Эпик Московского уезда.

Лопырёв Владимир Сергеевич

Часть 2

 

 

1

Интересная всё-таки штука — железная дорога. За полвека существования в России она изменилась от тележек, перевозящих руду при горных разработках, до транспортной сети по всей стране. Новые мощные паровозы теперь перевозили не только грузы, но и пассажиров, и уже трудно стало представлять, как это люди жили без неё. За сутки стало возможно проделать расстояние, на которое раньше уходила неделя, и при этом без тряски в экипаже по знаменитым российским дорогам. Стальные стрелы надёжно соединили города. Вдруг оказалось, что всем надо срочно куда-то ехать. Родственники вспомнили о дальних родственниках, разбросанных по необъятной территории России, и бросились их навещать. Двоюродные братья и сёстры, золовки, шурины, девери и кумовья — все в один момент соскучились друг по другу. Пышущие паром железные кони взялись за восстановление семейных связей. А какие трогательные картины встреч и прощаний можно было наблюдать на вокзалах — не передать словами. В самом деле, поезда ожидали с трепетом, и радостей свиданий всегда было больше грусти разлук. Недаром даже картинки с изображением паровоза вызывают в душе какое-то умиление. Любит наш народ железную дорогу. Любит. Хотя и побаивается.

Ну, а какое влияние она оказала на развитие коммерции нетрудно оценить. Взять можно любую сферу человеческой деятельности. В каждом деле хоть какая-нибудь деталька, а проделала путь по железной дороге. Как человек обходился без неё раньше — непонятно. Особенно было облагодетельствовано купеческое сословие. Торговля расцвела. Объёмы перевозимых грузов возросли настолько, что товар иногда залеживался, и приходилось везти его в другое место. Лучше стало жить. Определённо, в данной области прогресс не подкачал.

Рябичкин сел в поезд на Николаевском вокзале вечером, через день после совещания в канцелярии станового пристава. В этот раз чиновники из полиции сработали быстро, и Алексей получил билет в пульмановский купейный вагон. Жизнь его стремительно менялась. Поездка в столицу в вагоне первого класса — об этом раньше можно было только мечтать, так и голову потерять недолго. Но, слава Богу, новоиспечённый помощник пристава был человеком здравомыслящим, и его самолюбие не выходило за рамки разумного, являясь лишь стимулом к самосовершенствованию.

Показав проверяющему билет, он поднялся по металлическим ступенькам в вагон. Чтобы попасть в своё купе, нужно было пройти в середину вагона. Ступени проводили его мелодичным звоном. Пассажиров прибыло пока немного, некоторые подсядут на следующих станциях. Например, сосед Рябичкина по купе должен сесть только в Твери: так сказал обер-кондуктор поезда. Это и хорошо, можно спокойно расположиться и осмотреться.

Странно, но почему-то, как только Алексей уселся на своё место, сразу появилось непреодолимое желание смотреть в окно, хотя ничего принципиально нового там не было: платформа, железнодорожные пути и провожающие. Правда, крытая платформа, примыкающая к зданию вокзала, называлась помпезно дебаркадером, но что из того. По виду обыкновенная платформа для поездов. Но всё это вместе, да ещё, когда смотришь из окна вагона, жутко притягивало внимание. Мистика какая-то.

Да, и вот ещё забавно, когда едешь по Николаевской железной дороге, то садишься в поезд на Николаевском вокзале в Москве и приезжаешь на Николаевский вокзал в Санкт-Петербурге. Причём на точно такой же вокзал. Здания абсолютно одинаковые, их создал известный архитектор Тон. Вокзалы красивые, похожие на здания ратуши в каком-нибудь европейском городке, с такой симпатичной башенкой посередине. Но если проспать всю дорогу до Петербурга (что впрочем, непросто, всё-таки девятнадцать часов), то спросонья можно подумать, что так никуда и не уехал.

За всеми этими мыслями Алексей и не заметил, как на перроне прозвенел третий колокол, и железная махина поезда стала потихоньку набирать скорость. Путешествие начиналось…

Он откинулся на сидении и хотел расстегнуть пуговицы пиджака, но вспомнил о револьвере, лежащем во внутреннем кармане. Иван Августович выполнил своё обещание и предоставил револьвер, состоящий на вооружении в криминальной полиции России. Пятизарядный «Смит-Вессон» с укороченным стволом. Практически все полицейские имели такое оружие, начиная от старшего офицерского состава и заканчивая рядовым агентом. Трудно подсчитать, сколько жизней спас этот револьвер. Маленький, удобный, с автоматическим взводом курка — он был истинным любимцем полицейских, несмотря на несколько пренебрежительное прозвище «кобыла». Алексей пока не очень представлял, что с ним делать, как носить.

За день до отъезда они с урядником стреляли в тире, и у него очень даже неплохо получалось — выбил семьдесят из ста. Но за всей суматохой совершенно забыл спросить о том, где лучше держать револьвер в одежде. В конце концов, решил положить во внутренний карман пиджака. И достать можно быстро и вроде не мешает, но пока добрался до вокзала, отбил им все рёбра с левой стороны. И вот теперь нужно срочно, пока никто не видит, искать «кобыле» новое место. Попробовал в карман брюк — получалось слишком заметно. Что делать?… Промучившись минут пятнадцать, Алексей решил положить оружие в саквояж, который взял с собой. Пока едет в поезде, он всегда под рукой, а потом что-нибудь придумает. Кроме револьвера в саквояже были: смена белья, самые необходимые криминалистические инструменты, книжка по электротехнике, бритвенный набор и завернутый в холщёвую тряпицу обед, собранный Серафимой.

В приоткрытую фрамугу врывался чудесный, ни с чем не сравнимый запах паровоза, отчего мерещились неизведанные страны с кровожадными дикарями, скачущими за поездом. В бронированном вагоне состава хранится золото их жрецов, и решающая битва ещё впереди…

* * *

Примерно через полчаса в купе заглянули обер-кондуктор и контролёр для проверки билетов.

— Добрый вечер, господин Рябичкин, — сказал контроллёр, взяв билет, — Мы рады видеть Вас на Николаевской железной дороге. Ваш билет в порядке. Паспорт можете получить у меня по прибытии в Санкт-Петербург.

— Благодарю Вас. Скажите, а вагон-ресторан в поезде имеется?

— Да, конечно. В нашем ресторане отличные повара и прекрасная кухня. Он находится в конце состава, — с этими словами железнодорожники вышли.

Алексей рассчитывал съесть еду, приготовленную Серафимой сегодня, а на следующий день воспользоваться услугами ресторана. В Петербург он приедет только завтра днём, поэтому надо будет подкрепиться.

Билет спрятал в карман, освободившийся от револьвера. Его оформили на телеграфиста Рябичкина из Москвы. Ещё день назад вместе с Купавиным и Штольценом решили оставить такую «легенду» для большей достоверности. Мол, едет поступать в Технологический институт. Тем более, что отчасти так оно и было, и меньше вероятность проговориться.

Остаток вечера Алексей провёл, наблюдая в окно и уничтожая продуктовый запас. Паровоз набрал ход, и пейзаж всё время менялся. Картину окраины крупного промышленного города заменили бескрайние русские леса и поля, перемежающиеся серенькими деревеньками. Крестьяне возвращались с полей домой, некоторые что-то везли на телегах. Тёплый майский день заканчивал своё земное существование, уходя в небытиё навсегда. Он никогда больше не повторится — это число месяца года. Остановись время, дай получше рассмотреть его. Но нет ответа. Завтра будет другой день и маленький человек, несущийся в железнодорожном составе, вновь откроет глаза навстречу судьбе.

Уже совсем стемнело, когда Алексей разложил принесённую кондуктором постель, спрятал саквояж в специальное отделение, прикрытое лежанкой одного из нижних мест, и под мерный стук колес и редкие гудки паровоза заснул крепким сном младенца. Он не слышал, как ночью на станции Тверь в купе вошёл и уселся на противоположную постель его сосед — человек пятидесяти лет, крупный с большой окладистой бородой. Помощник пристава безмятежно спал и не думал об опасностях, которые могут подстерегать его в пути. Он только начинал по-настоящему служить в полиции и с серьёзной угрозой для жизни ещё не сталкивался. В тех случаях, когда Штольцен привлекал его к расследованиям, совершались в основном бытовые преступления, когда преступник был заранее известен, и надо было только собрать улики против него.

Человек с бородой внимательно посмотрел на Рябичкина и стал ощупывать карманы сюртука. Достав из одного увесистый кошелёк, он быстро спрятал его под подушку. После этого ему, похоже, стало гораздо проще жить на свете. Он облегчённо вздохнул, заёрзав на лавочке, и стал раздеваться ко сну. Перед тем, как лечь под одеяло, заглянул в свой чемодан, но, по-видимому, ничего заслуживающего внимания там не обнаружил. Наконец он успокоился и, повернувшись спиной к Рябичкину, заснул…

* * *

На следующий день проснулись они почти одновременно.

— Доброе утро, — первым поздоровался Алексей. — Телеграфист Рябичкин Алексей Яковлевич из Москвы.

— Выдрин Фрол Федотович, из тверских купцов, — представился сосед.

— Я вчера так крепко заснул и не слышал, как вы вошли в купе. В поезде всегда прекрасно сплю.

— А я, вы знаете, наоборот плохо. Всё время или в окно дует, или фонари мелькают — спать не дают, или ложка в стакане дребезжит. Одни неудобства. Но по делам приходится ездить в столицу довольно часто. Мы занимаемся производством напитков: пива, кваса, лимонада и поставляем их в петербургские питейные заведения.

— И что прибыльное дело?

— Жаловаться не приходится. В Санкт-Петербурге всегда пили много, несмотря на дождливую погоду — такой народ. Кажется, выгодней возить в Москву, а возим в столицу. Деньги счёт любят. Где больше прибыль — там и мы.

— Везде своя наука, — заключил Рябичкин и выбрался из-под одеяла. Он взял одежду и через несколько секунд уже прыгал на одной ноге, натягивая брюки.

Выдрин сел на постели и, потянувшись, раздвинул занавески. За окном ярко светило солнце и весело мелькали вестовые столбики. На душе у Алексея было радостно. Сегодня он приедет в столицу, где столько любопытного. Будут новые знакомства, интересное дело.

Прихватив полотенце, он направился в конец вагона в туалетную комнату. Остальные пассажиры тоже постепенно просыпались. Двери в некоторые купе были открыты, люди выходили в коридор и отправлялись умываться. Несколько мужчин курили у раскрытого окна.

Через полчаса, когда оба соседа привели себя в порядок, Рябичкин собрался завтракать в вагон-ресторан. Запасы Серафимы уже уничтожены, а молодой организм снова требовал подпитки.

— Фрол Федотович, не хотите составить мне компанию за завтраком? — спросил он. — Где находится ресторан я уже знаю.

— Нет. Благодарствуйте, — ответил Выдрин. — В одном из первых вагонов едет мой подельщик из Москвы, мы договорились с ним позавтракать вместе и обсудить кое-какие дела. Так вы уж ступайте один.

— А вы позовите подельщика с собой.

— У нас принято обсуждать деловые вопросы с глаза на глаз. Я не могу нарушать купеческих правил. Не мной заведено — не мне отменять.

— Ну что ж, как изволите. Тогда я пошёл, ужасно есть хочется.

Алексей Яковлевич вышел из купе и отправился по мягкой ковровой дорожке, устилающей пол пульмановского вагона, в конец поезда в поисках вагона-ресторана. Новый тёмный костюм удачно подчёркивал его стройную фигуру, придавал серьёзный вид и как будто даже прибавлял пару годков.

Поезд тем временем приближался к станции Окуловка, знаменитой своими писчебумажными фабриками. Машинист начал сбрасывать пар, и из окон послышалось шипение и свист. Пассажиры с любопытством разглядывали приближающиеся строения, но выходить с багажом никто не собирался, видно все находящиеся в поезде ехали до Санкт-Петербурга. До столицы оставалось не так уж далеко.

Пока паровоз медленно останавливался, к выходам из вагонов потянулись желающие «освежиться» в станционном буфете. Кондукторы яростно кричали:

— Станция Окуловка! Стоянка поезда пятнадцать минут!

Двери открылись, и засидевшаяся публика высыпала на платформу. Навстречу им шли люди, ожидающие поезда, чтобы занять свои места. Вот ведь жизнь: одним надоело в поезде, а другим — ждать поезда. Всегда чего-то не хватает для счастья.

Алексей, извиняясь, протискивался между новыми пассажирами, толпящимися возле входов. Ресторан находился после окончания пульмановских вагонов. Затем к поезду были прицеплены обычные общие вагоны с более дешёвыми местами. Как правило, в них ехали мелкие чиновники и крестьяне. Раньше Рябичкин путешествовал только в таких вагонах, там ему было комфортно. Когда народ попроще — это даже лучше, не нужно задумываться о тонкостях светского общения. Говоришь простым русским языком и не боишься выглядеть некультурным. Нет, не подумайте, что ругаться. Боже упаси. Помощник пристава не позволял себе такого. Обычные житейские слова, которыми каждый пользуется дома. А теперь вот приходилось перестраивать свой язык и обдумывать каждую фразу. Взять, к примеру, этого соседа-купчика. Какой-то он непонятный. Такое впечатление, что чего-то недоговаривает или боится. «Может, я ему что-то не то сказал», — думал Алексей. — «Или предложение позавтракать вместе, так вот сразу, неуместно. Не знаю. Ну и ладно, сяду за отдельный столик и поем спокойно один».

* * *

Только через полтора часа Рябичкин возвращался в своё купе. Спешить было некуда, и беседовать с Выдриным тоже не хотелось. А так за завтраком, глядя в окно, обмозговал свои действия в Петербурге, подумал о разговоре с кем-нибудь из народовольцев, заключённых в Петропавловской крепости. Вероятность, что кто-то из них заговорит, мала, но попробовать можно. Чем чёрт не шутит…

Войдя в свой вагон, Алексей увидел, что из его купе выходит какой-то ремесленного вида человек, в картузе, сапогах и плотной рубахе, подпоясанной верёвкой. В руках у него был саквояж Рябичкина.

«Там же револьвер!», — промелькнула обжигающая мысль.

Алёша ускорил шаги. Человек глянул в его сторону и быстро пошёл в другой конец вагона, к голове поезда. На его левой щеке мелькнул косой шрам. Жулик, каких хватает в поездах.

— Держите вора! Он украл мой саквояж! — крикнул Рябичкин.

Человек со шрамом побежал, не выпуская саквояжа из рук. Немногочисленные пассажиры, стоящие в коридоре, шарахались в стороны. Никто и не подумал задерживать бегущего, каждый думал о себе. И вор это прекрасно знал, он пробежал весь коридор и скрылся за дверью тамбура. Алексей припустился следом.

Станция была уже давно позади, и все входные (они же и выходные) двери были закрыты. Человек бежал дальше, направляясь к паровозу. Видно он тянул время: до следующей станции Чудово оставалось не так долго, и когда поезд начнет тормозить, можно выбраться в окно.

— Держите, держите его! — продолжал кричать Рябичкин.

Но в каждом вагоне повторялась та же история — люди только расступались. И, как назло, не попалось ни одного офицера, да и проводники куда-то подевались. Что делать? Как догнать его до станции? Сейчас бы револьвер, а он в саквояже. Алексей ругал себя «на чём свет стоит». Полицейский называется. Растяпа!

Удача подвернулась неожиданно. За время погони Алексей сократил расстояние до человека со шрамом метров до десяти, всё-таки молодость имеет свои преимущества. Забежав в очередной вагон, он увидел, как дверь в одно из первых купе открылась, и в коридор вышел Выдрин, собственной персоной. Теперь вор находился между ним и Рябичкиным.

— Фрол Федотович задержите этого человека, он украл мой саквояж!

Купец повернулся в сторону бегущих. Он стоял прямо посередине коридора и медленно соображал что происходит. Расстояние стремительно сокращалось, и человек со шрамом понял, что Выдрин не отойдет с дороги. Просто не успеет. Тогда он выставил вперёд саквояж и со всей силы врезался им в купчика.

Фрол Федотович как стоял,… так и упал пластом на пол. Инстинктивно он вцепился в саквояж и держал так крепко, что вор не сумел его вырвать. Сделав несколько попыток, выругался и двинул дальше с пустыми руками. Времени сражаться с купцом не было.

Алексей подбежал и нагнулся над Выдриным:

— Фрол Федотович, с вами всё в порядке?

Купец молча хлопал глазами. Из купе выбежал его подельник и тоже склонился над лежащим, пытаясь забрать у него саквояж и помочь подняться. Но не тут то было, Выдрин прикрывался им, как средневековым щитом и ни за что не хотел отдавать. Пассажиры вагона с удивлением наблюдали, как два человека, вцепившись в саквояж, пытаются вырвать его друг у друга.

Видя, что Выдрин жив и, вроде, даже не ранен, Алексей обогнул распростёртое тело и понёсся следом за вором.

— Посторожите мой саквояж, — бросил он назад.

Расстояние до преследуемого вновь увеличилось и приходилось нагонять. А паровоз, тем временем, начинал сбрасывать обороты. Приближалось Чудово. Железнодорожный путь перед самой станцией делал поворот и насыпь в этом месте уходила далеко вниз к несущей свои величественные воды реке Волхов. Понимая, что это его единственный шанс, человек со шрамом протиснулся в окно, оставленное открытым курильщиками, и, выждав удобный момент, прыгнул на насыпь. Приземлился на ноги, ловко спружинил и, упав на бок, покатился вниз. Было похоже, что такие упражнения ему не впервой, и техника падений отработана до совершенства.

Алексей, подбежавший следом, с трудом подавил желание прыгнуть вдогонку. Разгорячённый погоней, юный полицейский намеревался продолжать преследование до конца, но трезвомыслящий блюститель закона, уже поселившийся в душе Рябичкина, правильно расставлял акценты. Его главное расследование впереди, в Санкт-Петербурге.

Поезд дал гудок и плавно остановился у вокзала. В вагонах вновь появились кондукторы и стали открывать двери. Откуда они взялись и где были, когда требовалась помощь, неизвестно. Видно избегали лишних неприятностей, как все.

— Стоянка поезда — пять минут, — сообщил подошедший к Рябичкину контролёр.

— И на том спасибо, — с сарказмом ответил Алексей.

Он вышел на платформу и подошёл к станционному смотрителю. Представившись, рассказал о случившемся и попросил передать в полицию приметы человека со шрамом. Сказал, что нужно действовать быстро и показал в сторону насыпи, где спрыгнул преступник. Всё, пусть с этим делом разбираются другие, а ему пора на поезд…

* * *

Выдрин сидел в купе своего подельника, правой рукой держал стакан с чаем, а левой по-прежнему прижимал к себе саквояж Рябичкина. Алексей, вернувшийся со станции, был, прямо-таки, тронут такой заботой. Как можно ошибаться в человеке, ведь никто кроме Фрол Федотовича не помог ему, а поначалу купец просто не понравился бывшему телеграфисту.

— Спасибо вам, Фрол Федотович, за помощь. Если бы не вы, не видать мне больше моих пожиток. Давайте, теперь, вернёмся в наше купе. Вы же хотели туда вернуться?

Выдрин что-то невнятно пробормотал и поднялся с места. Саквояж он не выпускал. Алексей не стал отбирать его, пусть человек немного придёт в себя после пережитого. По дороге встречные пассажиры с сочувствием посматривали на купца, считая его за главного пострадавшего в происшествии. Некоторые справлялись о здоровье, один пассажир-врач предлагал свою помощь.

И только возле купе Выдрин немного «оттаял» и пожаловался на головную боль. Наверное, при падении всё-таки прилично ударился головой. Алексей сбегал обратно к доктору и принёс порошок от головной боли. Приняв лекарство, купец лёг на свою постель, дожидаясь, когда оно начнёт действовать. Он прикрыл глаза и тихонечко постанывал.

Рябичкин наконец открыл спасённый саквояж. Всё, кажется, было на месте. Алексей достал револьвер, проверил патроны, предохранитель и убрал во внутренний карман пиджака. Только с правой стороны — с левой рёбра ещё побаливали. Случай с кражей убедил его носить оружие всегда с собой, только надо будет узнать у петербургских коллег, как лучше это делать. Как-нибудь деликатно спросить, вроде для обмена опытом. Мы, мол, носим в пиджаке, а вы? Не приведи боже опозорить Купавина, он то не виноват, это Алексей-балбес забыл выяснить.

Балбес-Алексей забыл и о предосторожности. Пока перекладывал револьвер, не обратил внимания, что через прищуренные глаза Выдрин всё видит. Купец внутренне содрогнулся при виде оружия, в голову лезли самые невероятные мысли. Это заговор против него и подельника, с деньгами можно попрощаться сразу, главное — спасти жизнь. Если бы Рябичкин был внимательнее, то наверняка заметил мертвенную бледность, проступившую на щеках Фрол Федотовича. Но пока Алексей корил себя за прошлые ошибки — тут же совершал новые. Он и не представлял, что скоро придётся расплачиваться за них. Поезд жизни движется по своим законам, и с этим приходится считаться.

Наконец помощник пристава взглянул на Выдрина. Тот, кажется, заснул. Поразмыслив немного, Алексей решил сходить к доктору посоветоваться, как поступать с больным дальше. В который уже раз за сегодня он отправился в начало состава.

На душе было муторно и пусто. Преступника не поймал, наделал множество глупостей, из-за него пострадал хороший человек — карьера полицейского начиналась не очень удачно. Но это не повод, чтобы опускать руки. Многие, даже великие, детективы ошибались и не боялись признаться в своих ошибках. Сам Шерлок Холмс делал ошибки, но в конце всё-таки распутывал преступление. Великий человек! Необходимо просто правильно делать выводы.

Ага, вот и купе доктора. Алексей постучал и, получив разрешение, вошёл…

Обстоятельный доктор полчаса читал ему лекцию по вопросам оказания экстренной медицинской помощи. Информация полезная для любого человека, а особенно для полицейского. Нет, Рябичкин не раскрывал истинной должности, просто доктор любил объяснять предмет молодым людям. Он преподавал в медицинской академии и в лице бывшего телеграфиста увидел благодарного слушателя. Когда Алексей шагал обратно, в голове роились десятки специальных терминов и выражений по-латыни, машинально повторяя их, он не замечал, что говорит вслух.

— Простите, что вы сказали? — спросил проходивший мимо кондуктор.

— Нет ничего, это я сам с собой.

— А, молодой человек, я узнал вас. Как ваш саквояж? В порядке?

— Спасибо, всё нормально. Кстати, вы не заходили в наше купе? Мой сосед не просыпался?

— Не только проснулся, но и сошёл на станции Любань вместе со своим товарищем из третьего вагона.

— Как сошёл?! — у Рябичкина округлились глаза. — Ему же только что было плохо?

— Видимо стало лучше.

Пока Алексей был у доктора, поезд успел сделать остановку. Станция небольшая и стоянка всего две минуты — за разговором и не заметили.

— Не шутите так, у него подозрение на сотрясение мозга.

— Какие уж тут шутки, они очень спешили и были чем-то напуганы.

— Ничего не понимаю. Фрол Федотович спал, когда я уходил из купе.

— Молодой человек, он мне лично сказал, что выходит на остановке, и пошёл к подельнику в начало состава, а потом я видел их в окно, входящими в здание вокзала, — возмутился кондуктор.

Взглянув на него, Рябичкин скользнул в купе. Кровать Выдрина была пуста. Ни вещей, ни одежды купца нигде не наблюдалось… Действительно сошёл. Но почему? Он же ехал в столицу по делам. Может, кто-то заходил и напугал его, пока Алексея не было? Очередная загадка.

Вопросов, не имеющих ответа, в ходе расследования становилось всё больше и неизвестно, какие имели отношение к делу, какие нет. Приходилось все держать в голове и постоянно обдумывать. В образовавшейся, наконец, паузе Алексей закрыл дверь купе, уселся на скамью и принялся рассуждать. Не будем ему мешать, а по традиции железнодорожных путешественников выглянем в окно.

Крупных и мелких речушек, всевозможных оврагов и насыпей стало меньше. На смену пришёл плоский равнинный ландшафт местности, что говорило о приближении Санкт-Петербурга. Разговоры в вагонах притихли, пассажиры усаживались на свои места, готовясь собирать вещи и вспоминая о делах. Настроение людей менялось от беззаботного железнодорожного к будничному деловому. Где ты, волшебство путешествия?! Ожидание чего-то нового, необычного, навсегда связанное в наших душах с дорогой пропало. В очередной раз мечтам не суждено сбыться. Безжалостный паровоз мчался вперёд, отсчитывая вёрсты. Их до столицы оставалось семьдесят.

 

2

Пролётка выскочила с Невского проспекта и, пересекая Знаменскую площадь по диагонали, лихо остановилась у входа на вокзал. На землю пружинисто соскочил молодой человек в светлом костюме. Коротко подстриженные волосы аккуратно причёсаны. Зоркий, но не агрессивный, взгляд. Заметна военная выправка.

— Фёдор, жди меня здесь, — сказал он. — Московский поезд должен прибыть через пять минут. Надеюсь, по пути не было задержек.

— Слушаюсь, ваше благородие, — ответил извозчик. — Может помочь донести вещи?

— Я думаю, вещей не много. Наш коллега из Москвы едет работать. Ты лучше осмотрись, не наблюдает ли кто за нами.

С этими словами молодой человек скрылся в здании вокзала.

Возница устроился на козлах поудобней и стал незаметно глядеть по сторонам, примечая опытным глазом подозрительных людей. Народу перед Николаевским вокзалом проходило много, но Фёдор (филёр со стажем) умел сходу отделять обычных граждан от «деловых».

Надо признаться, что и Фёдор, и его пассажир работали в Отделении по охране порядка и спокойствия при петербургском градоначальнике. Молодого человека звали Романом Демьяновичем Цветковым. Он служил царю и отечеству в звании штабс-капитана.

После разгрома главного ядра народовольцев в Охранное отделение поступала информация об отдельных оставшихся группах революционеров. Руководство департамента полиции считало главнейшей задачей их розыск и арест. Цветкову при распределении досталась группа Неспешинской. Сколько в ней было человек, никто точно не знал, но о самой Лидии ходили легенды. Известно, что она жёсткая сторонница революционного террора и непосредственно участвовала в изготовлении взрывных устройств. Была близка к «технику» — Николаю Кибальчичу. После ареста и казни Кибальчича след Неспешинской потерян. Появлялись неподтверждённые слухи, что она покинула столицу, но розыск не прекращался.

Нетрудно представить радость Романа Демьяновича, когда появились известия из Новогиреево. Дело практически зашло в тупик. Куда двигаться — неизвестно. А тут вдруг новые зацепки появилась — пусть тонкая, но ниточка. Лидию Неспешинскую вместе с другим революционером, Колокольцевым, видели зимой в поезде Москва — Санкт-Петербург. Отсюда и будем плясать. Цветков уже направил людей из своей группы для опроса железнодорожников, а сам устремился встречать коллегу из Москвы. По предварительной информации из министерства, тот неплохо разбирается в современной технике и знает физическую и химическую науки. Вместе с ним штабс-капитан собирался посетить заключенных в Петропавловскую крепость народовольцев, имеющих отношение к изготовлению бомб. Возможно, какие-нибудь технические тонкости выведут их на новых людей, связанных с террористами.

Встречающих на перроне было довольно много: дамы, всевозможных возрастов и сословий, с детьми, грузные отцы семейств, студенты и военные. У выхода на платформу расположился городовой, снисходительно поглядывая по сторонам. Гомон шумной толпы смешался со свистом и грохотом прибывающего состава, он вытянулся вдоль всего перрона и остановился. Машинист открыл клапаны поезда и пар скрыл от глаз стоящих в ожидании людей. Цветков не стал далеко заходить, а расположился рядом с городовым.

Через пять минут из рассеивающегося пара вынырнул молодой человек с саквояжем в руках. Тёмные вьющиеся волосы покачивались в такт его шагам. Посмотрев по сторонам, он задержал взгляд на Романе Демьяновиче и, без долгих раздумий, пошёл в его сторону.

— Здравствуйте. Вы — Цветков Роман Демьянович? — сказал молодой человек, подойдя вплотную.

— Да. Я — штабс-капитан Цветков, охранное отделение. И, видимо, поджидаю Вас.

— Очень приятно. Рябичкин Алексей Яковлевич. Прибыл по делу Неспешинской и Колокольцева из Москвы.

— Добро пожаловать в Петербург. Будем работать вместе и, надеюсь, сработаемся, — улыбнулся Цветков.

— Я тоже так думаю, — Алексей поклонился и крепко пожал руку, протянутую штабс-капитаном.

* * *

Голуби, что-то клюющие на площади перед вокзалом, захлопали крыльями и, с шумом, поднялись в воздух, когда пролётка, управляемая Фёдором, лихо развернулась в сторону Невского проспекта. Со свистом рассекая воздух, они взлетели на крышу здания и расположились на башенке с часами. Любопытные птичьи глаза наблюдали, как экипаж выехал на проспект и понёсся в сторону Зимнего дворца. Пассажиры на заднем сидении оживлённо разговаривали.

— Сейчас мы поедем на Васильевский остров, — говорил Роман Демьянович. — Там у нас есть служебная квартира, где вы будете жить. Всё необходимое имеется, а, кроме того, будет приходить служанка для уборки. Она тоже наша сотрудница. Питаться можно в ресторане напротив. Готовят прилично, я сам там частенько обедаю. Деньги у вас есть.

— Да, благодарю вас. Мне выдали командировочные, достаточно много.

— Вот и хорошо. Но если что, не стесняйтесь, в средствах у охранного отделения недостатка нет. Выделим сколько нужно. И с завтрашнего дня приступаем к работе. Я предлагаю для начала переговорить с народовольцами, которые сидят в Петропавловке. Попробуем узнать технические тонкости, глядишь появиться новая ниточка.

— Можно попробовать, — согласился Рябичкин. — Некоторые материалы для изготовления бомб весьма специфичны, и достать их можно только в определённых местах. Не каждый имеет доступ.

— Здравая мысль. Приятно иметь дело с умным человеком. Да, и давайте общаться без церемоний, мы с вами приблизительно одного возраста. Я — Роман, вы — Алексей. Согласны?

— С удовольствием, — улыбнулся Рябичкин.

Ещё совсем недавно штабс-капитан Роман Демьянович Цветков служил царю и отечеству в звании поручика. Все мужчины его семьи служили в кавалерии несколько десятилетий и питали настоящую страсть к лошадям. Не был исключением и Роман, проводивший огромное количество времени в конюшне возле своего любимого, серого в яблоках, иноходца Марса. Оба красивые, статные, с гордо поднятой головой — они очень походили друг на друга. И дружба у них была такая, что не требовалось слов, достаточно одного взгляда и конь с наездником уже мчались по окрестным полям. Казалось, ничто не сможет разлучить эту пару, но в самый разгар народовольческого террора Цветков вдруг решил резко изменить свою судьбу и посвятить жизнь борьбе с этой заразой рода человеческого. Сослуживцы поручика отнеслись к затее, мягко говоря, скептически, для них служба в охранном отделении казалась делом неблагородным, и всячески отговаривали его. Но Роман проявил настойчивость и верность принципам. Кавалерийское начальство всегда отмечало его ответственность и хорошие организаторские способности, которые с ещё большей силой проявились на новой службе, благодаря чему за довольно короткое время поручик стал штабс-капитаном. Он внёс действительно весомый вклад в разгром ядра «Народной воли» и сам петербургский градоначальник оценил успехи Цветкова.

— Милостивый государь, — сказал он, — Извольте вести это дело до победного конца. Российский Императорский дом не может чувствовать себя спокойно, пока последний член сей организации не будет посажен в тюрьму. Помните о важности стоящей задачи!

Внимательно слушающий Роман отдал честь и, по привычке, щёлкнул каблуками, хотя шпор на них уже не было. На этом разговор с высоким начальством был окончен.

Несмотря на новые заботы, дружба Романа и Марса не прекратилась, только встречи стали более короткими. В редкие часы отдыха от полицейской службы штабс-капитан брал извозчика и мчался в Царское Село. Там в сияющих чистотой белых рейтузах и чёрном кителе он воссоединялся со своим любимцем. Свидетелями их неистребимой дружбы были: аллеи прекрасного Царскосельского парка, опушки ближайших лесов или случайные зрители в манеже кавалерийского полка. Только в такие минуты бывший кавалерист был по настоящему счастлив, только здесь он пополнял свой запас положительных эмоций. А потом новый день приносил очередные заботы.

Надо признаться, среди зрителей манежа, ещё при службе в полку, часто бывали особы прекрасного пола, питающие определённую слабость к Цветкову. Да и немудрено — красивый молодой офицер с многообещающей карьерой в будущем. Такой лакомый кусочек привлекал светских дам из Санкт-Петербурга. На штабс-капитана была открыта, в буквальном смысле, охота. Совершенно случайно в разных местах Роман встречал одних и тех же женщин, приветливо улыбающихся ему и держащих в разговоре такие многозначительные паузы, что офицеру становилось даже страшно. Не подумайте, что он боялся женщин, нет. Но такое откровенное кокетство совершенно не нравилось воспитанному молодому человеку. К тому же, среди старых друзей по кавалеристскому полку ходили разговоры про несчастную юношескую любовь поручика Цветкова.

Эта печальная история действительно имела место. Пятнадцатилетний подросток Рома был до беспамятства влюблён в девочку, живущую на их улице, в доме напротив.

Впервые он встретил её случайно, проходя мимо женской гимназии. Его внимание привлекла весело хохочущая компания гимназисток, возвращающаяся с занятий. Им, оказалось, по пути — девушки шли впереди в десяти шагах. Озорной балтийский ветер играл белыми платьями, отчего чудилось, что они плывут по воздуху, не касаясь брусчатки. Роман следовал за подружками, как заворожённый, не в силах оторвать взгляда. Раньше с ним подобного не случалось, чувство было новое и сильно взволновало юношу. Постепенно девочки прощались со сверстницами и по одной заходили в подъезды встречных домов. В конце пути осталась одна, самая красивая и самая весёлая из всей компании. Только теперь молодой человек понял, что именно за ней он шёл от гимназии. Остальные нимфы уже стёрлись из памяти, они не имели никакого значения в его жизни.

Оглядевшись, Роман с удивлением обнаружил, что находится возле своего собственного дома. Вот и его окна, и балкон с цветущим бальзамином. Девушка лукаво глянула на преследователя и скрылась в подъезде дома напротив. Она всё прекрасно видела, настоящим женским чутьём ощущая на себе пристальный взгляд мужчины. Это была уже не наивная питерская девчонка, а мадемуазель, знающая цену своей красоте.

Но Роман то, Роман! Он был потрясён открывшейся истиной: оказывается, на земле живут небесные создания, обладающие такой красотой! Как он мог раньше не заметить такую девушку, ведь их окна находятся почти напротив? Как мог ходить по одной улице? Нет, положительно что-то изменилось в мире. За свою жизнь он видел сотни всевозможных гимназисток, но и в мыслях не мог представить, что подобное произойдёт с ним. Весь вечер того дня Цветков смотрел на окна соседнего дома.

Прошло некоторое время, и юноша решился заговорить, в очередной раз случайно встретив её на улице. И был воспринят благосклонно. Так завязалась дружба, перешедшая постепенно в более нежные отношения. Молодые люди стали гулять по вечерним петербуржским паркам и набережным. Им было хорошо вместе и, казалось, обретённое счастье никогда не закончится, но судьбе захотелось сыграть с Романом злую шутку.

Однажды днём, сразу после окончания занятий, он случайно увидел свою возлюбленную, целующуюся на скамейке в палисаднике гимназии с каким-то франтом… Среди ясного неба грянул гром. Кровь вихрем взлетела к голове Романа, а затем, также стремительно, отхлынула вниз.

Возможно ли такое коварство?… Растолкуй, Господи!..

Но юноша смог взять себя в руки и молча уйти прочь. Они так и не объяснились и больше не разговаривали. Завидев её в глубине улицы, он предпочитал идти другой дорогой. Характер Романа не позволил ему простить измену. Со временем боль, казавшаяся вначале невыносимой, прошла, а в памяти навсегда остался урок — жажда кокетства порождает ложь.

С тех пор отношения штабс-капитана с женщинами стали ровными, товарищескими. Но стоило им дойти до определённой черты, как прекрасная половина человечества натыкалась на невидимую стену, прочно выстроенную Цветковым вокруг своей души. Пройти за эту стену мог один лишь красавец Марс, он никогда не предавал и тонко чувствовал настроение своего хозяина.

* * *

Пролётка неслась мимо великолепного Казанского собора, и Алексей невольно залюбовался могучими, величественными колоннами. Впереди на солнце уже сверкал шпиль Адмиралтейства, а справа скоро должна появиться Дворцовая площадь и резиденция государя. Всё было так неожиданно. Только недавно он ехал в поезде среди полей и лесов и вот уже мчится по европейскому городу-красавцу. Дух захватывает. Волшебство и обаяние Санкт-Петербурга навсегда поселились в сердце молодого полицейского.

— Какой красивый город! — прошептал Рябичкин.

— Алексей, да ты влюбился, — засмеялся Цветков. — А город наш действительно хорош.

Как-то незаметно, само собой, между молодыми людьми вспыхнула искорка дружбы. Такое бывает, когда пятым чувством ощущаешь, что это твой человек и нет никаких сомнений. Они знали друг друга меньше часа и уже понимали, что станут настоящими друзьями. Как Бог порой милостив к своим созданиям.

— Роман, я хочу тебя спросить, — неожиданно сказал Алексей, косясь на Фёдора, сидящего на козлах.

Штабс-капитан утвердительно кивнул.

— Где ты носишь своё оружие?

— В каком смысле?

— В прямом. Где в одежде? Я положил во внутренний карман пиджака, но это жутко неудобно.

— А, вот ты о чём. Тут есть одна хитрость. Это у меня ещё в армии один поручик придумал. Пришил к жилетке под мышкой специальный карман по форме нагана. Очень удобно. Оружие всегда рядом и достать легко. Когда в «гражданке» ходил всегда жилетку одевал. Один раз это изобретение ему жизнь спасло, когда ночью на грабителей нарвался. А потом уже я в нашем отделе такие жилетки внедрил. Теперь у меня все филеры в них ходят и офицеры.

— Здорово! И как я сам не догадался.

— Ничего я тебе завтра такую же принесу. Под твой темный костюм. У нас в запасе имеется.

— Спасибо. Только у меня не наган, а «Смит-Вессон».

— Так и нас у всех «кобылы». Это в армии под наган шили, а в полиции под короткоствольный «Смит-Вессон».

Так, за разговором незаметно, проехали весь Невский проспект. Неожиданно Цветков приподнялся и постучал возницу по спине:

— Федор, останови здесь.

Пролётка только-только переехала Дворцовый мост и остановилась недалеко от биржы. Справа поднимались бастионы Петропавловской крепости.

— Алексей, давай поступим так: я отправлюсь заказывать нам пропуска в тюремные казематы, чтобы не терять времени, а Фёдор отвезёт тебя на квартиру. Обустраивайся пока, перекуси с дороги. А завтра с утра, часов в восемь, я заеду за тобой и начнём работать.

— Хорошо.

— Фёдор, всё понял? — спросил Роман и, получив утвердительный ответ, продолжил: — Действуй.

Он легко спрыгнул на землю и, кивнув на прощанье, спортивной походкой направился в сторону крепости. Алексей смотрел ему вслед и сожалел в душе, что Роман живет в другом городе. По окончании расследования им придётся расстаться, а не хотелось. В Москве есть Штольцен и Купавин, но это старшие товарищи, а настоящего друга-сверстника у Рябичкина пока нет.

* * *

Фёдор развернул лошадей, и пролетка двинулась вглубь Васильевского острова. Алексей ощутил лёгкий прилив ностальгии: улицы (называемые линиями) были такими же идеально прямыми, как в родном Новогиреево, только гораздо шире. Когда-нибудь наступит время, думал он, и у нас тоже будут такие высокие, в несколько этажей, дома, по улицам будет ходить столько же народа и ездить такие же красивые экипажи. И посёлок в будущем войдёт в пределы быстро растущей Москвы.

Временами приходилось огибать шагающих прямо посередине улицы пешеходов. Фёдор ворчливо покрикивал на них, поворачиваясь, то направо, то налево.

Особый интерес у Рябичкина вызвали крайние дома, построенные в начале и в конце каждой линии Васильевского острова. Для того чтобы стены домов были параллельны улицам и набережной, строителям города пришлось делать у них непрямые углы. Это выглядело необычно, и, одновременно, очень аккуратно. Всё в этом мире было упорядочено и от этого в душе поселялось какое-то успокоение.

Через несколько минут они подъехали к дому. На первом этаже, рядом с подворотней, ведущей во двор, расположилась булочная. Над большими витринами и входной дверью красовалась надпись:

А.И. БОГАТОВЪ

Булки и батоны.

Запах из открываемой двери распространялся сказочный. Корица, тмин, изюм и другие пряности вызывали видения восточных базаров, ярких красок и зазывных криков торговцев. Всё объединял аромат свежевыпеченного хлеба, такой ласковый и до боли знакомый каждому. Потрясающим оптимизмом наполнял он душу. Хорошо здесь жить, подумал Рябичкин, каждое утро проходить мимо и видеть булочки на лотках и пекаря в белом колпаке.

Возница с интересом поглядывал на замечтавшегося Алексея. Его непосредственный начальник был другим: всегда собранный, внимательный, никаких эмпиреев, а здесь явно ещё сохранился юношеский полёт души. Сам Фёдор был исключительно практичным человеком. Родом из карельских крестьян, он привык к выживанию в суровых условиях северной природы. Но искорка в душе была и у него. Да и как могло быть иначе у человека выросшего среди стройных сосен, пушистых мхов и нескончаемых озёр Карелии. Красота необыкновенная! Теперь, работая филёром в Охранном отделении, он часто уносился мысленным взором домой, мечтая когда-нибудь вернуться к простому крестьянскому быту, и повстречав другого мечтателя, невольно проникся к нему уважением.

На перекрёстке стоял городовой и поглядывал по сторонам. Фёдор кивнул городовому и остановил пролётку.

— Господин Рябичкин, прошу за мной. Давайте ваш саквояж.

Алексей опасливо отвёл руку и сказал:

— Ничего, Фёдор, я привык носить его сам.

Они вошли во двор и поднялись в квартиру номер пятнадцать. Там их ждала горничная.

— Вы здесь устраивайтесь, Серафима поможет, а я должен ехать на работу, — сказал Фёдор.

— Серафима?!

— Да, горничная. Она наш сотрудник.

Неужели всех горничных, как-либо связанных с полицией, зовут Серафимами, подумал Алексей. Или, может быть, Господь посылает самых близких к нему шестикрылых ангелов хранить Рябичкина от беды. Серафимы — огненные ангелы, отличающиеся стремительностью и преданностью Богу. Глядя на штольценовскую Серафиму можно легко увидеть эти черты. Она глубоко верующий человек, строго соблюдающий законы божьи. А, уж какая стремительная…

— Конечно, поезжайте, Фёдор. Благодарю вас, — отвлёкся от мыслей Алексей.

Санкт-Петербургская Серафима с улыбкой Джоконды смотрела на нового жильца.

 

3

Тяжёлый пассажирский пароход медленно подходил к причалу. Неожиданно вода позади с шумом забурлила — машинное отделение включило «полный назад», и огромная посудина остановилась точно в нужном месте. Капитан видно хорошо знал своё дело. Засуетились, забегали матросы: бросали швартовы, крепили их, перекидывали трап на берег. Встречающие заполнили ближнюю часть причала и радостно переговаривались с пассажирами, идущими по палубе к трапу. Всеобщее оживление будоражило и создавало атмосферу праздника. Захваченные им Патрик и Иеремия шагали вместе с другими.

Не все изобретения так плохи, думал Иеремия, если бы не было парохода, мы добирались бы сюда месяц или полтора. А так потребовался один день. Господи, что я говорю… Он сам испугался крамольных мыслей, посетивших его. Если бы это слышал глава общины — Иеремию немедленно выгнали бы из неё. Суровые законы едины для всех, в общине люди соблюдают их уже сотню лет. Господи всемогущий, отведи от греха. Не позволяй лукавому искушать слабого раба твоего.

Мысли рыжеволосого молодого человека вернулись в родную Англию. Вспомнились деревенские друзья и подружки, залитые солнцем луга, пасущиеся овцы, чистые аккуратные домики и мельница у реки. Здесь, в Финляндии, много похожего. Та же чистота, то же бережное отношение к природе. Будто и не покидали своей деревеньки. Свежая весенняя листва покрывала близлежащие деревья. Многоголосый птичий хор наполнил до краёв прекрасный солнечный день.

Англичане пересекли портовую площадь и приблизились к стоящим в стороне извозчикам.

А через несколько минут коляска с откидным верхом несла Патрика и Иеремию к российской границе. Путь неблизкий. Пришлось пообещать извозчику изрядную сумму общинных денег. И замелькали небольшие озёра и перелески. Май только начался, и влияние севера трудно было не заметить. В Англии в это время листья были гораздо больше и темнее, а леса в окрестностях Ноттингема уже стоят плотной зелёной стеной, охраняя их деревушку от внешнего мира.

… Хорошо дома. Как хорошо!..

Молчаливый и угрюмый Патрик задремал. Дорога укачала его. А всегда более живой и любознательный Иеремия продолжал поглядывать по сторонам. Молодой пытливый ум его не знал покоя. Сколько в жизни интересного, сколько нового. Хочется узнать всё.

Оба забыли о цели путешествия. Тревога и неизвестность — две спутницы молодых общинников, исчезли на время. Не могли юные сердца долго печалиться, их удел — радость и любовь. В любой стране, на любом континенте.

Патрик спал, Иеремия бодрствовал.

 

4

В восемь утра Цветков приехал на служебную квартиру, а в девять они с Рябичкиным входили в Петровские ворота Петропавловской крепости. Огромная лепнина двуглавого российского орла располагалась над сравнительно небольшой въездной аркой. Выше над ней — большой деревянный рельеф «Низвержение Симона Волхва апостолом Петром».

Рядом с воротами полосатая будка постового. Точно такие же чёрно-белые будки были у охранников в Новогиреево. Знаки государственной власти везде одинаковы.

Цветков предъявил выписанные вчера документы, и они прошли внутрь крепости. В центре красовался Петропавловский собор. Золочёный шпиль с ангелом, держащем крест, поднялся высоко в петербургское небо. Сверху он величественно блестел на ярком солнце. Возле зданий и на площадях было немноголюдно, только полицейские на постах переминались с ноги на ногу.

— Нам нужны тюремные казематы Нарышкинского бастиона, — сказал Цветков. — Там располагаются одиночные камеры, где сидят народовольцы. Крепкие они люди, честно говоря. Выдержать заключение в «одиночке» и не попасть в сумасшедший дом не каждый сможет. Камеры холодные и тёмные, напоминают каменные могилы. Многие другие не выдерживали и теряли рассудок.

— И сколько осталось народовольцев? — спросил Алексей.

— Да немного. Основную массу казнили или отправили в ссылку. Здесь всего несколько человек, которые не принимали непосредственного участия в террористических актах. Двое из них могли иметь отношение к изготовлению бомб. А тот, с которым мы будем разговаривать, бывший студент Технологического института.

— Правда?! Роман, ты знаешь, я сам хочу поступать в Технологический институт.

— Я знаю. Моему начальству звонили из Московского полицейского управления. Некто капитан Корнев. Просили посодействовать. Этим тоже я буду заниматься.

— Ты не думай, я сам буду поступать. Никакого протекционизма не надо. Мне просто объясните, где находится, чтобы не терять времени.

— Не волнуйся, всё нормально, — улыбнулся Цветков. — Лично я только приветствую. В полиции сейчас нужны технически грамотные люди. Время такое.

— Я хотел сначала в Москве поступать, но услышал, что Технологический институт даёт самую сильную подготовку в России. Думаю попробовать.

— Правильно думаешь. Я пойду, узнаю, как там наш революционер поживает, а тебя пока отведу на крышу бастиона. Оттуда прекрасный вид на город, на Большую Неву. Тебе, как гостю столицы, будет интересно. Существует старинная традиция — ровно в полдень стреляет пушка, даёт сигнал точного времени. Как раз, с Нарышкинского бастиона.

Молодые люди поднялись наверх по специальной лестнице. С реки дул прохладный ветер — Неву штормило. Стального цвета волны заполнили всё пространство до Дворцовой набережной. Небольшие, но уверенные в себе, они стремились вперёд, чтобы разбиться о гранит стрелки Васильевского острова. Воздух пропитался влажным запахом реки. Лишь шум ветра и звук бьющихся о гранитные стены крепости волн нарушали царственную тишину.

— Любуйся пока. Я скоро. — Цветков стал спускаться.

Здесь в сердце города, в том месте, откуда и начался Санкт-Петербург, Алексею мерещились корабли Петра Великого, идущие по фарватеру. Мачты, паруса, наполненные ветром, пушки, бегающие матросы — морская романтика. Красавцы-фрегаты двигались к заливу, пробивать «окно в Европу». Рябичкину вдруг нестерпимо захотелось быть там вместе с другими, завоевывать славу российского флота, сражаться с врагами и, если нужно, погибнуть за родную землю.

Взгляд его упал вниз. С востока к бастиону примыкала Невская куртина, прорезанная одноимёнными воротами, от которых в воду уходила небольшая пристань. Волны раскачивали несколько привязанных к столбам лодок, в одной из которых восседал мужичонка. Жители города, подгоняемые нуждой, подрабатывали таким образом, перевозя желающих через реку. Так получалось быстрей, чем в объезд через мосты, да и интересней.

Шторм распугал клиентов, и другие лодочники видимо где-то прятались от ветра. Остался один — дежурить. Поднял воротник и сидел нахохлившись.

По пристани к лодкам шла женщина. Ветер трепал коричневое платье и полосатое фазанье перо, прикреплённое к шапочке. Шла твёрдой уверенной походкой, лишь изредка отворачивая лицо от брызг бьющихся о причал волн. Она явно направлялась к лодочнику.

Рябичкин обомлел. Лидия Неспешинская! Ошибки быть не могло. Машенька нарисовала поразительно точный портрет.

Как могла революционерка спокойно разгуливать по крепости, пройти мимо постов? Она находится во всероссийском розыске. Удивительно!

Надо что-то делать.

Алексей стремглав бросился к лестнице, на ходу соображая, как лучше поступить. В конце концов, неважно, как она здесь очутилась, важно арестовать… Или нет… Судя по информации Охранного отделения, арест вряд ли что-то даст. Неспешинская, с её революционным фанатизмом, ничего не скажет. Лучше проследить, где живет, и установить наблюдение. Прыгая через три ступеньки, он едва не потерял равновесие.

… Спокойно…

Будем действовать быстро, но с холодной головой. Важно, чтобы она не заметила слежку.

Очутившись внизу, Алексей осторожно заглянул в проём Невских ворот. Лодка уже отчалила от причала, держа курс к противоположному берегу. Пусть немного отплывут. На открытой поверхности воды преследователей хорошо видно, а тем более в такую погоду. Несмотря на шторм, небо над Петербургом было голубое и чистое. Тремя словами можно охарактеризовать место действия: ветер, солнце и вода. Три стихии. Три составные части.

… Всё пора. Рябичкин прошёл мимо будочника и оказался на пристани. Где же остальные лодочники. На пирсе и возле ворот никого не видно. Один только постовой прятался от ветра, да лодки покачивались. Выхода не оставалось. Алексей прыгнул в ближайшую лодку, предварительно отвязав её, и оттолкнулся веслом от причала. Она сразу закачалась, хлопая бортами в волны. Нос задрался вверх, наверное, на метр выше кормы. Рябичкин перебрался на среднее сидение и немного выровнял свой корабль. Честно говоря, он был не больно умелый гребец. Так, катался пару раз на прудах в Новогиреево. И всё. Но оба раза поверхность воды была ровной, как стекло, стоило слегка толкнуться вёслами и лодка легко шла вперёд. Сейчас же приходилось прикладывать серьёзные усилия, чтобы держать её ровно, чтобы шла в нужном направлении, не рыскала носом. Случайная чайка видела одинокого человека в лодке, сидящего спиной к преследуемым и поминутно оглядывающегося через плечо. Холодные невские брызги летели за шиворот, но он не замечал этого. Погоня целиком захватила его.

Расстояние между лодками не уменьшалось, но и не увеличивалось, потому что правила слежки — вещь серьёзная, от них жизнь зависит. Простор Большой Невы поглотил всё окружающее Алексея пространство. А находящиеся у ростральных колонн стрелки Васильевского острова исполинские скульптуры, олицетворяющие четыре великие русские реки, наблюдали, как две лодки перевалили за фарватер.

Лодка Неспешинской явно направлялась к месту впадения в Неву Фонтанки. Ветер стих и Алексей, не сбавляющий хода, постепенно приблизился. Уже хорошо различались гранитные камни Дворцовой набережной и оставшаяся правее решётка Летнего сада, когда он в очередной раз обернулся вперёд. В эту самую секунду раздался выстрел, и лицо осыпало щепками от носовой рейки. Неспешинская сидела вполоборота, в руке у неё блестел револьвер. Один глаз прищурен — готовилась к новому выстрелу. Моментально скользнув на дно лодки, Рябичкин полез к заветной жилетке за своей «кобылой». Удобную всё-таки вещь придумал сослуживец Цветкова. Но вот так стрелять в женщину, даже угрожающую его жизни, оказалось непросто. К тому же нужна она следствию живая.

Решительная, однако, дамочка — Неспешинская. И опасная. Заметив преследование, без лишних слов «открыла огонь». Такая пристрелит и глазом не моргнёт.

Улучив момент, когда нос лодки поднялся на очередной волне, Алексей выглянул через борт и увидел, как Лидия направила револьвер на лодочника и что-то резко сказала. Тот испуганно закивал. Пока волна не начала опускаться бывший телеграфист, выстрелив в воздух, крикнул:

— Приказываю немедленно остановиться! Полиция!

Лодочник ещё сильнее вжал голову в плечи, но грести не перестал. Опасливо поглядывая на женщину, выслушал её новый приказ. Здоровый, сильный мужчина превратился в тряпку при виде оружия. Вёсла заработали быстрее.

Расстояние вновь стало увеличиваться, а до противоположного берега осталось не так далеко. Уйдут. Рябичкин схватился за вёсла. Не успел он сделать и двух гребков, как прозвучал новый выстрел, и что-то обожгло левую руку. Резкая боль пронзила тело. Рукав пиджака в районе предплечья был разорван, и через дырку сочилась кровь.

… Ранен! Только этого не хватало!..

Но страха за свою жизнь Алексей не испытывал. В голове пульсировала одна мысль — догнать и арестовать Лидию Неспешинскую. Пришлось опять бросать вёсла и ложиться на дно лодки. Видно обстрел будет продолжаться пока они не войдут в Фонтанку. Придется подождать. Ничего не поделаешь.

Попробовал руку — вроде действует. Похоже ранение не очень серьёзное. Надо бы перевязать, да нечем. Ладно, потом.

Периодически выглядывая то с одного, то с другого борта, Рябичкин дождался, когда лодка революционерки повернула в узкий приток Невы, и быстро схватился за вёсла. Раненая рука зудела, но он не обращал на это внимания. Лодка, словно после хорошего отдыха, пошла с удвоенной скоростью.

* * *

Во время этих событий Роман Цветков с озадаченным видом бегал по всей Петропавловской крепости в поисках Алексея. Ну куда он мог деться? Ведь Роман отошёл всего на десять минут. Передал надзирателю разрешение на беседу с арестованным. Не так уж велика крепость, вроде везде посмотрел. Совсем он, что ли ушёл, но зачем? Наверняка дождался бы Романа, если только не какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства. А начал свои поиски штабс-капитан с Нарышкинского бастиона и видел вдалеке две лодки, но не придал этому значения. Мало ли их тут.

* * *

Когда посудина Рябичкина вошла в воды Фонтанки, то он успел увидеть только корму лодки Неспешинской, поворачивающую направо, в канал, за угол Летнего сада. Он ещё сильнее заработал вёслами. Здесь вода была спокойнее, и лодка побежала гораздо быстрее. За несколько минут преодолев расстояние до поворота, снова достал револьвер, положил на переднее сидение и осторожно выплыл из-за угла.

Напротив входа в Летний сад имелась маленькая пристань с каменными ступенями, от которой отчалила лодка. Неспешинской в ней уже не было. Испуганный лодочник, налегая на вёсла, старался побыстрее скрыться от опасного клиента.

Погоня переходила в сухопутную стадию.

Огромными шагами Алексей взбежал на набережную и начал оглядываться. Место открытое. Он успел заметить коричневое платье Лидии, мелькнувшее за калиткой Летнего сада. Хочет уйти по бессчетным тропинкам между аллеями. Сад проходной, выскочит с другой стороны и «поминай, как звали»… Эх, жалко Романа нет рядом. Перекрыли бы с двух сторон и всё.

Немногочисленные посетители сада расступались перед молодым человеком с револьвером в руке, и потом долго смотрели вслед. Ну и времена! Люди с оружием бегают в царском саду, а некому и дела нету. Куда катится Россия?!

Рябичкин обогнул пруд, находящийся при входе, и побежал по главной аллее. Впереди было хорошо видно революционерку, сворачивающую в боковой проход за огромной клеткой для птиц.

Быстрее, быстрее! Не потерять её в гуще деревьев.

Круглая куполообразная клетка занимала место посередине главной аллеи. Возле всегда толпились люди. Да и действительно было на что посмотреть. Ещё в петровские времена её создали для редких видов птиц. Такое разнообразие красок и звуков нечасто встретишь. Это совершенно другой мир, сконцентрированный в относительно небольшом пространстве. Здесь никогда не бывает тихо и скучно. Все до единой птицы чем-то озабочены, у каждой есть своё дело.

Алексей всегда любил птиц. Ещё в детстве строил для них домики, наблюдал за повадками. И повзрослев, где бы ни находился, обязательно подкармливал весёлых непосед. Особенно он любил синичек. Никогда не унывающие жёлтогрудые малыши всегда вызывали улыбку и заряжали своей колоссальной жизненной силой. А сейчас весной, когда наступила пора заводить птенцов, они трещали просто без умолку.

Если верить в теорию переселения душ, то без сомнения в следующей жизни Рябичкин будет синицей.

* * *

Добежав до птичника, он, конечно, не мог не заглянуть внутрь. Красота!.. Но любоваться некогда. Уйдёт Неспешинская. Перевёл взгляд и не поверил собственным глазам.

Впереди, метрах в сорока, на главной аллее стоял Выдрин вместе с другим мужчиной купеческого вида. Вот это удача! Теперь поймать революционерку будет проще.

— Фрол Федотович! Фрол Федотович! — закричал Алексей.

Выдрин глянул в сторону зовущего, и глаза его округлились. А когда посмотрел на револьвер в руке, то в них возник огромный и такой же круглый страх. Нет не страх, а ужас. Лицо побелело. Не говоря ни слова, купчик из Твери стремглав бросился в тот боковой проход, где скрылась Неспешинская.

Мало понимая суть происходящего, Алексей бросился следом. Но не успел пробежать и тридцати метров, как наткнулся на городового. Тот перегородил дорогу. Детина ростом под два метра и с большим животом. На боку висела сабля.

— Остановитесь молодой человек! — он выставил вперёд руку.

Из-за спины городового трусливо выглядывал Фрол Федотович.

— Это он, он. Вооружён, бандит. Ещё в поезде хотели меня ограбить, — визгливо прокричал купец. — Пришлось даже выходить на несколько остановок раньше.

— Ах, вот оно в чём дело, — наконец Рябичкин понял странное поведение Выдрина. — Вы ошибаетесь. Я из полиции. И сейчас преследую опасную преступницу-террористку. Простите, я должен бежать.

— Минуточку, нужно во всём разобраться, — продолжал задерживать городовой.

Он был такой огромный с длинными, как у гориллы руками, что никак не оббежать. Можно попробовать проломиться через кусты, но ведь всё равно не отстанет. Алексей полез в карман за документами.

— Вот мои удостоверяющие бумаги. Смотрите.

Верзила неспешно развернул документы.

— Я вас прошу — быстрее. Иначе преступница уйдёт. Лучше помогите мне в поимке.

— Сейчас, молодой человек, многие научились очень хорошо подделывать документы, — непробиваемым тоном сказал городовой. — Придётся пройти в участок до выяснения. А револьвер пока, будьте добры, отдайте мне.

Глядя на этого представителя власти, Рябичкин понимал, что погоня окончена неудачно. За время их препирательств Неспешинская успела уйти далеко и её не догнать. Возможно, она уже покинула Летний сад и скрылась в городе. Боже, какое невезение! Надо же было встретить Выдрина в такой момент.

Фрол Федотович по-прежнему располагался за спиной у городового и недоверчиво посматривал.

— Имейте в виду, — сказал ему Алексей, — Вы оба несёте ответственность за то, что опасная революционерка осталась на свободе. Когда теперь мы сможем её поймать — неизвестно. И сколько она совершит террористических актов и унесёт человеческих жизней — тоже.

— В полиции разберутся, что вы за тип и кто несёт ответственность, — злобно пробурчал Выдрин.

— Прошу следовать за мной, — забирая оружие, сказал городовой.

Они так цепочкой и пошли к выходу из сада: сначала городовой, потом Рябичкин и последним, чуть поодаль, Выдрин. Гуляющие по саду горожане с интересом смотрели им вслед. И не только горожане.

В Летнем саду, как собственно и везде в Санкт-Петербурге, множество скульптур, одиночных и групповых. Казалось, вдогонку нашей троице смотрят фигуры Юлия Цезаря, Александра Македонского, римских императоров: Августа, Нерона, Клавдия.

Вот если бы все они ожили и на своих местах следили за порядком, вместо городовых. Наверное, в городе было спокойнее. Великие и умные люди. Выдать им всем фуражки, никелированные свистки и сабли. Представляете. Сверху вниз: фуражка, свисток, фиговый листок и сабля. Интересное зрелище. А главное желание следовать здравому смыслу, а не инструкции начальства.

Скажете, что я подрываю всю систему государства и права… Верно. Но дайте помечтать.

 

5

Через три часа из полицейского участка на Садовой улице вышли Цветков и Рябичкин. По телефону удалось связаться с охранным отделением и прояснить ситуацию. Втык получили все: сначала начальство полицейского участка, а потом и городовой. Только купчишка, как только понял ошибку, сразу исчез. А верзила-городовой, как десятилетний мальчишка пожимал могучими плечами.

Единственный плюс пребывания в участке — это перевязанная рука. Хорошо, что пуля лишь слегка задела предплечье. Полицейские в таких делах — люди опытные, и бинт всегда под рукой. Наложили повязку лучше, чем в больнице. Спасибо большое!

— Я до сих пор не могу понять, как Неспешинская оказалась в крепости, — говорил Алексей.

— Ну, возможно приносила передачу в тюрьму.

— Но она же находится в розыске.

— Приходила по поддельным документам, конечно, — ответил Цветков. — А потом женщина она смелая. Я бы даже сказал отчаянная. Использует эффект неожиданности. Ведь и ты не ожидал её там увидеть.

— Теперь она затаится, и попробуй её найди. Чёртов Выдрин! Трус несчастный!

— Ладно, Лёша, не переживай. Пойдём лучше пообедаем и обсудим наши дальнейшие планы. Здесь на Садовой есть неплохой трактир, называется «Бессонница».

Друзья вскочили в ожидающую пролётку.

— С освобождением вас, — улыбнулся Фёдор.

— Спасибо. Но, к сожалению, радоваться пока нечему. Один купец, из Твери, испортил дело. Придётся начинать всё сначала.

Рябичкин недовольно заёрзал на сидении, нахохлился и впал в задумчивость. Что же всё-таки делала Неспешинская в Петропавловке? Почему уходить от погони решила через Летний сад? Ведь любой человек принимает решения, руководствуясь какими-то аргументами. Очевидно, она хорошо знает все тропинки, входы и выходы. Значит, часто бывает в саду. Здесь на скамейках вообще удобно назначать конспиративные встречи. Днём народу много, все прогуливаются и беседуют.

Словно охотничья собака, Алексей вцепился в след и судорожно искал ответы на возникающие вопросы.

Цветков же наоборот казался безмятежным. В этот прекрасный солнечный день он имел вид отдыхающего в своём светлом костюме: свежий ветер с Невы трепал светлые волосы, из глаз выглядывали солнечные зайчики. Аполлон, да и только.

— Хорошо бы поставить филеров в Летнем саду, Роман, — сказал Рябичкин, глядя на бога.

— Уже на месте. Как только позвонили из участка, дал команду. Только вряд ли она теперь скоро там покажется. Неспешинская — опытная революционерка.

— Шансов мало, но вдруг получится. Давай выработаем план дальнейших действий.

— Давай. Я… думаю… так, — растягивая слова, пропел Роман Демьянович. — Для начала вернёмся в крепость и поговорим с Арсением Кузьминым. Это бомбист-народоволец. И зайдём в комендатуру, попробуем найти документ, по которому прошла Неспешинская. Надеюсь, нам, наконец, повезёт… А вот, кстати, и наш трактир.

Фёдор остановил коляску перед четырёхэтажным домом.

«Бессонница» находилась на первом этаже. Через большие светлые окна виднелся просторный зал со снующей обслугой и заставленными различной снедью столами. Наступил час обеда, и посетителей было много. Несмотря на надпись у входа, «Бессонница» скорее походила на ресторан. Только вместо официантов были розовощекие молодые люди в начищенных до блеска сапогах, красных рубахах и белых передниках. Манящий запах русской кухни не оставлял никаких шансов прохожим. Поддались ему и наши молодые полицейские.

После речной феерии у Рябичкина разыгрался нешуточный аппетит. Алексей заказал гурьевскую кашу с расстегаями и ещё кучу всяких вкусностей. Цветков, не долго думая, последовал его примеру. На некоторое время за столом поселилась тишина. Два крепких молодых организма заряжались потенциальной энегрией, которая в последствии обязательно перейдёт в кинетическую. Такая уж работа — без движения никак.

* * *

После обеда снова Петропавловка. Специальное помещение для допросов. Стол с письменным прибором, лампа, маленькое окошко вверху стены, полумрак. Здесь нет такой сырости, как в камерах — это комната хорошо отапливается. За столом удобно расположился Цветков, слегка постукивая пером по бумаге. Роман обладал замечательной способностью устраиваться с комфортом. В любой ситуации он получал хоть малое, но удовольствие от жизни. Рядом притулился Рябичкин, сосредоточенно сверля глазами заключённого.

Арсений Кузьмин в арестантской форме сидел у дальней стены на обшарпанном тюремном табурете. Худой, под глазами тёмные круги — похож на лермонтовского демона. Он находился в крепости уже второй год в ожидании суда. Суровые условия содержания, мрачная атмосфера и, казалось, остановившееся время — всё это тяжёлым камнем подавляло психику. Трудное испытание для любого человека. Но иногда в тёмных глазах Кузьмина проскакивали искорки, говорящие о том, что воля его ещё не сломлена.

— Во-первых, знаете ли вы Лидию Неспешинскую? — начал разговор Цветков.

— Безусловно, знаю. Она такой же член «Народной воли», как и я. — Кузьмин спокойно посмотрел на Романа. — И вы об этом хорошо осведомлены.

— Осведомлён. Но нам хотелось знать ваше мнение о ней. Что за человек? Какова её роль в организации?

— Я никогда не был предателем, — Кузьмин закашлялся…  — Но о Лидии могу рассказывать смело, потому что вы никогда её не поймаете. Она одна из лучших в нашей организации. У неё даже прозвище — «Каменный цветок».

— За её красоту?

— Нет. Ваша ирония здесь неуместна. За её твёрдость и преданность делу.

— Простите, — мягко сказал Цветков. — Я не хотел никого обижать.

Вспыхнувшие было глаза заключённого, снова стали спокойны. Вальяжная внешность Романа, похоже, несколько раздражала его, но Кузьмин быстро взял себя в руки.

— Скажите, а с кем непосредственно работает Неспешинская? — перехватил инициативу Рябичкин. — Какие функции выполняет в «Народной воле»?

— «Каменный цветок», — Арсений Кузьмин снова жёстко взглянул на Цветкова, — работала с казнённым вами Кибальчичем. Она готовила покушения на Александра II в Одессе и Москве. Вместе они осуществили удавшуюся акцию на Екатерининском канале.

— Исходя из ваших слов, Неспешинская занималась изготовлением бомб вместе с Кибальчичем. Где же они брали материалы?

— Этого я не знаю. А если бы и знал, то не сказал.

— После событий 1881 года Исполнительный комитет и большинство членов вашей организации были арестованы, — снова вступил в разговор Роман. — Чем занималась Неспешинская потом?

— Оставшиеся силы «Народной воли» были разрознены и ушли в глубокое подполье. После этого я Лидию не встречал, но от товарищей слышал, что она лично приговорила вашего нового царя к смерти. И я убеждён — она выполнит обещание. Не быть самодержавию в России. Дни его сочтены. Попомните моё слово.

Охранник, стоящий у двери, вопросительно посмотрел на Цветкова, явно намереваясь заставить замолчать арестованного, но штабс-капитан успокаивающе поднял руку.

— Не будем гадать. Время само расставит всё по своим местам. — Роман миролюбиво улыбнулся Кузьмину. — Кого-нибудь из нынешних помощников Неспешинской знаете? Не одна же она готовит покушение на Николая II.

Цветков нарочно не стал перечислять всех титулов царя, как того требовал этикет. Но его уловка не дала результатов.

— Я уже полтора года сижу в крепости, и не знаю, ни где находится Лидия, ни кто состоит в её группе… Извините, я очень устал. Позвольте мне вернуться в камеру.

— Последний вопрос, — сказал Рябичкин. — Какой принцип действия применяется во взрывных устройствах, используемых в террористических акциях вашими товарищами?

— Не знаю. Я никогда не занимался изготовлением бомб. Мои задачи в организации были другими.

Алексей кивнул Цветкову в знак того, что у него больше нет вопросов. Тот, в свою очередь, выдержал паузу и сказал:

— Мы не прощаемся с вами. Возможно, нам придется продолжить разговор позже. Вспомните на досуге, что вы ещё знаете о Неспешинской.

Арестант не ответил…

* * *

— Он явно имеет отношение к изготовлению бомб, — рассуждал Рябичкин, шагая по направлению к Комендантскому дому. — Но говорить не хочет.

— Ничего кое-какую информацию мы всё же получили, — на солнечном свете волосы Романа заиграли золотом. После тёмных казематов он снова превратился в светлого сказочного принца. При некоторой фантазии можно было заметить корону у него на голове. — Посмотрим, что нас ждёт дальше.

— А что ты думаешь по поводу его угроз в адрес царя?

— Судя по твоей встрече с Неспешинской, это не пустые слова.

— Да, «Каменный цветок» будет идти к своей цели до конца. Хорошо бы проверить в архивах информацию на человека с такой кличкой.

— Не волнуйся, я дам задание. Прямо из комендатуры и позвоню в отделение.

* * *

… Через полчаса молодые люди вышли из здания и уселись на скамейке в скверике перед южным фасадом Петропавловского собора. Прах величайшего из русских царей находился в пятнадцати метрах от них. И эти совсем ещё юные мужчины, призванные охранять основы самодержавия, невольно задумались о важности стоящей перед ними задачи. Ведь Неспешинская представляла прямую угрозу царю.

Цветков оказался прав, она оформила пропуск в крепость по подложным документам жительницы города Петергофа. Цель посещения — передача заключённому хлеба и молока. Но не Арсению Кузьмину, а другому подозреваемому в изготовлении бомб. И столь ненавистный народовольцам царский режим великодушно разрешил ей это.

— Надо срочно ехать в Петергоф проверить квартиру, которую Лидия снимала в городе, — сказал Роман. — Вряд ли она теперь там покажется, но посмотреть необходимо. Я по телефону сообщил в охранное и туда уже выехали филёры. Очередь за нами.

— Я вот что подумал, — медленно проговорил Алексей. — Вчера вечером я попросил Фёдора принести мне свежую петербургскую газету, и прочитал там, что император вместе с семьёй собирается перебраться в летнюю резиденцию, в Петродворец. И Неспешинская снимала там квартиру. Совпадение ли это. А вдруг покушение задумано именно в Петергофе!

Цветков внимательно посмотрел на товарища.

— Сейчас мы её, конечно,… вспугнули, — проговорил он. — Но наверняка есть другая конспиративная квартира. Если всё уже подготовлено, «Каменный цветок» не остановится. Необходимо осмотреть все постройки и парк. Территория огромная — людей нужно много.

— Некоторое время у нас есть, — успокаивающе сказал Рябичкин. — Его Императорское Величество переедет через несколько дней. Надо действовать аккуратно, чтобы не вспугнуть сообщников. И Неспешинская пусть думает, что мы не догадываемся о её планах.

— Ты прав, Алёша. Садись в пролетку, и ждите меня с Фёдором. Я пойду, перезвоню, и пулей летим в Петергоф.

— Лучше не пулей, а стрелой. Так меньше шума.

 

6

Мелкий красноватый гравий приятно шуршал под ногами. Хотелось ходить по нему бесконечно. Звук рождал в душе состояние уверенности в будущем, надёжности. Рябичкин не мог объяснить, почему возникали такие ассоциации, но ему нравилось размеренно шагать здесь. Каждая дорожка Верхнего парка была посыпана такими камешками.

Вдвоём с Цветковым они направлялись к караульным помещениям Петродворца. Здесь будет располагаться штаб операции. После предварительного согласования с канцелярией Его Императорского Величества, начальство Романа получило разрешение на размещение сотрудников в летней резиденции. Множество филёров, переодетых разнорабочими, садовниками и строителями, разместили по всему парку. Работа предстояла огромная: осмотреть все строения, прочесать территорию, проверить внешнее ограждение и много чего ещё. Только успевай поворачиваться.

Кремовый костюм Цветкова за этот долгий трудный день потерял былой лоск. Да и сам он выглядел уставшим.

— Первые несколько ночей придётся ночевать в караулке, — сказал Роман. — Ночью выставим усиленную охрану. Предлагаю, пока всё не проверим, дежурить по очереди.

— Ты имеешь в виду в ночное время? — спросил Алексей.

— Да. Днём работаем вместе.

— Согласен. Как думаешь, сколько людей в группе Неспешинской?

— Вряд ли много. У народовольцев остались маленькие разрозненные группки. По два, три человека. А для проведения предполагаемой акции требуется минимум пять. И всё ещё зависит от того, какой вариант они избрали. Бывали случаи, когда копали целые туннели. Тогда людей нужно гораздо больше.

— Она могла завербовать помимо Колокольцева новых бойцов за это время, — Рябичкин, сам того не замечая, шагал в ногу с Романом.

— Наверняка, но это, как говорится, палка о двух концах. Чем больше людей, тем больше вероятность провала операции. Да и подходящих людей найти не так просто. Никуда не денутся — всех переловим.

* * *

В течение следующих двух дней полицейские обследовали и Верхний и Нижний парки, осмотрели все строения комплекса, но ничего подозрительного не обнаружили. По архиву проверили весь обслуживающий персонал. Здесь тоже было нормально. Оставалось только ждать.

За это время Цветков успел съездить домой, и привезти три новых, светлых естественно, костюма. И теперь снова выхаживал по Петергофу этаким франтом. Заодно заехал на Васильевский остров и привез вещи Рябичкина.

Алексей же не покидал императорской резиденции и сосредоточился на работе. Он успел подружиться с сыном садовника Николкой. Мальчишки всегда знают все лазейки и укромные места там, где живут. Тёзка императора помог обыскать такие места парка, которые сразу и не найдешь. Запрятанные в гуще кустарников, они могли послужить идеальным местом для тайника. Мальчик, словно белка, сновал по окрестным тропинкам с такой скоростью, что Рябичкину иногда приходилось бежать.

Рыжеволосый и кареглазый Николка был двенадцати лет от роду. Всю жизнь он провел в Петродворце и искренне любил это место. Много лет его отец работал одним из садовников царской семьи, а мать прислуживала на императорской кухне.

Алексей познакомился с Николкой возле птичьих вольеров, рядом с фонтаном «Солнце». Оба любили наблюдать за маленькими пёстрыми непоседами. Оба обожали слушать песенное разноголосье.

Рябичкина к вольерам привёл Роман, ещё в первый день пребывания в Петергофе. Наслушавшись рассказов о замечательной клетке с птицами в Летнем саду, он решил удивить друга настоящими заморскими птицами. Посмотреть действительно было на что. Не каждый королевский дом в Европе мог похвастаться такой коллекцией птиц.

Но долго задерживаться полицейские не могли, и Алексей уже позже, когда выдавалась свободная минутка, один приходил сюда. И встретил Николку. Несколько минут они молча наблюдали за птицами, а потом мальчик сказал:

— А всё-таки наши птички лучше.

— Какие это ваши? — с удивлением спросил Рябичкин.

— Которые живут на воле.

— А! Вы имеете в виду российские.

Николка опешил. Никто ещё не обращался к нему на «вы». Он почувствовал себя уважаемым взрослым мужчиной. С ним говорили на равных. В душе мальчика невольно возник интерес к этому человеку.

— Я Вас здесь раньше не видел, — спросил Николка. — Вы новенький?

— Да, я работал в другом месте. А теперь мы готовим летнюю резиденцию к приезду царской семьи. Я занимаюсь охраной Его Императорского Величества.

— Я заметил много новых людей, бродящих по парку. Везде заглядывают, будто что-то ищут.

— Вы же знаете, у Его Величества есть враги, желающие смерти. За зиму всякое могло произойти.

— А я, когда вырасту, — неожиданно сказал мальчик, — Обязательно стану директором Парка птиц.

— Что такое Парк птиц?

— В будущем точно появятся такие парки, где птичек будут кормить, ухаживать за ними. И они сами прилетят отовсюду. Заведут птенцов, будут их воспитывать. А люди будут приходить, глядеть и радоваться.

Алексей посмотрел на юного фантазёра тёплым взглядом. Когда-то он и сам был такой.

— Когда Вы станете директором Парка птиц, я обязательно приду в гости.

… Так они и подружились…

Николка помогал обследовать парк, когда ему разрешали, и часто разговаривал с Рябичкиным о птицах, да и вообще обо всём на свете. Им было интерестно вместе. Алексей, много знающий, рассказывал о современной технической науке, объяснял, как работают всевозможные механизмы. Мальчик очень привязался к нему и ходил повсюду, как хвостик. На второй день знакомства он предложил пойти на рассвете слушать птиц в сад Венеры возле дворца «Марли».

Роман сначала снисходительно относился к этой дружбе, а потом и ему приглянулся Николка. Подкупала искренность мальчика, восприятие мира настежь распахнутой душой. Сверкающая аура, окружающая Цветкова, чуть-чуть расширилась и впустила юного любителя птиц.

* * *

Теперь, когда места возможных терактов были осмотрены, парк разделили на участки, и филёры круглосуточно дежурили на своих местах. Можно было немного перевести дух и поразмыслить о дальнейших действиях. Конечно, выводы о предполагаемом покушении в Петергофе могли быть ошибочны. Неспешинская — человек непредсказуемый. Может нанести удар где угодно. Но риск слишком велик, и необходимо опередить революционеров.

К сожалению, обыск в квартире Лидии особых результатов не дал. Обнаружили личные вещи: одежду, обувь, духи и другие аксессуары для дамской гигиены, несколько книг. Интерес вызвал томик стихов Роберта Бернса на английском языке и англо-русский словарь. В дворянской среде больше распространён французский язык. Возможно это книги Колокольцева. В шкатулке на столе лежали письма Кибальчича, датированные 1879 годом. Речь шла о покушениях на Александра II в Одессе и Москве. Никакой новой информации не было. Дела уже давно раскрыты и практически все участники арестованы, а иные и казнены. Хозяин дома говорит, что никаких рекомендательных писем новая жиличка не представляла, пришла, что называется, «с улицы». И всё. Больше никаких улик. На столь мизерных данных версию построить трудно.

Такие же размышления владели Рябичкиным поздним вечером второго дня пребывания в царской резиденции. Вернее, прошло два с половиной дня, как полиция оцепила невидимыми путами Петродворец. Роман ушёл проверять посты. Он дежурит в первую половину ночи и придёт обратно к четырём часам. Алексею самое время было лечь спать, но сон не шёл. Его мозг лихорадочно работал практически круглые сутки, независимо от того, чем занималось тело. Перебирал сотни различных вариантов поведения Неспешинской и тысячи вариантов предупредительных мер.

… Всё-таки надо отдыхать. Глядишь, на свежую голову, придёт какая-нибудь новая мыслишка. Алексей вспомнил, что утром они встречаются с Николкой, и заулыбался. Образ мальчика рождал в душе тёплые чувства, и Рябичкин как-то вдруг успокоился и сразу захотел спать. Неожиданно весь груз двух суматошных дней навалился на него и, едва успев раздеться, бывший телеграфист провалился в сон…

* * *

— Вставай, Алексей, — тормошил за плечо Цветков. — Пора.

Рябичкин приоткрыл глаза, постепенно просыпаясь. За окном было ещё темно, и в комнате царил полумрак. Вставать не хотелось. Но надо. На потолке зашевелилась тень — это Роман устало снимал пиджак. Его дежурство закончилось.

— Вставай, вставай. Сейчас Фёдор принесёт чай, — повторил Роман. — Попьешь и за работу.

— Который час? — Рябичкин вытащил руки из-под одеяла и потянулся.

— Четыре. Через пару часов начнёт светать.

— Хорошо. Успею обойти посты в восточной части парка, — Алексей сел на лежанке. — Потом вместе с Николкой пойдём в западную часть. Проверим охрану, а на рассвете послушаем птиц в саду Венеры. Я ему обещал.

— Смотрите поосторожней, мало ли что.

— Мы полчасика послушаем, а потом отправлю его домой — досыпать.

Рябичкин направился к умывальнику и, приведя себя в порядок, стал одеваться.

В дверь бесшумно заглянул Фёдор Агерасков — хорошо нам известный филёр-извозчик Цветкова. Убедившись, что полицейские бодрствуют, он внёс поднос с чаем и булочками.

— С добрым утречком Алексей Яковлевич, — видимо с Романом они уже виделись.

— Здравствуй Фёдор. Спасибо… Какой-то сон мне чудной приснился, — сказал Алексей, обращаясь к Цветкову. — Будто иду я по своему Новогиреево, сворачиваю на Баронский проспект и вижу впереди, шагах в ста Феликса Гофера. Окликнул его. Он обернулся и побежал. Я за ним. Только чувствую, что бежать тяжело: словно в воде по пояс, ноги переставляю, а вперёд почти не двигаюсь. И он так же. Расстояние между нами как было, так и осталось. Я понимаю, что должен его обязательно догнать и стараюсь изо всех сил. Долго так мучился, а потом что-то вдруг изменилось, и я его догнал. Только смотрю, а это не Гофер, а Арсений Кузьмин. Смотрит на меня с ненавистью, и рук у него почему-то нет. Я ещё подумал: наверно бомбу делал, и оторвало… А потом ты меня разбудил.

— Когда бежишь на одном месте — это значит растёшь, — авторитетно проговорил Фёдор.

— Да я, вроде, уже вышел из этого возраста. Вот Николке точно ещё расти и расти.

— Ваша правда. У мальчонки всё впереди. — Фёдор расставил стаканы на столе (подстаканники были серебряные и очень красивые — царская резиденция как-никак). — Хороший мальчонка, ласковый.

— Алексей, проверь филёров возле «Монплезира» повнимательней, — перебил их Цветков. — Что-то мне один не очень нравится. Скрытный какой-то. Хоть мы своих людей тщательно проверяем, но вдруг Неспешинская и сюда свои щупальца запустила. Я уж не говорю об обслуге.

— Насколько я знаю, Его Величество любит бывать в «Монплезире» и «Марли».

— Да, летом он там часто отдыхает. Иногда ходит туда один, несмотря на уговоры императрицы. Присмотрись там, поговори с филёрами.

— Сделаю. — Рябичкин допил чай и поставил стакан. — Спасибо ещё раз Фёдор. Ладно, пойду работать.

— Спокойного тебе дежурства.

* * *

Алексей обошёл всю восточную часть Нижнего парка и возвращался к Большому дворцу. Ночной воздух был прохладен и чист. С Финского залива дул лёгкий бриз, наполняя его морской влагой. Рябичкин никогда раньше не был на море, но теперь хорошо знал этот запах. Перед мысленным взором проплывали косяки рыб, корабли со скрипящими на ветру мачтами, кристаллы морской соли в каждой капле, чайки, парящие в воздушном потоке, донные водоросли, подобные волосам русалок. Запах волновал душу и манил на необозримые океанские просторы.

Постовые возле дворца «Монплезир» не вызвали у него особых подозрений. Конечно, все люди разные: один более разговорчив, другой менее. Но интуиция подсказывала, что Роман несколько переусердствовал в своих выводах. Осторожность — дело хорошее, но в меру. Иначе можно закопаться на одном месте, подозревать всех и вся.

Алексей поднялся по лестнице и шёл мимо главного подъезда Большого дворца. Справа неудержимо шумел «Большой каскад», заканчивающийся потрясающим своей красотой фонтаном «Самсон». Двадцатиметровая струя воды вырывалась из пасти шведского льва, раздираемой могучим Самсоном — символом России. И гордость за Родину наполняла душу. И снова, в который раз, возникал вопрос: ну чего же хотят добиться народовольцы своим террором? Да, наше общество неидеально, и многое можно изменить. Но неужели нельзя договориться, а не убивать друг друга.

Фонтаны включили несколько дней назад для проверки перед приездом царской семьи. И оба парка сразу ожили, и лето, казалось, уже наступило.

… Возле жилого здания обслуживающего персонала топтался Николка. Кроме обычной одежды, на светлую холщовую рубашку накинул плотный сюртучок. Видно мать настояла, чтобы не простудился. Утром всё-таки ещё холодно.

— Здравствуйте, дядя Лёша.

— Здравствуй, Николка, — Рябичкин потрепал мальчика по волосам. — Готов слушать птиц?

— Это я завсегда готов!

— Тогда пошли. Обойдём несколько постов, пока не рассвело, и в сад Венеры.

Они спустились по ступенькам с другой стороны от Большого каскада и мимо Песочного пруда направились вглубь парка. Шагали легко, предвкушая встречу с любимыми птицами. Край неба над заливом только-только начал светлеть.

— Мои любимые птички — синицы, — сообщил Алексей. — Никогда не унывают, вечно чем-то заняты и красивые очень.

— И людей совсем не боятся, — подхватил мальчик. — У меня клевали семечки прямо с руки. Зимой им голодно и они стараются жить ближе к людям.

— Да, в тёплые страны синички не улетают, живут вместе с нами. Настоящие патриоты — где родился, там и пригодился.

— Что такое патриот?

— Тот, кто любит родину.

— Значит я — патриот. Дядя Лёша, а вы хотели бы стать птицей, летать высоко-высоко?

— Знаешь, Николка, у индусов есть теория о переселении душ. По этой теории человек не умирает совсем, а его душа переселяется в другое существо. Чем правильнее жил в нынешней жизни, тем лучше будешь жить в следующей.

— Вот здорово!

— Так я думаю, в следующей жизни обязательно буду синичкой.

— А я хотел бы чайкой. Летать над заливом, над Балтийским морем.

— Ты же хотел быть директором Парка птиц?

— Ну тогда… сразу после директора, — улыбнулся Николка.

… Так, за разговорами, обошли посты. Все филёры находились на местах и, после ночного дежурства, с вожделением ждали смены. Хотелось вернуться в дом, попить чаю и лечь спать. Нормальные человеческие желания.

Ветер, ночью шумевший ветвями, стих. В предрассветный час природа замерла в ожидании нового дня. Что он принесёт? Каким будет? Все божьи создания устремили свой взор на восток, где света становилось больше и больше. Приди скорее, солнце!

Молодые любители птиц подходили к дворцу «Марли». Вдали уже виднелся прямоугольный пруд возле изящного двухэтажного здания.

— Справа от дворца есть большая можжевеловая клумба, там всегда много птиц, — сказал мальчик. — Пойдёмте туда.

— Только давай обойдём «Марли» с обратной стороны. Хочу ещё раз посмотреть на секторальный прудик — больно он мне нравится.

Они пошли по аллее вдоль четырёх небольших фонтанчиков, изображающих мальчиков-тритонов. Утреннего света уже вполне хватало, чтобы разглядеть стоящих на коленях мальчиков с чашами над головой. С них сплошной пеленой стекала вода.

Над тихой гладью Марлинского пруда стелился едва заметный туман — видно день сегодня будет тёплый. Дворец стоял, словно сказочный домик на ровной поверхности воды. Небольшое розоватое здание с зелёной крышей и высокими стеклянными дверями придавало особую прелесть пейзажу. Душу наполняло спокойствие.

С другой стороны к дворцу примыкал совсем уж чудесный полукруглый прудик, разделённый мостиками на четыре сектора. Алексей однажды уже смотрел в его прозрачные воды с мостков при обходе постов и долго не мог оторвать взгляд.

Так и стоял «Марли», окружённый этими большим и маленьким счастьями, отражаясь в них не одну сотню лет.

Николка побежал вперёд, обогнул хозяйственную пристройку и остановился у ограды можжевеловой клумбы. Птицы с удовольствием встречали утро. Бесконечно перепрыгивая с ветки на ветку, они сопровождали каждое своё движение разными пересвистами. Возня и щебет не прекращались ни на минуту.

— Они уже празднуют наступление нового дня, — с восхищением сказал мальчик.

Рябичкин, улыбаясь, подошёл к клумбе и облокотился на заборчик. Можжевельники вовсю зеленели разными оттенками, не дожидаясь наступления лета. Золотистые и голубые сорта чудесно разнообразили палитру, великолепно оттеняя и дополняя зелёный цвет.

— Красиво тут, — Алексей поднял взгляд.

Над оградой сада Венеры возвышался вал. Он насыпался, по-видимому, для защиты растений от ветра с залива. По верху были равномерно посажены шаровидно подстриженные деревья. На фоне посветлевшего неба они стояли словно часовые на посту.

Внезапно возле крайних деревьев появились два силуэта. Мужчины поднялись с противоположной стороны, держа в руках какой-то объёмный свёрток. По всей видимости, достаточно тяжёлый. Оба сгибались в сторону ноши. Остановились под деревьями и осмотрелись.

— Николка, присядь за оградой и не высовывайся! И тихо!.. — прошептал Рябичкин.

Мальчик послушно присел и непонимающе уставился на полицейского. Алексей махнул рукой в сторону вала и прижал палец к губам. Сам он тоже притиснулся к ограде клумбы. Кусты можжевельника были достаточно высоки, чтобы скрыть их обоих.

Переведя дух, незнакомцы спустились к ограждению сада, обогнули его и направились прямиком к клумбе. Шли медленно, тяжело дыша. Гравий натужно скрипел под сапогами. Оба были в чёрных костюмах и картузах. Тот, что слева повыше и крупней. Правый — совсем худой.

Птички, щебечущие в кустах, заметив две большие тени, примолкли. Возникло несколько минут тишины. Только шаги. Полицейский и мальчик едва дышали.

— Куда теперь? — спросил высокий.

— Через сад, — тонким голосом ответил второй. — По диагонали.

— А, вот он пруд. Вижу.

Они прошли мимо в глубь сада. Слава Богу, что клумба достаточно большая, метров десять в диаметре, можно хорошо спрятаться. Подождав немного, Алексей прошептал на ухо мальчику:

— Будь здесь. Никуда не уходи. Я прослежу за ними. Если со мной что случится, потихоньку, прячась за деревьями, беги к ближайшему постовому. Из тех, которых мы проверяли. Понял?

Николка утвердительно замотал головой.

Рябичкин, пригнувшись, побежал к ближайшему дереву. От него к другому. Бежал по траве, чтобы создавать меньше шума.

Вот они впереди — худой от тяжести совсем пополам согнулся. Но тащит, упирается. Что же они затевают? Куда несут груз?

Скорее всего — это взрывчатка, размышлял Алексей. Готовятся к приезду царя и не боятся напороться на засаду. Думают: в полиции дураки работают, не догадаются об их затее. Что ж, постараемся опровергнуть эту теорию. Эх, хорошо бы Роман был сейчас рядом. Вдвоём дело пошло бы веселее.

Злоумышленники положили груз на берегу большого пруда и завозились вокруг него, разматывая какой-то шнур или довольно толстую верёвку. Впрочем, трудился в основном высокий, а тощий осматривался по сторонам. И как раз в этот момент Алексей оступился на чём-то скользком и с грохотом полетел на землю. Он моментально узнал причину падения: перед носом рос второй гриб-сморчок, а рядом примостился и третий. Дома, в Новогиреево, ему часто доводилось собирать в Измайловском лесу сморчки в мае.

Худой отреагировал мгновенно. Словно на резинке в руке у него оказался револьвер и изрыгнул пламя. Пуля с хрустом вонзилась в ствол яблони, под которой лежал Рябичкин.

Ну что, может оно и к лучшему: выстрел услышат филёры и поспешат на помощь. Нужно только задержать народовольцев до их прихода. Он достал из кармана заветной жилетки «кобылу» и выстрелил поверх голов противника. Оба моментально растянулись на дорожке парка, изготовившись к стрельбе: локоть правой руки на земле, левая поддерживает руку с оружием. Но позиция была крайне невыгодная. Весь берег открыт и прекрасно простреливается, нет даже кустов. Деревья начинались за дорожкой в саду, но бежать навстречу пулям глупо. Недолго думая, худой попятился назад и соскользнул в воду. Пожалуй, это был единственно возможный выход. У края неглубоко и берег поможет укрыться, как бруствер возле окопа.

Длинный, оглянувшись, тоже полез в пруд.

Что же они взрывчатку бросили, подумал Алексей. Не дай Бог пуля зацепит. Надо стрелять аккуратней. Попробую изменить позицию.

В этот момент оба народовольца выстрелили одновременно. Одна пуля снова угодила в дерево, а другая просвистела близко над головой. Рябичкин заметил, как худой что-то крикнул и длинный совсем скрылся под берегом.

Тоже позицию меняют. Догадались, что я один, решил Алексей. Сейчас длинный вдоль берега переберётся поближе к дворцу и изменит угол обстрела, тогда за деревом не очень то спрячешься.

Он уже начал отползать, когда почувствовал сзади движение. Оглянувшись, увидел светлое пятно бегущего Николки. Мальчик скинул сюртук и остался в рубахе. Боялся, наверное, что мать будет ругать, если измажет или порвёт парадную одежду.

— Ложись!.. Быстро!.. — крикнул Рябичкин.

В ту же секунду прозвучал выстрел. Пока длинный менял позицию, худой продолжал следить за противником.

Николка резко остановился и стал медленно заваливаться назад.

Нет… Так не должно быть… Это неправильно…

Алексей подбежал к мальчику и упал рядом на колени. На груди, на холщовой рубашке, расползалось ярко красное пятно.

— Дядя… Лёша… Мне больно…

Дыхание мальчика было хриплым. В горле забулькало, и на губах появилась кровавая пена.

— Николенька, зачем ты прибежал?! Я же просил!!!

— Я… хотел…  — по маленькому телу пробежала дрожь. — Помочь…

Это были его последние слова. Маленький добрый человечек так мало радовался жизни.

Птицы смолкли.

* * *

… Мир перед глазами Алексея в одну секунду стал чёрно-белым. Все цвета и полутона исчезли. Остались два цвета. Добро и зло.

— Нет… Нет…  — беззвучно повторяли губы.

Исчез и объём. Плоский лист бумаги с нарисованной углём жизнью. В таком мире нет места радости и любви, одна только месть. Чёрным зачеркнуть чёрное. Не стереть, а зачеркнуть.

Чтобы другим было видно!.. И чтобы в памяти осталось!..

* * *

Худой, рассчитывая, что застрелил преследователя, вылез из воды и подтаскивал тюк к краю берега. От угла пруда, тоже мокрый, спешил второй.

Словно в тумане Рябичкин встал за дерево и приготовился к стрельбе. Положил «Смит-Вессон» на поднятый локоть левой руки и прицелился. По науке, как учил Митрофан Васильевич. Прицелился не в худого, а во взрывчатку. Движения его были медленны и тяжеловесны. Длинный был на расстоянии десяти шагов, когда Алексей спустил курок…

Раздался взрыв такой силы, что на берегу образовалась воронка два метра в диаметре и полметра глубиной. Вверх поднялся столб гравия и земли. Длинного отбросило взрывной волной, и он остался лежать без движения. Что стало с худым пока было не ясно, туча пыли закрывала видимость.

С трудом передвигая ноги, Алексей пошёл к берегу. Растущие на пути деревья служили опорой.

Возле воронки лежало тело. Вернее то, что раньше им было. Ног не было совсем. Вместо них в остатках брюк проглядывали кровавые обрубки и месиво из мяса и костей. Левая рука тоже отсутствовала. Голова неестественно свёрнута и держится на остатках сухожилий. Острые камешки иссекли весь этот обрубок так, что верхней части лица практически не было. Но ниже носа всё сохранилось. И верхняя губа с характерным шрамом.

… Это не был мужчина…

Это то, что осталось от женщины. Здесь Лидия Неспешинская закончила свой, усеянный преступлениями жизненный путь.

Алексей побрёл ко второму. С трудом перевернул на спину. Так и есть — Колокольцев. Присел на корточки и пощупал пульс. Живой, просто контужен.

На противоположный берег Марлинского пруда выбежало несколько филёров, размахивая револьверами. Со всех ног они припустили к нему. Что-то кричали, спрашивали. Алексей ничего не слышал. Только неподвижным взглядом смотрел на дворец, всё более освещаемый восходящим солнцем.

Что было дальше, он практически не помнил. Позже Роман рассказывал, что когда он прибежал на место событий, Алексей лёжа закрывал собой мёртвое тело Николки и рыдал. В течение нескольких часов он никого не подпускал близко, с рычанием бросаясь на приближающихся людей. Потом, совершенно обессилев, потерял сознание.

Полицейские на носилках отнесли его в дом, и трое суток Цветков просидел рядом с постелью, пока Алексей не пришёл в себя. Постепенно он возвращался к жизни, восстанавливая способность видеть мир цветным…

* * *

— Колокольцева поместили в тюремную больницу, — рассказывал Роман. — У него контузия, но уже пришёл в себя и может разговаривать. Врачи высказывают надежду, что память восстановится полностью. Как только сможешь передвигаться, поедем допросим его. Я предварительно уже разговаривал. Человек он мягкий, открытый. Видимо находился под сильным влиянием Неспешинской. Теперь, освободившись от её гнёта, готов рассказать всё, что знает.

— А как… Николка… ?

— Похоронили сегодня, — тихо произнёс Цветков. — На кладбище строителей Петергофа. Здесь рядом в Александрии. Пока за тобой присматривал Федор, я был там. Сходим потом вместе.

— Давай я попробую сесть, — Рябичкин оторвал голову от подушки.

— Не спеши, — Роман придержал его за плечо. — Теперь спешить некуда. Когда доктор разрешит, тогда и встанешь. Нам с тобой ещё надо дело заканчивать.

 

7

Песок времени заносит прошлое. С каждым новым днём оно всё удаляется от нас. Новые дела, новые события. Что-то забывается, но не всё.

Алексей поправился, восстановил свои физические кондиции. Теперь он выглядел практически так же, как и раньше. Только лицом стал старше. В уголках глаз и рта появились морщинки и в волосах светились редкие серебряные блёстки. И сами глаза изменились. Взгляд стал более внимательным, более серьёзным.

Вдвоём с Цветковым они шагали по коридору тюремной больницы в Петропавловке. Шагали… Да вот, пожалуй, ещё походка стала другой — тяжеловесней, солидней. Спокойная походка знающего кое-что об этом мире мужчины.

Увидев приближающихся полицейских, охранник возле палаты Колокольцева вытянулся «во фронт» — узнал Романа:

— Здравия желаю, Ваше благородие.

— Здравствуй. Как там наш пациент, не спит?

— Никак нет. Вас дожидаются.

— Вот и хорошо. Пошли, Алексей, разговор нам предстоит долгий.

Больничная палата была достаточно просторной. Белые стены; посередине одной — небольшое зарешеченное окно; под окном койка с лежащим человеком. Андрей Колокольцев выглядел бледным, но вполне способным к разговору. Он повернул голову в сторону вошедших и стал с интересом изучать Рябичкина. Хотел получше разглядеть нового человека.

— Как договаривались, — обратился к нему Цветков, — Мы пришли задать ряд вопросов.

Он расположился на железном стуле, привинченном к полу возле тумбочки с лекарствами. Алексей уселся на другом, в ногах больного.

— Начнём с Петергофа. Какую акцию вы затевали с Лидией Неспешинской?

Колкольцев приподнялся на постели и сел, прислонившись к подушке.

— Вам должно быть известно, — начал он, — Что организация «Народная воля», к которой мы принадлежим, приговорила царя к смерти. Наши товарищи не бросают слов на ветер. Приговор должен быть приведён в исполнение. Но после арестов это стало сделать чрезвычайно тяжело. Организация разбита на маленькие группки, связь между которыми потеряна. Мы с Лидией вообще остались вдвоём.

— Теперь вот тоже арестованы, — Роман поднял глаза от блокнота. — И мой совет рассказывать всё без утайки. Отвечать за преступления придётся именно вам.

— Я понимаю.

— Кто придумал операцию в летней резиденции? — вступил в разговор Рябичкин.

— Лидия. Она вообще была идеологом все наших акций. Мне отводилась роль помощника, выполняющего её распоряжения.

— Вы что же не соображали, что делаете? — Роман с презрением взглянул на лежащего. — Как маленький ребёнок, честное слово.

— Мы отклоняемся от главного, — сказал Алексей. — Как именно вы хотели использовать взрывчатку?

— По нашей информации через несколько дней царская семья должна перебраться жить в Петродворец. Об этом, собственно, писали и в газетах. Мы знали также, что Николай II любит ночевать во дворце «Марли», и акцию Лидия решила провести там. Мы хотели заранее спрятать взрывчатку в пруду, пока охрана дворца ослаблена, а потом использовать её.

— В пруду? — Алексей вопросительно поднял брови. — Как же вы хотели технически решить этот вопрос? Она же намокнет.

— Мы заказали в мастерской резиновый мешок со шлангом, погрузили туда взрывчатку без взрывателей и герметично закрыли его. Воздух проникал вовнутрь только через длинный резиновый шланг. Если откачать воздух, то из-за силы тяжести под своим весом взрывчатка пойдёт на дно, а на поверхности будет только кончик шланга.

— Который можно легко придавить камнем под берегом, — подхватил Рябичкин. — Никто и не заметит. Оригинальная идея! Тоже Неспешинская придумала?

— Да, она.

— А когда необходимо будет достать груз, просто надуваешь его, как воздушный шарик ртом и он всплывает! — теперь уже Цветков проникся идеей.

— Совершенно верно.

— И что бы вы делали дальше.

— Когда царь поселится во дворце ночью тайком пробраться, имея при себе только взрыватели, достать взрывчатку и устроить засаду. К тому времени листья совсем распустятся и можно легко спрятаться.

— Как вы доставили такой тяжёлый груз? — бывшего телеграфиста по-прежнему больше интересовала техническая сторона дела.

— На лодке. Взяли в городе в аренду лодку и ночью подплыли со стороны Купеческой гавани. Прямо к валу возле сада Венеры. Лучшего способа не придумаешь, там от берега до пруда не так далеко. Лидия — крепкая женщина, справилась не хуже любого мужчины.

Алексей мельком взглянул на Романа и прочитал немой ответ у того в глазах. Колокольцев не знал, что Неспешинская погибла. Был контужен и думал, что её постигла та же участь. Конечно, этот факт необходимо грамотно использовать при допросе.

— Она рассказала нам, — как ни в чём не бывало, продолжил Рябичкин, — Что вы работали вместе с Николаем Кибальчичем?

— Работали. Мы занимались техническими вопросами. Часто ездили вместе за город, испытывали взрывные устройства.

— И Феликс Гофер ездил?

— А, вам и про него известно. Да, ездил. Мы тогда вдвоём учились в Петербургском институте инженеров путей сообщения. Там и познакомились с Николаем. Удивительный он был человек. Жаль, что казнили. Большая потеря для русской науки.

— Что-то уж очень однобоко он использовал свои таланты, — сказал Цветков. — Мог бы пользу родине приносить, а не за царями охотиться.

— Мы считаем, что свержение самодержавия принесёт стране колоссальную пользу. Социальные формы управления страной дадут толчок для развития России.

— Давайте не будем рассуждать о политике, — вмешался Алексей, — А вернёмся к делу. Какую роль выполнял Гофер в вашей организации.

— Он помогал Кибальчичу. На конспиративной квартире они вместе изготавливали динамит и гремучий студень. А на пустыре за Невой, напротив Смольного института, испытывали метательные снаряды.

— А когда вы видели в последний раз Гофера?

— Не помню. Давно.

— Честно скажу, Андрей, я приехал из подмосковного Новогиреево, где мы обнаружили ещё одну вашу конспиративную квартиру. И в ней находится Феликс Гофер.

— Ну и что. Я то здесь причём?

— Он сообщил нам, что вы и Неспешинская являетесь его сообщниками. Кроме того, он согласился сотрудничать. Что вы на это скажете?

Колокольцев пристально посмотрел на Алексея, а затем, прикрыв глаза, просидел так минуту. Все молчали…

— Не подумайте, что испугали меня, — наконец сказал он. — Просто я очень устал и больше… не верю. Мы столько лет ведём борьбу… а жизнь… Последние годы жил, словно по инерции. Хочется остановиться и подумать.

— Сейчас у вас есть такая возможность, — проговорил Цветков.

— Хорошо, я расскажу вам. И, всё-таки, надеюсь на снисхождение… Эта идея тоже принадлежит «Каменному цветку». Из журнала Русского физико-химического общества она узнала про лучи электрической силы, которые могут распространяться по воздуху.

— Они называются электромагнитными колебаниями, — поправил Рябичкин.

— Да, да. Так вот Лидия сразу поняла, что это физическое явление может пригодиться в нашем деле. Появляется возможность управлять взрывом бомбы на расстоянии, без проводов. Открываются колоссальные возможности!

Алексей с Романом переглянулись. Только этого ещё не хватало. Новая напасть. Если террористы освоят такую технику, то количество взрывов наверняка увеличится, а значит и количество жертв. Разгромленные остатки «Народной воли» вновь почувствуют силу.

— И что вы с Гофером разработали конкретные электрические схемы таких устройств? — спросил Рябичкин. — У вас имеются действующие образцы?

— Да в том то и дело, что всё уже придумано до нас. По информации, добытой Лидией, основную часть подобного устройства изобрёл и изготовил преподаватель Минного Офицерского класса в Кронштадте Александр Попов. Оставалось только соединить приёмный узел с взрывателем. Конечно, разработки велись в интересах военно-морского ведомства, и информация особо не разглашалась, но и там есть люди, сочувствующие народникам.

Цветков негромко вздохнул и спросил:

— Ваши дальнейшие действия?

— Мы собирались похитить записи Попова и электрическую схему изобретения. И переправить всё Феликсу. Что-то около года назад «Народная воля» купила участок с домом в дачном посёлке Новогиреево, чтобы оборудовать там лабораторию по изготовлению взрывных устройств. Теперь, после гибели Кибальчича, главным по технической части стал Гофер. Прошлой осенью он поселился там.

Роман взглядом пригласил Алексея продолжать выяснять техническую сторону вопроса, а сам поднялся со стула и начал прохаживаться вдоль дальней стены, разминая затёкшие ноги. Сквозь зарешеченное оконце в палату проникали робкие солнечные лучи. Попадая в них, светлый костюм Цветкова вспыхивал — Роман, как всегда, излучал сияние.

— В лаборатории была обнаружена стеклянная трубка с металлическими опилками, — сказал Рябичкин. — Что это такое?

— Это когерер, — ответил Колокольцев. — Изобретение английских учёных.

— Трубка Бранли!.. — воскликнул Алексей, хватаясь за голову. — Ну конечно! Как же я сразу не догадался! Прибор, названный Оливером Лоджем когерером. Я же читал об этом.

— Вот видите. Вы, как я вижу, хорошо знакомы с последними веяниями науки.

— Да, я интересуюсь современной наукой, но только исключительно в мирных целях. Знание должно служить человеку, а не убивать его. Ещё один вопрос. Где остальные части прибора?

— От действующего макета мы взяли только когерер. Всё остальное уничтожили.

— Но зачем?

— Остальные детали несложно достать. В Москве, например. А так легче перевозить, да и меньше подозрений, если нарвёшься на полицию. — Колокольцев кисло улыбнулся. — И потом Лидия придумала очередную комбинацию, чтобы замести следы… У «Народной воли» остались старые связи с различными организациями революционного толка за границей. В той же Англии. Помните, в начале века в Ланкашире рабочие разрушали ткацкие станки. Реакционное правительство подавило восстание ткачей. Но отдельные группы остались. Теперь эти общины называют себя «новыми луддитами». Вот к ним мы и обратились. Попросили прислать людей для разрушения очередного «адского» изобретения.

Контуженный поправил подушку и уселся повыше.

— Кабинет Попова находится в здании Морского Технического училища в Кронштадте. В сейфе — чертежи, в стеклянном шкафу рядом — макет устройства. Кронштадт — военный город, кругом всё охраняется, а нас с Неспешинской только двое. Для такой акции нужно больше людей. Вот она и решила: пусть луддиты уничтожат макет, а мы тем временем заберём записи и схему.

Колокольцев рассказывал всё более увлечённо, и было заметно, что, выговариваясь, ему становится легче. Как на исповеди. В сущности, он просто мальчишка, которого захватила романтика революционных приключений. И теперь настало время разобраться в содеянном.

— Ночью, по растущему рядом дереву, мы проникли на крышу здания и оттуда внутрь. Пока луддиты уничтожали прибор, я вскрыл сейф и забрал документы. А Лидия каким-то образом успела вытащить из макета когерер. Старались всё делать быстро.

— Как вы открыли сейф? — Роман снова уселся.

— У нас была отмычка, а сейф самый обычный, никаких премудростей.

— Вы, я смотрю, действуете, как уголовники. Отмычка. А как же высокие идеалы революционной борьбы?

— Мы действуем по обстоятельствам. Чтобы добиться цели, приходится иногда поступаться некоторыми принципами. Не главными.

— Знаем, знаем. Цель оправдывает средства. Весьма спорный принцип.

— Очевидно, вы добирались до Кронштадта на той же лодке, — сказал Рябичкин. — А как луддиты?

— Тоже на лодке. Они пришли со стороны Финляндии. Ночью прошли мимо фортов и пришвартовались где-то в многочисленных каналах. Когда мы выбрались из здания офицерского класса, я с бумагами и когерером отправился к нашей лодке, а Лидия пошла проводить англичан к их. Она вернулась приблизительно через полчаса, и мы поплыли в Петергоф. Вот собственно и всё. Позже, уже зимой, мы отвезли добытые материалы Гоферу в Новогиреево. С тех пор я его больше не видел.

— Связь с Гофером поддерживаете?

— Переписываемся. У нас специальный шифр. Используем ряд обычных русских слов, придавая им совершенно иные значения. Почитает посторонний — вроде рядовое житейское письмо, а на самом деле шифровка. В экстренных случаях договорились отправлять телеграммы тем же шифром. Только Феликс давно уже что-то не писал. А теперь, видимо, нескоро у него будет такая возможность.

Алексей подумал, что ни разу не видел Гофера у себя на телеграфе. Вслух же сказал:

— Мы благодарны вам за помощь. Надеюсь, рассказ был правдивым. Сейчас придёт сотрудник полиции с бумагой и карандашом. Запишите, пожалуйста, ваши показания и шифр. Мы с Романом доложим начальству и будем ходатайствовать о снисхождении при определении наказания… (Цветков утвердительно кивнул). И мой вам совет, Андрей, пересмотрите свои взгляды на жизнь и займитесь созидательной наукой. Вы же ещё молоды. Вспомните, Николай Кибальчич в последние свои дни думал о космическом летательном аппарате. Для всех жителей Земли.

* * *

Солнце перевалило далеко на запад, когда полицейские вышли из Петропавловки. Возле будки постового на дорожке гонял какую-то бумажку полосатый котёнок. Хвост задран вверх, глаза по копейке — ничего кругом не замечает, только заветную бумажку.

Вот так и Колокольцев, подумал Алексей. Написали ему на бумажке программу «Народной воли», а он гоняет её по всей России, словно кошка бантик. А кто-то тянет за верёвочку, преследуя свои цели. Котёнок же верит, что охотится за настоящей мышью.

— Может, надо было сказать про убийство Гофера, — нарушил молчание Роман. — Глядишь, какие-нибудь детали вспомнил.

— Вряд ли. Похоже, он действительно не знает. Ну что, перебираемся в Кронштадт?

— Естественно. Странно, почему до нас не дошла информация об ограблении Минного офицерского класса. И никакого расследования.

— Военные решили сохранять тайну. Чёрт…  — Алексей, задумавшись, влез в лужу. — И расследование сами провели. Вот мы у них и узнаем. Только надо, чтобы твоё начальство хорошую сопроводительную бумагу выписало.

Цветков аккуратно обошёл лужу с другой стороны и сказал:

— За это не переживай. А вообще я рад, что ты окончательно поправился, и что продолжим расследование.

— Спасибо, Рома. Я тоже рад, что у меня есть настоящий друг.

Не в силах сдерживать эмоции, они обнялись, стоя посередине следующей лужи. Такие разные и в то же время очень похожие. Освещённые солнцем и обдуваемые ветром с Невы. Согреваемые чудом дружбы.

— Кто же всё-таки убил Гофера, — задумчиво сказал неугомонный Рябичкин.

Роман захохотал. Это было так необычно для него, что и Алексей покатился со смеху следом. Отсмеявшись, приятели зашагали дальше к ждущему их у моста Фёдору.

— Вообще такое чувство, — проговорил Цветков, — Что в деле присутствует кто-то третий, кроме народовольцев и луддитов.

— Или эти англичане не так просты, как хотят казаться. Сделали вид, что уплывают, а потом вернулись и стали следить. Изобретение ведь замечательное.

— Что-то слишком сложно получается: украли, отдали, чтобы снова украсть. Да ещё с убийством.

— Так ведь они сделали вид, что не заметили кражи. Разбили устройство и домой. Возможно, чтобы не портить отношений с «Народной волей». Кто знает, что думают их лидеры? Политика — вещь сложная, такие иногда коленца выкидывает.

— Всё, конечно, может быть, но мне кажется более вероятным вариант с третьим действующим лицом.

Продолжая спорить, молодые люди сели в пролётку к Фёдору и медленно выехали на середину моста. Здесь они разом замолчали, перевели взгляд с ростральных колонн на Финский залив, синеющий вдали. Там в сгущающемся морском воздухе угадывались очертания загадочного острова Котлин, колыбели российского военно-морского флота. Он звал их плеском волн о неприступные стены петровских фортов и хлопал парусами старинных кораблей. Там среди тёмных, одетых в камень, каналов и ярких морских маяков прятались ответы.