Лондон

По плану я должна была встретиться с Люком в два в серфинг-парке «Турмалин». В любой другой день это было бы форменное самоубийство, но понимание, что вокруг будет полным-полно народу, придало мне уверенности: возможно, на людях я не сделаю ничего глупого.

Я до того докатилась, что написала список задач на день:

И сосредоточиться собираюсь на первой и последней.

Единственный способ добраться до «Турмалина» — по дороге, что вьется вниз от бульвара Ла-Хойя и заканчивается парковкой. Тут почти всегда все места заняты, и я уже почти решаю припарковаться подальше, но тут замечаю, как кто-то уезжает. Включаю поворотник, чтобы никто не спер удобное местечко, и наконец паркуюсь, как только машина отъезжает.

Даже при выключенном двигателе моя старенькая машинка выдает беспокойные стук и свист из-под капота, пока я верчу в руках телефон и оглядываюсь по сторонам. Люк не прислал смс, и я задумываюсь на мгновение, а не поздно ли все отменить.

С самоуверенным Люком я еще в состоянии справиться, но с милым, искренним, навеселе Люком, с щенячьими глазками просящего меня быть ему другом… Сопротивляться невозможно.

Торчать в машине вечно я не могу, поэтому, посмотрев на время, пишу ему сообщение:

«Тут все занято, паркуйся где-нибудь подальше», — отправив, я ступаю на раскаленный тротуар и иду к багажнику.

Доска обычно едва помещается в мой маленький хэтчбек и втиснута между откинутыми сидениями, причем, чтобы закрыть багажник, нужно хорошенько подтолкнуть. Эта операция требует некоторой изворотливости, что не очень приятно, но я уже привыкла.

Сумев вытащить ее наружу, я слышу за спиной знакомый голос.

— Помочь?

— Уже не надо, — прислонив доску к машине, я тянусь к сумке, чтобы заблокировать двери. — Но спасибо.

Когда я оборачиваюсь, вижу его с доской и свернутым полотенцем подмышкой. На нем тонкая белая футболка и голубые шорты, низко — очень низко — сидящие на бедрах. Он выглядит настолько хорошо, что у меня перехватывает дыхание. В голове, а, возможно, и еще кое-где, зазвенели тревожные звоночки. Эта затея — плохая затея.

Внезапно я начинаю переживать, что нас может увидеть НеДжо и расскажет об этом Оливеру. Оливер сболтнет Лоле, а та — Харлоу. А Харлоу тут же вооружится против такого вопиющего нарушения девочковых правил, как обстоятельное пожирание глазами Люка.

Мы просто друзья.

Дружить — это очень хорошо.

— Готов? — спрашиваю я, оглядевшись по сторонам. Мне и самой слышно, какой странный у меня голос. Надеюсь, он примет это за нетерпение, а не за попытку скрыть полуобморочное состояние.

Слегка покачав головой, он со смехом признается:

— Ни капли.

— Кстати, хороший борд, — замечаю я и провожу рукой по носу доски. — Не слишком длинный и нужной ширины для твоего тела. Рада, что ты выбрал лонгборд. На него легче вскочить.

— Мне нравится, как ты меня нахваливаешь, будто ее выбрал я, а не консультант в магазине, — он напряженно улыбается и смотрит мне за спину.

— Просто пытаюсь повысить твою уверенность в себе.

Боже, до чего нелепо. Мы оба неловко топчемся вокруг этой идеи дружбы.

Проверив, что все нужное с собой, я киваю в сторону воды.

— Ну что, пойдем.

Парковка расположена существенно выше уровня воды. «Турмалин» окружен возвышающимися над пляжем скалами, некоторые из них больше двадцати метров в высоту. Нам нужно спуститься с довольно крутого холма, и я слышу позади себя звуки шагов Люка по дорожке. Дойдя до песка, понимаю, что он молчаливей обычного, даже не отпустил ни одной шуточки, когда я упомянула длину его доски.

Пытаясь угадать, в чем дело, я разглядываю кристально-чистое голубое небо и простирающийся до горизонта океан. На берег обрушивается прибой, а воздух соленый на вкус. Это действует успокаивающе для моих нервов. Наверное, просто у каждого из нас бывают молчаливые дни. И мне очень нравится эта необычная грань Люка.

Когда мы добираемся до пляжа, я выбираю место попросторней, чтобы положить доску. Люк прислоняет свою к большому камню и поворачивается ко мне.

— Что там у тебя? — спрашивает он, наблюдая, как я вытряхиваю содержимое своей небольшой сумки.

— Солнцезащитный крем и болты для финов [плавники серфборда — прим. перев.], — и протягиваю ему бутылку воды.

— Спасибо, но у меня есть.

Киваю и не знаю, как быть с Молчаливым Люком, потом, решив, что и с таким справлюсь, откладываю бутылку в сторону и начинаю раздеваться. Никогда не любила гидрокостюмы, и даже в ледяном Тихом океане я всегда в купальнике. Сегодня я надела довольно скромный — слитный — потому что мы будем мокрые и почти голые в течение долгого времени, а усугублять ситуацию не стоит.

Снимаю футболку и бросаю ее на песок, потом стаскиваю шорты.

— Мне тут нравится, — говорит Люк, положив руки на бедра и оглядываясь по сторонам — демонстративно не глядя на меня. — Я был здесь раньше, но только на пикнике.

— И никогда ради серфинга? — спрашиваю я, нанося крем на руки и плечи.

— Ха, не-а. Я едва подхожу к воде.

Я замираю.

— Да ладно!

Он ерошит волосы и выглядит немного глуповато.

— Боюсь, что так.

— Погоди-ка, хочешь сказать… Как ты жил так близко к океану большую часть своей жизни и не заходил в воду? Ты же плаваешь. Участвовал в национальном чемпионате по водному поло.

— Ну да, но вообще-то это бассейн. И там никто не водится, жаждущее меня сожрать.

Я недоверчиво хмыкаю.

— Люк, в океане, кажется — ну, я не знаю — восемь миллионов видов всякой живности, и только микроскопический процент из них захочет что-то там с тобой сделать.

Он наклоняет голову и смотрит вполне серьезно.

— Я смотрел «Челюсти», Логан.

— А в бридж ты играешь?

Явно в замешательстве, он отвечает:

— Иногда, с бабушкой и ее подругами.

— Согласно статистике, в прошлом веке больше людей умерло за игрой в бридж, нежели от нападения акулы в Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне вместе взятых.

— Ты только что это придумала.

Возможно, да, я это придумала.

Бросив тюбик с кремом на песок, я поворачиваюсь к нему.

— Ничего не понимаю. Если ты не любишь океан, зачем согласился прийти сюда?

— Я ведь уже говорил тебе: ты мне нравишься. И пока ты меня не опускаешь ниже плинтуса, с тобой весело, — уголок его рта приподнимается в улыбке, после чего за ним следует и другой. — Хотя и в первом случае тоже.

Честный Люк серьезно сбивает с толку.

— Может, хочешь заняться чем-нибудь еще? — предлагаю я. — Ну там, сходить в кино?

Он размышляет и поглядывает на воду с немалым опасением.

— Нет. Нет, думаю, я хочу сделать это, — а затем начинает кивать, словно его телу понадобилось некоторое время, чтобы согласиться со словами.

— Уверен? — спрашиваю я, давая шанс отступить. — Не хочу заставлять тебя делать что-то дискомфортное. Честное слово, тут не соревнование.

— Нет, я… Я хочу, — протянув руку за шею, он снимает футболку. Чувствую, как мои легкие сжимаются при виде его голой груди в лучах яркого солнца, четко вылепленных мышц торса и резких линий живота. Я отвожу взгляд.

— Ладно, — говорит он. — Вперед.

— Хорошо, — мой голос более уверенный, чем я себя чувствую. Я беру его доску и очерчиваю ее контуры на песке палкой, которую нашла среди камней. — Сначала азы.

Люк в растерянности наблюдает за моими действиями:

— А почему тут контур, а не сама доска?

— Потому что доски дорогие, и мы не хотим ее сломать, — отвечаю я, бросив палку в кусты. — Так. Вот твоя доска, — взяв его за предплечья, тяну его встать в центр нарисованной доски, а затем показываю на ее части: — Это ее нос, тут рэйлы [края доски — прим. перев.], тут хвост. Вот эта линия посередине называется стрингер, придерживайся ее, чтобы сохранить равновесие. Запомни это, — говорю я, а потом показываю на лежащий на песке шнур лиша [крепится к доске и ноге серфера — прим. перев.]. — Наверное, и сам догадываешься, но это лиш. Не заходи в воду без него, пристегнутого к твоей ноге, окей?

— Ясно.

— Греблей и прочим мы займемся уже в воде, а сейчас давай про более простые вещи, — я встаю рядом с ним, расставив ноги чуть больше ширины плеч. — Первое: положение твоего тела. Убедись, что ты в центре доски — не у носа и не у хвоста. Нет, дай мне… — говорю я, когда он пытается скопировать мою стойку, и, схватившись за его лодыжки, правильно ставлю его ноги. Он такой теплый, а кости такие твердые. — Ноги не расставляй слишком широко. Одну поставь впереди прямо на стрингер, вторую — позади.

— Так? — сделав, как я сказала, спрашивает он.

Я поправляю его.

— Идеально. Быть в центре доски означает больше контроля. Всегда оставайся в центре.

Кивая, он еще раз выверяет позу.

— Да, думаю, я понимаю, о чем ты.

— Так. Теперь руки… — подавшись вперед, скольжу по его предплечьям, пока не обхватываю ладонями его запястья. Кончиками пальцев чувствую устойчивый ритм его пульса и тепло кожи. Это напоминает мне, как он удерживал мои руки над головой, и во рту тут же становится сухо. С момента, как он снял футболку, я старалась не смотреть на его торс и руки — прекрасно помня, как они выглядели, когда он был надо мной, но при этом понимая, что надолго меня все равно не хватит.

Тело Люка — это тело пловца. Плечи широкие, а мышцы спины и бицепсы крупные, как и у всех сильных пловцов. Торс длинный и стройный, а на плоском животе я насчитала восемь кубиков. Это тело создано, чтобы быть сильным и часы напролет преодолевать сопротивление воды. Его тренировали быть выносливым.

И боже, оно такое и есть. Он может брать меня всю ночь и кончить только к рассвету.

Напоминание об этом мне сейчас так некстати.

— Ты там как, Логан, в порядке? — спрашивает он, и я тут же переключаю свое внимание туда, где все еще держу его за запястья.

— Теперь баланс, — заставляю себя продолжать, как будто каждая мысль не написана на моем раскрасневшемся лице. — Ту руку, что будет впереди, располагай любым удобным тебе образом, а та, что сзади, должна быть на линии плеча и согнута в локте, смотрящем назад, — я показываю, и он повторяет.

— Да, вот так, хорошо. Пусть тело двигается вперед и назад, когда борд будет наклоняться. Бедра расслабленные, как будто ты крутишь хула-хуп.

Он смеется.

— Скажи, что, делая это, я выгляжу потрясающе. Не так нелепо, как мне кажется.

— Очень по-мужски, — уверяю его я и вношу пару корректив в его позу, после чего отхожу посмотреть со стороны. — Насчет рук. Многие думают, что их нужно держать параллельно рэйлам, но это ошибка. Держи их в одной плоскости с бедрами… — я снова делаю шаг к нему и провожу руками по ребрам. Люк сгибается пополам, отпрыгивает подальше и хихикает.

— Извини, — тихо говорит он. — Боюсь щекотки.

— Ой, прости… — бормочу я, и мне приходится мысленно сосчитать до десяти, прежде чем вспоминаю, что мы тут вообще делаем. Я занималась с Люком сексом, видела его голым надо мной, подо мной и сзади, но почему-то сейчас все кажется… более интимным, чем что-либо еще.

С горящими щеками я снова протягиваю к нему руки и скольжу вниз,

вниз

вниз

и еще раз вниз — до чего же длинное тело! — к его бедрам.

До сих пор я никогда толком не замечала, как низко парни носят шорты, а сейчас кончиками пальцев чувствую каждый выступ и впадинку его тазовых костей. Его тело испещрено тенями и линиями, где мышцы встречаются с костями, и в этот момент я будто снова оказываюсь на его диване, наблюдая, как его тело движется надо мной, когда он трахает меня.

Подняв голову, я вижу, что Люк смотрит на меня. Его рот приоткрыт, на лоб мягко падает прядь волос, щеки, как и у меня, раскраснелись, словно он думает о том же, о чем и я.

Откашлявшись, я отвожу взгляд, надеясь при этом, что он не догадался, насколько напускное отсутствие моего интереса, а каждая его улыбка — очередная брешь в моей броне.

— Не поднимайся, — говорю я грубоватым от попыток привести мысли в порядок голосом. — Тебе придется адаптироваться к высоте и силе волн. И с ними не справиться, если будешь стоять такой высокий и… — взмахом руки показываю на его тело, — твердый.

Люк усмехается, а я закатываю глаза.

— Согни колени, но в поясе не сгибайся — это самая тяжелая часть твоего тела, — говорю я, похлопав его по груди. — А тебе нужно держать баланс. Подашься вперед, упадешь за рэйлы. Видишь? Потеряешь баланс, — он наклоняется вперед, чтобы проверить эту теорию.

К сожалению, от такого движения его лицо стало на одном уровне с моей промежностью.

Нахально ухмыляясь, он смотрит на меня из-под упавших на лоб волос.

— Вот так?

Макушка его головы находится буквально в несколько сантиметрах от моих женских прелестей, и от моего несильного толчка он, понятное дело, падает на песок.

— Ага, именно так, — отвечаю я и перешагиваю через него. — Ты рад, что это произошло не в воде?

Люк вскакивает и, отряхнув песок с шорт, возвращается в исходное положение.

— Было бы вполне заслуженно, — отвечает он.

Я поправляю его стойку, скользя руками по телу, изменяя так и эдак и привлекая его внимание к тем частям тела, которые нужно будет напрягать сильнее. Это самое большое слабое место в моем плане: я не предвидела, насколько много надо будет прикасаться в процессе обучения.

— Еще пара моментов, прежде чем мы пойдем в воду…

— Мне все-таки придется идти в воду? — спрашивает он.

— Тебе придется идти в воду, ага.

Люк с беспокойством оглядывается на океан. Повернувшись ко мне, он говорит:

— Назови что-нибудь, что ты терпеть не можешь.

— Типа людей, слишком долго принимающих душ или не сортирующих мусор, или…

— Что-нибудь, что тебя пугает.

Меня пугает так много всего: например, Люк, если честно. От того, что он милый и смешной, у меня в животе происходят странные вещи. Еще мысль, что мне когда-нибудь снова придется пережить то же самое, через что я прошла с Джастином… да, это очень пугает.

— Я не люблю американские горки.

— Правда? — переспрашивает он, и я киваю. У него на лице играет недоверчивая полуулыбка. — Но ведь аттракционы предназначены, чтобы создать иллюзию опасности, а вот серфинг… — он кивает в сторону воды. — Там можно оказаться совсем не по привычную сторону шведского стола.

— Но от этой иллюзии страх не становится менее реальным, разве нет?

— Согласен, — Люк снова смотрит на воду, после чего поворачивается ко мне. — Предлагаю сделку. Я шагну в эту воду, а ты поедешь со мной в «Шесть флагов» [сеть парков развлечений — прим. перев.] и прокатишься на «Голиафе» [самые высокие и самые быстрые деревянные американские горки в мире — прим. перев.].

— Ни фига, — фыркаю я.

Он берет меня за руку и большим пальцем гладит запястье.

— Я доверяю тебе, а ты мне.

Конечно, я могу ошибаться, но, мне кажется, он говорит о чем-то большем, нежели американские горки. В его карих глаза чистая искренность.

Люк слегка приседает, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Хорошо?

Я нехотя киваю.

— Предупреждаю сразу, что могу психануть с перепугу и прокачусь на той дурацкой штуковине у тебя на коленях.

Люк ухмыляется.

— Как мило, что ты думаешь, будто я был бы против.

Он протягивает руку, и я пожимаю ее, стараясь не обращать внимания, насколько она больше моей и что я отчетливо помню, как она ощущалась на моем теле.

— Ладно, договорились, — соглашаюсь я и убираю свою руку, встряхнув ее и надеясь, что он не заметил. — Сделка заключена. Теперь давай вернемся к серфингу, потому что ты, возможно, струсишь, и тогда мне не придется тащиться в тот захолустный парк.

— Ты заводишься с пол-оборота — это так горячо, — замечает он, и я шлепаю его в ответ по плечу.

Заставляю лечь его лицом вниз на доске, и мы снова проходим по основам. Один взгляд на его широкую загорелую спину, и я понимаю еще одну свою ошибку.

— Новичков можно определить по тому, как широко они расставляют ноги, когда гребут. И тут же падают в воду, — говорю я и ногой толкаю его лодыжку. — Ноги вместе.

Я показываю ему на группу парней у воды, объясняю, как считывать волны и как понять, в каком направлении они будут обрушиваться.

— Видишь вон того парня? — спрашиваю я. — Вот так ты должен подниматься. Делай, как он.

Люк повторяет за ним и снова ложится на доску.

— Представь, что у тебя под подбородком надувной мячик. Да-да, так, — говорю я и, обойдя его, ложусь рядом на песок. — Итак, ты видишь волну… — начинаю я и тут же отвлекаюсь, потому что он не спеша оглядывает меня с ног до головы, причем совершенно в открытую.

Прогулявшись взглядом по моему телу еще раз, он смотрит мне в глаза и расплывается с широченной улыбке.

— Я просто анализирую положение твоего тела, — заявляет он.

— Ну да, конечно.

— Что? Мне нравится быть дотошным. Хоть в этом могу блеснуть. Как только доберемся до воды, все станет непредсказуемым. Дай сохранить достоинство чуток подольше.

Ухмыльнувшись, я прикусываю нижнюю губу, чтобы не сболтнуть, какой он охрененно восхитительный-сексуальный-милый.

— Значит, вот я почувствовал волну… — напоминает он и ждет, когда я продолжу.

Взяв себя в руки и кивнув, я говорю:

— Ты почувствуешь толчок, потом делай еще два гребка и приготовься, держа руки под грудью. Голову вверх, колени под грудной клеткой, ступни под телом и вскакивай в позу для хула-хупа.

Люк выглядит не сильно в себе уверенным, но пробует несколько раз.

— Очень хорошо! И если ты нигде не ошибся, то сможешь сделать то же самое в обратном порядке, — я показываю ему, как опускаюсь на колени и одним движением снова оказываюсь лежащей на животе. — И так до тех пор, пока не почувствуешь себя комфортно.

— Комфортно? — я явно его не убедила. — Не думаю, что это когда-нибудь случится, — замечает он, прижав колени к груди и резко подскакивая.

— И зря. Посмотри, как ты уже делаешь.

— Ну да, на песке.

— Всему свое время, — отвечаю я, погладив его по теплому плечу. Он смотрит на мою руку, потом и я сама на нее смотрю, а потом наступает тяжелое молчание, после чего я отодвигаюсь подальше. — Ну что, готов покорить воду?

Люк мотает головой, а взгляд игривый.

— Не-а.

Я наклоняю голову вбок и жду.

— Ладно, давай. Мне помогут грядущие американские горки, да и вообще — я успел прожить неплохую жизнь, — отвечает он, и мы идем к берегу.

Вода холодная, поэтому нам потребовалось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы набраться смелости и нырнуть. С криками и смехом мы выныриваем и плывем до того места, где вода доходит до пояса. Люк прикрепляет лиш к лодыжке, вглядываясь при этом в пенистую воду, как будто тут в любой момент может материализоваться акула и утащить его.

— Можешь залезть на доску? — спрашиваю я, и он, кивнув, осторожно забирается на нее, не переставая анализировать каждую рябь на воде. Он напуган, и у меня сердце сжимается от нежности — он так доверяет мне, раз пошел на такое.

— Волны вон там, — говорю я, и он отрывает взгляд от воды под собой. — Можешь попялиться на мои сиськи, если тебе нужно отвлечься.

— Даже не надейся, что я не стану ловить тебя на слове, — отвечает он.

Мы тренируем его баланс, лежа на животе на доске. Он периодически немного соскальзывает, добродушно жалуется, и мы еще какое-то время говорим о том, как различать волны. Я экзаменую его, спрашивая, в каком направлении разобьется каждая волна. Учу его дак-дайву [подныривать под волну — прим. перев.] и как выныривать поверх небольших волн, и хотя Люк еще никогда не выглядел более напряженным, он слушает и делает все, что я прошу.

— Как только подойдет волна, немного утопи нос борда. Держи руки ровно, ладони на рэйлах, сделай глубокий вдох, прежде чем волна разобьется над тобой…

— Зачем мне делать глубокий вдох? — вытаращив глаза, в панике спрашивает он.

— Потому что ты окажешься под водой.

— Под?

— Все будет хорошо, — уверяю я.

— Легко тебе говорить.

— Люк.

У него мурашки на коже, а я — вот же извращенка — даже в такой момент не могу это не заметить. Не могу оторвать взгляд от его груди с капельками воды на твердых сосках. Хочу лизнуть их. Боже, какие же классные у него соски.

— Ты будешь держать меня за руку на «Голиафе»? — спрашивает он, и я моргаю несколько раз, чтобы понять, о чем он.

— Что?

— Думаю, ты слышала меня, Логан, — наклонив голову, он добавляет: — Кстати, мои глаза тут.

Подавив смущенный смешок, я встречаюсь с ним взглядом.

— Хорошо. Да, я буду держать тебя за руку на «Голиафе».

— Ладно тогда. Я могу это сделать, — говорит он и бросает последний взгляд на воду. — Показывай мне этот дак-драйв.

— Дак-дайв.

— Все равно. Меня больше заботит вопрос выживания. Я слушаю.

Покачав головой, я протягиваю руку к носу его доски.

— Наклоняешь нос, задерживаешь дыхание, и тебя накрывает волна. Ты появляешься над ней и будь готов грести. На это уйдет какое-то время, но не сильно много, чтобы понять, все ли ты правильно делаешь. И не ныряй глубоко. Ровно настолько, чтобы оказаться под волной. Глубже не всегда означает лучше.

Люк фыркает.

— Будь это правдой, у тебя не было бы…

Закрываю ему рот ладонью, чтобы перестал болтать, и тут наше внимание привлекает что-то справа. Надвигается большая группа волн, и какой-то серфер ловит одну.

— Видишь, как он скользит прямо сквозь них? — я показываю на него. — Когда оседлаешь волу, тебе потребуется максимум усилий, потому что если ты не будешь достаточно выносливым, волна опрокинет тебя на задницу. Смотри, как он встает на борд, как стоит…

Мы наблюдаем за следующим серфером, и Люк наконец произносит, явно впечатленный:

— Черт, а он хорош.

— Ты можешь быть так же хорош, — уверяю я. — Ты достаточно сильный и отличный пловец. Вся тонкость только в технике и практике. Ты запросто удержишься на небольших волнах.

— А на больших?

— Не думаю, что ты готов для больших, мистер Голубая Волна [одноименный фильм — прим. перев.].

— Очень смешно.

— Ладно, сначала я, потом ты. Договорились? — предлагаю я.

Люк кивает, а я начинаю грести, примериваясь к волне. Еще три гребка, и наклоняю доску, ныряя под волну. Вскакиваю на доску, а потом делаю так еще несколько раз, после чего ловлю гребень самой большой из волн. Она короткая, и мне едва хватает времени проскользить на ней, прежде чем она разрушается подо мной. Всплываю, забираюсь на борд и плыву к Люку.

— Видел? — спрашиваю я, отжимая волосы. — Ты тоже так можешь.

— Твоя вера в меня впечатляет, — оглядывая воду, отвечает он.

— Я знаю, что ты сможешь, Люк. Давай, вперед.

Он выглядит испуганным, но ложится на борд и начинает грести. Несколько раз оглядывается на меня, но продолжает плыть вперед. Сама стараюсь держаться как можно ближе, наблюдая, как одна из волн обрушивается на него, сбросив его с доски. Я превращаюсь в одно сплошное желание оберегать и защищать. Люк снова и снова вскакивает на доску — выглядя немного не уверенно — не останавливаясь и продолжая пытаться.

На небольшом расстоянии формируются новые волны, Люк оценивает и гребет в их направлении. В животе порхают бабочки, когда я наблюдаю за ним и подбадриваю:

— Не останавливайся… Доску вниз, бедра вперед, глубокий вдох! Да! — кричу я, хотя он никак не сможет меня услышать.

Люк на мгновение исчезает под водой. После чего, судорожно вертя головой по сторонам, появляется снова.

Заметив меня, он широко улыбается.

— Мать вашу! Кажется, я это сделал!

— Сделал, да! — я смеюсь от того, насколько он воодушевлен. — Как думаешь, еще сможешь?

Он кивает и снова забирается на доску, убрав с лица мокрые волосы и оглядывая поверхность воды.

Наблюдать, как Люк плывет, теплый от солнца и мокрый, как работают его мышцы от нагрузки… Уверена, это зрелище мне не забыть никогда. Заметив надвигающуюся волну, он направляется к ней. Я почти не дышу, глядя, как он ныряет под нее, появляется на поверхности и, вскочив на ноги, съезжает по ней. Долго на ногах ему не удается устоять, и волна его сбрасывает, но все равно он справился, от чего я чувствую нереальную гордость за него. Когда Люк возвращается, стараюсь не смотреть на него, потому что знаю: у меня на лице написано неподдельное обожание.

***

— Говорила же тебе, — я в десятый раз повторяю ему, когда где-то час спустя мы плывем на досках к берегу.

Люк выглядит смертельно уставшим, но не перестает улыбаться.

— Теперь я понимаю, почему ты в такой потрясающей форме, — оценивающе оглядывая мое тело, заявляет он. — Этот океан устроил мне взбучку.

— Но тем не менее ты сделал это.

Добиравшись до берега, Люк падает на песок, тяжело дыша.

— Ага, сделал, — он закрывает глаза и пытается восстановить дыхание. — Отец с ума сойдет, когда узнает. Он с детства пытался заманить меня сюда, но я не поддавался. А Марго вообще не поверит.

— Хочешь, позвоню ей? Или напишу, если так проще…

— Ну нет. Ни за что не дам тебе ее номер, — приподняв голову, он смотрит на меня. — Вы вместе слишком опасны.

— Мне нравится твоя сестра.

— А она тебя уже любит, — говорит он, все еще не отдышавшись. — Меня реально пугает идея, если вы будете регулярно общаться.

Он зажмуривается и сжимает пальцами переносицу — я не удивляюсь, что он еще не восстановился после неоднократного падения в жгуче-соленую океанскую воду.

— Ты как? — спрашиваю я и протягиваю руку смахнуть с него пару песчинок. Он замирает и поворачивается ко мне.

— Нормально. Просто немного жжет.

— Тоже терпеть это не могу. Поэтому мне трудно представить, чтобы я специально что-нибудь втянула носом.

Люк издает смешок.

— Боже, я попробовал кокаин всего однажды на одной из бесчисленных вечеринок на втором курсе. Я сразу понял, что могу захотеть еще, поэтому никогда… — он замечает мое шокированное лицо. — Что?

— Ничего, — отвечаю я. — Но это гадость.

Он снова смеется.

— Зачем тогда заговорила о вдыхании всякого?

Я пожимаю плечами. Понимаю, что странно, раз я бармен и так серьезно отношусь к тяжелым наркотикам, но я не раз видела, как, балуясь кокаином, люди превращаются в бог знает что.

— Просто кажется, что это далеко не лучший выбор для спортсмена.

Люк весело хохочет.

— Да неужели?

Меня это тоже смешит.

— Извини, у меня просто рефлекторная реакция, — мне так тяжело представить, как собранный и искрящийся здоровьем Люк делает что-нибудь настолько глупое.

— Но если честно, — пихнув меня плечом, говорит он, — то импульсивные поступки — не особо мое.

Усмехнувшись, я подбираю камень и начинаю рисовать на песке.

— Можешь попробовать не хихикать так глумливо, — Люк подается вперед, и хотя его голос звучит игриво, в нем слышно едва заметное напряжение, когда он продолжает: — Ты меня слатшеймишь [осуждение за сексуальность, навешивание ярлыков, чаще употребляется по отношению к женщинам, ориг. slut-shaming — прим. перев.], Логан?

Я выпаливаю, прежде чем успеваю обдумать:

— Неужели тебе не одиноко?

Вот же черт. Зачем я так сказала? Открыла дверь, куда мне совершенно не хочется шагать.

Мой откровенный вопрос его удивляет.

— Еще как. На самом деле, я устал от этого.

— Тогда почему у тебя ни с кем нет…

— Постоянных отношений?

Пожав плечами, я отвечаю:

— Ну да.

— Потому что единственная девушка, с кем впервые с девятнадцати лет я действительно хочу быть, считает меня импульсивной блядью.

Я замираю. Кровь бушует в ушах, ритмично колотя по венам.

— Я серьезно.

— Я тоже, — он отворачивается и смотрит на песок. — Ты мне нравишься. И не просто нравишься. Я хочу отношения — с тобой.

Тишина поглотила все вокруг нас, и постепенно я расслабляюсь и начинаю замечать грохочущие волны и слышать крики чаек.

Люк снова толкает меня плечом.

— Добавил я неловкости, да?

— Не пожадничал, ага, — поддразниваю я, толкнув его в ответ.

Я знала, что я ему нравлюсь, но не думала, что это что-то большее.

Что-то про отношения со мной.

Про влечение, чувства, не просто отличный секс.

Мои мысли вертятся в голове, словно подхваченные смерчем. Мне тоже нравится Люк. Меня к нему влечет. Мне с ним весело.

Вот только я не доверяю Люку.

А даже если бы и доверяла, я не могу с ним быть.

Мы смотрим, как какой-то серфер ловит просто роскошную волну, и, повернувшись, одновременно улыбаемся друг другу.

— Должен признать, — слегка покачав головой, говорит он. — Что находиться в воде круто. Изучать ритм волн.

Он подтягивает к себе колени и кладет на них руки, и мы оба молча смотрим на волны, обрушивающиеся на берег.

— Спасибо, что привела меня сюда, — продолжает он. — Знаю, что ты не особо хотела, но я тебе признателен.

— Я не не хотела… — начинаю отвечать я, но он приподнимает руку, останавливая меня.

— Все нормально, — Люк поднимает валявшуюся у его ноги ракушку и большим пальцем стряхивает с нее песок. — Ты же знаешь, что я никогда так к тебе не относился, да?

Я в замешательстве наклоняю голову.

— Что?

Он сглатывает.

— Я про «Блисс» и тот вечер. Знаю, ты слышала слова Дэниела.

— А-а, — я наконец понимаю, о чем он. — Слышала, да.

— Поэтому ты больше не хотела меня видеть? — он говорит так, словно уже знает ответ.

— Это одна из причин.

— Дэниел мудак…

— Дело не в нем. Ну то есть, в нем, но… — я делаю глубокий вдох, чтобы привести мысли в порядок. — То «побаловаться» было отвратительно. Парни иногда ведут себя омерзительно, хотя и предсказуемо. У нас с тобой все было случайно, пара довольно неплохих вечеров и…

Люк поворачивается ко мне.

— Они были очень даже неплохи.

Я шутливо закатываю глаза.

— Причина моей реакции на то замечание не в том, что я не считаю их неплохими. Я не сержусь ни на его слова, ни на то, что ты практикуешь секс на одну ночь, и даже не на то, что ты с ним согласился. Ну, это меня смутило, но я справилась, — он виновато морщится, поэтому я понижаю голос, чтобы у него не было ощущения, будто я его отчитываю. — Меня взбесило, что вы, парни, говорите о женщинах как об угощении. Будто они одноразовые и легко заменимые, когда подают более привлекательное «блюдо». Так что да, между нами все прекратилось, потому что с тем, кто имеет настолько допотопное отношение к женщинам, я даже случайного секса не хочу. Хотя никак не ожидала, что это выльется во что-то еще.

Его щеки краснеют, и, глядя вниз, он кивает.

— Я не думал о тебе как о легко заменяемой, — говорит он. — Просто хочу убедиться, что ты это знаешь.

В груди становится слишком много бабочек, и я тяжело сглатываю, чтобы успокоить их.

— Ценю это, мой друг, — отвечаю я.

В ответ на это слово Люк иронично и, возможно, задумчиво улыбается, а потом спрашивает:

— А какие другие причины?

Я несколько раз моргаю, пытаясь вспомнить начало разговора.

— Другие причины, по которым ты не хочешь меня видеть — в романтическом смысле, — подсказывает он.

— Думаю, та главная, — рисуя пальцем спирали на песке, говорю я. — Не уверена, что хочу чего-то такого сейчас. У меня некоторые трудности с доверием, а ты не тот, кому легко доверять…

Люк молча поднимает другую ракушку и вертит ее в руке, ожидая продолжения.

— Харлоу психанула немного, узнав, что мы… — я оставляю фразу не законченной.

Он бросает ракушку и отряхивает руки от песка.

— Могу себе представить. Но она переживет.

Повернувшись к нему, я спрашиваю:

— Почему все так про нее говорят?

Он пожимает плечами.

— Потому что это Харлоу. Она вспыхивает, как бумага, а не горит, как дерево. И вспышку ты не можешь спрогнозировать.

Его непринужденная уверенность куда сильнее обнадеживает, чем полная комната нервозных Лол, Оливеров, Финнов и Анселей.

— Ты как-то слишком самонадеян.

Его улыбка немного грустная.

— Я был с Миа, но Харлоу была всегда поблизости. Лола тоже, — добавляет он. — Но моя дружба с Харлоу была другой. Ближе. Лола эмоционально была чуть сдержанней. А вот Харлоу… — он смеется. — Харлоу ни капли не сдержанная. Я был ей больше братом, нежели другом. Мне интересно, была ли она расстроена из-за того, что мы отдалились друг от друга. Потому что сам я почувствовал именно это, узнав, например, что они все вышли замуж, а я и понятия не имел.

Не зная, что ответить, я просто молча киваю. Прищурившись, Люк смотрит на воду.

— Так что я думаю, она беспокоится об уязвимости Миа и о том, что касается тех наших времен. И я думаю, отчасти Харлоу права насчет ее уязвимости, но точно не в таких объемах, как ей кажется. Харлоу просто мама-медведица.

— И тебя это не беспокоит? — спрашиваю я. Он поворачивается ко мне. — Ведь Миа знает, что мы переспали.

Он смотрит на меня, будто я говорю какие-то глупости.

— Нет. А что?..

— Ладно тогда. Хорошо.

На лице Люке медленно появляется улыбка.

— Надеюсь, наш уговор остается в силе.

Я копаюсь в памяти, прежде чем понимаю, о чем речь.

— Ты выполнил свою часть сделки. И я не врала, ты справился на отлично.

— Спасибо, — гордо улыбаясь, отвечает он. — И несмотря на то, что я недавно сказал, я по-прежнему за то, чтобы быть этими «просто друзьями». Мне нравятся наши отношения, какие они есть у нас сейчас.

— Спасибо за то, что сказал, — солнце стало ниже, и не нужны часы, чтобы понять — время уходить. — Мне пора, — встав, я стряхиваю с ног песок.

— На работу?

— Ага.

Он наклоняется поднять свою доску.

— Марго охренеет, когда узнает, что я просто был, не говоря о том, что серфил в океане.

— Я отлично провела время, — ставлю свою доску вертикально и вытираю ее полотенцем. — Ты справился куда лучше, чем я ожидала.

— Сочту за комплимент, — отвечает он и надевает футболку. Я чуть не заскулила, когда все эти мышцы скрыла ткань.

— Прости, просто имела в виду, в первый раз мало что бывает идеально.

Люк ухмыляется.

— Я напишу тебе, чтобы договориться про «Шесть Флагов».

Мои плечи опускаются, и я издаю стон.

— Неужели тут нет никакой лазейки?

Он мотает головой и улыбается.

— Ну нет. Я же будущий адвокат. Стал бы я предлагать сделку с возможностью увильнуть! Но мы можем поехать летом. Пусть твои нервишки немного попривыкнут.

Я смотрю, как он наклоняется поправить шлепанцы, а потом надевает их. Он такой милый. И так неподдельно хорош.

— Ты тут аж до конца лета? — спрашиваю я. От такой мысли сердце подпрыгивает к горлу.

— Хм, — Люк сладко улыбается, и в уголках глаз появляются морщинки. — Думаю, там поймем.