— Добрый вечер, уважаемый, — обратился я к стоявшему за прилавком владельцу лавки. — Ничего интересненького для меня сейчас нет?

— Добрый, — скрипучим голосом охотно ответил стоящий за прилавком. — Давненько вас не видно, давненько сюда не заходили. Отчего ж не быть? Есть, конечно. Кое-что имеется… смотря что полагать интересным.

Я промолчал и принялся разглядывать темноватые витрины у стены за прилавком. По-моему их содержимое не менялось годами. Все тот же никому не нужный пыльный хлам. Растрепанное чучело белой совы; явно тяжелый, треснувший канделябр потемневшей бронзы; современное подарочное издание «Геральдика» — толстая, крупноформатная подержанная книга безумной цены; старый и пожелтевший от времени советский радиоприемник «Спидола»; чучело серой вороны, в едва раздвинутый клюв которой какой-то шутник вставил недокуренную сигарету… Все это я уже видел и не раз. Давно знаю этот московский магазинчик. Он многократно переезжал, менял место, когда арендодатели задирали плату, но оставался на плаву. Существовал, непонятно на какие доходы. Сохранял клиентуру, дорожил репутацией, боролся за каждого покупателя. Имел свое представительство в интернете и не брезговал торговлей по почте. Менялись хозяева и штат сотрудников, одно время даже я, грешный, числился совладельцем данной лавки, но недолго. Хреновый из меня вышел предприниматель. Вернее сказать, вообще никакой не вышел. Сегодняшний хозяин — он же продавец — давно уже был единственной штатной единицей. И он, нынешний хозяин, понятия не имел, что прежде регулярно обслуживал бывшего владетеля данного заведения. Вот и опять свиделись.

— Что-нибудь, э-э-э… конкретное желаете? — переспросил продавец.

— Ничего для меня нет? — повторил я. — Может, привезли что-нибудь новенькое?

— Ну, э-э-э… новенькое у нас всегда имеется, — проскрипел человек за прилавком. — Но ведь вы же всегда раньше предпочитали редкие вещи? Эксклюзив, так сказать. Не изменили пристрастия?

Я раньше действительно приобретал тут исключительно «редкие вещи». Старинные бутылки непрозрачного стекла с непонятным содержимым, красиво запечатанные сургучом или природным битумом; древние артефакты, смысл которых так никогда и не стал ясен продающим их людям; ветхие манускрипты, антикварные книги, свитки; старые украшения, амулеты и многое, многое другое, о чем сейчас и не расскажешь. Магазинчик был таким маленьким, что там с великим трудом развернулись бы несколько человек. Сегодня, как и в прочие разы, иные покупатели отсутствовали. Временами мне даже казалось, что маленькая лавка выживает исключительно за мой счет. Меня же самого хозяин в упор не узнавал. Вернее, делал вид, что не узнавал. Разговаривал как с обычным посетителем, который «давненько» не заходил, но, в общем-то, знаком плохо и исключительно «мордально». Когда-то давно, в «прошлой жизни», мы были очень хорошими приятелями. Почти друзьями, но жестокое время скверные ситуации и стечения отвратительных обстоятельств превратили нас в незнакомых друг другу людей. Оно и к лучшему — сейчас, при моей мизантропии и склонности к осознанному одиночеству старые связи вообще ни к чему. А новые знакомства если и приходится заводить, то исключительно по делу и то в силу суровой необходимости.

Кто сказал, что нельзя будить призраков прошлого? Кто-то из великих.

Нынешний владелец не слишком-то доходного бизнеса некогда числился блондином, но поседел, полысел, отпустил живот и выглядел значительно старше своих лет. Теперь только старинные знакомые могли опознать в этом погрузневшем и постаревшем человеке прежнего — веселого, остроумного барда, некогда гордость своего факультета, неизменного участника самодеятельных концертов, шумных университетских вечеринок и веселых молодежных безобразий. В ту героическую пору у стоявшего передо мной торговца было студенческое погоняло — «Гастропода». По названию ползающих по грунту брюхоногих моллюсков. Сей кликухой мой приятель обзавелся благодаря необычной внешности, смолоду скрипучему голосу и неестественной приверженности к коллекционированию неаппетитных артефактов. Увлечению, позднее ставшему профессией.

— Эксклюзив, говорите? — наконец, среагировал я. — Разрешите полюбопытствовать?

— Отчего ж не разрешить? Вот, извольте.

И на прилавке с невероятной скоростью возник ряд предметов. Крупный, величиной с кулак, правильный кристалл темно-вишневого, почти черного, граната-альмандина. Дикий кусок янтаря габаритами с мой ботинок и черный шар размером с хороший грейпфрут. Этот последний и привлек мое особое внимание.

— Можно потрогать?

— Ничего не имею против, — удивительно легко согласился продавец, — только не перемещайте и не поднимайте с прилавка.

Для порядка прикоснувшись средним пальцем правой руки к янтарю и кристаллу, я занялся шаром. Он был настолько черен, что вообще не отражал света. Он казался тщательно покрытым сажей, но пальца не пачкал, более того, к нему вообще не приставало ничего лишнего. Мои не слишком-то чистые после поездки сквозь город потные руки не оставляли на поверхности шара следов. Вообще никаких. Пресловутых отпечатков, столь горячо любимых криминалистами, разглядеть так и не удалось, несмотря на значительные усилия.

— Это сколько стоит? — небрежным жестом указал я на шар после того, как прекратил его трогать.

— Если гранат, — не стал уточнять продавец, — то сто фунтов по курсу, янтарь — ровно впятеро дороже, а шар — пятьсот соверенов.

Я чуть не подавился очередным вопросом:

— Чего?.. Сколько?

— Сколько и чего слышали, — грубовато ответил хозяин-продавец. — Еще вопросы?

— А нельзя ли…

— Нельзя, — с плохо скрываемым торжеством перебил торговец.

— Именно соверенов? — в слабой надежде переспросил я.

— Именно, — с явной радостью в голосе кивнул хозяин, и ядовито спросил: — Будете брать?

— Нет уж, пока воздержусь, — холодно отказался я с ироничной усмешкой. — Как-нибудь в другой раз.

— Другого раза может и не быть, — вполне предсказуемо откликнулся продавец, откровенно наслаждаясь моей реакцией. — А цены у меня вполне либеральны, стабильны, да и торговаться бессмысленно, сами знаете.

— Знаю, — кивнул я, — но надо же было еще раз убедиться? Мало ли что.

На сей раз торговец промолчал. Уговаривать, а тем более торговаться, здесь было абсолютно бессмысленно. Если сказано пятьсот соверенов, значит, или плати именно пятьсот золотых монет с профилем британской царствующей особы, (а не фунтов и не долларов, хоть бы и эквивалентно по курсу), или уходи, или покупай что-нибудь другое. Но пятьсот соверенов… Это сколько ж теперь в повседневных деньгах? Проведя в уме несложные арифметические расчеты, я загрустил. Получилась такая несусветная сумма, что возникли сомнения в душевном здоровье хозяина.

Тогда я достал фотоаппарат-«мыльницу», навел на шар и принялся выбирать более удобный ракурс. В этот момент хозяин за стойкой запротестовал:

— Э-э-э… фотографировать запрещается.

— Да ладно.

— Уберите свой аппарат, — владелец скрипучего голоса был неумолимо тверд и упорно называл меня «на вы».

Чисто для вида я еще немного поприпирался, покочевряжился, а потом с напускной неохотой убрал «мыльницу» в рюкзачок. Снимок и так был готов, причем бесшумно — не зря же отключал все звуковые и световые сигналы у этого «фотика».

— Тогда удачного бизнеса и успехов в труде, — сказал я и, не услышав ответных реплик, быстро покинул магазинчик.

Ругаясь внутри себя на жадного торговца, я шел и думал. Он что, в чем-то все-таки разобрался? Раскопал какие-то сведения? О чем-то узнал? Но как? А может, все значительно проще — его кто-нибудь предупредил? Да, я теперь снова как бы коллекционер. Опять собиратель артефактов. Пятьсот соверенов, черт побери. Даже современный соверен стоит долларов двести, не меньше. Умножая на пятьсот, получаем сто тысяч баксов. Это уж как-то чересчур.

Я вышел на улицу и с удивлением заметил, что сумерки уже миновали, наступила темная часть вечера.

Полный облом. Как неприятно.

Заниматься этим странным делом — собиранием артефактов прошлого — я перестал сравнительно давно. Просто жизнь заставила прекратить коллекционировать такие вот интересности. Штук несколько у меня, правда, застряло, — осталось после прежних лет. Да и представления о действии подобных предметов имелись. Сам видел. Довелось плотно пообщаться с тем малым числом избранных, что на полном серьезе полагают себя колунами. Наблюдал их работу, и даже попросил обучить нескольким несложным фокусам. А поскольку давно уже живу один, и никто мне не указ, могу творить все, что душа пожелает, лишь бы соседи не очень жаловались.

Как сейчас помню свой коллекционерский жизненный период. Тогда я уже был разведен, успел освоиться в этом своем качестве, и снова вешать на шею подобный хомут не было ни желания, ни острой необходимости. Поэтому ежедневный завтрак на скорую руку «чем бог послал», душ и легкие сборы вошли для меня в систему. Затем следовал выход в город. А тут сразу новые мысли с обилием мимолетных ощущений, зачастую таких, что хотелось бы избегать. В свете моей тогдашней собирательской деятельности, избегать всего этого не получалось. Зачастую приходилось встречаться с людьми разными… приятными и не очень. Временами возникала необходимость изображать жизнерадостного, экзальтированного идиота… Не всегда удавалось убедительно симулировать. Потом, сильно после, я от собирательства отказался, коллекцию распродал (очень уж деньги понадобились), и оставил у себя всего несколько дорогих сердцу и памяти предметов. Вот… и кто ж знал, что через годы судьба сделает виток спирали, и мне придется идти прежними путями, но, как я надеялся, на совсем ином уровне.

Вторая торговая точка, что намечалась к посещению, располагалась совсем в другом месте. На северо-востоке мегаполиса, в небольшом, но современном двухэтажном торговом комплексе, несколько похожем на аквариум. Назывался комплекс претенциозно: «Город хоббитов». Видимо, владельцы этого крытого двухэтажного рынка полагали себя большими почитателями творчества английского писателя Джона Р.Р. Толкина. Или, как его именовали фанаты, — Толкиена. Здесь продавалось все для тех, кто не привык экономить деньги на своих и чужих увлечениях. Причем увлечениях разных. Торговый центр работал для коллекционеров всех мастей, любителей старины и антиквариата, художников, дизайнеров, спортсменов-экстремалов, рукодельников, игроков-ролевиков, затейливых любителей активных и пассивных развлечений…

Меня интересовали только два магазина комплекса — «Московские камни» и «Лавка антиквара».

В отличие от предыдущего, этот магазин, будучи светлым и просторным, занимал довольно значительный кусок площади первого этажа. Павильон, судя по всему, не из дешевых. Магазин именовался без затей — «Московские камни». Причем именно московских-то камней здесь как раз-таки и не было. Практически. Тут продавались коллекционные минералы со всего мира, и не только они. Украшения из ворованного технического серебра и поделочных камней, «магические» амулеты, палеонтологические образцы… даже целый череп шерстистого носорога. Оный череп стоял здесь, сколько себя помню, и стоил столько, что ни один нормальный коллекционер его не купил бы даже под кайфом. Зато у какого-нибудь музея, если и хватило бы денег (что сомнительно), не осталось бы желания. Место находки известно не было, что непозволительно для музейного экспоната.

«Иранца» — владельца данного магазина — я знал давно. Причем очень хорошо. Сергей Гошин — известный московский коллекционер. Бывший технический сотрудник ИИРАН — Института Искусствознания Российской Академии Наук, за что и получил прозвище «Иранец». Сейчас он (Иранец, не институт) был вовсе не похож на иранца. Выглядел благообразным бородатым господином с зачесанными назад волосами, что при наличии прогрессирующего облысения создавало иллюзию высокого лба. Внешний признак ума, которого на самом деле не было. В свое время, даже отслужив срочную в армии, у Гошина не хватило способностей поступить на подготовительное отделение университета. Лишь много позже мой знакомый купил себе диплом какого-то малоизвестного заштатного технического вуза, что позволило говорить всем о наличии высшего образования. Такая покупка впоследствии сыграла с ним злую шутку — в отделе кадров института, где Гошин уже числился на инженерной ставке и должности, в конце концов все стало известно. Иранца предупредили — или увольняйся по собственному желанию, или уволим по статье, с передачей дела в суд. Скандала не хотел ни сам виновник, ни его работодатель, поэтому мой знакомый ушел «по собственному» и с той поры жил исключительно свободным предпринимательством. Но кличка прилипла, и Сергей так и остался Иранцем. Иногда, из-за низкого уровня личной культуры, Иранец попадал в идиотские и опасные ситуации, которые сам же и создавал, однако быстро из них выкручивался. Несмотря ни на что, он, на уровне природных инстинктов, обладал каким-то врожденным лукавством, редкостной удачливостью, метким, все примечающим глазом и деловой хваткой. Хорошо умел приспосабливаться. Еще в юности промышлял музейными кражами, ни разу не попался и с возрастом прежние привычки сохранил. Последнее его дело было успешным и безуспешным одновременно. Успешным в том смысле, что кража увенчалась успехом, Иранцу удалось незаметно унести ноги вместе с добычей. А безуспешным потому, что в результате мой знакомый был вынужден под покровом ночи подбросить похищенное к дверям полицейского участка и срочно уматывать за пределы Евросоюза.

Последнее время Гошин нашел еще одну статью личного дохода. Он накупил разных металлоискателей и детекторов, нанял бригаду отморозков и занялся «черной археологией». Незаконно раскапывал курганы, обворовывал могилы и археологические памятники. Находки снабжались липовыми документами, контрабандой вывозились за рубеж и сбывались коллекционерам за очень приличные деньги. Естественно, такая деятельность вполне тянула на уголовную статью, но судьба хранила этого жулика. Каким-то образом он ускользал от правоохранителей и неизменно выходил сухим из воды. В результате у меня накопился солидный компромат, с которым я пока не решил, как поступать. По непроверенным слухам, у него был еще какой-то бизнес, о котором вообще никто ничего не знал.

Иранец тоже меня проигнорировал и неумело сыграл в неузнавание. Лишь блеск глаз давал понять — прикидывается. Ну и хрен с ним. Ни слова не сказав, я повернулся и ушел. Собственно, ничего полезного для себя тут не искал и не ждал. Так просто — обозначил присутствие.

Дальнейший мой путь лежал в магазин «Лавка антиквара», что располагался на более дешевом для арендаторов втором этаже «аквариума». Не так давно Лавка переехала сюда из городского центра, где хозяин не пожелал платить неприличные по размерам деньги за съем занимаемых площадей. Тоже хорошо известное мне заведение, и здесь имелся широкий выбор коллекционного материала. Серебро русское и европейское. Бронза, часы, скульптура. Рисунки и живопись прошлого и позапрошлого веков. Орденские знаки, монеты. Иконы, фотографии, гравюры. Старые документы, старые письма, открытки… Ну, и всякое разное другое, по мелочам. Еще магазин обещал продажу, скупку, комиссионную торговлю с профессиональной оценкой предметов искусства и коллекционирования. Из-под полы и только самым проверенным людям тут могли продать предметы, запрещенные к реализации: советские и современные российские наградные знаки, документы к ним, удостоверения и паспорта. Даже — партийные и комсомольские билеты. Я понятия не имел, кому могли бы понадобиться чужие и старые советские паспорта. Меня, как и в «Московских камнях» интересовали исключительно артефакты, но на витрине интересного для меня видно не было, туда никогда не выкладывали самого интересного. Впрочем, я хорошо помнил тот случай, когда всего за пять тысяч рублей приобрел здесь, прямо с витрины, уникальнейшую вещь, принятую оценщиком за банальную поделку начала двадцатого века…

За прилавком торчала незнакомая мне белобрысая нескладная девица с худыми квадратными плечами и маленькой грудью. Какой-то близорукий посетитель уткнулся носом в горизонтальную витрину, изображавшую стеклянный прилавок.

— Девушка, — как в старые добрые времена, обратился я, — а Батраз Бейбулатович сейчас здесь? У себя?

— А для чего он вам? — занервничала девица.

Батраз Бейбулатович Каракузов был хозяином и директором этого магазина. Он всегда старался держаться в тени и не сильно кричал о себе. Слава богам, что некоторые вещи не меняются годами. Солнце всходит на востоке, Волга впадает в Каспийское море, Батраз Каракузов хозяин «Лавки антиквара».

— Он меня ждет, — убедительным голосом солгал я.

— Да? Странно… не говорил ничего, не предупреждал… ну, проходите…

Радуясь своему везенью, я обогнул прилавок-витрину и прошел в скрытое помещение, где Батраз Бейбулатович — грузный немолодой господин, одетый в простую белую сорочку, потасканный жилет и мешковатые джинсы, — увлеченно что-то делал на компьютере, одновременно прихлебывая из маленькой чашечки. Судя по аромату — неплохой кофе. Левантийский профиль хозяина четко вырисовывался на фоне окна. Серебристый галстук был старомодно засунут обладателем за жилет, а на спинке кресла висел видавший лучшие времена темно-серый пиджак в тонкую белую полоску.

— Кто там? — не отрывая глаз от огромного монитора, спросил с легким акцентом хозяин бизнеса.

— Привет, Батраз. Я это.

— О, кто удостоил нас своим визитом, — повернулся ко мне Батраз Бейбулатович. — Какие люди без охраны. Привет, привет мой драгоценный. С чем пожаловал? Чего ж это Татьяна тебя пропустила, меня не предупредила?

Кажется, Батраз не очень-то и обрадовался моему внезапному появлению после стольких лет. Чем-то он был сильно взволнован, причем не старался скрывать данное обстоятельство. Удивительно, обычно этот человек хорошо умел управлять своими эмоциями. Он отлично видел, что я к нему иду, — снаружи, над прилавком, висела пара веб-камер, изображение с которых передавалось на монитор. Я это знал, а Батраз знал, что я знаю, при этом зачем-то сыграл в неожиданность. Кстати, внешне Каракузов совершенно не изменился, — прожитые годы его не особенно беспокоили.

— Не смогла устоять против очарования моих серых глаз. Не ругай ее, не надо.

— Понравилась, да? Садись, давай, — кивнул он мне на свободное кресло, — в ногах, как известно, правды нет, один только тромбофлебит развивается.

— Еще и облитерирующий эндартериит иногда может возникнуть, что гораздо, гораздо хуже, — неуклюже блеснул эрудицией я. — Узнать вот у тебя хотел. Нет ли для меня чего-нибудь интересненького?

— Для тебя у меня? — зачем-то переспросил Каракузов. — Кофе будешь?

— Спасибо, но свою дозу кофеина на сегодня я уже перебрал. Лучше воздержусь.

— Вот вечно с тобой так, да? Скучный и нудный ты, — улыбнулся Каракузов. — Такой нехороший человек. Нет, чтобы поговорить со старым близким другом, за кофе посидеть. А у меня настоящий арабский есть. Из Эр-Рияда знакомый международник привозит.

Вообще-то никаким другом Батраз мне не был. Ни старым, ни близким. Прежде у нас с ним поддерживались исключительно рабочие контакты, разве что иногда сопровождавшиеся чашечкой кофе, но это вполне вписывается в рамки делового этикета. А «на ты» мы перешли после одного случая, когда мне пришлось изображать из себя старинного приятеля Каракузова. Тогда мы говорили друг другу «ты», потом так и осталось.

Тем не менее, Батраза Каракузова я знал хорошо и сравнительно давно. Не так долго, как упрямого торговца из вчерашней лавки и лысоватого жулика этажом ниже, но тоже порядочно. Батраз, по своему основному роду деятельности, был агентом-нелегалом и вяло шпионил для разведки одной из средиземноморских держав. Возможно, мой знакомый трудился не на одно государство, а на несколько, но про одно я знал точно. Работал он не против моей, а против третьей страны, что было удобно и ему самому, и отечественной контрразведке, и его хозяевам. Обилие иностранцев в столице нашей родины позволяло заводить обширные связи. Последние годы появились широчайшие возможности для шпионов. Сейчас работать им настолько легко и просто, что непонятно, как кого-то из них иногда еще ловят на горячем. Словно в классическом шпионском детективе, «крыша» бизнесмена разрешала Каракузову общаться со всевозможными людьми, свободно разъезжать по стране и по всему Миру, перевозить небольшие партии грузов, скупать разные странные предметы, задавать самые необычные вопросы. Меня эти его делишки не касались, моей стране не угрожали, поэтому мысль настучать куда следует никогда не посещала мою голову. Помню, как-то раз я ремонтировал ноутбук Батраза и помимо своей воли узнал о шпионской деятельности торговца артефактами. Сам Батраз даже не подозревал, что я немного в курсе его темных дел: в компьютерах он разбирался плохо, несмотря на свою высокоинтеллектуальную деятельность.

— Да ладно тебе, международник, — проворчал я. — Знаю же, что ты сам мотаешься в те края каждые три месяца.

— Вот, всегда с тобой… опять ты… все-таки не умеешь ты беседу вести, не приучен. Вечно так. Надо поддержать разговор, а ты сразу возражаешь и правду режешь, да? Ладно, Всевышний тебе судья. На Востоке говорят, что мудрость приходит с возрастом за сотню, а поскольку это тебе не грозит, прощаю, как молодого и несознательного. Есть, есть для тебя одна штука. Ты почувствовал, что ли, да? Недавно из Африки привез, из Эфиопии. Но сразу скажу, дорого.

— Это что?

— Вот, смотри, — неожиданно и сразу отреагировал хитрый артефактор и вынул из ящика стола кубическую зеленовато-желтую деревянную коробочку с извилистым древесным рисунком и скругленными углами. Ну, да, да, та самая коробочка, что демонстрировал на своем планшете питерский искусствовед.

— Ну и…? — прикинулся непонимающим я.

— Это — всего лишь футляр из оливкового дерева.

С этими словами он перевернул шкатулку, которая первоначально была вверх дном. На верхней грани куба обнаружилась удивительной красоты инкрустация из материалов, резко отличающихся от основной поверхности. Чуть не достающий до краев черный круг, видимо, эбенового дерева, инкрустированный причудливо переплетающимся узором золотых, по-видимому, вставок.

— Возраст более четырех тысяч лет, — продолжил Батраз. — Египет. За одну только древность стоить будет столько, что ой сколько. Сохранность — сам видишь. Идеальная. Но главное не футляр, а то, что внутри. Содержимое помимо футляра не продается.

— Что там? — тщетно стараясь скрыть заинтересованность, спросил я. Напрасно пытался: поймать Каракузова такими дешевыми приемчиками было невозможно. — Не тяни.

— Знаешь, что самое приятное в моем бизнесе? — спросил торговец, не сделав даже попытки открыть шкатулку.

— Знаю. Получить много денег.

— Нет, не это. А что?

— Совратить смазливую покупательницу с круглой попкой?

— Пошляк. Главное — предвкушение. Радостное ожидание и наблюдение за жаждущим коллекционером.

— Да ну? — для вида «удивился» я. — А ты, батенька, извращенец.

— Ну, да. Хотя извращенец у нас это все-таки ты. Точно тебе говорю. Не передумал еще кофейку попить? Последний раз предлагаю. Ну, нет, значит — нет. О чем это я? Да, про ожидание. В этом-то и есть главный кайф. А ты все подгоняешь меня, торопишь.

— Спасибо за подробные разъяснения. У тебя сейчас что, какие-то непорядки? Налоговая не беспокоит? Конкуренты? Еще там что-нибудь не случилось часом, не знаю что? А то сегодня ты на себя не похож. Продавщицу сменил, сейчас вот нервничаешь.

— Она не продавщица, а менеджер по работе с клиентами, — менторским тоном пояснил Батраз. — Третий месяц уже. Сейчас почти все дела здесь ведет, в этом моем магазине. У нее нет парня, вот и ушла в работу, а я приплачиваю за усердие и сверхурочные. А что касается твоих подозрений о непорядках… якобы у меня имеющихся… то их нет. Так, ерунда, мелкие житейские неурядицы. А с чего ты взял, будто у меня проблемы?

— Да так, просто показалось. Нервный ты какой-то.

— Будешь смотреть, или как?

— Буду, — кивнул я. — А что?

— Ничего. Просто подумалось вдруг, — совершенно нелогично продолжил Каракузов, — что давно экстрасенса встретить хочу. Или колдуна. Настоящего. Не из тех, что в интернете, рекламной газете или по телевизору; не гадателя-прорицателя-таролога; не профессионально практикующего мага, что дает подписать договор о деньгах взимаемых за работу, а не за результат. Настоящего хочу. Чтобы честно поговорить по душам, время оплачивается. Интерес — сугубо утилитарный. Побеседовать хочу, и посмотреть, конечно. А то у кого-то что-то скупаю, кому-то продаю тут разные диковины, слушаю рассказы о всяких потусторонних волшебных предметах и явлениях, а сам ни чуточку в это не верю. Ну, вот ни сколечко. Несмотря на мои восточные корни, как теперь говорят. Странно, да?

— Верить в них не надо. Их знать надо.

Сбить с толку Каракузова такой нелогичной репликой не удавалось:

— Да ну? И ты знаешь таких лично?

— Знаю, — подтвердил я, — могу познакомить. Только уговор — о своих впечатлениях расскажешь потом.

— Расскажу, конечно. Просто не люблю рассказывать, я слушать люблю.

— Правда что ли? — машинально переспросил я, думая о чем-то другом.

— Правда, правда. А ты не веришь старому другу? Обидно, да.

— Не обижайся. Это время года на тебя так действует.

— Ага. Еще перемена давления…

— …смена освещенности и магнитные бури, — вставил я банальную фразу. — Ты что, тоже метеозависим?

— Да нет, вряд ли, — на полном серьезе отреагировал Батраз, вдруг мгновенно утратив свой акцент. — Просто вчера в компании перебрал, вот голова и болит. Встречался с друзьями, все они вспоминали разное, хвастались кто чем. А мне и рассказать-то нечего… Лишнего произнести не могу, а если скажу, — никто ведь не поверит. Ладно, к делу. Если задумаешь покупать, — и он слегка дотронулся мизинцем до шкатулки, — тебе, исключительно по знакомству, стоить это будет сто тысяч американских долларов. И не благодари.

Каракузов прекрасно знал, что таких денег у меня нет и никогда не было. Дразнил, что ли? Или столь утонченно издевался?

— Можно сказать, — продолжал артефактор, — даром отдаю, как другу от сердца отрываю. Вот смотри… — и с этими словами Батраз раскрыл шкатулку.

Секунд десять я изумленно молчал, а потом спросил:

— Погоди, ведь это же… Это то, что я думаю?

— Да, это Уаджет. Лунный глаз Гора. Слышал о таком?

— Конечно. Только вот что там правда, а что легенды, понять довольно-таки сложно.

— Еще бы не сложно. И вот, в Эфиопии, мне посчастливилось найти подлинный артефакт. В одной из эфиопских церквей.

«Вот заливает, — мысленно проворчал я, — знаем мы, из каких таких церквей ты эту штуку извлек».

Батраз даже не скрывал, что артефакт краденный. Из Эфиопии, говоришь? Видимо, это менее опасно, чем из запасников Эрмитажа.