Официантка, шаркая, убрала пустые тарелки на том самом подносе, на котором принесла две большие чашки кофе. Старая, толстая негритянка. Чулки у нее сползали на пятки, а накрахмаленный фартук был потрепанным. Когда она подошла к столу, то молча посмотрела на них, и покачала головой. Старая добрая мамми. Они проводили официантку взглядами, потом уставились друг на друга, и фыркнули, оба. Стали пить кофе. Он ласково потрогал под столом ее ножку своей ножищей. Она млела. Ах.

– Знаешь эту старую историю про девчонку, к которой приходил отец? – сказал он.

– Что-то такое припоминаю… он заглядывает под кровать, а оттуда в лицо ему нож? – сказала она.

– Нет, совсем другое, – сказал он.

– Она растет и он приходит к ней в 12 лет и просить раздеться, – сказал он.

– Чтобы посмотреть, как она растет, – сказал он.

– В каком-то фильме что-то такое… – сказала она.

– Да в каждом втором, – сказал он.

– Сначала он просит ее об этом, потом залезает на нее, а мать делает вид, что не верит дочери, – сказал он.

– Нет, меня Бог миловал, папа любил маму, – сказала она.

– В один день, – терпеливо сказал он.

– Она узнает, что беременна и хочет сделать аборт, – сказал он.

– Но папаша приходит в бешенство, он хочет, чтобы она родила, он хочет дочку, – сказал он.

–… – с негодованием ничего не сказала она.

– У нее уже огромный живот и соседям приходится наплести про парня, танцы, и секс в машине, – сказал он.

– Но в одно прекрасное утро соседи стригут газон и не видят никого в доме, – сказал он.

– Они стучат.. потом видят что дверь открыта… проходят, – сказал он.

– И тут их глазам предстает невероятная, потрясающая, ужасающая картина, – сказал он.

– Доскажу чуть позже, кассу открыли, – сказал он.

Они встали, он вытащил из-под пиджака пистолет и закричал:

– Всем на месте стоять, на ха! – крикнул он.

– Рот ваш и ноги, кто дернется, стреляю, – крикнул он.

Посетители неловко – как ваза, которая покачалась перед тем, как упасть, – хлопались на пол. Кто-то лез под стол. Попробовала заверещать официантка, но Мини звезданула ей ногой в толстую жопу, и помахала перед лицом своим пистолетом. Официантка заткнулась. Прыщ за кассой – лет двадцати пяти, не больше – трясся, молча, когда Мини выгребала банкноты, а потом и мелочь. Пару монет она сунула в передник официантки.

– На, момми, – сказала она.

– Мы не злые люди и видим, как ты горбатишься тут, – сказала она.

– О да возблагодарит Вас Бог, мэм, – сказала негритянка.

– А ну всем уткнуться рожами в пол, – крикнул Микки.

Подошел к Мини и негриянке. Сказал тихонечко:

– Хочешь, пристрели этого урода за кассой, – сказал он.

– Свалишь потом на нас, все равно никто не смотрит, – сказал он.

– Что Вы, мистер, он хороший мальчик и дал мне работу, – сказала негритянка.

– Я знаю его маму, еще моя мама убиралась у них в доме, – сказала она.

– Генри хороший, воспитанный мальчик, – сказала она.

– Правда, платит мало, и я еще и мыть полы после закрытия должна, – сказала она.

– Пару раз назвал черной жопой, – сказала она.

– А однажды черной дырой, – сказала она.

– Дайте-ка Ваш пистолет, мистер, – сказала она.

…у заправки, что была напротив кафе, Мини завела машину, пока Мики набивал карманы чипсами и жевательными резинками. Валялся в углу пристреленный владелец заправки, с дробовиком в неумелых старческих руках. Выбежала, роняя тапки, негритянка из кафе. Крикнула.

– Мистер, – крикнула она.

– А еще патрончиков у вас не найдется? – крикнула она.

Мини отсыпала, негритянка вернулась в кафе. Потом снова вышла, вернула пистолет, как обещала. Сказала:

– Мистер и мисис, да наградит Вас Господь, – сказала она.

– Я сразу признала, что вы те самые мистер и мисис Мики и Мини, – сказала она.

– Про Вас пишут в газетах, – сказала она.

– Мисс Мини, дай Бог Вам счастья да младенчика, – сказала она.

– Большого толстенького черного младенчика, да благослови его Бог, – сказала она.

– Ты что болтаешь, коза старая, – сказал Мики.

– Простите, мистер! – сказала негритянка.

– Скажите еще, не надоело Вам колесить по стране с этими масками на головах? – сказала она.

– Жарко, поди, небось, – сказала она.

– А ты потрогай, старушка, – сказала Мини.

Негритянка протянула руку, пощупала шерсть, складки кожи, морду.

– Черный Иисус, – сказала она.

– Да это же настоящие мыши… – сказала она.

Упала в обморок, слетели тапки. Мики и Мини переглянулись, рассмеялись. Поехали по пустынным улицам городка, стреляя в столбы и редких прохожих. Потирали мрдочки руками, грызли сырные сэндвичи…

…следующим был банк. Мики встал в очередь, прикрывая морду шляпой, а Мини вдруг встала посреди зала, и забилась в падучей. Когда к ней бросились, Мики одним прыжком преодолел конторку, и дал рукояткой пистолета кассиру по зубам. Выстрелил вверх.

– Ограбление! – крикнул он.

Люди оборачивались. «да это же… Мини и Мики… сами… невероя… ” – шептали люди, поднимая руки.

– Мини, привет! – кричали из толпы.

– Мики, здорово, – кричали они.

Мики и Мини отшучивались, давали автографы. Мики собирал деньги в мешок. Отбирал взносы у вкладчиков. Одному – мужчине средних лет, в рабочем камбинезоне, сказал:

– Оставь свои деньги себе приятель, – сказал он.

– Мы грабим пауков и кровососов, а не простых людей, – сказал он.

– О, Мики, – сказал простой человек.

– Можно я тебе за это отсосу? – сказал он.

– Конечно, приятель, – сказал Мики.

Расстегнулся, вынул. Мужчина встал на колени, прикрылся шляпой – стесняется, подумал Мики, – и стал сосать. Мини в это время залезла на конторку и сказала:

– Хотите я почитаю вам свои стихи? – сказала она.

Толпа зааплодировала. Мини стала декламировать:

…Слушай страна, я хочу дать поэзии, на:

Мики и Мини не воры и не злодеи, не тати

У Мини и Мики простые мечты, кстати

Домик на берегу реки, детишек куча-мала

Все бы, все бы я отдала

За возможность пройти босиком

По берегу той реки, присесть на веранде того дома

Где я никогда не была но словно тыщу лет знакомы

Я бы глядела на то, как сгущается над речкой туман

А самый младшенький наш мышонок, забияка и хулиган

Тормозил прохожих, заставляя подпрыгнуть, звенящая мелочь

Их выдавала бы, а остальные жгли бы костры

Освещая наш домик, о, Мики, где ты,

Варил самогон, косил бы нам сено

Толстые прутья его обломив о колено

…У Мики и Мини простые мечты

Но блядь пидарасы и твари паскуды менты

Осесть не дают и словно диких зверей

В облаве из ста милионов двухсот егерей

Нас гонят куда-то, кусают за пятки, стреляют

Нам жить не дают, вафлеры, и все догоняют

Но мы не сдаемся, мы мля супер-мышИ

Любитесь вы в рот, козлы-легаши!!!

Грянули аплодисменты. Застегивался Мики. Сглатывал простой человек в шляпе. Мини сказала:

– А ты, почему не хлопаешь? – сказала она, ткнув пистолетом.

– Ты, ты, – уточнила она, прострелив человеку, который не хлопал, колено.

– Мэм, я литературный обозреватель «Нью-Йорк Таймс» – всхлипнул он.

– Ваши стихи это такое г… – всхлипнул он, потому что Мини прострелила ему второе колено.

– Такое гениальное творчество, – взвизгнул он.

– Такое опупительнейшее пизатейнейшее Творчество! – крикнул он.

– Вы гений, Гений, – крикнул он.

…уходя, Мики и Мини добили из жалости критика, и уехали.

В машине Мини легла на заднее сидение передохнуть, и посчитать деньги. Мики рулил, курил и хмурился. Вот уже пятый год они, двое простых американцев, лишенных всех своих сбережений правительством Гувера, колесили по стране, отнимая деньги у богатых, и даря их бедным. Ну, себе – ведь Мики и Мини были небогаты. Мини все спускала на платья, и полосы центральных газет, которые выкупала под свои стихотворения. Мики любил дорогие сигары и сырные сендвичи. А еще оба они мечтали о том, чтобы избавиться от своих мышиных голов.

…шериф и его двести помощников залегли в засаде тихо, и ни одна птица не взлетела над полем. Вдали показался черный автомобиль. Шериф сжал в руках автомат Томпсона…

…Мики нажал на газ, потому что следовало торопиться. В голове его созрел гениальный план. Вся Америка знала, что он разрабатывает гениальные планы, и пусть пока дело дальше заправок, закусочных и провинциальных филиалов банков не шло, но вся Америка знала. Благодаря статьям, заказанным Мини в центральной прессе, конечно. Они обычно и шли разворотом: поэма Мини на левой полосе, и материал про гениального грабителя Мики на правой. Мики нажал на газ еще сильнее, вгляделся, впереди что-то темнело…

…шериф и ребята выскочили из-за поваленных деревьев и стали методично расстреливать машину с ебанутыми мышами, которые ограбили уже всю Америку. Стреляли, пока не кончились в магазинах патроны. Каркая, взлетели над полем вороны. Люди окружили машину, чьи дверцы с замками, сорванными пулями, ходили взад-вперед. Заглянули внутрь.

…Мики проводил взглядом какую-то машину, почему-то изрешеченную пулями, пожал плечами, и повернул, следуя указателю. «ГОЛЛИВУД», было написано там…

…из автомобиля выпал стройный, но теперь скрюченный пулями «Томпсонов» мужчина в, почему-то, пижаме. На сидении рядом с ним плавала в крови женщина в экстравагантной «ночнушке» красного шелка. «Френсис и Зельда Фитцджеральд», прочитал шериф на визитке. Смущенно хмыкнул. Из багажника помощники уже вынимали ящики с шампанским и корзины с устрицами…

…ворваться в дом Мэрилин оказалась проще простого. Эпоха всеобщей информатизации и подозрительности еще предстояла – как сказал напоследок единственный сторож, которому Мини пустила пулю в лоб, – и никаких камер не было. И никого не было, кроме Мэрилин и мужика с квадратной челюстью и взглядом побитой собаки, которому Мерилин сосала и который снимал это на примитивную камеру.

– Мистер президент! – сказал Мики.

– Мики и Мини! – сказал мистер президент.

– М-м-м-моооэээууууаааа, – сказала Мерилин.

– Малыш, дай ей закончить свое дело, и мы побеседуем, – сказал мистер президент.

– Автограф, счастливая улыбка, и, конечно, мокрые трусики, – сказал он.

– Конечно, конечно, – сказал Мики.

Они с Мини уселись у стенки, положили руки на колени, стали смотрить. Мисис Мэрилин отсасывала лихо – как ковбои, которые, форся, въезжают в мексиканский городок. Лошадка и так пойдет и этак, а может и на колени встать под балконом красотки познойнее. Мики с Мини только диву давались. А уж когда Мэрилин «С днем рождения мистер президент» сбацала, – изо рта не вынимая, – Мини даже позавидовала. Ну, куда такой простой девчонке против такой холеной леди, подумала она с грустью и завистью. Мики нежно пожал ей руку. Все-таки он меня любит, подумала Мини.

– Да, вот так, – сказал мистер президент.

– Могилы молодых американцев, откликнувшихся на призыв к службе, раскинулись по всему земному шару, – сказал он.

– Ныне труба вновь зовет нас, – сказал он.

– Я не уклоняюсь от такой ответственности – я ее приветствую, – сказал он, и засадил поглубже.

– Дорогие сограждане мира, не спрашивайте, что Америка сделает для вас, – сказал он.

– Спросите, что все мы вместе можем сделать для свободы человека, – сказал он.

– ДА я кончаю, – сказал он.

Изогнулся стрелой – так позже Мини написала в анонимных автобиографических записках «Я видела смерть Кеннеди» для сайта заговоров и НЛО – и мисс Мэрилин стала глотать.

Тут-то Мики и выстрелил им каждому в сердце.

…после того, как Мики и Мини отгрызли мистеру президенту и мисис Мэрилин головы, они быстренько нашли продажного хирурга, который отрезал им мышиные головы, и пришил человеческие. Поначалу головы вели себя странно. Так, например, новая голова Мики все время требовала взойти на возвышение и все норовила обратиться к согражданам с какой-нибудь речью потрогательнее. А новая голова Мини все норови… Впрочем нет, это, – с наслаждением прислушивался Мики к возне где-то внизу, – вовсе никакой не недостаток. Ему нравилось, что в самый ответственный момент снизу раздавалась та самая песенка про день рождения, а то и игривое…

– Пу-пи-пи-ду-ту-ду! – трубила Мини.

После чего сглатывала.

…Американская пресса их самих числила убитыми – ведь были найдены тела и две мышиные головы. А если решила пресса, то полиция и ФБР бессильны, признал мистер Гувер после того, как Мини отсосала и ему по старой – еще Мерлиновской – памяти.

…Мини и Мики выправили себе новые документы, уехали в Тихиуану, и купили маленький домик на побережье в часе езды от города. Иногда на кактусы в долине за домом прилетали орлы, и тогда ребята вспоминали, что они в Мексике.

Океан, тихо шумя, то отступал, то наступал, играл котенком, но это все был обман – Океан, как и время, только притворялся, что движется.

…Мики курил травку, купался вечерами голый, и сочинял пространные речи. Мини писала стихи, но уже никуда их не слала – ведь они были мертвы для всех, – и, всласть начитавшись, просто выбрасывала бумаги в воду. Они сначала рвались к берегу с волнами, а потом, – словно отчаявшиеся моряки после крушения в открытом море – переставали сопротивляться, и, намокнув, исчезали с серой поверхности Океана.

Ложились на дно Тихуаны.