1.

Отъезд

Cборы проходили ужасно. Сумбурно и на нервах.

— Ну? Ничего не забыл? Все взял?

— Десять раз уже проверил и перепроверил, — уверенно ответил я, — если опять начну копаться, то наверняка чего-нибудь забуду. И опоздаю, скорее всего.

— А список вещей с собой? Точно знаю — обязательно что-нибудь забудешь!

— В ноутбуке есть. А распечатка вместе с документами. Всё! Давай посидим по традиции… на дорожку.

Мы чуть было не переругались, пока я собирал свой чемодан. Это только называется так — чемодан, а на самом деле нечто комбинированное — рюкзак с устойчивой упругой спинкой, выдвижной ручкой и колесиками-роликами, чтоб по гладкому полу удобно возить, когда плечи устают.

Вообще-то у меня всегда так. Это лишь в женских романах да в популярных телесериалах Он и Она, приняв четкое решение об отъезде кого-нибудь одного (или обоих, что реже), весело и образцово-показательно организуют сборные мероприятия: без унизительных эпитетов, напоминаний, обоюдных обвинений и обид. Словом, собираются живо, свободно и красиво, будто на конкурсе «кто лучше упакует чемодан». Ясно, что в объективной реальности до таких сияющих вершин далеко. Обычно бывает весьма трудно сохранить эмоциональное равновесие до самого момента убытия. Многим не хватает уверенности произнести прямо, что хаос предотъездной неразберихи уже достал, и давно уж пора уходить. Вот и копаются люди, перебирают уже собранное барахло, опаздывая потом на свой самолет, поезд или какой другой уходящий по расписанию транспорт. А многим недостает внутренней мудрости и духовных сил уразуметь закономерность самого отбытия и спокойно проводить пока еще любимого человека или даже супруга, не приберегая к услугам булыжника за пазухой.

Впрочем, уже действительно пора.

Терпеть не могу, когда провожают куда-нибудь: есть в этом какой-то элемент безысходности и тоскливой обреченности. Для меня, во всяком случае. Вот и ограничиваюсь прощанием у порога — входная дверь закрылась и всё, люди расстались. До встречи.

Лифт, подъезд, асфальт, гранитные ступени, эскалатор, поезд метро, пересадка, опять поезд, гранитный пол, снова ступени, еще раз эскалатор, асфальт, вокзал.

На Ленинградском вокзале поезд «Орлан» сильно отличался от остальных своих собратьев по железнодорожной колее. Правда, его красно-сине-серебристая заостренная морда, более похожая на оторванный от крыльев фюзеляж самолета, примелькалась и уже не привлекала особого внимания. Люди привыкли. Всего в этом поезде полтысячи с чем-то пассажирских мест и десять вагонов. Первый и второй — бизнес-класса, остальные восемь — туристического. Еще есть бистро в пятом вагоне.

Я ехал в туристическом, раз не буржуй, да и степень комфорта в обоих классах отличается не так чтобы очень. В принципе, внутри все примерно так же, как и в европейских высокоскоростных поездах: «Орлан» делался в Германии, поэтому чувствовалось качество и стиль. Что касается Интернета, то вполне благополучно и без особенных проблем подключился через вай-фай. Скорость связи была, правда, так себе, но несколько писем отослать и получить все же удалось. Перед отправлением через динамик всех поприветствовал машинист, причем, на манер самолетных пилотов, говорил он на двух языках: русском и английском. Наконец, поехали.

Каждый отдыхает по-своему. Кто-то любит собирать грибы в лесу, кто-то ходить в пешие путешествия по горам, кому-то хватает простого похода в кинотеатр с друзьями. Есть ряд людей, для которых отдых ассоциируется исключительно с острыми ощущениями, но я никогда не причислял себя к сообществу экстремалов. Тут, вообще-то, не рекламный буклет, просто, по моемý глубокому убеждению, отдых должен начинаться уже в транспорте. В пути. Не понимаю тех мучеников, что тратят жуткие деньги на оплату шикарного курортного отдыха, но зато до самого этого отдыха добираются в тяжких свинских условиях. Зачем? Если уж угораздило разориться на проживание в каком-то приятном для существования месте, то пусть уж и дорога туда тоже станет не менее приятной.

Весь маршрут занимает часа четыре, это если без остановок. Иногда остановка бывает в Твери, реже — в Бологом, но это не на всех рейсах. Однажды газета «ПродавецЪ» ехидно написала, что путь из Москвы в Санкт-Петербург на «Орлане» может обойтись пассажиру почти в ту же цену, что и полет самолетом. Более того — при наличии дешевых авиарейсов билет на «Орлан» будто бы в два-три раза превысит стоимость полета до Питера. Ну, если даже и верно, что с того? Зато не надо ехать в аэропорт, торчать там в ожидании регистрации, ждать потом после самой этой регистрации, проходить унизительные, но так необходимые процедуры проверки, а после, по прилете, в толпе ожидать выдачи багажа, печально тащиться в Питер из Пулкова… Не, ребята — поезд удобнее, что бы там кто ни говорил. Сиди себе, книжку читай. Или на компьютере работай, или еще что приятно-полезное делай — время есть. То самое время, которого обычно хронически не хватает, его съедает бестолковое ожидание: там немного, тут чуть-чуть, здесь еще недолго, и вот вам, пожалуйста — набираются часы. А когда есть спокойные удобные четыре часа единым куском, ничем не разорванные, без лишних отвлечений, то можно заняться чем-либо для души. Или кино посмотреть, если уж иных дел совсем нет — наушники под рукой, и телевизор никому не мешает. Кстати, — наушники потом можно взять с собой, хоть об этом нигде никто и не говорил.

Прошу прощения за пространное и отвлеченное отступление.

Только усевшись в комфортабельном вагоне «Орлана» я, наконец, с удовольствием расслабился. Еще перед выходом запасся хорошим романом Агаты Кристи, который, к своему стыду, доселе не читал. Пропустил почему-то. Так уж вышло, что именно это произведение королевы детектива выпало из моего поля зрения. Никогда не любивший практически ничего, что так или иначе относится к фантастике, сделал я как-то парадоксальный вывод: о реальном или вообще о чем-то когда-то имевшем место читать не могу! Все эти чужие эмоциональные воспоминания, наложенные на мою нынешнюю действительность, отдавались в черепе собственными, между прочим, молотками. И вот тут детективы оказались тем самым, что так мне всегда было нужно. Закрученный сюжет, вряд ли возможный в действительности, сначала спокойная, а потом все более напряженная атмосфера, яркие персонажи, сложные отношения.

Экспресс выехал за пределы мегаполиса и стал набирать скорость. Рядом со мной сидел какой-то аккуратный господин, который почему-то поздоровался со мной и тоже углубился в чтение. Так и читал до самого вокзала, а перед выходом на перрон вдруг спросил:

— Извините, я вижу, вы тоже читаете детективы?

— Да, очень уважаю, — кивнул я, — только интересные и качественные. Агату Кристи, например, или Найо Марш. Что-то типа того.

— Тогда все в порядке, — усмехнулся мой попутчик. — Посмотрите эту книжку. Только что прочитал, выкидывать жалко, а в ближайшем будущем она мне уж точно не понадобится. Читаете вы, я заметил, быстро, и в таком темпе Агаты надолго вам не хватит.

Он передал немного помятую книгу в яркой мягкой обложке. Я поблагодарил, положил предмет дарения в кармашек рюкзака-чемодана и направился к выходу. Хорошо, что не надо возвращать: не люблю брать книги на время, да и свои давать не имею желания. Когда даю почитать кому-то любимую книгу, возникает мерзкое ощущение, будто доверил забирать из детского сада ребенка бабушке, очарованной Альцгеймером.

 

2.

Неприятность

Сама мысль, поехать в какое-нибудь удаленное тихое местечко для отдыха, родилась неожиданно, но вполне закономерно.

Мир вдруг начал выглядеть в моих глазах каким-то маленьким, серым, грязным, пакостным и усталым, это навевало нехорошие подозрения и вызывало тревожные думы. Напрягала неспокойная обстановка, как в самом мире, так и в отдельной стране. Активизировались террористы, разваливались атомные станции, рушились государственные режимы, чиновники всех рангов погрязли в коррупции и воровстве, поэтому захотелось свежести ощущений, праздника, утренней прохлады, живого пения птиц за окном и вообще — разнообразия. Напрягали пустые разговоры о либерализме, правах человека, гуманистических ценностях, политкорректности и прочей ерунде. Почему-то мало кто говорит вслух, что «гуманистические ценности» это роскошь, доступная только богатым и благополучным странам, пока у государства нет значительных задач, требующих срочных и эффективных решений. Лишь в условиях благополучия можно позволить себе быть гуманным, да и то лишь до тех пор, пока всякие проблемы не возникнут снова.

Короче — остро понадобилось увидеть еще один кусочек этого мира. Желательно нестандартный и неожиданный кусочек, лишенный социальной или какой другой напряженности.

Впрочем, к самому решению меня грубо подтолкнули, но об этом чуть позже.

Мир с возрастом вообще делается меньше, вот что думаю. Давным-давно, когда был ребенком, то большую часть времени пропадал на улице. Тогда время текло медленнее, компьютеры были большими, программы маленькими, Интернета не существовало вообще, а книги приходилось доставать, поэтому я обитал за домом, в чужих дворах, на каких-то пустырях и в ближайшем лесу. Буквально жил там, в зарослях бурьяна, в кустах, под деревьями. Знал, какие растения, в случае чего, можно съесть, а какие ни за что не надо; какими можно остановить кровь, а какими вызвать рвоту; куда можно пойти, чтобы там незаметно пописать, не привлекая чужого внимания; какой жук красиво летает, если его запускать в полутемной комнате, а от какого насекомого нужно убегать со всех ног, потому что если ужалит, то трындец. Часто открывал для себя новые места, потаенные тропы и неизведанные пути, и это было замечательно: вот он — огромный и удивительный мир! Став старше, тоже почти все время проводил во дворе и окружающем пространстве. Осваивал свой город, ближайшие его районы и улицы. Меня завораживали уже не растения и жуки, а дворы, дома, заводы и стройки. Некоторые из них были просто поразительны и заполнены какой-то своеобразной городской магией. Ну и люди, конечно. Они казались такими яркими, интересными, открытыми, пламенными. При этом всегда знал, к кому из приятелей можно обратиться в случае беды, а к кому лучше не подходить на пушечный выстрел, потому что дома у него пьяный отец и парализованный дедушка.

Потом все это ушло, но зато наступила работа. Мир вдруг начал сереть и сжиматься до кусочков: мой дом, моя работа и мои друзья. В какой-то день вдруг стало заметно, что весь двор зарос травой и бурьяном, а я настойчиво продолжаю идти по асфальтированной дорожке. Идти нехожеными тропами казалось невозможным, а сама мысль перелезть через забор или отлить в гаражах приводила в ужас, не говоря уж о возможности пройти сквозь эти гаражи и сократить дорогу. Друзья совсем отдалились — переженились, озаботились трудностями, ушли в себя. Вот тогда-то я и понял, что со мной происходит нечто неправильное и очень гнусное. Совсем потом мир еще более сократился, до квартиры, супермаркета, моего автомобиля да трех компьютеров: двух стационарных и одного ноутбука. Главное, чтоб с широкополосным и безлимитным интернетом.

Но пансионат! Несмотря ни на что такое, сам бы никогда туда не поехал.

Помог случай.

Иногда случается так, что какое-то событие выпадает неожиданно и не совсем вовремя. Собственно, так оно и происходит обычно. Но, чаще всего, мы сами и провоцируем отдельные происшествия, а потом еще долго расхлёбываем их затянувшиеся последствия.

Крутился я одно время в одной забавной интернетовской тусовке — изучал современный молодежный сленг. Довольно скоро сделался там вполне своим и даже временами начал исполнять роль кого-то вроде отца-исповедника. Для чего все это было надо? Я что, кому-то чем-то был обязан в той компании? Должен был перед кем-то оправдываться? Отчитываться или давать объяснения? Вероятно, все-таки, должен, поскольку, общаясь с кругом знакомых, совершенно того не желая, втянул некоторых из них в свои собственные дела, имеющие отношения только ко мне и еще к одному человеку, и ни к кому больше в этом мире. Хотя, оправдания и объяснения как-то не очень вяжутся с ролью отца-исповедника.

Но тут произошла неприятность.

Неприятность, собственно — для меня одного, других если и задело, то слегка рикошетом. Виноват был, как часто случается в подобные моменты, я один.

Была у меня такая знакомая. Даже больше чем знакомая. Импонировал ее жесткий характер, временами удивительным образом сочетавшийся с необычной нежностью и сексуальностью, любовь к технике у нее совмещалась с любовью к нарядам, в общем, парадоксов была масса. Но когда я предложил упорядочить наши отношения и съехаться, то получил резкий отказ. Далеко не все женщины, уже побывшие немного замужем, стремятся повторить подобный опыт. Мои попытки как-то наладить диалог отвергались и только усугубляли ситуацию. Я расстроился, обиделся, и мы расстались. После этого у меня написалось несколько историй про ведьму (в хорошем понимании этого слова), где имя, черты характера и некоторые другие моменты были аккуратно срисованы с моей бывшей подруги. Тексты эти расползлись по Интернету, по друзьям-знакомым, затем вышли в виде книг и в результате достигли прототипа. Естественно, она узнала себя, и устроила скандал. Посыпались обвинения, что вытаскиваю на свет то, что должно быть достоянием двух людей, и использую личные отношения в своих неблаговидных целях. Потом она узнала меня на Интернет-дневниках — я имел неосторожность сообщить в открытом доступе номер своей аськи и некоторые факты личной жизни, — в результате история получила новое развитие. Моя знакомая создала специальный дневник для того, чтобы наблюдать за мной, писать комментарии и посылать оконные сообщения. А сам дневник оформила так, чтобы у меня не осталось и тени сомнений, кому он в действительности принадлежит. После чего, некоторые мои френды женского пола получили сообщения, с призывом не связываться со мной, а в их постах возникли комментарии на эту тему. Хорошо, что я тоже тогда был в онлайне и почти сразу адекватно отреагировал. После предоставленных мною объяснений и убедительных доводов, возникший конфликт был вроде как улажен. По моей просьбе она удалила свои ядовитые комментарии из постов моих друзей. Мы выяснили для себя, как надеюсь окончательно, что можно, а что недопустимо, и снова разбежались — у каждого давно своя жизнь. Я даже пытался посмотреть на эту проблему философски и изнутри. Плохая оказалась идея.

Но я многое понял для себя, кое-что вынес, и потом стало легче жить. В результате наше знакомство выродилось в редкое интернет-общение с нерегулярными письмами, спорадическими (часто безответными) поздравлениями с новыми годами, днями рождений и главным гендерным праздником — восьмым марта. Лично мы уже не встречались.

И вот неожиданно от нее пришло длинное письмо:

Привет, как дела? Давно уже хотела тебе написать, а тут вдруг повод. Хочешь элитно отдохнуть на острове в Финском заливе? Причем бесплатно?

Классное место! Была уже там прошлым летом, и расскажу, как прошло у меня. Я побывала на острове Легланд в июне. Мы с друзьями добирались из Питера на зафрактованном «Метеоре» — быстро и весело. Народу набралось немного, погода стояла солнечная, мы быстренько погрузились, и помчались на остров. На причал высаживались уже вечером, лагерь установили рядом с местом высадки на поляне. Пока наши мужики ставили лагерь, мы успели побегать по острову. Приятно, что все хорошо оборудовано, есть дорожки, настелены гати, стоят информационные таблички, рассказывающие о флоре и фауне острова, его обитателях. Скоро достроят коттеджи. После игр ходили гулять — рассматривали старые постройки, вернее то, что от них осталось, регулярно бывали на пляжной косе Стрелка — красивое, немного таинственное место. В конце концов, когда вышли к причалу, то дружно решили, что хотели бы подольше пожить на этом островке. Еще там стоит внешне очень уютный домик, где живут те, кто ухаживает за островом. В общем, место очень красивое и спокойное. Говорят, что на тамошнем маяке живет привидение. На следующий день пошел дождик, но наши ребята все-таки отправились на осмотр маяка. Потом просто шлялись по острову, чуть не заблудились, но нашли оборонные сооружения и старые ржавые пушки, которые тоже произвели на всех сильное впечатление. На острове мы провели три дня и три ночи, причем каждый из нас регулярно ходил на маяк — посидеть на берегу, посмотреть на волны, послушать их шум или полежать, разглядывая небо. Ночи проводили у костра, медитировали на огонь, играли на барабанах. Даже в белые ночи костер завораживает. В общем, до прихода «Метеора» время прошло прекрасно. К тому же, поели отличной копченой рыбки.

Вот пишу тебе, а зачем пишу — хрен знает. Просто вываливаются мысли из-под тонких пальцев, с бесспорной непрерывностью долбящих по клавиатуре. Выползают словами, склеенными из черных буковок на белом экране моего монитора. Там и остаются, а надо бы стереть, да рука не поднимается, ну и фиг с ней, с рукой, пусть будут, пока никому не мешают. Пусть живут в каком-то своем необъяснимом мире, пусть плачут как раненные зайцы. Пусть. Мне-то уже не до них, хоть бы до вечера дожить, хоть до утра продержаться, не провалиться в кипящее море личных боязней, коих полным-полно на моем тернистом пути. Ибо — нефиг.

Но что-то не туда меня понесло. Извини.

Теперь о главном. В этот год планируется новый заезд, но уже вполне организованный. Коттеджи достроили, наладили кухню, все удобства, и теперь на Острове открылся пансионат «Легланд». Вообще-то пансионат, изначально, это от латинского слова pensio — вклад, дом отдыха такой с полным содержанием и экскурсиями. Весь сезон там будут отдыхающие. Знаю, что последнее время ты жутко обленился и не признаешь иного отдыха кроме как в цивильных условиях. Можешь радоваться — теперь там всё вполне обустроено. На меня же свалилась срочная и работа, от которой не отказываются, поэтому путевку переоформила на тебя.

О деньгах не беспокойся — путевка досталась халявно, так что рассчитаешься как-нибудь потом, без помощи денег. В твой заезд отдыхающих будет немного, всего дюжина, и все они — очень симпатичные, интеллигентные, милые люди, большинство знаю лично. На каждого полагается отдельный коттедж, а вечерами можно собраться в общем зале столовой. Как объяснили, обеспечен камин, грог и теплая дружеская обстановка. Питание европейского стандарта и две недели отдыха в приятном обществе тебе гарантировано. Знал бы, как я завидую! Все необходимые бумажки выслала заказным письмом на твое имя до востребования на Московский Главпочтамт. Проверь дней через десять. Дурак будешь, если откажешься.

Если кто где-то вдруг спросит, говори, что заказал путевку через Интернет, через турфирму «Сансет». Я там уже все подготовила. Скажешь, что заказал, а потом получил по почте. Собственно — тут никакого вранья — я действительно провела эту путевку через эту турфирму. С собой прихвати диктофон. Когда окажешься в Питере, найди меня обязательно!!!

Ну, извини еще раз за столь пространное письмо, вроде бы всё сказала, ничего не забыла. Удачи!

В который уже раз, перечитав текст послания, я положил его к прочим своим документам. Ни подписи, ни прямого обращения не было, но я и так прекрасно знал автора письма. Зачем взял с собой эту распечатку? Даже и не знаю. По привычке, видимо.

Дело в том, что не признаю беспричинной отзывчивости и невнятной чуткости со стороны чужих или давно потерянных людей. Для меня довольно тяжело понимать все, что противоречит стандартным инстинктам. Беспричинное восстановление давно засохших контактов тоже как-то настораживает. Наводит на подозрения.

Впрочем, дело уже сделано и возвращаться поздно.

Надеюсь, пройдет не так уж много времени, как переночую в гостинице, утром успею на одну важную встречу, бог даст смогу побродить по центру города, может, успею куда-нибудь еще, а потом, на другое утро, меня встретят в условленном месте и проводят до причала «Метеора». Далее — морское путешествие на подводных крыльях до острова в Финском заливе, где и разместился пансионат «Легланд» — место проживания на ближайшие недели.

 

3.

Человек со стороны

Петербург — город мистический и безумный. Вообще-то, любой горожанин может заявить то же самое о своем городе, естественно, если он представляет и ощущает его таковым. Но все-таки настоящих городов-безумцев, да к тому же еще и с явным мистическим оттенком, не очень-то и много. Петербург может выступать в качестве врат в Потусторонний мир, мрачное и зловещее для земных обитателей место...

В Питер я приехал раньше времени вовсе не для того, чтобы изучать его мистический антураж, посещать выставку работ Сальвадора Дали или Русский Музей. В своей-то родной Москве мало где бываю. Если же кто-нибудь спрашивает, что интересного можно поглядеть в Первопрестольной, обычно отвечаю, что смотреть тут особенно нечего. Разве что мост через Москву-реку у Москвы-Сити; Кремль, если в него пускают; палеонтологический музей поддельных скелетов динозавров; выставочный комплекс «Винзавод» и маленький музей на Красной площади, где единственным экспонатом лежит мумия настоящего Ленина... Что еще? Чего смотреть? То тут, то там сносят старые дома, заменяя их малопохожими новоделами. Меняется городской ландшафт, уходят в прошлое тихие московские дворики и переулки, в самых неожиданных местах торчат стеклянно-бетонные монстры, к традиционной застройке отношения вообще не имеющие. А те немногие исторические здания, что кое-где сохранились, стали неприметны и судьба их предрешена.

Короче — Москва ныне не может похвастаться обильным культурным наследием.

С Питером проще — там можно смотреть все. Пока еще можно. Когда-то его называли — «город-музей», но теперь предпочитают другую формулировку — «культурная столица». Злые языки уверяют, что местное градоначальство даже обратилось со слезной просьбой к руководству страны, умоляя снять с Петербурга статус исторического поселения и исключить из перечня культурного наследия, а то в городе и так «катастрофически много памятников, что мешает коммерческому строительству». Кончилось тем, что Министерство культуры издало нормативный документ, сохранивший охранный статус только за центром Питера, как «историческим поселением в пределах города». Теперь в этом «поселении» суетно, многолюдно, шумят стройки и множество лиц южных и восточных национальностей.

В тот момент ни история, ни памятники культуры, ни мистицизм меня не интересовали. Хотелось встретиться с виновницей моей поездки и расспросить кое о чем. Напрямую спросить, лично, а не через всякие разные средства удаленной коммуникации.

Для начала все-таки позвонил.

— Ты что предпочитаешь — зайти в гости, встретиться в кафе или куда-нибудь меня пригласить? — без особых церемоний спросила моя знакомая, после обычных для таких случаев приветствий и нескольких ничего не значащих фраз.

— Вообще-то, хотел сначала зайти к тебе, а потом пригласить куда-нибудь. Или наоборот — куда-нибудь пригласить, а потом уж к тебе, если не будешь против. Письмо твое обсудить. Есть у меня пара вопросов.

— Там посмотрим. Мысли имеются?

— Имеются. Одна мысль. Знаю приятную такую кафешку на Пушкинской, в комплексе «Нептун». Там на столиках, на пластиковом покрытии, напечатаны разные старые географические карты и планы. Очень здорово — сидишь себе и разглядываешь, когда делать нечего. И обстановка такая…

— Какая? — перебила меня собеседница.

— Такая… уютная, атмосферная…

— А может — атмосфера обстановочная? Ладно, это все равно недалеко от меня, поэтому часиков в десять…

— Ой, я… — начал было протестовать я против столь ранней встречи, но она меня упредила:

— …ну, ладно, ладно — в одиннадцать! Помню, что ты «сова». Встретимся у входа в Океанариум и пойдем в твою кафешку.

В назначенное время мы уже сидели за столиком. Я оделся в модно рваные джинсы, черную хлопчатобумажную майку и легкие найковские кроссовки. Картину дополняла бейсболка цвета мокрого асфальта и очки-хамелеоны. Одежда моей знакомой не зафиксировалась в памяти, помню только, что она вертела в руках стаканчик с соком, пока я поедал пиццу и какие-то бутерброды. Мужчины, как правило, не сидят на диетах, потому что подолгу не есть — испытание для них весьма трудное, почти пытка.

— Вкусный тут хлеб, — сказал я, чтобы чем-то заткнуть удручающую паузу.

— А хороший свежий хлеб, — наставительно сказала петербурженка, — вообще лучший в мире деликатес. Но им одним питаться нельзя — морду разнесет. Знаешь, сегодня со мной произошла одна забавная история. Позавчера была у Авивы, она сейчас в Питере, кстати. Мы лазили на колоннаду, ходили к заливу, а потом до самой ночи болтали о разной мистике, о том, как дýхи умерших шалят в квартирах, о похищениях девушек и всё такое. Вернулась домой в состоянии легкого мандража, и решила немного повисеть в инете. Сняла контактные линзы и стала искать очки, которые положила на стол перед уходом. Не нашла…

— Погоди, — перебил я, — ты разве носишь очки? Зачем тебе?

— Только когда работаю: обычно у меня контакты, как сейчас. Погоди, не перебивай. Так вот, полезла в Интернет, на ЗеБеГе, во френдленту, углядела у Шарлин способ гадания по тараканам. И практически в тот же миг увидела, как по столу бежит таракан! Редкостное явление в моей квартире. Загадала желание и стала смотреть, что будет? Сначала он упорно двигался вправо, потом все-таки побежал вперед. Меня это вполне удовлетворило. Я поймала таракана, придавила его и отправилась спать. Снился всякий инфернальный сюрреализм, будто гналась за мной какая-то страшная чёрная тварь. Даже не гналась — просто преследовала. Неторопливо так, обстоятельно, зная, что никуда уже от нее не денусь. Пыталась уйти в другие сны, но чудище раздваивалось, становилось многими тварями, поворачивая ко мне свои некрасивые лица и нахально лыбилось. Причем все было настолько реально, что прям кошмар. В ужасе сделала усилие, чтобы проснуться, а когда проснулась, эти существа догнали меня наяву, и начали душить. Вот тут-то проснулась уже по-настоящему. Короче, всё как обычно и ни фига не страшно. А утром, когда надо было работать, стала искать свои очки. Не могу сидеть перед монитором в контактах — глаза быстро устают. Перерыла всё, нет очков! От безысходности заглянула в корзинку, где у меня лежит всяко-разная канцелярия — очки оказались там. Ну, подумала, бывает, что из памяти выпало. Мало ли. Стала их протирать и чувствую — что-то не так. Линзы не из пластика, а из стекла, дужки потоньше, а в остальном — точная копия моих. Примерила — чуть сильнее, чем у меня. Откуда они, спрашивается? У меня, последнее время, редко кто появляется, а в самые последние дни, кроме меня и кошки в квартире вообще никого не было. Вот, разве что таракан. Даже если давно — тоже не проходит: не носит никто из моих знакомых такие окуляры. Немного офигела от такого. Будто кто-то заботливо подсунул точно такие же очки, но только слегка не угадал с диоптриями. А сегодня нашла свои — незаметно лежали на стопке шмоток. Мы не говорим сейчас о привидениях, призраках и полтергейстах, но ведь удивительно, правда?

— Правда. А это не могло быть сном? — с надеждой спросил я. — Или галлюцинацией? А то часто так бывает — не можешь понять, что приснилось, а что случилось на самом деле...

— Всё это было на самом деле, и те неизвестные очки до сих пор лежат на компьютере. Так что к мистике готовься, особенно после общения со мной.

— А теперь рассказывай, — наконец затребовал я, разжевав и проглотив очередной кусок, — а то ничего не понимаю. Совсем. Объясни хоть что-нибудь. Причем тут мистика? Сны твои? И вообще, по-моему, ничего реально мистического в тебе никогда не было. Какое это имеет отношение к моей грядущей поездке в пансионат? С твоей, между прочим, подачи.

После этих слов моя подруга откинулась на кожаную спинку диванчика и пожала плечами. Звали ее, кстати, Лена, но мы редко обращались друг к другу по имени: так уж повелось. С того времени, что мы не виделись, она заметно похудела, и приобрела девичье изящество. Не женщина, а загадка. Ее привлекательные формы рельефно выступили под фирменной футболкой — лифчика моя знакомая никогда не носила по идейным соображениям. Она взглянула в окно, сквозь которое светило солнце, тонкими лучами играя на прическе девушки. На просвет черные волосы почему-то отливали темной медью, и солнечные лучи образовывали вокруг головы что-то вроде сияния. Похоже, пути назад уже нет. Обычно я люблю начинать чего-нибудь новое, ну, а если так уж сложилась жизнь, или звезды так встали, что нет даже призрачной надежды увидеть окончательный результат своих начинаний, то стараюсь передать кому-то другому это свое дело, как эстафетную палочку. Интересуюсь всем тем многообразием форм, предметов и взаимоотношений что могу наблюдать вокруг себя. Но поскольку мир корыстен, меркантилен и жесток, то часто приходится заниматься даже тем, что не совсем интересно или даже совсем не интересно: работой на кого-то, деньгами на жизнь и покупками для поддержания организма. Поэтому моей старинной подруге не составило труда меня заинтересовать и заинтриговать.

Когда все было съедено и выпито, то сидеть в кафе нам обоим надоело, и мы перебрались к ней домой. Знакомая моя обитала неподалеку, в недавно построенном доме с охраняемой территорией. За ворота пропускали лишь тех немногих, кто договорился с кем-то из жильцов через домофон на пункте охраны. Или если такой посетитель шел вместе с самим жильцом.

Ухоженный чистый холл, лифт в зеркалах, ковры перед лестницей и на полу лифта.

Ее новая квартира поразила меня минимализмом обстановки, отсутствием всяких глупостей и пошлостей. Зато она изобиловала цветастыми китайскими веерами, пузатыми тибетскими божками и фотографиями в стильных рамках. Радовали глаз функциональные вещи: эффектный воркспейс, удобное кожаное кресло, простая тахта, дизайнерские шторы на окне, пушистый белый ковер на деревянном полу, крохотная кухонька. Хорошо подобранные цвета, приятные оттенки, продуманное сочетание.

Это была очень красивая квартирка одинокой молодой женщины.

— Хорошая у тебя квартира, — сказал я, чтобы банальными словами как-то заполнить неудобную паузу.

— Да, мне тоже нравится. Делала под свой вкус.

— А та, старая? В центре, на Садовой?

— Продала. Слушай, я же так и не расспросила тебя о жизни, а ты ничего и не сказал. Как ты жил-то все эти годы? Сколько мы не виделись? Лет пять?

— Шесть с половиной. Да ничего вроде жизнь. Нормально как будто. От интернет-зависимости избавился, с сайтов знакомств удалился еще полгода назад. Осталось заняться чем-нибудь полезным. Когда-нибудь… может быть…

— С сайтов знакомств удалился? Что, ни одна так и не дала? Кофе хочешь?

— Хочу. Просто не в состоянии сейчас брать, — кисло произнес я. — А вообще-то давали, и много раз. Только влом ради этого ехать на другой конец города, не люблю сайты знакомств. Они были нужны временно, в качестве костылей. Чтоб крыша не съехала.

— Что, писька не стоит?

— С этим-то как раз проблем нет, — несколько смущенно ответил я, — а вот общее душевное самочувствие у меня уже несколько месяцев весьма хреновое. Пасмурное и какое-то унылое.

— А твоя дорогая как смотрит на подобные шалости?

— Какие еще шалости? Немного отвлекся, и все. Она меня и в пансионат отпустила без проблем. Даже рекомендовала ехать, а я не хотел. Собраться помогла.

— Золотая женщина. Ты береги ее, вряд ли найдешь кого-нибудь лучше, даже не сомневайся.

— Не найду, и не сомневаюсь. Слушай, давай, наконец, по делу. Ты же меня сюда не только кофе пить пригласила. Хотели поговорить о предстоящей поездке, а вовсе не о тонкостях моей личной жизни.

— Я не забыла…

Я подошел к окну.

Передо мной раскинулась панорама Петербурга. Вдали виднелись обязательные небоскребы спальных районов — плоды упорного и неизбежного разлезания и неуклонного движения растущего города вширь. После подобных мегаполисных пейзажей всегда становится легче. Все-таки я — горожанин, и без города трудно. Обидно вот только, что Петербург потихоньку становится похожим на Москву. Это плохо. Огорчает как-то. Фу.

— Я не забыла: сам понимаешь, написать тебе не могла, приглашать для инструктажа не стала — так и думала, что догадаешься заехать. Все-таки знакомы не один год.

— Ты же просила обязательно найти тебя.

Тем временем кофейная машина сработала и выдала нам две чашки эспрессо.

— Там будет один персонаж, — продолжила она, протягивая чашечку черно-бурого напитка с плавающей сверху пеночкой, — которого не знаю я, но он знает меня. Не хочу врать — личность опасная, серьезная, но там он будет, скорее всего, строго контролировать себя и держать в жестких рамках. В таком состоянии он без необходимости лишнего не делает, и никого просто так не трогает. Надо вычислить это существо. Потом сообщишь, кто оно такое, а дальше уже не твоя забота.

— Я что, Джеймс Бонд?

— Нет, конечно. Наверное, ничего особенного делать тебе вообще не придется. Отдохнешь, походишь по лесу — там, кстати, прекрасные сосны. Познакомишься с интересными людьми, отвлечешься от повседневных проблем. Смена обстановки еще никому не мешала.

— Звучит обнадеживающе. Тогда может, снабдишь меня какой-нибудь аппаратурой? «Жучками» там, и прочими полезными техническими устройствами?

— Ты что, совсем идиот? Там же будут профессионалы! Они раскопают любую закладку с полпинка, и уж постараются все проверить, будь спокоен! Нет, поезжай с пустыми руками, кроме обычного карманного фотика и диктофона никакого оборудования не бери, мало ли что может случиться. Для всех ты — программист на отдыхе.

— Даже нетбук? Я же не смогу без компьютера.

— Это можно. Кстати, хорошо, что напомнил —таблетки тебе дам, чтобы в животе не бурчало. А то любой звук может тебя раскрыть, мало ли где тебе придется прятаться. Хватает на четыре часа.

— А что за человек, и как его вычислить? Что он делал, чем знаменит, в чем виноват? Вообще-то на фиг он тебе сдался? — спросил я, а затем притронулся губами к поверхности ароматной жидкости, заполнявшей чашечку из китайского фаянса. Кофе еще не остыл, но уже не обжигал — в самый раз.

— Я скажу, но ты будешь про это молчать. Во всяком случае, до тех пор, пока не разрешу. Понял? Значит так. Это наемный убийца, профессиональный киллер, на счету которого множество заказных дел. Вся беда в том, что его никто не знает, даже заказчики. Работает он всегда в одиночку, очень скрытно, а задания получает через интернет. Деньги переводят на секретный анонимный счет, и там тоже ничего не вычислишь, уже пробовали, и не раз…

Я слушал, все запоминал, а сам думал, что опять встреча с этой женщиной втягивает меня в какую-то нехорошую и, может быть, опасную историю. Возможно, что ошибаюсь, но, по-моему, меня вынуждают совершить очередную глупость. Дай-то бог, если не прав, но интуиция подсказывала, что потом пожалею, и не один раз. Моя подруга замолчала, будто что-то вспоминая или решая для себя, говорить мне или нет. Потом видимо, решение было принято, и она продолжила:

— …и все бы ничего, но он настоящий психопат, натуральный маньяк. Назовем его Икс. Причем он отлично умеет контролировать себя — обычно пьет специальные таблетки, но от них тупеет и очень не любит это дело. Но стоит ему прекратить прием, как через какое-то время возвращается патологическая тяга к убийству…  Как правило, работа хорошего профессионального киллера — опасный, тяжелый и ответственный труд, а этот мало того, что кайф срывает, так еще и ради развлечения этим занимается. Будучи в нестабильном состоянии может убивать совсем случайных людей. Дискредитирует профессию. Поэтому вся надежда, вычислить его в этом пансионате, на острове. Только вычислить, другие потом разберутся.

— Обратись к частному детективу. Хочешь, хорошего посоветую? Есть возможность.

— Не пойдет, — резко сказала она. — Надо, чтобы помог именно ты.

— Понял, — нетвердо сказал я, ибо мало что понял.

— М-м-м?

— Объясни, говорю, зачем все это нужно тебе, да и мне заодно, — увещевательно пояснил я, поставив опустевшую чашку на компьютерный стол. — На фиг надо ввязываться в это твое дело? Я, честно говоря, не хочу никуда ехать.

— Вопрос превосходный, только давай немного его перефразируем. Для чего тебе идти на экстремальное развлечение? Ты там узнаешь много такого, о чем раньше даже в пьяных фантазиях не догадывался. Поверь — стóит того. Не все же дома сидеть. И потом, не так уж много людей в этом мире, кому полностью могу доверять. Тебе могу.

— А что я буду иметь за свое бескорыстие?

— Просто я тебя очень-очень попрошу. Ты же не откажешь, правда?

— Что прямо сейчас? — слегка испугался я.— И здесь?

Меня всегда тормозит, когда что-то происходит неожиданно и вдруг.

— А тут что? Плохо что ли?

— Думаю, так эту проблему не решить.

— А вот мы сейчас проверим…

С этими словами она подошла вплотную, и я почувствовал горячее, несдержанное дыхание. Далее последовали долгие и отнюдь не дружеские объятия…

…а еще у нее сияли огромные темно-карие глаза. Без одежды она выглядела вовсе не такой худышкой, как сначала показалось. У нее сохранилась вполне недурная грудь, ноги оставались безупречными, щиколотки — узенькими и красивыми, ступни — изящными, а не «лыжами» сорок первого размера, коими щеголяли последнее время некоторые мои знакомые девицы. Никакого намека на целлюлит. Даже в свои тридцать четыре моя знакомая никак не соглашалась с идеей, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Разумеется, при необходимости можно найти мужика, которого достаточно лишь накормить, но вообще-то куда надежнее добираться до сердца через другие органы. Это как с поговоркой про дороги, всегда ведущие в Рим: пока не задумаешься, вроде и нормально звучит, хотя, например, железнодорожная трасса «Норильск-Дудинка» ни в какой Рим не ведет, хоть круглый год по ней катайся, даже если в кармане годовой мульти-шенген.

— Теперь о поездке… — будто ничего знáчимого между нами не случилось, деловым тоном продолжил я, застегивая пуговицы на ширинке. Не люблю джинсы на молнии, терпеть не могу. — Там же заминировано все, на этом островке. Еще с войны. Нет? Я где-то читал.

— Нет. После того, как поработали саперы, ходить стало абсолютно безопасно… — хмуро проговорила она. — Кстати, трусики свои не забудь, читатель.

— Ага, — саркастически кивнул я, пряча в рюкзак скомканные трусы. Джинсы пришлось напялить на голое тело. — Безопасно, говоришь?

— Зря ехидничаешь, там и вправду ничего взрывчатого нет, тут могу тебе дать полную гарантию: шведы всё хорошо разминировали, качественно. Наши только помогали.

— Шведам-то это зачем? За каким фигом?

— Ну, как — экология, заповедник, всё такое прочее… На самом-то деле, они хотели, по-моему, взять этот островок в долгосрочную аренду, вот и принялись за его разминирование. А потом, когда дело было сделано, наши показали им фигу. Кстати, все что увидишь — фиксируй, разговоры записывай на диктофон и скидывай на свой комп. Диктофон-то взял? Кабель мини ю-эс-би к нему есть?

— Вот, — сказал я, извлекая из кармана похожий на флешку дивайс.

— Ты его сейчас не включал?

— Нет, можешь проверить.

— Верю, — кивнула она. — Зарядник не забыл? Диск в твоем нетбуке большой?

— Не забыл. Почти пятьсот гигабайт свободно.

— Хватит.

— Всё же не понял — почему сама не поехала? Я-то тебе зачем?

— Затем. Меня эта личность знает, и как бы я ни маскировалась — никогда не спрячусь, сразу догадается. А ты вообще ни при чем. Человек со стороны. Сначала будут к тебе присматриваться, проверять, что за темная лошадка такая. Соответственно, интересующий меня человек как-то себя выдаст. Должен выдать. Если что-то произойдет и запахнет серой, тебя эвакуируют.

— Интересно, а как? Каким это образом подам сигнал? Через Интернет, разве что. Я что, буду вместо кусочка сыра в мышеловке? Его обычно съедают, кстати. И кто меня вытащит если что? Пограничники? Береговая охрана? А успеют?

— Погоди, не суетись. Во-первых, тебя подстрахуют в этой компании. Там будет присутствовать еще человек, который, если надо, присмотрит за тобой. Нет, даже не спрашивай кто — ты можешь его спалить, сам того не подозревая. В случае чего, он обеспечит безопасность, так что будешь там как у Христа за пазухой.

— А во-вторых?

— А во-вторых, интернет там тоже есть, но за отдельную плату. Надо договориться с администрацией и тебя подключат.

— А в-третьих?

— А в-третьих — всё. Ты уже большой мальчик, не пропадешь.

— Пропасть можно всегда. Я же никогда раньше не играл роль живца, ляпну что-нибудь лишнее, или анекдот неправильный расскажу. Мало ли что.

— Анекдот — это ты можешь, языкастый слишком. Моего прадеда вообще расстреляли за анекдот.

— Про Сталина что-нибудь неприличное поведал?

— Если бы. Я тебе рассказывала.

— Значит, запамятовал, — признался я. — Всегда забываю анекдоты, ты же знаешь.

— Анекдот был таким: «Сначала были вожди, потом князья, потом цари, потом императоры... а потом, сынок, у нас снова появились вожди».

— А! Отлично!

— Да, и в прошлый раз тебе очень понравилось. У нас теперь тоже скоро если и не расстреливать, то вот сажать будут вполне себе. Или на беседу с органами пригласят.

— Это уже, хоть сейчас — пожалуйста. И на беседу, и с органами. Скоро чипы в плечи вживлять начнут, как домашним животным. Есть такой проект.

— Зачем?

— Идентификатор. Вся информация о личности. Вместо паспорта. Удобно, и не потеряешь никогда.

— Ты так говоришь, будто идея тебе нравится.

— Почему нет? — удивился я. — Хотя… совсем забыл… ой…

— Вот тебе и ой. Ладно, тебе пора: у меня еще деловая встреча на сегодня, и времени почти не осталось. Только подготовиться.

— Я пойду, — как-то неловко сказал я. Временами у меня возникают всякие неуклюжести при прощаниях.

— Ну, иди.

— «Стояли звери около двери. В них стреляли — они умирали...» Стругацкими не увлекалась?

— Нет. Не вижу смысла в этой фразе.

— Тогда — всего доброго, и успешной деловой встречи. Приеду, поговорим еще, да?

— Совсем необязательно. Удачи тебе!

— И тебе, — кисло подтвердил я и ушел, вспоминая известную цитату: «Некоторые женщины не созданы для того, чтобы их приручили. Они созданы быть свободными…»

 

4.

Анимэшка

Вторая встреча предстояла совсем в другом конце города.

До отхода «Метеора» оставалось уже менее суток, когда я доехал до Приморской, вышел на набережную речки Смоленки и неторопливо пошел в сторону залива навстречу ветру. В восемнадцатом веке реку звали «Мякуша», но в первой половине девятнадцатого ее стали именовать Глухой или Черной речкой. Тогда, для ликвидации одноименности с другой Черной речкой, река была наречена Смоленской, по находящемуся рядом Смоленскому кладбищу, а уже позже она приобрела свое нынешнее название. Потом, при советской власти, прорыли прямой канал, который изменил направление русла реки. После этого она стала втекать непосредственно в залив, тогда как раньше впадала в Малую Неву.

Реки, набережные и морской воздух всегда помогали мне восстановить душевное равновесие. В свое время где-то прочитал, что перед отбытием туда, откуда есть возможность не вернуться, нужно завершить все дела. Вернее те дела, что еще незакончены, даже если что-то мешает довести их до конца. Нельзя уходить, бросая незавершенные начинания. У меня было такое дело. Вернее — не дело даже, а просто некая недомолвка, недосказанность, которая иногда давила в воспоминаниях и ныла, словно старый перелом к перемене погоды. Невозвращенный долг. Оставалось встретиться еще с одной знакомой женщиной. Точнее — с очаровательной девушкой. Посмотрим, совпадет ли мое сегодняшнее мнение с прежними воспоминаниями об этом человеке: как правило, не ошибаюсь, но мало ли что бывает...

Когда-то мы расстались. Мой уход выглядел плохо и как-то непорядочно. Вроде бы и упрекнуть себя не в чем, но все-таки сохранялось ощущение невозвращенного долга, оставался некий комплекс вины с моей стороны. Вообще-то знакомство с этой девушкой ничего для меня не значило в личном плане, но хотелось ясности и душевного спокойствия.

В результате, я не ждал для себя ничего хорошего, когда звонил в дверь.

Наконец мне открыли. Не было никаких вопросов. Никаких «кто там?» или «а вам кого?», меня будто ждали. В отличие от моей знакомой, так удачно направившей меня в предстоящий пансионат, Эля была совсем другой личностью. Можно сказать — прямопротивоположной. Вот она. Глазищи как у японской анимэшки. Кукольное лицо, вполне обаятельное и привлекательное, но какое-то жесткое. Короткие белые волосы торчали в разные стороны, будто ежик-альбинос свернулся на этой симпатичной головке. Высокий лоб, брови белесого цвета, большие холодные льдисто-голубые глаза, вздернутый носик, маленький, никогда не улыбающийся рот. Все на месте. Рост — чуть больше полутора метров. Общую картину дополняли: оранжевая футболка, черные, плотно облегающие штаны, пестрые борцовки. На голове повязка синоби — значит, воин. Боевой куртки нет — скорее всего, гэнин. Огромный меч за спиной подтверждал мои мысли. Подлинный, или бутафория? Похож на настоящий. Интересно, а гэнин имеет право ношения меча? Я не знал. Знать бы еще, кто ее сэнсей. Хотя, какая разница? Видимо, сейчас у моей знакомой наступил «японский период». Впрочем, все было взаправду, как у больших, и если бы я не знал, что умеет эта «куколка», то ни за что не поверил бы глазам.

— Это ты? — задала она вполне предсказуемый риторический вопрос. — И что ты о себе сейчас думаешь?

— Если честно, то ничего хорошего не думаю. А ты выглядишь просто отпадно. Мало того, что смотришься ничуть не старше, по-моему, еще и похорошела.

— Я знаю, — скучным голосом ответила она. — Заходи.

Моя знакомая ничуть не повзрослела за эти годы — время оказалось не властно над ее красотой. Эля провела меня в гостиную, попросила подождать и убежала в другую комнату — переодеваться.

Через пару минут хлопнула входная дверь: кого-то Эля выпроводила так, чтобы мы не встретились. Ну и что? У каждого свои тайны, а уж эта моя знакомая просто лопалась от разных тайн и всяческих чудес.

Лет пять назад, будучи в очень романтическо-расслабленном состоянии, решил посидеть вечером на Морской набережной. Вдруг откуда-то явилось несколько странных фигур. Компания смахивала на группу тварей из голливудского ужастика про восставших из Ада.

Семь персонажей. Два тощих и длинных типа: один — с частично железной мордой, а другой — с разрезанным от уха и до уха ртом. Голубоватая, обнаженная ниже пояса девушка с черными зубами наружу и дыркой в гортани, еще какой-то субъект с оскалом черепа, а его голая подруга с фигурой модели и непроницаемыми стеклами вместо глаз. Еще там же топтался некий персонаж похожий на плохо сделанный гибрид человека и кошки, а рядом с ним некто, напоминающий монстра из космоса, каким его изобразили бы в фантастическом кино про Вавилон-5. Все эти существа, скорее всего, чего-то ожидали. Они тихо окружили меня и молча разглядывали. Вот тут-то я и вспомнил формулу вызова хранителя места, переданную мне в качестве платы за небольшую услугу. Срывающимся от ужаса голосом произнес нужные слова, и почти сразу сзади этой пестрой компании появилась Эля. Она пинками разогнала монстров, а меня увела к себе домой. Потом, несколько позже, у нас с ней был умопомрачительный секс, после которого я целый день еле таскал ноги и чувствовал себя так, словно всю ночь разгружал вагоны. Именно тогда Эля и рассказала свою историю, о том, как дошла до такого своего существования.

Когда-то кому-то об этом уже рассказывал, но с тех пор прошло немало времени и утекло много воды.

Характер у Эли был, что называется, сложный. Вначале она считалась просто странной вздорной девчонкой. Была вся такая внезапная и такая неправильная, что хоть караул кричи. Гот, кибер-гот, панк, кибер-панк, трешер, трансер, клаббер — нужное вспомнить и подчеркнуть в зависимости от момента жизненного пути. Одевалась так, что соседские бабушки пребывали в постоянном эмоциональном шоке, а практически всё ближайшее мужское население исходило слюной от слишком высокой сексуальности объекта. Иногда ею интересовался местный участковый, почему-то подозревавший, что она занимается какой-то формой проституции. А ей было не до того. «Боже, что ж я мальчиком-то не родилась!» — говорила она тогда. Ну, не родилась вот. Эля родилась девочкой, причём девочкой хорошенькой, с нормальным самоопределением и вполне традиционной ориентацией. В детстве с мальчишками играла в футбол, потом ходила на бокс, потом мальчикам вытирала сопли, слушая о первых их победах и разочарованиях. В общем, не девушка, а друг. Друг и всё тут. И сама она не могла себе представить, что с мальчиками можно делать что-то еще, кроме как драться, слушать сопливые исповеди и пить пиво. В итоге как-то раз взяли ее с собой «по бабам»... А самое интересное, что Эля всегда была непрошибаемой натуралкой. И, несмотря на практически вынужденный богатый опыт, начала она спать с друзьями, которые это воспринимали, как явление само собой разумеющееся. Просто ещё один такой метод утешения. В итоге нашла она себе какого-то постоянного, но не шибко умного и не очень порядочного друга-парня, который вел себя, как последняя свинья. Был у нее такой мальчик, этакая кавайная няка. Тёмными романтическими ночами, при свечах, они сидели в обнимку и вслух мечтали купить участок невспаханной земли в Нечерноземье, построить миленький домик с подвальным гаражом, а вокруг устроить садик с альпийскими горками и буржуазным бассейном. Долго обсуждали, какие купят машины, как назовут детей и в каком стиле оформят детскую. Но тут он, ее парень, сука такая, позарился на подругу, у которой сиськи оказались больше всего-то на один размер.

И все — мечты пошли прахом — предательства Эля не простила. В результате, она «ушла в отрыв»: то старалась поймать всё, что движется, и затрахать до потери пульса, то пойти на Дворцовый мост и пафосно утопиться в Неве.

Правда, природное благоразумие всегда брало верх, и если бы с ней ничего не случилось, стала бы она профессиональной шлюхой, или наоборот — вышла бы за кого-нибудь замуж. Счастливо жила бы с этим мужем, завела бы ребеночка и всё такое в том же духе. А ее возможный муж либо спился бы и стал распускать кулаки, либо нашёл себе помоложе, либо к тридцати годам сделался бы скучным, пузатым и лысым мудаком. Впрочем — одно не исключало другого. Обычная, кстати, сказать, история. Но все вышло не так. То есть, совсем не так. До того не так, что теперь я часто задавался себе вопросом — можно ли вообще Элю считать человеком?

Как-то раз, вскоре после разрыва со своим любимым, Эля забрела на набережную.     К тому моменту она перепробовала уже все — и беспорядочный секс с кем попало, и наркотики, и просто банальные пьянки. За плечами оставалась бурная юность, дизайнерская школа, занудная работа в каком-то таблоиде и два курса дневного отделения. Из университета ее отчислили, с работы выгнали, и жизнь казалась потерянной, впору топиться. Села она на гранитную ступеньку и предалась невеселым своим думам. И тут вдруг услышала со стороны чей-то беззвучный плач. Пошла она в том направлении и встретила некую старую женщину. Та смотрела на воду с таким видом, будто сама собиралась броситься в речку. Эля подошла, проявила сочувствие, и они разговорились. Старуха рассказала, как столетиями хранила то Место, как потом там построили город, как изменили русло, спрямили реку и сделали набережную. Прежнее место исчезло. Эля узнала о хранителях, о вызове хранителя, и сначала решила, что старуха просто сумасшедшая. Но когда Эле показали несколько эффектных приемов, она поверила. Нельзя было не поверить. Жизнь не представляла тогда для нее никакой ценности, и она согласилась стать Хранительницей, со всеми вытекающими из этого последствиями. Тогда-то и началась ее новое существование, полное боли, особой радости и суровых переживаний. Эля сделала выбор, и теперь должна была достойно идти своим путем, не глядя на препятствия. С тех пор она постоянно находилась здесь. Ее территория включала в себя солидный кусок набережной, участок земли со всем, что на нем находилось и несколько новых высоких домов. Уходить она не могла, зато была там полной хозяйкой и делала, что хотела. Тогда же она выбрала квартирку в подвластном ей доме, и попросила хозяина уступить. Тот молча уступил, даже все документы на Элю оформил.

Внешне девушка не изменилось. На вид — лет девятнадцать-двадцать, а то и меньше. Обычная ультрамодная девочка в прекрасной физической форме и со всякими крутыми увлечениями и заморочками. Она постоянно отыскивала или изобретала какие-то изысканные кулинарные рецепты, хотя еду для нее самой и ее неожиданных гостей-друзей привозили из ресторана. Частью ее существования являлись китайские и японские единоборства, дизайнерская работа фрилансера, и квартира, в которой Эля была прописана одна — хронические гости не в счет. Время от времени она все переделывала в своем обиталище, полностью меняя интерьер вместе со всем содержимым. Но при ближайшем и пристальном рассмотрении вылезали всякие неправильности и пугающие странности, заставляющие заподозрить, что с девушкой явно что-то не так.

Эля никогда не уходила далеко от своего жилища. Максимум куда она выбиралась — это на набережную, к банкомату и по магазинчикам, что располагались в цокольных этажах подведомственных ей домов. Эля никогда не нуждалась в деньгах, но при этом никуда не выезжала, не бывала в супермаркетах и распродажах. Все необходимое заказывалось по интернету и потом доставлялось курьерами на дом. В настоящий момент ее работа состояла в двух несвязанных направлениях: обработке фотографий детей из детских садиков и рисовании многочисленных комиксов порнографического содержания. Еще ей капали постоянные проценты от какого-то фонда, оставленного в наследство небедной бабушкой. Будучи хорошим художником и талантливым дизайнером, всю стену набережной и некоторые стены домов на своей территории она расписала впечатляющими граффити, что никогда не нравилось официальным городским властям. Однако смыть и счистить рисунки не удавалось никому — настенная роспись неизменно восстанавливалась на следующее же утро. У Эли не было автомобиля, и это притом, что раньше она очень увлекалась всяческими личными транспортами и постоянно где-то с кем-то разъезжала.

И самое главное — последние годы она совсем не менялась. Абсолютно. На вид оставалась все такой же молоденькой восемнадцатилетней девушкой, хотя, по моим скромным подсчетам, ей должно было бы быть лет двадцать семь — двадцать восемь. Я смотрел на нее, как наивная провинциальная бабка на политика, обещавшего всем европейские пенсии и бесплатные квартиры в Москве.

 

5.

Хранительница

За то время, пока мы с Элей не виделись, квартира ее изменилась до неузнаваемости. Сейчас, как прихожая, так и сама гостиная, напоминали кадры из недавнего фильма про современную японскую жизнь. Вместо многочисленных тумбочек диванов и комодов, которые тут когда-то наблюдались, Эля использовала удобные встроенные шкафы, перламутровые сундуки с изысканными узорами, компактные ширмы и легкие раздвижные перегородки вместо дверей. Украшениями служили как сами эти предметы, так и портьеры, ширмы, подушки и покрывала, изготовленные из каких-то красочных шелковых тканей с цветочным орнаментом. На стене расположились традиционные японские гравюры, красивые напольные лампы напоминали каменные подсвечники, а изысканная люстра на потолке — абажур из рисовой бумаги. Гладкая поверхность, прямые углы и ровные линии низких столов и сидений смягчались мастерски исполненными иероглифами и изящными рисунками. Картину дополнял мягкий рассеянный свет, искусно выделяющий предметы декора и немногочисленную мебель, что придавало всему легкий оттенок уникальности и неповторимости. Здесь не было ни компьютера, ни рабочего стола – видимо, все это находилось в соседней комнате.

От нечего делать я взял с низкого столика какую-то глянцевую книгу. Это оказалась эффектное издание женских фотопортретов удивительно высокого качества исполнения. Оригинальный фотоальбом под названием «Pussy Portraits» некоей Frannie Adams. Под розовой обложкой, на каждом развороте — портрет красивой молодой девушки: слева — лицо самой девушки, а справа — фото интимной области той же модели. Фотографии завораживали и заставляли задумываться.

Кто знает, может быть очень скоро, возникнет новая социальная сеть, этакий аналог Фейсбука, где аватарами будут не лица, а нечто типа вот такого? Может тогда и в мире наступит, наконец, долгожданная гармония, основанная на форме-длине членов и конфигурации женской вагинальности?

Я так засмотрелся, что не заметил, как подошла Эля. От неожиданности даже вздрогнул.

— Что, запал на картинки? — смеясь, спросила она, имея в виду то ли альбом, то ли дизайн интерьера, то ли свой новый образ. Смеялась она как-то по-особенному, без улыбки. Переодевшись в кимоно, Эля стала похожа на классическую японку с гравюры. Передо мной была уже гейша, а не воин-гэнин.

— Слушай, как здорово! Отличная же идея, — туманно пояснил я, захлопнув книжку. — Знаешь, что сейчас подумал?

— Ну?

— Для полноты впечатлений было бы желательно, чтобы эти фото дополнялись фотографиями девушек в целом. В полный рост.

— Не прокатит. Тогда это будет уже медицинское издание, а не художественное. Может, отлипнешь, наконец?

— Ага. Уже отлип.

— Ты есть хочешь? А то я перед тобой заправилась. Знал ведь, когда ко мне прийти — на русальную неделю.

— Ты это о чем? Недавно тоже плотно поел, но от легкого чая не отказался бы.

— А у меня только чай и есть. Вернее — разные чаи. Еду привезут часа через два.

— Что, и холодильник пуст?

— Почти, — кивнула она. — Там фигня разная.

— Хочешь устроить чайную церемонию? — неуклюже пошутил я, намекая на кимоно.

— Сейчас нет желания, — совершенно серьезно ответила Эля, — да и время неподходящее. Может, скажешь, наконец, чего пришел-то? Колись давай!

— Давно не виделся, вот и пришел. Подарок для тебя есть, вот смотри. — Я вытащил из кармана маленькую коробочку, в которой на черной бархатной подушечке лежал неприглядный с виду камушек, а в нем торчал маленький ярко блестящий тетраэдр — природный кристалл алмаза. — Ведь так и не поблагодарил тебя за свое спасение. Еще тогда, помнишь? А тебе эта штука пригодится, я знаю.

— Ух ты! Нуваще! Какая прелесть! Это то, что я думаю? Он настоящий?

Сначала я хотел промолчать, но потом передумал.

— Конечно. Метастабильный аллотропный углерод кубической сингонии. Сувенир!

— Не боишься? За метастабильный сувенирный углерод можно легко загреметь в места отдаленные лет этак на пяток.

— С какой стати? Там сертификат в коробочке под черной подушечкой. Фирма «Эпл Даймонд». Все законно! В магазинах же продается. «Якутские алмазы» и «Ювелирторг».

— Тогда да. Я уж грешным делом подумала про что-то совсем-совсем другое.

Когда, наконец, буря восторгов поутихла, Эля закончила радостно играть с моим подарком и убрала его куда-то подальше с глаз долой, я спросил:

— Знаешь, кроме этого алмаза у меня к тебе было и другое дело. Узнать хотел.

— Что узнать? — удивилась моя знакомая. — Видимо, она ожидала каких-то иных предложений или поступков с моей стороны.

— Понимаешь… помнишь в тот раз, темным вечером на набережной, когда ты меня выручила…

— Конечно. Шуганула банду демонов, которые намеревались тобой поужинать.

— Вот, а я вызвал тебя, произнеся специальную фразу.

— Ну и?..

— Ну и никогда потом эти слова больше уже не срабатывали. Почему?

Я действительно много думал на эту тему.

— А что бы ты хотел? У тебя была одноразовая формула вызова хранителя места, ты истратил ее на меня и все. Это как единичный патрон — после выстрела остается пуля, гильза и пороховые газы, но обратно в патрон их уже не собрать… Выстрел только на один раз! Знаешь, расскажу тебе одну японскую притчу. История простенькая и затертая столетними пересказами, немного не в тему, но думаю, ты поймешь. В некие отдаленные времена жили муж с женой. Жили скромно, вели домашнее хозяйство и растили детей. Жена в муже души не чаяла, но вот постепенно стала она замечать, что будто потерял он к ней былой интерес, будто черная кошка пробежала между ними. Жена любила мужа больше всего на свете, но, помимо того, что она была любящей женой, она была еще и мудрой женщиной. Она прекрасно понимала, что со временем мужчина, не получая ласки со стороны жены, станет чувствовать себя одиноким, и будет искать радости где-то на стороне. А сама она все свое время отдает детям и хозяйству, и уже не та, что раньше, красота ее начала увядать. У нее была старинная подруга, которая воспитывалась как гейша и вела соответствующий образ жизни. Подруги постоянно делилась своими радостями и несчастьями, как сестры, и вот женщина собралась с духом и обратилась к подруге с просьбой. Она рассказала ей о своих тревогах и горестях: «Знаешь, у меня проблема. Мы с тобой дружим с детства и всегда поддерживали друг друга и в горе, и в радости, и в самые трудные времена, и вот прошу тебя о помощи… Помоги мне!» «С тобой что-то случилось?» — спросила гейша. «Не совсем со мной, — смутилась женщина, — скорее уж с моим мужем: мы женаты давно, и я понимаю, что он пресыщен семейной жизнью. Я, наверно, неспособна уже на те нежности, что прежде, и мне трудно радовать его своей уходящей красотой, но я пойду на все, что угодно, лишь бы он был счастлив. Когда он недоволен, это иссушает мою душу. Мне нет покоя! Прошу, не отказывай мне! Верни ему радость! Только один раз!» «Хорошо, я тебя поняла, — ответила подруга, — я, конечно же, помогу. Только доверься во всем. Во всем, слышишь? Обещаешь?» «Конечно, я же тебя сама об этом попросила». «Тогда подготовь его, и пусть завтра вечером приходит ко мне». Поблагодарив свою подругу, женщина отправилась домой. На другое утро она сказала мужу, что приготовила для него сюрприз, но что за сюрприз, он узнает вечером. Главное — пойти в нужное время в определенное место и подождать. Ее муж, конечно же, был заинтригован, и его сердитое от недовольства лицо чуть оттаяло. Наступило назначенное время. Мужчина пришел, куда было велено, и стал ждать: он и понятия не имел, что ему предстояло. Вдруг заметил он перед собой прекрасную гейшу, которая велела идти с ней. Мужчина понял, что его жена пошла на такой сюрприз ради него, и, конечно же, согласился. Женщина привела его в свой дом, плавным движением руки усадила на мягкие подушки, поговорила погоде, о жизни, о разных проблемах. Мужчина был очарован обаянием гейши, ее красотой и умением говорить. Он был вне себя от счастья, и былая радость возвращалась к нему. Он вновь стал чувствовать себя мужчиной-героем, способным на романические подвиги. Гейша предложила перейти от слов к делу, а для начала поужинать. Мужчина сразу же согласился. Гейша ненадолго отлучилась, а когда вернулась через некоторое время, то несла два подноса — золотой и простой железный. На обоих подносах были красиво расставлены тарелочки с аппетитно выглядевшими суси. Сначала гейша предложила золотой поднос. Мужчина попробовал. «Очень вкусно! — сказал он, — Спасибо тебе!» «Хорошо, а теперь попробуй с этого подноса. Хочешь?», — любезно предложила гейша, и подала железный поднос. «Конечно, хочу!» — Мужчина попробовал с другого подноса пришёл в какое-то смущение. Тогда гейша спросила его: «Ну и как твое мнение? Суси не понравились тебе?» «Наоборот! Очень вкусно!» «Тогда, чем отличаются суси с золотого подноса от суси с железного?» «Вот и думаю, — отозвался мужчина, — что они одинаково вкусны и восхитительны! Между ними вообще никакой разницы!» «Тогда зачем ты здесь? — выразительно глядя ему в глаза, осведомилась гейша. — Если у тебя жажда, то разве имеет значение, из золота сделан кувшин или из железа, если он уже наполнен долгожданной, свежей водой?» Тогда мужчина все, наконец, понял. Он ощутил себя полным глупцом и абсолютным идиотом. В тот вечер он воротился домой вполне счастливым и с любовью обнял свою жену, любившую его без памяти. Больше к гейше он уже не ходил. Казалось, будто бывшего между ними отчуждения и не существовало никогда.

— О, понял, о чем эта притча! — сказал я, когда Эля закончила свой рассказ.

— Да ладно?

— Точно понял. Это о том, что для укрепления супружеских уз надобно периодически ходить налево. Но твоя история не совсем завершена. Еще нужно рассказать, что они потом делали, как и каким сексом занялись после разговора о кувшинах.

— Только вот не надо переигрывать. Все правильно ты понял, я знаю.

Почему-то мне стало вдруг стыдно. Такое со мной бывает: ляпну что-нибудь лишнее, а потом испытываю неудобство, как от плохо подобранной обуви. Время давно уже шло к концу дня, но приближения вечера не ощущалось: конец июня, в разгаре пора белых ночей. В этот момент в дверь кто-то настойчиво позвонил. Эля сорвалась с места и бросилась открывать: оказывается, привезли пиццу, еще всякую еду, бутылки с водой и пакеты с соком. Я помог перетащить все это на кухню, а потом Эля торжественно объявила:

— Вот прям сейчас у нас будет итальянское меню.

— Итальянское? Думал, что теперь у тебя все исключительно японское.

— Нет, еда сейчас итальянская. Пицца, крепе с моцареллой, помидорами и бальзамиком, и крепе с клубничным вареньем. Еще есть крепе с рикоттой и корицей. Ты как?

Что тут можно было ответить? Я сам не знал, как, но на всякий случай сказал:

— С удовольствием попробую! У меня только вопрос. Крепе... это не то же самое, что и блинчики? И эту рикотту… с чем можно сравнить? С творогом? Или чем-то другим? И чем она от моцареллы отличается? Все время их путаю и никакой разницы не ощущаю.

— Ой, я так и знала, что будут подобные вопросы. Я бы их не называла блинчиками, но если крепе тебя не устраивает, то блинчики. Все-таки у блинов немного другая технология. Ну, если уж совсем никак не получится найти рикотту, то пойдет некислый мягкий творог или творожный сыр. Этот рецепт когда-то был мной выдуман и прижился у нас в городе очень прочно, несмотря на то, что рикотту нужно еще суметь приготовить, чтобы ее съели! Ведь рикотта — это итальянский сыр, приготовленный из сыворотки, а не из молока. Она и по внешнему напоминает больше творог, чем сыр, но более гладкая, и в отличие от творога не кислая, а пресная на вкус. А моцарелла, настоящая, классическая — это свежий сыр быстрого созревания, сделанный по специальной технологии из цельного молока черных буйволиц.

— Надо же, чего бывает! — сказал я свою любимую фразу на все случаи жизни. — Молоко черных буйволиц! Сложно-то как!

— Сложно. Вот скажи, почему для меня сложность всегда заключается в чем-то простом? У меня замечательно получаются сложные блюда типа мяса по-французски, каких-нибудь кур в сливочно-винном соусе или еще всяко-разная хрень, но я, сука, не могу сварить пельмени или макароны! Я их обязательно переварю, они у меня слипнутся или еще какая херня случится... Ну, где справедливость? Вот и заказываю еду в ресторане по собственным рецептам. Сейчас очень тяжело произвести революцию или даже не особенно масштабный фурор где угодно. Хотя бы в той же кулинарии. Или в музыке. Но качественно и красиво влиться в одно из течений вполне возможно, добавив туда что-то от себя. Смешав что-то старое, можно получить совсем новое блюдо. И это даже не будучи мужиком.

— Лучшие повара — вовсе даже не обязательно мужчины.

— Естественно, просто мужчины гораздо больше, чем женщины, любят хвастаться. Заходит такой на кухню и говорит как бы сам себе: «Ну не я ли лучший повар в мире?» Или: «Ну не я ли за сто шагов рикотту от творога отличу?» А женщина всё это время готовит и молчит. Потому что, если она скажет «да», то ничего не изменится, а если она скажет «нет», то мужчина тут же спросит почему, и разговор затянется.

— Как у нас сейчас?

— Да, как у нас.

Пораженный ее нестандартной логикой, я не знал, что и сказать. Но потом все-таки нашел выход:

— Наверное, все дело в подходах. Когда готовишь кулинарное чудо, ты постоянно следишь, чтоб не испортить дорогостоящие продукты. Или вообще даешь задание поварам, а сама только и ждешь результат. А в простых случаях закинула в кастрюлю, и пошла рубиться в игрушку на компьютере. И только через полчаса собственным носом чуешь, что пельменя не только сварились, но уже и прожариться успели. Нет?

— Да нет. У меня сейчас облом со временем. И вообще… знал бы ты, как устаю сейчас. Скорее морально. Я никогда еще не существовала так динамично. Когда я раньше жила, то дома на диване валялась, то шлялась где-то, то сидела за компом или торчала от какой-нибудь дряни. Такое состояние было — гнусь, одиночество, осознание собственной бессмысленности. Порой обострялось настолько, что хоть в петлю. Прожигала жизнь, и вообще шла к деградации. Одиночество — это когда крадешь кусочки чужих жизней, чтобы чем-то наполнить свою. А сейчас, после того как все радикально поменялось, пришлось привыкнуть к новому темпу. В жизни-то я никогда так серьезно не занималась, тем более боевыми искусствами, ни о чем таком речи вообще не шло. Только мутить, ждать на холоде, вмазываться и так далее. Слава богам, прошло уже достаточно времени, об этом практически не вспоминаю. Только если попадается кто-то на глаза, или фотки, например... не могу на них смотреть. Ненавижу себя прежнюю. Но иногда вдруг накатывает, что спасает только работа.

В результате за обедом мы просидели и проговорили до самого вечера.

От обилия непривычной пищи и неудобной японской мебели у меня забурчало в животе, постепенно затекли ноги, устала спина и заболела шея. Казалось, я стал взрослее, и немного старее, зато Эля совсем не изменилась. Мы сидели и разговаривали, как давно не видевшиеся брат с сестрой, которым много чего можно рассказать и есть чем поделиться.

Время промелькнуло незаметно. Я простился, поблагодарил за гостеприимство, и собрался возвращаться к себе в гостиницу. Мы расставались, будто старинные друзья. Напоследок она сказала:

— Вот, возьми мою визитку.

— Визитка-то тебе зачем? — удивился я, разглядывая красиво оформленный прямоугольничек тонкого картона.

— Захотелось, чтобы было. Мало ли что. Позиционироваться при помощи ея.

— Ты же никуда не уходишь.

— Ну и что? Погоди, кстати, — вспомнила. Ты сейчас в гостиницу? Слушай, завези моему профессору посылочку, это тебе почти по дороге, он же на Черной речке живет. Приносил несколько книг, надо вернуть, пока еще в Питере. А то скоро опять умотает.

— Что? — занервничал я, — какие еще книги? Ты же только со своего букридера читаешь.

— Просила. Там много иллюстраций и электронная версия не тянет. Неудобно с ней.

— А что за профессор у тебя? Ты разве болеешь чем-нибудь?

— Вот такой, знаешь ли, профессор. Изучает меня. А мне он заказал веб-сайт и обложку для монографии, так что у нас обоюдовыгодные контакты. Завезешь?

— Ох… мне завтра на «Метеор», и день в дороге.

— Да ладно тебе! Не будь гадом! Время же детское! Кстати, как у тебя с деньгами? У него компик скис, если починишь — заплатит.

— Еще и работать вечером. Что с компьютером?

— Не знаю, по-моему, он что-то там с Виндами намудрил. Говорит, ни одна прога не работает. Кстати, про меня он все знает, поэтому можешь не таиться с ним, не парься, не запалишь. У него работа такая. Если у тебя ничего не прокатит, то просто поговоришь с ним, а это уже кайф. Он — прикольный дед!

Из-за природного мягкосердечия я согласился. Эля сначала обрадованно разобъяснила, как найти ее профессора, а потом, прямо на моих глазах, позвонила ему и предупредила, что книги принесет ее друг.

Уходя, я чувствовал, что во мне нечто все-таки осталось от нее, что-то она мне передала. Только вот что? Я не знал. Но такие мысли быстро сменились более обычными — назавтра ожидался сложный день, а тут еще ехать к какому-то профессору.

 

6.

Профессор

Не прошло и получаса, как я звонил в домофон высокого нового дома на улице Савушкина. После обмена репликами, меня пропустили.

«Прикольный дед» оказался высоким энергичным человеком лет пятидесяти на вид. Спортивная фигура, рост выше, чем метр восемьдесят, окладистая борода с хорошей проседью, стрижка «под горшок», продолговатое, несколько иконного типа лицо и смеющиеся глаза. Одет он был в сандалии на босу ногу, сильно тертые джинсы и старую линялую футболку с круглой эмблемой Стэнфордского университета. В руке — дымящаяся сигарета. На левом безымянном пальце обращал на себя внимание запоминающийся массивный перстень из серо-стального метала.

— Вы от берегини? — спросил он после приветствий.

— От кого, простите? — переспросил я, пока передавал пакет с книгами. Облик профессора побудил меня изъясняться на чем-то типа языка Серебряного века.

— От Эли. Она сказала, что вы про нее всё знаете. Она рекомендовала вас как грамотного айтишника. Не посмотрите мой компьютер? Ничего понять не могу — ни одна программа не запускается! Вместо этого открывается белое окно, а там какие-то непонятные значки.

— Позвольте взглянуть… где установлен сей неисправный прибор?

— Проходите… обувь можно не снимать, на улице сейчас чисто, а я всё равно уезжаю завтра вечером. Да, а это у вас всегда такая манера вести разговор, вы просто прикалываетесть, или мой облик побудил к крайней учтивости?

— Последнее. Извините…

— А, ерунда. Вы не первый, знаете ли… Так что с моим компьютером? Жить будет? Может — вирус? Да, я не представился: меня зовут Вилен Николаевич. Батюшка мой, царствие ему небесное, большим поклонником был Владимира Ильича. Прочитал когда-то детский рассказик о дедушке Ленине, и очень ему понравилось, как некий чудик назвал своего сына «Вилен». Ну, вы проходите.

Рабочая комната профессора, где собственно и находился проблемный компьютер, ошеломила меня своим интерьером. Я видел разные кабинеты, и нагляделся всякого. Но тут хотелось не работать, а смотреть по сторонам, долго и медленно ходить по периметру, внимательно разглядывая все вокруг. Две стены заняты стеллажами с книгами, перед которыми, на свободных краях полок стояли разные экзотические диковины. Огромный письменный стол, по-моему, еще девятнадцатого века, люстра из темной бронзы с зелеными стеклами, и совершенно диссонирующее общему стилю современное офисное кресло из натуральной кожи. Особенно меня поразила пепельница на столе — она явно была изготовлена из настоящего человеческого черепа. В подлинности происхождения заготовки изделия сомневаться не приходилось. Foramen magnum и прочие более мелкие отверстия были аккуратно заделаны, а кость несколько сгладилась, потемнела от времени и использования — судя по сигаретному пеплу и паре бычков, пепельница не стояла тут бесполезным украшением.

— Так что там? С моим компьютером?

Я отогнал посторонние мысли и занялся своим прямым делом. Компьютер у профессора оказался очень даже ничего. Шестиядерный камушек на три гигагерца, двадцать четыре гигабайта оперативки, интеловская материнка, двухгигабайтная видюха, два диска по два терабайта, комбинированный пишущий привод… Естественно, Винда последней генерации. Все это великолепие освещалось огромным двухпанельным монитором. По моим скромным прикидкам, такой «компик» в текущий момент мог стоять тысяч сто двадцать — сто пятьдесят. В зависимости от сборщика и продавца. С самим компьютером у Вилена Николаевича все обстояло в полном порядке. Я устранил мучившую его проблему и в двух словах попытался объяснить причину:

— Все нормально, можете работать. Никаких вирусов. Просто кто-то, некий пользователь, управлявший вашим компьютером, установил директиву открывать экзе-файлы при помощи блокнота, вот ни одно приложение и не запускалась. Вместо этого открывался блокнот и показывал содержимое экзе-файла, его коды. Кроме вас, кто имеет сюда доступ?

— Вы меня прямо спасли! — засиял профессор, стряхивая сигарету в то, что когда-то бегало и веселилось. — Сам бы точно не справился, мне же до зарезу надо завтра отправить несколько писем и получить ответы. А здесь сотрудница моя работала. Вообще-то она лихая женщина, она все могла. Сколько я вам должен?

— Вилен Николаевич, а можно так: вы доходчиво расскажете, кто такие эти берегини, и будем считать, что мы в расчете?

— Это вы серьезно? — удивился профессор. — Может — чаю?

— Нет, спасибо. Я более чем серьезен. Должен же я понимать, в кого превратилась моя старая приятельница. Нас, как-никак, связывает многолетняя дружба.

Я вкратце рассказал о своем знакомстве с Элей и то, как она меня спасла от демонов приставших на ночной набережной. Мой собеседник ни о чем не спрашивал, и только иногда молча кивал.

Дослушав мою историю, профессор вдруг основательно задумался.

— Это получится долго. Какие у вас планы на ближайшее будущее?

— Сначала в гостиницу и ложусь спать. Завтра утром сдаю номер, еду на пристань и на «Метеоре» отправляюсь в пансионат на острове, где и буду жить ближайшие недели. Это посередине залива, чуть ли ни у самой эстонской границы. Утром меня должны встретить и отвезти на какой-то тринадцатый причал. Где это и как, без понятия, вот и нужен сопровождающий. Сам заплутаю.

— А я завтра вечером уезжаю со студентами на полевую практику. Предлагаю вариант: читаю вам лекцию про берегинь и иже с ними, а потом вы опаздываете на метро и придется вам тормозить кого-нибудь частника. Сейчас уже одиннадцать. Согласны на такой расклад?

— Нет проблем, доберусь как-нибудь, — кивнул я. — Обычно перед метро ночью всегда стоят какие-нибудь такси и частные извозчики… — и тут вдруг вспомнил о диктофоне. — Извините, Вилен Николаевич, а можно запишу вашу лекцию? Тема очень интересная, а студенты и так, небось, без диктофона на лекции не ходят.

— Пишите, конечно. Буду, как говорили в позапрошлом веке, весьма польщен. Хотя, всё, что вы тут услышите, и так можно прочитать в двух моих монографиях — «Языческая Русь: опыт сравнительно-исторического анализа», и «Нéжить: правда и вымысел», которые недавно какая-то… м-м-м… добрая душа выложила в интернет.

— Выложили для всеобщего доступа просто так, с нарушением авторских прав? Без вашего согласия?

— Конечно — без! Впрочем, мне на пиратов грех жаловаться. Если б не они, такого количества читателей у меня никогда бы не возникло. Вообще считаю, что от литературных пиратов больше пользы, чем вреда. Тут недавно вывешивалось в сети длинное и полное стенаний открытое письмо. Как это у нас принято — Президенту. Не больше, и не меньше. Письмо было от бедных несчастных писателей, замученных пиратами и нечестными читателями, которые, вместо того, чтобы пойти в книжный магазин, и отдать рублей триста-четыреста кровных за книжку в твердой обложке, бесплатно скачивают тексты с пиратских сайтов типа Флибусты. А писатель, если и напишет в поте лица своего две книги в год, то имеет с этого, дай бог, три-пять тысяч в месяц, на которые не то, что жить, помереть нельзя. Можно подумать, что вот возьмет президент, прочитает письмо, кому надо позвонит, указ издаст, и все будет в шоколаде. Пиратские сайты закроют, самих пиратов запретят, а нечестных читателей зачистят. Ага, щаз! Делать ему больше нечего, нашему президенту. Если захотите, то можете посмотреть потом оригинал письма, а я скажу вот что. Про гонорары писателей и доход, кстати, верно. Только на книжные гонорары у нас существовать невозможно. Раз некий писатель хочет жить лишь на авторские, то он или очень крут, поскольку ему сильно повезло в этой жизни, или его экранизировали с успехом, перевели и издали буржуи, или он большой оптимист. Или работает главным редактором, журналистом, колумнистом или еще кем-то в периодике, но это уже совсем другая история. Малоизвестный автор, который желает получать за свои книги много денег и пишет ради этого, скорее всего, не получит ни копейки. Естественно, бывают варианты и случаются исключения, но схема такова — писатель пишет просто потому, что не писать не может. И дело не в том, что он срывает с этого кайф (тогда он уже графоман, лечению не подлежащий) а потому, что не писать ему плохо. Это как с зубными врачами. Вы хоть раз в жизни ходили к стоматологу? И как вам это? Понравилось? Тогда почему ходили? А, больно, плохо вам было? А в зубном кабинете хорошо? Тоже плохо? Потом стало легче, когда ушла боль? Вот с писательством примерно так же бывает. Поэтому если вам платят в среднем три-пять тыр в месяц за ваши труды, благодарите судьбу, не гневите богов и не ропщите. А то еще хуже будет. Кстати, недавно умерший мой друг, никогда не заморачивался по поводу скачиваний своих книг, а сам выкладывал их в сеть, когда договор заканчивался. И жил не то, чтобы богато в этой своей деревне. Ему и надо-то было, чтоб его не трогали, ну и денег чуток на прожитье. Настоящий был мужик, правильный.

— Он уехал в деревню из города? — удивился я.

— Да, из Питера. Бросил хорошую работу в журнале и перебрался в псковскую деревенскую глушь. Ушел от мира, но Интернет себе туда все-таки провел! Где-то его понимаю: мир стал безумен. Информационно захламлен. Причем замусорен настолько, что бриллианты ценной информации теряются среди гор отбросов. А у большинства людей чем-то захламлен мозг, причём по моим прикидкам уровень замусоренности имеет прямопропорциональную зависимость от степени личной комфортности — некоей эмпирической внесистемной величины, безразмерного коэффициента, показывающего сколь сильно организм находится в тепле. Под замусоренностью тут понимается захламленность мозга разнообразными воззрениями, парадоксальными мыслями, несбыточными грезами и прочими тараканами. Как известно, от безделья мы принимаемся создавать себе разнообразные занятия: читать, смотреть зомбоящик, серфить веб-сайты, выращивать кактусы, строить воздушные замки, рисовать картины, писать никому не нужные книжки… Или просто думать о чем-то постороннем. И чем дольше мы этим занимаемся, тем больше захламляем свой бедный мозг. А раз живем мы в относительном комфорте, то и степень замусоренности у нас довольно высока. Выходит, что все мы где-то психи, но вот в чем парадокс: официально мы психами не считаемся. Ни один психиатр не поставит нам такого диагноза. Мы полагаем себя абсолютно адекватными людьми, а если нас начинают грузить, что наши взгляды извращены, и мы давно уже не контролируем себя и свое поведение, мы говорим что человек псих только тогда, когда не следует каким-то общественным нормам. Например, разговаривает сам с собой, обнажается в общественном месте, безуспешно борется за чьи-то права или совершает другие противозаконные поступки. Так что же? Выходит, что в нашем понимании псих не тот, кто истинно псих, а только тот, кто сильно отличается от некоего принятого образца, кто выделяется из общего стандарта мышления, вбирая в себя этот стандарт с детства? Впрочем, все это давно уже не новость. Извините, отвлекся: наболело, знаете ли.

Вилен Николаевич затянулся, облокотился на стол, и некоторое время молча смотрел на дым сигареты. Профессор сидел так, что свет от настольной лампы падал лишь на его руку и часть груди, а все остальное попадало в тень, силуэтом выделяясь на фоне книжного стеллажа, освещаемого последним отблеском ушедшего июньского дня.

— Так вот, о хранителях, — немного иным тоном продолжил мой собеседник. —  Это сравнительно новое понятие. Раньше такого термина не было…

 

7.

Лекция по нежитеведению

— Раньше такого термина не было, хранителей назвали берегинями, домовыми, полевыми, водяными и лешими, в зависимости от оберегаемого ими участка местности. Берегини — женские добрые духи, хранительницы рек, водоемов, берегов. Отсюда и синоним слову хранительница, то есть хранит, оберегает свое место. Наши предки знали, что берегинь на свете множество. Согласно легендам, в берегинь обращались просватанные невесты, умершие до свадьбы, например, девушки, покончившие с собой из-за измены любимого. Этим они отличались от русалок. Те всегда жили в воде, где и рождались. На русальной неделе, в пору цветения ржи, берегини выходили из-под земли, спускались с небес по березовым ветвям, выныривали из рек и озер. Они принимали привычный для себя облик, сидели на берегу и, глядя в темные воды, расчесывали свои длинные волосы. Они качались на плакучих ивах, плели венки, кувыркались в зеленой ржи, водили хороводы и заманивали к себе молодых парней. В этот период активизировалась вообще вся нежить. Особую силу приобретали и ведьмы, которые устраивали свои собрания — шабаши. Вместе с тем, именно в этот период в природе происходил кардинальный перелом, связанный с поворотом к зиме: у растений завершался вегетативный цикл, они переходили к плодоношению, птицы прекращали петь, лягушки квакать, начинал убывать световой день. Стоило только закончиться неделе плясок и хороводов, берегини будто бы покидали землю. Они снова прятались, принимали скрытный непримечательный облик или же притворялись обычными людьми. В праздник Летнего Солнцестояния люди устраивали им проводы: веселились, надевали маски животных, играли на гуслях, прыгали через костры. Кстати, — прыжки через костры, это видоизменения древнейшего индоевропейского обряда прохождения через огонь, элемент культа огня. В некоторых местах он сохранился в своем нетронутом варианте — в виде хождения по углям.

Вилен Николаевич с удовольствием затянулся, стряхнул пепел о край черепа, внимательно посмотрел на почти скуренную сигарету и продолжил:

— Кстати, давайте с вами договоримся, если вам что-то непонятно, то не стесняйтесь и перебивайте. Неясность лучше развеять сразу, пока не забыли. Так вот, в любой языческой системе верований у всякого уголка земли, здания и заведения существовал свой собственный хранитель, добрый дух или гений. Так, согласно древним римлянам, он обретал облик змеи и назывался гением места, по латыни — genius loci. Убить змею считалось тяжелым грехом. Кстати, и на Руси долгое время сохранялось уважительное отношение к змеям, а ужей даже держали в жилых избах для защиты от грызунов. Кое-где еще в начале двадцатого века можно было встретить таких ужей, и только повсеместное распространение кошек прекратило эту традицию. Люди верили в хранителей, умели ладить с ними и знали, как находить общий язык. Тех, кто хорошо владел данным искусством, называли знахарками, ведуньями или ведьмами, ведунами или ведьмаками. Если хранитель был недоволен своими людьми, мог и наказать. А если все делалось хорошо, хранитель помогал, и люди знали, как и кого просить о такой помощи. Язычники всегда помнили о хранителях, потому и старались не раздражать их понапрасну, а уж если приходилось что-то менять на территории хранителя, то сначала его задабривали: приносили подарки и бескровные жертвы. В Якутии, кстати, обычай сохранился и соблюдается до сих пор. Но потом, постепенно, с развитием цивилизации, люди обнаглели, стали одерживать верх и пренебрегать хранителями. Новая вера сначала запретила общение с хранителями, потом стала жестоко карать за все, что с хранителями связано и нарекла их «нечистой силой», а древние боги были наречены духами зла. Так например Светоносный бог Знания и Света — Люцифер, был провозглашен главным носителем зла. А еще потом запретили самих хранителей, объявив «суеверием», то есть ложной, неправильной верой, верой в действие и восприятие сил, не находящих себе обоснования в официальном культе. Хранителям отказали в самом праве на существование, и люди постепенно переставали верить в них. Вот именно это, а вовсе не притеснения со стороны государственной религии, и стало самым губительным для хранителей. Они стали гибнуть. В отличие от верований древних, хранители вовсе не бессмертны. Они просто могут существовать долго, много дольше людей, и им не страшны человеческие хвори. Зато у них имелись другие беды, с которыми они, зачастую, не справлялись. Место, потерявшее своего хранителя, не могло существовать долго — оно разрушалось, менялось и совсем не в лучшую сторону. Возможен и обратный процесс — насильственное разрушение места людьми приводит к болезни или даже к гибели хранителя. Каждый знает такие места на земле — там всегда противно и гадко, тяжело дышится и хочется немедленно оттуда уйти. Скорее всего, это и есть место, утратившее своего хранителя. Однако бывает, что там поселится новый хранитель, тогда он изменит свое место, оживит и украсит его. По прихоти…

В это момент зазвонил телефон. Вилен Николаевич слегка поморщился, взял трубку, сказал — «Алло?», с минуту молча кого-то слушал, потом скупо поблагодарил, после чего аккуратно положил трубку на место.

— Так вот, по прихоти истории, основными проводниками нужной для нас информации, помимо своей воли, стали именно христианские авторы — лютые враги язычников. В отечественной традиции первым письменным источником, посвященным данной теме, следует считать недавно открытую «Повесть о язычниках», замечательный литературный памятник двенадцатого века, принадлежащий перу чрезвычайно интересного православного автора — игумена Даниила. Кроме вышеупомянутой «Повести…» до нас дошли еще три произведения этого средневекового писателя. Во-первых, его знаменитое «Хожение», где описаны «сарацинские» земли и крестоносцы. Во-вторых — «Слово об идолах». И в-третьих — «Рассказ о Шаруканском походе». В двух последних случаях авторство игумена Даниила доказано моим учителем, академиком Рыбаковым и сомнению не подлежит. В случае «Повести…», мы имеем все те же признаки, что отмечены Борисом Александровичем Рыбаковым в его фундаментальном труде «Язычество древних славян», поэтому с высокой долей вероятности можем считать игумена Даниила автором «Повести о язычниках». На самом деле «Повесть…», как и другие его произведения, называется более громоздко: «Повесть о языци от изначальных времен и по ныне, писаная святым Григорием Богословцем в толцех». Как и было принято в средние века, «Повесть о язычниках» написана анонимно и приписана давно умершему к тому времени святому Григорию Богослову — византийскому священнику, отцу Церкви и большому авторитету в теологических кругах того времени. Сам Григорий Богослов жил в четвертом веке и не имел никакого отношения к теме нашей беседы. Истинный автор «Повести о язычниках», игумен Даниил, личность чрезвычайно интересная и незаурядная. Современные методы исторического анализа, новые данные, а также некоторая допустимая экстраполяция позволяют нам воссоздать биографию этого замечательного автора. Даниил был высоким и широкоплечим человеком, примерно метр восемьдесят ростом, обладал недюжинной силой и был прекрасно, по тем временам, образован. Знал греческий и латинский языки, мог свободно общаться с иностранцами, превосходно владел холодным оружием. До пятидесяти лет служил у князя Владимира Мономаха — долгие годы был княжеским богатырем и боярином. Потом, решил «ради спасения души» постричься в монахи и совершить паломничество к святым местам, что и исполнил: через три года после принятия монашеского сана предпринял паломническое путешествие на Ближний Восток. Причем вместо себя оставил у князя своего сына — видимо, хорошего воина. Поскольку до своего монашества он носил военную одежду, то уже по жарким пескам Палестины он свободно ездил верхом, быстро лазил по скалам, и стал активным свидетелем первого крестового похода. Волею случая он сделался другом самого Балдуина Булонского — правителя первого государства крестоносцев в Палестине — графства Эдесского, впоследствии — королевства Иерусалимского. Именно там, от своего друга-крестоносца, игумен Даниил узнал о целительной силе вод Мертвого моря и осадков Анхиальского озера. Он взял с собой, сколько смог, этой целебной воды, которая очень пригодилась ему в дальнейшем. Возвращаясь на корабле на родину, Даниил сделал основные наброски к «Повести о язычниках» параллельно с написанием другого своего труда — «Слова об идолах», однако же, основную работу он проделал уже в монастыре, используя доступный ему богатый материал. Конечно же, игумен оставался истинным глубоко верующим православным христианином, но, кроме всего этого, он был очень проницательным человеком, с ясным и критическим складом ума.

Профессор снова прервался и спросил, есть ли у меня вопросы. Вопросов пока не было, Вилен Николаевич удовлетворенно кивнул и проложил свою лекцию.

— Почти сразу после возвращения игумена Даниила на родину произошла знаменитая битва с половцами, в которой русичи одержали победу. Не встретив среди победителей своего сына, Даниил отправился искать его на поле брани, где и нашел раненым среди убитых и умирающих. Даниил омыл раны сына водой Мертвого моря, и перевез в монастырь, где и вылечил, используя для врачевания маточный щелок Анхиальского озера, что приобрел, заезжая в Аполлонию Понтийскую, по пути домой. В «Повесть о язычниках» игумен Даниил впервые описал берегинь, «упырей и бесей», тех сущностей, с которыми постоянно сталкиваются некоторые особо восприимчивые люди. Кстати, так получилось, что всё то время, пока занимался этой темой, меня преследовали какие-то мистические и прямо-таки волшебные события, но об этом чуть позже. Интересна подоплека открытия «Повести о язычниках», некоторую роль в котором сыграл ваш покорный слуга. Еще в семидесятые годы случилось поучаствовать в комплексной этнографической экспедиции на русский север, на восток Архангельской области. Экспедиционный отряд составляла группа специалистов по этнографии, этнологии, филологии, истории, лингвистике и, как это ни парадоксально, геологии, ботанике и землеведению. Основной целью нашего отряда были окрестности Пинежского скита — древней обители, в то время давно уже стоявшей в запустении. Любопытна сама история скита на реке Пинеге, но я вас сейчас загружать ей особо не буду, при желании вы всегда найдете информацию в соответствующей литературе. Скажу только пару слов. Сохранность памятника на момент нашего там появления оказалась неожиданно хорошей. Дело в том, что когда начался большевистский террор, до этих мест комиссары хоть и добирались, но не очень зверствовали. Сначала скит стал чем-то вроде острова спасения. Из разоряемых монастырей сюда бежали те, кто смог уцелеть, принося с собой культовую утварь, иконы, древние книги, рукописи. К тридцатым годам скит оброс избами и представлял собой сравнительно крупный поселок. Люди жили старинным укладом, соблюдая традиции и верования предков, но позже, когда власти всерьез принялись строить колхозы, здесь возникло глухое сопротивление населения. Район стал считаться неблагонадежным и попал под пристальное наблюдение соответствующих органов. В тридцатые годы, когда монахов расстреляли, помещения скита заняли под колхозные нужды. Храм превратили в амбар и использовали для хранения зерна. Позже, с началом войны, когда все мужское население было мобилизовано на фронт, по решению Особой Комиссии НКВД, призыву подлежали даже молодые женщины. По-моему это была сознательная тактика по отношению к неблагонадежному населению. Мужчины погибли на войне, а женщины валили лес, таскали бревна, вязали плоты и сплавляли вниз по реке, к Архангельску. Смертность была чрезвычайно высока. В результате в послевоенные годы на Пинежье остались почти одни старики да старухи, а к семидесятым годам та местность практически обезлюдела. Районный центр, некогда крупный город Пинега, превратился в небольшое село. Но тогда, в семидесятые, ничего этого я не знал, и Пинега казалась очаровательным уголком с патриархальным укладом и нетронутой природой. Попав туда, будто оказался на необитаемом острове. Среди оставшихся местных жителей ходили слухи и легенды о здешних ведьмах, берегинях и леших. Здесь существовали в устной форме и передавались из поколения в поколение различные заклинания и заговóры. К заговóру прибегали, чтобы исправить свою или чужую судьбу, помочь избавиться от болезни, уберечься от неприятностей и во многих других случаях. Оказалось, традиция жива и поныне. Обломки язычества до сих пор очень сильны, тысячелетие христианства бессильно перед народной памятью. В наши дни только в старинных документах можно прочитать, как и когда появились здесь первые представители христианской веры — основатели скита… Вас что-то настораживает? Что-то непонятно?

— Не то чтобы, просто не совсем ясно, — отозвался я. — Если прошла христианизация, а потом советизация, то как там вообще могли сохраниться хоть какие-то остатки язычества?

— Дело в том, что вера этих людей представляла собой язычество, для виду прикрытое бытовой христианской обрядовостью. Просто до Владимира Красно Солнышко они молились идолам, вырезанным из пней и камней, а после стали молиться вырезанным из этих же камней и пней чудотворным иконам и крестам. Разница только в форме и технологии обработки. О сути христианского вероучения основная часть православных не имела ни малейшего представления точно также, как не имеет его и сейчас.

— Да, но сохранность памятников и легенд…

— Удаленность, относительная изоляция, все это способствовало. Район стал чем-то вроде естественного заповедника. Взять хотя бы исследованный нами храм. Во время тщательного осмотра памятника, в подклети, нами был обнаружен спрятанный там ларь с рукописными книгами на старорусском, церковно-славянском и греческом языках. Видимо, в период репрессий монахи успели его сохранить перед самой своей гибелью. Одна из рукописей, как потом выяснилось, была списком «Повести о язычниках». Сам же оригинал «Повести…» до нас не дошел. Возможно, он и будет еще обнаружен, но сильно в этом сомневаюсь, если честно. На крупные открытия в наше время рассчитывать не приходится. Парадоксально, но именно то, что храм при советской власти использовался как зерновой амбар, помогло сохранению рукописей. Деревянная церковь могла просто-напросто сгореть, если бы не административная защита в качестве зернохранилища.

— Извините, а геологи у вас что делали? — перебил я, вспомнив разрешение спрашивать сразу.

— Геологи изучали карстовые пещеры, в частности, так называемый «Пинежский провал», — пояснил Вилен Николаевич. — Вот в этой-то пещере мне и удалось найти интереснейший артефакт, не замеченный почему-то ни одним из прежних посетителей. Это был вырезанный из материнской горной породы идол выше человеческого роста. Время несколько сгладило его черты, и спелеологи принимали его за естественное образование. Подробно об этой находке можно прочитать в моей статье «Пинежский идол», которая вышла в первом номере нашего журнала за восьмидесятый год. Коллеги долго не верили что это настоящий языческий идол, многие считали его недавней поделкой, даже наш геолог сомневался. Впрочем, в науке всегда так: для того чтобы новые результаты были окончательно признаны научным сообществом, их должна еще официально подтвердить независимая группа экспертов. Приходится преодолевать все стадии: от «не может быть» до «давно всем известно». Как уже говорил, экспедиция была комплексной. Она обнаружила два важнейших артефакта — «Повесть о язычниках» и идола, впоследствии названного «Пинежским идолом». Изучение находок, обработка материала и публикация результатов, в силу ряда причин, растянулась на многие годы. Сейчас «Повесть о язычниках» издана, и вместе с переводом на современный русский язык с ней легко можно ознакомиться. К тексту прилагается научный комментарий и обширная библиография. Главная же тема для меня, как для исследователя — изучение нежити. Вы можете почитать мою основную монографию — «Нежить: правда и вымысел», в полном варианте вышедшую в издательстве «Русский Север» пять лет назад. Еще бы рекомендовал учебное пособие под моей редакцией — «Основы нежитеведения», издание нашего университета. С самого начала работу мою преследовала какая-то мистика: то документы бесследно теряются, то нужная литература исчезнет, то сотрудники уедут без всякого предупреждения, то собранные материалы пропадут. Причем потерянные материалы обнаруживались потом в самых неожиданных и неподходящих местах, куда ну никак не могли попасть обычным, естественным путем. И главное — само число — шестого числа, шестого месяца, шестого года. По суеверному преданию в этот день должен был родиться сын Дьявола, но в тот день родилась моя монография. Вернее — была подписана в печать. К тому же мой день рождения тоже шестого июня. Так что цифра «шесть» мне лично приносит удачу, а по нумерологии «шесть» — цифра любви. Сама монография проходила апробацию в здании бывшей НКВДешной «психушки», где теперь расположена наша кафедра. Это вообще место мистическое — там до сих пор призраками бродят неупокоенные души некогда там заточенных.

— А раньше-то как вы работали?

— Вы будете смеяться, но вполне эффективно несмотря ни на что! Я начал разрабатывать свою тему еще на закате советской власти, даже лекции в университете читал под видом научного атеизма! Мой курс был чисто формально замаскированным нежитеведением, за что и огребал регулярные претензии от коллег — коммунистов. Теперь все нормально. Курс читается в нашем университете под своим истинным названием, а наша кафедра — Кафедра нежитеведения — является ведущей у нас на факультете. Нежить — общий термин, объединяющий всех осязаемых и бесплотных существ, что раньше жили обычной жизнью, а потом, как бы умерли, но в силу ряда причин сделали это не вполне и не совсем полностью, или как-то несовершенно. Иначе говоря, после «смерти» они продолжили свое существование, частично сохранив прежний облик либо полностью преобразившись в нечто совсем другое, став, например, призраками. Особого интереса заслуживает английский вариант слова «нежить» — «undead». В буквальном переводе это означает «немертвый», причем приставка «un-» в английском языке имеет сильно выраженный смысловой оттенок открывания, раскрытия чего-либо, обращения вспять (uncover, unveil, undone). Владимир Даль, посвятивший более пятидесяти лет изучению русского языка, писал, что слово «нежить» происходит из северных территорий России и означает «все, что не живет человеком, что живет без души и плоти, но в виде человека». В своем знаменитом словаре Даль приводит интересную русскую поговорку: «В нежилом доме нечисто. В нежилом доме одна нежить». Согласно старинным поверьям, нежить не живет и не умирает. У нее нет своего облика, поэтому она всегда принимает какую-либо личину. Нежить бывает телесной и бестелесной. Телесная нежить имеет живое вполне осязаемое тело, которое существует как бы «без собственной души». У бестелесной же, напротив, «душа» есть, но нет материальной формы, и в мире живых такая нежить обретается в качестве «чистого духа». Иногда бестелесная нежить становится видимой, но только для отдельных особо чувствительных людей, или же находящихся в определенных благоприятных условиях, как случилось со мной в пещере «Пинежский провал». Из нежити у нас обычны: «демоны», призраки, домовые, водяные, болотники, полевики, лешие, русалки, навки или, как их еще называют — мавки. Привидения, они же призраки, хоть и встречаются, но все реже и реже. Демоны — устаревшее название для всей свободноживущей нежити: в славянских странах некоторых демонов называли бесами, причем так именовали только злую нежить. Навки же, как правило, добрая, до определенной степени, нежить. Они имеют немало сходства с русалками: их тоже представляют в виде юных дев с длинными волосами и в белых сорочках или совсем голых. Навки вступают в интимные контакты с мужчинами, вытягивая из них силу, за счет чего и живут. Согласно поверью, спецификой внешнего облика навок является отсутствие кожного покрова на спине, вследствие чего их также называют «не имеющие спины». Но в действительности ничего подобного нет, в чем вы и сами могли прекрасно убедиться. Наша с вами хорошая знакомая Эля — типичная навка, ставшая берегиней, Хранительницей Места в городе. Она все-таки утопилась тогда, на набережной, но в силу ряда причин, а главное — благодаря оказавшейся там старой Хранительнице Места, получила возможность своего существования в новом качестве. Вообще-то, я не специалист по городской нежити, занимаюсь «сельской» — то есть обитающей на природе. У городской нежити свои специфики, хотя основные принципы те же, а эти ваши знакомые «демоны» — обычная городская нежить. Вам, на самом деле, лучше обратиться к моей коллеге — Яане Юхановне Тайвере, сейчас она в отъезде, но я дам вам ее электронный адрес. Она читает курс городской демонологии на нашей кафедре.

— Извините, Вилен Николаевич, — подал голос я, когда профессор сделал паузу, похожую на заключительную. — А ваш факультет, как называется? Просто интересно.

—Я не говорил, нет? Факультет этнистики и антроповедения. Это Новоладожский университет.

— А это не то же самое, что антропология и этнография? Или этнология?

— Не совсем… но об этом почти всегда спрашивают. Антропология изучает человека, как биологический вид, а антроповедение — как информационно-культурный феномен. Иногда антроповедение определяют как «практическую психофизиософию», но это в корне ошибочно, и отдает дремучим шарлатанством. Этнография — наука об этносах в культурно-историческом плане, а этнология, с которой ее часто путают, — наука, изучающая процессы формирования и развития различных этнических групп. Этнистика же, наука о взаимодействии этноса с информационным и физическим пространством нашего мира в историческом развитии.

— И вы мотаетесь из Питера в Новую Ладогу? — снова спросил я, озадаченный услышанными формулировками.

Похоже, мой вопрос его развеселил.

— Нет, конечно, — усмехнулся Вилен Николаевич. — Просто называется так, «Новоладожский», а все факультеты расположены в Питере. И ректорат здесь. Вы хотите еще чего-то спросить?

— Ну… спросить вообще-то много чего хочу. Столько информации, ее же еще и переварить, осмыслить, словесно выразить надо. Жаль, времени нет. Еще вот не совсем ясно — вся эта нежить откуда произошла? Сейчас понятно, они возникают из людей, попавших, скажем так, в особые ситуации, а раньше? Первоначально? Вот хранители, например, те же самые берегини, водяные…

— Ага, понял вас. Вопрос о возникновении нежити — это один из ключевых вопросов нежитеведения. Мы сейчас не будем рассматривать старую гипотезу о проклятых ангелах — эта версия ныне оставлена и считается устаревшей. В данный момент то, что нежить произошла от людей, является общепризнанной теорией. Согласно ей, в те далекие времена, когда человечество только формировалось, наметилось два пути. Первый, что привел к нашей теперешней технологической цивилизации, и второй, направленный к цивилизации психофизической. Антагонизма долгое время не возникало: оба направления получили развитие и почти даже не взаимодействовали между собой. Но на определенном этапе, в силу ряда причин, о которых сейчас говорить не буду, возник конфликт, приведший к тому, что психофизическая линия «ушла в подполье» и стала тем, что сейчас называют нежитью. Естественно, что четкой грани не было никогда — тот или иной субъект мог перейти на ту или иную сторону, но постепенно, по мере удаления линий развития, осуществлять переход все сложнее. В результате, человеку чтобы стать нежитью, приходится от многого отрешиться. Настолько многого, что такого человека и за человека-то уже считать трудно. Аналогично для нежити: чтобы стать человеком, приходится, например, отказаться от долгой жизни и сверхпсихических возможностей, поэтому мало кто на это способен.

— А это как-нибудь согласуется с обычной традиционной наукой?

— Да сколько угодно. В данном случае, речь идет о нестандартном психофизическом анализе. Результаты стандартной науки, полученные методами нестандартного анализа, могут быть естественно передоказаны и обычным образом, но рассмотрение нестандартной модели имеет то значительное преимущество, что разрешает вводить в рассуждение «идеалистические» компоненты, что позволяет давать корректные формулировки для многих воззрений, связанных с переходами от реального к «нереальному». Не буду сейчас вдаваться в сущность метода, скажу только, что нестандартный анализ постулирует, что в каждом бесконечном множестве объектов имеется хотя бы один нестандартный элемент. Это называется принципом идеализации. При этом стандартных объектов достаточно для изучения классических свойств любых объектов. Это — принцип переноса. Имеется также возможность задавать стандартные объекты, отбирая стандартные элементы с заданным свойством — принцип стандартизации. Варианты этих принципов присутствуют во всех аксиоматиках нестандартного анализа. Для более подробного знакомства вы всегда сможете найти соответствующую литературу, она оцифрована и наличествует в Сети… С помощью нестандартного анализа был обнаружен и строго доказан целый пласт новых фактов и высказана серия интереснейших идей. Парадоксально, что многие классические доказательства заметно выигрывают в наглядности при изложении их методами нестандартного психофизического анализа. Однако этим роль нестандартного анализа не исчерпывается. В современном понимании нестандартный психофизический анализ — общий научный метод, основанный на представлениях об актуально нереальных объектах и процессах. Сейчас нестандартный анализ строится аксиоматически в рамках новых вариантов теории. Вообще-то я раньше был историком, даже кандидатская у меня была по историческому анализу, но после одного эпизода… Впрочем, извините, снова увлекся. Вас не очень утомили мои разговоры?

— Что вы, конечно нет! Столько информации! Да, а можно еще спросить? — я указал взглядом на пепельницу. — Кто это был?

— А, это… Один мой старинный знакомый. Очень ему хотелось, чтобы я надолго сохранил память о нем.

Пора было уходить, да и разговор как-то истощился. Я поблагодарил профессора за увлекательный вечер, простился и пошел искать такси.

Лена, Эля, а теперь вот и Вилен Николаевич. Эти три питерские встречи сильно повлияли на мои внутренние убеждения и рациональный взгляд на мир.

 

8.

Лишние воспоминания

Проводив не в меру любознательного компьютерщика, Вилен Николаевич вернулся к столу, сел в кресло и глубоко задумался, глядя на пепельницу из человеческого черепа. Вполне привычный разговор натолкнул на давно уже невспоминаемые темы. Старательно задвигаемые, как малонужный хлам на антресоль, эти мысли нет-нет, да и всплывали наружу, болели к морозам, будто давно зарубцевавшиеся раны от мечей и сабель.

Началось-то все именно тогда, почти девятьсот лет назад, на Святой земле. Перед глазами снова встала выжженная пустыня с Иудейскими горами вдали, сухие русла рек, недостроенный, но уже вполне готовый к обороне замок, и битва около его стен…

* * *

1106 год. Своих единоверцев Даниил узнал немедля, по крестам на плечах. Внимание Даниила привлек крепкий, хорошо владеющий мечом рыцарь с аккуратной бородкой клинышком, что дрался сразу с двумя сарацинами. Непривыкший к такому положению вещей, Даниил сразу же бросился на выручку.

Несколькими крепкими ударами он отбил нападавших и помог незнакомому ратнику покинуть поле сражения: натиск сарацин уже шел на убыль, причем христианская конница явно одерживала победу.

Рыцарь оказался ранен, но легко. Судя по одежде и вооружению, воин был или фрягом или франком. Он говорил на испорченной латыни, а Даниил (спасибо протопопу Ираклию) мог хорошо понимать и сносно изъясняться на языке латинян.

* * *

1107 год.

— Думаешь, они гроб Господень пришли спасать? Нет, они мстить за Христа пришли, за Господа мстить тем, кто его распял, кто убил Спасителя нашего. Выпить опять, что ли… Хочешь еще вина?

— Хочу, — кивнул Даниил. — Так ведь больше тысячи лет прошло! Кому мстить-то? Пропавшим душам? От тех убийц и костей, наверное, давно не осталось.

— Этого они не знают и даже не думают об этом. Для них времени нет, а значит — им вообще ничего знать не надо. Вот уедешь завтра, а я тут останусь, с этими… Знал бы ты, как надоели мне их глупые рожи! Ты мне друг, жизнь спас, да и вообще человек дельный, грамотный, поэтому тебе скажу. Ты думаешь, нужно мне это королевство? Жара эта? Этот Ерушалайим, который по-сарацински почему-то Аль-Кудс? Да я бы лучше в замке своем, во Франции жил. Но есть здесь одна вещь, очень всем необходимая, но взять ее может не всякий, а кто найдет, и правильно употребит, тот будет жить долго. Очень долго, почти вечно. Вот сам Папа и организовал поход, и только мне одному тайну доверил, никто даже и не знал о нашей с ним встрече. Но приемник папы каким-то образом тоже узнал обо всем, видимо, записи от предшественника остались. Слабый он, болезненный, а жить хочет долго.

— Кто слабый? — переспросил Даниил, которому вино уже начал ударять в голову. За время пребывания в Святой земле он так и не смог привыкнуть к коварству местных вин.

— Папа новый. Пасхалий Второй. Хилый он, слабохарактерный, вечно сомневается, колеблется между разными влечениями, поэтому почти всегда и во всем терпит неудачи. Болеет часто. Вот предшественник его, Урбан Второй — то был железный человек, хоть и старый. Он-то и организовал поход во Святую землю. Сутану свою на это дело пожертвовал, благо она уже вся износилась и тяжела ему стала. Только мы Ерушалайим взяли, вскорости весть пришла: скончался папа. Во сне умер. До последнего часа твердость духа сохранял. А этот…

— А что за вещь такая?

— Разное говорили. Что это копье, пронзившее грудь Спасителя, что это капли крови Его, что это гвозди, пронзившие плоть Его, что это чаша, из которой Он пил. Но тоже неправда все. Сказка для дураков, только более высокого чина. Правда заключается в том, что много лет назад стояли тут вольные города. Вот, слушай что хронисты пишут. —  Балдуин почесал бороду, неторопливо встал, взял с полки какой-то свиток и стал читать: — «…и разгневался Господь на них, что не чтят заповеди Его, и поразил Он их огнем и расплавленной серой. Но земля, разошлась от удара Его, просела, и хлынули сюда воды моря Йам Суф, а в том месте, где ударил небесной огонь, забил животворный источник. Потом земля отделила от больших вод, воды малые, и возникло море Йам Хa-Мэлах — Море Мертвое, без стока и без жизни. И поглотило оно Живой источник, который до сего дня скрыт под водами Мертвого Моря, но если набрать воды из него, и принимать потом в нужное время, то уйдут болезни и отступит смерть». Вот так вот. Но хронист ошибся. Или не ошибся, а намеренно запутать хотел, сейчас уже не поймешь. Источник не там, а в пещере, совсем с другой стороны Иудейских гор… только вот брать животворящую воду следует ночью, дабы свет не попал, а потом держать в темноте — на свету та вода портится. Ты думаешь, почему за это место все бьются смертным боем? И иудеи, и христиане, и сарацины? Да все из-за этого самого. Тех, кто посвящен в тайну и знает, их единицы, а остальные — тупое хамьё, им вообще ничего знать не положено, главное чтоб в седлах умели сидеть да мечами могли махать.

— Погоди… а раз так, то может и Спаситель воскрес потому, что…

— Это есть ересь так думать, понял? Мне сказал — ладно, я — твой друг, но больше никому такое не говори, слышишь? Не думай об этом даже! И так уже всякие ереси тут пошли. Про распинателей слыхал?

— Слышал что-то из разговоров. Но так и не понял, кто они такие и зачем. Новый орден?

— Налей-ка мне вон из того кувшина. Вино тут, правда, хорошее, ничего не скажешь. Орден… куда им орден. Просто секта придурков. О них у нас говорить особо не любят, тема почти запретная, но мне-то все должно быть известно, на то и король. Сами себя они называют просто — «рыцари креста господня». Главный у них некий Иоанн из Прованса. Так вот что удумал сей почтенный муж. Человек, по его суждению, столь грешен и порочен, что ничто, никакое раскаяние ему уже не поможет в обретении спасения. И лишь приняв крестные муки, пожертвовав своей кровью, может он получить благодать, прощение и вступить в Царство Божие. Когда кто-то из ионановых сторонников считает себя готовым, его сначала бичуют, надевают венок из колючек, потом распинают на кресте, как Спасителя, и оставляют в таком положении умирать. Иногда кто-нибудь, в качестве особой милости, протыкает с левой стороны копьем под ребро, а после, с креста снимают, обертывают в беленое покрывало и кладут в пещеру, как иудеи. Причем все делают так, чтобы раны, полученные завернутым в эту ткань человеком, соответствовали страданиям Спасителя. Ну, как они все это себе представляют. Пещер свободных тут давно уже не осталось, так они в скале высекли гробовую камеру и используют ее по мере надобности. Камнем завалят, и ждут. На третий день вытаскивают и смотрят, а не воскрес ли? Потом тот покров, в который заворачивали распятого, отсылают на родину, если известно куда отсылать. Еретики, что тут скажешь. Но Папа велел не трогать их до времени, а его легат еще раз подтвердил распоряжение. Говорю же — слабый он, нерешительный, жестких постановлений боится.

— Почему боится?

— Не знаю, меня он в свои планы не посвящал… Заболтался тут с тобой, а мне уже пора, да и тебе завтра уезжать. Утром разбудят и проводят до корабля, я распорядился. Ну, прощай друг, может, когда-нибудь еще и увидимся...

* * *

1140 год.

— А ты, Даниил, точно в Святой-то земле благодать получил? Может, напротив, от врага Господа нашего силу-то свою приобрел? Сколько тебе уже? Годов восемьдесят? Или более? Я вон — лет на десять моложе тебя буду, а уже едва ноги таскаю, заутреню стоять не могу, скоро Господь призовет, а ты, как был тогда, когда схиму принял, так и остался до сей поры. Молод и свеж! Прошло-то уже лет тридцать! Знаю, знаю, что скажешь. Не пугайся. Это от слабости духа и немощи телесной. Хоть на мне и ангельский чин, но грехов-то сколько на мою душу! Простит ли Господь? Боюсь помирать, видишь, дело-то какое. Вот и подумалось, может, ты подсобишь чем?

— Чем же, отец Серафим?

— А вот тем. Сказывают, средство у тебя есть, чтобы жизнь продлевать. Или брешут?

— Брешут, отец Серафим. Вот вам крест. Народ наш нечестив, завистлив и лжив. Нет у меня ничего, истину говорю.

— Лжив, говоришь? Может и так. Но, думается, правду люди-то говорят, и есть у тебя средство. Помоги мне, дай еще пожить. Если поможешь, открою тебе, где тайная монастырская казна зарыта… Вот ты давно уже юрьевский епископ, и слава о тебе идет по всей Руси, былины о тебе слагают, а ведь истинной веры христовой в тебе нет. Не говори сейчас ничего, молчи, и так все знаю. Помоги. Тяжело мне, старый я, никто ничего не подумает…

Особоровав настоятеля, Даниил задумался. Говорят, если кого-то особоруют, а тот выздоровеет, тогда не должен он становиться босой ногою на голую землю. Пора было все здесь бросать и уходить в мир. Конец монашеству. Или в другой монастырь? Нет, пока нет, а может потом… не сейчас, потом — взять другое прозвище и уходить. Пора уже. Только тихо, надо все устроить по-умному. Как помрет здешний настоятель, отец Серафим, для начала поехать к себе в Юрьев, а потом, немного погодя, и уходить можно… Пусть думают, что он, епископ Даниил, отправился снова в паломничество, а там и преставился.

* * *

1242 год.

— Данило? К князю!

— Я Данило, князь.

— Слушай, Данило. Пока мы тут немцев ждем, а ты поедешь к татарам…

— Но князь! Я же этих немцев, да я же их… Это ж тевтонцы!

— И что с того? Нам жопы свои сберечь надо, зиму эту пережить и подкрепления дождаться. Посему поедешь к татарам, к хану, и бей ему челом от меня. Сам бы съездил, но сейчас не могу, здесь мое место, хан поймет. Вот тебе грамота. Скажи — князь, мол, обещает двойную дань через пять лет, если хан конников даст. Он обещал. А если много даст, то… сам понимаешь. И не забудь: кланяйся ему в ноги, царем его называй, это он любит. Делай все, что прикажут, но конницу чтобы дал. А эту грамоту — только хану, никому более не показывай и не говори ничего, даже думать о сём не моги. Если что, я тебе очи выну, язык отрежу и живьем закопаю. Уяснил? Сейчас нам надо конницу татарскую, легкую. А ты — к хану.

— К Батыю? Но ведь татары… ведь Новгород… князь, как же это?

— Вот ты, почитай, полвека уже на земле живешь, а главного не понимаешь. Не верю я новгородцам — если раз предали, еще предать могут. А татары… ну что, татары? С ними все ясно, и нам с ними быть, иначе погибнем. Ничего, потом откупимся. Нам сейчас немцев и латинян не пропустить, а там уж видно будет.

* * *

1671 год.

Когда казнь закончилась, народ не сразу еще разошелся. Люди стояли и обсуждали произошедшее. Некоторые потрясенно молчали, другие — безмолвно крестились, глядя на торчащие на пиках обрубки человеческого тела. Конь, почуяв кровь и всеобщее напряжение, стриг ушами и нервно фыркал.

Боярин Роман Петрович Данилевский отдалился от кучки своих приятелей, молча покосился на ближних бояр, отстраненно и горделиво стоявших в сторонке, и медленно поехал прочь с Болота.

У наплывного моста через Москву-реку боярин спешился, взял коня под уздцы и пошел на ту сторону. Через деревянный мост верхом ехать запрещалось, лишь государевы люди, срочно спешащие по делу, имели право не покидать седла. Рядом темнел недостроенный каменный мост, заложённый еще по указу покойного царя Михаила Федоровича. Мост так и был недоделанным после последовавшей от водянки смерти государя. Вспомнив об обстоятельствах кончины царя, боярин невольно перекрестился.

«Надо будет напомнить Тишайшему, — с досадой подумал боярин Роман, — а то стыд какой: столица, Третий Рим, а ни одного каменного моста. В Европе мосты вон со времен первого Рима стоят, а у нас… Иноземцы смеются, да и самим позор».

Тут кто-то тронул его за рукав. То был приказный холоп Ивашка — человек для особых поручений.

— Я это, боярин, — поклонился холоп.

— Ну, что там? Говори.

— Боярин, тело его велено ночью с кольев снять, и закопать по темноте подле татарского кладбища, что у Крымского брода.

— Велено, исполняй. Только сначала голову отдельно зарой. И чтоб не видел никто, понял?

— Понял. Но зачем, боярин?

— Затем. Чтобы душа его паскудная на землю потом не вернулась, ясно тебе? Место, где голову зарыл, не забудь! Отметь чем-нибудь — покажешь потом… И молчи о сём деле, а то… знаешь меня, я ведь болтунов не жалую. А сделаешь, как я велел, получишь от меня за труды. Я слово свое держу.

* * *

1943 год.

Обстрел продолжался всю ночь.

Переправу бомбили непрерывно, то тут, то там взрывы поднимали вверх столбы воды. Наша артиллерия лупила с низкого берега, немцы отвечали с высокого, авиация где-то застряла, и превосходство противника, как на земле, так и в воздухе грозило плацдарму неминуемой гибелью. Туман плотной пеленой закрывал реку, мешая обзору, но помогая переправе.

— Капитан Данилов!

— Я! — ответил немолодой уже капитан связистов.

— Вот что, Данилов. Бери сколько надо… во б...ь, как ё…ло! Так вот, бери солдат, сколько надо, и быстро п…уй на тот берег. Сколько твоих-то осталось?

Ударная волна близкого взрыва разорвала туман, и стали видны две группы немцев: одна двигалась в сторону Днепра, а другая оставалась на месте, рассредоточиваясь и прижимаясь к обрыву. Противник окружал плацдарм, стараясь отсечь от реки.

— Двое, товарищ полковник. Всех побило. Почти всю мою роту положили на эту переправу.

— Х..во, — говорил матом полковник. Получалось у него как-то примитивно и неотзывчиво, без затей. — Много дать не могу, тут у меня каждый человек на счету.

— Вы сказали, сколько надо брать, товарищ полковник.

Прогремела еще пара взрывов. Фашисты обрушили шквал огня, пули роем неслись над головами.

— Сказал. Вот двоих, б...ь, и бери. Связь порвало, а без связи сам понимаешь, п...ец нам всем. Свои же и раз…ут на..й, не видно ж ни..я! А тут и немцы подойдут. Рация эта — х…ая, да и немцы нас с нее слушают — не дураки же. Зачем, б...ь, только таскаем везде с собой этого радиста, мать его, только кашу зря жрет. Приказ! Х…я полная. Ладно. Вон те понтоны, б...ь, — твои, на них и поплывешь, пока туман. Раненых еще с собой захвати. Почему провод-то на..й оборвался, как думаешь? А, связист?

— А что тут думать, товарищ полковник? Ясно же — сносит его! Провод тонкий, легкий, в изоляции, а течение тут сильное. Может, за чей-то понтон зацепился, или снарядом. Вот если бы по дну его проложить, утяжелить чем…

— Ё… твою мать! А ведь мысль! Соображаешь! Значится так. Гайки, б...ь, у артиллеристов возьмешь, у механиков. Дам записку к их командиру, он, б...ь, меня знает, должен помочь. П…уй, б...ь, на тот берег, размотай там свою катушку, и вяжи, б...ь, гайки к проводу на расстоянии… ну, метра через два, наверно, хватит. Хватит, как думаешь?

— Хватит-то, оно хватит, но…

— Но что?

— Тут ширина Днепра метров пятьсот на глаз, товарищ полковник. А брать надо с запасом. Если вязать через два метра, то гаек надо будет сотни две с половиной, не меньше, так какой же это моток получится? Тащить как?

— Там, на месте разберешься, как. Но связь, б...ь, чтоб была! И быстро! А не то под трибунал отдам на..й, понял? Оборванный провод твоя рота тянула.

— Понял, товарищ полковник.

— Что?

— Есть разобраться на месте, товарищ полковник!

— Так-то лучше, б…ь. Получится — представлю к ордену, а если нет — сам заешь. Вот тебе записка к их командиру, и живо на тот берег.

* * *

1998 год.

Народу в клубе прибавилось. Общее состояние тоже поменялось: внутри приятно расслабленного тела нарастал тонкими струйками ток напряжения, хотя тут оказалась ужасная акустика, выступающих на сцене вообще никто не понимал — слов не разобрать. Возникало ощущение, что человек с микрофоном сидел в глубоком колодце и оттуда что-то натужно вещал. Но публика подобралась вполне свойская и доброжелательная, встречали всех радостно, зрители хлопали, кричали, получали призы. Про музыку особо сказать нечего — мелодичность сменилась с романтической направленности на более ритмичную. Тут к столику подошла слегка нетрезвая с виду девушка лет двадцати — двадцати двух, сосавшая через соломинку из высокого стакана ядовитого цвета жидкость. На черной майке крупными серебряными буквами читалось: «Excuse me while I bitch»

— Ты-то что тут делаешь, дедушка? — спросила подвыпившая девица и слегка икнула.

— Увольнение отмечаю, внученька.

— Сколько тебе?

— Полтинник вот будет.

— Ого! А уволили за что?

— За несоблюдение субординации и корпоративной этики — с дочкой генерального переспал.

— Ну, ты дед даешь! Дочурка-то кем там работала?

— Дочурка работала диванным душителем и клубной зажигалкой, то есть тупо гуляла всю ночь, а потом отсыпалась дома.

— А ты? — удивленно спросила девушка. Не так уж она была и пьяна.

— Что — я?

— А ты-то кем там был?

— А я-то трудился помощником генерального директора. По нетрезвому делу трахнул доступную девушку в клубе… в этом, как его? Ну, что у завода Орджоникидзе. А кто бы отказался на моем месте? Вот и всё, а потом пришла она к папаше на работу за очередной суммой для похода в клуб, ввалилась прямо в его кабинет, а мы обсуждали там дела разные. Увидела меня, поздоровалась, я естественно узнал ее, тут-то и стало ясно, чья она дочь…

— А ты прикольный. Дешево отделался, могли и в асфальт закатать. Заплати за мою выпивку?

— Заплачý. Могли, но не успели.

Выполнив просьбу девушки, и заплатив по ее удивительно крупному счету, тот, кого сейчас называли Виленом Николаевичем, спросил:

— А ты сегодня свободна?

— Как ветер, — девушка неопределенно мотнула густыми, но короткими волосами.

В этот момент к столику подошел хорошо датый парень, от которого отчетливо попахивало дымом каннабиса.

— Э, папаша, это моя герла.

— Какие-то проблемы? — удивился Вилен Николаевич. — Это что, твой парень? — повернув голову, спросил он у девушки.

— Клеился тут пару раз. Послала его.

— Слышал? — обратился Вилен Николаевич к парню, — девушка тебя послала. Вот и ступай с богом, добрый человек.

— Чё ты сказал, старый пень? Может, пойдем выйдем?

— Может, и выйдем, только тебе этого не рекомендую. Здоровье дороже.

— Чё?

— Как понимаю, — извиняющимся тоном произнес Вилен Николаевич, обращаясь к девушке, — конструктивного диалога не получается. Я сейчас, дождись меня.

Когда через несколько минут Вилен Николаевич вернулся уже один, без парня, девушка собиралась уходить.

— Я думала, ты не придешь, — удивленно произнесла она, — а где Вовчик?

— Его зовут Вовчик? Он сейчас очень устал и поэтому отдыхает. И отдыхать так будет еще минут пятнадцать, если ему повезет. А нам пора. Так что, пойдем?

— А ты вообще-то с этим как? — девушка выразительно посмотрела своему собеседнику ниже пояса. — Мне много надо.

— Ничего, не беспокойся, — Вилен Николаевич взял девушку за руку и повел к выходу. — Пока никто еще не жаловался.

* * *

Вилен Николаевич с трудом отогнал лишние воспоминания. Скоро опять уходить. Пора, давно пора. Вот и студенты стали коситься, про коллег и говорить уж не приходится. Даже кличку придумали: «Средство Макропулоса». В шутку, конечно, но в каждой шутке… эх, надоело. Опять надо будет смерть свою симулировать так, чтобы «тела не нашли». Подчищать концы, путать следы, менять морду лица... Тут, правда, проще. Бороду сбрил, очки надел, прическу изменил, волосы покрасил. А как удачно вышло с тем молодым историком, что в экспедиции идола нашел! Какая красивая биография получилась! И похож немного, даже на фотографиях… Впрочем, за столько лет люди меняются, истину узнать трудно. А теперь опять все бросать и начинать новые двадцать лет. Все уже готово, хватит тянуть. Исчезнуть во время практики — самый удобный момент. Для студиозусов, конечно, будет шок, но ничего, пусть привыкают к суровым сюрпризам реальной жизни.

Но для начала надо было позаботиться о тех вещах, что постепенно набирались всю его долгую жизнь. Упаковать и сдать на хранение до наступления подходящего момента. Вещей было не так уж много, но и немало. Основные проблемы могла вызвать коллекция, при перевозке которой трудности возникали постоянно. Но тут Вилен Николаевич был спокоен — если удастся осуществить задуманную им комбинацию, ничего тяжелого вообще не предвидится.

«Эх, — в который раз думал тот, кого сейчас называли Виленом Николаевичем, — прав, прав был мой покойный друг. Все у нас так же, как и жуков-навозников. Наберем всякого говна и таскаем потом с собой всю оставшуюся жизнь».

Тот, кого называли Виленом Николаевичем встал с кресла, вышел в соседнюю комнату, открыл дверь темной кладовки, включил свет и недолго задержался перед занимавшем всю стену, задернутым холщовым занавесом стеллажом. Простое действие — отдергивание занавеса — всегда вызывало у него легкое затруднение. Проходили годы, но это странное чувство не исчезало и не ослабевало. Немного подумав, Вилен Николаевич резким движением отдернул занавеску. На ровных деревянных полках рядами стояли человеческие черепа. По два ряда на каждую полку. Черепа были разные. Они отличались размерами, цветом, формой и пропорциями. Количеством и качеством зубов. Когда-то они принадлежали совсем разным людям, различных полов, возрастов и этнических типов. Перед каждым черепом находилась маленькая табличка с именем и отправными датами жизни. Кое-где вместо первой даты стоял вопрос, иногда этот вопрос сочетался с номером года, как бы выказывая сомнение в истинности самой даты. Это была личная коллекция черепов разных замечательных людей. Коллекция, которую «Вилен Николаевич» собирал на протяжении девяти последних веков.

 

9.

Метеор

Черноголовые чайки стройно сидели на краю причала и прибрежных конструкциях. Ветер усиливался, и волны с шумом разбивались о бетонный берег. Сразу же вспомнилось, что к месту назначения нас должен доставить VIP-«Метеор» на подводных крыльях, который, как любезно сообщал сопроводительный проспект, «пойдет в любую погоду и при любой волне».

«Метеор» запаздывал, и от нечего делать пришлось перезнакомиться с другими немногочисленными ожидающими. Вся собравшаяся на причале компания смотрелась странно и почти комично. Особенно бросалась в глаза худая, коротко стриженная, огненно-рыжая девушка в повторяющем формы тела отливающем металлом панцире-корсете, красных колготках, с кинжалом на поясе и волчьим взглядом зеленых глаз с розовыми тенями. На ногах она носила «гламурные» сапоги-ботфорты выше колен. Еще присутствовали: закутанная в черную шаль морщинистая старуха с ярко накрашенными губами; надменный мужик лет сорока в идеально сидящем темно-сером классическом костюме; высокий худой старик с породистой костистой головой, лысой, словно бильярдный шар; массивный господин с потным щекастым лицом; вертлявый носатый субъект похожий на дешевого итальянского сутенера; мрачный тип с физиономией наемного убийцы из французской комедии; крепкий загорелый дядька обликом и повадками весьма смахивавший на спецназовца, работающего по контракту. Последним, самым младшим на вид, в этой компании оказался одетый, будто роллер, парень с оригинальной ассиметричной стрижкой, безумным блеском в темных глазах и веселым заразительным смехом. Его ломающийся тенорок почему-то навел на мысль, что парень принимает наркотики. Вообще, присутствующие сильно напоминали персонажей из какого-нибудь фильма в стиле Тима Бёртона. Девять пар глаз изучали меня. До дюжины, как обещала моя знакомая, что-то явно не дотягивало. Что они все забыли на этом острове, интересно? Тоже решили отдохнуть от благ цивилизации?

В ожидании «Метеора», мы обменялись скупыми приветствиями и назвали друг другу свои имена, которые оказались «под стать внешности». Почему-то большинство представлялось полными версиями. Зеленоглазая девица, щеголявшая в металлических латах и красных колготках, звалась Лисовской Лидией Аврелиановной или просто Лидией. Морщинистая седая старуха именовалась Линой Денисовной Сперанской. Надменный мужик в дорогом костюме отрекомендовался как Нифонт Мелетьевич Валериев. «Именно Валериев, а не Валерьев», — зачем-то подчеркнул он. Худого старика величали Лаврентием Осиповичем Романовым. Толстый щекастый господин был представлен как Прокл Вильгельмович Апраксин. Вертлявый субъект заявил, что он Питирим Нилович Дмитриев. Человек с лицом убийцы носил имя Елизара Мардарьевича Смирнова, «спецназовец» отзывался на Якуба Афанасьевича Климентьева, а похожий на роллера отрок изрек, что он просто Вадик. Более неподходящих имен, на мой взгляд, трудно было себе вообразить. Ну, разве что Вадик соответствовал.

Это и были те самые симпатичные, интеллигентные, милые люди, что обещала моя подруга. Отчего-то я сразу решил, что имена у них у всех ненастоящие. Мнимые. Почему — сам не знаю, но такое ощущение возникло. Возможно, тут повлияли нарочито театральные внешности моих будущих попутчиков, а возможно и собственная биография.

А началось-то все с ерунды. По-моему реальное раздвоение личности всегда начинается с момента создания собственного виртуала — заведения второго дневника в Интернете, но только обязательно на том же самом ресурсе, на «Live Journal» например. Второй ник, второе имя, а там уж и до второй личности недалеко. Случилось так, что в «лихие девяностые», мне повезло. Я приобрел второй паспорт на чужое имя, и кое-что сделал для обретения устойчивости этого своего «второго я». Подробности сейчас опускаю, скажу только, что некоторых усилий и затрат данное наказуемое законом мероприятие потребовало. Тогда можно было купить все, были б деньги, а при некоторой фантазии всегда имелась возможность обрасти всякими прочими документами. Жизнь выглядела неустойчивой, ненадежной, каждый зарабатывал как мог, и наличие «запасной личности» казалось тогда удачным решением и неплохой идеей. Так, на всякий случай. Но личность эту следовало как-то подкармливать и поддерживать, и зажил я двойной жизнью. Вторая «личность» была, естественно, не вполне полноценной, но все же имела нормальную биографию, лечилась в какой-то поликлинике, где-то «работала», получала зарплату, и даже имела прописку. Впоследствии эта личность получила ИНН, трудовую книжку, медицинское и пенсионное страхование, водительские права, перенесла перепись населения… Конечно это деяние было абсолютно незаконным, но выработалась такая стойкая привычка к этому своему «второму я», что ничего предосудительного уже не виделось. Последние годы пользоваться данным ресурсом случалось довольно-таки редко. Лишь в тех случаях, когда казалось правильным не мелькать, вспоминал о вторых документах. Имя совпадало с моим собственным, а фамилия-отчество, естественно, отличались. Место, время и день рождения тоже не походили на мои настоящие. Интересно, сколько еще людей в нашей стране живут так же, по чужим паспортам или с запасными документами на чужие имена? Вот под таким именем я и отправился в тот милый пансионат.

Наконец наш транспорт причалил, и вся компания прошла на посадку.

Я занял ближайшее к выходу место, удобно устроился в кресле и приготовился к долгому и утомительному путешествию.

Корабль на подводных крыльях — «Метеор», принадлежащий корпорации «ПароходЪ» с пижонским твердым знаком на конце, лихо отчалил от невской пристани, вышел через Малую Неву в акваторию Невской губы и весело понесся на запад. Минут через сорок справа проплыл остров Котлин с Кронштадтом, а слева проскочил Петергоф с его позолоченными куполами. «Метеор» прошел в ворота недостроенной дамбы, призванной защитить Город-на-Неве от регулярных наводнений, и вышел на широкие просторы Финского залива. Где-то вдалеке сбоку маячил берег, а впереди небо сходилось с водой, и казалось, что мы уже в настоящем море.

Чтобы немного отвлечься, я раскрыл книжку в мягкой обложке, ту самую, что так неожиданно презентовал попутчик: Агата Кристи закончилась. Роман назывался неоригинально: «Авантюристка», и принадлежал перу какого-то Стива Гатиса. Имя автора ничего не говорило и даже не вызывало каких-либо ассоциаций. Главная героиня — Ирина, успешная тридцатишестилетняя женщина — бывшая чемпионка по биатлону. Она красива, уверена в себе и счастлива во всех отношениях: имеет хорошую высокооплачиваемую работу и прекрасную семью. Совсем молодой она вышла замуж за перспективного чиновника, и считала свою жизнь вполне устроенной. Тем временем на ее работе происходит замена руководства, и главная героиня внезапно влюбляется в своего нового шефа. Роман раскручивается моментально, влечение целиком занимает обоих, и читатель ждет Анну Каренину в современном варианте. Но — не тут-то было! Когда Ирине делается совсем трудно прятать свои эмоции перед семьей, она сообщает мужу об уходе. Начинаются выяснения отношений, приводящие скандалам и столкновениям. Естественно, что переживают все. Муж героини, человек безвольный, чувствительный и слабый, начинает всем жаловаться, даже вывешивает подробности своих разборок с женой в общедоступном интернет-дневнике. Все ему сочувствуют на словах, а сами посмеиваются и презрительно хихикают. Всеобщее обсуждение не спасает — муж получает инсульт и вскорости умирает. Восемнадцатилетние дети-близнецы, обозленные на мать за измену отцу и его смерть, отказываются от нее. Теперь Ирина свободна и может уйти к своему возлюбленному. Но не тут-то было: шефу она, в общем-то, нужна только в качестве любовницы. У него своя семья, бросать которую он вовсе не собирается. Тогда главная героиня рвет отношения с любовником и принимает решение полностью сменить свою жизнь, справедливо полагая, что после вынесенных страданий и терзаний она вряд ли сумеет быть счастливой. Ирина поступает на работу в недавно созданную организацию, куда ее уже приглашали подруги по команде…

— Добрый день, дорогие друзья! — уверенный голос отвлек меня от чтения книги. Крепенькая девушка в плотно сидящем линялом джинсовом костюмчике взяла в руку микрофон и произнесла задорным голосом заправского гида: — Попрошу внимания. Все вы — гости замечательного пансионата «Легланд», поэтому позвольте вас поздравить: вам выпала уникальная возможность отдохнуть на этом удивительном острове! Сначала небольшая вступительная лекция и инструктаж. Остров, куда мчится «Метеор», называется «Легланд». Расположенный в Финском заливе около Большого Корабельного фарватера, он представляет собой низкий, в основном песчаный, лесистый островок. Интересна история Острова. По Ништадтскому мирному договору тыща семьсот двадцать первого года он перешёл от Швеции к России и был в составе сначала Выборгской губернии, а затем Великого княжества Финляндского. Еще при шведах на Легланде появился первый маяк и небольшая крепость. В соответствии с Тартуским мирным договором между РСФСР и Финляндией в двадцатом году Остров отошёл к Финляндии, в составе которой был до сорокового года. Потом Остров ненадолго стал советским, а во время Великой Отечественной снова был занят финнами, позже — Вермахтом, и до конца войны там сохранялся гарнизон. Сначала — финский, потом — немецкий. Принадлежность острова Советскому Союзу подтверждена Парижским договором тысяча девятьсот сорок седьмого года. Сейчас остров входит в состав Ленинградской области России и административно подчинён Кингисеппскому району Ленинградской области. По площади он невелик: чуть меньше двух квадратных километров. Сейчас на острове два маяка: Северный — на северо-западной оконечности острова, и Южный — на самом конце длинной косы на юго-восточной стороне. Северный маяк построили позже, но он не работал никогда. Летом девяносто третьего года остров посетила российско-шведская научная экспедиция, организованная при поддержке Всемирного фонда дикой природы. Весной две тысячи девятого года принято решение о включении Острова в состав Ингерманландского заповедника, где одним из объектов охраны должен стать балтийский подвид кольчатой нерпы, весьма распространённой на этом и ближайших островах…

Тем временем до меня с запозданием дошло, что место я выбрал исключительно неудобное. Мое кресло размещалось у самого выхода на палубу — отсюда оказалось затруднительно рассмотреть попутчиков, только гида, но пересаживаться было уже глупо. Это напрягало, и несколько раз в ходе лекции я вставал, нахально выходил на палубу, и, возвращаясь назад, разглядывал будущих соседей по пансионату.

— До недавнего времени, — продолжала лекцию девушка, — наш остров числился абсолютно закрытым, поскольку находился (и сейчас находится!) в погранзоне. Для посещения Острова или плавания вокруг него на маломерных судах до сих пор необходимо разрешение пограничной службы ФСБ. Кроме того — безопасность. Наш Остров — место очень коварное. Вокруг него множество мелких островков и каменистых мелководий, поэтому даже в самую хорошую погоду от судоводителя здесь требуется особое внимание. Ранее на острове располагалась небольшая погранзастава, обслуга и база береговой охраны. Потом постепенно все забросили, постройки пришли в запустение, и остров стал почти необитаем: там оставался лишь смотритель одного из маяков. Потом, после его ухода, Остров окончательно обезлюдел. Периодически, правда, туда высаживались разные экстремалы, «черные копатели», саперы, даже — радиолюбители. Вся беда состояла в том, что остров, расположенный чуть ли не в самом центре Финского залива, так качественно заминировали во время войны, что потом просто боялись туда соваться. Остров разделил судьбу своего соседа по архипелагу, в результате острова эти после войны стали называть «островами смерти». Люди продолжали погибать там и в пятидесятые, и в шестидесятые, и в последующие годы. Как сам наш Остров, так и его сосед некогда имели исключительное военное значение. Все эти острова недалеко от фарватера, мимо них идут суда…

Я посмотрел в иллюминатор. Видимость становилась все хуже и хуже. Капли дождя чиркали по стеклу, и, судя по барашкам на волнах, ветер продолжал крепчать.

— …Некоторое время Остров оставался необитаемым. И вот, наконец, совсем недавно, один крупный петербургский бизнесмен, владелец заводов-газет-пароходов, а также сети санаториев, пансионатов и отелей, решил купить Остров и устроить на нем экзотическую базу отдыха для ценителей удаленности. Эксклюзив, для желающих ненадолго оторваться от цивилизации, но со всеми необходимыми удобствами. С причалами, стоянкой для яхт, вертолетной площадкой и прочими удобствами для жизни. После некоторых переговоров с погранслужбой (как-никак недалеко граница) официальное разрешение было получено, сделка состоялась и работы начались. Причем в вéдение нового хозяина поступила как сама территория острова, так и все те объекты, что там еще оставались. В рекордные сроки, примерно за год, все развалюхи, оставшиеся от военных, снесли, построили свежий причал для судов, коттеджный поселок и основную базу. Главной достопримечательностью стали оба маяка и фортификационные сооружения, рядом с которыми до сих пор можно увидеть немецкие орудия, простоявшие тут более шестидесяти лет. Ну и конечно, природные объекты…

Нашего очаровательного гида, по-моему, вообще никто не слушал. Парень, похожий на роллера, наигранно и явно безуспешно пытался флиртовать с сидящей позади него рыжей девушкой. Щекастый толстяк откровенно спал.

— …Остров не имеет уникальных ландшафтов, — продолжала девушка, — на нем вы не найдете каких-то уж очень редких видов растений. Но прелесть этого участка суши среди просторов Финского залива заключается в том, что здесь можно увидеть водные дали, пройтись по песчаным или каменистым берегам, погрузиться в дремучие еловые или тут же рядом — в светлые сосновые леса. Здесь можно неожиданно выйти из чащи на просторный луг, на побережье, подышать ароматом багульника на болоте. Благодаря относительной отдаленности, уединенности и военной закрытости природа сохранилась здесь в своем многообразии и цельности. Несмотря на войну и последующее разминирование, влияние человека, на флору и фауну было минимальным за последние пятьдесят лет. Поэтому Остров представляет большой интерес для экологов, зоологов и ученых иных специальностей, и вполне понятны существующие планы придания этому замечательному месту статуса заповедника…

Похожий на спецназовца Якуб Афанасьевич сидел неподвижно, будто истукан, а поскольку глаза его скрывались за широкими темными очками, что-то сказать о нем было трудно — вероятно он тоже спал или дремал.

— …Наш остров принадлежит к Кольско-Карельской ландшафтной провинции, но располагается на ее стыке с Северо-Западной областью Русской равнины, что обусловливает значительное разнообразие местной флоры. Необходимо помнить, что остров Легланд входит в природный заказник «Ингерманладский заповедник», который состоит из отдельных участков, расположенных на прибрежных территориях и островах центральной части Финского залива. В число этих островов включен и наш Остров. Поскольку мы будем находиться в природоохранной зоне, то к вам настоятельная просьба: соблюдайте ряд простых правил, с которыми по прибытии вас ознакомит наш директор. Эти ограничения и правила диктуются потребностью обеспечения комфортного, интересного и продуктивного отдыха всех гостей Пансионата, а также необходимостью поддержания общественного порядка на природоохраняемой территории…

Морщинистая старуха о чем-то вполголоса переговаривалась с соседом — костистоголовым Лаврентием Осиповичем, а тот молча кивал с задумчивым видом. Элегантный Нифонт Мелетьевич усердно делал вид, что слушает лекцию, однако было заметно, что мысли его витают где-то далеко отсюда. Его сосед — носатый Питирим Нилович — глядел куда-то в потолок неподвижными, будто невидящими глазами. Зато сидящий отдельно ото всех человек с лицом убийцы ничем не проявлял себя — он старательно изображал, что читает яркий глянцевый журнал с обнаженной красоткой на обложке.

— …формирование заповедника, — вещала наша гид, — обязательство, которое Россия взяла на себя по ряду международных соглашений, в частности по рекомендациям международной Хельсинкской комиссии «ХЕЛКОМ»…

А полупустой «Метеор» шел через залив, причем шел весьма быстро. Я снова выбрался к палубе. На воде усиливались «барашки», крепкий ветер уже срывал брызги с волн. Плотный поток свежего воздуха трепал волосы и задувал в уши, почему-то вызывая опасение — как бы не простудиться. Дождь усилился, и я вернулся в салон. Слушая гида, посмотрел в иллюминатор: под давлением встречного воздуха капли на стекле текли горизонтально, ровно до тех пор, пока не выходили из зоны видимости. Иногда все эти капли сливались в единый поток.

— …и позволит России реализовать план действий по программе «ХЕЛКОМ», — всё еще говорила джинсовая девушка, — поскольку в этом случае более десяти процентов побережья Балтийского моря будут иметь статус особо охраняемых природных зон. Объектами охраны являются ценнейшие виды растений, беспозвоночных, а также позвоночных животных. Кроме того, под охрану попадают объекты неживой природы и культурного наследия.

Тут я не выдержал:

— Извините, а можно спросить?

— Да, пожалуйста, — удивилась девушка-гид. Видимо, обычно ее никто и ни о чем не спрашивал. Все присутствующие тоже с явным удивлением уставились на меня, даже толстяк проснулся.

— Вы сказали природный заказник «Ингерманладский заповедник», — я чуть было не сломал язык, выговаривая «Ингерманладский». — Так что же там все-таки: заказник или все-таки заповедник? Насколько знаю, у этих территорий немного разный природоохранный статус.

— Пока заказник, но впоследствии его статус, во всяком случае, статус отдельных его территорий, может быть поднят до заповедного уровня. Все это я вам расскажу более подробно во время наших экскурсий. Еще вопросы будут? Тогда всё. Уже скоро мы прибываем. Еще одна просьба — до окончательного причаливания и полной остановки двигателей не покидайте своих мест. Спасибо!

 

10.

Ловец снов

Дождя здесь пока не наблюдалось, но пасмурная погода угнетала. Мы уже знали, что девушку-гида звали Светлана, и она являлась заместителем директора пансионата. Как только все выгрузились, было настоятельно предложено занимать «жилые помещения» а через час, по двойному удару «рынды», собраться в «кают-компании» для знакомства с администрацией пансионата и предварительной беседы. «Кают-компанией» тут называлось приземистое деревянное амбароподобное строение, выполнявшее функции столовой, зала общих собраний и клуба. Чуть в стороне, за невысоким заборчиком, находился веселенький домик дачного типа с плакатом «АДМИНИСТРАЦИЯ» над входом. Дальше, уже в лесу, врассыпную располагались совершенно одинаковые коттеджики из некрашеных лакированных бревен сложенных в финском стиле. Между всеми строениями кто-то проложил неширокие дорожки из обычных досок, кое-где у дорожек торчали современные парковые фонари и деревянные некрашеные скамейки.

Мои попутчики потащились к домикам с таким видом, будто каждый точно знал, куда кому надлежит идти. Я не знал, но поскольку никто ничего не говорил, то шел последним и занял самый удаленный коттедж. На каждом домике имелась лаконичная табличка с номером.

Мне достался тринадцатый — кто бы сомневался.

Снаружи жилище выглядело то ли как изба, то ли как финский домик — я не знаток деревянной архитектуры. Ключ с большим красным брелоком-номером торчал из дверного замка. Внутри мне понравилось: коттедж оказался отделан некрашеной сосновой вагонкой. Пахло свежими досками и смолистым деревом. Ни телевизора, ни радиоприемника не заметил. Просторная прихожая, спальня, стандартный совмещенный санузел, на окнах — добротные стеклопакеты. Ни второго этажа, ни мансарды не существовало. Не было даже потолка: сразу над головой виднелась какие-то балки и обшитая досками обратная сторона двускатной крыши. Часть площади домика отходила открытой веранде. Как человек нетребовательный, я был в восторге от такого «жилого помещения». Особенно порадовала спальня. Два кресла, пара пуфиков и квадратная «четырехспальная» кровать с двумя подушками. Створки двух шкафов были гостеприимно раскрыты, на двух прикроватных тумбочках стояли настольные лампы под абажурами. Кровать оказалась аккуратно застелена и накрыта пледом, а над ней, в головах, маячила паутина из суровых ниток натянутых на туго обвитый такими же нитками круг. С боков и снизу кольца свисало несколько приплетенных нитками птичьих перьев и снизок бусин. Это был колдовской талисман — ловец снов.

Когда-то раньше, моей настольной книгой была «Энциклопедия мифов и легенд». Там и прочитал, что ловец снов предохраняет человека от скверных сновидений и ночных кошмаров. Это магический талисман североамериканских индейцев, который вешают в изголовье спящего. По легенде, давным-давно, когда мир людей был еще молод и юн, старому шаману из племени Лакота высоко в горах пришло видение, в котором некто Иктоми, Великий Шаман и Учитель Мудрости, явился Лакоте в образе паука. Иктоми говорил с ним на тайном неслышном языке, и во время беседы, Иктоми поднял головной ивовый обруч старца, на который были нацеплены конский хвост, перья и бусы, после чего начал плести паутину. Учитель Мудрости говорил старому шаману о циклах жизни; о том, что мы начинаем детьми, взрослеем через детство, после чего старимся, и за нами снова приходится ухаживать, как за детьми, завершая жизненный цикл. Но, сказал Иктоми, продолжая плести паутину, в каждый момент жизни мы встречаем множество сил. Одни несут вред, другие, наоборот, могут оказать помощь. Если открыться силам добра, то они с радостью помогут идти в нужную сторону. Но если выбор окажется ложным, то легко угодить в западню. Одни и те же силы могут помочь и навредить. Учитель Мудрости говорил, а тем временем плел паутину. Когда Иктоми закончил повествовать, то отдал результат своих усилий шаману и сказал, что эту паутину — круг с дырой в центре — следует использовать для достижения цели, черпая идеи из снов, витающих в воздухе. С тех пор многие индейцы вешали ловца снов над своей постелью, чтоб отсеять дурные мысли и кошмарные сновидения. Говорят, что ловец снов имеет силу управлять судьбой. Воздух ночи наполнен сновидениями, как добрыми, так и злыми, а ловец снов над местом отдыха, отлавливает проплывающие мимо сны. Добрые сны знают дорогу. Они соскальзывают по перьям, попадают к спящему с такой мягкостью, что человек зачастую и не подозревает, что спит. Злые же сны не обладают этим знанием и запутываются в паутине, а потом растворяются в первых лучах утреннего солнца.

Интересно, это для всех постояльцев предусмотрен такой сервис, или просто кто-то из прежних гостей забыл здесь собственный талисман?

Тут ударил колокол, и я, заперев жилье, поспешил в «кают-компанию».

Директор пансионата, тридцатилетний мужик средней накаченности, походил на уволенного в запас десантника-контрактника, в свободное от работы время прикидывающегося скинхедом. Рядом с ним «спецназовец» из нашей компании казался милейшим интеллигентом. Одет был «десантник» в стандартный войсковой камуфляж, за распахнутым воротом виднелась обязательная тельняшка, а на ногах — типовые армейские говнодавы с высокой шнуровкой. Голову он брил «налысо» в полном соответствии образу. Как уже стало известно, он являлся вполне законным мужем нашей милой экскурсоводши, которая, кроме всего прочего, выполняла обязанности сестры-хозяйки и буфетчицы. Видимо, эта пара вполне справлялась с делами по пансионату — современные технологии и широкое использование свежезамороженных продуктов допускали такую возможность. Честно говоря, для меня до сих пор осталось загадкой, как они вдвоем управлялись со всем этим многогранным хозяйством.

Когда мы заняли места в «кают-компании» директор поднялся на небольшое возвышение в конце общего зала и серьезно возгласил:

— Обрый день!

— Драсьти! — громко ответил Вадик. Все остальные пробубнили нечто не вполне внятное, видимо, тоже поздоровались.

— Внимание гостей! Небольшое вводное сообщение. Меня зовут Николай Константинович, фамилия — Алексеев, но это официальное имя, для протоколов. В обычной обстановке называйте меня Николай. Четкого регламента у нас не существует, тут не пионерлагерь и не профсоюзный санаторий, но питание по часам. Во внеурочное время никакой еды, имейте в виду, кто не успел — тот опоздал. Итак — распорядок дня. Завтрак с девяти до десяти — «шведский стол». Обед — с двух до трех. Ужин — с семи до восьми вечера. Меню вывешивается накануне вечером на дверях кают-компании, около расписания экскурсий. Мероприятия у нас каждый день, кроме субботы и воскресенья, после завтрака перед обедом. У нас запланированы ознакомительные прогулки на катере по заливу и вокруг Острова, осмотр фортификационных сооружений времен Второй мировой войны, экскурсии по острову — «экологическая тропа», экскурсия на маяк, поход на Лесное озеро. Экскурсия на косу включает посещение Южного маяка. Гостям предоставляется уникальная возможность увидеть развалины шведской крепости, а также возможно подводное погружение на затопленный военный корабль времен Второй мировой войны. В случае длительных экскурсий, обед выдается сухим пайком. Все экскурсии сопровождаются лекциями. Вечером — свободное время. По желанию — с восьми до одиннадцати — грог, музыка, танцы. Для непьющих — безалкогольные напитки в ассортименте. В это же время можно купить что-нибудь в буфете. Перед началом завтрака, обеда и ужина — двойной удар рынды — судового колокола. Звук хорошо слышно на всей территории пансионата.

Тем временем пошел дождь, и его капли громко забарабанили по крыше «кают-компании».

— Окончание завтрака, обеда, ужина, — продолжал наш директор, — два двойных удара. Грог никакими звуками не отмечается, следите за временем самостоятельно. Аптечный киоск на территории кают-компании, работает по необходимости. Без специального разрешения территорию пансионата не покидать, поэтому лучше всего ходить по проложенным путям, а отдыхать только в специально отведенных местах. Границы пансионата отмечены предупреждающими знаками: остров до сих пор окончательно не разминирован, и за пределы пансионата выбираться опасно для жизни. Чужие здесь не ходят. Повреждать имущество пансионата, сорить, ломать ветки, ловить и трогать любых животных, мять и рвать растительность на территории острова запрещается категорически, за нарушение — штраф на месте. В жилых помещениях строго запрещается пользование любыми электроприборами, кроме уже установленных или взятых напрокат. Исключение — электробритвы, переносные компьютеры и другие личные электронные устройства. Кипятильники и любые иные нагревательные приборы, если у кого имеются, немедленно сдать до окончания срока пребывания. Нарушителю — штраф. Три штрафа — предупреждение. Четвертое нарушение — разрыв договора и возбуждение административного дела. Всё — спи спокойно, дорогой товарищ. Шутка. По всем вопросам обращайтесь или ко мне, или к Светлане, с девяти до двадцати одного часа. Если кто пожелает смотреть телевизор или видео — можно за отдельную плату взять напрокат в административном корпусе. Если кто захочет ознакомиться с правилами проживания более подробно, на той стене вывешен полный перечень. Есть вопросы?

— Это называется, нет четкого регламента? — снова подал голос Вадик, а все остальные с недоумением посмотрели на него. — Да тут у вас, как в военном лагере!

— Больше вопросов нет? Всем всё ясно? — вместо ответа сурово вопросил директор.

— Яволь, майн фюрер! — мгновенно отреагировал всё тот же Вадик.

На том «вводное сообщение» закончилось.

Вопросов ни у кого больше не возникло. Потом нам раздали путеводители — тоненькие глянцевые книжечки с картой и схемами троп, описанием каждой экскурсии и очень хорошими цветными фотографиями разных примечательных мест острова и распустили по домам. До ужина.

 

11.

Разговор

Дождливый день закончился как-то быстро и бестолково, а вечером вся наша разноплановая компания собралась «на грог». В классическом варианте грог представляет собой ром, сильно разбавленный горячей водой с сахаром и соком половинки лимона. Но здесь предпочитали несколько иную рецептуру. В результате подавали такую хитрую смесь, что было не совсем понятно, можно ли предлагаемый вариант вообще считать грогом.

Сначала обстановка помещения очень впечатлила. Свет притушили, играл очень приятный блюз, и в воздухе «кают-компании» царило неясное ожидание душевного вечера. Пришли все. Некоторые из сидевших за столиками отдыхающих вяло переговаривались друг с другом, но большинство просто молчало, словно отрешилось от тягот земных забот.

Таких ощущений хватило ненадолго. Пришел Николай и заявил, что главная цель вечернего сбора состояла в личном знакомстве и обмене репликами:

— Меня вы уже знаете, а теперь настала ваша очередь, — безапелляционно заявил наш директор.

По указанию администратора каждый присутствующий обязан был представиться и кратко рассказать о себе. То, что считал нужным. К моему удивлению, никто не отказался от таких поручений — несмотря на то, что мы вроде как познакомились перед посадкой на теплоход, указание директора следовало выполнять. Его стиль не способствовал возражениям, и возникло общее напряжение. Всеми была избрана такая тактика — называлось имя и род деятельности. Легальный, как несложно догадаться.

— Позвольте представиться: Лина Денисовна, таролог. В настоящий момент на заслуженной пенсии, а раньше имела честь состоять главным спичрайтером в городской администрации Санкт-Петербурга, — скромно отрекомендовалась по-прежнему закутанная в черную шаль старуха с ярко-красными от помады губами.

— Нифонт Мелетьевич, генеральный директор фирмы «Трилогия», — емко сообщил нам высокомерный мужчина в по-прежнему идеально сидящей классической черной паре, белой рубашке и галстуке-бабочке.

— Лаврентий Осипович, профессор филологии, — объяснил высокий лысоголовый старик. По случаю вечернего мероприятия он облачился в элегантный светлый костюм, в каких любят ходить обеспеченные пенсионеры.

— Меня зовут Лидия, — просто заявила о себе огненно-рыжая девушка. Теперь она была уже не в панцире-корсете, а вполне обычном вечернем платье василькового цвета. — Я работаю журналистом в отделе рекламы.

— Елизар Смирнов, инженер, начальник сектора, — произнес мрачный субъект, физиономией похожий на французского убийцу.

— Питирим Дмитриев, руководитель отдела продаж, — кратко представился носатый тип, похожий на сутенера.

— Якуб Климентьев, архитектор, — без всяких подробностей сказал загорелый дядька, вызывавший ассоциации с частями специального назначения.

— Вадим, студент университета, — буркнул похожий на роллера паренек.

— Прокл Вильгельмович, фамилия — Апраксин, в настоящий момент — отдыхающий, — хитро вывернулся толстый щекастый господин.

Все молча посмотрели в мою сторону, и только тут дошло, что настала моя очередь. Пришлось представиться и, согласно своей легенде, в двух словах объяснить, кто я такой. Всё успокоилось, обстановка немного разрядилась.

Но тут что-то произошло, нечто невообразимое, но, тем не менее, неизъяснимое и малопонятное. Стало как-то сиротливо и скучно. Нет ничего сильнее ощущения личного одиночества, наваливающегося во внешне симпатичных компаниях. Если в полном уединении вы упиваетесь своим гарантированным одиночеством, то тут оно сродни синдрому панической атаки — хочется бежать, спасаться, но некуда — ведь там, за плечами, оно, одиночество, крепко вцепилось когтями и копытами, будто архаически-фольклорный деревенский черт.

Вдруг сам собой заработал установленный посередине зала проектор, и начал что-то показывать на большом белом экране, оказавшемся позади маленького эстрадного возвышения. Двигающиеся цветовые пятна ничего конкретного не изображали, но в сочетании с музыкой создавали эффект безмятежности и приятного спокойствия. Общее освещение ослабло. Вроде бы ничего особенного не изменилось, только свет, но одиночество в толпе быстро сменилось устойчивым чувством праздника.

Моим соседом по столику оказался Нифонт Мелетьевич, одетый так, будто собирался на официальный дипломатический прием. Он задумчиво попивал такой же, как и у меня, напиток, никак при этом не выказывая своего отношения к происходящему. Он о чем-то спросил, я нечто ответил, но разговор не склеился, и мы замолчали.

После двух бокалов «грога», меня вдруг резко развезло и отчетливо потянуло в сон.

— По-моему мне уже пора, — смущенно пробормотал я. — Что-то я сегодня не в форме.

— Вы первый, но наверно сейчас все разойдутся, — ответил чопорный Нифонт Мелетьевич, — завтра рано вставать, у нас экскурсия, не забыли? Осматриваем укрепления времен Второй мировой.

Я извинился, попрощался и покинул «кают-компанию».

«Вот черт, — думал я, идя к своему домику нетвердой походкой профессионального пьяницы, — планировал же еще посидеть, проговорить, а позже — почитать на ночь. Теперь только бы спать, и пошли они все… И чего ж это меня так подкосило? Наверное, переезд дает о себе знать, вот и устал. Старею, что ли?»

То ли от выпитого грога, то ли от общего утомления время то времени наступал мимо досок и попадал ногой на мокрую от дождя траву, что вызывало вялое раздражение. Неожиданно резкое опьянение меня удивило. Обычно хорошо контролирую себя. С третьей попытки открыл замок, скинул одежду и залез под душ.

От воды стало легче, но одурелое состояние сменилось чем-то похожим на отупение. Зато пропала сонливость. Я вытерся, забрался в постель и приготовился спать. Ничего не получалось: несмотря на настоятельные попытки, уснуть никак не получалось, хоть и очень старался. Хотелось забыться и отдохнуть от впечатлений последних суток. Долго ворочался, пробовал разные проверенные личным опытом рецепты засыпания. Пытался считать овец, отключать поток сознания, мерзнуть, откинув одеяло, а потом, уютно завернувшись, думать о чем-нибудь приятном. Ничего не действовало. Как назло, от недавнего состояния не осталось никакого следа. Ловец снов тоже не помогал — видимо, срабатывал он лишь на крепко спящего человека.

В качестве лекарства от бессонницы пришлось опять раскрыть книжку Стива Гатиса. Детективный сюжет в полной мере начал разворачиваться лишь к сотой странице, после поступления главной героини в какую-то загадочную организацию, некую тайную полицию, целью которой было противодействие наступлению «всеобщего зла». Автор выглядел большим оптимистом, если решил, что читатель легко выдержит сто страниц тоскливого мелодраматичного текста, пока доберется до активной развертки действия. Складывалось впечатление, что писателю было мало творческих мук, так он возжелал еще и читательских. Дойдя до сего светлого момента, я сильно расстроился. Не знаю уж почему, но когда возникают разговоры о каких-то тайных обществах, секретных организациях и зловещих учреждениях, сразу же впадаю в глубокую тоску и абсолютную меланхолию.

Только сейчас вдруг пришло полное осознание факта, что от былого опьянения не осталось и следа.

Наконец решив, что надо бы прогуляться к берегу, я встал, оделся, и вышел из своего коттеджа. Фонари не горели, было довольно светло. Белые ночи никогда мне не нравились, но справедливости ради стоит заметить, что кое-какие удобства они все-таки предоставляют. Например — вполне приличное освещение и хорошую видимость. Еще я отметил про себя, что дневное ненастье прекратилось, дождя нет, и ветер практически стих.

Почему-то в «кают-компании» все еще горел свет. Странно. Передумали расходиться? Собирались вроде. Может, там хозяева? Если не спят, надо будет попросить у них таблеточку снотворного, вдруг дадут.

Я подошел к двери, но прежде чем стучаться или пытаться открыть, прислушался. Мало ли что! Хозяева — люди молодые, здоровые, вполне вероятно, у них какие-нибудь интимные дела, а тут я со своим неуместным появлением. Чего-чего, а уважать чужие отношения всегда умел.

Но если там и были хозяева, то точно не одни.

Говорили сразу несколько голосов, которые постепенно мне удалось идентифицировать, но не сразу.

— …продолжит спать до утра, гарантирую, как профессионал.

— Слушай, профессионал, а кто вообще притащил сюда этого типа? Он же явно не наш!

— Может, все-таки, наш? И придурком только прикидывается? Маскируется?

— Перед своими маскируется? — говорил Нифонт Мелетьевич, я узнал его голос. — Нет, я проверял, точно не наш. Полный лох.

— Кто он вообще такой? Откуда тут взялся?

— Понятия не имею. Может, случайно попал?

— Это как это — случайно? Весь заезд нами был выкуплен. Случайно сюда не попадают.

— Знаю, что не попадают, а вот он взял и попал! И пароль не назвал!

— Может, скажет еще?

— Хватит! — прервал дискуссию грубый мужской голос. — Если б мог, давно бы назвал. Нет, не скажет: он — явный дилетант. Значит нас девять, шесть не приехало, кворум имеется, можно принимать решения. Дел хватит надолго.

— А с ним как быть?

— Черт его знает, — сказал молодой женский голос. — Может… а? Нет человека — нет проблемы?

Я стоял тихо, будто экспонат музея восковых фигур, боясь даже дышать.

— Ты что, совсем рехнулась? Это не профессионально. Разве что потом, после…

— Да шучу я, шучу. Предложения имеются?

— Имеются. Заводим с ним дружбу, каждый по очереди. Вечерами приглашаем на рюмочку или стаканчик, а туда подсыпаем хорошего снотворного. Как сегодня. Он засыпает, а мы проводим свои встречи. Ну, как?

— Просто, как все дурацкое. Таблетки имеюся?

— Да ну вас, — резко заговорил молодой женский голос, в котором я, наконец, опознал Лидию. — «Колеса» им подавай! За мной давеча на отходах от скорости Пикачу гнался, прыгал и ревел гроулом. Моё в ахуе! Я с ним даже договориться пыталась, причем по-английски. Меня почему-то озарило, что покемон лучше разумеет на языке Черчилля и Рода Стюарта. Занятно оно, наверное, со стороны смотрелось: сидит девушка, глядит в угол и силится уговорить галюн сдрыснуть. А после мы с ним на работу отправились в дорогую контору. Как же мне было ссыкотно, когда оно лыбилось из-за плеча моего шефа! Писец! Не применяйте колеса, короче. Мы и так тронутые на всю голову.

— Ничего не понял, — сказал хорошо поставленный баритон. — Так у тебя есть таблетки или нет?

— Нет, я ж сюда не на работу приехала.

— У меня тоже нет. У кого есть?

— У меня. Но — мало, рассчитывал только на себя одного. Есть одна пачка для личных нужд. Иногда изводит бессонница, и во время отдыха порой позволяю себе.

— Одной пачки вполне достаточно.

— Кстати, про дружбу. Это уже без меня, я — пас. Мой образ к дружбе не располагает.

— Согласен. Кто еще пас?

— Я.

— И я.

— Себя тоже из потенциальных его друзей вычеркиваю, по вполне понятным соображениям. Остается пятеро. Что ж, нормально, можно работать. Кто организовывал встречу? Эклектор?

— Эклектор. Здесь он присутствует?

Раздался легкий шум, смешки и сдавленное хихиканье.

— Ты полагаешь, что если он тут и есть, то прямо сразу и назовется, так что ли? Кстати, думала, что Эклектор это ты.

— Да, глупость спросил. Раз мы все решили, с оргвопросами тоже покончено, тогда к главному. Сначала выберем председателя. Предложения имеются?

— Имеются. Предлагаю тебя.

— Согласен. Кто за? Возражения? Нет? Вот и отлично. Теперь по нашему делу. Нам предстоит, сами знаете что. Мы решили собраться очно, в реале, не только потому, то давно хотели увидеться, но…

— Я не хотела.

— …но и потому, что данная операция предполагает совместные действия…

— Может быть, хватит? Все это обсуждалось на нашем форуме уже тысячу раз. Давай к делу.

— К делу — так к делу. По операции «Солнышко» какие-нибудь дополнительные предложения будут? Нет? Тогда так. Организуем временную группу, как и уславливались. Группу из людей присутствующих здесь и сейчас. В качестве ников предлагаю те имена, что вы оглашали при, так сказать, знакомстве.

— Я против.

— Почему это?

— Сам не догадался? Странно! Смотри — к операции будет привлечено четыре человека. Ну — пять от силы! Думаю, что четыре — вдвое будут копать, двое — светить. Ну, может быть, один на стреме. Всё! А нас девять, значит, исполнителей будут знать те, кто в операции потом не примет никакого участия. Я вообще против того, чтобы внешность, даже наша теперешняя, как-то связывалась в чьем-то сознании с реальными исполнителями. Кроме того, в операции должен принимать участие Трекер, а его тут нет, точно знаю.

— Откуда уверенность?

— Оттуда. Просто знаю и всё. Один раз видела Трекера, поэтому представляю, как он может выглядеть.

— Ладно, черт с вами, тогда подробности потом обсудим. Теперь тот самый главный вопрос, который нам не дает покоя последние годы. Это, как вы, наверно, догадываетесь, о создании нашей организации…

Тут, похоже, затронули старую и болезненную тему, поскольку заговорили все одновременно:

— Что, опять? Думал, вы уже оставили эту дурацкую затею. Зачем еще? На фиг надо? А для чего собственно? Опять предлагаете организовать свой профсоюз или гильдию? Снова за старое? Что, теперь будем членские взносы платить и собрания проводить? Кина что ли насмотрелись?

— Коллеги! Коллеги! Спокойнее! Где ваша профессиональная выдержка? Называйте, как хотите, но время требует. Проблема назрела. Несогласованность и разбалансированность действий часто приводит к трагическим последствиям. Последнее время что-то уж слишком часто. Напомнить? Только за истекшие двенадцать месяцев мы потеряли пять человек!

— Какая еще несогласованность? Все указания мы получаем от Трекера, а наши собственные дела вообще никого не должны касаться. У Ильи Ильфа есть рифмочка: «Бойтесь данайцев, приносящих яйца». Полагаю, что такая благость, как специальная организация, нам ни к чему. Мы всегда были каждый сам по себе, и не вижу никакой надобности менять положение вещей.

— Кстати, есть еще одна тема для размышления. Это вам всем в качестве домашнего задания.

— Ты о чем?

— Кто-то из шести не приехавших переоформил свою путевку на этого нашего нового друга. Давайте пока подумаем, кто бы это мог быть и зачем. После возвращения убедимся, а потом уже примем соответствующие меры…

От неподвижного стояния затекли ноги, и я переменил позу, перенеся основной вес тела с левой ноги на правую. Доска крыльца под каблуком предательски скрипнула.

— Тихо! — вдруг громко прошипел женский голос, которого я еще не слышал. — Слушайте, там кто-то за дверью! Кто-то ходит. Мужчины! Посмотрите кто-нибудь!

В момент открывания двери я аккуратно отошел в сторону и прижался к стене со стороны дверных петель. Кто-то вышел на крыльцо, но распахнутая дверь загораживала меня от выходящего. Секунд пять было тихо, потом дверь снова закрылась.

— Да нету там никого! — сказал молодой голос, в котором я опознал Вадика. — Кто там может ходить? Ёж, небось. Тут полно ежей, вот они и бродят везде по ночам. Могу поймать, если желаете.

— Ладно, не городи ерунды. Ежи твои клещей переносят в особо крупных размерах. Никто не знает, есть тут энцефалит?

— Энцефалита нет, знаю точно, — произнес голос, который я не смог определить. —  Наверное, строение рассыхается. Построили, небось, кое-как из сырых досок, как это у нас бывает последнее время, вот и скрипит теперь. Не домовой же сюда заселился.

Несколько голосов сдержанно засмеялись. Видимо, мысль о домовом почему-то показалась им смешной.

— Хотите верьте, хотите нет, а домовые точно существуют. Тут я могу консультировать.

— Так, коллеги, все-таки давайте, наконец, посмотрим презентацию. Кто-нибудь помогите сдвинуть столы.

Послышался звук передвигаемых столов и стульев, а я, воспользовавшись маскирующим шумом, аккуратно отошел в сторону и окружным путем направился к своему коттеджу.

Я посмотрел на проглядывающее сквозь кроны деревьев светловатое небо и решил, что утро вечера мудренее. Недавнее нервное напряжение неожиданно сыграло роль снотворного — я почти сразу крепко уснул и проспал так до тех пор, пока не разбудили лучи утреннего солнца.

 

12.

Голубика

Перед завтраком возникло резкое желание прогуляться. Хотелось проветриться и систематизировать давешние впечатления. Я привел себя в порядок, надел куртку и вышел из своего коттеджа. Пара ворон важно вышагивала метрах в двадцати, с недоверием поглядывая в мою сторону, поползень, деловито посвистывая, двигался вниз по стволу толстой сосны. Никого из людей видно не было: человекоподобные обитатели пансионата или похмелялись, или еще спали, или просто валялись в постели, мучаясь после вчерашнего перепоя. Возможно, у них были и какие-то другие занятия, о которых я предпочитал не думать.

Мой коттедж действительно оказался самым крайним. Было еще прохладно, сосновый воздух действовал возбуждающе после вчерашнего дождя, хотелось чего-нибудь странного, особенного, необычного. Проходившая мимо домика дощатая дорожка вела к другим домикам, к «кают-компании» и дальше, в сторону пристани, а в противоположном направлении уводила куда-то в лес. Стараясь не наступать мимо досок, я направился в сторону леса. Доски почти не скрипели, дорожка выглядела вполне удобной. То справа, то слева от нее попадались редкие некрашеные скамейки, сделанные явно недавно — дерево еще не утратило желтоватый оттенок. Лес стоял тих и задумчив, даже обычные птичьи звуки почему-то не слышались. Говорят, что птицы перестают петь и щебетать при перемене давления и перед дождем. В какой-то момент скамейки закончились. Скоро и сама дорожка привела к перекрестку — вправо и влево отходили такие же деревянные настилы, а прямо продолжалась обычная грунтовая лесная тропинка. Сбоку от тропинки высился столб с узким белым щитом, на котором торчал автодорожный «кирпич» и аккуратными черными буквами значилось объявление:

Направо пойдешь — назад попадешь.

Влево пойдешь — на пристань выйдешь.

Прямо пойдешь — костей не соберешь.

Видимо, это и был «предупреждающий знак» о котором говорил наш милитаризованный директор. Интересно, это у него такое кондовое чувство юмора? Стиль очень похож. Недолго думая, я пошел прямо. Постепенно тропинка стала узкой, потом — едва заметной и скоро совсем растворилась в лесной подстилке. Я огляделся. Вокруг стоял чистый сосновый лес с вереском, голубикой и пушистым белым ягелем под ногами. Я знал, что этот лишайник растет очень медленно, поэтому старался идти как можно аккуратнее, обходить наиболее эффектные куртинки. Но скоро такое занятие наскучило, и я перестал смотреть под ноги.

Постепенно лес начал мельчать, редеть, впереди возникли какие-то просветы и, наконец, деревья остались позади и сменились низкорослой растительностью. Я вышел к берегу. Неширокая полоса кустарников сменялась узким пляжиком, а далее простиралась водная гладь. Сонные, вялые волны лениво наползали на мокрый песок. Кое-где из грунта вытарчивали валуны, а вдоль прибойной линии, между полоской песка и кустарником, среди полусгнивших отложений прошлогоднего камыша валялись посеревшие от солнца и воды бревна плавника и еще какой-то принесенный водой мусор. Неожиданное затишье почти не вызывало удивления — ну и что? Летом на Балтике всякое бывает, почему же не быть безветрию? Наверно такая погода для чего-то необходима здесь и сейчас, или что-то там случилось в Небесной канцелярии, и поступило строгое указание — устроить штиль в этом отдельно взятом месте. А может и не только в этом, но и где-то еще, или в обширной области, — какая разница? Чистое, голубое небо, спокойные воды залива, чайки вдалеке, и полный штиль. После недавнего шторма все это казалось почти чудом.

Лестная для мужчин идея состоит в том, что в каждом мужике спит охотник. Добытчик. На самом деле спит этот охотник уж очень крепко. В отличие от своих древних пращуров и сельских родственников современный горожанин обычно представляет собой тонко организованное, нелепое и малоприспособленное к дикости существо, которое не только курице шею свернуть не сможет, но даже по лесу нормально не пройдет. Я начал продираться через кусты и тут привычка городского жителя ходить исключительно по ровной земле, сыграла со мной предательскую шутку — наступил на какой-то влажный замшелый камень. Правая нога соскользнула, подвернулась, и резкая боль пронзила голеностоп.

С грехом пополам выбрался на пляжик, дополз до подходящего бревнышка, и, кое-как превозмогая дикую боль в ноге, перетащил его ближе к кустам (оно показалось удивительно легким).

Как можно удобнее расположив свою задницу на плосковатом комеле бревна, я вытянул больную ногу и, рассеянно уставился на открывшуюся панораму.

Где-то там, за моей спиной, на другом конце острова, отдыхали мои попутчики. Сюда они точно не добрались бы — посеянная кем-то идея о неполном разминировании острова дала хорошие всходы — компания пока не покидала территории пансионата. А может, они и не хотели никуда уходить? Просто придумали себе отговорку, достойный повод, убедили сами себя? Черт их знает, наплевать. Кто они мне? Товарищи по отдыху? Правда, называть их товарищами с трудом поворачивался язык. Вообще-то надо бы присмотреться к ним, найти того самого неведомого злого гения, что затесался в их ряды. Но, как я понял еще по питерскому инструктажу, особо напрягаться с поисками меня вроде никто не заставлял. Можно и пофилонить, вреда не будет. Или все-таки будет?..

У Агаты Кристи есть весьма известная повесть — «Десять негритят». По сюжету, десять счастливчиков получили путевки в сказочный островной пансионат на берегу теплого, но какого-то уж очень беспокойного моря. В первый же день нахождения туристы обнаружили, что полностью отрезаны от большой земли. На море шторм, радиостанция не работает, мало того — в уютном отеле некому обслуживать — начисто отсутствует персонал. Кто все эти люди? Для чего они здесь? С какой целью? Что им тут делать? Что будет дальше? Ответов нет. И тут началось! Кто-то предлагает отыскать якобы запрятанную где-то у берега лодку, кто-то — наладить работу радиостанции, чтобы вызвать на помощь флот США. А в это время на острове происходят события. Таинственные и страшные. По ночам некто стремится проникнуть в комнаты, упорно дергает за ручки и тихо завывает под окнами, а каждое утро очередного гостя радушного острова находят мертвым. Наиболее умные уже догадались, что остров — смертельная ловушка, и ни одному из присутствующих уже не удастся вернуться живым. Но то — классика детектива, а жизнь хоть иногда и бывает похожа на литературу, но лишь внешне и не вполне полностью. Более того — подлинные события зачастую проистекают столь причудливо и странно, что заставляют сомневаться в реальности происходящего.

Не люблю всякие нереальности. Не приемлю просто. От непонимания происходящего у меня возникает головная боль, когнитивный диссонанс, дурные сны и прочие неприятные состояния. Некоторое время назад, будучи затюканным личными волнениями до идиотизма, жестко постановил, что делаю выбор в пользу литературы приключенческой и детективной. Исключительно в лечебных целях. Тогда казалось, что погружение в проблемы такого же, как и я, двуногого с общим генетическим кодом, разобьет мое внутреннее напряжение на части. Решение далось с болью и кровью, как ломка наркомана, наконец решившего завязать.

Сказочная фантастика пошла где-то побоку, вне пределов моего внимания. С тех пор редко обращаю свой взор к героям магии и меча. Этой самой магии просто не оставалось места в системе моих жизненных ценностей. Некоторые проявления нереального, что активно посещали меня в последние годы, пришлось списать за счет расстройства психики от нервного переутомления. Консультации дорогущего врача помогли, и удалось избавиться от своих неприятностей, которые мой доктор квалифицировал как «синдром навязчивых состояний». Теперь хорошее душевное лечение стоит хороших же денег: в конце концов, это только при советской власти у интеллигенции имелась качественная бесплатная медицинская помощь в лице карательной психиатрии, а в век капитализма всякий вертится, как умеет.

В ту пору я ушел в Интернет (да, да, с большой буквы!) как Ихтиандр в морскую пучину. Оборвал все личные связи и завел новые, чисто сетевые и виртуальные, зачастую даже не зная, как выглядит мой друг. Общение в реале свел до необходимого для выживания минимума.

Однако реальная жизнь, оказавшаяся хитрее и затейливее моих наивных представлений, снова выбросила меня в этот природный мир. В реальный мир. В Реал, как говорят мои знакомые. Личные встречи с разными необычными и инфернальными существами: с моей странной кареглазой подругой, хитро втравившей меня в эту поездку; с петербурженкой Элей, оказавшейся кем-то вроде сухопутной русалки; и, наконец, популярная лекция Вилена Николаевича, тушившего окурки в человеческом черепе, все это дополнило эклектику моего мироощущения.

Вот и сейчас надо спокойно посидеть, отдохнуть, подождать, пока успокоится нога. Глядишь, и доковыляю как-нибудь. По гороскопу я — «телец», а они, как известно, думают о многом, говорят убедительно, а делают — как получится.

Постепенно тень ушла. Становилось жарко. Летнее солнце хорошо припекало, и мое притененное место уже не казалось столь тихим и спокойным. Тут я вдруг осознал, что совершенно не представляю, как возвращаться в пансионат. Теоретически, если идти по берегу, должен, в конце концов, выйти к пристани. Но, во-первых — долго, во-вторых, при теперешнем инвалидном состоянии такой путь по прибрежным зарослям казался небезопасным, а в-третьих, скорее всего, опоздаю к ужину, а это уж точно нехорошо.

Махнув рукой на бесполезные сомнения, извлек из кармана изрядно потертую уже книжку Стива Гатиса и стал читать. Несмотря на самые нехорошие подозрения, сюжет романа развивался все более круто, но как-то неравномерно и рвано. Если такое напишет начинающий автор, его обвинят в небрежности, а тут как бы концептуализм. Главная героиня вполне освоилась на новой работе и стала широко известна в узких кругах агрессивным стилем ведения дел. После случайного задержания в одиночку какого-то маньяка, за которым городская полиция тщетно охотилась уже несколько месяцев, ее перевели в отдел спецрасследований. Героиня и ее новый напарник получили дело другого психопата — серийного убийцы-извращенца, этакого перверсивного персонажа в духе Стига Ларссона. Причем сыщикам известно было всё. Кто убийца, где живет и под каким именем. Только вот улик никаких. Вдобавок, вскоре оказалось, что жертвы — люди, хорошо знавшие саму главную героиню. С некоторым опозданием осознав, что тут простым совпадением не обойтись, героиня стремилась понять: станет ли она очередной жертвой или сама попадет в число подозреваемых? Но после провала одной из операций, напарник главной героини решил взять всю вину за эту неудачу на себя и подал в отставку. «Уйдя на покой», он начал собственное расследование по маньяку. В поисках помогала напористая бывшая напарница, и вместе они узнали о существовании некоего заговора, цель которого не вполне ясна…

Тем временем, нога по-прежнему ныла и не унималась. Попробовал встать. Только принял вертикальное положение, как повторилась знакомая уже резкая пронзительная боль. По-моему, она еще более усилилась. Пришлось снова сесть. Я задрал штанину и осмотрел конечность. Лодыжка заметно опухла, а о любом движении в голеностопном суставе страшно было даже подумать.

Прогулялся, называется.

Вот радость-то! Что у меня? Вывих? Перелом? Разрыв сухожилья? Растяжение?

Положение казалось безвыходным до идиотизма. Идти не могу — тут уж сомнений никаких. Ползти на четвереньках? Катиться, как сбитый летчик? Сомнительно, что это вообще возможно в данной местности. Ну, допустим, останусь тут. Скорее всего, меня не хватятся до наступления утра. Потом начнут поиски… Найдут, вероятно. Только вот ночевка под открытым небом без еды, костра и вообще без каких бы то ни было средств к существованию меня совершенно не прельщала. Лето — летом, но жрать-то тоже что-то надо, а я же и костра развести не смогу — ни зажигалки нет, ни спичек. Не курю. Ножа тоже нет, ничего нет, кроме этой дурацкой книжки. Телефоны тут вообще не действуют, я даже не вынимал из рюкзака свой выключенный мобильник.

Надо все-таки попытаться каким-то образом добраться до пансионата. Черт! Как больно! Нужно организовать себе что-то типа костыля, только вот каким образом? Из молодого деревца, голыми руками? Ведь хотел же взять с собой нож, и не взял. Вечная моя безалаберность.

То ли от отчаяния, то ли со злости, но явно почти бездумно, я произнес фразу, которую когда-то давно узнал у странного необычного человека. Вот так же, у воды, только совсем в другом месте и в другое время один похожий на рыбака субъект научил меня вызывать хранителя данного места. Ведь один раз это меня все-таки спасло…

Как и следовало ожидать, ничего не случилось. Как и раньше светило солнце, ленивые волны апатично набегали на пляжный песок, вдалеке своими птичьими делами занимались одуревшие от неожиданно хорошей погоды чайки.

Вдруг рядом со мной кто-то вздохнул.

Я вздрогнул от неожиданности и повернулся в сторону звука. На противоположном конце бревна сидела девушка. Лет двадцать — двадцать два, не больше. Одета в коротенькую, завязанную на животе белую рубашку без пуговиц и белесые парусиновые штаны, похожие на джинсы, только без заклепок. Между рубашкой и штанами проглядывала широкая полоса слегка загорелой кожи. Подвернутые ниже колен штанины обнажали прелестные икры и узкие щиколотки, а босые ступни казались совершенными и естественными при таком стиле одежды. Откинутые назад длинные белокурые волосы, слегка выпуклый лоб, закрытые глаза со светлыми длинными ресницами, коротенький чуть вздернутый носик, широкие припухлые губы, красиво очерченный подбородок. Гладкая чистая кожа и никаких следов косметики. Разглядывая незнакомый профиль, я вдруг осознал, что девушка явно не из нашей компании. Ее же не было на острове, а согласно утверждению местных хозяев, никто посторонний появиться здесь не должен. Так что? Либо она не посторонняя, либо я что-то сильно не понимаю в данной ситуации.

— Вы кто? — тупо спросил я.

— Здравствуйте, — незнакомка открыла глаза и повернула в мою сторону слегка загорелое лицо. Глаза у нее оказались голубые, широко поставленные, с темно-серыми прожилками. Высокий лоб и брови «домиком» придавали лицу несколько трагическое выражение. Но главное — через ранее скрытую от меня левую половину лица, через бровь, скулу и щеку протянулся давно зарубцевавшийся узкий, но глубокий белесый шрам.

— Здравствуйте, — смущенно повторил я. — Извините, но вы так незаметно подошли, что я слегка испугался.

Она немного изменила положение головы, и тут я заметил, что шрам, пересекавший ее красивое лицо, переходил на шею и скрывался где-то за отворотом рубашки.

— Вы меня позвали, вот и пришлось. Такого уже давно не случалось… очень-очень давно.

— А вы — кто? — снова спросил я, даже не сообразив, что задавать один и тот же вопрос — дурная манера и глупое поведение.

— Я — Голубика. А у вас, смотрю, проблемы?

— Есть такое дело. Что-то с ногой. Не то вывихнул, не то что-то там повредил.

— Сами виноваты — зачем топтали мои садики?

— Я же это…

— Сначала аккуратно шли, а потом? Под ноги смотреть надоело? На слугу мою наступили.

— Слугу? — не понял я.

— Лягушку кто придавил? Не заметили как?

— Лягушку? — испуганно переспросил я.

Дело в том, что ко всяким мелким, особенно хладнокровным позвоночным животным я испытывал особое почтение, и сознательно наступить на лягушку было для меня абсолютно немыслимым действием. В детстве у меня всегда были террариумы с жабами, лягушками и ящерицами…

— Верю, что нечаянно, только поэтому прощаю. Покажите ногу.

— Вот… — я задрал штанину.

— Обувь снимите, — приказала она тоном досмотрщика в аэропорту.

Морщась от боли и бурча невнятные ругательства, кое-как снял кроссовку и носок.

— Вторую тоже. Штаны закатайте вверх. Ага. Ну-ка я сейчас…

С этими словами она подошла ко мне, эротично опустилась на колени и начала обеими руками симметрично массировать области в районе щиколоток. Я крепко сжал зубы, собравшись терпеть, чего бы это ни стоило. Ее длинные льняные волосы ссыпались вниз и защекотали мне ноги. Руки у нее оказались ловкие, умелые и очень сильные. Сначала прикосновения тонких прохладных пальцев к поврежденной ноге причиняли боль, которая быстро ушла, а ощущения сделались необыкновенно приятными. От ее массажа у меня даже тихонько захрустели косточки, а потом возникла сильнейшая эрекция. Когда выпуклость на джинсах сделалась огромной, Голубика жестко сказала:

— А вот это уже излишне.

— Извините, но кое-что происходит непроизвольно, — смущенно пробурчал я. — Помимо меня.

— Можете ходить, — утвердительно произнесла девушка, поднявшись на ноги и отступая на пару шагов. Ее ноги оказались на границе воды и пляжа, и волны залива теперь омывали ей ступни. Тут стало заметно, что от левой ее пятки, вверх, через икру, куда-то под завернутую штанину идет еще один узкий шрам.

Я бросил взгляд на свои ноги. Опухоль спала, и щиколотки выглядели как обычно. Попробовал подвигать — ничего плохого. Поставил ступню на песок: нога не болела. Встал — никаких неприятных ощущений. Перенес на правую ногу вес тела и привстал на пальцах. Ничего скверного не случилось.

— Ой! Как это удалось? Спасибо!

— Не люблю этого слова.

— Вы меня спасли. Чем я могу отблагодарить?

— Можешь. Но не сейчас. А пока не забывай об этом, не губи тут ничего, не делай тут зла, и мы в расчете, — как-то незаметно она перешла на «ты», и я с радостью принял такую перемену. Теперь сам дойдешь. Иди по краю берега и не оглядывайся.

— Почему не оглядываться? А еще мы с тобой увидимся?

— Зависит от тебя, — серьезно сказала Голубика.

Так, по берегу, ни разу не оглянувшись, я и дошел до самой пристани. Если задаешь девушке сразу два вопроса, отвечает она только на второй. Почему?

«Все-таки тогда, — думал я, — Эля передала возможность еще раз попросить помощи у местного хранителя. Спасла. Еще раз».

 

13.

Укрепления

К своему удивлению на экскурсию все-таки успел. Что-то задержало нашего гида, и к моменту моего появления группа как раз собиралась в путь. Завтрак давно закончился, и рассчитывать на что-то в смысле еды не приходилось.

Тихо пристроившись к общей компании, я рассеянно слушал вводные пояснения.

— Так, внимание! — говорила Светлана. — Сегодня мы осматриваем Укрепления времен Второй мировой войны. Сейчас мы пройдем на катер, и нас доставят на ту сторону острова.

«На катер, надо же! — почему-то сердито думал я. — А пешком пройти слабó? Островок небольшой, могли бы и прогуляться, не рассыпались бы.»

У пристани уже стоял какой-то видавший виды баркас под названием «Läänemeri-23», и мы погрузились. Я-то думал, что повезут на давешнем «Метеоре», но видимо, им осуществлялись только длительные пассажирские перевозки.

Объект нашей экскурсии — комплекс укреплений времен войны — оказался причудливым скоплением разнообразных бетонных сооружений с кое-где торчащими проржавшими конструкциями и еще разными железками. По рассказу нашего экскурсовода, подробно поведавшей нам военную историю острова, только в две тысячи пятом году саперы МЧС России совместно со специалистами Шведского агентства спасательных служб полностью завершили разминирование этих укреплений.

— …Когда наш Остров заняли финны, — эмоционально рассказывала Светлана, — на соседнем острове разместился их штаб и крупный гарнизон. Потом финнов сменили немцы, и там появилась мощная батарея для борьбы с советским флотом. Здесь же была вспомогательная база. Готовившийся к серьезной битве на Балтике противник завез огромное количество боеприпасов, а в конце войны, покидая свои базы, немцы не сумели или не захотели забрать накопленный арсенал. Они поступили просто — заминировали всё так, что острова превратились в большие непотопляемые мины. В эти ловушки и попадали потом советские десантники, высаживавшиеся в конце войны. Разминировать укрепления и территорию островов пытались потом многократно: и сразу после войны, и позднее, притом всякий раз гибло немалое число саперов. Дабы понапрасну не губить людей, острова решили вообще не трогать, и объявить закрытой зоной. Население же заминированного острова до недавних пор состояло из одного-единственного человека — того самого отшельника-смотрителя, что и обслуживал Южный маяк…

Все молча слушали, не задавая вопросов.

— …Смотритель маяка, — продолжала Светлана, —  жил на небольшом участке, получал все необходимое с Большой земли и не рисковал далеко отходить от дома, ведь любой неосторожный шаг мог стать для него последним. Короче говоря, Остров долгое время так и оставался мечтой всех черных, серых и разных других копателей. К началу третьего тысячелетия такое положение надоело всем. Потребовалось волевое решение, принятое на международном уровне, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. Кроме многочисленных мин, снарядов и авиационных бомб, саперы двух стран нашли на Острове шесть заглубленных фортификационных сооружений, которые тоже были искусно заминированы. Саперы обнаружили и уничтожили около десяти тысяч взрывоопасных предметов. Здесь были найдены четыре подземных бункера, которые до сих пор не исследованы окончательно. Первый канал телевидения даже выдвинул версию, что в них могут быть запрятаны сокровища, вывезенные во время войны фашистами, в том числе и легендарная «Янтарная комната», но никто ничего не нашел, и версия до сих пор как-то не подтвердилась. Сейчас здесь абсолютно безопасно, пройдемте для осмотра…

Довольно быстро я отстал от группы и пошел какими-то другими, неведомыми путями, словно меня звал некто для глаз невидимый и для ушей неслышимый. Стены фортификационных сооружений хранили следы ударов снарядов, кое-где даже торчала ржавая арматура, но наросшие за шестьдесят лет лишайники придавали этим творениям рук человеческих вполне природный вид.

Бродя около скучных железобетонных стен, я, в конце концов, не то чтобы заблудился, просто потерял ориентир и в результате оказался около какого-то заманчивого на вид входа.

Это был прикрытый массивной металлической дверью бункер, и зачем-то я решил обследовать его. Массивная ржавая дверь так вросла в землю, что распахнуть настежь или наоборот — закрыть ее не представлялось никакой возможности. Дверь была приоткрыта как раз настолько, чтобы спокойно мог пролезть человек не слишком грузной комплекции. Внутри находился коридор, в конце которого виднелась еще одна металлическая дверь. Она оказалась не запертой, но такой тяжелой, что открыть ее удалось только с большим трудом. Оставив ее нараспашку, я попал в новый коридор, ведущий в пустое помещение с шершавыми бетонными стенами, таким же потолком и полом, на котором валялись разнообразные металлические обломки, похожие на остатки какого-то оборудования. Больше ничего подозрительного в этом подземелье я не заметил. Света почти не оставалось, но глаза постепенно привыкали к полутьме — я вообще быстро привыкаю к перемене освещения. Здесь царила такая могильная тишина, что сделалось не по себе. Внезапно за спиной раздались чьи-то шаги, а затем скрип и клацанье закрываемой металлической двери. В наступившей вдруг полной темноте меня охватил панический животный ужас. Пришел сюда один, а сзади меня, по-моему, никто не шел. Да и вообще никто не знал, что я полез в этот чертов бункер. Но кто-то же топал там, за дверью, и этот кто-то закрывал меня здесь!

— Эй! — дурным голосом заорал я. — Кто там?! Что за дурацкие шутки?!

Кроме эха, никто не ответил, зато шаги начали удаляться, будто этот кто-то не очень торопясь, уходил назад по коридору, в сторону выхода наружу. Инстинкт самосохранения подсказывал — надо немедленно валить отсюда, но как? Бежать нельзя, можно споткнуться о какую-нибудь железяку. Медленно, чтобы не зацепиться ногой обо что-нибудь невидимое в темноте, я подошел к стене, дотронулся до нее рукой и стал аккуратно пробираться в направлении двери. Шершавый бетон царапал кончики пальцев, но на такие глупости внимания просто не оставалось.

Мысль, что останусь тут навсегда, казалась невыносимой. Наконец, вот она дверь. Несмотря на подозрения, она была закрытой, но незапертой. Опять же с трудом и жутким скрипом открыл ее и выбрался в коридор. Там никого не оказалось, но оказалось вполне светло — внешнюю дверь не закрыли.

Казалось, нет ничего приятнее, чем выход на свежий воздух. Куда направилась экскурсия, я не знал, разыскивать ее не хотел, зато возникло сильное желание вернуться назад к баркасу, и я направился, как показалось, в направлении его стоянки.

Я шел и смотрел по сторонам, как вдруг послышалось, что кто-то позвал меня по имени. Невольно остановился, и в этот момент сразу передо мной шумно упал здоровенный кусок бетона, из которого состояли укрепления. Инстинктивно глянул вверх. Никого. Если б не останавливался, камень прямиком угодил бы мне по макушке, а, принимая во внимание высоту падения и вес обломка, об исходе не хотелось даже думать. Конечно, укрепления старые, бетон местами растрескался, и куски выпадают самостоятельно. Но… но я давно уже не верю в совпадения такого рода.

Когда первый шок прошел, я посмотрел перед собой и вздрогнул.

Передо мной стояла Голубика.

Она выглядела точно так же, как и в нашу прошлую встречу: завязанная на поясе рубашка, белесые штаны, босые ноги.

— С чего бы это тебя понесло в ту дыру?

— Хотел посмотреть летучих мышей, — пояснил я.

— Там нет летучих мышей. А ты снова попал в какую-то очередную дурацкую передрягу, опять пришлось выручать тебя, — сказала девушка спокойным, но каким-то грустным голосом.

— Да, верно. Вечно меня девушки спасают.

— У тебя такая судьба.

— А почему?

— Что значит — «почему»? — не поняла Голубика. — Ты меня позвал, и сегодня целый день ты под моей защитой.

— Целый день, надо же… а я чем-то могу отблагодарить, кроме спасиба?

— Можешь. Только пойдем куда-нибудь подальше. Это плохое место, нехорошо здесь.

Мы пошли в сторону леса, углубились в него, вышли на небольшую, абсолютно круглую полянку, поросшую какой-то густой, но необыкновенно мягкой травой, и расположились там.

Вокруг пели птицы, а я вдруг подумал, что уже скоро конец июня, и птицам пора бы перестать петь. Или еще рано, и это произойдет чуть позже?

— …Я старалась спать, — рассказывала Голубика о своем нахождении на острове во время милитаризации и войн. — Мне было страшно просыпаться, страшно выходить к людям, страшно говорить, а все потому, что злобные люди многие годы подряд ранили мою землю, сеяли в нее смерть и пытались разрушить мой остров. Пожелай им зла, пожалуйста.

— Зачем? Их уже давным-давно нет. Их прах давно растворился в этом мире, — ответил я чьей-то чужой незнакомой фразой. — И потом, ну пожелаю кому-то зла, а что толку?

— Я чуть не погибла тогда, но выжила. Я была очень сильная, но все-таки долго болела… и только совсем недавно перестала болеть. Остался этот шрам через все мое тело, ото лба до пятки. Сейчас он зажил и сузился, но совсем не исчез. И не исчезнет теперь никогда.

Птицы продолжали петь, недалеко посвистывал поползень, где-то звенела синица.

— Все равно ты красивее всех. Никогда не встречал таких красивых девушек.

— Врешь, — грустно сказала она. — Ты всем девушкам так говоришь, я знаю. А я не красивая, и не девушка. Ты всегда врешь, но мне приятно. Зачем так? Для чего ложь лучше правды?

Иногда ее наивность поражала.

— Такова жизнь, — банально ляпнул я: привет, капитан Очевидность. — Но ты же действительно красавица!

— А мое уродство? Я безобразная калека.

— Ты прекрасна. Это не уродство, это твоя особенность. Шрам не может обезобразить тебя.

— Опять врешь… нет, не врешь. Ты веришь в то, что говоришь. Веришь? Почему?

— Потому, что говорю правду.

— Ты женат?

— Нет, но у меня есть женщина. Там, далеко.

Некоторое время мы молчали, вдруг она произнесла еле слышно:

— А я никогда никому не смогу стать женой. Подари ребеночка. Я сейчас, в эту минуту, очень люблю тебя и лучшего отца для своего ребенка просто не представляю.

— А? — я вздрогнул. — А разве ты… у тебя… разве тебе можно..?

— Можно. Очень тебя прошу, подари! Чтобы я стала беременной. Буду носить его в чистоте, без всяких глупых и злых мыслей и никогда не избавлюсь от него…

* * *

…Когда все истощилось, я вдруг спросил:

— Можно немного еще побуду? С тобой?

— Зачем? — она вскинула на меня свои голубые, с темными прожилками, глаза. Как и раньше, я не смог ничего прочитать в этом взгляде.

— С тобой хорошо и спокойно. Ты очень добрая, а мне скоро придется идти к каким-то сволочам и делать им зло. А я не хочу, противно все это.

— Не хочешь не делай.

— Не могу, у меня договор. Если не сделаю зла, то погибнет хороший человек. Произойдет еще большее зло.

— Тогда иди… Нет, погоди… Вот, возьми это.

— Это что? — спросил я, разглядывая пачкающий пальцы белый брусочек, по виду не отличимый от мела, каким в школе мы писали на досках.

— Мел.

— Мел Судьбы? — улыбнулся я, вспомнив известный фэнтезийный роман и фильм на его основе.

— Нет, просто кусочек мела. Если попадешь в безвыходную ситуацию, когда тебе будет угрожать смертельная опасность, очерти около себя круг.

— Около себя круг… Все точно по Гоголю.

— Только не потеряй.

— Просто круг? А что-нибудь при этом сказать надо? Заклинание какое-нибудь, или что-то там еще?

— Нужно представить. Очень ярко вспомнить время или место, где тебе было действительно спокойно и хорошо, безопасно и удобно, тогда зло тебя не настигнет. И еще одно. Не рассчитывай на меня больше и не зови меня — все равно не приду.

Я даже не помню, как добрался до пансионата.

Как только я вернулся в свой коттедж, первым делом направился в ванную, с намерением залезть под душ. Многочисленность и разнообразность дневных эмоций, переживания и приключения требовали водных процедур. И тут заметил странность — мыло мое лежало в мыльнице, полотенце тщательно расправленное, висело на своей вешалке, а мои купальные тапочки аккуратненько стояли около ванной. В самой ванной было мокро, а на кафельных стенах блестели капельки воды. Я точно знал, что никто в наших домиках убирать не будет — нас сразу предупредили, в первый же день. Если кому-то приспичит сделать уборку, надлежало подать заявку и внести отдельную плату. Вывод напрашивался только один — в мое отсутствие тут мылся некто чужой, причем этот чужой даже не удосужился ничего скрыть.

 

14.

Аутичка

Как-то на заре юности, лет в четырнадцать, меня внезапно решили начать обучать изобразительному искусству. Родители вдруг постановили, что неплохо было бы отправить меня в художественную школу. Рисовать я любил с детства, но делал это очень стихийно и самотеком, руководствуясь внутренними пониманиями и интуитивными позывами. Всерьез заниматься не собирался, поэтому идея не прельщала, но, немного поартачившись, дал себя убедить. Школа была, естественно, платной, однако определенный отбор при зачислении все-таки происходил. Видимо, что-то во мне нашли, поскольку взяли.

C нами там училась очень странная девочка. Вернее — девушка. Ей было столько же, сколько и мне, но девочки взрослеют раньше. В ней привлекала бледная кожа, аккуратная короткая прическа и темно-карие, почти черные глаза. Она всегда ходила только в черном. Обычно ее платья опускались значительно ниже колен, воротник оставался застегнутым наглухо. Иногда она приходила в джинсах, естественно черных, дополняемых длинным свитером. Всепогодные тяжелые туристические ботинки завершали картину. Она ни с кем не разговаривала, даже с преподавателем. На перерывах, когда нас выгоняли в коридор чтобы проветрить класс, она неподвижно стояла у стены и исподлобья смотрела на других. Для своего стояния она обычно выбирала выступ около огнетушителя. Соученики с ней тоже не разговаривали, на попытки завести контакт она отвечала молчанием и обычным своим взглядом. По-моему, все просто ее боялись. Мы в ту пору уже почти пережили период типичной подростковой жестокости, но кое-что еще осталось, и довольно быстро ее прозвали «Монашка» или «Аутичка». Постепенно «Монашка» отмерла, зато «Аутичка» закрепилась. Один из парней попытался грубовато за ней ухаживать, на что она молча ударила его своим тяжелым ботинком по коленной чашечке. Это было настолько неожиданно и дико в наших глазах, что никто и не подумал жаловаться. Даже пострадавший мальчишка. Если бы я тогда знал про семейку Аддамс, то сразу бы понял, что это повзрослевшая и подросшая Венсди. Но тогда деревья были большими, единичные рубли бумажными, Пелевин таким молодым, а сериал о легендарной семейке по отечественному телевидению не показывали.

Девушка была красива, все это сразу заметили, но молчаливая ее агрессивность отталкивала и пугала. От нее, казалось, так и веяло враждебностью ко всему миру. Она как бы заявляла о себе: «Я такая, какой вы меня видите, ничего никому доказывать не собираюсь, хотите — верьте, хотите — нет!»

И вокруг все поверили.

Общаться мы начали постепенно. Просто наши места оказались рядом. Рисовали мы в ту пору какие-то конуса, кубы, шары, белые гипсовые кувшины и горшки, а первоначально — простые чирикалки. Собственно, с этих чирикалок — с умения накладывать штриховку — обучение и началось. Нам внедряли в нервную систему правила постановки руки, ее движения и прочие важные навыки. Объясняли всю опасность и вред «соломы» и недопустимость изменения положения бумажного листа. Рисование у нас вел профессиональный художник, отличный рисовальщик с академической подготовкой, но его, похоже, совсем не беспокоил контакт с учениками. После того, как мы перешли к гипсовым моделям, я и оказался рядом с Аутичкой. Получилось так, что никому кроме меня и преподавателя, не был виден характер ее работ. Вообще, либерализм препода в отношении Аутички первоначально ставил меня в тупик. Обычный белый горшок она изображала так. Одинаково толстой линией обводила контур, далеко не всегда похожий на очертания модели, потом находила в середине этой замкнутой кривой какой-то одной ей ведомый пупок, и начинала от него раскручивать непрерывную спираль. Математик сказал бы, что это — спираль Архимеда, и что повороту на один и тот же угол соответствует одно и то же приращение. Но я не знал тогда, что такое спираль Архимеда. Меня интересовало, что будет, когда девушка перестанет крутить свою линию или достигнет контуров горшка. Когда линия приближалась к краям, начиналось самое интересное. Это уже становилась другая спираль — промежутки сокращались, и плотность линий на единицу площади увеличивалась. Так, видимо, изображалась выпуклость рисунка. Далее, на оставшихся участках, дугообразные линии повторяли прежнее, заданное спиралью направление, только уже отходили от контура рисунка и контуром же заканчивались.

Таким методом рисовалось всё — кубы, шары, кувшины. Я с нетерпением ждал, что же произойдет, когда мы перейдем к более сложным моделям — например, гипсовым головам или архитектурным элементам.

Подружились мы не сразу. Сначала менялись карандашами и ластиками, потом появилось «спасибо», потом начались редкие короткие фразы. Характер рисунков друг друга оставался вне наших тем. Да и тем, собственно, еще никаких не было. Как-то раз, когда у ее чехла для ношения папок с рисунками оборвалась лямка, я предложил помощь. Она молча кивнула, и я проводил ее до дома. Перед дверью она сказала: «Спасибо. Иди».

Я ушел. На другой день снова предложил проводить ее до дома и донести учебные материалы. Она ничего не ответила, только молча разрешила взять чехол с ее работами, что выглядело такой своеобразной формой согласия. Так, абсолютно безмолвно, мы и шли до самой ее двери. Как и в прошлый раз, она отвернулась, и сказала: «Спасибо. Иди.» «Тебя как зовут?» — вдруг спросил я, ведь никто никогда нас не представлял, а препод никого не удостаивал обращением по имени. «Лена» — ответила Аутичка, и я ушел. Но с тех пор она перестала для меня быть «Аутичкой».

Если бы в тот момент вдруг сказали, что дома ее бьют, или еще как-то издеваются над ней, я бы ничуть не удивился. Но действительность превзошла все мои тогдашние соображения.

Как-то раз, в момент нашего прихода к дверям лениной квартиры, дверь открылась и оттуда вышла красивая женщина, очень похожая на мою мрачную знакомую. Только выглядела она вполне позитивно, была элегантно одета и казалась чем-то расстроенной.

Я сразу же тогда подумал, что это мама моей подруги. Лена, вместо обычных «спасибо иди», молча взяла у меня из рук свой чехол с папкой и вошла в квартиру.

— Ты друг Лены? — спросила женщина. Я кивнул. — Пообедаешь с нами?

Я так удивился, что не знал, что и ответить. Зато незамедлительно отреагировал мой желудок — в животе что-то резко забурчало, задвигалось, и возник пронзительный приступ голода.

— Заходи, — сказала женщина. Наверное, моя физиономия говорила без слов. — Положи свое имущество вот тут и мой руки. Обед уже готов.

Именно после того случая, Лена стала со мной разговаривать. Вернее, больше говорил я, а она слушала. Причем, действительно слушала, и этот треп был ей интересен. Иногда она задавала короткие вопросы по делу, получая от меня длинные ответы. Она вообще говорила мало, а я больше всего боялся тогда, что моя болтовня ей надоест, и она попросит заткнуться.

Мы говорили обо всем. О природе, о фильмах, о прочитанных книгах. Только две темы оставались у нас табу — наши семьи и характер творчества моей подруги. Сама об этом она не упоминала, а я почему-то не спрашивал.

После того обеда у нее вошло в привычку приглашать меня к себе домой и поить чаем — я врал, что ничего больше не хочу, поскольку видел, что обед, оставленный матерью, рассчитан на одного не очень прожорливого человека.

Так прошло что-то около месяца.

Как-то раз, когда я собирался уже уходить, Лена вдруг серьезно спросила:

— Сексом занимался? По-настоящему?

— Что? Это как? — испугался я, хотя отлично знал, что такое секс. Теоретически. Вопрос застал меня врасплох, несмотря на то, что я, естественно, часто думал на эту тему, и представлял, как бы это у нас с Леной могло бы быть.

— Все понятно. Мама приходит только вечером, а тогда у нее был отгул. Сейчас покажу…

И она показала.

У меня был первый раз и запомнился он на всю жизнь. Было классно, но я уже тогда понимал, что у Лены я был не первым. С тех пор, после того, как я провожал ее до дома, у нас появились общие секреты. Специально мы никуда не ходили, ни в кино, ни просто погулять: правила конспирации соблюдались неукоснительно. Лена очень опасалась, что кто-нибудь из соседей чего-нибудь заподозрит и скажет ее маме. Встречались мы только после занятий в будние дни.

У нас была общая тайна.

Лена меня тогда многому научила, но позже выяснилось, что все, что я от нее узнал, лишь малая толика тех знаний и умений, что за долгую историю наработало человечество. Сейчас пубертатным сексом никого особо не удивишь, но тогда это казалось чем-то чарующим и волшебным в своей запретности.

Как-то незаметно наступила зима, а потом и зимние каникулы.

После каникул Лена не появилась. Минула неделя, началась новая, но ее все не было. На мой вопрос, почему ее нет, препод молча пожал плечами — очевидно, факт его беспокоил слабо. Соученики, похоже, только свободно вздохнули — почему-то вид Лены и ее манеры поведения действовали на всех, кроме меня, угнетающе. А я, после учебы, отправился по знакомому адресу. Моя подруга жила на Пионерской улице — самой длинной улице нашего района. Я проследовал привычным путем, подошел к знакомой пятиэтажке, вошел в подъезд, поднялся на нужный этаж и позвонил. После третей попытки дверь открылась и в дверном проеме возник небритый пузатый мужик в синих семейных сатиновых трусах и несвежей белой майке. Из-под трусов торчали кривые волосатые ноги в стоптанных тапках.

— Чё надо? — спросил мужик, дыхнув алкогольным перегаром.

— А Лену можно позвать? — вопросом на вопрос убито ответил я.

— Если ты про старых жильцов, то они съехали.

— Куда?

— В известность не поставили.

Не зная, что делать, я молчал, лихорадочно соображая, как теперь быть.

— Ну? Что еще? — снова спросил мужик.

Я извинился и ушел. В тот момент я больше всего на свете ненавидел этого человека. Мысль, что в красивой и уютной лениной квартирке теперь проживает противный пузатый дядька, от которого несет спиртягой, казалась тогда невыносимой. Какое-то чувство подсказывало, что Лену я больше не увижу.

Чувство, надо сказать, ошибалось.

 

15.

«Исчезнувший меч»

Со своей первой любовью я повстречался ранней весной на какой-то питерской конференции по информационной безопасности, куда меня затащили случайные знакомые. Все произошло как в сказке. Она посмотрела на меня, я посмотрел на нее, и мы сразу же узнали друг друга.

Лена стала похожа на свою мать, но все равно сохранила что-то прежнее, и ошибиться казалось невозможным. Но это стал уже совсем другой человек. Мы разговорились. На ее просьбу уйти по-английски и прогуляться, я сразу же согласился. Конференция нас интересовала слабо, и по обоюдному согласию мы перебрались в какой-то пивной бар. Довольно скоро ударились в воспоминания — помог выпитый алкоголь. Потом некоторое время мы бесцельно слонялись по морозным питерским улицам. Хмель быстро выветрился, и когда мы совсем замерзли, то поехали к ней домой. Греться.

Она жила тогда в центре Петербурга, на Садовой. В этом имелись как положительные, так и отрицательные стороны. Плюсом было то, что рукой подать и до Мариинки, до Никольского собора, до Сенного рынка, до Юсуповского сада. А минусом, что рядом почти не было зелени, двор-колодец казался похожим на каменный мешок, а улицы и автомобили создавали непереносимую гарь и вонь круглый год. Видимо, начав рассказывать, она уже не могла остановиться, поэтому, пока мы шли по Садовой, Лена, загибая пальцы, выискивала хорошие и плохие стороны месторасположения собственной жилплощади. Так, размышляя и подсчитывая очередные плюсы и минусы, мы подошли к решетке Юсуповского сада, у которой, как всегда, несмотря на холод, сидели тетки и бабки, торговавшие всяким разным старинным барахлом. Некоторых продавщиц Лена знала лично, а у одной из них иногда покупала старые книги. То была образованная, очень начитанная старушка, филолог по профессии, с огромной домашней библиотекой. Она всегда хвалила Лену за выбор той или иной книги, говоря, что современные молодые петербурженки часто понятия не имеют, кто такой Шарль Бодлер или Артюр Рембо, а Лена, дескать, девушка правильная и интеллигентная. Впрочем, Лена не очень-то распространялась о собственном высшем филологическом образовании.

Рядом с торговавшей книгами бабкой, сидел некий угрюмый тип, перед которым лежало всего несколько предметов. Вещи меня заинтересовали. Это были сделанные с необыкновенным мастерством и удивительным профессионализмом медные и бронзовые черепа. Человеческие, в натуральную величину. Качество их изготовления поражало. Ткнув в один из них, я спросил, сколько стоит. Мужик мрачно, и как-то оценивающе, посмотрел в мои глаза, несколько секунд помолчал, а потом заломил такие деньги, что сразу же пришлось отойти в сторону. Торговаться не хотелось: что-то подсказывало — серьезно сбить цену все равно не удастся, а подходящих финансов в моих карманах  тогда просто не было.

Квартирка у Лены в ту пору была хоть и вполне отдельная, однокомнатная, но некогда переделанная из части прихожей и большой кухни огромных, когда-то барских апартаментов. Как только мы вошли, за дверями нас сразу же встретила кошка. Грациозная, короткошерстная, в блестящей, абсолютно черной шубке, она недовольно муркнула в ответ на мое приветствие и, высоко задрав хвост, ушла вглубь квартиры. Квартира была странная, можно сказать несуразная, но, тем не менее, очень уютная. Вот эта-то квартира, когда-то доставшаяся Лене от матери, и стала первым номером в списке тем нашего разговора после прихода в тепло. Лена жила здесь с четырнадцати лет. Она расставила свои только что купленные книжки на антикварном комоде, полюбовалась на комнату, на вид из огромного старинного окна с широчайшим подоконником и сказала, что, оставшись одна и без матери, живет в центре Петербурга только благодаря этой квартире.

— …Моя мама трудилась наемной убийцей, киллером, — рассказывала Лена, когда мы уже не только немного отдохнули, но уже и как следует что-то выпили. — В юности она занималась биатлоном, а потом стрелковое мастерство перешло в профессию. Такая у нее была работа. Кстати, — ты не бойся, говорить можно свободно: стены толстые, перегородки сделали из кирпича, жучков нет, а телефон тут не подслушивает — я проверяла. Думаешь в то время, при советской власти, не существовало профессиональных убийц? Были, и к их услугам обращались разные люди, но чаще всего государство. Естественно, что работа маскировалась, имелась некая официальная служба, но это и сейчас часто так бывает, только киллеров развелось сильно больше. Конкуренция, чтоб ее. Короче, я узнала о ее делах случайно, когда мне было лет тринадцать. Меня тогда так поразило, что моя любимая мама убивает людей, что я впала в какой-то ступор. Что-то произошло с моей психикой. Естественно меня лечили, таскали по врачам, но никто ничего не понимал, правду же о причине не скажешь…

Ленина кошка тем временем отнеслась к моему здесь нахождению с явной и плохо скрываемой неприязнью. Она повернулась задом, поджала по себя лапки и тихо лежала так, давая всем понять, как гнусно ее оскорбили в лучших чувствах, приведя в ее дом какого-то незнакомого мужика. Но из комнаты не уходила, а внимательно прислушивалась к нашим разговорам.

— …в конце концов, — продолжала Лена, — какой-то Айболит, не то психолог, не то психиатр, уже не помню, кто именно, рекомендовал отдать меня в художественную школу. Толку с этого не вышло, а вот наши с тобой занятия наоборот — сильно помогли. Но потом мамино начальство велело ей менять место жительства — мы иногда переезжали из одного города в другой. Обычно это были крупные многомиллионные города или их пригороды. Тогда мы перебрались в Питер, а тебе я так и не сказала, что мы уезжаем, не успела. Это стало нашим последним переездом. Вообще, такое было частью маминой работы — сорваться с места и переехать туда, где нас уже ждала готовая для жизни квартира. Именно в Питере мама стала меня обучать, и за три года я, в основном, овладела профессией. Уже в ту пору мама понимала, что у стрелков пулями мало перспектив в этом ремесле, и надо осваивать такие методы, чтобы со стороны все смотрелось вполне естественно, некриминально и не вызывало бы лишних вопросов. Как бы сейчас сказали — инновации и новые технологии. Тогда и поняла, что убить человека легко, и жалеть никого нельзя кроме животных и детей. Когда мне исполнилось восемнадцать, и я поступила в университет на филологический, мама вдруг исчезла. Она как-то утром ушла, и больше ее никто нигде не видел. Никаких весточек от нее тоже не получала. Маму я очень любила, и когда вспоминаю ее, то слезы сами собой выступают на глазах. По истечении отведенного законом срока, ее признали юридически мертвой, и я унаследовала эту квартиру, банковский счет и дачу. А потом, когда случайно нашла тебя, то подстроила нашу встречу, чтобы ты пришел на эту конференцию. Вот, собственно, и все.

— А зачем? — подавленно спросил я, поскольку действительно не понимал, для чего по прошествии стольких лет, моя первая любовь вспомнила о моем существовании.

— Что «зачем»?

— Зачем ты подстроила нашу встречу?

— Ну, как. Мне же нужен друг, который знает обо мне всё, и с которым можно по душам поговорить? Тот, который потом не предаст. Человек, с которым хотелось бы просто поболтать, пожаловаться на свои беды, кто бы мог посочувствовать и что-то посоветовать? Нужен? Нужен! А то совсем рехнусь от своих занятий. Я уже выложила все горести и обиды своей кошке, но она отнеслась спокойно к моим словам. Мурчала только в ответ и щурила свои янтарные глазки, показывая всем своим видом, что расстраиваться нет ни малейшей причины. А раз она, кошка, здесь, то все отлично, замечательно и волшебно. Во всяком случае, мне подумалось, что именно такие мысли прятались этой пушистой черной головке.

Тут я вдруг заметил, что Лена чем-то очень сильно расстроена. Вообще-то поводов для огорчений у нее могло возникнуть сколько угодно, и о них не хотелось даже думать. Крутилось в голове постоянно одно и то же. Думалось, что ей плохо, что она подвергается постоянной опасности из-за специфики своего нелегкого труда и потому несчастна, что денег ни на что не хватает, и нет человека, с кем об этом можно было бы поговорить и пожаловаться, кто ей посочувствует и что-то посоветует.

Потом мы сидели у нее дома, пили разные спиртные напитки — крепкие и не очень, иногда всматриваясь в хмурую тоскливую погоду за окошком. Там сыпал мелкий колючий снег, и при первом же взгляде становилось понятно, что в Питере весной пока еще даже не пахнет.

— А где ты сейчас работаешь? Я имею в виду, официально?

— Я работаю в одном из университетов. Занимаюсь… э-э-э-э… современной фольклористикой, а мои частые поездки, командировки и отсутствия ни у кого вопросов не вызывают.

Мы еще долго и довольно приятно разговаривали. Наступила любимая стадия алкогольного опьянения: когда еще можешь ходить и говорить — но уже весело. Вермут сменился скотчем, а затем его место занял абсент. Когда она перестала рассказывать о себе, наступила моя очередь. Мой монолог затянулся до того самого позднего часа, когда настает практически полная тишина. Как-то незаметно разговор перешел на тему снов.

— Мне сегодня приснилась война, которую никогда не видел, — сказал я не совсем трезвым голосом.

— А мне приснилась какая-то чертовня, — охотно поддержала тему Лена. — Конечно, ты сочтешь это за бред и чушь, но сегодня ночью чуть с ума не сошла. А дело было так. Сплю, снится какой-то лютый кошмар, и от страха просыпаюсь. Проснулась, сходила в комнату раздумий, пришла, легла обратно, и понимаю, что двигаться не могу. Совсем. Ну, у меня такое часто бывает после сна. А тут вдруг прямо перед собой, около кровати, стоит нечто. Лица не разглядеть, ничего не видно — оно с ног до головы облачено в какое-то белое одеяние. И тут это «оно» начинает тянуть ко мне руки. Я, естественно, уже почти попрощалась с рассудком. Кричать не получается, тело все парализовано, рукой пошевелить не могу. И сказать, чтобы оно шло отсюда куда-нибудь подальше, тоже не могу. В общем, зажмурилась и лежу, жду, внутри все переворачивается от страха. Не помню уж, сколько ждала, но когда потом открыла глаза, оно уже исчезло.

Чтобы как-то высказаться, я изрек с умным видом:

— Вообще-то известный глюк, но тут ничего страшного. Все будет хорошо, перебори страх. Для меня подобное стало игрой, правда, у меня все это гораздо запущеннее. А такое тоже бывало, и похуже, даже пришлось переехать в другую квартиру. Я тут вот что подумал — может все-таки эти существа положительные? Мало ли что они хотят, а мы их боимся. В любом случае, никакого вреда причинить они нам не смогут. А то, что двигаться не могла — это называется паралич сна. Ничего страшного, но неприятно.

— Про сонный паралич хорошо знаю. Неприятно — это еще мягко сказано, хотя у меня раз в месяц стабильно бывает. Когда первый раз был сонный паралич, так испугалась, думала, впала в летаргический сон. Просто в этот раз это было не сразу после пробуждения, уже полностью проснулась, и в туалет сходить успела.

Вдруг мне почему-то захотелось изрекать глупости.

— Значит, — ехидно произнес я, — это пришел Песочный Человек. Главное не открывай глаза, а то кинет в них песок и вырвет потом с корнем, чтоб скормить своим выродкам на Луне. Видел, как это бывает в разных нехороших ситуациях.

— Остришь всё, шуточками отделываешься. Я видела нечто в белом и с капюшоном. Такое не забывается, причем случается со мной уже не в первый раз, но блин, как же страшно! А мне еще и ночевать одной сегодня.

— Хочешь, я с тобой останусь? Или еще лучше — иди ко мне?

— Что, прям так сразу? Не, не пойду. Что-то не хочется.

— Почему нет? Я серьезно. Зато не будет никаких кошмаров, обещаю.

Потом, когда мы легли на кровать, я отвернулся и мирно засопел, после чего получил ощутимый удар в бок:

— Э, ты это что? Ты не хочешь меня, да?

Конечно же, я хотел…

* * *

Утром я проснулся от мучительной головной боли и чувства противности в сухом рту. Зная по опыту, что лучше перетерпеть, стал разглядывать окружающее пространство. Лены нигде видно не было, кошки тоже.

На тумбочке, рядом с кроватью, лежали всякие женские мелочи и небольшая, немного потрепанная книжка в яркой бумажной обложке. Обычно в таком формате и оформлении издают дамские детективы, любовные бестселлеры и прочее чтиво для усталых домохозяек. В этот момент в комнату вошла Лена, видимо, она была на кухне. Вид у моей подруги был смурной, помятый и плохо выспавшийся.

— Черт! — сказала она. — Который час? Бля, три часа... Ни фига ж себе, поспали!

— Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах, — вспомнил чью-то чужую мудрость. — Но только в правильных пропорциях.

— А ты как?

— Ничего вроде, только голова болит.

— У меня тоже, а все из-за тебя! Пришлось таблетки глотать. Напились вчера с тобой, как свиньи. Уж ты-то мог меня остановить! Вот так и тянет на нецензурную лексику.

— Думаешь, это тебе сейчас необходимо?

— Иногда хочется. Нужна эмоциональная разрядка. Никогда не позабуду превосходную лекцию по обсценной лексике, что прочитал нам в университете, на первое апреля, великолепный лингвист и филолог Артур Маркович Берг. Была такая славная традиция на филфаке — в этот день затрагивать самые оригинальные и нестандартные темы. Главная мысль была такой: в нашем языке мат является формой выражения не только недовольства, но и вообще всяких сильных чувств. В начале лекции профессор привел такой пример. Представьте, говорит, русского человека, что вдруг попал на берег теплого тропического моря и зрит изумительной красоты закат. Что говорит русский человек? Процентов двадцать аудитории хором сказали «Мамочки, красота-то какая!» Остальные восемьдесят отпустили версии разной степени нецензурности. Как бы там кому-нибудь ни хотелось, нецензурный словарный запас был, есть и долго еще будет неотъемлемой частью речи. Главным образом это определяется ее экспрессивной функцией, усиливающей значение сказанного. По-моему женщина вполне может использовать матерные слова, но в особых случаях, к месту и ко времени. А уж когда товарищ льет на ногу расплавленное олово, даже леди что-нибудь такое обязательно скажет. Думается, что мат вполне полновесная часть языка. Очень скверно, когда человек употребляет мат по скудости речи, затыкая дыры между словами, и использует «бля» вместо запятой, а «нах» вместо точки. Но, очевидно, бывают эпизоды, что не совсем точно отображаются словами «чрезвычайно досадное происшествие» и слово «п...ец» подходит более чем верно. Вот сейчас близка к такому состоянию. Какого дьявола мы вчера так надрались?

— Что читаем? — вместо ответа спросил я, вертя в руках книжку в красочной мягкой обложке. На лицевой стороне мускулистый мужик с физиономией профессионального футбольного хулигана размахивал внушительных размеров двуручным мечом. Чуть в стороне трое бравых ребят в форме новых российских ментов убедительно грозили хулигану табельным оружием. Называлось литературное творение «Исчезнувший меч» и принадлежало перу писателя Романа Порохова. Ни название, ни имя автора нигде ранее мне не попадались. В аннотации на заднике обложки сообщалось: «Это книга о приключениях в восхитительно реальном, похожем на наш мире. Это удивительная история о людях, ведущих постоянную борьбу с пришедшим в мир злом, об их нелегких судьбах, полных опасности и незабываемых событий. Уникальной книгу делает волшебная сила, которой в мире наделено каждое живое существо. Добро пожаловать в неповторимый и особый мир альтернативного настоящего!»

— Ты же видишь. Кстати, — почти прочитала уже.

— Интересно? А про что?

— Фантастический боевичок. Городское фэнтези, но без гоблинов, троллей и эльфов. Впрочем, тролли как раз есть, только вполне обычные, сетевые. Прям зачиталась! Могу рассказать.

— Только в двух словах, если можно, чтоб без ключевых моментов. Из аннотации все рано ни фига не поймешь. А то у меня как раз чтиво закончилось, может эту книжку почитать захочу.

— Наверняка захочешь. А сюжет примерно такой. Некий молодой человек — компьютерщик — работает в команде техподдержки одного из московских хостинг-провайдеров. Вдруг на их фирму поступает запрос из МВД: желают получить данные об одном из клиентов. Делать нечего, начали разбираться. Оказалось, что клиент этот арендовал там сервер и установил на нем игровой онлайн-ресурс. Долго ли, коротко ли, только некий владимирский геймер за серьезное количество электронных денег купил в игре «Меч Силы», но получил вместо него какую-то колоду карт, тоже волшебную, но сильно слабее, а главное — сильно дешевле меча. Недолго думая, парень написал заявление в МВД. И вот этот исчезнувший меч уже четыре месяца ищет весь отдел по киберпреступлениям.

— Какая детективная история! — весело удивился я. — Суровы будни скучающих айтишников.

— Ага, аж кровь в жилах стынет. Деньги-то он вполне реальные заплатил, через платежный терминал. Но это еще не все! Самое интересное случилось потом. Представь: этот Меч Силы, как только исчез с игрового ресурса, тут же появился в реале, в современной Москве! А в тот же момент из квартиры бабки, живущей в доме напротив провайдерской фирмы, пропала колода фамильных гадальных карт. Теперь карты оказались на игровом сервере, где и попали во владение нашего геймера. Жуть! Парадокс, смещение реальности! Мир на гране обрушения! Единственный способ предотвратить апокалипсис — это вернуть Меч Силы в игру, а колоду в реальную действительность, но для этого необходимо выложить такую же комбинацию карт, что была на момент исчезновения. Бабка — единственный человек во Вселенной, кто знает правильную комбинацию, но ее увозят в больницу с сердечным приступом. От геймера, за пивом, обо всем этом случайно узнает незатейливый менеджер продаж из телекоммуникационной компании во Владимире, а по совместительству злостный сетевой тролль по нику — Antiphonal. Он берет отпуск за свой счет и едет в Москву, намереваясь попасть к бабке в больницу и узнать комбинацию карт. Тем временем Меч Силы, через опустившегося и обтрепанного кандидата геолого-минералогических наук на блошином рынке, оказывается в руках гопников из подмосковных Подлипок, что позволяет им в один день ограбить три банка, и стать самой крутой в Подлипках бандой. Дальше — больше. В автобусе «Владимир — Москва» Antiphonal знакомится с сестрой одного из работников Отдела по борьбе с киберпреступлениями и влюбляется в нее без памяти. Вместе они преодолевают ужасы московского метрополитена и тайком проникают в больницу в неприемные часы. Но охрана не дремлет! В борьбе с охранниками больницы теряется флешка с файлом гадальных карт, но Antiphonal успевает узнать у бабки нужную комбинацию! Охранник, у которого оказывается флешка, отдает ее в милицию и она достается дяде одного из гопников — начальнику Подлипкинского ОВД. Финальная сцена разворачивается в Подлипках, где, сверкая Мечом Силы, гопники уверенно держат оборону против сотрудников Подлипкинского ОВД, охранника из больницы, менеджера продаж и сотрудника Отдела по борьбе с киберпреступлениями. В шуме рукопашной схватки, среди непрекращающихся воплей и матюков, менеджеру все-таки удается загрузиться на игровой сервер и разложить колоду в нужной последовательности. Меч Силы, словно в масло, входит в плоский монитор, перед которым сидит менеджер, и на глазах удивленных ментов погружается в жидкокристаллический дисплей. Сначала уходит лезвие, потом эфес, и вот меч исчезает совсем. Тут раздается хлопок, а на столе, во владимирской хрущевке, появляется колода гадальных карт!

— Очень кинематографично! — засмеялся я. —  По этой книжке боевик надо снимать в стиле Бикмамбетова. Да, но почему карты возникли во владимирской хрущевке, а не у бабки, которой эта колода, собственно, и принадлежала? Или не около монитора, в котором исчез меч?

— Чего не знаю, того не знаю, тут у автора лучше спросить.

— Так почитать-то дашь? — спросил я больше из вежливости, чем из интереса.

— Извини, но нет, — она помотала головой, при этом ее непослушные черные волосы растрепались и упали на лицо. — Сначала сама дочитаю, потом дам одной своей знакомой. Обещала уже. Но к тому моменту, когда она все это осилит, книжка рассыплется на листочки и половина страниц потеряется.

— Ладно, бог с ней, с книжкой. Слушай, я понимаю, что у нас был день встречи, но зачем нам обоим надо было надираться в хлам?

— Вообще-то сначала от простуды, чтобы не возникла. Но вышел небольшой перебор. Если не поможет, заболею, а когда болею, всегда такие мысли в голову лезут, что даже в блоге их писать стыдно. Может, сопли в голову ударяют, или еще что… Никому не хочу показываться в этаком виде. Вся бываю в мерзких соплях, страшная, аж жуть.

— Ничего не страшная! Врешь все. Что за мысли?

— Мысли… Почему со временем в человеке умирает романтика? И нету сил оторвать жопу от кресла или дивана и пойти погулять в снег, в дождь, в ночь, в утро. Просто побыть рядом с тем человеком, в которого когда-то был влюблен, держа его за руку, и улыбаясь оттого, что вы вместе. Почему все сливается в однообразное серое ничто? Почему не хочется заново испытать все те ощущения, и появляется равнодушие? Отчего в людях пропадают чувства? Уже не так волнуют прикосновения, объятия, не ищется ответный взгляд, и плевать, что обращает внимание тот, о ком думала не один вечер. Почему все перегорает?

— Потому, что с возрастом происходит накопление цинизма, который выдают за житейскую мудрость. — Веско заявил я. — Это растет незаметно, как шишки на ногах: постепенно, постепенно, а потом раз — и туфли стыдно при ком-нибудь снимать.

— Сравнение — супер. А цинизм, да, наверное, без него сейчас никак в этой жизни… — Некоторое время она молчала, а потом вдруг пошла на откровенность. — Знаешь, примерно полгода встречалась с одним мужиком. С одним, честно. Думала, что люблю его, прощала ему все, не замечала недостатков, но по-настоящему была ему не нужна: он просто не воспринимал наши отношения всерьез. Меня бесил его эгоизм. Он полагал, что кошки похожи на людей тем, что думают в первую очередь только о себе. И вот недавно возник вопрос: а может он прав? Что если так и есть? Мы очень хорошо ладили с ним, но потом он меня бросил. Я, конечно, сильно переживала на эту тему, но спустя некоторое время в Интернете познакомилась с другим мальчиком. Двадцать один год. Много встречался с разными девушками, как он говорил. Судя по рассказам, они ему не очень-то нравились, причем сами первыми его и бросали. Он рассказывал, что однажды, еще в техникуме, закрутил с преподавательницей. Тридцатишестилетняя женщина с ребенком. Короче, он два раза с ней переспал, а потом замутил с ее подругой, которая оказалась на два года моложе той преподавательницы. Может он гей? Или просто мудак и сволочь? Меня это отнюдь не радует. Почему не сплю со всеми подряд? Видимо, не позволяет имидж, характер или мое внутреннее «я». Не знаю.

* * *

С тех пор прошло несколько лет. Мы иногда перезванивались, писали друг другу редкие послания, но чаще всего общались через Интернет. Верный обещанию, я никогда ни единым словом не намекал об истинных занятиях моей подруги. Тем более что личностью она была многогранной, очень интересной, предметов для разговоров хватало без того. Но вот что-то произошло, и неожиданно я получил от нее то письмо с настоятельным предложением посетить пансионат «Легланд».

 

16.

Мистер и миссис Смит

аньше мне всегда казалось, что человек я деятельный и инициативный: люблю доводить всё до результата или, на худой конец, передавать кому-то свое дело, как эстафетную палочку. Поэтому, ввязавшись в эту историю, я уже не мог ее бросить. А еще и чувство повышенной ответственности, которой у меня явно в избытке. Напрягало только отсутствие Интернета на острове. Неудобство ощущалось очень и быстро, причем данное обстоятельство вызвало, если не полноценную ломку, но некоторую раздражающую абстиненцию. Синдром отлучения от Интернета — это, наверное, как раз падение с вершин собственного эго. Поскольку обещали, что выход в Сеть отсюда теоретически возможен, пришлось идти в администрацию пансионата. К директору. На вполне разумных условиях я получил инструкцию, как подключится к тутошнему роутеру по вайфаю. Пока директор отсчитывал сдачу и что-то записывал в свою регистрационную книгу, я огляделся. Большой плакат — типовая схема коттеджа для отдыхающих в трех проекциях — висел прямо на стене. Чувствовалась военная привычка администратора к порядку. Когда начальник всего здешнего отвернулся, я незаметно щелканул карманным фотоаппаратом – «мыльницей».

Уже потом, спокойно сидя в своем домике, я вывел изображение на экран ноутбука и внимательно изучил его. Я и понятия не имел, что домик, в котором живу, содержит внутри себя такие всякие интересности. Схемы электропроводок и технических узлов меня интересовали слабо, зато обнаружилась одна полезная деталь — пустое пространство сразу за санузлом. Это был чулан, в котором хранились веники и щетки, там же проходили различные трубы, провода и вентиляция. Зачем в деревянном коттедже еще и вентиляция?

Ладно, не мое дело.

Нелегальную деятельность решил начать с домика Лидии — девушки, одетой при нашем знакомстве в металлические латы, красные колготки и «фетишные» сапоги.

Проникнуть в чужой коттедж и спрятаться оказалось на удивление просто.

Скрючившись, я сидел в тесном стенном шкафу рядом с прохладными водопроводными трубами. Боялся пошевелиться — любой звук выдал бы меня с головой. Хорошо, хоть в животе не бурчало — в который уже раз вознес хвалу своей прозорливой подруге за лекарство, после одной капсулы коего, всякие звуки в кишечнике прекращались часа на три — четыре.

Сидеть было неудобно.

От неловкого положения ноги начали затекать, все тело стало болеть и хотелось пить. Но главное, вдруг возникло неотступное желание опорожнить мочевой пузырь. Вот что значит нервное перенапряжение при отсутствии боевого опыта и профессионализма: нет, чтобы посетить сортир перед мероприятием. Не догадался. Приходилось терпеть. Ведь готовился же, лекарство от бурчания в животе проглотил, а о других вещах забыл позаботиться! Особенно раздражало наличие прекрасного, удобно оборудованного туалета примерно в метре от моего тела.

Тем временем в комнате говорили два голоса — женский и мужской. По голосу опознал похожего на спецназовца Якуба Климентьева. Еще раньше я почти сразу догадался, что его имя, да и вообще все «имена» во всей компании ничего не значат, а придуманы только для конкретной поездки. Это даже не клички и не ники. Первоначально парочка вообще не разговаривала. Как только они пришли, то сразу же бросились на кровать и, судя по скрипу и характерным звукам, им было не до беседы. Но потом, когда все успокоилось, началось самое интересное.

— А знаешь, ты мне сегодня приснился! — вдруг заговорил женский голос, принадлежавший Лидии.

—  Да? Только жаргонизмы не вставляй, бесит.

— Раньше вот не бесило чего-то! Так вот, под самое утро уже. Снилось мне, что я дома, с тобой, уже вставать пора — на работу опаздываю. А тебя укусил здоровенный шершень, и раздуло у тебя полморды, поэтому пришлось везти тебя в больницу. А в больнице прихожу почему-то в морг, а там медсестра-некрофилка, лежит в постели с мертвецом и предлагает, ложись, мол, рядом, чего зря стоишь? Ну, не знаю почему, но соглашаюсь и ложусь. Мертвец уже немного разлагается и слегка пованивает. А эта медсестра достает из под одеяла огромный такой красный пластмассовый фаллический вибратор и говорит: «Надеюсь, ты сумеешь этой штукой воспользоваться?»

— А потом? — спросил мужской голос.

— Потом проснулась.

— Интересно, как такая девушка вела бы себя в жизни? Например, отказывая мужикам, она могла бы сказать: «извините, но не люблю живых!»

— Если только не бояться прослыть некрофилкой, то самое оно.

— А что? — продолжал мужской голос. — Оригинально и не очень грубо. Интересный сон. Креативный. Наверняка ведь такие в реале по земле ходят. И немало, наверное.

— Очень может быть, — продолжил женский голос. — А внешне они нормальные уважаемые люди. У каждого семья, положение в обществе, спокойная тихая профессия.

— Не, все-таки люблю свою работу, получаю от нее какой-то извращённый кайф. Столько людей, таких разных, и непохожих. Лютых мудаков, затаившихся тихонь, маньячных психов, похотливых скотов, чокнутых программистов, пидорасов-дизайнеров, продажных журналюг, вороватых чиновников, бандитов-бизнесменов... Эдакое людское месиво с ароматом кофе. Выполнишь заказ, и как-то сразу легче на сердце становится, будто камень с души падает, извиняюсь за банальность. Люди — это ж самые отвратительные существа на земле. А войны прошлого? Да, много погибло, много жертв. Но благодаря такому ходу истории, именно этим жертвам, встретились наши пра-пра-родители, а значит, существуем мы. Миллионы убиты? Людей и так достаточно много, и гибель миллионов естественное положение для нашего вида.

Сквозь тонкую деревянную стенку слышимость оказалась превосходной, но говорили тихо и приглушенно, поэтому некоторые слова терялись, я не всегда мог их разобрать, и временами приходилось угадывать. Но диктофон все-таки включил, понадеявшись на его чувствительность. Постепенно не то приспособился, не то голоса стали более отчетливыми, однако проблемы с пониманием исчезли.

— Понимаю тебя, — согласился женский голос. — А мое любимое развлечение — вспоминать, что ровно в этот день делала год или два назад. Всегда выходит, будто что-то более занятное. Можно подумать, будто год от года делаюсь все скучнее, или это мои новые воспоминания всегда оказываются живее старых. Прошлым летом, как раз в этот день была суббота. Я и еще двое моих друзей, как ни в чем не бывало, собрались в лес на тренировку. Новое оружие хотели проверить. Уже рассказывала, нет? Ты в ту пору как раз в Нигерию ездил. Ребята выбрали удобную для этого поляну еще заранее, и теперь все направились туда. Кстати, они даже не догадываются о моей профессии, думают, что просто люблю пострелять ради отдыха. Так вот, город прошли, прошли лес и вылезли на однополосную дорогу, что вела к нужному месту, через какой-то новый коттеджный поселок. Только мы в этот поселок вошли, как вдруг — машина, джип с блатными номерами. Так этот внедорожник чуть не сбил одного из наших, задел его, но боковое зеркало отлетело. Вылезло три качка с оружием. В итоге, угрожая пистолетами, наших ребят побили, у одного легкое сотрясение. Моё в ахуе! Когда качки уехали, из будки, что на въезде в поселок у шлагбаума, вышел охранник и спросил, вызвать ли милицию? Ага, щаз! Естественно, мы отказались. Как сказал охранник, в машине сидел префект, а те качки — телохранители этого префекта... Вообще-то тому охраннику все было абсолютно пофигу, и глубоко наплевать. Неподалеку бухали несколько человек, но они забились в кусты, как крысы. Небось, на мобильники снимали, как это нынче любят делать, вместо помощи. В общем, мы еще легко отделались, везучие. Такие дела... Потом этого префекта вместе с его качками ликвидировала в порядке благотворительности, но что толку? На его место пришел другой, еще более мерзостный тип. Отвратительно, блин, когда страной управляют бандиты.

— Ну вот, а ты еще спрашиваешь, почему я такой раздражительный. Все бесит! Особенно люди и я сам. В голове постоянно, ежесекундно крутится один только мат. Ели сдерживаюсь, чтобы не начать говорить каждому прохожему гадости. Стою, например, на остановке и рядом справа три девушки, с узелками на голове, в больших очках и так далее, жуют жвачки и разговаривают противными жеманными голосами. Слева два парня, обычного вида, но манеры тоже бесят — стоят в окружении собственных плевков. Ну и все в таком духе. А заходишь в переполненный вагон и перед глазами видишь чью-нибудь жирную немытую шею в прыщах. Или какие-нибудь грязные, вонючие, немытые волосы. Или смотришь, как какая-нибудь баба красит ресницы, открыв рот. Я этого не хочу видеть, слышать и чувствовать. Меня бесят люди. Когда возвращаюсь домой с работы и подхожу к лифту, только и думаю, хоть бы никто сейчас не ехал со мной в этом маленьком тесном ящике. Только я и ни единого человека больше. И конечно, кто-то обязательно едет. А я всё думаю: «сдохни, сдохни, сдохни, ненавижу тебя, всех и себя, людей и так много, они такие мрази».

— А у меня на такие могучие эмоции просто не хватает настроения. Каюсь, я — ленивая, сонная тварь. Лень — это моя хроническая особенность, возведенная в принцип. Причем отлично знаю, что именно лень мешает добиваться хороших результатов в той или иной области. Лениться стыдно и неприлично. Но тут уж ничего поделать нельзя — лениться — мой любимый спорт. Хочу пить мятный чай с клюквой, тискать свою собаку и слушать музыку, а выполнять заказы и вообще делать хоть что-то полезное совсем лень. Не хочу. По-моему, работа всегда бессмысленна, а самое лучшее времяпрепровождение — отдых. Вчерашний день, проведенный в шатании по всем этим дурацким укреплениям, меня нереально утомил. Это вовсе даже не запоздалое весеннее обострение, а желание красоты. Хочу видеть красивое, слышать, дышать им и вообще. Но почему-то мой взгляд устремлен на грязь. Она так и прет в глаза, говоря — посмотри-ка, как тебе это понравится? А? А вот это? Смотри, смотри, смотри, слушай, дыши этим и считай нормой, ведь все так живут, ага! Хотя вчера был потрясающе красивый закат и приятный вечер, а я со своей ленью все пропустила. Короче, давай выпьем за то, что связано со здоровьем и здоровым образом жизни, в общем, давай причинять себе пользу.

Послышался звук разливаемой жидкости и звон стеклянной посуды.

— Зато я вот особо не заморачиваюсь. — сказал мужской голос. — Есть заказ — выполняю. Обычно это неделя. Если заказ технически сложный, то срок увеличивается до двух месяцев: приходится побегать, потрудиться, специальную литературку почитать, проявить творческую смекалку, изобретательскую мысль. С простыми заказами проблем обычно не бывает. Зато сложные интереснее исполнять, да и платят за них больше. Особенно их люблю.

— А мне больше нравится, когда все происходит, но без личного моего участия, — вяло сказала Лидия.

— И часто у тебя так? — тоже как-то лениво спросил «спецназовец». — Чтоб без участия?

— Ты же знаешь, такой удачи у меня почти не бывало, только один подходящий случай имел место. Клиент попал в автомобильную аварию со смертельным исходом, а я получила гонорар. Прямо как в том анекдоте, когда сидит исполнитель в засаде и ждет клиента. Время, место — все точно известно. Проходит час — никого нет, второй — опять никого. Еще подождал — пусто! Тогда у него терпение лопается, и он звонит заказчику: «Алло, шеф, клиента все нет! Начинаю уже беспокоиться, не случилось ли чего?».

Мужской голос крякнул – видимо это означало смешок.

— Ты даже не рассказывала! А я, когда вот так встречаемся, вспоминаю другой анекдот. Учитель говорит отцу своего ученика: «У вашего сына исключительные способности к изобразительному искусству. Вчера на парте он изобразил муху, так даже руку отшиб, пытаясь прибить ее!» «Это что! — отвечает отец, — Недавно он в ванной изобразил такого крокодила, что я даже выскочил в дверь, нарисованную на стене».

— Да... а это уже будет твой любимый спорт, — хихикнула Лидия. — Лишь бы повод отыскался. Кстати, а где наш учитель? Давно о нем никаких вестей.

— Вот о ком точно не беспокойся, так это о нем. С ним-то все будет в порядке. Это я понимаю — пример для подражания. Сколько лет, а он как огурчик.

— А я тут еще переживала, что мне скоро стукнет четвертак. Пришла недавно в магазин, в который частенько ходила лет шесть, взяла себе нужное — бутылку вина, тортик пару вкусняшек и пошла со спокойной душой на кассу. Ну да, была в любимых стилах по колено, юбке макси-пояс, и вся такая уже привычно-приличная и готичная, с сережкой на нижней губе, легкомысленными кудряшками и в любимой шляпе а-ля Мери Поппинс. Ну, понял, да? Пришла, начинаю свои покупки пробивать и — опаньки — у меня спрашивают паспорт! Моё в ахуе! Я и в семнадцать-то лет никогда с паспортом не ходила, да и не спрашивали вовсе, а тут мне уже ну очень далеко не семнадцать, и стою и, как идиотка, доказываю продавщице, что мне все-таки намного больше. Прав тоже нет, водить ни фига не умею, только пропуск на работу, но там, как известно, возраст не указан. Девушка на кассе мило так улыбается и велит подойти к администратору. Я подхожу к нему уже порядочно на взводе и объясняю ситуацию, а он слушает, головой качает, но нет. Раз паспорта нет, то и права продать он тоже не имеет. Уже злая, как черт, мозг ищет удобные комбинации-идеи попросить у народа помощи в затаривании алкоголем. Это кажется самой подходящей мыслью, все ж таки, в России живем. Ну да, щаз! Подошла к мужчине лет этак пятидесяти, говорю, не могли бы вы купить для меня вина? Паспорта с собой нет и прочая фигня, а он на меня внимательно смотрит и... отказывает! Моё в шоке. Подхожу к другой кассе, а краем глаза палю админа и охранников, которые уже, видно, делают ставки: куплю бухла или нет. У кассы молодая супружеская пара, итить их, с ребеночком. Девушка переводит стрелку на мужа, тот прозрачно смотрит на меня и говорит — «девушка, мне вас искренне жаль!», — и намекает на алкоголь. Моё снова в ахуе. Не, ну мы что, в Америку переехали, где люди понимающие, или как ваще? Куда нормальные-то пропали? Подхожу ко второй паре, она вроде норм и стоит как раз в алкоотделе. Объясняю ситуацию, девушка понимающе кивает, идет к кассе и пробивает таки мне бутылку вина. Испепеляюще-торжествующий взгляд бросаю на админа и охранника. Победила!

— Забавно! Слушай, знала бы ты, как мне надоело скрываться и прятать правду о нас. Все эти встречи по посторонним домам, тайные свидания. Давно женаты, а все как школьники по чужим углам прячемся. Сначала даже романтично, но теперь уж никакого кайфа нет. Переезжай ко мне, а? Даже в магазин за выпивкой согласен ходить.

— Ты что? — испугалась Лидия. — С ума сошел? И думать забудь! Мне жизнь пока дорога. Или хочешь, как в той американской киношке про мистера и миссис Смит?

— Кстати, прикольный фильмец, хоть и дурацкий.

— Но парочка хороша, согласись! Обожаю Брэда Питта. Анджелина Джоли тоже супер.

— А мне больше Кэрри Вашингтон нравится.

— Ну да, конечно! — голос сменил интонации на недовольные. — Ты же у нас всегда любил негритяночек! Зато работа показана там карикатурно и ненатурально.

— Что ж ты хочешь? Комедия, все-таки. Да и вообще, хороших фильмов о нашей работе просто не существует. Или комедии или наоборот — полная чернуха. Иногда гротеск за гранью реальности… Никто же не будет профессионала консультантом приглашать. Но, правда там в том, что от брака в нашем деле одни проблемы. Почему это все вы обязательно хотите выйти замуж?

Послышался звук шевеления, а затем скрип кровати. Видимо, кто-то сел.

— А вот так. Надежности хочется и стабильности. Недавно моя массажистка рассказала, тебе очень понравится: в твоем стиле прикол. Значит, дело было года три назад. Одна девушка работала в обычной клинике лаборантом, и очень хотелось ей выйти замуж. А кругом, как назло, все или женаты, или сволочи, или гомики. Ни одного перспективного парня нет. Тогда пошла она к колдунье за советом. Та ее внимательно выслушала, и порекомендовала провести специальный обряд. В ночь на крещение зажечь свечку, надеть ночную рубашку на голое тело, на босы ноги — сапоги на разные стороны, сверху шубу или что там еще, распустить волосы и в таком виде выйти на ближайший перекресток ровно в полночь, и там вылить ведро воды. Вот тогда, мол, она и выйдет замуж. Девушка сделала, как полагается, а в это время через тот перекресток проезжали патрульная милицейская машина. Менты увидели непорядок и забрали беднягу в отделение. После того, как девушка всё объяснила и всё рассказала, ее отправили прямиком в дурку. В психбольнице, правда, ей разрешили один звонок, и она позвонила дежурным в свою клинику, те приехали, вытащили ее, но вся больница потешалась после этого еще пару лет. Эту девушку потом вся округа в лицо знала.

Тут раздалось какое-то хрипловатое карканье. Я даже не сразу понял, что это так своеобразно смеется «спецназовец».

— Ой, не могу! Это что, правда? Так и было? Спасибо, теперь у меня хорошее настроение на весь день! Вполне нормальная реакция для ментов — зима, мороз, лужа на перекрестке заледенеет, может и авария произойти! Какая романтическая история!

— Романтическая? — удивилась Лидия. — Ну, не знаю. Правда, хихикала я потом до самой ночи.

— Понимаю! Тоже бы хихикал. Замуж-то она после этого хоть вышла?

— Вот не поверишь, но вышла!

— А за кого? — вполне предсказуемо спросил «спецназовец».

— Не знаю, но точно не за мента, это я тоже спросила. Через полгода вышла.

— Ну вот, — серьезно сказал «спецназовец», — колдунья была права. Мудрая оказалась.

— Еще бы, такую популярность обрести за одну ночь! Колдовство, знаешь ли, жуткая сила.

— Кстати, о колдовстве: ловец снов, тебе-то он зачем?

— Не знаю, — безразлично произнесла Лидия, — когда сюда въехала, то он уже висел, а я не стала убирать. Жалко что ли? Пусть себе висит. А что?

— У меня вот такого нет. Интересно, это такая политика руководства пансионата, вешать всем ловцов снов, чтобы кошмары по ночам не снились?

— Кошмары? Например, мертвецы в морге, некрофилы в белых халатах, наемные убийцы и прочие нехорошие люди? Если бы политика руководства, то висели бы во всех домах, над каждой кроватью. У тебя же его нет.

— Может, он был, а его кто-нибудь стащил, — задумчиво вымолвил «спецназовец». — Говорят, если кто-то снится, значит, душа этого кого-то, желая увидеть тебя, покидает тело и приходит в твои сны. Если бы это было так…

— А если снится человек, который уже умер? — хихикнула Лидия.

— Традиционно считается, что если такой человек тебя позовет, и ты будешь готова пойти с ним, то впадешь в летаргический сон или умрешь во сне. Это я слышал от одного своего клиента.

— Хорошенькая перспектива! — утрированно симулировала недовольство Лидия. — В детстве вот часто снились люди, которых вообще не знала, зато они превосходно знали меня, но называли почему-то другим именем. Со временем такие сны прошли, но запомнились. Это что и к чему?

— Наверное, это к людям в белых халатах, — обстоятельно произнес «спецназовец» — Но, если честно, тоже несколько раз снились такие сны. И тоже, когда был ребенком, но деталей практически не помню, только какие-то смутные воспоминания, тени снов. Потом посмотрел всяко-разные материалы на эту тему и узнал, что такие сны в детстве, это отголоски параллельных миров или прошлой жизни... вопрос в другом, а есть ли вообще эти параллельные миры? Где существуешь ты, но как бы другой?

— Думаю, такие миры есть. Кстати, о людях в белых халатах. Не могу забыть случай, произошедший на пятом курсе, когда я еще человеком была. Как-то раз, после универа мы с одногруппниками — три девушки и парень — решили загнаться в клуб, дабы обменяться впечатлениями о минувшем празднике, обсудить дипломы, да и вообще поговорить за жизнь. Я и мой тогдашний парень оказались единственными некурящими, но большинство перевесило и пришлось идти травиться в курящий зал. Особо вдаваться в подробности не буду, скажу только, что выпила два стакана липтона, а парень кружку кваса и съел салат. Остальные приняли по пивку, ну и покурили, разумеется. Через полчаса после прибытия дико заболела голова, и пришлось принять капсулу нурофена. Ни фига лучше не стало, а еще через полтора часа поняла, что уже ничего на фиг не надо ни от этого заведения, ни от этого общества, и вообще оставьте все меня, поскольку лишь бы на месте от головной боли не скончаться. Короче, собирались уходить: я с парнем и еще девушка одна. Они сразу же на улицу пошли, а я решила еще посетить напоследок бабскую комнату. В сортире совсем поплохело — сердце прямо в ушах застучало и воздуха перестало хватать, чего раньше вообще не было никогда. Ну, думаю, совсем п...ец настает, но, жить-то как-то надо. Выхожу на улицу и вижу картину: девушка с выпученными глазами держит моего мертвецки бледного приятеля, который дергался как в припадке, и уже, похоже, вообще без сознания. Моё в ахуе! Помогла держать под руки, пока он в себя не пришел. На вопрос что это было, парень только и смог сказать, что голова закружилась, а дальше не помнит ничего. Дали ему холодной воды, вроде еще полегчало. И тут-то я уяснила, что сама начинаю отходить в иной мир. Уши заложило, в глазах потемнело, а сознание стало куда-то уплывать. Когда очнулась, поняла, что стою в позе буквы «Г», а ребята держат меня с двух сторон под руки и хотят вызывать «скорую». Пришла в себя, огляделась, все нормально вроде, начала немного слышать, сама смогла стоять на ногах, и вообще соображать, что вокруг происходит. Ну, думаю, нормализовалось как будто. Попив воды, окончательно очухалась. Разошлись в разные стороны. А уже в метро накрыло еще раз, только вот уважаемые граждане пассажиры вместо помощи разбежались по углам и пялились, как в зоопарке. Когда пришла в себя, то сидела прямо на полу, опираясь спиной на дверь.

— Любопытная история, — буркнул «спецназовец». — Слушай, я тебя хочу!

— Опять? Дай хоть в душ сходу.

— Да ну к черту. Потом. Иди ко мне…

 

17.

Валерия

Долгое сидение в чужом шкафу меня не только утомило физически, но и вымотало морально. Ни за что больше не буду, такой стиль работы точно не для меня. Да и диалог оказался скучноват: из-за всего этого пустого трепа в том чулане и сидеть-то не стоило.

Птицы снова замолкли, ветер пропал, и вся окружающая природа вроде как предалась дневному отдохновению. Территория пансионата выглядела непривычно тихой и спокойной. Это обманчивое, как мне казалось, ощущение не проходило, в воздухе зрело какое-то напряжение, как перед грозой или бурей.

Мне вообще нравилось, что никто не додумался повесить тут какой-нибудь дебильный громкоговоритель и крутить разные попсовые шлягеры. Но режим охраняемой территории, хоть и формальный, обязывал соблюдать приличия и тишину. Все отдыхающие еще обедали, когда я вернулся, наконец, в свой коттедж. Еще утром решил для себя, что ни на какую послеобеденную экскурсию не поеду: засяду за свой компьютер. Полазаю по Интернету, зайду на любимые сайты, посмотрю свою почту. А главное — кое-что проверю и запишу недавние воспоминания, пока те еще не исказились временем и не заросли плесенью.

Ничего не подозревая, открыл ключом дверь, кинул на кровать рюкзачок, и только тогда сообразил, что-то здесь не так. Тут кто-то находился помимо меня. Шум воды в санузле подсказывал, что в моем душе опять кто-то моется без веского на то основания. Злой как черт, распахнул дверь ванной, и остолбенел.

Под душем мылась незнакомая коротко стриженая девушка лет девятнадцати, с небольшой грудью и крепенькой мускулистой фигуркой, впрочем, не лишенной определенного очарования. Хорошо выраженная талия, округлые бедра, красивые ноги. Девушка спокойно полоскалась в дýше, совершено не замечая меня. Веки у нее оказались опущены, и она, похоже, вся отдалась приятному процессу омовения. Шум воды маскировал звук моего прихода и открываемой двери.

Но тут что-то произошло, и она открыла глаза и меня увидела. Вскрикнула от неожиданности, поскользнулась, потеряла равновесие и начала падать. Сообразив, что девушка сейчас ударится, я рефлекторно бросился к ней и стал спасательной опорой. Все обошлось, и незнакомка очутилась прямо в моих объятиях, а ее мокрая грудь прижалась как раз к моему животу. У меня появилось какое-то двойственное чувство, было жутко неудобно ощущать на себе мокрую обнаженную незнакомку, но с другой стороны, хотелось сохранять это состояние как можно дольше.

— Пусти меня, отцепись… — сказала купальщица, ошеломленно глядя мне в лицо. И тут я ее узнал, а узнав, еще более растерялся и от изумления разжал объятия.

Сев в ванну, она вся съежилась, обхватила коленки руками и замолкла, продолжая смотреть снизу вверх. Не долго думая, я отошел к двери.

— Когда домоешься, поговорим, — пробубнил я, выходя из ванной. — У меня, как понимаешь, есть к тебе парочка вопросов.

Не дождавшись ответной реакции, я прикрыл дверь, прошел в комнату и удобно расположился в кресле так, чтобы хорошо видеть выход из ванной.

За окном вдруг громко и как-то истерично закаркали вороны, а чуть позже послышался резкий, и какой-то обиженный крик то ли сокола, то ли еще какого-нибудь другого пернатого хищника. Не умею по голосу различать хищных птиц.

— Выдашь меня? — спросила девушка, выходя из ванной. — Ты, значит, не поехал со всеми на экскурсию?

Голова у нее еще оставалась влажной, волосы торчали в разные стороны, а вся она замоталась в широкое белое полотенце.

— Так что теперь? — снова спросила она, устраиваясь во втором кресле напротив меня.

— Ничего теперь. Просто хочу понять. Зачем тебе понадобился весь этот маскарад?

— Это не маскарад, — с какой-то неожиданной грустью пополам с агрессией сказала девушка. — Все не так просто. Что теперь будешь делать? Не знаю же, кто ты и что ты, твои возможности пока не ясны, но выглядишь ты как полный лузер. Вообще-то могу тебя ликвидировать.

— Не думаю, что это хорошая идея. Я фиксирую все свои перемещения и посредством оборудования, установленного у нашего директора, информация через спутник передается моему нанимателю, — на всякий случай блефовал я. — А уточнить, кто и где был помимо меня, дело техники, и даже ваша киллерская выучка тут не поможет.

— «Ваша выучка»? Значит правда. Ты не наш.

— Естественно не ваш, — кивнул я. — Да я и не претендую.

— А что ты тут делаешь? Шпионишь?

Как я ни ломал голову, но так и не мог сообразить, каким образом ей удавалось водить меня за нос. Очевидно не только меня, но и всех остальных. Так убедительно притворяться парнем, могла или незаурядно талантливая актриса, или настоящий бигендер. В ней не было ничего от того Вадика, которого я принял за репера-наркомана при нашей погрузке на «Метеор». Все-таки любую девушку сколько не переодевай, никогда не сделать парнем. Я всегда гордился своей способностью видеть девушек так, как они есть, помимо всякого наверченного ими на себя макияжа и антуража.

И так прокололся!

— Нет, отдыхаю, — криво усмехнулся я. — Расскажи о себе, почему всё так странно и затейливо, а я потом объясню, чем тут занимаюсь. Слушай, а как тебя как звать-то?

— Лера. Валера. Я тут… а тебе как — укороченную версию, или полную?

— Сначала давай укороченную, иначе народ начнет замечать наше отсутствие, а всякие посторонние разговоры других людей нам с тобой уж точно ни к чему.

Слушая свою неожиданную гостью, я вдруг решил сыграть ва-банк. Нужно было найти кого-то из этой компании, кто помог бы вычислить загадочного Икса. Сам бы уж точно бы не справился.

— …приходится иногда быть мальчиком, — рассказывала Лера, поудобнее умащиваясь в кресле.

Она говорила нервно и сумбурно, постоянно перескакивая с мужского рода на женский. Видимо, это было делом обычным, поскольку совершенно ее не беспокоило.

— Так вот, если не «в образе», то покупаю дамские вещи вполне раскованно. Почти исключительно на рынках: там обстановка демократичнее. Голос у меня довольно низкий, вполне сойдет за мужской тенор. Внешне могу выглядеть как парень, и никто никогда за девушку не принимал, за исключением тех случаев, когда выходила на улицу «в женском образе». Так и юбку приобрела, и туфли — с примеркой, и джинсы женские. Кстати, только недавно раскусила всю прелесть женских джинсов — после них мужское уродство не хочется на себя напяливать. Женские сидят отлично, обтягивают ноги и попу и придают моей фигуре привлекательный, где-то эротический, не побоюсь этого слова, вид! О легендах. Когда покупал впервые лак для ногтей, был мальчиком, и придумал байку, что это нужно для окраски поплавков. Во второй раз оказалась та же продавщица. Она меня запомнила и сама предложила для «поплавков» ярко-красный лак. Меня это всё так возмутило: и моя глупая ложь, и ее не менее глупая навязчивость. Я просто и ясно сказала: «да для себя покупаю, для себя!» Продавщица, пожав плечами, спокойно продала тот лак, который мне был тогда нужен — ярко-розовый, как сейчас помню. С тех пор никаких легенд. Должна временами наслаждаться тем, что я, чёрт побери, девчонка, а время от времени видеть в себе хулиганского мальчишку и вести себя в соответствии. Когда же в женском образе, то мужские шмотки покупаю только в фирменных магазинах. Просто денег нет на дешевенькие магазины, там же сплошной Китай. В общем — тотальные сложности…

Свою обкрутку в полотенце она так и оставила, только иногда проводила расческой по высыхающим волосам. Наверное, долгое молчание и отсутствие выхода эмоций давало о себе знать, вот и воспользовалась возможностью выговориться совершенно незнакомому человеку. Укороченная версия объяснений явно не получалась.

— …когда кто-нибудь из продавцов подойдет с классическим: «это мужское, вы знаете?» могут быть два ответа: если ну совсем связываться не хочется, говорю: «знаю, поэтому и покупаю». Пускай гадают для кого, если им так важно. А если в настроении, говорю что-то типа — «с моей фигурой мужские вещи мне больше годятся, и вообще, я — только по паспорту девушка». Как правило, вопросов больше не возникает, и редко когда смотрят с негативом. Да и вообще, редко подходят. Может потому, что я уже соответствующе одет. Помню, первый раз ботинки покупал, жутко боялся сначала даже войти в мужской отдел, даже придумывал отмазку с братом-сватом если спросят. Все чудно прошло. Просто взял громадный ботинок сорок второго размера и сказал продавцу, что хочу именно такой, но с перламутровыми пуговицами. В смысле размеров на пять меньше. К сожалению, самый маленький размер был тридцать девятый, это с моим-то тридцать шестым. Поскольку продавец вел себя абсолютно нормально, подозреваю, что может даже и не понял кто я. Ну, я осмелел и перемерил там кучу всего, все маленькие размеры, что у них были. Но все равно пришлось передислоцироваться в мальчиковый отдел и купить там что-то школьно-спортивное.

— Так ты, правда, бигендер? — удивленным тоном спросил я.

— А тебе обязательно надо все классифицировать?

— Классифицировать? Обязательно. Это вообще для всех обязательно. Тут уж вопрос не столько комфортности, сколько социальной адаптации, если хочешь.

— Любые классификации обычно условны, — наставительно произнесла девушка, — даже для тех, кто в теме, потому что гендерная дискомфортность существует в самых разнообразных проявлениях. Это только гендерно комфортные люди в этом отношении полностью одинаковы, как шпроты в банке, плюс-минус полсантиметра на длину. Так чем же ты тут занимаешься, если не шпионишь? Расскажешь, зачем ты здесь, или я принимаю оборонительные меры?

— Не надо, на тебя никто не нападает. Дело вот в чем. В вашей компании есть один тип, я называю его «Икс». Он сейчас здесь, с нами, на этом острове, только вот кто это — понятия не имею, даже приблизительно. Да, все знаю про ваш «профсоюз» и вполне в курсе вашей деятельности. Мне вообще-то до этого дела нет, а здесь приходится выполнять просьбу одного своего друга — идентифицировать в вашей среде опасного субъекта, который скоро сам загнется, и всех вас за собой утащит.

— Ты это о чем? — не поняла Лера.

— Сейчас объясню. Для большинства из вас ваша работа — просто работа. Любимая, нелюбимая, речь сейчас не о том. Но среди вас затесался один полновесный маньяк, который не может долго и стабильно существовать, если кого-то не укокошит, причем с каким-нибудь редкостным изуверством и особой жестокостью. Мне показали некоторые его «работы», это полный пипец — Джек Потрошитель рядом с ним, просто пай-мальчик. Если он выполняет чей-то заказ, обычный заказ на ликвидацию, то старается делать это наиболее тяжело и мучительно для жертвы. Это откровенный псих.

— А что у тебя за друг? Он тоже здесь?

— Нет, это он переписал на меня свою путевку, — пробурчал я.

— Значит правда. Все уже догадались, что ты здесь вместо кого-то.

— Нетрудно было сообразить, — хмыкнул я. — Так что?

— Это не я, — уточнила Валерия. — Я не маньяк.

— Может и не ты, а может и ты. Но это сейчас неважно. Сам не справлюсь, и мне это дело в одиночку не осилить. А тут ты подвернулась очень вовремя. Кстати, а как ты сюда вошла? И зачем? Запирал, точно помню.

— Тоже мне, бином Ньютона! В окно влезла, и все дела. А зачем — тоже просто, в моем домике не работает горячая вода, одна только холодная, и лишь завтра наш фюрер обещал все там починить. Твой домик на отшибе, в окно можно незаметно влезть, а потом незаметно же и вылезти. Я уже второй раз так делаю. Первый раз я еле-еле успела убежать пред твоим приходом…

— Второй? Я и не заметил, — зачем-то соврал я. — Слушай, а кто придумал меня усыплять? Вы что, димедрол мне подсыпаете что ли? Вообще-то у меня на него обратная реакция: возбуждение вместо сонливости, уснуть от него не могу.

— Погоди, получается, что ты частный детектив, да? — вскинув брови, спросила Валерия. — Отвернись, мне надо одеться. А ты рассказывай, рассказывай, не молчи.

— Нечто вроде частного детектива, — не стал уточнять я, отворачиваясь в сторону окна. Что-то подсказывало: могу быть спокоен, и Лера не будет тюкать меня ледорубом по затылку. — Но никаких подтверждающих документов, как ты понимаешь, у меня с собой нет, поэтому предлагаю сотрудничество. Если ты не маньяк, то все понятно. Вместе мы это задачку худо-бедно осилим. Если маньяк — это ты, то проще будет тебя разгадать.

— Всё, можешь поворачиваться. Не боялся, что пока так вот сидишь, я тебя прикончу? — угадало мои мысли это странное существо.

Когда Лера оделась в свою мальчишескую одежду, она снова стала похожа на шестнадцатилетнего паренька-репера. Вместе с прикидом поменялась манера поведения.

— Знаешь, почему-то не боялся. Видимо, отбоялся уже. Так что, согласен?

— Согласен, — сказала она, — только давай вылезу через это окно? Оно как раз на лес выходит. Совсем необязательно чтобы меня запалили, как выхожу от тебя. А то заподозрят еще в гомосексуальной склонности к взрослым дяденькам. И еще одно — не приставай ко мне, даже и не думай. А то там, в душе, когда я был девушкой, ты на меня смотрел, как кот на сметану. У нас с тобой деловое и временное сотрудничество. Понял, да? Здесь я — Вадик!

 

18.

Лаврентий Осипович

Оставшись один, я сразу же включил свой ноутбук. С первого раза поймать устойчивый сигнал роутера никак не получилось, пришлось подключать дополнительную антенну: наученный горьким опытом, обычно всегда таскаю ее вместе с компьютером. Сразу же появился хороший сигнал. Пройдя регистрацию, я тут же полез в Интернет, дабы освежить знания в некоторых областях. Так, всезнающая Википедия сообщала:

Бигендер (англ. bi+gender — «двойной пол») — личность с «плавающей», мобильной гендерной идентичностью. Бигендер ощущает себя то мужчиной, то женщиной, независимо от физического пола. Его/ее полоролевое самоощущение (социальный пол, гендер) варьирует в зависимости от расположения, собеседника и окружающей ситуации. Бигендерность не следует путать с раздвоением личности: бигендер представляет собой единую личность, но играет в своем окружении социальную роль то мужчины, то женщины. Бигендерность, считаясь частным случаем гендерной дисфории, и не является показателем сексуальной ориентации. Бигендер может обладать любым из четырех типов сексуальной ориентации, как и любой индивид.

Надо же, чего бывает! Четыре типа сексуальной ориентации! Называется — век живи, век учись, а помри дураком. Впрочем, сейчас меня, как банального гетеросексуала, интересовали совсем иные обстоятельства. Хотелось понять, можно ли доверять новому знакомству, если да, то в какой мере, и что мне теперь делать со всем этим дальше.

Потом я вошел на почтовый портал и принял несколько писем. Их поступило несколько.

Кроме случайных и не очень нужных сообщений пришло одно интересное. После обычного стандартного делового приветствия следовал такой текст:

По вполне понятным причинам мне очень неприятно писать данное письмо. Дело в том, что в деловых контактах предпочитаю знать «правила игры». Если есть какая-то договоренность — даже устная — она выполняется. Или, при возникновении объективных причин, мешающих работе, о проблеме сообщается, и она как-то решается. Или решение откладывается, но об этом хотя бы становится известно . Все мы живые люди и у каждого свои трудности и проблемы. О возникших проблемах всегда можно сообщить. Или найти способ, сообщить — например, попросить кого-то. Тем более что Вы тоже в некотором роде заинтересованная сторона. Но отключение телефонов и игнорирование звонков и электронных писем — по-моему, не тот путь, по которому следует идти. Если я в чем-то ошибаюсь, поправьте меня, пожалуйста.

С уважением, ...

Подписи не имелось, ее заменяли три точки.

Чтобы немного поразмыслить, я стал автоматически серфить сайты, и сам того не желая, оказался на каком-то развесистом погодно-предсказательном портале. Внимание зацепил заголовок: «В Финском заливе и на Ладоге ожидают шторм». Далее сообщалось:

Согласно прогнозам Гидрометцентра, в воскресенье днем в прибрежных районах города и западной части Финского залива, а вечером — в восточной его части ожидается усиление западного ветра, порывы которого могут достигать пятнадцати — семнадцати метров в секунду. Высота волн в Финском заливе может достигать двух- двух с половиной метров, в Ладожском озере от полутора до двух метров. Управление МЧС РФ по Санкт-Петербургу предупредило рыбаков и яхтсменов об опасности выхода в озеро и залив. В Санкт-Петербурге и Ленинградской области объявлено штормовое предупреждение.

И тут, наконец, осенило, чтó можно ответить на то письмо без подписи. Несколько минут щелкал по клавиатуре, перечитывал, что-то стирал, потом добавлял и, наконец, отправил по нужному адресу.

Добрый день.

Весьма и очень лестно, что Вы считаете меня достойным партнером, но должен напомнить, что при нашей договоренности был обозначен конкретный срок — две недели. За эти недели Вы не только не прислали обещанных материалов, но и не ответили ни на одно из моих писем. В связи с вышеизложенным, я вправе считать, что предварительная договоренность утратила силу. Никаких обязательств перед Вами, ни письменных, ни устных у меня нет.

С уважением, ...

В голову полезли разные неприятные и досадные мысли. Клиентами, конечно, не разбрасываются, но совесть тоже надо иметь, да и ничего трагического пока, вроде бы, еще не произошло.

Вдруг подумалось, что живем мы все-таки в превосходное время. И дело вовсе не в социальном неравенстве (когда, интересно, оно было, это равенство?), произволе коррумпированных властей и природных катаклизмах со всякими последствиями. Все ведь это существовало всегда и будет обязательно, кто бы ни сидел у руля. Говорят, что два с половиной миллиона лет назад мы не умели говорить, триста тысяч лет назад еще не могли отличить образное мышление от словесного, и «только» тридцать пять тысяч лет назад научились понимать музыку. Наконец, в четвертом тысячелетии до нашей эры была изобретена первая письменность, позволившая снять пространственно-временные ограничения на передачу информации. Сегодня мы вроде как прошли очередной этап — пережили возникновение техносферы и информационной среды, объединяющей всех людей и охватывающей все континенты. За считанные секунды можем найти любую информацию. Сознание человека изменяет мир. Но что толку? Мы по-прежнему бессильны перед естественными законами природы и разнообразными ошибками этого мира.

На другое утро за завтраком незаметно поглядел на Вадика–Валерию. Видимо, почувствовав на себе мой заинтересованный взгляд, девушка-бигендер, незаметно для окружающих, показала крепко сжатый грозящий кулак. Все-таки я теперь никак не мог видеть в том создании парня: это была девушка, переодетая мальчиком-роллером или репером, но девушка. И казалось удивительным и странным, почему остальные не замечают данного обстоятельства. А может — замечают, но только прикидываются?

Когда все уже позавтракали, а я неторопливо заканчивал свою трапезу, ко мне подсел Лаврентий Осипович — высокий худой старик чем-то похожий на Ипполита Матвеевича в исполнении Сергея Филиппова. На вид ему было лет семьдесят, но выглядел он довольно бодро. Трудно было даже пытаться представить, о чем пойдет речь. Я и не пытался. Этот дед просто обратился ко мне по имени.

— Позвольте? — спросил старик, прежде чем сесть. — Приятного аппетита. Вас ведь зовут…

…и тут он зазвал мое имя. Фёрст нейм, как принято говорить «у них», а теперь и у нас. Я молча кивнул: не умею разговаривать с набитым ртом.

— Можете не отвечать, просто хотел уточнить. Там, на причале, да и потом, меня все время отвлекали, и я пропускал моменты, когда вы представлялись.

Я сидел точно напротив него, поэтому ничего не мешало взглянуть старику в лицо. Взгляд был умным, но в то же время каким-то непроницаемым. Спокойные серые глаза казались блеклыми и выгоревшими, а белки обильно покрывались извилистыми красными жилками.

— Все правильно, Лаврентий Осипович, — несколько заморожено ответил я, когда проглотил содержимое своего рта. — Кто-то хорошо сказал, что питаться надо однообразно: чем меньше на столе продуктов, тем проще потом установить причину отравления. Чем-то могу быть вам полезен?

— Можете… — ответил старик. — Вы вот все шутите, а сами родились на восходе, в сто тридцать девятый день года, в день геноцида понтийских греков. Еще в это день, кроме всех прочих, родился Хо Ши Мин и умер Владимир Мономах. Считается, что люди, родившиеся на восходе, несут по жизни радость соприкосновения с чудом, улыбаясь солнечному свету даже в тени. Но, по-моему, это утверждение плохо сочетается с вашей личностью. За последние пять дней у вас было два эпизода, которые могли стать смертельными. Родственников у вас сейчас нет, а по гороскопу вы… впрочем, могу рассказать о вас еще очень много разного, но нужно ли?

— Наверно нет, не нужно, — сказал я и стал разглядывать свои ногти.

По-моему надо было просто встать и уйти, но меня перебороло обычное человеческое любопытство. Разговаривать со стариком мешало лишь смутное беспокойство, боязнь узнать нечто для себя новое, что-то такое, что мне сейчас совсем ни к чему.

— Хотя нет, нужно, — вдруг передумал я. — Вы можете сказать о том, что для меня сейчас самое главное?

— Могу, и, наверняка, сказанное придется вам по душе. С чего бы начать-то… Ну, хотя бы вот. У вас сейчас есть человек, который вам нужен больше, чем вы ему. Еще у вас есть дар, что получен с рождения, но он же и есть ваше проклятие, ведь вы родились на восходе солнца и закате луны одновременно, а это сравнительно редкое сочетание. Вместе с даром к вам пришла та боль, которую вы теперь умеете отводить от себя, но при этом переносите на других, окружающих вас людей… Если хотите, дам более глубокую оценку вашего характера?

— Зачем? — расплывчато спросил я.

— Так просто. Вы будете лучше себя понимать, а заодно и убедитесь, что я тут не просто так зря с вами время трачу. Нам предстоит серьезный разговор, и будет лучше, если вы внимательно отнесетесь к моим словам.

— Ладно, давайте. Мне что, выпить кофе на предмет оставления гущи, раскинуть карты или совершить что-нибудь другое ритуально-магическое?

— Ничего не надо. Просто слушайте. Мы тут уже одни, и никто не помешает. У Вас — избегающее-боязливый тип личности, а посему вам нелегко сближаться с другими людьми. Вы хотите этого, но вам сложно полностью полагаться на людей и зависеть от кого-то. Вы боитесь, что если доверитесь другому человеку, то он под видом дружбы воспользуется вами для достижения своих целей. Что, кстати, часто и происходит. Тем не менее, у вас преобладают общечеловеческие ценности, а такие люди считают, что самое важное в жизни — делать только то, что интересно и что приносит внутреннее удовлетворение. Вы — реалист, трезво оцениваете свои силы, способности, энергию, самостоятельность, можете контролировать собственную жизнь и быть самопоследовательным. Понимаете самого себя. Одобряете себя в целом и в существенных частностях, доверяете себе, у вас позитивная самооценка, и при этом ожидаете позитивного отношения к себе от окружающих. Вы уверенны в себе, близки самому себе и вам интересны собственные мысли и чувства. Вы общаетесь с собой «на равных», убеждены в своей интересности для других, и действительно часто нравитесь другим людям. Обычно вы принимаете себя таким, какой есть, и у вас хорошо получается руководить собственными действиями, но при этом вы склонны обвинять себя во всех неудачах. Иногда вы увлекаетесь, а заигравшись, можете потерять контроль над ситуацией. Однако при всем при этом вы с трудом понимаете свои желания и потребности. Вот так примерно. Может — достаточно?

— Вполне. И как вам удался столь емкий анализ моей личности?

— Ерунда. Опыт плюс квалификация. Позвольте совет?

— Ну конечно, — немного скованно пробубнил я.

— Не лезьте вы в это дело. Бросьте. Наживете себе проблемы, а что толку? Все равно никому помочь не сможете, а вот себе навредить у вас отлично получится. Абсолютно у каждого есть какая-нибудь слабина, нажав на которую можно достичь чего угодно, и вы — не исключение. Оно вам надо? Я уже старый человек, прожил длинную жизнь, и кое-что умею, как вы могли убедиться. А еще, хорошо экстраполирую жизненные ситуации. Часть профессии.

Далее он говорил, а я слушал. Он говорил минут пятнадцать, а мне только и оставалась, что изрекать односложные ответы, кивать и издавать междометия.

Потом он встал и ушел, а я еще долго сидел в опустевшей «кают-компании», переваривая съеденный завтрак и обилие услышанной информации. Похоже, мое предназначение здесь уже ни для кого тайной не являлось. А с чего бы он тут раздавал советы? Зачем? Не признаю я отзывчивости и малопонятной беспричинной чуткости со стороны чужих людей. Мне довольно-таки трудно доверять всему, что радикально противоречит природным инстинктам.

 

19.

Турист

Боинг 737 авиакомпании «El Al Israel Airlines», прилетевший рейсом Санкт-Петербург — Тель-Авив совершил посадку в международном аэропорту имени Бен-Гуриона ровно в час ночи по местному времени. Пассажиры аплодисментами приветствовали успешное приземление — кроме россиян и израильтян, там летела еще большая группа европейских туристов.

Высокий, уже немолодой человек несильно выделялся среди своих попутчиков. Гладко выбритый и слегка загорелый, на вид лет сорока пяти — пятидесяти, он мог быть как русским, так и европейцем: интернациональный тип лица, незапоминающаяся внешность и свободный разговорный английский не позволяли сходу определить его национальную и гражданскую принадлежность. Это был типичный «гражданин мира». Турист, одетый в некогда очень модный «тропический» костюм цвета «сафари», светлую кепку с козырьком и легкие походные ботинки. Глаза туриста скрывались под темноватыми очками «слезками» в тонкой металлической оправе.

Российскому туристу в Израиле теперь хорошо. После отмены визового режима, осталась обычная проверка документов, таможенный досмотр и ряд специфических формальностей. Но Израиль параноидально следит за своей безопасностью, и это понятно, если вспомнить, что тут происходит несколько десятков терактов и попыток терактов ежегодно. Террористов стараются засечь повсюду, особенно на въезде в страну, поэтому даже если все документы в норме, приезд может осложниться. Граждане Израиля обычно проходят без вопросов, а к иностранцу отношение зависит от возраста и наличия в паспорте виз исламских стран. Будут или нет мурыжить в аэропорту, предугадать нельзя — дело случая. Нашему туристу почти повезло, но некоторые неожиданные предметы багажа вызвали неизменные вопросы досмотрщиков, однако предъявленные документы вполне удовлетворили таможенников. Пройдя все необходимые формальности, турист направился к пункту проката автомобилей.

Для того чтобы воспользоваться услугой аренды машин, в Израиле нужно немного: действующие водительские права, причем принимаются обычные российские со стажем вождения не менее двух лет; международная кредитка и возраст не моложе двадцати одного года и не старше семидесяти пяти. Возможна также аренда авто с внесением наличного депозита, но в аэропорту имени Бен-Гуриона за это возьмут дополнительную плату. Вообще, услуги на прокат машин в Израиле предоставляются на разумных условиях за вполне демократичные цены. Сдать же арендуемую машину можно потом в филиале прокатной фирмы, расположенной в любом другом городе Израиля.

Турист получил ключи от заранее забронированного «Hyundai Getz», погрузил в багажник свой рюкзак, и выехал на шоссе, устремившись на юго-восток, в направлении Иерусалима. Рядом с собой он положил туристический путеводитель по Израилю на английском языке — дополнительная деталь для возможной встречи с патрульными полицейскими. Несмотря на ночное время, турист старался ехать аккуратно, внимательно наблюдая за дорогой и подсвеченными знаками: его совсем не прельщала перспектива беседы с дорожной полицией. Туристу-россиянину надо всегда помнить: дорожные полицейские абсолютно, то есть совсем, в полном смысле этого слова, не берут взяток. Более того — попытка дачи денег карается по всей строгости закона и может только усугубить ситуацию. Если на дороге вас остановил патрульный, то лучше не спорить. Дорожные патрули сравнительно благожелательны к российским туристам, поэтому, если вести себя корректно, улыбаться и вежливо всё объяснить, то скорей всего, отпустят без штрафа. В конце концов, у сотрудников полиции нет такой задачи — учить иностранных граждан правилам движения в чужой стране. Очень полезно иметь навыки — пусть даже неуклюжие — в произношении на иврите. Это поможет настроить стража дорожного движения на добродушный лад. Выяснив все подробности о вас и ваших родственниках, он может «забыть», по какому поводу остановил.

Турист направлялся в сторону Иудейских гор, в окрестности Иерусалима.

Автомобиль — главное средство передвижения в Израиле, поэтому автодороги здесь очень качественные, ровные и хорошо информированные. Все более-менее крупные пересечения междугородних дорог имеют собственные названия, таблички с которыми установлены по всем правилам — то есть заблаговременно, что весьма облегчает жизнь тем водителям, кто не очень знаком с местностью, или тем, кто с местностью знаком, но не был на ней многие годы. Доехав по шоссе Шаар а-Гай — Бейт-Шемеш — Бейт-Говрин до северного въезда в Бейт-Шемеш, и не въезжая в город, наш турист повернул на восток на Эзор а-Таасия и, в соответствии с дорожными указателями, направился в сторону Нес Арим и Бар-Гиора до поворота налево. Свернув на указанном перекрестке, турист проехал вверх по шоссе еще около девяти километров и припарковал машину у информационного пункта заповедника Нахаль Долев. Здесь он достал из багажника объемистый походный рюкзак, пискнул сигнализацией, и спустился метров на триста вниз по шоссе, где и вышел на маркированную красным цветом тропу — популярный туристический маршрут.

В предрассветных сумерках маркировка тропы совсем терялась, казалась незаметной и темно-серой, но турист и так хорошо знал предстоящий ему путь. Турист торопился: уже через три — четыре часа здесь, как обычно, появятся первые организованные группы.

Профессиональные экскурсоводы всегда заранее предупреждают, что, идя в маршрут, необходимо запастись минимум темя литрами воды, кепкой с козырьком, солнцезащитными очками, кремом от загара и обязательным фонариком. Наш турист дополнил стандартный набор небольшим стальным ломиком, парой домкратов, системой блоков, четырьмя мощными стальными крючьями, большим мотком альпинистского шнура, карабинами и прочим альпинистским и скалолазным снаряжением.

Солнце только еще собиралось подсвечивать небо из-за гор на востоке, а слабый ветер давал приятную прохладу. Тропа красиво змеилась в обрамлении средиземноморской растительности, дубов, фисташек и темнеющих в предутренних сумерках рожковых деревьев. Быстро шагая по «красной тропе» мимо плантаций и сосновых лесопосадок, турист не обращал внимания на пейзаж, столь характерный для Иудейских гор.

Наш турист торопился, и обязательные красоты интересовали его слабо. Полуторакилометровый путь по экскурсионной тропе привел его к источнику Бейт Итаб. Родник бил внутри небольшого каменного сооружения, окруженного миндальными и масличными деревьями. Но не этот источник интересовал нашего туриста. Поднявшись метров на пятьдесят вверх по склону, он прошел мимо сложенного из крепких известняковых блоков колодца, взобрался немного вверх и поднялся по ступенькам, окруженным террасами с масличными и фиговыми деревьями. Затем он вышел прямо к пещере Меарат а-Теомим, оборудованной примерно тридцатью нишами, некогда использовавшимися для выращивания голубей. Турист раскрыл свой рюкзак, достал легкую каску, закрепил ее на голове и вошел в пещеру, с которой связаны разнообразные предания и легенды. От основного ствола пещеры ответвлялся длинный подземный ход протяжённостью около ста метров, и тут туристу пришлось продвигаться уже в сильно согнутом положении. Насколько было ему известно, истинное предназначение подземного хода до сих пор не разгадал никто, несмотря на многочисленные гипотезы и легенды…

Когда через три часа турист вышел из пещеры на свежий воздух, стало уже совсем светло. Его элегантный походный костюм оказался сильно испачкан глиной и усажен темными пятнами, кое-где порван, смотрелся неопрятно и даже подозрительно. Человек выглядел усталым. Раскрыв свой рюкзак, он достал полиэтиленовый сверток с таким же, но свежим костюмом, быстро переоделся, а свой прежний положил в опустевший пакет. При первой же возможности он потом выбросил его в ближайший мусоросборник. Туда же отправилось и альпинистско-скалолазное оборудование.

Солнце уже осветило вершины гор.

Немного отдохнув, турист направился обратно к своему автомобилю. На полпути ему попалась первая группа организованных экскурсантов. Люди с удивлением посмотрели на высокого, уже немолодого, спортивно сложенного человека, лицо которого скрывал низко опущенный козырек. Увлеченные походом, они скоро отвлеклись и быстро забыли об этой мимолетной встрече. А турист вернулся к своему авто, рядом с которым уже стояло несколько других машин, аккуратно уложил отяжелевший рюкзак в багажник и поехал вниз, в обратном направлении.

Вождение автомобиля в Израиле требует некоторой сноровки, но, несмотря ни на что, в целом дело довольно-таки безопасное. Ездят здесь все — от мала и до велика. Старик за семьдесят и девчонка, едва выглядывающая из-за руля, соседствуют в транспортном потоке с разудалыми ассами, вытворяющими на большегрузных фурах и неповоротливых с виду автобусах элементы высшего пилотажа. Педантичные немцы оценивают израильский стиль вождения, как хаотический и хамский. Россияне же, равно как их коллеги из стран СНГ, полагают, что ничего особенного тут нет — нормальная езда. На самом деле в манере езды израильтян выражаются их наиболее яркие особенности менталитета — ездят они лихо и шумно, явно отдавая приоритет личному удобству перед удобством окружающих. В характере израильтян есть некий элемент здорового пофигизма и пренебрежение к правилам. Почти все прошли армию, привыкли к опасности, у многих есть навыки выживания в трудных условиях, поэтому дорожные угрозы их не страшат.

Наш турист умел ездить по израильским дорогам, а направлялся он к автомагистрали номер два, ведущей в Хайфу. Приехав в город, он не стал делать ничего из того, что положено добропорядочному иностранному туристу. Он не любовался живописной панорамой с горы Кармель, не посещал пещеру Ильи-пророка, не осматривал монастырь кармелитов Стелла Марис и не интересовался Бехайским храмом с его золотым куполом. Он проигнорировал район Мошава Германит, мимо которого проезжал, и не стал задерживаться у Центра информации для туристов. Чувствовалось, что он хорошо знает город.

Турист подъехал к одному из офисных зданий, с большим трудом нашел место для парковки, и направился в контору адвоката Шимона Бейлина, где пробыл около часа. От адвоката он вышел с тощей папкой, из которой выглядывали края каких-то документов. Далее турист направился в другой район, подъехал к местному отделению фирмы, у которой арендовал автомобиль, и сдал машину. Перед сдачей авто, пришлось полностью заправиться: машины здесь сдают с полным баком горючего. Затем турист взял такси, посетил офис компании «Mano Maritime», получил заказанный заранее билет на круизный теплоход «The Iris» (бывший «Константин Симонов»), выполнявший рейсы по маршруту Хайфа — Одесса. Покончив на сегодня с формальностями, турист двинулся в забронированную гостиницу, заплатил за номер и направил свои стопы в ближайший ресторан, где основательно пообедал. Затем немного прогулялся около отеля, а потом поднялся в свой номер и завалился спать. На другой день его ждал короткий путь к пассажирскому терминалу порта и теплоход до Одессы.

* * *

Одесский железнодорожный вокзал (станция Одесса-Главная) выглядит на плане как буква «Г». Поезда заезжают «под перекладину» и упираются в тупики. Такой тип тупикового вокзала получился здесь потому, что в Одессе железнодорожные пути действительно заканчиваются: дальше — только море.

Жарким летним вечером, без десяти шесть, высокий немолодой человек, одетый в светлый хлопчатобумажный костюм, предъявил проводнику железнодорожный билет и международный паспорт. По виду человек был похож на обычного западного туриста, но нормальная русская речь заставляла в этом все-таки усомниться.

Попутчиков у туриста не имелось — двухместное купе в поезде Одесса — Москва было выкуплено полностью. Турист не терпел других людей в общем с собой ограниченном пространстве. Поезд из Одессы идет долго. Предстояло больше суток пути, но турист не сильно беспокоился — у него было чем занять всё это время.

Скорый поезд, следовавший по маршруту Одесса — Москва прибыл на Киевский вокзал почти точно по расписанию: в девять часов двадцать минут вечера по московскому времени. Двухминутное опоздание никого особенно не удивило.

Наш знакомый турист одним из первых покинул вагон, закинул за спину рюкзак, и быстро обгоняя попутчиков, устремился в сторону автомобильной стоянки, где его уже ожидала встречающая машина.

 

20.

Кольчатая нерпа

Ночью я почти не спал от жары. Даже ночная свежесть практически не наступала. Ночи вообще вдруг стали какие-то знойные, душные и тревожные. Утром слазил под душ, слегка вытер голову, кое-как оделся, и вышел немного прогуляться.

Несмотря на прогнозы, на Балтике воцарился антициклон, утро снова выдалось солнечным и тихим. Птицы давно уже не пели, только кое-где кто-то чирикал и посвистывал. Среднесуточная температура продолжала увеличиваться, приближаясь к климатическому рекорду за минувшие годы наблюдения. Прошедший накануне короткий ливень принес только временное облегчение. Интересно, куда подевался знаменитый прохладный воздух балтийского региона? И так везде. В интернетовских новостях писали, что в Подмосковье возникли лесные пожары, горела земля, а воздух в Москве уже отравлен едким дымом.

Солнце не скупилось, и день обещал быть серьезным. Я опять нарушил пансионатные инструкции, и перешел границу отведенной для отдыха территории. Представьте себе: вы мягко ступаете по сосновой хвое и всей грудью вдыхаете ароматный смолистый воздух. Вы слушаете лесные звуки, наслаждаетесь синим небом и совсем, просто ни капельки, не думаете о насущных проблемах и непреодолимых трудностях. Представили? Тогда вы поймете мои тогдашние ощущения. Сравнительно рыхлые кроны сосен казались ажурными и прозрачными, пропускали много света, и затенения почти не было. Зато здесь было прохладно и сухо. Сосновый лес действовал на меня успокаивающе и благотворно — недаром именно в сосновых лесах, где в воздухе витают целебные фитонциды, устраивают всякие лёгочные санатории и люфт-курорты. Мне уже было наплевать на правила, а лес манил, поэтому я и шел по заповедной зоне, величественному и просторному, как готический собор лесу. Стройные колонны сосен возносились к небу, наполняя пространство едва слышным гулом, а разогретый лесной воздух сладко пах хвоей и смолистой корой. Вдруг деревья стали низкорослыми а потом и совсем уступили место кустарникам. Я вышел к берегу. Тут тоже оказался столб, снабженный продолговатым белым щитом. Очень похожий щит, только без тюленя и с другим текстом однажды уже довелось видеть перед первой встречей с Голубикой. На щите кроме обязательного «кирпича» — запрещающего дорожного знака — был отлично исполненный рисунок тюленя с пятнистой серой шкурой и небольшой блок текста под ним.

Стой! Далее проход категорически запрещен!

БАЛТИЙСКАЯ КОЛЬЧАТАЯ НЕРПА

Phoca hispida botnica (GMELIN 1788)

Балтийский подвид кольчатой нерпы. Первоначально была распространена практически на всей акватории Балтийского моря. В российских водах встречается в Финском заливе и крайне редко вдоль побережья Калининградской области. В акваториях России основные места концентрации находятся в районах островов Тютерс, Сескар, Легланд, а также у Кургальского и Кискольского рифов. Обитает в условиях пониженной солености морской воды. Для размножения использует припайные льды вдоль морского побережья и островов. В летне-осеннее время держится в заливах, бухтах и устьях рек и заходит в фьорды. Предпочитает залегать на небольших островах и отдельных камнях. Крупных скоплений не образует. Подвид занесен в Международную Красную Книгу, как подвид с постоянной тенденцией к сокращению численности. Промысел запрещен, лёжки и места размножения подлежат особой охране.

(Красная Книга России)

Я подошел к самому берегу. Отовсюду, словно спины ископаемых исполинов, торчали округлые камни и стесанные ледником плоские гранитные скалы — «бараньи лбы». Вдалеке что-то делали крикливые чайки, бакланы монашескими силуэтами чернели на выступающих из воды камнях.

Недалеко от воды, на сухом пляжном песке, в тени невесть как выросшего тут кустика аккуратно лежали светлые штаны и рубашка. Точно в таких же при наших встречах щеголяла Голубика. Решив, что девушка купается, я отошел подальше, уселся на какой-то валун и стал ждать.

Прошло что-то около часа, но ничего не менялось, только солнце двигалось к своему суточному максимуму. Никто не вышел и не пришел. Тогда я вернулся к оставленной одежде и приподнял рубашку. Она явно находилась тут никак не меньше суток — песок под ней оставался влажным. Я аккуратно положил рубашку так, как было, снова сел и задумался: увиденное навевало разные нехорошие мысли. Постепенно сделалось совсем жарко. Парило будто в Сочах в разгар курортного сезона. И где, спрашивается, обещанный кем-то шторм? Хотелось пожелать коллективу «Прогноза погоды» дальнейших творческих успехов. Надо бы попросить высшие силы о дожде и прохладе, но не услышат же, проигнорируют.

Солнце пекло уже вовсю, балтийская волна казалась удивительно заманчивой, и возникло сильное желание немного искупнуться. Вокруг не было ни одной человеческой души, и, ничем не рискуя, я сбросил свою одежду и вошел в воду. Вода выглядела чистой и прозрачной, песок на дне покрывала характерная рябь, какие-то мелкие рыбешки бросились от меня прочь.

Когда вода достигла пояса, и я уже собирался плыть, кто-то громко вздохнул. Посмотрев в сторону звука, увидел на ближайшем выступающем из воды камне крупного зверя. Тюлень. Вернее — нерпа. Примерно полтора метра длиной, может — чуть меньше. Никогда раньше не доводилось видеть нерпу на воле. Насколько знаю, эти животные очень боятся людей, и сразу же ныряют. Но эта не убегала, а смотрела прямо на меня своими огромными влажными глазами и будто бы улыбалась довольной мордой. С левой стороны, вдоль всего тела, почти от самого глаза и до заднего ласта тянулась узкая светлая полоска. Видимо, животное сильно поранилось когда-то, а потом, когда повреждение зажило, шрам остался, но цвет меха на нем навсегда сделался другим. Я медленно двигался вперед, стараясь не отпускать взгляд от зверя. После очередного моего шага, нерпа опустила голову и почти без всплеска ушла под воду.

 

21.

Экологическая тропа

Завтрак я пропустил, а когда вышел к «кают-компании», трапеза уже закончилось. Зато собиралась экскурсия по острову, почему-то названная «экологической тропой».

Экологическая тропа считалась одним из обязательнейших экскурсионных мероприятий. «Тропу» вел сам Николай, «наш фюрер», как его по любому поводу называл «Вадик». Сначала нас построили, будто лагерных пионеров, в колонну по одному, провели перекличку, и был назначен старший — толстощекий Прокл Вильгельмович Апраксин. По какому поводу именно он — сказать затруднительно, видимо, просто так, без всякого повода. Потом Николай долго выяснял, отчего отсутствуют некоторые отдыхающие, и пытался кого-то послать на предмет их срочной доставки. Никто не пошел, и затея отмерла сама собой. Далее начался краткий инструктаж. Текст напутствия наш директор вытащил, скорее всего, с какого-то интернетовского сайта, а уж потом выучил наизусть.

— Экологическая тропа, — объяснял главный администратор пансионата, — обустроенный маршрут в особо охраняемой зоне, созданный с целью экологического просвещения отдыхающих, с помощью установленных по маршруту информационных щитов и увлекательных лекций. В ходе экскурсии мы поговорим о сложных связях, существующих между живыми и неживыми объектами. На примере различных природных сообществ мы увидим функционирование природных биоценозов и те изменения, которые вносит человек, прямо или косвенно воздействуя на них. На примерах оборонительных сооружений времен войны вам расскажут о влиянии человека на биосферу в целом и на отдельные ее компоненты, а также о тех природоохранных мероприятиях, которые в настоящее время призваны поддерживать нормальное функционирование природных систем. Всем идти строем и не расходиться. А сейчас получите сухие пáйки и воду.

В результате такого серьезного вступления все резко загрустили и «задудонились», но отступать было уже некуда. Николай раздал всем «сухие пáйки» и по две литровые бутылки воды на каждого, еще раз оглядел «строй» и повел группу вперед, шагая свободно и быстро, словно солдат на марше. Замыкал нашу маленькую колонну назначенный «старший». Он будто следил, чтобы никто, не дай бог, не сбежал и не покинул столь важное мероприятие.

Экскурсия оказалась долгой и крайне утомительной. Целых семь часов под палящими лучами. Правда, было несколько привалов у воды, но солнца и зноя в тот день оказалось столько, что потом хватило уже надолго.

От жары, последствий бессонной ночи и в результате отсутствия завтрака, устал я довольно-таки быстро. Кроме всего прочего вдруг разболелась вылеченная Голубикой нога. В результате постепенно отставал, и в какой-то момент оказался рядом с Проклом Апраксиным. Толстяк был одет в безразмерную майку, которую язык не поворачивался назвать футболкой, цветастые трусы-бермуды до колен и походные сандалии, вроде тех, что некогда носили римские легионеры. Широкая пляжная шляпа прикрывала голову нашего «старшего».

— Я смотрю, вас не очень увлекает эта экскурсия? — спросил он, когда мы уже поравнялись.

— Да, совсем не увлекает. Надо было остаться.

— А мне нравится, да и жирок полезно растрясти, — самокритично хихикнул толстяк.

— Наверно, я слегка переоценил свои силы, — неохотно признался я. — Сегодня плохо спал, пропустил завтрак, и теперь ноги как-то плохо ходят.

— Ну, что ж вы так! Вы же еще молодой! Посмотрите вон на наших старичков — идут, как заведенные. А они же вам в родители годятся! Плохо питаетесь почему? Тут же вполне прилично кормят.

— Немного отравился. Наелся голубики. Она рано созрела в этом году, и я переценил свои силы: живот болит, — почему-то соврал я.

— Странно, тут все экологически чистое. Если только не около бункеров, там и вправду можно отравиться.

— У каких бункеров? Это куда нас возили на баркасе? Там что ли?

— Там. Вроде бы в войну туда складировали боевые отравляющие вещества, потом все вывезли, но мало ли… Купите в нашей аптеке что-нибудь от живота. Фестал например. Если там нет, дам вам капсулу одного лекарства — отлично помогает. Напомните потом, перед обедом.

Дальше мы еще о чем-то говорили, но я почти забыл тот диалог. Ничего значащего больше сказано не было. Потом у меня открылось «второе дыхание» и идти стало легче. Подробно рассказывать об «экологической тропе» — дело неблагодарное, тем более что широкие шаги нашего военизированного экскурсовода меня все-таки здорово вымотали. Он честно стремился показать Остров с его наиболее увлекательной и выгодной стороны. Даже продемонстрировал никогда не работавший Северный маяк, что возвышался на северо-западном мысу и откуда якобы открывался захватывающий вид на остров и залив. У маяка мы сделали привал и съели свои «пáйки», запив их водой из бутылок. Вместе со всеми, по гулкой винтовой лестнице я послушно поднялся на этот маяк, но мне в тот момент было уже не до увлекательных пейзажей. Таинственно, но утомительно и невероятно скучно. В конце концов, природа над нами сжалилась: собрались тучи, и пролился вполне конкретный дождик, промочивший всех до самых костей. После экскурсии, я едва доковылял до своего домика, зато все остальные, несмотря на долгий маршрут, жару, длинные нудные лекции и заключительный дождь, казались абсолютно свежими, будто и не ходили никуда. Только зверски проголодались. По случаю длинного похода распорядок оказался нарушен: нормальный обед отменили вообще, а ужин сдвинули на один час.

 

22.

Набат

Тем временем «умеренное» балтийское лето разошлось вовсю. Близость воды почему-то почти не помогала, и если бы не регулярное купание в заливе, жить стало бы совсем трудно.

Пресловутый ловец снов в моем изголовье явно не работал или был ошибочно настроен на другую волну. Спал я плохо. Временами просыпался от привидевшихся кошмаров. Один раз даже приснилось, что где-то громко взорвался «Метеор», что должен отвезти всех нас на большую землю, и теперь придется оставаться тут навечно; потом появился пьяный сосед с нижнего этажа, который всегда снился к каким-нибудь неприятностям; а в заключение привиделась моя первая любовь, но в каком-то экзотическом виде. Она просто смотрела на меня и молча качала головой.

Было душно и, просыпаясь, я весь изнемогал от отсутствия ночной прохлады. Слышались звуки, глюки, около моего домика кто-то тихо ходил, по крыше бегали чьи-то маленькие ножки, а под полом упорно скреблись некие существа. По свидетельству одного из щитов, что стоял на границе пансионата, на острове жило несколько видов «позвоночных млекопитающих». Тут обитали белки, мыши, полевки, летучие мыши, землеройки и ежи. Еще вроде бы где-то жили садовые сони. Ну, а на прибрежных пляжах, камнях и отмелях могли находиться нерпы.

В одну из таких ночей, проворочавшись минут тридцать, я встал, принял холодный душ, снова лег и все-таки уснул. В очередном кошмаре причудилось, будто лежу я на пляже и занимаюсь любовью с самкой нерпы, а затем воспитываю детеныша-белька. Разбудило что-то непонятное. Рядом с кроватью кто-то стоял.

— Хочу к тебе, пусти, — тихо сказала Валерия.

Я безмолвно подвинулся. Как говорил Жванецкий — «лучше промолчать и показаться дураком, нежели заговорить и не оставить на этот счет никаких сомнений»…

— Слушай, а как ты… стала… ну, как выбрала свою работу? — спросил я, когда остались только слова, а все действия иссякли. Мы лежали и смотрели вверх, в темноту.

— Захотелось поговорить? — спросила она в ответ, убирая свой локоть из-под моего затылка. — Вот правильно делаешь, тихо, шепотом, тут прекрасная слышимость. Давай уж говорить все прямо, как оно есть. Хочешь спросить, почему сейчас работаю убийцей?

— Типа да, — сдержанно подтвердил я.

— Не зли меня и так уже трупы прятать некуда!.. Шучу я, шучу, на самом деле мест еще полно. Вообще-то исповеди в мои обязанности не входят.

— Знаю, но все-таки интересно. Меня самого давно уже пора ликвидировать за излишние знания, и пока это еще не случилось, хочется удовлетворить естественное любопытство.

— А вот этот твой друг, что сюда тебя пристроил, он как? Тоже исповедовался перед тобой?

— Ты не поверишь, но да! Причем неоднократно. С ним все понятно и ясно. А вот в твоем случае…

— …а в моем случае тоже все ясно. В какой-то момент пришлось выбирать — или садиться в тюрьму или становиться тем, кем сейчас являюсь. Свобода показалась привлекательнее.

— Такой выбор? В твоем возрасте?

— Ну и что? У нас могут, начиная с четырнадцати лет, вполне конкретно посадить. Наступает ответственность за особо тяжкие. Вот тут меня учитель и подобрал. А затем, по мере обучения, так увлекло, что стало интересно. Даже понравилось. Сейчас мне уже девятнадцать, а иногда так вставляет, что потом дня три хожу как под кайфом.

— Ты шутишь?

— С чего бы? Кто-то мудро выразился, что личность, давным-давно утратившая в себе сомнительный пережиток человечности, именуемый «совесть», обожает наблюдать муки совести других персонажей, да и вообще нравственные муки, что сродни театру: ты не умеешь, зато смотришь, а кто-то — творит, и как творит! Это вообще-то не мои слова, даже не помню чьи. Не то в кино было, не то в книжке какой-то прочиталось, вот и прилипли к памяти. Меня обучили всяким хитростям и тонкостям. Менять внешность, незамечено для окружающих появляться там, где надо, пользоваться разным оружием, спецсредствами, применять на практике теоретические знания. Вбивали в голову сами эти знания. Много всего.

— Это понятно. А твоя гендерная неопределенность? Как-то возникло или врожденное качество?

— С самого детства было. Меня упорно воспитывали как девочку, что поначалу дико бесило. Мне нравилось всё — и футбол, и куклы, и машинки, и пистолетики. Даже девчачьи костюмчики. Когда как. А вокруг всё твердили, что это тебе нельзя, это для мальчиков, а ты — девочка, тебе нужно только то, а это нельзя. В конце концов оказалось, что мне нужно и то и это.

— А почему я?

— В смысле?

— Почему сейчас именно я?

— А, ты об этом. Надо же мне было с кем-то потрахаться. А ты и так про меня все знаешь, вроде бы вместе кого-то ищем. Идеальный вариант при местном дефиците. Остальные все заняты. Кажется, меня к тебе тянет. Самую капельку. По крайней мере, улыбаюсь и с удовольствием делюсь мыслями, словами, идеями. Смеяться стала.

— Это хорошо? — спросил я.

Она повернула голову в мою сторону.

— Для меня, в общем-то, неплохо. Знаешь, как сюда попала? Почти случайно. Был у меня один заказ. Долго сидела, ждала клиента, а когда заказ выполнила, то впервые за четыре дня вышла на улицу днем, с улыбкой на лице, но через полчаса мое терпение лопнуло. Знаешь почему? Меня чуть не стошнило. От людей. Омерзительных, потных, вонючих, озлобленных. Интересно, они свои рожи-то видели? Все эти страшные молодые бабищи... Ну, как, как? девушка, которой не больше двадцати может смотреться будто старая баба, одеваться как приподъездное быдло, совершенно не следить за тем, что у нее одежда выглядит будто половые тряпки и несет от нее, прости, как от лошади? Такое ощущение, что большинство решило забить на себя. Мол, лето же, жара, так зачем ухаживать за собой? А еще все эти отвратительные мужики с пивными брюхами, тремя подбородками и щетиной! Ну, молодые же, здоровые, так какого черта себя до такого свинского состояния доводить? Идут по улице, жрут, пиво хлещут. Да вместо того чтобы пиво, лучше б спортом занялись, за питанием последили... потрахались бы, в конце концов — тоже хорошо способствует улучшению формы. Со всех ног полетела домой и решила до ночи на улицу не выходить. Включила комп, проверила почту и опаньки — тут-то меня и пригласили в этот пансионат.

— А кем ты официально работаешь?

— Вообще-то в универе учусь, а работа нашлась только недавно. Пригласили меня тут давеча и на первое собеседование. Пришла я, все шикарно. Налили меду в уши, чем немало увеличили мое чувство собственного достоинства, рассказали, что у меня и перспективы, и опыт, и видение информационного поля, и понимание специфики работы. Предложили хорошие условия, вплоть до участия в составлении технического задания. А через пару дней руководитель проекта, который собеседовал меня первый раз, сказал, что со мной хочет познакомиться генеральный директор их филиала. Руководитель пояснил, что это даже не собеседование, а просто гендир хочет посмотреть, кто будет работать в их компании. Сказано — сделано. Приняв максимально приличный образ порядочной девочки, отправилась на знакомство. Знакомство проходило в присутствии руководителя проекта — он скромно сидел в уголке и не смел даже взглянуть на своего босса, который тем временем, отжигал. Он не задал ни единого вопроса по сути, однако поведал некоторый объем новой информации. Так, с его слов узнала, что нас много таких недоучек, кто нахватавшись всего по верхам, возомнили себя специалистами, а теперь и вовсе пытается попасть на работу в их благословенную компанию. Что лично ничего толком не знаю и не умею, и даже не имеет смысла это проверять, поскольку гендир — человек, несомненно, огромного ума, колоссального опыта и нечеловеческой интуиции — видит во мне никчемность и тупость невооруженным взглядом. Что, прикрывая свою некомпетентность, пытаюсь выехать на использовании в речи технических терминов, значения которых сама не знаю и никогда не узнаю, а если и узнаю, то не пойму, поскольку ума у меня — кот наплакал, и плакал он от осознания непроходимого моего идиотизма. Все это говорилось быстро, перебивая и не давая вставить и слово, а если и задавал какой-то вопрос, то не давал ответить, как тут же пускался в пространные рассуждения о том, какие мы — все молодые тупые и никчемные.

— А что ты? — спросил я, изо всех сил стараясь изображать заинтересованность. На самом-то деле эта история была мне малоинтересна, и увлекала не более, чем камлание сибирского шамана.

— Как реагировала? Сначала еще пыталась возражать и парировать, потом же, поняв, что спорить с этим человеком бессмысленно, просто уставилась в стену мимо его старческого лица и, кивая, говорила вполголоса нечто вроде того, что не буду с ним спорить, поскольку его возраст, опыт и ум позволяют ему составить более объективное, несомненно, мнение обо мне, чем есть у меня самой. Закончилось собеседование на фразе: «Уведите ее отсюда». Потом молча встала и, пожелав успехов в труде и личной жизни, вышла.

— Это был такой стресс-тест? Нечто подобное уже слышал.

— Да, угадал. Спустя пару минут вышел руководитель проекта и сказал, что это был так называемый стресс-тест, или стрессовое собеседование, нацеленное на то, чтобы вывести соискателя на эмоции и посмотреть его реакцию в сложной ситуации. И таки да, этот тест прошла, поскольку ответила на конфликт едким тоном, пожеланием успехов в работе и замечанием о возрасте, уме и опыте гендира, что последнему очень понравилось. К слову, гендиру лет шестьдесят, наверное. Я тоже догадалась, что к чему, поскольку однажды в жизни уже наступала на такие грабли. Тогда не прошла, поскольку практически послала работодателя далеко и надолго, причем четко объяснила куда именно. Уже дома принялась усердно гуглить. Чувствовала, что где-то тут что-то не так, и надо во всем разобраться. Гугление, как всегда, помогло — узнала, что такую штуку, как стресс-собеседование, придумали в США, а наши кретины радостно подхватили нововведение Запада. Толком даже не разобравшись, как надо проводить подобные испытания для соискателей, решили, что главное — это облить человека дерьмом, да побольше. По идее же, соискателя должны спрашивать, не возражает ли он против проведения стресс-теста? А вдруг у соискателя сердце слабое и при малейшем волнении может наступить инфаркт? Это, во-первых. А во-вторых, после окончания стресс-теста босс, устроивший головомойку неповинному соискателю, должен извиниться за доставленные душевные стенания. Меня же ни предупредили, ни извинились.

— Тем не менее, — зачем-то уточнил я, — ты там сейчас работаешь?

— Работаю, и даже чем-то помогаю с компьютерами. Но скоро уйду. У них там сисадмин оказался полный мудак, а мне постоянно приходится быть девочкой. В результате босс этой шараги стал меня лапать и намекнул, что либо трахаюсь с ним по его правилам, либо вообще не будет никакой жизни. Такова была общая практика в той фирме, и через босса прошли все девушки, кто поступал туда на работу. У него была лигрофобия — боязнь темноты, поэтому все делалось на ярком свету. Это, по мнению начальника, укрепляло «корпоративный дух». Вообще замечено, что если нормальную «тургеневскую» девушку начать стандартно трахать, то через некоторое время она отходит от своих одиночных мыслей, зеркал и свечей, вышиваний, любовных книжек и начинает наоборот: активно потреблять пиво, любить шумные компании и вообще, всячески интересоваться жизнью. Не обращал внимания? А зря. Особенно это проявляется в любви к общению. Как-то раз, пережив похожий период, обнаружила, что мое желание подружиться с кем-нибудь хорошим время от времени сменяется полнейшей апатией и неверием в то, что такое вообще возможно даже теоретически. Может ли наличествовать в этом мире человек, к которому я не буду придираться по всяким пустякам? Будь он хоть святым, я выставлю немыслимое количество условий, выигрышных исключительно для себя, и устрою какое-то посмешище.

* * *

Остаток ночи я спал как убитый, несмотря на жару.

Когда проснулся, рядом никого уже не было. Это как? Все приснилось что ли? Нет, конечно, не может такого быть. Разбудил колокольный звон. О том, что означает непрерывная череда ударов «рынды», нам почему-то не сообщали. Забыли видимо. Или не сочли нужным. Возможно, что не в курсе был только я, потому что все остальные уже со всех ног бежали к «кают-компании» на общий сбор. Может, это и есть набат? Говорят, что на берегах Финского залива и Ладоги набатный звон применялся и во время сильных туманов, пожаров и бурь, а в качестве сигнала тревоги использовался до восемнадцатого века. Но сейчас никакого тумана не было, бури не предвиделось, пожара вроде тоже не наблюдалось. Корабельный колокол или «рында», как его именовал наш директор, висел на специальном сооружении, похожем на виселицу. Сама эта «виселица» стояла за заборчиком у входа в административный корпус, а пользовались колоколом только Светлана или Николай.

Колокол звонил.

Светлана непрерывно теребила «рынду», и когда я подошел ближе, стало понятно — случилось нечто ужасное: слишком встрепанные волосы и перепуганное лицо было у заместителя директора пансионата. Мне-то казалось, что она всегда спокойная, будто удав, и вывести ее из равновесия просто невозможно.

Как только все расселись за столиками «кают-компании», так в дверь тут же влетела растрепанная Светлана и сходу огорошила нас:

— …Дмитриев погиб!

«Дмитриев? — подумал я, — это же тот самый вертлявый мужик, что сразу не понравился мне еще на теплоходе. Он еще чем-то напомнил сутенера из итальянского кино. Как звали-то его, дай бог памяти? Питирим Нилович!»

— Что? Как? — вместе с кем-то еще, громко спросил я, поскольку до меня никак не доходило значение случившегося. Сохранялось ощущение, что все еще сплю.

— Как погиб? Убит. Сегодня ночью. — Просто объяснила Светлана. Потом немного подождала и уточнила: — С особой жестокостью. Его разорвало на куски. Вернее — взорвало. Уже вызвали опергруппу, и скоро прилетит вертолет.

* * *

Следствие расположилось в свободных домиках, в один из которых вызывали «отдыхающих» на допрос, в другом развернули что-то типа походной лаборатории, а в оставшихся поселились сыщики.

Сыщиков приехало трое. Один допрашивал людей, второй осуществлял предварительную судмедэкспертизу, а что делал третий, я так и не понял.

Ожидающие вызова «отдыхающие» расположились на ближайших скамейках. Говорили мало — чаще всего перебрасывались какими-то малозначительными фразами и делились всеобщей обеспокоенностью. Как я уяснил из случайных разговоров, с погибшим вообще мало кто контактировал, а те немногие, кто его знал, отзывались о нем как-то неотчетливо и малоуважительно. Погиб человек — и ладно.

Часа через полтора настала моя очередь.

Опрос проводил молодящийся субъект, чем-то похожий на Мика Джаггера. Он даже не скрывал, что все происшедшее его мало интересует, главное — с соблюдением всех формальностей, довести дело до конца и закрыть с правдоподобным результатом. У меня он сразу же вызвал антипатию, и, по-моему, это ощущение было взаимным. Он говорил какими-то стандартными казенными фразами, видимо, специально разработанными для таких вот допросов. Кто он, опер, следак или кто там ведет допрос свидетелей? Я плохо ориентируюсь в современной классификации правоохранительных сотрудников.

— Вы хорошо знали Дмитриева? — спросил меня этот сотрудник после того, как стандарто-формальные вопросы закончились.

— Вообще не знал. Первый раз увидел его только при посадке на катер.

— Разговаривали с ним? — безразличным ко всему голосом спросил дознаватель.

— Никогда. Видел редко. Он мелькал во вовремя завтраков обедов и ужинов и все. Даже на экскурсии с нами не ходил, и на моих глазах ни с кем не общался.

— Как вы можете объяснить такое поведение погибшего?

— Не знаю как. Он будто избегал общения.

— Он с кем-нибудь из отдыхающих встречался, разговаривал? Может, дружил?

— Не замечал. По-моему он всегда предпочитал одиночество, во всяком случае, со стороны это выглядело именно так.

— Теперь такой вопрос. Тут показали, что перед гибелью он покупал таблетки фестала. Вы не знаете, он жаловался на здоровье? Может, чем-нибудь болел? Или что-нибудь говорил на эту тему?

— Нет, ничего такого ни от него, ни от кого-либо еще я не слышал, — как можно серьезнее ответил я. — Мы вообще не разговаривали.

— А почему? — последовал вопрос в мой адрес.

— Не возникло повода. Я приехал сюда только для того, чтобы спокойно отдохнуть, и вроде бы обещали уединенное пребывание вдали от цивилизации. За одиннадцать месяцев устал от работы и от людей.

— А кем вы работаете, если не секрет?

— Никаких секретов. Компьютеры настраиваю, соединяю их в сети и объясняю самым разным умным людям, как этими железками надо потом управлять.

— Скажите, а вы со всеми так привыкли разговаривать? — немного удивленно спросил следователь, и в его вопросе промелькнули какие-то человеческие нотки.

— В смысле? — не понял я. — Что-то не так?

— Все так, просто вы часто общаетесь в таком свободном тоне?

— Всегда. Мне нечего скрывать, — покривил душой я, надеясь, что этот дознаватель не владеет способностями детектора лжи.

Наконец, меня отпустили.

Я вышел и приблизился к скамеечке недалеко от «следственного» домика, где ожидали своей очереди еще несколько отдыхающих. На мои попытки кого-нибудь разговорить или что-нибудь выяснить, все отделывались общими словами. О случившейся трагедии отдыхающие предпочитали молчать и не затрагивать ее. Будто сговорились.

 

23.

Белое полотенце

После того, как «следственные действия», наконец, угасли, я вернулся в свой домик и хотел просто поваляться на тахте с книжкой, к которой давно уже не притрагивался. Требовалось отдохнуть от нервного перенапряжения.

Тут мой взгляд упал на одно из кресел: там лежали аккуратно сложенные роллерские штаны и рубашка, а рядом на полу валялись кроссовки. Из ванны вышел завернутый в широкое белое полотенце «Вадик». Его появление вызвало что-то похожее на досаду, и я недовольно посмотрел на бигендера: в тот момент не хотелось ни говорить, ни думать о чем-либо серьезном. Не говоря уже о всем прочем. Тем более, что сейчас это был именно «Вадик» а не Валерия.

— Чего разлегся? — спросила девочка-мальчик, усаживаясь в другое кресло.

— Я у себя дома, как-никак. Что хочу, то и делаю. А тебе же починили горячую воду. Или еще нет?

— Надо поговорить. Есть мысли по поводу?

— Да какие тут мысли, — буркнул я, еще раз убедившись, что, судя по всему, в данный момент к этому существу следовало обращаться в мужском роде. — Что теперь будет, не представляю.

— А чего тут представлять? Наверное, когда следствие закончится, тот домик сломают и построят новый. Может и не построят, а только сломают. Или так оставят, но это уж вряд ли. Кто ж захочет жить в доме, где взорвался реальный чел? Как уже определила предварительная экспертиза, внутри тела этого несчастного взорвалось неустановленное взрывное устройство мощностью до ста граммов в тротиловом эквиваленте. Весь домик изнутри залит кровью, не видел, нет? А я успел посмотреть. От этого чувака остались только голова, руки, ноги и многочисленные кровавые ошметки. Их выплеснуло на стены и потолок, залепило все окна, но сами окна не пострадали, зато взрывной волной вышибло дверь. Странно да? Эксперт потом матерился по-черному, когда соскребал отовсюду эти останки. Внутри тут везде некрашеное дерево, его от крови хер отмоешь…

— А ты откуда знаешь, что эксперт матерился?

— Слышал. Через стены. Кстати, по предварительному заключению этого эксперта, все произошло где-то часа в два ночи.

— Той ночью что-нибудь было? — спросил я, имея в виду наши ночные разговоры с Валерией и то, что им предшествовало. — Или все пригрезилось?

— Тоже слышал? — не понял, или притворился, что не понял «Вадик» — Многие проснулись от взрыва, но решили что это или гром, или приснилось, как и тебе.

— Как так могло случиться, что взрыв, разорвавший человека в клочки, мало кто слышал?

— Ну, положим, слышали-то его все, просто не придали значения. Меня больше интересует, почему окна не вылетели и стекла уцелели? А звук был необычно тихий для такого заряда, это да. Я тоже просыпался, но потом опять быстро заснул. Кстати, этот комиссар Мэгре считает, что наш общий друг покончил с собой. Типа, суициднул. Такой вот оригинал оказался. И наш фюрер с этим согласен.

— Вообще-то он не друг, не знаю, как ты, а я его раньше в глаза никогда не видел. Вообще. Первый раз на причале встретились, перед самой посадкой на «Метеор».

— Неважно, — махнул рукой «Вадик», при этом полотенце начало сползать с груди, в результате я увидел перед собой девушку, и это всё поменяло. — Он приехал сюда в нашей компании.

— Мне вот только что непонятно: как можно проглотить сто грамм тратила вместе с дистанционным взрывателем? А потом взорвать? Да и зачем столь причудливо? Разве такое возможно?

— Вообще-то возможно, только это ставит версию местного сыскаря под большой вопрос, — пояснил «Вадик» поправляя съехавшее полотенце. — По-моему тут самое настоящее убийство.

— По-моему, тоже, — кивнул я. — Ты что-то знаешь? Или просто подозрения?

— В том-то и дело, что знаю. Есть такое взрывное устройство. Выглядит как обычная лекарственная капсула. Беленькая такая, но цвет, как ты понимаешь, ничего не значит. Разработана она была для спецагентов, выполняющих особые задания. Капсулу можно проглотить, а после этого совершено спокойно пронести куда угодно. Слышал про «глотателей», которые так героин провозят? Ну, вот то же самое, только с иной целью. Глотает человек эту капсулу и идет куда ему надо. В какую-нибудь закрытую зону. Его там проверять могут как угодно — тут хоть промывание желудка делай, хоть в задницу заглядывай — ничего не найдешь. А потом этот человек принимает слабительное, идет в удобный сортир и вытаскивает из своего дерьма эту замечательную штучку. Отмывает и закладывает куда положено, а потом уходит. Дальше — дело за техникой. Причем в таком формате были изготовлены не только дистанционные взрыватели, но и другое полезное оборудование, для прослушки например и для наблюдения. Разработка секретная, строго сертифицированная, но сам понимаешь — если где-то что-то полезное изобрели, то украдут потом всенепременно. В состав такой взрывной капсулы обычно  входит микроэлектронное устройство, управляемое через спутник, миниатюрный заряд сверхмощной взрывчатки и защитная оболочка.

— Что же за взрывчатка такая, что объем таблетки эквивалентен ста граммам тротила?

— Есть такое взрывчатое вещество, называется гексанитрогексаазаизовюрцитан.

— Чего-чего? — не понял я. Слово казалось длинным и непроизносимым. — Гексанитро… чего? Можно еще раз?

— Гексанитрогексаазаизовюрцитан. Или, он же — це-эль-двадцать — самое мощное неядерное взрывчатое вещество известное на сегодняшний момент. В пятнадцать раз мощнее октогена, который, в свою очередь, в четыре раза мощнее знаменитого гексогена.

— Так… а когда-то известная красная ртуть, разве не она самое мощное взрывчатое вещество? Нет? Я думал, что тоже сверхмощная взрывчатка какая-то.

— Красная ртуть, — пояснила Лера, — просто выдумка бульварных писак, киношников и журналюг, а сама история была лишь масштабной дезой. Каким-то жуликом был придуман термин, о котором ничего не было известно таможенникам. И под декларацией «красная ртуть» могли просто золото вывозить или какие-нибудь радиоактивные материалы. Обогащённый уран, например, или тот же плутоний. Вдобавок, отличная мистификация, чтобы лохам головы морочить. Кстати, самый обычный сульфид ртути — киноварь — красного цвета, да и окись ртути красно-оранжевая. Говорят, лет двадцать назад на одном из крупнейших заводов по заказу кого-то неизвестного рабочими было украдено три мешка этого вещества. Заказчик полагал, что там и есть та самая красная ртуть.

— Про это знаю… — задумчиво сказал я. Я действительно помнил издевательские статьи в прессе на эту тему.

— Ну и вот. Без понятия, врут или нет, но еще перед самой бомбардировкой Ирака Саддам Хусейн вроде бы заявил, что готов уплатить миллиард долларов всякому, кто достанет хоть грамм этого волшебного вещества. Никто не клюнул, как видишь.

— А может, и клюнул! Подсунули бедному Хусейну ту же окись ртути за миллиард баксов. Отсыпали этого ворованного с завода порошка, и продали.

— Этого не знаю. Знаю только, что в те махинации были вовлечены крупные наши госчиновники и влиятельные бандиты.

— Погоди… Чтобы устройство с этим твоим гексанитро- чего-то там, могло ловить спутниковый сигнал, оно должно быть покрупнее таблетки, нет? Или я что-то не так понимаю?

— Не совсем так: само устройство, что принимает спутниковый сигнал, может располагаться снаружи, — терпеливо разъяснил «Вадик». — Например, рядом с домом. А непосредственно с таблеткой связь идет по совсем другому каналу. Ну, типа доступа в Интернет через вай-фай.

— Ясно, — как всегда сказал я, когда мне ничего не бывает ясно. — Но зачем осуществлять всё столь затейливо?

— Вот в том-то и дело. Не логично как-то. Тут можно только гадать и высказывать идеи и мысли. Возможно, что начал развлекаться твой маньяк.

— Они у тебя есть? — переспросил я с вялой надеждой услышать хоть какую-то версию случившегося.

— Кто «они»?

— Идеи? Мысли?

— Есть, конечно. Такая умная мысль, что все тараканы у меня голове аплодировали стоя. Вот слушай. Приведу один пример, из совсем другой области, но ты оценишь и поймешь суть. Подцепили тут у меня на работе, на официальной работе, как ты понимаешь, очередной вирус…

— А где ты работаешь? — не утерпел и спросил я.

— А какое это имеет для тебя значение? Так вот, подцепили у нас компьютерный вирус. Компьютер полностью заблокирован, страшная заставка, что вы, мол, смотрели запрещенную порнографию с элементами зоофилии и прочих криминальных гнусностей, а за это вас, таких нехороших, наказала специальная служба МВД. И герб этого самого МВД, а внизу логотип Касперского, чтобы, значит, сомнений никаких. Предлагается послать СМС-ку на какой-то короткий номер, где вместо текста вписать длиннющий ряд цифр, или заплатить пятьсот рэ через терминал на указанный счет.

— Ага. Известно же, что компьютерные вирусы цепляют от виртуального секса, — мудро произнес я.

— А кстати, да, вариант. Причем, не первый раз уже такое. Иногда хочу повесить такой плакат на доске объявлений: «Пользуйтесь только проверенными порносайтами!»

— Раньше к венерологам лечиться бегали, а теперь — к айтишникам. И что ты потом сделал? Повесил все-таки этот плакат? — вполне серьезно спросил я, потому что недавнее происшествие сильно подкосило мое чувство юмора.

— Особо даже не заморачивался. Винду переустановил, проги заново проинсталлировал, и все дела.

— Знакомая ситуация, — согласился я. — Платить, конечно, глупо. Систему со всеми прогами переустанавливать — геморройно, долго, а главное — непрофессионально. У нас тоже время от времени обязательно кто-нибудь подобную дрянь ловит. Причем совсем необязательно как троян с порносайтов. Заходишь так на некий государственный портал, и хочешь скачать некую обязательную электронную форму для заполнения. Или еще что-нибудь крайне необходимое и полезное для государственного бюджетного учреждения. А вместо этого грузится тебе локер. Я имею в виду некий «вирус» блокирующий запуск винды. Обычно эти локеры переписывают значение параметра userinit, а потом запускают какой-нибудь экзюшник, что и творит свое черное дело. И если произошла модификация системного регистра…

— Может, системного реестра? — уточняюще спросила Лера.

— Ну, или реестра, если так хочешь, но вообще-то он называется registry — registration database, а как именовать по-русски — вопрос привычки. Короче, если его модификация не запрещена, то все, привет. Антивирус, как правило, такие файлы не отслеживает, поскольку никакой это не вирус, а мысль человеческая не стоит на месте, и новые локеры появляются почти ежедневно. Под теми или иными линуксами народ тоже работать не привык, макинтошей у нас мало, вот и мучается со всяким дерьмом. В общем, зашел с черного хода на проблемный комп, запустил regedit, смотрю — а там моя любимая строчка в полном порядке, зато переписан запуск shell, где вместо explorer.exe указан какой-то setup во временных файлах, где ему быть совсем даже необязательно. Я стер все лишнее, и система загрузилась без проблем.

— Так это ты. Я же не сисадмин и не программер, слава богу. Обычный юзер, и в таких делах разбираюсь не то чтобы сильно. Так, нахватался кое-чего.

— Там просто, — оседлал я любимого конька. — Только самые основные приемы надо знать и все. И еще на специальной загрузочной флешке полезно иметь ЕРД-коммандер — это усеченная винда с нужным набором программ. Если что случается, загружаешься с этой флешки, и лечишь свою систему. Выглядит как обычный рабочий стол и позволяет использовать специальные восстановительные проги.

— ЕРД-коммандер говоришь? — заинтересованно переспросил «Вадик». — Надо будет запомнить. Так о чем это я? Да, про жуликов. Так вот, пока все переустанавливал, подумалось вдруг, что с развитием в нашей стране демократии, политкорректности, прав человека, сетевых коммуникаций и разной законотворческой деятельности отдельных парламентских фракций, скоро так квартиры захватывать начнут. Сейчас же вся документация электронная. Одни только электронные подписи чего стоят. Так вот, чисто программным путем, с использованием вирусных технологий, изменят тот или иной файл на сервере какой-нибудь государственной организации — и всё, привет родителям! Вместо одного, впишут другого владельца. И это вовсе не сюжет для фильма про хакеров, это вполне вероятный жизненный сценарий. Приходишь так домой, а там незнакомая железная дверь, и живут внутри уже совершенно посторонние граждане, которым ты никто, и звать тебя никак. Причем у людей у этих и законная регистрация, и права на твою квартиру, и вообще все в ажуре и в шоколаде. Может даже оказаться подписанный тобою документ, что разрешает прописку в квартире некоего гражданина, со всеми правами отсюда вытекающими. А гражданин этот сменил дверь, выкинул твое имущество и поставил свое. А ты становишься полноценным бомжом, поскольку суд у нас независим, сильно справедлив, и ни хера ты там не докажешь, хоть сто лет судись.

— Помнишь у Лукьяненко? — спросил я. — «Черновик»? Это про захват квартиры. Читал?

— Читал, конечно. Но сейчас уже и без Лукьяненко такие процессы идут вовсю. Недавно по телеку показывали, как у одного пенсионера…

— Ну да, наверное, — недослушал я про пенсионера. —Я, правда, пока о подобных вещах не слышал, но это еще не означает, что такого не бывает. Просто зомбоящик не сморю и новостные сайты не читаю. Как любила восклицать одна моя знакомая, находясь в состоянии опьянения — «Как страшно жить!» Ладно, это тебе не в тему. Слушай, а какая вообще-то связь компьютерного вируса с тем, что у нас тут случилось? Мы как раз про взрывное устройство говорили, что его невозможно проглотить незаметно.

— Ты что, ничего не понял? — удивленно спросил «Вадик». — Значит, от сильного стресса умственные способности притупились. Аналогия почти прямая. Там люди сами, того не желая, загружали программу блокирующую компьютер, и тут человек мог сам проглотить капсулу, которая его взорвала, но при этом вовсе этого не желая. Нужно узнать, какие он принимал таблетки. Может, знает кто.

— Надо будет сказать этому сыщику. Он еще здесь?

— Ты сбрендил? — серьезно всполошился «Вадик». Я никогда не видел его таким испуганным. — Даже не думай!

— Почему? — не понял я. — Может это поможет арестовать убийцу.

— Потому что. Чем быстрей все они отсюда уедут, тем лучше. Я вчера видел, как Питирим о чем-то поговорил со Светланой, она открыла аптечный киоск и продала нашему покойнику упаковку таблеток.

— А эти таблеточки…

— Не знаю, что там было, — помотал почти высохшей головой «Вадик», — не видел. Обычная пачка «колёс», заделана в фольгу. Но думаю, если найти, у кого имеются соответствующие спутниковые дивайсы, узнаем убийцу. Он же, скорее всего, тот, кого ты ищешь — вероятность очень высока. Только мое личное мнение, ни на что не претендующее.

— Слушай, а этот Питирим, вот ведь имечко, он вообще-то был кто?

— В плане?

— Я тут послушал разговоры, и о нем что-то пренебрежительно все отзываются. Почему?

— А, это. Думаю из-за характера его работы. Он известен в наших кругах как спец по помощи наследникам. Работал в домах престарелых, больницах и просто так, по квартирам. Специализировался на стариках, обеспечивал им быстрый и качественный уход. Мерзкая и грязная у него была работенка, отсюда и отношение. Да будет земля ему пухом... надеюсь, на пух у него аллергия.

— Как говориться, спешите говорить о людях плохо, пока они ещё живы. А про других что-нибудь интересное рассказать можешь?

— Не, не могу, — последовал категорический ответ.

— Почему? — опять удивился я. — Мы вроде как договорились…

— Ты не понял. Я знаю тут не всех. Кроме покойного, немного знаком с Лидией, со Смирновым и со Сперанской.

— Имена у них, конечно, ненастоящие, — сказал я с утвердительной интонацией.

— Естественно.

— А почему эта Сперанская выглядит как старая бабка? Скорее это уж ей надо было бы в домах для престарелых работать. Никто бы ничего не заметил, сошла бы за свою.

— Знал бы ты, что может эта «бабка!» Вот с кем не хотелось бы встретиться на узкой дорожке!

— А по виду, — задумчиво сказал я, — божий одуванчик, надо же… А этот Смирнов? Он же похож на убийцу из фильма с Пьером Ришаром. Помнишь — «Укол зонтиком»? Тот тип, что должен был выполнить работу по устранению этого…

— Ну, да, похож, — перебив меня, скупо подтвердил «Вадик».

— А про Лидию, что можешь сказать? Вы вроде бы знакомы?

— Немного знакомы, клевая телка. Ты про нее уже что-нибудь выяснил?

— Что? То, что она жена этого спецназовца Климентьева? — зачем-то ляпнул я, и сразу же пожалел об излишней болтливости.

— Да? — удивился «Вадик». — Гонишь?

— Точно тебе говорю. Только никому больше, а то — мало ли, может еще пригодиться.

— Откуда инфа?

— Знаю. Тут гарантия — сто процентов, — уверенно подтвердил я. — Но помалкивай, хорошо? Обещай!

— Ни фига себе… вот дела… Обещаю, ладно…

— А Смирнова откуда знаешь?

— Знаю. Но он точно не тот, кого ты тут ищешь, поверь. Тоже могу дать гарантию в сто процентов. Знаешь что… Сходил бы ты к Сперанской, она очень хороший таролог. Может, узнаешь нечто полезное.

— Я не верю гадалкам.

— Мужики почти никогда не верят, но ходят. А женщины… возможно верят в это из вежливости. Или из жалости. Их не поймешь.

Сказав эти глубокие в своей мудрости слова, она отбросила ненужное уже полотенце, неторопливо подошла к своей мальчишеской одежде и начала неспешно в нее облачаться. На этот раз просьбы отвернуться не последовало, и тут я отметил, что фигура девушки вполне юношеская, и если б не маленькая грудь и девичьи ноги, то маскироваться под мальчика Валерии было бы совсем просто.

 

24.

Таролог

Слово «таролог» плотно связывалось у меня в мозгу со словом «уролог» и пугало какой-то своей сакральной наукообразностью. С этой достойной профессией гадательные карты Таро почему-то в моем сознании не ассоциировались абсолютно. Несмотря на то, что в свое время я немного увлекался гадательными колодами, последнее время тема интересовала слабо, сказывался личный опыт и негативные воспоминания. Видимо, такое было не у меня одного, и термин «таролог» в современной лексике совсем вытеснил некогда популярные «гадалка», «гадальщица» и совсем уже архаическое — «ворожея».

О приеме мы договорились во время одного из обедов. Я просто подошел к столику Лины Денисовны, вежливо поздоровался и спросил, может ли она уделить сколько-то своего времени за соответствующую этому времени плату. В глубине души я надеялся, что мне откажут. К моему удивлению, она согласилась.

— Вообще-то я на отдыхе, молодой человек, — слегка напыщенно произнесла гадалка, — но ваш случай мне интересен. Приходите после ужина, часов в восемь.

* * *

Ровно в восемь я постучал в домик гадалки.

— Сразу должна предупредить, — прямо с порога заявила Лина Денисовна после того, как открыла дверь, — что не работаю с теми, кто сам не желает меняться. Не принимаю тех, кто не стремится оказывать содействие во время моей работы, и кто не хочет прислушиваться к рекомендациям. Проходите… присаживайтесь вот в это кресло.

— Вообще-то я вас немного обманул, извините, — тут же признался я, после того, как гадалка предложила садиться. — Гадание мне не нужно.

Внутренняя обстановка коттеджа Лины Денисовны мало отличалось от интерьера моего жилища, только тут висел другой ловец снов, а на тумбочке стояла кофемашина и несколько чашек на подносе.

— Сразу это поняла, поэтому и согласилась, — кивнула Лина Денисовна с едва заметной улыбкой. — Вы хотели поговорить?

— Да. Я что-то вроде литератора, и сейчас пишу книгу… вернее, пытаюсь писать. Там такой эпизод — главный герой беседует с женщиной-тарологом… — смущенно сказал я, стараясь как можно сильнее разговорить свою собеседницу.

— С гадалкой, давайте называть вещи своими именами.

— Ну и хотелось бы поговорить с профессионалом. По поводу карт Таро. Сам-то я полный профан в этом деле.

— Чего ж вы тогда пишете о вещах, в которых сами не разбираетесь? — слегка ворчливо спросила Лина Денисовна. — Хотите показаться оригинальным или наоборот — стараетесь не отставать от моды?

— Это очень плохо, согласен, надо избегать.

— Так вы что, желаете получить интервью?

— Нет, зачем так круто. Интервью — удел журналистов, куда мне до их блистательных высот. Просто со мной имел место один случай. Была у меня знакомая… она и сейчас есть, просто мы почему-то не разговаривали уже лет сто. Так вот, есть знакомая цыганка. Настоящая цыганка, красавица с пронзительными синими глазами. Она блестяще закончила РГГУ по специальности «религиоведение», знала много всего, была умная до такой степени, что я ощущал себя рядом с ней как нерадивый первокурсник на зимней сессии. Когда я попросил научить меня гаданию на картах, она отказалась, и погадать категорически не захотела. Собственно, после того случая мы и перестали общаться.

— Кофе хотите? Наш директор был так любезен, что предоставил мне в аренду кофейную машинку и снабдил прекрасным йеменским кофе.

— Хочу, вы меня разоблачили, — засмеялся я, соглашаясь на кофе. — А кофе, это замечательно. Разрешите, вам помогу?

— Еще чего! — с уверенной интонацией сказала гадалка, ловко запуская кофемашину. — Я у себя дома, вы в гостях, и я вовсе не такая дряхлая старуха, как вам, между прочим, кажется. Знаете историю этого напитка? Нет? Она по-своему интересна, и напоминает исторический детектив. С йеменским кофе вообще не так все просто. Иногда Йемен называют родиной кофе, но это совсем неверно: в диком виде кофе произрастал в Эфиопии, и там был введен в культуру. В четырнадцатом веке кофейное дерево привезли на Аравийский полуостров, где и вывели несколько местных сортов, например всем известный Мокко и вот этот — Аль-Маха. Кстати, Мокко, Мокка, или Мока, но на самом деле суть просто искажения и неправильные транскрипции, и уж тем более ко всему этому не имеет отношения Мекка, как многие почему-то думают. Наиболее правильным является «Аль-Маха», которое ближе всего к арабскому написанию и произношению. Это йеменский порт на Красном море давший название сорту кофе. Предания, записанные в восемнадцатом веке, связывают процветание Мохи с именем шейха Шадди и говорят, что именно шейху пришла в голову удачная мысль заняться расширением посадок кофейных деревьев. Вскоре здесь стали успешно торговать новым товаром, и небольшое селение Аль-Маха выросло в процветающий и крупный торговый порт. В Европе его название превратилось в Мокко и стало названием сорта. Арабы чрезвычайно гордились этим напитком и держали секрет его приготовления в строжайшей тайне. Они запретили вывозить из страны зерна, если те не были высушены, дабы ни одно сохранившее всхожесть семя не попало в руки иностранцев. Иностранцам, кстати, под страхом смерти запрещалось бывать на кофейных плантациях. Около середины семнадцатого века мусульманскому паломнику по имени Баба Будан посчастливилось заполучить семь зеленых кофейных зерен, еще не утративших всхожесть. Семена тайно вывезли в район Чикмагалхур в южной Индии, где они проросли и дали начало кофейным деревьям. После целой серии похищений, предательств и преступлений кофе стал распространяться по всему миру. Но настоящий йеменский кофе так и остался эталоном. Обычно в продаже бывает экспортный вариант кофе, представляющий собой смесь многих местных сортов, он-то и продается под общим названием «Мокко». А перед вами истинный сорт «Аль-Маха», он наиболее древний и изысканный. Его выращивают на маленьких высокогорных плантациях, больше похожих на сады. Как и в давние времена, кофе, этот всегда современный продукт, неизменно собирают вручную…

— Какая досадная несправедливость, — немного иронично сказал я.

— Мир вообще несправедливо устроен, правда? И зачастую невкусно. Но вы же опять лукавите? Эта ваша знакомая все-таки вас чему-то обучила, да? Я права?

— Есть немного, — признался я, стряхивая с себя какую-то гипнотическую дремоту, вызванную рассказом о кофе. — Я ее уговорил, и она показала основы, пояснила ключевые приемы, ну а потом уже сказала, что больше заниматься со мной не будет. Я потом даже начал немного гадать сам…

— Друзьям и знакомым, — продолжила мою невысказанную мысль гадалка.

— Да. Причем в начале обучения сильно уставал от одного единственного гадания. Выражалось это примерно в следующем: я наблюдал у себя легкое головокружение и слабость. В общем, возникало ощущение долгой работы на голодный желудок. Беседовал со знающими, как тогда казалось, людьми, просил объяснить непонятное. Записывал все, что мне говорили… кстати, слышал, что многие начинающие тарологи занимаются записыванием гаданий в дневник или журнал для последующей проверки. Это правда?

— Лично у меня записывание в тетрадь — исключительно бытовая надобность. Память уже не та, что в молодости. Хотите откровенный разговор? Только не пожалейте потом. Не боитесь?

— Конечно, хочу, за тем и пришел. Но не смел надеяться и боялся вам помешать.

— Вообще-то ничем помешать мне вы не сможете, зато кое-что пойму сама. Так в чем ваша проблема? Только не врите.

— Книгу пишу, — честно сказал я, — поэтому давно искал способ поговорить с опытным профессионалом, ведь я-то знаком только с молодежью. Не на прием же записываться. А тут такой случай — с вами в одном пансионате оказался. И еще вот это вот… не то, чтобы проблема… Понять хотел. Я уже говорил, что замечал сильную усталость, когда пытался гадать. Почему? Что-то не так?

— Все так. Видимо, вы плохо подготовились. Гадание требует напряжения и серьезных затрат энергии, поэтому важен антураж. Во время гадания обязательно зажигают хотя бы одну свечу: глядя на огонь всегда легче расслабиться, отвлечься от мыслей и сконцентрироваться на раскладе. Я, например, в конце каждого гадания всегда смотрю через огонь. Но это вовсе не для защиты от клиента, или еще чего-то подобного, просто мне так удобно. Что-то вроде медитации на пламя. Еще бывает, редко правда, что попадается тяжелый человек — недоверчивый и суетливый, в его присутствии некомфортно себя ощущаю, стараюсь побольше смотреть на свечи и не обращать внимания... Я всегда очень сильно проникаю в ситуацию, всегда стараюсь помочь принять правильное решение или разобраться. Это утомляет, устаю при личном контакте. У меня бегут мурашки по рукам и ногам, даже летом приходится надевать кофту с длинными рукавами, кутаться в шаль, чтобы не было видно, как я волнуюсь. Если честно, мне это очень мешает, я бы хотела быть спокойнее. Но и клиент от меня уходит под впечатлением… О, наш с вами кофе уже готов, можно пить.

— Сложно-то как! А вот то, что у некоторых тарологов присутствует разного рода атрибутика, это зачем? Мне очень нравится. Как будто прикасаешься к некой тайне, а у самого возникает полное доверие.

— На то и расчет, — сказала Лина Денисовна, передавая мне поднос с двумя одинаковыми чашечками эспрессо. Я взял ту, что была ближе к ней, а вторую гадалка оставила себе. — Осторожно, он еще горячий. Многие оккультисты признаются, что в их кабинетах большинство атрибутики находится там исключительно для посетителей, для их настроя, да и их одежда иногда тоже для этого. Гадать можно и в рваных джинсах, как у вас, но клиенты тогда не будут воспринимать мастера всерьез. Тут нужно действовать психологически. Но нередко в моей практике встречаются такие клиенты, которым гадание нужно не для решения какого-либо важного вопроса или для принятия выбора поступка, а лишь из праздного интереса. В такие моменты ощущаю свою полную бесполезность, так как чувствую, что человек, пришел, послушал, расплатился и ушел.

— Кстати, сейчас бытует мнение, что гадать бесплатно нельзя. Это действительно так? — спросил я, отпивая кофе. Напиток и вправду оказался великолепным, давно уже не пробовал ничего подобного.

— Есть такое. Считается, что при гадании между тарологом и клиентом устанавливается некий информационный канал. Чтобы его закрыть, клиенту надо заплатить гадателю, а последнему соответственно принять плату. Если этого не происходит, то канал остается открытым и через него начинается информационный сквозняк. Не пугайтесь, последний термин сама как-то придумала. Просто иначе не скажешь, многие верят, что через незакрытый канал проходят отрицательные энергии. От таролога к клиенту, и от клиента к тарологу. Я довольно много гадала бесплатно, по большей части людям проблемным и вроде бы ничем не насквозило... Скорее всего, кому-то было неудобно отказывать в бесплатном гадании. Русский народ очень падок на дармовщину. Ну и вот, чтоб вообще голодным не остаться, придумали такой выход — гадать бесплатно нельзя. Зато идея потом не только прижилась, но и зажила собственной жизнью в умах легковерных. Вот потому и лучше гадать заочно — можно спокойно разобрать ситуацию, а клиенту уже отправить готовый развернутый ответ.

— А когда вы гадаете заочно, то устаете?

— Устаю, причем физически, — призналась Лина Денисовна. — Лишнее доказательство, что информационный канал тут ни при чем. Я бы объяснила это просто сильной нервной перегрузкой, затратой энергии в результате гадания. Ответы получатся очень объемные, пишу все в тетрадь, иногда до десяти раскладов делаю за вечер.

— А вы гадаете человеку, который спрашивает, например, не о себе, а о друге, подруге, маме, папе?

— Конечно. Однажды мне писала девушка, которая спрашивала о своей подруге, переживая, что та связалась с неблагонадежным молодым человеком. Видимо, желала раскрыть ей глаза или еще по каким-либо причинам.

— А часто так? — заинтересованно спросил я, вертя в руках кофейную чашку.

— Да, и много раз. Я лично не вижу поводов отказывать, но каждый таролог сам устанавливает для себя правила. Если для вас это неприемлемо, то так тому и быть, значит вам так надо. Если вопрос не касается причинения кому-то физического, морального или материального вреда, то всё остальное можно. Многие любят порассуждать об этике, что, будто бы, влезать в чужую жизнь неэтично. Но если уж говорить честно, то под это понятие подпадает всё не касающееся самого спрашивающего. Мать волнуется за сына в армии, так что, если его согласия на гадание не поступило, то нельзя гадать что ли? Тоже самое и про мужа, жену, родню, друзей. Еще заказывают гадания на отношения, причем не просто о том, как они сложатся у пары, а что возлюбленный или возлюбленная чувствует к спрашивающему, какой у него характер, какие мысли. Но раз отношения только закладываются, это еще не супруг и согласия на такое гадание он не давал. В моем понимании неэтично за кем-то подглядывать в ванной, или подслушивать, сидя в кладовке, а гадать на обычные вопросы, пусть и про другого человека, вполне допустимо. Кстати, мне на эту тему однажды возразили, что тут дело не только в этике, есть опасность, что клиент, используя ваше гадание, может навредить тем, о ком он спрашивает. В принципе да, может. Но ведь клиент также может выдать и того, кто спрашивает о своем близком. Так что при очном гадании у таролога просто времени нет перепроверить истинность слов спрашивающего, а если заказов много, то просто сил не хватит, да и надо ли это вообще... Кроме того, возьмем простой пример. Врач прописывает больному лекарство и предупреждает, чтоб не перепутал дозу, так как лекарство сильное и может вызвать смертельное отравление. А пациент потом кого-то травит специально. Вопрос: «врач виноват?». Думаю, нет. Если спрашивающий задумал причинить вред тому, о ком он спрашивал у таролога, то он и без гадания мог бы его причинить. Вот поэтому гадаю любым клиентам, как на родных и близких, так и на их друзей. Это, на мой взгляд, вполне допустимо.

— А если вдруг просят на кого-то погадать из праздного любопытства? Причем это сразу же очевидно? Типа, а посмотрите, что там было у такого-то с такой-то? И как? На такие вопросы гадаете?

— Гадаю, почему нет. Если строго придерживаться этических норм, то вообще останется очень мало тем для гадания. Тут надо рассматривать каждый случай в отдельности. Необходим строго индивидуальный подход. Конечно вопросы типа, «что делать, что бы разлучить Васю с женой» я лично смотреть не буду. А вот если кто-то просит погадать через моих знакомых — то гадаю всегда. Еще неприятно гадать после слов: «я уже столько гадалок обошла, что интересно еще послушать, как вы скажете?» Терпеть не могу, когда начинают сравнивать, коллекционировать ответы. Я себя на ринге чувствую, будто с кем-то соревнуюсь. Еще бывают случаи, когда просто нет желания человеку раскладывать карты. Вот не хочется! И не раскладываю, говорю, что не буду. Если просят очень настойчиво, то отвечаю, что нет разрешения свыше, и карты в этом случае начинают ошибаться. Обычно такое срабатывает — на подобные вещи реагируют всегда.

— А вот та усталость, с которой мы начали… Может, как часто говорят, «плохая энергия исходит»? Вот и хотел вас спросить, как защититься гадающему от негатива вопрошающего при очном гадании? Метод защиты?

— Лучшая защита, как я люблю говорить, это холодный разум и полная эмоциональная отвлеченность. Главное — прислушаться к себе и никогда не жалеть клиента. Самая хорошая защита по моему мнению.

— Понятно, — согласился я. — Наверно, так оно и правильно. Жалость — это капкан от чувства бессилия, от понимания, что именно в этом случае, ничего уже нельзя сделать.

— Верно поняли. Все равно жалостью не поможешь, а к самому гаданию это никакого отношения уже не имеет. Если же речь идет о клиентах неадекватных, то их нужно выпроваживать сразу, немедленно, и это опять не имеет никакого отношения к Таро. Стоит начать сопереживать клиенту при раскладе, сразу привязываешься к его проблемам.

— Если сопереживать, то пойдет излишняя потеря собственных сил? Я так понял?

— Ну, да, правильно. Ненужные затраты энергии. Когда гадаю, то стараюсь быть вежливой, но жалость никак не выказываю и внутрь себя не пускаю. Максимум, что еще можно сделать, так это посочувствовать, но не более того, иначе буду как выжатый лимон и с расшатанными нервами. Проще всего относится к рассказу клиента, как к передаче по радио, будто это и не от него идет. Ведь замечено, чем лучше удается тарологу от всего отрешиться в момент проведения расклада, тем удачнее результат гадания. Вот был у меня недавно случай: вовремя не успела отстраниться, и все — не могла работать уже весь день. Устала катастрофически. Клиент так сильно волновался, что неадекватно себя вел. Тем более что клиент был мужчина, чувствовал себя не в своей тарелке. Мужчины они вообще мало кому доверяют, а тем более чему-то непонятному, и вполне понимаю такое их поведение. Вообще, гадание само собой вызывает волнение, но ситуации могут быть разные.

— А как выходили из таких ситуаций?

— Что вам сказать… Я лично никогда даже не думаю ни о какой защите. Потому как уверена, что это невозможно вообще. Удивлены? Нет никакого влияния негативной энергии от клиента. И быть не может. Усталость — да, остается, иногда после сеанса даже плохо делается. Объяснила бы это просто усталостью, затратой собственных сил в результате гадания. Кстати, в этих случаях готовлю потом свой магический напиток — хороший кофе и с шоколадом... Вкусно, успокаивает и силы возвращает.

— Скажите, — вдруг почему-то спросил я, — а у вас никогда со стола не исчезала колода фамильных гадальных карт? Внезапно?

— Что за бред вы несете? — как-то неожиданно резко переспросила моя гадалка. — Нет, конечно.

— Извините, просто слышал одну такую историю. Думал, может, с вами случилось.

— Нет, не со мной. Но я вас напоследок еще больше удивлю. Не увлекайтесь Таро. Карты всего лишь помогают принять верное решение, показывая, каковы могут быть последствия того или иного выбора, но выбор человек всегда делает сам.

Фраза выглядела заключительной. Я встал, поблагодарил за вкусный кофе, за интересную беседу, и отправился к себе. Похоже, я не узнал ничего полезного. Но что-то меня напрягало. Какая-то невысказанная мысль, даже тень мысли, смутные намеки никак не способные сформулироваться в нечто конкретное. Это раздражало и нервировало. Беспокоило. Раз за разом я вспоминал разговор с гадалкой и отдельные его эпизоды, но мысль по-прежнему от меня ускользала. Похоже, она что-то слишком много знает о моих делах.

Из раздумий вывел резкий и противный запах какого-то органического растворителя. За время, проведенное на острове, я уже отвык от всяких технических ароматов. Источник вони обнаружился почти сразу — одну из скамеек уже покрасили в ярко-желтый, «кислотный» цвет. Следующая скамейка прибывала в процессе: Николай, одетый в одни только камуфляжные шорты и армейские ботинки, задумчиво водил кистью по деревянным доскам. На сей раз, использовался ярко-зеленый оттенок. Вся прилегающая земля была аккуратно застелена каким-то бумагоподобным материалом, чтобы краска не попадала на траву.

— Ну, зачем? — драматически спросил я, проходя мимо. — Так было хорошо, некрашеное дерево, естественный цвет.

— Указание шефа, — буркнул наш директор.

«Шефа? — удивленно подумал я, — А кто у нас тут шеф? Разве не ты? Тогда кто? Хозяин пансионата? Или какой-нибудь еще более генеральный директор?»

Спрашивать не стал — что толку? Но настроение испортилось окончательно.

 

25.

Любимые методы

— Ну, как? — с каким-то нехорошим интересом спросил «Вадик». — Поговорил со Сперанской?

— Поговорил, — неохотно признался я. — Очаровательно милая старушка. Надеюсь, я ей тоже не очень надоел.

— Очаровательная старушка? Хе-хе.… Ну, ты даешь.

— Вкуснейшим в мире кофе меня напоила, историю напитка рассказала. Не думаю, чтобы она меня могла отравить этим кофе. Кучу интереснейших вещей поведала о труде таролога. А что?

— А то. Знаешь, как она работает? Приходит к ней некий чел и просит — погадайте, мол, на смерть такого-то. Она требует всю инфу об этом таком-то, его фотки, адреса, места тусовок, круг общения. Потом гадает, и говорит — такой-то умрет тогда-то. Но может умереть уже через неделю, только это будет стоить столько-то.

— И что? — не хотел понимать я, хотя примерно уже догадывался, о чем сейчас услышу.

— И ничего. Ей платят. А тот, о ком гадали, через неделю впадает в безвыходную кому, или его разбивает скоротечный инсульт, или обширный инфаркт, или автоавария. Кирдык, короче.

— Правда, что ли?

— Правда, правда. Кстати, сколько она с тебя содрала за прием?

Я сказал сколько.

— Слушай, а ведь это вполне по-божески, — хихикнул «Вадик». — Наверное, специальную скидку сделала, понравился ты ей.

— Кошмар какой…

— Да, хм… Каждая лягушка свое болото хвалит, как бы раз. Ну и непривычное часто кажется больше фу. Это два.

— Ладно, — согласился я на это вычурное высказывание, — у всех же свои любимые методы работы. Слушай, а в чем твой стиль? Все спросить хотел.

— Уверен, что хотел?

— Нет, если честно. Не уверен. Но хотел, — туманно пояснил я.

— Знаешь, что сейчас хочется?

— Что? Напиться до потери сексуальной ориентации?

— Нет, кого-нибудь убить. Мой стиль, знаешь ли, в том, что никакого стиля нет. Мое главное кредо — ни разу не повторяться, не допускать повторов, штампов  и всяких концептуальных фенечек не делать. Тогда и не вычислит никто, и почерка не проявится. В нашем деле личный почерк — это начало конца, так думаю. Главное — чтобы следов никаких. Абсолютно. И еще надо оставаться чистым. В любых условиях, любой ценой. Есть еще несколько правил, но они не так уж и интересны. Например, физическая сила неважна, важна легко читаемая на лице решимость убить. Люди чувствуют это жопой, тут не обманешь. Любые физические страдания в конечном итоге переносимы, моральные — нет. Вот историю расскажу. Если захочешь, то можешь записать, и потом хоть бы и в книжке напечатать. А дело было так. Оделся «по-походному»: в камуфляж и плащ с капюшоном, сижу, жду. Подъехала машина к дому, как всегда вечером. Прибыли главный со своим помощником и охранник еще. Охранник поднялся по лестнице до квартиры, снизу вверх все обследовал, проверил, никого и ничего не обнаружил и позвонил, что все чисто, в порядке, можно подниматься. Тут эти двое зашли в лифт, кнопочку нажали и поехали. Вдруг лифт между этажами остановился: электричество вырубилось. Непорядок, короче. Что-то загорелось, и начали они страшно кричать и стучать. Минут через пять все стихло, а прибежавший сверху охранник долго еще пытался открыть двери лифта, из-за которых уже сильно тянуло едким вонючим дымом. Не открыл — не умел, да и нечем ему было лифт открывать. Как все это устроил? А просто. Я бы лучше все организовал, но времени было один день всего. Увидел издали знакомый Джип и бутылки в лифт поставил. Освещение там как всегда слабое или вообще не работает, а сам охранник не обратил  внимания на две обычные пятилитровые пластиковые бутылки с питьевой водой. Мало ли что. Может, забыл кто-то воду. Ерунда, не опасно. Короче, когда они зашли, и кабина поехала, я отключил рубильник, что находился на щитке, в будке на крыше. Только лифт застрял, я сразу же нажал на кнопку своего телефона, и где-то между вторым и третьим этажом раздался стук со страшными криками, поскольку вместо воды в бутылках был девяноста шести процентный спирт. Если б не загорелся почему-то, хватило бы им всем на неделю беспробудного пьянства. Для возгорания между бутылей был скотчем приклеен маленький мобильник без корпуса, у которого вместо звонка была подключена лампочка от фонарика, только с разбитым стеклом и пороховая смесь. Звонишь на номер, лампочка поджигает порох, тот вспыхивает, прожигает стенки бутылок, и спирт загорается. Не видел, как загораются две пластиковые пятилитровые бутыли спирта? А я видел, когда систему отрабатывал. Феерическое зрелище. Ну, а из лифта никак уже не удрать, крематорий. Все короче. Никакой стрельбы — дешево и сердито. Можно было конечно попробовать из ствола их всех положить, но выступать с одним стволом против трех бандитов дело, наверняка, гиблое, а тут наука. Электроника, химия и физика. Заживо жечь, конечно, негуманно, но эти господа вполне заслужили подобный конец. Если бы был справедливый суд, то по две-три «вышки» на каждого точно обеспечено, а так — ничего бы им не стало. Или свидетелей замочат, или же адвокаты с судьями их отмажут. Кто лишает жизни ближнего своего, то сам потом может жизни своей лишиться. Ну, а дальше как всегда: дымище, вонища, пожарка приехала, будто в плохом кино. Ушел через крышу и соседний подъезд, хотя меня вроде никто в доме не заметил. Сел в свою машину и уехал, а через километр выбросил в помойку свой камуфляж, где-то по дороге разрезал пополам и выкинул сим-карту, а проехав еще пару километров, отправил в мусорку плащ с капюшоном. Полиция, конечно, все потом расследовала и выяснила, что это литров так десять-двадцать спирта у них почему-то загорелось. Там же нашли пару специальных приспособлений для закупоривания водочных бутылок, что тоже сильно облегчило задачу следователям. Еще обнаружили по пистолету у каждого трупа, это подтвердило мнение об этих людях. Нехорошие были люди, водку поддельную дома делали, сколько народу ей травится. Стало быть, зашли в лифт двое граждан и не вышли, сгорели в лифте — несчастный случай такой. Бывает. Еще рассказать? А то могу.

— Расскажи, — кратко попросил я. История с лифтом меня впечатлила.

— Однажды дело было… неважно, когда и где. Одного типа требовалось убрать, но, как назло, он вечно в каких-то компаниях обретался, и никогда не оставался один. А время поджимало. Долго я водил объект по городу, привычки изучал, круг общения, стиль поведения смотрел и кое-что понял. Это была работа для девушки. Я принял женский образ и, проходя мимо одного из ресторанов, поймала момент, когда объект уже к выходу шел. Ну, я вдруг почувствовала, вот он, самый удачный случай и пошла навстречу ему. У входа специально на него налетела, извинилась, сделав свой голос совсем пьяным. Сказала, что заблудилась вся, помочь попросила. К тому моменту я хорошо изучила слабости объекта — он был жуткий бабник, ни одной юбки никогда еще не пропустил. Спросила, как найти клуб «Сталкер». Он, долго страдал мыслями, а потом изрек, что нету здесь такого клуба. Удивился. Я расстройство изобразила, скулить начала, что с подругой тут должна была встретиться, а теперь вот не знаю, где я. Немного оперлась на него, будто стоять трудно. «А вы не подскажите, где можно весело время провести и отдохнуть хорошо?» — спросила я. Он, естественно, подсказал, проводить предложил. «Ой, как любезно с вашей стороны!» — пролепетала я и в руку его вцепилась. Тем временем вечер давно уже наступил, и почти стемнело. Мы пошли куда-то вперед, затем свернули в ближайшую подворотню, ведущую в тупиковый двор-колодец. Рядом стоял мусорный бак, что явно хорошо. Тут мужик решил, что время его настало, повернулся ко мне и к стенке прижал. Его руки сразу же на моей груди оказались, а он сам принялся энергично меня целовать. Естественно, я знала, что ему нужно, но он же не был в курсе, какие планы у меня относительно его самого. Я ногу вперед выставила, прямо между его ног и сразу же напряженность почувствовала. Он был уже готов. Он всегда был готов. Импотенция ему никогда не грозила. Одна его рука ниже пошла, он уже почти мою юбку задрал. Но тут я резко положение изменила и нас обоих перевернула: теперь уже он стоял спиной к стенке. Его рукой я провела по своей груди, которую он уже успел обнажить, опустилась чуть ниже, ниже, но вместо того, чего он ожидал, быстро достала свой пистолет с коротким глушителем и выстрелила ему в пах. От неожиданной боли он широко открыл рот, закричал и скрючился. Но сейчас такое время, что мало кто бы сунулся или помогать бросился. «Ты труп», — спокойно сказала я вполне трезвым голосом и выстрелила ему в открытый рот. Пуля пробила голову насквозь и разнесла затылок, а мозги вперемешку с кровью густо стену забрызгали. Я пистолет платком вытерла и в мусорный бак бросила, чтоб сразу не нашли. Потом себя в порядок привела и как можно более спокойно ушла в сторону проспекта. Ну, как? Удовлетворил свое любопытство?

Я промолчал. А что было говорить? Может, это была такая специфическая шутка. Впрочем, если бы я понимал все шутки, то давно бы помер от смеха.

А «Вадик», как только рассказал эту в высшей степени поучительную историю, так сразу же ушел по своему обыкновению через окно. Было уже совсем поздно.

От неожиданно нахлынувшей скучной тоски захотелось пошарить по Интернету. Так, без особой цели. «Посерфить» как теперь говорят. Сам того не желая, заскочил на какой-то пересыщенный рекламой и малоприличными баннерами новостной сайт. Кажется, то была «Горячая Лента». В разделе «Происшествия» читалось:

Группу "Открытый перелом" избили в аэропорту

В Краснодаре возбудили дело об утоплении в унитазе

Следователь отказался от взятки, за что был уволен

Пьяного гаишника засняли на видео

Действующий мэр города стал бомжом из-за нищеты

Питерский суд запретил кошке выходить из комнаты

В Бердичеве открыт памятник погибшим инопланетянам

Минздрав приготовил россиянам очередной сюрприз

Возле автовокзала поймали голого двойника Ленина

Неожиданно взгляд зацепил сообщение:

Погиб профессор университета

Так. Это уже серьезно. Кликнув по линку, я с удивлением прочитал:

Ленинградская область. На восемьдесят первом году жизни трагически погиб профессор, заведующий кафедрой Новоладожского университета Вилен Николаевич Данилян. Трагедия произошла в городе Волхове, на улице Паустовского, в деревянном одноэтажном частном доме в котором остановился погибший. Более никто не пострадал. Звонок о пожаре поступил в службу спасения в 18 часов 20 минут. К моменту приезда пожарной бригады дом сгорел дотла — остался только фундамент, печь и куски железной кровли. Останки профессора (рассыпающиеся фрагменты сгоревшего скелета) были опознаны по росту и сохранившемуся на среднем пальце левой руки уникальному платиновому перстню. В настоящее время причина пожара устанавливается. Разрабатываются две версии — неосторожное обращение с огнем и замыкание неисправной электропроводки. Версия поджога исключается. Отпевание состоится 9 июля, в Храме святителя Николая в 10 часов дня по окончании божественной литургии…

Следующая, привлекшая мое внимание информация, была озаглавлена так: «Два человека сгорели в лифте»

Екатеринбург. Два человека заживо сгорели в лифте. Вечером 15 июня на пульт 01 поступил тревожный звонок от жильцов дома №8 по улице Генерала Скобелева. Из застрявшего лифта второго подъезда, по словам очевидцев, валил дым, и раздавались истошные крики людей. Горела кабина, остановившаяся между вторым и третьим этажом. Через четыре минуты пожарные прибыли на место ЧП и ломами вскрыли двери лифта: их почему-то заклинило. Чтобы разомкнуть створки горевшей кабины, потребовалось время, и когда раскрыть двери все-таки удалось, огнеборцам оставалось лишь констатировать смерть двух людей, чьи тела обгорели до неузнаваемости. Окончательно ликвидировать пожар удалось лишь через пару часов. Личности погибших установлены — это проживавший в подъезде бизнесмен и его помощник. Истинную причину возгорания определит специально назначенная комиссия. По предварительной версии, причиной несчастья стало неосторожное обращение с огнем в кабине, что является грубейшим нарушением техники безопасности и правил пользования лифтом.

 

26.

Экскурсии

Дни проходили за днями, но никакого реального прогресса в моем «расследовании» что-то не наблюдалось. Я даже близко не подошел к разгадке, так и не понял, кто здесь мог годиться на роль маньяка. То есть годились-то практически все, но что толку? Хреновый из меня получился детектив. Если точнее — вообще никакой не получился. Более того, я даже не выяснил, кто тут меня страховал, если этот человек еще находился в пансионате. Последнее время почему-то возникли сильные сомнения на сей счет. Хорошо бы это оказался «Вадик»: я почти вычеркнул бигендера из списка кандидатур на роль маньяка, зато совсем не исключал из числа возможных подозреваемых всех остальных.

Кстати, с Валерией мы больше не встречались.

Несмотря на вероятное убийство и приезжавших следственных сотрудников, распорядок не изменился и никто ничего не отменил. У нас пропал лишь один день — пятница: именно тогда всех таскали на допросы. В субботу-воскресенье экскурсий не полагалось, а с понедельника снова заработала заложенная в путеводителе схема. На неделе нас ожидали: «поход на Лесное озеро», «прогулка на катере вокруг острова с осмотром достопримечательностей», «поход на косу Стрелка и Южный маяк» и «Обзорная лекция с посещением лесных ландшафтов». Больше никаких иных лекций, посещений и экскурсий не планировалось — уже в ближайшую субботу «Метеор» должен был забрать всех нас и отвезти в Петербург. Я очень надеялся, что не только доживу до этого яркого момента, но и выясню, наконец, кое-что для себя важное.

В тот день по расписанию предстоял «поход на Лесное озеро» — небольшую отшнурованную береговыми песчаными пересыпями естественную заболоченную лагуну в юго-западном углу острова. Я предполагал, что будет нечто вроде «экологической тропы». Идти не хотелось. Рано утром прошел обильный ливень с сильным шквалистым ветром, вся зелень и то, что под ней промокло, поэтому экскурсия не прельщала. Путеводитель сообщал об этом озере:

Настоящей жемчужиной нашего Легланда является миниатюрная лагуна — отчлененное от акватории песчаными барами зарастающее озеро Лесное, возникшее сравнительно недавно на юго-западной оконечности Острова. Незабываемая картина открывается с борта прогулочного катера. Лесное озеро окружено полосой топяного черноольшанника, тростниково-камышовой каймой, это оазис водоплавающих птиц. Здесь много болотных птиц и интересной флоры, обитают лебеди-шипуны, утки-лысухи, чомги, кряквы, серые цапли.

Всё это сопровождалось очень впечатляющими качеством фотографиями. Тут были и лебеди-шипуны, и чомги, и кряквы, и серые цапли. Не было только лысух. Тем не менее, совсем не улыбалась перспектива посещать какое-то заросшее озеро, где «много болотных птиц и интересной флоры», как написал в путеводителе неведомый автор. Дело в том, что для странствий по заболоченной местности нужны сапоги, а для хождения по берегам и мокрому лесу хотя бы непромокаемые кроссовки. Ни того, ни другого у меня с собой не имелось.

Экскурсия считалась обязательной. Сразу было объявлено, что только личная смерть или предсмертное состояние отдыхающего может стать достойной причиной для отказа от поездки, да и то не всегда. Кстати, предполагавшееся вначале подводное погружение на затопленный военный корабль времен войны было всеми дружно отвергнуто — заниматься дайвингом в балтийских водах никому почему-то не захотелось.

Когда наша компания уже приближалась к пристани, навстречу двигалось несколько строительного вида мужиков. Очевидно, бригада была доставлена тем же самым баркасом. Рабочие тащили с собой какие-то лестницы, емкости с чем-то жидким и ящики непонятного назначения. Лица работяг были смуглы и суровы. Эта встреча стала поводом для всеобщего обсуждения. Почти все наши склонялись к мысли, что бригада будет сносить домик, ставший последним местом жизни несчастного Питирима Ниловича. Только один «спецназовец» не согласился. «Покрасят и всё», буркнул он себе под нос.

Я почему-то полагал, что тут будут работать некие европейцы. Ага, как же. Высадившиеся пролетарии по внешнему виду, этническому типу и выражениям лиц ничем не отличались от тех таджиков, что вкалывали на любой из строек Петербурга.

В начале одиннадцатого мы все уже столпились у трапа и постепенно переходили на «экскурсионное судно». Экскурсия предстояла долгая, и обед выдали сухим пайком. Нам предстояло обойти остров с севера, обогнуть его и уже с запада подойти к озеру, осмотреть лагуну, а уж потом вернуться на пристань. Пока загружались наиболее нетерпеливые, я разглядывал море. Крепкий утренний ветер почти стих, только волны с белыми бурунчиками шумно хлопали о причал.

Погода налаживалась, небо почти очистилось, лишь на востоке еще виднелись группы уходящих облаков. Я смотрел на юг. В хорошую, как сейчас, погоду в этом направлении отлично просматривалась полоса суши — там был уже чужой, эстонский берег. Благодаря причудам очертаний морских границ, наиболее близкая континентальная суша принадлежала Европейскому союзу, а до побережья Ленинградской области пришлось бы еще плыть и плыть. Как оказалось, баркас, привозивший на остров еду и вообще все, кроме отдыхающих, приходил именно из Эстонии, вроде бы из какого-то приморского городка севернее Кохтла-Ярве. Наладить такие импортные поставки нашему бизнесмену-хозяину оказалось намного дешевле и проще, чем из какого-нибудь отечественного порта. Тот же баркас, как я узнал позже, не только доставлял на остров все необходимое, но и осуществлял вывоз мусора. Этот же баркас фрахтовался для наших экскурсионных поездок. Видимо, эстонский капитан судна, что не выходил из рубки и которого я так и не увидел, очень хорошо знал особенности местной гидрографии.

Экскурсия прошла как-то сумбурно, и запомнилась плохо. Светлана была рассеяна, что-то рассказывала о болотных птицах и образе их жизни, часто ошибалась, сбивалась, и было понятно, что ее мысли блуждают где-то далеко от темы. А я больше наблюдал за экскурсантами. Судя по всему, им жизнь Лесного Озера тоже была глубоко параллельна и не вызывала никаких эмоций. Собственно «лесным» называть это озеро можно было лишь с очень большой натяжкой. Скорее оно было «прибрежным».

Уже по дороге назад, когда наш баркас проходил мимо укреплений времен Второй мировой войны, возникла неожиданно жаркая словесная перепалка между лысым стариком и «спецназовцем». Кто-то успел водрузить над обломками форта хорошо видимый с моря красный флаг с серпом и молотом, что и послужило поводом для разговора. Почему-то показалось, что спор был продолжением более ранней полемики, начало которой прошло мимо моего внимания. Когда мы ходили сюда на экскурсию, никакого флага не наблюдалось.

— Офигеть! — возмущался загорелый, похожий на спецназовца дядька, перетягивая шнуровку на своей псевдоармейской обуви. По-моему он слегка выпил. — У нас возникла цивилизация, построенная на памяти о единственном событии, без которого она погибнет. На фиг, на фиг такую бесплодную цивилизацию. Пусть гибнет, не жалко. Я предпочитаю живые цивилизации, живущие сегодняшним днем, а не воспоминаниями о древних мощах. Миллиарды людей на Земле давным-давно забыли о той войне, многие просто о ней не знали, и живут спокойненько, наслаждаются жизнью. Цивилизация должна основываться на обеспечении гражданам условий для всестороннего развития, а не на ритуальных поклонениях всякому старью.

Мне была неприятна сама тема разговора, раздражал характер дискуссии, но приходилось слушать — уйти с баркаса было некуда.

— Вы передергиваете, молодой человек, — возразил худой старик с лысой костистой головой.

— Это я-то передергиваю? Ничуть. Все это факты, которым нужно дать моральную и правовую оценку. А мастурбировать на них со священным патетическим трепетом и считать, что без памяти о них цивилизация рухнет, просто смешно. Получается, что эта цивилизация с тех пор не создала ничего, чем можно было бы гордиться.

— Про моральную и правовую оценку я придерживаюсь примерно такой же точки зрения, но если убрать кучу «воды» и патетику, заумь и прочую демагогию, то выйдет неплохо. Гордиться этим — личное дело каждого. И кстати, чем плоха победа в такой большой войне в качестве объединяющей идеи, пока другой идеи не придумали? Немногие народы могут похвастаться таким поводом. Нужна межнациональная идея. Вот, к примеру, Америка до сих пор живет под девизом «обогащайтесь!». Но оно вроде, как и по-честному, однако с каким-то нехорошим душком...

— Про обогащение очень даже неплохой лозунг в сочетании с патриотизмом. Разве это плохо — любить свою страну и наращивать собственные капиталы?

— Ура-патриотизм и тупая тяга к обогащению тоже не гуд, — дернул лысой головой старик, — Но, американцы, к примеру, вывешивают свои звездно-полосатые флаги из окон, и никто от этого особо не зубоскалит.

— Америкосы, — наставительно съязвил молодой «спецназовец», — гордятся не древними победами, а своими сегодняшними достижениями, в частности, высоким уровнем жизни.

— Уровнем жизни? Больше всего, — уточнил старик, — американская экономика поднялась именно благодаря войнам, что велись где-то там, далеко, за океаном. На этих войнах они наживались, да еще на печатании своих зеленых бумажек. При этом в оставшейся части мира пиндосы плодили нищих, рабов, моральных уродов, голод и разруху. Вот откуда их уровень жизни.

— Да? Сравните развитие зон оккупации союзников с зоной Восточного блока, — не сдавался молодой. — Или еще лучше: Северную Корею с Южной. Я так скажу: несчастна та нация, которой нечем гордиться кроме победы добытой совершенно другим поколением, более того, для совсем другой страны. По этой логике и Греции не мешало бы учинить национальным праздником день взятия Трои. Круче той войны история вообще ничего не знает.

— Историю надо помнить, а тем более нашу историю, и глупо вычеркивать упоминание о той войне из учебников, — упорно гнул свою линию старик.

— Разве кто-то предлагает выкидывать ее из учебников? Да, была такая война, была. Никто об этом не забывает пока что. Вот видел недавно на Сенной, на книжном развале книжку о Русско-Турецкой войне. Ее тоже никто из учебников не вычеркивает. А еще там была книжка о войне с Кайзером. И об этом мы помним. Историю надо знать, да. Кстати, вы о битве под Кадешем много в школе учили? Нам вот в средней школе об этом не говорили ничего. Нехорошо это. Историю забывать нельзя. Кстати, если у вас нет календаря, то напомню, что на дворе уже не только другое столетие, но даже другое тысячелетие.

— Ваши либералистические словеса, уважаемый, утомили, знаете ли, — буркнул старик.

— Я не либерал, — несколько повысил голос «спецназовец», — а неоконсерватор. Понимать нужно разницу. Вы скатываетесь во все эти флаги, ленточки, марши, патриотические лекции и экскурсии — полагая, что таким образом доказываете окружающим, что вы ничего и никого не забыли. Очень горько об этом говорить, наша беда еще в том, что у нас нет ничего своего. Все элементы русской… или, если хотите российской культуры были в то или иное время у кого-то заимствованы. Поэтому мы не ценим ничего отечественного. А сами мы мало что умели и умеем. Мы, в массе своей, не умеем работать, не умеем отдыхать, не умеем воевать. И не умели никогда. Отдельные уникальные таланты не в счёт. Завалить врага трупами своих солдат при поддержке союзников — вот основной источник нашей победы во все времена, со времен Ледового Побоища. Сейчас, в сухом остатке, мы имеем низкий культурный уровень, извращенное понятие патриотизма, и насквозь коррумпированную государственную систему. Вот откуда всё это идет. Ну а потом дело доходит до абсурда в виде орденов на майках. Я вообще считаю, что патриоты вроде вас нивелируют значимость победы. Превращают в ширпотребный китч. Вы всё заставили нелепыми памятниками и монументами, повязали георгиевские ленты на рюкзачные лямки, машины и шлюх, сделав их, вроде как, лично причастными. Вы те самые дураки, которых заставили богу молиться.

— А вот не подеретесь, а вот не подеретесь! — по-детски захихикала Лидия, а все присутствующие с недоумением и даже каким-то осуждением посмотрели на нее.

— Так, конец базару, — веско заявил человек, похожий на убийцу из фильма с Пьером Ришаром.

В результате на заключительный выпад «спецназовца» старик вообще не ответил, видимо, предпочел больше не связываться, и возвращение проходило в полном молчании.

Солнце уже клонилось к западу, но стало только жарче. Края баркаса так раскалились, что к ним было трудно притронуться. Жар летнего дня немного смягчался только близостью воды.

На причале, в ожидании баркаса, собиралась та самая бригада строителей, только теперь их спецовка оказалась сильно перемазана ярко-зелеными и ярко-желтыми пятнами. Потом повеяло знакомым уже запахом быстросохнущей нитрокраски. «Спецназовец» оказался прав. Домик действительно покрасили изнутри, и теперь он сох, испуская химические миазмы.

Непонятно только, зачем надо было сначала красить пару скамеек, а уж потом, такой же краской — весь дом? Не проще было бы покрасить скамейки вместе и одновременно с домом? И еще. Интересно, каким это образом наш директор будет оправдываться потом перед следствием за уничтожение улик с места преступления?

* * *

В отличие от Лесного озера, пойти на маяк я хотел. Экскурсия предстояла близкая, пешеходная, и на сей раз обошлись без баркаса.

— К главной исторической достопримечательности нашего острова, — увлеченно рассказывала нам Светлана, одетая в свой любимый джинсовый костюмчик, — можно, по праву, отнести Южный маяк острова Легланд. Известно, что маяк в этом месте действовал еще при шведском правлении и отошел к России по Ништадскому мирному договору, но в сильно разрушенном состоянии. Маяк много раз строили заново, переносили и перестраивали. Лишь после окончания Крымской войны Гидрографический департамент заказал для маяка английскому заводчику Грисселю башню из артиллерийского чугуна. В тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году ему же поручили изготовить фонарь и катоптрический аппарат системы Френеля. Чугунная башня и маячное оборудование были доставлены на остров в следующем году и, по окончании монтажа, маяк был освящен. Все работы были проведены английскими рабочими под руководством фирмы-изготовителя. Новая башня высотой тридцать метров над уровнем моря стала первой башней из чугуна, установленной в российских морях. В последующие годы на нём неоднократно менялось световое оборудование и источники света, но башня сохранилась в неизменном виде, по сей день. Это уникальное и величественное сооружение маячной архитектуры. Маяк может действовать и в настоящее время. Пройдемте для осмотра…

Потом все поднимались на маяк по ржавой винтовой лестнице. Ступеньки под ногами гулко грохотали, и этот звук, заполнивший вокруг все, раздражающе стучал у меня в ушах.

Наконец лестница закончилась.

Все вышли на ровную бетонную площадку, кольцевым балкончиком опоясывающую маяк. Следом поднялись остальные, и наша группа, десятком глаз, сразу же стала разглядывать открывшуюся панораму. Отдыхающие достали свои фотоаппараты и принялись щелкать. Вообще-то за фото положена дополнительная плата, но мы почему-то обошлись без нее.

— Если взглянуть на карту острова, — продолжила свой рассказ Светлана, — то первым, что привлечет ваше внимание, будет коса Стрелка — продолжение юго-восточного мыса. Ее необычная форма резко контрастирует с монолитной территорией всего остального Острова. Длина косы составляет более двух километров, а ширина на разных участках колеблется от пятидесяти до пяти метров. Состоит коса в основном из песчано-гравийного материала, это — низкая намывная полоса, одним концом присоединенная к берегу. Интересен процесс формирования Стрелки. Такая форма суши образуется в результате перемещения обломочного материала волнами и вдольбереговыми течениями и последующего отложения этих наносов. Вода здесь летом прогревается на мелководьях до двадцати пяти градусов, а воздух, пропитанный отрицательными ионами, приобретает воистину целебные свойства. По косе проложена грунтовая дорога, ведущая к маяку.

Слушая объяснения Светланы, мы все завороженно разглядывали удивительную панораму. С маяка на остров и акваторию залива открывался действительно умопомрачительный вид, намного лучший, чем с северного маяка. Вдалеке, на юге, виднелся берег Эстонии, восточнее выглядывал остров Тютерс, а совсем далеко, на самом горизонте, различался широкий массив острова Сескар.

— На косе Стрелка, — продолжала экскурсию Светлана, — находится ряд интереснейших объектов и любопытных достопримечательностей. Так на севере, у основания Стрелки, расположены развалины шведской крепости Литетшлот, фундамент которой частично сохранился и недавно стал виднеться из-под свежих песчаных наносов. Вокруг крепости когда-то высадили горную сосну, саженцы которой были завезены, скорее всего, из Финляндии. Так появилась вот эта роща низкорослой и полустелющейся хвойной растительности, хорошо закрепляющей подвижные пески Стрелки. Однако изменения береговой линии продолжаются: с одной стороны косы берег размывается, а с другой наоборот нарастает. В начале прошлого века здесь на границе леса и обнаженного подвижного песка была возведена деревянная часовня. Впоследствии часовня сгорела, и следов от нее не сохранилось. Но самым главным историческим памятником на Стрелке является, конечно, Южный маяк, на котором мы в данный момент находимся.

Основание крепости действительно просматривались сверху очень хорошо. Виднелась часть фундамента стен и основы двух бастионов. С берега остатки развалин почти совершенно сливались с местностью и не бросались в глаза. Я перегнулся через парапет и с интересом разглядывал виднеющийся фундамент старинной постройки.

— Ну, всё, пора заканчивать, — неожиданно сказал человек, похожий на французского убийцу.

И тут вся компания посмотрел на меня так, что стало абсолютно ясно — пришел конец. Больше никто ничего не говорил, просто люди начали приближаться с твердыми и совсем не тайными намерениями. Я вдруг понял, что меня сейчас сбросят с маяка, а происшедшее представят, как простой несчастный случай. Найдется куча свидетелей, и ни один полицейский в мире не заподозрит что-нибудь криминальное.

Времени на размышление не осталось совсем. Я быстро вытащил из кармана кусочек мела и очертил себя крýгом, старясь, чтобы линия была ровной, четкой и чтоб нигде не прервалась…

 

27.

Старые воспоминания

Вилена Николаевича больше не существовало. Сообщения о гибели профессора прошли в прессе, следственный комитет завершил расследование и заключил, что трагедия произошла в результате несчастного случая и имела некриминальный характер. Похороны останков прошли на местном кладбище — родственников у погибшего не было.

Но жизнь продолжалась.

Внештатный сотрудник малоизвестного издания «Незнакомая Россия» Алексей Сергеевич Иванцов, время от времени публиковавший популярные статьи на исторические темы, — высокий, чисто выбритый человек лет пятидесяти с коротко подстриженными ежиком седеющими волосами, заканчивал наводить порядок в своей московской квартире. Только вчера из Петербурга доставили ящики с коллекцией, и сейчас предстояло расставить все на новом месте. Как всегда бывало в таких случаях, созерцание экспонатов вызывало из глубин памяти старые воспоминания.

* * *

1708 год.

— …Да, Ваше Величество!

— Вот что, граф. Поедете в Стокгольм, а потом к гетману: привезете ему его казну. Все документы готовы, сундук опечатан моей печатью, ждет вас в столице. Выезжаете завтра же. Дело срочное.

— Мне выезжать, Ваше Величество?

— Ну, не мне же! — Карл Двенадцатый по-мальчишески засмеялся, шутка показалась ему удачной.

— Слушаюсь, Ваше Величество!

— И вот что. Везите сначала морем, до Або. Потом, вдоль финского берега дойдете до Хельсингфорса и повернете на юг, пересечете залив и пришвартуетесь в Ревале. По дороге, на острове Легланд, зайдете в нашу крепость и передадите капитану, что он получил королевскую награду — вручите ему шпагу от меня. В Ревале зайдите к нашему посланнику: он снабдит вас лошадьми и обозом. Далее поедете через Эстляндию, Лифляндию, Польшу и в ставку Гетмана. Для всех — вы везете гетману новые ружья. Верительные грамоты и шпагу получите у моего секретаря в Стокгольме, вот ему письмо от меня. Если по дороге вам будет приглашение от короля Станислава или от кого-нибудь из его людей, вы, естественно, откажитесь. Скажите — мой король не велел. Военный человек, приказ, голова дороже, всякий поймет. Как прибудете к гетману, сразу же отпишите. Но помните: гетман — человек ненадежный, единожды предавший всегда предать может. Не верьте ему, все сами контролируйте. Если наткнетесь на русских, то скажете, что везете помощь царя Петра королю Августу, по его просьбе. То, что любезный кузен давно уже не польский король, вас тоже смущать не должно. Вот вам фальшивые письма на этот случай, ведь самой русской армии там быть не может. Потом, когда ваша миссия будет выполнена, письма сжечь. За груз отвечаете собственной головой.

— Слушаюсь, Ваше Величество! А не прикажете сразу идти на Реваль? Так будет короче и быстрее.

— Нет. Можете попасть в шторм, поэтому жмитесь к берегам, если что, укроетесь в шхерах.

— А если пройти по Восточному морю с юга?

— Там война, там Пруссия, бывают англичане, которые вот-вот меня предадут, а ваша миссия тайная.

— А если на Ригу?

— Тоже возможны нежелательные встречи, да и долго. Все решено, посему объявляем вам нашу милостивую волю и повеление. Без промедлений привезти гетману его казну. Ваш маршрут: Стокгольм, Або, Хельсингфорс, Легланд, Реваль, ставка гетмана.

* * *

1945 год.

— Все чисто, товарищ генерал! — отрапортовал молодой лейтенант с двумя разноцветными «шпалами» с правой стороны груди и несколькими наградами с левой.

— Проверили? Нигде никто не засел?

— Так точно, товарищ генерал! Нигде никого.

— Кому принадлежал этот замок?

— Барону фон какому-то, товарищ генерал!

— А поточнее?

— Не могу знать, все хозяева сбежали еще до подхода наших войск.

— Тогда здесь мой штаб и останется. Да, а подвал? Судя по всему, тут у них очень развитая сеть подземных сооружений. Срочно проверить подвалы и прочесать там всё. Возьми, лейтенант, пару саперов, и найдите кого-нибудь из местных, кто хорошо знает замок. Пусть проведет. Всю группу. Проверить все помещения. Вдруг у них тут заминировано или остался склад боеприпасов? Взлетим на воздух.

— А если этот местный… того?..

— Никаких «если», понятно? Что значит «того»? Если что, то местного — по закону военного времени.

— Так точно, товарищ генерал!

— Вот и славно. И еще повторю. Если найдете винный погреб, чтоб ни капли, понял? Мы на территории Восточной Пруссии. Не потерплю никакого мародерства и воровства! Хоть одну чашку кто украдет или бутылку вскроет или разобьет — трибунал!

— Но товарищ генерал! Командование официально объявило, что каждый имеет право раз в месяц отправить домой посылку весом до двенадцати килограмм.

— Никаких но! Тут я твое командование, понял лейтенант? — генерал замолчал, и довольно долго сидел, вперившись остановившимися глазами в шкаф со старинной посудой. Часть уникального сервиза была разбита, часть кем-то похищена. Генерал перенес взгляд на каминную полку, где недавно стояли старинные часы, кем-то уже взятые в качестве трофея. Лейтенант молча ждал дальнейших указаний. Генерал схватился за голову, будто от внезапного приступа мигрени и тихо стал говорить, словно ни к кому не обращаясь: — Грабежи, убийства штатских, повальное мародерство, трупы, трупы... Горы ненужных трупов. Зачем? На только что захваченный вокзал прибыло несколько эшелонов с гражданскими беженцами. Женщины, дети, старики… Они-то думали, что едут в свой тыл, а попали... Я опоздал, оказался там уже после прибытия немецкого поезда, и увидел лишь результаты. Все платформы вокзала, всё, сплошь завалено кучами чемоданов, распотрошенных узлов, баулов, повсюду одежонка, детские вещи, распоротые подушки. Все в лужах крови... Изнасилованные женщины, девушки, почти дети… трупы, трупы... И это наша армия? Армия унизила себя. Наш народ унизил себя, вот что самое страшное на этой войне…

Наконец генерал очнулся, поднял глаза на обалдевшего лейтенанта и, будто устыдившись, совсем другим голосом и тоном жестко произнес:

— Короче так, лейтенант: — за мародерство и пьянство, за моральное разложение расстрел на месте, читал приказ? Как проверите подвалы, об исполнении доложить.

— Есть проверить и доложить, товарищ генерал.

Когда лейтенант вернулся, командующий дивизией как раз собирался начать пить чай. Несмотря на войну, чай он всегда старался пить только из собственного стакана в ажурном серебряном подстаканнике.

— Ну? Все прочесали? — спросил генерал, прихлебывая из стакана.

— Так точно, товарищ генерал! Проверили.

— Чисто в подвалах?

— Да как посмотреть, товарищ генерал.

— Что такое? — на повышенной ноте переспросил генерал. Чувствовалось, что лейтенант его чем-то раздражал. — Докладывай, лейтенант.

— В подвале нашли какие-то бумаги, товарищ генерал. Много бумаг. Может пустить на топливо? А то с дровами тут у них…

— Что за бумаги?

— Не могу знать, товарищ генерал. Там по-ихнему всё. Пачки папок веревками перевязанные. Еще книги какие-то старые. Явно в спешке прятали.

— Прятали, говоришь? Эх, переводчика мы потеряли… Кто у нас тут сейчас немецкий знает?

— Командир связистов знает, товарищ генерал. Капитан Данилов. В совершенстве.

— Так что ж ты… почему он еще не здесь?

— Отдыхает он, товарищ генерал. Три дня не спал, все связь налаживал.

— Разбудить. И пусть проверит эти бумаги… много их там?

— Полон подвал, товарищ генерал. Если всё проверять…

— Да, это долго получится. Тогда так — пусть посмотрит самое главное, по верхам, ничего не развязывая, а потом отправим всё как есть в тыл, пусть там разбираются. Иная бумага, знаешь ли, на войне сильнее пушки стреляет.

* * *

1995 год.

— Здравствуйте, Евгений Иванович, — сказал посетитель, входя в шикарный кабинет бизнесмена.

— Добрый день, Вилен Николаевич. Проходите, присаживайтесь. Чай, кофе? Мои люди объяснили цель нашей встречи?

— Чашечку кофе, если вас не затруднит. А цель встречи не вполне ясна. Знаю только, что вы хотели со мной побеседовать.

— Понятно, — Евгений Иванович — шкафоподобный тридцати с чем-то летний мужчина, похожий на охранника переодетого в дорогой костюм, нажал кнопку и сказал: — Танечка, нам два кофе, а меня ни для кого нет, пока наш гость не уйдет… Так, — Евгений Иванович повернулся у своему гостю, — теперь никто мешать нам уже не будет. Дело вот в чем. Я тут на Грибанале купил здание под свой новый офис. Со всем содержимым купил, со всей обстановкой. Но какая к черту там обстановка? Старый хлам какой-то, позапрошлый век. Сам дом тоже старый, раньше там какой-то военный архив сидел, что ли... Ну, я и приказал сделать евроремонт, а весь хлам вывезти на свалку. Все бы хорошо, только среди моих людей один очкарик оказался, раньше работал в каком-то ученом институте. Нельзя, говорит, на свалку, там, говорит, важный архив, имеющий огромное историко-культурное значение. Вот я и решил, может — правда? Но наш очкарик в таких делах не больно-то петрит, поэтому и обратились к вам. Сам я все эти «сокровища» не видел, только фотки. Вот, — и Евгений Иванович показал несколько снимков запечатлевших пыльные связки папок аккуратно и педантично перевязанных добротной веревкой. — Вот адрес и пропуск для вас. Посмотрите, может и правда есть что ценное? И можно ли на аукцион выставить? Оцените тот уровень, с которого стоит начинать торги.

— Дело интересное, но, к сожалению, сейчас занят в университете. Может кто-нибудь из коллег…

— Погодите. Я же не даром. Такая сумма вас устроит? — и Евгений Иванович что-то написал карандашом на желтой бумажке стикера, и положил перед своим гостем.

— Все это очень заманчиво, — рассеянно сказал профессор, разглядывая желтую бумажку с несколькими цифрами и тремя буквами, — но время, время… Никто же его не вернет! Мало кто знает, что сегодня международный день пофигистов, ведь они его никогда не празднуют.

— Профессор, а не желаете ли прямо сейчас взглянуть на некоторые документы из этого архива? — С какой-то хитринкой в голосе спросил Евгений Иванович. В этот момент открылись двери, и длинноногая девица с внешностью фотомодели и в юбочке, даже не прикрывавшей ягодичные складки, вкатила сервировочный столик с двумя чашками эспрессо. — О, спасибо, Танечка. Молодец.

— Любопытно было бы взглянуть, — задумчиво выговорил профессор, провожая взглядом уходящую секретаршу хозяина кабинета.

— Вот это я сам достал из одной связки папок, что они принесли. Контрольный образец, так сказать. А там таких сотни.

С этими словами Евгений Иванович протянул гостю современный офисный файловый регистратор с многочисленными прозрачными пакетами вместо страниц — «файлами», содержащими в себе пожелтевшие листки с текстом, написанным красивыми готическими буквами.

— Да, материал интересный, — рассеянно произнес профессор, аккуратно перелистывая содержимое. — Пожалуй, займусь, как только улажу дела в университете. Так во сколько вы оцениваете мои услуги?

— Я оценил ваше чувство юмора, профессор! — улыбнулся Евгений Иванович. Потом он взял стикер и нарисовал перед цифрами знак доллара.

* * *

Поставив последнюю табличку перед соответствующим ей черепом, Алексей Сергеевич отошел на шаг, и некоторое время созерцал получившуюся композицию. Потом закрыл стеллаж занавеской, вышел из темной кладовки и запер ее на ключ. Пора было ехать на вокзал — до отхода петербургского экспресса оставалось менее часа. Уже в эту полночь в клубе «Вечерний звон» его ждали поклонники танцевального танго.

 

28.

Петербургское танго

Однажды в России появился новый вирус. Не компьютерный и не биологический. Эмоциональный. Сначала он отравил жителей двух столиц, а затем начал медленно, но верно расползаться по другим городам. Заболевшие этой хворью всюду таскают с собой туфли в мешочках, называют друг друга «тангеросами», а по ночам собираются на «милонги». Милонга, это такая тематическая вечеринка, где танцуют танго, играет музыка танго, и собираются фанаты танго. Ежедневно проводятся разные милонги, и любую из них можно посетить, дабы ознакомиться с танго поближе. К утру люди разбредаются по домам, чтобы переодеться в повседневные костюмы и слиться с безликой окружающей средой. На международных фестивалях и в российской тусовке можно встретить лица влиятельных чиновников, шефов фирм, известных бизнесменов, топ-менеджеров. От этой болезни не избавляет ни возраст, ни профессия, ни общественный статус, ни должность.

Мы сидели за столиком в одном тихом клубе, где проводилась такая вот милонга и потихоньку пили свои коктейли. Я заказал себе «b-52», а Лена — «Cosmopoliten». Играло танго. Несколько пар увлеченно танцевали в свободной от столиков части зала. Среди танцующих выделялся высокий седеющий господин, который показался смутно знакомым. Я молчал и рассеянно слушал свою собеседницу, ожидая, когда же она, наконец, доберется до сути. Было непонятно, что я вообще делаю в этом клубе.

— …Для меня петербургское танго более родное, — говорила она, следя взглядом за одной из танцующих пар. — Хочу сделать акцент именно на культуре, вернее, на ее многообразии и нынешней многогранности. В Питере разные школы, замечательные стили, более дружелюбная атмосфера. Люди здесь, на мой взгляд, более открыты, они чаще улыбаются, они танцуют душевно, с интересом. Все-таки, это по-настоящему здорово. А еще здесь можно все смешивать. Современная питерская культура и ее люди, хоть чуть-чуть мнящие себя интеллектуалами, просто невообразимо эклектичны. Жанры, течения, школы, субкультуры в конце концов. Они появлялись и развивались с течением времени постепенно, а сейчас мы имеем возможность выбирать что угодно из того, что уже создано или иметь все сразу. Человечество в своем истинном виде живет уже четверть миллиона лет, но только последние четыре тысячи имеют хоть какое-то значение. Что делали люди почти двести пятьдесят тысяч лет? Сначала они ютились в пещерах и у костерка, которого боялись и не понимали. Поклонялись тому, что сильнее, признавая силу и страшась ее. Это было не больше, чем объяснение, почему взошло солнце, это была тайна огромных нелетающих птиц, каменных людей и живых камней. Люди назвали их богами и демонами, их просили о защите, им молились о спасении. Со временем их число сократилось, а число людей выросло. Мир людей стал более умным, но не сделался более разумным. И бояться люди стали меньше. Они никогда не освободятся от непонятного, также и Вселенная никогда не перестанет быть для людей темной и опасной. Однако человечество может вернуться к состоянию первобытного страха, и современная ситуация этому весьма способствует. Никто не защитит людей, они обязаны сами заступиться за себя, и пока все остальное человечество живет при свете дня, мы живем во тьме ночи. Эта ночь борется с человечеством, и мы защищаем ее от чужих глаз, чтобы другие могли жить в обычном мире.

— М-м-м-м…— неопределенно промычал я. Сказанное Леной не доходило до моего сознания и воспринималось как бессвязный набор слов.

— Что?

— Не совсем понятно, если ночь борется с человечеством, то от кого вы ее защищаете? Какие другие могли жить?

— Другие — это другие. Это раньше люди защищались от них, но теперь роли поменялись. Поэтому необходимы вот такие регулировщики реальности. Модераторы, способные в нужный момент внести необходимые правки.

Сейчас она была в черной помаде и ярко-белом парике.

— А какие коррективы и почему их надо вносить? — не утерпел я с очередными вопросами.

— Мы…

— Вы — это кто? — не выдержал я и снова перебил свою собеседницу.

— Мы — это мы. Я же сказала, модераторы реальности. Мы всеми силами стремимся затормозить ряд губительных для цивилизации процессов. Всем очень легко придираться к чужим ошибкам. Хаять тупую и некрасивую социальную рекламу, изрекать злые шутки над теми, кто болен и обижен, бить слабого и травить наивного. Право на это никто никогда не отберет. Право на это нам дает собственное мнение, вернее — самомнение, и свобода его выражения. Жаль только, что все чаще за собственным мнением не стоит ничего, кроме этого самомнения. У меня на такое простой ответ — можешь сделать лучше — делай. Нет? Пшел вон и не звезди. Человек, у которого все хорошо, не будет самоутверждаться за счет другого, не будет насмехаться над больными и слабыми.

— А ты сама? — спросил я. Похоже, мы ушли от темы.

— А что я? — риторически переспросила Лена. — В рамках того, чем я занимаюсь, стараюсь делать лучше. Просто иногда создается впечатление, что у всех все настолько хреново, что развивается тотальная слепота.

— Это у них не хреново, или они думают, что хреново и отсюда слепота?

— Думают, что хреново. Они просто не видели тех, кому плохо на самом деле. Возможно, очень часто у каждого из таких людей его собственный пупок и есть центр вселенной.

— Перл, однако.

— Да ну, какой там перл, — отмахнулась Лена.

— Тебе надо писать колонки в какую-нибудь газету для пенсионеров.

— Я давно ждала, что кто-нибудь скажет нечто подобное, и очень расстроена, что им оказался именно ты. Понимаешь, одной из наиболее важных наших функций является сбор, обработка и консолидация информации об артефактах, находящихся вне нашего распоряжения или наблюдаемых нами вне нашей сферы влияния. Еще давно было установлено, что в случае утечки секретной информации лучший способ исправить ситуацию — дискредитация первоисточника путем распространения плохо написанных текстов на ту же тему. Если этот вариант проваливается, удаляется сам носитель информации. Понятно?

— Не вполне. Может, объяснишь?

— Что тут объяснять. Я и те самые люди, с которыми ты отдыхал в пансионате, мы делаем эту тяжелую, но важную работу. Звучит немного пафосно, зато верно. А ты думал что, перед тобой агентство киллеров на отдыхе? Корпоративка обычных наемных убийц?

— Честно говоря — да, — немного растерянно признался я.

— Фу, как пошло. А после того, как ты очертил вокруг себя круг мелом, они поняли, что ты свой и трогать тебя не надо. Своего рода, пароль. Вначале-то они приняли тебя за какого-то бандитского шпиона, подосланного криминальными структурами.

— Минуточку… а… а как же Голубика? Это же она передала мне тот мел.

— Ты о чем?

— Тогда, в пансионате. В первое же утро захотелось вдруг прогуляться…

И я рассказал всю историю своего знакомства с Голубикой. Все рассказал, со всеми подробностями.

— Вот зараза, — засмеялась Лена. — Нет, Танька — это что-то! Ее, кстати, Таней зовут, она подруга моя, тоже из нашей команды. Отдыхает там диким образом в палатке или на маяке, обожает экстремальный туризм. Она без памяти от всякой мистики и фэнтези, поэтому очень любит дурить головы мужикам. И так ловко у нее все получается, что даже ты повелся. Она вообще странная девка, ее трудно найти, мы последний раз виделись только прошлым летом. Вообще исключительно летом видимся, а в другое время лишь переписываемся иногда.

— Да, но она же меня спасла! Я сломал ногу, а она одними только пустыми руками вылечила!

— Уверен, что сломал? У тебя был, наверное, легкий вывих или растяжение, а Татьяна, да, очень хороший мануальный терапевт. Может и боль снять, и отек согнать. Все-таки мы что-то умеем, кое-что знаем, не зря же столько лет делаем свое дело. Ей надо было просто встретить тебя после прибытия, и передать пароль.

— А этот пароль… — не понял я, — ты сама не могла мне передать?

— Каким образом? Я его тогда даже не знала.

— Какие сложности. Для чего столько всего понакручено? Как в плохом шпионском детективе, честное слово. Не проще было бы все объяснить, сказать на словах?

— Что сделано — то сделано, о чем теперь говорить?

— Верно, черт побери… да, а этот ее шрам?

— Да, есть такой шрам, и что? Она прыжками в воду увлекалась, вот и прыгнула как-то в незнакомом месте, что, кстати, строжайше запрещено по технике безопасности. Знала только, что там хорошая глубина, а то, что там торчат какие-то железяки, понятия не имела. Вот и распорола себя от уха и до пятки. Ее тогда один моряк спас, чудом успел вытащить. Травма оказалась просто глубокой царапиной, ее даже зашивать не стали. Таньке повезло — прыгни она чуть в сторону и все, пропоролась бы насмерть.

— Это ты видела, или она рассказала?

— Рассказала, конечно, как я могла видеть? Мы тогда и знакомы-то не были, когда все произошло.

— А нерпа?

— Какая еще нерпа? — судя по удивленному тону, Лена меня действительно не поняла. На сей раз, удивляться пришлось ей.

Я рассказал о встрече с нерпой во время своего купания.

— Так ты что, — издевательски спросила Лена, — действительно решил, что Танька превратилась в тюлениху? И ушла в пучину морскую?

— Ну… как тебе сказать… Я тогда совершенно серьезно подумал, что она такая русалка, или кто-то типа того. На русальную неделю приняла человеческий облик, а в другое время выглядит как нерпа. Ты можешь смеяться, но там, на острове, все это воспринимается совсем не так, как на вечеринке в питерском клубе.

— Вот именно поэтому тебе и передали эту лабуду с мелом. Чтобы повелся на необычность ситуации. Ты увидел какого-то тюленя с полосой вдоль тела, и сразу же решил, что это такой оборотень. Не усомнился даже! Надо было, чтобы был не просто какой-то там человек, а способный поверить в чудо, и то, настоящее чудо, не показалось бы чем-то таким уж невозможным. Что-то я корявыми фразами заговорила, а всё из-за тебя, видимо.

Я опять ничего не понял. Видимо, сказывалось обилие впечатлений последнего времени.

— Какое еще чудо? А с какого бодуна пароль надо было обязательно передавать человеку, способному поверить в чудо?

— Чтобы проникся.

— Но, к сожалению, я провалил это твое «задание», — грустно сказал я.

— В смысле — провалил?

— Ну, как же. Я ведь так и не выяснил, что там был за маньяк.

— То есть, как это — не выяснил? Эти твои вечные шуточки иногда выводят меня из себя. Бесят просто. Впрочем, ладно, — будто о чем-то вспомнила моя подруга. — Пора тебя кое с кем познакомить.

Как раз в этот момент к нашему столику подошел один из «тангеросов».

— Добрый вечер. Разрешите? — спросил высокий, немолодой уже человек с чисто выбритым лицом и седеющими волосами, стрижеными под ежик, которого я уже краем глаза замечал среди танцующих. Я вздрогнул, когда увидел этого человека вблизи. Его дымчатые очки «слезками» блестели металлической оправой.

— Извините, но вы похожи на одного моего знакомого, — невольно сорвалось у меня.

— Естественно. Человек обычно сам на себя бывает похож. Это такой закон природы, знаете ли.

— Погодите… это — вы?

— А кто же еще? — новый собеседник снял очки, аккуратно убрал их во внутренний карман пиджака и слегка улыбнулся, одними глазами.

— Так вы разве знакомы? — удивилась Лена. — Почему?

— Не совсем знакомы, скажем так. Позвольте представиться, меня зовут Алексей Сергеевич, — отрекомендовался новый собеседник. — Если судить по документам, вы сейчас разговариваете с незнакомцем. Но, насколько я знаю, ваши документы тоже не вполне соответствуют той личности, которая когда-то, в вашем лице, шестнадцатилетним подростком получала паспорт. У вас просто запасные документы, которыми вы иногда пользуетесь, а мне пришлось сначала заводить второй паспорт, некоторое время жить двойной жизнью, потом подкладывать подходящий по росту скелет с надетым на палец моим перстнем, сжигать дотла покинутую развалюху, в которой я официально останавливался. Все еще удивлялись, почему дом получше не выбрал. Сплошные сложности.

— Может мне кто-нибудь объяснит, что происходит? — не выдержал я. У меня начинался какой-то вариант мужской истерики. — Ожившие мертвецы, маньяки…

— Относительно маньяков, — пришла на помощь Лена. — Издержки ремесла, своего рода профессиональная болезнь, вот и приходится иногда сбрасывать гормоны. Сам понимаешь… Видишь ли, люди, выполняющие нашу работу, часто страдают гиперсексуальностью.

Мы заказали еще по коктейлю.

— Ты уверена, что они страдают? По-моему не очень как-то.

— Как бы там ни было, у них… у нас! бывает склонность к разным чудачествам в этой сфере, иногда переходящим в серьезные отклонения, вот и появился в наших кругах маньяк. И если бы не твоя блистательная операция по его выявлению, мы бы так ничего и не поняли. Как изворотливо ты все провернул!

— Я изворотливо провернул? — обалдело спросил я. Вдруг показалось, что надо мной откровенно издеваются. — Как это?

— Хочешь сказать, что ты так ничего и не понял? — серьезно спросила Лена. — И про клад скажешь, тоже ничего не знал? Так что ли?

— Нет, конечно! Откуда? Мне никто ничего не объяснил! Ничего не знаю! Ничегошеньки!

— Опять нужны объяснения? Ладно. Если коротко, то дело обстояло так. На острове был клад времен Карла Двенадцатого. Конкретное место нахождения клада потерялось из-за намыва, изменения очертаний береговой линии и утраты точной карты. Читали «Остров сокровищ» Стивенсона? Вот так примерно, только в нашем случае прошло триста лет. Потом, в силу ряда обстоятельств, место стало доступно, и я затеял операцию «Солнышко» — изъятие клада. Выкопать сундук с золотыми монетами, который еще и сгнил за триста лет — задача нетривиальная. Пришлось внедряться в администрацию пансионата, что уже успели построить на острове, выкупать весь заезд и посылать своих. Это все мои сотрудники, если вы еще поняли, наша команда, которая решает некоторые специфические задачи. Они сначала понятия не имели, что там предстоит какая-то работа. Думали, что я просто осчастливил их элитным отдыхом в хорошем месте. Все, что нужно, было объявлено уже на месте, первоначально об операции знал только один человек, мне показалось, что так будет лучше. Но сейчас не об этом. Так вот, про этот клад. Остров был сначала заминирован, потом охранялся, до сих пор туда без санкции ФСБ не проникнешь, а когда стал доступен, там построили пансионат. Ценность данного клада была даже не в золоте как таковом, а в самих монетах. Будучи проданы на нумизматическом рынке, они потянули бы на сто пятьдесят миллионов долларов. Ставки оказались столь высоки, что я принял решение держать все в тайне до тех пор, пока вся компания не соберется на острове. Однако сразу что-то пошло не туда. Во-первых, некоторые отказались ехать. Не захотели. Во-вторых, ваша знакомая, наша прекрасная Елена — мой собеседник шутливо поклонился в сторону сидящей рядом Лены, — еще раньше вычислила наличие предателя. Вернее — факт его присутствия, но не личность как таковую. Даже не предателя, а маньяка, человека, из-за своего безумия могущего погубить нашу группу. Почему она не поехала сама или не сказала мне? Проявила инициативу, и со своей подругой решила раскрутить задачу самостоятельно. Про клад-то кроме меня первоначально никто не знал! Пока вы были изолированы на острове, она старалась вычислить этого человека с другой, так сказать, стороны. А сам маньяк, вернее — маньячка, уже почуяла, что запахло жаренным и идет охота. Когда началась операция «Солнышко», и стало известно про клад, решила всех убрать, завладеть кладом и свалить куда подальше. Вообще-то, самую середину того совещания, на котором объявили о кладе, вы слышали. Дело было в первую ночь, когда вы вдруг решили подслушивать под дверью «кают-компании». Кстати, вы спутали им все карты — вас приняли за шпиона какой-то враждебной группировки пытающейся завладеть сокровищами.

В это время одно танго сменилось другим.

— Ты так ловко и почти сразу подцепил личность, что представилась Вадиком, что это в качестве примера можно вносить в учебники, если таковые когда-нибудь будут, — сказала Лена, высасывая через трубочку остатки своего коктейля.

— Погоди… ты хочешь сказать, что Вадик… он же Валерия и был тем маньяком, что вы искали? — повышенным голосом спросил я. Когда нервничаю, то начинаю говорить громко, есть такой недостаток.

— Тихо ты, чего разорался? — вполголоса приструнила меня Лена. — Да, именно так. А ты что, правда, что ли, ничего не понял? Ну, ты даешь… У этой девицы радикально снесло крышу, и она вообразила себя невесть кем. Все смотрели на ее чудачества сквозь пальцы, поскольку, как казалось, это не мешало делу. А после того, как она поведала тебе о личных методах, все стало на свои места. Помнишь случай, она рассказала, как застрелила мужика? Так вот, то было нашумевшее происшествие. Она не просто его застрелила, а аккуратно потратила всю обойму. Сначала в пах, потом прострелила коленки, руки, живот, и только последнюю пулю послала ему в рот. Да и тех мужиков в лифте сжигать тоже было совсем необязательно. Короче — из этих рассказов все стало понятно.

— Минуточку! — не выдержал я. — Но ведь известно же, кому поручен заказ? Или неизвестно? Почему сразу-то никто ничего не понял?

Громкая музыка не давала остальным посетителям клуба обратить внимания на мои возгласы. Все так увлеклись музыкой, или танцами, или своими компаниями, что не обращали внимания на чужие столики. До посторонних никому не было никакого дела.

— Каких еще заказов? Это она так просто развлекалась, для собственного удовольствия. Заказы-то как раз она выполняла скрупулезно и точно, «без всяких концептуальных фенечек», как она любила говорить. А на острове она хотела каким-то образом единолично завладеть сокровищами, всех перенатравить друг на друга, кого-то пришить, кого-то дискредитировать, а свалить все на тебя. Поэтому-то и втерлась к тебе в доверие. А ты не понял? Я-то думала, ты просто дурака валяешь, — разочарованно продолжила подруга.

— Разрешите мне? — снова подал голос «Вилен Николаевич». Несмотря на то, что сейчас у этого человека была иная внешность и другое имя, я предпочитал про себя называть его именно так. — Как можно догадаться, за кладом мы охотились давно. Но сначала там была закрытая зона, а поскольку точное расположение сокровищ известно не было, предполагались лишь ненаправленные поиски. Потихоньку мы обшаривали остров. То в качестве археологов, то саперов, то радиолюбителей. Шведы тоже не сидели без дела, недаром они помогали разминировать Легланд. Как по заказу нас преследовали неудачи. Главное — пропала карта! Описание нашли, а карты в архиве не оказалось! Но она была там, я точно выяснил. И вот только два года назад, когда карта попала в наши руки, стало ясно, где шведы зарыли гетманскую казну триста лет назад. Как всегда бывает в подобных случаях, рассчитывали быстро вернуться за ней, но не вернулись — в море уже хозяйничал молодой российский флот. А после того, как опасность миновала, Петр Великий умер, и его флот благополучно сгнил, никто уже не смог прибыть за кладом. Почему — тут можно только гадать. Скорее всего, все свидетели просто умерли или погибли, а карта и записи к ней провалялись без дела до нашего времени. И все бы так и оставалось, пока один удачливый российский бизнесмен не купил архив и не использовал найденные там карты довольно-таки своеобразно: их отсканировали, напечатали на пластике, и сделали покрытие для столиков кафе на набережных и в комплексе «Нептун». Сколько людей смотрело на эту карту, не зная, что видят перед собой точное указание места, где надо искать клад стоимостью в сто пятьдесят миллионов долларов.

— Интересно, — подал голос я. — А… А можно спросить?

— Да, конечно. Спрашивайте сразу, и если в это будет в моих силах, то постараюсь ответить.

— Почему вдруг получилось, что вы… ну, что вы оказались причастны к этому кладу?

— Долгая история. Позвольте сначала маленький исторический экскурс. Когда шведский король Карл Двенадцатый заключил союз с гетманом…

 

29.

Исторический экскурс

Когда шведский король Карл Двенадцатый заключил союз с гетманом, тот испытывал большие финансовые и политические затруднения. Гетман до последнего момента колебался — с кем быть, с царем Петром или с Карлом? Если Карл обещал родине гетмана независимость, то Петр ничего такого не обещал. Более того, царь не сильно-то скрывал, что видит Украину в составе России, причем без особых автономных прав, и никак иначе. Зато с Петром гетмана связывала единая вера и долгая если не дружба, то совместная служба. Они вместе сражались в обоих походах при штурме Азова, вместе дрались с турками, Петр лично возложил на гетмана знаки ордена Андрея Первозванного, и так сразу предать русского государя для старого гетмана казалось делом трудным. Однако он был в тяжелой обиде на Петра после одного военного совета, на котором обсуждалось существенное ограничение автономии родины гетмана и самостоятельности самого гетмана. Но все равно он был готов ждать до последнего момента, пока не станет очевидным, что Петр проигрывает войну.

Однако Карл знал, что надо обещать гетману: независимость страны, власть верховного правителя и личную защиту от русского царя. В свою очередь гетман обещал шведскому королю всемерную поддержку и полноценный военный союз: провиант, зимние квартиры и пятьдесят тысяч казачьего войска. По договору родина гетмана провозглашалась на вечные времена свободной от всякого чужого посягательства. Карл шел на этот союз с большими надеждами, поэтому давал твердое обещание не заключать мира с Петром без выполнения союзных обязательств. Так гетман перешел на сторону Швеции.

Карл Двенадцатый рисковал. Вся беда ситуации состояла в том, что победоносная Швеция за годы войны весьма истощила внутренние ресурсы. Покоренные страны если что-то и приносили, то сильно меньше того, на что рассчитывал молодой король, поэтому новые союзники были ему крайне необходимы. Верный своему обещанию, король дал строго секретный приказ — подготовить колоссальную по тем временам сумму в золоте и переправить ее из Стокгольма в распоряжение гетмана, в его ставку. Операция проводилась в строжайшей тайне еще и потому, что недруги короля, сидевшие в шведской столице, только и ждали очередного повода возбудить в стране всеобщую ненависть к своему монарху.

Даже с ближайшими людьми король не мог быть полностью откровенен, возвращая гетману долг. Золото, равноценное гетманской казне, занятой в свое время у гетмана и потраченной на шведскую армию и войну, предстояло доставить из Стокгольма специальному посланнику короля, коим был граф Густав де Ферзен. Путь золоту предстоял долгий, поэтому король выбрал наиболее безопасный, по его мнению, маршрут.

Еще прежде, на лесистом острове Легланд из гранитных валунов, в изобилии насыщавших островок, шведы сложили надежную фортецию, которая планировалась как опорный пункт на пути из Финляндии в Эстляндию. Крепость построили на самом берегу и назвали «Литетшлот» — по-шведски — Малый Замок. Крепость представляла собой шестиугольник с наибольшей шириной около тридцати метров и длиной стороны приблизительно в десять метров. Высота башен от ординара была около десяти метров, а вооружение крепости составляли пятнадцать пушек. Офицеры и весь небольшой гарнизон крепости жили в деревянных домах на острове. Долгое время крепости никто не угрожал. И вот поползли слухи: русский царь Петр, захвативший устье Невы, построил там крепость и начал делать военные корабли против Швеции. Шведы не очень-то испугались кораблей какого-то полудикого азиатского царя. Но когда вполне европейский фрегат с полным парусным вооружением, двумя орудийными палубами и под незнакомым флагом вдруг появился перед самой крепостью, шутки кончились. С корабля сделали несколько выстрелов, и одно из ядер даже попало в южный бастион крепости. Шведские пушки ответили. Наглые русские дали еще залп, и ушли куда-то в сторону острова Тютерс.

В тысяча семьсот восьмом году у крепости бросил якорь шведский корвет «Або». Корабль вез графа де Ферзена — тайного посланника короля, награду для капитана крепости, и секретный груз, о котором даже команда ничего не знала. Все были уверены, что везут новые ружья, спрятанные в длинные ящики для того, чтобы не повредить при перевозке. На самом-то деле, ружья были только в восьми ящиках из девяти, а в девятом везли золото гетмана.

Капитан торопился, надеялся успеть достигнуть Реваля — по всем приметам близился шторм. Не успел. Пока граф де Ферзен вручал командиру крепостного гарнизона королевскую награду, пил за здоровье короля, за победу в войне, и за здоровье гостеприимного хозяина, налетел шторм. Неожиданно сильный ветер ужасно трепал корабль, грозил сорвать его и разбить о прибрежные камни, поэтому королевский посланник, вопреки воле капитана, распорядился перенести груз в саму крепость. Это стало роковым решением. Потерявшее вес судно действительно было сорвано с якорей, вылетело на рифы и проломило дно. Миссия по доставке груза оказалась, как минимум, задержана. Не имея возможности сразу вывезти золото, королевский посланник распорядился тайно закопать ящики в южном бастионе, после чего начертил скрупулезный план расположения клада в крепости, и описал точную привязку к крепостным сооружениям.

Посланник короля впоследствии так и не смог забрать золото. Кое-как починив корабль и доплыв (уже без всякого груза, но со всей командой) до Эстляднского берега, Густав де Ферзен был пленен фельдмаршалом Шереметьевым. Верный королю, граф не выдал цели своего путешествия. Ему удалось бежать сначала в Митаву, потом в Тильзит, где он и стал гостем-пленником в загородном замке барона фон Шплиттера. Во время нахождения в Тильзите граф неожиданно исчез, и след его потерялся. Говорили, что он заразился чумой и заболел, от чего и умер, а все бумаги его поступили в архив замка.

Дальнейшее хорошо известно из истории.

К моменту подхода шведских войск к Полтаве, Карл уже потерял до трети своей армии. После неудачной для шведов осады города, произошло сражение с основными силами русских, в результате которого шведы потерпели сокрушительное поражение. Карл Двенадцатый был полностью разбит, и бежал под защиту турецкого султана. Вместе с ним скрылся и гетман. Поражение королевской армии, полный крах надежд, предательство и позорное бегство на чужбину окончательно подорвало здоровье старого гетмана — на другой год он скончался, так и не получив того, на что делал ставку. Не повезло и Карлу Двенадцатому. Султан, в конечном итоге уставший от амбиций Карла, распорядился изгнать шведского короля из турецких владений. Когда Северная война закончилась, Короля Карла уже не было в живых — он погиб во время своего последнего похода в Норвегию. Обстоятельства смерти короля до сих пор являются причиной жарких споров, но как бы то ни было, Карл Двенадцатый стал последним монархом Европы, павшим в сражении на поле боя. По Ништадскому мирному договору Россия закрепила выход к Балтийскому морю: к ней отошли часть Карелии к северу от Ладожского озера, Ижорская земля (Ингерманландия) от Ладоги до Нарвы, часть Эстляндии с Ревелем, часть Лифляндии с Ригой, острова Эзель и Даго, а также все острова в середине Финского залива, среди них и остров Легланд. По этому же договору фортеция на Легланде должна была отойти России, но шведы, уходя, сами разнесли крепость по камушку до основания, чтобы та не осталась русским. Документы с информацией о точном расположении клада остались пылиться в архиве прусского замка, а все непосредственные участники событий либо погибли, либо остались в неведении относительно того, что могли получить доступ к сокровищам.

Довольно быстро частые на Балтике шторма и течения сделали свое дело, изменчивый берег скрыл под наносами песка и гравия основание крепостной кладки, и скоро ничто уже не указывало на присутствие здесь крепостного сооружения, никто точно не знал, где стояла шведская крепость. Клад на острове Легланд сделался совсем недоступен.

Так продолжалось до конца двадцатого века.

А потом началось создание Комплекса защитных сооружений Санкт-Петербурга от наводнений — Петербургская дамба перегородила Финский залив. Это нарушило прежнюю схему течений, вследствие чего естественные намывные формы суши — бары, косы и береговые валы — начали смещаться и менять свои очертания. В какой-то момент из-за размыва берега на острове Легланд показалось основание шведской крепости. Процесс двигался неумолимо, и скоро уже и на космоснимках четко просматривался край ясно видимого многоугольника — основы крепостной стены. Если раньше фундамент был скрыт под слоем песка и гравия, то теперь основание крепости Литетшлот видно всякому.

 

30.

Легенда

— Почему… — начал спрашивать я, — почему так вышло, что вы все знаете? Это специфика работы или… если лезу не в свое дело и интересуюсь неположенными вещами, вы тогда так и скажите.

— Ну, почему сразу неположенными, — откинувшись немного назад, ответил Алексей Сергеевич. — Сначала, немного о себе. Вы не очень торопитесь, нет? Это хорошо. Так уж случилось, что мне приходится жить намного дольше, чем среднестатистическому человеку. Если вы думаете, что это очень приятно, то должен вас разочаровать. Великое множество всяких хлопот. Нас таких крайне мало, и мы не стараемся сильно кричать о себе. Как видите, это удается, но не вполне полностью. Люди о нас немного знают. Литература и недавние фильмы тому показатель. Помните миф об Агасфере? Легендарный персонаж, по преданию, осужденный на вечные странствия по земле до второго пришествия Христа. Был якобы наказан за то, что в оскорбительной и грубой форме отказал Христу в кратком отдыхе по дороге на казнь и безжалостно велел идти дальше, за что ему самому отказано в покое. Агасфер обречен безостановочно из века в век скитаться по земле. Легенда извратила имевший место факт до полной неузнаваемости. Наказать вечной жизнью! Такое только в позднее средневековье могли придумать. В семнадцатом веке вышла даже анонимная книга «Краткое описание и рассказ о некоем еврее по имени Агасфер». Агасфер в европейских сказаниях нового времени — это такой грешник, пораженный таинственным проклятием и пугающий случайных граждан одним только своим видом. Как привидение и дурное знамение. Про него потом понаписали горы всякой литературы. Даже в нашей стране в советский период, от Ильфа-Петрова до Братьев Стругацких. В последнее время упадок образования и рост суеверий пополам с мистикой стал благодарной почвой для раскручивания подобных легенд. На самом-то деле истина состояла в том, что где-то в окрестностях Иерусалима можно обрести почти бессмертие. Очень-очень редко, далеко не каждому, и не всегда, но иногда можно. Если не само бессмертие, то чрезвычайно долгую жизнь. Судьбе было угодно, чтобы я приобщился к тайне. За это приходится жестоко платить. Платить неизменно и беспрестанно, с небольшими передышками, которые и отдыхом-то не назовешь. Приходится вечно скитаться по земле и не знать нигде ни приюта, ни покоя, и при этом регулярно наведываться к первоистокам, чтобы «подзарядиться». Пропуск нужного момента равнозначен смерти. Нужно менять имена, места жительства, внешность, профессию. Надо непрерывно «подтягивать» разговорный язык, чтобы не отстать от современного произношения. Кроме того, необходимо постоянно разыскивать подходящих людей, тренировать их, готовить из них корректоров текущей реальности. Тут уж ничего не поделаешь, не пофилонишь, это главная расплата. Теперь стало в чем-то проще, а в чем-то сложнее, но для всяких таких дел нужны средства. Сами понимаете, сокровища гетмана пришлись бы очень к месту. Мы давно уже следим за информацией о разных кладах и ничейных сокровищах, но в данном конкретном случае постоянно что-то мешало, будто нарочно. Так вот и поверишь в заколдованное золото. А когда я вдруг опять напал на след этого клада, то упустить новую возможность было бы величайшей глупостью.

— Погодите… так это вы Агасфер? — спросил я. Знакомое чувство, что меня неслабо разыгрывают, снова вылезло на поверхность.

— Да какой там Агасфер, — усмехнулся Алексей Сергеевич. — Такого человека просто нет, и не было никогда. Орфография имени, Ahasverus, более правильно воспроизводящая библейское «Ахашвейрош», исходит от протестантов, культивировавших иврит и теперь это одно из наиболее распространенных имен легендарного персонажа. Кстати, во всех евангелиях об этом эпизоде вообще ничего не сказано.

— Опять вопрос, — сказал я, посмотрев на Лену. — Вроде бы предполагалось, что меня там кто-то должен прикрывать. Страховать. А кто это был? Я так и не понял.

— Да брось ты, это же вполне очевидно. Тебя «пасла» Танька, которую ты почему-то называешь «Голубикой». Она со стороны приглядывала за вашей компанией, слушала, что можно, а когда требовалось срочность, сообщала Светлане или ее мужу.

— Они тоже в деле?

— Естественно, — кивнул Алексей Сергеевич. — Как же без них. Кстати, это я попросил Николая перекрасить скамейку, на которой сохранились следы крови, которых никто кроме него не заметил. Когда с покраской все хорошо получилось, то приказал изнутри прокрасить окровавленный дом, разрешение к тому моменту было получено. Выкрасили такой же краской, чтобы сохранить хоть какое-то подобие единого стиля. Еще вопросы?

— Опять не ясно. Откуда на лавочке кровь? Она же хоть и рядом с тем домиком, но сравнительно далеко.

— Кровь с рук убийцы, — пояснил Алексей Сергеевич. — Когда ваша знакомая, ночью, услышала взрыв, то потом пошла посмотреть на результат своей деятельности. Вошла в домик, и перемазала руки. Возможно и ноги, но это сейчас узнать уже не удастся. Ведь это она подменила таблетку фестала на капсулу со взрывчаткой. В домике было довольно темно, и она (все-таки буду называть это существо в женском роде) незаметно для себя испачкалась в крови. Потом, уже на дорожке, заметила это, и стала чиститься. Белая ночь, как-никак. Отдаю должное ее хладнокровию — задержаться около места убийства — это надо уметь. В результате незаметно для себя перепачкала лавочку, и пошла в ваш коттедж, мыться. Дальнейшее вы знаете. Следствие ничего этого не обнаружило, и квалифицировало произошедшее как самоубийство. Так было проще всем. Потом Николай обнаружил на лавочке кровь, и было принято решение закрасить ее. Так, на всякий случай. На вопрос, надо ли сохранять место трагедии в неизменном виде, или можно сделать косметический ремонт, было получено разрешение на ремонт. Я уж не знаю, насколько это законно, но администрация пансионата получила дозволение покрасить дом. Однако правду-то мы-то знали, но при этом совсем не хотели впутывать в свои дела правоохранительные органы. Было понятно, что тут самое настоящее убийство, и убийца находится на острове. Оставался вопрос — кто.

— А зачем ей было его убивать?

— Очень просто. Этот человек ее очень раздражал и, как она говорила, «бесил». Давно и по любому поводу. А тут случай подвернулся, да и вообще она потеряла над собой контроль. Она пила соответствующие таблетки, но что-то произошло — или забыла, или еще что. Не знаю! Если вы спросите, для чего она рассказывала вам во всех подробностях о собственных делах, тоже объясню. Все маньяки очень любят повествовать о своей деятельности, и найти благодарного слушателя для них высшее наслаждение, своего рода сверхзадача. Они часто ведут дневники, все записывают, или наговаривают на диктофон. Бывает, что находят какого-нибудь слушателя, который их никогда не разоблачит, например — католического священника-исповедника. Могут кому-нибудь звонить по телефону и рассказывать о собственных преступлениях.

— Несчастная девушка, — невольно пробурчал я.

— Тебе что, жалко ее что ли? — с плохо скрываемым отвращением спросила Лена.

— Естественно. Это такая форма безумия. Она же была больна психически, разве нет? Что с ней стало?

— Неважно, что. У нас у всех какая-нибудь форма безумия. А ты, правда, хочешь знать подробности? — снова спросила Лена, и у меня возникло ощущение дежавю. Что-то такое уже было, только совсем в другом месте, в иное время и при иных обстоятельствах…

— Нет. Не хочу.

— Вот и правильно. Итак, господа, как бы ни приятно было с вами сидеть, но мне уже пора, и так давным-давно опаздываю. Вы меня отпустите?

— Естественно, — просто согласился наш собеседник. — Кто мы такие, чтобы задерживать красивую женщину? Вопросов к вам нет.

Лена попрощалась и быстро ушла. По-моему она специально выбрала этот момент. У меня-то к ней как раз сохранилась масса вопросов, причем эти вопросы громоздились один на другой и не давали покоя.

— А еще можно спросить? — спросил я, когда мы остались за столиком вдвоем. — Где была мистификация? До моей поездки или после?

— Что-то не вполне осознал, — смутился «Вилен Николаевич». Судя по интонации он и правда не понимал меня. — О чем вы? Поясните.

И я пояснил. Я рассказал всю свою историю еще раз, закончив повествование нашим с Леной разговором уже здесь, в клубе.

— …и вот, — завершал я свой длинный рассказ, — что-то не укладывается в моей голове. С одной стороны, как-то вечером в Питере, почти ночью, вы прочитали интереснейшую лекцию о нежити, что очень расширило мой кругозор и представления об окружающем мире. Эти разъяснения прекрасно истолковывают ряд событий, которым лично был свидетелем здесь, в Петербурге. Потом, поехал на курортный остров, где произошло всякое разное, что вполне соответствует новым для меня знаниям. А еще потом, уже здесь и сейчас, в этом клубе, вдруг объясняют, что это все лажа, а я стал объектом мистификации. Кому верить?

Мой собеседник вдруг задумался.

— То, что говорил вам я, и до, и после, — сказал он с расстановкой, — все соответствует действительности. А вот Лена… Я, кажется, понял, зачем она так с вами поступила. Она же не знала, о нашем разговоре, после того, как вы чинили компьютер?

— Нет, конечно. Не знала, я же ей не рассказывал. Зачем?

— Ага, теперь понятно! Она решила, что про нежить вы ничего не знаете, и нет смысла вас в эти тонкие материи посвящать. Грузить, как теперь говорят. Вот и рассказала такую правдоподобную байку, притворяться она умеет. О вашем знакомстве с Элей она тоже не знала, да? Ну, вот, все правильно! Если коротко, то ситуация именно такая, какой вы понимали ее на острове, перед возвращением в Петербург. В тот момент, когда вы очертили около себя круг, сработало то, что должно было сработать, и опасность для вас миновала. Голубика спасла вас этим мелом.

Вдруг меня осенило.

— Так… — выдавил из себя я, — а те люди, вместе с которыми довелось отдыхать, на самом деле…

— Вы разве еще не догадались? Все, кого вы видели на острове, кроме Светланы и ее мужа, это всё нежить. Ну, разве что еще те рабочие, которые красили домик, — они тоже люди вполне обычные.

— Что, все те люди на самом деле никакие не люди? Да? — снова повторил я.

— Да, все эти люди в обычном понимании людьми не являются. Да, никто из них, кроме хранительницы-Голубики, не привязан к конкретному месту. Я их собрал и завербовал. Когда надо, они везде разъезжают в человеческом облике и выполняют разные мои поручения. Я бы не стал их называть демонами — это устаревшая терминология, сейчас уже почти не применяемая. Когда надо, они ведут себя вполне по-людски. Вспомните мою лекцию. Некоторые из них любят играть в детективные игры, как вы могли заметить. Устраивают различные собственные разборки, временами сходят с ума, начинают представлять опасность для окружающих, погибают порой, как вы видели. По ряду возможностей они превосходят людей. Но не всегда. Что-то они могут, что-то нет, до всемогущества им далеко, как до Луны. Сейчас сложилась такая ситуация, что нежить сама стала нуждаться в защите от людей. Вот и стараемся, по мере своих сил, и на это требуются деньги, как и для всего в этом мире…

— Ни фига ж себе... И Лена? Она тоже?

— Разумеется, и она тоже. А вы даже не догадывались?

— Нет, не догадывался… А зачем тогда там проводили все эти экскурсии? Раз вы уже и так выкупили весь заезд?

— Ну, так. В пансионате экскурсии положены? Положены! Не отменять же. Вы что-то еще хотели спросить?

— Да нет, не хотел, — ответил я, вслед за довольно долгим раздумьем, — спасибо.

— Очень рад, что все так удачно завершилось.

— А уж я-то как рад… Так что же теперь делать? — как-то по-детски спросил я, поглядев на «Вилена Николаевича», который сейчас вовсе не Вилен Николаевич, а совсем даже Алексей Сергеевич.

— Вам? Ничего, — сказал он с каким-то спокойным безразличием. — Делайте, что хотите, живите и радуйтесь своему существованию. Да, вас использовали вслепую, но уверяю, это совсем не самое плохое, что случается в жизни. Согласно нашему решению, вам причитается процент от общей стоимости сокровищ, и после реализации клада эта сумма поступит на ваш счет. Неплохие деньги, они вам не помешают. Жаль только, что кроме этого я ничем не смогу быть вам полезен. Советом разве. Но чужие советы нужны, как… не буду говорить, вы сами понимаете как что. Думаете, что это очень оригинально, обидеться на всех? И обвинять тех, кого вы считали друзьями? Ничего нового тут нет. Все это было уже много раз со времен египетских пирамид, поверьте.

Пришлось поверить, тем более что ничего другого мне тогда просто не оставалось. 

* * *

Вот, собственно, и всё. Проблем с билетом не возникло, и на следующий же день я сел в поезд и поехал домой в Москву. Все-таки мистификация? Фейк, как теперь говорят? Но в чем? И зачем? Спрятать истину за горой лишних фактов, попытка запудрить мозги естественными или наоборот — противоестественными объяснениями? Объяснить то, что выпадает за рамки привычных реалий? Тогда для чего было рассказывать разные исторические подробности из жизни этого «Агасфера»? Или действительно?.. Я так и не понял, что это было. Чего-то плохо стал соображать, несмотря на отдых. Вопросов куча, а ответов у меня не было. Надеюсь, только пока.

Я смотрел в окно. Скоростной экспресс «Орлан» быстро проносил меня мимо летней местности, менялись пейзажи, проскакивали и оставались позади какие-то станции, названия которых из-за стремительности движения невозможно было разобрать…

Читать было нечего. Ту книжку, что подарил случайный незнакомый попутчик по дороге в Петербург, закончить так и не удалось. Забыл на острове, в тумбочке коттеджа. Последние дни пребывания в пансионате оказались несколько утомительны и насыщенны разными событиями, поэтому я так и не узнал, чем там завершилась история отважной женщины, посвятившей себя борьбе против наступления «всеобщего зла». Можно было бы, конечно, найти этого автора в Интернете и скачивать роман с какого-нибудь «доброго» сайта, но сделать это никак не соберусь до сих пор.