– Называй меня киской, – попросила она.

Киской… Вот дерьмо. Ладно. Я снял штаны и приготовился звать ее киской. Особой уверенности в себе, кстати, у меня не было: весила она килограммов на пятнадцать-двадцать больше, чем следовало бы. Да и трахаться нам не очень хотелось. Просто так получилось. Так что я, дурачась, полил себя коньяком – и мне стоило больших трудов сделать вид, что все прошло гладко, хотя на самом деле эта самопальная хрень меня весьма и весьма обожгла – и попросил ее попробовать, как я на вкус. Она не артачилась и это как-то сразу примирило меня с ее лишним весом. Тем более, что пробовала она отменно. Я буквально почувствовал себя мороженым. Причем настоящим, – не нынешним говном с сахарозаменителями, красителями и кучей дополнительной хрени, за которую вы и платите, чтобы почувствовать вкус плохого продукта. Самым, что ни на сесть, настоящим – мороженым за 15 копеек, пломбиром. Вот чем я себя почувствовал. Да еще и купленным любознательной нетерпеливой школьницей, которая уже задумывается кое о чем. Да-да, тем самым старым добрым пломбиром… Или эскимо?… По 15 копеек, это я точно помню. Ну, или за 25 копеек, шоколадное. Или..?

Додумать я не успел, потому что кончил.

И это всего-то через пять-десять минуток после начала. Это было тем поразительнее, что хороший, качественный минет, он как кислородная подушка и физиологический раствор в вены. Лишь улучшает и длит ваше прекрасное состояние. Чем качественнее вам сосут, тем дольше вы бы хотели получать это удовольствие. Когда сосут великолепно, то можно не кончать сутки. А тут – бамц, и все! Черт. Она сотворила чудо, признал я, и похлопал ее по щеке.

– Называй меня киской, – попросила она.

Она, к тому же еще, хотела Нежности. А вот это уже было вовсе не так здорово, как то, что она со мной проделала. Пришлось мне, разворачивая ее к себе, и – сдирая прилипшее белье с ее сырого и чересчур обильного тела, как скотч с картонной коробки, – звать ее киской. Ну, еще малышкой. Это так контрастировало с тем, что мы делали, что я рассмеялся. Надо отдать ей должное, она не обиделась. И даже согласилась на еще разочек в один из следующих дней. А потом еще и еще. Так мы и стали любовниками. Я творил с ней невероятные вещи – чем женщина толще, тем больше вам хочется ее унизить, до определенной степени толще, конечно, – а она терпеливо все это сносила. Но непременно жаждала, чтобы во время встречи, или после, я назвал ее хотя бы разок киской или малышкой. Это было своего рода диссонансом. Непреодолимым противоречием. Из-за таких разводятся пары. Мы, к счастью, женаты не были. Стоило мне подумать о том, что с нами будут жить 20 ее лишними килограммами, как мне становилось дурно. К тому же, я уже был женат тогда. И в семейной жизни – той моей семейной жизни, при всех ее недостатках, – меня устраивало все.

Даже чересчур толстая любовница.

ххх

В глубине души ей всегда хотелось нежности и чувств.

Но Снежана – а звали ее именно так – была создана для простенькой, непритязательной ебли. Она была чересчур просто одета, чересчур просто выражалась, невероятно просто думала, она была чересчур просто создана, наконец. К счастью, ей хватало мозгов это понять. Поэтому она была хорошей шлюхой. Но выдержки и силы духа на то, чтобы хранить лицо все время своего присутствия с мужчинами, ей не хватало. Поэтому она была хорошей шлюхой примерно три четверти проводимого с вами временем. Потом начиналось нытье про то, как ей бы хотелось влюбиться и бегать на свидания в кино или в музей. Музей…

– Когда ты последний раз в музее была? – хотел спросить я ее.

Но понял, что едва не облажался. Поэтому спросил:

– Когда ты ВООБЩЕ в музее была? И была ли?

Конечно, она не была. Но это значения не имело. Так уж создан мир. Все хотят любви. Даже толстоватая шлюха хочет любви. Это даже привлекало. Было, своего рода, червоточинкой в ней. Когда в человеке есть слабость, им легче управлять. Стоило мне намекнуть, что мы с ней трахаемся не просто так, а потому, что я КОЕ-ЧТО к ней чувствую, как она начинала бить рекорды. Думаю, если бы я на ней женился, она бы в благодарность позволяла мне справлять нужду себе на голову. А может и нет. Кто их разберет, этих женщин. Все они сумасшедшие, а шлюхи – сумасшедшие вдвойне.

Так или иначе, в первый раз я трахнул ее прямо на улице.

Как оно со шлюхами и бывает, это оказалось НЕВЕРОЯТНО просто. Мы просто сидели на какой-то вечеринке, посвященной годовщине нашей корпорации – все были в костюмах, дамы в юбках до колена, и приличного вида блузах, – и я думал, кого бы трахнуть. С женой мы уже часто ссорились, развод был не за горами, но пару лет своему браку мы еще давали. Я был задумчив и слегка на взводе. Как всегда, когда в жизни что-то меняется. Жизнь, она ведь для нас как кожа для змей. Старая жмет, значит пора сбрасывать, и обрастать новой. Так я думал, и поглядывал по сторонам. Единственное место, куда я не смотрел, было справа от меня, рядом. Неприлично пялиться на СОВСЕМ уж соседку, согласны? Ну, а когда глянул случайно, ничего особенного не заметил.

Рядом сидела женщина – полная, со вздернутым маленьким носом на приятном лице, и с копной рыжих волос.

В начале вечера, когда официанты разносили жратву на подносах, и услужливо наливали вам из-за плеча, она была слегка зажата и сдержанна, но уже после четвертого тоста стала проявлять игривость слоненка. Знаете, как это бывает. Малыш в сто пятьдесят кило скачет, рвет у мамы из хобота сенцо, и резвится по площадке перед зрителями, и те умиляются. Я тоже умилился. Тем более, что стало понятно: эту-то как раз можно трахнуть. Да она и сама это понимала. Потому что после пятого тоста напряжение ее как рукой сняло, и она начала вести себя вызывающе вульгарно. Вот что значит шлюха, подумал я. Шлюха, она вроде как настоящий писатель, или убийца. Ну, или как 20 кг лишнего весу. Скрывай это в себе, не скрывай, надевай стягивающую одежду, втягивай живот – все равно сядешь, случайно расслабишься, и все вылезет наружу, обвиснет складками.

– Слушай, – сказал я как-то ей, уже много позже, – ты в школе, небось, давала за пирожок?

– В том-то и дело, что нет, – грустно сказала она, – это я попозже такой стала…

Я ужасно не люблю, когда люди недоговаривают. Поэтому поехал к ее школе, нашел ее классную руководительницу, выписал кой какие адреса из журнала, и прошвырнулся по ее одноклассникам. Само собой, она давала в школе за пирожок. Ребята, которые ее трахали, рассказывали мне об этом чуть растерянно и смущенно. Они, вероятно, думали, что я какой-то полоумный, влюбившийся в толстую школьную шлюху, полоумный, решивший разбередить свои раны. Я не пытался доказать обратного, просто потому, что экономил время. Конечно, никаких ран не было, плевать я хотел на эту шлюху – у меня были десятки женщин, намного более красивых, чем она. Просто я не люблю, когда люди врут и пытаются представить из себя большее, чем являются. Поэтому, когда встретил ее с месяцок спустя, и парой фраз затащил в кинотеатр, где она снова распробовала пломбир по 25 копеек, укоризненно сказал ей:

– Вот же ты лживая сучка, конечно же, ты трахалась в школе…

– И за пирожок, и за так, – сказал я.

И даже перечислил фамилии тех, кто ее трахал. Я так понимаю, это была малая часть списка. И что вы думаете. Шлюха нет, чтобы смутиться, она была польщена!

– Милый, – сказала она, – ты ко мне неравнодушен…

– Я неравнодушен к твоему отсосу, – сказал я.

И это было правдой. Ведь секс, как оно обычно бывает при таком избытке веса, качественным никогда не бывает. Ты элементарно не можешь пробиться туда как следует, развести ляжки, как надо, поставить раком, посадить сверху… Она быстро устает, и единственная поза, в которой ты долго можешь трахать толстую женщину – это лечь сверху. Но в таком случае ты чувствуешь себя каким-то блядь судном на воздушной подушке, и эта подушка – ее распластанный под тобой живот. Зато минет… Что может быть лучше, чем сесть поудобнее, откинуться, и перебирать волосы полной женщины одной рукой, другой поглаживая и пощупывая ее невероятные сиськи, пока она трудится над твоим совершенством. Худенькие в этом деле не так старательны, они знают – им есть чем брать и кроме этого. Для толстухи минет – последний шанс. Окончательный и решающий бой. Схватка двадцати панфиловцев с целой бригадой немецких «тигров». Отсоси как следует или он тебя бросит. Соси так, чтобы он твоего жира не замечал. Ложись под гусеницы. Бейся насмерть. И все такое. На мыслях об этом я и кончал. Причем даже с первого раза. Ну, когда на вечеринке для персонала она стала вести себя вызывающе вульгарно, а все хихикали и прятали глаза. Чтобы на следующий день перешептываться, когда несчастная протрезвевшая шлюха будет молча переживать свой позор. Ну, мне было наплевать. У меня к тому времени были проблемы с женой. А в такие моменты вам нужна другая женщина. Другая женщина – отличный способ разобраться со своей. Маленький такой тренировочный полигон для учений и обкатки новых приемов в промежутках настоящей войны. Тренировочная крепость Суворова перед штурмом Измаила. Итак, мне нужна была хоть какая-то женщина. Эта вроде была готова. Я пригласил ее на танец. Мы кружились минуты три.

– А давай потрахаемся, – сказала она.

– Запросто, – сказал я.

Взял ее под руку и под понимающими взглядами коллег увел по дорожке от этого ресторана в центре парка куда-то в темноту. Там прижал к стене – позже оказалось что это детский замок, – и стал лапать.

– Без гандона не дам, – сказала она.

– Боже, как грубо, – стало неприятно мне.

– Да ладно, – сказала она и захихикала.

Я потыкался наугад ей в сырые ляжки, но она была настроена решительно. А презервативов с собой не было. Что же. Я надавил ей на плечи и она начала совершать первый из сотни минетов, которыми меня ублажала. Но я – то об этом не знал, и думал, как бы ее все-таки трахнуть: все-таки сбитый самолет не засчитывается, если дотянул до своего аэродрома. Нужно было пункты хотя бы обязательной программы. Пока я думал, она оторвалась от меня и робко сказала:

– У меня в сумочке есть…

Ага, шлюха, подумал я, и, конечно, взял то, что она мне протянула. Ну, и трахнул ее. Это-то и было ошибкой, потому что трахать ее было удовольствием сомнительным. Так что я стянул резинку, и велел ей продолжать, как в начале. Так мы и закончили. Это было невероятно. Я так и застыл, вцепившись в ее большущую грудь, и покачиваясь – как деревцо под ночным ветерком парка, – и стоял так долго. Мне показалось, вечность. На самом деле прошло, наверное, минут пять, не больше. Потом она оторвалась от меня, старательно вылизала все, что должна была, и, одернув юбку, села на скамейку. Я глядел на нее и видел, как шлюха буквально на моих глазах превращается в Трезвеющую Шлюху. Как оно и водится, начались сожаления, угрызения, и тому подобная ерунда. Приличная женщина никогда не позволит себе усомниться – при тебе и на словах, – в том, что правильно сделала, перепихнувшись с тобой. Она это если и делает, то в одиночестве. Шлюха же устраивает Представление.

Шлюхи вообще сплошь и рядом, едва вынув из себя член, начинают громко рефлексировать на эту тему.

– Падшая я падшая, – горько причитала она.

Я сделал какое-то движение – кажется, просто переступил с ноги на ногу. Это вызвало очередную бурю.

– Что, уже НАДОЕЛА? – спросила она.

– Получил свое и хочешь поскорее УЙТИ?! – спросила она с надрывом

– Да успокойся ты, – сказал я.

Ветерок, покачивавший деревца и пару минут назад меня, прогнал тучу, и я увидел в свете Луны ее глаза. Совершенно безумные. Шлюха явно намеревалась получить все сразу, и назревала истерика. Я велел ей заткнуться, взять меня под руку и вернуться к столам. Мы так и сделали. Малость протрезвев от желания трахаться, я поразился тому, насколько близко от ресторана мы все это проделали. По пути обратно я думал, что связываться с этой психованной шлюхой больше нельзя.

На следующий день, конечно, она уже обрабатывала меня под столом.

ххх

Со временем я привык. В конце концов, нет ничего сложного в том, чтобы назвать киской или малышкой – тем более, никто не слышит, – женщину, которая оказывает вам ТАКИЕ услуги. Снежана работала профессионально, делала все, о чем я попрошу в любое удобное для меня время. Я успокоился, стал вальяжным, и и начал вести себя с женой с твердой уверенностью взрослого мужчины. Это и ее успокоило, и она сдала обороты. Снежана, конечно, иногда хотела кое-чего еще, например, чтобы я поласкал ее ТАМ – но когда я, недоуменно вздернув брови, задвинул ей Туда, смущенно пояснила, что имела в виду совсем другое. Ну, я посмеялся. Черт. Чтобы я отлизывал какой-то там шлюхе? Я только смеялся, и приглашал ее зайти к себе в отдел, когда все уходили в обеденный перерыв. Она заявлялась в нарядной юбчонке до колена, а чаще в джинсах, в какой-нибудь кофте, умело скрывавшей лишний вес, я закрывал дверь, она становилась на колени, я откидывался, она наклонялась. Однажды она сказала мне:

– Я тут прочитала кое о чем…

– Не собираюсь я тебе отлизывать, шлюха клятая, – перебил ее я, потому что уже знал, что она с ума сходит, когда ее так называешь.

– Да нет, – сказала она, – я о минете.

– О, – сразу заинтересовался я. – Тогда валяй.

– Ну, метод новый, называется «огненный хлопок», – сказала она.

– Всю ночь на банане тренировалась, – сказала она.

– А ну-ка, – сказал я.

И она совершила, стоя передо мной на коленях, этот самый огненный хлопок. Так сказать, хлопнула и отожгла. Но это я так, ерничаю. Тогда же я сидел, не шевелясь, словно вспугнуть кого-то боялся, потому что это было чем-то феерическим. Невероятно огненным. А уж когда эта искусница затушила пожар, набрав в рот холодной воды… Я спускал минуты три, не меньше. Она явно обладала способностями экстрасенса. Только вместо воды эта сумасшедшая толстая шлюха с языком вместо лозы находила в вас новые и новые запасы семени. Однажды она пригласила меня домой.

– Прямо вот так домой?! – сказал я, а она лишь смущенно хихикнула.

Я и понятия не имел, какой у нее дом. Но, конечно, пришел. Пришлось даже немного потрахаться – в квартире были мы одни, и нельзя было списать свое нежелание на нее лезть опасностью быть застигнутыми врасплох – а не только наслаждаться минетом. Я, признаюсь, даже оробел слегка, когда, отпросившись с работы, вроде как на больничный, завалился к ней домой.

– Какие большие у тебя комнаты, – сказал я смущенно, зайдя в дом, и глядя на хорошо обставленную квартиру.

– Ты что блядь, рабочий из ЖЭКа? – спросила она.

Мы посидели немного на кухне, пощелкали орешки с незаинтересованным видом. Кроме белого махрового халата и трусов на ней ничего не было.

– Пошли в спальню, – сказала она.

И поволокла меня трахаться. Что же. Я был лишь благодарен ей за то, что она избавила меня от ненужных и смущавших нас пауз. Я потрахал ее немного стоя, чуть-чуть на полу, и оставшееся время мы барахтались в огромной кровати. После того, как мы похерили и это табу, она стала звать меня потрахаться у себя дома все чаще. У меня причин отказываться не было, так что я приходил.

Пока с удивлением не понял, что захожу к ней года два.

ххх

Потом она начала худеть. Поначалу это даже заводило. Тем более, что когда у тебя лишних – двадцать кило, то сброшенные три-четыре ничего не меняют в повадках. Это только в концлагерях у людей характер менялся, уж слишком резво они там худели. Моей пышке ничего такого не грозило. Она просто сбросила сначала чуть-чуть в поясе, потом чуть в животе, затем стало заметно, что худеют руки.

– Меньше жрешь? – спросил я ее.

– Ты такой неласковый… – говорила она.

И просила назвать себя зайкой. Я не соглашался, потому что последние год-полтора узнал о ней много нового. Ну, никак она не была зайкой, эта моя толстая шлюха. Да и толстой переставала быть. А это повышало в ней самооценку. По мере того, как она стройнела, она привлекала мужчин не только минетом – о котором я, конечно же, на работе всем растрындел, – но и просто привлекала. А уж когда она сбросила десять кило, то возле нее стали виться мужчины. До тех пор, пока она не показывала им свое вульгарное нутро, у нее были шансы даже захомутать кое-кого из этих мужчин, думал я с тревогой. Так что я начал сбивать ей самооценку.

– Ты вульгарная шлюха, – говорил я, с удовольствием наблюдая, как ее глаза переполняются тревогой.

– Что толку с твоих сброшенных килограммов, если на тебе еще столько же, – говорил я.

– Скажи спасибо, что я тебя потрахиваю, – говорил я.

Безусловно, это застревало в ней, как занозы. Но, как и занозы, вызывало защитную реакцию организма. Протест вскипал в ней гнойными язвами. Она собрала волю в кулак, сбросила ЕЩЕ десять килограммов, и оказалась вполне ликвидна. Пошла на курсы стилистов, и начала носить короткие юбки. Я вознегодовал. Всем – а в курсе нашего так называемого романа был уже весь офис, и давно, – казалось, что я ревную. Но я-то знал, что не испытываю к ней ровным счетом НИЧЕГО. Но убедить в этом остальных – особенно после того, как она начала спать с мужиками направо и налево, – мне оказалось трудно. Я был в ярости. Мне было плевать кто и как ей присунет, с кем она будет жить, мне было начхать на нее. В конце концов я был женатым человеком! Пусть хоть к дьяволу убирается. Но я хотел получать СВОЁ. Я хотел, чтобы она отсасывала мне в любой момент. Когда я того пожелаю. Минет. Вот и все, чего я хотел от этой паскуды. Она же, осознав, наконец, мою слабость, начала пользоваться ею – увиливать, раздражать, распалять. Затем она уволилась – нашла себе недурную работу, – и мы стали встречаться у нее дома еще реже.

А потом она нагло заявила, что бросает меня.

Даже не заявила. Просто перестала брать трубку. А уж когда я – на сто двадцать какой-то там раз – дозвонился, изволила сообщить это. Вот шлюха тупая. Как ты можешь говорит это, идиотка, если у нас с тобой ничего не было, хотел спросить ее. Как можно бросить, если вы не были вместе? Но уже три дня спустя звонил ей, чтобы спросить, не желает ли она мне отсосать? Она промолчала и повесила трубку. Я устроил новый сеанс телефонного террора. Писал ей смс-ски и все такое. Она, наконец, соизволила со мной поговорить. Я был уязвлен, признаю. Она посмеялась, сказала, что у нее сейчас есть наконец Мужчина, который ее, наконец, Трахает, и посоветовала мне не тратить себя и свое время. Мы обсудили еще кое что.

– Секс у нас всегда был говенный, – сказала она.

– Само собой, – сказал я.

– Ты же толстая, – нанес я ответный удар.

– Как он мог быть хорошим? – спросил я.

Но ее это не очень смутило. Так всегда, если ты успеваешь первым соскочить. Стоило бы мне позвонить ей за час до того, как она позвонила мне, и сказать, что это я решил прекратить, и это ОНА бы чувствовала себя проигравшей. Но характера соскочить у меня не было, уж больно сладко она сосала.

– Ну так и чего ты ко мне ПРИЦЕПИЛСЯ? – спросила она самодовольно.

– Из-за минета, – честно ответил я.

Она посмеялась, но я видел, что слегка уязвил ее. И только-то, говорил весь ее тон. Она, бедняжка думала, что я нарочно. А я просто честно ответил ей, чего хочу от нее. Увы, оказалось, что больше мне этого не обломится. По крайней мере, она в этом меня заверила.

– Отвали от меня, – сказала она.

– НИКОГДА больше я не отсосу тебе, – сказала она.

Я не поверил, а зря, потому что она была права.

Но я всегда был оптимистом.

ххх

Еще четыре года спустя до меня дошли слухи о том, что у Снежаны проблемы.

Это оказалось правдой. Я нашел бедняжку на четвертом этаже больницы, где орут от боли женщины, которых привозят из сел в Кишинев «скорые» с диагнозом – рак на последней стадии. Это было тем более отвратительно, что у Снежаны все было вовсе не так запущено. Девушка городская, она вовремя заметила что-то неладно. Так что врачи ее обнадеживали. Пятьдесят шансов было за нее, пятьдесят против. Половинка на серединку. Ни шатко, ни валко. Она лежала в кровати осунувшаяся, стройная, и улыбнулась мне, несмотря на свои синяки под глазами.

– Привет, «огненный хлопок», – сказал я, и она посмеялась.

Я посидел немного и с каждой минутой глядя на нее, все отчетливее понимал, что врачи будут оптимистами похлеще меня. Снежана, очевидно, думала, что я пришел попрощаться и позлорадствовать. Само собой, мысль о том, что я пришел ее поддержать, ей и в голову не приходила. И правильно. Но я пришел НЕ ТОЛЬКО позлорадствовать и попрощаться. У меня было дело. Когда я перешел к нему, глаза у нее расширились. Само собой, она не согласилась. Не знаю даже, на что я рассчитывал.

– Какая же ты… мразь и скотина, – сказала она.

– Ладно, – сказал я.

Ну, а что здесь такого, в самом-то деле? Я всего лишь предложил. Глаза у нее потемнели, и она сказала мне:

– Проваливай.

– Что, вообще нет? – спросил я.

– Уходи, – сказала она.

– Вот шлюшка, – сказал я с сожалением.

– Уебывай, – устало сказала она.

– Ну, – сказал я, – а если сначала я тебе?

– ПРОВАЛИВАЙ, – сказала она.

Я кивнул, развел руками и встал. С сожалением глянул на пакетик с бананами, соком и кефиром – получается, даром потратился, – и перевел взгляд на нее. Видимо, в глазах моих было что-то вроде надежды, так что она разозлилась еще больше. Мне было плевать. Можно быть каким угодно говном, но этого никто не запомнит. Все в конце концов умирают, и с их смертью распадаются в прах воспоминания о том, как гадко ты себя вел. Главное, всех пережить. Так что я был спокоен. Нет, так нет. Потом подумал, да что, в конце концов, это меняет? И забрал свой кулечек с кефиром и бананами. Она лишь зло усмехнулась.

Я пошел к двери. Уже стоя в них, сказал:

– Пока, киска.

Она ничего не ответила. Она явно берегла силы, чтобы бороться и выжить.

Я пожал плечами вышел в холодный темный коридор, а потом на улицу. Там летал тополиный пух. Я согрелся на солнце, и решил пройтись пару остановок. Дороги перекрыли перед ремонтом, так что можно было идти по проезжей части. Я шел, и постепенно все это вылетало у меня из головы. Спустя две остановки у видел афишу на столбе и остановился с интересом ее прочитать. В город приезжал старый состав «Браво». А в соседнем отделе, вспомнил я, появилась новенькая, крепенькая «разведенка» лет сорока. На афише было написано, что билеты стоят 25 долларов.

Я начал стоить планы.