– Задолбал меня Лоринков, – сказал Барак Обама.

– С его глупыми шутками, – сказал он.

– Про рост, про цвет кожи, пост, – сказал он.

– Не смешно, вторично, глупо, – сказал он.

– И еще глупее, что вторичность он оправдывает постмодернизмом, – сказал он.

– Этак мы любое несвежее говно выдадим за постмодерн, – сказал он.

– Да еще и эти диалоги, – сказал он.

– Сказал он, сказал он, сказал он… – сказал он.

– Невыносимо, читать невозможно, – сказал он.

Поставил ноги на стол, закурил косячок, и сплюнул в угол. Мужичок в жилетке с пышной шевелюрой бросился убирать. Обама кивнул, и передал косячок некрасивой женщине, похожей на пловца-трансвестита из ГДР. Что за…, подумал Обама. Кажется, Меркель, подумал Обама.

– Все верно, – сказала Меркель.

– Идиот, – сказала она.

– Сексист сраный, с вечными шуточками насчет внешности, – сказала она.

– Недавно назвал меня пловцом-трансвеститом из ГДР, – сказала она, затянувшись.

– Говнище молда…, – сказала она.

– Тише, прошу вас, – сказал Обама.

– Каждый несет персональную ответственность за свои проступки, – сказал он.

– При чем тут целый народ? – сказал он.

– Пусть этот молдаван сам отвечает за свой базар, – сказал он.

– Точняк, – сказала Меркель, и затянулась еще раз.

– Оставьте другим, – сказал Обама.

– Ах, оставьте вы оставлять, – сказала Меркель.

– Каждый получает столько, сколько его страна скинула в бюджет ЕС, – сказала она.

– Что же, значит восточноевропейская часть собрания пролетает, – сказал Обама задумчиво.

– Совершенно верно, мой фюрер, – сказала Меркель и, наконец, расслабилась.

– Восточноевропейская часть отсо… пролетает, – рассмеялась она.

– Пышка, давай я тебя трахну, – сказал пожилой мужчина в ермолке.

– Это что еще за шут? – сказала Меркель.

– Президент Израиля, его судят за харрасмент, – сказал Обама.

– Обижаешь, – сказал президент Израиля.

– Пять износов и одно тяжкое, какой харрасмент? – сказал он.

– Заткнитесь все, – сказал Медведев.

– Этот Лоринков… – сказал он.

– Тоже меня достал, – сказал он.

– Недавно письмо в общественную приемную прислал, – сказал он.

– Какие-то мухи, какое-то говно, – сказал он.

– Да еще и отпирался, когда ему домой позвонил и спросил, что за фигня, – сказал Медведев.

– Говорит, мол, не я, – сказал Медведев.

– Курить будете? – спросила Меркель.

– Нет, конечно, – сказал Медведев.

– Я не собираюсь гробить свое здоровье наркотой, я приверженец спорта и здорового образа жизни, в отличие от вас, – сказал он.

– В 2015 году каждая российская семья получит штангу, автомобиль «Мицубиси», и потрет обнаженной певицы Максим, – сказал он.

– Я сказал автомобиль? – сказал он.

– Я хочу сказать два автомобиля «Мицубиси», – сказал он.

– Эй, – сказал проснувшийся премьер Японии.

– С каких это – сказал он.

– Саечка за испуг, – сказал Медведев.

– Чмяк, – сказал он, и дал японцу саечку.

– Ха-ха, – сказал он.

– Ха-ха-ха-ха-ха, – сказал он.

– А-ахаххахахаха, – сказал он.

– Ухахахахаха, – сказал он.

– Понятно, – сказали Обама и Меркель.

Разговор происходил в огромной зале с круглым столом, вокруг которого сидели главы самых больших и могущественных держав мира, и курили отличную марихуану. По стенам стояли лавки, на которых сидели лидеры второстепенных государств мира, и пили водку. В прихожей толпились лидеры третьестепенных государств мира, и пили дешевое украинское пиво. А снаружи, у входа, мерзли президент Грузии, Польши, Украины и Тринидад и Тобаго.

Причем президент Тринидад и Тобаго просто вышел покурить…

– Понимаете, проблема в том, что его же неловко вот так… – сказал Медведев.

– Как? – сказал Саркози, открыв пиво.

– Ну, замочить, или, не выходя за рамки правового поля, устранить, – не вышел за рамки правового поля Медведев.

– И потом, писатель он русский, а на русском сейчас нормальных писателей кроме него нет, – сказал Медведев.

– И чьл? – сказал Обама.

– Хорошо вам, – с обидой сказал Медведев.

– У Обамы есть Мейлер и Паланик, у англичан Барнс и Уэлш, у латиносов Маркес и Хореро Луке, у Меркель – Грасс и Памук на заработках, а у нас один Лоринков остался! – сказал он.

– А у нас тоько один остался, кто пишет не хуже ваших Мейлера и Буковски, Грасса и Маркеса, – сказал он.

– И это гребанный Владимир Лоринков! – ударил он по столу.

– Один великий русский писатель из живущих! – сказал он горько.

– Да и тот молдаван! – сказал он.

– И тот вечно залупается! – сказал он.

– А ведь замочим его, вообще без писателей останемся, – сказал он задумчиво.

Меркель рассмеялась.

Это президент Израиля залез ей под юбку и основательно там копошился…

– Мстит за Холокост, – томно думала Меркель.

Раскинув ноги пошире, канцлер приняла на себя историческую вину родины…

* * *

В зале, между тем, становилось все жарче и веселее.

Над столом висела огромна летучая мышь из золота. На ней огромными буквами было написано «Мальтийская мышь». Мышь сложила лапки на животе, и была похожа на супермена. Если бы тот был мышью, конечно. На стенах были нарисованы портреты основателей тайного Главного Общества Властителей Нашей Ойкумены. Основатели были в масках…

– Дамы и господа, – сказал Обама и захихикал.

– Друзья, комрады, – сказала Меркель, и захихикала.

– Господа задержанные… – сказал Медведев и рассмеялся.

– Саечка за испуг, – сказал он.

– В общем, мы собрались здесь потому, что нас окончательно заколебал писака один, – сказал Обама, справившийся с волнением.

– Лоринков этот, – сказал Обама.

– Своими пасквилями он подрывает основы современного мира, – сказал Обама.

– Нарушает систему хрупкого равновесия на планете, – сказал он.

– Надо его заткнуть, – сказал он.

– Есть предложения, хомячки? – спросил он в сторону лавок.

– Давайте найдем президента Молдавии и поручим ему посадить Лоринкова в тюрьму, как Нельсона Манделу, – сказал нечесаный крестьянин у стены.

– Эй, эй, – сказал Нельсон Мандела.

– Заткнись, черный, – сказал Обама.

– А ты кто, – сказал он крестьянину.

– Я президент Словакии, – сказал крестьянин.

– Так какого черта ты делаешь здесь, а не в прихожей, – сказал Обама.

Колхозника выволокли и избили.

– Тюрьма не годится, – сказал Обама.

– Будет нам еще один Нельсон Мандела, – сказал он, неодобрительно покосившись на Нельсона Манделу.

– Но мысль спросить с президента Молдавии недурна, – сказал Обама.

– Это же его территория, – сказал он.

После долгого разбирательства президента Молдавии нашли. Им оказался тот кучерявый мужчина в жилетке, который и подтирал плевки в зале. К сожалению, ни слова вытянуть из молдаванина не удалось. Он только мычал, пускал сопли, пускал ветры, и бормотал что-то на французском. Саркози различил только фразу «бонжур мадам».

– Ну скажи хоть слово, дебил, – сказал Обама.

– Мне Лолинков сказал сто госудаль импелатол сволоць, – сказал президент Молдавии.

– А Миса конфетка взяль и плыг, – сказал он, и прыгнул.

– М-е-е-е, гоп, – сказал он и рассмеялся.

– Ну полный же имбецил, – с огорчением сказал Обама.

– И как они такого дебила президентом сделали?! – сказал он.

– Ваших рук дело, – сказал ехидно Медведев.

– Ой ли? – сказал ехидно Обама.

Королева Англии тщательно притворялась, что спит.

– Му-ма-мэ, – сказал с огорчением президент Молдавии.

– Тем более Лоринкова нужно заткнуть, – сказал Медведев.

– Как нам заставить замолчать Лоринкова? – сказал Медведев.

– Давайте попросим Маркеса, чтобы он позвонил Лоринкову и попросил заткнуться, – сказала Меркель.

– Старик совсем сбрендил, только о шлюхах и болтает, – сказал Берлускони.

– Давайте замочим его прямым ударом ракеты земля-воздух, – предложил президент Израиля.

– Вам, сионистам, лишь бы ракетами весь мир осыпать, – сказал турок.

– Я слышал, вы собираетесь в круиз на теплоходе… – с угрозой сказал израильтянин.

– А ну заткнулись оба, – сказал Обама.

– Марионетки империалистических США, – сказал он.

Вынул руки из задниц обоих, и куклы, обмякнув, упали на стол.

– Ух ты, – сказал Медведев.

– Ха-ха-ха, – сказал он.

– Но что же нам делать с Лоринковым? – сказал он.

– Хотя давайте сначала передохнем, – сказал он, и хлопнул в ладоши.

В зал вбежала группа людей в пестрых костюмах с копьями. Они станцевали лезгинку, потом вальс, потом танго.

– Африканский конгресс, – пояснил Медведев недоумевающему Обаме.

– Почему всегда чернокожие? – сказал Обама.

– Брось, нигга, – сказал Мандела.

– И то верно, – сказал Обама.

– Что это за тень узкоглазая тут спит? – сказал он.

– Это Пан Нги Мун, – обиженно сказал мужчина с узкими глазами с бейджиком «Китай».

– Пан? – сказал Обама.

– Поляк же на улице, – сказал он.

– Это из ООН, – сказал Медведев.

– Давай нарисуем ему усы, – сказал Обама.

– Давайте поимеем его сзади, – сказал Саркози.

– Ой, то есть… – сказал он.

– Ну я оговорился, – сказал он.

Собравшиеся вежливо похлопали президентам стран Африканского конгресса, которые станцевали свои номера, и убежали. Президенты вернулись к проблеме. Стол задумался. Снова завился дымок марихуаны. Саркози подержал дым в легких, потом мощно выпустил его в лицо уборщику-молдаванину. Тот сначала обиделся, потом рассмеялся. Стал вытирать пол своей рубашкой.

– Молдаванин, – сказал Мандела.

– Дикарь, – сказал Мандела.

– Нигга, – сказал он.

– А почему молчат англичане? – сказал Мандела.

Собравшиеся закивали. Седенькая женщина в красном платьице и с идиотской шляпкой проснулась, улыбнулась, и сказала только.

– Вы бестолковые.

– Бонд, – сказала она.

– Джеймс Бонд, – сказала она.

После чего снова заснула.

Зал взревел от радости.

Спустя час лучший агент британской разведки вылетал в Кишинев, чтобы найти и ликвидировать задолбавшего всех писаку Лоринкова. Президенты, состоявшие в тайном обществе, разъехались по домам. Убирать зал оставили латиноамериканцев. Они печально шаркали метлами, пока Уго Чавес, вынюхав дорожку на столе, не залез на него и начал речь.

– Братья эль латинос… – говорил он.

* * *

Звонок от Ее Величества Джеймс получил, сидя на унитазе.

Причем сидел он там довольно давно. Агент 007 никак не мог облегчить душу.

– Выходи, сраный торчок, – били в дверь посетители паба.

Джеймс страдальчески морщился, и читал Деррида, книгу которого всегда брал с собой в уединение. Так посоветовала делать ему королева. А уж у старушки житейского опыта не отнять! Совет насчет Деррида Ее Величество дала Джеймсу во время традиционного охотничьего бала в Ланкастере. Джеймс зажмурился, и вспомнил осенний лес, ржание лошадей и принцев, вкус виски, дымку над Лох-Несс… И, конечно же, Ее Величество!

– Запомните, Джеймс, – говорила она, догоняя лису.

– Любой сраный лягушатник лучшее слабительное, – говорила она, настигнув лису.

– Я лично без Деррида на толчок не сажусь, – говорила она, вынимая из-за пазухи трость.

– Флобер, Стендаль, конечно, не то, – говорила она, начиная пялить лису тросточкой.

– Ну, а Глюксман, это если серьезное расстройство, – говорила она, убыстряя темп.

– Эти французы придумали все самое плохое в мире, – говорила Ее Величество, пока лиса кончала.

– Включая организацию «зеленых», которые и запретили нам старую охоту на лис, оставив эту, ВЕСЬМА сомнительную, забаву, – сказала Ее Величество, пока лиса закуривала сигарету и откидывалась на подушку со счастливым видом.

– Так что увидел француза, убил француза, – говорила она, пока лиса не начинала ластиться к тросточке.

– А хочешь просраться, послушай француза, – говорила она, и они с лисой шли на второй круг.…

Джеймс покрятхел и слез с унитаза. На ногах остались пятна от ободка. Ни черта не получилось. Даже Деррида не помог, значит дело серьезное, знал Джеймс. Зазвонил телефон. Джеймс взял трубку, и вдруг почувствовал позывы. Надо бы написать об этом как-нибудь книгу, подумал он. Обо все випах, кого я знал. И чтоб по правде… И назвать ее… Ну «Голые люди», например, подумал он, чувствуя позывы.

– С вами будет говорить Ее Величество, – сказал голос то ли мажордома, то ли глашатая, Джеймс их вечно путал.

И вдруг почувствовал, что вот Оно, начинается. Но сесть, по протоколу, не мог… Джеймс стал переминаться с ноги на ногу.

– Бонд, – сказала королева.

– Поезжай в Кишинев и убей Лоринкова, – сказала королева.

– Это один чувак, он нас Затрахал уже всех просто, – сказала она.

– Я знаю, кто такой Лоринков, – просипел Джеймс.

– Я тоже почитываю сайты порнорассказов, – просипел он.

– Отлично, мой мальчик, – сказала Ее Величество.

– У тебя что-то с голосом, – сказала она.

– Деррида, – просипел Джеймс.

– Впрочем, уже все, – сказал он ясным, бархатным голосом джентльмена.

…дверь распахнулась, и эдинбургские пьяницы с удивлением увидели рослого красавца во фраке и без трусов, который вышел им навстречу с элегантной улыбкой.

– Бонд, – сказал он им.

– Джейс Бонд, – сказал он.

Джеймс улыбнулся и достал пистолет. Пьяницы бросились в рассыпную. Агент вздохнул и подошел к стойке, выпил. Позвонил в аэропорт и заказал билеты. Оператор долго не могла понять, куда нужно клиенту. Вотс зе факинг Молдоффа? – говорила она, – и поняла лишь с пятого раза.

В тот же вечер Джеймса по ошибке отправили на Мальдивы.

* * *

В Кишиневе Джеймсу Бонду не понравилось.

В городе было грязно, пахло говном, и какие-то идиоты красили все памятники в цвета национального флага Молдавии. Он – знал Джеймс, хорошо изучивший страну, где предстояла операция, – представлял собой трехцветное полотнище с какой-то птицей и сраным буйволом. Зато в Кишиневе Джеймсу понравились женщины. Они ходили нарядные, как самые дешевые лондонские проститутки. А еще албанские – Джеймс, побывавший в Албании с секретным заданием, знал, как выглядят албанские проститутки. Присмотревшись к кишиневским женщинам, Джеймс с радостью и правда узнал многих знакомых лондонских и албанских проституток. Но сейчас ему было не до того. Он доехал на троллейбусе, где его облапала кондуктор, до центра города и пересел на маршрутку, и та понеслась под гору по встречной полосе со скоростью 150 километров в час.…

Джеймс с удивлением глядел на выбоины и трещины кишиневского асфальта. На то, как дети спорят за право просраться прямо посреди песочницы с бродячими собаками. На нищих на главных проспектах… Потрясающая нищета, подумал он. Невероятная грязь, подумал он. Ну прямо Гаити гребанное, подумал он. В это время из-за угла на него выбежала курица с отрубленной головой, и запиской в перьях.

Развернув записку, Джеймс прочитал шифровку.

«… север… полшестого… восемнадцать раз провернешь… сблевани по кругу… в полночь тыква… а крысы на вокзале… когда гребнешь, позови… почему мамалыга сладкая… твоя вторая Лиза».

Сжал зубы, открыл дверь в подъезд, и осторожно сунул ключ в дверь квартиры Лоринкова.

* * *

Джеймсу Бонду понравилось в квартире писателя Лоринкова.

Она очень отличалась от всего остального Кишинева. В ней пахло розами, потому что везде стояли свежие розы, – было чисто, аккуратно, убрано, уютно, и не было проституток, молдаван, трехцветных флагов, и маршруток. Теперь понятно, почему у него на родине репутация изгоя и «белой вороны», подумал Джеймс. Аккуратно повесил зонтик с ядовитой иглой на вешалку, разулся, и прошел в комнату. Там, сидя за ноут-буком, сворачивал и разворачивал окна с порнографией 70—хх годов, плотный мужчина, по всей видимости, Лоринков.

Глядя на постеры фильма «Датские школьницы 1976», Бонд забылся.

– Здоровское порно, – сказал Джеймс, присев рядом.

– Семидесятые, – сказал Лоринков, не отрываясь от экрана.

– Женщины еще носили длинные волосы на голове, – сказал Джеймс.

– Умеренно брили промежность, – сказал Лоринков.

– И у них все было настоящим, – сказал Джеймс.

– Грудь, губы, задница, все было настоящим, – сказал Лоринков.

– Не то, что эти нынешние силиконовые монстры, – сказал Джеймс.

– Не то, что эти извращения нынешнего времени, – сказал Лоринков.

– Раньше как, – сказал он.

– Сверху, снизу, сзади, и спустить на мохнатку, – сказал он.

– И размазать, – сказал Джеймс.

– А то как же, – сказал Лоринков.

– Причем часами, – сказал Джеймс.

– А как выглядели женщины?! – воскликнул Лоринков.

– Господи, да порноактриса 70—хх годов выглядит свежее и красивее звезды кино 2000—х! – восклинул Джеймс Бонд в волнении.

– Нет, ну исключая Скарлет Йохансон и Шарлиз Терон, конечно, – поправился он под осуждающим взглядом Лоринкова.

– Исключая Терон и Йохансон, согласен, – сказал Лоринков.

– Нет ничего лучше порнографии семидесятых годов двадцатого века, – сказали они хором.

Лоринков в волнении вскочил, и пошел на кухню за выпивкой.

Джеймс огляделся. В огромном проеме между кухней и комнатой, на импровизированной барной стойке, стояли виски и ракы, вино и коньяк… Плавала в пузатом аквариуме не менее пузатая рыбка. На стекле было наклеена бумажка с надписью «Рыбка Евдокия». По стенам висели фотографии смеющихся детей, кроткой симпатичной женщины с железным взглядом («а ведь она даст фору Ее Величеству», понял Джеймс), и картины. В углу – десятка три книг, распечатка порнорассказа «Космический трах», скамья и штанга с гантелями. В большой зале мебели, за исключением огромной кровати, не было. Настоящий траходром, подумал с уважением Бонд. Над входом в зал висела табличка «Западно– и восточноевропейским интеллектуалам вход воспрещен».

Вот квартира Настоящего Интеллектуала, подумал Бонд.

– А семья, простите…? – крикнул Джеймс на кухню.

– На море, отдыхают, – крикнул в ответ Лоринков.

Вернулся в комнату с двумя стаканами, снял с подоконника виски, разлил.

– А вы, собственно, кто? – сказал он.

– Бонд, – сказал смущенно агент, вспомнив цель визита.

– Ну, Джеймс, – сказал он.

– Потрясающе, велкам, – сказал Лоринков.

Мужчины выпили. Врукопашную могу и не справиться, подумал Бонд. Хорошая форма Лоринкова стала для него неприятным сюрпризом.

– А что это вы такой… широкий, – сказал он.

– А разве с местными туземцами по-другому можно? – скзаал Лоринков, пожав плечами и потрогав с удовольствием бицепс.

– Верно, – сказал, вспомнив туземцев, сказал Бонд.

– Буду краток, – сказал он.

– Это фраза российского политика Путина, – сказал Лоринков.

– Пардон, – сказал Бонд.

– Не нужно французского, – сказал Лоринков.

– Дерридов этих, – сказал он с брезгливостью.

– Вы тоже их не любите? – сказал Бонд с радостью.

– А кто еще их любит? – сказал Лоринков.

Бонд кивнул. Королеве было бы приятно, подумал он. Способный молодой человек, подумал он. Да и порнорассказы тачает что надо! Жаль…

– Я прибыл Вас убить, – сказал он с огорчением.

– Бывает, – сказал Лоринков.

– А кто заказал, – сказал Лоринков.

– О-о-о, – сказал Бонд.

– Небось, Главного Общества Властителей Нашей Ойкумены? – сказал Лоринков.

– Что? – сказал Бонд.

– Так я ведь в курсе, – сказал Лоринков.

– Откуда.. – сказал Бонд.

– Что про… – сказал Бонд.

– Я по.. – сказал Бонд заплетающимся языком.

– Метопроциклодол, – сказал Лоринков.

– Мышцы немеют от него, – сказал Лоринков.

– А язык ведь тоже мышца! – сказал он.

Бонд, не успев объясниться, упал лицом вниз.

* * *

…очнулся Бонд, глядя в синее небо. Внизу шумели машины. Рядом стояли лыжи, трехлитровая стеклянная банка с чем-то прокисшим, велосипедное колесо, и печатная машинка «Ятрань» без каретки. Балкон, понял Бонд.

– Извините, Джеймс, – сказал Лоринков, сидевший рядышком на стуле.

– На балконе не так слышно, – сказал он виновато.

– Что вы собираетесь сделать? – сказал Бонд с улыбкой.

– Начать читать мне часовую речь о том, как вы раскусили наше ГОВНО, и сумели опередить меня? – сказал он.

– За мной придут миллионы, – сказал он.

– У нас длинные руки, – сказал он.

– Ну? – сказал он.

– Да, – сказал Лоринков.

– Я и правда собрался прочитать вам часовую речь про то, как раскусил ваше общество, и сыграл на опережение, – сказал Лоринков.

– Все злодеи одинаковы, – сказал Бонд.

Улыбнулся, кивнул и начал слушать, осторожно распутывая веревки на руках. Лоринков прокашлялся, отпил коньяку – зря, не стоит смешивать, подумал Бонд, – поставил бутылку на пол, вынул из-под коробки пистолет и выстрелил агенту 007 в лицо. Наступил на подергивающиеся ноги, с отвращение отвернулся, и, не глядя, еще раз выстрелил. Обернулся, лишь когда Бонд затих. Выпил еще, набрал номер.

– Дорогая, – сказал он…

–… Дорогая, – сказал он спустя час после того, как женский голос в трубке умолк.

– Я только что убил Джеймса Бонда, – сказал он.

– Что еще за хрен? – сказал голос с недоумением.

– У меня никогда не было парня по имени Джеймс Бонд, – сказал голос растерянно.

– Но все равно, я ценю… мой ревнивый Отелло, – сказал голос довольно.

– Гос-с-с-поди, это шпион, он собирался меня убить, – сказал Лоринков.

– А, – сказал голос, утратив интерес к трупу на балконе.

– Я надеюсь, в доме будет чисто, милый? – сказал голос.

– Не пей там много, – сказал голос.

Лоринков покачал головой и выпил еще. Снова набрал номер.

– Я убил его, – сказал он, даже не представившись.

– Хорошо, – сказал голос президента Медведева.

– Избавьтесь от трупа и ПОЖАЛУЙСТА… – попросил он.

– Сбавьте обороты, – попросил он.

– Меня и так уже слишком многие просят вас убрать, – сказал он.

– Я бы и сам с удовольствием распорядился вас убрать, – сказал он.

– Уж больно вы настырный мудак, – сказал голос.

– Вас спасает лишь то, что вы единственный русский писатель сейчас, – сказал он.

– Раритет России, – сказал он.

– Ну типа как последний медведь, или оставшийся литр нефти, – сказал он.

– Чудо природы, – сказал он.

– Учтите, я рисковал, слив вам инфо про Бонда, – сказал он.

– Ладно, ладно, – сказал Лоринков.

– Спасибо, – сказал он.

– Служу великой русской культуре, – сказал голос.

– Вольно, – сказал Лоринков.

Отключил связь и задумчиво поглядел на покойного. Прикрыл лицо тряпкой. Насчет тела он не беспокоился. Бродячие собаки в парке растащат труп на кусочки за час, знал Лоринков. Оставалось ждать вечера. Лоринков взял бутылку и вернулся в квартиру, коротать время. До наступления темноты было примерно два часа. Он покопался в дисках и выбрал «Глубокую глотку». Старый добрый, – словно Англия, – фильм, очень соответствовал моменту, знал эстет Лоринков.

Рыбка Евдокия всплыла и стала хватать пузырьки на поверхности воды. Это значило, что поднимается атмосферное давление.

Лоринков подумал, что будет дождь.