— Мы не пойдем к Саре, — говорит Сэм, а сам идет за мной краем леса. — У нас есть планшет, может быть, это тот самый передатчик, который мы искали. И мы пойдем назад на помощь Шестой.

Я делаю шаг к нему.

— Шестая сама справится. Я здесь, и Сара здесь. Я люблю ее, Сэм, и я ее увижу. Что бы ты ни говорил.

Сэм отступает, а я снова иду в направлении дома Сары. Сэм говорит:

— А ты в самом деле ее любишь, Джон? Или ты любишь Шестую? Кого же из них?

Я резко оборачиваюсь и свечу ладонью прямо ему в лицо.

— Ты думаешь, я не люблю Сару?

— Эй, перестань!

— Извини, — бормочу я, опуская ладонь.

Он трет глаза.

— Это правомерный вопрос. Я вижу, как вы с Шестой все время флиртуете, все время, и прямо у меня на глазах. Ты знаешь, что она мне нравится, но тебе все равно. И мало того, у тебя и без нее уже есть, наверное, самая шикарная девчонка во всем Огайо.

— Мне не все равно, — шепчу я.

— Что тебе не все равно?

— Мне не все равно, что тебе нравится Шестая, Сэм. Но ты прав: мне она тоже нравится. Мне бы этого не хотелось, но она мне нравится. Это глупо и жестоко по отношению к тебе, но я ничего не могу с собой поделать. Она крутая, она красивая и к тому же она лорианка, а это уже сверхкруто. Но я люблю Сару. И поэтому должен ее увидеть.

Сэм хватает меня за локоть.

— Нельзя этого делать, парень. Мы должны вернуться и помочь Шестой. Подумай об этом. Если они поджидали нас у моего дома, значит, их еще больше у дома Сары.

Я мягко высвобождаю локоть.

— Ты увидел свою маму, ведь так? Ты увидел ее на заднем дворе?

— Да, — вздыхает он, потупив глаза.

— Ты увидел свою маму, а я увижу Сару.

— Это не так важно, как тебе кажется. Не забывай, что мы добыли передатчик. Мы приехали в Парадайз за ним. Только за ним. — Сэм подает мне планшет, и я смотрю на пустой экран. Я ощупываю пальцами каждый сантиметр. Я пытаюсь пустить в ход телекинез. Я прикладываю его ко лбу. Планшет не оживает.

— Дай я попробую, — говорит Сэм. Пока он крутит в руках блокнот, я рассказываю ему о лестнице, об огромном скелете с кулоном, о столе и о стене, увешанной бумагами.

— Шестая захватила горсть бумаг, но не думаю, что мы сможем их прочесть, — говорю я.

— Так у отца была тайная подземная берлога? — Сэм в первый раз за последние несколько часов улыбается и отдает мне блокнот. — Он был такой крутой. Очень бы хотелось посмотреть бумаги, которые взяла Шестая.

— Само собой, — отвечаю я. — Сразу после того, как я увижусь с Сарой.

Сэм в изумлении разводит руками.

— Что я могу сделать, чтобы ты передумал? Просто скажи.

— Ничего. Ты никак не сможешь меня остановить.

* * *

В последний раз я был дома у Сары в День Благодарения. Я помню, как шел по подъездной дорожке, а Сара махала мне из окна.

«Привет, красавчик», — сказала она, открыв дверь, а я еще обернулся, притворяясь, что она сказала это кому-то другому.

В два часа ночи ее дом выглядит совсем иначе. С темными окнами и закрытым гаражом он кажется холодным и пустым. Неприветливым. Мы с Сэмом лежим ничком у угла дома в его тени, и я не знаю, как собираюсь с ней говорить.

Я достаю из джинсов специально припасенный мобильный, который все последние дни был отключен.

— Можно писать ей эсэмэски, пока они ее не разбудят.

— Неплохая мысль. Действуй наконец, чтобы только мы могли поскорее уйти. Клянусь, Шестая нас убьет. Или, что еще хуже, целая стая могадорцев готова убить ее, а мы лежим здесь в траве и ждем сцены из «Ромео и Джульетты».

Я включаю телефон и набираю: «Я обещал, что вернусь. Ты не спишь?»

Я отправляю текст, мы считаем до тридцати, и я набираю: «Я тебя люблю. Я здесь».

— Может, она думает, что это подвох, — шепчет Сэм после очередного тридцатисекундного ожидания. — Скажи что-нибудь такое, что знаешь только ты.

Я пытаюсь: «Берни Косар по тебе скучает».

В ее окне зажигается свет. Мой телефон жужжит, принимая текст: «Это в самом деле ты? Ты в Парадайзе?»

Я так возбуждаюсь, что даже вырываю клок травы.

— Остынь, — шепчет Сэм.

— Не могу.

Я отвечаю: «Я снаружи. Встретимся на игровой площадке через 5?»

Телефон сразу же жужжит: «Я приду:)».

Мы с Сэмом прячемся за мусорным баком в конце улицы, когда видим, как Сара выходит на бетонную площадку. При виде ее у меня от нахлынувших чувств перехватывает дыхание. Она в двадцати шагах от нас, на ней темные джинсы и черная шерстяная куртка. На голову натянута теплая белая шапочка, но она не скрывает длинных светлых волос, и легкий ветерок треплет их по плечам. Единственная лампочка над площадкой освещает ее безупречную фигуру, и я тут же вспоминаю, что сам весь в грязи и могадорском пепле. Я делаю шаг из-за бака, но Сэм хватает меня за руку.

— Джон, я понимаю, что это будет трудно, — шепчет он. — Но через десять минут мы должны вернуться в лес. Я серьезно. Шестая рассчитывает на нас.

— Я постараюсь, — говорю я, в эту минуту даже не думая о грозящих последствиях. Сара здесь и так близко от меня, что я почти ощущаю запах ее шампуня.

Она крутит головой, высматривая меня. Наконец она садится на качели и крутится, натягивая веревки. Потом она медленно раскручивается, а я иду по краю площадки, скрываясь за деревьями, и любуюсь ей. Она такая красивая. Само совершенство.

Я дожидаюсь, пока она повернется ко мне спиной, и выхожу из тени. Она продолжает вращение и оказывается лицом к лицу со мной.

— Джон? — Носки ее кед скребут по бетону, чтобы остановить вращение.

— Привет, красотка, — говорю я. Я чувствую, что моя улыбка растягивается до самых ушей.

Сара всплескивает ладонями, закрывая рот и нос.

Я подхожу к ней, и она пытается слезть с качелей, но ей мешают туго перекрученные веревки.

Я хватаюсь за веревки, разворачиваю ее к себе и поднимаю ее вместе с сиденьем на уровень своего лица. Я целую ее, и, как только наши губы встречаются, мне кажется, что я никогда не покидал Парадайз.

— Сара, — шепчу я ей на ухо. — Я так скучал по тебе, так скучал.

— Не могу поверить, что ты здесь. Это нереально.

Я снова целую ее, не отрываясь, и мы вместе крутимся до тех пор, пока веревки над ней не распрямляются. Сара спрыгивает с сиденья прямо в мои объятия. Я целую ее щеки и шею, а она водит ладонями по моей голове, запуская пальцы в стриженые волосы.

Я отпускаю ее, и она говорит:

— Кое-кто подстригся.

— Да, это моя особая стрижка, называется крутой-парень-в-бегах. Как тебе? Нравится?

— Да, — говорит она, упираясь руками мне в грудь. — Я не против, даже если ты вообще будешь лысым.

Я отступаю на шаг, чтобы сохранить в памяти этот ее образ. Яркие звезды за ней, сдвинутая чуть набок шапочка. Ее нос и щеки раскраснелись от холода. Прикусив нижнюю губу, она смотрит на меня, и у нее изо рта вырывается маленькое облачко дыхания.

— Я думал о тебе каждый божий день, Сара Харт.

— Поверь, что я думала о тебе вдвое больше.

Я опускаю голову, и мы касаемся лбами. И мы какое-то время так стоим, глупо улыбаясь. Потом я спрашиваю:

— Как ты? Тебя сейчас не очень достают?

— Сейчас уже легче.

— Так трудно быть в разлуке с тобой, — говорю я, целуя ее холодные пальцы. — Я постоянно думаю о том, чтобы прикоснуться к тебе, услышать твой голос. Каждый вечер еле удерживаюсь, чтобы тебе не позвонить.

Сара берет в ладони мой подбородок и водит большими пальцами по моим губам.

— Я часто сижу в папиной машине и думаю, где ты. Если бы я только знала, то я бы сразу к тебе поехала.

— Я здесь. Прямо перед тобой, — шепчу я.

Она опускает руки.

— Я хочу уйти с тобой, Джон. Мне все равно куда. Я так больше не могу.

— Это слишком опасно. Мы только что закончили схватку с пятьюдесятью могадорцами около дома Сэма. Вот каково теперь быть со мной. Я не могу тебя в это втягивать.

У нее трясутся плечи, и на глазах наворачиваются слезы.

— Я не могу здесь оставаться, Джон. Когда тебя нет и я даже не знаю, жив ты или погиб.

— Сара, посмотри на меня, — говорю я. Она поднимает голову. — Я ни в коем случае не погибну. Я знаю, что ты меня ждешь, и это для меня как защитное силовое поле. Мы будем вместе. Скоро.

У нее дрожат губы.

— Мне так трудно. Все просто ужасно, Джон.

— Ужасно? Что ты имеешь в виду?

— Люди такие скверные. Все говорят о тебе отвратительные вещи. И обо мне тоже.

— Например?

— Что ты террорист, убийца и ненавидишь Соединенные Штаты. Парни в школе придумывают тебе клички, вроде Бомбист Смит. Мои родители говорят, что ты опасен и что мне больше ни в коем случае нельзя с тобой общаться. Ко всему прочему, за твою голову назначена награда, и люди постоянно разговаривают о том, как бы тебя убить.

Она опускает голову.

— Просто не представляю, как ты все это выносишь, Сара, — говорю я. — Но по крайней мере, ты знаешь правду.

— Я потеряла почти всех друзей. Кроме того, я сейчас хожу в новую школу, и там все считают меня просто какой-то ненормальной.

Я потрясен. В прежней школе Сара была самой популярной, самой красивой, самой любимой девушкой. А сейчас стала отверженной.

— Так будет не всегда, — шепчу я.

Она больше не может сдержать слез.

— Я так люблю тебя, Джон. Но я не представляю, как мы можем из всего этого выбраться. Может, тебе лучше сдаться властям?

— Я не сдамся, Сара. Не могу. Мы выберемся. Точно выберемся. Ты — моя единственная, моя любовь. Сара, я обещаю, жди меня, и все образуется.

Но слезы не останавливаются.

— Но сколько мне ждать? И что произойдет, если все станет налаживаться? Ты вернешься на Лориен?

— Не знаю, — в конце концов говорю я. — Сейчас Парадайз — это единственное место, где мне бы хотелось быть, а ты — единственный человек, с которым мне бы хотелось быть в будущем. Но если мы как-то сумеем победить могадорцев, то да, мне придется возвращаться на Лориен. Но я не знаю, когда это случится.

У Сары в кармане жужжит телефон, и она наполовину вынимает его, чтобы взглянуть на экран.

— Кто тебе так поздно пишет? — спрашиваю я.

— Да Эмили. Может, надо сдаться и сказать им, что ты не террорист? Я не хочу снова и снова тебя терять, Джон.

— Послушай меня, Сара. Я не могу сдаться. Я не могу сидеть в полицейском участке и пытаться объяснить, как была разрушена целая школа и убиты пять человек. Что я скажу о Генри? О документах, которые найдены в нашем доме? Нельзя, чтобы меня арестовали. Шестая меня просто убьет, когда узнает, что я был здесь и разговаривал с тобой.

Сара шмыгает носом и вытирает ладонями слезы.

— А почему это Шестая убьет тебя, когда узнает, что ты был здесь?

— Потому что я ей сейчас нужен и потому что мне опасно здесь находиться.

— Ты ей нужен? Ей? Ты нужен мне, Джон. Ты нужен мне здесь, чтобы сказать, что все будет в порядке, что все это было не зря.

Сара медленно идет к скамейке, на которой вырезаны инициалы. Я сажусь рядом и прислоняюсь плечом к ее плечу. Мы ушли со света, и мне не очень хорошо видно ее лицо.

Я не знаю, в чем тут дело, но Сара отстраняется от меня и говорит:

— Шестая красивая.

— Да, — соглашаюсь я. Зря, конечно, но у меня просто вырвалось. — Но не такая красивая, как ты. Ты самая красивая из всех девушек, каких я знаю. Самая красивая из всех девушек, каких я когда-нибудь видел.

— Но от нее тебе не надо уходить, как ты уходишь от меня.

— Мы должны скрываться, Сара! Мы не можем просто взяться за руки и прогуляться по улице. Мы должны ото всех прятаться. Когда я с ней, я прячусь точно так же, как если бы был с тобой.

Сара спрыгивает со скамейки и поворачивается ко мне.

— Ты с ней гуляешь? Ты держишь ее за руку, когда вы ходите вдвоем?

Я встаю и протягиваю к ней руки. Рукава моей куртки покрыты засохшей грязью.

— Приходится. Только так я могу стать невидимым.

— Ты с ней целовался?

— Что?

— Ответь мне. — В ее голосе появилось что-то новое. Это смесь ревности и чувства одиночества. И к тому же слова пронизаны злостью.

Я качаю головой:

— Сара, я тебя люблю. Я не знаю, что к этому прибавить. Я хочу сказать, что больше ничего не произошло. — Меня накрывает цунами неловкости, и я лихорадочно роюсь в своем словарном запасе в поисках нужных слов.

Она в ярости:

— Я задала простой вопрос, Джон. Ты ее целовал?

— Я не целовал Шестую, Сара. Мы не целовались. Я люблю тебя, — говорю я, и меня коробит от собственных слов: фраза получилась куда хуже, чем я надеялся.

— Я вижу. Почему тебе было так трудно ответить на мой вопрос, Джон? Моя жизнь становится все интереснее и интереснее. Ты ей нравишься?

— Это неважно, Сара. Я тебя люблю, поэтому Шестая ничего не значит. Никакие другие девушки ничего не значат!

— Я чувствую себя последней идиоткой, — говорит она, скрещивая руки на груди.

— Пожалуйста, Сара, перестань. Ты все неправильно понимаешь.

— Правда, Джон? — спрашивает она, поворачиваясь и яростно глядя на меня полными слез глазами. — Ради тебя я столько всего вынесла.

Я пытаюсь взять Сару за руку, но она ее отдергивает.

— Не трогай, — говорит она с жесткой ноткой в голосе. В кармане ее куртки снова жужжит мобильник, но она даже не пытается его проверить.

— Я хочу быть с тобой, Сара, — говорю я. — Похоже, я не могу найти правильных слов. Все, что я на самом деле могу тебе сказать, так это то, что все эти недели я страшно скучал по тебе и что не проходило дня, когда мне не хотелось бы позвонить или написать тебе. — У меня скверное чувство. Похоже, я ее теряю. — Я тебя люблю. Не сомневайся в этом ни на секунду.

— Я тоже тебя люблю, — всхлипывает она.

Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю холодный воздух. У меня какое-то дурное ощущение: в горле начинается покалывание и сбегает вниз до самых кроссовок. Открыв глаза, я вижу, что Сара отошла от меня на несколько шагов.

Я слышу слева от себя какой-то шум и резко поворачиваюсь. Это Сэм. Его глаза опущены, и он покачивает головой, давая нам с Сарой понять, что он не хотел бы к нам подходить, но ему приходится.

— Сэм? — спрашивает Сара.

— Привет, Сара, — шепчет он.

Сара его обнимает.

— Я так рад тебя видеть, — говорит он, уткнувшись ей в волосы. — Но извини, Сара. Мне очень, очень жаль, я знаю, что вы долго не виделись, но нам с Джоном надо уходить. Мы в большой опасности. Ты даже представить себе не можешь.

— Немного представляю. — Она отодвигается от него, и как раз когда я готовлюсь начать уверять ее в своей большой любви и переходить к прощанию, внезапно возникает полный хаос.

Все происходит с непостижимой быстротой. Сцены меняются с такой скоростью, как при замедленной киносъемке. Сэма сзади сбивает человек в противогазе. Он в синей куртке с буквами ФБР на спине. Кто-то хватает и утаскивает Сару. По траве к моим ногам подкатывается толстая гильза, из обоих ее концов валит белый дым, который жжет мне глаза и горло. Я ничего не вижу. Я слышу, как мычит Сэм с кляпом во рту. Я ковыляю в сторону от гильзы и падаю на колени рядом с пластмассовой горкой. Подняв голову, я вижу вокруг себя десяток полицейских, у всех в руках оружие. Тот, в противогазе, который схватил Сэма, теперь упирается ему коленом в спину. Мегафон ревет:

— Не двигаться! Лечь на живот, руки на затылок! Вы арестованы!

Я кладу ладони на голову и вижу, как вдруг оживают машины, которые стояли вдоль улицы все время, пока мы здесь находились. У них включаются фары и красные проблесковые фонари на приборных панелях. Из-за угла с визгом вылетают полицейские машины, БТР с надписью «спецназ» на борту прыгает через бортик и резко останавливается посередине баскетбольной площадки. Из него в угрожающем количестве вываливаются кричащие люди, и тут кто-то бьет меня ногой в живот. На запястьях защелкиваются наручники. Я слышу над собой треск вертолета.

Мой ум выхватывает единственное объяснение, которое он может найти.

«Сара. Текстовые сообщения. Это была не Эмили. С ней разговаривала полиция». То немногое в моем сердце, что не разорвалось, когда Сара отстранилась от меня, теперь разбивается вдребезги.

Упираясь лицом в бетон, я качаю головой. Я чувствую, как кто-то вынимает мой нож. Чьи-то руки достают из-за пояса планшет. Сэма поднимают за руки, и мы на секунду встречаемся с ним взглядами. Не могу догадаться, о чем он думает.

Мне защелкивают браслеты на щиколотках, они соединены цепью с теми, что на запястьях. Меня рывком поднимают с земли. Наручники слишком тесные и врезаются мне в запястья. Мне на голову надевают черный мешок и завязывают на шее. Я ничего не вижу. Двое берут меня за локти, третий толкает вперед.

— Ты имеешь право хранить молчание, — начинает один из них. Меня уводят и бросают в машину.