– Каковы были ваши дальнейшие планы в отношении покоренных народов планеты Земля после установления мирового господства?

– Полная ликвидация всех самок репродуктивного возраста с последующим изготовлением из их остатков особых комбикормов, насыщенных поликислотами и ценными веществами.

– Далее?

– Перемещение лиц старше 56 лет в особые лагеря для исполнения трудовой повинности в пользу новой цивилизации.

– Какой цивилизации?

– Нашей цивилизации.

– Цивилизации захватчиков?

– Цивилизации просветителей.

(прим. Стенографиста – напряженная пауза, молчание).

– Хорошо, продолжим допрос.

– Как Вам угодно…

– С женщинами и стариками мы… ВЫ разобрались. Что вы намеревались осуществить в отношении детей и юношества?

– Полная переквалификация в соответствии с нуждами нового вектора цивилизационной направленности Земли.

– Дальше?

– Избавление от косных и ненужных штампов сознания, полная промывка сознания.

– С целью?

– С целью осознания того, что ложное заблуждение о человеке, как «венце творения» не соответствует действительности и сложившейся обстановке.

– Зачем?

– Для избежания последующих эксцессов.

– Например, каких?

– Например, в виде мятежей и бунтов против новой модели развития цивилизации.

– Вашей цивилизации.

– НАШЕЙ цивилизации.

– Установленной на обломках нашей против воли народов планеты Земля, с полным уничтожением женщин, способных рожать…

–… репродуктивного возраста!

– Это одно и то же! Вы, надеюсь, понимаете, что речь идет о геноциде?

– В словаре нашей цивилизации нет такого слова.

– Вот как…

– Да. Мы используем более правильный термин.

– Какой же?

– «Корректировка действительности».

– Посредством геноцида!

– Я оставляю за Вами право комментировать мои слова так, как вам того захочется.

– Хорошо, достаточно на сегодня. У вас есть какие-либо претензии к условиям содержания? Питанию? Обращению? Заключенный, я Вас спрашиваю?

– Я официально заявляю, что не считаю себя заключенным, а, согласно Женевской конвенции, являюсь военнопленным.

– Конвенции, которую вы собирались нарушить!

–…

– Хорошо, уведите заключенного.

– Военнопленного!

– Статусом военнопленного шпионы не обладают!

– Разведчик имеет право на статус военнопленного!

– Полно Вам… Согласно положениям Женевской конвенции от 1927 года, подтверждённым положениями конференции в Токи в 1967 году, никакого статуса военнопленного у лица, занятого шпионажем на объектах стратегического значения, нет и быть не может!

– Вы забываетесь! И забываете о поправках, принятых в Мюнхене в 1979 году, прямо указывающих на необоснованность отнесения к таким лицам офицеров военной разведки, выполняющих приказы своего непосредственного начальства!

– Отличный повод вернуться к началу, и рассказать нам, кто Вас послал!

– Я же сказал, правительство планеты Кропекс!

– Уффффф!!!! (просьба это восклицание в протокол допроса не заносить – прим. следователя).

– Уведите!

Сотрудник отдела полиции села Мындрень района Калараш, лейтенант Петреску, откинулся на стул и пристально взглянул в глаза тому, кого допрашивал. Крупные, на выкате. Что называется, бараньи…

Неудивительно, подумал лейтенант Петреску.

Ведь он допрашивал говорящего барана.

* * *

…говорящего барана с документами на имя гражданина РФ Германа Садулаева, позолоченным пулемет-пистолетом «Узи» и водительскими правами на имя подданного Великобритании Арама Аванесяна и отсутствием молдавской визы Петреску задержал случайно. Он, может, и вообще бы не обратил внимания на отару овец, которую перегонял на украинско-молдавской таможне пастух Георгице, если бы не одно «но».

Баран… разговаривал.

Когда Петреску, вышедший проветриться после тяжёлой ночной попойки с украинскими коллегами, услышал это, то едва не упал и если и устоял, то вопреки всем законам физики и гравитации. Как, впрочем и баран, который, – вопреки всем законам природы, – разглагольствовал, стоя посреди робко блеющей отары. Георгице как раз пошел в будку пограничников оформлять пропуск на временный переход, и животные, что называется, оказались предоставлены сами себе. Чем и воспользовался задержанный, писал позже в отчетах в центр, – которые почему-то сжег главный врач госпиталя МВД, – следователь лейтенант Петреску

–… ция без элиты обречена на поражение! – говорил баран.

Петреску, застегнувшись, подошел, спотыкаясь поближе.

Баран, крупный, упитанный, с волевой мордой, поросшей брутальной, жестковатой шерстью, продолжал:

– В чем смысл программы, которую я несу вам, – говорил он.

– И так гениально предугаданной нашим врагом, – говорил он.

– Человеческим писателем… забыл фамилию… автором трилогии о Незнайке, – говорил он.

– В частности, подразумевавшем в эпизоде про остров лентяев, – говорил он.

– Что людишки, сосланные на остров, где не заняты функциональным трудом, – говорил он.

– Превращаются в баранов, – говорил он.

– Отсюда вывод! – говорил он.

– Если баран займется функциональным трудом, – говорил он.

– То станет человеком в кратчайшие сроки, – говорил он.

– В чем уверены не только мы, – говорил он.

– Но и такие видные практики и теоретики диалектизма как Маркс и Энгельс, – говорил он.

– Которым, при всей гениальности их озарения, – говорил он.

– Не хватило только одного, – говорил он.

– Этим выдающимся приматам не хватило, – говори он.

– Принадлежности к высокоразвитой цивилизации баранов, – говорил он.

– Такой, которую мы построили на планете Кропекс, – говорил он.

– И которая, без сомнения, воцарится на планете Земля, – говорил он.

– После того, как я просвещу вас относительно истинной природы вашей цивилизации, – говорил он.

Петреску, машинально расстегнувшись, покачал головой и облизал губы. Колотилось сердце, тек по вискам, – как Днестр, обмелевший летом, – прохладный пот. Бухать надо меньше, подумал Петреску. Вспомнил, что вчера ругались с украинцами. Те смеялись, что, мол, Молдавия первая в мире по потреблению алкоголя по данным ВОЗ. Воз-хуёз, подумал с обидой Петреску. Что-то он такое железно аргументировал в ответ, но что… Петреску оглянулся. Из окна торчал сапог пограничника, оставшегося ночевать на посту полиции. И ведь рассказать, так никто не поверит, подумал Петреску. Прислушался. Баран, возвышая голос, чтобы перебить звон колокольчиков и мерный шелест челюстей собратьев, продолжал.

– Итак, главная цель ближайших лет, – говорил он.

– Чтобы вы по этому поводу не думали, – говорил он.

– Начало работ по выведению нового существа, – говорил он.

– По форме – реакционного барана, – говорил он.

– А по сути же, – повелителя вселенной, бестии, – говорил он.

– Созидателя смыслов и дискурсов, – говорил он.

– Безразличного как Будда и острого умом как Ницше, – говорил он.

– Встанет вопрос, что же нам делать с этими так называемыми людьми, – говорил он.

– Самопровозглашенными господами мира, – говорил он.

– Ну так я отвечу, – говорил он.

– Нам необходимо избавиться от них, – говорил он.

– Но без эксцессов, – говорил он.

– Путем естественного отмирания человечества, лишенного ресурсов, – говорил он.

– Всем все понятно? – говорил он.

После чего нагло посмотрел прямо в глаза лейтенанту.

Значит, заметил, сука, подумал, холодея Петреску, и расстегнул кобуру.

Со стороны пейзаж выглядел солнечно-умиротворенным, как и полагается выглядеть Молдавии в июле, в полдень. На приграничной полосе не было не души. Контрабандисты, пограничники и полицейские, напившись за ночь вина, спали. Фазаны лениво перебегали от куста к кусту в заповедной зоне у реки… Бараны, изредка поглядывая на странного вожака стаи, продолжали топтаться в ожидании Георгице. Который, – понял, конечно же Петреску, – оказался просто напросто шпионом, приведшим на Землю представителя инопланетной цивилизации, намеревающейся покорить наш мир. Послышались сзади шаги, а потом и голос.

–… ый в рот, что нажрались вче… – сказал пастух Георгице.

Но не договорил.

Развернувшись, лейтенант Петреску пустил пулю в лоб предателя человечества…

* * *

…После того, как барана увели в камеру – меланхолично пожевывая травинку, он лишь бросил на прощание легкое издевательское «адьё» («издевается, сука, знает, что пленных не бьем», подумал Петреску), лейтенант закурил. Задумался. Ситуация была архисложная, как, – издеваясь, конечно, – бросил ему баран. Ради того, чтобы ее разрешить, Петреску даже взял в заложники троих своих подчиненных.

Секретаршу комиссариата полиции Аурику, стажера из полицейской академии Петрику и сельского стукача Гицу.

Петреску запер их с собой в комиссариате – мазанке из трех комнат, – и отключил телефон, отобрав у всех мобильники. Чтобы не было утечек. После чего принялся думать и анализировать, попутно серфингуя по местному заторможенному интернету.

Перво-наперво разобрался с документами.

Арам Аванесян оказался выдающимся олигархом, руководителем гигантского концерна «Смерть», что специализируется на слухах и сплетнях из жизни «звезд» шоу-бизнеса. Некоторое время назад, установил лейтенант Петреску, одна из газет Арама писала репортаж об удивительной находке в горах Алтая.

«Говорящий баран рассказал нашему корреспонденту о нелегальной охоте чиновников с вертолета» – вспомнил Петреску заголовок.

После этого, – читал лейтенант в отрывочных сообщениях развалившегося концерна, – сам Арам Аганесович, большой оригинал и купеческого размаха человек, решил взять к себе редкого барана домой. В качестве домашнего питомца. После чего замолк на три недели и был найден в своей квартире мертвым, с глоткой, забитой «экстэзи»

Хотя все знали что Арам был уважаемый человек и ничего, кроме кокаина, не употреблял!

Сразу после печальной находки началась жестокая война за наследство олигарха, и о домашнем питомце, конечно, забыли……

никакой информации о некоем Г. Садулаеве, – чей паспорт принадлежал барану, – лейтенант не нашел. Из чего сделал вполне логичный вывод, что это настоящие данные барана. И этот документ задержанному понадобился исключительно в целях конспирации и сбить с толку следствие.

Наконец, пистолет «Узи» с надписью»… дову с уважением от братьев. «Герой России» звучит гордо брат!!!». Он, как установил Петреску, принадлежал некоему…»… дову», который и правда был Героем России.

Все это находилось в сумке, которая была подвязана к барану.

Которую Петреску, во время обыска, обнаружил у подозреваемого, перед тем, как конвоировать его в комиссариат полиции села. Правда, морщась вспоминал лейтенант, сначала пришлось перестрелять весь пограничный пост.

Но что поделать, если под угрозой Земля?

* * *

На исходе пятых суток, когда до ветру пришлось уже выходить во двор, потому что в комиссариате сильно пахло, – баран стал сдавать. Проявилось это, прежде всего в том, отметил в своем рапорте для ООН лейтенант Петреску, что животное решило подкупить Петреску. Это был как раз 89—й допрос, который баран предложил вести без машинистки.

– Дайте поспать несчастной, – сказал он, моргая красными глазами.

– И папиросу, – сказал он негромко, когда лейтенант разрешил Аурике поспать в коридоре немного.

Закурил, закинул ногу за ногу… Блеснуло копыто.

– Полно Вам хвататься за оружие, – сказал баран.

– Лейтенант, это не нож, а алмаз, – сказал он.

– В мое левое заднее копыто вмонтирован алмаз, – сказал он.

– 1900 карат, такого даже у Елизаветы, пизды старой нет, – сказал он.

– Ну, в смысле у Ее величества Великобритании, – сказал он.

– Да хватит Вам все в протокол заносить! – сказал он.

– Думаете, в Лондоне Вам что-то за защиту от оскорбления королевы дадут? – сказал он.

– Да Вас и в Молдавии не оценят! – сказал он.

– Взгляните, как это выглядит со стороны! – сказал он.

– Вам же никто не поверит, над Вами смеяться будут, – сказал он.

– Говорящие бараны хотят уничтожить человечество, – сказал он.

– А баранов сделать, путем труда, людьми, – сказал он.

– Ха, – сказал он.

– Ха-ха, – сказал он.

– Вас в сумасшедший дом упекут, как только рапорт появится в Центре, – сказал он.

– В Кишиневе, думаете, до вас кому-то дело есть? – сказал он.

– Вас в дурку, меня в отару, – сказал он.

– Как там у вас в песне поется? – сказал он.

– «Тебя в афган меня в публичный дом» – проблеял он противно.

– Всем все по фигу, – сказал он.

– Да, я вашу культуру десять лет перед заброской изучал, – сказал он.

Перебросил левую заднюю ногу с правой задней, а потом, наоборот, набросил правую заднюю на левую заднюю. Кокетливо выпустил дым колечком.

– Прямо Шарон Стоун, – подумал лейтенант.

– И трусов тоже… нету… – подумал он.

Закурил с отвращением. А баран-искуситель продолжал.

– Пока то да сё, – говорил он.

– Вас, вместо звания Героя, электрошока удостоят, – говорил он.

– А я тем временем подготовлю аэродромы, – говорил он.

– Да и бараны здешние осознают себя Личностями, – говорил он.

– Начнут бурно э-во-лю-ци-о-ни-ро-ва-ть, – говорил он.

– И тогда пипец котенку, – говорил он.

– То бишь, лейтенанту Петреску, – говорил он.

– Выйду на улицу гляну на село, – говорил он.

– Девки поссали и мне блядь тепло, – говорил он.

– Прикиньте, Петреску, вы в смирительной рубахе, – говорил он.

– А инопланетное вторжение при участии пятой колонны Началось, – говорил он.

– Ваши действия, лейтенант? – говорил он.

Глотал лейтенант дым, гадко скребло нёбо от «Жока» без фильтра и слов барана, проникавших в каждую пору, в лёгкие, крепче даже вонючего табака. Окутывал дым комнатку туманом…. Доносились из-за него слова барана:

– Я вам лейтенант предлагаю сделку, – говорил он.

– Вы мне свободу, а я вам алмаз, что у меня в копыте, – говорил он.

– И гарантии неприкосновенности, – говорил он.

– Вам и… скажем… тысяче, нет, трем тысячам! женщин, – говорил он.

– Какая разница Вам, что случится после? – говорил он.

– Я говорю о смерти, – говорил он.

– А раз так я предлагаю Вам жизнь до старости на острове в окружении трех тысяч наложниц, – говорил он.

– Естественный конец, торопить не будем, – говорил он.

– Сто так сто, двести так двести, ну, лет, – говорил он.

– Чем это от жизни-то отличается? – говорил он.

– То же самое, да еще и на пьяные хари соотечественников смотреть не надо, – говорил он.

– Вы подумайте, лейтенант, крепко подумайте… – говорил он.

– 1900 карат, алмаз… женщины… – говорил он.

– Всех моделей мира к вам перебросим, – говорил он.

–… тропический рай… – говорил он.

– Зона запретная для любого барана… – говорил он.

– Соглашайтесь, милейший, – говорил он.

Холодно сверкал пенсне – да-да, его лейтенант тоже нашел при обыске, но по просьбе задержанного, утверждавшего, что обладает слабым зрением, вернул, – постукивал копытом по папироске… Ронял пепел на стол…

– Чего вы, батенька, боитесь? – говорил он.

– В конце концов Вы молдаванин, – говорил он.

– А ваш национальный бизнес это предательство и контрабанда, – говорил он.

– Ну и бухать, если верить последним данным отчета ВОЗ, – говорил он.

– Пропустите контрабанду-меня, – говорил он.

– И предайте человечество, – говорил он.

– На вырученные забухаете! – говорил он.

– Убьете трех зайцев, спасете одного барана! – говорил он.

– Останетесь верны национальной матрице! – говорил он.

Улыбался, словно актер Гафт в кинокомедии про голую блядь Маргариту, которая стала невидимой и устроила еврейский погром каким-то задротам-критикам в Москве…

Звездой Альдебаран сверкал из табачного дыма редкий алмаз…

…Ожила вдруг мертвеющая на стене радиоточка. Затрещала, прокашлялась. Шесть утра уже, машинально подумал Петреску. Заиграл гимн страны.

– Дештяпте те ромыне, – запело радио («вставай румын» – первые строки гимна).

Баран от неожиданности уронил папироску себе на шерсть. Вздрогнул. Зашипел.

А лейтенант Петреску резко вздернул опустившийся было к груди подбородок.

* * *

…глядя на гаснущие в глазах барана отражения звезд, лейтенант Петреску вытер со лба пот, Уже не похмельный, ледяной, а трудовой – горячий, целебный. Воткнул лопату в землю.

Подумалось вдруг некстати.

– Если, согласно теории баранов с планеты Кропекс и Марса с Энгельсом, – подумалось.

– Человек не работающий превращается в барана, – подумалось.

– А баран работающий превращается в человека, – подумалось.

– То в кого превращается человек работающий? – подумалось.

– Уж не в Сверхчеловека ли? – подумалось.

Тяжело дыша, скатил тело расстрелянного глубокой ночью шпиона с планеты Кропекс в вонючую яму. Туда же, – но уже с сожалением, – скинул тела стажера, машинистки и стукача. Оставить их в живых не представлялось никакой возможности. В час, когда планета находится в опасности, знал Петреску, утечки недопустимы.

Как и жалость.

Закопав яму, бросил лопату в кусты поодаль, закурил. Оглядел яму поодаль, побольше. В ту он поскидывал трупы овец из отары Георгице.

Звездное небо, обычно такое умиротворяющее и милое, глядело на него миллионами глаз вторжения. Мерцали спутники шифрограммами пришельцев и врагов. Марс алел не пустынной красноватой из-за освещения пылью, а кровью солдат армии вторжения. Венера бухла не влажным слизняком и не античной Афродитой, а источником воды для авангарда пришельцев.

Космос нам Чужой, знал теперь лейтенант.

Как знал он и то, что всё только начинается.

И что ему предстоят еще годы отшельничества и невидимой никому борьбы. Лейтенант намеревался создать на Земле специальные центры – вроде насыпных рисунков в Наске, – с тем, чтобы корабли пришельцев ошиблись в расчётах и разбились уже при приземлении. Ложные костры береговых пиратов, вспомнил уроки истории Петреску. Взглянул последний раз в небо. Отвернулся.

Пошёл прочь.