Он

На уроке ее рука практически не опускалась. Гэвин наблюдал, как Дэлайла машет тонкой рукой из стороны в сторону, вызываясь отвечать на седьмой вопрос за сорок минут.

«Она собралась говорить за них двоих», – подумал он. Потом представил их в быстрой смене сцен жизни: в супермаркете, при покупке машины, во время прогулок в парке, – и задумался, что из этого изменится со временем, будет ли он чувствовать себя частью ее мира, или она всегда будет хватать его за руку и тащить вперед с завидным упорством.

На этот раз он размышлял об отношениях в целом, не о чем-то более мелком, вроде поцелуев. Он никогда раньше не думал, что сможет надолго впустить кого-то в свою жизнь, и мысли Гэвина тут же вернулись к ее вчерашнему вопросу: «Думаешь, тебе было бы странно жить где-то еще?»

Он никогда не рассматривал другой вариант. Всегда думал, что останется в Доме навеки.

***

Под ногами похрустывали сухие опавшие листья, пока они шли по полянке к их любимому дереву.

Гэвин поглядывал на ее профиль и, как всегда, гадал, о чем она думает.

– Почему ты на уроке так много говорила?

Стоило это произнести, как он понял, как осуждающе они звучали. Такое он мог сказать Корнелии или Табите, и те ответили бы: «Гэвин, это очень грубо». Он пробормотал бы извинения и решил, что им просто удобно его смятение. Они ведь не подошли к Давалу Редди – мистеру Общительность – или с Тэннеру Джонсу – мистеру Мужлану. Они специально выбрали странного парня и ожидали от него соответствующего поведения.

Но Дэлайла, похоже, не этого от него ожидала. Она пожала плечами, совершенно не расстроившись из-за его тона.

– В моей школе – старой школе – было очень строго с участием на уроке. И я привыкла. Здесь же можно просто сидеть и ничего не говорить.

«И слава Богу», – подумал он.

– Скучаешь по Святому Бенедикту?

Она закусила губу, обдумывая вопрос.

– И да, и нет.

Он на мгновение задумался, чего больше – да или и нет, но потом представил себя на ее месте и понял, что если сравнивать беспорядок в этой школе и организованность в той, то выходит, она по многому скучала. Зато в Святом Бенедикте с ней точно не было его.

Дэлайла села на траву и открыла коробочку с едой, сунув в рот виноградинку. Она жевала ее и размышляла, а Гэвин сел рядом с ней, прижавшись к ее боку и поцеловав в макушку, после чего приступил к своему обеду.

– Здесь намного больше учеников, – ответила она. – Людей больше беспокоит их внешний вид, но это так глупо. Словно они тратят кучу времени, чтобы выглядеть неряшливо. Мы об этом столько не думали, и когда разрешили ходить в любой одежде, выбирали то, в чем и спали.

Гэвин тут же представил на ней что-то темное, шелковое и очень-очень маленькое. Он скользнул ладонью по ее руке к шее, притягивая к себе для поцелуя.

– Не угадал, – сказала она, улыбаясь ему в губы.

***

Он попытался посмотреть на Дом ее глазами. Все вокруг было спокойным, словно задержало дыхание, но тогда он был так поглощен реакцией Дэлайлы, что даже не задумался об этом. А ее реакция оказалась совершенно неожиданной. Он был искренен, когда сказал, что не приводил сюда ни одной девушки, но если представить, то другие девушки обхватили бы себя руками куда крепче, чем Дэлайла. Она же ходила, касаясь Стен и Дивана, даже Жесткого Стула.

Дэлайла была бесстрашной, как и всегда. Может, даже безрассудной.

Гэвин резко остановился, глядя на светлые обои в Коридоре и размышляя, откуда взялись эти мысли. Если он доверял Дому, почему бы и ей не доверять? Почему тогда ей заходить сюда с тревогой? Было ли в Доме что-то пугающее?

В этом водовороте мыслей он спешно пошел в ванную наверху – единственную работающую ванную в Доме и единственную комнату, которую Гэвин не считал живой. Это место было его убежищем, там он мог думать, о чем хотел.

Видите? Это его тоже тревожило. Его мысли ведь были его собственностью, верно? В любой комнате, куда бы он ни заходил, он мог думать о чем угодно, например, об обнаженной и ждущей в его кровати Дэлайле, о целом вихре картинок, которые рисовало воображение – он в колледже, он смеется с семьей, плавает в открытом океане – хотя все быстро забывалось, и об этом никто больше не знал. Но его мысли принадлежат ему и всегда такими были. Или нет?

Впервые в жизни Гэвин задумался, была ли его жизнь правильной. Каждый премет в Доме двигался, чувствовал и думал. Но у них не было мышц, крови или мозгов для этого. Как Дом мог слышать его мысли? Что еще Дом умеет, о чем Гэвин даже не задумывался?

Прежде чем спутанные мысли и беспокойства Гэвина привели его к вопросу: «Как я тут оказался?» – чей-то маленький кулачок постучал в дверь.

Он не ожидал посылки или доставки из магазина, а просто так никто и никогда не приходил. Но стук повторился.

– Гэвин?

Из-за толстой дубовой двери голос Дэлайлы слышался тоненьким, хотя на самом деле, несмотря на ее рост, голос обычно был низким и хрипловатым, словно она до этого долго кричала. Гэвин открыл дверь и улыбнулся.

– Что привело вас сюда, мисс Блу?

Она пожала плечами, проскользнув мимо него, словно была тут хозяйкой, и бросила сумку на пол.

– Мой пылкий парень.

Гэвин оглядел комнату с притворным удивлением.

– Он тоже здесь?

Ее глаза засияли, когда она улыбнулась.

– Да! Позовешь его? Он невысокий и толстый, болтает без умолку. Мой любимый типаж.

Гэвин наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Прости, что так долго. Я не ждал гостей. Поэтому не сразу сообразил, что в дверь стучат. Обычно сюда не приходят.

– Теперь такое говорить нельзя, – она скользнула пальцами по его груди, пройдя мимо и направившись в столовую. Дэлайла провела рукой по Пианино, опустила пальцы обеих ладоней на клавиши и взяла тонику в до-мажоре [главное мажорное трезвучие – прим. перев.].

– Ух ты, – выдохнул Гэвин. Как и ожидалось, Пианино не остановилось на нотах, взятых Дэлайлой, и зазвучали тоники ми и соль мажора, наполняя комнату гармоничным звуком.

– Вау, отличная реверберация [процесс из изменения звука при многократном отражении – прим. перев.], или как это называется у пианино, – сказала она, направляясь вглубь комнаты.

– Пианино… – начал Гэвин и замолчал, зная, что за этим последует.

– Что?

Стоило ей спросить, как Пианино заиграло другой аккорд – основной до-диез мажорный. Пауза, и потом зазвучал ре-мажор. А потом Пианино исполнило следующую последовательность: ми-бемоль мажор, ми мажор, фа мажор, фа-диез мажор, соль мажор, ля-бемоль мажор, ля мажор, си-бемоль мажор, закончив протяжным и громким си мажором.

Дэлайла, которая обернулась, едва заиграла музыка, застыла, глядя на клавиши.

– Я вообще-то не играю на пианино. Оно хочет, чтобы я это сделала?

– Оно тебя учит, – в подтверждение Пианино взяло си-диез мажорный аккорд снова и замолкло. В комнате повеяло нетерпеливым холодом, пока Дэлайла сомневалась. Гэвин помнил, что и сам проходил через такое, когда ему было шесть. Ему нельзя было подняться наверх, пока он не сыграет все мажорные аккорды.

– Оно знает, что я не умею играть?

Гэвин рассмеялся.

– Оно предполагает, потому что ты взяла аккорд не теми пальцами.

Дэлайла прижала к клавишам пальцы – указательный, средний и мизинец – но не вышло ни звука.

– Не те пальцы, – заметил Гэвин. Он хотел бы, чтобы и ему кто-нибудь подсказывал. Сложнее всего в обучении игре было понять, куда поставить пальцы, и куда двигаться, чтобы зазвучал звукоряд.

– Ну и ну, Гэвин, это как в «Питфоле»? [игра, где на персонажа смотришь сбоку, а следующая локация появляется, когда дойдешь через препятствия до конца экрана – прим. перев.] Я должна закончить здесь, чтобы попасть в остальные части дома?

Он в замешательстве взглянул на нее.

– «Питфол»?

Она оглянулась через плечо и скривилась.

– Прости. Это видеоигра. Отец любил играть. Прежде чем стать типичным рабочим, он был фанатом.

С насмешливой улыбкой Гэвин шагнул ближе и помог ей правильно поставить пальцы.

– Кто же знал? – он никогда не видел ее отца, но по ее рассказам – очень небольшим, если честно – Гэвин мог лишь представить, что тот ничем больше не занимался, кроме просмотра новостей и участия в молчаливых семейных ужинах.

Под своими руками он ощущал тепло ее длинных пальцев, не совсем подходящих ее росту, словно она была щенком, готовящимся резко вырасти. Гэвину нравилось, что маленькая с виду Дэлайла оказывалась большой. Он поймал себя на том, что гладит ее руками, и отступил, чтобы не мешать ей учиться.

– Останься рядом, – тихо попросила она, все еще глядя на клавиши.

Он вернулся к ней и прижался к ее спине, и она прислонилась головой к его груди, пока ее учило Пианино. Время от времени она смеялась и издавала смешные звуки, когда не попадала по нужным клавишам, и радовалась, когда Пианино начинало следующий аккорд. Похоже, ей было весело, а в комнате стало теплее и светлее; что-то принялась готовить Духовка, и во всем доме запахло сладкой выпечкой и шоколадом. Гэвин поцеловал ее в волосы, размышляя, может ли Дом заморозить время и растянуть этот миг на неделю.

Его сердце словно стало в три раза больше, когда Дэлайла оглянулась через плечо, ее губы стали манящими, а улыбка – немного опасной. Он был уверен, что не хотел бы заниматься сексом в Доме, но сейчас мог и передумать.

Но вместо того чтобы потянуться к нему за поцелуем, она спросила:

– Ты умеешь танцевать?

Он покачал головой, с облегчением и расстройством одновременно.

– Все хорошо, – сказала она, разворачиваясь к нему лицом. – Я умею.