Я как раз обдумывал, у кого бы еще взять интервью, когда в комнату вошел редактор.

— Сегодня Новый год, и я разрешаю вам не работать,— сказал он.

— Спасибо, шеф,— поблагодарил я.

После сытного новогоднего пудинга меня сморила дремота, и я заснул. Но, увы, мне снилось, что я снова беру интервью у животных, которые пришли попрощаться со мной и еще раз напомнить о себе.

В окно прыгнула Кенгуру.

— Не забудьте,— сказала она, — наши дети рождаются крошечными, как сустав вашего мизинца, и весят не больше тридцати граммов. Совсем маленькие, а без посторонней помощи забираются ко мне в сумку! Но вот вырастут и легко перепрыгнут через двухметровый забор.

Внезапно откуда-то сверху раздался голос Летучей Мыши.

— Во время полета, который мы совершаем со скоростью сорок километров в час, наши детки крепко держатся за нас. Ученые считают, что мы — это первые пассажирские самолеты. Когда нам залепили глаза воском, наши особые «радары» помогли нам избежать столкновения с деревьями и проводами.

— Подумаешь, радар,— пробурчал Осьминог, подперев свое лицо восемью руками.— Мы изобрели дымовую завесу и реактивный двигатель.— Сказав это, он высосал всю воду из графина редактора и, выпустив ее мощной струей, шлепнулся о стену и повис на присосках. Потом принял цвет стены и спрятался за чернильной завесой.

Кто-то услужливо протянул ему чернильницу редактора, чтобы он пополнил запас чернил.

— Подумаешь, устрашил! — воскликнул Кузнечик и подскочил до потолка.— С нами никто не сравнится! Если наша двоюродная сестра-саранча отложит миллиарды яичек на гектаре земли, то новые полчища саранчи смогут уничтожить урожаи, остановить поезда, затмить солнце и погасить огонь, который зажгут люди, чтобы их уничтожить.

— Но я никому не позволю это сделать,— квакнула Лягушка и, высунув длинный язык, проглотила Кузнечика.— Ах, как вкусно! — облизываясь, продолжала она.— Ваши рассказы меня не удивляют. Вот посмотрели бы вы на южноамериканских жаб. Они заглатывают крыс и птиц целиком, а южноамериканские лягушки носят яйца во рту до тех пор, пока из них не вылупятся головастики.

— Нашла чем хвастаться! — выкрикнула Блоха и со злостью посмотрела на Кита, который загораживал ей всех присутствующих. — Я хочу вам напомнить, что многие блохи прославились своими выступлениями в королевских дворцах. Дрессированные блохи вращали карусели, их запрягали в крошечные кареты и колесницы. Правда, на блошиный цирк надо было смотреть через увеличительное стекло.

— Слова бьют из вас фонтаном,— сказал Кит, выдохнув фонтан воды, который насквозь пробил потолок и разбил огромную люстру.— Вы слишком малы, чтобы на вас обращали внимание. У нас одни только зубы весят полтора килограмма каждый. А наши дети! Некоторые из них достигают десяти метров в длину. Между прочим, каждые тридцать сантиметров тела кита весят полторы тонны. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы на обед съедаем две тонны креветок. Кроме того, не забывайте, что когда-то мы были сухопутными существами, и у нас до сих пор имеются остатки задних ног. Ведь мы не рыбы, а теплокровные животные.

— Да вы еще к тому же и хвастун,— съязвил Крокодил.— Подумаешь, такой здоровенный детина, а питается одними креветками. Маменькин сынок! Насколько мы меньше вас, а съесть можем целиком лошадь или корову. Не побрезгуем и летучей мышью, когда она спускается к воде, чтобы напиться. Мы жестокие и злые, но птичке-зубочистке разрешаем залетать к нам в пасть, чтобы почистить зубы. Правда, мы льем крокодиловы слезы, но лишь для того, чтобы промыть себе глаза. И еще вот что! Вы не должны путать нас с аллигаторами, этими робкими существами,— поспешно добавил он.— Они меньше нас, не едят людей и живут в Америке и Китае. Мы же обитаем в Азии, Австралии, Африке и в странах Тихого океана.

— Там всюду жарко,— прокрякал Пингвин и, переваливаясь из стороны в сторону, маленькими шажками подошел поближе.— В тех местах, где живем мы, вы замерзли бы,— сказал он Крокодилу.— Ведь вы хладнокровные твари. Мы кладем лишь одно яйцо, которое высиживаем в гнездах, сделанных из палок и камней. И не сходим с гнезда даже в самую страшную пургу. Иногда нас засыпает снегом. А когда наши дети замерзают и гибнут, осиротевшие матери пытаются стащить яйцо у соседок. Когда же дети подрастают, их оставляют на попечение бабушек, и малыши так наедаются, что не могут подняться с земли. Пингвины, как и люди, выходят на прогулки целыми семьями и бесплатно катаются на льдинах и купаются в воде до темноты.

— А почему вы не носите с собой фонаря? — спросил Светлячок.— С помощью особых химических веществ и рефлекторов, которые находятся у нас внутри, наши лампочки светят через прозрачную кожу. Это очень удобно. Одни светлячки имеют целую гирлянду фонариков, другие — два ярких прожектора, иногда не белого, а зеленого цвета, третьи имеют желтый фонарь на хвосте для взлета и посадки, У нашего бразильского родственника, который всю жизнь считается белой гусеницей, много зеленых лампочек по бокам. А спереди одна красная. Он выключает свои лампочки все вместе или поодиночке. А черви-светлячки очень любят светить, лежа в сырой траве.

Услыхав слово «червяк», в разговор вступил дождевой Червь.

— Они вовсе не настоящие черви,— сказал он извиваясь. — И вообще вы, светлячки, просто рой веселых искр.

— Тс-с-с-с,— прошипела Змея.— Все вы, черви, похожи друг на друга. А вот о нас этого не скажешь. Среди нас есть две тысячи разновидностей: удавы длиной десять метров и гадюки всего лишь тридцать сантиметров. Некоторые змеи скользят по воздуху; рогатые гадюки носят на голове рога; бородавчатые змеи напоминают хобот слона; в море живут змеи, которые никогда не покидают воду; гадюка Рассела жалит в прыжке, а гадюка-дутыш раздувается до огромных размеров. Вы только посмотрите, какой красивый и разнообразный рисунок на нашей коже!

— Ну уж позвольте,— обиженно произнесла Бабочка.— Нет более прекрасных и нежных тонов, чем на наших крыльях.

— Вы прекрасны, но живете всего несколько дней,— пропищал Муравей.— А у муравьев долгая и интересная жизнь. Мы боремся с бандитами и убийцами, которые всегда готовы напасть на нас. Одни муравьи утаскивают в рабство других, а некоторые муравьи уничтожают целые города. У нас есть свои любимые насекомые и коровы, которых мы пасем, доим, а по ночам загоняем в хлев. Я уж не говорю о том, какие мы работяги.

— Это вы-то работяги! — прожужжала Пчела.

Не знаю, откуда она взялась, я ее видел впервые.

— Вот мы действительно работаем. Наши крылья делают тысячи взмахов в минуту, но через несколько недель они отваливаются, и тогда мы падаем на землю и разбиваемся. Чтобы набрать четыреста граммов меда, одна пчела столько тратит энергии, что могла бы два раза облететь вокруг Земли. Только пчела-медонос знает секрет, как собрать нектар из цветов и сотворить из него мед. Но вот уж если мы кого-нибудь жалим, то умираем сами...

— А все-таки мы работаем больше вас,— перебила ее Паучиха.— Целый день мы ткем пряжу. Некоторые из нас плетут такие крепкие паутины, что они выдерживают птиц, а туземцы делают из них рыболовные сети.

— Кстати, я хотел бы сказать...— начал Угорь

— Сейчас моя очередь, — перебил его Рак-отшельник.

Началось что-то невообразимое. Каждый старался перекричать друг друга.

— Тихо! Я не могу всех выслушать. У меня кончается сон! — закричал я изо всех сил и проснулся. Передо мной стоял редактор.

— Вы все проспали,— сказал он,— мы за это время уже успели напечатать вашу книгу.