Она

Гэвин открыл тяжелую дверь, вошел внутрь и посмотрел по сторонам, словно проверяя, все ли на месте. С улыбкой он поманил ее, кивнув и давая понять, что все в порядке.

Всю дорогу к дому Дэлайла была в предвкушении увидеть тайный мир Гэвина. Но на крыльце вдруг испугалась, что ее схватят за руки подлокотники кресла или поставит подножку стол. Было ли все внутри… сумасшедшим? Она представила, как бешено будет тогда биться ее сердце, словно она была ребенком и разглядывала иллюстрации «Джуманджи»: растущие на потолках лозы, носороги, бегающие по дому, и нападающие сверху огромные пчелы.

– Заходи, – прошептал он, подбадривающе улыбаясь.

Она неуверенно заглянула за спину Гэвина и убедилась, что внутри дом вполне был похож на нормальный.

Дэлайла прошла по комнатам, касаясь кончиками пальцев каждой поверхности и убеждаясь, что все это реально и что она сейчас на самом деле ко всему прикасается. Мебель была старинной и красивой, на полу – был ли то паркет, плитка или мягкий ковер – не было ни следа пыли. Обои на стенах были украшены живыми картинами: с морских пейзажей кричали чайки, а от картины с фруктовым деревом пахло апельсинами, когда она прошла мимо нее. Но за исключением этих звуков и запахов, в доме было тихо.

Гэвин наблюдал за ней со смесью страха и радости, округлив глаза и покусывая губу. Он шел позади, изучая ее взглядом, пока она касалась всего вокруг.

– Тут я обычно читаю, – сказал он, когда она провела рукой по кожаному дивану в гостиной.

– Я бы сюда не села, – он рассмеялся в ответ, а она посмотрела на тяжелое кресло во главе стола в столовой. – Здесь ощущается отношение этой комнаты.

Она ожидала какой-то реакции от пространства, какой-нибудь гул или дрожь, но все оставалось спокойным, кроме картин, о которых она уже забыла. Остановившись в тихой кухне, Дэлайла начала задумываться, было ли в этом доме хоть что-нибудь необычное.

– Не сказала бы, что дом… как-то отличается.

Гэвин улыбнулся и, повернувшись, открыл холодильник и достал оттуда две бутылки сока.

– Ну ладно тогда.

– Думаешь, тебе было бы странно жить где-то еще? Например, во время учебы в колледже?

Ее фраза была такой невинной, но Дом тут же ожил, содрогнувшись и устрашающе застонав, от чего Дэлайла закричала и инстинктивно бросилась к двери.

Дверь была заперта, и она замерла, безумно дергая за ручку, пока Гэвин не подошел к ней, обхватив своей ее руку и мягко разжав ее пальцы.

– Все хорошо, Дэлайла, – он сжал в ладони ее дрожащий кулачок и прижал их руки ей к животу. – Все хорошо.

Дом успокоился, комнаты уже не дрожали и не ощущались холодными. Дэлайла ухом чувствовала дыхание Гэвина и прислонилась к нему, чтобы успокоиться.

– Я просто не ожидала.

– Прости, – прошептал он, уткнувшись лицом в ее волосы. И хотя казалось, что он говорил с домом, это касалось и ее.

Дэлайла повернулась к нему лицом и выглянула из-за его плеча, скользя взглядом по лучам света, играющим на поверхности стола, по стенам, что, казалось, дышали и пульсировали, словно до этого все вокруг сдерживало дыхание.

– Это было лишь представление, – сказал он с улыбкой. – Я много о тебе рассказывал, вот все и взволнованы. Думаю, мы немного не уверены, как себя вести.

– Нет, это я виновата, – ответила она, и ее голос оборвался. – Я не хотела никого обидеть тем вопросом.

Она дрожала, в глазах метался страх, когда Гэвин прижал ее к груди, обхватив руками. Она уткнулась лицом в его грудь, слушая спокойное биение сердца, и на миг ей показалось, что он обнимал ее внутри другого тела, более крупного и сильного. Мысли будоражили ее, словно невидимые пальцы касались ее висков.

Сильно зажмурившись, Дэлайла покачала головой и почувствовала, как закипает злость, преодолевая страх. А через миг это чувство рассеялось.

Гэвин скользнул длинным пальцем по ее спине, и она тут же пришла в себя. Ее просто напугала дрожь дома. Только и всего.

– Давай выйдем отсюда в сарай, – сказал он, и Дэлайла почувствовала, как его губы касаются ее волос, пока он говорит. Ей стало интересно, какие истории расскажут его губы, касаясь ее кожи, и где именно он ими прижмется.

– Ты боишься? – очень тихо спросил он.

Дэлайла покачала головой. Она не была напугана. Но было непросто смириться с тем, что все вокруг слышит ее и может в любой момент застонать и затрястись. Было потрясающе наконец увидеть все это своими глазами, но она ненавидела себя за легкий страх, появившийся в этом доме, что давил на нее и проникал в ее мысли. Дом был большим и настоящим, Гэвин жил в нем. А вот в ней, видимо, все же были живы отголоски ее скучных родителей, и Дэлайла не верила, что сможет привыкнуть к такому.

– Я просто не хочу ошибиться, – произнесла она.

Тихий смех сотрясал его грудь, к которой она прислонилась щекой, а его дыхание шевелило ее волосы на макушке.

– Ты и не ошиблась. Думаю, Дом тоже из-за этого волнуется. Ты ведь слышала фразу: «боится тебя больше, чем ты его»? Идем.

Гэвин повел ее на задний двор, оказавшийся просторным и покрытым зеленью и пышными деревьями. На отяжелевших ветвях висели рубиновые яблоки. Мандарины, вишни, сливы и персики выглядывали из-под листьев, деревья создавали собой маленький лес возле сарая.

Газон был идеальным, он пружинил под ее туфлями.

– А что с газоном перед домом? – вспомнив, спросила она.

Гэвин рассмеялся.

– Они близнецы. Думаю, Мертвый Газон решил так позлить Живой. Но это лишь догадка.

«Конечно», – подумала Дэлайла. Ведь он не мог получить их ответ.

– У меня миллион вопросов.

– Странно, что так мало, – он привел ее к одному из маленьких сараев и сказал: – Заходи. Она классная.

Ей хотелось спросить, откуда он вообще знает, что этот Сарай – девочка, что Газоны – близнецы, что Дом волнуется из-за реакции Дэлайлы, но когда увидела помещение внутри, то сама поняла. Стены были с легкими изгибами, а дерево слабо пахло цветами. Гэвин открыл дверь и впустил ее.

Дэлайла не знала, чего ожидать, но точно не этого. В ее понимании, сарай должен быть пыльным местом, где хранились садовые инструменты, забытые, заржавевшие и покрытые паутиной. Но здесь все было не так. Пол блестел чистотой, два окошка сияли, словно кристаллы. На двух стенах висели полки, уставленные банками с фруктами, овощами и соусами.

На другой стене была раковина, маленькая плита и несколько шкафчиков с полированными латунными ручками. Синий диван стоял у большого окна, рядом с ним на полу стояла стопка книг. Не нужно было и спрашивать: Дэлайла сама видела, что Гэвин здесь проводил много времени.

– А кто закрыл все эти банки?

– Сарай, – озадаченно ответил он.

Дэлайла взглянула на его и заметила хитрую улыбку.

– Как такое возможно?

Он открыл один из шкафчиков у плиты и вытащил несколько приборов: шумовку, картофелечистку и красивый нож с рукоятью из слоновой кости.

– Она пользуется всеми этоми приборами, – Дэлайла хотела понять, как, но не успела спросить, а он продолжил: – Не хочешь взять домой что-нибудь из фруктов?

Воздух стал теплее, и Дэлайла широко раскрыла глаза, оглядываясь на окно и разыскивая взглядом согревший ее луч.

– Тепло стало потому, что она хочет, чтобы ты что-нибудь взяла.

Вежливо кивнув, Дэлайла выбрала банки с персиками и сливами, и Гэвин снял их с полок.

– И эти, – сказал он, добавляя баночки с соленьями в ее руки. Дэлайла покосилась на них, отчасти ожидая, что они поздороваются с ней, но банки оставались самыми обычными банками. – Мои любимые.

– А это место – твое любимое во всем доме?

– Одно из них.

– А какие еще?

– Кухня. Моя комната, – он пожал плечами и добавил. – Я люблю играть на пианино, но Столовая порой пугает.

Она вскинула брови в безмолвном вопросе.

– Его можно назвать отшельником, в комнате всегда холодно, а потому мне там не нравится, – он вывел ее на улицу, и ей показалось, что она сошла с корабля на берег – ее немного покачивало.

– Ты как? – рука Гэвина подхватила ее под локоть, нежно обхватывая теплыми длинными пальцами. Ощущение падения исчезло, стоило ей прижаться к нему, и она задумалась, не сделала ли это намеренно, ведь он уже обнимал ее, и она чувствовала себя прекрасно. Защищенной и устойчивой, и – к сожалению – отчаянно жаждущей поцелуя.

Они устроились на траве под вишневым деревом. Солнце сверкало, и Дэлайла смогла сесть так, чтобы лучи не светили в глаза. Так вышло, что при этом ее голова легла на плечо Гэвина.

– Можешь спрашивать еще, – сказал он. – Уверен, ты под впечатлением.

Она кивнула и поняла, что он это почувствовал, так как придвинулся ближе. Ощущение было таким, словно по ее венам пустили горячую воду.

– Дом как-то может удерживать предметы? Это так действует?

– Не знаю, что именно он делает, но, наверное, это самое удачное описание. Приборы двигаются. Духовка включается. Я чувствую, что Сарай все делает сама, но, может, там не только она участвует. Дом порой похож на… существо с множеством движущихся частей.

Она склонилась, цепляясь за его локоть, и он придвинул руку ближе, чтобы она смогла ее обхватить.

– Ты здесь счастлив?

– Да, – ответил он. – Ведь другого я и не знаю. Хотя моя жизнь в Доме отличается от жизней остальных.

Она понимала, что должна расспросить про Двор или про Дом, или как он учился ходить, говорить, общаться с другими людьми. Но вместо этого спросила:

– Ты уже приводил сюда девушек?

Он рассмеялся.

– Нет. Ты первая.

– Твое сердце когда-нибудь разбивали?

Его голос был настороженным.

– Этот вопрос не о Доме.

– Но ответь, – она посмотрела на него, любуясь его угловатой челюстью и тенью щетины на ней. Она задумалась, разрешит ли он ей нарисовать что-нибудь на нем. Кроваво-красные завитки или неровные серые линии, или слова, как он сам писал. Какие-нибудь руны, быть может, чтобы всех отпугивать от тех мест, где его хотела касаться только она. – Я твоя девушка и хочу знать.

– Справедливо, – с улыбкой ответил он. – Но нет, не разбивали. Вернее, не так, как ты сказала. Мне разбивали сердце много раз, пока я был маленьким, когда на меня не обращали внимания или насмехались надо мной. Но сейчас его вряд ли можно разбить.

Ее сердце чуть не разбилось.

– Это ужасно.

– Не совсем, – его пальцы сжали ее крепче, и все внутри нее отозвалось на этот жест. – Я не был одинок. Дом меня очень любит. Мебель для меня как семья, и я вполне счастлив. Я могу общаться с людьми онлайн, там они знают лишь мой ник и не догадываются, что я выращен Домом-Монстром, словно волками. И, конечно, теперь у меня есть ты.

Она улыбнулась.

– Да. Есть.

– Как я и сказал, человек вряд ли сможет разбить мне сердце. А вот Дом – да.

Ветви начали опускаться, пока не коснулись его свободной руки, не прижатой к ней.

– Спасибо, – прошептал он и осторожно сорвал вишенку, отправил ее в рот, а потом выплюнул косточку в дальний конец двора. Ветка мягко похлопала его по плечу.

– Что? Ты хотела забрать ее? – спросил он, и дерево коснулось листьями его щеки и затем отступило. Это означало «да». И Дэлайла поняла, как Гэвин научился ходить, говорить и всему остальному: его научил Дом. Если он мог быть нежным, кормить его вишней и возмутиться за брошенную косточку, но при этом погладить по щеке, то мог и вырастить его.

Гэвина любили.

Со своего места Дэлайла зачарованно наблюдала за их общением.

– Даже не знаю, что спросить, – произнесла она. – Думаю, это потрясающе.

Теплый ветерок пронесся по двору и принес с собой запах весны и тепло летнего дня посреди зимы.

***

Они не скоро ушли оттуда. Дэлайла была поглощена всем вокруг, но все еще побаивалась, как много Дом может услышать или увидеть. Он мог заметить и ее не самые невинные намерения по отношению к Гэвину. Она много раз представляла, как они будут целоваться, проводя время у него дома.

Он ничего не сказал, когда они встали, лишь погладил ствол дерева, а потом отвел Дэлайлу к задним воротам на улицу. Вернувшись на обычную дорогу, она понимала, что теперь вряд ли сможет воспринимать мир по-прежнему. Сколько еще было таких домов? Сколько еще было таких самостоятельных деревьев, как во дворе Гэвина?

Пока она думала об этом, у него в кармане что-то зажужжало. Она удивленно взглянула на Гэвина, а тот, замявшись, все же сунул руку в карман.

– У тебя есть телефон?

– Ну да. Конечно, – он так на нее посмотрел, словно у нее появился глаз на лбу.

– Ты его купил?

Гэвин вскинул палец, прося ее подождать, пока он ответит. Он не сказал «Алло» или «Привет», или «Это Гэвин». Он просто ответил:

– Я вернусь в девять, – и отключился.

– У тебя есть комендантский час?

– Конечно, – смеясь, сказал он.

– Но если Дом знает, где ты, зачем говорить ему, когда вернешься?

– Он не всегда видит меня, только если я возьму с собой что-нибудь… из его вещей, – он хохотнул, сказав это, и тут же выдал извиняющуюся улыбку. – Или он может следить за мной по траве и проводам, но… – он сделал паузу, – не думаю, что он так делал. Странно все это кому-то объяснять. Но иногда я знаю, что Дом беспокоится, когда оставляет мне маленькую вещицу на пороге. Как во время важных экзаменов. Или когда у меня было собеседование, и я очень переживал, – он улыбнулся ей. – Но обычно я… беру что-нибудь сам.

Дэлайла кивнула, думая о сказанном и о том, сколько свободы у него было на самом деле.

Казалось, что до девяти еще вечность. Дэлайла взглянула на часы. У нее действительно есть еще больше пяти часов с ним? В воображении тут же вихрем закружились картинки, словно быстро пролистанные фотографии. Сцепленные руки, прижатые к ладони губы, поднимающийся по ее запястью рот и целующий ее подбородок, губы, веки. Его язык скользит по ее, и тихий вскрик, который он ловит своим ртом.

Но у нее не было пяти часов. В лучшем случае два, ведь ее комендантский час совпадал с закатом, а небо уже успело помрачнеть, превратившись в тусклую зимнюю серость. Гэвин сунул телефон в карман и взглянул на нее. Его глаза были такими темными и сияющими, как ее с детства любимые черные стеклянные шарики. Она выдумала, что нашла их во время сафари в Африке, где якобы искала магические коренья и фрукты.

– Я работаю, потому что хочу немного независимости, но деньги всегда есть в банке.

Дэлайла пришла в себя.

– Что?

Он улыбнулся, словно поймал ее, грезящей наяву о его глазах и приключениях, которые они видели.

– В Сарае. Там есть банка с деньгами, и она всегда полная. Я не знаю как, но деньги там не кончаются.

Она не ответила, и он с терпеливой улыбкой напомнил:

– Я говорю о том, откуда у меня телефон.

– Банка живая?

– Скорее всего. Она вздрагивает, поднимает крышку, а потом опускает. Но я с ней почти не общаюсь, только когда нужны деньги.

– Совсем как обычный подросток, – сказала она и улыбнулась.

Его улыбка замерла, а потом стала шире, озаряя все лицо. Дэлайла поймала себя на том, что вот-вот потеряет голову или растает прямо тут, если он и дальше будет так улыбаться.

– Меня еще не называли «обычным».

– Тебя и нельзя таким назвать, кроме отношения к банке с деньгами.

– А тебя? – спросил он.

– О, еще как. Может, не буквально этим словом, скорее другими – милая, тихая и воспитанная.

– А ты не такая.

– Невоспитанная? – она заметила еще одну его улыбку. Дэлайле понравилась мысль, что он считает, в ней есть что-то дикое, словно закованное в стальной коробочке. И едва он ее поцелует, возможно, часть этой дикости вырвется и вцепится в него.

– Не думаю, что ты такая, но ты точно не обычная, – сказал он. Потянувшись вперед, он поймал прядь ее волос и накрутил на палец, скользнул по ней и легонько потянул. – Очень даже необычная. И когда ты так на меня смотришь, я хочу провести языком по твоим губам, пока еще не село солнце.

В ее груди грохотало, как от промчавшегося табуна лошадей.

– Ты можешь.

Он сделал вид, что не услышал, и тихо сказал:

– Никто еще на меня так не смотрел.

И она ему верила. Она сама никогда и ни на кого так не смотрела.

– Почему бы тебе не поцеловать меня?

– Боюсь, тогда я не смогу остановиться, а ты опоздаешь домой.

Она представила злое лицо отца и встревоженное – матери, как они сидят на кухне поближе к часам.

– Может, этого того стоит.

Он закусил губу, словно думал о поцелуе. Нежная красная плоть побелела, когда он сжал ее зубами. Он был для нее очень важен. Он был самым чувственным человеком из всех, кого она видела. Дэлайла закрыла глаза.

– Думаю, тебя нужно целовать долго-долго, – прошептал он.

Она резко выдохнула и зажмурилась еще сильнее. Ей хотелось, чтобы он остановился, но при этом она надеялась, что он этого не сделает.

– И не только целовать. Что бы я почувствовал, если бы ты укусила мое плечо? Или если я укушу тебя в ответ – понравилось бы тебе?

Дэлайла подумала, что ей бы понравилось, она просто знала это. Эта неизвестность и опасная тьма в нем притягивала ее, но еще сильнее ее влекло к Гэвину его искренность: он говорил, о чем думал, и не стеснялся того, что отличается.

Она хотела открыть глаза и увидеть, какой он, когда говорит ей такое, но прежде чем успела, ощутила легкое прикосновение его губ к ее, как его пальцы обхватили ее талию, и острый укус на своей нижней губе. Боль заставила ее вскрикнуть и захотеть еще.

– Завтра скажешь, понравилось ли тебе.

Когда Дэлайла наконец открыла глаза, идущий по дороге Гэвин казался черной точкой вдали.