– Мы сегодня поговорим об этом?

Стоя на приставной лестнице, я обернулась к Хлое. Она уперла малярную кисть в бедро и смотрела на меня, как снайпер на цель.

– О чем?

Хлоя сузила глаза.

– О твоем расставании с Энди. И о внезапном переезде. Об Энди и об этом загадочном парне, с которым ты сейчас трахаешься, и о том, как твоя жизнь изменилась всего за два месяца.

Я широко и фальшиво ей улыбнулась.

– Ах, об этом? Но что тут говорить?

Рассмеявшись, она провела по лбу тонким запястьем, оставив узкую полосу краски. Беннетт уехал из города по делам, и Хлоя была решительно намерена покрасить всю их огромную квартиру без его чуткого руководства. Выглядела она усталой.

– Почему бы тебе просто не нанять маляра? – спросила я, озираясь вокруг. – Честное слово, ты можешь себе это позволить.

– Потому что я помешана на контроле, – отозвалась она. – И не пытайся сменить тему. Послушай, я видела, как эти отношения постепенно изматывали тебя, но мне странно, что я почти ничего не знаю о нем. Беннетт был знаком с Энди по всяческим чикагским мероприятиям, но я почти с ним не встречалась, и…

– Потому что, – перебила ее я, – ты бы сразу поняла, что он за птица. Так же, как и Беннетт.

Я почувствовала знакомую боль при одном упоминании об Энди. Хлоя открыла было рот, но я вскинула руку, обрывая ее.

– Не надо. Я знаю, что Энди не понравился Беннетту с первого дня, пускай он и считал, что не имеет права вмешиваться. А к тому времени, когда мы с тобой познакомились, даже я уже подозревала, что Энди ходит налево. Я не хотела подпускать его к тебе, чтобы ты не поняла, в каком болоте я увязла.

Хлоя изменилась в лице, и я сразу поняла, что она скажет.

– Дорогая, мне не надо было близко знакомиться с Энди, чтобы понять, какая же он распутная сволочь. Ни мне, ни всем остальным. Единственное, что помогало ему выглядеть достойно, – это ты.

Я с трудом сдерживала слезы.

– И как, по-твоему, это меня характеризует? Думаешь, я была глупа и слепа, потратив на него столько лет?

Я вспомнила обед в честь нашей первой годовщины в «Эвересте». Энди опоздал на полчаса, а когда явился, от него несло чужими духами. Какая пошлость! Когда я спросила его, был ли он с другой, он ответил: «Детка, когда я не с тобой, я всегда с другими. Такая уж у меня жизнь. Но сейчас я здесь».

Тогда я решила, что он говорит о работе. Но на самом деле это, пожалуй, был единственный раз, когда он высказался совершенно честно насчет других женщин.

– Нет, – возразила Хлоя, покачав головой. – Ты была очень молода – наверное, когда вы встретились, он показался тебе каким-то неземным божеством. Он действительно умеет очаровывать. Но менять все так резко и не говорить об этом – это нездорово, Сара. Ты точно в порядке?

Я кивнула.

– Ну да.

– Энди звонит?

Я уставилась на малярную кисть у себя руке, а затем уронила ее обратно в ведро.

– Нет.

– Тебе это неприятно?

– Может быть. Немного. Мне хотелось, чтобы, когда я уйду, он понял, насколько облажался. Было бы приятно услышать, как он умоляет меня вернуться. Но, если по правде, я бы скорей всего не ответила на звонок. Я никогда к нему не вернусь.

– Что он сделал, когда ты сказала, что уходишь?

– Кричал. Угрожал.

Взглянув в окно, я вспомнила перекошенное от ярости лицо Энди. Обычно его гнев заставлял меня замолчать, но в тот раз что-то во мне сломалось.

– Он вышвырнул мою одежду на улицу. Вытолкал меня за дверь.

К моему удивлению, Хлоя выронила свою кисть на полиэтилен, покрывавший пол, даже не взглянув, куда та упала. Она подошла ко мне и крепко обняла.

– Ты можешь уничтожить его.

– Думаю, рано или поздно он сам это сделает. Мне просто хотелось уйти, – я улыбнулась ей в плечо. – И наш семейный адвокат выселил его из дома. Думаю, газетчикам это понравилось. Потому что это был, черт побери, мой дом.

Хорошо, что я выговорилась. Хлоя и сама знала, что такое сердечные неурядицы. Пока мы говорили об Энди, я вспоминала, как чуть больше года назад она внезапно ушла из «Райан Медиа», заперлась у себя в квартире и неделю не отвечала на звонки. А когда наконец позвонила, рассказала все, что случилось у нее с Беннеттом – как начиналась их тайная связь, и как она решила, что надо его бросить.

Для меня это стало моментом истины, только истолковала я его совершенно превратно. Решимость подруги оставить работу и, возможно, пожертвовать отношениями только укрепила мое желание наладить все с Энди. Я готова была постараться за нас обоих. Проблема в том, что Беннетт был для Хлои подходящим парнем, и за него стоило побороться. Но Энди никогда не подходил мне.

Мысли о бывшем бойфренде всегда оставляли неприятное послевкусие, но после того, как Хлоя заставила меня выговориться, внутренности как будто залило свинцом. И эта тяжесть не проходила – неважно, сколько комнат я помогла покрасить или сколько миль пробежала позже по набережной.

На какую-то секунду мне захотелось позвонить Максу, но никогда нельзя решать проблемы с одним мужчиной за счет другого. Может, Макс и хотел поужинать со мной, но не потому, что ему нужны были более прочные отношения. И он не тот, с кем мне бы хотелось их построить.

Понедельник и вторник пролетели незаметно. В среду пришлось встретиться с кучей новых клиентов, и каждая минута тянулась, казалось, не меньше года. В четверг дела обстояли еще хуже, хотя и в ином ключе: Хлоя и Беннетт уехали на несколько дней, чтобы отметить День независимости, а Джордж отправился домой в Чикаго. Офис стал слишком тихим, и, хотя работа у нас кипела вовсю, моя команда вдруг оказалась слишкомэффективной. Делать мне было нечего, и повсюду вокруг меня по пустым коридорам раскатывалось эхо.

«Зачем я сижу здесь?»– написала я Хлое в смс, не ожидая ответа.

«Я спрашивала у тебя то же самое вчера перед отъездом».

Я снова отправилась за кофе, огласив коридор эхом шагов. Кажется, я выпила уже столько кофе, что смогла бы месяц обходиться без сна.

«Напиши смс своему прекрасному незнакомцу. Займись сексом. Обрати энергию в полезное русло».

«Это так не работает».

Телефон немедленно зажужжал.

«Что это значит? А как работает??»

Я запихнула мобильник обратно в сумку и со вздохом отвернулась к окну. Я ничего не рассказала Хлое о нашем уговоре с незнакомцем, но, похоже, терпение ее было на пределе. Хорошо, что она не в городе – я могла отложить телефон и хранить свой секрет, по крайней мере, еще несколько дней.

В июне погода в Нью-Йорке была отличной, но к началу июля стала просто невыносимой. Мне казалось, что я никогда уже не выберусь из лабиринта небоскребов и что меня поджаривают в печи для обжига кирпичей. В первый раз с момента переезда я заскучала по дому. Мне не хватало ветра с озера – таких мощных потоков воздуха, что они отталкивали тебя назад, когда ты пробивалась сквозь них; не хватало зеленого неба летних гроз, которые я пережидала дома у родителей, забившись в подвал и играя с отцом в пинбол.

Однако в Манхэттене мне нравилось то, что я могла просто бесцельно бродить по улицам, непременно натыкаясь на что-то интересное. В этом городе было все: доставка китайской лапши в три ночи; мужчины, использующие уставленные зеркалами склады для сексуальных забав; и пинбол в баре, расположенном в паре минут ходьбы от моего офиса. Увидев огоньки автомата сквозь витрину, я замедлила шаги. Кажется, Нью-Йорк давал мне именно то, что нужно. И, возможно, чаще, чем я полагала. Я нырнула в темный паб, втянув носом знакомый запах попкорна и разлитого пива. Снаружи жарил солнечный четверг, но внутри стояла такая темень, что легко было представить, будто уже наступила полночь – все уже спят или собрались здесь, поглощая пиво и играя в бильярд. Тот автомат, что я увидела через стекло, был новым – с блестящими рычагами и эмо-панковской музыкой, мало меня привлекавшей. Но у задней стены стоял еще один, старой модели, с Kiss во всей их красе, с раскрашенными лицами и традиционно высунутым языком Джина Симмонса.

Я разменяла в баре несколько долларов, заказала пиво и сквозь небольшую толпу протиснулась к автомату у стены.

Мой отец был коллекционером. Когда мне исполнилось пять и я захотела щеночка, он купил далматинца, а затем еще одного – и вдруг мы очутились в доме, переполненном глухими, лающими друг на друга псами. Затем были классические «Шевроле Корвэйр» – в основном, с помятыми кузовами. Папа специально для них арендовал гараж. Затем настал черед старых духовых труб. Затем – работ местного скульптора. И, наконец, автоматов для пинбола. На складе у папы их было штук семьдесят, и еще семь или восемь дома, в игровой комнате. Вообще-то именно во время экскурсии в игровую комнату папа и Энди дружески общались в последний раз – хотя папа, конечно, понятия не имел, что Энди ни разу в жизни не играл в пинбол. Мой бывший вел себя так, словно коллекция папы – самое чудесное, что он видел в жизни, а в пинбол он играл с тех пор, как смог дотянуться до рычагов. Папа был очарован, и я тоже пришла в восторг: мне едва исполнился двадцать один год, и я совсем не была уверена, что родители одобрят парня почти на десять лет старше меня. Но папа, пустив в ход свое имя и чековую книжку, немедленно сделал все возможное, чтобы поддержать наши отношения и честолюбивые планы Энди. Моего отца всегда легко было покорить, а покорив, почти невозможно было утратить его уважение. Если, конечно, он не заставал вас за романтическим ужином с женщиной, которая не была его дочерью. Но, несмотря на то, что сказал мне отец, несмотря на все его усилия сорвать с Энди маску и показать истинное лицо моего бойфренда, я решила поверить Энди: та женщина была лишь одной из служащих его фирмы, работящей и очень огорченной расставанием со своим парнем. Ей всего-то надо было выговориться, вот и все.

Какой заботливый шеф.

Два месяца спустя репортеры местной газеты застукали его с другой.

Я кинула в щель автомата четвертак и взялась за рычаги, глядя, как выкатываются блестящие серебряные шарики. Похоже, музыка, свистки и колокольчики были отключены, потому что игра осталась странно бесшумной и тогда, когда я запустила мяч через все поле. Я дергала рычаги, подталкивала автомат бедром, чувствуя, что после долгого перерыва почти разучилась играть – но мне было плевать.

В последние пару недель меня несколько раз посещали эти пронзительные моменты ясности. Моменты, когда я одновременно замечала, и насколько повзрослела, и как по-прежнему мало знаю о жизни и отношениях. Частью из них я была обязана Хлое и Беннетту. Я многое начала понимать, наблюдая за тем, как они непрерывно подкалывают друг друга и в то же время неистово обожают. А еще один настиг меня здесь – я играла в полном одиночестве и чувствовала себя куда счастливей, чем за многие прошедшие дни и даже месяцы.

Пара-тройка мужчин подошли и заговорили со мной. Я привыкла к тому, что парни не могут устоять при виде женщины, в одиночестве играющей в пинбол. Но после четырех партий я почувствовала, что кто-то за мной пристально наблюдает.

Кожи на затылке как будто легонько коснулось чужое дыхание. Допив пиво, я обернулась и увидела Макса, стоявшего на другом конце комнаты. Он был с каким-то незнакомым мне мужчиной в деловом костюме. Макс так же выделялся в этом баре, как и я в сером мини-платье и в красных туфлях на шпильках. Он наблюдал за мной поверх кружки с пивом, а когда заметил, что я смотрю на него, улыбнулся и чуть поднял кружку в знак приветствия.

Я завершила игру через двадцать минут или около того и подошла к ним, стараясь сдержать идиотскую улыбку. Оказывается, мне не терпелось его увидеть, хотя я даже не понимала этого.

– Привет, – сказала я, позволив себе слегка улыбнуться.

– И тебе привет.

Я оглянулась на стоявшего рядом с ним мужчину – постарше, с длинным лицом и добрыми карими глазами.

– Сара Диллон, это Джеймс Маршалл, мой коллега и хороший друг.

Я пожала мистеру Маршаллу руку.

– Рада познакомиться, Джеймс.

– Взаимно.

Макс глотнул пива, а затем качнул кружкой, указывая на меня.

– Сара – новая глава бухгалтерии «РМГ».

Глаза Джеймса изумленно расширились. Он кивнул, явно впечатлившись.

– О, вот как.

– Что вы тут делаете? – сказала я, оглядываясь вокруг. – Не самое подходящее место для ведения бизнеса посреди рабочего дня.

– Убрались с работы пораньше, как и все сейчас в городе. А как насчет вас, маленькая мисс? Прячетесь от кого-то? – спросил Макс с коварным огоньком во взгляде.

– Нет, – ответила я, улыбнувшись шире. – Никогда.

В его глазах мелькнуло удивление, а затем он кивнул на бармена.

– Я прихожу сюда, потому что здесь грязно и, как правило, пусто, и у них есть разливной «Гиннесс».

– А я сюда прихожу, потому что у них есть бильярд, и мне нравится воображать, что я могу надрать Максу задницу, – сказал Джеймс, приканчивая свое пиво одним большим глотком. – Так давайте сыграем.

Я приняла это как знак, что беседа окончена, повесила сумочку на плечо и чуть улыбнулась Максу.

– Хорошо вам поразвлечься. До встречи.

– Давай я тебя провожу, – сказал он и добавил, обернувшись к Джеймсу: – Возьми мне еще пинту, и встретимся за последним столом.

Макс положил руку мне на талию, и мы вышли из бара в слепящий солнечный свет.

– Черт, – с чувством прорычал он, прикрывая глаза. – Внутри лучше. Возвращайся и сыграй с нами.

Я покачала головой.

– Мне надо пойти домой и заняться стиркой.

– Я польщен.

Я рассмеялась, но, когда он поднял руку и коснулся моей щеки, беспокойно огляделась вокруг. Макс быстро опустил руку и пробормотал:

– Ладно, ладно.

– Джеймс знает обо мне? – тихо спросила я.

Он взглянул на меня немного уязвленно.

– Нет. Мои друзья знают, что я с кем-то встречаюсь, но не знают с кем.

На секунду между нами возникла ощутимая неловкость, и я не могла сообразить, как себя вести. Именно поэтому соглашение встречаться только по пятницам было идеальным: оно не требовало раздумий, не нарушало границ, не портило отношений с друзьями и не задевало ничьих чувств.

– А ты никогда не задумывалась, насколько странно то, что мы постоянно случайно сталкиваемся друг с другом? – спросил Макс с непроницаемым выражением.

– Нет, – ответила я. – Разве мир не так устроен? В городе с миллионным населением ты всегда встречаешься с одним и тем же человеком.

– Но как часто это тот человек, которого ты больше всегохочешь увидеть?

Я заморгала, чувствуя, как в животе запузырилась странная смесь тревоги и восторга.

Не обращая внимания на мое неловкое молчание, Макс продолжил:

– Договор на завтра по-прежнему в силе, да?

– Почему бы нет?

Он рассмеялся, глядя на мои губы.

– Потому что это праздник, Лепесточек. Я не был уверен, что удостоен чести встречаться с тобой по праздникам.

– Но ведь для тебя это не праздник.

– Конечно же, да. Это тот день, когда мы избавились от вас, американских нытиков.

– Ха-ха.

– К счастью для меня, в этом году больше никакие праздники не выпадают на пятницу, и можно не волноваться насчет того, что я пропущу свой новый любимый день недели.

– Ты что, так далеко заглянул в календарь?

Я неожиданно почувствовала себя немного ближе к нему – ближе настолько, чтобы ощутить тепло его тела даже в тридцатиградусную жару.

– Да нет, просто я гений.

– Сумасшедший гений?

Он рассмеялся и игриво щелкнул языком.

– Что-то вроде того.

– Так где мы встречаемся завтра?

Он снова поднял руку и провел указательным пальцем по моей нижней губе.

– Я пошлю тебе смс.

Так он и сделал. Не успела я завернуть за угол и спуститься в метро, как мобильник зажужжал в кармане и разродился словами: «11 авеню и Зап. 24-я улица. Небоскреб напротив парка. 19:00».

Никаких намеков на то, какой небоскреб, какой этаж и даже что мне надеть.

Когда я добралась туда, стало ясно, что он мог иметь в виду только одно здание. Современный небоскреб из стекла и бетона, откуда открывался вид на парк Челси Уотерсайд, а также обширная перспектива Гудзона. Холл был пуст, не считая охранника на вахте. После того как я минуту потопталась на месте, он поинтересовался, не подруга ли я мистера Стеллы.

Помолчав, я осторожно подтвердила:

– Да.

– О, хорошо. Я должен был спросить раньше!

Он встал, и оказалось, что в ширину и в высоту у него примерно одинаковые габариты.

– Мне надо проводить вас наверх.

Я пялилась на него пару секунд, после чего ожила и вошла вместе с ним в лифт. Охранник сунул в щель карточку, а затем нажал на кнопку «К».

Крыша.

Мы поднимались на крышу?

Тут, приятельски махнув мне на прощанье, охранник вышел из кабины.

– Хорошего вам Дня независимости! – успел прокричать он, пока дверь закрывалась.

В здании насчитывалось двадцать семь этажей, но лифт был совершенно новый и очень быстрый, и мне едва хватило времени, чтобы подумать о том, что может ждать меня наверху, – но тут раздалось тихое звяканье, и двери раздвинулись.

Я очутилась в небольшом коридоре перед лестницей, ведущей к единственной двери. На двери было написано: «Выход на крышу, для служебного использования».

Единственный вывод, который напрашивался – сегодня эта табличка ко мне не относилась. В конечном счете, речь шла о Максе. У меня было чувство, что правила ему нужны только для того, чтобы их нарушать.

Дверь открылась с пронзительным скрипом и оглушительно захлопнулась у меня за спиной. Развернувшись, я снова попыталась ее открыть, но совершенно безуспешно. Был жаркий и ветреный день, и я застряла на крыше.

«Что за фигня. Надеюсь, Макс здесь, иначе я серьезно разозлюсь».

– Сюда!

Голос Макса раздался откуда-то справа. Я облегченно вздохнула и обогнула большую трансформаторную коробку.

Макс стоял там, один, с покрывалом, подушками и гигантским количеством еды и пива, разложенными на покрывале у его ног.

– С Днем независимости, Лепесточек. Готова к тому, что тебя оттрахают на свежем воздухе?

Он выглядел просто невероятно в потертых джинсах и голубой футболке, загорелый, с мускулистыми руками – и все эти шесть футов пять дюймов решительно двигались ко мне. Его физическое присутствие, здесь, на солнце, когда ветер трепал футболку у него на груди… матерь божья. Просто скажем, что это не оставило меня равнодушной.

– Я спросил, готова ли ты к тому, что тебя оттрахают на свежем воздухе, – тихо повторил он, наклоняясь ко мне для поцелуя.

У его губ был привкус пива, и яблок, и чего-то, присущего только Максу. Тепло, секс, покой… Он был моим запретным лакомством, тем, что ешь иногда, чтобы успокоиться, – не слишком полезным для желудка, зато целительным для души.

– Да, – ответила я. – Значит, тебя не волнуют вертолеты или камеры, или…

Я заглянула ему за плечо и указала на людей, стоявших на другой крыше в отдалении.

– …вон те типы с биноклями.

– Не-а.

Сузив глаза, я провела ладонями вверх по его груди.

– Почему ты никогда не боишься, что тебя увидят?

– Потому что тогда мне придется меняться. Сидеть взаперти, или стать параноиком, или не трахать тебя на крыше. Подумай, какая это будет трагедия.

– Огромная.

Я поняла, что Максу совершенно все равно, увидят его или нет. Он не искал этого и не избегал. Он просто жил с этим. Его отношения с прессой и публикой настолько отличались от того, к чему я привыкла, что меня это слегка ошарашило. Казалось, это так просто.

Мой прекрасный незнакомец ухмыльнулся и поцеловал меня в кончик носа.

– Давай поедим.

Он принес багеты, сыр, колбасу и фрукты. Маленькое печенье с нашлепками джема и абсолютно идеальные крошечные миндальные пирожные. На небольшом подносе стояли контейнеры с оливками, корнишонами и миндалем. В железном ведре охлаждались несколько бутылок темного пива.

– Ну ты и размахнулся.

Макс рассмеялся.

– А то.

Он провел рукой по моему животу и груди.

– Я рассчитываю получить свою порцию.

Притянув меня на покрывало, он откупорил бутылку пива и разлил по двум стаканам.

– Ты здесь живешь? – спросила я, надкусив яблоко.

Мысль о том, что его квартира так близко, меня встревожила.

– Я живу в том доме, где ты меня высадила после мануального сеанса, если помнишь. В этом здании у меня есть квартира, но в ней живет мама.

Как только я собралась запротестовать, Макс поднял руку.

– Она поехала навестить мою сестру в Лидсе на пару недель и никак не сможет взобраться к нам на крышу.

– А кто-нибудьсможет?

Он пожал плечами и закинул в рот оливку.

– Не думаю. Хотя не уверен.

Работая челюстями, Макс с минуту глядел на меня. Глаза его улыбались.

– И как ты к этому относишься?

Я почувствовала теплую щекотку предвкушения и оглянулась на дверь. Интересно, каково это будет – лежать на покрывале под моим незнакомцем, ощущать его толчки внутри и вдруг услышать, как эта дверь открывается и захлопывается?

– Нормально, – ответила я и улыбнулась.

– Отсюда лучший вид на фейерверки, – объяснил Макс. – Они запускают ракеты одновременно из четырех точек за рекой. Я подумал, что ты захочешь на это посмотреть.

Я притянула его ближе и поцеловала в подбородок.

– Вообще-то больше всего мне бы хотелось посмотреть на тебя совершенно раздетого.

Тихонько зарычав, Макс оттолкнул в сторону подушки и уложил меня на плотное покрывало. Затем закрыл глаза, улыбнулся и поцеловал меня.

Черт, почему мне было с ним так хорошо? Моя жизнь была бы куда легче – хотя несравнимо менее приятна, – если бы Макс оказался посредственным любовником или просто использовал меня как средство для получения еженедельного оргазма. Но он был нежным, внимательным и настолько уверенным в себе, что без всяких усилий заставлял меня прогибаться под ним, желать его, умолять его.

Ему нравилось, когда я прошу. Он готов был дразнить меня, чтобы услышать больше. А я готова была умолять, чтобы он дразнил меня подольше.

В такие минуты, как сейчас, когда он целовал меня, гладил и пощипывал в самых чувствительных, ноющих от желания местечках, я изо всех сил пыталась не сравнивать его с единственным любовником, который у меня был до этого. Энди всегда действовал быстро и грубо. После примерно года любовных игр мы уже не исследовали друг друга и ничем не делились. Это происходило в кровати, иногда на диване. Раз или два на кухне.

Но сейчас Макс провел ягодой клубники у меня по подбородку и собрал губами сок. Он шептал о том, что хочет попробовать меня на вкус, выпить мой сок, трахать меня до тех пор, пока я не закричу и мой крик эхом не прокатится по улице.

Он делал снимки, пока я снимала рубашку с себя, а затем с него. Я облизала грудь Макса и живот, расстегнула джинсы и взяла его, такого твердого и большого, в рот. Мне хотелось верить, что на сей раз он позволит мне дойти до конца.

Макс шепнул:

– Не закрывай глаза. Посмотри на меня, – и сделал снимок.

Я настолько растворилась в ощущениях, что в тот момент меня это не испугало. В конце концов его мобильник упал на покрывало, а руки зарылись мне в волосы, направляя и удерживая от излишней спешки. Мои губы двигались так медленно, что я не представляла, как он может кончить – долгий путь наружу и затем, неспешно, снова внутрь. Но он не разрешал мне ускориться. Его глаза потемнели, взгляд стал голодным – и, наконец, его член набух так, что заполнил все мое горло.

– Ты в порядке? – спросил он сдавленным голосом. – Я кончаю.

Я замычала, глядя, как краснеет лицо Макса и приоткрывается рот, а сам он неотрывно смотрел на мои губы. Он кончил с низким и хриплым криком, смешав стоны с самыми грязными ругательствами, что мне приходилось слышать. Я быстро сглотнула, глядя в его ошарашенное лицо.

– Черт, – прорычал он и, улыбнувшись, прижал меня к груди.

Небо над нами начало наливаться темнотой. Сначала там преобладали розовые тона, потом фиолетовые. Задрав головы, мы смотрели на кружевную ленту облаков. Кожа Макса была теплой и мягкой. Я прижалась к нему лицом и вдохнула запах.

– Мне нравится твой дезодорант.

Он рассмеялся.

– Благодарю за комплимент.

Я поцеловала его в плечо и заколебалась, боясь разрушить момент. Но надо было это сказать.

– Ты сфотографировал мое лицо.

Я больше почувствовала его смех кожей, чем услышала.

– Знаю, я сейчас сотру. Просто хотел взглянуть на него пару раз.

Уронив тяжелую руку на покрывало, он принялся вслепую шарить в поисках телефона. Мобильник лежал у меня под боком. Я вытащила его и протянула Максу.

Вместе мы посмотрели снимки. Мои руки у него на рубашке, на груди. Моя грудь, моя шея. Мы остановились на той фотографии, где я расстегнула джинсы, освобождая его член. Когда мы дошли до той, где мой большой палец лежал на головке члена, Макс навалился на меня сверху, снова готовый к бою.

– Нет, подожди, – пробормотала я, хотя слова от его поцелуя таяли во рту. – Сотри ту, что с лицом, Макс.

Сердито заворчав, он перекатился обратно и показал мне эти снимки. Не стану отрицать, что они были одними из самых чувственных фотографий, которые мне приходилось видеть: мои зубы покусывают его бедро, мой язык прикасается к головке его члена, и, наконец, он у меня во рту, а мой взгляд направлен прямиком в камеру. Мои зрачки расширились настолько, что было ясно – я готова сосать его до последнего. С такой фотографией я готова была остаться в этой позе пожизненно.

Макс нажал на кнопку «Стереть», подтвердил запрос, и снимок исчез.

– Это самое сексуальное, что я когда-либо видел, – сказал он, вновь наваливаясь на меня и целуя в шею. – Это правило «никаких лиц» реально меня бесит.

Я ничего не ответила. Вместо этого я стянула с него джинсы, а он сдернул с меня шорты и обвил мои ноги вокруг талии.

– Доставай презерватив, – шепнула я ему в шею.

– Вообще-то, – начал он, отстранившись ровно настолько, чтобы заглянуть мне в глаза, – я надеялся, что мы уже можем обойтись без презервативов.

– Макс…

– У меня есть кое-что.

Он вытащил из-под покрывала какой-то листок. Ах, эти неизменно романтические результаты анализов.

– Я не занимался незащищенным сексом с университета, – сказал он. – Я не сплю больше ни с кем и хочу трахаться с тобой без кондома.

– Откуда ты знаешь, что я принимаю противозачаточные?

– Видел таблетки у тебя в сумочке в библиотеке.

Он отодвинулся назад, расположился напротив входа и чуть подался вперед бедрами.

– Ты согласна?

Я кивнула, но все же спросила:

– А мояистория тебя не беспокоит?

Макс улыбнулся, покрыв поцелуями мое плечо, а затем погладил рукой грудь.

– Расскажи мне.

Я сглотнула и отвернулась, стараясь не смотреть ему в глаза. Он положил палец мне на подбородок и вновь развернул к себе мое лицо.

– У меня был до тебя всего один партнер, – созналась я.

Улыбка исчезла из глаз Макса.

– Только один?

– Но в то время, когда мы были вместе, он трахался со всем Чикаго.

Макс тихо выругался.

– Сара…

– Так что, если считать, что я побывала со всеми, с кем побывал он, это куда больше одного человека.

Я попыталась улыбнуться, чтобы сгладить свои слова.

– Ты с тех пор обследовалась?

– Да.

Я потерлась о него бедрами, желая этого больше, чем сама ожидала. Энди начал использовать презервативы где-то с середины наших отношений – одно это могло натолкнуть меня на определенные мысли. В то время я огорчилась, решив, что он отдаляется, хотя сам Энди уверял, что просто не хочет заводить детей, пока мы не будем готовы. Теперь я понимала – это был единственный его достойный поступок по отношению ко мне.

Но Макс все сделал наоборот. Поначалу держался на расстоянии, а теперь очертя голову бросился в эти странные моногамные отношения.

Черт, Сара. Большинство нормальных людей так и поступают.

Я потянула его за бедро и, приподнявшись, присосалась к шее.

– Ну, тогда все в порядке.

Макс отодвинулся, просунул руку между нами и с низким стоном вошел внутрь. Он заполнял меня – медленно, очень медленно и постепенно. А затем накрыл меня своим телом, усыпал поцелуями шею и прижался губами к губам.

– Это фантастика, – прошептал он. – Боже, нет ничего лучше.

Меня охватило странное отчаяние. Я никогда настолько полно не ощущала его вес на себе, каждый дюйм его обнаженной кожи – и все же он был бесконечно далек. У него были такие широкие плечи, и под моими шарящими ладонями четко вырисовывался каждый напрягшийся мускул. Макс, надо мной и во мне, был словно чужая планета.

Двигаясь медленно, так, чтобы я могла распробовать все сполна, он продолжал целовать меня.

– Кто-нибудь может посмотреть сюда. Увидеть тебя подо мной, с раздвинутыми бедрами, увидеть твои голые пятки на моих ляжках.

Приподнявшись на локтях, он поглядел на мою грудь.

– Думаю, это им захочется увидеть.

Я закрыла глаза и выгнула спину, чтобы он мог рассмотреть получше. Боже, рядом с Максом я чувствовала себя в абсолютной безопасности, и это было так странно! Он никогда не давал понять, насколько это извращенно или неправильно – желать, чтобы нас увидели. Как будто это нравилось ему не меньше, чем мне, как будто он тоже хотел, чтобы нас застали вдвоем.

– Тебе ведь хочется, чтобы кто-нибудь увидел, как тебя трахают? – спросил он, чуть ускоряясь.

Хотя я едва могла дышать, честный ответ не заставил себя ждать:

– Мне хочется, чтобы люди увидели тебясо мной.

– Вот как?

– Я не знала, что у меня есть такие желания, пока не встретила тебя.

Макс опустился на меня, тяжелый и теплый.

– Я дам тебе все, что захочешь. Обожаю, как ты преображаешься, когда я тебя трахаю и смотрю. Когда я снимаю тебя, ты словно опускаешь свой загадочный маленький щит и раскрываешься, как будто наконец-то дышишь.

Я вытянулась под ним, притянула его как можно ближе и взглянула вверх, в темное небо. Как раз в эту секунду первый фейерверк взлетел над рекой. За вспышкой света последовал звук, и крыша под моей спиной содрогнулась. Следом взорвалась еще целая очередь фейерверков – звезды, огни и световые россыпи, настолько яркие и близкие, что казалось, небо охвачено пламенем. Здание подо мной затряслось, и эта дрожь проняла меня до костей и отозвалась в груди.

– Ничего себе, – рассмеялся Макс и начал двигаться быстрей и жестче.

Его толчки становились грубее – он приближался к развязке. Я уже так хорошо знала все признаки приближения его оргазма. Он едва держался. Звук разрывов в такой близости от реки почти оглушал. Воздух сгустился от запаха серы и дыма и был пронизан светом. Макс протянул руку и зашарил по покрывалу рядом с моей головой. Приподнявшись на колени и продолжая вколачивать в меня член, он сделал снимок: мы одновременно кончаем, а моя кожа переливается красным, синим и зеленым в отсветах огней. Я глубоко вздохнула и, громко вскрикнув, потеряла себя в оргазме – но мой крик утонул в громе, сотрясавшем все вокруг нас.

Макс вытащил из кучи покрывал одно и укутал нас обоих – не столько потому, что было холодно, сколько потому, что мы больше не выступали перед воображаемой аудиторией. Мы просто потягивали пиво, держась за руки и любуясь салютом.

– Ты говорил, что у тебя давно не было настоящих отношений. Но разве это не странно – хранить верность тому, с кем только занимаешься сексом? – спросила я, обернувшись и глядя ему в лицо.

Он рассмеялся, поднося к губам бутылку.

– Нет, я не настолько испорчен, чтобы не сметь хранить верность одной женщине, если она этого хочет.

–  Онахочет? А тебе бы понравилось, если бы я встречалась с другими мужчинами?

Макс покачал головой и посмотрел на реку, где только-только начал рассеиваться дым.

– Не думаю.

Он опустошил бутылку одним глотком.

– Если помнишь, сегодня мы обошлись без презерватива. Встречайся мы с другими, я бы не мог этого себе позволить.

Макс потянулся за новой бутылкой, и покрывало соскользнуло у него с плеч, обнажая спину с четко проступившими мышцами. Наклонившись, я покрыла ее поцелуями – от талии и до шеи.

– Когда в последний раз у тебя была девушка? Сесили была твоей девушкой?

– Не совсем.

Он снова сел рядом со мной и накинул на себя покрывало.

– С тех пор как я переехал сюда, у меня была пара длинных романов. Но я не влюблялся уже, кажется, целую вечность, если ты об этом.

Я кивнула.

– Наверное, об этом.

– У меня была девушка в университете. Потом она начала встречаться с моим другом. Вообще-то они поженились. Какое-то время после этого я сильно злился на всех женщин. А теперь просто понимаю, что отношения требуют много усилий, и энергии, и времени, – он сделал глоток. – И всего этого у меня не было, потому что я создавал компанию. Я не против серьезных отношений, но здесь трудно найти себе пару – как ни странно это слышать о городе с восемью миллионами жителей или около того.

Когда он сказал это, я не почувствовала абсолютно ничего – ни проблеска надежды, что этой парой окажусь я, ни страха, что Макс говорит о ком-то другом. Для такого человека, как я, склонного скорее к чрезмерной чувствительности, чем к хладнокровию, это было пугающее ощущение. В моей груди разлилась неприятная пустота.

– Наверное, мне пора идти, – сказала я, потянувшись и откидывая покрывало.

Макс окинул взглядом мое обнаженное тело, прежде чем посмотреть в глаза.

– Почему ты всегда так спешишь уйти?

– Мы не остаемся на ночь вместе, – напомнила я ему.

– Даже в праздники? Утренний секс меня бы порадовал. Мы могли бы заночевать в гостевой спальне у мамы.

– Если тебе так нужен утренний секс, позвони Уиллу. Он симпатичный.

– Я бы позвонил, но Уилл непременно захочет быть сверху. Это как-то неловко.

Помолчав, Макс вдруг встрепенулся:

– Погоди-ка. Ты думаешь, что Уилл симпатичный?

Я рассмеялась, допила последний глоток и потянулась к своей одежде.

– Да, но ты мне нравишься больше.

– Потому что я шикарный? Исключительно одаренный в области ниже пояса? Божественный?

Я рассмеялась.

– Вообще-то я собиралась сказать, что ты очень силен по части непристойностей.

Глаза Макса потемнели. Нагнувшись, он поцеловал меня и попросил:

– Останься на ночь. Пожалуйста, Лепесточек. Мне хочется трахнуть тебя утром, когда ты будешь вся такая растрепанная и сонная.

– Не могу, Макс.

Он долго смотрел на меня, а потом, отвернувшись, поднес бутылку к губам и пробормотал:

– Тот парень действительно хорошо над тобой поработал.

Моя улыбка потускнела.

– Будет лучше, если ты не станешь искать глубинный смысл в поступках женщины, которая хочет секса чисто ради секса. Да, Энди надо мной хорошо поработал, но я отказываюсь остаться не поэтому.

Я смотрела на него секунду, прежде чем вспомнила, что должна улыбаться.

– Мне не терпится узнать, что ты придумаешь на следующей неделе.

К тому времени, когда я добралась домой, возбуждение от секса с Максом сменилось щемящей болью в груди. Я швырнула ключи и сумочку на стол в прихожей и прислонилась к стене, глядя в чернильную темноту собственной гостиной. Моя квартирка была тесной, но за те несколько коротких месяцев, что я провела в Нью-Йорке, она стала для меня домом в куда большей степени, чем тот царственный особняк, который я пять лет делила с Энди. Однако сегодня ночью, когда на стенах зданий плясали отблески фейерверка, а по улицам разносилась музыка и радостный смех, я впервые почувствовала себя в ней одиноко. Не включая свет, я скинула одежду по пути в ванную и забралась в тесную душевую кабинку. Стоя под горячими струями, я закрыла глаза, надеясь, что звук текущей воды заглушит шум в голове.

Это не сработало. Мышцы ныли и были напряжены, а легкая боль между ног не позволяла отвлечься от мыслей о Максе. Я была не из тех девушек, что сходят с ума по мужчинам, но, кажется, сейчас происходило именно это. Макс не только великолепно выглядел – он был славным. И я знала, что именно секс по-настоящему нас сближал. Мне все еще трудно было смириться с тем, что меня заводит, когда он – а, возможно, и другие – наблюдают за мной. Однако это желание распирало меня изнутри, как пар: горячее, возбуждающее и непреодолимое.

И Макс, похоже, принял его так же легко, как и все остальное.

Если наши отношения с Энди были только игрой на публику, то Макс сумел открыть во мне глубоко запрятанное желание оказаться у всех на виду, при этом уважая право на личное пространство. Ведь хотя Макс считался плейбоем и совершенно не подходил мне, он заставил меня испытать нечто новое, на что я никогда не решилась бы с Энди. Неужели все дело в этом? Неужели я держалась за Макса лишь потому, что он был полной противоположностью Энди? Мои отношения с Энди казались обманчиво сложными, и в них не было искорки. А с Максом – нарочито простыми, но даже когда я видела его издалека, у меня в груди как будто вспыхивал факел.

Я выключила воду, внезапно ставшую слишком горячей. На какой-то миг я пожалела, что не осталась с Максом. Я упустила шанс прикасаться к его коже, прислушиваться к его дыханию и ощущать на себе его вес всю эту ночь. Но когда я вошла в спальню и вгляделась в свое отражение в зеркале на двери шкафа, мне внезапно почудилось, что передо мной незнакомка. Я стояла прямее, взгляд был спокойней и внимательней. И даже от меня не укрылось, что в этих карих глазах появилась какая-то мудрость, которой не было прежде.