это тоже зависит от каждого конкретного случая.

5.         Нужно интересное дело, то, что занимает время и приносит какой-то смысл существованию. Хорошо если это работа. Но может быть что угодно — начиная от обустройства жилья и заканчивая разведением тропических орхидей или походами по модным тусовкам.

6.         Нужны друзья. Хотя бы один друг. Причем вопреки распространенному мнению, это вполне может быть и партнер по сексу. На самом деле найти друга или подругу, с которой есть о чем поговорить и интересно проводить время (а не только сексуальные упражнения) хотел бы любой парень и любая девушка. Беда только в том, что всякие заморочки и разные тараканы мешают это понять.

7.         Еще нужен четкий гражданский статус, подкрепленный ворохом документов. А то зная, что любой представитель власти может взять вас за шиворот и отволочь в клетку только потому, что у вас нет «регистрации», вы никогда не почувствуете себя счастливым.

8.         И последнее — возможность иметь такую внешность, которая соответствовала бы вашим желаниям. Это относится к одежде, прическе (если она есть), к выбору косметики и оттенку кожи.

Вот, на первый взгляд и все. Не так уж и мало, не находите?

— Можно тебе задать вопрос? Ты где был? — Ольга глядела на Алекса как гособвинитель на подсудимого.

— Я? — как мог спокойно он посмотрел на жену. — Длинная история.

Алекс уже проработал вполне эффективный вариант легенды своего отсутствия. Он, как ему казалось, смог бы вполне рационально и правдоподобно объяснить, где пропадал и почему не ночевал в номере гостиницы.

— Ничего, я никуда не тороплюсь. Время пока есть. Ну?

Нет, что-то в голосе жены ему решительно не нравилось! Что-то она знала, и знания эти не сулили Алексу ничего хорошего.

— Сначала, я, как тебе известно, поехал к Илье Пухову. Он затащил меня в ресторан, где напоил и накормил до отвала, чуть ли не до рвоты. Потом мы отправились в его офис…

— Зачем?

— Так просто. Это я напросился: хотел посмотреть, как он работает.

— И что? — нервно спросила она. — Посмотрел?

— Да, но потом, уже в городе, мне стало плохо, а дозвониться, почему-то не удалось…

— Я забыла зарядить свой телефон.

— … не удалось никому, ни тебе, ни Илье, и я а смог достучаться только до одной своей давней знакомой.

— Это до какой еще знакомой? — Ольга вскинула брови.

— Ты ее не знаешь… по-моему, — чрезмерно поспешно ответил Алекс. — Так вот, она меня буквально спасла! Привезла к себе, откачала и выходила. У нее есть среднее медицинское образование…

— Прочему позже не позвонил?

— Я пытался! Несколько раз! Но у тебя мобильник упорно не отвечает. Ты что, так долго его зарядить не могла?

— Ой, я же новую симку поставила! — вдруг вспомнила Ольга, — Питерскую!

— Ну, вот! Я что, свят дух знать, какой у тебя сейчас номер? А ты сама-то, почему мне не позвонила?

— Я?! Да я все пальцы уже отдавила, звоня тебе! У тебя у самого-то мобильник в порядке?

Алекс молча достал свою «Моторолу». Все было в порядке, батарея еще не разрядилась, только вот дисплей показывал надпись: «служба не найдена». Странно…

— Непонятно… смотри, — он протянул ей свою трубку.

— У тебя такой вид, как будто ты или беспробудно пил, или непрерывно трахался все это время! — она только мельком взглянула на телефон. — Так ты что, ничего не знаешь?

— Ну, чего-то, наверное, все-таки знаю. А о чем ты собственно?

— Твоего Пухова убили вчера.

— Илью? — Алекс не поверил словам жены.

— Уже приходили и про тебя спрашивали. Вот, — она протянула ему какую-то визитку, — позвони по этому номеру. Они просили сразу, как появишься, связаться с ними.

— Кто приходил? — деревянным голосом Алекс. Он никак не мог свыкнуться со свалившейся на него новостью.

— Не знаю! Менты, наверное, кто ж еще? Искали тебя. Так ты действительно ничего не хочешь мне больше сказать?

— А когда это случилось?

— Вчера, где-то между одиннадцатью и двенадцатью часами дня, в его офисе, как я поняла, — ответила Ольга, сразу сообразив, что Алекс спрашивал не про приход возможных ментов, а про смерть Пухова.

— Там же охрана…

Алекс хорошо помнил, что как раз в это время он спокойно сидел со своей питерской знакомой в том самом милом кафе на Невском… Хотя — нет! Он сидел чуть раньше, а потом — провал в памяти… но об этом, наверное, лучше всего помалкивать пока. Чтобы как-то отвлечь внимание, он стал вертеть в руках свой мобильник. После выключения, включения и последующего ввода пин-кода, все встало на свои места: довольно быстро появился знакомый логотип — «MTS-RUS», и телефон нормально заработал.

Вдруг Ольга сказала:

— Мне надо экстренно возвращаться в Москву. Тут прислали эсэмэску, что срочно нужно оформлять бумаги для экспедиционных работ на лето. Я — начальник отряда и кроме меня некому. Билет себе уже купила на сегодня, а старый сдам после приезда. Место, правда, боковое, у сортира… ну ничего — доеду как-нибудь.

— А я? — удивился Алекс. Такое поведение было совсем не в стиле его супруги.

— Хочешь — оставайся до субботы, номер в гостинице все равно уже проплачен. Вернешься тем же поездом, что и предполагал. Да, проводи меня, чемодан поможешь довезти, а этот рюкзак оставлю тебе.

28. Пол Жданов

— Привет, Пол. Как дела? Куда едем? — отозвался мой автомобиль, когда я закончил инструктировать Лорен.

У меня был «Ровер» предпоследней модели. Люблю эти машины, как только появляется новая версия — стараюсь покупать. Не каждый раз, конечно, но через раз. Мне почему-то было приятно считать свой «Ровер» существом женского пола, и я придал автомобилю молодой звонкий девичий голос. Я настроил программу искусственного интеллекта так, чтобы голосовая связь работала только тогда, когда я молча сидел в салоне один. Иногда возникали проблемы — машина наотрез отказывалась опознавать меня, если я был очень нетрезв или простужено хрипел. Поэтому всегда наготове имелся тактильный анализатор. Я не сразу ответил на вопрос машины. Довольно долго ничего не делал, никуда не ехал — просто сидел и молча рассматривал экраны. На правом — карта города, на левом — информация о работе систем. Кроме того — погода, состояние дорог и всякие другие полезные сведения. Экраны я тоже настраивал сам — люблю, когда все так, как удобно мне. Я активировал правый экран и неторопливо полистал страницы — посмотрел некоторые таблоиды, телеканалы, интересные мне издания, криминальные новости, космограммы в реальном времени. По телеканалам передавали что-то мало для меня увлекательное: реклама, безумно-дикие игры и какой-то экстремальный секс. Наверное — людям все это нравится. Ведь недаром же, согласно статистике, более трети мужчин и женщин, готовы отказаться от шести месяцев половой жизни в обмен на бесплатный доступ к телеканалам «для взрослых»...

— Едем домой, — сказал я, — случайным маршрутом, но так, чтобы не меньше часа, но не больше полутора.

— Поняла Пол, — ответила машина. Она тихо заурчала, и начала выбираться из двора на улицу.

Итак — Алекс завербован, и Лорен будет плотно его опекать. Теперь они станут работать и за страх, и за совесть. Интересно, что даст такой тандем? Получится у меня то самое эффектное дело, что так жаждет получить Шеф? Смогу я обернуть результат в красивую конфетную упаковку или нет? Не прикроют ли в результате мой отдел? Риторика, конечно, но я буду стараться и сделаю все то, что зависит от меня.

Что-то меня на излишнюю патетику потянуло. Не к добру это.

Я не идеален, никто не идеален. Но все-таки я жутко эгоистичная личность. Я понимаю, что каждый человек по-своему эгоистичен. Но я эгоистичен вдвойне. Меня никто и никогда не терпел, вернее, терпели только очень близкие люди. Именно поэтому я и могу назвать их близкими, что они терпели меня. Я часто бываю резок, могу сказать не подумав, и потом уверять себя, что я прав. Признать собственную неправоту для меня сложно. Но разве невозможно? Но все в этой жизни относительно — для кого-то я невозможный эгоист, для кого-то — вполне приемлемая личность. А для кого-то — воплощение дьявола. А что касается второй половинки… Думаю, что каждый ищет не свой идеал, а того, кто может смирится и принять все достоинства и недостатки реального человека, а не идеала. Но каждый партнер в паре должен стремиться, улучшать себя. Полагаю, если они будут мириться с достоинствами и недостатками друг друга, и при этом совершенствовать себя и друг друга — то будут вместе очень долгое время.

Если я в этой жизни кручусь, верчусь и ухитряюсь прилично существовать, значит, моя точка зрения правильна, так или нет? Тогда какого хрена эти сволочи до сих пор топчут поверхность моего любимого земного шарика? А ну брысь с моей планеты, мерзкие твари! Вам тут не место! Нет, не слышат... Неужели они на самом деле считают, что только их восприятие мира правильно и истинно верно? Но не может же такого быть! Либо одно, либо другое, и к чертям все единство и борьбу противоположностей вкупе с гребаной диалектикой!

Я позвонил жене, сказал, что скоро буду. Она обрадовалась, заулыбалась. Повезло мне с ней, просто нереально повезло. Но я никогда не любил ее той самой, пламенной книжной любовью. Не было этого. Жить с женщиной, которую любишь не безумно и не страстно, намного комфортнее, безмятежнее и проще, чем с той, к которой пылаешь всеми фибрами души. Все ее капризы меня мало волновали — так мне легче, и я не чувствовал себя виноватым, когда вместо того, что бы выслушивать повесть о том, что было у нее на работе, я ловил ухом последние новости по телеканалу. Если ей среди ночи вдруг хотелось ананасового сока, которого в тот момент у нас не было, я спокойно шел на кухню и наливал в стакан воду из питьевого крана с абсолютно дремлющей при этом совестью. Я не боялся ее потерять — не совесть, конечно, а жену. Ее обиды меня не очень-то цепляли, и вследствие этого, ей мириться приходилось первой, ведь примирения ищет не тот, кто виноват, а тот, кому это больше всего надо, и это лишь упрочивает мои позиции. Я становился только здоровее, не завися от нашего общего будущего, что опять же, давало преимущества над ней, ведь моя независимость это мое оружие. Я никогда в ней не разочаровывался: ее обломы, срывы, ошибки и неловкости меня беспокоили не бог весть как. Форма ее существования — ее проблема. Конечно, если она вдруг заболевала или просила помощи, то я все сразу же бросал и делал для нее, что мог. Но когда она неожиданно завалила экзамены кандидатского минимума, то от этого я не расстроился совершенно — ведь в случае успеха она меньше внимания уделяла бы нашему дому и лично мне. Я не ревновал ее. Если ей оказывал внимание какой-то мужик, то я лишь бездушно наблюдал со стороны, инспектируя только этические стандарты и нравственные нормы. Но горе ей, если бы она недостаточно твердо прошла эту ревизию — ревновать на холодную голову, это — искусство и изысканное удовольствие. Наши отношения с ней — некая смесь дружбы и любовной связи. Мне с ней комфортно и интересно, нам всегда было о чем поговорить, и мы мало ссорились. А когда процесс доходил до постели, то все происходило нормально, буднично и удобно, правда чуть-чуть практично и не каждый день. Но нерегулярность близости в нашем случае только комфортна. Большого влечения все равно уже не было, и от секса с ней я уже давно ничего необычного не ждал, кроме положенной мне дозы эндорфинов и физиологической разрядки. Но на самом-то деле любил я только себя, причем в настолько противоестественной форме, что писать об этом сейчас думаю, будет неуместно. Так можно жить годами. Правда иногда, вечерами, мне вдруг сжимало горло чувство бессмысленности и тупика, клейкое ощущение зря потраченной молодости.

Перед самым домом я вдруг передумал идти к жене.

Я позвонил Ингрид, и буквально напросился к ней, и она согласилась встретиться со мной у себя. Перед самым своим домом я остановился и задал машине другой адрес. Машина ничего не сказала — не такая уж она умная, просто развернулась и повезла меня к Ингдид. Оптимальным путем, как всегда. На полпути я опять перезвонил домой и придумал какое-то срочное неотложное дело, что заставляет меня задержаться на службе до утра. По-моему жена поверила — ночные бдения были нередки при моей теперешней должности.

Захотелось напиться, подраться и выругаться. Все в указанной последовательности. Все-таки везет тем, кто может куда-то пойти и сразу назюзюкаться. Или еще как-нибудь крепко уделаться. А я вот сейчас только и могу, что бессовестно кого-нибудь обложить, и с этого кайф сорвать. Ну, в морду еще могу дать ближнему своему. Или дальнему. Но этим тут сейчас никого особо не удивишь, оттого и не интересно. Так, о чем это я? А, да. Про то, как можно оттянуться. Можно еще в компанию малознакомую завалиться среди ночи, благо жена ждать сегодня уже не будет. Еще можно старым друзьям нанести поздний визит. Но вот беда — разбежались все друзья-то. Кто студентам практику готовит, кто в отпуске — на курорте пузо греет, а кто давно уже сменил место жительства. А кое-кто из прежнего списка друзей полностью выпал. Уже насовсем. Скучно это. Жара опять же, хоть самому в отпуск уходи. А нельзя, рано, дела еще всякие, работа, всевозможные обстоятельства не допускающие отпуск. Вот и думаешь, что кроме всяких «интеллектуальных» развлечений, ничего такого сейчас не предвидится…

Чего-то я становлюсь брюзгой. Рановато, вроде бы.

29. Алекс

В прокуратуру Алекс пошел на другое утро.

Первым, кого он увидел на пороге этого серьезного государственного учреждения, был Илья Пухов собственной персоной. Живой, и, по-видимому, вполне здоровый. Он как раз выходил, и приди Алекс чуть позже, друзья разминулись бы и не встретились.

Возникла немая сцена, перешедшая в крепкие объятия. Поскольку время поджимало — опаздывать в такую солидную организацию не принято, — друзья условились поговорить потом.

В прокуратуре Алекса держали недолго, минут сорок. Задали серию обычных в таких случаях вопросов, записали личные данные, попросили подписать показания и отпустили с миром. Когда Алекс уже уходил, одна из припаркованных машин бибикнула. Он обернулся — там стояла «Тойота» Пухова.

— Давай — садись, и поехали ко мне, — веско предложил Пухов, выглянув из-за открытой дверцы, — выпьем и поговорим. Нужно снять напряжение.

По дороге они молчали. По своему опыту Алекс знал — если на друга напало неразговорчивое меланхоличное настроение, то лучше его не тревожить — толку все равно не будет. Алекс чувствовал, что Пухов не то что взволнован, а скорее подавлен. Алекс не мог понять почему. Колдун словно одеревенел, вжался в сиденье, и все внимание обратил на дорогу, крепко вцепившись за руль. Когда они остановились у светофора, Алекс не выдержал и спросил:

— Дома твои волнуются наверно?

— Не думаю, — нервно ответил Илья. — Жена уже в курсе, а теще мои дела вообще до фонаря.

— Что так нервничаешь? Еще не веришь до конца в свои водительские способности?

— Неужели так заметно? — петербуржец посмотрел на приборную доску и вяло улыбнулся. — У меня красивая машина, новенькая.

«Тойота» была недавней покупкой колдуна, и того еще не оставило чувство гордости за свое приобретение.

— В моем кабинете нашли труп какого-то мужика, — продолжал колдун после небольшой паузы, — голого, толстого и бородатого: охранник перепугался, принял его за меня и вызвал милицию. Но самое забавное, что жена опознала труп в морге! Сказала, что это ее муж! Она до смерти боится покойников, извини за каламбур, поэтому даже не смотрела на тело — сразу поверила охраннику с ментами и официально подтвердила, что он — это я.

— Забавно! — невесело отметил Алекс. — Что, абсолютно голого? А ты-то где был?

— Абсолютно. Как где я был? — удивился Пухов. — На даче и был. Как мы тогда расстались, я сразу поехал в Зеленогорск, решил отдохнуть перед своей рабочей неделей, а телефоны там — сам знаешь, часто недоступны. И нет тут ничего забавного — теперь вот таскают по милициям и прокуратурам.

— Да, история! — неоригинально изрек Алекс. — И что будет дальше?

Светофор переключился, колдун нажал на газ и они поехали. Пухов словно заправский гонщик, склонился к рулю, а Алекс повернулся к тонированному стеклу окна и стал разглядывать мелькавшие там дома.

— А черт его знает, что дальше! Пока вот выясняют личность этого трупа, а он и вправду чем-то похож на меня. Ты фото видел?

— Естественно, — подтвердил Алекс. — Мне показывали и интересовались — не знакомы ли мы.

— И что ты ответил? — заинтересовался Илья.

— Ничего не ответил, что я мог ответить? Сказал, что покойный похож на тебя, но только немного похож. Что я его впервые вижу, и вообще не знаю, кто это был, — сказал Алекс. Он думал сейчас, что ни за какие коврижки не смог бы понять смысл происходящего. История с трупом выбила его из нормальной жизненной колеи.

— С тебя взяли подписку?

— Какую еще подписку?

— О невыезде, — уточнил колдун.

— Нет, а должны были? Я, вроде бы, не обвиняемый и не свидетель…

— Ну, мало ли что… — неопределенно высказался петербуржец, — может тебя посчитали интересным для следствия. Значит послезавтра ты уезжаешь?

— Вообще-то собираюсь в субботу уезжать домой. Если, как я надеюсь, ничего форс-мажорного больше не случится. А что?

— А то, что сегодня утром я нашел у себя в столе вот это, — Пухов показал Алексу какую-то визитную карточку. — Раньше ее у меня не было.

Ратмир Поликарпович

Харчук-Яхновский

Нет жестокости –

гуманизм и политкорректность!

[email protected]                www.ratmir.narod.ru

ICQ 0423-870-624

Санкт-Петербург, Шпалерная ул., 17, оф. 109.

Москва, ул. Ферсмана, 6.

— Ни фига себе, что за бред? — Удивился Алекс. Он задумался, повертел визитку в руках и отдал ее другу, — «гуманизм и политкорректность»! Это что — лозунг или название фирмы?

— А хрен его знает, — Пухов хотел было убрать визитку в свой органайзер, но потом передумал и засунул в щель на приборной доске. — Что тебя так поразило?

— Во-первых, имя. Вполне похоже на какого-то персонажа из плохого водевиля девятнадцатого века. А во-вторых… понимаешь, гуманизм и политкорректность — это совсем не одно и то же. Политкорректность — гнусное изобретение современных западных политтехнологов, а гуманизм, с моей точки зрения, абсолютно совместим с необходимой жесткостью. Например, для противостояния валу терроризма в современном мире, или при борьбе с тотальной коррупцией.

— Вот то-то и оно, — спокойно сказал Пухов. — А тебя не удивило, что в закрытом кабинете, куда в мое отсутствие никто, кроме меня любимого, доступа не имеет, появилась это хрень?

— А труп? Он же тоже у тебя появился и это будет покруче визитки. И покрупнее! Чего ж тут удивляться? А уборщица? А твоя секретарша? Мойщики окон, строители? — лукаво спросил Алекс.

— Какие мойщики, какие строители? А убираю я сам или Татьяна, у меня и пылесос есть. Но Татьяна без меня в кабинет не входит — даже убирается при мне, у нас правило такое. Эту фигню, — колдун щелкнул ногтем по визитке, — я еще никому не показывал и ментам не говорил, поскольку не сразу нашел. Да и не уверен я, что тут их вообще что-то должно интересовать. Просьба к тебе. Я зайду в это место на Шпалерной, а ты проверь московский адрес, а? Спроси там, что за Харчук-Яхновский такой. Это вообще-то далеко от тебя? Случайно не в курсе?

— Случайно в курсе: рядом, можно сказать, с моей бывшей работой. Только вот зачем тебе вообще все это понадобилось? Может, отдашь ментам и пусть разбираются, это их служба, в конце концов, всякое дерьмо раскапывать. Ладно, дай-ка я перепишу эту визитку.

— Зачем? Вот приедем ко мне в офис, и я для тебя отксерю… Да, кстати, как там мой пентакль-на-сутки? Сработал? Расскажи впечатления.

— Ты о чем? — Алекс сначала даже не сообразил, что имеет в виду его друг, но почти сразу вспомнил, — ах да, твой пентакль, демо-версия, да? Нет, не сработал, знаешь ли. Ничего такого не случилось, и никакого подарка от жизни я не получил.

— Не может этого быть. Давай-ка расскажи мне все, что с тобой произошло за то время, пока мы не виделись. Подробно только, в картинках и с подписями.

Алекс рассказал — детально и образно.

— Так вот! — обрадовался Пухов, когда Алекс дошел до того момента в своем рассказе, когда остался на набережной один. — Все правильно, пентакль сработал! Ты же хотел переспать с этой твоей знакомой? Вот и получил все, что хотел.

— Да? Но я же ничего не помню!

— Все верно — данный пентакль был рассчитан примерно на сутки, и когда эти сутки прошли, все воспоминания о времени счастья пропали из твоей памяти.

— Ну ладно, допустим, что я во все это верю, и твоя демо-версия талисмана сработала. А вот от чего по твоей науке вообще зависит успех человека? Удача в быту, бизнесе, всякие там мелочи — типа повезет или не повезет в личной жизни? С этим рождаются или этому можно как-то обучится самому?

— Вот смотри. Ты можешь научиться читать, но это же вовсе не означает, что ты станешь суперчтецом, проглатывающим по три книги в день? Или ты можешь научиться писать, но писателем ты от этого тоже не станешь? Ты можешь от рождения иметь хорошие задатки, например, к рисованию, но это вовсе не гарантирует, что ты будешь великим мастером-живописцем. Понял, да?

— Чего же не хватает? — спросил Алекс.

— А вот тут как раз не хватает именно удачи, благосклонности высших сил, везения в самом широком понимании этого слова.

— Так, по-твоему, надо на все забить, и смириться с отсутствием удачи? Или идти к колдуну типа тебя? Или можно что-то предпринять самому?

— Можно и нужно — смирение здесь ни к чему стоящему не приведет, уверяю тебя. Наоборот! И я, и мои предки занимались притягиванием везения к людям, и должен тебе сказать, что зря ты иронизируешь! Любой человек может испытать на себе благосклонность высших сил. Иногда достаточно провести два-три воздействия, заказать талисман на удачу, и жизнь сразу же изменяется радикально — удача будет сопровождать его постоянно! Да ты же сам смог убедиться в моих словах! Или все еще не веришь мне?

— Хорошо если так, — сказал Алекс. — А как вот объяснить такую горькую несправедливость жизни: вот одному человеку удача сопутствует с самого рождения, а вот другой должен добывать все сам, трудясь не покладая рук, и все зря?

— Тут зря ничего не бывает. Но совсем даже не исключено, что удачу ребенку привили еще в самом раннем детстве, изготовив охранный талисман в котором заключена установка на удачу и энергия везения на всю жизнь. Я тоже делаю подобные талисманы, и за этих детей уже можно не переживать вовсе — они самые настоящие фавориты судьбы! Дело в том, что в таком талисмане заложены благоприятные начала, которые не только предохраняют ребенка, но и содействуют обнаружению скрытого потенциала, дарования у таких детей раскапываются всегда. Вот не так давно видел по телевизору мальчика, для которого я пять лет назад делал талисман. Его жизнь уже битком-набита яркими красками и сладкими пряниками, а впереди ждет блестящая творческая карьера, которую он начал делать уже сейчас. И таких вот примеров очень много. Позаботившись о магической защите и привлекая удачу для своих детей, родители с детства ориентируют ребенка на его необыкновенный путь развития, и жизнь таких детей всегда будет счастливой и радостной.

— Слушай Пухов, по-моему ты опять увлекся! Если у какого-то человека и без талисманов все складывалось довольно удачно, а тут вдруг пошла такая невезуха, такая крутая лажа, что хоть в петлю и света божьего не видно. В чем может быть причина и чем тут поможет твоя магия? Только конкретно, не надо мне говорить общие слова.

— Хорошо, вот тебе конкретно. Причин тут может быть сколько хочешь — великое множество. От самого банального сглаза, порчи, проклятья, до какого-то неосторожного воздействия, которое вызвало нарушение внутреннего энергетического равновесия…

Тем временем они приехали в офис Пухова и поднялись в его кабинет.

— Ну, опять ты…

— Погоди! — прервал своего друга колдун. — Сейчас поясню таким вот случаем из моей практики. Одна очень успешная деловая женщина увлеклась женатым мужчиной. Ну, с кем не бывает! Но она серьезно увлеклась, по полной программе, и очень скоро поняла, что роль любовницы не для нее, а семью свою он никогда не бросит. Тогда эта женщина приворожила того мужчину, причем приворот был необыкновенно сильным и очень страшным по форме и содержанию. Так вот, это воздействие стало резким и грубым вторжением в равновесие сил. Для женщины это повернулось ужасным искажением ее же собственной судьбы: начались серьезные проблемы в бизнесе, сложности в денежных делах, возникли трудности со здоровьем и, конечно же, силой привлеченная любовь не приносила настоящего счастья. Хорошо, что судьба привела эту даму ко мне, а то я даже не знаю, что с ней потом стало бы.

— И ты помог ей вернуть удачу? — удивился Алекс. — Возвратил счастье?

— Да, и не только удачу и счастье, а еще и здоровье подправил. Я привлек в ее жизнь другую, настоящую любовь, нашел, как говорят, вторую половинку. Освободил ее жизнь от уродливых последствий негатива, в которые она уже крепко попала, установил сильную магическую защиту... Одним словом, работа была проделана очень большая, но главное в том, что жизнь моей клиентки теперь вполне гармонична. Благополучие, удача в делах, личное счастье — все это и многое другое сейчас наличествуют в ее жизни.

— Ну, хорошо, что все сработало, рад за нее. И что, теперь так будет уже всегда?

— Зря иронизируешь! Во всяком случае, так будет очень-очень долго, потому что моя клиентка находится под серьезной энергетической защитой, которая всегда ведет к успеху, стороной обходя негатив.

— Хорошо, допустим. Но почему у нас так популярны легкомысленные статейки и книжки, а не «серьезная эзотерика», как ты говоришь? Помнится я читал одно твое интервью для…

— О, друг, этот вопрос интересовал меня всегда, — перебил москвича Пухов, не дав развить мысль про интервью. — Сначала я причислял его к простой психологии обывателя, которому нет никакого дела до каких-либо мелочей и конкретных деталей, которому не интересно и лень что-либо осмысливать. Такова ситуация, кстати, и в других странах, кроме стран Востока. На Западе к моей профессии тоже очень тенденциозное отношение. Как-то я стал подвергать анализу выступления своих коллег по телевидению, радио и в прессе, свои собственные контакты с разнообразными журналистами и пришел к неутешительному выводу, что должно существовать и другое объяснение данному феномену. Первое, что приходит на ум: это, мол, журналистское сообщество, мало чего смыслящее в моем деле, поверхностно все понимающее, извращает передаваемую информацию. И правда — подавляющее число журналистов от эзотерики вообще-то страшно далеко. Как декабристы от народа. Этим писакам легче втиснуть в двух— или трехминутный сюжет на ТВ или в пять-шесть абзацев газетной статейки поверхностную и краткую заметку, чем излагать развернутый анализ факторов применительно к какой-нибудь сфере жизни. Многие журналисты, никогда не изучавшие эзотерику, даже сами пишут и публикуют «статьи», наблюдая за поведением известных им людей — друзей, родных, коллег, соседей. Кого угодно. Почти все журналисты, взявшие интервью у профессионала, настолько извращают факты и предоставленную информацию, что сами интервьюируемые потом изумляются и вынуждены смущенно объяснять своим друзьям и знакомым, что на самом-то деле они говорили вовсе не это и имели в виду совсем не то. Вот как я сейчас. Получается, что в этом случае журналисты показывают свою личную точку зрения, свое понимание освещаемой ими проблемы, а не мнение специалиста… Вот так примерно.

— Ладно, я, пожалуй, пойду. — Алекс уже устал от всего этого разговора и решил беседу потихоньку заканчивать.

— Тогда что, примем на посошок? По стопочке? Как ты относишься к скотчу?

30. Пол Жданов

А вы когда-нибудь размышляли о том, каким должен быть идеальный человек? Ну, да, умным, сильным, любящим. А что означает быть умным, что значит быть сильным, что такое уметь любить? Один из тех многочисленных вопросов, что всегда тревожили беспокойное людское сознание.

Что значит правильно любить, и вообще что такое, эта самая любовь, что такое уметь прощать и какую роль тут играет наше поведение в жизни?

Что значит быть умным? Человек существо поистине уникальное, поскольку обладает умом и рассудком. Мы в состоянии разумно мыслить, во всяком случае, нам так обычно кажется. И не просто мыслить рассудительно, а размышлять: задавать себе вопросы и искать на них ответы, причем в ряде случаев единственно верные ответы мы можем дать себе сами. Вот эта самая способность — умение отвечать на разные вопросы — и есть ум. Докажите мне, что я неправ.

Что значит быть сильным? Нет нужды рассматривать силу как нечто исключительно физическое — моральная сила гораздо крепче. Иногда сила — всего лишь умение вовремя стать слабым. Нет ничего тяжелее эмоциональных и душевных переживаний, и неважно, что за проблема, существенно то, как ее чувствует человек. Все мы разные, у каждого из нас свой, неповторимый мир, и в понятие этого внутреннего мира входит наше мироощущение, иными словами восприятие всего окружающего. Идеальное и Реальное. Если понятия Идеального и Реального для нас совпадают, то мы счастливы, чувствуем гармонию внутри себя, нам легко хорошо и спокойно. Но, как только эти два понятия начинают идти вразнос, возникает вопрос «А почему все так?». Осознание того, что все идет не так, как того хочется, не так, как того требует наше нравственное состояние, держит нас в постоянном напряжении. Наши принципы и наши убеждения конфликтуют с внешними обстоятельствами и не дают нам душевного покоя. Происходит отрыв от реального мира, и человек замыкается в мире своем, внутреннем, уходит вглубь себя. Это и является причиной многих депрессий и душевных страданий. Лишь приняв то, что творится вокруг нас, и лишь осознав, что помимо нашей, существует еще множество других реальностей, мы сможем вернуться из собственного внутреннего изгнания. Сильный человек способен на это, слабый — нет.

Уже подъезжая к дому своей секретарши, я вспоминал историю нашего близкого знакомства с ней. Та первая наша ночь запомнилась еще и тем, что я чуть было, не пополнил собой трупохранилище полицейского морга.

…Мы медленно шли вдоль края водоема нового аквапарка. Был обычный будний вечер, и ничего не предвещало каких-либо неприятных происшествий. На скамейках и прямо на нагретом за долгий день бетонном бордюре сидели влюбленные парочки, просто небольшие группки парней и девушек. Одни пили пиво и коктейли, смеялись, что-то живо обсуждали, спорили. Другие катались по чистой, без единого нефтяного пятнышка, водной глади на лодках и водных велосипедах. Все казалось тихим и спокойным, это завтра все эти молодые люди пойдут в свои вузы, сядут за свои офисные столы и встанут за стойки баров и ресторанов, а сейчас они просто отдыхали, наслаждаясь тихой и теплой вечерней погодой.

Ингрид посмотрела на меня своими огромными карими глазами, время вокруг нас остановилось, и в целом мире остались только мы трое. Мы и мир. Уже стемнело, на смену вечеру наступала теплая ночь, и на небе круглой блямбой зависла полная красноватая Луна. Девушки ужасно тащатся от разнообразных историй о звездах и Луне, поэтому я немного изучил астрономию и теперь пользовался этими знаниями в удобных для себя случаях. Таких, как этот, например.

— Смотри — полнолуние! Летом в полнолуние Луна никогда не поднимается высоко над горизонтом, так что сейчас самое время смотреть на нее. Красиво, правда? Видишь вон там — это большое темное пятно? Это — Море Дождей. Его ровная гладь представляет собой окаменевшую базальтовую лаву, которая излилась после столкновения с огромный астероидом миллиарды лет назад, поэтому у моря такие круглые очертания. Тогда недра Луны еще были расплавлены, но теперь-то наш спутник остыл и весь отвердел, а вот «море» осталось. Море, никогда не знавшее воды…

— Откуда ты все это знаешь? — удивленно спросила Ингрид.

— Так… уже и не помню откуда. Где-то когда-то читал, — сказал я и поцеловал девушку в губы.

Целовались мы долго. Потом она провела своими губами чуть в сторону — на шершавость моей покрытой суточной щетиной щеки.

— Колючий… — сказала она. — Пойдем ко мне?

— Пойдем. Я так тебя люблю… мне ничего не нужно, кроме тебя! — с трудом оторвавшись от Ингрид, я выдавил из себя я. — А теперь и ты скажи, что любишь меня.

— Да, я тебя люблю! — с жаром подтвердила девушка. — Люблю всей душой, но именно потому, что я так сильно тебя люблю, я не могу допустить, чтобы ты из-за меня пострадал и влип в какую-нибудь опасную и отвратительную историю.

— С какой радости я должен туда влипать? Почему? Это возможно только в том случае, если ты захочешь за меня выйти замуж, — со смехом перебил ее я. — А попадать в истории — это вообще-то моя основная работа. Да, есть еще один момент, и я хочу все прояснить раз и навсегда. Недомолвки достали по самые почки. Будь рядом, просто — будь всегда рядом, без этих глупых обязательств и брачных церемоний. Только так мы и решим все наши проблемы!

— Я разве отказываюсь? — призналась Ингрид. — Но мне и в голову не могло прийти, что ты увлечешься мною всерьез! Мне приятно работать только с тобой, потому что ты никогда не смотришь на меня, как другие... Ну что я могу тебе дать такого, чего не может дать любая девушка? Моя жизнь обычно уныла и неинтересна, и сегодня я живу в завтрашнем дне вчерашнего... Скорей всего последнюю неделю я просто существую в прямом смысле этого слова. Постепенно все вокруг превращается для меня в некую занозу в заднице, которая мешает сидеть и ноет... то есть соответственно жизнь — это заноза, которую нужно осторожно вытащить пинцетом. И тогда наступит спокойствие... Какая-то тягостная атмосфера бросает меня из стороны в сторону, и амплитуда колебания моего психологического состояния неимоверно огромна... Иногда ничего не хочется, вся жизнь кажется бессмысленной, а кругом люди, люди... И только иногда в толпе можно разглядеть человека, который идет, разрывая эту обыденность, эту тоскливую жизнь... Главное, чтобы на темной стороне тебя ждали, и тогда ты когда-нибудь уйдешь туда... По крайней мере, у меня есть цель — научиться бороться со своей слабостью, потому что она либо убьет меня, либо ее убью я... сумбурно говорю. Зачем я тебе? Я ведь такая обыкновенная…

— Это ты-то обыкновенная? — я улыбнулся и крепче обнял ее. — Да я не знаю, есть ли на свете еще хоть одна девушка, похожая на тебя. Ты просто чудо! Ты можешь дать мне то, чего я никогда не смогу получить, например, от своей жены, — как можно более серьезным тоном ответил я. — Сказать честно? Вначале мне казалось, что я просто хочу тебя трахнуть, но потом, со временем понял, что мне мало только спать с тобой. Мне нужно видеть тебя каждый день. И я хочу, чтобы ты принадлежала мне. Здесь и сейчас. Навсегда! Жизнь коротка, поэтому живи, нарушая правила: прощай быстро, но целуй медленно; люби искренне и смейся неудержимо; и никогда не сожалей о том, что заставило тебя улыбнуться.

Ингрид судорожно вздохнула и опять посмотрела на меня. «Никогда еще я не видел, чтобы женщина так сияла», — подумал я с удивлением. Тем временем мы поднялись в ее этаж.

— Давай-ка я покажу тебе все тут, — сказала она и устроила мне экскурсию по своей квартире.

— А вот и спальня, если ты не догадался, — сказала она в конце нашего обзора. — Только не пугайся, и не падай в обморок! Я ужасная крохоборка. В шкафу места не хватает. Он забит вещами, которые не носятся уже лет десять. Начинаю их разбирать, с целью что-нибудь выкинуть. Посмотрю-посмотрю, и жалко становится! Думаю, вещь-то не рваная, не изношенная или материал хороший. Как же ее можно выкинуть? В итоге запихиваю на место или бросаю на стул.

— Миленькое местечко, — произнес я, не зная, что еще можно сказать в данном случае. — Ничего круче, я в жизни не видел.

— А то! Мне тоже нравится. Но знаешь, я же совсем не такая блестящая красавица, как те бриллиантовые шлюхи, с которыми ты привык общаться по работе.

— Ну, не скажи! Ты — прелестна, изящна и очаровательна, — возразил я, ласково поцеловав ее в лоб. — А этих… всяких… я насмотрелся уже предостаточно, и поверь, ни ты, ни я уже не сможем обойтись друг без друга! Я хочу, чтобы ты это понимала. Хорошо? Я буду любить тебя всегда и везде, что бы между нами ни случилось, в горе и в радости, и больше мне нечего тебе сказать.

— Но эта твоя распроклятая работа! Я очень хорошо умею притягивать несчастья и дрянные проблемы. Вдруг из-за меня ты ввяжешься в какую-нибудь скверную игру, и тебе это повредит?

— Не знаю, может быть. А если ты переживаешь из-за морально-нравственных категорий, то это вообще ерунда. Кроме того — ты будешь сталкиваться с изменой и предательством всю свою жизнь, и не надо забывать, что умных людей меньше, чем глупых, а слабаков — значительно больше чем сильных. Но как только ты перейдешь в мой отдел и станешь моим референтом, никто не посмеет вмешиваться в наши отношения, — решительно пообещал я. И шутливо добавил: — я не позволю тебе играть в какие-нибудь игры, кроме любви!

— Неужели ты думаешь, что у меня получится хорошо? — возразила Ингрид. — И ты действительно уверен, что так уж хочешь этого?

— Конечно, хочу! Стопроцентно! — заверил ее я. — А если тебе небезразлична моя участь, то должен сказать, что у тебя есть единственный способ сделать меня счастливым и уберечь от всяких бед — стань моей!

— Я хочу быть твоей помощницей, — застенчиво прошептала мне на ухо Ингрид. — Но только…

— Да? — насторожился я. — Расскажи о себе. Я же знаю только официальные справки.

— А что рассказывать, — сказала она. — Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было шесть лет. Меня к себе забрал дедушка и потом долго выхаживал — он не доверял медицине. После аварии у меня оказался поврежден позвоночник, я не могла ходить. Да и не стремилась особо. Все говорили, что я так и останусь инвалидом, а мне казалось, что вся дальнейшая жизнь не имеет смысла, к тому же боли в спине были просто адские, и я почти все время находилась в полубессознательном состоянии. В конце концов, дед заставил меня жестоко работать над собой, и я не только встала на ноги, но и начала учиться танцам и восточным единоборствам. Я не ходила в обычную школу, а занималась с репетиторами. Потом мы очень много путешествовали вместе с дедом. Вот. А после его смерти перебралась жить в этот город... Что еще про себя рассказать? Я хочу быть рядом всегда. Ну, почти всегда. Хочу работать с тобой, хочу заботиться о тебе, и любить тебя! Всегда! И еще иногда я хочу бывать глупой, как например, сейчас — смиренно произнесла Ингрид.

Неожиданно в ее голосе прозвучала такая страсть, что я, наклонившись, опять поцеловал ее, и снова, как и в первый раз, весь мир съехал куда-то вбок и перестал существовать. Когда нам обоим уже начало казаться, что сейчас мы задохнемся от этого буйного поцелуя, я не ограничился одними губами. С усилием, оторвавшись от восхитительных губ Ингрид, я принялся целовать ее глаза, уши, щеки и шею, грудь... Никогда прежде я не испытывал ничего подобного, мне начало казаться, что я прикоснулся к какому-то нежно цветущему растению, наполнившему меня не той чувственной страстью, которую обычно женщины будили во мне, а некоей внутренней сущностью, о существовании коей я даже не думал. Это чувство даже трудно было изобразить словами, так резко отличалось оно от всего, что происходило со мной до сих пор. Настоящий джентльмен всегда поможет даме, когда видит, что та не может самостоятельно раздеться…

…Потом она спросила:

— А как же твоя жена?

— Я сейчас нахожусь на грани развода, — сказал я. На меня напала болтливость и приятная расслабленность. — А все из-за длинного языка моей жены. Утомился, знаешь ли, вести борьбу с ее излишней разговорчивостью. Дело совсем не в том, что она может со своей подругой два часа подряд перемывать кости другой подруге, а вслед за тем перезванивать той, которую пять минут назад так смачно обсуждала с первой, и сплетничать о предыдущей. Это — дело вполне обычное. Ну, приходиться им по душе поливать друг друга грязью за глаза, а затем видеться и словно ни в чем не бывало целоваться и обниматься. Их проблемы. В конце концов, меня это до поры до времени совсем не касалось, но однажды мы поехали на пикник, а там оказались подруги жены со своими мужьями. Мы перезнакомились, что-то приняли, расслабились, разговорились, и вдруг муж закадычной подружки моей жены говорит: «Слушай, Пол, ты не обижайся, но своей бабе язык бы придерживал, что ли. Так, иногда, для порядка. А то я краснею каждый раз, когда слышу, как моя рассказывала, сколько раз в неделю у вас бывал секс и сколько минут он длится. Она еще и разные позы описывала! Своей жене я уже запретил все это, но ведь другие мужики тоже слушают». Я тогда слегка прибалдел от всего услышанного. Дома попробовал насколько мог деликатно и хладнокровно обсуждать эту проблему, но жена и бровью не повела: «Ну и что здесь такого особенного? Подумаешь! Я ж не каждому встречному про тебя рассказываю, а только близким подругам». Тогда я уже озверел, и такой скандал учинил, какого никогда еще между нами не было. Вроде бы помогло. Жена обиделась, но обязалась больше не допускать подобных сентенций. Я, было, успокоился, а на самом деле все продолжалось по-прежнему — вообще ничего не изменилось! Абсолютно! Как-то раз внезапно вернулся домой, а моя благоверная оказалась так захвачена беседой с какой-то удаленной приятельницей, что совсем даже не засекла, как я пришел. Так увлеклась. Она снова, подробно и в лицах повествовала частности нашей сексуальной жизни! На этот раз я даже осмысливать ничего не стал. Не выяснял даже, с кем именно она там изъяснялась, а просто молча принялся собирать и заталкивать в сумку свое барахло. Она сразу все поняла, и началось: слезы, крики, заверения, что «больше уже никогда», и что «так делать больше не буду». В общем, мы пока примирились, но я уже ей не верю. Она опять примется за старое, если уже не принялась. Даже трахаться нормально с ней теперь не могу — все мерещится, как она это обсуждает со своими подругами! Хочу назвать жену каким-нибудь нежным словом и тут же представляю, как она передает эти слова подружкам, а те хихикают и пересказывают своим мужьям, или вообще не поймешь кому! Так недолго и совсем импотентом сделаться. Я уж начал поглядывать на более молчаливых девушек и даже не сильно скрывал этого от жены — думал, что все-таки для нее это станет хоть каким-то уроком.

— И как? — заинтересованно спросила Ингрид.

— А никак! Недавно заметил только, что она стала за мной следить. Напихала мне в одежду жучков и видеокамер. В результате мы на грани развода.

— Только без обид, ладно? В твоей супруге, видимо, пропала классная актриса. Все, что она делала, ей необходимо превращать в достояние широкой общественности. Без слушателей и зрителей она не в состоянии спокойно жить. Попытайся обеспечить ей возможность широкого общения в крупном количестве — запиши на курсы актерского мастерства, или придумай еще чего-нибудь подобное. Но есть и свои добродетели у таких людей: они зажигательные и с ними всегда очень интересно.

— Вот уж точно, что интересно! Но я так больше не могу. Мы разведемся скоро. Я уже решил. Если нам помешают, и ничего не получится, то может стать опасно жить.

Она ничего не ответила, а только крепче прижалась ко мне всем телом. Я хотел ей сказать еще чего-то умное, приятное и доброе, как вдруг понял, что ничего у меня нет — ни мыслей, ни желания их иметь. Господи! Хорошо-то как!

Жизнь — сложная штука, но я устал от сложностей, мне надоело распутывать клубки чужих эмоций фантазий и намерений. Вы думаете, что это мне надо? Нет! А если кто-то считает, что ему можно накручивать всякого разного, да еще так, что сам черт не разберет, то пусть идет с этими своими мыслями далеко и надолго. А мне — пофиг! Я простоты хочу и ясности, и мне плевать на возможные обиды — более всего на свете я ценю легкое отношение к жизни во всяких ее проявлениях.

И не спрашивайте меня — о чем это я. О том.

В ту ночь я принял решение, изменившее мою последующую жизнь. Мне больше не нужны ничьи советы. Я встретил Ингрид — девушку, которая возродила во мне желание жить, она же дала мне цель, и я обязан ей всем. Теперь дороги назад нет, и не важно, что это будет за дорога — я буду работать, как могу. Желание одержало победу, а я проиграл. Не первый раз, кстати. Ну и ладно, черт с ним — снова буду фаталистом. Что не делается — все к лучшему… По идее, я должен был радоваться, но почему-то горло сжимала смертная тоска, не хотелось так жить и было противно смотреть на мир. Мне вдруг стала отвратительна подавляющая часть людей и та тупая толпа, которую я видел вокруг себя каждый день. Я тоже часть этой толпы, и я сам себе тоже стал омерзителен. Человек — самое гнусное и гадкое существо в нашем мире.

Мы пользуемся людьми ради своей выгоды, и часто делаем ошибки, когда другие пользуются нами, но мы этого не замечаем, поскольку не хотим видеть. Но я всегда потом грущу от этого, поскольку никогда не вижу выхода из возникшей ситуации.

Домой идти все еще не хотелось, и я поехал в свой клуб, с запоздалым желанием немного покачать мускулатуру и размять сухожилья. Среди ночи. Только не говорите пожалуйста, что я — извращенец. Ну, захотелось мне в любимый клуб — имею право!

Дальнейшее лучше всего описать отрывком из газетной статьи. Заметка появилась на другое утро в «Городских скандалах»:

«…как прошлой ночью сообщило информационное агентство «Наши Новости», в Городе, в здании одного из спортивных клубов на Юго-Западной улице, (дом номер 22) произошел мощный взрыв. По сообщениям, поступившим с места, к зданию, над которым до сих пор клубится черный дым, продолжают прибывать пожарные и медицинские машины, а вокруг выставлено оцепление полиции. «Как только объявили эвакуацию, люди начали кричать и побежали к разным выходам», — рассказала сотрудница клуба. По данным нашего источника в полиции, безоболочное взрывное устройство, эквивалентное по мощности килограмму тротила, было заложено у внешней стены клуба. Взрывом в клубе и в зданиях напротив выбило все, но никто из людей серьезно не пострадал, поскольку сразу после звонка неизвестного информатора власти приняли срочные меры. События развивались по стандартному сценарию — перед взрывом в администрацию клуба и в полицию поступили анонимные звонки с сообщениями о готовящемся взрыве. Звонящий (уже доказано, что звонил один и тот же человек) заявил, что ответственность берет на себя ранее неизвестная террористическая организация «Мстители Зеленого Мира», однако спецслужбы считают, что теракт дело рук боевиков из движений «Мицар» или «Зеленый Джихад». Это тем более вероятно, что в конце прошлой недели даже относительно умеренные экологические организации, подобные «Мицару», призвали своих сторонников к усилению борьбы против «губителей планеты». Больше ни одна террористическая группировка не взяла на себя ответственность за происшедшее. В настоящее время по данному факту возбуждено уголовное дело, проводится расследование...»

Я же ушел из клуба всего за минуту до звонка террориста, причем ушел неожиданно для себя самого — мне вдруг почему-то резко захотелось на уличный воздух. Возможно, что именно мой уход подвиг кого-то из наблюдавших на предупреждение — взрывать посетителей без меня не имело особого смысла.

Потом выяснилось, что ни одна из известных эколого-террористических организаций в действительности не причастна к происшествию. Молекулярные метки, которые присутствовали на взрывчатке, — а это верный признак промышленного происхождения взрывчатого вещества, — показали, что пластид изготовлен на том же заводе, что и штатные боеприпасы, что закупала наша контора. Террористы же, как правило, используют собственные производственные базы.

Запрос на получение более подробных данных молекулярных меток — серии и времени изготовления — я направил чисто автоматически, скорее, по привычке, чем сознательно. Я тогда еще не сомневался что это всего-навсего случайность, и моя личность тут совершенно ни при чем.

Результат превзошел все мои ожидания.

Серия промышленная, прошлогодняя, и это все, что первоначально было известно. Меня интересовало другое — если серия выпущена год назад, как она попала к террористам? Почему только сейчас? Но самое занимательное заключалось в том, что эта серия выпускалась под заказ Службы и вместе со взрывателями и детонаторами была переправлена по назначению, что подтверждалось документами. Гадать тут было особо нечего — схема простая и давно известная. Наша Служба или ее региональное отделение заказывает для своих нужд необходимое вооружение и подает заявку. Потом заявка рассматривает Министерство обороны, и если одобряет то заказ идет на завод, а Служба переводит деньги. Далее Служба Информационной Безопасности (или ее региональное отделение) забирает выполненный заказ. В данном случае взрывчатку заказывало отделение Центрального округа для проведения плановых учений. Проще говоря, в учетной документации черт голову сломит, и я туда особо не вникал. Даже для того, чтобы заполучить эту урезанную инфу, мне понадобилось задействовать все свои личные связи и ресурсы моего отдела, кто чем помог, как говорится. Нет ничего более засекреченного для нас, чем Военное министерство. Но в данном конкретном случае копии документов с завода получить все-таки удалось, и тут помогли возможности моего агента «Гарри». Мне было важно установить доподлинно и точно, куда, в какой отдел попала взрывчатка этой серии. Результат оказался поразительный — партия из трехсот фунтов была распределена между двумя подразделениями, готовившимися к показательным учениям. Получателями значились Отдел быстрого реагирования и Отдел оперативной поддержки.

Теперь по пунктам. Во-первых, таких отделов в природе никогда не существовало, а никаких учений на территории Центрального округа в то время вообще не проводилось. Во-вторых, удивительно было то, что непосредственный отправитель перевода оказался неизвестен. Нигде не указано, что расплачивалось за этот заказ именно наше ведомство, никого за руку не схватишь. Да, заказ получал Центральный округ, ибо так значится в электронных накладных. Заявка министерства, отправленная заводу, завизирована верно, но подписи не соответствуют оригиналам. И, в-третьих — проверкой не удалось выявить никакой утечки, что и неудивительно — материалы для особо деликатных спецопераций нигде обычно не фиксируются.

Все это я вспоминал, пока ехал к Ингрид. Старые воспоминания временами вроде архива или семейного альбома — приятно бывает покопаться. Иногда.

РИСУНОК

Часть Вторая

31. Алекс

В

ам никогда не хотелось сделать глупость? Нет, не ту глупость, что вы сейчас подумали. Это не глупость вовсе, а естественное желание организма. Я имею в виду совсем нелепую и ненужную вещь — типа флэшмоба, только в индивидуальном исполнении. Ну, например, выйти во двор и заорать во всю оставшуюся силу легких? Или же вывесить плакат, с поздравлением своему начальнику, хоть поздравлять его не с чем, а совсем даже наоборот? Или, как в той рекламе — появиться на балконе в чем мама родила? Или еще чего-то сотворить бесполезное и нелепое, но чтобы в памяти народной сохранилось? Ну, как? Не было? Ведь было, было, и не один раз… А вот если правда не было, тогда — беда! Совсем тогда плохо, и незачем с таким человеком разговаривать.

«Будь собой — не дай себе засохнуть!» Или как еще там, в этой уже забытой телерекламе? Последнее время стало престижно и круто — быть собой. Аналогичными призывами сверкают все модные журналы и рекламные клипы. Но — если задуматься — что все это означает? Что такое — «быть собой?» Основная масса людей — скучные унылые типы, надоеды и зануды, а если вдруг они престанут надевать на себя чужую маску развеселого краснобая и умного собеседника, то станут совершенно нестерпимы и невозможны в общении. Люди со своими проблемами, трудностями и заморочками, с грузом тех эмоций, которые отображаются на физиономиях и изливаются бесконечным потоком на органы чувств собеседника, никому не нужны и совсем не интересны окружающим. Ну, разве что собеседник — профессиональный психолог или социолог узкой направленности...

Большинство людей с некоторого возраста теряют умение делать безумства и совершать нелепые поступки только для того, чтобы доставить себе удовольствие здесь и сейчас. А уж потом, сильно после, сидеть и вспоминать или смотреть фотографии, если они есть. Но однажды эта врожденная способность проходит навсегда, и тот возраст, когда человек теряет такие желания, есть первый шаг к старости, что мы иногда принимаем за наступление «взрослости»…

Алекс свою способность к совершению безрассудств и ввязыванию во всякие истории с возрастом не утерял. И засохнуть себе тоже не позволял. Вместо того чтобы после вечерней встречи с Пуховым идти в гостиницу, он отправился на Морскую набережную, туда, где ему недавно было так спокойно и хорошо. Набережные тянули его, как магнитом.

Он снова сел на гранитные ступени и уставился на темнеющее небо, черную воду и сверкающие огни Кронштадта. У края воды, небольшие волны вяло накатывались на берег, повсюду валялись обломки прошлогоднего камыша и битого кирпича. Сзади возвышалась гранитная стена набережной, талантливо расписанная неизвестными граффитистами. Постепенно наступила настоящая ночь.

Ветер ненадолго стих, время таяло незаметно, и пока он решал — уходить или посидеть еще, откуда-то из темноты появилось небольшая толпа странных созданий. По внешнему обличью компания напоминала инфернальных тварей из низкопробного голливудского ужастика или необыкновенно реалистично выполненный костюмаж для Хелоуина. Фигур шесть или семь. Вот два парня, один — с железной половиной физиономии, а другой — с безумной улыбкой разрезанного от уха и до уха рта. Вон голубовато-бледная девушка с иссиня-черными губами, у которой вместо гортани торчит некое электронное устройство, а рядом парень со скелетной нижней частью лица скалится полнозубой улыбкой черепа. Вон еще чья-то обнаженная подруга с идеальной фигурой фотомодели смотрит черными провалами пустых глазниц… хотя — нет, у нее вместо глаз прямо в тело вставлены стекла темных очков, а вместо рта — круглое отверстие внутри которого двигалась какая-то металлическая перегородка. Рядом с этой красоткой оказался субъект со звериной головой похожий на слегка извращенный гибрид человека и кошки, а чуть правее него переминался персонаж, напоминающий лысую мартышку с мордой монстра из космоса. Эти малосимпатичные существа, судя по всему, не подчинялись какой-либо дисциплине и не выполняли ни чьих приказов. Они, скорее всего, чего-то ждали, поскольку не предпринимали никаких действий, а просто окружили Алекса и тихо стояли, уставившись на него.

Деваться было уже некуда и тут-то Алекс и вспомнил формулу вызова хранителя места, переданную ему на тихой московской набережной. Не на что, особенно не надеясь, противоестественным для себя, срывающимся голосом он произнес заветную формулу. Но ничего не произошло. Никаких спецэффектов. Никто не появился и не возник.

— А ну — пошли вон отсюда! Быстро! — послышался знакомый звонкий голос из-за спин окруживших Алекса монстров. — Сгиньте все, это мой друг!

Вся компания как-то засуетилась, рассредоточилась и исчезла в ночи.

— Чего сидишь? Они скоро вернутся, у нас всего пять минут. Пошли ко мне?

Это была Эля — одна из Питерских подружек Алекса, с которой он очень глупо расстался в прошлый свой приезд. У нее было много ников и имен. Эля, Elvira, Элеонора, Нора, Ellen, Вира, Vita… По всем законам жанра, она должна была выкинуть его из своей памяти и забыть еще полгода назад. Сейчас девушка смотрелась лет на двадцать и выглядела точь-в-точь, как персонаж японского фэнтэзийного мультика или компьютерной игры. Одета в темный топик, черный длинный свободный пиджак с короткими рукавами, и джинсы, заправленные в кожаные сапоги какого-то темного цвета, которые заканчивались чуть ниже колен. Из каждого сапога торчала ручка кинжала. Запястья были обвязаны черными лентами, а сами руки девушки до локтя обвивались браслетами белого металла в виде змей. Короткие белые волосы и крепкая маленькая фигурка. На шее висел темный кулон, в котором сверкал красный огонек.

— Пошли ко мне? — повторила она. — Сейчас у меня собирается очередная туса, заодно и на моих друзей посмотришь. Там есть приметные кадры. Пошли! С Ритоном я договорюсь, он парень тихий, мирный, и не будет нам мешать, в случае чего уйдет к своим родителям.

— Ритон это кто? — обалдело спросил Алекс. Он никак не мог прийти в себя от всего увиденного. О странных созданиях разогнанных Элей, старался даже не думать.

— Это Макс, Return, мой теперешний лавер. Да не парься ты! Все будет о’кей!

До самого дома они больше не разговаривали: молча поднялись по каменным ступеням, прошли до ближайшего дома и вошли в какую-то дверь...

В небольшой квартирке Эли было до невозможности душно, дымно и жарко. Пахло разнообразным парфюмом, травкой, дезодорантами и каким-то дешевым фастфудом. Время, кажется, совсем забыло о том, что должно сидеть в часах и вылезать оттуда в самый неподходящий момент, как ему и полагается. Оно ленилось и стало совсем мягким — словно пластилин. Все давно уже разбились на парочки, но дальше простых обжиманий и петтинга дело не заходило. Алекс сначала вообще не понял, чей это был праздник или что собственно тут отмечали. Компанию он знал плохо, а многие присутствующие были ему абсолютно незнакомы. Все молодые, от семнадцати до двадцати с чем-то, но не старше двадцати пяти. Алекс среди них сам себе казался глубоким старцем. Разговоры велись самые различные:

— …готова. Особенно перед одним человечком. Однако, в последний раз, когда я предприняла такую попытку, мне прекрасно дали понять, что никто кроме меня в этом не нуждается. А еще хочу секса! Мужика, чтоб такого, знающего, с большими сильными руками, с телом, чтоб хотелось, и с рожицей симпатичной, а еще с...

— …вчера был у Янки. Она мне читала свои стихи. Очень классные, очень сильные, но нужно чтоб Янка сама их и читала, а то так я не въезжаю, а с ее слов самое то. А еще я люблю давать свой фотик друзьям. Теперь благодаря проге, восстанавливающей инфу с флешек, у меня куча домашнего порно…

— …тебя любит! Знаешь, я заметила, что он постоянно любуется твоими глазами!

— …да нет, это он следит, не пялюсь ли я на других мужиков.

— …у моего папани наличествует особый талант, портить мне настроение в кратчайшие сроки! Лучше моего отца никто в мире не умеет так качественно засрать мне мозг! Я готов быть кем угодно: фашистом, монархистом, анархистом, гомосексуалистом, чтоб только не быть таким, как поколение моих родителей. А вообще — хочу бросить все и уехать далеко-далеко из этой страны, чтобы больше никого не видеть и не слышать и не знать.

— …появляется тут, понимаешь ли, чел из моего прошлого и говорит, что любит меня и что нужно срочно встретиться, все дела. Ну, знаешь, такой, немного неадекват. Ну, погуляли с ним, мальчик с девочкой, протащил он меня через весь этот проспект… Потом подарил мне книгу про вампиров — сборник всяких рассказов и произведений. А в душе у меня такое сладко-пакостное чувство, будто я ментально богохульствую над светлой памятью нашего…

— …почему-то у моих знакомых девушек ДР или весной, или осенью. Зима и лето выпадают…

— …ехала сегодня домой. Думала я о нем, о том, что никак не могу простить его, хотя уж очень и очень хочу, но где-то внутри я не могу перепрыгнуть этот высокий барьер обиды. Раньше прощала всех даже не задумываясь, а теперь... Че-то на меня такая лень напала последние пару дней, жуть просто, ничего не хочу... Надоело каждый день говорить себе, что жизнь говно... Ведь живу я вполне нормально, ни в чем не нуждаюсь кроме поддержки... Просто обстоятельства заставляют меня так говорить! Мне просто не хватает сил все изменить... нет! Даже не в силах дело! Мне просто лень! Впрочем, сегодня я отдыхаю от мира, слушаю музыку, встречаюсь с друзьями, а также пытаюсь навести немного порядка у себя в голове.

— Как дура, прокаталась вчера и все зря — касса закрыта была. Так в результате и не купила билет. Вот черт! Или опять после работы тащиться, или в день концерта сто рублей переплачивать — честно говоря, не хотелось бы... Вечно все у мну через жопу, и на работе гайки закручивают. Что я там делаю, интересно? И зачем? И вообще, я себя плохо чувствую, у мну болит горло, и, наверное, мну заболеет...

— …едем в Иркутск. Несмотря на все случившееся, мы все же намерены провести запланированный ранее антиядерный лагерь «Байкальского движения» и «Байкальской экологической волны» и продолжать борьбу против превращения Сибири в ядерную помойку…

— ...а я так и не решилась на них. Утверждают, что они безопасные и безвредные, но тут же услышала кучи страшных историй, как у одних девушек либидо пропадало вплоть до нуля, у других — настроение портилось и нервы расшатывались, у третьих — тошнота и головокружение нападали, у кого-то вес увеличивался… Ну, а презики, они при всей их природной мерзости, какие-то гораздо более мирные, что ли. И главное, использовала и выбросила, не надо потом по полгода ждать, пока организм в себя придет.

— …шаверму жрал, рассказывал грустные истории, а потом два часа сидел на улице и ждал пока я к нему выйду, а я не хочу! Зануда какой-то. У меня много обид на этого человека, и слишком много отвращения!

— …я тоже недавно встретила старого знакомого. Он очень сильно поднялся за эти несколько лет: из мальчишки из малообеспеченной семьи вырос в обеспеченного баловня судьбы. Знаете, эдакий Кларк Кент, еще не надевший костюм героя, но уже преобразившийся в него внутренне. Галантный, уверенный, самодостаточный, интеллигентный молодой человек. Да-а-а. Как жизнь людей меняет! Мы с ним почти поменялись местами...

— …пошел на пати в универ. Как всегда оделся во что-то странное для остальных людей, что там были…

— …это домашний проект, и дальнейшее его существование под вопросом. Дичь и вынос мозга — сто процентов. Приступ культуры, блин. Вообще-то, я бы не сказала, что прямо фанат «Hell Bound», но некоторые их песни мне все-таки очень нравятся, блин. А если честно, положительных впечатлений от их концерта — ноль! Что тут можно сказать, похоже, ребята списались... Новый материал ни капельки, блин, не впечатлил. Люди, наверное, все-таки не сволочи — они просто идиоты... Тут попался мне на глаза один диск…

— …наша местная власть, короче, хочет проезд через центр Питера платным сделать. Там кто-то считает, что люди у нас очень богатые, типа, а раз богатые люди, значит, могут и заплатить. Вот по этой самой причине мы и организуем акцию…

— …сосед по общаге вот суициднул — ширнулся ханкой и из окна скинулся...

— …а вчера мы ходили-гуляли вечером с Виндой — стояли, болтали, вдруг я отчетливо вижу, как мимо нас пробегает черный кролик... Говорю об этом Винде... Она на меня смотрит и вроде тему меняет. Ну не меняет, а просто кладет мне голову на плечо. Тишина секунд пятнадцать и тут она произносит фразу: «Маш, одолжить тебе моего врача?» Занавес!..

— …серебряные штаны, черный фартук, сеточка и серебряная майка без рукавов. Чего я только в свой адрес не услышал...

— …человек пять меня спросили вчера, сплю ли я ваще. Ничего тупее еще в моей жизни не было, разве что институт... Вот я и сказала — «Пошло все на х.., я — фея! У меня на жизнь очень мало времени, и мне жалко терять его на сон». Если дремать и спать не одно и то же, то вряд ли я вообще сплю.

— Будьте добры не шуметь! И уж тем более не орать, как потерпевшие! Да и задолбали уже эти масяньские фразочки…

— …у подруги моей брат увидел на дороге аварию и остановился, чтобы помочь. Виновником аварии, как оказалось, был какой-то священник, пьяный — в говно… матерился по-черному. После этого случая брат подруги принял ислам...

— ... а что мне его извинения? Это западло даже для гома. Я же не кричу, что рвать на части его буду, мне он нужен как мертвому припарки. Это конечно круто — мало того, что он педик, так еще и торчок…

— Макс, ну за что ты Лешу преследуешь? Почему ты такой жестокий? Ну да, Леша непростой человек, может, он был где-то неправ, но ведь он осознал свои ошибки, и не надо, не будь таким злым... Ведь и так зла много на свете, так почему бы просто не любить, не думая о том, какого пола твоя половинка... лишь бы вам было хорошо вдвоем...

— …около трех ночи прямо на поребрике подарил мне солидный кусок радости. А началось все так: три дня назад моя соседка по квартире повесила в коридоре плакаты Орландо Блума, Тимберлейка и еще одного придурка. Я была просто в шоке от увиденного. Не, я ничего не имею против таких личностей в туалете, там они мне не мешают, но в коридоре! Это уж слишком! Пришла и попросила убрать. С миловидным личиком соседка согласилась, но прогресса никакого не было, в результате чего я сама все поснимала, только Блума оставила, фрагмент из Пиратов, так что можно еще хоть как-то пережить. И парня своего позвала, вот. Ну, вроде бы обыкновенный такой молодой человек, типичный надоеда, блин, сначала даже мне не понравился. Ну, а потом, в нашей парадной…

— …назад к себе в Москву. И хотя мы время от времени переписываемся, но с ее уездом я чувствую, что от меня оторвали приличную часть сердца. Мы были очень близки…

— …а еще у нас учится Lavia Frons, правда на вечерке. И вообще у нас много крутых баб…

— Эй, народ! Кто-нибудь тут в состоянии сказать хоть что-то позитивное и успокаивающее?

— …посидели потом в какой-то кафешке галимой. Чего-то он мне начал рассказывать такое, ни хрена не понятно, мямлит что-то, блин, я чуть со скуки не сдохла. Потом еще поцеловал меня в щечку раза два...

— …кто хочет помочь? Кто-нить минусовку мне может сделать, а? А то у меня полный п…ц!

32. Пол Жданов

Про то, что мне нужно, наконец, сменить персональное оружие, напомнил сам Старик, лично. Как потом оказалось, ему было не лень просматривать соответствующе сводки, и когда он увидел, что я еще не сдал свои старые стволы, то он в категорической форме потребовал от меня идти в оружейный отдел и срочно выполнить необходимые формальности.

Оружейная у нас — это что-то, и рассказывать о ней надо особо и не здесь. Скажу лишь, что однажды наш арсенал привлек внимание каких-то уголовных типов. Глупых, как всем потом стало ясно. Из ориентировки стало известно, что некий злоумышленник из мест не столь отдаленных передал на волю своему подельнику подробную схему нашего оружейного склада и даже разработал план проникновения туда. Не буду тут пересказывать, как была пресечена сама идея, подчеркиваю, именно идея, а не попытка вторжения в оружейную, скажу лишь, что система внутренней безопасности у нас — просто супер! А посему должен официально сообщить: «Господа воры, грабители и бандиты! Не искушайте свою судьбу, и упаси вас Господь нападать на нашу оружейную комнату!». Путь к арсеналу прикрыт несколькими кордонами снецподразделений, охранной электроникой, дверями из спецсплава, хитрыми запорами... И далеко не самый последний аргумент — наши охранники. Они не уступят во владении штатным оружием элитным бойцам Президентской Гвардии.

Феликс Флэгг, или FF как его иногда называли — хранитель нашего арсенала и главный специалист по персональному оружию, напряг меня по полной программе — он прочитал длиннейшую лекцию и провел познавательную экскурсию. Со скуки, видимо — все-таки оружейная не то место, где всегда можно найти достойного и благодарного слушателя.

— …вот здесь у нас собран общедоступный арсенал, — вещал явно довольный Феликс. — Говоря «общедоступный», я имею в виду то, что он порадует как знатока современной стрелковой техники, так и обычного сотрудника, вроде тебя.

Я проглотил обиду и не среагировал на «обычного сотрудника». Мне нужно было как можно скорее покончить с этим процессом и получить свои стволы, инструктаж и допуск. Но FF явно никуда не торопился. Останавливать же его, торопить или прерывать было никак нельзя — с него станется, может и на внеплановую переподготовку меня отправить. Он сумеет — это вполне в его власти.

— Это — наш музей, — продолжал Феликс, с таинственным видом проводя меня в очень большую комнату всю заставленную стеклянными шкафами. — Проходи, не стесняйся. Вот смотри — легендарные АН-94 «Абакан», 9А-91 и приглушенный АС-9 — «Автомат Специальный» заточен под девятимиллиметровый патрон. Европейские A-2 Para и FA-V3, загадочный М8 Compact, с виду дрель дрелью, но в реальности перед тобой лишенная приклада модификация XM8, преемника М-16. Вот нехорошо прославленный китайский Т-97, плюс менее известные наименования, позже можешь ознакомиться, если захочешь, конечно. Деление на классы здесь вполне заурядное: штурмовые винтовки, SMG, пистолеты, пулеметы, парочка лихих гранатометов... Врожденным снайперам с ними, я думаю, делать практически нечего — оптика устанавливается, практически, на всякую пушку, но разве какой-нибудь ничтожный М-36 будет реально соперничать с Barret M99? Правда, если еще учесть бронированные косяки… Да, вот это — первые в истории очки ночного и теплового видения…

Довольно скоро я начал пропускать пояснения мимо ушей, не забывая кивать головой и вставлять краткие реплики, типа — «Ну, надо же!» или «Ничего себе!». Феликсу этого было вполне достаточно. FF — отличный инженер, электронщик и механик. Говорят, что однажды он собрал парализатор из миксера и бытовой соковыжималки, но после ранения ушел с оперативной работы и занял довольно скромную должность начальника главного хранилища ручного оружия. Вообще-то выбор начальства был правильным — Флэгг являлся ходячей энциклопедией вооружения, а от всевозможных стреляющих, взрывающихся и изрыгающих огонь изделий просто фанател.

— А сейчас Пол, смотри сюда: вот это — один из наиболее часто применяемых образцов нелетального лучевого оружия — микроволновой пистолет. Он предназначен для выведения из строя любой электроники при помощи высокоэнергетичных импульсов электромагнитного излучения. Идея основана на том, что, начиная примерно с конца прошлого века, управление автомобиля в той или иной степени находится под контролем микропроцессоров. Любая паразитная наводка приводит к всплескам напряжения в микросхемах и выводит их из строя, и, как следствие, машина теряет управление, что и позволяет легко ее догнать. Этот образец способен выжечь нафиг все чипы автомобиля на расстоянии до трехсот футов, представляешь? Конечно же, у нас он давно снят с производства, сейчас в ходу более совершенные модели, но у преступников пользуется популярностью и все еще в употреблении. Некоторые страны, что интересно, его производят до сих пор. Кстати, это относится и к другим образцам, недаром же наш музей посещался даже самим Президентом!

Пока FF наслаждался своим красноречием и моим вниманием, я оглядывал интерьер. Как же все-таки скучно и тоскливо у нас оформляют закрытые ведомственные музеи! Это что, соображения экономии или есть какая-то специальная секретная инструкция на сей счет? Вообще-то в помещении музея надо бы поменять все оборудование и мебель — какие-то они стародавние, явно приехали еще из нашего прежнего здания.

— Теперь тайзеры, — продолжал FF, подведя меня к другой группе стендов. — Нелетальное оружие, ранее широко использовавшееся полицейскими, спецслужбами и военными, проводящими свои операции в условиях города. Различные модификации тайзеров применялись полицейскими во всех странах мира уже давно, но имели множество конструктивных недостатков. Самые основные изъяны заключались в том, что старые модели поражали цель на расстоянии не более двадцати футов, причем после каждого выстрела их необходимо еще и перезаряжать. Вот вариант электрошокового ружья Stun Strike, способного поражать цели на расстоянии до пятидесяти футов, а вот более новая модель — с поражающей дальностью до трехсот футов. Хотя это тоже считается оружием нелетальным, но с ними со всеми всегда возникали проблемы безопасности — кое-кто после воздействия отбрасывал тапочки. Кстати, эти тайзеры «стучат» на своего владельца — газом при выстреле выносятся индивидуальные молекулярные метки. Ежели кому-то придет в голову дурацкая мысль нападать с таким оружием, то считай, он оставил на месте происшествия свой паспорт… Ладно, хватит с тебя истории, пошли дальше — я тебе кое-что новенькое покажу!

Мы вышли из музея, прошли в коридор, миновали несколько дверей и, наконец, FF привел меня в обширное полупустое помещение без окон и со звукопоглощающими стенами. Посередине огромной комнаты к тонкому металлическому шесту, был прикручен проволокой какой-то голый мужик с завязанными глазами, загипсованным ртом и заклеенными ушами. Чуть в стороне стояли три клетки с белыми крысами и легкий столик, из тех, что люди обожают брать с собой на природу, для пикников. Феликс открыл большой встроенный в стену сейф и достал оттуда пару обычных черных перчаток.

— Наш Старик сам, лично просил, чтобы я снабдил тебя чем-нибудь особенным и компактным, а потом обучил и натренировал. Смотри сюда. Вот электрошокеры последних моделей для спецподразделений, для нас типа. Видишь, вот очень мощное кистевое устройство, вмонтировано в перчатки. Правая и левая. Снаружи — ничего особенного, обычная кожаная пара.

Надев перчатку на свою руку, FF сжал кисть в кулак и между выступающими костяшками с громким треском проскочила мощная искра.

— Управляется большим пальцем. Разряд, при действии на важнейшие мышечные зоны и нервные узлы противника, дает кратковременную, до пятнадцати минут, парализацию мускулатуры. Области воздействия — большие грудные мышцы, шея, паховая область, спина, ну, в инструкции все подробно расписано... Ты видел боксера в нокдауне? Вот так примерно — такой же эффект производит разряд от этого оружия, и ты становишься «тяжеловесом» с нокаутирующим ударом! При полностью заряженном аккумуляторе можно произвести не менее двухсот разрядов, после чего заряжается от обычной сети в течение двух часов.

Затем Флэгг раскрыл ладонь и снова сложил руку, но так, будто показывал «козу». Между пальцами опять проскочила бело-голубая искра.

— А такой разряд часто вызывает у противника полный обморок, в крайнем случае, болевой спазм мышц и шок, вследствие чего объект на время теряет всякую способность к активным действиям. Если объект находится в перевозбужденном состоянии — после принятия алкоголя, наркотических или психотропных веществ, то эффективность воздействия значительно возрастает, в отличие от газовых и пневматических средств, когда их действие вообще малоэффективно, так как тело противника имеет сниженную чувствительность. Все же знают, что основная часть нападений делается обычно в состоянии наркотического опьянения! При полном разряде, особенно в области грудины, возможна остановка сердца, поэтому нужно быть осторожным… Данное оружие можно использовать несколькими способами. Ну, ты потом прочитаешь инструкцию.

Сделав паузу, Феликс снял перчатки, аккуратно положил их на столик и с видом эстрадного фокусника достал из сейфа какой-то маленький яркий предмет.

— Вот этот уникальный электрошокер имеет миниатюрные размеры, а его наружный вид может быть замаскирован под самые разные мелкие предметы повседневного обихода. У него очень мощный источник питания! Есть варианты с обликом авторучки, губной помады или пачки жвачки. Есть даже маскировка под пачку презервативов. Внешний облик оружия совершенно не ассоциируется с шокером, что обеспечивает дополнительное удобство повседневного ношения, безопасность и конспирацию. Свободно помещается в дамскую сумочку или в карман одежды, да и вообще куда угодно. Разряд средней продолжительности одна — две секунды вызывает общие судороги, сильнейшую нестерпимую боль, противника сбивает с ног и ведет к временной утрате реального контроля над ситуацией вызывая полную дезориентацию на несколько минут. По причине потери мышечной активности. А вот уже при более сильном разряде в течение трех секунд возникает потеря сознания или коматозное состояние. Я тебе все это сейчас продемонстрирую. Объект падает и в течение нескольких минут остается в состоянии прострации. Летальный исход исключен… если, конечно, не переуседствовать. А теперь — дистанционное нелетальное оружие. Начнем с этого…

Из стенного сейфа Феликс извлек что-то среднее между дамским пистолетом и полицейским бластером.

— Вот смотри: очень мощный пистолет-парализатор. Действует надежно, точно и бесшумно, и, заметь, без всякой электроники! Никакие внешние воздействия ему не страшны. Аккумулятора хватает на сто выстрелов, имеется счетчик и цифровой индикатор, который можно и отключать. Вот так берешь его в правую руку, как обычный пистолет, вот здесь снимешь с предохранителя и плавно жмешь на спуск. Замечательное устройство! Давай, попробуй!

Я сделал все так, как меня учил FF, и только снял это «замечательное устройство» с предохранителя, как оно вспыхнуло и с оглушительным треском разорвалось у меня в руках.

Я временно ослеп, оглох и несколько минут сидел на полу, тупо мотал головой, и совершенно ничего не соображал. Уши сильно болели, и мне показалось в первый момент, что барабанные перепонки напрочь разорваны, а я теперь так и буду жить со звоном в голове. Пахло чем-то кислым, а во рту ощущался противный вкус, как будто я перед этим полчаса сосал медную дверную ручку.

Как позже мне объяснил расстроенный Феликс, кто-то умудрился вместо аккумулятора засунуть внутрь пистолета световой пиропатрон, причем этот кто-то так ловко все настроил, что взрыв возник сразу после снятия предохранителя. Еще чуть-чуть, и мне бы оторвало или обе руки, или голову. Или все это сразу. Появилась неприятная мысль, что я до сих пор жив только благодаря редкостной случайности.

33. Алекс

Если бы можно было отвлечься от немилосердного беспорядка, наполняющих квартиру молодых людей и многочисленной, поглощаемой ими еды, то интерьер смотрелся вполне приятно и стильно. Хоть и определить этот стиль сразу не удавалось. Двухкомнатная квартира на втором этаже нового многоэтажного дома. Просторный холл, большая гостиная, маленькая спальня и очень большая кухня. Гостиная — в бело-розовых тонах, паркетный пол частично прикрывал очень пушистый мягкий ковер, который при желании явно можно легко убрать в сторону. Вдоль стены высился огромный книжный стеллаж от пола до потолка, переполненный книгами, дивиди-дисками, подборками журналов и художественными альбомами. На ковре и возле него разбросаны фиолетовые и голубые медведи и большие цветные подушки. На стенах несколько картин в мягких зеленых тонах — марины и пейзажи. Стандартное окно, из которого открывался вид на Залив. Возле стены — музыкальный центр класса «хай энд», подставки для дисков и сами диски, разбросанные в неживописном беспорядке. Большой диван цвета бордо с несколькими подушками и красно-коричневым клетчатым пледом, а к самому дивану был придвинут журнальный столик с парой книг, альбомом и небольшой лампой. По периметру комнаты на красивых кованных подставках стояли черные свечи разных форм и размеров, а также на полу — две шершавые вазы с сухим камышом.

Вторая комната представляет собой нечто среднее между спальней и кабинетом. Кровать, покрытая очень пушистым коричневым покрывалом, на журнальном столике дикое количество книг. В углу шкаф для одежды. Все окна с черными непрозрачными шторами, отчего в комнатах в любой момент можно создать полный мрак. Часть помещения отгорожена китайской ширмой, за которой находился мольберт и стол, заваленный разнообразными банками с кистями, карандашами, растворителями, и красками. В углу — рулоны бумаги и большие папки разных форматов. Компьютер с огромным тройным монитором, очень большой сканер и цветной лазерный принтер.

От безумной смеси пива с текилой у Алекса быстро возникло то предательское чувство опьянения, при котором все кажется доступным, и сложные проблемы безропотно отступают на третий план. Тогда-то он во весь голос и предложил всем устроить группенсекс. Но идею не поддержали, и народ сразу как-то поскучнел, заторопился и потянулся к выходу. Компания начала расходиться. А когда опьянение стремительно прошло — Алекс трезвел быстро — ему вдруг стало невыносимо стыдно и неудобно. Эля, похоже, не опьянела вообще — весь вечер она пила только воду и «Cпрайт».

После того, как ушли последние, и они с Алексом остались в чужой квартире одни, Эля села на пол, прислонилась к стене и спросила:

— И что теперь?

— Не знаю. А чей это день рождения? И что за компания?

— Это ни разу не хепибездная тусовка, это поминки.

— Что? — удивился Алекс. В его понимании поминки должны были проходить как-то иначе, да и одеваться для подобного случая присутствующие обязаны несколько по-иному.

— Поминки. Девять дней. Недавно нашего знакомого парня убили — за идею человек погиб... ты его не знаешь. Друзья не пошли к его родителям, а собрались у меня. Мне его жалко до слез. Ребята разбили лагерь где-то возле Байкала, вблизи какой-то речки. В знак протеста, ибо туда на химзавод было решено свозить ядерные отходы или еще какую-то отраву... Как говорили, у парней были серьезные взгляды на это, справедливые... Ночью на них напали то ли бандиты, то ли скины, а может вообще подставные от властей... со стволами и битами, с собаками — стафами… и начали всех... как представлю этот ужас — девять человек в реанимации... а он первый пошел... первый... — Эля даже всхлипнула. — Лан, не заморачивайся, ты его все равно не знал. А мне страшно... Действительно становится страшно. Мне всегда казалось, что вокруг очень много злых людей, но сейчас их становится все больше и больше. Ладно, демоны, но люди! Возможно, что я утрирую или схожу с ума, но порою мне жутко выходить на улицу. Повсюду меня пронизывают взгляды, наполненные ненавистью и презрением. Женщины стремятся стать стервами, мужчины — подонками. Неужели дальше будет хуже? Единственный способ спастись от этого, самой стать злом?

Они оба немного помолчали, и, чтобы сменить тему, как-то продолжить разговор и развеять возникшую неловкость, Алекс спросил:

— Слушай, а ты сегодня классно смотришься! Откуда у тебя такая одежда? — Эля действительно выглядела потрясающе, но уже совсем не так, как на набережной. Подбритые виски, короткие белые волосы, пирсинг в носу и ушах, красные шорты, очень выгодно выделявшие соблазнительную попку, нарочито дырявые черные колготки. Ее крепенькую грудь прикрывал топ с таким вырезом, что какой-нибудь святой отец получил бы инфаркт, едва завидев подобную красоту. Ростом под метр пятьдесят, в облегающей экстравагантной одежде, она относилась к тому типу девушек, которых принято называть миниатюрными. Длинные тонкие пальцы, немножко смугловатая кожа, высокие скулы, большие выразительные глаза, вздернутый носик кнопкой, приятная улыбка маленького ротика, круглые щечки, мелодичный и звонкий голос, все это чрезвычайно нравилось Алексу, вновь вызывая ассоциацию с анимэшкой из японского мультика. В ее лице было что-то детское и обманчиво невинное. Картину дополняли всякие разные железочки и ремешочки удивительно гармонично вписывающиеся в общий облик. Сейчас Эля казалась еще более молодой, и Алекс дал бы ей лет семнадцать, от силы — девятнадцать. Весьма радовало его и то обстоятельство, что не нужно было скрывать от девушки свой интерес к ее внешности, и он, ничуть не смущаясь, кидал нескромные взгляды на объект своего внимания.

— А, это… я сама соорудила, плюс наследство. Бабушка моя, покойница — большое спасибо ей, удивительной бережливости была человек. Даже срезала застежки-подвязки для чулок со старых корсажей, для последующего сохранения. Носили такие предметы раньше женщины. Всего-то лет сто назад. Эластин еще не изобрели, потому все белье было вообще непонятного вида и формы, либо — резиновое напрочь. Зато теперь я пришила эти застежки к своим любимым красным панталонам — тоже наследие — и получилось, весьма зашибись. Чулки тоже есть того времени, серый плотный капрон с геометрическим рисунком, но, блин, ходить в капроне, я не собираюсь даже ради фрикского облика. Такой вот прикол.

Она согнула свою красивую ножку и оперлась подбородком на круглую коленку. Эля смотрела снизу вверх в серые, водянистые глаза Алекса и чего-то от него ждала. Эта девушка могла бы считаться экзальтированной особой, но впечатление было обманчиво — ее характер был выдержан и устойчив, но одевалась она экстремально. Во всяком случае, в данный момент она напоминала порочного демона с лицом ангела.

— А твоя идея насчет групповухи сработала! — продолжила Эля, не дождавшись от Алекса ничего вразумительного. — Всех как волной смыло, бегом по домам, онанировать и спать. Прям как дети малые, честное слово! Ты же этого хотел? Признавайся!

— Да, примерно эффекта такого я и добивался. Но не совсем. — Он теперь жутко стыдился этих своих слов и не знал, куда себя деть, поэтому избегал смотреть ей в глаза. Глазищи у Эли были большие, черные, и в них плясали целые толпы маленьких чертиков. — Вначале я думал, что мы пойдем к тебе.

— Туда мне теперь нельзя, ты же знаешь, — Эля закурила, и пустила в его сторону струйку дыма из сложенных трубочкой губ, — я теперь живу здесь, а там много родственников и много родителей, а еще сестра с кошкой.

— Я почему-то забыл, — ответил Алекс, — ведь последний раз мы были у тебя дома, и нам никто не мешал.

— Тогда все уезжали к тетке на дачу. Но, как ты помнишь, у нас тогда ничего не вышло — ты сбежал. А сейчас я упросила Ретона ну, Макса, свалить куда-нибудь до утра.

— А «до утра» — это как?

— Не парься, — Эля рассмеялась, — я сама ему позвоню, когда мы закончим. У тебя с собой, или опять в магаз бежать?

Прошлый раз Алекс сослался на отсутствие презервативов и незнание местной географии, а пока Эля ходила в ближайший магазин, он позорно ускользнул. После такого случая, по его идее, Эля должна была его бросить и возненавидеть лютой ненавистью, но почему-то этого не произошло, и вот опять они оказались в квартире одни. Но уже в другой квартире.

34. Пол Жданов

Злость.

Когда точно знаешь, что тебя пытаются убить, то настроение портится и хочется физически уничтожить своего врага, кем бы он ни был. Тем более, что если кто-то серьезно решит кого-то прикончить то, скорее всего, он добьется успеха в своем намерении. Если ему не помешать, конечно.

Да, я часто злюсь в последнее время, но как иначе-то? Я на самом деле полагаю, что редко какой оргазм поспорит по эффектности впечатлений с тем мгновением, когда ты ударяешь врага ногой в лицо. Когда мы злимся, то бываем наиболее честными, и перед собой, и перед другими. И меня еще смеют называть мизантропом! Я перфекционист и это очень сильно мешает мне жить. Мне сейчас просто некогда думать о внешнем оформлении своего поведения. Время — наш самый ценный ресурс, поскольку только тратится и никогда уже не возобновляется, и так уж получилось, что на работе мы вынуждены проводить почти треть своего драгоценного времени. Это — в идеале, но кое-кто работает и больше. Плохо это, хорошо — не знаю, но раз уж это так, то давайте сделаем эту жизнь пусть не окончательно приятной, но хоть сносной. И не будем привносить дополнительные проблемы ни себе, ни тому, для кого наше существование не совсем безразлично. Вся трудность только в том, что работа моя как раз и состоит в разработке всяческих проблем. Я создаю их для одних, ликвидирую для других, освещаю для третьих.

В деццтве все было иначе. Даже само слово «деццтво» писалось как-то не так.

Но иногда такая логика пасует. Кто говорил, что надо делать записи только о чем-то хорошем? Не помню… В голову опять лезут всякие гадости и полный бред. Надоело. Потерял где-то свой коммуникатор, потом позвонил в телефонную компанию и заблокировал номер. Двигатель в автомобиле продолжает шуметь — кулер, блин, всегда был громким, да и кузов резонирует. Машина каждый день жалуется и напоминает мне, чтобы я сделал ей полный ремонт и профилактику. Движок менять надо, а жаба душит — столько всего покупать. Вот разнылся — это же не мой стиль. Или мой? Это вообще никакой не стиль, а полное дерьмо.

Как выяснило служебное расследование, к пистолету, предназначенному для меня, никто не прикасался, кроме Феликса Флэгга, который взял его из сейфа на моих глазах. До того момента сейф находился под охраной и под сигнализацией. Само оружие попало в сейф за неделю до происшествия, и тщательно проверялось сразу двумя экспертами. Таков порядок. Причем никто в ту пору еще не знал, что именно этот ствол попадет в мои руки. Бред какой-то.

Со взрывом в клубе, так и со срывом лифта тоже возникла абсолютная непонятность. Полный тупик. Вот только не совсем ясно, причем тут я? Или опять — случайное совпадение? Надо будет озадачить «Гарри» и запросить информацию у «Мадам Сильвы».

Я шел по знакомым местам Города, вспоминая прошлые свои дела здесь. Возможно, что я даром терял время, бесцельно бродя по улицам, но тогда мне это было просто необходимо. Я старался видеть только то, что хотел, и мне не нужны были чужие чувства и эмоции, я хотел отгородиться и закрыться от них.

Я ненавидел этот Город. Ненавидел его людей, постоянно куда-то спешащих и создающих нескончаемые толпы; ненавидел переполненный общественный транспорт, неудобный, скверно организованный, грязный и душный; ненавидел городские дома, бездушные и уродливые, бессистемно натыканные в разных местах.

Я ненавидел улицы Города — узкие и нелепо проложенные, вечно забитые транспортом и такими же злыми, ослепленными ненавистью ко всему людьми. Я ненавидел жухлую и чахлую летнюю траву и грязный зимний снег; ненавидел смог над городом и серый городской воздух; ненавидел городские деревья, иссушенные и отравленные выхлопами машин. Машины я тоже ненавидел.

Я ненавидел в этом городе все, но жил в нем, жил со дня своего рождения, и не собирался никуда переезжать, ибо не имел другого места для жизни…

А Город отвечал мне тем же. Город мне мстил, как и миллионам других своих обитателей, он мстил неизменно и ежедневно. Город мстил за пренебрежение, за разрушение своей ткани и своего организма, мстил за нескончаемые стройки, перестройки и земляные работы, подтачивающие основу его существования. Мстил за тонны мусора и горы грязи, ежедневно накапливающиеся в нем, за всю ту злобу и ненависть, что привнесли в него постоянные и временные жители. Город ненавидел своих обитателей, считал их паразитами в своем теле и стремился избавиться от них.

Себя я тоже теперь ненавидел. За трусость и слабость, за боль, причиненную другим.

Навстречу постоянно попадались разнообразные личности, предлагавшие мне неземные наслаждения всего-то за пару сотен кредитов. Ярко накрашенные люминофорами проститутки продавали свой немудреный товар, а их сутенеры напротив, старались не особо выделяться из окружающей толпы. Они провожали меня долгими завистливыми взглядами — в это время суток клиенты здесь редкость. На углу мило беседовали три «девушки» — трансвестита, одетые вполне нормально и по-человечески, а проявляли себя только тогда, когда прохожий обнаруживал интерес и заинтересованность покупателя. Чуть в стороне молодой гей-пассив с тонкими руками и длинными волосами до плеч, никого особо не стесняясь, демонстрировал свое достоинство какому-то лысому толстяку. Кругом мигали разноцветные огни реклам и вывесок, а музыка била по ушам.

Ночной Город на юго-западе — это рай и ад в одном флаконе. Рай для пикантных развлечений и воистину преисподняя для полиции. Город здесь уже давно заполонила толпа девочек, мальчиков и андрогинов, алчущих обеспеченных клиентов, и тут было главное и основное место их промысла. Нравы тут более чем вольные: не обращая особого внимания на окружающих, в барах сидели и целовались взасос практически голые гомосексуальные пары. В нарисованной одежде нагло шастали по улицам транссексуалы «третьего пола» или просто бритые наголо девочки, загримированные под мальчиков и мальчики изображающие девочек. На каждом углу пакетами продавали наркоту и тут же, на каждом шагу, ее потребляли. Крашеные во все цвета радуги «меньшинства» всех направлений и категорий, выглядели здесь так, что любая добропорядочная проститутка из центра сгорела бы со стыда. Везде мелькали сочиненные дежурным роботом-криэйтором слоганы, убеждающие совершить нужное кому-то действие или рекламирующие разнообразную продукцию. Как правило, откровенно сексуальной направленности: «Всем, кто в теме! 11 октября массовый Coming Out: закрасьте матрицу и заклейте эфир!»; «"Triple Dick": амбулаторная коллекция»; «Игровые костюмы "Penetrator": убей в себе турбулентность и собери рефлексию!»; «3D-набор "Bondage-Set" — ожидание абзаца». Здесь всякий любитель острых ощущений мог почти даром пощупать крепкие попки, потискать выпуклые бюсты и другие упругие части тел, реально ощутив себя маленьким гигантом большого секса. Когда после всем известных событий обстановка и самосознание населения стремительно изменилась, власти Города сделали ставку на секс-туризм, полагая, что такого имиджа стесняться не стоит. Ведь, как хорошо известно, девяносто процентов туристов, ежегодно отправляющихся в тот же Таиланд и вкладывающих в его процветающую экономику миллиарды и миллиарды кредитов, едут туда далеко не всегда для осмотра памятников тайской архитектуры, и не только для того чтобы наслаждаться красотами местной природы.

Та давняя история запомнилась мне очень хорошо еще и по целому ряду причин, имевших потом значительные последствия. Именно тогда в мои сети попали «Сильва» и «Гарри».

Городское патрулирование и оперативную работу на местности я никогда не любил. Не мое это, не для меня. Я — аналитик, кабинетный работник и книжный червь. Последнее сражение, в котором я активно участвовал в качестве оперативника, было дело проституток-отравителей.

В тот памятный месяц в городе таинственным образом скончались от внезапного сердечного приступа почти полсотни приезжих — командировочных и туристов. Для многомиллионного мегаполиса это вообще-то не статистика, но полицию насторожило то обстоятельство, что, во-первых, все погибшие особых проблем с сердцем никогда не испытывали, а во-вторых, перед смертью все они обращались за секс-услугами. Предстояло в сжатые сроки проверить все развлекательные и увеселительные точки города, а также все легальные и подпольные секс-агентства и бюро добрых услуг.

Все началось с того, что в полицейский участок чуть ли не на карачках приполз один полусонный новозеландский бизнесмен, и, едва ворочая языком, попытался поведать свою увлекательную историю. Три раза он начинал свою речь, и каждый раз засыпал на полуслове, несмотря на кофе, предложенное полицейскими. Три раза терпеливый дежурный сержант пытался допросить этого пострадавшего. Наконец, в четвертый раз, после специальной инъекции, новозеландец рассказал следующее. Он подвергся ограблению, но при весьма сомнительных и странных обстоятельствах. Накануне вечером новозеландец привел в номер своего отеля симпатичную девушку, причем не так уж он много выпил — всего-то пару бокалов светлого пива! Однако, проснувшись утром, бедняга не смог даже оторваться от подушки — голова раскалывалась от ужасающей боли, а девушка и несколько тысяч кредитов пропали бесследно — карточка оказалась пуста. Вместе с деньгами испарились и все сколько-нибудь ценные предметы: коммуникатор, компьютер и видеокамера. В ходе беседы вскрылась еще одна немаловажная подробность — пострадавший вдруг вспомнил, что, когда целовал эту девушку, та пропихнула своим языком ему в рот какую-то пилюлю, промурлыкав при этом, что средство сие очень неплохо укрепляет потенцию и весьма хорошо помогает в сексе. Доверчивый бизнесмен таблетку проглотил, но самое обидное для него было то, что он так и не смог вспомнить, отработала девушка полученный гонорар или нет.

Другой случай произошел практически одновременно с новозеландцем, только в другом отеле. Когда «скорая» прибыла на вызов, медики увидели совсем юного гея, прыгающего по гостиничному номеру и скулящего, что его друг повредился в ванной. Проследовав туда, они обнаружили другого парня, который употреблял приспособление, использующееся для прочистки засорившегося унитаза — вантуз — в качестве фаллоимитатора, чтобы доставить себе сексуальное удовольствие анально. Но из-за передоза снотворного парень стал засыпать на ходу, поскользнулся в ванне и сел… Бедняга погиб — ручка вантуза разорвала прямую кишку, в результате возникло сильнейшее кровотечение, летальная потеря крови и смерть. Но не это оказалось для нас интересным. Потом, почти сразу, вызвавшему медиков парню стало плохо — он уснул, а через непродолжительное время сердце его остановилось. Симптомы оказались такие же, как и в прочих сходных эпизодах. Как стало известно, оба этих парня пришли в гостиницу в сопровождении третьего — смугловатого мальчика лет четырнадцати. По словам портье, этот третий испарился почти сразу — видимо не захотел ждать приезда бригады медиков.

Довольно скоро в полицию стали поступать и иные похожие заявления от приезжих. Так из номера отеля некоего испанского коммивояжера после визита парня-проститутки бесследно исчезли десять тысяч кредитов. А днем позже в полицейское управление обратился другой гей, также ограбленный при аналогичных и очень сходных обстоятельствах. Далее, буквально в течение одной рабочей недели, жертвами ограбления стали: один китаец, три африканца, североамериканец и четыре европейца. Были обворованы также пять женщин — четыре энергичных бизнес-леди и утомленная жизнью жена крупного предпринимателя. Причем накануне каждый из потерпевших приводил к себе какую-нибудь проститутку. Мужского, женского или «среднего» пола. Уже при выходе из бара кое-кто из пострадавших ощущал тошноту и головокружение, однако это состояние с обычным для таких случаев опьянением не имело ничего общего. Особое внимание следствия в этом деле привлек один пикантный эпизод — как рассказывал пострадавший испанец: «парень попросил, чтобы сначала я полизал его... Что случилось потом, я уже и не вспомню…» И если для одних эти утехи закончились только опустевшими счетами, то для других подобные забавы стоили жизни. Уже буквально через пару дней в своем гостиничном номере были найдены мертвыми два голых скандинава-гея — оба погибли вследствие внезапного прекращения сердечной деятельности.

В большинстве случаев пик подобных преступлений приходился на юго-западный сектор города, представляющий собой скопище всяческих ресторанов, стрип-баров, пип-шоу, секс-клубов, дешевых отелей и множество ночных заведений самого разного профиля. Выводы напрашивались сами собой: в городе орудует новая, недавно возникшая, а поэтому доселе никому неизвестная, но хорошо слаженная банда. Причем объектами ее внимания становятся состоятельные приезжие, а орудием преступления — проститутки разного пола и амплуа. Естественно, что найденные факты вряд ли послужили бы хорошей рекламой, как самому городу, так и туристическому бизнесу в нем, поэтому полиция срочно откомандировала лучших своих сыщиков для проведения расследования.

Начался международный скандал. Полиция не справлялась с навалившимся на нее внезапным объемом работ, а действовать нужно было четко, быстро и результативно. Поэтому, как всегда, в последний момент, по настоятельному требованию кого-то очень важного, к расследованию подсоединили нашу Службу, а мою группу подключили непосредственно к полицейским. Кстати, тогда я и познакомился с лейтенантом Гибсоном, в ту пору еще обычным патрульным сержантом.

Никакой электроникой криминальная группа предусмотрительно не пользовалась, что сразу очень сильно затруднило нашу работу, и до поры до времени шайка оставалась неуязвимой. Пришлось прибегнуть к старинным методам времен Шерлока Холмса и Ната Пинкертона.

Под постоянный оперативный контроль были взяты все развлекательные заведения соответствующей направленности. Визуальное наблюдение проводилось круглосуточно и незамедлительно принесло свои плоды. В первый же вечер среди пестрой толпы около известного своей скандальной репутацией БДСМ-клуба «Терновый Венец» моим ребятам практически сразу удалось заприметить особу весьма странного вида: молодую женщину в компании еще более молодых, весьма симпатичных девушек и юных парней. Но, прежде всего, незнакомка обращала на себя внимание обилием всяких разных украшений на светодиодах: толстенная светящаяся цепь на шее, крупные сверкающие серьги, усеянный сияющими точками браслет на левой ноге, пальцы в дорогих кольцах… Эти побрякушки горели и мигали всеми цветами спектра, отвлекая внимание и мешая наблюдению, но мы сразу же зафиксировали внешность этой дамы и пробили по нашей базе данных. Странное дело, но в базе ее не оказалось! Всю компанию сопровождало четверо крепких мужиков спортивного телосложения.

Несколько дней мы тихо следили и собирали данные. Обычно эта баба парковала машину чуть в стороне от входа в какой-нибудь модный секс-клуб или заведение с пип-шоу и внимательно наблюдала за сидевшими у стойки или за столиками клиентами. Затем подходила к своей группе и, прикрыв губы рукой, быстро отдавала какие-то краткие указания, после чего быстро возвращалась в машину. Вслед за тем кто-то из молодой компании смешивался с толпой в клубе и исчезал. Все делалось устно, без применения современных средств связи. Через какое-то время сцена повторялась у другого заведения, и когда группа практически таяла, все оставшиеся, как по команде, разлетались в разные стороны, а сама дама в сопровождении телохранителей спокойно уезжала. По машине ничего полезного установить не удавалось — каждый день бандиты арендовали по поддельным документам новую.

За данной компанией мы следили еще три дня, а потом было принято решение о срочном задержании. Даму арестовали мои ребята — всего одно мгновение, и на изящных женских запястьях замкнуты одноразовые наручники. Чуть позже полицейские замели и всю ее свиту. Сначала женщина все категорически отрицала, скандалила, требовала адвоката и ни на какое сотрудничество не шла. Ее подручные — тоже. Однако после интенсивных допросов в полицейском участке четырнадцатилетний Джоб — хрупкий смуглый паренек, с большими влажными глазами и длинными, как у девушки ресницами, самый молодой из задержанных, полностью во всем признался, и раскрыл свои главные профессиональные секреты. Как говорится — «в ходе допроса, задержанному были предъявлены неопровержимые улики, в результате чего у него от волнения пошла носом кровь, выпали четыре зуба и сломались два ребра». Парень выложил все, что знал. Да, они действительно обворовывали клиентов увеселительных заведений — туристов и бизнесменов, предварительно «угостив» их сильнодействующими наркотическими веществами. Сам Джоб, по его словам, был в банде всего неделю, а до этого исполнял пип-шоу на сцене одного из третьесортных гей-клубов. «Мы работали по-разному, — рассказал задержанный, — иногда неприметно для клиента добавляли препарат в выпивку, а иногда обильно посыпали наркотическим порошком грудь у девушек, и пенис у юношей, после чего просили клиента облизать. Обычно клиент соглашался». Но наиболее результативным считалось следующее: проститутка своим языком проталкивала жертве в рот таблетку со снотворным, клиент глотал, а затем и отключался примерно через полчаса. Именно в таком случае последствия были абсолютно непредсказуемы, а часто и летальны для клиента. В ходе расследования выяснилось, что всего только за один месяц жертвами этих бандитов стали сотни две приезжих, причем около полусотни из них погибли. Интересно, что никто из задержанных исполнителей не знал не только имени своей хозяйки, руководительницы банды, но и никогда не видели ее настоящего лица — антураж и умело наложенный грим работали безотказно. Все подручные называли ее просто «Мадам».

Как мы установили сразу же после ареста, ранее «Мадам» возглавляла довольно успешное секс-агентство, а «Гарри» руководил частной охранной организацией. Потом оба решили немного разнообразить свой бизнес — «Мадам» создала и возглавила банду, а «Гарри» взялся их крышевать. Реальных улик против этой парочки у нас не было, только косвенные, основанные на чужих показаниях, поэтому дело никогда бы не прошло в суде. Грамотный адвокат всегда бы сумел убедить присяжных, что «Мадам» оказывалась на месте случайно, а «Гарри» — сам невинная жертва обстоятельств. Однако угроза распространения слухов являлась достаточным аргументом — обнародование собранных против «Мадам» фактов, в виде утечки в СМИ, было бы разрушительно для ее бизнеса, а может быть и жизни. Что касается «Гарри», то его, надменного мачо, гордившегося своими мужскими качествами и никогда не появлявшегося без сопровождения парочки гламурных девиц, мои ребята застукали в номере отеля в постели с «мальчиком», причем именно последний играл активную роль. Один только этот факт, будучи опубликован в каком-нибудь скандальном журнале или сетевом ресурсе, был бы смертелен для репутации бандита.

«Мадам» мы потом незаметно отпустили и даже помогли создать сеть новых заведений соответствующей направленности. Я присвоил ей кодовое имя «Мадам Сильва» или просто — «Сильва», и с тех пор она снабжает лично меня бесценной и качественной информацией. Что же касается «Гарри», то ему настоятельно дали понять, что он сидит на крепком крючке, и обоюдное сотрудничество с властью — сейчас самое лучшее, что он может себе позволить.

Я вспоминал все это, пока двигался среди ярко сверкающих кварталов Юго-запада. Я не сентиментален, если вы правильно понимаете то, что я имею в виду. Да, я люблю мою страну, но не выношу то, что тут происходит. И я не правый и не левый, не зеленый и не красный, я просто наемный солдат. Хоть и не носил никогда военной формы…

А уже на другой день я дал всем своим агентам указание узнать, кто и зачем пытается ликвидировать некоего Пола Жданова — генерального директора нового частного предприятия — «ЮниКод».

35. Алекс

Не надо быть таким уж мудрецом, чтобы прийти к выводу, что жизнь — это ряд неожиданных событий — больших, маленьких, приятных и не очень. Только промежутки между этими событиями разные, а у некоторых представителей рода человеческого интервалы вообще иногда отсутствуют. Вот из таких недоразумений и состоит людская жизнь — своеобразный фрактал со множеством разветвлений и вариантами ответов. Линии вероятности. Люди думают, что сами выбирают эти пути, но все же есть что-то, что человеку неподвластно: никто никогда не сможет сделать черное белым, в лучшем случае — серым, так же как никогда не сможет изменить точку отсчета — рождение, и место встречи… И — конечную цель. Тогда все — погасли свечи. У каждого своя судьба, но при этом у всех есть определенная свобода действий, хотя, что бы кто бы не делал, все равно все придут к тому, к чему должны прийти. Рано или поздно. Но придут. Так и должно было быть, потому что по-другому не бывает. Никогда.

С Элей они познакомились год назад, вполне случайно, на каком-то развеселом интернетовском блоге. Каким-то образом она прочитала очередное псевдолитературное творение Алекса, после чего с возмущением сообщила, что тот имеет наглость писать о вещах совершенно ему незнакомых и неизвестных. Он возразил, возник небольшой спор, перешедший в длинную переписку. Потом они обменялись «Аськами», но Алекс почему-то не решился взять у нее телефон, а просто оставил свой, сказав, что ему было бы приятно услышать ее голос вживую — голосовой интернет-связи у него тогда не было. И она позвонила, сообщив тем самым номер своего мобильника. Позже они долго перезванивались и переписывались, но вначале он вовсе не был уверен, что когда-нибудь увидится со своей виртуальной подругой в реале. А как-то позже, уже будучи по делам в Петербурге, он вдруг взял и позвонил ей. Они встретились.

С тех пор прошло полгода. Она была ему очень симпатична. Ему нравилась ее молодость, ее ловкое миниатюрное тело, которое так приятно ласкать, ему была по душе ее веселость, болтливость и легкий характер. Нравилось даже то, что он терпеть не мог в других женщинах. Что ее заинтересовало в Алексе, сказать было бы затруднительно.

Наконец Алекс задал тот вопрос, который всю ночь мучил его и вертелся в голове, но спросить было или некогда, или лень, или просто не хотелось.

— Слушай, ты же хранитель этого места? Хранительница, да? А те сенобайты на набережной… что за публика? Что там было-то?

— Ну, да, хранительница, — как-то неохотно сказала Эля. — Ты же сам меня вызвал, когда тебя окружили городские демоны. А кто тебя научил? Насовсем от них избавиться я не могу, отогнать только, или вот старого друга спасти.

— Демоны значит… Ага, — тихо пробормотал Алекс с сомнением. Для чего демоны в нашем мире? Откуда? Если есть демоны, то они для чего-то нужны. — Это такие демоны? Демоны прошлого внезапно врываются в новую жизнь? А что они от меня хотели? — спросил он громко.

— Демоны — они демоны и есть, а то кто же еще? И почему это — прошлого? — удивилась она. — Вполне настоящего. Демоны вовсе не обязательно должны выглядеть как рогатые и накаченные культуристы-переростки. Кушать они хотели. Мням-мням. Им же надо чем-то питаться, а ты показался им вполне подходящей добычей. Не веришь? Тогда иди назад, сядь на ступеньки и посиди там еще. Убедишься. В обычном мире, знаешь ли, вполне рядом живут необычные, а подчас ужасные создания, но не всегда получается познакомится с ними. Или окунуться в их темный мир, это уж как повезет.

— Да, а мне вот везет: как попаду на Васильевский, так вечно со мной всякие истории случаются. То мосты разведут, а я не успеваю, то вот какие-то типы из темного мира пристают…

— Это уже не Васильевский, это — Голодай.

— Что? Голодай?

— Да, это — остров Голодай, или остров Декабристов. Мы на другой стороне Смоленки. В Восемнадцатом веке на острове, расположенном севернее Васильевского, некий английский доктор, Томас Холидей, купил участок земли и построил свою фабрику. Рядом поселились в бараках и землянках рабочие, согнанные для строительства города. Холидей, хоть и был врачом, не особо сильно заботился о состоянии здоровья своих сотрудников: труд на фабрике был крайне тяжелым, а платили настолько плохо, что рабочие голодали постоянно. По тем временам совершенно естественно, что остров получил имя хозяина столь крупных земельных владений — «Холидей». Но, видимо, рабочим недосуг было вникать в тонкости произношения английского языка, и они, с присущим нашему народу оптимизмом, стали именовать остров «Голодай». Сие название продержалось двести лет, пока власть не захватили большевики. По понятным причинам везучие питерские пролетарии не захотели жить на острове с таким приятным именем. Тут, как всегда в таких случаях, очень кстати, кем-то была подкинута гипотеза, что на этом острове захоронены тела пятерых повешенных декабристов. В двадцать шестом году, в год столетия казни, Голодай переименовали в «Остров Декабристов», и был установлен гранитный обелиск. Только нет там никаких декабристов, да и не было никогда… Все это знают, но и возвращать острову его историческое название тоже что-то не хочется никому. Вот.

— Откуда ты все это знаешь?

— Да не все я знаю… — отмахнулась Эля, — так, нахваталась кое-чего.

— Ты же хранительница… — снова зачарованно повторил Алекс.

— Да. И что теперь? — снова спросила она.

— Ничего… просто хотел узнать. Вот если бы они… эти демоны… меня все-таки съели, они что, сожрали бы мясо и оставили обглоданный скелет? Или разорвали бы на мелкие кусочки?

— Ага, щаз! Нужно им твое мясо! Они бы съели твое сознание, твою душу, и оставили бы полного идиота, пускающего слюни и писающего в штаны. Или просто труп, это уж как повезет!

Алекса всего передернуло.

— Но как?.. — продолжал он свои расспросы. — Ты же… ну, когда мы встречались в прошлый раз… у тебя, на Лиговке… ты же была обычной девушкой. И не здесь…

— Теперь мы тоже у меня. Я здесь живу, это — моя квартира, хоть я и не обычная девушка. Ты все еще не понял, да?

— А как?..

— Приняла эстафету, — тихо пояснила Эля. — Получила кое-что. Хочешь знать как? Водички мне сначала принеси… ага, спасибо. Просто все, до омерзения. Я тогда была совсем молодая и глупая, даром, что меньше года прошло: здесь у моего времени свои законы. Я была беззаботная и беспечная. Правда, это не мешало мне гулять вечера напролет на нашем проспекте. Был там у нас такой пятачок на пешеходке, несколько кафешек, в которых тусовались разные компании. Мое дело было только выбрать, куда присоединиться. В тот вечер притопала я рано, ни в одном кафе знакомых еще не было, и болталась из одного кабака в другой. Захожу в «Пиноккио» — это своего рода мозаика итальянской жизни — и тут выходит один мой знакомый. Даже не знакомый, просто были как-то в одной компании. Удивительно, но я совсем не помню, как он тогда был одет, но самое главное — пронзительно голубые глаза. Они у него менялись в зависимости от одежды — смешно, но если джемпер темный, то и глаза становились темнее. Выбежала сразу за ним, а его нет нигде. Эх, и расстроилась же я тогда, для меня ведь никогда не было проблемой самой подойти и познакомиться, если человек понравился. Только где его искать-то? Как в воду канул. Да и не узнала бы я его со спины, а одежду не запомнила. В памяти остались только глаза. Пошла бродить тогда по другим точкам, опять никого. Наконец нашла я его в одном баре с какой-то мымрой. Так он на меня даже смотреть не стал, а когда я подошла и заговорила, такое мне сказал… прямо в душу насрал. Что делать? Вечер, расстройство одно, хорошо помню тогдашние свои ощущения. Полный минор. Вот и забрела сюда, на набережную. Села вот также на ступеньке и сижу, на судьбу жалуюсь. Вдруг слышу, будто плачет кто-то, даже не слышу, а чувствую. Ну, не могу я это тебе объяснить, все равно ведь не поймешь. Ну и вот пошла я по этому голосу и вижу сидит на берегу такая старуха… нет, не старуха даже, а именно что старая женщина. Смотрит на воду, будто топиться собирается. Я испугалась, подошла к ней, прониклась, сочувствие проявила… Вот она и рассказала мне про себя, про то, как столетиями хранила Это Место, и как теперь тут город вырос, прежнего места не осталось, берег изменили, реку спрямили и в камень заделали. Разговорились мы. Ну, там еще много чего я тогда узнала. Про хранителей, про вызов хранителя, про все дела. Сначала я подумала — бредит бабка, с катушек съехала. Но она мне показала несколько приколов, я и поверила. Я ж свеженькая была, не обдолбанная и не укуренная, но крышу снесло с таким же успехом... Делать мне тогда было нечего, из универа меня уже отчислили, с другом своим я расплевалась, новое знакомство обломилось, и жизнь мне казалась пустой и ненужной. А тут — такие интересности! Хранительница потом меня обучила всему, передала, что надо, и ушла. Вот так я и стала новой хранительницей вместо нее, с тех пор и живу здесь. Этот дом, часть берега и кусок набережной в устье Смоленки — полгода уже как моя территория. Мое место. Уходить далеко не могу, зато тут я хозяйка и делаю что хочу. Я тогда выбрала самую маленькую квартирку в этом доме, чтоб поближе к набережной и к земле. Какой-то дядечка ее купил — весь крутой из себя, на «Мерсе» приезжал, важный такой. Ну, я его и попросила, уступи, мол, квартирку бедной девушке. Уступил, куда бы он делся — я же на своем месте. Все документы на меня оформил, еще и спасибо сказал. Такая вот, понимаешь, суровая правда истины.

— А работаешь сейчас кем? — продолжал интересоваться Алекс. — Живешь-то на что?

— Фрилансер я непристроенный... Рисовать я всегда умела… Хороший компьютер со всеми причиндалами — чего еще надо? Уровень доходов сейчас у меня достаточно высокий — живу на свои заработки и деньги, стабильно получаемые из трастового фонда, перешедшего по наследству от бабушки. Задания получаю через Интернет. Через Интернет же покупаю все необходимое, а курьер мне приносит. Друзья помогают… они же не знают ничего про меня. Ну, ты же видел всех моих друзей? Не всех, правда, но увидишь еще, с ними я не пропаду. Но для того, чтоб реально зарабатывать, нужно работать, а не просиживать жопу. Да, уйти я никуда не могу, только и хожу по своему участку. Демонов вот гоняю, наркошей и идиотов всяких пугаю, чтобы место мое не разрушали. Тут еще приходили какие-то с тряпками и ведрами — хотели граффити мои смыть. Ну, я им тогда со всех сил показала, приятно вспомнить! Весело одним словом, не соскучишься! Но моя жизнь стала хоть и интересной, но какой-то неудобной и выдуманной, что ли. Как у Макса Фрая. Один болван выдумал меня красивой, а другой кретин придумал меня сумасшедшей. И эти два идиота по две разные вертикали Мира не знали, что своими думами сотворили чудовище. Вот так и живу.

— Неплохо, по-моему, живешь! Впереди — практически вечность. Молода, красивая, делаешь что тебе нравится. А как ты работаешь?

— Иногда — никак. Сижу и думаю, а время от времени в окно смотрю. Длительный период поисков новой концепции и новой идеи обычно заканчивается прорывом. Потом дня два плотной работы и привет!

— Здорово!

— Ага, еще бы не здорово. Зато теперь я ненавижу свет и не люблю солнце. Что-то не так, ведь раньше все было по-другому. И вообще жизнь застопорилась. Она даже не идет по кругу, она стоит на месте, а мимо меня пролетают люди, не задевая меня и не втягивая в свою паутину проходят события. Чувства идут как-то сквозь, не оставляют внутри уже ничего. Чего молчишь?

— А что тут сказать? У тебя вообще-то не так много вариантов. Или девушка-воительница, или девушка-обольстительница, или девушка-мечта. Я чем-нибудь могу быть тебе полезен? Все-таки я от тебя когда-то сбежал. Почему-то ощущаю себя виноватым.

— Ну, прям уж и виноватым! У тебя с собой, или опять в магаз бежать? — спросила она, снова включив жаргон.

— Все есть, никуда не надо бегать, — Алекс улыбнулся, — я теперь запасливый. Да и все торговые точки давно закрыты.

— Не все — тут недалеко круглосуточный магаз, так что можно было бы и сбегать. На остановке еще можно купить. Ну, что заскучал? Хочешь? — она протянула ему косячок с травкой. Алекс немного затянулся для вида и тут же вернул девушке самокрутку. — Что, не нравится? Ну, не хочешь — как хочешь! А ты знаешь, какие-то ученые выяснили, что лесбиянки достигают гораздо более яркого и частого оргазма, чем натуралки!

— Нет, не знал! — удивился Алекс. — А что такое «более яркий оргазм» в твоем понимании? Почему вспомнила? Хочешь заделаться лесбиянкой?

— Не, мну не хотел. Пробовал — неинтересно. Ну, где-то в глубине души я хочу заняться сексом с девочкой, чего оч давно не делала, но у меня уже выстроился внутренний барьер. Хотя картинки с голыми бабцами иногда во мне что-то еще шевелят. — Она немного помолчала, а потом вне всякой связи уже более серьезным тоном продолжила. — Меня волнует что-то неопределенное, чему я не в силах противостоять. Нечто должно скоро случиться, и это нечто мне очень не нравится.

— И что же тебя так сильно обеспокоило?

36.Пол Жданов

Чтобы проще было разговаривать со специалистами, мне пришлось разобраться в лифтах самому. Ну, не во всем, конечно разобраться, но понять ключевые принципы и главные идеи и основные схемы я постарался.

Отцом нынешнего лифта может считаться Элиша Грейвс Отис — американец из Вермонта, работавший обычным инженером на фабрике производившей кровати. В 1852 году хозяин компании Джошуа Майз попросил Отиса установить грузовой подъемник в новом здании предприятия, и для сорокалетнего механика это стало своего рода наградой за многолетний интерес к вопросу безопасности различной техники. При устройстве лифта Элиша Отис использовал храповой механизм и тормозную систему, суть которой состояла в том, что если трос рвался, то срабатывал механизм защиты, а кабина лифта ложилась на ловители. Таким образом 20 сентября 1853 года можно считать официальной датой рождения «безопасного лифта Отиса». В мае 1854 года Элиша Отис решил представить свое изобретение публике на Первой Всемирной ярмарке в Нью-Йорке. После сборки механизма, его разместили на приметном месте в основном здании выставки. Отис погрузил на платформу лифта разные грузы, а затем сел сам, и помощник поднял лифт над толпой на высоту четвертого этажа. Сначала изобретатель разъяснил недоверчиво настроенным зрителям, как действует система безопасности его лифта, и, ко всеобщему изумлению, приказал отрубить трос. Лифт стал падать, а у зрителей, предвидевших роковое крушение, вырвались невольные крики ужаса. Но, вместо того чтобы упасть, лифт завис на середине пути. Под восторженные рукоплескания публики Отис снял с головы цилиндр, поклонился и произнес: «Господа, все совершенно безопасно!»

Спустя девять лет после создания своего первого безопасного пассажирского лифта, в компании Отиса работало десять рабочих, а само предприятие оценивалось в пять тысяч долларов США. Но 8 апреля 1861 года, не дожив четыре месяца до своего пятидесятилетия, Элиша Грейвс Отис, стал жертвой эпидемии дифтерии и умер. Его сыновья Чарльз и Нортон с детства помогали отцу, и тоже будучи талантливыми изобретателями, продолжили дело. Уже через шесть лет после смерти главы компании, предприятие достигло ежегодных продаж в четыреста тысяч долларов США, что было весьма значительно по тем временам.

Разумеется, тогдашний лифт еще мало чем походил на современный: только в 1894 году появились кнопки, в 1915 году он стал плавно останавливаться на нужном этаже, и лишь в 1950 году появился первый лифт с автоматическими дверями. Сами же братья Отис, в конечном счете, получили пятьдесят три патента за проект лифта и устройства безопасности к нему.

Все эти сведения, а также правила устройства и безопасной эксплуатации современных лифтов я спокойно нашел во всемирной информационной сети. «Правила» оказались длинным нудным документом, без малого в сотню стандартных страниц. Я прочитал его «по диагонали» и быстро понял, что вникать во все эти технические дебри у меня нет ни времени, ни особого желания. Тут нужен эксперт. Причем не из тех мужиков, что делали экспертизу после аварии — они не подойдут по вполне понятным причинам. Черт… Нужен кто-то свой, из нашей же конторы. А кто у нас свой? Я даже не знаю, кто здесь обслуживает лифтовое хозяйство. Может, и видел, но как-то не приглядывался. Отдел кадров уже явно не поможет, и придется мне идти к главному начальнику наших технарей.

Начальник Отдела Технического Обслуживания Зданий и Помещений занимал большой удобный кабинет на административном этаже нашей конторы. Звали его — Лео Бернс. Всю свою сознательную трудовую жизнь он обслуживал технику, но при этом умудрялся ничего в этой технике не понимать. Своей любовью к личному неучастию ни в чем, он напоминал покойного Румшаса, но этим сходство и ограничивалось. Вообще-то Бернс был довольно мягким и вежливым человеком. Он никогда открыто не хамил, не ругался и не орал на людей, обожал проявлять внешнюю корректность и доброжелательность. Это был крупный, распухший от хронического безделья дядька лет сорока пяти, с круглой темно-русой головой только недавно начавшей лысеть. Он очень тяготился своей непрезентабельной внешности: сделал уже две пластические операции и постоянно лечил лысину. Безуспешно, судя по результатам.

— …Говорите, что лифт был технически неисправен? — с притворным удивлением риторически вопросил Бернс. — Этого не может быть. У меня есть ежемесячный рапорт бригадира механиков, там все в полном порядке. Отчет представлен своевременно.

— Я же не сомневаюсь в том, что отчет в норме и представлен вовремя. Я говорю о множественных повреждениях механики лифта, мистер Бернс, причем именно эти повреждения привели к аварии. У вас же есть заключение экспертов.

— Эти ваши эксперты… читал я их заключение, — признался Бернс. — И что вы сейчас от меня хотите?

— Я уже говорил, что хочу иметь список всех людей, которые даже теоретически имеют доступ в лифтовую шахту и к подъемным механизмам. К управлению опять же. Электрики, монтажники, механики, электронщики… кто там еще? Давайте всех, кто может туда попасть и повлиять на работу лифта. Кроме того, мне понадобятся паспорт лифта и прилагаемые к нему документы.

— Это, какие документы?

— Ну, как! Краткое описание лифта, монтажный чертеж, принципиальную электрическую схему, все сертификаты и перечень быстро изнашиваемых деталей. Кроме того, мне понадобятся сведения о запасных частях, инструментах, принадлежностях и материалах, которые по рекомендации изготовителя или поставщика могут быть включены в комплект поставки лифта.

— Эти документы не выдаются первому встречному, их может получить только очень ограниченный круг лиц, — напыщенно сказал Бернс. — Вы не из их числа.

— Минутку! — возмутился я. — Я же начальник отдела Оперативного анализа — одного из ведущих отделов этого учреждения, и мне эти материалы необходимы для работы. Я веду расследование аварии, в которой чуть было не погиб человек.

— И что с того? Расследование ведет… вела специальная комиссия, которая работу свою завершила. Вы сами видели их заключение. Что еще? А этот человек, что тогда оказался в аварийном лифте — вы. И вы не имеете права ни на какие расследования, а то, что вы тут от меня требуете, может получить только представитель организации-владельца, ответственный за эксплуатацию лифта, инспектор, электромеханик и прораб участка. Все! Вы инспектор? Или вы ответственны за эксплуатацию? Нет, за эксплуатацию отвечаю я.

— Понятно. Если за лифт отвечаете вы, и выяснится, что вы что-то не так проконтролировали…

— Вы что, хотите меня напугать? — нисколько не удивился Бернс. — В таком случае мы вообще ни о чем не договоримся, я на этой должности давно и видел много разных людей. Не смею больше обременять вас своим присутствием.

Нет, так просто он от меня не отделается, не тот случай!

— Я что, разве могу кого-то испугать? — начал я второй заход. — Вы так решили? Извините, произошло явное недоразумение. Просто вы не оставляете мне иного выбора, как идти в Отдел Внутренних Расследований.

Упоминание нашего Отдела Внутренних Расследований очень не понравилось мистеру Бернсу. Он сразу насупился, еще больше помрачнел, зато стал более деловит. Если к нему вообще применима такая формулировка.

— Хорошо, я передам такое поручение… — неохотно проскрипел Бернс. — Дней через пять мы составим список, документы подготовят, и вы сможете…

— Стоп! Не надо ничего никому передавать. Давайте мы сами, здесь, не выходя из вашего кабинета, решим эту задачку своими силами. Вы что — не знаете своих сотрудников и не располагаете сведениями, кто за что отвечает?

Но Бернса так просто взять было нельзя. Не на того я напал.

— Список вы получите через пять дней. И потрудитесь, пожалуйста, оформить у нашего руководства разрешение на работу с этим списком и с технической документацией. Без допуска я вам ничего не дам.

Обращаться к руководству с такой просьбой мне очень не хотелось, поскольку на этом я терял время, а с Бернсом нужно было бороться его же оружием.

— Да? — спросил я. — Тогда сделаем так. Я сейчас выхожу от вас, иду к себе в кабинет, и пишу докладную в нашу дирекцию, где подробно излагаю нашу с вами беседу и утверждаю, что вы не контролируете ситуацию в своем отделе и во вверенном вам хозяйстве. Более того, я подробно и с деталями, описываю, как можно вызвать аварийную обстановку в лифте, и как его вывести из строя, а наши технические службы не обращают внимания на вопиющие...

— То есть вы стремитесь доказать, что любой человек, кто угодно с улицы, может проникнуть в технические помещения лифтовых сооружений? — перебил меня Бернс. — Это совершенно исключено! Невозможно физически!

— Почему это? — притворно удивился.

— Потому, что неосуществимо! — начал выходить из себя Бернс. — Это же специальные помещения, и доступ посторонним туда закрыт! Я даже не буду рассматривать такую ситуацию, поскольку проникнуть туда могут только специально подготовленные и обученные люди, а случайный человек не может оказаться там и тем более осуществить какие-то действия. А в тот момент их не было в здании! Никого! Всех, кто дежурил, отправили по срочному вызову на другой объект!

Мысленно обозвав Бернса полным идиотом и ослом, я сказал следующее:

— Мистер Бернс, а как вы считаете, я вхожу в число этих людей?

— Что вы хотите этим сказать? — не желал меня понимать Бернс.

— То, что уже сказал. Я могу проникнуть в шахту или туда, где установлен двигатель?

— У вас нет технического допуска.

— Да не о том я. Если я пролезу во все эти помещения, что тогда? Вы дадите мне документацию, или мне все-таки обращаться в Отдел Внутренних Расследований?

Повторное упоминание ОВР подействовало. В конце концов мы решили, что если я все-таки докажу ему возможность несанкционированного проникновения в технические помещения, он будет считать меня представителем владельца. Что, собственно, было недалеко от истины — как никак я, начальник отдела — вхожу в руководящий состав нашей конторы. Сговорились на том, что я цепляю себе видеокамеру и пролезаю во все лифтовые помещения. Если мне это удастся, и если (только в этом случае!) я все это засниму на камеру, Бернс предоставит мне требуемую документацию и список своих людей.

Я зашел к себе, прицепил к лацкану булавку с видеокамерой, прихватил клюшку для гольфа, свою электронную отмычку, пару перчаток и отправился совершать действия, мягко говоря, не соответствующие моей должностной инструкции.

В машинное помещение — бетонную коробку с двигателем и всякими дополнительным электрооборудованием — я проник просто: моя электронная отмычка без проблем справилась с дверными замками. Я обесточил двигатель и ушел тем же путем, что и пришел.

А вот с лифтовой шахтой пришлось повозиться. В холле третьего этажа никого не было. Ну, и слава богу. Третий этаж я выбрал только потому, что именно там сидел сам Бернс. Конструкция нашего лифта принципиально не менялась, наверное, уже лет сто. Ее давно критиковали за небезопасность — внешние двери, открывающие доступ в лифтовую шахту, можно легко открыть снаружи. Как? Вот это уже я, извините, не скажу, поскольку всегда найдутся идиоты, захотевшие повторить мой «подвиг». А потом кого-нибудь там раздавит или по стенке размажет, а ни в чем не повинные люди попадут за это под суд.

Раздвинув створки, я увидел несколько жирно блестящих тросов, рельсы, каркасные конструкции по углам и что-то похожее на стальную решетку вдоль стен. Кабина стояла внизу, на первом этаже. Зафиксировав двери клюшкой для гольфа, я заглянул вниз. В шахте было практически темно — свет проникал только через открытые мною створки и щели между внешними дверями на других этажах. Я выругался про себя, примерился и перелез в шахту на боковую стальную решетку. Не знаю, зачем нужен этот конструктивный элемент, но сейчас он вполне годился в качестве самой обыкновенной лестницы. Все-таки лезть было трудно, ячейки оказались заметно уже моей ступни, и я проклял все на свете, прежде чем смог спрыгнуть на крышу лифтовой кабины.

Кабина, кажется, была пуста — кроме своего собственного дыхания и обычных отдаленных шумов, я не слышал ничего лишнего. Ну, вот, собственно и все, пора было выбираться наружу. Задев плечом и спиной за густо смазанные стальные тросы, что поднимают и опускают кабину, я встал на порог дверей шахты, уцепился за внутренние части створок, потом, дотянувшись до ролика замка, отвел его в сторону, раздвинул руками двери и вышел. Двери шахты с шумом закрылись за мной под собственной тяжестью — полозья, по которым они ходят, наклонены градусов на пять. Элементарно.

Вызванный мною шум не привлек никакого внимания — людей в холле второго этажа не было видно — рабочий день давно закончился, и народу в такое время обычно мало. Охрана далеко, а службу видеонаблюдения я предупредил. Кстати в тот день, когда я чуть было не превратился в котлету, именно те камеры, что висят напротив дверей лифта, не работали — кто-то предусмотрительно закрасил из распылителя все объективы черной краской. А в шахте наблюдение почему-то не установлено.

Потом я вернул все назад, ликвидировал следы своей деятельности и включил лифт.

В холле посмотрелся в зеркало. Видок — что надо! Мало того, что я испачкал в черной смазке брюки, пиджак и обе руки — мое лицо тоже оказалось в грязи. Я, конечно, бывший оперативник, и мой внешний вид не должен особенно сильно кого-то шокировать, но все же! Недовольно поморщившись, я отправился в душевую.

Помните школьный курс зоологии? Некоторые виды обезьян используют хвост в качестве руки. По-моему именно от этих обезьян — единственных животных, у которых рука растет из жопы — произошли те строители, что клали плитку в душевой у нас на работе. Пришлось все скалывать и без страха туда не войдешь — на моем этаже душ до сих пор не работал, и теперь предстояло идти на другой этаж в чужой душ — слава богу, ключи у меня еще были.

37. Алекс

— И что же тебя так сильно обеспокоило? — спросил Алекс свою странную знакомую.

— Знаешь, — задумчиво вымолвила Эля, — есть люди, в которых живет Бог, есть люди, в которых живет Дьявол, а во мне живут какие-то демоны, их много и они сводят меня с ума...

— Да? А, по-моему, во всех нас есть они все. — Алекс говорил, а сам себе казался неестественно мудрым и старым. — И Бог, и Дьявол, и демоны… понемногу. Но в одно время верх берет один, в другое — другой… третий… Когда я читал сказки Корнея Чуковского своему ребенку, маленькому, то он их страшно боялся и очень плакал. Я тогда не понимал — почему? И только позже, когда ознакомился с творчеством Стивена Кинга, с книгами о вампирах и оборотнях, с фильмами про маньяков демонов и монстров, все понял. Мой сын умнее меня, и видит в этих сказках то, чего я уже давно не замечаю.

— Прикольно, — Эля опять затянулась косячком. — Не парься. У тебя все будет хорошо, все уже хорошо, потому что кто-то там наверху, счастлив тогда, когда счастлив ты! А сказки… они нужны для счастья.

— Думаешь? Уже у меня одно время была одна знакомая художница — потрясающе талантливая девушка. Просто — обалденно! Но ненормальная — на всю голову. У нее имелась вполне конкретная шизофрения, причем эта моя знакомая прекрасно знала о своей болезни и периодически проходила курсы лечения в психбольнице. Вот кого действительно терзали демоны, ели заживо — в периоды обострений с ней практически невозможно было разговаривать. Да… Так вот, врачи прописали ей «сказкотерапию», то есть ей надо было самой писать сказки. Я читал… Это был ужас… Я, вроде бы, человек взрослый, видел разное, но потом спать нормально не мог… снилось это все. Теперь она давно уже куда-то исчезла с горизонта, и я не знаю о ней ничего.

— И о чем были сказки? — Эля высунула свой язычок и стукнула о передние зубы продетой сквозь него железной гантелькой. — Расскажи мне.

— Ты никогда не бредила от высокой температуры? Вот такие примерно.

— Упс! Значит что-то мерзкое, хаотичное и под громкий звук испорченной пластинки. Но если найдешь — дай почитать, плиз.

— Угу. Если найду, только. Вообще-то сказки можно писать всегда и везде. А если забыться, и писать то, что льется из головы, то вылезает оно самое, глубокое, из подсознания. У меня вот сейчас чудесная, романтичная, и в то же время холодная безумная сказка.

— Ты это к чему? — она с подозрением посмотрела на Алекса и поправила многочисленные железки в своих ушках.

— Это я к тому, что сказки — они тоже ведь разные бывают.

— О! точняк! — согласилась Эля. — Иногда вполне конкретный демонизм попадается, но зато много чего интересного можно повыковыривать из этих произведений. По-моему многие сказочники были натуральными психами.

— Это конечно! — Алекс не возражал. Сейчас он бы согласился с чем угодно. — Вообще, если покопаться, то можно легко понять, что все лучшие творения мира сделаны пусть хоть и чуть-чуть, но не совсем нормальными людьми. Ну, и мелкое свое наблюдение. Недавно моя жена познакомилась со студенткой из Кении, которая учится в университете имени Лумумбы. И эта студентка ей сказала, что на медфаке, где она учится, преподы прямо так и говорят, что большинство писателей — откровенные шизофреники. Часто они трудны в общении, обладают странными привычками и тяжелым характером… А поскольку я и сам немножко пописываю, то при этом жена посмотрела на меня довольно-таки ехидно…

— У каждого свои тараканы в голове... А ты сам писал сказки? — вдруг спросила она.

— Было такое, — усмехнулся Алекс. — Но немного и недолго. Ты же знаешь.

— Ничего нового нет? Ну, есть же, я же знаю! Расскажи!

— Думаешь, сейчас стоит?

— Расскажи! Хватит ломаться.

— Ладно, слушай…

Сказка про Автора

Жил-был Автор. И жил-был Соавтор. Они жили в одном городе, но никогда не видели друг друга. Соавтор, по недоразумению, считал себя автором, но однажды зашел в творческий тупик и заблудился там. Тогда Автор предложил ему свою помощь. И Соавтор согласился.

«Я выведу тебя из тупика, — предложил Автор, — но мы будем работать вместе. Я буду твоим соавтором».

«Как мы будем писать? Как мы договоримся?»

«Как хочешь, — ответил Автор, — мне подойдет любая форма. Только не люблю заранее продуманные сюжеты».

«Тогда — так. Начинаю я, — сказал Соавтор, — а ты продолжаешь. Пишем одну — две странички в день. И передаем другому. Годится?»

«Хорошо, — согласился Автор, — но не много ли две?»

«Можно и меньше. Как получится, а там посмотрим. Но как мы будем передавать друг другу написанные странички?»

«Давай встречаться в Темном Городе, на Улице Снов».

«Давай! — обрадовался Соавтор, — я люблю Темный Город и его улицы».

Они стали сочинять по очереди. И стали они гонять придуманного ими героя по придуманному ими же городу, и подвергать его всяким опасностям и ставить в разные сложные и запутанные ситуации. Они встречались в Темном Городе на Улице Снов (которая была не улицей, а темным переулком) и передавали один другому написанный за прошедшие сутки текст, вместе с растущей рукописью. Рукопись росла и толстела, и никто из них, ни Автор, ни Соавтор не знал, чем кончится начатая ими история.

Но однажды, когда Соавтор ждал рукопись с дописанной Автором частью, Автор не пришел. Соавтор ждал. Он приходил каждый день, и ждал, но Автор так и не появлялся. Соавтор даже несколько раз видел автора вдалеке, и тот успевал помахать ему рукой, и послать приветствие. Но рукопись не передавал. А Соавтор продолжал приходить. Он приходил и в дождь, и в начавшийся уже снег, и в то странное время, когда среди дня Темный Город погружался во тьму, но Автора все не было.

Однажды, когда Соавтор, по устоявшейся привычке проходил по улицам Темного Города впереди он увидел Автора. Автор был девушкой, и шел вместе со своим парнем в ювелирный магазин выбирать кольца к свадьбе. А когда у девушки свадьба, то придуманная жизнь ей уже не нужна. И тут Соавтор понял, что их совместная с Автором история оборвалась, и он уже никогда не узнает судьбу своего героя.

Рассказав эту «сказку», Алекс замолчал. Потом Эля сказала:

— Теперь будет моя сказка. Зашторь окно.

— Зачем?

— Надо. Зашторь.

Алекс закрыл шторы и с вопросом посмотрел на хозяйку квартиры.

— Ну и?..

— Смотри, это специально для тебя… Сегодня только один раз можно, смотри!

Эля подошла к черным шторам и быстро их раздвинула. То, что увидел Алекс, сначала показалось ему галлюцинацией. За окном виднелся красивый берег, вернее пляж. Только не темный грязный и холодный, а сочный, праздничный, тропический. На неправдоподобно чистом и синем небе ярко светило заходящее солнце. За широкой полосой белого песка плескалось прозрачное ласковое море. В глазах Алекса вспыхнул сумасшедший огонек восторга:

— Эх, искупаться бы, — дрожащим от возбуждения голосом прошептал он. — Какой здоровый глюк! Как ты это делаешь?

— Умею. Но это не глюк, море настоящее. На море можно смотреть бесконечно. У хранителя немало забот, но не так уж много развлечений. Уходить-то я не могу, и мне положен маленький бонус за неудобства и стесненные жизненные обстоятельства. Из окна своего жилища я могу увидеть любое место на Земле. Но только из окна.

— А выйти ты можешь?

— Нет.

— А мне?

— И тебе.

— А если я все-таки выйду?

— Попробуй!

Алекс недолго думая — сказалась небольшая доза алкоголя — подошел к окну, повернул ручки и резко открыл. Первое, что он увидел, это бескрайняя гладь темного, ночного залива. Но ощущение бескрайности легко смазывали далекие огни Кронштадта. На берегу практически никого не было.

— Все, разрушил сказку, — печально сказала Эля. — Сегодня уже ничего не получится.

— А что, здесь у вас, наверное, ветрено зимой? — поинтересовался Алекс, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Эля явно огорчилась, что так быстро прекратилось ее шоу.

— Зимой здесь жутко! — подтвердила она, закрывая окно. — Все те, у кого окна на залив, давно себе тройные рамы поставили. Насквозь продувает.

Повисла пауза.

— Лан, пошли в душ?.. — прервала молчание Эля.

…Потом Алекс долго удивлялся — откуда в этой маленькой, тоненькой и хрупкой на вид девушке столько энергии и жизненной силы. А еще потом, уже утром, осторожно поставив свои ослабевшие за безумную ночь ноги на пол, он потащился в совмещенный санузел. Поспать так и не удалось. По дороге он подобрал использованные презервативы, аккуратно завернул их в забытую кем-то одноразовую майку, и запихнул в свой рюкзак. «Потом выкину» — пробормотал он сам для себя. Включил воду и в который раз за эти сутки полез под душ. Это придало сил и вернуло к жизни. Черт! Ведь сколько раз обещал себе не пить разные смеси и не жрать какие-то подозрительные энергетики перед сексом. И вот — опять!

Эля спала. Она уткнулась лицом в подушку и тихо дышала через нее. «Как только не задыхается?» — мелькнула дурацкая мысль. Сейчас самым правильным было бы уйти «по-английски», но Алекс просто не знал, как отпереть входную дверь — устройство замка не предусматривало защелки, и изнутри без ключа выйти не представлялось возможным. Где ключи? Черт его знает, они могли быть где угодно! Такой бардак кругом, что не то, что ключи, свои собственные джинсы Алекс не сразу отыскал.

Но он опоздал. Пока одевался и собирался, какие-то произведенные им действия создали тот незначительный шум, что разбудил Элю. Просыпалась она красиво. Улыбалась, потягивалась и жмурилась, как сытая кошка, при этом одеяло сползло, открыв ее восхитительную грудь. На правом ее плече был изображен черный Дракон, а вокруг пупка имелась татуировка в виде семиконечной звезды. «Черт! Я так вообще отсюда не уйду на своих ногах. Выносить придется» — подумал Алекс. Время для побега в любом случае было уже упущено.

— Ты куда? Удрать решил? Что за гадство ваще? — с прокурорскими нотками в голосе спросила она. — А кто мне завтрак приготовит?

— Не знаю кто, — он решил уйти в полную несознанку, — тут ничего нет, вчера все сожрали, вот я и думал сходить в магазин. Хочешь кофе с пиццей? Или чем там питаются хранители?

— Как же! В магаз он хотел! — Эля надулась. — Сбежать собирался? Да?

— Если честно, то — да! — Алекс на ходу пересмотрел линию поведения и постановил чистосердечно признаться и покаяться. Так ему показалось правильным. — Подумалось вдруг, что ты тоже питаешься моим сознанием, душой или, там, эмоциями. Но когда я увидел тебя, то сразу забыл про эти свои мысли. Ты изумительный человек, способный дарить радость и тепло, как утреннее солнышко! Я тебя хочу! Опять! Но еще я безумно хочу жрать, и если меня не покормить, толку не будет, это уж точно. Помнишь, у Станислава Лема в Тринадцатом путешествии Ийона Тихого была такая эволюция путем убеждения? По-моему сейчас ты пытаешься осуществлять ее на моей шкуре.

— Это — мультик или манга? Не видела. Лан, поверю тебе в последний раз! Знаешь, где тут у нас магаз?

— Знаю, видел его, когда сюда шел. Вон там, в соседнем дворе.

— Иди, ага.

— Что значит — «иди?» А как я отсюда выйду? Тут заперто, а ключей у меня нет. Вот тебе и «ага»!

— А, да. Сейчас. Только купи чего-нибудь посущественней, чем твоя пицца. Мясо купи, вырезку, можно сырую. Я тоже голодная, — с этими словами она легко соскочила с постели, воздушно пробежала босыми ножками до входной двери, и отперла ее. «И откуда взяла ключи? Из-под подушки что ли?» Думал Алекс, разглядывая голую попку своей подружки. — Купи чего-нибудь вкусненького. А вообще — не парься, у тебя сегодня будет замечательный день! Иди, я сама тебе отопру, а пока поваляюсь еще…

Алекс вышел на набережную. От давешних кошмаров не осталось и следа, и давешний эпизод казался дурным сном. Диким и нелепым. А сам город еще не проснулся окончательно. Редкие пешеходы нехотя брели на работу, щурясь от яркого весеннего солнца. Люди не выспались — шумы головных болей и похмелье вместе с весенним авитаминозом давали о себе знать. Новый день наступал, принося спасение от ночных кошмаров и сексуальных излишеств. Искусственная брусчатка, серые стены, хмурые люди, небо через просветы высоких домов… Темные свинцовые облака медленно ползли к солнцу, в ту часть неба, где еще сохранялась прореха в тучах.

Проходя мимо, Алекс взглянул на окна квартиры Эли и увидел колыхание занавесок в одном из окон. Он был уверен, что она наблюдает за ним, но в окне она не появилась и не попыталась его вернуть, хотя магазин был совсем в другой стороне. А он направился в сторону станции метро, шел прогулочным шагом, думал обо всем, что случилось за последнее время. Он вспоминал их первую встречу, вспоминая каждый поцелуй, который она ему подарила. Он перебирал все свои ощущения, и у него из головы не выходило все то, что увидел и услышал за последние сутки. Назад он уже не вернулся...

38. Пол Жданов

Есть особая категория людей, что постоянно занимается саморекламой. В какой-то степени, такое свойственно практически всем, но бывают личности, посвящающие этому праведному занятию львиную долю своего времени. Психологи считают, что мотивацией подобного поведения служит скрытый комплекс неполноценности. Как правило, рекламируются не какие-то отдельные черты или качества, а единый искусственный образ — срисованный с кого-то, или собранный по частям самостоятельно. Именно ввиду целостности и проработанности такая химера кажется истинной личностью, каковой на самом деле не является, а реальная личность скрывается за искусственно созданной маской. Истину разглядеть практически невозможно, поскольку у человека выработалась привычка общения сквозь эту маску, ставшую уже новой личностью. Однако можно попытаться пробиться к подлинной, первоначальной личности, и один из обычных методов — создание нестандартной ситуации.

Когда я показал Лео Бернсу результаты своих похождений в лифтовой шахте, он, мягко говоря, обалдел. Желая смягчить атмосферу, я принес пива и Бернс сразу же оживился.

— Как вы туда залезли? А главное — как вылезли? Расскажите. Нужно же знать как и что.

— Так на видео же все это есть. А вообще-то я встал на край, дотянулся до ролика, отжал его, раздвинул двери и вышел. А почему вы так удивились?

— Потому что достать до роликов дверей шахты, просто так не получится. Они очень высоко, и для того, чтобы выйти, нужно встать на порожек дверей шахты сбоку от самих дверей, зацепившись за что-нибудь правой рукой. Кабина уже будет далеко внизу. Затем левой рукой дотянуться до ролика, а это очень трудно даже при свете, а если не знать где он, то вообще проблематично. Короче — должна быть известна конструкция шахты.

— У меня был фонарик на лбу.

— Фонарик — это конечно хорошо, но я о другом... Помнится, однажды я с механиком в шахту залезал, сам не знаю, зачем. Захотелось! Помню, стоит он одной ногой на пороге шахты, зависая над кабиной на метр. Одной рукой держится за что-то, другой — открывает дверь, а вторая дверь не открывается, он ее ногой держит... Короче трудно объяснить все нюансы...

— Я, как-никак бывший оперативник!

— Откуда оперативник знает устройство лифта? Если только он был механиком. Ну не лазают оперативники в шахту...

— Ну, вот и отлично! А на вопрос — кто куда лазает — у меня есть одна подруга, сталкер. Так она везде была. И в шахтах лифтов, и в метро, и в шахтах строящихся подземных сооружений. Сейчас она, правда, отошла от активных дел, но это уже детали... Но из нее, из заразы, ничего не вытянешь. Секреты бережет, редиска.

— Правильно делает что бережет... Из-за таких вот идиотов нас легко в тюрьму могут посадить... Меня в первую очередь! Ты думаешь, почему я упирался, сколько мог? Не пускал тебя? Вот недавно мне рассказывал один механик, как он вытаскивал из шахты лифта какую-то молодую дуру. То ли под кайфом была, то ли просто для понтов забралась, не поймешь. Так она в шахту залезла, встала на конструкции, которыми крепятся направляющие к стене, и стояла на них. В жилом доме, да. Чудом лифт никто не вызвал. Диспетчеру позвонил какой-то жилец, который случайно увидел, как она туда залезала. Он двери-то открыл, подставил туда что-то и не давал закрыться, пока механик не приехал и не вытащил эту девушку. Если бы лифт поехал, ее бы просто по стенке размазало... А механика под суд, хотя он не виноват ни в чем. Механик — мужик здоровый — он ее с середины шахты, с какого этажа не помню, подмышкой вытаскивал, а другой рукой, как обезьяна, цеплялся за балки, которыми направляющие рельсы для кабины крепятся. Кабина-то была на первом этаже. Как не сорвался, даже не знаю... Но сам рассказывал, от первого лица. Нельзя туда лезть...

— Знаю, что нельзя… Таких мест вообще много, куда лазить запрещено и нельзя. Я ж не об этом...

Мы еще выпили пива и расстались почти что друзьями. Напоследок он дал список своих людей и откопировал нужные мне документы.

Однако главное я доказал — любой посторонний человек, обладающий необходимыми знаниями, навыками и некоторой ловкостью, свободно и без особых проблем может проникнуть к электронике, механизмам и конструктивам лифта. Перемажется только. А если его еще и в наше здание пропустят, то никаких проблем вовсе не предвидится.

Осталось сделать самое главное — установить личность этого человека.

Почему виновных начали искать лишь после того, как авария уже случилась, а не тогда, когда аварийная ситуация только начала складываться? И почему виновными оказались только рядовые сотрудники, которые сами кричали и писали об этом, а не начальники, которым писали? Я не знал. Скорей всего — это какое-то обязательное правило бюрократической системы, что-то вроде второго закона термодинамики — некий малоизученный закон природы.

И еще одно. Та смазка, что используется в лифтовых механизмах, очень плохо смывается с кожи и совсем не смывается с одежды.

39. Алекс

Место встречи изменить нельзя. Вы когда-нибудь задумывались над тем глубоким смыслом, что таится в этой фразе? Да ведь в ней вся наша жизнь! Люди, с которыми мы встречаемся на протяжении всего своего существования, отнюдь не случайны. Вот несколько человек живут каждый своей жизнью, но вдруг происходит так, что в какой-то момент их судьбы переплетаются. Иногда, просто пересекаются, а иногда — сливаются надолго. Вероятно тому, кто не верит в судьбу, это неприятно читать. Разумеется, чувствовать, что поступки и жизнь кем-то предопределена, сама мысль об этом — более чем антипатична. Но ведь можно взглянуть на это и с другой стороны: «все, что ни делается, все — к лучшему!» Будете спорить? Вспоминать все те неудачи и невезения, которые вам выпало пережить? Но откуда же вы можете знать, что было бы, если… Может, если бы вам посчастливилось выиграть в лотерее с непременно огромным призовым фондом, то вас бы сбила машина, когда бы вы вне себя от радости бежали домой, размахивая «счастливым» билетиком? Или вас бы хватил инсульт, и ваш мозг отказал бы вам в удовольствии ощущать эту радость?! Вдруг самолет, на который вы тогда опоздали в аэропорту, потерпел аварию и разбился? Откуда вы можете все это знать?

Несмотря на договоренность с Пуховым, Алекс решил не сообщать о своей встрече с Лорой — ему почему-то расхотелось показывать свою знакомую петербургскому колдуну. Лора — красивая стройная девушка, только на один или два сантиметра ниже Алекса — не опоздала и пришла вовремя, минута в минуту. Ее медно-рыжие, волнистые волосы растекались по плечам, а в огромных карих глазах плясали световые блики, чем-то напоминавшие Алексу веселых маленьких чертят.

Они доехали до Крестовского Острова, вышли из метро и быстро направились в сторону моста на Елагин остров. К субботе похолодало внезапно и резко — с запада наползали серые клочковатые тучи, периодически срывался снег, а со стороны залива налетал мерзкий порывистый ветер, не по-весеннему промозглый и порывистый. Погода не обещала ничего хорошего, причем к вечеру синоптики опять сулили снегопад и уже объявили штормовое предупреждение. Весна — самое скверное время года, когда околонулевая температура и полная неясность с потеплением не давали согреться и угрожали новой простудой. Защищаясь от холода и ветра, Лора накинула на голову капюшон черной куртки и сейчас напоминала монахиню какого-нибудь католического ордена с суровыми изуверскими правилами.

— …твои идеи не будут работать, пока не начнешь работать ты сам, — продолжала Лора начатый еще в метро разговор. — Вспомни известный тезис — «не делай ничего, о чем тебя не просят». Ты же сам любишь повторять эти слова, так в чем дело? Могу от себя еще добавить: не пытайся помочь тому, кто сам себя наказал, и не лезь к такому с открытой душой — наплюет он тебе в душу, в открытую, да еще и обвинит в чем-нибудь…

Они направлялись на Елагин остров — он же Центральный Парк Культуры и Отдыха. Парк всегда был любимым местом для многих поколений петербуржцев. Остров Мистула-саари — это его финское название — или по-советски — «ЦПКиО им. С.М. Кирова» один из самых красивых и приятных парков Питера. Если триста лет назад здесь стояла дикая роща, то старания архитекторов превратили этот клочок суши в прекрасный ухоженный европейский парк. Вот именно эта-то красота и сыграла в двадцатом веке свою роковую роль — на остров легла нагрузка основной зоны отдыха горожан, в результате чего был нанесен значительный ущерб ландшафту и, как теперь говорят, экологии острова. Считается, что всякий город погибнет, если исчезнет его главный парк, поэтому вход ограничили — сделали платным, и только дети, пенсионеры и, почему-то, военнослужащие получили право на льготный проход.

Купив билеты, Лора с Алексом взошли на дощатый мост с железной основой, остановились где-то около его середины, облокотились на стальные перила и молча стали смотреть на черноголовых чаек, на серую воду внизу и на голые деревья весеннего парка на том берегу. Вдруг ее внимание привлек немолодой уже мужчина, одетый в теплый спортивный костюм. Человек медленно бежал по асфальтовой дорожке, что по периметру окаймляет Елагин остров.

— Смотри, — вдруг сказала Лора, — он каждый раз платит пятьдесят рублей, только для того, чтобы побегать тут!

— Да, действительно! Мог бы и на Каменном свои пробежки устраивать. Воздух тот же, асфальт такой же, зато бесплатно. Хотя… может у него абонемент или пенсионерская скидка? Или он язычник?

— Почему — язычник? — не поняла Лора.

— Ну, как же! Вообще-то Елагин остров — это такое место, за которое стоит заплатить, чтобы только войти туда. Об этом мало кто знает, но тут находилась священная роща еще до того, как Петр основал свой город… С древних времен здесь жили финно-угорские племена, среди которых самым многочисленным было племя Ижора. В десятом веке Ижорская земля вошла в состав Новгородской земли, и, по-моему, вошла вполне мирно. А в семнадцатом веке, когда Россия заключила со шведами союз против Польши, шведы, воспользовавшись тогдашней слабостью нашего государства, оттяпали эти земли и потом владели ими без малого лет сто, называя Ингерманландией. Ну, а дальше, как известно, шведов отсюда изгнал Петр Первый, и началось строительство Петербурга… Но все это уже после, а сами ижоры были язычниками-колдунами и поклонялись многим богам, олицетворяющим различные силы природы. Здесь было их священное место, энергетика сохранилась, ведь недаром потом рядом с Елагиным островом построили первый в Европе буддийский храм. Этот остров объект того же типа, что и Лысая Гора в Битцевском Парке, Остров Кижи, Гора Крестов в Литве…

— Что еще за Гора Крестов?

— Не слышала? Ну, это вообще примечательное место! Удивительно замечательная гора, я был там пару лет назад — возили на экскурсию… — Аленкс обрадовался, что можно поговорить на знакомую тему. — Вообще-то гора Крестов — объект паломничества, большая католическая святыня Литвы. Расположена километрах в двенадцати от Шяуляя, недалеко от трассы Вильнюс — Рига. Гора представляет собой холм, на котором установлено приблизительно пятьдесят тысяч крестов. Но, несмотря на некоторое сходство, Гора Крестов совсем даже не кладбище. По преданию, тому, кто оставит на этой горе свой крест, будет способствовать успех, удача и и всякие положительные вещи. Там сейчас кресты самых разных видов и форм. От огромных деревянных, высотой в несколько метров, до мелких крестиков, гроздьями свисающих с более крупных…

— В польском Полесье есть нечто подобное. Я по телеку видела. Там тоже гора и на ней множество крестов, только там все под эгидой местной православной церкви, и, кажется, все это сравнительно недавно устроили. На Грабарке, горе на востоке Польши, рядом с Беловежской пущей по-моему… хотя я могу и ошибаться.

— Да? Я  и не знал про Польшу. А в Литве одно из распятий было поставлено прежним Папой Римским во время его визита в Литву, и этот его жест сделал Гору известной во всем мире. Вот это, в частности, и привело к массовому паломничеству туда. Ну, там и обычных туристов предостаточно, сама понимаешь — место необычное, а поэтому модное. Сейчас на горе устанавливают кресты не только католики, но и представители других версий христианства. А недавно там появился символ вполне нехристианской религии — на одном из почетных мест была выставлена позолоченная Звезда Давида.

— И что, никто из христиан не возражал и не скандалил? — удивилась Лора.

— Нет, конечно. Почему, собственно? На самом-то деле шестиконечная звезда — это еще и древний христианский символ, просто об этом у нас принято забывать. И потом — в Литве же не такие упертые, как например, у нас в Москве.

— Но как такое могло возникнуть? Целая гора утыканная крестами…

— Вообще-то по-настоящему это неизвестно, и о времени появления Горы Крестов, как и о причинах ее появления полно всяких легенд, мифов и мнений. Одни говорят, что до крещения Литвы, а это произошло, где-то в четырнадцатом веке, довольно поздно по европейским меркам — на этом холме находилось языческое капище. После принятия христианства у литовцев еще очень долго существовали некоторые языческие обряды и поверья, очень причудливо объединявшиеся с христианством — возникала этакая «народная вера». Вот одним из примеров такого смешения и стала привычка установки крестов на бывшем месте языческих обрядов. Если так, то Гора Крестов — ровесница крещению Литвы. По другой гипотезе, Гора Крестов возникла существенно позже — первые кресты вроде бы были там установлены в память о литовцах, погибших в девятнадцатом веке во время восстания, жестоко подавленного властями Российской Империи.

— Первая версия больше похожа на правду, — задумчиво отметила Лора.

— Не знаю, может быть… но с определенной достоверностью ничего сказать нельзя. Может кто-то из историков знает точный ответ, но я не знаю. А еще, кроме исторического объяснения, имеется уйма народных преданий и сказаний, по-своему объясняющих возникновение этой Горы. По одной из легенд, на холме когда-то стоял древний монастырь, вдруг по какой-то неведомой причине ушедший под землю. Потом у местного жителя неизлечимо заболела маленькая дочка, и ничто ей уже не помогало. Тогда нечастный отец от отчаяния решил установить на этом святом месте крест, и свершилось чудо: ребенок перестал болеть и полностью выздоровел. Слух о чуде и чудодейственном месте быстро разнеслась по всей Литве. Туда стали приходить и оставлять  кресты — на счастье…

— Вот и в Польше тоже с тамошней горой крестов всякие легенды связаны. Ну, знаешь, как это бывает — и про исцеления, и про всякие чудесные явления. Правда, говорят, даже археологи там чего-то накопали. Вообще все это — только легенды.

— Да, конечно, — согласился Алекс. — А позже, когда Литве навязали коммунистический режим, судьба Горы стала трагична — много раз предпринимались попытки уничтожить это место. Однако каждый раз после того, как бульдозер сносил с горы все кресты, они появлялись вновь. Эти действия стали своего рода мирным протестом жителей Литвы против политики, проводимой тогдашними властями. Вот…

— Интересно, я об этом ничего не слышала, хоть и ездила в Литву… давно, правда, в детстве. В Каунас, в Друскининкай, в Клайпеду… Мне нравятся прибалтийские города.

— Ваш город тоже ничего так…

— Я помню, что ты же всегда любил Питер… Знаешь, пару недель назад у меня неожиданно возникло несколько свободных часов, и я захотела посмотреть глазами чужого человека на город знакомый с детства. Ехала в троллейбусе и смотрела в окно, мимо, обгоняя, проезжали дорогие иномарки и наши дешевые автомобили. Я думала обо все на свете. Потом ездила в трамваях, бродила по улицам, наблюдала — все вокруг напоминало кадры из давно забытых фильмов. Видела дождь — размытый блеск светящихся вывесок через мокрое стекло, ручьи по асфальту, и бегущих людей… Знакомо?

— Конечно, — Алекс не возражал. — Но почему?

— Потому, что это есть везде. В каждом городе, где когда-либо побывала я… или ты. Одно и тоже. А тогда, две недели назад, я вышла на какой-то случайной остановке. Было холодно, с неба падало что-то напоминающее снег. Люди проходили мимо и зло заглядывали мне в глаза, но их жестокие, недовольные взгляды ничуть не меня пронимали. Проходящие мимо парни, пытались разглядеть в глазах отгадку на мою тайну. А я просто шла, ничего практически не замечая вокруг. Потом приехала домой, попыталась поесть, но в горло особо ничего не залезло. Чувствовала себя усталой и никому не нужной...

— Но это не так важно, да? А важно то, что в этом городе, как и в любом другом, большом или маленьком, есть абсолютно все для нормальной жизни.

— Может быть, — не возражала Лора, — но, где-то далеко, шумит прибой ласкового моря, где-то играет огнями Эйфелева башня, где-то Карлов мост, а где-то туманная набережная и Вестминстерское аббатство на том берегу… Зато здесь, сегодня, в парке так красиво падает дождь, и ветер разносит прошлогодние листья… Я тогда очень пожалела, что не взяла с собой фотоаппарат. Просто стояла, смотрела и думала. Умом понимала, что хорошо там, где я есть, где я живу, и будет хорошо везде, где бы я ни оказалась, но…

— Просто надо помнить, что ощущение дома, счастья и покоя, не зависит от окружения, и ты всегда в силах все изменить. Я правильно понял твою мысль?

— Да, но… Понимаешь, несмотря ни на что я уже давно хочу на юг, к морю. Этот гнилой город на болоте довел меня до лютой ненависти к себе. Я хочу туда, где синее небо и теплый ветер пахнет пряностями. Где солнечные зайчики пляшут на дощатом полу, на стенах развешены связки сладкого лука, а на полках стоят причудливые глиняные горшочки, наполненные приправами. Где запах корицы смешивается с запахом имбиря. И, доверившись своему неопытному носу, немного порывшись на полках, обязательно можно найти гибискус, гвоздику, сушеную кожуру апельсина, ваниль, базилик и шафран. Взобравшись по старой деревянной лестнице, достать до самых верхних полок, и сидя там высоко — под самым потолком — грызть вкусные орешки, то и дело, засовывая нос в банку с кофейными зернами. И любоваться той узорчатой скатертью теней, что лучи вечернего солнца, проникая через кружевные ставни, застилают громадный деревянный стол. Я хочу туда, где можно выйти прохладным утром к шумному прибою и вздохнуть полной грудью напоенный морской воздух. Но я туда если и поеду, то очень-очень нескоро, я сейчас в этом месте и мне необходимо любить то, что я вижу вокруг. А я не могу... Я чего-то не понимаю в этой жизни: вот сидишь, ромашки нюхаешь, а потом бац и циник!

— А в циники просто так не попадают. Это приходит с мудростью.

— Мне кажется не все так просто насчет мудрости — старики вот иногда обратно в детство впадают, это уже передоз мудрости что ли?

— Не, у стариков постепенно отказывает мозг. Это всегда так. Слабеют мышцы, кости делаются хрупкими и ломкими, теряет эластичность кожа, стареют сосуды, сердце. И нервные клетки мозга.

40. Пол Жданов

Вызов к Шефу пришел как всегда неожиданно. Старик был явно чем-то очень доволен, что считалось редкостью в последнее время. Все-таки возраст — что тут скажешь.

— Ну, как Пол, работаем? Результаты есть?

Сделав многоопытное лицо, я ответил:

— Кое-что есть Босс, но все скучновато как-то. И потом — такое впечатление, что мою работу кто-то саботирует. Мешает. Даже в других отделах нашей Службы я не вижу желания сотрудничать. Каждый раз приходится давить. Надоело!

— Ага! Докладывай, выкладывай!

Я кратко изложил директору свои основные достижения за последнее время. Немного пожаловался, хоть и не люблю этого. Шеф явно расстроился.

— Я ожидал от тебя большего. Ладно, ты обедал? Может — поедим? Сейчас принесут обед, и мы перекусим. Как насчет пива? Составишь мне компанию? Тогда посидим в неформальной обстановке и душевно поговорим. Есть о чем.

Я обалдел. Чтобы сам Шеф предложил своему служащему на работе пива? В своей компании?

— Начнем с того, что я считаю нужным оборудовать твой отдел системой постоянного наблюдения, — объяснял Старик. — Все помещения, без исключения, снова напоминаю тебе. Там что-то уже есть, но это все прошлый век: плохое качество, множество слепых зон, а некоторые помещения вообще не оборудованы. Ты сам набросай план установки — технические схемы этажа возьмешь в техотделе, сошлешься на меня. Потом с этим наброском поработают специалисты, проект утвердят и воплотят в реальность.

Я не знал, что и ответить.

— Пока мы будем питаться, я расскажу тебе одну занятную историю. Да не переживай ты так, все нормально, и меня еще не хватил мозговой паралич, — продолжал Шеф. — Просто сейчас пришло сообщение от Хозяина, что финансирование нам будет увеличено, и, в немалой степени, благодаря твоему отделу, цени! Но! Ты не расслабляйся, все, что я тебе тогда говорил — остается в силе, и существование твоего отдела до сих пор зависит от произведенных тобою эффектов. Странно, да? Но из таких вот парадоксов состоит вся наша жизнь.

В этот момент принесли два подноса — для меня и для Старика. Кроме тарелок с едой, на каждом стояло по дегроновой бутылке с пивом.

Рассказ Шефа

Налей-ка мне пивка... Ох, спасибо! Вот ты говоришь — скучно, тоскливо, надоело все! Заела обыденность. Не говоришь? Но — думаешь. Ну, вот тут я с тобой не согласен! Категорически! В самой обычной жизни временами бывает такая фантастика, что хоть рассказы пиши. Ты-то еще молодой, а вот поживешь с мое… Сколько лет? Да уж побольше, чем каждому в твоей компании. Я любому из вас в отцы гожусь, если честно. Причем с запасом. Так вот, о чем это я? А, про серость нашей жизни. Расскажу один случай. Вот веришь — со мной лично произошел, не с кем-то там, а со мной конкретно.

Как ты, наверное, уже знаешь, Мартин Крейг — не первое мое имя. И не второе. После рождения мои родители назвали меня… ну, скажем… нет, неважно, как. Но носил я то славное имя всю свою юность, до… ну, тебе не надо знать до какого времени. Учился я тогда в Геологоразведочном институте на палеонтолога, интересовало это меня, увлекало. Второй или третий курс? Второй, по-моему. Да, мне уже исполнилось восемнадцать лет — я был молод и самоуверен, а энергия била из меня через край, но вот куда ее девать, эту энергию, я не знал. Дурак был. Учеба, друзья и девчонки — все тогдашние занятия. Что? А вот так и жили. Большинство из нас. Если уж вам сейчас жизнь скучной кажется, то в тогдашнюю пору вы бы вообще с тоски засохли. Или повесились бы на детских прыгалках. По телеку шли только отечественные фильмы и передачи, а «на сладкое» — кастрированные нашей цензурой детективы из «братских стран социализма». В новостях только руководителей страны показывали и тружеников полей. А книги? Лишь сдав двадцать килограммов макулатуры, или через знакомого книжного спекулянта удавалось достать зарубежную фантастику или томик французского романа с переплатой и под великим секретом. Даже отечественную фантастику подпольно копировали и распространяли нелегально, ибо купить нормальную книгу было практически невозможно. Видеоплейеров еще не было… Какой Интернет, ты что? А еда? К вечеру уже даже обычного хлеба взять негде. Да и утром временами. А уж про нарезку стерляди или копченую семгу вообще знали только крупные расхитители и партийные функционеры. Ну, что я тебе говорю — все равно ведь не поверишь. Но мы опять уклонились от темы разговора.

Так вот, любил я книги покупать, по крохам со стипендии экономил. И, как следствие, захаживал в букинистический магазин в проезде Художественного Театра… Не знаю, теперь этот проезд как-то иначе уже называется, не помню, как именно. Не суть. Главное, что кроме букинистического, был рядом еще очень маленький магазинчик, в один прилавок. Продавали в нем антикварные книги за бешенные, по тем временам, деньги. Туда я тоже заглядывал. Посмотреть. Мне, простому студенту, стипендии только на комплексные обеды и хватало, да еще на проезд. А уж цены в несколько сот тогдашних дензнаков, казались совсем фантастическими, на такое и месячной зарплаты моего отца не хватило бы.

И вот среди пыльных потертых фолиантов… Фолиант? Это книга такая, старая. Ты не перебивай, а то опять отвлекусь. Так вот, среди пыльных, потертых фолиантов увидел я что-то совсем незаурядное. Большая, толстая темно-коричневая книга, переплет — явно из натуральной кожи, с золотым теснением, и обрез страниц тоже золотой. Но главное — название! Большими буквами вытеснено — «Magia» и еще что-то на латыни, мелкими буквами. Латынь я немного знал — вся биологическая систематика на латыни — и тему книги понял.

Как мне тогда захотелось ее купить, сил нет! Именно — купить и иметь у себя. Сам даже не знаю почему. Магией не интересовался, ничего о ней не знал, да и денег таких не предвиделось. Это сейчас все разной мистикой и фантастикой интересуются — колдовством, вампиризмом, Средиземьем. А тогда — не было такого. Даже в играх. Не знали мы ничего про магию, так, случайные отрывки из литературы. Но тут — меня будто приворожило что, честное слово! Даже продавец с подозрением поглядывать стал — уж очень я не походил на клиентов этого почтенного заведения.

Вдруг рядом какой-то дядька повернулся, внимательно глянул на меня, пристально так, и спросил:

— Что, интересуетесь, молодой человек?

Смутился я как-то. Занервничал. Не любил я, когда ко мне незнакомые люди обращались.

— Да, — говорю, — понравилась. Красивая книга.

— Красивая! Не то слово. Это, да будет Вам известно, прижизненное издание сочинения самого Паоло Флорентини!

Я не знал тогда, кто такой Флорентини. Да и сейчас плохо знаю, если честно. Но имя было звучное и произнесено неизвестным гражданином с такой патетикой, с таким пиететом, что я совсем растерялся. Ощутил себя жалким и малограмотным, но все же набрался духу для вопроса:

— Скажите, а Флорентини, это кто?

— Ну, молодой человек, — совсем смутил меня солидный дядька, — это знать надо, раз уж Вы такими вещами интересуетесь. У вас как со временем? Может — перекусим?

Я окончательно обалдел. И, что самое неприятное, заподозрил что-то скверное и предосудительное. А выглядел гражданин очень уж уверенно и основательно, что называется — располагал к себе. На вид — лет шестьдесят. Приятное, солидное лицо ученого, чисто выбритое, с двумя глубокими вертикальными складками на щеках. Круглая шляпа с короткими полями, черное пальто, явно не советского покроя, черные брюки в тонкую полоску и трость. Тоже черная, блестящая, с серебряной рукояткой в виде головы… Почему — пуделя? Нет, в виде головы змеи. На ногах — блестящие черные туфли с гамашами… А? Гамаши? Это такие… как бы тебе объяснить? Ну, накладки, что ли такие, поверх обуви. С кнопочками. Уж лет сто пятьдесят их никто у нас не носит. Да и тогда, когда я молодой был, все давным-давно позабыли что это такое — так мог одеваться разве, что мой прадед. Про себя я стал называть этого человека — «Черный Профессор».

Надо сказать, что жрать я в тот момент хотел просто непереносимо. И от приглашения отказаться было выше моих сил. Вот мы и отправились в учреждение общественного питания. А знаешь куда? Не, не в ресторан, как можно подумать, и не в бар «Яма». А в пельменную! Была недалеко от гостиницы Интурист такая пельменная, носящая, почему-то, гордое название — кафе «Марс». Когда в нашей институтской столовой делалось совсем уж тоскливо, я шел в «Марс» и брал себе тарелку пельменей под майонезом, стакан черного кофе с сахаром и две белые булочки по три копейки каждая. Близость центра столицы сказывалась — кофе тут всегда был вполне приличный, пельмени вкусные, а булочки свежие. В тот день я не стал нарушать традицию, и меню осталось прежним. Мой новый знакомый, взял почему-то то же самое, чем крайне меня удивил, причем расплатился за нас обоих.

Пока я уплетал пельмени, «Черный Профессор», не притрагиваясь к своей порции, стал растолковывать мне происходящее.

— Не спешите, молодой человек. Время есть, а я дам Вам некоторые объяснения, предоставить которые просто обязан. Немного позднее, когда Вы насытите свой аппетит, мы вернемся в эту милую лавку, и я куплю ту книгу для Вас.

Я чуть не подавился пельменем. Хотел уже что-то сказать, но набитый рот не дал такой возможности. Тем временем незнакомец продолжал:

— Книга, что Вас так заинтересовала — моя. Вернее, принадлежала мне, и это я выставил ее на продажу. «Купив» ее, я потеряю только небольшой процент, что взимает магазин за комиссию.

— А зачем это Вам? — Не понял я. — В чем смысл? И почему Вы не можете просто снять ее с продажи? Это же ваша книга.

— Вот! Это главное — в смысле. Если бы все знали, в чем смысл, то и жить бы не стоило… Извините, задумался. Магазину тоже надо что-то иметь. С какой радости они будут выставлять у себя мою книгу даром? А смысл в том, что я покупаю эту книгу Вам, а Вы оказываете мне одну небольшую услугу…

— Нет, так мы не договаривались! — всполошился я. — Я лучше пойду…

— Вот опять! — «Черный Профессор» усмехнулся и театрально всплеснул руками. — Ну, что за поколение у вас! Сразу какие-то подлости подозреваете и о гнусностях думаете.

— Жизнь такая, — буркнул я, — заставляет думать.

— Да, жизнь сейчас — своеобразная. А тут — все очень просто. Я отдам вам книгу, а вы взамен, обязуетесь ее прочитать.

— И все? — удивляюсь.

— И все. Заодно и латынь подучите. В «Букинисте» я видел отличный учебник Покровской и Кацман — «Lingva Latina», и словарь там продается. Большой, латинско-русский.

— Подождите… Но зачем это все? — Я никак не мог понять мотивации Черного Профессора. Выставлять на продажу, потом покупать… — Сложно как-то, запутанно, нелогично!

— Видите ли, молодой человек… кстати, как вас..?

Я сказал как.

— А меня — Иван Антонович. Будем знакомы. Так вот, — Иван Антонович назвал меня по имени, — продавец в этой милой лавке — мой давний знакомый. И эту книгу выставляет только тогда, когда прихожу я. Недоволен он был таким порядком — страшно, но я не могу там стоять все время, других дел хватает. Да. А мне нужно видеть реакцию покупателей, и встретить такого как Вы, чтоб готов последние деньги за книгу отдать, голодным целый месяц ходить, в долги влезть, но приобрести! И не для мебели, не для украшения гостиной, а для чтения! Чтобы постигнуть ту мудрость, ту науку, что хранилась в людских умах тысячелетия…

— Магия — это скорее суеверие, чем наука, — осторожно не соглашаюсь, — а маги не были учеными в современном понимании…

— Что вы знаете о магии? Кроме разных сказок? Магия — настоящая наука — стройная, логичная система знаний, основанных на наблюдениях и экспериментах. А древние маги были первыми учеными. И то, что ее переврали и извратили невежественные приверженцы — не вина ее, а беда! Возьмите современную науку. Официальную. Кто считается ученым в массовом сознании? Ответьте мне.

— Ну, профессора, академики… доктора наук.

— И кандидаты еще. Все правильно. Но! Вы думаете, что среди академиков и профессоров не было НЕученых? Да сколько угодно! А «красные профессора» тридцатых годов? А неграмотный академик Лысенко со товарищи? А Вождь Всех Народов, которого приняли в Академию Наук за некомпетентную статейку по языкознанию? Это его-то, с неполным курсом духовной семинарии! Я вам больше скажу… — «Черный Профессор» сделал паузу и будто задумался, — нет. Потом. Итак? Ваше решение?

— Какое решение? — обалдело спрашиваю, — Вы о чем?

— Вы поняли меня. Это, я думаю, самое выгодное предложение в Вашей жизни. И отказаться Вы не должны. Но я Вам главного еще не сказал. Прочитав книгу, изучив ее, Вы сумеете реализовывать на практике ряд магических приемов и без особых проблем сможете решать простые житейские ситуации. Так как? Книгу будете читать?

— Буду, конечно! Но если я ее не прочту? — Я вдруг забеспокоился. — Не осилю полностью и не переведу? Не успею? Сколько времени у меня это может занять?

— Времени это у Вас должно занять ровно год. В такой же день и час, через год, мы встречаемся в этом милом кафе. Если Вы выполните наше соглашение, то мои Вам поздравления, а если нет — отдадите книгу.

— А если… Год — нереальный срок, я же плохо знаю латынь.

— Срок вполне реальный, а учить латынь будете в процессе. Да. Я знаю хорошего репетитора, он берет недорого, и Вы осилите. — Иван Антонович будто читал мои мысли. — А если что-то произойдет, и Вы наше соглашение попытаетесь нарушить, то я вам не завидую!

Это было так сказано, таким тоном, что я оставил даже мысли о каких-то увертках с моей стороны.

— Согласен. Но… Иван Антонович…

— Все-таки Вас, как я погляжу, гложут некие смутные сомнения?

— Да, есть такое дело. Не понимаю я, зачем это нужно Вам?

— Все просто. Мне нужны… даже не ученики. До этого Вам далеко, а просто последователи. Люди заинтересованные, из которых, потом, может быть, смогу выбрать себе ученика. Таких книг у меня много. Вам ясно?

— Ясно, — кивнул я, хотя мне ничего не было ясно, — подтверждаю свое согласие.

Что за ученики? Ладно, там видно будет. В тот момент я вообще старался не думать о будущем.

— Тогда — пошли за книгой! — Иван Антонович аккуратно вытер уголки рта, и небрежно бросил салфетку на свою опустевшую тарелку. Непонятно, как и когда он умудрился съесть свои пельмени. — Она нас ждет!

— За книгой! — сказал я.

— Хорошо. Только еще одно, — «Черный Профессор» слегка улыбнулся краешком рта, — о нашей беседе Вы говорить никому не вправе. Это условие обязательно. Более того, если Вы выполните наше соглашение, то обет молчания по этой теме будет связывать Вас всю Вашу жизнь. Если только с Вами не произойдет…

В этот момент нас отвлекли. Подошла толстая тетка в несвежем, некогда белом халате, в грязном фартуке и с бурой тряпицей в руках. Тетка строго сказала:

— Уже поели, молодые люди? — Иван Антонович удивленно поднял одну бровь, но ничего не ответил. — Освободите столик! Посетители ждут.

Только сейчас я заметил, что действительно — у входа толпится несколько человек, а все столики заняты.

— Ну, мы… — хотел было оправдаться я, но Иван Антонович перебил меня:

— Уже уходим, благодарю Вас.

Тетка ничего не ответила, молча сложила наши тарелки и стала протирать стол той самой грязной тряпкой…

Мы вышли на улицу и неторопливо направились к подземному переходу. Весенний день закончился. Пока мы питались, стемнело, на Москву успел пролиться дождик, и мокрый асфальт отражал разноцветные городские огни. За Манежной площадью загорелись кремлевские звезды, а перед гостиницей «Интурист» дефилировало несколько валютных проституток. Парочка фарцовщиков, прикидываясь случайными прохожими, ждала клиентов... Беднягам в ту пору приходилось маскироваться — их там время от времени ловили представители власти.

— Да. — Сказал Иван Антонович, взглянув на проституток. — Магия — первая и самая древняя наука. История ее печальна и величественна одновременно. Когда человечество обрело развитое сознание, и, собственно, люди стали людьми, им были даны огромные объемы знаний для освоения мира и создания достойной мыслящих существ жизни. Знания были даны…

— Кем были даны? — спросил я, но Иван Антонович меня не слушал или просто не ответил. Он продолжал:

— …были даны не всем. Только некоторым. Тем, кто имел подходящее сознание и особо высокий потенциал умственного развития. По идее, сведения должны были передаваться изустно до тех пор, пока не возникнет технология записи и хранения информации. Ни письменности, и возможности фиксировать запас знаний на каких-то материалах первоначально еще не было. Это возникло уже потом, после появления письменности. Тогда и был создан Центр, где хранились и переписывались эти бесценные сокровища. Все последующие библиотеки и университеты — жалкие подобия этого Центра. Но произошла беда. Это была одна из самых страшных и тяжелых по последствиям трагедий человечества. Природная катастрофа уничтожила Центр и погубила множество живых носителей мудрости. Случайно оставшиеся люди-носители и отрывочные фрагментарные сведения и умения были рассеяны по Миру. Чем-то кому-то они помогли, что-то для кого-то дали, а где-то просто держались под строжайшим секретом. Но первоначально строгая логичная система знаний распалась, сеть была разрушена. Еще сохранились легенды. Но легенды живут своей жизнью и меняются, а истина, содержащаяся в них, часто гибнет или становится незаметной.

— А почему никто не попытался собрать сохранившиеся фрагменты? — Я был заинтригован. Такого взгляда на историю человечества я в ту пору еще не слышал. — Почему не пытались спасти то, что осталось? Очистить от последующих наслоений, выявить рациональное зерно…

— О, такие попытки делались на протяжении истории человечества много раз. Иногда — довольно успешные попытки. Собственно, за одним из таких относительно удачных результатов мы сейчас и идем. Прошу вас!

Я и не заметил, как за интересным рассказом «Черного Профессора» мы прибыли к двери магазинчика антикварных книг. Продавец, похоже, нас уже ждал и успел подготовиться. Ничего не сказав, он молча принял деньги, пробил чек, а Иван Антонович тем временем подписывал какую-то квитанцию. Книга уже была аккуратно упакована и перевязана веревочкой. Сверток по формату только-только поместился в мой портфель, где, правда, еще осталось немного места для словаря и учебника, которые позже я купил в «Букинисте».

Иван Антонович дал мне свою карточку — раньше я почти не видел визиток. На этой значилось только имя, отчество и телефон. А верх карточки, где обычно имеется информация о месте работы и фамилия владельца, был аккуратно срезан. Я взял эту урезанную визитку, поблагодарил, а сам подумал — «Маскируется, не хочет, чтобы узнали его фамилию. Может он все-таки какой-нибудь извращенец, а это только повод? С чего бы это он перед незнакомым молодым парнем целый вечер соловьем разливался?»

А «Черный Профессор» немного помолчал, задумчиво глядя на пыльные стеллажи со старыми книгами, неожиданно сухо попрощался со мной, кивнул продавцу и быстро ушел.

После этого моя жизнь изменилась не так сильно, как можно было бы подумать. Я учился в своем институте, а параллельно изучал латынь и читал «Магию». Как я тогда объяснил родителям появление такой странной и дорогой антикварной книги, сейчас просто не помню. По-моему — никак. Просто прятал ее в своей комнате, а ночами и свободными вечерами переводил. Как следствие — запустил учебу, и заработал несколько неаттестаций, а после сессии — пару «хвостов». Но были и приятные моменты! Одна из первых статей, что я перевел, посвящалась чему? Правильно! Сексуальной магии. И это мне дало возможность добиться расположения девчонок нашего курса. До того, мои достижения на этом поприще, скажем так, были невысоки, и главные красавицы нашего потока на меня даже не смотрели. Это напрягало! А тут, освоив пару-тройку приемов, я сразу зазнался, поскольку добился желаемого результата, о чем раньше мог только мечтать. Немного позже я научился слегка влиять на людей, но только на тех, кто уступал по интеллекту. Поэтому не удавалось сдавать все «хвосты» магическим путем, зато легко получилось уговорить двоих приятелей написать мне курсовые. Вообще — мои магические успехи несильно впечатляли. Так — добавляли в жизнь немного перцу.

Но, кое-что и расстраивало. А что было действительно неприятно, это то, что я потерял друзей. Быстро и всех. Девушки не в счет — с ними-то я только… э-э-э-э… проводил время, а не дружил. А вот настоящие друзья исчезли, и я стал резко ощущать одиночество. Одиночество среди людей, это тебе как? Не попробуешь, не поймешь. С переводом дела тоже шли как-то не очень. Я выискивал только те разделы «Магии», которые могли представлять сиюминутный практический интерес. А все остальное оставлял на потом.

К весне я погряз в сессионных проблемах, после была практика — тоже не до перевода, а далее один месяц веселых каникул, который я провел на черноморском берегу. Осенью опять надо было сдавать хвост за предыдущий семестр, и когда я опомнился, то оказалось, что основная часть книги не переведена, а времени — меньше месяца.

Когда наступил срок, а я так и не прочитал всю книгу, это не особенно обеспокоило. Я понимал, что книгу придется отдать, но что-то же я оттуда узнал! И много! Кое-чему научился и освоил несколько весьма полезных в повседневной жизни вещей!

В тот же день, что и год назад, примерно за 15 минут до назначенного срока, я входил в кафе «Марс». В руках у меня был сверток с фолиантом. Иван Антонович уже ждал. Выглядел он точно так же, как и в прошлом году, даже смешные гамаши на ногах сохранились. Лицо его тоже не изменилось — те же складки на щеках, те же пронзительные глаза. Он, не говоря ни слова, взял у меня сверток, два раза провел по нему рукой — как будто видел ладонью через газетные слои. Молча повернулся и ушел. Один только раз он быстро взглянул мне в глаза. Я почувствовал какой-то холод во лбу, увидел яркую вспышку и ощутил резкую боль в затылке. Больше «Черного Профессора» я не встречал, а его визитка с телефоном куда-то пропала.

Когда я вернулся домой, то вдруг оказалось, что ничего не помню из прочитанного в той книге. Только название. Более того, скоро выяснилось, что пропали те необычные умения, что появились у меня за прошедший год. События того года вспоминались плохо. Схематично. А последующий период был вполне предсказуем — девушки странно на меня смотрели, и будто ждали чего-то, а мои с ними отношения пошли на убыль и из широкой реки быстро превратились в узенький ручеек. Друзья так и не вернулись, и я доучивался практически в полном одиночестве.

Вот такая вот байка. Ты думаешь, я сильно сожалел, что не осилил тогда всю книгу Ивана Антоновича? Совсем нет! Почему? А вдруг он бы взял меня в ученики? Что тогда? Я бы не смог отказаться! И во что бы я потом превратился? Не знаю! Но ничего человеческого во мне бы не осталось — это уж точно.

Закончив свой рассказ, Старик с минуту безмолвствовал, а я не знал, что надо сказать, поэтому тоже молчал. Можно подумать, что он действительно сохранил в себе что-то человеческое и гуманное. В конце концов, я все-таки не выдержал и выдавил из себя:

— Это правда? — вообще-то я не поверил тогда ни одному слову Старика.

— Знаешь, ты первый, кто задал мне этот вопрос, — задумчиво молвил Шеф.

— Вы действительно не ругали потом себя за то, что отказались? — осведомился я с утвердительно-вопросительной интонацией.

— А ты как думаешь?

— Думаю, что позднее вы раскаивались, винили себя. И не раз. Но давно, а после привыкли, и вспоминали, как забавный случай из какой-то другой жизни.

В первый момент Шеф ничего мне не ответил. Похоже, он уже пожалел, что поведал мне эту историю. Выдержав свою фирменную паузу, он сказал:

— Знаешь, почему я пересказал тебе этот эпизод? — и, не дождавшись моего ответа, продолжил. — Ну, во-первых, потому, чтоб ты знал — все в жизни выглядит не совсем так, как кажется. Это я в широком философском понимании проблемы. Я старый человек, давно уже живу на свете, но об этом и без меня писали умные люди, причем очень много. А во-вторых, для того, чтобы ты ни о чем не жалел, и ни о каких потерях себя не обвинял. Даже если… ну, потеряешь ты свой отдел. Ну, вернешься обратно к Князеву. Ну, неприятно, да, понимаю. Но не трагедия, и ничего такого уж особенного не случится. Даже в зарплате не потеряешь. И еще одно — ты подумал о моем предложении по поводу своей секретарши? Мне нужен еще один секретарь, и эта девочка вполне подходит, я узнавал.

— Но, босс, мы же с вами еще тогда договорились…

— О чем это? Вот закончишь то скандальное дело, и переводи ее ко мне. Ты давно с ней спишь? Можешь не отвечать, я и так все про вас знаю. Так вот, сексуальные отношения между сотрудниками запрещены уставом нашей Службы. Давал подписку? Думаешь — формальность, и можно не соблюдать? Многие так думают… до поры до времени.

41. Алекс

Лора с Алексом неспешно шли по аллее холодного парка. Они миновали женщину, что вывела гулять своего черного «готичного» кота в темной шлейке из мягкой кожи. Кот презрительно глянул на Алекса и пошел дальше со своей хозяйкой. Лора вдруг остановилась и некоторое время, запрокинув голову, смотрела вверх, в грязное небо, в котором летали птицы. На фоне темно-серого неба голые весенние деревья едва заметно покачивались, а их ветки выглядели черными от влаги. Прохожие кутались в большие широкие капюшоны и теплые шерстяные шарфы. Алекс почему-то вспоминал парк в Монпелье, тот самый, по которому гулял еще Нострадамус. Говорят, что именно он раскрыл связь жизни парка с существованием города, в котором этот парк находится.

— Говорят, что в Лондоне разные бабушки всегда выгуливают котов и кошек в кожаных ошейниках, — задумчиво сказал Алекс. — Это правда?

— Слушай, я сто лет не была в Лондоне. Может, там что-то и изменилось за эти годы или это специфические районы, но такого я не видела ни разу… — Лора опустила голову и поправила капюшон.

— Почему-то вспомнилось. Кто-то что-то говорил, и я решил спросить у очевидцев. Или это только во Франции так принято? Да, а что, ты совсем бросила писать рассказы? Этот твой текст про юг — он же прекрасен.

— Это не текст. Я это только сейчас придумала.

— Все равно. У тебя хорошо получается, и мне всегда нравились твои тексты.

— Я знаю, мне уже говорили. И ты говорил. Может быть, и буду еще. — Лора ненадолго замолчала, поправляя выбившуюся из-под капюшона рыжую прядь волос. — У меня времени нет абсолютно, ты же знаешь, не успеваю, блин, ничего. Дом — работа, дом — работа… и в промежутке сон, которого мне не вечно хватает. Еще надо в магазин сходить, еду приготовить, постирать и телек посмотреть, а выходные забиты всякими делами, что за неделю накопились... В общем — часто хочется дурой набитою стать, как в том стишке, про уставшую деловую женщину.

— Что за стишок? — Алекс правда не понял, о чем она говорит. — Почему про уставшую деловую женщину?

Тут Лора стала декламировать по памяти:

— «Хочется дурой набитою стать, –

Чтоб позабыть, как писать и читать,

Чтобы в постели — круглые сутки...

Чтобы смеяться на глупые шутки...

Чтобы переться от розовой шмотки,

Чтобы подруги — одни идиотки,

Чтоб в ридикюле духи и жЫвачка,

Чтоб Петросян насмешил до усрачки.

Чтобы компьютер — большой калькулятор,

Чтобы с «ашипкай» писать «гиниратор»,

Чтобы «Дом-два» — «зашибись передача»,

Кучу любовников и побогаче.

Чтобы в наушниках — «Шпильки» с Биланом,

Чтобы трусы — только «Дольче Габана»,

Чтоб «информатика — страшное слово»,

Чтобы «политика — это не клево».

В общем, хочу быть набитою дурой,

Брать не умом, а лицом и фигурой,

Все достигать, выставляя коленки...

Стать бы такой... И убица ап стенку

Станешь такой — офигеешь от скуки!

Будут вокруг не подруги, а суки.

Все мужики будут гады и жмоты,

Отдых достанет ну просто до рвоты.

Будут в квартире не стены — застенки,

Будут скучать друг по другу коленки.

Так что ресницами глупо не хлопай:

Взгляд в монитор и работай-работай!»

— Класс! — засмеялся Алекс. — Аддитивная какая-то поэзия.

— Чего?

— Аддитивность — это такое свойство отдельных объектов, заключающееся в том, что значение величины этих объектов, отвечающее целому объекту, равно сумме значений величин, соответствующих его частям, при любом разбиении объекта на части.

— Да? Сам-то понял, что сказал? — сердито спросила Лора.

— С трудом, если честно. Но тебе, по-моему, не о чем беспокоиться — с лицом и фигурой у тебя все более чем в порядке. — Тут Алекс действительно не кривил душой. Лора была не только красива, элегантна и изящна, но и выглядела сильно моложе своих паспортных двадцати трех, без малого, лет. Правда у нее было два комплекса — по поводу слишком юной внешности и небольшого, как ей почему-то казалось, размера бюста. — А кто автор сего творения? Я хочу знать.

— Я тоже хочу. На стихах точка ру заявлена какая-то Аня Ахметова, но это явно такой неудачный псевдоним. И вообще под этим ником всего три произведения. Я в Интернете постоянно находила этот стих, то на «ЖЖ», то на «ЛиРу», но обычно оно там совсем без автора. Кстати, я тут прочитала на ночь твой рассказ про извращенцев, в результате чего мне приснился целый триллер, про какой-то город, где почему-то никогда не бывает солнца. Там совсем рядом оказался такой буйный тропический лес, а в этом лесу завелся специальный маньяк, который похищал людей и помещал в какой-то секретный проект… в конце концов этим маньяком оказался ты! Типа ты там где-то в дебрях этого леса создал целый город, для которого тебе нужны были жители, за которыми тебе было бы интересно наблюдать, чтобы потом использовать свои наблюдения для написания книг…

— Фигасе! Нашла чего читать на ночь! — усмехнулся москвич. — Но вообще-то у тебя здорово вышло с этим сном! Какая превосходная идея! Может, в самом деле, надо какой-нибудь такой рассказ написать? Подари сюжет! Правда, я что-то такое где-то уже читал… или видел?

— Или писал? Да ради бога. Это я тебе еще краткий пересказ выдала, а прикинь, как там все красочно было! Типа, когда ты раскрываешь, кто ты такой все люди в восторге, а я в панике, потому что мне предстоит остаться в твоем городе и я навсегда потеряю свободу.

— Хоть не осталась?

— Нет, проснулась! — засмеялась она. — Ты вот что мне лучше скажи, что в твоем понимании значит «свобода?»

— «Свобода» — это такая старая парфюмерная фабрика в Москве. Она сохранилась в первозданности еще с советских времен, и до сих пор работает. У них, кстати, очень недурственный крем после бритья. Он с витамином F и очень хорош при всяких повреждениях кожи — трещинках там или микротравмах…

— Нет, я серьезно? Можешь прямо сейчас сказать?

— Могу, почему нет? — согласился Алекс. — Свобода — это возможность удовлетворять свои желания и потребности, если твои действия не ущемляют чьих-то интересов.

— Вот! Сам говоришь — «если не ущемляют чьих-то интересов», — а это уже ограничение.

— Да, правильно, ограничение, а то получится не свобода, а вседозволенность. Человек не может и не должен быть полностью свободным. Ведь есть границы, ограничения, стереотипы. А еще есть узы, связи, ответственность, чувство долга, наконец, все то, что нам очень и очень необходимо в жизни.

— Нет, ограничение — это именно несвобода! — Лора явно уже много думала на эту тему, и была рада возможности высказать свои мысли. — То есть, когда у уже тебя есть желания, но они не могут быть выполнены из-за разных ограничений. Несвободным тебя может сделать экономическая зависимость, и твоя обидчивость, и постоянное желание казаться хорошим. А еще огромную роль в нашей жизни играет мнение окружающих и точка зрения тех, кто старше и выше. Часто все это мешает задуматься о том, кто ты на самом деле, и так ли уж важно, что в данный момент о тебе думают. Эти границы определяют, где надо работать, как одеваться, где жить, с кем спать и многое другое, мешая оставаться самим собой в разных ситуациях. Такие ограничения мешают реализоваться всем нашим потребностям и воплотиться желаниям.

— Ну, да, все правильно, только вот не всяким желаниям надобно давать ход! А если все твои потребности будут удовлетворяться…

— А я бы только спасибо сказала, если бы меня как барашка кормили, выгуливали, не обременяли выбором и убили без особых мучений. Это к вопросу о потерянном рае — главная характеристика этого рая как раз в том, что в он исполняет все желания. Как у плода в чреве матери.

— Я бы тоже спасибо сказал! Да и не только я, никто бы не отказался! Но какие у эмбриона желания? Дай бог рефлексы.

— Ну не скажи! Питание — ровно столько, сколько надо, избавление от продуктов жизнедеятельности, возможность сколько угодно спать, комфортное состояние. Степени свободы определяется потребностями человека. Если у человека два желания, и в системе, где он существует, они оба выполняются — он обладает абсолютной свободой.

— Питание и избавление от продуктов жизнедеятельности у плода идет через пуповину. Это неосознанно и вегетативно. Спать — да, плод спит. Но я не думаю, чтобы у него возникали осознанные потребности спать. Засыпает и все. Когда у меня был совсем маленький сын, я проводил над ним всякие психологические наблюдения. Так почти до года после рождения он засыпал совершено бессознательно.

— Да дело не в осознанности. Счастье — это такое состояние, когда больше уже ничего не хочется. Чаще всего человек не может внятно произнести, чего ему хочется конкретно. Ему просто плохо и некомфортно, а он желает, чтобы все было хорошо. Собственно, поэтому рай во всех культурах — это место, где все хорошо, вне зависимости от конкретных форм и содержания.

— Ну, не знаю…По-моему счастье, это когда достигаешь намеченной цели. И неважно, что это за цель — сортир после неумеренного количества пива или высшие духовные ценности. Знаешь анекдот про русский кайф? Вот так примерно.

— Я не слышала. А ну-ка расскажи!

— Значит так, — начал Алекс. Он любил рассказывать анекдоты, хотя делать это не умел и вечно их забывал. А рассказчику анекдотов, как известно, нужна хорошая память и твердая вера в отсутствие памяти у других. — Поспорили: русский, француз и американец — чей кайф лучше, чей забористее, и чей острее? Француз к бабам повел. Ну, двое других потом решили, что это все конечно хорошо для организма и вполне приятно, но нет особой тонкости ощущений. Не кайф. Американец по пустыне на квадроциклах гонки устроил, но остальным это как-то не особо напряженным показалось. Тоже не кайф. Тогда русский привел всех к себе домой в хрущебу, посадил на малогабаритной кухне, пивом под завязку напоил, а в сортир не пускает — дверь запер. Держал так, держал до последнего, а когда все уже на пределе были — вот-вот описаются — открыл дверь в совмещенный санузел. Ну, американец с французом сразу ломанулись туда: кто к унитазу успел, а кто к раковине. Выходят потом оба такие довольные, радостные. «Ну и как, — спрашивает русский, — кайф?» «О, йес, — отвечают иностранцы, — кайф, кайф!!!»

— Ну, а о чем я говорю? — Засмеялась Лора. — Счастье — это когда желание все-таки и-и-и-и-сполняется! Да, напомни мне, потом рассказать тебе кое-что. Мы же встречаемся завтра?

— Нет, не встречаемся — завтра я буду уже в Москве.

— Уже? А, ну да, ты мне говорил… жаль.

— Конечно, жаль. Слушай, а приезжай как-нибудь в Москву? На выходные, а? С жильем я тебя устрою — или в гостиницу или к друзьям-знакомым. Это всегда можно легко организовать. И еще со своей стороны я обещаю интересные разговоры и любопытные встречи, занимательные экскурсии по городу…

— А про что экскурсии? На катере по Москве-реке? Или в музей имени Пушкина?

— Да ну тебя, это банально и пошло. Можно собрать всех, кого ты хочешь видеть и сходить на какое-нибудь занятное неформальное мероприятие, покататься по монорельсовой дороге… Или вдвоем проехаться на трамвае через центр города. Есть в Москве такой трамвай, и номер у него три…

— И что в нем необычного?

— Да ничего, просто у него очень длинный маршрут. Начинается с Чистых Прудов, от памятника Грибоедову, переезжает Москву-реку, оказывается в самом сердце Замоскворечья, медленно переползает Садовое кольцо у Павелецкого вокзала, проезжает мимо штаб-квартиры руководства Русской православной церкви — Святоданилова монастыря, пересекает Третье транспортное кольцо после Тульской улицы, проскакивает железнодорожную платформу «ЗИЛ», долго едет параллельно Варшавскому шоссе, затем поворачивает и переезжает саму Варшавку, проходит мимо Москворецкого рынка и, наконец, высаживает всех у Чертановского метро. Я бы сейчас не отказался от того, чтобы проехаться на этом трамвае от начала и до конца. Но только чтобы ты сидела рядом со мной, положила свою голову мне на плечо, я бы взял твои руки в свои и мы говорили бы о чем-то. Долго и неторопливо…

Лора ответила не сразу.

— Я тебя уже как-то просила, — сказала она тихо, — не надо всего этого. Ты офигенно прикольный, но только у меня одна к тебе такая вещь... Давай останемся друзьями? Поверь, для меня это очень важно...

— Я тебя совершенно не интересую?

— Ты давно смотрел на себя в зеркало? Посмотри, и сам все поймешь, ты же умный дядька. Я тебя ценю как друга, поэтому перестань, ты же обещал… Ну, ты понял, да? А сейчас пойдем назад, а то я очень-очень замерзла. — Лора сложила у лица руки лодочкой и стала на них дышать. — Там недалеко от метро есть вполне приличная кафешка, вкусно готовят и народу обычно немного. А то я еще и есть хочу, просто невозможно.

— Хорошо, больше не буду, идем в твою кафешку, — покорно согласился Алекс. — Это где? Что за кафе?

— В Парке Победы на Крестовском.

Узнав у подробности про это кафе, Алекс, не привлекая особого внимания, быстро отбил эсэмеску для Пухова, с указанием приблизительного времени и точного места, где они с Лорой собирались перекусить, и отправился на встречу со вкусным обедом.

Несмотря на выходной день народу в кафе находилось немного, и в очереди стояло всего четыре человека. Сквозь большие окна падал приглушенный свет, наполняя помещение каким-то потусторонним голубоватым сиянием, а еда оказалась недорогой и действительно очень вкусной. Не торопясь, Алекс с Лорой вникали в кулинарные подробности, как вдруг внешний дверной проем начал заполняться дородной фигурой Пухова. Алекс удивился — так быстро доехать было практически невозможно, даже учитывая свободные субботние улицы, отсутствие пробок и технические данные пуховской машины. На сей раз, колдун облачился в обычное кашемировое пальто, шею под бородой обмотал длинным шарфом, но головного убора не надел. Глаза друзей встретились. Едва заметно кивнув своему московскому другу, Сергей направился к прилавку, некоторое время делал вид, что внимательно изучает блюда, окинул взором зал, скользнул взглядом по приятельнице Алекса и быстро направился к дверям.

— Смотри, какой прикольный мужик! — Лора тоже заметила Пухова, но когда тот уже уходил.

— А? Что? Да, мужик прикольный, — пробормотал Алекс, опасаясь за свою интонацию. — В Петербурге вообще много интересных людей.

— А у вас что, мало?

— У нас их тоже хватает, только в Москве они все крутые, понимаешь, по улицам редко ходят просто так, да и в обычные кафе заходят нечасто… — Тут Алексу пришла эсемеска от колдуна: «ну и бабник ты Алекс!» Хмыкнув, он стер сообщение, а сам продолжил: — У нас прикольных людей надо искать по клубам, ресторанам, банкет-фуршет-презентациям. По фирмам можно. По выставкам иногда.

— Зачем?

— Что значит «зачем?» — Алекс действительно не понял вопроса Лоры.

— Зачем надо искать прикольных людей?

— Да ни зачем не надо, — усмехнулся он. — Просто так, чтобы потом было где посмотреть на прикольных людей. Ну, ты как? Сыта? Может, тогда пойдем куда-нибудь? Или еще посидим?..

42. Пол Жданов

Как любил говорить мой бывший друг Алекс — «Если жизнь посылает тебе кислые лимоны, дави их на лимонад». Этому миру неведомо сочувствие, в той же мере, что и бесчеловечность — это мир порядка и его исполнения, спокойный и упорядоченный в своей цельности. Не становитесь на дороге всеобщего спокойствия и благополучия — и ваша жизнь останется такой же безмятежной и бездушной, как и существование миллионов других жителей. Этот мир стал настоящим избавлением, и так ли уж много означает чье-то желание испытывать и дышать полной грудью в сравнении с миллионами жертв, принесенных на алтарь потакания страстям?

Опять пустая риторика.

Когда по моему запросу стали приходить сообщения от агентов, я даже не сразу сообразил, о чем шла речь, слишком сильно разозлил меня Шеф. А когда вспомнил — то сразу обрадовался — задание я им дал такое: узнать, кто и зачем хочет убить Пола Жданова — меня, то бишь. Они, правда, не были в курсе, что я — это я, но такие подробности им знать и не полагалось.

Вначале откликнулись «Пейдж» и «Гаспар». Первый откровенно скучал и всегда с радостью хватался за мои задания, а второй привык к службе, поэтому всегда реагировал четко и быстро.

Но моя радость была непродолжительной — ничего путного эти двое не узнали.

Возможности человеческие небезграничны. Бог был глух и слеп к моей беде. Нет, я все-таки не разозлюсь, не дождетесь! А ради чего тут злиться? Меня посещают мысли, чем дальше, тем страньше. Понимаю, что я выбился из общего ритма, что мне нужно отдохновение, мне необходимо замкнуться в каком-то недоступном для других пространстве.

К чему я это все? А вот к чему.

Когда я, в конце концов, получил досье на всех тех, кто мог хотя бы теоретически желать моей смерти, и тех, кто получил бы хоть какую-то пользу в случае моей внезапной гибели, я не то чтобы сильно расстроился, скорее — поскучнел. Таких людей оказалось уж слишком много.

Раскрываешь какой-нибудь файл, и читаешь нечто вроде:

«Главная черта — целеустремленность. Дисциплинирован, эмоционально скуп, в быту не требователен вплоть до аскетизма. В то же самое время к людям предъявляет самые высокие стандарты, и горе тем, кто под эти шаблоны не подходит. По несгибаемости яркий параноидал даст сто очков вперед любой железобетонной балке. Плохое, как, впрочем, и хорошее, помнит долго, но общаться с этим человеком в жизни — сплошное мучение, однако он вполне может быть руководящим работником…»

Обычно — никаких намеков, только и важного, что эта личность где-то в чем-то пересеклась с моими интересами.

Старик вызвал меня в очередной раз без всякого намека. На этот раз в кабинет к Шефу пригласили официально, причем с самого утра, в один из понедельников.

— Давай, проходи, садись, — после обычных приветствий сказал Старик, — ну, ты как?

— Нормально, босс. А что? — испугался я. Я до сих пор злился на него, но известно, что злиться на начальство — занятие непродуктивное.

— Как твой отдел?

— Я же только недавно начал… — стал я почему-то оправдываться. Шеф никак не выказывал своего интереса к нашему предыдущему разговору. Похоже, что всю прошлую нашу беседу он благополучно амнезировал. Или только прикидывается? Что ж, он может.

— Вот и я о том, как ты все это начал. Тебе нужно будет освоить все главные секреты управленческого воздействия.

— Ну, я же более-менее справлялся с руководством группой, а отдел, по-моему, не очень сильно отличается…

— Группа — это хорошо, но недостаточно. Отдел — не группа. Вот, например, есть такое понятие — «управление обезьянами», знаешь, что это? Не знаешь. А сие есть искусство не брать на себя проблемы своих подчиненных. Любых подчиненных, кем бы они ни были. Или что является ключевым критерием при приеме на работу: обучаемость или профессионализм? Иногда трудно решить. Ты пойми, что руководитель, он же как завхоз: на нем вся организация и обеспечение бесперебойной работы подразделения. Тебе нужно четко усвоить понятие продукта работы отдела, продукта работы сотрудника и как эти «продукты» влияют на планирование деятельности твоего отдела, на смету расходов, на прогноз разных неприятностей. Ты должен понять, как нужно ставить планы перед работниками, как повысить качество службы и взаимодействие между сотрудниками, как грамотно и точно делегировать основные задачи, ключевые критерии работы, как координировать с другими отделами... Короче — я тебя направляю на курсы повышения квалификации для руководителей и ТОП-менеджеров компаний. Не спорь, это — приказ! Официально ты — гендиректор компании «ЮниКод», направлен на стажировку…

— Кем направлен? — спросил я.

— Подожди… Направлен на стажировку… на обучение, и будешь там повышать свою квалификацию. Поедешь в Город-на-Неве, на неделю. Пятидневный практический курс, посещение обязательно, личное присутствие будет фиксироваться, поэтому даже не думай… Все! Свободен!

На этом разговор с Шефом закончился, и уже через пару дней я оказался за четыреста миль от своего дома.

Командировка. Вот где происходят самые забавные события, потому что именно в командировке, вдали от родственников, друзей и знакомых можно позволить себе маленькие вольности, легкие шалости, небольшие глупости, и хоть на время почувствовать себя почти свободным человеком. А когда командировка закончится, и все это будет в прошлом, то останутся приятные воспоминания.

Вот почему о служебных поездках всегда так много разных баек и анекдотов.

Курс назывался не слишком изящно — «Обязанности руководителя: управление персоналом день за днем», и был рассчитан на генеральных и коммерческих директоров, руководителей отделов, служб и подразделений. Короче — на руководителей любых уровней, каких угодно сфер деятельности. Коллектив подобрался в основном мужской, хотя было и несколько женщин — толстых и некрасивых.

Первая вводная лекция оказалась феноменально скучной и бесцветной до отвращения. Преподаватель, казалось, отбывал тяжелую трудовую повинность, никакого контакта с аудиторией не имел, да и не стремился его приобрести.

— …задачи каждого руководящего работника, — тоскливо бубнил лектор, — в сегодняшнем мире необыкновенно разносторонни и многогранны. Тут, даже трудно говорить о каком-то одном значении, скорее мы имеем целый спектр смыслов, ролей и форм, находящих свою реализацию в том или ином исполнении. Современное человеческое общество настолько многослойно и разнонаправлено, что выявить целевую аудиторию в нашем случае практически невозможно…

Довольно скоро я почувствовал, что засыпаю. Глаза неукротимо слипались, дрема, наползая, окутывала разум, и у меня почти не оставалось сил противиться этому чувству. Кое-как стряхнув с себя этот полусон, я заметил, что не один такой здесь несчастный. Некоторые слушатели уже откровенно спали, другие — успешно притворялись бодрствующими, нацепив на себя очки-обманки с голографическими глазами, третьи, типа меня, с великим трудом боролись против предательской дремоты. Очков с глазами у меня не было, спать я считал неприличным, поэтому стоически терпел. Наверное, это такая изощренная пытка — лекция на тему управления. Какие же нервы надо иметь преподавателю, чтобы самому не отрубиться по ходу процесса!

— …создание такой системы, — продолжал этот садист, — позволяющей оценивать, контролировать и принимать решения в отношении состояния задачи, ее ресурсов, функций и процессов, происходящих в подразделении, обеспечивает администрации возможность осуществлять эффективное руководство, преобразовывать структуру управления, оперативно реагировать на изменение конъюнктуры и…

Но далеко не всех присутствующих беспокоила скука и борьба со сном. Рядом тихо, вполголоса, но вполне явственно бухтел кто-то из слушателей. Я не видел говорящего, поскольку тот сидел точно позади меня, а повернуться и посмотреть мне казалось недопустимым и неудобным. Сначала я не обращал внимания, но потом, чтобы чем-то заняться стал вслушиваться в слова:

— …надоело, знаете ли, уважаемый, — сердито говорил кому-то неизвестному невидимый мне сосед. — Вам, как гомосексуалисту, конечно виднее, но, по-моему, сейчас вас, геев, просто распустили сверх всякой меры. А в таких местах, как шоу-бизнес и всякие разные искусства вообще засилье педерастов. Голубая мафия! Житья от вас нет! Сейчас, вон, каждый педик стремится открыто заявить о себе. Как это у вас называется? Камин-аут? Голубая мафия контролирует шоу-бизнес, у вас у всех мощнейшие связи в деловом мире. В моей бывшей компании шеф назначал людей на ведущие посты только по голубому принципу. У меня есть знакомые голубые, и все они зашибают крутые бабки и на руководящих постах. На каждом шагу гей-клубы, законодательно геев никто не преследует и на работе их никто не дискриминирует. Вообще получается такая ситуация, если шеф гетеросексуал, то никто на гея специального внимания не обратит. А вот если шеф — гей, то у работника-гея в десятки раз больше возможностей для продвижения по службе. В моей бывшей компании шеф всем так прямо и сказал — вам, натуралам, тут ничего не светит, мы продвигаем только своих! Еще в прошлом веке кто-то из голубых где-то когда-то провел закон, что гомосексуализм — это не болезнь, не аномалия, и не моральное уродство, и вот вам, пожалуйста! Сексуальные меньшинства, да?

— …занимать должности и заниматься другой оплачиваемой деятельностью, — слова лектора доносились откуда-то издалека, минуя рассудок, — в государственных органах, органах местной администрации, коммерческих и некоммерческих организациях, кроме преподавательской, научной и иной творческой деятельности, заниматься предпринимательской деятельностью, быть единоличным исполнителем или членом коллегиального исполнительного органа коммерческой организации, за исключением случаев, если участие в коммерческой организации входит в должностные обязанности…

— …Тогда давайте разрешим и педофилию, и зоофилию, и некрофилию, — продолжал вещать некто сзади, — а потом и до маньяков недалеко. А в чем разница? Принципиального отличия я не вижу, не наблюдаю как-то! Все это тоже — разные меньшинства такие! Они тоже хотят жить по-своему, и трахаться на свой манер! Вон они постоянно скандальные демонстрации устраивают, зоофил-парады проводят и шумят на каждом углу! Нет уж! А вы — сидите тихо, есть у вас клубы — вот и развлекайтесь там, и нечего везде заниматься пропагандой педерастии!

Как же меня все это бесит! Почему я должен слушать то, что мне совсем не нужно и бесполезно? Встать бы да уйти. Но — нет, нельзя! Сиди вот и слушай всякую хрень, а если смоешься, то тебя сразу заметят и сообщат кому надо, что раньше времени ушел с лекции.

Постепенно я приспособился. Человеческое существо может адаптироваться к самым неблагоприятным и трудным условиям существования, вот и я научился пропускать весь этот бред мимо себя, как бы сквозь сознание, и довольно скоро отточил свое умение настолько, что лектор мне не мешал, и я его практически уже не слышал. Сразу стало легче, и я даже расхотел спать. И тут вдруг понял, что это просто подарок судьбы, и у меня появилась редкая возможность подумать и составить план предстоящей работы и главных мероприятий на ближайшее будущее.

Неизвестно откуда взявшаяся муха летала по аудитории, временами садясь то на окна, то на стены. Наконец она куда-то села надолго и затихла. Неизвестный борец с сексуальными меньшинствами тоже замолк, видимо истощив запас своих аргументов и доводов.

Хорошо, хоть подумать можно о том, на что обычно не хватает ни времени, ни возможности.

43. Алекс

Наивные и легковерные люди всегда счастливы, ибо аналитический разум убивает способность радоваться всяким банальным вещам, невзирая на разные подводные камни. И даже самые насущные проблемы кажутся не такими важными, какими являются на самом деле... Только вот не надо применять все это к реальной жизни.

— …и на этот конкурс я написал рассказ, который занял тридцать первое место, — закончил Алекс длинное повествование о своих хулиганствах на поприще псевдолитературы.

— А сколько всего было номинантов? — спросила Лора.

— Я уже и не помню конкретно, но сильно больше тысячи.

— О, тогда не все так запущено. Дашь почитать?

— Дам, конечно. А ты разве его не читала? Он же болтается на моей страничке, на Прозе ру.

— Как-то не успела. Ты же знаешь мою занятость. Даже сейчас я тут с тобой гуляю только потому, что со своим парнем поссорилась. Да, а как твой рассказ называется?

— Называется — «Флэшбэк». На момент написания я даже не знал, что это такое. Да и сейчас еще не очень знаю. Не просветишь?

— Ну, флэшбэк, — стала объяснять ему Лора, — это когда ты оказываешься вновь на том же месте или слышишь знакомую мелодию, с которой связаны испытанные тобой яркие ощущения, возвращающиеся вновь. Проще говоря — повторное чувство наркотического прихода во время услышанной раньше музыки, или воспоминание, которое постоянно крутится в башке. Понял, да?

— Типа дежа вю? — не вполне сориентировался Алекс.

— Нет, не то. Дежа вю — повторение, флэшбек — переживание. А откуда вообще ты это слово откопал?

— Даже не знаю, слышал где-то. В качестве названия для коктейля, который бьет по башке — самое оно, но мне нужны все значения этого сленгового выражения.

— Фильм так назывался. Давно уже вышел. А еще есть такой литературный термин.

— Про фильм — я как раз в курсе. Даже два фильма: один ужастик, а другой — комедия. А вот про прием в литературе — ни разу не в теме, ибо неграмотный!

— Да ладно тебе, это очень простой прием, когда прерывается прямое повествование, и автор обращается к эпизоду, хронологически лежащему в прошлом, типа своеобразный «взгляд в прошлое». А вообще-то надо еще у тусовщиков спросить, это — их словечко. Так что за рассказ?

— Могу как-нибудь пересказать. Я его помню наизусть.

— Во, давай сейчас! — почему-то обрадовалась Лора.

— Только из меня рассказчик тот еще, и на эстраде, если бы я вдруг выступил в разговорном жанре, меня сразу же закидали бы тухлыми помидорами.

— У меня нет при себе несвежих овощей, — резюмировала Лора. — Давай, начинай, хватит тянуть.

Алекс прочистил горло, и приступил.

Рассказ Алекса

В году, этак в девяносто не помню в каком именно, но когда в России дефолта еще не было, а Интернет не только был, но уже и бурно развивался, делали мы локальную сетку в одной очень коммерческой структуре. Это сейчас всяких фирм проводящих сети развелось как грязи. Все с гослицензиями, с сертификатами, ядрена какава! А тогда все проще было, человечнее, понятнее. По понятиям, типа. Была у нас тогда фирма, в тот момент называвшаяся — «Reponis». Что такое этот самый «Репонис», никто из нас не знал, но выглядело по-иностранному, а звучало умно и таинственно. Название периодически менялось, что давало возможность решить ряд проблем с налоговыми и правоохранительными органами. Крышевал нас не кто-нибудь, а владелец крупной сети казино. Вот тут, собственно, и есть главная тема.

Было нас в той фирме всего трое, и делали мы все сами, этими своими ручками. Я, моя подруга — молодая девушка-третьекурсница Вика, и ее братец — немного чеколдыкнутый компьютерщик Макс, ничего не читавший, кроме телеконференций и технической документации по железу. Самое трудное было — найти клиента и подписать с ним договор. Надо было доказать, что запрашиваемая сумма — вовсе даже и не превышает пределы разумного, более того, едва покрывает наши расходы и кое-как оплачивает вложенный труд. Вот тут моя подруга была просто незаменима. Она умела так очаровать заказчика, что без всякого гипноза и нейролингвистического программирования тот всегда подписывал нужный нам контракт. Да еще и благодарен был за это.

Вначале нам приходилось туговато. То есть — совсем туго. Заказов почти не было, сидели без денег, и уж подумывали самоликвидироваться и разойтись по домам, как вдруг неслыханно повезло.

Когда кто-то из знакомых наших знакомых нашел богатого солидного клиента, мы сразу всеми руками и ногами ухватились за это предложение. Ну, как же! В крупном казино делать локальную сетку! Это только в арабской сказке так может повезти!

Предварительные переговоры прошли на удивление гладко и быстро. Правда, договор сначала не подписали, но деньги в размере половины от общей запланированной суммы незамедлительно выдали наличными долларами. Тогда и решили, что мы сразу же делаем сеть: прокладываем провода, устанавливаем нужное оборудование, и подключаем все компьютеры друг к другу.

Шеф всей этой организации — а звали его, скажем, Евгений Иванович — мордастый шкафоподобный дядя, похожий на переодетого в смокинг охранника, проинструктировал нас напоследок:

— Ребят, а вы когда все смонтируете и наладите? Если не по бумаге, а по жизни?

— Ну, недели за две успеем…

— Не торопитесь. Можно и за месяц. — Несмотря на бандитскую рожу, Евгений Иванович был весьма вежлив, обходителен и, я бы сказал, интеллигентен. Речь у него была правильная, чистая и хорошо поставленная. — У меня пока все равно еще нет лицензии на игорный бизнес в этом помещении. Это — новая точка, мы пока еще расширяемся. Через месяц лицензия будет. А пока — спокойно работайте.

— Успеем, Евгений Иванович.

— Вот и ладушки. Потом, как только все сделаете, Вася посмотрит, акт приемки подмахнет и мне позвонит. А вы мне все накладные и счета передадите. Посидим, поговорим, подпишем.

Причем Евгений Иванович дал понять, чтобы в расходах мы особо не стеснялись, главное — сделали бы все хорошо качественно и основательно. А уж потом, после приемки работ, подписывается договор, и переводятся деньги. Сроки тут же были оговорены и мы весело взялись за дело. Как выяснилось, в этом казино уже был Вася-сисадмин — не то сын, не то еще какой родственник кого-то из тутошних начальников. Совладать со всей работой одному этому парню было в лом, вот и позвали нас, но просили держать его в курсе и ввести потом в проблему. Кстати этот Вася оказался вполне нормальным парнем.

После закупки всех необходимых материалов и оборудования, мы проложили как надо провода, установили розетки, обжали разъемы, поставили во все компы сетевые платы и настроили сервер. Потом нужно было еще погонять сеть, чтобы выявить возможные промахи. Хороших тестовых программ тогда у нас не было, все делалось «на коленке» по наитию и нахрапом. Убедившись, что все компьютеры сети видят сервер и друг друга, мы пропинговали их, а для наглядности установили на все машины чат, чтобы на примере показать, как и с какой скоростью проходят сообщения и выловить случайных мышей. Мы втроем, плюс сам Вася начали перекидываться всякой фигней, с редкими техническими перерывами. Поскольку ночью будущее казино функционировало как обычный клуб, мы могли работать по утрам и днем — до трех часов. «Разговоры» по сети мы вели в режиме чата и на самые тупые темы.

Новую сетку мы в поте лица своего гоняли так три дня. По ходу дела выявляли и устраняли всякие огрехи. Когда, наконец, все заработало, как требовалось, было решено прийти к Евгению Ивановичу за подписью под контрактом и за оставшимися деньгами. В запланированную сумму мы никак не укладывались — пришлось покупать более дорогие свитчи, более дорогую витую пару, да и сервер прошлось порядком модернизировать, поэтому мы не только протратились, но и обросли долгами. Только сетевые платы да разъемы не выпадали из сметы.

В нужный день, прихватив свою боевую подругу, я направился в офис к Евгению Ивановичу подписывать договор. У входа нас тормознул скучающий охранник.

— Э! Стоп! Вы куда?

— Мы к Евгению Ивановичу. Нам назначено.

— На сегодня? Сейчас.. — охранник куда-то позвонил, — да, вот. Ну, раз пришли, то проходите…

Потом нас встретил первый зам Евгения Ивановича.

— О, ребята, — печально произнес он, — а вы что сегодня? Вас пригласили?

— Ну, да. Евгений Иванович просил зайти.

— Евгений Иванович просил зайти… — зам как будто задумался, — не, ребята, вы зря сегодня пришли.

— Почему?

— Евгений Иванович сейчас плохо себя чувствует. Нет, зря, зря вы сегодня пришли..

— А что с ним?

— У него вчера день рождения отмечали. До утра. Он еще не вполне поправился.

— Так может мы в другое время..?

— …

— Например — завтра..?

— Нет, раз вы уже пришли, то проходите. И на охране уже отметились, придется зайти.

— А может вы подпишите?

— Что? Я? Нет, тут только Евгений Иванович может… Да, зря, зря ребята вы пришли сегодня. Не вовремя. Ну, проходите, что поделаешь.

Я смотрю, а моя подруга вся спала с лица и как-то побледнела вроде.

Евгений Иванович сидел в своем большом кабинете во главе стола для совещаний. Стол был совершенно пуст, даже неизменно стоящий по правую руку компьютер куда-то исчез. Плотные шторы были опущены, и несмотря на солнечный день, в кабинете горел неяркий свет. Но меня больше всего в ту минуту привлекало лицо Евгения Ивановича. Похоже, праздновал он не один день, и особых перерывов на отдых не делал. И так не сильно фотогеничная физиономия владельца сети казино и ночных клубов совсем распухла и покраснела, волосы были всклокочены, элегантный галстук распущен, а из-под него виднелся расстегнутый ворот белой рубашки. Мутные глаза-щелочки по первому моему впечатлению вообще не могли различать окружающие предметы. Обманчивое оказалось впечатление.

— Здравствуйте, Евгений Иванович!

— Слышь, мужик, я чо-то не поэл, — сипло и с натугой выговорил Евгений Иванович вместо приветствия. Ни от какой былой интеллигентности не осталось и следа, — Ты тут меня што, конкретно, за полного лоха держишь? Да?

— Что-то случилось, Евгений Иванович?

— Я тридцать три года Евгений Иванович! Тридцать три года!

— Поздравляю, Евгений Иванович! — Вика сзади меня тоже что-то пискнула, — что-то не так?

— То не так, браток, что ты реально меня как лоха хотел развести, поэл? Мне, браток, понты мастерить не надо, поэл? Если ты тут думаешь, что за базар можно не отвечать, то ты, брателло, в полных непонятках конкретно.

— Мы что-то сделали не совсем верно?

— Слышь, братан, я не поэл, это што ваще? — Евгений Иванович тряс какими-то немного мятыми бумажками в жирных пятнах.

— А что это? — спросил я, и с ужасом узнал в этих бумажках отданные накануне счета на оборудование, на оплату работ и акт приемки.

— Вот и я спрашиваю, што ето? Я думал, ты проблему будешь решать реально. Я те лавэ тогда, што мало дал? Да? Короче! — Евгений Иванович стукнул ладонью по столу и икнул. — Так определимся: или завтра от тебя будет конкретная цена, или я с тобой так сделаю, — Евгений Иванович смял бумаги и раздавил что-то невидимое на своем столе, — усек? Тебе чего еще?

Стоявший рядом со мной зам сделал нам жест, чтобы мы уходили, и вышел вслед за нами. Только тут я заметил, что моя подруга пребывает если и не совсем в обмороке, то в состоянии весьма к нему близком.

— Фу-у-у-у… пронесло… — зам подмигнул нашим кислым рожам, — завтра он все подпишет.

— Вы так считаете? — спросил я, — думаете еще что-то можно исправить?

— Ну, ребята, вы точно — в рубашках родились. Я его хорошо знаю, подпишет. Только счета и накладные придется по новой распечатать. До завтра успеете?

— Успеем, нет вопросов, но суммы…

— Оставьте прежние. Завтра приносите часам к трем.

В назначенное время со свежими экземплярами счетов и накладных я входил в офис шефа сети казино и ночных клубов. Вика сопровождать меня отказалась категорически, и сегодня я был в одиночестве. Евгений Иванович явно пребывал в отличном настроении — сверкал, как огурчик. Был свеж, энергичен и даже чем-то симпатичен. Передо мной сидел совсем другой человек.

— А, пришел? Здравствуй.

Он первый протянул руку, и мы обменялись крепкими рукопожатиями.

— Принес? Давай сюда… Ага… Ну, все нормально, но немного превысил смету?

— Понимаете, Евгений Иванович…

— Согласовать нужно было, ты что, первый раз что ли? Ладно, я же разрешил. Слушай, я что-то припоминаю. Вы вроде приходили вчера? Ты и твоя коллега? Я был не совсем в норме.

— Ну что вы, Евгений Иванович, это мы виноваты — пришли не вовремя, не позвонили предварительно.

— Ладно, закрыт вопрос. Готово! — Евгений Иванович подписал все бумаги. — Вот тут и тут у секретаря печать не забудьте. А это вам за неудобства, — левой рукой он вытащил из стола конверт с чем-то пухлым внутри, — вы нормально отработали, я сегодня сам все проверил, да и Вася подтвердил. Передай своей напарнице, если ей надоест кабель мотать, то пусть ко мне идет на работу. Расширяемся, нам крупье нужны! Лицензию еще третьего дня получил. А если помощь какая нужна, наседать будет кто или понятия не иметь, то обращайся. Моя команда всегда поможет. Да, и скажи ты мне, что такое — «флуд?»

Года через три Евгений Иванович был кем-то заказан и погиб от руки наемного киллера.

Когда Алекс закончил рассказывать, Лора удивленно спросила:

— Это правда было?

— Ага. Слово в слово. Ну, может быть, что я не совсем точно передал диалоги, подправил кое-что, но эпизод реальный.

— Жалко этого Евгения Ивановича, — после небольшой паузы неожиданно сказала Лора. — Видимо неплохой был дядька.

— Ну, не знаю… — с сомнением в голосе сказал Алекс, — может по-своему и неплохой…

— Вот о чем я и говорю.

— Да, ты права. Как обычно и бывает.

— Ну, прости....

— А чего это сразу прости? Я ж не против!

— Тяжело всегда быть правой, обязательно ждешь какого-то подвоха.

— Как от высоких каблуков? — привел он первую попавшуюся аналогию.

— Нет, это разные ощущения, скорее как от мини-юбки.

— Черт побери! — удивился Алекс, — Отличное сравнение!

— Что надевал мини-юбку? Тогда иди и запиши, пока не забыл.

— Да? Разрешаешь? — усмехнулся Алекс.

— А когда ты меня спрашивал? Я вроде по яйцам еще ни разу не врезала за такие дела. Короче — разрешаю, если это тебе чем-то поможет…

Алекс захотел сказать чего-то умное, как вдруг понял, что ничего у него нет — ни мыслей, ни желания их иметь.

Расстались они довольно прохладно. Она пошла домой, а он вернулся в гостиницу на проспекте Энгельса.

Через час он сдал номер, выписался и поехал на вокзал — московский поезд отходил в ноль часов двадцать минут.

44. Пол Жданов

Моя работа убивает нормальные человеческие чувства. А если и не убивает до конца, то делает их какими-то сухими и схематичными. Во мне мало… да какой там мало — совсем нет сочувствия и сострадания к окружающим людям. Даже к самому себе. Да, я иногда кому-то помогаю, но только лишь потому, что просто не могу поступить иначе, а вовсе не из соображений нравственности и морали. Те, кто хоть сколько-нибудь меня знают, думают, что я хороший, добрый и интересный в общении человек. Или наоборот — считают меня чудовищем и исчадием ада. А на самом же деле я ни то и не другое, но я могу разрешать себе казаться кем-то только потому, что мне ни до чего нет дела в этой жизни. Я просто зауряден, бесцветен и оторван от всех. Когда я вел себя естественно, когда в редкие минуты становился самим собой, то меня просто переставали замечать! Вообще! А когда я придумывал себе новое имя и рассказывал от этого чужого лица всякие небылицы, что у меня возникало ну просто навалом друзей и приятелей, причем, они были не фальшивые, а вполне настоящие. Я везде становился желанным собеседником и бесценным другом. И тут же от меня сразу начинали чего-то хотеть и ждать. Чтобы я кому-то позвонил, с кем-то поговорил и куда-то сходил. Но я не звонил близким друзьям и не встречался с ними только потому, что у меня давно уже не было ни близких, ни настоящих друзей. А если с кем-то и общался, то лишь для участия в тех немногочисленных мероприятиях и тусовках, на которые просто не хотелось приходить одному. И мало кто знал, что, просматривая свою адресную книжку, я не искал имени того, с кем мне лучше, а всего лишь выбирал из некоего числа неприятностей меньшее для себя.

Меня часто употребляли как жилетку, чтобы поплакаться, и ошибочно считали глубоко чувствующей и переживающей личностью. Но на деле, когда кто-то плакал у меня на груди, я вполне мог размышлять о программе новостей, о погоде на сегодня, об обществе потребления или мировой экологии. Но, скорее всего, краем глаза я поглядывал на часы, соображая сколько у меня еще осталось времени, и когда мой собеседник устанет, наконец, и уйдет.

Меня часто использовали как орудие или оружие, для достижения каких-то неведомых мне целей, и я почти всегда понимал, что являлся просто инструментом в чьих-то руках.

Меня уже все достали. Я бы хотел начать свою жизнь заново и желал бы прожить ее иначе. Я бы стремился узнать то, что мне нужно, гораздо раньше. Я бы хотел быть совершенно иным, не встречать тех, кого мне уже довелось встретить, и чтоб они не влияли на меня. И еще… Я всегда считал полным абсурдом утверждение, что все в наших руках, потому что есть вещи, которые мы изменить никогда не сможем.

Я уже не помнил, чем и как закончилось то первое занятия — вероятно, я все-таки уснул. Потом после курсов была небольшая вечеринка, поверхностные знакомства с коллегами — такими же жертвами садиста-лектора, что и я. А чуть позже, но в тот же вечер я вдруг уверовал в совпадения и карму. Ехал в гостиницу, своим ходом, поскольку засиделся в кафе с молодой симпатичной женщиной-марчендайзером откуда-то из провинции, учившейся в другой группе. Она даже не возражала, когда после нескольких доз алкоголя я запустил свои руки ей глубоко под одежду. Но до дела так и не дошло — она мялась, жалась, говорила, что еще не готова, а к сексу на первой встрече не расположена. Пришлось уйти — мы жили в разных отелях.

Машина осталась дома, а нанимать не хотелось. Вот и решил я прогуляться — воспользоваться так нелюбимым мною муниципальным транспортом, который не менялся здесь еще, по-моему, с прошлого века. Пока стоял на платформе и ждал поезда, подошла девушка — невысокая, симпатичная, несколько хулиганской наружности и со следами темной помады на губах. Такие мне всегда нравились. Одета в черную коротенькую курточку и термоджинсы в обтяжку. Полупрозрачное все, по прошлогодней последней моде, но сидит хорошо.

— Молодой человек, у вас не будет мелочи?

Я ответил непонимающим взглядом. Отвык я уже от таких обращений, и от «мелочи» давно уже отучился, а тут — девушка!

— Очень надо! — уточнила она.

Я демонстративно похлопал себя по карманам, мелочи, конечно же, не нашел.

— Ну, если нет мелочи, тогда может больше десяти? — продолжала она.

Я бы уж и дал ей пару десяток, не жалко, но у меня вообще с собой наличности не оказалось. Не ношу. Зачем, если есть карточка в кармане и микрочип в плече? Я же не сумасшедший сектант, чтобы вот так сразу отказываться от достижений цивилизации. Интересно, а экохристиане удаляют чипы под наркозом иди без? Ведь применение наркоза тоже искусственное нарушение природного явления — естественного болевого процесса…

— Извините, но нет. Сегодня вообще неудачный день, — произнес я какую-то шаблонную фразу.

— Так может, я заработаю?

Я снова притворился непонимающим. Девушка явно без особых комплексов, только обратилась, вот, не по адресу.

— Могу отсосать за полсотни кредитов! — уточнила она. Полсотни? Если кто-то знает себе цену, значит, он не раз ее называл.

— Нет уж, извините. Я тороплюсь, — буркнул я, а тут и мой поезд подошел.

Я вскочил в старинный вагон, а девушка осталась на платформе искать другой объект для своих усилий. Наркоманка, конечно же, на дозу собирает.

Гостиничный номер мне достался вполне приличный, без особых удобств, правда — душевая кабинка вместо ванны, но жить вполне можно. Если недолго. Упругие струйки душа ласково массировали тело, теплая вода расслабляла и успокаивала. Потом я вылез, лег на кровать, направил пульт на стену напротив и от скуки стал просматривать новостные таблоиды. Полистал видеоканалы, зашел на чьи-то частные ресурсы, посмотрел свою почту… Ничего интересного.

Я уже собирался спать, как в мой номер позвонили. Меня поприветствовала какая-то дама и сказала, что она из эскорт-службы отеля, и посоветовала мне скрасить одиночество — провести вечер и ночь с очаровательными девочками. Понять в чем дело было легче легкого: во многих гостиницах предлагают услуги проституток, это обычно даже включают в официальный счет. В общем, узнав, что услуги девушки по вызову обойдутся мне всего-навсего в сотню кредитов за ночь, я попросил прислать двух. Сразу же оговорюсь: я с продажными девками не сплю принципиально. Во-первых, себе дороже, а во-вторых, велика вероятность подцепить какую-нибудь нехорошую проблему. Я просто хотел, чтобы в первую ночь не было скучно, поэтому был готов заплатить девчонкам просто так, за то, чтобы посидеть в их обществе, поговорить, чтобы они рассказали о своей жизни, и не было бы так тоскливо. Сказалась давняя привычка «кабинетного оперативника» — везде и всюду вербовать агентов.

Я быстро оделся, причесался и убрал постель. В дверь постучали. На пороге стояли две вполне симпатичные девицы — с пухлыми губками и обманчиво невинными глазками. Привела их пожилая дама, чем-то похожая на учительницу начальной школы. И тут же потребовала предоплату — двести кредитов, предупредив, что чаевые — уже по моему усмотрению.

Весь вечер путаны провели со мной за обычными разговорами, и до секса дело не дошло. Девушки пили заказанные мною напитки, делились байками из своей жизни и мечтательно говорили, как им осточертело существование в их городе, и как они желают уехать куда-нибудь далеко и надолго. Около трех часов ночи я решил лечь спать и с девушками распрощался.

Но спал я недолго.

Рано утром меня разбудил громкий стук в дверь. Проклиная все на свете, я накинул халат и поплелся открывать. В коридоре стояло несколько человек в полицейской форме, а из-за их спин выглядывали те самые «ночные бабочки».

— Это он! — истошно завопила одна из них. — Это он, он, сволочь! Ты, сука, за все теперь расплатишься, я тебе обещаю!

В первый момент я вообще не понял, что происходит, но полицейские быстро мне все объяснили. Оказывается, эти шлюхи с утра пораньше явились в полицейский участок и написали заявления об изнасиловании в особо извращенной форме. Якобы они накануне вечером пришли вдвоем ко мне в номер, чтобы одолжить сигарет, а я затащил их к себе, связал и изнасиловал. Обоих. По очереди.

Сотрудники полицейского участка решили действовать незамедлительно, пока подозреваемый, то есть я, не скрылся с места преступления. Они тут же прислали в отель пару машин с оперативной бригадой и предложили мне проследовать под конвоем в участок для проведения следственных действий.

Девушки ехали за нами во второй машине, но самое удивительное, что, когда мы выходили на улицу, они шагали следом и, изображая несчастных жертв, горько рыдали, чуть ли не бились в истерике, вопя на два голоса:

— Этот подонок, негодяй, гнусный отвратительный тип изувечил всю мою жизнь! Кастрировать его надо, причем публично! Этому ничтожеству надо прострелить голову, ржавым гвоздем выковырять мозги и размазать их по стенке!

По документам я числился обычным бизнесменом — гендиректором компании «ЮниКод», и раскрывать свою истинную сущность не мог — Старик за это не то что отдела, работы бы меня лишил. Я не сопротивлялся — спорить с полицией бессмысленно и крайне опасно для здоровья. Меня обыскали, раздели догола, отобрали все вещи и, переодев в серую робу, запихнули камеру, но почти сразу увели в лабораторию для взятия образцов на анализ. Для экспертизы.

45. Алекс

А может, перестать обращать внимание на проблемы и трещины внешнего мира? Заниматься только своими делами, не смотреть на то, что происходит с другими, жить в своей скорлупе? Дом, семья, работа, медицинская страховка, большой компьютер с плоским экраном, ноутбук для перетаскивания с места на место, холодильник и куча всяких бытовых мелочей, которые и составляют основной смысл этой скудной жизни? В мире каждый момент кто-то умирает, а кто-то рождается, а кто-то делает аборт. В минуту сталкиваются между собой тысячи машин, одни люди разводятся, другие женятся или меняют свой пол. Особо верные изменяют тебе с твоими лучшим другом. Сотни красивых людей садятся на иглу, сходят с ума или кончают с собой, что в принципе, одно и тоже. И никто не знает, как о нем завтра отзовется человек, который только вчера говорил кучу лестных мелочей. И кто знает, задумается ли он над тем, что предал друга только потому, что тот с ним мог поступить точно также? Все старое уходит, уступая дорогу новым вещам, которые не идут в сравнение ни с чем, кроме низкопробного товара, который нам впаривают ежедневно, как высший сорт.

Алекс давно уже обратил внимание на своеобразный парадокс — Петербург он знал лучше, чем город, в котором жил со дня своего рождения. Более того — здесь, в этом городе, где жили многие поколения его предков, он часто ощущал себя чужим, поскольку плохо знал современную Москву.

В Москву Алекс вернулся в девять часов с минутами. Ленинградский вокзал встретил его обычным гомоном, бестолковой суматохой и какой-то особенной вокзальной вонью. Все здесь присутствующие, — мужчины, женщины, дети были поглощены каждый чем-то своим и отдельным. В постоянном водовороте толпы у всякого присутствовала своя направленность и цель. Здесь каждого ожидал свой путь, и никому не было никакого дела до остальных.

Уже стоя в переполненном вагоне утреннего метро, Алекс читал и перечитывал через чье-то плечо заметку в некоей газете:

«…у нас считают, что демократия в нашей стране развивается, но по своему собственному, самобытному пути. Это дал понять сегодня министр экономики, выступая перед журналистами по итогам сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы. «Модель формирования демократии по образцу одного государства не может быть использована ко всем государствам единовременно», — сказал глава экономического ведомства. По его словам, «наша страна избрала демократию как единственно верный путь организации своего общества. За пятнадцать лет страна прошла такую дорогу, для которой другим государствам требовались десятилетия или даже столетия…»

— Осторожно двери закрываются. Следующая станция — «Тульская».

«…вообще-то всякая настоящая демократия, — продолжал читать Алекс, — вовсе не самоцель, а некий рабочий инструмент управления страной. Государством, если хотите. На Западе, например, пользоваться демократией обучались столетиями, и только сравнительно недавно научились, да и то как-то плохо и не до конца. А у нас, к моему глубокому сожалению, с помощью нашей же родной интеллигенции, которая показала свою абсолютную безответственность и беспринципность, демократические идеи оказались дискредитированными на корню. Боюсь, что это уже надолго…»

Рядом, над самым ухом, какой-то пожилой мужик недовольно бухтел примерно такой же по возрасту даме. Вероятнее всего, жене, потому, что она ничего не отвечала, а только обреченно кивала головой:

— Почему-то за последние несколько лет я замечаю явную тенденцию: все более ранние приготовления к Новому году, — говорил мужик. — Прежде едва ли числа пятнадцатого декабря, да и то так скромненько, начинали висеть афишки и плакатики с поздравлениями, потом стоять елочки на улицах. И убирали все это числа пятнадцатого января, не позже. А теперь что? Середина ноября — уже везде висят поздравления, плакаты, растяжки, бантики, елки стоят у метро наряженные, реклама новогодняя во всю по телевидению и по радио. И заканчивается все это сумасшествие только в самом конце января, а то и в феврале! Причем с каждым годом праздник начинается все раньше и заканчивается все позже, народ уже елки дома наряжает за месяц до праздника. Скоро вообще будем в октябре начинать праздновать, и заканчивать в марте. Полгода Новый год, надо же! Самое неприятное в этом то, что это дурацкое новогоднее настроение успевает настолько надоесть непосредственно к тридцать первому декабря, что само празднование проходит, как еще один обычный зимний выходной, только напиваются все. А все потому, что накушавшись новогоднего бреда за полтора месяца до него, уже не чувствуешь апофеоза, а первого января просыпаешься с неприятным чувством, что уже все закончилось, а ты и не успел заметить. Мы сами себе портим праздник. Сами. Интересно, что же будет лет через десять?..

— Осторожно двери закрываются. Следующая станция — «Нахимовский проспект».

«Апрель месяц давно, а его все новый год никак не отпустит, — раздраженно думал Алекс, — бывают же такие нудные люди!»

А уже в своем доме, в подъезде, на площадке первого этажа Алекс с удивлением прочитал объявление. Перед отъездом в Питер этой записки еще не было:

«Уважаемые жильцы верхних этажей!

Убедительная просьба не выбрасывать из окон и лоджий горящие окурки. Были отмечены случаи залетания окурков в лоджии и окна нижних этажей, что может привести к пожару, особенно во время сухой погоды. Причем, в случае возникновения пожара, мы снизу, скорее всего, успеем спастись, а вы сверху, скорее всего, будете, заживо зажарены!»

Подивившись лексике и чувству юмора неведомого автора, Алекс вызвал лифт и поехал на свой этаж. Войдя в квартиру, Алекс сразу же бросился к компьютеру и нажал «вкл.». Компьютер тихо зашумел, пикнул и загрузился, после чего Алекс привычно кликнул на иконку Internet Explorer. Но вместо знакомой странички выскочило сообщение:

«В данный момент подключение к Интернету отсутствует. Чтобы просматривать Файлы Интернета, сохраненные на вашем компьютере, выберите «Работать автономно». Выберите «Повторить попытку», чтобы повторить попытку подключения к Интернету».

Иными словами Интернет не включился, и это был аллес капут... везет же сегодня на всякие корявые объявления! День что ли такой? Алекса ждали друзья, его отчетов дожидались в шикарном офисе на Кадашевке, его писем ожидали на новой работе, а эта дрянь не включалась... Рядом с клавиатурой лежала записка от жены, он прочитал первые слова: «Мне пришлось срочно уехать в командировку в Пермь…»

Он сразу же схватил мобильник и позвонил ей.

— Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети, — сказал приятный женский голос.

Протухло что-то в гадском королевстве.

— Вот черт! — пробормотал Алекс и задумался. По каким это таким командировкам жена шляется, а? Попытался вообразить ее на Тверской за сто евро, но не вышло, не удалось представить и на вокзале за десять, ни в аэропорту за пятьдесят... Впрочем, ладно... единственно, с кем он мог ее представить, так это с каким-нибудь коллегой по работе, к кому, она собственно и поехала в Пермь. Однако Интернет не работал, надо было что-то делать. Он схватил телефон и набрал номер службы технической поддержки своего провайдера. Откликнулся другой вежливый женский голос:

— Вы позвонили в компанию «Нетбург-телеком». Ваш звонок очень важен для нас! В настоящее время все операторы заняты, пожалуйста оставьте свое устное сообщение после короткого звукового сигнала.

Алекс дождался пика и продиктовал:

— Вы что, охренели там? У вас же должен быть круглосуточный дежурный! Вот уйду я от вас в Корбину-телеком!

«Все, жизнь кончена» — подумал он, но тут его взгляд снова упал на записку жены и он прочитал послание полностью:

«Мне пришлось срочно уехать в командировку в Пермь. Я там куплю местную сим-карту и сама позвоню тебе. Доступ в Интернет я случайно выключила. Ольга».

Придя в себя, Алекс включил доступ в сеть, вышел в Интернет, набрал адрес, указанный на визитке неведомого Ратмира Поликарповича, и получил уведомление: «Страница, которую вы читаете, не существует. Возможно, вы перешли по устаревшей ссылке с другой страницы или из письма. Или случайно ошиблись, набирая адрес вручную. Попробуйте ввести адрес еще раз. А если вы действительно хотите что-то найти в Интернете, воспользуйтесь настоящим каталогом и поиском Яндекса».

Неоднократно проверив вводимую строку, и убедившись в полном ее соответствии с данными на визитке, Алекс в который раз подивился вычурности этого уведомления: «странно — если эта страница не существует, то почему я ее читаю? И как я ее читаю, если она не существует?». Оставив филологию сообщения на совести неведомых веб-дизайнеров, Алекс перешел в Яндекс. Но «поиск Яндекса» тоже не принес ощутимых результатов, и пришлось думать о том, что придется отправиться на улицу Ферсмана на своих двоих, благо располагалась данная улица недалеко — в пределах шаговой доступности.

Следующим действием, совершенным Алексом в то утро, была попытка отправки написанного еще в Питере очередного отчета в офис на Кадашевской набережной. Но Outlook Express не сработал.

Зайдя на портал mail.ru, и введя свой адрес и пароль, Алекс прочитал такое сообщение:

«Уважаемый пользователь! Вы вводите правильный пароль к почтовому ящику. Открываемый Вами почтовый ящик в данный момент недоступен из-за сбоя в работе оборудования. Нами ведутся аварийные восстановительные работы. Пожалуйста, попробуйте повторить попытку входа в почтовый ящик через 3 часа. Приносим извинения за доставленные неудобства».

Пришлось ждать, но не три часа, а слава интернетовским богам сильно меньше — минут пятнадцать. Пока письмо не уходило, Алекс вошел на один из новостных сайтов и стал читать криминальные новости. Его взгляд сразу зацепился за два заголовка: «В Санкт-Петербурге ликвидирована сеть подпольных публичных домов» и «В Городе на Неве совершено покушение на известного мага». Начав со второй заметки, Алекс прочитал:

11 апреля на одной из центральных улиц Санкт-Петербурга было совершено покушение на одного из известных экстрасенсов, академика магии — Илью Пухова. По факту покушения возбуждено уголовное дело. По мнению сотрудников правоохранительных органов, покушение на экстрасенса, скорее всего, связано с его профессиональной деятельностью — его пытались запугать. В одной из петербургских газет публикуется обращение И.Пухова, в котором данное покушение расценивается как вызов определенных криминальных кругов всему магическому сообществу, поскольку И. Пухов еще в июне прошлого года обращался с заявлением в местный отдел внутренних дел о поступающих угрозах его жизни. Действенных мер принято не было, поэтому экстрасенс считает вполне адекватным и необходимым обратиться к министру МВД РФ, генеральному прокурору РФ, полномочному представителю президента РФ в Северо-Западном федеральном округе с просьбой в максимально короткие сроки разобраться в деле, связанном с покушением на его жизнь.

Другая заметка была еще интереснее:

В Санкт-Петербурге ликвидирована сеть подпольных публичных домов.                        

Во Фрунзенском районе Санкт-Петербурга сотрудники управления по борьбе с организованной преступностью в результате спецоперации ликвидировали сеть элитных притонов по предоставлению услуг сексуального характера. По данным криминальной милиции ГУВД Петербурга и Ленинградской области, сеть борделей располагалась в нескольких саунах и квартирах города, которые оборудовались под притоны для приема состоятельных клиентов.

По подозрению в содержании притона задержан двадцатичетырехлетний банщик, уроженец Кавказа, который выдавал себя за директора фонда, занимающегося помощью и содействием бывшим сотрудникам правоохранительных органов. В отношении организатора притонов возбуждено уголовное дело по статье № 241: «Организация или содержание притонов для занятия проституцией».

Как стало известно нашему корреспонденту, в ходе одной из спецопераций, сотрудники органов внутренних дел неожиданно нагрянули в подпольный публичный дом, располагавшийся в помещении бани-сауны и действовавший в течение трех месяцев. На момент посещения сауны оперативниками, там находились три девушки, которые «работали» в салоне: двадцатилетняя украинка и две ее коллеги — петербурженки. Задержанные проститутки, которые по совместительству являются студентками питерских вузов, привлечены к административной ответственности, сообщает «Интерфакс». По имеющимся у нас данным, час работы «жриц любви» стоил всего полторы тысячи рублей.

Как сообщает наш источник информации, преступная группировка осуществляла скрытую аудио и видеозапись сексуальных похождений состоятельных граждан в специально для этого оборудованных помещениях. «Добытые сведения использовались для оказания психологического давления, шантажа, угроз распространения нелицеприятной информации о личной жизни, позорящей потерпевших», — сообщил наш источник в прокуратуре.

Наконец mail.ru заработал, и письмо ушло. Алекс пожарил себе яичницу с сосисками и включил кухонный телевизор. Прошелся по разным каналам, пока не зацепил знакомую физиономию: популярный писатель отвечал на вопросы журналиста:

— …скажите, а какие литературные жанры сейчас пользуются наибольшей популярностью?

— По наблюдениям моего издательства, — вальяжно отвечал рассевшийся в удобном кресле писатель, — читатели преимущественно любят детективы. Далее по списку популярных жанров следует фантастика — сайнсфикшен и фэнтези. Вопреки прогнозам, пока не ослабевает популярность мистики. На третьем месте современная российская и зарубежная проза. Интерес к Харуки Мураками, Пауло Коэльо неизменен. Из отечественных авторов хорошо покупают модные имена: Оксану Робски, Ксению Собчак, Улицкую, Пелевина, Сорокина…

— А почему — мистика и фэнтези?

— Не знаю, я не социолог, могу только предполагать. Думаю, что у людей некрепких и нетвердых в себе, с недостаточностью аналитического мышления и незначительным уровнем критичности сложился защитный механизм — влечение к чудодейственному мироощущению. Интуитивно. Их идеи состоят в том, что кроме настоящей окружающей среды есть еще и какая-то другая, потусторонняя, полная неведомых секретов, тайн и чудес. Эдакое зазеркалье, где работают силы, постигнуть которые человеческий рассудок не в состоянии. Этим «зазеркальем» люди, не нашедшие себя в нашем мире, как бы отделяются от него. То, что «происходит там», за зеркалом, заботит и волнует их куда как больше, чем протекающий потолок, маленькая зарплата, старики-родители, сын-гомосексуалист и неверная жена. Но именно из подобных людей получаются те самые благодарные читатели, что способны тоннами перерабатывать всякую низкопробную литературу. Макулатуру, если уж быть точным.

— Как вы, однако, резко!

— Извините, но мне уже поздно переделывать себя...

Дальше слушать «властителя дум» Алекс не стал и выключил говорящий ящик. Предстояло много важных дел: нужно купить вина, продуктов, а к двум часам быть на прежней работе — давать «отвальную»: последний день на старом месте как-никак.

46. Пол Жданов

Часа через полтора меня пригласили в кабинет к следователю.

Следователь — вполне современный и реально соображающий молодой человек — первым делом предложил мне ознакомиться с копией заявлений «потерпевших». Те в один голос утверждали, что я «затащил их в свой номер, связал, набросился, заткнули им рты кляпами, и стал по очереди насиловать». При этом они как могли, сопротивлялись и отбивались, пока насильник, то есть я, не насытился. Лишь когда он, то есть я, якобы уснул, пленницы сами освободились и смогли ускользнуть.

Кстати, еще один пикантный момент: одной из «пострадавших» было всего шестнадцать лет, другой — семнадцать. Короче — мне крупно повезло, что следователь попался нормальный и вполне адекватный. Он сразу, без протокола, сказал, что понимает — меня просто подставляют. Девкам либо денег захотелось, либо кто-то намеревался меня шантажировать. Но по закону — раз уж они написали заявления, должна быть проведена проверка, а заявителей отправят на медицинское обследование и снимут показания оргсканеров. Сразу скажу — последних у девушек не оказалось — капсулы были кем-то аккуратно вырезаны, как у экохристиан. Если экспертиза подтвердит факт изнасилования, тогда проведут подробное обследование «насильника», а уж потом будут судить. Мне сразу сказали, что арестовывать меня пока никто не собирается без доказательства вины, а в полицию меня доставили только для того, чтобы снять показания и взять подписку о невыезде.

Я не возмущался: ведь по закону кто угодно мог заявить об изнасиловании и показать пальцем на меня. А в моем случае все осложнялось большим количеством свидетелей: работники отеля, уборщицы, соседи — все видели, как девушки входили в мой номер, а потом выходили оттуда. Впрочем, следователь напомнил, что в моих интересах подать на них в суд за умышленную клевету с целью опорочить честь и достоинство, а вот это уже уголовно наказуемое деяние, и их запросто могут лишить свободы сроком до двух лет.

Как только я написал объяснительную и подписал все, что нужно, мне вернули одежду, мелкое карманное барахло, любезно разрешили сходить в туалет и выпустили на свободу. Я вернулся назад в гостиницу, а уже через пару часов сменил отель, сообщив об этом в полицию. Так, на всякий случай. С тех пор ни следователь, ни «потерпевшие» мне не звонили и никак не беспокоили. Я тогда практически не сомневался, что все экспертизы проведены, и дело решили закрыть. И действительно, как позже мне стало известно, после медицинского освидетельствования и проведенных биологических тестов, дело против меня было прекращено как из-за отсутствия прямых доказательств, так и оттого, что потерпевшие забрали свои заявления.

Я отбыл только половину из своего учебного срока, когда пришло уведомление из Конторы. Как сообщалось в послании, кто-то пытался убить Лорен. Ее машину подожгли, и она, с тяжелейшими ожогами доставлена в городскую клинику.

Я, как мог быстро приехал в отдел, а вечером уже говорил с врачом ожогового центра.

Как сухо сообщили в официальной сводке сотрудники дорожной полиции, находившиеся на месте происшествия, «…около девяти утра двигавшийся по проспекту в сторону центра Города автомобиль неожиданно загорелся. Все попытки потушить его имеющимися средствами на месте оказались безрезультатными. На место происшествия прибыл расчет в количестве одной пожарной машины, которому удалось потушить уже почти полностью сгоревший автомобиль. Впоследствии машину отбуксировали на обочину, а сотрудники дорожной службы очищают проезжую часть от частей сгоревшего автомобиля. В результате происшествия пострадала женщина, с ожогами тела доставленная в специализированное отделение одной из городских клиник».

Интересно… автомобиль неожиданно загорелся. С чего бы?

Я никогда не любил Лорен, и даже побаивался ее. Она была маньячкой и убийцей. На ее счету значилось множество загубленных жизней. От своего неизлечимого пристрастия к наркотику четвертого поколения — нарджину, она спасалась единственным возможным, как ей казалось, способом — съедала живой человеческий мозг. Когда — чаще, когда — реже, она ловила где-то на улицах Города одинокого молодого прохожего, пользуясь своим очарованием, завлекала его к себе домой, там, изображая садомазохистские игры, крепко фиксировала, вставляла в рот кляп и отпиливала крышку черепа. Затем обычной ложкой съедала еще живой мозг. От трупов избавлялась просто — расчленяла в ванной и уничтожала в бытовом утилизаторе.

Ради дела приходилось смотреть на это сквозь пальцы.

Нельзя забывать, что эта женщина являлась одним из важнейших и наиболее дорогостоящих сотрудников моего отдела, я с ней много работал и привык к ее обществу. Она была умна, дьявольски красива, чрезвычайно технична. С ее помощью раскрыли столько дел, что спасли сотни, если не тысячи других жизней. Она была незаменима, являлась шедевром спецмедицины, последним достижением научной мысли. В нее вложили столько средств, до такой степени напихали всяческими устройствами, что повторно осуществить такие траты мне бы уже не позволил никто. В сочетании с врожденными способностями она была великолепным сотрудником.

Как я выяснил уже по приезде, в машине Лорен произошел объемный взрыв какого-то горючего газа, и моя сотрудница пребывала в крайне тяжелом состоянии. Вероятно, сработала газовая бомба...

Врач объяснил, что у Лорен ожог сорока процентов поверхности тела, и для лечения надо срочно найти совместимых кожных доноров, поскольку в банке кожи подходящей группы сейчас нет. У Лорен оказалось очень редкое сочетание антигенов. Причем найти надо за два дня, и плюс лекарства на каждый день по две тысячи кредитов, а на само лечение еще по тысяче... А пока ей будут сливать кровь, диализировать и заливать обратно, но через несколько дней понадобится операция и нужна кожа — по двести кредитов за квадратный дюйм... Я сразу позвонил в финотдел Службы и попытался оформить оплату. На другой день медики заявили мне, что кроме поврежденной поверхности у Лорен еще и степень ожога III-Б. Кто не знает — это последняя степень перед обугливанием, то есть ткани оказались повреждены чуть ли не на дюйм в глубину, а огненными парами у нее обожжены органы дыхания. Простой пересадки кожи тут было мало, нужна какая-то херня, которую делают из живых доноров, но стоила она столько-то... Самое главное — никаких гарантий, а применять такое лечение надо в течение года, а то и полутора лет. Короче — лечение встало бы более чем в сорок тысяч кредитов в месяц.

Врач говорил без особого оптимизма — да, угроза жизни еще есть, но состояние пока стабильное. Прогноз? Осторожный, но вероятно с оперативной работницей уже все кончено. После таких травм списывают вчистую, даже восстановительная терапия не обещает полной реабилитации…

Так. Списывают, значит.

Здесь уже никакие кредиты не помогут, правда, мне дали сутки подумать — согласимся ли мы оплачивать такое или нет...

Контора денег дала только на два дня — обо всей сумме не было и речи. Как мне тогда объяснили, траты и так очень большие, а перспективы весьма сомнительны и туманны. Но мне милостиво разрешили вносить недостающие суммы за свой счет. Явно в финотделе уже все знали, и никаких иллюзий о будущем Лорен не испытывали. А может, и сам Старик руку приложил.

На следующее утро врач меня прямо спросил, нашел ли я деньги на оплату всего, что требуется для Лорен? Если нет, то она не проживет и пары дней.

47. Алекс

Увольнение — дело тонкое, как Восток. Между тем, подавляющее большинство людей, приняв решение покинуть место своей работы, мысленно уже ушли и несильно беспокоятся о вежливом уходе. И в этом их немалая ошибка. Хотя бы потому, что специалист будет искать новое место внутри того же профессионального рынка, а плохая слава всегда бежит впереди доброй. Не говоря уже о том, что корректное увольнение позволит сохранить свои силы и нервы. Даже если основательно «душит жаба», даже если вдруг кажется, что сильно обидели, что сотрудники все через одного дураки и мерзавцы, а директор самодур и лишен самых примитивных навыков менеджмента, не стоит это озвучивать ни внутри коллектива, ни на отвальной. Желание «громко хлопнуть дверью» всегда выйдет боком — никто потом не захочет брать себе на работу человека, поливающего грязью бывших работодателей. В нашей жизни всякое может случиться, поэтому экономить на таких мероприятиях особо не следует. Лучше уж устроить последний прощальный праздник, чем приобрести репутацию дебошира, скандалиста и жмота. Да и мало ли кто из прежних коллег потребуется в будущем? Поэтому главное — организовать качественную отвальную. Вообще, лояльность при увольнении, и хорошо проведенная «отвальная», даже в случае, если уже «горела земля», может обеспечить вполне приемлемые рекомендательные письма и позитивные характеристики.

Устраивать «отвальную», — последнюю пьянку на рабочем месте за счет увольняющегося, — всегда было старой доброй традицией в организациях Академии Наук. Начинали обычно часа в два, а заканчивали заметно позже окончания рабочего времени. Разговоры велись самые разные, но некоторые темы негласно табуировались — так практически не говорили о работе, о религии и о болезнях. Исключения случались, но — редко. Обычно кто-то из присутствующих вспоминал любопытный и смешной эпизод из своей жизни или работы. А поскольку у научных работников, людей, трудящихся не столько за деньги, сколько из интереса, жизнь и работа не разделялись, истории получались особенно любопытные и увлекательные.

— …ладно, давай еще что-нибудь тяпнем! Ты водку сейчас пьешь?

— Нет, не пью, — вежливо отказался Алекс.

— А что же ты тогда с ней делаешь?!

— Смешно…

— Смешно ему! Веселый какой! Ты давай не отмалчивайся. Расскажи что-нибудь, твоя очередь: как съездил, что видел, куда уходишь наконец. А то нехорошо так — все-таки, сколько лет вместе отработали!

— Хорошо, расскажу, как раз недавно произошла забавная история. Вот учат, нас дураков учат, а все без толку! Это как в анекдоте — приходит мужик домой с подбитыми глазами. «Дорогой, — спрашивает его жена, — тебя что, избили?» «Нет, — отвечает мужик, — я на грабли наступил». «Да? — удивляется она, — а почему оба глаза подбиты?» «А я два раза наступил». Вот и я так сегодня, опять на старые грабли наступил. Пришла мне эсэмэска якобы от радиостанции «Европа-плюс», что номер моего мобильного выиграл ноутбук Toshiba Qosmio G10, а подробности я могу узнать по телефону, ну, и дан какой-то номер. Не смейтесь, знаю я, что вы все подумали! Что делать — слаб человек, и падок на всякую халяву. Но что я теряю? Узнать-то можно? Интересно же! Набираю номер. Некто берет трубку, а я говорю, что так мол, и так — получил СМС-сообщение о выигрыше, вот и звоню. Очень вежливый собеседник спрашивает, мой ли это номер, я ли его владелец, просит подтвердить, как меня зовут, когда я родился и велит перезвонить через десять минут — дабы он мог проверить мои данные. Я сразу спрашиваю — а сколько платить надо? Ибо ученый уже, и знаю — если требуют заранее платить, то сразу же нужно посылать в нехорошее место и переговоры прекращать, поскольку кидалово. Нет, говорит мой собеседник, ничего вам платить не надо. Это — ваш выигрыш! Перезвоните, а мы пока проверим ваши данные. Ну, что я? Опять же ничего не теряю! Перезваниваю через десять минут, и говорю, почему звоню.

«Да, — изрекает тот же голос, — все подтвердилось, поздравляем вас! Вы выиграли компьютер Toshiba Qosmio G10! В розыгрыше, — говорит, — принимали участие номера российских мобильных телефонов и только десять из них выиграли, а ваш в списке выигравших — за номером два! Поздравляем вас»!

«Спасибо», — говорю.

«Но, — продолжает голос на том конце, — по просьбе нашего спонсора, вы должны на свой собственный телефонный счет положить три тысячи рублей».

«Ну, — думаю, — мой же счет, а не чужой! И телефон тоже мой. А у меня как раз деньги кончаются, и предупреждение пришло от МТС, что с 31 января для звонков и отправки SMS баланс должен быть положительным. А я и так обычно тысячу рублей кладу, когда деньги на телефоне кончаются, так почему бы не положить сразу три тысячи? Себе же кладу, а ни кому-нибудь другому!»

«Хорошо, — говорю я».

«Но, — продолжает голос, — вы должны положить эти деньги в течение ближайшего получаса».

«Не, — возражаю я, — не получится так быстро. Два часа минимум — я все-таки на работе, и уйти сейчас не смогу. Занят я!»

«Ладно, — соглашается голос, — мы подержим ваш звонок в режиме ожидания, и в течение двух часов вы к нам сразу прозвонитесь, только деньги переводите через терминал, а не через оператора».

«Да? — удивляюсь, — а какая вам разница?»

«Это, — поясняет голос, — обязательное требование нашего спонсора».

«Хорошо, — не возражаю я».

«Только перед тем, как класть деньги, — поясняет мне голос, — обязательно позвоните нам».

«Ладно, — снова соглашаюсь я, — перезвоню».

Ну, иду я в ближайший магазин, где этот платежный терминал установлен, встаю рядом, вытаскиваю свой мобильник и опять нажимаю на номер этого моего благодетеля «из Европы-плюс». Тот сразу же отвечает, удостоверяется, что звоню именно я, а не кто-нибудь другой, и говорит, что соединит меня с техническим специалистом. Этот «специалист» объясняется мне, что надо платить через систему «Webmoney»: зайти туда и ввести номер — 214-453-203-408. Я, как дурак, всовываю три бумажки по тысяче рублей и ввожу этот номер. Деньги уходят. И только тут я понимаю, что перевел деньги неизвестно куда и непонятно на что. «Специалист» со связи исчезает, а все тот же прежний вежливый голос на другом конце подтверждает, что деньги прошли, опять меня поздравляет и спрашивает:

«А как доставить вам ваш выигрыш?»

«А как?» — попугаем спрашиваю я.

«Можете просто зайти в наш офис в Санкт-Петербурге…»

«Очень мило, — говорю, — но я-то в Москве, а не в Питере!»

«Ничего страшного, — успокаивают меня, — можно и по почте! Но, поскольку посылка получится ценная, шестьдесят четыре тысячи рублей, то придется оплатить пересылку».

«Да? И сколько?» — интересуюсь я, сознавая, наконец, что вот он, момент истины.

«Пять тысяч, — спокойно отвечают мне, — но это если по почте. А если срочная доставка, в течение сегодняшнего дня, то будет уже восемь тысяч. Только оплатить нужно сразу и сейчас».

«А почему нельзя наложенным платежом, при получении? — опять вопрошаю я, окончательно понимая, что с тремя тысячами я могу уже распрощаться навсегда».

«Нет, — отвечает мне тот же голос, — вы должны так же перевести деньги, через «Webmoney» и на тот же счет».

«А в течение дня нельзя?» — глупо продолжаю интересоваться я.

«Хорошо, — неохотно соглашается мой вежливый собеседник, — но только до шестнадцати часов».

А время уже два по полудни. То есть в течение двух часов я должен буду уплатить еще пять или восемь тысяч. Ну, я, естественно, начинаю возмущаться и обещать «своим благодетелям» всякие виртуальные неприятности, не особенно веря в свои слова. Но меня успокаивают:

«Так вы хотите отказаться от выигрыша?»

«Да!» — резко говорю я.

«Ничего страшного, мы положим эти деньги на счет вашего телефонного номера».

Стоит ли говорить, что никто ничего не перевел, и никаких трех тысяч на своем счете я пока не увидел?

— Алекс, это ты серьезно? Это правда было? — Спросила Ирина, его близкая знакомая, когда вечеринка уже закончилась. — Я, вот, никогда на такие вещи не отвечаю и не реагирую, даже не знаю почему. С детства так настроилась, наглядевшись пару раз на родителей, которые тоже на лохотроны попадались. Пока ты рассказывал, я тебе не поверила ни разу.

Тем временем они выходили из института. Ирина — красивая молодая женщина, была одним из давнейших московских друзей Алекса. Иногда, спонтанно, или после корпоративных вечеринок, у них возникал дружеский секс, но всегда самопроизвольно и с большими перерывами — бытовые условия и наличие супругов у обоих не особо располагали к более активной связи. И не потому, что они того не хотели, просто каждый воспринимал другого именно как друга, а не как сексуального партнера. Одним из поводов для их отношений послужило увлечение интернетовскими дневниками. Похоже, что после увольнения Алекса их странная дружба закончится, сойдет на нет или станет сугубо виртуальной, за отсутствием возможности для личных контактов. В свободное от основной работы время Ирина занималась дизайном, причем весьма успешно. Ее работы ценились и приносили неплохой дополнительный доход.

— А что? — удивился Алекс. — Получилось вполне реалистично. Зато есть чем разбавить повседневную рутину и есть чего добавить в фантасмагорию того, что я сейчас пишу.

— Да, насчет реалистичности можешь не сомневаться. Тебя подвезти? — спросила она, пискнув сигнализацией.

— Конечно, подвези. Так что тебя интересует?

— Это из твоего личного опыта?

— Ага, было дело. Такова селява! Но эпизод мне понравился! Еще надо доработать слегка, и все будет хорошо!

— Ты меня сильно расстроил…

— Это с чего бы? Что тебя так расстроило? Что я так глупо лоханулся?

— Вот вроде совсем взрослый человек, а... Так и хочется гадость сказать.

— Так ты скажи! Облегчи душу! Будет потом что вспомнить!

— Ой… ну вот зачем глупость сделал? Знал ведь стопудово на что шел. Хлопни еще раз дверью, а то плохо закрылась. И ремень пристегни.

— Ну, почти знал, скажем так, — ответил Алекс, прищелкивая ремень безопасности. — Зато потом стало очень, как теперь говорят, «атмосферно»… Бытует сейчас такое выражение, ко мне вот тоже прилипло. А что значит — «атмосферно?» Кстати — в Питере таких слов не знают, что интересно.

— Ну, здрас-с-с-сте!..

— Ага!

— Это значит, что сочетание цветов, запахов, звуков, интерьера и пространства создает так называемую атмосферу. Например, атмосферу домашнего уюта, или атмосферу средневекового замка...

— Вот — классный ответ! — обрадовался Алекс. — Спасибо.

— Да не за что… А кто это там атмосферные места нашел? Я тож хочу!

— Ну, не то чтобы... тут про Ховринскую больницу опять рассказывали. Знаешь — великий недострой? Народ просто прется от этого места, никак не нарадуется.

— Да? Странно! А про Ховринскую так скажу. Мне там нос проломили и череп чуть не раскроили — не вижу ничего атмосферного.

— Ты рассказывала! А меня как-то водили на экскурсию в некий недостроенно-заброшенный аквацентр или аквапарк. Сто рублей за вход. Я там чуть ногу не сломал — провалился в какую-то дыру. Я, помнится писал на каком-то своем блоге… Да, чего-то последнее время ты не пишешь ничего, и дневник у тебя какой-то покинутый.

— А, так… временно забила. Но вообще… Вернусь наверное… Мне, знаешь ли, как и большинству сидящих в Сети личностей, блоги-дневники, просто необходимы. В них я черпаю свои силы, поддержку друзей, чувствую себя живущей, существующей во внешнем мире, в чьих-то других мирах, а не только в своем и своих близких. Тут что-то все время происходит, драмы и войны, здесь можно узнать новости, увидеть чужие креативы. Здесь я себя «рекламирую», чтобы обо мне узнало большее количество народа, среди которого я, может статься, найду хороших приятелей. Или друзей. Я делюсь своими мыслями или эмоциями, получаю реакцию окружающих на них. Раньше мне необходима была многостраничная переписка с хорошими друзьями, прозаический креатив, долгие разговоры о вечном, а сейчас хватает дневников. Где и как бы я ни выражала свои мысли, они должны находить отклик. Иначе, зачем их вообще выражать? Причем отклик не у нескольких близких людей, а у множества. Дневники, как это ни прискорбно, часть моей жизни.

— Почему это — прискорбно? — удивился Алекс.

— Почему прискорбно? — эхом отозвалась Ирина, — да потому, что они убивают мою креативность, желание высказываться по-настоящему, облегчают и упрощают выражение мысли, делают меня тупее. Потому что они отрывают от реальности. Чем больше веду дневник, тем более понимаю, что делаю из своей жизни болото. Я гораздо меньше стала общаться «в реале», чем раньше, меньше делиться чем-то, стала более самодостаточной, что ли, более «нормальной». Потому что в дневниках происходит много дерьма, которое отнюдь эту «треть жизни» не красит. Иногда я сама бываю источником этого дерьма. Если бы я действительно могла строить красивый образ, я была бы ангелом и меня бы все обожали. Нередко дерьмо «складывается удачно» и приносит мне радость, удовлетворение. Но, мне кажется, эта радость не стоит всей этой массы говна, она не пропорциональна ей. В конце концов, потому что дневники банально отнимают время. Почти треть жизни я провожу в них, треть жизни думаю о том, что в них происходит. Это «неправильная» жизнь, ее пластиковый заменитель. И все занимаются точно тем же, хотя врут, что у них нет дневниковой зависимости и что она для олухов и неполноценных. А фиг ли вы все тогда здесь делаете, милые, и какого хрена проявляете интерес?

— Я так никогда не говорил, — буркнул Алекс.

— Знаю, что не говорил. Так что иногда мне требуется уйти с дневников, отдохнуть. Я хочу почувствовать себя свободной от всего этого, я люблю периодически ампутировать куски жизни, в которых накопилось слишком много всего и которые надоели. Я люблю придать жизни новую свежесть и звучание, мне необходимо обновление. Хочу почувствовать себя живущей в реальности, заняться реальными делами и решением реальных проблем, а дневники своим «существованием где-то там» мешают мне, заставляют о них помнить.

— Так в чем же дело? — не понял Алекс. — Это разве кому-то мешает?

— Мешает! — продолжала она. — Поэтому я всякий раз в такие моменты пытаюсь с ними покончить, но никогда не хватает сил: они, при всей своей мерзости, мне дают слишком много приятного. Вот тот наркотик, с которого я не могу слезть. Как героинщик или еще кто-нибудь подобный. Наркоманы тоже чувствуют, что наркотик съедает мозг, все больше овладевает жизнью, но ничего не могут поделать: ощущения от него такие приятные, а без него так пусто и настолько мучительно, что жизнь становится невыносимой.

— Да ладно! Не такой уж это страшный наркотик! Иногда даже помогает в жизни, сама знаешь.

— Ну, да, и тем не менее! Сейчас я ушла на время, но очень скоро вернусь, когда соскучусь по вниманию и отклику. Скорее всего, через неделю или две, такая уж у меня судьба.

48. Пол Жданов

Лорен умерла на следующий день. В заключении патологоанатома я прочитал, что там была степень ожога III-Б при девяноста с чем-то процентах поверхности тела. С такими ожогами до сих пор никого не лечат. Иными словами врачи знали заранее, что Лорен обречена, но при этом тянули деньги. За такое судить надо. Нет, возможно, что они делали все, что могли, но разве нельзя было просто колоть обезболивающее? Стив мне потом объяснил, что Лорен мало что чувствовала, потому что болевой порог у нее был искусственно понижен, да и нервные окончания сгорели. Все три дня она была в сознании, до самого конца... она вообще чудом прожила эти дни.

Тело Лорен выглядело просто ужасно, поэтому хоронили в закрытом гробу. Хоронили тайно, поскольку никто из основной конторы ее не знал, да и не должен был знать. Присутствовали только самые близкие — я, врачи, два тренера и кибертронщики, вживлявшие в ее тело свои устройства. Как потом оказалось, они пришли вовсе не для того чтобы проститься, а чтобы после прощания и опускания гроба, пойти куда-то в тайные комнаты крематория и вырезать из тела Лорен все те хитрые штучки, что сами же туда и вставили. Сжигать с электроникой и чужеродными имплантатами запрещал закон.

По многолетней традиции полагались поминки, и даже в таком нестандартном случае, как Лорен, отступать от заведенного порядка никто не хотел.

Наша немногочисленная компания арендовала маленькое кафе, двери заперли, и процесс пошел.

Я уже точно сейчас и не припомню, почему возник тот разговор. Как это всегда бывает в таких случаях, начали с одного, перешли на что-то другое, а потом добрались до третьего. Речь в компании пошла на «модную» тему — про «молодежь», экологических христиан, сатанистов и атеистов. По-моему, именно в такой последовательности, но поскольку все время перескакивали с одного на другое, тут я могу и ошибаться. В конце концов, разговор зашел о традициях и о людях, которые даже не думают руководствоваться умом. Эти люди привыкли говорить и делать то, что сейчас положено, и делать так, как надо, «как принято у всех». Или так, как «делают все». Если раньше все были атеистами — то и эти люди были тогда атеистами. Если сейчас все верующие — то и сейчас эти люди верующие. Причем люди эти сами не знают, во что, в кого и почему они верят. И делают они все так, как принято, как полагается, как надо именно потому, что не надо думать, а надо только знать «как положено». И они знают, как сейчас принято. Кем принято, кому положено и для чего надо — не ясно. А когда начинаешь что-то спрашивать, то получаешь универсальный ответ — «у тебя гордыня». А это грех, а если грех, то значит — молчи в тряпочку и не высовывайся, ибо неприлично.

Вот и давят на нас различные традиции, поверия, поветрия и суеверия. Обычаи, если хотите.

Особенно много всяких глупых традиций, примет и ритуальных действий связано со смертью и похоронами. Оно и понятно — об этом давно написаны горы литературы, и я не стану углубляться в эту тему. Сам-то я считаю, что сознание разрушается в момент гибели мозга, а мифическая душа — некое религиозно-нравственное понятие, без живого организма не существующее. Переселение сознания в электронную оболочку — это пока еще далекая перспектива, дело неясного будущего. В наше время эти мотивы усилено разрабатывает фантастика — киберпанк, и я не стану сейчас затрагивать сию интереснейшую область литературы.

Итак, допустим, что сознание и самоощущение умирает вместе с человеком, и покойнику абсолютно все равно, как его похоронят, поэтому похороны должны быть организованы таким образом, чтобы это было удобно близким умершего. Ваше счастье, если близкие люди — личности устойчивые, здравомыслящие и сильные. А если нет? Если они в горе, их разум пасует, и они не могут четко организовать погребение? А вы, не являясь близким родственником, можете лишь выполнять чужие указания? Вот тут-то и выходят на первое место похоронные агенты и некие боковые родственники, которые всегда знают, как принято, как надо и как положено.

Ну, то, что на похороны уходит много денег, знают все. И здесь положено не скупиться. Стандартный и недорогой похоронный договор в Городе — от двадцати до ста тысяч кредитов. Сверх всяких плат предусмотренных собственно договором, еще положено «отблагодарить» всех тех, кто хоть как-то принимал участие в скорбном ритуале. Хорошо отблагодарить. Кроме того, положено выполнить ряд формальностей, без которых «будет очень нехорошо».

На мой взгляд, вымогать деньги у близких умершего аморально, поскольку месячный доход похоронных работников и так сильно превышает среднестатистическую зарплату государственного служащего. Но это — ладно. В крайнем случае, можно и не благодарить. Ничего страшного уже не произойдет, тут не больница. Однако за это похоронный агент выберет неудобные время и место, служащие морга не дадут проститься с усопшим, шофер катафалка повезет по тряской дороге, а носильщики уронят гроб.

Почему-то гроб положено делать без ручек. Почему? Не знаю. Видимо, чтобы у тех, кто его несет, лица были еще более скорбные и печальные. Вы никогда не носили гроб без ручек? Я носил. И поэтому теперь, когда удается, всегда заказываю к гробу ручки. Так можно делать, хоть и не положено. Если гроб открыт, то положено целовать покойного в лоб. Зачем? Почему? Не знаю. И никто не знает. Но — положено, и так надо. Я лично это всегда игнорировал, поскольку холодный плохо набальзамированный труп, лежащий в гробу, у меня никогда уже не ассоциировался с тем человеком, которого я знал. Или любил. Еще сейчас положено как-то связывать похороны с церковью. Заказывать службу, проводить отпевание и еще устраивать всякие сомнительные обряды со служителями религии. Естественно, что не бесплатно. Положено устраивать поминки. Потом — девять дней и сороковины. Таков обычай. И положено кормить и поить всех тех, кто на эти мероприятия придет. Положено делать какую-то ритуальную пищу, и пить алкоголь. Положено. Так надо.

Когда зашла речь о всяких религиозных конфессиях, кто к какой принадлежит, я сказал, что сам-то атеист, но среди моих друзей есть люди в той или иной степени близкие к сатанизму. Народ сразу как-то поскучнел, и на меня посмотрели как на зачумленного. Со мной перестали разговаривать, а на мое прощание перед уходом никто не ответил.

Я никогда не поступал так, как «положено», как «принято» и как «надо», если это шло вразрез с моими собственными морально-нравственными принципами и установками. А принципы эти основываются только на законах природы, психологии и физиологии. Есть еще заповеди, которые не совпадают с заповедями Христа. Здравый смысл, опять же, должен присутствовать.

Вообще-то, как человек, видевший и принимавший личное участие во многих похоронах, могу со всей ответственностью заявить, что нет ничего лучше церемонии в крематории. Красиво, удобно и музыка хорошая.

49. Алекс

А может, так и надо, ничего особенного не предпринимать, а просто жить, доверяя своей судьбе?

Но Алекс в судьбу все-таки не верил. Несмотря на лекции Пухова, несмотря на удивительные события в своей жизни и недавние мистические приключения, не верил — и все тут. Он вообще не верил во все то, во что надо верить.

Довольно долго они ехали молча.

— Расскажи еще чего-нибудь, — наконец спросила Алекса Ирина.

— Не, не могу. Я уже на пьянке все рассказал, что знал. А то, что не рассказал — не могу, там матерных слов много. А ты пила только воду и сок.

— Я ж за рулем. Ну расскажи-и-и-и… Врешь ты все! Я знаю, у тебя в загашнике много историй. Расскажи, — требовала она.

— Хорошо, только от дороги не отвлекайся, и не бей меня каблуками.

Рассказ Алекса

Еду я давеча в троллейбусе. Все сидячие места заняты, но людей не слишком-то много — четыре часа дня все-таки, и большинство народа пока еще работает, в отличие от некоторых отдельно взятых его представителей, типа меня. Ну, и ладно — стою я и думаю о чем-то своем, о внутреннем. А подумать есть о чем — нужно мне посетить выставку современного искусства по заданию нашего профкома, а потом успеть вернуться на работу и переделать еще кучу разных дел до девяти вечера. А уж после девяти… но это уже ладно, об этом — потом.

Так вот, стою я, никого не трогаю, как вдруг:

«Ой! Привет!»

Оборачиваюсь. Сидит молодая девушка (а для меня уже все девушки молодые, а те, которые девушки немолодые, давно не девушки в моем понимании) и прямо на меня смотрит. Внешность — самое оно: черная водолазка, черные брюки и некоторый налет готичности на лице: глаза, губы и волосы — как вороное крыло. Даже отблеск такой же — как уж этого добиваются — не знаю, не разбираюсь я в красках для волос. Украшений — никаких. Да и не нужны дополнительные украшения в данном конкретном случае.

«Привет, — отвечаю, а сам думаю: где же это мы могли с ней познакомиться? Не помню, убей бог! Может, она меня за кого-то другого приняла?»

«Как дела? — продолжает она, — с работы едешь?»

«Во время работы, скажем так, — охотно поддерживаю я светскую беседу — девушка мне нравится. — Еще вернусь. А ты?»

«Я в универ. Нужно на кафедру заскочить, пока еще не поздно. Как твоя книжка про ведьму? Скоро выйдет?»

Так, приехали, — думаю я, — значит, не ошиблась, но кто же это, черт побери? Не мог я забыть это лицо! Значит — или в большой компании были, или она знает меня чисто виртуально, или со мной что-то не так было в момент знакомства. Или может это у меня провалы в памяти начались? А в слух отвечаю:

«Может — зимой, но скорее всего — весной, не раньше», — говорю я, сам думаю, как беседу-то вести дальше, я ж не знаю ее совсем! Кто это и как хоть зовут? Или какой у нее ник?

«А у тебя, как дела?» — спрашиваю.

«Ой, занята вся, што п...ц! Прям продохнуть некогда! Прикинь: я сейчас на кафедру, потом — надо еще в одно место успеть, а потом — в «Точку».

«Да, насыщенный у тебя график! — чуть было не сказал — «трафик».

«И не говори! Устаю — безумно, а мне еще статью заканчивать.

Интересно, а что там за статья такая? Может спросить? Но разговор ведется в таком тоне, что я должен знать вроде бы про статью, быть в теме, а я ничего не знаю и вообще дурак дураком! А, хрен с ним, рискну.

«Что за статья? — спрашиваю, — про что?»

«А, х…я всякая, это мне заказали, но я за…лась вся, што п...ц! Халтурка. А ты в Питер-то съездил? А то что-то не слышно от тебя возгласов радости и криков восторга».

«Нет, не съездил. Пришлось остаться в Москве по семейным обстоятельствам».

«Обидно. А чего разъезжаешь в рабочее время? Тоже по семейным обстоятельствам? Или по работе?»

«Почти по работе — по общественному поручению хожу на выставки современного искусства.

«Что за поручение? Я тоже так хочу! Расскажи!»

«А я еще не рассказывал? Ну! Это было что-то. Задумал наш профком народ к культуре приобщать, и деньги на это святое дело выделили. Лучше б мне дали, да. Так вот, я и скажи, что всем давно уже надоели Третьяковские галереи, музеи Кремля и имени Пушкина. А надо ходить в современные художественные галереи, которых в Москве больше на душу населения, чем где бы то ни было в России. Ну и пошли они, на выставку какого-то концептуального искусства, сами выставочный зал выбрали, а поход устроили по всем правилам — в рабочее время и с нашими институтскими матронами во главе. А там — оказалась такая эротика, что практически порнуха. Картины и фотографии: то стоящий член в рост человека, то вульва в самом расцвете сил, то момент этого самого… сама понимаешь чего. Наши дамы были шокированы, и с тех пор ввели такую общественную должность — организатор походов на выставки. Вот я и есть этот самый организатор.

«П...ц! — смеется моя собеседница, — всем понравилось, значит? Я тоже на такую выставку хочу!»

«Угу, — говорю, — понравилось, но я должен таких проколов больше не допускать — следить за приличием».

«Своди меня тож туда! — продолжает смеяться девушка.

«Тебя свожу, — отвечаю, — только нужно узнать — проходит ли эта выставка еще где-нибудь, или ее давно уже прикрыли. Да, а ты…»

Но договорить я не успел.

«Ой, моя остановка! — перебила меня она. — Ну, все, чмоки, я побежала!»

Вскочила она и правда убежала — как раз двери раскрылись. Вот я с тех пор и думаю — кто ж это был-то? И откуда она меня знает, это при моем-то сравнительно замкнутом образе жизни?

— Ха-ха! — весело засмеялась подруга Алекса, когда тот закончил свой небольшой рассказ. — Ты знаешь, что сделай? Кинь клич во всех своих блогах, авось отзовется кто!

— Уже. Сильно работаем в данном направлении, — смущенно буркнул Алекс.

— Вот подожди, скоро фанаты будут толпами бегать, и отрывать от тебя клочки одежды. Это был первый вестник. Кстати, наши уже все про тебя знают, про твою книгу. Писатель! — с сарказмом произнесла она.

— Знают, и ладно. Я ж уволился. Но это была случайность! — замахал руками Алекс. — Ведь забавно же!

— Точно, точно! скоро ты будешь выходить на улицу только в защитном камуфляже, ночью, в дождь и через окно и короткими перебежками продвигаться по зеленым насаждениям, чтобы не дай Бог дежурившие у подъезда фанаты не взяли твой след.

— Тебе все хиханьки, а я в непонятках…

— Что сразу хиханьки? Я прочу тебе великое будущее! Кстати, тебе нужно написать продолжение той истории про ведьму.

— Зачем? Продолжение всегда бывает хуже оригинала, хотя… с другой стороны — продолжать гораздо легче, чем стартовать с нуля. Надо нечто новое, тем более, что тем и разных сюжетов вокруг предостаточно, стоит только на набережную выйти…

— В смысле?

— Да так… — Алекс пока был не склонен рассказывать о своих странных приключениях, — Вот прочитал тут недавно заметку, про бриллианты из праха покойных. Что-то похожее слышал раньше, но посчитал это первоапрельской шуткой. Возможно — так оно и было, не помню уже, не суть. По официальным данным этой фирмы, из праха человека, который при жизни весил что-то около восьмидесяти килограммов, можно сделать алмаз весом в один карат и диаметром в полсантиметра.

— А подробности?

— Есть и подробности. Смысл статейки был такай: если отдать сотрудникам их фирмы полкило кремированного праха умершего родственника, то за несколько тысяч швейцарских франков его можно получить обратно в виде белого, немного переливающегося голубым алмаза. Как уверяют сами предприниматели, они используют разработанную в России технологию, и производственную базу, что немаловажно. Прах умершего сначала очищается от всех неорганических веществ, пока в нем не останется чистый углерод. Из него потом под воздействием колоссального давления и высоких температур за несколько недель выращивают алмаз. Природные алмазы глубоко в недрах земли образуются тоже сходным путем, только за несравнимо большее время. Потом такие искусственные бриллианты можно хранить как угодно, была бы фантазия. На гранитной подставке, в специальной шкатулке, в оправе в виде украшения… На этом основывается бизнес каких-то швейцарских предпринимателей. Их Фирма сейчас активно разрастается, от клиентов отбоя нет, так например в Германии их услуги пользуются особенно высокой популярностью. В Азии тоже. Там этот бизнес процветает, причем прежде всего в Японии, где кремация умерших является процедурой обязательной для всех. Большинство клиентов, которые чаще всего узнают об этой фирме через похоронные бюро, заказывают из таких бриллиантов именно украшения.

— Страх какой! Думаешь жульничество?

— По-моему — да. А что? Идея мне нравится! Хороший бизнес, вообще-то! Покупаешь бриллианты, а продаешь их сильно дороже настоящей цены, выдавая за сделанные из праха покойного. Поди — докажи! А если кто-то начнет прикапываться, искать правду и требовать показать весь процесс в действии, то всегда можно сослаться на секрет фирмы, тайну производства и представить всякие сертификаты, лицензии и экспертные заключения. При определенной наглости, грамотной постановке дела и хорошей порции бабла обрести все нужные документы — не проблема! Особенно — по российским технологиям! Еще добавлю, что получить искусственно крупные кристаллы алмаза высокой прозрачности и чистоты пока еще никому не удавалось.

— Забавно!.. А у меня тут беда приключилась, — вдруг сказала Ирина, круто меняя тему.

— Что-то серьезное?

— Да как тебе сказать… есть один такой молодой человек, с которым я встречалась довольно плотно года два назад во время отпуска, очень настырный такой, упорный. И вот он неожиданно приезжает в Москву на заработки. Знакомых тут у него нет, и он вспомнил про меня, нашел мой телефон, и, конечно же, пытается напроситься ко мне жить. И это, несмотря на то, что все два года мы практически не общались. Мне посторонний человек в квартире как бы вообще не с руки, поэтому я чего-то там наврала насчет того, что живу не одна. Тогда он начинает названивать с предложениями встретиться. Сначала я говорю про загруженность, что на самом деле правда, и отсылаю его до четверга. Ну, вот и сегодня, настало время «Ч», и с восьми утра у меня на телефоне тридцать с чем-то неотвеченных вызовов и несколько СМС.

— Не повезло, держись! Да, есть такое явление в нашей современной жизни. «Понаехали», называется. Приедешь, бывало, в какой-нибудь городок — тебя там хорошо встречают, предоставляют крышу над головой, но при этом понимают априорно, что и ты в свою очередь должен сделать нечто аналогичное. Однако как-то не уточняется — а имеется ли такая принципиальная возможность и желание? Ну, а поскольку с жильем у всех у нас напряг, или мы думаем, что напряг, и желания принимать малознакомых гостей нет, ибо традиционная московская гостеприимность отмерла еще во времена Ивана Грозного, вот и возникают конфликты и разные прозаические недоразумения. По себе знаю, сталкивался, ибо всю жизнь в Москве. Хоть самому никуда не уезжай!

— Да я тоже не люблю останавливаться у кого-то, причем по этим самым причинам — чтобы потом ответных визитов не наносили. А к себе домой пустить кого-то не пойми кого — уж увольте, у меня там вещи ценные хранятся. Причем этот человек еще на днях меня спрашивал, не могу ли я устроить его на работу!

— И как ты с ним теперь поступишь? Как будешь бороться?

— Да никак. Вот пользуюсь пока методом игнора, благо, этот молчел не знает ни где я живу, ни где работаю, вообще ничего толком про меня не знает. Но человек просто ну очень навязчивый и надоедливый… Да, ты сейчас очень торопишься? А то мне еще надо в магазин зайти и купить продукты. Не поможешь мне загрузиться? Еще майоран надо не забыть…

— Майоран? Это вообще-то что? Знакомое слово, что-то из Рекса Стаута что ли…

Они попали в затор на Загородном шоссе, где пробок сроду никогда не было, и довольно длительно стояли в неподвижном потоке машин.

— Это такое пряное растение, — пояснила Ирина. — Приправа. Его употребляют при солении огурцов, томатов, патиссонов и при квашении капусты. Кладут во всевозможные салаты, грибные блюда, а также в блюда из капусты и бобовых. Домашнее топленое сало делается очень вкусным, после того как в него добавляют майоран...

— Фу, гадость какая!

— Почему это гадость? Майораном можно ароматизировать соусы, чай, компоты, кисели. Добавлять в уксус. Заваренный вместо чая, майоран — прекрасный напиток для жаркого времени года. Но мощный аромат майорана требует аналогичного соседства, и в смеси с более нежными пряностями он забивает их напрочь. Любопытный акцент к овощному соте из баклажанов дает комбинация майорана с тимьяном, базиликом и шалфеем. В фарш для котлет или паштет вместе с майораном хорошо бы положить мускатного ореха и гвоздики. Из классических пряностей с майораном оптимально сочетаются лавровый лист, черный и душистый перец.

— Ну, ты даешь! Тебе уже можно кулинарную книгу писать!

— …Еще его можно класть и в чебуреки…

— А что, чебуреки разве можно приготовить в домашних условиях? — удивился Алекс.

— Все можно, это вообще-то просто.

— Расскажи, раз у нас уже и так кулинарная тема.

— Ну, для чебуреков нам понадобится: всего одно яйцо, полстакана воды, два стакана муки и соль. Это — для теста, а вот для начинки надо взять триста граммов мясного фарша, лучше — свиного, одну луковицу средней величины и полстакана кипятка. Для начала нужно замесить крутое тесто. В фарш натереть на терке луковицу, добавить кипяток, и оставить на пятнадцать минут. Потом тесто раскатать, нарезать квадратами, положить начинку, сформировать чебуреки, тщательно защипнув края. Обжаривать надо на хорошо разогретой сковороде на растительном…

— Как хорошо! Мне так жрать захотелось от твоих рассказов, просто нереально!

— Да? А на вечерухе ты что, не наелся?

— Я? А когда бы я успел? Я вас кормил, тамаду изображал, разные истории вспоминал, анекдоты травил, и на вопросы отвечал. Сейчас приеду домой, и буду питаться — жены нет, приготовить некому…

— Так в чем дело? Зайдем ко мне! Я тебя чаем напою с вареньем. Только помоги мне в магазине. Мне хочется купить продуктов побольше, чтобы потом долго не ходить никуда. Настроение — никакое, мне не хватает позитива. Вообще-то все, что мне сейчас надо, это привлечь чье-то внимание, поплакаться и скинуть все или частично на плечи другого…

— Можешь скинуть мне. А вообще, я тут не открою никакой истины, если скажу что в жизни надо делать только то, что доставляет положительные эмоции. Ну, если это не сильно идет вразрез с интересами других, конечно. Да и то… если твое благополучие кого-то беспокоит, но не так чтобы очень, то можно и проигнорировать. А жить надо счастливо, так будет лучше для всех. Заниматься своим делом, любимой работой, помогать хорошим людям, и не помогать плохим, получать при этом личное счастье. И никогда не прекращай улыбаться, ведь кто-то может потерять голову от твоей улыбки... И будет тебе удача! Вот, например, можешь писать рассказики, а уж про кулинарные рецепты...

— А что! Вполне! Я сейчас гляжу — у многих творческий подъем! Даж по дайрикам видно: все что-то пишут или рисуют.

— Сейчас вообще все что-то пишут. Писателей развелось, блин, как собак! Куда не плюнь — в писателя попадешь. Или в музыканта или в дизайнера.

— Ну, может это и позитив, что люди пытаются себя реализовать?

— О чем речь? Как-то самовыражаются, и то дело… все лучше, чем рутинное пьянство или мелкое бытовое блядство. Ой, извини!

— Да ладно… у меня сейчас такое странное настроение…

— Какое?

— Хочу нарядиться ангелом и танцевать развратные танцы!

— Как же тебя торкнуло! Научишь?

— Так, мы приехали, это мой любимый супермаркет!

«Все выглядит так, будто женщины последнее время начинают оказывать мне повышенное внимание, — подумал Алекс. — С чего бы это?»

50. Пол Жданов

Как потом я выяснил, меня всего напихали жучками. Интересно — когда только успели? И кто? Микроскопические видеокамеры влепили в самые разные личные вещи и только одежду не тронули — все равно я меняю ее каждый день. Кто-то очень любопытный хотел знать обо мне все. От такого внимания к своей персоне я уже несколько поотвык за последнее время — как-никак сам за всеми слежу, а тут — нате вам, пожалуйста! Из ищейки превратился в дичь!

Алексу я ничего не рассказал про смерть Лорен. Вернее рассказал какую-то байку, а вместо погибшей сотрудницы приставил к нему парочку своих наружных наблюдателей. Бедняга Алекс, он так и не узнал всех тайн своей временной напарницы и любовницы. Хоть удовольствие получил и то ладно. Чтобы продолжить операцию по его прикрытию, пришлось отрядить к нему трех обычных наружников. Так, вполне банальные рядовые агенты, старательные, аккуратные, профессиональные, но без творческой искры. Людей у меня не хватало, вот и пришлось выкручиваться.

* * *

Взорвался мой автомобиль. Это было уже чересчур! Заложенный кем-то заряд оказался такой силы, что разворотило дно, а саму машину подбросило футов на десять и кинуло крышей вниз. Погиб один человек — бродяга, копавшийся в ближайшем ливневом стоке. Бедняге не повезло — отлетевший осколок попал прямо в висок. А я принял меры личной предосторожности — когда выходил на улицу всегда надевал перчатки с электрошокером.

* * *

С квартирой и прочими финансовыми проблемами все уладилось легко и удивительно просто — я неожиданно получил президентский грант, как «молодой» полковник. Этих денег вполне хватило, чтобы расплатиться по кредиту и вернуть Конторе долг. Пусть теперь шеф засунет свои претензии в собственную задницу.

* * *

Похоже, что один из тех счетов, что мои ребята вытянули из последнего «Санта-Клауса», скоро мне пригодится. Хорошо, что я его забыл вставить в очередной отчет…

51. Алекс

Придя утром к себе домой, Алекс обнаружил, что в холодильнике пусто, и ему предстоит идти в продуктовый. На сей раз одному. Купить предстояло хлеба, молока, сока, чего-нибудь мясного и яиц, которые тоже закончились. Ну, и еще — там видно будет, что именно, по обстоятельствам.

Алекс взял свой пустой городской рюкзак, и отработанным движение перекинул его через плечо. Плечо сразу же засаднило. Сняв куртку и майку, Алекс посмотрел в зеркало и увидел красные следы от человеческих зубов. Укус воспалился и болел от прикосновения. Вчера они так разыгрались с Ириной, что потеряли контроль над собой.

Секс — сложная штука. Даже виноградные улитки способные, казалось бы, лишь бездарно гибнуть в руках какого-нибудь повара, раз в год, по весне, ищут себе пару, чтобы любить друг друга при свете полной луны. Одним словом, сплошной пафос и много лирики.

В нашей реальности живет настолько полным-полно легенд и мифов на тему, каким должен быть хороший секс, что уже не ясно, где истина, где выдумка, а где ненаучная фантастика. Все кругом настолько перемешалось, что все только и делают, что болтают о сексе, при этом почему-то полагая эту тему скандальной и провокационной. Этот мотив эксплуатируют и телевидение, и все газеты, и кинематограф, и Интернет, в то время как врачи-сексологи полагают, что вовсе не каждый представитель рода человеческого так темпераментен — люди просто желают быть свободными и без комплексов. Подавляющее же большинство граждан в сексуальной жизни далеко не такие гиганты, какими они себя иногда видят или стараются выглядеть.

Немалую долю выдумки по теме секса в нашу действительность привносит Голливуд, ведь именно Фабрика Грез оснащает зрителей наиболее красивыми киносценами сексуального жанра. Нередко, наблюдая за тем, каким романтическим образом все случается на экране, мы ожидаем, что и в нашей жизни произойдет нечто подобное. Или — что-то очень похожее. Нас окружает целая энциклопедия мифов и стереотипов на тему, как все должно происходить, и очень часто мы лжем сами себе на этот счет. По поводу и без повода. В кино время никогда не уходит на поиск контрацептивов в момент охватившей партнеров страсти, не появляется бесполезных пауз и раздумий. На экране все смотрится по-иному — там время не теряется на длинные объяснения, и изображают нам только минуты удовольствия, а после самого секса там никто не убегает в душ, топая по полу голыми пятками.

Как на экране, так и в реальности, нам часто объясняют, что мужики дико заводятся только от одного вида черного кружевного белья. Но на самом-то деле тут все или строго индивидуально, или некоторые любители вообще не переносят черный цвет, или же предпочитают полное отсутствие всякого белья как такового. Но в кино — черное кружевное белье — вещь обязательная. А тело у киношного героя-любовника (или героини-любовницы) неизменно безукоризненное, правильное, и вообще все настолько идеально, что для того чтобы не расстраиваться, лучше даже и не сравнивать себя и свою партнершу с такими персонажами.

Одним из распространенных сексуальных мифов, что с завидной регулярностью показывает нам кино, является пресловутый женский оргазм, который вроде бы наступает уже через пять секунд после того, как страсть овладевает любовниками. Однако в настоящей объективной реальности далеко не все женщины склонны к занятию быстрым сексом, и уж, тем более, не готовы получать от этого настолько мощное удовольствие, как это передает киношная версия жизни.

Секс в автомобиле, который мы часто лицезрим на экранах, в жизни оказывается настолько неудобным, что если его все-таки практиковать, то нас, скорее всего, ждут синяки, шишки и растяжения сухожилий. Примерно таким же тяжелым и опасным для здоровья может оказаться и секс в душе, который так колоритно выглядит в кино.

Мы часто можем слышать, что быстрый секс и «легкий секс» без обещаний — это то самое, что может придать особую актуальность чувствам, но на самом-то деле такие занятия могут сделаться источником глубокого перенапряжения, ведь когда никто никому ничего не должен, то приходит одиночество. А поскольку нас окружает немало легенд и мифов, то порой сложно понять, насколько правильно то, что иногда случается в личной жизни. Но в любом случае, секс зависит от того, насколько качественный у вас партнер, и как хорошо вы друг к другу относитесь.

Секс — самый сложноорганизованный тип поведения у всех живых существ, даже у тех, кто вообще ничего не соображает. А где есть трудности и сложности, там чаще всего и происходит программный сбой. Например, какой-то из рядовых эротических стимулов разрастается до непомерных размеров и затмевает собой все остальные. Часто это смотрится со стороны как забавная прихоть, реже — как омерзительное и уголовно наказуемое извращение.

Когда, выйдя на улицу, Алекс нащупал в своем кармане полную пустоту (бумажником он не пользовался по идейным соображениям), то выругался про себя и поплелся к ближайшему банкомату. Банкомат, рядом с его домом, оказался в абсолютно нерабочем состоянии — видимо еще не пришел в норму после вчерашней ночи, и пришлось идти к другому источнику дензнаков, рядом с которым и располагался продуктовый магазин, тем более, что банкоматов там даже два, впрочем, второй тоже не работал. Работающий автомат исправно проглотил карточку, но после ввода пин-кода и запроса суммы заявил, что сумма некорректна. «Ладно, черт с ним, наверно сотки закончились» — подумал Алекс и, повторно скормив карточку, затребовал другую сумму, округлив ее до тысяч. На это банкомат повторил высказанную ранее фразу. Ну, попытка не пытка, как говаривал товарищ Берия, и Алекс решил попробовать третий раз, запросив всего четыре тысячи рублей. Банкомат радостно заурчал всеми своими шестеренками и выдал требуемую сумму, но — пятидесятирублевыми бумажками. Обругав невиновную машину скотиной и еще одним словом, обозначающим женщину, торгующую собой, Алекс поведал стоящим за ним в очереди пятерым гражданам, что остались только пятидесятирублевые купюры. После чего трое из очередников со словами, не подлежащими написанию, пошли искать другой, более имущий банкомат.

Думая о чем-то не относящемся к магазину, Алекс и не заметил, как оказался у прилавка, и подошла его очередь в нужный отдел.

— Мне, пожалуйста, два пакета лианозовского трехпроцентного молока, вон того мяса… да, этот кусок, две коробки вон той пиццы, десяток яиц…

— Вам каких?.. Правых или левых? — без всякого намека на улыбку спросила продавщица.

— Мне — куриных, если можно, — выдавил Алекс с искренним недоумением.

Сзади раздались смешки. Оказалось, что справа от продавщицы лежали яйца одной птицефабрики, а слева — другой, покрупнее, но и подороже. Повеселив очередь, Алекс выбрал «левые яйца», в других отделах докупил всего остального, и стал распределять продукты в своем рюкзаке, чтобы было удобнее нести домой. Пока он укладывал покупки, то стал свидетелем такой сцены. Молодая и симпатичная девушка лет восемнадцати тоже что-то уже купила и закладывала в пакет. К ней сзади подошел мужик, весьма смахивавший на обыкновенного бомжа, пьяный и замызганный. Сначала он какое-то время наблюдал за ней молча, а после того как она все упаковала, выдал: «Девушка вам очень повезло: я холостой, положительный мужчина, не пью и не курю, выходите за меня замуж! Где вы еще такого найдете? Это ныне большая редкость...» — очередь опять грохнула и все чуть не умерли со смеху. Девочка была в полном шоке, но быстренько сориентировалась, — схватила сумку, выскочила из магазина и почти бегом направилась к ожидавшей ее машине.

Вернувшись домой, Алекс засунул свои приобретения в холодильник, поставил на плиту чайник и хотел было сесть за компьютер, как позвонил обычный телефон. Не любил Алекс этот звук. Терпеть не мог — последнее время телефон не приносил ничего хорошего.

— Добрый день, вас беспокоят из Интернет-компании «Стрим». Кто у Вас в семье интересуется Интернетом?

— Извините, но «Стримом» — никто, — не очень вежливо ответил Алекс.

— А что так? — удивился невидимый собеседник.

— Дело в том, что я имел уже такую возможность.

— Что, не смогли подключиться?

— Не в этом дело, просто «Стрим» меня уже достал. — Алекс действительно был раньше абонентом Стрима, но не понравился ему как сам провайдер, так и качество связи вместе с высокой ценой.

— Значит — не повезло с Интернетом…

— Выходит, что так, — ответил Алекс, включая свой компьютер.

Стоило ему загрузить «Скайп», как позвонил Илья Пухов. Обычно Илья не заморачивался голосовой связью, а писал краткие сообщения от руки — считал, что так быстрее и проще. А тут — позвонил. Странно, не похоже на него. Но безлимитный тариф позволял друзьям не беспокоиться по поводу трафика. После кратких взаимных приветствий и вопросов о состоянии дел петербуржец спросил:

— Ты не проверял тот адрес с визитной карточки? Да, сдвинь немного камеру, а то рожу твою плохо видно.

— Почему не проверял? Проверял! — уточнил Алекс, поправляя веб-камеру. — Так хорошо? Только нет там такого адреса.

За то время, пока они не виделись, петербуржец заметно осунулся и вроде как постарел. Под глазами обозначились темные круги, в углу рта появилась четкая морщина, а взгляд казался беспокойным и каким-то подавленным.

— Нормально. Как это нет адреса? — удивился колдун.

— Нет и все. Такого дома не существует. Я специально ходил и по карте смотрел. По атласу Москвы с номерами домов. Нет там дома с таким номером.

— Да, чудеса. Или чье-то раздолбайство? Ты помнишь то здание, где сейчас мой офис? — приступил к своему рассказу Илья. — Это вовсе даже и не новый дом, он просто похож на новый. Ему сделали евроремонт и все там перестроили. Причем если обычно стараются сохранить архитектурные детали фасада и его оформление, то тут почему-то все видоизменили и обезличили…

— Вот суки! А это ты к чему собственно? — перебил его Алекс.

— Сказать-то мне дай! — возмутился Пухов. — В этом здании сделали капитальный ремонт, и я раньше полагал, что внутри тоже все перестроили и планировку сменили. А вот — хрен! Расположение лестниц и комнат осталось прежним, что-то там связано с несущими стенами. Но главное состоит в том, что осталась черная лестница! Ее только забили со стороны двора и все, даже не заперли, а выход как раз был в мой кабинет, представляешь! Раньше там находилась кухня… Дверь тоже заколотили, а с моей стороны заделали этими плитами… Что там, ? Евроремонт, в общем. У меня на этом месте как раз шкаф стоит со всякими моими причиндалами, ну, ты видел. Так эти сволочи что удумали — пропилили дыру, отодвинули шкаф и вошли. Приволокли по черной лестнице труп этого бедняги, оставили ту самую визитку, и удалились, предварительно задвинув за собою шкаф. Он же у меня на шаровых роликах стоит, его двигать — плевое дело. На шум никто не обратил внимания — этажом ниже ремонт идет, и в середине недели там работа кипит полным ходом.

— А ты-то как это обнаружил?

— Очень просто — следы от роликов шкафа на полу, на ковролине отпечатались. Слабо так, их сначала даже никто не заметил. Это уже потом, когда менты мне разрешили все убрать и порядок навести, я сам пылесосил пол и увидел.

— Но зачем кому-то нужны такие сложности? — удивился москвич. — И потом, откуда эти неизвестные знали тонкости и интимные подробности устройства твоего офиса? Может быть те, кто принес труп, или тот, кто это все придумал и организовал, имели доступ в строящееся или перестраиваемое здание? Поэтому и знали все детали.

— Ну, да, ясен пень, знали. И, конечно в этом процессе очень «помогли» сами строители. Когда в нашем офисе производили евроремонт, я выбрал отделку гипсокартоном, как оптимальный для меня вариант. Да и строители вообще ничего другого, по-моему, не умеют. Дело в том, что подготовка стен с использованием этих самых гипсокартонных листов настолько прочно вошла у нас в строительную практику, что уже никого и не мыслит ничего другого. Кроме того, с помощью такого гипсокартона можно идеально выровнять и обновить старые стены — отремонтировать их, так сказать, сухим способом, без всякой грязи и пыли, придав им любую желаемую форму, и это при сравнительно невысокой трудоемкости и стоимости...

— И что? — удивился Алекс.

— А то, что из того же гипсокартона легко можно соорудить новые межкомнатные перегородки, закрепив на металлическом или деревянном каркасе… Здорово, да? Так вот, знаешь, как они мне сделали? Они закрепили по стенам такие направляющие, типа рельсов из мягкого металла, и на эту основу с помощью шурупов навесили гипсокартонные плиты. Примерно за месяц там все стены были обшиты гипсокатроном и закрашены. А старую дверь на черную лестницу просто закрыли, я даже не знал про нее ничего. Вот и получается, что труп подкинул или кто-то из своих, хорошо знающих расположение помещений, мой интерьер и особенности ремонта, или тот, кто очень хорошо все изучил и разведал. А вот зачем — это хороший вопрос! Или что-то хотели, но не успели — помешал мой охранник, или я тут чего-то главного не понимаю.

— В милицию-то сообщил о своих изысканиях? — недоверчиво спросил Алекс.

— Конечно, сразу же. Они сначала вообще не хотели реагировать на мои слова, но потом все-таки снизошли — облазили эту черную лестницу и нашли следы взлома. А что толку? По-моему менты уже решили для себя, что тут будет очередной глухарь. А тут явно кто-то отлично знал все дела, как стены отделаны, где черная лестница, где…

— А менты больше тебя к темным силам не посылали? — перебил Алекс.

— Обошлось на сей раз. А что толку…

— Так в чем проблема? — проведи посписочный анализ: изготовь перечень всех тех, кто там был и все видел, и сравни со списком своих недоброжелателей, всего-то дел! — сказал москвич. — Мне кажется, что получится не так уж много народу. Потом совпавшие имена…

— Уже думал об этом, тоже решил, что не так много, — перебил колдун. — Но как начал считать…

— Ну?

— Вот тебе и «ну»! Смотри: строители, архитекторы и нынешний владелец дома, так? Мой компаньон и мой секретарь. Эксплуатационные службы — всякие там сантехники, электрики, интернетчики и телефонисты. Прежние хозяева и все те, кто имел туда доступ раньше. Идем дальше. Вообще все, кто видел технический план здания. А иметь на меня зуб мог кто угодно из этой компании — я очень требовательный заказчик. Знаешь, как дело с ремонтом двигалось? С самого начала все шло как-то вяло, наперекосяк и значительно дольше того, что предполагал изначальный договор с подрядчиком — почти на год растянулось, я их чуть не поубивал потом. Ну и, наконец — во время самого ремонта туда мог прийти практически кто угодно, любой человек с улицы.

— Это как? — удивился Алекс. — Насколько я понимаю, охрана не должна пускать никого постороннего.

— А вот так! Теоретически конечно да, охрана пускать не должна, — раздраженно отвечал колдун. Похоже, что тема охраны для него была достаточно неприятна. — А вот на практике… ты же не первый год живешь в этой стране, и специфику отношений понимать должен. Придет кто-нибудь и скажет — так мол и так, я — представитель нового хозяина помещения, и хочу все тут внимательно осмотреть. И осмотрит, и никто ему слова не скажет. А если при этом он еще и пива строителям поставит, то ему еще и бесплатную экскурсию устроят со всеми пояснениями и надлежащими комментариями. Зато теперь все стало понятно. Осталось выяснить только самую ерунду — кому и зачем понадобилась вся эта хрень.

— Ну, с этим более-менее ты разобрался, но мне вот что не совсем ясно: зачем ты собираешься Генпрокурору писать? Ты что, офонарел?

— А, ты уже прочитал ту статейку…

— Может, объяснишь?

— Да чего тут объяснять, — расстроено пробурчал Илья. — Меня уже все достали такими вопросами. Но я ничего не писал, никаких интервью не давал и о происхождении этой статейки ничего не знаю! Сам через третьи руки случайно услышал. Я даже опровержение сделал, но что толку? Кстати — я собираюсь открывать московский филиал.

— Зачем?

— Ну, как! Бизнес! Причем все дела в Питере будет вести мой компаньон, а я переберусь к вам, в Первопрестольную.

— Ну, дела… — Алекс не знал, что можно еще добавить.

— Да, ты подумал по поводу моего предложения относительно настоящего пентакля? Ты вроде бы хотел у меня его заказать?

— Что? А я хотел, да? — с сомнением в голосе спросил Алекс своего питерского друга.

— Дело в том, что в связи с переездом я буду сильно занят, и работать в полном объеме не получится. Но для тебя — сделаю, если попросишь.

— Даже в сложных обстоятельствах переезда? Ценю!

— Вот цени! — веско подчеркнул Пухов. — Мне, вообще-то, доводилось трудиться в самых необычных жизненных обстоятельствах. Переезд — это все ерунда. У тебя время есть? Не задерживаю?

— Минут десять еще имеется.

— Этого мне хватит. Я тут подумал… по-моему тебе нужен пентакль на удачу. Настоящий, полноценный. А то мало ли? Споткнешься — ногу сломаешь. Или руку. Или под машину попадешь, не ровен час. Или какую-нибудь интригу против тебя затеют. Знаешь же, что самые трудные проблемы люди создают себе сами, поэтому в основе и лежат всякие разные отрицательные проявления человеческой ненависти, сформулированные в облике анафемы или проклятия и отправленные вдогонку. На удаленной дистанции. Это то самое, чем в массе своей заражено население нашей страны, проклинающее всех и вся без особенных на то запретов и возмездий. Тотальная ненависть ко всему, что неприятно и непонятно.

— Ты уверен, что в нашем государстве это так уж непонятно? — съехидничал Алекс.

— Погоди… Во всем этом изобилии посланных друг другу отрицательных пожеланий, ты черта с два отыщешь путь к удаче и счастью, все так смято и запущенно. Ведь во время сильного эмоционального всплеска в кровь поступает адреналин и выделяется немалое количество энергии, а отправленная кому-то отрицательная мыслеформа — «да будь ты проклят!» уже самостоятельно преследует жертву, набрасывается на нее, запуская множество деструктивных процессов.

— А вот про процессы, можно немножко поподробнее?

— Ну, сначала с тобой возникают разные скверные ситуации, условия существования у тебя не складываются в нужном направлении… А уж потом момент удачи прекращает работать. Совсем. При этом у тебя пробуждаются самые низменные и гнусные свойства человеческой личности, ты делаешься враждебным, безрадостным, скучным. Размышления и тайные страхи ослабляют защитную систему твоего организма, вызывают гибель и трансформацию клеток мозга и других существенных органов, возникают болезни и все это окончательно отравляет твое существование.

— Это всегда так? — с легкой иронией спросил Алекс. — Постоянно в твоей практике?

— Нет, не всегда. Если человек очень сильно выносливый и дюже упорный, то страдает не он сам, а его родные и близкие. Сам же он не в состоянии освободиться от данного груза, и чем дольше его носит в себе, тем сильнее перекашивается его судьба и судьба его близких. У меня в практике был недавно такой случай. Офицер, несколько раз служивший на Кавказе, при каждом возвращении оттуда, видел дома всякие несчастья. Беду. В первый раз у него умерла мать, потом долго и мучительно умирал отец, а после последнего возвращения опасную травму с нешуточными последствиями получил его сын, но с самим офицером все было в порядке. При этом у него имелся кое-какой опыт обращения к разным колдуньям и целительницам, после чего случалось недолгое улучшение, а потом все начиналось снова. Все заново. Офицер начал пить со страшной силой — как он мне потом объяснял, «снимал стресс». Так было у очень многих военных, обращавшихся ко мне со сходными проблемами — у них имелись повреждения на уровне психоэнергетики.

— Где-где имелись повреждения? — продолжал язвить Алекс. Он по-прежнему считал своего давнего друга ловким шарлатаном, делающем бизнес на чужих проблемах.

— Иронию-то свою оставь. Я серьезно. При диагностике я всегда наблюдал сходную картину поражений, которые блокировали центры волеизъявления и разрушали человека в целом. На Востоке такие проклятия считаются смертельными и неснимаемыми. Например у нас на Кавказе местные колдуны таким образом защищали свой народ от захватчиков, обрекая тем самым их на страшные муки, отнимая у них смысл существования и волю к жизни. Всякое проклятие доходит до цели лишь в том случае, если насылающий его убежден в собственной правоте и, доведя себя до состояния ненависти и ярости, источает его в сильнейшем душевном порыве. В состоянии аффекта. Но ежели у кого-то очень могучая карма, то его сразу может проклинать хоть сотня колдунов, но все минует или бумерангом вернется обратно к наславшим проклятие.

— Так ты помог тому офицеру?

— Помог, это же моя работа, — с напускной скромностью сказал колдун.

— И как потом сложилась его жизнь? Удачно?

— Да, проклятие с него и с его семьи я снял, сейчас у него очень хорошая работа, а сын выздоровел и учится в университете. Естественно, нужно восстановить обессиленную энергетику и настроить человека на иной уровень, для этого я делаю талисман, в котором есть все производные ключи к движению вперед. Он накапливает в человеке ту энергию, которая необходима для движения жизни. Ведь счастье нужно не только притягивать, его надо предохранять и сберегать, собственно, оттого работа мага и становится такой эффективной. Особенно опасны проклятия сохранившиеся с древности и не утратившие силу до наших дней.

— Страсти какие! И часто такое у тебя случается?

— Достаточно часто. Возьми, к примеру, проклятие «Кара Небесная», которое группа раввинов, по слухам, наслала на Ариэля Шарона за его политику по выводу поселений из Газы. Этот обряд действительно существует, причем испокон веков. Его свершают, как мне известно, для того, чтобы возбудить гнев Божий и направить возмездие на конкретного человека. После такого обряда несчастный может очень серьезно заболеть, умереть или случайно погибнуть при странных обстоятельствах. Более того, человек-то умирает, но и его родные тоже остаются обреченными, и их настигает та же ужасная кара. Особенно опасны предметы с мест захоронений. Иногда — смертельно опасны! Примерно то же самое случается и со многими нашими глупыми туристами при посещении гробниц фараонов в Египте. Ведь мало кто из туристов обладает столь сильной энергетикой, чтобы воспротивиться некротическим воздействиям! Вот они и приезжают домой не только с серьезными осложнениями, но и с установками на разрушение своей жизни... Такова сила посмертных проклятий давно умерших правителей мира сего.

— Жуткое дело! — не то серьезно, не то с подковыркой отозвался Алекс. — А как же археологи, историки и антропологи? Их тоже может задеть проклятие?

— А то! Об археологах разговор особый, но вот в моей будничной практике весьма нередки эпизоды, когда обломок какой-нибудь посуды, взятый «на счастье» туристом в одном из священных мест, инициировал мощное древнее проклятие, принося своему владельцу жуткие горести и несчастья. Так, кто-то из моих клиентов просто наступил на могилу одного из мудрецов Востока и взял с собой мелкий камушек — обломок надгробия. А уже в течение года разрушилась не только его частная жизнь, но и все пошло кувырком на работе. Как по сценарию — одна лажа последовала за другой, возникли или обострились всякие хронические болячки. Проверил я его, обследовал энергетику. Причину отыскать оказалось довольно-таки просто, но вот на построение новой успешной линии судьбы я затратил много труда и сил. Моего труда. Сейчас он уже здоров и счастлив, а жизнью полностью доволен. Но удачу свою он оберегает при помощи талисмана — пентакля, который я для него сделал. Недавно написал мне, что работает мерчендайзером в одной очень известной торговой фирме…

— Слушай, как удачно! — обрадовался Алекс. — Всегда хотел знать — кто есть мерчендайзер? Википедия дает на сей вопрос какой-то невнятный ответ. Это кто — человек, профессионально занимающийся торговлей?

— Да как тебе сказать… Вообще-то мерчендайзер — человек, занимающийся организацией торговли. Но у нас все по-другому. Подробности я знаю только из рассказов своей подруги, она работала мерчендайзером в одном из отделений Роспечати. Ну, вот смотри, допустим какое-то издательство заплатило дополнительные бабки, что бы во всех киосках его издания выставляли у самого окошка или, наоборот, в самом верху витрины. И эта моя знакомая приезжала и проверяла, была ли в продаже продукция этого издательства и на нужном ли месте она стояла. Потом был какой-то перечень товара, что в этих киосках можно продавать, а что нельзя, вот она и за этим следила. Такая проверка для киоскеров, а на нее еще другие проверяющие приезжали, смотрели, как она там проверила, и на нужном ли месте стоит тот или иной журнал или книжка. А если стоит, но не там, значит, работу свою она не знает, а раз так, то — штраф. Короче, работа во многом сродни курьерской, только с большей головной болью. Подруге иногда приходилось объезжать восемь-десять точек в день, и это в самых разных концах города. В больших супермаркетах мерчендайзерам проще, там они тупо товар выставляют на полки, и все.

— Спасибо, теперь буду знать. Но что-то ты выглядишь кисло. Почему? Или это камера так искажает? Освещение такое?

— Да как-то не так все... — Пухов расстроено махнул рукой.

— А как? И это мне говорит великий колдун и целитель! Ты что? Давай я угадаю. Работа не в радость, семья в тягость, настроение дает сбои, да? Вот и истончается счастье, пропадает то, что мы именуем комфортабельным существованием. Советовать — нечего, жалеть — унизительно, а сочувствовать бесполезно. Только вот где-то сбоку от мозга появилась какая-та инородная льдинка. Может это и есть сопереживание? Но не мне — эгоисту и цинику — судить о таких вещах, поскольку неведомы мне подобные эмоции. Зато есть у меня одна знакомая с эльфийскими глазами…

— А с эльфийскими глазами — это как?

— Ну, эльфийские глаза — это, как я понимаю, такие большие длинные раскосые с вселенской скорбью… Так вот, есть у меня подруга. У вас, в Питере живет. Вот она мне прямо так и сказала, что я серьезный, солидный дядя, а какая-либо романтика мне глубоко чужда и противопоказана.

— Ладно, не будем об этом, все равно мир не изменишь.

— Нет, конечно! Да и стоит ли? — заметил Алекс.

— Стоит, точно тебе говорю!

— Ну, тебе виднее… — Алекс не хотел спорить. — Ты у нас парапсихолог и крутой экстрасенс. Просто я привык, что перемены чаще всего ведут к худшему.

— Ага, особенно у нас. Вот тут и есть одна из трещин этого мира, хотя чисто психологически даже позитивные изменения сначала воспринимаются отрицательно просто в силу устройства нашего мозга... — туманно ввернул колдун. — А вообще-то ты должен развлекать себя сам. Будь самодостаточен.

— Это ты мне? Я давно уж развлекаю себя сам, благо возможности имеются, а интересы позволяют…

— Хоть это… А вообще я к тому, что если скучно и хочется развеяться, совсем необязательно, чтобы рядом кто-то был... секс или флирт в виду не имелся!

— Ну, да, я так и понял! — засмеялся Алекс. — Ладно, ты уж извини, но мне сейчас надо срочно убегать.

— Беги. Только будь предельно аккуратен — смотри не споткнись там и не упади под машину. Осторожнее на перекрестках и не бегай через улицу.

52. Пол Жданов

Мой бывший патрон и по совместительству муж сестры моей жены — Билл Князев — встретил меня на перекрестке, пока я стоял в какой-то пробке. Он просто подошел к машине и помахал рукой в окно. Я открыл. Ни слова не говоря, он кинул на сиденье скомканный листок и исчез среди ожидавших проезда автомобилей. Машина у меня была новая, взамен взорванной, и я еще не привык к ней.

Я развернул белый комочек:

«Приходи завтра туда, где мы были после моей свадьбы. Приезжай на муниципальном транспорте. Время: вычти пятнадцать из числа банок пива, купленного тобой в нашу последнюю встречу. Мне не звони, записку немедленно уничтожь».

Конспиратор хренов! Пива я тогда купил два раза по двенадцать банок, а запомнил, поскольку это были две стандартные пачки «Light Beer»: упаковками проще покупать и легче носить. Место я тоже помнил — небольшое кафе при мотеле на сотом километре Северного шоссе.

Я еще думал о предстоящей встрече, когда на меня вдруг неожиданно напали. В руках одного была бейсбольная бита, или что-то очень похожее на нее, у кого-то нунчаки, у кого-то цепи. Они набросились на меня сзади, их было четверо. У меня и раньше случались приступы внезапной ярости, а тут я просто озверел. Как же выручили меня тогда электрические перчатки Феликса! Разозлившись, я схватил одного из нападавших и, вращая вокруг себя, сбил его ногами нескольких бандитов и от души отделал всю эту компанию. И как только успел? Потом я выхватил свой новый пистолет и еще раз прошелся своим «нелетальным» оружием по каждому из этой банды, а затем чуть было не сбежал — приближалась полицейская сирена, а мне сейчас не хватало только разборок с полицией. По-настоящему нужно было бы взять кого-то из них и как следует допросить. Но кого? Всех я взять не смогу, а указание получал, скорее всего, кто-то один. Но тут во мне проснулась ищейка. Я в последний раз осмотрел поле битвы и заметил типа, больше всего смахивавшего на руководителя всего этого безобразия. Он вообще не принимал участия в драке, а неумело прятался в тени дома. Быстро схватив его за шиворот, я запихнул своего пленника в багажник и уехал. Вообще-то проделать все это оказалось не так просто — главарь оказался толстый и невероятно тяжелый. Помогло мне только одно — бандит почти не сопротивлялся — парализатор действовал минут пять. Сам я отделался ссадиной под левым глазом и парой синяков.

Привязанный к стулу главарь напавших на меня бандитов, сидел в подвале моего кантри-хауса. Вообще-то по-настоящему его надо было отвезти в отдел, и допросить по всем правилам современной научной мысли, но теперь я никому не мог доверять. Даже своему отделу.

— Давай, говори!

— Что говорить? — парень решил притворяться дурачком и сыграть в несознанку. Плохая игра.

— Кто приказал напасть на меня? — наседал я.

— Мы приняли вас за другого.

«Врет!» — понял я, посмотрев ему в лицо. Плохая идея — врать он явно так и не научился. Выглядел этот тип лет на сорок, был толстопуз и бородат. Он напоминал бы служителя какой-нибудь закостенелой ортодоксальной религии, если бы не явная причастность к нападению на меня. Его дряблые жирные ноги подергивались под слоями липкой ленты, которой я его скрутил, а на пухлом лице застыл испуг.

— Ты меня сильно огорчаешь. У меня сейчас нет времени, чтобы тратить его здесь, с тобой. Говори.

— Я не знаю, о чем вы… — промямлил толстяк.

— Хорошо, сейчас узнаешь, о чем я… — я взял дистанционный электошокер и, прижав к гениталиям бандита, нажал кнопку.

— А-а-а-а-а!!! — закричал тот. Я немного представлял, что он испытывал, и невольно зауважал — я бы не его месте орал значительно громче.

— Так. Хочешь еще? — тот молча замотал головой, — тогда говори.

— Н-н-н-е… Мн-н-н-е… п-п-п-росто сказал-л-ли, — после электрического удара и адской боли язык еще плохо слушался толстяка, — что вы… б-б-б-будите идти д-д-д-домой, и н-надо отобрать все, что б-б-будет у вас в руках и в карманах.

— Кто приказал?

— Я его н-н-не знаю!

«Опять врет, — понял я по его глазам, — ну сейчас он у меня получит!»

Я снова взял в руку электрошокер, но применить его не успел.

— А-а-а-а!!! Нет! Не надо! Я… я скажу!

— Последний раз верю тебе.

— Вы меня убьете?

Сколько раз мне уже задавали такой или очень похожий на этот вопрос! Что я мог ответить этому парню? Конечно же, я его убью, когда он мне передаст всю нужную для меня информацию. Не могу же я отпустить такого свидетеля? Но тут надлежало проявить милосердие и гуманность — не следует расстраивать обреченного.

— Нет. Если ты правильно и честно ответишь мне на все вопросы, я тебя отпущу. Зачем мне о тебя руки пачкать? Но если… слышишь? Только если я замечу, что ты мне врешь, я тебя буду бить разрядами до тех пор, пока не остановится твое сердце. Твою исповедь мы запишем, это будет гарантией, что ты потом продолжишь хорошо себя вести…

— Я не верю вам! Как только я скажу все что знаю, вы убьете меня! — с истерическими нотками в голосе выкрикнул этот тип. Что ж, в проницательности ему не откажешь.

— А что тебе остается — кроме как верить мне? — с интонацией прокурора, читающего обвинение, риторически вопросил я. — Вот смотри, маленький пример: чувство голода наиболее сильно травмирует в три-четыре первых дня, а затем голод притупляется, так? Ну вот, если в этот момент предложить неподготовленному человеку кусочек колбасы, даже при условии, что съев ее он можешь скрутить ласты, то выбор будет элементарным — ласты. Однако без пищи человек в состоянии прожить много дольше. Разумеется, совсем без пищи, только на воде и ни одной крошки в желудок. А если пытаться пролонгировать жизнь вкидывая в топку хоть крошку, даже без яда, мучения голода удесятеряются и, более того, человек погибает в муках. Недостаточная подкормка психологической и физической зависимости. Все очень просто на самом деле — ты кормишь свою желчь, — она съедает тебя. Ты неглупый парень, и ты должен понять.

Как не странно, но это дурацкое, медицински неверное и сумбурно-пафосное высказывание подействовало — мой пленник стал говорить…

— Нас наняли через сеть, анонимно и мы ничего не знали о заказчике. Наша бригада принимала заказы на всякие деликатные дела, когда требовалось применить силу или грубо надавить. Обычно заказами ведал Фесс — его вы убили первым. Всего нас пятеро… было пятеро. Я, Фесс, Слон, Нимфелоус и Грешница. Когда она идет на дело, то ее практически невозможно отличить от парня… она великолепно владеет… владела нунчаками и звездочками. Теперь я остался один. Настоящих имен я не знаю, мы общались только по никам. Да, так вот, нам прислали серию ваших фотографий, несколько видеороликов и адреса обычных мест, где вы чаще всего появляетесь. Задание было простое — вас убить, но так, чтобы внешне все напоминало обычное нападение подростковой банды. Потом все имеющиеся у вас предметы взять, запечатать в пакет и переслать заказчику…

— Адрес!

— Какой адрес? — почему-то переспросил он. Неужели от страха поглупел?

— Заказчика!

— Длинный номер, видимо это Сити-мейл, его знает… знал Фесс.

— Ясно. Дальше.

— Мы несколько дней наблюдали за вами, и когда поняли, куда вы едите, то устроили засаду.

— Сам ты в драках участия не принимаешь? — спросил я с утвердительной интонацией.

— Нет, это не мое. Я планирую и все организую.

— Почему оказался на месте? Сидел бы дома и наблюдал со стороны.

— Так лучше — если стоять где-то рядом, то всегда можно определить опасность и вовремя предупредить ребят.

— Поехали дальше, — грубовато приказал я.

— Ну, так вот. Ребята ударили сзади, но вы вовремя отскочили и все пошло как-то не так.

— Ах, какая жалость! — притворно воскликнул я. — Значит, заказчика ты не видел и не знаешь?

— Нет, — как-то уж очень кратко ответил он.

Я никогда бы не поверил, что организатор нападения и патрон всей этой банды не знает своего нанимателя. Скорее всего, именно мой пленник ведал контрактами, а никакой не Фесс. Во всяком случае, стоило рискнуть — я взял электошокер, и быстро повторил разряд. После того, как пленник перестал орать, я снова спросил:

— Кажется, мы договорились, что ты не будешь мне врать. Врать мне сейчас — очень нехорошо для твоего здоровья, понял? Заказы принимал именно ты, я знаю, поэтому говори, если еще не соскучился по электричеству.

— Откуда… нет…

— Да? Ну, ну, смелее… Тебе что, требуется срочная фронтальная лоботомия?

— Я не могу! — выкрикнул он. — Меня же убьют!

— Ну, это еще вопрос, кто, когда и где тебя убьет, это мы еще посмотрим. Может, я тебе помогу? Если будешь работать на меня, то я, вполне вероятно, обеспечу тебе прикрытие и возьму к себе. Мне нужны организаторы операций и практические исполнители.

— Это правда?

— Почему — нет? — переспросил я.

— Я вам не верю, я знаю, кто вы, знаю ваши методы и не верю вам!

— Опять заладил, верю — не верю… хватит из себя строить невинность. Говори, давай. У тебя нет выбора.

— Я знаю только номер для связи. Помню его…

— Вот, теперь правильно. Если все совпадет, я тебе дам конфетку. Диктуй!

После того, как я записал номер, я вытащил из холодильника шоколадный батончик, и показал ему:

— Я же обещал тебе конфетку? — сказал я. — Кстати, а тебя-то как звать?

— Я — Graywolf-56. или просто — Грейвольф.

— А в миру?

— Называйте меня так, а имя «в миру» сами узнаете, если захотите…

И тут его проврало. Толстяк говорил долго и интересно. А когда он, наконец, замолк, потому что вопросов у меня не осталось и сделалось ясно, что рассказано уже все, что меня интересовало, я подошел к нему сзади и применил цервикальную транслокацию — свернул пленнику шею так, как меня учили на курсе физической самообороны.

Зато теперь я знал, кто мой друг, кто враг, а кому я просто безразличен.

Записка Билла пропала, и нехорошо, если она попадет не в те руки. Знать бы в какие именно. Наверное, я просто обронил ее при драке, но идти и проверять как-то не хотелось.

53. Алекс

Алекс прочитал за свою жизнь много детективов и просмотрел еще больше фильмов про полицейских, отечественных ментов и разнообразных бандитов. В результате он твердо уяснил, что в бизнесе основная опасность исходит или от главных соперников, или от близких партнеров потерпевшего. Наследники и госчиновники следуют вторым эшелоном. Поэтому всякие странности, преследующие Пухова, скорее всего, исходили от его собственного бизнес-партнера, о котором вообще ничего не известно. Или от каких-то конкурентов по бизнесу.

Поглощенный такими мыслями, Алекс вышел из дома, обогнул его и быстро направился к станции метро. Он всегда ходил быстро, если только рядом не семенил некто, кто не успевал за его шагами и жаловался на пешеходную неуспеваемость. Истошный визг тормозов вывел его из задумчивости. Рядом, почти коснувшись его бока, возникла темная громада тяжелого джипа, под который Алекс едва не попал. Огромный, черного цвета «Мустанг» с тонированными окнами застыл в сантиметре от него, чуть было, не размазав по решетке радиатора. Дверь открылась.

— Эй, земляк, ты что, о…л? На свои похороны опаздываешь? — удивительно вежливо и дружелюбно спросил шкафообразный гражданин, выглянувший из недр джипа.

— Извини, друг, но я правда сейчас не совсем в форме.

Ничего не сказав, громила захлопнул дверь, автомобиль снова разогнался и быстро исчез.

«Похоже, этот колдун меня все-таки сглазил, зараза такая, — подумал Алекс, — надо быть внимательнее и смотреть по сторонам, а то так и правда под колеса попасть недолго. Что за гадство ваще, как говорит Эля?»

Когда Алекс наконец вернулся к своему компьютеру, у него возникло много дел. К тому же по «Скайпу» позвонила Лора из Питера. Говорила она возбужденно и сердито:

— Нет, ты новость слышал? — Лора назвала имя одного их общего знакомого, которого они никогда не встречали лично, но давно были знакомы виртуально. — Он себе девушку нашел! Живую!

— Ага. Я его блог читал на Лайф Джорнал. Даже свое мнение выдал по этому поводу.

— А я не в курсе! Ты кстати тоже чего-то тихаришь.

— А? — Алекс на секунду опешил. Проницательность его питерской подруги иногда ставила в тупик.

— Еще друг называется! — возмутилась Лоа. — Не, дружить с мужиками точно нельзя.

— Ты о чем ваще?

— О том, что я хочу все знать, а мне никто ничего не говорит никогда просто так!

— А про нашего общего друга я знаю только, что он в очередной раз влюбился, а про себя я вообще не знаю ничего.

— А я, было, уж решила, что у тебя тоже увлечение появилось.

— Да ну еще! Нафиг мне это надо!

«О некоторых вещах лучше вообще ничего не говорить, — подумал он, — даже друзьям. Даже, когда они очень просят». А вслух сказал:

— Мне, знаешь ли, спокойствие и внутренний комфорт сильно дороже, чем всякие сомнительные увлечения.

— Короче, почему все сплетни я тебе рассказываю, а ты мне — фиг?! — Не унималась Лора. Похоже, она не очень-то верила Алексу.

— А я, что ли, знаю эти сплетни? Я читаю только общедоступные дневники на ресурсах, где и ты, кстати, тоже зарегистрирована. Я ж практически ничего не знаю о наших общих знакомых.

— Я что параноик, по-твоему? — риторически вопросила петербурженка. — Ладно, поверю тебе, но смотри, если опять что-то узнаю последняя, то оставшиеся волосины буду тебе выдирать, по одной за каждый день просрочки!

— Ага, а не то бог покарает тебя за излишнюю доброту.

— Я к богу уже не попадаю по конкурсу.

— По-моему таких, как ты, пускают вне конкурса. И вне очереди.

— Помнишь смертные грехи?

— А то! Гордыня, зависть, обжорство, похоть, алчность, уныние. Избавление от этих тяжких грехов, по мнению церкви, приносит только раскаяние, исповедь и исполнение епитимии. Но это не те грехи.

— Ну и куда меня с ними пустят? У ворот постоять?

— Это не те грехи, — почему-то повторил Алекс.

— А какие грехи должны быть по-твоему? — удивилась девушка.

— Те, что приносят неисправимое зло.

— В христианстве ты можешь принести любое зло, а потом просто покаяться и все тебе простят

— Нет!

— Это мое любимое слово! — почему-то взвилась Лора. — Не смей его произносить!

— Ну, знаешь! Сама же меня всяким интересным словам научила! — засмеялся Алекс.

— А ты чего плохому учишься? Вроде уже взрослый умный мужик, а набираешься плохого от девчонки!

— А что? Мне нравится! Учиться никогда не поздно, можно всю жизнь. А чему же еще учиться от девочки?

— Хорошему!

Потом они поговорили еще о чем-то малозначительном и попрощались — у каждого имелись свои дела. Срочные и важные.

54. Пол Жданов

На другой день я ехал на встречу с Биллом, как тот и просил, на общественном транспорте. Это оказался старый раздолбанный муниципальный автобус, какие еще встречаются на загородных рейсах, а управлял им живой человек — водитель-иммигрант, и он видимо, отставал от графика, потому что гнал со всех сил. Билет я без каких-то особенных проблем заказал накануне. На остановках двери открывались, впуская внутрь свежий утренний воздух, входили какие-то люди, а водитель орал и постоянно ругался с пассажирами. Было раннее утро, и меня жутко клонило в сон, а от всей этой крикливой обстановки становилось еще и противно, хотелось встать и громко закричать самому. Или просто выйти. Но я молчал и только утыкался носом в воротник, стараясь отключиться и уснуть. Одна из моих проблем заключается в том, что я жутко боюсь общественного муниципального транспорта, боюсь находиться внутри и ездить на нем. Да, я иногда им пользуюсь — взять хотя бы мою командировку в Город-на-Неве, но общественного транспорта я боюсь панически. В частности я дико боюсь автобусов, и стоит ли говорить о том, что видимых причин у меня для этого нет.

Интересно, что разные представители человеческого рода боятся неодинаковых вещей. Разумеется, все знают людей, которые боятся чего-нибудь, что у вас не вызывает никакого страха. Размышление о том, почему некоторые мои знакомые боятся летать самолетом (а мне — что самолет, что геликоптер) перекинуло мостик на мои собственные фобии. Если есть люди, которым наоборот — что-то страшное для меня — абсолютно и глубоко по фигу. Хотя, может оно на самом-то деле и не так страшно? Под этим углом зрения подавляющее большинство моих страхов постепенно бесследно растаяло. Большинство, но не все.

У меня была одна подруга, которая безумно боялась геликоптеров. Нормальная современная девушка, превосходная во всех смыслах, но когда над головой пролетал геликоптер — падала на землю, закрывала голову руками и выла. Я тогда очень испугался, когда это случилось с ней впервые на моих глазах. Потом-то мне объяснили, что она занималась сталкерством — этаким экстримом, когда люди без коммуникатора и страховки лазают по заброшенным зданиям и ползают по рукотворным подземным ходам. И вот однажды она застряла в очень узкой щели на каком-то старом давно покинутом ржавом заводе. Ее искали с геликоптера три дня, и каждый раз, когда он пролетал над этим узким проходом, возникала угроза обвала и моя знакомая была бы раздавлена там. Она об этом знала и молчала, но в конце третьего дня ее нашли. Она лечилась потом два года.

Я это к чему? Фобии ведь обязаны быть чем-то обоснованы, в прошлом должна существовать изначальная причина. А я не знаю в чем источник моей фобии. В детстве я транспорта не боялся, да и фильмы ужасов не смотрел. Вероятно, что причина может быть спрятана глубоко в подсознании... Возможно это не столько боязнь общественного транспорта, сколько боязнь толпы... хотя, ничего конкретного утверждать не буду. Я, к сожалению, не психиатр, и мои знания ограничиваются курсом лекции по судебной психиатрии на юридическом факультете. У меня сложилось лишь общее представление об этой проблеме.

Но моя работа научила подавлять страх и не замечать его. Мне это почти удалось — сон уже подкрадывался ко мне, когда я почувствовал, как автобус повернул и опять ускорился. Неожиданно машину затрясло, закидало, затем произошел удар, и вдруг стало тихо — все разом замолкли. Автобус остановился.

— Все, п….ц, — вырвалось у водителя.

— Бабу сбил, — прокомментировал мужик, что стоял рядом с водилой.

Волна негодования прокатилась по салону, а весь мой сон улетучился в одно мгновение. Водитель вдруг добавил:

— Свидетели, останьтесь... насмерть... кажется...

— Мама! Мы ее что, убили? Она что, умерла? — срывающимся голоском закричала маленькая девочка впереди от меня.

Все вышли, а рядом с автобусом, на обочине, лежала девушка. Асфальт под ее головой уже окрасился пролитой кровью. Лица погибшей девушки я не увидел, зато я хорошо запомнил лицо ее спутника, ее парня, которого автобус не задел. Он... он рыдал, а его окровавленные руки обнимали безжизненное тело подруги.

— За что? — кричал он. — Как же ты так ехал? — обращался он к водителю.

Тот молчал, а мне стало не по себе, я просто отвернулся и зашагал в сторону ближайшей остановки, чтобы продолжить свой путь. Спать уже совсем не хотелось. Чувствовал я себя тогда на редкость тошнотворно и гадостно. Весь оставшийся день у меня на душе скребли кошки: только тогда я задумался над тем, что каждый день я так же десятки раз перехожу дорогу, и если такая же неожиданность произойдет со мной, если и моя жизнь внезапно прервется, то обо мне всплакнут только пара-тройка человек, да и то вряд ли. Но что вообще изменит моя жизнь? Или смерть? Да ничего! Что я оставлю кому-то после себя? Зачем я вообще живу? Но жить-то надо, а если жить, то так, чтобы после моей смерти другие сказали или хотя бы подумали, что я что-то для них сделал хорошего и нужного, что я что-то после себя оставил умного, полезного и необычного.

Следующий рейсовый автобус подошел довольно скоро. Это оказался новый современный autobus без живого водителя, поэтому оставшийся участок дороги я проскочил быстро и без каких-либо проблем.

Билл меня уже ждал. Он заказал нам пива, несколько порций сушеных кальмаров, я положил все это в дегроновый пакет, мы расплатились и вышли. Говорят, что этих кальмаров японцы выращивают на своих морских фермах специально на экспорт, причем кормят какой-то гадостью для ускорения роста. Сами жители Страны Восходящего Солнца таких кальмаров не едят, предпочитая биологически чистых. Не знаю, правда, или нет — сам не видел, а говорю то, что слышал.

Метров через двадцать начинался лесопарк. Справа от входа стояла пустая будка охранника и огромный щит, с предупреждениями и правилами нахождения на территории парка; а слева — бак для мусора. Лес был красив и притягателен: наверно даже на дороге в ад можно встретить много удивительного и прекрасного, главное внимательно смотреть по сторонам. Несколько минут мы шли молча, а когда в поле зрения появилась скамейка, сели на нее.

— Знаешь друг, — сказал Билл, — у тебя серьезные трудности. Не бойся, тут нет прослушки, я проверял. Лес все-таки, и от Города далеко.

— Ты только для того меня сюда и притащил? — удивился я. — Это давно уже не секрет ни для кого. Мог бы и позвонить, или на работе зайти, зачем такая конспирация?

— А знаешь, что у нашего дорогого шефа на тебя вырос огромный зуб? Как у графа Дракулы? Почему — не знаю, но дело обстоит именно таким образом, и Старик под тебя серьезно копает. Это он распорядился тебя нафаршировать жучками и отправил на ту дурацкую стажировку. Кроме того, на тебя вечно кого-то натравливали. Часть ловушек ты просто обошел, часть не заметил, а из некоторых легко вывернулся…

— Это из каких?

— Ну, я, как ты понимаешь, знаю немного, но учитывая твою любвеобильность…

— Да ладно тебе! — отмахнулся я.

— …тебе постоянно подкладывали разных баб. Но ты удивительно ловко обходил все препоны…

— А, так вот значит, почему ко мне последнее время стабильно липнут какие-то шлюхи!

— …а из ловушек выскальзывал быстро и без потерь, — невозмутимо продолжал Билл. — У тебя же помощница погибла? Эта твоя негритяночка?

— Откуда тебе про нее-то известно?

— О, парень, по-моему, ты перетрудился в этом своем отделе, и работа скверным образом сказалась на твоих мыслительных способностях. Я про тебя знаю почти все, только самые мелкие подробности недоступны. Во-первых, мы родственники, во-вторых — ты отработал под моим началом сколько лет? Ну, а в-третьих — эту девушку очень трудно было не заметить! Ну, признайся — ты же с ней спал? Или просто так трахал? И как она? Не бойся, я никому не скажу, и жена ничего не будет знать.

— Ну, вот ты мне не поверишь…

— А знаешь, я только один раз спал с африканкой! Вернее — одну неделю. Меня послали на стажировку в Бангкок, а там, как тебе известно, все местные девушки — тайки, и доступную можно найти без проблем. Маленькие такие, мяукающие и жутко прилипчивые. И вдруг вижу — идет этакая стройная, высокая, черная, как ночь в новолунье! Осанка — гордая, будто у королевы! Она как из аспидного фарфора была отлита! Оказалось — коллега из Камеруна, тоже на стажировке. Так знаешь, что она делала? Она рычала, как львица, когда со мной трахалась! Наши-то бабы стонут все и охают, а эта — рычала! Я тогда просто офигевал… Но у нее стажировка закончилась через неделю после моего приезда. А у тебя что было? Молчишь почему? Я тебе все рассказываю, а ты?

— Ты же мне сказать совсем не даешь. Ничего у меня не было с ней, совсем! Не веришь? А вот тем не менее! Только одна работа и все, да я и подписку давал, как и ты кстати…

Тут нас грубо прервали.

— Э, господа! Почему нарушаете правила поведения в лесопарке? Едите тут, выпиваете? — Рядом с нами возник невысокий красномордый крепыш в форме лесной службы. — Платите штраф, и быстренько идем на выход!

— Спокойно, коллега, мы здесь по делу, — сказал Билл, показывая леснику какое-то удостоверение. — Кроме всего прочего, мы проверяем работу вашей организации. Хорошо среагировали, оперативно. Так и напишу в отчете, только дайте мне ваши координаты… А мусор мы за собой уберем, не надо беспокоиться.

Лесник снял с пояса свой сканер, проверил удостоверение Билла, потом молча передал ему какую-то карточку, кивнул и ушел.

— Зря ты засветился, — проворчал я. — Столько сложностей, а теперь он будет знать…

— А я ему «липу» подсунул, — важно сказал мой зять, запихивая карточку вместе с удостоверением в карман. — Полезная вещь, вполне надежная, настоящий документ кстати. Оформлено на вполне реального человека, он на меня даже похож немного… Но мы отвлеклись. Слушай и внимательно запоминай. Я знаю нашего Старика давно и хорошо…

55. Алекс

Закончив содержательную беседу со своей питерской приятельницей, Алекс приступил к тому, из-за чего чуть было не попал под круто навороченный джип. Он достал флешку, вставил ее в USB-порт и вызвал заказанные в Исторической библиотеке скан-копии книг. Первой в его наборе шла практически новая книжка, «Магия в современном мире», которая представляла собой постперестроечное издание девяносто какого-то года. Имя на обложке — некоего Алексея Пономаренко — абсолютно ничего не говорило Алексу. Довольно фривольным и несколько развязным языком автор излагал свои мысли на колдовство, магию и прочие оккультные науки в человеческом обществе конца Двадцатого века:

Для того чтобы быть магом, совсем не обязательно и вовсе недостаточно работать в каком-нибудь магическом салоне. Маг может заниматься, например, программированием компьютеров или психологией творчества. Тут дело не в служебных функциях, а в мышлении, особом — магическом — мировоззрении. Настоящим магом нельзя стать в университете, этому искусству не учат в обычных школах. Маги образуют замкнутый мир, в который невозможно попасть по протекции, особую социальную группу, целую субкультуру, наравне с субкультурой готов, панков, металлистов, правозащитников и глухонемых. Правда, ценз для попадания в эту группу необычен и высок — сильный интеллект. В той или иной степени это верно для всего мира, ибо маги по определению космополитичны и интернациональны, но особенно заметна «выделенность» магов в родной отчизне. «Поэт в России больше чем поэт». Магов тоже не миновала чаша сия. В некотором роде магический мир напоминает мир физиков времен развитой холодной войны, но на совершенно ином, так сказать, психологическом уровне. Магов мало интересует политика — слишком элементарны и неинтересны для них потуги нынешних деятелей. Но в то же время маги пробираются во все узловые точки государства, и в этом их коренное отличие от абсолютно параллельной субкультуры панков, например. При сильном желании маги могли бы просто-напросто подорвать изнутри любой существующий режим, но, на счастье власть предержащих, они слишком индивидуалистичны и не заинтересованы во власти государственной. Их гораздо больше привлекает возможность получать наслаждение напрямую от своего могущества.

Маги имеют свой сленг, своих летописцев, свои легенды и собственную мифологию. Бедным правозащитникам и диссидентам даже не снились те возможности по распространению информации, которой владеют маги. Их каналы общения неперекрываемы никаким ФСБ. При всем при том настоящих магов не так уж много, хотя распределены они по городам и весям довольно равномерно, в отличие, например, от художников и литераторов, правдами и неправдами пытающихся кучковаться по столицам и городам-миллионникам.

Вот краткий словесный портрет мага «на чужой взгляд»:

Современный маг, как правило, молод, хотя возраст тут ключевой роли не играет — просто для осознания современных магических концепций нужна гибкость и свежесть мышления. Иногда маг бывает абсолютно невыносим в общении из-за сильной зацикленности на своей деятельности. На груди всегда носит пентакль, или какой-нибудь другой охранный амулет. К компьютерам маг относится с любовью и некоторым священным ужасом. Современный маг — человек не слишком богатый, но в то же время неплохо обеспеченный. Большинство имеют загородный дом, городскую квартиру, по машине для каждого из членов семьи, а в каждом своем жилище оптоволоконную линию, что приводит к конфликтам с домочадцами. Жены магов — вообще тема отдельного психологического исследования. Только ненормальная женщина способна выйти замуж за человека странного и вполне способного остаться на ночь «по работе» просто не заметив, что уже давно стемнело. По вечерам муж часто приводит домой двоих молодых девушек, и далеко заполночь, засыпающая на ходу супруга слышит — «дорогая, ты ложись, мы еще часик поработаем и разойдемся», а нетрезвый женский голос вторит — «да куда ж ты, дурень, лезешь...» Маги любят фантастику и книги, которые к магии отношения не имеют, но разобраться в которых непосвященному практически невозможно. Вся же остальная литература оценивается в основном по чисто формальному признаку. «Ну, естественно, что сюжет бредовый, но зато каким языком это написано!».

Решив более подробное изучение текста оставить на потом, Алекс перешел к другим своим приобретениям. Вторым значился старый том в засаленном холщевом переплете — «МАГИЯ. Древняя и высшая — теория и практические формулы» какого-то Паоло Флорентини, в русском переводе. Книга сильно пострадала от времени и недобрых рук. Издана она была в Москве в двадцатых годах и дополнялась пространным предисловием Луначарского. В своем вступлении известный большевик-интеллектуал разъяснял, что данный труд будет весьма полезен пропагандистам, ученым-атеистам и пролетарским агитаторам при разоблачении буржуазных лжеучений и вредных пережитков прошлого.

В основном тексте внимание Алекса зацепила та глава, ради которой он и искал эту книгу. В этом месте речь шла о тех самых пентаклях, что так активно пропагандировал питерский колдун Пухов:

Существует три вида пентаклей: всеобщие пентакли (служат для призывания и заклинания духов), частные пентакли (служат для личного применения), сложные пентакли (объединяют свойства всеобщих и частных пентаклей. Пентакли собираются из имен и подписей добрых духов высшего порядка, или изображений, заимствованных из священных текстов. Они также содержат геометрические фигуры священные имена Бога. Подпись на пентакле окружают двойным кругом, в котором пишут имя ангела. Если прибавить к божественному имени свойственное ему по духу и подходящее к его служению, оно будет иметь еще большее значение. Допускается также окружать вычисленные числа фигурой, имеющей углы.

Все пентакли должны быть гравированы на металлах, соответствующих планетам, которые имеют отношение к пентаклям. Пентакли можно нарисовать на пергаменте и фарфоре, не бывшем в употреблении.

Таким образом, для изготовления пентакля на материале рисуют священный символ. Вокруг изображения очерчивают двойной круг. Над изображением, между двумя кругами, пишут священное имя или стих из оккультных текстов, имеющий отношение к изображению. Затем пентакль следует окурить ладаном, мастикой, древовидным алоэ и надушить духами, соответствующими той планете, которая имеет отношение к сущности пентaкля, после чего произнести заклинания. Освящение пентакля должно происходить в день и час соответствующей планеты.

Пентаграмма, или пятиугольная звезда, помещенная в круг, символизирующая отношение между человеком и астральными мирами, имеет двойное значение: она выражает или могущество воли человека над астралом и его обитателями, или торжество астрала, инстинкта, дьявола над человеком. Сообразно с этим в пентаграмму можно вписать две фигуры, обращая звезду вершиной вверх или вниз. В первом случае мы получаем фигуру человека, а во втором — изображение головы козла, символизирующего дьявола. Рекомендуется использовать круг до 15 см в диаметре, так как он наиболее удобен в обращении. Еще одно условие — он должен быть вогнутым, чтобы возвращать приходящую энергию источнику. Это создает для нападающего ситуацию мгновенной кармы.

Сделайте сами или купите деревянную чашу, максимально вогнутую с одной стороны. С другой стороны он может иметь ровную поверхность. Для пентакля можно использовать и металл, но на него труднее наносить рисунки краской. На внутреннюю поверхность чаши наносят слой песка и делают грунтовку. Тонкой кистью проводят от края до края букву «Х» на обеих сторонах чаши. Это разделит обе поверхности на 4 больших треугольника. Треугольники необходимо закрасить лимонным, оливковым, черным и коричневым цветами. Оливковый цвет получают смешением фиолетового и зеленого; лимонный — оранжевого и зеленого; коричневый — оранжевого и фиолетового.

Черная секция на лицевой стороне пентакля должна находиться точно над черной секцией оборотной стороны. Используя циркуль, чертят круг, отстоящий от края пентакля на 9,5 см. Затем изображают белое кольцо и чертят пентаграмму таким образом, чтобы ее вершины упирались в белое кольцо линии пентаграммы должны иметь толщину 9 мм.

Цвет надписей должен быть черный, но ни в коем случае не серый. После этого пентакль покрывают защитным слоем лака. Кроме надписей на иврите на пентакле остается место для девиза и магического имени. Магическое имя или девиз способствуют интуитивному пониманию происходящего в этом мире. Многие принимают магическое имя в соответствии с тем, чьими магическими способностями они восхищаются. Это может быть также то, во что человек верит. Девиз может быть на любом языке. Многие обращаются друг к другу, используя аббревиатуры магических гимнов. При изготовлении Пентакля необходимо со всей ответственностью отнестись к выбору девиза и имени, так как этот выбор будет иметь очень важное значение при дальнейшем его использовании.

В следующей книге — Дональда Майкла Крейга — «Современная сексуальная магия» Алекс про пекнакли вообще ничего не отыскал. В издательской же аннотации значилось: «Глубоко внутри вас находится источник силы. Источник этот такой могущественный, что и представить невозможно. Теперь вы можете научиться контролировать его и управлять им в процессе сексуального возбуждения. В книге "Современная сексуальная магия" вы найдете простые и безопасные упражнения, которые помогут вам научиться работать с сексуальной энергией, а также познакомитесь со способами использования этой энергии для того, чтобы изменять свою жизнь к лучшему».

Далее в наборе следовала пара каких-то фентезийных романов, претендующих на художественность, и все. Больше ничего путного из Исторической библиотеки Алекс не вынес. Видимо — плохо искал или неправильно заказал.

56.Пол Жданов

Вскоре я узнал, что на правой руке у погибшей на дороге девушки имелся спрятанный в рукаве миниатюрный гранатомет, каким обычно пользуются террористы-самоубийцы и бандиты-отморозки. Видеокамера нашего автобуса записала тот самый момент, когда девушка поднимала руку — ей не хватило всего какой-то секунды. Парень, так убивавшийся над ее телом, исчез как по волшебству почти сразу и еще задолго до приезда дорожной полиции. Как показала съемка той же камеры, он, изображая безутешное горе, пытался снять с нее оружие, но не успел — из автобуса вышли пассажиры вместе с водителем.

Алекс приехал быстро. Он торжественно выложил на мой стол полноразмерную черную кевларовую папку и информноситель величиной с десятицентовую монету. Вообще у моего приятеля был такой вид, будто он получил неожиданное наследство, или как-то по-иному внезапно разбогател.

— Значит так Пол, сейчас все сделано, и мою работу можно считать законченной. Вот здесь те данные, что я нарыл, а в папке лежат копии документов и доказательств, что мне удалось собрать. На фирму я отчет пока не посылал, ты — первый, но если я отсюда не уйду на своих ногах, они получат точно такие же документы сегодня вечером: оригиналы, как ты понимаешь, в другом месте.

Это пафосное вступление меня чуть было не взбесило. Что он о себе думает, интересно? И за кого принимает меня? За мелкого шантажиста? Но я сдержался:

— Какой ты предусмотрительный, а если на словах?

— Хочешь, чтобы я все рассказал? Будет долго, — Алекс явно хотел поиграть у меня на нервах.

— Сейчас у меня редкий момент, есть немного свободного времени, — я не поддавался на такую примитивную провокацию, — Чаю хочешь? Ингрид приготовит твой любимый.

Но Алекс от чаю отказался, а продолжил гнуть свою линию:

— Нет, спасибо. На словах-то я тебе все расскажу, но получится сумбурно и путано, рассказчик из меня хреновый, сам знаешь.

— Да? Не замечал. Ладно, давай.

— Как хочешь, расскажу, как умею, а после, когда закончу, ты поправишь, где я ошибся и объяснишь мне разные подробности, идет? Мне тут кое-что так и осталось непонятным.

— Идет. Давай, не тяни уж!

— Ну, эта фирма, как ты знаешь, занималась много чем. Они там собирали информацию на заказ, создавали имидж клиента, шлифовали биографию, если клиент имел проблемы в прошлом. Не самым последним в их бизнесе были эскорт-услуги…

Далее, довольно длинно и сумбурно, мой старый друг излагал свое понимание дела, из которого я лепил «конфетку» на стол своему дорогому Шефу. Слушая Алекса, и автоматически отмечая про себя некоторые моменты в его рассказе, я думал, что из этого дела все-таки может выйти тот самый красочный триллер, что так жаждал заполучить Старик. Надо же, Алекс действительно раскопал несколько интересных эпизодов. Сам раскопал, или с чей-то помощью, сейчас особого значения не имело. Главное — факты оказались у меня. Интересно, что за досье он собрал? Есть там какие-нибудь забавные иллюстрации?

Суть дела заключалась в следующем. Главный герой, а также основное действующее лицо той истории — Алекс Крейтон — мой старинный друг, а ныне частный детектив оказался в стесненном финансовом положении: количество неоплаченных счетов превысило его кредитоспособность. Поэтому он с радостью ухватился за фантастически выгодное, хотя и подозрительное, деловое предложение одного из руководителей крупного холдинга. Требовалось найти пропавшую служащую и ее компьютер с важной информацией. У нанимателя возникло подозрение, что его сотрудница сбежала и укрылась в Темном Городе.

Основная сфера профессиональной деятельности Алекса — Темный Город — некая параллельная реальность с особыми свойствами и законами. Темный Город предоставлял почти все, что хотел его посетитель, поэтому побывать там стремится практически каждый. Но пройти в Темный Город мог не всякий, да и тот, кто мог, часто должен был преодолеть ряд трудностей — как физического, психического, так и экономического характера. Вот я, например, попасть туда так и не смог, несмотря на то, что хотел. Известно, что у разных личностей возможности доступа сильно отличаются и зависят от каких-то свойств самого человека. Алекс обладал редкой способностью посещать Темный Город когда угодно, что и давало ему ряд преимуществ в работе и компенсировало природную бестолковость и некоторую безответственность. Его тогда постоянно терзал вопрос — почему крупный бизнесмен вдруг обратился к нему — не очень-то успешному сыщику? А не к полиции и не к своей службе безопасности?

Его наниматель — Серж Стентон — сразу же поставил принципиальное условие: ознакомление с материалами дела должно происходить в информационно изолированном от мира помещении в течение двух суток, и прямо же на дверях офиса Алекса, где имелось все необходимое для нормальной жизни, установил сторожа. Вообще технологии и новые технические возможности имели принципиальное значение в работе моего приятеля. Как только время вынужденной изоляции закончилось, у Алекса сразу возникают проблемы с полицией — Алекса временно задержали по подозрению сразу в двух убийствах: своего нанимателя Сержа Стентона (труп которого нашли на каком-то заводе) и офисной уборщицы — молодой привлекательной девушки. Лейтенант со своими подручными провел официальное опознание, и Алексу показали тело — распиленный вдоль труп девушки. Во время своего непродолжительного задержания Алекс оказался в камере с одним североамериканским коммивояжером, который чем-то расположил к себе моего старого друга, вызвал на откровенный разговор и даже дал ряд полезных советов и рекомендаций.

Довольно скоро ситуация стабилизировалась: обвинение временно сняли, Алекса выпустили, но на коротком поводке: теперь он уже не мог ни отказаться от дела, ни провалить его, даже если бы и очень захотел. Ценой вопроса стала его свобода, а может быть и жизнь, кроме того, он попал в область интересов моей Службы. Но не это тогда казалось самым интересным — за Алексом увязались еще какие-то неизвестные организации. Самые разные лица оказались втянутыми и заинтересованными в ходе расследования, а их интересы, мягко говоря, не имели почти ничего общего, часто даже носили диаметрально противоположный характер.

Тут уж подключился я, показал ему некоторые методы нашей работы и повернул течение событий таким образом, что Алексу пришлось напрямую сотрудничать с моим отделом. А в помощь ему я дал свою подчиненную — очаровательную Лорен, которая быстро взяла моего друга под свой полный контроль. Но Алекс сразу же заметил ряд странностей в ее поведении, что постоянно беспокоило и даже пугало его, но он (надо отдать ему должное) старался не обращать на это внимания, а заниматься только тем, что связано с расследованием.

Беда была в том, что Алексом неожиданно заинтересовались Проводники — таинственные люди, способные проводить кого угодно в Темный Город напрямую, сразу с городских улиц. Мы давно следили за Проводниками, и этот случай был как нельзя кстати. Алекс встречался с ними и его провели через какой-то загадочный гейт непосредственно в Темный Город.

Первоначально расследование очень долго топталось на месте, и, несмотря на массу новых фактов, какого-либо прогресса не наблюдалось. Через несколько недель совместной работы с Алексом, Лорен взорвалась в машине, с ужасными ожогами попала в больницу, а через три дня умерла. Чтобы не отвлекать и не особенно пугать и без того уже задерганного Алекса, я придумал версию, что моя помощница просто сбежала. Так мне казалось правильным — правда выбила бы из колеи моего старого друга, а это повредило бы делу. Мои сотрудники изготовили записку, которую ночью приклеили на зеркало в квартире Алекса. Я был занят и не проследил за исполнением лично, в результате записка получилась какая-то излишне сентиментальная и чрезмерно эмоциональная, что совсем не подходило характеру моей помощницы. Но Алекс, занятый разными своими проблемами, так ничего и не заподозрил. Саму записку по моему приказу потом изъяли и уничтожили.

В тот же день я вызвал Алекса к себе в кабинет, и поговорил с ним начистоту. Он узнал от меня много для себя нового, что и позволило ему переломить ситуацию с расследованием, доведя дело до победного конца. В обоих случаях убийцей оказался Эл Ларэ — некий криминальный тип, которого Серж Стентон использовал для кое-каких своих грязных дел.

— Надо же, как много я, оказывается, не знал! — сказал я, когда мой друг прекратил свой долгий и довольно утомительный рассказ. — Все практически верно, за рядом мелких исключений и уточненний. Относительно остальных твоих вопросов, могу лишь сказать, что кое-что так и остается малопонятным, пока об этом не поведает сам Ларэ... Да, а где он сейчас кстати? Ты часом не в курсе?

— Нет, не в курсе, а он разве куда-то исчез? Ну, вы разберетесь.

— Разберемся, конечно, — как мог уверенно сказал я.

Тело Ларэ, со следами многочисленных пыток, вчера было выловлено из реки. Экспресс-экспертиза показала, что смерть наступила от болевого шока. Но уж чего-чего, а вот это знать Алексу совершенно ненужно.

— А еще за тобой следили Проводники, — продолжал я, — и ты им понадобился для каких-то неведомых нам целей. Мотивация, а главное — задачи Проводников нам не вполне ясны, и именно поэтому мой отдел с самого начала вслепую использовал тебя, чтобы зафиксировать контакт с Проводником, когда он произойдет. Извини уж.

— А почему вы решили, что я вообще нужен Проводникам? — спросил Алекс слишком удивленно. Нет, переигрывает, переигрывает мой друг! Посмотрим, что будет дальше.

— Очень просто: они постоянно следили за тобой. Следили уже давно, еще до этого глупого случая со Стентоном.

— Ну и?.. — вполне натурально удивился Алекс. — Вы зафиксировали контакт?

— Конечно, сразу же, причем имя твоего проводника для нас не тайна, это некая Эллен. Когда у тебя назначена с ней встреча? Завтра? Послезавтра? Сегодня? Колись давай, я знаю что вы встречаетесь на днях. Ну? Только вот точная дата мне пока не известна, а ты мне все скажешь, поскольку врать, сам понимаешь, сейчас не в твоих интересах.

— А если все-таки совру? — с напускной надеждой спросил мой однокашник.

— И что это тебе может дать? — спокойно сказал я. — Никакого смысла не вижу: дело-то твое до сих пор лежит у нас! И если оттуда изъять всего-то на всего одну экспертизу, один листок, то ты вполне проходишь по убийству Мадины. Мы тебя даже можем не арестовывать, достаточно утечки в газету и с тобой покончат ее родственники. Знаешь, что они с тобой сделают?

— Да уж, можешь не говорить.

— Так когда? — повторил я свой вопрос. Мне было интересно — соврет он или нет. Если скажет правду, я его задержу.

— Хорошо… Завтра... завтра вечером.

Все-таки соврал. Значит, стоит его отпустить, пусть живет.

— Похоже, не врешь, — как можно убедительнее сказал я. — Все-таки кое-чему научился.

— Научишься с вами… — проворчал Алекс, — Можно только еще один последний вопрос?

— Последний? Можно.

— Я давно хотел спросить, что с Лорен? Почему она работает в твоем отделе? У тебя же там одни психи, маньяки и их охранники.

— Ну, не только психи… Но Лорен — да, у нее были серьезные проблемы, очень серьезные. Что только мы не делали, чем только не лечили — ничего не помогало. Она была самым настоящим каннибалом, — сказал я, и только тут спохватился, что невольно употребил прошедшее время, говоря про Лорен. Надо быть внимательнее. Но Алекс, похоже, ничего не заметил.

— Кто она?! — почему-то испугался мой бывший друг.

— Каннибал. Ты видел, какая она спортивная? А ее великолепные ноги? Она сильна, как дьявол. Время от времени она ловила какого-нибудь молодого мужика, как тисками зажимала его голову между своих красивых колен, отпиливала крышку черепа, брала ложку и съедала еще живой мозг. Она так спасалась от своей нарджин-зависимости, вроде бы есть такой неофициальный способ. Без этого она долго жить не могла, и ничего, никакое лечение ей больше не помогало.

— Ловит она обязательно мужика? — удивленно спросил Алекс.

— Да, именно. Вот так оно вот. Я вообще удивляюсь, как ты с ней… я бы не смог. Теперь — все! Иди домой, а завтра вечером нам нужно будет очень плотно поработать.

57. Алекс

Алекс приехал на сорок минут раньше, и время до назначенной встречи еще было навалом.

Сначала он заглянул на набережную, посидел на ступеньках, никого не встретил и пошел бродить по городу. Он любил такие бесцельные пешеходные прогулки — во время них хорошо думалось, и прояснялись мозги.

Он долго шел по московским улицам, неся свой рюкзак за одну лямку через плечо, которое уже начинало заживать и почти не болело. Он перешел по мосту Водоотводный канал и безо всякой цели забрел в сквер напротив знаменитого Дома на набережной. Алекс прошел мимо известного шемякинского памятника: «Детям — жертвам пороков взрослых». Ужасные бронзовые монстры символизировали разные мерзости — равнодушие, невежество, алкоголизм, наркоманию, продажность и какие-то другие гнусные человеческие качества… Но в данный момент они очень напомнили Алексу тех самых демонов, что окружили его на Морской набережной в Санкт-Петербурге на острове Голодай. Может, скульптор тоже видел подобных чудовищ? Мысли блуждали и не находили точки внимания. Он хотел бы возвратиться на неделю назад, в тот спокойный день, когда ему позвонили из фирмы ЮниКод, или тогда, еще раньше, когда он легкомысленно согласился ответить на опрос-анкету. С того момента много чего произошло и изменилось, столько всяких необычных и сюрреалистических событий. Встреча со старым хранителем и странная история, рассказанная на набережной канала, внезапное появление давнишней подруги, мнимая смерть Пухова, нашествие демонов на берегу залива, молодая безбашенная подружка, превратившаяся в волшебницу-хранительницу набережной, увольнение с работы, бешеный секс со своей бывшей коллегой по работе... А еще была злость и тихое бешенство на жену, которая его бросила. Хотя нет, это он бросил жену: он вообще любил все переворачивать с ног на голову, а потом обвинять всех, в том числе и самого себя.

Жизнь как-то расстраивалась и по-прежнему не складывалась.

Охранник снова был незнакомый. Алекс удостоверил у него свою личность и направился в лифтовый холл.

— Здравствуйте, присаживайтесь. Хотите кофе?

Сегодня Михаил — менеджер, курировавший Алекса в ЮниКоде — был чем-то очень доволен, и прибывал в особо хорошем расположении духа. Про себя Алекс давно уже называл его — «Михаил Архангел»

— Нет, спасибо, хотя у вас отличный кофе. Я уже давно собирался спросить, что за голос тогда, первый раз, говорил со мной по телефону? Как робот все равно…

— А робот и говорил. Что тут такого?.. Ну, и как съездили?

— Хорошо, в общем-то, съездил. Познавательно…

— Но?.. Случилось нечто странное? И вас это смущает? Разрушает устойчивую картину мира?

— Не то чтобы… но, да, если честно. Я не понимаю, что сейчас происходит. А вы откуда знаете?

— Да ничего я не знаю. Вернее — знаю, что с вами происходило нечто-то необычное, но что случилось конкретно, знать не могу. Что-то обязательно должно было случиться. Я очень бы удивился, если бы с вами ничего не приключилось.

— Почему?

— Очень просто. С того момента, как мы с вами стали работать инициативно, вы сделались своеобразным мостиком между нашим миром и, так сказать, параллельным, ответвившимся раньше. Помните нашу первую беседу? Ну, вот. А поскольку наш мир, да и вообще любой мир, устроен намного сложнее, чем это всем кажется, то вы и ваша деятельность вызвала локальное возмущение реальности. Ничего серьезного, но в результате всякие странные события, которые в нашей реальности происходят вообще-то редко, стали случаться вокруг вас намного чаще. Ну, это я вам по рабоче-крестьянски все объясняю, что сути дела не меняет. Вспомните такой пример из физики — кристаллик сернокислого натрия, брошенный в пересыщенный раствор этой соли, на глазах вызывает быструю кристаллизацию вокруг себя. Пример не очень удачный, но близкий. Или — катализаторы в химии…

— Я теперь что — катализатор чудес? Навсегда?

— Это ненадолго. Обычно такие локальные возмущения затихают дней через несколько. В редких случаях все эти хвосты тянутся до месяца, но не дольше. Что там у вас произошло, я не знаю, но вероятность того, что именно с вами случится нечто примечательное, или, как в народе говорят — «чудесное» — была очень и очень велика… А от кофе вы зря отказываетесь — у меня сейчас йеменский.

— Йеменский? Вы меня уговорили, от такого напитка грех отказываться.

— Вот! — Михаил поднял вверх указательный палец. — Расскажете, что с вами случилось? Мне интересно, а время сейчас есть.

— А отчет об этом не надо писать?

— Зачем? С бюрократической точки зрения нас не интересуют события в этой реальности. — Михаил протянул Алексу чашечку капучино. — Возьмите, уже готов.

— Благодарю вас…

Алекс взял из рук Михаила чашечку кофе и конспективно, не вдаваясь в тонкие детали и интимные подробности, рассказал о своих приключениях последнего времени.

— Ну, вот видите! — обрадовался Михаил. — С хранителем сразу столкнулись, и не где-нибудь, а у нас. Это редко случается, хранители в своем истинном обличии обычно не встречаются кому попало. Да любопытно, особенно эпизод с этими «демонами»…

— А они что, правда, демоны?

— Да как вам сказать… они — паразиты этого мира, порожденные хаосом современных мегаполисов. Паразитируют на сознании людей, и живут за счет чужого разума. То, что раньше именовали нежитью. В экстремальных случаях — выступают в роли хищников — как это чуть не случилось с вами. Возникают они случайно, как правило, из-за несчастных случаев, преступлений или стихийных бедствий. Изредка — после неудачных опытов не очень умелых экспериментаторов, но всегда тогда, когда нарушается правильное течение событий. Особенно много их возникает в военное время, но современная война обычно действует так, что не остается ничего, даже таких вот созданий… Вам нужно какое-нибудь защитное устройство.

— Что, оберег какой-нибудь?

— Иногда называют и так…

— Правда что ли? Никогда не верил в такие штуки!

— Ну, а в демонов вы верили? В параллельные миры?

— Тоже верно… Что-нибудь посоветуете?

— Я же говорил — вашими проблемами в этом мире мы не занимаемся. Только платим за работу. Но у вас же есть хороший знакомый специалист — Илья Пухов.

— А что, Илюша правда такой крутой, как он всем говорит? Я-то думал, что это у него такая реклама и наглый пиар.

— Он входит в десятку лучших, — кратко пояснил Михаил. — Я знаю. И он действительно делает эффективные защитные… м-м-м… амулеты. Обратитесь к нему…

— Да, я еще хотел спросить. Скажите, Михаил, а вот я давно уже не вижу того охранника, который дежурил в тот день, кода меня привезли ваши сотрудники. Первый раз. Мы тогда его еще на втором этаже встретили.

— Какого охранника? Вы о чем?

— Ну, того, пожилого… — Алекс думал, как бы поэффективнее описать хранителя. — Он еще что-то сказал мне.

— Вы что-то путаете. Охраны внутри здания тогда не было, сохранялась только охрана территории, со времен строительства, а внутренней службы не организовали. Точно. Я почему помню: почти сразу после вашего ухода в тот день, наш шеф вызвал ребят и просил срочно найти хорошее охранное предприятие и заключить договор. Они еще меня спрашивали — не посоветую ли я чего. Вот я и посоветовал. Все сделали быстро и удачно — через пару дней новая охрана заработала. У вас возникли какие-то вопросы?

— Если можно. Вот ваша фирма… я понимаю, что это не мое дело, но все-таки. Как вы получаете прибыль? Из чего? Или это секрет?

— Да какой уж тут секрет. Все очень просто. Я разве не говорил? Нет? Так вот, мы продаем идеи и решения, подсмотренные в других реальностях. Права на идеи, копирайт, остаются у нас, поэтому мы и получаем вполне ощутимые деньги. Материалом служат отчеты, такие же, как пишете вы. Скажу больше — ваши отчеты уже принесли нам прибыль! Вот, например, та мысль — вставлять флеш-накопитель в обычную шариковую ручку — мы продали эту идею, причем очень выгодно, изделие уже поступает в производство. А если вы вдруг решите написать фантастический роман на основе текста своих отчетов — то контракт тому не препятствует, но определенный процент с гонорара вы обязаны перечислить на наш счет. Обычно это просто пересчитывается и вычитается из вашего вознаграждения…

Придя к себе домой, Алекс сам позвонил колдуну в Петербург. В «Скайпе» того не было, поэтому пришлось воспользоваться мобильником.

— Слушай, Пухов, я уже окончательно созрел, — сказал москвич после обычного приветствия.

— Для чего это ты созрел? Ты где? — отозвался петербуржец.

— Я — дома, а созрел я для твоего пентакля. Сколько это будет стоить в деньгах?

Услышав цену, Алекс присвистнул.

— Ни фига ж себе! Это в рублях или в долларах?

— В евро. А ты что думал? Это — работа, и работа серьезная. Ну, я же тебе все объяснял помнится…

— Скидку не сделаешь? По знакомству?

— Уже сделал. Вообще, при моих нынешних обстоятельствах, мне это крайне невыгодно.

— Ладно, черт с тобой золотая рыбка. Пей мою кровь. Кстати, ты когда собираешься к нам в Москву переезжать? Хотел вроде.

— Уже в процессе, — отозвался Пухов. — После твоего приезда все как-то закрутилось, завертелось… столько событий. Я даже офис в Москве арендовал, теперь там нужно все обустраивать… Скоро приеду смотреть. Нет — меня, наверное, все эти ремонты в гроб вгонят, снова эта головная боль! Только я от всех таких проблем отдыхать начал, и все заново! Опять провода тянуть, к Интернету подключаться! Кстати, сколько это у вас стоит? Или готовый офис дешевле? Надеюсь, что там нет черных лестниц?

— Не знаю, выясни кто там провайдер, и спроси у них цену. А причем тут лестница?

— А сети? Кто у вас офисные сети монтирует? И за сколько?

— Ну, чего пристал? — вспмнил Алекс любимую пуховскую фразу. — Посмотри сам. Напиши в каком-нибудь поисковике «локальные вычислительные сети» плюс монтаж. Наверняка кучу фирм увидишь.

— Так… сейчас… подожди… ага! Вот. Сейчас посчитаю…

— А сколько у тебя будет компьютеров в офисе, если не секрет?

— Шесть…

— Сколько? — поразился Алекс. — А зачем тебе шесть?

— Ну, смотри… два у меня, у секретаря и у бухгалтера по одному, еще сервер. Один комп запасной.

— На какой хрен тебе еще и сервер? Ладно, дело твое. Ну и как, посчитал?

— Да. Получается как раз примерно столько, столько ты мне будешь должен за пентакль. Кстати, вышли все свои данные — когда и где родился, во сколько часов и все такое прочее. Я тебе анкету сейчас отправлю.

— Ладно, заполню. А ты вот что скажи. Если сумма заказа и стоимость сети совпадают, может, тогда я тебе сеть сделаю? Опыт у меня — дай бог каждому, знания тоже имеются. И никто ничего не платит. Ты — мне, я — тебе. И мы — в расчете, все танцуют.

— Да? — удивился колдун. — Не боишься? А то мало ли что случится?

— Да, не боюсь я. Тебя что-то смущает? — Алекс заметил, что он стал плохо понимать своего питерского друга.

— Идея, конечно, хороша, но… видишь ли… я работаю с бухгалтерией, с НДС-ом, у меня везде учет и прозрачная отчетность. Я же налоги плачу! Как я проведу стоимость материалов и работ? А лицензия на монтаж локальных сетей у тебя есть? Нет? И как я буду заключать с тобой договор?

— А без договора — никак нельзя? — с надеждой спросил Алекс.

— Нет, без договора такие вещи у меня не делаются, извини старик!

— Ты, дяденька, зануда и бюрократ! Хорошо, черт с тобой, А когда это может быть готово, если я сейчас деньги дам? Я согласен доплатить за срочность.

— Так даже? Эко тебя приперло! Ладно, за неделю управимся.

— Это называется срочно? А быстрее?..

— Пять дней! — решительно заявил колдун. — Договор я тебе вышлю уже сейчас, лови! Распечатаешь, подпишешь, отсканируешь и сразу же мне.

— Все, договорились. Спасибо, Илья.

58. Пол Жданов

— Добрый день, босс, надо поговорить, — сказал я.

— Это срочно? — ответил коммуникатор голосом Шефа.

— Очень, — настоял я.

— Только не говори мне, что надо было еще вчера.

— Не скажу. Надо было шесть месяцев назад.

— Так. Похоже — правда, — все-таки Старик хорошо знал мои интонации. — Хорошо, заходи прямо сейчас. Я жду.

Если бы я знал… или хотя бы предполагал, что делать и как поступить. А то я вижу только, как нельзя, а вот как надо — никогда не знаю!

— Дело закончено, — сказал я, закрыв за собой дверь. В руках у меня была та самая кевларовая папка, что принес Алекс, — и получилось так, как вы просили: много секса, неприличных историй, зверские убийства и все это связано с Темным Городом. Но…

— Что «но»? — насторожился Старик.

— Мне нужно минут двадцать, и я все объясню.

— Так… говори, я слушаю. У тебя пятнадцать минут.

Я уложился в десять.

— …вначале ваши секретари просто решили, что им мало платят, — заканчивал я, переходя к самому главному, — уйти они не могли по вполне понятным причинам — мешал контракт и подписка о неразглашении…

— Тоже мне, открытие… — буркнул Старик.

— А тут подвернулась возможность подзаработать, — продолжал я, игнорируя реплику Шефа, — ничего особенного, просто откопировать пару бумаг для улучшения некоего частного бизнеса. Потом — еще, и еще, а позже выяснилось, что это не просто бумаги, а представляющие государственное значение. И капкан сработал — их намертво зацепили Проводники. Начиная с этого момента, обе ваши секретарши стали работать против всех нас. Ну, не всегда, конечно, они еще и свою работу выполняли, но стали, фактически, чужими агентами. Я написал вам доклад об их организации, — я похлопал рукой по черной папке, что принес с собой. — Проводники не представляют собой опасности для режима, они просто дают уйти в Темный Город тем людям, кого считают нужными для себя.

— Еще раз расскажи мне о Поводниках. Я так и не прочитал то досье, поскольку ты сам сказал, что особой срочности и важности нет, — проворчал Шеф.

— Основная идея, или даже религия Проводников — это непоколебимая убежденность, что Темный Город представляет собой первую страницу некоей Истинной Вселенной, Комплексной Реальности, своеобразный мост между нашим миром и этим самым подлинным многовариантным миром. Проводники считают, что наш мир — это всего-навсего одно из проявлений более сложно устроенного мира. Проводники убеждены, что всех «достойных» людей надо «спасать» из нашей реальности и навсегда переселять в Темный Город. Вроде бы им это удается, только не спрашивайте меня как, я этого не знаю. Тут я не специалист. Так вот, благодаря этой своей фанатичной вере, Проводниками удалось создать небольшую, но относительно сильную и гибкую тайную организацию. Их агенты есть практически во всех государственных и крупных частных коммерческих структурах. Даже у нас…

Шеф изощренно и нецензурно высказался.

— Ситуация усложнилась после того, как наши с вами секретари стали сотрудничать между собой, и частично обмениваться важными сведениями. Все началось с момента, когда на меня вышли мои старые враги, — продолжал я, — родственники тех, кого я при помощи своей группы отправил за решетку, или сами знаете куда. Но поскольку Ингрид работала только на Проводников...

Старик даже ругаться не стал — зашипел как кот.

— …о всех моих передвижениях они получали информацию практически напрямую. Грамотные и квалифицированные секретари, вообще могут подменять собою руководителя. А если понадобится только дополнить его функции, то тут вообще не будет никаких проблем. Обычно воспроизводить автограф шефа может любой опытный секретарь, вся оргтехника и коммуникации — тоже в его распоряжении, поэтому особых проблем не возникает. Все пропуска и временные разрешения идут через ваш секретариат, поэтому провести нужного человека для них тоже не составило особого труда. Я смотрел данные о выдаче пропусков, так там оказались лакуны — изъятие информации осуществлялось, якобы, по вашему приказу. Я не удивлюсь, если вдруг выяснится, что в вашем кабинете полно жучков…

Тут Шеф молча остановил меня поднятой ладонью, что-то нажал на столе и сказал:

— Эд, срочно зайди ко мне. И прихвати все свои игрушки, пригодятся… нет, никого не бери, только ты один.

Эд Уилкинсон — наш начальник Отдела внутренней безопасности, отвечал за чистоту помещений и отсутствие там несанкционированных жучков и устройств аудио— и видеонаблюдения. Кроме того, его отдел следил за лояльностью сотрудников и их внеслужебными связями.

— Подождем Уилкинсона, — пояснил босс.

Ждать пришлось минут пять — Эд влетел, как будто начался пожар. Собственно, так оно и было, если подумать.

— Вот что Эд, — недовольно пробурчал Старик, — чтобы рассеять всякие галлюцинации некоторых наших товарищей, проверь-ка мои комнаты. Эту и те тоже.

Эд молча кивнул, и приступил к работе. Он нашел так много всякого оборудования, что пока удалял, нам пришлось перейти в «чистую» — специальное помещение для секретных переговоров и деликатных экспериментов, где окон не было вообще, а стены, пол и потолок представляли собой сопрягающиеся поверхности сварного металла. Мы переоделись в одноразовые комбинезоны и вошли в эту консервную банку. Ни мебели, ничего. Только голая стеклянная лампочка под потолком.

— Ну, и?.. — спросил Старик. — Что дальше?

— Да собственно — все! Я, когда шел к вам, заметил, что никого из ваших секретарей уже нет на рабочих местах. Думаю, что они смотались окончательно.

Наши голоса гулко отдавались в пустом пространстве.

— Так. И кому они, по-твоему, сливали инфу? Кроме этих Проводников?

— Все банально. Наркоторговцы, босс. Последнее покушение на меня все разъяснило. Там задействовали одну девушку, парень которой оказался не кем иным, как сыном самого Азизона.

Шеф присвистнул.

— Вот, — продолжал я. — Он очень старался, но его случайно зацепила видеокамера автобуса, на котором ехал я.

— Почему он сам пошел, как думаешь? Мог бы и послать кого-то…

— А он уже насылал на меня банду каких-то отморозков. Но с этой проблемкой я справился самостоятельно — я потрогал рукой уже начавшую заживать ссадину на скуле. — Больше у него, по моим понятиям, никого сейчас нет. Пока. Но стрелять он сам не хотел, подставил вместо себя девушку… трусливая сволочь. Ее насмерть сбило автобусом, а он благополучно смотался. Короче — из-за всего того, что наслоились совсем не связанные между собой проблемы, возникла путаница, в которой я и разбирался все это время.

Тут в дверь постучали. Шеф открыл и, похоже, принял какой-то материал. Затем снова закрыл изолирующую дверь и подошел ко мне.

— Секретарши, значит… — пробурчал Шеф, после довольно продолжительного молчания. Видимо он анализировал и обрабатывал новую информацию. — Так. А я тебя подозревал…

— Босс?

— Что — «босс»! А наши секретари… да… Мы, конечно, все проверим и перепроверим, но я почти не сомневаюсь, что ты прав, поскольку столько жучков могли только мои секретарши наставить. Все эти трудности начались чуть позже того, как ты получил свой отдел. Заметил? Через полгода, примерно. Да, я понимаю, почему, но утечка происходила по тем темам, по которым работал именно ты. Я давно чувствовал, что кто-то у меня шпионит. Поэтому применил старинный прием: сам, лично, раздал всем начальникам отделов некую разную «секретную» информацию, и ждал, чей вариант проявится. Проявился твой, так что против тебя сначала были все улики. Да, да, именно. Теперь-то понятно отчего — это твоя любовница постаралась. У меня же много каналов, и мы как-никак информационная безопасность, мать ее… Кроме того, ты вел странный образ жизни, по бабам шастал, на Юго-запад вечно шлялся, ходил в какие-то подозрительные клубы… Вот я и стал контролировать тебя лично, а от секреторной работы негласно отстранил. Ты заметил? У тебя же оставалась на руках одна уголовщина.

— Но меня же несколько раз чуть не убили!

— Да, но не убили же! Ты даже не пострадал ни разу! Синяки и шишки — не в счет. Я и решил, что ты сам себе все это подстраивал.

— Зачем? Чтобы разнообразить жизнь?

— Ну, мало ли! Снять подозрение, переключить внимание — причины могли быть самые разные. Да и молекулярные метки на взрывчатке говорили, что боеприпас изготовлен для нашей конторы. А после того, как ты занялся лифтом, я еще больше уверился, что виноват ты один. Это только сейчас выяснилось, что в секретариате подделали заявку с моей подписью...

— А при чем тут лифт?

— Как только что стало ясно, мои дамы посчитали тебя наиболее опасным, поэтому пытались ликвидировать. Не сами конечно, они просто передавали бандитам информацию, а когда надо — обеспечивали доступ в наше здание нужным людям под видом ремонтных рабочих… Отсюда — и авария на лифте, и взрыв оружия в твоих руках и еще пара эпизодов, о которых ты так и не узнал — сработала служба безопасности. А Лео Бернс тогда сильно обиделся на тебя, и написал мне рапорт, где подробно излагал твои методы работы и то, что ты без разрешения лазил в шахту лифта.

Тут наступила моя очередь выражаться непечатно, что я и сделал.

— Ну, да, ну, да... — задумчиво пробормотал Шеф. — Но ты-то — тоже хорош! А когда сгорела твоя негритяночка, я почти окончательно уверился что это все — твоих рук дело.

— Но ведь Лорен…

— А что Лорен? От нее, вообще-то, было очень много разных хлопот и дополнительных проблем, поэтому такой конец оказался всем очень даже удобен. Я понятно излагаю? — я кивнул головой. — Алиби опять же у тебя — ты в это время сидел в полиции, в Городе-на-Неве? Ну, вот. А такое железное алиби в твоем случае скорее отягчающее обстоятельство. К тому же по нашему запросу поступил внеплановый отчет от доктора Дэвидсона. Вы же хорошо знакомы, по-моему? Так он и раньше писал, что ты иногда становишься неадекватен, несдержан, временами бываешь сексуально озабочен и подвержен галлюцинациям. Вот. А относительно того, что мы оба с тобой сели в лужу… надо молчать. И следить, чтобы инфа не просочилась, куда не нужно. Я придумал тут вполне нормальную официальную версию, ее и будем придерживаться. Где сейчас эти люди? В Темном Городе? Вот и отлично! Для Хозяина, и для всех, кто что-то пронюхает, они — наши агенты там, и работают под прикрытием! Отныне будет так. Как ты понимаешь, исправить мы уже ничего не сможем, и единственная возможность сохранить наши задницы — это молчать. Что еще?

59. Алекс

Алексу снился длинный гипоксийный сон — липкий и тягучий, как плохой конфитюр. Запомнился одуряющий кошмар — девственный хаос, лишенный смысла и логики. Алекс бежал по пространству абстракций, которые он, убегая от какого-то монстра, старался на бегу собрать в одно целое. Он знал — оттого, как ему все это удастся, зависит сама жизнь. Но фрагменты складывались между собой из рук вон плохо. В конце концов, ему удалось составить из разнообразных обрывков завернутую в спираль многоцветную картинку, рисунок которой невозможно было рассмотреть вблизи. Алекс перескакивал с одного витка этой громадной спирали на другой виток, пока не очутился в своей квартире.

Первое, что осознал Алекс в то утро — был звонок телефона. Телефон звонил так долго и нудно, что хотелось его придушить. Солнце светило, как оно может светить только в начале хорошего майского дня. За стеклом было солнечное весеннее утро, но балконная дверь оказалась закрыта, и возникшая за ночь духота давила на сознание, вызывая кошмарные сны. Цепочка врезалась в шею, а амулет непривычно мешался на груди.

Накануне он получил со срочной почтой небольшую ценную посылку — Пухов был точен и аккуратен. Расплатившись с курьером, Алекс незамедлительно вскрыл упаковку. Амулет ему тогда очень понравился: красивая вещь, такую и на шее носить не стыдно.

Прошло месяц с того момента, как его первый раз пригласили на Кадашевскую набережную.

Телефон звонил. Алекс протянул руку, и ощупью нашел трубку.

— Да, я слушаю, — проговорил он интонацией тяжело больного.

— Здравствуйте, а можно попросить Александра? — ответил чем-то знакомый молодой мужской голос. Ну, да, именно этот человек недели три назад, сообщал Алексу, что его передумали принимать на постоянную работу.

— Я вас слушаю.

— Александр? Ну, наконец-то! С вами говорят из корпорации «Экспертные системы». Мы искали вас, но по тому номеру мне сказали, что вы уже уволились, а домашний телефон сообщить отказались.

— Я помню, вы говорили, что не можете взять меня на работу.

— Взять на работу в текущем месяце. Но связь оборвалась, а позже я так и не смог связаться с вами. Вы могли бы приступить к работе с первого числа? А разовый гонорар за написанную программу вам будет переведен сразу же, как только вы дадите номер своего счета… или в качестве бонуса начислим, когда станете работать у нас. Мы вас ждем…

Алекс с довольным видом положил трубку, и снова растянулся на диване.

Сон почти выветрился из его памяти. Кошмар практически забылся, а вот жуткое ощущение осталось. Что же там снилось-то?

Звонок в дверь отвлек его от сонных мыслей. «Ну, кто там, блин, так не вовремя?» — недовольно пробормотал он себе под нос и пошел к двери. Посмотрев в глазок, он сразу же начал отпирать — на лестничной площадке стояла Ольга.

— Ну, ты чего так долго? Спал что ли? — вместо приветствия спросила его жена, как только он открыл дверь. — Почему не встретил? Мне пришлось одной с вокзала ехать! — Она сразу же у порога сбросила с себя тяжеленный рюкзак. — Еле доперла это все…

— А я что, свят дух знать, когда ты приедешь?

— Как «свят дух»?! Я же тебе специально СМС-ку посылала! Знаешь же, что мне тащить тяжело!

— Ничего я не получал!

— А ты посмотри у себя! — настаивала Ольга.

Алекс взял свой мобильник и пролистал входящие сообщения.

— Вот взгляни — это ты мне писала, когда вернулась в Москву из Питера… давно еще… а дальше — все! Ничего твоего больше у меня нет, сама взгляни!

Но Ольга глядеть не стала, а вместо этого открыла свой телефон-раскладушку.

— Ой, я ту СМС-ку в черновиках оставила… наверное, когда я меняла симку, то сохранила в черновиках, а отправить забыла! Почему-то решила, что сообщение уже ушло…

— Ага, ушло оно. В черновик.

— Ладно, проехали. Как твои дела? В норме? Не сердишься на меня?

— Я? — декоративно спросил Алекс, пока Ольга мыла руги и разглядывала себя в зеркале. — Нет. А что, должен?

— А как с твоим другом? — спросила Ольга, внимательно разглядывая себя в зеркало.

— Это с каким? — переспросил Алекс. Обычно жена не интересовалась его друзьями.

— С твоим Пуховым.

— Ну, Илья — жив и здоров, скоро вот в Москву переедет. А то дело с трупом в его кабинете так и зависло.

— Как это — в Москву?

— Он собирается переводить свой бизнес в Москву. Не спрашивай почему — я сам не понял.

— А я знаю продолжение истории с трупом. Случайно узнала.

— Ты узнала? — удивился Алекс. — Но откуда?

— Илья тебе большое письмо по и-мейлу написал, а я случайно прочитала его и нечаянно стерла. Но я все помню!

— Так... Вот с этого места подробнее, пожалуйста.

— Только не злись, умоляю тебя! Я же не нарочно, просто так получилось! Его письмо пришло на мой ящик — помнишь, ты с моего адреса ему что-то отправил? Ну, он и ответил реплеем, а я, когда вытряхивала свою почту там, а Перми, и прочитала.

— Кстати, как съездила? Удачно? Как Пермь?

Ольга, наконец, прекратила изучать свое лицо, и они прошли на кухню.

— Хорошо съездила, подробнее потом расскажу. Так вот, Пухов узнал по своим каналам, что смерть этого голого бедняги наступила в результате вывиха шейных позвонков. У ментов сначала сложилось такое впечатление, что этот толстяк возник откуда-то из ничего прямо посередине объема комнаты и рухнул на пол, ударившись о край стола затылком. Что, как ты понимаешь, невозможно. А вот экспертиза показала, что ему свернули шею! В милиции долго ничего не могли понять, у всех возможных подозреваемых имелись железные алиби, а когда твой друг нашел в стене пробитый проход и за ним дверь на черную лестницу, то следствие ухватилось за эту гипотезу. Ну, что тело с черного хода принесли или наоборот — привели, а потом укокошили. Получалось все так просто и понятно, что лучше некуда. Потом, правда, расследование тоже зашло в тупик, но это было уже не столь важно.

— Интересно, — пробормотал Алекс, наливая воду в чайник.

— Еще бы не интересно! — продолжала Ольга. — Но главное то, что все это полная лажа. Это и твой друг потом тоже понял. Он от своей секретарши позже случайно узнал, что сразу после того, как менты разрешили проводить уборку, она пылесосила ковролин. Пылесос удаляет следы, да и не видела она никакого следа отодвигания шкафа. А Пухов — про уборку ничего не знал, и на другой день снова пылесосил, поскольку пол выглядел грязным. Вот тут-то он и заметил след.

— Он же обычно сам все делает, или пылесосят в его присутствии.

— Ну, тут же форс-мажор все-таки, вот и нарушили традицию. А дыру проделали после того, как обнаружили труп, тогда же и шкаф двигали.

— Как — после? Кто проделал?

— А вот так! Сами менты и проделали, по-моему. Кто еще? Очень уж им не хотелось такой мистический сюрреализм изучать. А так — все чин-чином — обычное убийство. Ну, не совсем обычное, но хоть без особой мистики. А может — и не менты, а еще кто-то…

— Погоди… но это же преступление — подделка улик и ложные доказательства!

— А то! Только не говори никому, а то нам с тобой головы поотрывают! И Пухову не говори, что я в курсе.

— Там еще какая-то визитка на столе у Пухова образовалась. Вместе с трупом.

— И что? Мало ли какую фигню могут подсунуть для отвода глаз, — сказала Ольга.

Только сейчас Алекс осмыслил некоторые странности последних разговоров с питерским колдуном, его недомолвки и намеки. Петербуржец явно пребывал в уверенности, что Алекс в курсе дел и с полуслова понимает его недосказанности. Но ситуацию это не проясняло, если только не приписать происшествие в офисе колдуна к цепочке фантастических событий, что тянулась со времени начала питерской поездки. Тогда — все вставало на свои места. Но может, именно так и следовало поступить?

— Ладно, — сказала Ольга, прервав многотрудные раздумья Алекса. — У тебя на завтрак еще что-нибудь есть кроме этих бутербродов? Посущественнее? Я с поезда и почти ничего еще не ела сегодня. Жрать хочу безмерно, сделай мне пока что-нибудь! А я в ванну — надо привести себя в порядок: голову помыть и хотя бы накраситься, а то выгляжу как чучело, сама себя боюсь…

…А уже потом он позвонил на Кадашевскую набережную и договорился о внеочередной встрече с «Архангелом Михаилом». Тот явно удивился, но ничего не сказал. Алексу нужно было узнать многое. И как ему теперь жить дальше, и что делать с тем грузом, что обрушился на его сознание за последний месяц, и вообще появилась масса всяких вопросов…

По возникшей уже привычке, сначала он заглянул на ступени набережной. Сегодня хранитель был тут.

— Добрый день, — сказал Алекс, присаживаясь рядом. Он так и не спросил, как зовут хранителя, а узнать хотелось многое. И про хранителей вообще, и про демонов, и про то, что вокруг знали, похоже, все, но почему-то ничего толком не рассказывали вслух.

— Хочешь занять мое место? — вместо ответного приветствия спросил хранитель. — Хочешь хранителем стать? А то устал я уже тут, да и старый стал. Стройки всякие, дома прежние ломают, скоро последние снесут — я так не могу больше. Не выдерживаю. А ты — молодой еще, приспособишься. Приходи завтра, в это же время, а пока — поразмысли. Не торопясь, подумай, а сейчас ничего не отвечай. И не спрашивай даже ни о чем. Наговоримся еще.

60.Пол Жданов

Итак — Стив. Наш целитель рассудков и врачеватель душ оказался самой обыкновенной сволочью. Причем даже никаких претензий я высказать ему не мог — преступлений он не совершал, нравственных принципов не нарушал, а действовал в полном соответствии с законом и должностными инструкциями.

Ингрид меня тоже предала. Вернее — она-то с самого начала работала против меня. То, что Ингрид и подружка Алекса Эллен — проводник в Темный Город — одно и то же лицо, я узнал в самый последний момент. Это был не то чтобы провал, это был сильнейший прокол за всю мою карьеру, и сокрушительный удар по моему самолюбию. Я проморгал агента какой-то непонятной, пусть даже и безобидной тайной организации, что абсолютно непростительно для профессионала. Не заметить лазутчицу, что сидела под самым носом, а иногда — и лежала под моим боком, являлось смертельной ошибкой и служебным преступлением. Но тронуть ее я все-таки не смог, поскольку действительно очень любил эту замечательную девушку, и единственное, что мог сделать — это смотреть сейчас в сторону, когда она убегает в Темный Город вместе с моим бывшим другом Алексом. И уж этого-то Старик мне точно никогда не простит. В лучшем случае — увольнение, а в худшем — трибунал, что бы там сейчас Шеф мне не рассказывал.

Я не мог уйти в Темный Город, подобно своим приятелям, но зато мог сменить собственную личность. Специфика работы способствовала — все сведения и данные давно уже храниятся не в бумажных архивах, а в электронных файлах, находящихся под полным контролем нашего ведомства. В свое время я занялся этим исключительно из любопытства: создал виртуального человека — с полноценной биографией, с хорошей характеристикой и с правдоподобным послужным списком… Он у меня даже «работал» в какой-то фрилансовой компании, и «зарабатывал» нормальные деньги, платил налоги, лечился, отдыхал, ездил на курорт... Я забавлялся — как ребенок. А потом я получил для этого вымышленного персонажа «твердые», физически осязаемые документы, что не составило труда: фото лица там мое, все данные мои, плюс — борода, усы, опять вошедшие в моду очки — и готово дело. А свою собственную дактилокарту и антропометрию я недавно подменил данными одного сгинувшего в нашем крематории покойника. Только глазную карту оставил — а то меня бы не пропустили на работу.

Я устал, я чертовски устал. У меня сумасшедшая работа, связанная к тому же с постоянным риском для жизни. Моей и какой-нибудь чужой. Я не хочу больше всего этого, надоело. А чего я хочу? А хочу я двойную дозу тримипрамина и пирожок с галлюциногенными грибами. Мне вообще-то пора начинать новую жизнь, в другом месте. Как же хорошо, что я позаботился в свое время о комплекте документов на новое имя! А что касается денег — спасибо покойному «Санта-Клаусу» — теперь я вполне обеспеченный человек, да и арабские банки своих счетов не выдают, это вам не Швейцария.

Ничего — наш реальный мир тоже еще на что-то сгодится. Но оставаться в прежней шкуре мне уже нет никакого резона, да и опасно. Старая жизнь вообще потеряла для меня всякое значение. Самое противное заключалось в том, что меня предали друзья, вернее те, кого я раньше считал своими друзьями. Смысл жизни — это что-то дальнее, заоблачное, но вместе с тем ясное, многим необходимое и всеми желанное. А друзья — только попутчики на узкой дорожке к этой самой мифической цели. По-моему никакие друзья, будь они из себя хоть ангелами, не могут сделаться смыслом жизни. Они не в состоянии не только помочь найти близкий путь куда-то, а наоборот — могут завести в дебри или оттянуть назад. Они могут ткнуть носом, как маленького щенка, не только в миску с молоком, но и в грязную лужу. При этом абсолютно безразлично, как этот друг вел себя до этого: и кошка, загнанная в угол, может драться как тигр. Да, такие друзья — не единственные, есть и другие, но люди — они же все примерно одинаковы. У нас у всех в норме по две руки и ноги, по пять пальцев на каждой руке и по два глаза на физиономии... а вот выглядим мы по-разному. Так и их внутренняя составляющая — характеры у людей смотрятся многообразными, а состоят из той же густой смеси эгоизма и подлости, добра и зла, честности и лжи.

___________________

par excellence — по преимуществу (лат.).

Тати — (старорусск.) воры, разбойники.

Сенобайты — жуткие персонажи фильма Клайва Баркера — «Восставший из ада» (Hellraiser).

Flashback — в кино: ретроспективный кадр.