МАРИНА

Над тем местом, где Пятый уже почти минуту топит в болоте Девятого, лопаются пузырьки воздуха. Я делаю шаг к краю болота, намереваясь нырнуть и помочь Девятому, но не уверена, позволит ли Пятый. Он внимательно наблюдает за мной, выгнув бровь, словно ему любопытно, как мы с Восьмым будем реагировать.

— Где настоящий Пятый? — с угрозой в голосе спрашивает Восьмой. — Что ты с ним сделал?

Пятый в недоумении морщит лоб, но тут же улыбается:

— А! Ты решил, я Сетракус Ра, — говорит он, качая головой. — Я, конечно, польщен, Восьмой, но я настоящий. Никаких оборотнических фокусов.

В качестве демонстрации Пятый нагибается и свободной рукой открывает Ларец, затем снова закрывает и опять глядит на нас:

— Убедились? — Мы с Восьмым так и стоим, застыв на месте, не зная, что предпринять.

— Вытащи Девятого из воды, — говорю я спокойно, стараясь не выдавать охватившей меня паники.

— Чуть позже, — отвечает он. — Хочу поговорить с вами двумя без вмешательства Шестой и Девятого.

— Зачем… почему ты напал на нас? — гневно и недоверчиво спрашивает Восьмой. — Мы же твои друзья.

Пятый закатывает глаза:

— Если мы одной расы, — отвечает он, — это еще не делает нас друзьями.

— Просто вытащи Девятого из-под воды, и мы поговорим, — молю я.

Пятый вздыхает и поднимает Девятого. Тот хватает ртом воздух, в его глазах пылает ярость. Он прикладывает все силы, чтобы освободиться от удушающего захвата Пятого, но все без толку.

— Не так уж ты и силен, да? — ядовито насмехается Пятый. — Ну а теперь вдохни-ка поглубже, братан.

И он снова опускает Девятого под воду.

Тем временем, Шестая совершенно недвижна. Ее голова запрокинута под неудобным углом, а на скуле наливается огромный синяк. Кажется, она едва дышит. Я порываюсь приблизиться к ней, чтобы вылечить, но Пятый мягко отодвигает меня телекинезом назад.

— Почему ты это делаешь?! — кричу я, в глазах кипят слезы.

Мой крик немного озадачивает Пятого:

— Потому что вы двое были добры ко мне, — говорит он так, будто это должно быть очевидно. — И еще, в отличие от Шестой и Девятого, я не думаю, что ваши Чепаны промыли вам мозги мыслью, будто сопротивление — единственный путь вперед. Ты сам доказал это, Восьмой, когда позволил тем индийским солдатам умереть за тебя.

— Даже не заикайся об этом, — шипит Восьмой. — Я не желал ничьей смерти.

— Промыли мозги?! — возмущаюсь я. — Ты сказал — нам промыли мозги?

— Это не страшно, — успокаивает Пятый. — Возлюбленный Вождь всепрощающ. Он вас примет. У вас еще есть время перейти на сторону победителя.

Победителя? Ушам своим не верю. Внутри все переворачивается; кажется, меня вот-вот вырвет. Неужели это правда…

— Так ты с ними…?

— Простите, что лгал вам насчет этого, но иначе было нельзя. Я пробыл на этой планете всего полгода, когда меня обнаружили, — объясняет Пятый с сожалением. — Мой Чепан к тому времени помер от какой-то гнусной человеческой заразы — тут я не врал, только не упомянул дату смерти. Могадорцы взяли меня к себе. Помогли мне. Как только вы прочтете Великую Книгу, то поймете, что они нам не враги. Вся эта планета, да что там планета — вся Вселенная может быть нашей.

— Они что-то сделали с тобой, Пятый, — говорю я почти шепотом, испытывая к Пятому жалость и в то же время напуганная его поведением. — Ничего. Мы тебе поможем.

— Только отпусти Девятого, — добавляет Восьмой. — Мы не хотим тебя бить.

— Бить меня? — повторяет Пятый со смехом. — Хорошая шутка.

Он выдергивает Девятого из воды и с силой швыряет в сучковатое дерево. Я пытаюсь замедлить полет Девятого с помощью телекинеза, но все происходит очень быстро, а Пятый слишком силен. Девятый ударяется спиной о ствол, да так мощно, что вздрагивают даже самые верхние ветки. Он вскрикивает, его тело изгибается, и я и без проверки знаю, что он сломал ребра, а может, даже и спину.

— Вы хоть представляете, как тошно мне было притворяться слабаком? — спрашивает Пятый, втягивая назад свою резиновую руку, пока она не приобретает нормальный вид. — В лучшем случае, вас тренировали жалкие Чепаны, слабо представлявшие, как быть с вашими Ларцами и Наследиями. Вы всегда блуждали в потемках, не получая нужной информации. Меня же тренировали в сильнейшей армии во Вселенной, и ты грозишься побить меня?

— Типа того, — отвечает Восьмой.

Он превращается в десятирукого льва-человека и нависает над Пятым, но прежде, чем Восьмой успевает напасть, Пятый прикладывает к губам обсидиановую флейту. Услышав ее переливы, трехголовая тварь, спокойно лежавшая в сторонке, внезапно подпрыгивает в воздух и набрасывается на Восьмого. Она бьет крыльями и клацает зубами. В ответ Восьмой пускает в ход когти. Два громадных существа падают на землю и начинают кататься в грязи, обмениваясь ударами. Пятый поворачивается к ним и с выражением легкой заинтересованности на лице наблюдает за схваткой своего ручного монстра и Восьмого.

— Не пораньте друг друга, — кричит им Пятый. — Мы все ещё можем стать друзьями.

Не пойму, шутит ли Пятый или у него на самом деле мозги набекрень, но главное — он отвлекся. Девятый стонет под деревом, пытаясь подняться, но, похоже, у него отнялись ноги. Шестая так и лежит без движения. Даже не знаю, кому из них моя помощь нужнее, но Шестая ближе, так что я подбираюсь к Шестой, падаю возле нее на колени и прикладываю руки к ее поврежденной голове.

Внезапно меня поднимает над землей. Ноги повисают в воздухе. Это Пятый. Он вздернул меня в воздух, воспользовавшись телекинезом.

— Прекрати! — кричу я. — Дай мне ее вылечить!

Пятый разочарованно качает головой:

— Я не хочу, чтобы ее лечили. Она как Девятый — ее ни за что не переубедить, и не перечь мне, Марина.

Ветка ударяет Пятого в затылок. Он теряет концентрацию, и я падаю обратно на землю. Пятый резко оборачивается, и как раз вовремя, чтобы заметить, как Девятый запускает в него еще одну ветку с помощью телекинеза.

— Умно, — говорит Пятый, легко отбивая «снаряд» Девятого.

— Иди сюда, гаденыш! — рычит Девятый, умудрившийся-таки сесть, привалившись к стволу дерева. — Мне не нужны ноги, чтобы отпинать твою толстую жопу.

— Так и будет сквернословить до гробовой доски, — вздыхает Пятый. — А знаешь, что сейчас творится в Чикаго? По твоим шикарным апартаментам разгуливают могадорцы, и я хочу, чтобы, умирая, ты знал, Девятый, что твой вонючий дворец сожгут дотла и сравняют с землей.

— Ты рассказал им про Чикаго?! — в ужасе кричу я. Эта новость меня просто шокирует, но когда Пятый поворачивается ко мне, я понимаю, что это наш шанс. Похоже, он в восторге от звука собственного голоса… Вот и славно, этим можно его отвлечь. Девятый не в том состоянии, чтобы драться, значит, я должна выиграть время. — Как ты мог так поступить? А как же Элла и остальные?

— С Эллой все будет в порядке, — отвечает Пятый. — Возлюбленному Вождю она нужна живой.

— Живой? Но зачем? Я думала, он хочет нас всех убить.

В ответ Пятый лишь загадочно улыбается и вновь поворачивается к Девятому.

— Ответь мне, Пятый, что ему надо от Эллы? — ору я, чувствуя, как меня снова захлестывает паника, но он игнорирует мой вопрос и чинно направляется к Девятому. Надеюсь, Девятый продержится достаточно, чтобы я успела вылечить Шестую. Я снова подбираюсь к ней и кладу ее голову себе на колени. У нее пробит череп, сломаны нос и челюсть. Я пытаюсь сконцентрироваться и направить на нее леденящую энергию моего Наследия.

Однако меня отвлекает жуткий вопль. Восьмой сумел-таки прижать монстра. Две его головы безжизненно повисли. Средняя еще огрызается, яростно щелкая зубами. Восьмой, изловчившись, хватает челюсти чудовища шестью лапами и рывком раскрывает его пасть, разрывая ее пополам. Тварь судорожно дергает огромными крыльями и замирает, начиная медленно распадаться.

Пятый переводит внимание на Восьмого:

— Браво! — кричит он. — Но уж поверь на слово, эта тварь далеко не последняя.

Восьмой стоит на коленях в луже грязи. Он принял свой обычный облик, не в силах больше поддерживать форму льва. Я вижу, что он ранен, кровоточащие отметины от зубов твари покрывают его грудь, руки и даже ладони. Он выложился по полной, сражаясь с чудовищем, но все же заставляет себя подняться, несмотря на дрожащие ноги.

Пятый нависает над Девятым, его стальная кожа поблескивает в лучах заходящего солнца, но Девятый только вызывающе улыбается:

— Решил напасть на безоружного, ты, подлый кусок дерьма?

И, не дожидаясь ответа, Девятый обращается к телекинезу. Его трубка-жезл, которую он, должно быть, обронил, когда Пятый впервые схватил его, взмывает из грязи и со свистом летит к хозяину.

Однако Пятый перехватывает ее на лету. Я мысленно отмечаю, что он поймал жезл правой рукой, а значит, шарики, необходимые ему для использования Наследия, зажаты в левой.

Пятый поднимает жезл и, словно щепку, переламывает его о свое стальное колено:

— Вот именно, на безоружного.

Не успевает Пятый и глазом моргнуть, как между ним и Девятым телепортируется Восьмой. Он сильно изранен, тяжело дышит и ссутулился, из многочисленных ран идет кровь, но, несмотря на это, он не собирается сдаваться:

— Прекрати это безумие, Пятый!

Я пытаюсь одним глазом следить за разыгравшейся сценой у дерева и в то же время лечить Шестую. Я чувствую, как начинают срастаться кости черепа, как спадает отек с лица. Надеюсь, я работаю достаточно быстро. Нам очень нужна ее помощь.

— Давай же, Шестая… — шепчу я. — Очнись.

Узрев перед собой Восьмого, Пятый прерывается, и его гнев, направленный на Девятого, несколько утихает:

— Прочь с дороги, Восьмой. Мое предложение все еще в силе, но только если ты дашь мне без помех прикончить этого болтливого кретина.

— Оставь его, чувак, пусть попробует, — кричит Девятый с земли.

— Молчи, — шикает на него Восьмой через плечо. Он выставляет ладони перед Пятым: — Ты не в своем уме, Пятый. Они что-то сделали с тобой, но где-то в глубине души ты знаешь, что все это неправильно.

Пятый презрительно усмехается:

— Хочешь поговорить о том, что правильно? Думаешь, правильно посылать горстку беззащитных детей на незнакомую планету, где им предстоит вести войну, смысл которой им даже не ясен? А разве правильно вместо имен присваивать этим детям номера, а? Вот это и есть безумие.

— Как и захват еще одной планеты, — возражает Восьмой. — И уничтожение целой расы.

— Все не так! Как же мало ты понимаешь, — со смехом отвечает Пятый. — Великое Вторжение было вынужденным.

— Вынужденный геноцид? В этом нет смысла.

Шестая шевелится у меня на коленях. Она еще не очнулась, но, похоже, лечение помогло. Я аккуратно снимаю ее голову с колен и, встав, подкрадываюсь поближе к остальным. Пятый меня не замечает: он слишком увлечен спором, хотя его слова напоминают речи сумасшедшего.

— Вы сражаетесь лишь потому, что ваши Чепаны сказали вам, будто этого хотели Старейшины. А вы когда-нибудь задумывались, почему? Или кто эти Старейшины на самом деле? Ну, разумеется, нет! Вы просто тупо выполняете приказы давным-давно мертвых старперов и не задаете лишних вопросов! И после этого меня еще называют психом!?

— Да, — рычит Девятый. — Ты хоть слышишь, что несешь, братец?

— Ты запутался. Ты долгие годы был их пленником, а сам этого и не понял. Просто успокойся, и мы все обсудим, — говорит Восьмой. — Нам не нужно драться.

Но Пятый больше не слушает Восьмого. Мне казалось, у Восьмого был шанс достучаться до него, но последнее замечание Девятого окончательно вывело Пятого из себя. Пятый опускает плечо и пытается протаранить Восьмого.

Я хватаю Пятого за левую руку с помощью телекинеза и изо всех сил стараюсь разжать его пальцы — пусть он выронит свои шарики. Он удивленно отшатывается от Восьмого, сопротивляясь моим усилиям.

— В левой руке! — кричу я. — Помогите разжать кулак!

Судя по их лицам, Восьмой с Девятым меня поняли. Пятый вопит от боли и разочарования. На миг мне даже становится не по себе — мы все объединились против Пятого. Должно быть, именно таким он ощущал себя с того момента, как присоединился к нам — лишним. Он потерян, смущен и зол. Ничего, позже у нас еще будет время помириться и исправить его искаженные взгляды на мир. А сейчас главное — его остановить.

— Прошу, не сопротивляйся, — выкрикиваю я. — Ты только сам себе делаешь хуже.

Пятый вопит от боли, когда у него с хрустом ломаются пальцы. Должно быть, мелкие кости его ладони не выдержали наших совместных усилий и раздробились. Два шарика, что он держал в руке, падают на землю и закатываются под корни дерева. Пятый хватается за поврежденную руку и падает на колени. Он смотрит на меня, словно знает, что я первой использовала телекинез, чтобы разжать его кулак, и это делает его поражение еще горше.

— Все будет хорошо, — говорю я ему, но мои слова звучат неубедительно. Я пытаюсь его успокоить, но от одного лишь взгляда в его сторону во мне просыпается то же чувство отвращения, что я испытываю при виде могов. Он собирался убить Девятого — своего сородича, одного из нас. Как мы можем принять его назад после такого?

Восьмой подходит к Пятому и кладет ему руку на плечо. Кажется, боевой запал его покинул.

Пятый всхлипывает и мотает головой:

— Все должно было быть не так… — бормочет он.

— Рыдает, как девчонка, — говорит Девятый.

В ту же секунду Пятый меняется в лице. Не успеваем мы опомниться, как он отталкивает Восьмого в сторону, и тот, запнувшись, падает, а Пятый взвивается в полет.

— Нет! — кричу я, но Пятый уже стрелой устремился к Девятому. Клинок, спрятанный в нарукавнике, который он достал из Ларца, с лязгом выдвигается. Это металлическая игла тридцати сантиметров длиной — безотказная и смертоносная.

Девятый пытается откатиться в сторону, но из-за тяжелой травмы не может полноценно двигаться, и только, заметив, как трава вокруг Девятого прижата к земле, понимаю, что Пятый удерживает Девятого на месте с помощью телекинеза.

Тогда я тоже пробую использовать телекинез и притянуть Девятого к себе, но он не сдвигается ни на йоту — хватка Пятого гораздо сильнее.

Все происходит слишком быстро.

Пятый камнем стремительно падает вниз, выставив клинок перед собой. Девятый скрежещет зубами, не в силах пошевельнуться, вынужденный наблюдать за приближением неминуемой смерти.

Внезапно Восьмой возникает прямо перед Девятым… он телепортировался.

— НЕТ! — кричит Девятый.

Клинок Пятого пронзает Восьмого прямо в сердце.

Пятый в ужасе отшатывается назад, осознавая, что натворил. Глаза Восьмого округляются, на груди разрастается кровавое пятно. Пошатываясь, он отходит от Пятого в мою сторону, протягивая ко мне руки. Он пытается что-то сказать, но с его губ не срывается ни звука. Миг, и он падает замертво.

Я кричу, когда на лодыжке начинает выжигаться новый шрам.