Куколка, некогда подаренная Машей, та самая, что я посадил на край базы радиотелефона, упала и теперь лежала ничком, с высоко задранной попкой. Казалось, что игрушечная девочка с голубыми волосами горько-горько плачет. Почему-то мне это очень не понравилась, и показалось дурным предзнаменованием. Я не суеверен, но мало ли… поэтому сразу же поправил фигурку и посадил как раньше.

Не знаю, куда бы завели мои дальнейшие дела, если б не сообщение от Алексея, того самого старинного приятеля, почти друга, с которым мы не виделись уже несколько лет. Причем познакомились давно, а после того, как он женился на моей подруге, не разговаривал вообще. Нет, мы не ссорились, просто перестали общаться лично и очно, хотя поводы были. Меня даже приглашали на свадьбу, а я не пошел. Сослался на болезнь. Правда, после можно позвонить или написать. Недавний разговор с тем же Еремеем Маркиановичем, моим нанимателем, предоставлял достаточный повод. Ведь это Алексей меня «рекомендовал».

Я уже почти собрался звонить старому приятелю, но все откладывал и откладывал. Однако, как бы там ни было, он вдруг прорезался сам: «Привет. Ты сейчас очень сильно занят? Не найдешь немного времени зайти ко мне ненадолго? Живу там же, только домофон сменился: наберешь номер квартиры, я и открою».

«На ты» мы перешли только после того, как я включил Алексея в свою френдленту на Фейсбуке и на Телеграмме, посредством которого он и связался со мной. Странно, да? Тем более удивительно, что до этого мы неоднократно встречались и переписывались, сохраняя холодноватое «вы», а в какой-то момент вообще перестали поддерживать знакомство. Впрочем, я повторяюсь.

Утром надо было посетить ряд мест и поговорить с некоторыми нужными для дела людьми, но я все отменил, и встречи передвинул. Беседа с Алексеем казалась важней. На нее следовало выделить день целиком, причем как можно быстрее. В его записке проглядывал намек на срочность, а с такими просьбами этот человек никогда ранее ко мне не обращался. Что-то подсказывало, что Алексей не стал бы связываться со мной посредством сервиса, что даже Госкомконтролю оказался не по зубам. Видимо не очень хотел светить нашу встречу, а его пожелания я давно уже привык уважать.

Очередной способ не особо светиться был. Пришлось воспользоваться услугами доктора медицинских наук Раисы Михайловны Степской, или, как ее именовали в просвещенных кругах, Мамы-Раи.

Официально у нее была клиника мануальной терапии. Медицинский диплом и ученая степень Мамы-Раи позволяли оформлять и успешно содержать подобные заведения. После входных дверей — просторный холл с обычными медицинскими плакатами, регистратура, автомат для выдачи талончиков, касса. На одном из стендов перечислялись специалисты, на другом присутствовал перечень медицинских услуг, на третьем — список недугов, что должны лечить в данном учреждении. Если бы кому-нибудь понадобилось исцелиться от межпозвонковой грыжи, избавиться от остеохондроза или облегчить боли в суставах, вежливо порекомендовали бы обратиться куда-нибудь в другое место. Напротив таких и подобных заболеваний на стенде стояла надпись: «специалист временно не принимает». Зато синдром сексуальной напряженности, комплекс половой нервозности, депрессивное состояние, застой в малом тазу, или симптомы спермотоксикоза — вполне подпадали под профиль учреждения, специалисты всегда находились, и лечение обязательно осуществлялось. Но, правда, с применением собственных, запатентованных оригинальных методик. В салоне имелся буфет-кафетерий, больше похожий на ресторан, где в приватной обстановке под приятную музыку можно подождать сеанса терапии. Все было тонко продумано, здесь принимали как женщин, так и мужчин. Бордель был мастерски замаскирован под платную клинику. Обильные покровители из самых разных структур гарантировали неприкосновенность заведения. Если же вдруг появлялся какой-нибудь залетный принципиальный проверяющий, что хотел осуществить «контрольную закупку», его вычисляли на раз. Предоставляли стандартную медицинскую помощь, обычно далеко не самую приятную.

— Здравствуйте. К Раисе Михайловне, сказал я, обращаясь прямо в окошко регистратуры. — Вот моя визитка.

Подобный подход был тут в порядке вещей, поэтому быстро и без особых проволочек меня провели непосредственно в кабинет Мамы-Раи. Повезло, Степская оказалась в своем офисе, что было совсем даже необязательно.

Кабинет абсолютно не изменился с моего прежнего тут появления. Все так же обставлен, без излишней роскоши, но со вкусом. Чувствовалась рука опытного дизайнера. Справа от входа крупный черный диван, явно натуральной кожи. Напротив двери исполинское окно, задернутое непроницаемыми портьерами. На низком круглом маленьком столике с витыми ножками все так же стояла неизменная кофейная чашка. Кроме того, хозяйка кабинета, которую согласно табличке на рабочем столе именовали «Доктор медицинских наук Степская Р.М.», явно была любительницей книг: целую стену занимали полки, заполненные томами по медицине, анатомии и психологии, увесистыми энциклопедиями на разных языках. Очевидно, Мама-Рая увлекалась живописью — на противоположной от стеллажа стене, прямо над диваном, висел великолепно исполненный фантастический пейзаж. Он изображал бегущую в горизонт речушку, теряющуюся между посеревших, но наверняка когда-то насыщенно зеленых гор. В этой картине было что-то неправильное и страшное. Нечто пугающее. То ли неестественное русло реки, словно искаженное с непонятным умыслом, то ли расположение гор и холмов, физически невозможное в реальности, притом, что в незнании законов перспективы и недостатке мастерства художника упрекнуть было никак нельзя. Кисть была уверенной, а мазки четкими и практически незаметными.

В середине кабинета заваленный бумагами массивный рабочий стол явно девятнадцатого века с широким компьютерным монитором. Здесь ничто не свидетельствовало об истинных занятиях хозяйки борделя.

Мама-Рая — уверенная в себе женщина возрастом за тридцать, но меньше сорока, встретила так, будто я пронес ей известие о присуждении ордена за заслуги в развитии медицинской науки и многолетнюю добросовестную работу на ниве здравоохранения. Года два назад она оказалась замешана в убийстве, и только благодаря моей помощи и чудесной случайности ей удалось выкрутиться. О случайности она, правда, не знала. Жуткая была история, когда-нибудь о ней можно будет рассказать, но не сейчас.

Выглядела Раиса Михайловна замечательно. Улыбка у нее была самой широкой и восхитительной из всех, что я когда-либо видел на этой земле. Идеально уложенные черные локоны доходили до плеч, отблескивая при свете плоского потолочного светильника. Пухлые губы, с металлическим оттенком серая помада, маленький шрамик над бровью, происхождения которого никто не знал. А может, и знал, но никому бы уже не сказал. Передо мной сидела успешная бизнесвумен, облаченная в белый медицинский халат. Ни дать, ни взять — главврач дорогой и престижной клиники. Я знал, что она могла примерить любую роль, и сыграть ее так мастерски, что никто бы даже не заподозрил настоящую ее профессию. А еще я знал, что такой шикарной женщиной интересовался не только «сильный» пол.

— О, дорогой мой, как же я рада вас видеть! — словами подтвердила свою улыбку Мама-Рая. — Давненько вы у нас не появлялись, забыли нас, а это нехорошо с вашей стороны, невежливо даже.

— Да не забыл я, Раиса Михайловна, — покаянно улыбнулся я, — в вашем случае такое абсолютно невозможно. Все дела, дела, проблемы, все бегаю, что-то стараюсь изменить, что-то исправить… но о вас всегда помню. Потерять воспоминания о таком замечательном докторе, удивительном специалисте, спасшем многие человеческие жизни? Такое решительно невозможно.

Тут Раиса Михайловна стерла улыбку, посмотрела на меня совсем иным взглядом, достала сигарету и неторопливо закурила. Теперь передо мной была самая настоящая бандерша, без прежнего налета светской учтивости.

— Ладно, хватит паясничать. Чего хотел?

— Исчезнуть часа на четыре, а потом снова тут появиться и уйти, как будто все это время провел здесь.

— Чем подтвердишь, что не помешаешь бизнесу?

Я уже подготовился к подобному вопросу, поэтому сразу же сказал:

— Три варианта. Рассказать все, но это долго получится; просто пообещать — слово свое держу, ты знаешь, — или оставить какой-нибудь залог.

— Залог твой мне тут на [censored] не нужен. Давай так: пообещаешь под запись, но потом расскажешь, когда попрошу, и когда можно будет. Годится?

— Годится, конечно, но я сам не знаю, когда дело закончится. Обещаю, что никакие мои осознанные действия твоему бизнесу не помешают, Мама-Рая.

— Фу, как гадко. Ну да ладно, я записала нашу беседу, так что не отвертишься, если что. Только время оплатить все равно придется.

— Нет проблем, — кивнул я. — Сколько?

Она сказала сколько, на что я присвистнул.

— Это минимальная цена, все по прейскуранту, — Мама-Рая затянулась сигаретой и выпустила облако дыма. — Ты же реализма хотел? Получай. Иди, плати в кассу.

— Даже так? — удивился я.

— А ты чего ожидал? Еще давно просил, чтобы вполне достоверно получалось, помнишь? Вот и принимай свою достоверность. Девочку сейчас выберешь, или помочь?

— Зачем? Я к ней не пойду, так что назначь, кого пожелаешь… хотя нет, стоп! Погоди, лучше уж сам, а то мало ли кого ты там на меня запишешь. Не отмажусь потом.

— То-то и оно, — громко засмеялась бандерша. — Бери альбом, смотри, — с этими словами она протянула мне тонкий планшет форматом с обычную книгу.

Ну, что. Идут в ногу со временем, да и уничтожить легче, если форс-мажор. Я прошелся по категориям, выбрал «классический массаж без проникновения», потом нашел там вполне нормальную девушку лишенную всяких дополнений, и ткнул в нее пальцем.

— Эта сейчас занята, — возразила Степская. — Смотри на верхний левый угол. Кто свободен, там значок «сердечко». Нажимай на него. Внизу цена за полный час, округленный в большую сторону. Час пять минут и час пятьдесят пять стоить будут одинаково.

Видимо, день сегодня такой, насыщенный выдался. Свободных оказалось не очень много, к тому же я искал кого подешевле. Наконец нашел какую-то незанятую девицу, и решил оплатить все четыре часа. Дороговато мне обойдется эта пустышка.

— А у тебя интересный вкус, — осклабилась бандерша. — Иди, плати, а потом ко мне зайдешь за инструкциями.

После того, как уплатил в кассу и вернулся в кабинет Мамы-Раи, бордель-маман проверила чек, молча кивнула, что-то там сделала и снова протянула тот же планшет:

— У нас нынче все поменялось, как ты надеюсь, заметил, так что вникай. Сейчас пойдешь один, никто тебя не проводит, поэтому хорошенько изучи план.

На экране был уже какой-то чертеж, похожий на схему для пожарной эвакуации офисных работников. Видимо такой тип услуг, как незаметное исчезновение клиента, часто практиковался в данном заведении.

— Как ты помнишь, раньше через соседний подвал уходили, — продолжала Мама-Рая, — теперь не так. Выйдешь от меня и повернешь налево. Дойдешь до конца коридора и спустишься в подвал. Там светло, а на стенках знаки, как для эвакуации, только в красно-зеленую полоску. На другие стрелки внимания не обращай. Над выходной дверью будет светиться «Exit», ключ приложишь к светящемуся кружочку, что на уровне глаз. Вот этот ключ, — она протянула мне таблетку-открывалку, как на домофонах, — только не потеряй: а то назад не попадешь. Дверь откроется, и окажешься ты в переходе под проспектом. Как только дверь за собой захлопнется, иди куда хочешь. Чтобы войти назад, приложи этот же ключ к закрашенному под цвет стены кружочку, он малозаметен и метра два от пола, выше отделки, увидишь там. Когда вернешься, зайдешь ко мне и сдашь ключ, а то охрана не выпустит. Если к сроку не появишься, будешь оплачивать время опоздания. Даже не думай, что можешь сбежать, моя служба безопасности хорошо работает.

— Да ну еще, зачем мне убегать. Я слишком высоко ценю ваш талант и высокий профессионализм, доктор.

— Иди-иди, словоблуд. Время твое пошло.

* * *

Алексей давно уже жил на колесах. Еще будучи студентом, он получил неизлечимую травму спинного мозга и с тех пор разъезжал в инвалидном кресле без всяких надежд на восстановление. Свое средство передвижения он часто менял, как только появлялась какая-нибудь более продвинутая модель со всевозможными опциями и приспособлениями. В деньгах мой друг давно уже не нуждался. Кем он работал и где, я не знал. Это, несмотря на многолетнее знакомство. По официальной версии, Алексей значился врачом-психологом и каким-то там консультантом. Только вот у кого? Я не пытался выяснять: что-то подсказывало — не надо. Старый принцип — меньше знаешь, дольше живешь, остается одним из основополагающих в нашей жизни.

Когда звонил в дверь, то ожидал что откроет Стелла — жена Алексея. Поженились они года два назад, и, по слухам, были вполне счастливы. Говоря честно, мне всегда было затруднительно представить себе их супружескую жизнь. Впрочем — не мое это дело, да и излишне любопытство в таких вопросах до добра редко кого доводит.

Вопреки ожиданиям хозяин квартиры открыл сам. Он не сидел, как обычно, в кресле на колесах, а стоял на собственных ногах. По-моему у меня даже рот раскрылся от неожиданности.

— Ну, привет, бродяга, — сказал Алексей, излишне крепко пожимая руку и одновременно игнорируя мое удивление. — Что поделывал после всего минувшего? Как насчет пива?

— От светлого не откажусь, — пролепетал я, совладав с первичным шоком от увиденного. — Мне уже пофиг, пешком хожу, не за рулем.

— Вот и чудно. Проходи, что стоишь?

— А-а-а… Э-э-э…

— Что, удивил? — засмеялся Алексей. — Это такой экзоскелет. Экспериментальная модель, в продаже еще нет, но скоро поступит. Пока эксклюзивное изделие по спецзаказу. Фирма одна американская производит, специализирующаяся на ходячих роботах. Корпорация «Робот Динамикс», ничего не слыхал?

— Слышал, конечно, даже ролики в сети видел. Они там своих роботов показывают, при этом изощренно и разнообразно издеваются над ними.

— Это фактически робот и есть, только он моими ногами двигает и ходит вместо меня. В отличие от всех тех экзоскелетов, что по телевизору рекламируют, этот плавно передвигается, как человек. Многочисленные сервомоторы обеспечивают пластичность и естественность движений... До чего дошло, — хихикнул Алексей, — я будто какой-нибудь профессиональный промоутер заговорил. А все ты!

— Это почему же это я? А вообще — супер! Не устаешь так ходить?

— Да не особо, только сердце временами громко стучать начинает. С непривычки, когда хожу долго. Но скоро пройдет. Недавно привезли, постепенно тренируюсь, а для определения состояния сосудов специальный монитор есть. Врачи говорят, что так ходить намного полезнее, чем разъезжать в передвижном кресле.

— Я даже не спрашиваю, сколько это стоит.

— Правильно делаешь, что не спрашиваешь, — усмехнулся Алексей. — Мне не стоило ничего. Фирма даже приплачивает за испытание этого оборудования.

— Ни фига себе ты устроился!

— А то! Деловые связи — не шутка, знаешь ли. Какое именно пиво будешь? Как начет «Миллера»?

— Слабовато, конечно, но не откажусь. Хочу чего-нибудь легенького.

— Тогда располагайся, я сейчас…

Вот тут уж я никак не смог удержаться:

— Погоди, официальную твою работу я знаю, но это же только так, ради прикрытия, да? А на самом-то деле? На кого ты все-таки работаешь, если не секрет?

— Секрет, конечно. Разве еще не догадался? Думал, знаешь. Ладно, я на кухню, а ты журнальчики посмотри.

Ритмично звуча своими сервомоторами, мой друг отправился на кухню. Он и раньше, когда разъезжал в инвалидном кресле, терпеть не мог, чтобы ему кто-нибудь помогал. Если не считать экзоскелета, с тех пор, что мы виделись последний раз, Алексей, по-моему, совершено не изменился. Та же лысая голова мыслителя, тот же мощный плечевой пояс, и те же парализованные ноги. Только вот инвалидное кресло, в котором всегда и везде путешествовал мой друг, сменилось экзоскелетом. Не на всегда, как я понял. Само кресло стояло тут же, только стало иным. Еще более навороченным и продвинутым, чем было раньше. Алексей внимательно следил за техническими достижениями в этой области. Более старое его кресло стояло по соседству видимо к новому транспортному средству Алексей еще привыкал. Такому чуду техники, явно неотечественного производства, позавидовал бы сам Стивен Хокинг, будь еще жив.

— Я почему-то всегда полагал, — сказал я, когда мой друг наконец вернулся, толкая перед собой сервировочный столик, — что ты работаешь на правительство.

— Да нет, — задумчиво произнес мой собеседник, усаживаясь напротив под тихое жужжание своего экзоскелета. — На Холдинг я работаю.

— На какой еще холдинг? — не понял я.

— Холдинг с большой буквы. Очень схематично и чрезвычайно приблизительно его можно охарактеризовать как отдаленный аналог Американского Синдиката, если ты понял, о чем тут речь.

— Ты что, мафиози что ли? — испугался я.

— Нет, конечно. Зачем же так грубо. Любят у нас всякие устаревшие и пугающие понятия, даже не ожидал от тебя. Просто Холдинг представляет собой иерархически организованное сообщество бизнесменов, которые не ограничивают себя традиционными методами ведения работы. Руководители Холдинга могут выбирать нестандартные варианты и применять необычные способы воздействия, умеют эффективно решать сложные задачи. Меня, как правило, называют советником Холдинга. Консультантом. Я тот самый человек, которому доверяют и к рекомендациям которого прислушиваются. Бываю посредником при разрешении некоторых спорных вопросов, случается выступать арбитром между нашими руководителями и политическими и государственными деятелями. Бывает, осуществляю связь с властными структурами. Нахожу подходы к другим специалистам для разрешения сложных юридических и морально-этических коллизий. Временами исполняю роль представителя на встречах с прочими организациями. Хотя у меня нет собственной команды, но к моему мнению и экспертным заключениям чаще всего относятся серьезно. Естественно, у меня имеется свой собственный лицензированный бизнес. Тот самый, о котором ты говорил: частная практика врача-психолога. Ладно, это сейчас к делу не относится. Поговорить я с тобой хотел вот о чем. Как ты, конечно же, знаешь, несмотря на мои ограниченные возможности, я всегда любил светские тусовки. Мы со Стеллой старались посещать разные выставки, биенале, рауты и фуршеты. Обычно красивая фигурка Стеллы привлекала внимание, а мое продвинутое самоходное кресло всегда вызывало всеобщий интерес…

— Кстати, а Стелла-то где? — воспользовавшись случаем, перебил я. — Сто лет ее не видел.

— Положим не совсем сто, а всего-то пару лет с небольшим. А Стелла… расстались мы. Что, не знал?

— Правда? Ну, вы даете. Нет, не знал.

— Не врешь, похоже. Только не спрашивай меня почему, ладно? Вот и отлично. Так что возвратимся к моей просьбе к тебе. В самом начале прошлого года, во время очередной ежегодной тусовки писателей-фантастов, один широко известный литератор (имени не называю, потом будет понятно, почему) так сильно набрался, что, будучи уже основательно нетрезв, поведал окружающим о предстоящем научном симпозиуме в Петербурге на тему… Ты же знаешь, что такое евгеника?

— Только в общих чертах, — немного покривил душой я. Мне хотелось услышать искреннее мнение Алексея по этому поводу.

— Если в двух словах, евгеника — наука о сознательном изменении человеческой природы. Если мы заглянем в какую-нибудь Википедию....

Алексей быстро набрал что-то на своем смартфоне,

— ...то там пишут, что это учение о селекции применительно к человеку, а также о путях улучшения его наследственных свойств. Примерно так. На самом же деле все намного сложнее. И намного страшнее! Биологами давно доказано, что без естественного отбора любая замкнутая популяция вырождается, а потом и гибнет. Знаешь, был такой опыт ставший потом классическим. Исследователи брали в случайном порядке по одному самцу и одной самке мушки-дрозофилы из каждого поколения и скрещивали. Через тридцать поколений мухи в эксперименте оказались в плачевном состоянии, их здоровье сильно отличалось от предков. В худшую, как ты понимаешь, сторону. У них резко упала плодовитость, сократилась продолжительность жизни, они даже не жужжали. Похоже, что и людей подобная участь ожидает. На человека естественный отбор практически не действует, по крайней мере, если речь идет о развитых странах. Опасность накопления вредных мутаций в человеческой популяции всегда имеет место, поэтому евгеники полагают, что необходимо продуманное сознательное воздействие. Впрочем, не буду забегать вперед. Так вот, о той научной встрече. Там нешуточную полемику и массу всего интересного обещали. Планировалось обсуждать проблемы редактирования генома вообще и человека в частности. Наш пьяный собеседник (кстати, имевший вполне себе университетское образование) всем желающим аккредитацию обещал устроить. Он считал, что хорошо разбирается в современной науке, более того, наивно полагал, что человеческая природа весьма совершенна и в каком-либо серьезном улучшении не нуждается. Желающих, кроме меня одного, почему-то не обнаружилось. А зря. По-моему основная наша проблема в том и состоит, что эмоции остались на уровне животных, социальное и религиозное воспитание никак не выше средневекового, а современные технологии поистине божественно сильны.

— Что, науку опять во всем обвиняют? — перебил я, ожидая услышать стандартный ответ.

— Да нет... Упрекать науку в применении, например, биотехнологий, все равно, что палку обвинять в избиении прохожего. Есть байка, как в конце второй мировой войны Роберт Оппенгеймер, пришел на прием к Трумэну и сказал: «Господин президент, теперь, когда у нас уже имеются атомные бомбы, почему бы не взорвать одну в море? Милях в тридцати от японского берега, чтобы японцы могли все увидеть? Дайте нашим военным шанс на капитуляцию Японии». Гарри Трумэн ответил: «Слушайте, Роберт, занимайтесь-ка лучше своей физикой, а в политику не лезьте. Да, вот еще что, покиньте мой кабинет. Я вас больше не задерживаю». После этого американский президент сразу же отдал приказ своим генералам выбрать японские города-цели для атомной бомбежки. По-моему идеальный пример мешанины из глубокого невежества, низкой личной культуры и высоких технологий. Я не стремился кому-нибудь высказывать свои мысли, но твердо полагал, что переделка организму иногда не повредит, более того, освобождение человеческого генома от всякой дряни, накопившейся за долгую историю, стало бы неплохой идеей. Другие же приглашаемые на предстоящее событие думали, что редактирование генома — это величайшее заблуждение и опасное зло. Более того — преступление. Как ни странно, многие участники самого симпозиума придерживались подробных взглядов. У меня создалось ощущение, что устроители просто хотели собрать в одном месте светил биологии, медицины и фармацевтики, и лишь позже некоторым из них стало понятна порочная в своей сути идея такого сборища. «Там может возникнуть чертовски интересный спор, — честно надеялся наш приглашающий, — но организаторы очень боятся этого спора. Как бы не перейти грань допустимого. Всех просят быть очень вежливыми, лояльными и политкорректными».

— А кто там был организаторами и спонсорами?

— Кроме Холдинга не знаю, вернее — уже не помню. Официально — пара фармацевтических фирм, производители оборудования, бизнесмены какие-то. Естественно, я надеялся, что участники не окажутся ни вежливыми, ни корректными, поэтому мы со Стеллой, как только вернулись после этой тусовки домой, сразу же купили билеты на экспресс до Питра. Знаешь же, там есть особые инвалидные загоны и специальный туалет? Не видел? В общем, есть такие. С аккредитацией особенных проблем не возникло, и вот мы в конференц-зале одного из бизнес-центров Санкт-Петербурга…

— Погоди, погоди, — перебил я, — а зачем вас вообще туда понесло? Столько усилий, а для чего собственно?

— Ну, как. Меня экспериментальные достижения биотехнологии очень даже интересуют. Хотел выяснить, как обстоят дела в современной медицине, нейробиологии и в других науках по усовершенствованию и ремонту человеческого тела. Я не оставляю призрачных надежд, что когда-нибудь кто-то что-то изобретет, и я все-таки смогу ходить своими ногами без помощи разных механизмов. Да и этот механизм, — Алексей дотронулся до выступающей детали своего экзоскелета, — я при помощи той встречи получил. Нашелся там один разработчик...

— Но что за интерес Холдингу? — снова перебил я.

— Чисто коммерческий. Знаешь, какие бабки там завязаны будут? Страшно подумать.

— А как Стелла?

— Как Стелла… никак Стелла. Как говорится, «только через полгода после женитьбы замечаешь, что тебя перевели с тарифного плана “входящие бесплатно” на контракт с ежемесячной предоплатой»... А если серьезно, то она откровенно скучала и отыгрывала роль моей сиделки.

Тут я не придумал, что ответить, поэтому промолчал.

— Вот и хорошо, что ты ничего не говоришь и не советуешь ничего, — после паузы продолжил Алексей. — А то с самого детства всякий раз, как попадал в переделку, приходилось от кого-нибудь серию рекомендаций высушивать. Как свою жизнь лучше сделать. Ну, или хуже, это уж смотря по обстоятельствам.

— И что тебе обычно советовали?

— Как всегда. Слушать старших — это совет номер раз. Еще пара рекомендаций, требующих больших затрат времени и немалых ресурсов. Какое-нибудь очевидное нравоучение, типа такого: никогда не подходить близко к вооруженному преступнику. Дурацкий совет, для невыполнимых обстоятельств. Еще бывает, велят все перечисленное регулярно осуществлять. Ну и, наконец, последний абсолютно бесполезный совет, чтобы набралось красивое число.

— Какой, например? — без всякого интереса спросил я.

— Разные варианты. Вот услышал сравнительно недавно, от подруги бывшей жены: «если твой муж вдруг подробно рассказывает о проведенном дне, значит что-то скрывает, и у него появилась любовница!» А я просто выговориться хотел, что действительно часто случалось.

— Поэтому и развелись?

— Да нет… не только... Она устала от меня, а я от нее… надоело мне постоянно держаться в напряжении, ждать упреков в свой адрес. Часто стала отказывать в сексе. Кончилось тем, что как-то приехала она из командировки, а я по ряду признаков тут же догадался — изменила. Не стал ничего говорить, скандалить и упрекать, просто предложил тихо развестись. К моей радости, она сразу же согласилась, хоть и удивилась. После этого иногда накатывало, пытался мириться даже, но безрезультатно.

— До сих пор жалеешь, что расстались?

— Нет… теперь уже нет. Раньше было такое, причем сравнительно долго, но сейчас ничего не осталось. Перегорело все. Как сказал Далай Лама — «если проблему можно разрешить, не стоит о ней беспокоиться, а если она неразрешима, беспокоиться о ней тем более не стоит». Вообще, по моему скромному мнению, брак был придуман для людей с исключительно крепкими нервами и богатырским здоровьем. Сначала ведь как, семейная жизнь похожа на сказку. Забота обожаемой супруги, систематическая интимная близость, приятное совместное времяпровождение и так далее. Да что я тебе рассказываю, сам, небось, знаешь. А потом... потом... Спустя примерно год у нас возникли постоянные ссоры, скандалы и недопонимание. Хорошо вовремя разбежались, а то началась бы всякая дрянь.

— Например? — не отставал я.

— Например, деградация личности. Моей личности. Регресс интеллекта, потеря стабильности, ослабление активности, спад работоспособности и психической уравновешенности. В итоге — полный маразм.

Алексей немного помолчал, думая о чем-то своем. Взгляд его сделался неподвижным и каким-то стеклянным, и в таком виде мой друг просидел некоторое время. Я терпеливо ждал, по прежнему опыту зная, что в подобные моменты его беспокоить категорически нельзя. Потом он будто очнулся и продолжил:

— Ладно, вернемся назад, к этой евгенической конференции в Питере. Кстати, само слово «евгеника» старались не употреблять и обходиться эвфемизмами. После какого-то доклада сонная научная дискуссия все-таки завязалась, но предметность и логичность оказались совсем не на самом высоком уровне. Обычно на подобных конференциях докладывают какие-нибудь узкоспециализированные и крайне сложные для дилетантского восприятия тезисы, значимость которых в полной мере не осознают даже сами докладчики. Здесь, правда, все было еще хуже. Редкие вопросы выглядели странными и зачастую не по теме. Причем даже знания и эрудированность присутствующих вызывали у меня сомнения, при этом все участники явно чего-то опасались.

— Опасались? — удивился я. — Боялись последствий?

— Да, такое впечатление сложилось. У меня, во всяком случае. Некоторых присутствующих я знал в лицо, а кое с кем был более-менее знаком лично. Надеялся, что увижу битву идей. Схватку мнений. Не то чтобы очень люблю смотреть на драки, но тогда меня просто бесило, что все эти ученые мужи никак не устранят элементарные разногласия по поводу собственной работы. Даже в терминологии никак договориться не могут. Ведь смотри, целые поколения ученых обсуждали нравственные основы с того момента, когда придумали само слово «евгеника». По всем законам жанра, это дело давным-давно должно уже было как-то устояться и перейти на страницы истории. Ничего подобного. Сейчас, в двадцать первом веке, только начав обсуждение, является ли вторжение в геном человека допустимым или просто этически возможным, все сразу же поскучнели и перешли на мелкие частности. Стивена Хокинга вдруг вспомнили. Потом упомянули какого-то китайца, что геном близнецов редактировал. Многого я так и не понял, но главное, что стало очевидным — практические работы давно начались. Более того — идут масштабно и полным ходом. Не понял я еще одну вещь: о каких работах известно и где они ведутся? Открыто упоминали лишь того самого китайского специалиста, что успешно отредактировал конкретный ген и тем самым заблокировал восприимчивость к одному из вариантов вируса СПИДа. Еще вроде бы от онкологии пару человек так вылечили.

— Как же, помню. Еще шум в прессе по этому поводу был, по-моему, только ленивый об этом не читал.

— Шум-то был, но быстро утих, хотя где-то там даже какую-то декларацию приняли… А на этой конференции кроме занудных выступлений и не было ничего. Я-то рассчитывал на жаркие дискуссии, кулуарные беседы и новые знакомства.

— Что, зря рассчитывал?

— Да как тебе сказать… Начиналось-то все хорошо. Первый человек, с коим удалось пообщаться, выдавал очень разумные вещи. Второй собеседник, приводил весьма рациональные противоположные доводы. Так же было и с третьим, и с четвертым. К сожалению, то, что они говорили, полностью противоречило одно другому. Проявлялись откровенные скептики. Один обвинял сторонников необходимости редактирования в «экстремизме» и называл их аргументы «преступными», даже «фашистскими». Другой горько сетовал: «Этот человек неоправданно высокого мнения о себе, а раньше был таким перспективным». «Он прет как танк», — жаловался третий. В свою очередь, сторонники редактирования генома уверяли, что тот или иной оппонент просто некомпетентен и виноват в глупых методологических ошибках. «Он же крайне, абсолютно, недосягаемо, ужасающе несведущ», — стонал один из участников. «Дурак он», — себе под нос бормотал другой. «Зато, какие связи у него в ВАКе, а среди руководителей министерства даже приятели имеются», — тихонько шептал третий. Особенно меня вывело из себя выступление того самого писателя-фантаста, и, по совместительству, старшего научного сотрудника одного из московских академических институтов. Он плел несусветную ахинею, нес такую пургу, что даже я, неспециалист, отчетливо это понимал. К моему величайшему удивлению никто не возразил, ни о чем не спросил. Кроме негромкого ропота в зале, реакции не последовало. Ни уточнений, ни подробных комментариев.

— Ни одного вопроса?

— После того доклада? Ни единого! В поисках какой-нибудь независимой стороны, которая провела бы меня через всю эту метафизическую бесшумную свару, я подъехал к председателю — историку биологической науки, известному авторитету в своей области. Шапочно мы были знакомы, виделись на каком-то фуршете. Первое, что он сказал: «Добро пожаловать в мир несокрушимых принципов. Война всех против всех, вам будет интересно!» Но никакой войны там и близко не просматривалось. Знаешь, с чего начал председатель? У меня даже записано, сейчас найду… а вот: «занимаясь молекулярной генетикой, мы в какой-то момент поняли, что кроме теоретических вопросов для нас важно понимание знаний научного сообщества о той области, в которой нам приходится работать. Важно это для практического использования результатов наших исследований, в смысле формулировок общественных проблем, принятия законов, инструкций и решений». Ну, и так далее. Я-то надеялся, что на питерской конференции начнется открытое обсуждение этих самых проблем, но этого так и не случилось. Отбарабанили свои доклады, посмотрели малосодержательную заключительную презентацию, и отправились ужинать в какое-то арендованное устроителями кафе. Болтали о чем угодно, только не о работе. Будто опасались чего-то. Говорили о научной политике, о глобальном изменении климата, о способах добывания грантов, субсидий и прочих неинтересных вещах. О жрачке, что в тарелках лежала, и о выпивке, что там предлагали. Некоторые участники вообще никуда не ходили, а явились лишь на собственные доклады, а после окончания сразу же исчезли. Я-то по простоте душевной полагал, что побываю на парочке заседаний, поговорю с несколькими людьми, а уже за кофе, в приватной беседе, все окончательно выясню. Ага, щаз!

— То есть, зря съездил? — спросил я, незаметно посмотрев на часы. Время шло, а ничего путного узнать пока не удалось. — Так ничего и не выяснил?

— Ну, не совсем так. Просто в очередной раз убедился, что дискуссия может быть завершена какими-то совсем другими способами.

— Да? Это какими же?

— А вот такими. Уже в кафе на заключительном банкете, к нашему столику подошел один из тех людей, кого я хорошо лично знал. Он, кстати, был неофициальным представителем биотехнологического центра «Эксгрегум». Незаметно для окружающих мой знакомый спросил, серьезно ли интересуюсь проблемой. Я ответил что да, и в подтверждение, привел свое краткое мнение по данному вопросу. Мой собеседник кивнул, и вручил красивенькую глянцевую книжечку с хорошими иллюстрациями и качественной печатью. На словах добавил, что информации очень много, она идет из разных источников, авторы, цитируя друг друга, зачастую теряют смыслы и вносят много лишнего. А тут — самое новое, очищенные выжимки. Это был превосходно изданный малотиражный дайджест по редактированию генома человека. Причем данные по состоянию на текущий год, вот что самое удивительное.

— Погоди, ты что-то мне не договариваешь, — как в дешевом детективе утвердительно проворчал я, очень надеясь, что этот простенький прием сработает. — Что-то, о чем надо бы сказать для полного понимания ситуации.

— Сейчас договорю. Напоследок решил, в качестве так сказать заключения оставить. Фирма эта, как ты уже наверно догадался, напрямую в Холдинг не входит, но определенным образом с ним взаимодействует. Неофициально, разумеется. А я, в качестве консультанта, не раз имел дело с их руководителями, один из которых исчез. Вот именно он-то и передал мне дайджест о биотехнологиях на том питерском симпозиуме по евгенике, где-то дня за два до своего, так сказать, исчезновения.

— Мне рассказывали, что он куда-то в отпуск уехал.

— Да, уехал. Ездит до сих пор. Но знаешь, почему-то упорно думается, что никогда уже не вернется. Тебя же наняли его искать, если ничего не путаю? Правильно, да?

— Все верно. Откуда знаешь?

— Я тебя умоляю. Не принижай мои ограниченные возможности, — хихикнул Алексей. Он всегда грустно шутил по поводу своей инвалидности. — Но вообще, еще в ту славную пору, когда на первом курсе медицинского учился и на своих ногах ходил, сидел как-то в очереди в нашей поликлинике. Заходят менты, парня в наручниках ведут. Причем лицо у парня такое… умное, приятное что ли, может, интеллигентное, не знаю, да еще и кроссовки как у меня. Мы с ним переглянулись, кивнул ему. Сил мол, тебе, приятель. А еще подумалось тогда, что столько мрази вокруг ходит, а менты таких хороших людей вяжут. Чуть позже выяснил, что получил тот парень пожизненное, а в прежние годы спокойно схлопотал бы расстрел, если б не отменили его при добром дедушке Ельцине. Зарабатывал парень тем, что под видом хозяйственной помощи втирался в доверие к старикам и старухам, убивал их, а потом обворовывал. С тех пор первому мнению не верю уже никогда. Ты тоже не верь, не советую. Поэтому хотел совет тебе дать. Дружеский и бесплатный. Откажись от этого дела. Под любым благовидным предлогом откажись. Есть там что-то очень мерзкое, гадкое и такое опасное, что даже я не подозреваю. Вот, честно, пока не догадываюсь даже.

Похоже, именно ради этого немудрящего совета Алексей и пригласил меня. Тут я вдруг подумал, что сейчас, в этой последней своей фразе, Алексей мне врет. Все он прекрасно знает, только вот не может сказать. Почему?

Дальнейший разговор пошел как-то ни о чем, мои вялые намеки на выяснение подробностей развода со Стеллой решительно пресекались, темы оказались исчерпаны, я поблагодарил за гостеприимство и отправился в прихожую. Алексей, шумя своими сервомоторами, последовал за мной, на правах хозяина проводить до двери. Уже у самого выхода он вдруг остановил меня рукой и сказал:

— Погоди. Знаешь притчу? — Как-то раз к Конфуцию пришла очень образованная по тем временам дама и задала такой вопрос: «Скажи, учитель, почему, если женщина имеет много любовников, то ее подвергают общественному порицанию, а когда у мужчины много женщин, то это возвышает его общественный статус и прибавляет авторитета?» Прежде чем ответить Конфуций молча заварил чай и разлил его в шесть чашек. «Смотри, — сказал он после этого, — когда один чайник льет заварку в шесть чашек, это нормально?» «Да», — ответила женщина. «Вот видишь, — усмехнувшись, сказал Конфуций, — а когда в одну чашку сливают сразу шесть чайников, то это не просто ненормально, а противно, противоестественно и странно».

— Это ты к чему? — спросил я, отлично зная ответ.

— К тому самому. — Алексей на несколько секунд задумался, но все-таки продолжил: — По поводу моего развода. Ты же в ближайшем будущем к ней пойдешь? Вот ее и спросишь. Да, чуть не забыл, передай ключи от ее квартиры, мне они теперь точно не нужны… Ладно, позвони, когда интересная инфа появится. А пока возьми вот, на досуге почитай, — с этими словами Алексей протянул мне вместе со связкой ключей книжку в мягкой глянцевой обложке. — Тот самый дайджест с петербургского сборища. Я уже изучил, а тебе понадобится. Да, ты чего-то утомленно выглядишь. Уставшие люди, как правило, более честны, потому что силы у них на пределе. Поэтому лучше тактично держи рот на замке, а то мало ли что-нибудь лишнее ляпнешь. Запомни, пригодится. Ну, бывай.

* * *

— Вот молодец, — с нехорошей улыбочкой похвалила Мама-Рая после того, как проделав все необходимые для возвращения эволюции, я опять зашел в ее кабинет. — У тебя еще пятнадцать минут оплаченного времени осталось. Может, воспользуешься?

— Маловато будет, — пошутил я, — вот ключ, торжественно возвращаю.

— Можешь доплатить. Пригласим ту девочку, посидите в кафетерии, послушаете музыку. Потом она массажик сделает. Зря отказываешься, ручки у нее золотые, да и сама девочка просто прелесть. К нам не так просто попасть, заранее записываются, а ты уже тут.

— Спасибо, конечно, за лестное предложение, но мне действительно некогда. Как-нибудь в другой раз.

— Время не переносится и не сохраняется, — заученно изрекла Мама-Рая. Вероятно, подобные желания частенько возникали у клиентов. — Неиспользованные часы сгорают, так что никаких претензий на эту тему не принимается.

— Даже не думал. Ну, я пошел.

— И тебе спасибо, — снова во весь рот улыбнулась хозяйка борделя. — Приходи еще!