Люк

— Нет, спасибо, — говорит бабушка маме, которая принесла блюдо. — Я не буду спаржу, Джули. Она белая, и у меня складывается впечатление, что я ем маленькие пенисы.

Папа захлебывается глотком вина, Марго закатывает глаза и еле сдерживает хохот.

Наша столовая светлая и просторная, с пастельными обоями и большой люстрой, висящей над обеденным столом ручной работы. И обстановка слишком изящная для такого рода разговоров, которые обычно начинаются с появлением бабушки.

Я с обожанием улыбаюсь ей.

— Ты поэт, бабуль.

— Мама, — предупреждающе говорит ей папа, а потом мне: — А ты не поощряй ее.

— А что? — она невинно округляет свои бледно-голубые глаза. — Ты их видел, Билл? Прошла целая вечность, с тех пор как я меняла тебе пеленки или подтирала тебе зад, так что не могу предположить, похожи ли они на твой…

— Передашь мне хлеб? — перебивает ее Марго.

Бабушка берет корзинку с хлебом и дрожащей рукой протягивает ее моей сестре.

— Нет, ну честно, — она качает головой. — Пенис — это настолько странно выглядящий орган. Если в мои времена у меня была бы возможность стать лесбиянкой, я бы точно выбрала этот вариант, — бабушка взмахивает рукой. — Хотя я не говорю, что мне не нравилось убираться после наших безумных детей или готовить твоему отцу пятьдесят лет к ряду.

— Обалдеть, — бормочет Марго.

— Женские тела куда приятней, — задумчиво продолжает бабушка. — Грудь, ноги и всякое такое.

Я подношу к губам стакан воды и смеюсь.

— Смейся-смейся, — бабуля показывает на меня тонким пальцем. — Ты любишь свой пенис больше всего на свете.

Поднимаю брови, как бы говоря: «Ну, ты не ошиблась», — но мама сдавленно говорит:

— Энн. Люк не…

Не законченное предложение повисает в наступившей тишине.

— Что не? — спрашивает бабушка. — Не любит свой пенис? Не говори глупостей. Марго мне говорила, что у Люка много лет не было постоянной девушки, но ты только взгляни на его улыбку, — она снова показывает на меня. — Ни один парень в его возрасте не будет так улыбаться без толпы готовых на все женщин вокруг, если ты улавливаешь мою мысль.

— А она права, — говорю я.

— Люк Грэхэм Саттер! — шипит на меня мама. — Ну что это такое!

— Тут намечаются некоторые изменения, — говорит Марго, потом берет стебель спаржи и жестко откусывает. Я морщусь. Жуя, она продолжает: — Помните то мое сообщение? Люк увлекся одной девушкой.

Время останавливается. Звон вилок смолкает. Челюсти присутствующих отвисают.

— Господи боже, — застонав, я отрезаю кусок курицы.

— Попридержи язык, сынок, — под нос замечает папа.

Я пристально смотрю на свою сестру.

— В последнее время ты прямо в ударе, Марго. Подталкиваешь меня сменить штат?

— Ну а что мне терять? — отвечает она. — Сексуальные партнеры для тебя в Южной Калифорнии все равно уже закончились. Разве что пойдешь по второму кругу или забудешь их име…

— Марго, — предупреждающе рычу я.

— Люкер, — говорит мама, не обращая внимания на перепалку. — У тебя появилась девушка?

— Нет, — встревает Марго. — Есть девушка, которая его отшила, а он ее лю-ю-ю-юбит.

— Тебе сколько лет, двенадцать? — замечаю я.

Моя сестра подмигивает мне.

— Пузыречек? — мама снова обращается ко мне, и от легкой надежды в ее голосе у меня стягивает что-то под ребрами.

— Так, ребятки, — говорю я, положив вилку. — Вам не кажется, что это не нормально: так надеяться на то, что я остепенюсь? Мне всего двадцать три. Я закончил университет прошлым летом.

— Просто ты был так счастлив с Миа, — объясняет папа.

— Еще бы ему не быть счастливым! — вскрикивает бабушка. — В семнадцать лет иметь столько добрачного секса! — она громко хлопает по столу.

— Мама, — более настойчиво на этот раз говорит папа. — Это никак не помогает.

— Мы можем перестать обсуждать мою личную жизнь? — интересуюсь я.

— Все мы буквально ни разу еще не говорили о твоей личной жизни, — Марго жестом обводит всех за столом, — поняв, что спорить я не собираюсь, она продолжает: — По крайней мере, не в твоем присутствии. И я просто решила, все должны знать, что тебе кто-то понравился. А учитывая то, что ты выбрался на берег из моря жаждущих женщин, так сказать, то мог бы послушать чей-нибудь совет. Ведь мама с папой в браке двадцать семь лет. А бабушка с дедушкой были женаты пятьдесят.

— Пятьдесят два, — поправляет ее бабушка.

— Тем более! — Марго победно улыбается. — Пятьдесят два. Уверена, им есть чем поделиться.

Мамина полная надежды улыбка возвращается.

— Ты хочешь услышать пару советов, Пузыречек?

Улыбнувшись сестре сквозь сжатые зубы, я киваю.

— Конечно, мам.

Папа промокает салфеткой рот и, отложив ее в сторону, откидывается на стуле и изучающе смотрит на меня.

Ох, блин.

— Будь откровенным, — говорит папа, сцепив руки за головой.

— Откровенным, да, — соглашается мама и решительно кивает.

— Мой лучший совет, — продолжает папа, — это не ходить вокруг да около.

Марго фыркает.

— Согласна. А то Люк слишком многих баб в округе обошел.

Папа открывает рот и тут же закрывает его, послав Марго неодобрительный взгляд.

— Если она тебе нравится, — с нажимом говорит он, медленно поворачиваясь ко мне, — тогда пригласи ее на свидание.

— А это не та девушка, которую он пригласил на свидание, а она соврала насчет работы? — спрашивает мама у Марго.

— Все на так просто, — говорю я, желая опередить Марго и по-прежнему не веря, что участвую в подобном разговоре. Но поскольку родители ожидающе подались вперед, отмалчиваться поздно. — Мы встречались пару раз, — я предупреждающе смотрю на Марго, которая поднимает палец, чтобы внести коррективы в мою фразу, но потом опускает его, выглядя так, будто решила оставить меня на этот раз в покое. — Но до нее я был… несколько не разборчив в связях, — и это еще мягко сказано, — и не думаю, что ей это во мне нравится.

— Конечно же, не нравится, милый, — ласково говорит мама. — Девушки хотят чувствовать себя особенными.

— Пригласи ее на танцы, — широко улыбаясь, предлагает бабушка.

— Бабуль, сейчас так не делают, — мягко отвечаю ей я.

— Ну тогда пригласи ее туда, где ей понравится, — не сдается она. — Она любит кино?

Проведя рукой по волосам, я признаю:

— Понятия не имею, любит ли она кино. Она по ночам работает барменом, а днем занимается серфингом.

Мама кладет дрожащую руку себе на шею.

— Она хотя бы закончила колледж?

— Она закончила UCSD в один год со мной, — успокаиваю я ее, и мама заметно расслабляется. — Думаю, она просто пытается разобраться, чего хочет от жизни.

— Тогда так, — шлепнув рукой по столу, говорит папа. — У тебя в характере задавать направление. Возможно, ты поможешь ей определиться в профессиональном плане, а она в свою очередь поможет тебе сосредоточиться на том, чтобы снова оказаться в строю.

Марго фыркает так громко, что я боюсь, не повредила ли она носовую перегородку.

— Поверить не могу, что ты действительно сказал «снова оказаться в строю», — говорю я ему.

Он кивает, виновато морщась.

— Я… — он берет бутылку и наливает еще вина.

Я практически вибрирую внутри, желая уйти от пристального внимания. Словно приведенные в действие пружиной, мои ноги поднимают меня со стула, и я целую маму в лоб, бабушку в мягкую щеку, похлопываю папу по плечу и шлепаю Марго по затылку.

— Спасибо за ужин, мам. Курица и пенисы были очень вкусные. Люблю вас, ребята.

Забираю со спинки дивана свитер и иду на выход, чувствуя, как сильно бьется сердце. Я бы устроил Марго куда больше проблем, чем она смогла бы со мной рассчитаться, но мне нравится Лондон — очень нравится — и сводить все к шутке или занятной болтовне за ужином начинает меня бесить.

Меня беспокоит, что она решила соврать насчет работы, но я это принял.

Меня беспокоит, что я понятия не имею, как изменить ее отношение ко мне, ведь она не так уж и не права.

Беспокоит, как явно она переживает, что подумаю про нас с ней Миа, Харлоу и Лола.

Жутко беспокоит, как ясно она дала понять, что между нами ничего не будет. Но если все, что я смогу от нее получить, — это дружба, Лондон нравится мне достаточно сильно, чтобы побороться за это.

Но даже зная, что она работала вчера вечером, я не пошел к Фреду. Я должен дать ей немного побыть одной.

— Подожди, Люк, — на крыльце папа ловит меня за локоть. Солнце село за горизонт, и этот головокружительный микс красных и оранжевых оттенков обрамлен тонкими и высокими силуэтами пальм. Иногда я думаю, что должен быть сумасшедшим, чтобы уехать из этого город и жить где-то еще. — Я хотел сказать еще кое-что по поводу… твоей личной жизни.

А еще бывает, я думаю, что не могу сбежать достаточно быстро.

— Папа… — проведя рукой по лицу, говорю я. — Знаю, вы хотите, как лучше. Но все это просто… невероятно бесполезно.

Странно осознать, что я люблю папин смех, но это правда так. Он так мало ему подходит — мягкий и почти девичий — потому что папа высокий мрачноватый чувак с впечатляющей бородой. Из-за его любви к литературе в сочетании с карьерой в химической промышленности он получил от меня прозвище Химингуэй, когда я был в возрасте, когда уже отпускал шутки, но еще не понимал, насколько она меткая. Кое-кто из его коллег не раз заявляли, что это придумали они, но дома все знали, как оно было на самом деле.

— Знаю, что это мало помогает, — отвечает он. — И последнее, что тебе нужно, — это мы, вчетвером встревающие в твои отношения. Но в семье так всегда и происходит, — задумчиво почесав щеку, он добавляет: — Ты даже себе представить не можешь, сколько удовольствия получают твои мама, сестра и бабушка, вмешиваясь в твою личную жизнь.

— Имею некоторое представление, — я отвожу от него взгляд и смотрю на океан.

— Моя семья делала со мной то же самое, — замечает он. — И я терпеть это не мог.

Засмеявшись в ответ, я снова перевожу на него взгляд.

— Не сомневаюсь.

— Если ты считаешь, что бабушка сейчас перебарщивает, представь только, что было, когда она стала сыта по горло четырьмя детьми и дедушкой и была в ударе.

— Ого. Да уж.

— Понимаешь, о чем я, да? — кивая, говорит он. — Так вот что я тебе хотел сказать: когда я еще не познакомился с твоей мамой…

Поняв руку, я начинаю отворачиваться.

— Нет-нет. Я не могу.

Папа смеется снова и хватает меня за плечо.

— Ой, да просто выслушай меня. Прежде чем познакомиться с твоей мамой… — он мнется и отводит взгляд, — ну, я встречался.

Боже, папа так шифрует «переспал со множеством женщин».

Он кивает, нервно посмеиваясь.

— Довольно много, вообще-то, — добавляет он.

Я закрываю глаза, подавляя желание содрогнуться.

— Пап, я понял.

— Это были восьмидесятые, — оправдывается он. — Случайный секс был нормой. Даже поощрялся. Но когда я познакомился с Джули, понял, что она — для меня. Это не означает, что я больше не получал удовольствие от секса…

Я испускаю стон.

— …или что был готов жениться на первой встречной. Нет, дело было в ней самой, — папа наклоняется, заставляя меня встретиться с ним взглядом. — Так что не позволяй маме, сестре или даже бабушке убедить тебя в необходимости остепениться, если сам того не чувствуешь, — он делает паузу, после чего добавляет: — Ты просто пизец как налажаешь, если это будет не по огромному собственному желанию.

Чувствую, как мои глаза вот-вот вылезут из орбит. Папа никогда не выражался. Ну то есть это человек, кто ходит в церковь по воскресеньям, даже не чертыхается и морщится, когда Марго ругается при просмотре матчей «Чарджерсов». Сказать, что он вежливый, — значит сильно преуменьшить.

— Спасибо, папа.

Но он еще не закончил.

— Поэтому, — продолжает он, — если тебе действительно нравится эта девушка, скажи ей об этом. Попытайся ее завоевать. Когда я познакомился с твоей мамой, мне было столько же лет, как и тебе. И я никогда не сомневался в верности своего решения. Ни разу.

Я смотрю на папу и пытаюсь представить его моложе — того, кто, когда я был маленьким, вставал на рассвете и шел с доской на пляж за несколько часов до работы. Того, кто подкрадывался к маме сзади, пока она готовила, шептал что-то на ушко и получал от нее, хихикающей в ответ, шлепок. Даже будучи ребенком, я понимал, что у моих родителей очень хорошие отношения. И по сей день, когда они едут на машине, он кладет руку маме на колено, никогда не ложится спать без нее, слушает, как у нее прошел день, пока она готовит, при этом совершенно не отвлекаясь — ни на телефон, ни на телевизор, ни на газету. Папа сидит за столом и внимательно слушает, что произошло за день в институте океанографии Скриппса.

Они больше чем просто два человека, у кого есть дети, — честное слово, мне до колик в животе трудно думать о них как о любовниках — но они еще и лучшие друзья.

Я тоже так хочу.

Хочу кого-то, кто рассмешит меня, бросит вызов, выслушает. Хочу положить руку на эту ногу, пока веду машину. Хочу дождаться, пока этот кто-то закончит с делами, и тогда вместе пойти спать. Хочу быть достойным уважения и доверия женщины, чтобы она рассказывала мне все подробности о своем дне.

Я моргаю несколько раз, качая головой. Блядь, да что со мной не так?

***

— Ты что, поселилась тут? — выдвинув себе стул, сажусь и кладу перед собой телефон экраном вниз. Я приехал сюда на автопилоте, а когда припарковался, сказал себе, что бар у Фреда находится в километре с небольшим от моего дома и родительского, и поэтому это удобно.

И что я никак не надеюсь увидеть ее тут, и что она сегодня работает.

И что я просто хочу выпить пива. И я не устал. Просто не хочу ехать домой.

Само собой, все это полная херня.

Подняв на меня взгляд, Лондон вяло улыбается.

— Могу задать тебе точно такой же вопрос.

— Туше, — она ухмыляется в ответ, и я наклоняюсь добавить: — Это часть того, что мне в тебе нравится, Ямочка, — тут же кладу доллар в ее банку.

— Что я практически живу в баре? — спрашивает она, и от появления ее фирменной игривой улыбки с ямочками в моей груди происходит что-то странное и незнакомое.

— Что ты никогда не даешь мне спуску. Но при этом никогда всерьез не критикуешь.

Мои слова ее удивляют — ее глаза округляются, а ямочки исчезают.

— Ну, — быстро находится с ответом она, — возможно, тебя просто легко подловить, и упустить такое ну никак нельзя.

— И еще одно туше, — со смехом говорю я. — Но, если ты помнишь, не я вчера не был в баре.

Лондон кивает, вытирает стойку передо мной и кладет подставку под бокал. Я пытаюсь понять выражение ее лица: она расстроена?

— Сделать тебе пива?

— Вообще-то, — я изучаю бутылки позади нее, — я хочу начать новую жизнь. Хочу «Амаретто сауэр». Дилан клянется, что ты делаешь самый вкусный на свете. Хочу проникнуться новым вкусом.

Она скептически смотрит на меня.

— Он сильно сладкий. Ты уверен?

— Я пытаюсь найти контакт со своим женским «я».

Смеясь и качая головой, Лондон поворачивается.

— Тут так много всего можно ответить, что я даже теряюсь, с чего начать.

Я наблюдаю, как она смешивает ингредиенты и наливает оранжевый и пенистый коктейль. Выглядит потрясающе и напоминает мне, как мы с Миа пили «Апельсиновый джулиус» после лекций на первом курсе.

На этот раз воспоминание о Миа не ранит и не вызывает беспокойства.

Сделав глоток, я тут же понимаю свою ошибку. Сладко настолько, что не хочется глотать.

— Не, — с усилием проглотив, замечаю я. — Все-таки не мой напиток.

Больше посетителей нет, поэтому Лондон наклоняется ко мне, облокотившись на стойку.

— А что мне сделать вместо него? Ты любишь джин?

— Не очень.

— А скотч?

Я вздыхаю и морщусь, потому что терпеть не могу этот вопрос.

— Наверное, должен, поскольку это такой мужской напиток, а у меня роскошный пенис… — Лондон фыркает, — но к сожалению, нет. Мне не нравится скотч.

Погладив меня по голове, она с улыбкой выпрямляется.

— Погоди-ка. Я сейчас.

Каждый мускул в моем теле напрягается, чтобы удержаться, не сорваться вперед и, перегнувшись через барную стойку, не поцеловать ее.

Я словно открыл заднюю дверь и впустил пчелиный рой.

Или треснула плотина.

Или пошла вода по пожарному шлангу.

Я без ума от этой девчонки.

Но главная проблема в совете отца — это что Лондон относится ко мне совершенно иначе, и приглашение на свидание или к себе домой ее тут же оттолкнет.

Другая проблема в связи с его советом — это что я не знаю, хочу ли я встречаться с Лондон. Нет, наверное, не так — не знаю, стоит ли. Тот жуткий перепих на прошлой неделе никак не выходит у меня из головы. И не хочу в своем восприятии мешать Лондон со всеми остальными, так же как не хочу, чтобы мои отношения с ней были похожи на привычные мне шаблоны. Это ощущение похоже на клаустрофобию: вспоминать тех, с кем спал, и при этом сидеть в метре от девушки, которая мне на самом деле нравится.

Я словно покрыт толстым слоем грязи, этакой коркой, состоящей из неверных решений, и даже если захочу ее с себя убрать, боюсь, что это будет медленный и постепенный процесс, как спиливание. И анализ полученного урока.

Смотрю, как она творит, смешивает один, два, и наконец пять напитков. Ставит их на поднос и осторожно придвигает его ближе.

— Сейчас поставим научный эксперимент, — говорит она. — Закрой глаза.

Я закрываю, и тут меня осеняет:

— Ты же не выльешь их мне на голову?

От ее хрипловатого смешка вся кровь приливает к члену.

— Нет, Люк, я не собираюсь переводить хороший алкоголь на твою голову.

— Это потому, что моя прическа сегодня идеальна, Логан.

— Я вижу, — она ставит стакан рядом с моей рукой. — Попробуй.

Беру стакан, нюхаю и мотаю головой.

— Не могу выносить текилу. Я выпил столько боди шотов [способ пить текилу с тела партнера — прим. перев.] на младших курсах, что, наверное, вытошнил свою селезенку где-то в туалете.

— Боже, ну ты и подарок, — сухо замечает она, потом забирает у меня стакан и заменяет на другой.

Я делаю глоток.

— «Джек»? Даже кола не перебила вкус. Я тогда еще легко отделался.

— Дай угадаю: выпивка, секс, после которого потом раскаялся, и как следствие — грандиозное похмелье?

Жаль, что это не так.

— Нет, просто много ассоциаций… — с Миа, не стал договаривать я. Когда мы оба впервые в жизни напились, это был «Джек» с колой. А когда открываю глаза и с извиняющейся улыбкой смотрю на Лондон, вижу, что она уже прочитала мои мысли.

— Кажется, твой «Джек Дэниэлс» все равно что «Егермейстер» для меня, — тихо говорит она.

Сморщив нос, я отвечаю:

— Неужели его кто-то пьет?

— Ты бы удивился. Так, давай закрывай глаза.

Я делаю, как она говорит, и чувствую всем телом случайное прикосновение ее руки.

— Ты сложный клиент, — Лондон вкладывает мне в руку следующий бокал. — Попробуй этот.

«7-Up» и что-то апельсиновое. И водка, что ли. Я чувствую, как мое лицо кривится от обилия сладости.

— Слишком сладко. В разы хуже, чем «Амаретто сауэр».

Она протягивает мне еще один, а когда говорит, ее голос звучит уверенно, если прислушаться.

— Хорошо-хорошо, извини, это была шутка. Пора заканчивать. Вот твой напиток.

Беру бокал и делаю глоток. Напиток гладкий, как стекло. Тяжелый и вяжущий. Терпкий и с привкусом лайма. Черт, а он хорош.

— Что это?

— Гимлет с водкой.

Открываю глаза и смотрю на нее. Она уже убрала другие напитки и наблюдает за мной с подернутым дымкой взглядом. Заметив, что я открыл глаза, она смотрит в сторону.

— Тут водка «Бельведер» и сок лайма, поверх льда, — добавляет она, снова протирая полотенцем стойку передо мной.

А потом, оставив меня с моим новым напитком, идет принять заказ у только что пришедшей пары.

Невозможно не смотреть на нее, пока она работает. Лондон с улыбкой — той самой, от которой мое сердце колотится о грудную кость — подходит к этой паре, кладет перед ними подставки под бокалы и уже чем-то смешит их. Это так сексуально — она не глядя наливает из бутылок. Раз или два Лондон оглядывается и ловит меня на подглядывании, и интуиция говорит мне сделать вид, что я читаю что-то за ее спиной, смотрю игру по телевизору, который висит справа от ее плеча, но я не успеваю. Да и не могу быть таким скучающим. И я просто заворожен тем, как она сегодня выглядит: волосы собраны в небрежный пучок, на носу очки без диоптрий в красной оправе под стать цвету ее помады; черный топ с открытыми плечами и коротенькие шорты, несущие серьезную опасность моему либидо.

Я сейчас как щеночек, скребущийся в дверь, и, не выдержав, она притворно глубоко вздыхает и подходит ко мне с подразнивающим и якобы сердитым взглядом.

— Тебе нужна компания или что?

Вместо ответа я спрашиваю ее:

— Как ты поняла?

— Как поняла, что тебе нужна компания? Ты выглядишь просто жал…

— Нет, — перебиваю ее я. — Как поняла, что последний напиток мне понравится?

Она пожимает плечами и выпрямляется.

— Угадывать такое — моя работа.

Ее ответ звучит отговоркой — несказанное кажется чем-то важным — но я решаю закрыть на это глаза и делаю еще глоток.

— Кажется, я чуток навеселе.

Лондон со смехом наклоняется, и на ее лице играет моя любимая улыбка — та, что кажется появившейся только для меня.

— Тогда поосторожней. Сдерживай появление своего истинного лица.

Чувствую, как хмурюсь. Не важно, как мягко она это сказала, и не важно, что ее улыбка говорит мне — она не со зла, но я терпеть не могу свой образ в ее глазах. Терпеть не могу, насколько он точен.

— Ты про мое истинное лицо блядуна?

Она выглядит немного виноватой, когда снова выпрямляется и отворачивается. Бля. Мои слова вышли резче, чем я хотел, и теперь я не только блядун, но еще и сволочь.

— Черт. Не уходи, — потирая лицо, прошу я.

Лондон поворачивается, убирая несколько бокалов под барную стойку.

— Далеко я не уйду. Я же здесь работаю, дурачок.

— Я просто хочу быть твоим другом, — говорю я.

Она застывает, удивленно приподняв брови.

— Ого, да ты готов. Как ты вообще выжил в колледже, если так быстро пьянеешь?

Ловлю ее за руку, когда она начинает поправлять стопку салфеток.

— Я серьезно. Мне нравится быть с тобой.

Боже, я понимаю, как это все хреново. Она права: во мне, в этой сплошной пустыне ничего между искренностью и поверхностностью нет, ничего промежуточного.

Лондон не особо решительно, но пытается забрать руку, а потом сдается.

— Люк…

— Пожалуйста, — я поглаживаю большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. — Позволь показать, что я не тот парень, которым ты меня считаешь.

— Проблема в том, что это невозможно, — тихо говорит она. — Ты тоже мне нравишься. Но это все не для меня. И ты именно такой, каким я тебя считаю.

Я наблюдаю, как мой палец движется по ее коже. Даже после серфинга и ежедневной дозы соленой воды ее руки намного мягче моих.

— Но я не хочу таким быть, — удивляя самого себя, отвечаю я.

Лондон отводит взгляд, покусывая губу.

— Это было просто весело, — высвободив наконец руку, она понижает голос. — И не предполагало что-то большее. Я даже удивлена, что мы сделали это дважды.

— Трижды, Лондон. Три разные встречи, — добавляю я и вижу, как она сдерживает улыбку. Потом подаюсь вперед и наклоняю голову, чтобы поймать ее взгляд. — Но я совсем не об этом, — странно, но это действительно так. — Просто хочу продолжать общаться с тобой.

Она наконец смотрит мне в глаза.

— И никаких свиданий? Никакого секса?

Я чувствую, как моя улыбка согревает мне грудь.

— Все, что захочешь.

— Никакого секса, — повторяет она, и от меня не укрывается, как она вытирает руку о шорты. — Между нами никакой романтики не будет.

У меня внутри неприятное чувство от того, насколько она категорична, ну и ладно. Я и правда не про что-то большее — не с ней.

— Нет. Ну то есть… Совершенно согласен, — почему-то запинаюсь я. — Не волнуйся. Я просто хочу быть твоим другом.

Она изучающе всматривается в меня, перебегая взглядом с одного глаза на другой, как будто один из них говорит правду, а другой врет.

— Просто общение?

— Да.

Лондон слегка морщит нос, словно вот-вот на меня зарычит.

— И обещаешь, что будешь интересным, а не несчастненьким щеночком?

— Обещаю, — со смехом отвечаю я.

Она берет полотенце и вытирает край раковины перед ней.

— Ладно, — говорит она, глядя себе на руки. — В субботу днем, — не поднимая голову, она смотрит на меня. Бля, это самый офигенный взгляд, который я когда-либо видел у женщины. А она хочет, чтобы мы были только друзьями. — И я сама выберу, чем займемся.

Увидев ее хитрющую улыбку, чувствую, как бледнею.

Блин. Кажется, меня ждет серфинг.