Она

Там, где мальчики, всегда грязно.

Как только Дэлайла поймала себя на этой мысли, то моментально возненавидела, потому что именно так мыслит ее мать. Девушки были ничуть не чище после тренировок: потные, липкие, с потекшим макияжем и с разнообразием запахов из раздевалки. Все в государственной средней школе казалось обернутым мутной пленкой – вереница шкафчиков, пол, стены и окна. Это был первый день после окончания зимы, и Дэлайла предположила, что после каникул все должно быть хорошо отмыто, но, судя по всему, витавшая в воздухе смесь подростковых гормонов въелась в каждую поверхность.

Ученики толкали ее, хлопали дверцами шкафчиков возле ее головы, а она изо всех сил старалась не втягиваться в школьный хаос. Дэлайла посмотрела на листок бумаги, который сжимала в руке. Прежде чем этим утром она успела одеться и позавтракать, ее мать начала записывать для нее самую важную информацию: номер шкафчика, его код, класс, расписание и имена преподавателей.

– Стоило нарисовать тебе карту, – сказала Белинда Блу, и от соприкосновения с бумагой скрипнул маркер. Дэлайла отвернулась и посмотрела на ровные полосы на ковре, оставленные пылесосом, вежливо помахав пришедшему на кухню отцу. Он был одет, как обычно: золотисто-коричневые брюки, белая рубашка с коротким рукавом и красный галстук. Даже если сегодня он и не пойдет на работу или на собеседование, к его внешнему виду невозможно придраться. Она тоже была одета в не менее комфортную одежду, которая напоминала форму частной школы, будто у нее не было свободы выбора носить, что хочется.

– Мам, здесь только два основных здания. Я справлюсь. В Святом Бенедикте было семь.

Старшая школа в Мортон Сити была меньше Академии Святого Бенедикта почти во всем, начиная от размера классов и количества зданий, заканчивая тем, что даже мозги здешних ученики казались меньше. В то время как – возможно, это было неожиданно – в своей прекрасной католической школе она успела развить ум и живое воображение. В ее маленьком городе в штате Канзас у нее был бы только один способ мыслить и тенденция фокусироваться на норме, игнорируя остальное в надежде, что оно решится само собой.

В конце концов, именно это и случилось с Дэлайлой шесть лет назад. Родители терпели ее странности, обмениваясь раздраженными взглядами и недовольными вздохами, но потом при первой подвернувшейся возможности отправили ее в Массачусетс.

– Но ведь ты привыкла к спокойствию. Эта школа очень большая и шумная.

Дэлайла улыбнулась. Когда мама говорила «шумная», она имела ввиду «полная мальчиков».

– Почти уверена, что выберусь живой.

Ее мать одарила Дэлайлу взглядом, который она видела бесчисленное множество раз на зимних каникулах и который говорил: мне жаль, что ты не можешь закончить свой последний год в своей любимой школе. Пожалуйста, никому не говори, что твой отец потерял работу, и все твои деньги, оставленные Нонной, пошли на уход за ней.

Этот взгляд так же говорил: будь осторожной с парнями. У них бывают разные мысли.

У Дэлайлы тоже были свои мысли. Их у нее было немало – о парнях, их руках и улыбках; ей нравилось наблюдать за их горлом, когда они глотают. У нее было не так много возможностей даже просто бывать рядом, ведь последние несколько лет она провела закрытой в школе-интернате в окружении одних девочек, но у нее, несомненно, были эти мысли. К сожалению, расписание в ее руке не включало в себя мальчиков, а вместо это там числились: английский, физкультура, биология, органическая химия, мировая история, французский и высшая математика.

Она почувствовала, как приуменьшился ее энтузиазм, еще до того как начался день. Кто же захочет с самого утра идти на физкультуру? Она вспотеет, и по этой причине не сможет думать о чем-то другом.

Дэлайла успешно справилась с кодом на шкафчике, положила туда пару книг и пошла на английский. Единственным свободным местом в классе – кабинет 104, мистер Харрингтон, выделено желтым, спасибо, мама – конечно же, было впереди и посередине. Дэлайла оказалась в самом центре, как для преподавателя, так и для одноклассников. Но даже если бы она села в самом конце, ничего бы не изменилось: она в любом случае мишень.

Дэлайла Блу приехала из своей модной школы-интерната на Восточном побережье.

Дэлайла Блу вернулась домой в трущобы.

Хотя она приезжала в Мортон на часть каждого лета, сейчас в школе все было иначе.

Дэлайла забыла, что многим подросткам не сидится за партами, хочется кричать у нее над ухом, бросаться записками и шептаться через проходы. Они всегда так ведут себя в ожидании преподавателя? Когда у вас есть свободное время, воспользуйтесь им и что-нибудь придумайте, – так всегда им говорил отец Иоанн. – Рисунок, стих, – что угодно. Не дайте своему мозгу сгнить в пустой болтовне.

Время от времени видясь только со своим лучшим другом Давалом – и еще кое с кем из одноклассниками во время каникул, – Дэлайла помнила своих сверстников только по старым фотографиям, когда тем было по одиннадцать лет. Она изо всех сил старалась вспомнить их лица шестилетней давности, чтобы сопоставить с сегодняшними.

Ребекка Льюис, ее лучшая подруга с детского сада. И Келси Стайлз, – та вечно с ней ссорилась, начиная с третьего класса.

Обе они так посмотрели на Дэлайлу, будто та прилюдно пнула щенка. Ребекка – наверное, потому, что Дэлайла успешно уехала из Мортона. А Келси – потому что имела наглость вернуться.

Но не все были враждебно настроены, когда ее увидели; некоторые девочки перед школой встретили ее с объятиями и теплыми приветствиями, – Дэлайла знала, что она для них как чистый лист. И может быть какой угодно. Не обязательно быть девушкой, чьи чрезмерно нервные родители отправили ее подальше, когда ей было только одиннадцать лет, за то, что она попала в драку, защищая свою первую неразделенную любовь.

Дэлайла села рядом с Таннером Джонсом, единственным человеком, кто смог победить ее в тетербол [североамериканская игра для двух противоборствующих игроков. На металлическом столбе закреплен волейбольный мяч на веревке – прим. перев.] в шестом классе, в ее последний год здесь.

– Привет, Дэлайла, – сказал он, глазами путешествуя от ее ног к груди и останавливаясь на губах. Шесть лет назад он смотрел бы на ее косички и ободранные коленки.

Она улыбнулась, чтобы скрыть свое удивление. Дэлайла не ожидала, что у первого же мальчика, который с ней заговорит, тоже будут те мысли.

– Привет, Таннер.

– Слышал, ты вернулась, потому что твой папа потерял работу на заводе.

Продолжая улыбаться, она промолчала, думая о маминой – в лучшем случае невинной, и наивной в худшем – надежде, что люди будут думать, будто Дэлайла приехала домой на один семестр по учебным делам, а не потому что закончились деньги Нонны. Очевидно, все в городе знали куда лучше.

Твое останется при тебе, до тех пор пока ты этим не поделишься, – всегда говорил им отец Иоанн.

Пока мистер Харрингтон закрывал дверь, в класс проскочил мальчик, бормоча извинения и глядя в пол. Дыхание Дэлайлы перехватило, и под ребрами вновь вспыхнуло давнее желание защитить.

Он был одновременно и таким, как прежде, и нет. Черная рубашка, черные джинсы, копна падающих на глаза темных волос. Он был высоким, будто растянутая ириска. Когда, проходя мимо, он посмотрел на Дэлайлу теми же глазами, которые она помнила все эти годы – темными и неистовыми, с темными кругами под ними – они, казалось, на секунду ожили.

Ровно на столько, чтобы она перестала дышать.

Он смотрел так, будто знал каждый из ее секретов. Кто бы мог подумать, что даже через шесть лет Гэвин Тимоти все еще будет казаться таким прекрасно опасным.

А Дэлайла по-прежнему была им поражена.