ПОСЛЕ ВЧЕРАШНЕГО ДНЯ, ПОЛНОГО ПРОБЛЕМ, и совершенно замечательной ночи, я забрал Кайлу и решил, что не буду обсуждать новости на обратном пути.

Я не хотел делать это в грузовике; дома, в знакомой обстановке, где есть кровать и можно будет выплакаться, будет сподручней.

Но как же тяжело, остаться в хорошем настроении, если первое, что спросила Кайла, сев в грузовик, было: — Веселился с Милли?

Я решил проигнорировать ее ехидный тон и ответил: — Да, веселился.

Кайла скрестила руки на груди и дулась всю дорогу.

Когда я занес ее вещи домой, распаковал и положил грязную одежду в стирку, то повернулся к дочери и сказал: — Нам нужно серьезно поговорить.

— Я не хочу снова говорить о Милли. Ты не сможешь заставить меня, хорошо к ней относится, — сказала Кайла хмуро, пришлось, в очередной раз, напомнить себе, что она всего лишь девятилетний ребенок, скучающий по своей матери, и сейчас, я опять разобью ей сердце.

Это было тяжело, но мне удалось взять себя в руки, и оставить разговор о матери на повестке дня, оставляя проблемы с Милли, до следующего раза.

— Речь не о Милли… пока что, — предупредил я, сохраняя спокойный тон, предугадывая, что должно произойти, я попросил. — Присядь, пожалуйста.

Кайла нахмурилась, с осторожностью посмотрела на меня, но подошла к кровати и уселась на подушках.

Когда она села и успокоилась, я начал трудный разговор: — Я вчера виделся с твоей мамой.

Лицо Кайлы загорелось от этой новости, но мое разбилось на куски.

— Она возвращается домой? — спросила она с надеждой.

— Нет, детка, не возвращается, — ответил я серьезно.

Лицо Кайлы спало, затем ее глаза сузились, и она спросила: — Это потому, что ты встречаешься с Милли, верно? Моя мама вернулась бы, если бы ты не ходил на свидание с кем-то другим.

Потрясенный, я отшатнулся, но взял себя в руки и сказал: — Нет, Кайла, это не имеет к Милли никакого отношения, так что перестань обвинять ее во всех смертных грехах. Это связано только со мной и твоей мамой, и больше не с кем.

Кайла скрестила руки на груди и спросила, очевидно, не веря: — Тогда почему же она не возвращается домой?

На слове дом, ее голос дрогнул, я знал, что она пытается не плакать.

Я вздохнул, мое сердце дрогнуло, когда решился сказать ей правду: — Твоя мама на переломном этапе своей жизни. Она пытается понять, кто она и кем хочет быть.

— Но она моя мама, разве она не знает об этом?

— Да, малышка, знает, но иногда, не все рождены, чтобы быть мамой, — мягко сказал я.

— Но она уже моя мама, и не может просто так меня бросить.

Слова Кайлы эхом отражались в моей голове, как бы мне хотелось, чтобы все было так просто, но реальность та еще сука, потому что Джули сделала именно это. Сбежала.

— Она всегда была и будет твоей мамой, но это не значит, что она хочет быть частью нашей жизни. У нее теперь новая жизнь, она ей нравится, поэтому и не хочет возвращаться к тому, что оставила позади.

— А как же я? — Спросила Кайла, не в силах сдержать слезы. — Она больше не хочет меня?

— Ох, детка, — пробормотал я, мои глаза увлажнились, от печального голоса дочери. — Она долбаная дура, если не хочет тебя.

Кайла заморгала, ее рот округлился и она сказала потрясенно: — Папа, ты сказал слово на «Д». Ты никогда не говорил слов на «Д».

Да, я никогда не ругался, по крайней мере при Кайле… ни в этой жизни. Но если и был подходящий момент, то это сейчас.

— Прости, Кай, но это правда. Ты самая удивительная, умная, веселая, красивая девочка в мире, и если твоя мама не видит этого, то она долбаная дура.

Кайла ахнула и прикрыла рот, затем я услышал самый лучший звук, когда она захихикала.

— Ты снова это сказал.

Я слегка улыбнулся ей, затем посадил к себе на колени и крепко обнял.

— Я люблю тебя больше всех на свете, Кайла.

— Знаю, папочка, я тоже тебя люблю.

Не знаю, как долго, мы так сидели, обнимая друг друга, но я был счастлив, что она, кажется, все хорошо восприняла, хотя ей и не легко. Уход Джулии потряс ее, и я не понимал, что может сделать с Кайлой, осознание того, что она вообще не собирается возвращаться. Все, что мне оставалось, это быть рядом, и надеяться, что этого будет достаточно.

— Давай закажем пиццу, и испачкаем наши лица мороженым, пока будем смотреть новый фильм о супергероях?

— Давай, — сказала Кайла, голосом, приглушенным моей рубашкой.

— Отлично, пойди надень пижаму и выбери фильм, а я закажу пиццу.

Кайла кивнула и отпустила меня, но прежде чем уйти, я повернулся и окликнул ее: — Кай?

— Да, папочка?

— У нас все будет хорошо, — пообещал я.

— Знаю, — сказала она, смело улыбаясь.