Найл

От того, как Руби на меня поглядывала, складывалось впечатление, будто она что-то замышляет.

– Что? – одними губами спросил я, когда она прикусила свою розовую нижнюю губу и наконец посмотрела мне в лицо, после того как гуляла взглядом по моей шее, плечам и рукам.

Она пожала плечами.

– Ничего, – так же беззвучно ответила она и облизнулась.

Она знала. Должна была знать, что делал со мной этот язычок. Такой мягкий, розовый и дразнящий.

Я оторвал от нее свой взгляд и сосредоточился на женщине, которая вела сегодняшнее обсуждение бюджета ликвидации последствий урагана. Все в зале сидели, опустив глаза и рисуя каракули в блокнотах. Что касается меня, то эти встречи в течение недели я ощущал предсказуемо напряженными, но при этом увлекательными. Я любил свою работу, эту тему готовности к стихийным бедствиям, детали которой мы собрались вместе тщательно исследовать. Я получал удовольствие от работы, в отличие от большинства моих коллег: она была моим спасение, моей страстью. Поэтому и поразился сам себе, когда обнаружил, что мои глаза то и дело поглядывают на часы, а голова думает о Руби и о том, что произойдет между нами сегодня вечером.

У нас не было запланировано ни встреч, ни общественных обязанностей. С 17:00 до следующего утра у нас не было ничего, кроме времени… вместе.

С Порцией в нашем распоряжении было все время мира, и мы расплатились за это одиннадцатью годами. Но все же, даже в самом начале большую часть времени мы не проводили в стремлении друг к другу. Все на свете оказывалось важнее совместного ланча; мы отказывались в пользу работы или случайных проектов даже от такой простой вещи, как просмотр телевизора бок о бок. Но Руби, казалось, трепетала от перспективы провести несколько часов наедине – со мной.

Очевидно, случившееся во время обеда подчеркнуло, что мы оба должны двигаться вперед, минуя кокетливые игры, которыми наслаждались весь день, к чему-то более личному и интимному.

Я просто не знаю, насколько хорош в этом. У меня было мало практики в проявлении эмоций, но еще меньше опыта в сексуальном плане. Я знал, что благодаря мне она кончила. Знал, что мог дать ей гораздо большее удовольствие, нежели сегодня. Это не то, что меня беспокоило. Меня волновало понимание, что она даст мне ровно столько, сколько я хотел от нее.

Я мог бы заняться с ней любовью этой ночью, если бы хотел. Мог бы почувствовать себя глубоко в ее горле. Если мне нужны ограничения, я был бы тем, кто их установит. Но действительно ли я их хотел или же думал, что должен хотеть?

Желудок свело, и я посмотрел на женщину во главе стола переговоров. Краем глаза я видел Руби, смотрящую на меня со склоненной головой, и я подозревал, что она читала каждую отображавшуюся на моем лице мысль. Я начинал думать, что она была чем-то вроде дешифратора и тем человеком, помимо моих брата и младшей сестры, кто, взглянув на меня, понимал, как много я скрывал.

Моргнув, я встретился с ней взглядом.

Она внимательно посмотрела меня, и ее выражение лица смягчилось, когда, улыбнувшись, одними губами произнесла:

– Не переживай, – после чего вернулась к своим заметкам и посмотрела в сторону ведущего дискуссии.

И тут же мои плечи расслабились, а челюсть разжалась.

«Отпусти это, – прошептал ее голос в моих мыслях. – Мы вместе решим».

***

Когда мы возвращались в отель, Руби мило болтала о совещании, о странно теплой погоде, о концерте группы, который она умирала, как хотела здесь посетить. Она рассказывала о всяких замечательных пустяках, отвлекая меня от собственных переживаний в свете предстоящего вечера.

В Parker Meridien Руби вела нас к лифтам, потом вдоль по коридору и остановилась у двери в мой номер. Подняв на меня свои зеленые глаза, она прошептала:

– Ну что ж, время принимать решение. Хочешь, чтобы я осталась с тобой сегодня? – она положила ладони мне на грудь. – Я не давлю. Я могу пойти в свой номер и мастурбировать, любуясь Райаном Гослингом в фильме, а ты в свой и надаешь себе под зад, что не заполучил меня топлес, выбор за тобой.

Сглотнув, я сделал несколько успокаивающих вдохов, прежде чем поцеловать ее в уголок рта и по всей щеке по направлению к уху.

– Да, пожалуйста, – пробормотал я.

– Тогда, – сказала она, пропев последний слог. – Ужинаем в городе или в номере?

У меня заняло не меньше трех секунд, чтобы решить:

– В номере, – и с сияющей улыбкой она забрала у меня ключ-карту и впустила нас.

Она скинула туфли, запрыгнула на кровать и зарылась лицом в мою подушку.

– Черт возьми, белье поменяли. Подушка не пахнет тобой, – она повернулась и все равно прижала ее к груди.

– Я прослежу, чтобы завтра не меняли.

На это голосом Найла Стеллы она ответила:

– Прекрасная идея, – и решительно кивнула, вызвав у меня улыбку. Улыбнувшись мне в ответ, она потянулась к меню обслуживания в номерах и раскрыла его. – Чего бы тебе хотелось?

Прислонившись к столу, я наблюдал за ней. Мне нравится видеть ее в моем номере, на этой кровати, когда ей так легко и комфортно в этой роли… моей девушки.

Сев и начав расшнуровывать туфли, я пробормотал:

– Хм-м. Может, бургер?

– Ты меня спрашиваешь? – она пробежала глазами по меню. – Тут есть несколько вариантов. Чизбургер и картофель фри?

– Идеально. И какое-нибудь темное пиво, что у них есть.

Она бросила меню на пол и сняла трубку. Я услышал тихий отзвук голоса на том конце провода, и Руби рассмеялась, прикрыв динамик рукой. С показным возмущением она сказала:

– Они назвали меня миссис Стелла.

Разуваясь, я улыбнулся. Миссис Стелла была моя мама и – когда-то – Порция. Эта жизнерадостная прелесть, распластавшаяся на моей кровати, с юбкой, постепенно поднимавшейся вверх по стройным бедрам не была «миссис Стелла».

Но в этом и проблема, верно? Я привык думать о Руби как о слишком забавной, слишком красивой, слишком необычной для таких, как я. В своей голове я держал образ той, кого, я думал, заслуживаю, кого-то похожего на меня и уж никак на Руби.

Услышь она сейчас мои мысли, я совершенно уверен, схватила бы телефон и запустила им в меня.

Я слушал и наблюдал, как она заказывала и подтверждала, после чего повесила трубку. Все это казалось настолько обычным делом, таким простым и комфортным; мои плечи не напряжены, в животе спокойно.

Она похлопала по кровати, приподнимая брови и соблазнительно улыбаясь.

– У нас есть минут сорок, чтобы похулиганить.

– Руби… – начал я.

Ее улыбка немного соскользнула, прежде чем появилась снова.

– Почему ты так боишься оказаться со мной на кровати? – спросила она, и под ее смешком я отчетливо услышал смущение. – Обещаю, я не стану покушаться на твою добродетель.

– Не в боязни дело. Я… – я остановился, снял галстук и повесил его на спинку стула. Всякий раз, когда я хотел объяснить что-то самому себе, сказать что-нибудь важное – личное – слова в моей голове оказывались в совершенном беспорядке. Именно поэтому с Порцией я давно сдался.

Я понимал, что должен перестать все сравнивать с собственным браком. Руби пыталась помочь мне понять самого себя, и мне нужно ей это позволить.

Новые отношения. Новые правила.

– Скажи мне.

Я закрыл глаза и тщательно сформулировал мысль, прежде чем ее озвучить.

– Я чувствую, что едва могу переварить идею быть с тобой, и что это за собой повлечет, и все-такие мы здесь, в комнате с кроватью. Хотя нельзя сказать, что в моем опыте с женщинами вообще существует понятие «нормально», мне нравится думать, что «нормально» – это пригласить тебя несколько раз поужинать и поцеловать на пороге. По крайней мере, это то, что я восемнадцатилетний сделал бы много лет назад, – с тихим глуповатым смешком сказал я. – Однако этим вечером мы в гостиничном номере, и чуть раньше в тебе побывали мои пальцы, и все, чего я сейчас хочу – это присоединиться к тебе и облегчить боль, которую ощущал весь день. И меня несколько удивляет, настолько далеко позади мое тело и сердце оставили мой мозг.

Руби встала на колени и подползла к изножью кровати. Протянув руку, она запустила палец в шлевку брюк и притянула меня к себе.

– Почему люди ведут себя так, будто сердце и тело не являются частью мозга? – она расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки и перешла к следующей. А затем и еще к одной. Кончики ее пальцев щекотали мою грудную клетку. – Если ты хочешь меня, – начала она, – это твой мозг. Если тебе нравится быть со мной… Эй, подумать только, – она посмотрела на меня, сладко улыбаясь и зажав между зубами кончик языка, – тоже из-за твоего мозга.

– Ты же понимаешь, о чем я, да? – шепотом спросил я. Наши лица были всего в паре сантиметров друг от друга; чтобы поцеловать ее, мне нужно всего лишь немного опустить голову. – Меня беспокоит твоя молодость. И собственная нервозность. Как все это преодолеть?

– На самом деле, – сказала она, с напускной серьезностью сдвинув брови, ­– думаю, для тебя будет легче, если мы сделаем это по приезде домой. В твоем пространстве, среди привычных дел. Полагаю, самая большая трудность для тебя в том, что ты находишься вдали от всего этого и я – просто еще одна капля хаоса в этой неразберихе.

Ее слова меня успокоили и погасили растущую волну беспокойства.

– Уверена, что ты не шестидесятилетняя девчонка после первоклассной пластической операции? Ты кажешься необыкновенно мудрой.

– Абсолютно, – мило улыбаясь, заверила меня она. – Но я так же уверена, что ты не должен делать то, чего не хочешь, Найл. Разреши себе не хотеть.

Я посмотрел, как на ее шее бьется пульс, и подумал, как он будет ощущаться под моими губами.

– Я совершенно уверен… Имею в виду… – я разочарованно вздохнул от собственных спутанных мыслей. – Я хочу, – наконец сказал я.

Руби хихикнула и упала на кровать, потянув меня за собой. Мы мягко приземлились, слегка подпрыгнув на матрасе, и я перекатился к ней ближе, выскальзывая из рубашки. Будто мы заранее договорились – или делали так на протяжении десятилетий – она согнула колени и сплела ноги с моими, а я свернулся рядом с ней.

Лишившись дара речи, я посмотрел на нашу позу.

– Мы хорошо смотримся вместе, – пришла к выводу Руби. – И посмотри только. Я все-таки утащила тебя на кровать, – она разгладила морщинки у меня на лбу. – Чтобы ты понимал, я хочу провести с тобой время, обниматься и болтать, – заверила меня она, – нам не обязательно раздеваться перед ужином. И после тоже.

Я улыбнулся и придвинулся ближе, проводя рукой по ее животу к другому бедру.

– Расскажи о своей семье.

– Давай посмотрим… – ее рука принялась поглаживать меня по задней стороне шеи, ныряя в волосы. – У меня есть брат, он мой близнец…

– У тебя есть брат-близнец? – спросил я. Как я мог целовать ее, наблюдать, как она доводит себя до оргазма, дарить ей еще один своей рукой и проводить с ней последние пять дней вместе, не зная такие элементарные вещи?

– Ага, он учится в медицинской школе Калифорнийского Университета. Его зовут Крейн.

– Крейн? Не то имя, которое часто встретишь.

– Ну, все называют его по фамилии, Миллер, но да, – задумавшись, она провела пальцами по моим волосам. – Он хороший.

– А ваши родители?

– Они женаты, – сказала она, встречаясь со мной взглядом. – Живут в Карлсбаде, к северу от Сан-Диего. Кажется, я уже говорила, что они психологи.

Я немного отстранился, изучая ее.

– Как так вышло, что твои родители психологи, а ты кажешься такой… нормальной?

Рассмеявшись, она шутливо толкнула меня в грудь.

– Это такой дурацкий стереотип. Ведь наоборот, если родители отличные психологи, то дети более уравновешенные, никак не психи.

– Неплохой вариант, – я почувствовал, как начал улыбаться. Она… Она невероятная. – Значит, ты росла в Карлсбаде, прежде чем поступила в UCSD?

– Угу, – промычала она, сосредоточившись на том, как вперед-назад водила пальцем по моей ключице. – Счастливое детство. Классные родители. Брат-близнец, который лишь изредка портил мне свидания… – казалось, она отвлеклась, и это подтвердилось, когда она потянулась поцеловать мою шею. – Я счастлива.

– Значит, никаких скелетов в шкафу? – пробормотал я.

Руби медленно отстранилась, и ее взгляд на мгновение затуманился.

– Никаких скелетов.

Поглаживая ее ребра, я изучал выражение ее лица, прежде чем очень тихо ответить:

– Это прозвучало не очень убедительно.

Я понятия не имел, почему так сказал, но теперь мне стало необходимо знать. Грудную клетку туго стянуло от этого ощущения близости, что означало большее, нежели флирт, поцелуи и касания. Это то, в чем я нуждался, и при этом боялся искать: близость в общении перед действием.

– Хорошо, – слегка улыбаясь, сказала она. – Но ты первый.

Удивленный, я моргнул. Никак не ожидал, что после моего вопроса мы снова вернемся ко мне.

– Что ж, полагаю, мое детство было счастливым. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были бедны, но дети редко замечают такие вещи, как нехватка денег, когда у них есть все, что нужно. Мой брак, как я, возможно, уже упоминал, был довольно… тихим. Особенно по сравнению с детством и шумными братьями и сестрами. Мы не часто спорили и не часто смеялись. И в конце осталось не так много, что нас удерживало вместе, – пока слушала, она пальцем очерчивала край моей челюсти. – Наверное, мой скелет – это моя сдержанность и то, что я провел большую часть моей юности и молодости с женщиной, которую, вероятно, в оставшуюся часть жизни так и не узнаю. Это ощущается впустую потраченным временем.

– Твоя сдержанность? – тихо повторила она.

Кивнув, я пробормотал:

– Я всегда интересовался людьми, что встречаются мне на пути.

– В каком смысле?

– Дружелюбными. Интересными, – ответил я. – Ответственными.

– Ты жуть какой ответственный, – на ее губах заиграла ухмылка. – Может, еще немного замкнутый.

Смеясь, я признался:

– В точку. Я всегда был тихим, немного неловким. Макс и Ребекка, они ближе всех мне по возрасту, всегда дурачились. А я замкнутый, но при этом способный на то, что им не под силу.

– Кажется, я хочу подробностей…

Качая головой, я наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и ответил, прижавшись к ее коже:

– Твоя очередь.

Когда я отстранился, то увидел, что она уставилась на мой подбородок, медленно рисуя круги по моей шее.

– Руби?

Она подняла взгляд, и я наблюдал, как она сделала глубокий вдох.

– На первом курсе у меня был плохой бойфренд, – сказала она просто.

Слова были настолько расплывчаты, что я не был уверен, о чем именно она говорит. Он был жесток с ней? Изменял?

– Что ты имеешь в виду?..

– Наверное, считать его бойфрендом не совсем правильно, – склонив голову на подушку и обдумывая свои слова, сказала она. – Мы пару раз ходили на свидания, и ему хотелось секса, до того как я была готова. Но он добился своего.

Когда я осмыслил сказанное, мое сердце, казалось, намеревалось выскочить из глотки, от чего мой голос прозвучал сдавленно:

– Он сделал тебе больно?

Когда я посмотрел на ее изящный овал лица, хрупкие скулы, полные губы и большие глаза, которые открыто смотрели на меня, я ощутил собственное бешеное сердцебиение; меня накрыла такая волна гнева и желания мести, какой раньше я никогда не испытывал.

Она пожала плечами.

– Немного. Это не было чем-то драматично жестоким, просто неприятным. То был не первый мой раз, но…

Я понимающе посмотрел на нее.

– Это в любом случае больно.

Она кивнула, снова сфокусировавшись на моем подбородке.

– Да. Так что, ты спрашивал о скелетах. Думаю, это мой.

Я был потерян. Я почувствовал, как мой рот открылся и закрылся снова. Мне хотелось пробить дыру в стене, обнять ее и укрыть собственным телом. И тогда, инстинктивно забеспокоившись, я убрал свою руку с ее талии.

– Остановись, – с неуютным смешком сказала она. – Вот почему я не люблю об этом рассказывать. То была плохая ночь, но одно из многих преимуществ, когда твои родители хорошие психологи, – что ты учишься говорить о таких вещах, и находишь помощь.

Руби казалась такой пышущей здоровьем, такой невозмутимой, так легко начинающей отношения. Казалось, она готова к секс-приключениям, но при этом я хотел быть более внимательным к ней, чем с кем-либо, имеющим хороший и плохой опыт; она готова быть осторожной со мной, но также требовала к себе бережного отношения.

– Просто спроси меня, – верно истолковав мое выражение лица, сказала она. – Если мы собираемся делать это, – она показала на нас двоих, – ты должен знать подобные вещи обо мне.

– Ты не… – начал я, чувствуя себя неуклюжим, будто находился в стеклянной комнате, сглотнул, затем еще раз, затем покашлял.

– Найл, – потянувшись ко мне и ненадолго задерживаясь поцелуем в уголке моего рта, сказала она. – Спроси.

– Секс… для тебя не проблема, – это был не вопрос, и я хотел закрыть глаза и тут же исчезнуть, когда почувствовал волну смущения, обжигающую кожу. Она такая открытая, ей так комфортно быть сексуальной.

Похоже, она не заметила, и мои грубоватые слова ее не обеспокоили.

– Поначалу была, – начала она. – Или может быть, это иногда по-прежнему так. Примерно целый год я была немного… не в себе. Я спала с кучей парней, будто заявляя вселенной: «Эй, я выбираю делать это! И то, и еще вон то». Но мне помог мой психотерапевт. Что в действительности с Полом дело было не в сексе. Это была неприятная история. Моменты, когда после него я была с парнями, не были похожи на тот. Я не чувствую, будто он меня сломал, просто показал, что некоторые люди просто… плохие.

– Ты часто об этом думаешь?

Она улыбнулась и указательным пальцем коснулась моих губ, этот жест оказался одновременно милым и безумно соблазнительным.

– Полагаю, да. Но вообще-то, это зависит от того, что происходит в моей жизни.

Я почувствовал, как инстинктивно начал отодвигаться.

– Но в этот момент, когда меня беспокоит, что из-за этого ты станешь со мной еще более осторожным и менее решительным… – ее взгляд изучал меня и умолял. – Пообещай, что не будешь.

Мне хотелось бы дать ей это обещание, но сказанное ею просто еще больше укрепило мое желание не торопиться.

– Я…

Нас прервали стуком в дверь: прибыл наш ужин. Встав, я надел и застегнул рубашку, чтобы впустить в номер официанта со столиком. Пока я подписывал чек, он поставил его рядом с кроватью. Комната погрузилась в тишину; остатки нашего разговора, казалось, растаяли в воздухе.

Руби устроилась на кровати, поджав под себя ноги, и сняла с наших тарелок серебряные крышки. За официантом закрылась дверь, и я сел рядом с ней за стол.

– Проголодалась?

– Просто умираю с голоду, – наливая кетчуп в тарелку, пробормотала она. Наклонившись, она поцеловала меня в щеку. Она была несгибаемо здравомыслящей. – Спасибо за ужин, красавчик.

Мы приступили к еде, и стало ясно, что на этот момент наш разговор окончен.

***

С довольным стоном Руби упала на матрас.

– Что бы ни случилось сегодняшним вечером, просто знай, что ты конкурируешь с тем лучшим из всех чизбургеров.

– Боюсь, у Burger Joint [сеть закусочных – прим. переводчика] все же больше опыта с чизбургерами, чем у меня.

– Тогда похвастайтесь своими безумными навыками соблазнения, мистер Стелла, – поддразнила она.

Ужин был хорош, но я практически не обращал на него внимание, действуя на автопилоте. Я не сомневался, что не хочу двигаться слишком быстро, и, учитывая ее сегодняшние откровения, мне хотелось быть особенно осторожным и с ее эмоциями тоже.

Я отодвинул от кровати столик и вернулся к ней, устраиваясь так, чтобы лежать немного сбоку от нее.

– Хорошее начало, – прошептала она, приподнимая руки, чтобы начать расстегивать мою рубашку. Снова.

Мои пальцы играли с верхней пуговицей ее шелковой блузки.

– Ты передумал? – спросила она, возможно, потому, что я медлил.

Обдумывая, я покачал головой. Ее зеленые глаза изучали мое лицо, терпеливо, но настойчиво.

– Полагаю, я просто хочу прояснить, что мы сегодня делаем, – наконец признался я. – Кажется, я не принял во внимание, о чем ты говорила.

Она перестала хмуриться и откинула голову на подушку, чтобы лучше меня видеть.

– Ты про Пола.

– И твою последующую реакцию сломя голову сбежать в сексуальные отношения.

На ее лице промелькнула вспышка боли, но она быстро ее скрыла.

– У меня уже давно не было ничего такого.

Я улыбнулся. Ей двадцать три. Давно – понятие относительное.

– Я не пытаюсь осуждать тебя, Руби. Просто, возможно, это хорошее напоминание мне, чтобы двигаться, не спеша.

– Без секса, ты имеешь в виду.

Глядя ей в глаза, я кивнул.

– Я старомоден, мне это и самому понятно, но я хочу заниматься этим, только когда влюблен.

Я заметил на ее лице неизвестные мне эмоции, и она выглядела так, словно что-то хотела сказать, но вместо этого просто кивнула.

Мне хотелось бы уточнить только что сказанное, зная, как она может это интерпретировать – что мы не были в таких отношениях и не двигались в том направлении – но откуда мне знать, где мы сейчас? Мне пришло в голову, что с ней все казалось таким невероятно естественным. Я хотел наслаждаться ею, что бы это ни было, и не ожидать слишком многого. Я был чертовски искренен в этом, и, наверное, это мой недостаток. Может быть, эти отношения просто означали нечто прекрасное и легкое, но при этом в первую очередь сексуальное.

И мимолетное.

Огромное количество людей вступало в отношения больше одного раза в жизни; мне же нравилась идея, что мы Руби можем быть чем-то более постоянным, но я знал ее всего лишь две недели.

– Я практически слышу, как ты думаешь, – прошептала она, притягивая к себе мою голову, чтобы подарить один сладкий поцелуй. – Почему идея быть со мной наедине в этом отеле вызывает у тебя приступ паники? Нет необходимости вешать на нас ярлыки и как-то называть, – она словно читала мои мысли. – Ты мне нравишься. Я хочу быть с тобой, что бы это сейчас ни означало.

Что бы это сейчас ни означало.

Эти слова освободили меня, и я склонился навстречу ее прикосновениям, смакуя ощущения ее рук, скользящих по моей шее и зарывающихся в волосы. Мне нравилось, как она потягивала их и слегка царапала кожу. Нравились эти признаки страсти, которых раньше в моей интимной жизни не было.

Губы у Руби были мягкие и теплые, со вкусом спрайта и легким оттенком шоколадной мяты, что украшала наши блюда за ужином. Ее рот приоткрылся, язык погладил мои губы, погрузился глубже, и я ощутил легкие сладкие вибрации ее стона.

Я слишком много думал; черт, я всегда слишком много думал. Я скользнул рукой по ее ребрам и груди к пуговице, на которой остановился.

Расстегнул верхнюю, потом следующую, потом еще и еще, пока наконец Руби не повела плечами и не выскользнула из блузки, после чего легла назад, одетая в бледно-желтый бюстгальтер.

Господи боже, мне бы лицом прижаться к ее коже, и больше ничего не нужно.

– У тебя самая безупречная грудь, какую я когда-либо видел.

Она замерла подо мной и закрыла лицо руками.

Я посмотрел на нее сверху вниз. Что я такого сказал? Что у нее идеальная грудь? Мне не стоило комментировать?

– Руби?

– Просто дай мне секунду, – приглушенным от своих ладоней голосом сказала она.

– Я слишком забегаю вперед?

– Нет, – сказала она, опуская руки и глядя на меня своими сумасшедшими красивыми глазами. – Я просто сейчас посмотрела на себя со стороны. Найл Стелла снял с меня блузку и восхищался моей грудью.

– Тебе нужно поделиться с кем-то, смс, например? – сдерживая смех, спросил я.

– Просто хочу запомнить, чтобы после добавить в список Моментов Найла Стеллы, – пошутила она и снова притянула меня к себе.

Я провел пальцем по ее ключицам от одного плеча к другому.

Она выгнулась подо мной.

– Найл.

– Тс-с, терпение.

Бретели ее бюстгальтера шелковые и тонкие, просто клочок ткани, держащий ее идеальную округлую грудь. Я почти не хотел снимать их; ощущение ожидания было слишком запредельным.

– Ты видел меня совершенно голой, – напомнила она мне.

– Но я не прикасался к тебе, когда ты была голая, – глядя ей в лицо, улыбнулся я. – И не я раздел тебя.

Она притворилась сердитой, но в ее глазах была видна требовательность, зажигающая меня изнутри.

– А сейчас ты разденешь меня?

– Я не хочу с тобой спешить, – я наклонился, впитывая в себя аромат ее кожи на шее. – Твоя кожа предназначена, чтобы ее смаковали. Твое удовольствие будет долгим, растянутым, зарождающим обольщение внутри тебя самой, – глядя на нее, я продолжил: – Сегодня я буду заниматься с тобой любовью только своими руками – но хочу, чтобы ты так сильно кончила на мои пальцы, чтобы, проснувшись посреди ночи, отчаянно желала испытать это снова… – я поцеловал ее плечо, бормоча: – и это будет невозможно.

Ее рот приоткрылся.

– Потому что, понимаешь, тебе не нужен правильный угол, – я пробежался пальцем по ее челюсти, – подходящий размер пальца или глубина. Ты будешь не в состоянии чувствоваться себя так же хорошо, как я, потому что была нетерпеливой.

Она недовольно заворчала и потянула меня за волосы.

Я провел пальцем по ее горлу вниз, к грудной клетке.

– К сожалению, ты не захотела бы задерживаться на этих идеальных местечках: теплая кожа здесь, одинокая родинка там. Не стала бы целовать эти ребра.

Я наклонился поцеловать ее прямо под лифчиком, скользя рукой под спину, чтобы расстегнуть крючки, когда она выгнулась, извиваясь на кровати и поскуливая. С ее левого плеча соскользнула бретель, и я поцеловал открывшуюся мне кожу.

– Мне снять его? – приподнимаясь на матрасе, спросила она.

– Пока нет.

Тяжело дыша, она замерла, когда я начал посасывать кожу под ее грудью, одновременно с этим стягивая ее юбку вниз по бедрам.

– Найл?

– М-м-м?

– У меня все болит.

Мой смешок согрел ее кожу.

– Правда?

– Ты можешь оставить на мне все, что угодно, только прикоснись ко мне.

– Когда буду готов, я прикоснусь. Доверяй мне, – никогда раньше я не уделял этому внимание, смакуя и наслаждаясь. По сравнению со временем, проведенным с Руби, мой предыдущий сексуальный опыт ощущался, как неверный программный код.

Я наклонился, посасывая кожу мягких выпуклостей. Ее грудь такая полная и упругая. Со стоном я прижался к ней зубами. Мне хотелось кусать, сосать и поглощать. Вид ее груди превращал меня в дикаря, желающего схватить, вонзить зубы и… господи, просто трахать. Я воображал, как ползу вверх по ее телу, прижимаю свой член между ее грудей и скольжу, эгоистично гонясь за собственным удовольствием в жажде утонуть в ней, рядом с ее кожей, запахом и хриплыми задыхающимися звуками.

Небольшая часть меня инстинктивно замерла от такой неприкрыто грубой мысли, но голос Руби в моей голове звучал все громче: «Отпусти, ­– сказала она. – Покажи мне, что тебе нужно. Возьми то, что хочешь».

Рыча, я сел на нее верхом, стиснул вместе ее груди в лифчике, посасывая кожу в месте их соприкосновения и погружаясь языком в восхитительную ложбинку.

У нее перехватило дыхание, и она выгнулась, возвращая руки в мои волосы и обнимая меня ногами, после чего притянула мои бедра ближе к себе, чтобы покачиваться и потираться об меня.

Я спустил бретели ее лифчика вниз по рукам и отбросил его в сторону. Ее соски были такого же тепло-розового оттенка, что и губы, и, не задумываясь – не засомневавшись даже на секунду – я наклонился и втянул один в рот, жадно посасывая и сжимая ладонью другую грудь.

Руби выгнулась на кровати, вскрикнув и потянув меня за волосы так сильно, что ощущение балансировало на грани удовольствия и боли.

– Найл, – выдохнула она. – О боже. О боже.

Ее ответная реакция была настолько яркой, что это чуть не прикончило меня; и причиной был я, просто проводящий языком по ее груди и накрывающий ее своим телом. Я хотел сохранить в памяти этот отклик, осторожно завернув и спрятав в укромное место. Мои мысли переместились от потребности освободить собственную боль к желанию дать ей еще больше этого удовольствия. Мне нужно напитаться ее реакцией, до тех пор пока она не будет потная кричать подо мной.

Ее кожа словно светилась от моих прикосновений; губами я очертил линии ее живота, окружность пупка и заостренную выпуклость тазовой кости. Следом за пальцами, стремящихся познать каждый сантиметр, провел зубами по каждому из этих открытий. Прижавшись бедрами к матрасу, я ощутил, как нарастает отчаянное желание освобождения.

Руби металась подо мной, безумная и умоляющая; на ее груди выступили капельки пота. Благодаря ее рукам и ногтям мои волосы стали всклокоченными.

О-о, она охрененно прекрасна.

– Дай мне попробовать тебя, – упрашивала она. – Позволь прикоснуться.

Ее слова пустили электрический ток вниз по спине и по всей длине члена.

– Подожди, дорогая.

– Не могу.

Я немного приспустил ее трусики, целуя мягкую кожу ее пупка и прямо над лобковой костью.

Она ахнула: «Да-а-а», и порывисто вдохнула, когда я стянул светло-желтое кружево вниз по ее бедрам, полностью раздевая ее.

Руби лежала абсолютно обнаженная и чертовски идеальная.

Я почувствовал на себе ее взгляд, когда провел рукой по ее ноге, глядя на свои загорелые пальцы на ее светлой коже. Внутренняя сторона ее бедра была такой нежной, какой я еще никогда не чувствовал, и мои пальцы слегка задрожали, когда я двинулся выше. Сердце в груди колотилось, как отбойный молоток. Конечно, я касался ее между ног и раньше, но тогда это было стремительно и интенсивно. Сейчас же в моем распоряжении были долгие часы. Я мог бы ночь напролет держать ее в своих объятиях и ртом ласкать ее грудь, ребра, живот.

Мои пальцы достигли бедренной складки, и я остановился в сантиметре от места, где она хотела меня больше всего. Дрожа под моей рукой, она приподняла бедра.

– Ты дразнишь и убиваешь меня, – схватив меня за запястье, прошептала она. – Клянусь, я кончу в ту же секунду, когда ты ко мне прикоснешься.

Из-за самой этой мысли и того, как она ее произнесла – что одного моего прикосновения может быть настолько достаточно – я чуть не рухнул на нее. Прижавшись с улыбкой лицом к ее бедру, я провел по ней пальцами, застонав от ее пронзительного вскрика. Она истекала влагой, такая гладкая и теплая, и я едва не наклонился поцеловать ее там или – что еще более заманчиво – приподняться над ней и просто скользнуть внутрь.

Я был благодарен барьеру из собственных брюк, и мои мысли все еще занимала капля сомнений как постоянное напоминание продвигаться, не спеша.

Было невозможно удержаться от сравнения этого опыта с тем, что еще у меня был – поздней ночью в пабе, эти неловкие ощупывания и касания – хотя чувство вины затолкало это воспоминание в дальний ящик. Понимаю, что не должен думать о Порции в такой момент, даже в ключе своей независимости от нее, но вид лежащей передо мной обнаженной Руби разрывал мой мозг на куски при мысли, что к такому возвышенному удовольствию я совершенно не привык. Руби освободила меня, открыла нечто такое, что мне захотелось быть более откровенным с самим собой и с ней.

И как только я ее коснулся, даря удовольствие сначала двумя пальцами, а затем и тремя, я позволил собственным мыслям стать необузданными. Так я и должен себя чувствовать – быть в близости, дарить наслаждение той, кто так его жаждет, когда оба партнера просто сдаются всему этому. Она открылась мне сегодня – в этом и был смысл ее признания – и в свою очередь дала мне свободу стать расслабленным с ней и во всем происходящем. С каждым круговым движением моей руки и с каждым стоном, срывающемся с ее губ, моя уверенность множилась в разы, пока я не стал убежден, что ни один мужчина так не хотел ни одну женщину, как я ту, что сейчас рядом со мной.

Я хотел целовать ее, облизывать и трахать, но примитивная часть меня – нечто темное, чего я никогда до сих пор не признавал – хотела в большей степени владеть ее губами, ее сияющей кожей, всхлипами, мягкими бедрами, и – я позволил себе в этом признаться – самой красивой сочащейся влагой киской, о какой я когда-либо только мог мечтать. Я хотел в более глубоком понимании видеть, что она моя.

Она начала сжиматься вокруг моих движений, и я с восторгом ощутил, как все мои внутренности закипели. Как забавно, подумал я, что мое тело ломит от одного вида изгиба ее плеча, впадины пупка и биения пульса на ее шее.

Наблюдая за ее освобождением от моих прикосновений, я почувствовал, как мое сердце, казалось, буквально бьется где-то в горле. Я оторвал взгляд от места, где касался ее, чтобы приподняться выше и с силой пососать ее грудь, когда она замерла и показалась спокойной – ее дыхание стало медленным и глубоким – и тогда она откинулась головой на подушку и почти закричала, когда оргазм разорвал ее на части, сжимая мои пальцы внутри.

Она на секунду замерла, после чего притянула меня за волосы к своему лицу, и я сцеловал резкий облегченный вздох с ее губ.

– Твою мать, – обмякнув подо мной и закрыв глаза, проговорила она. – Я просто…

– Ты выглядишь так изысканно, когда кончаешь, – прошептал я, посасывая ее челюсть, шею, рот.

– И… – глядя на меня, начала она. – Прямо сейчас ты кажешься именно тем, о ком я фантазировала бессонными ночами.

Я пробежался мокрыми от ее влаги пальцами по ее животу и ребрам, тихо озвучивая практически не отфильтрованные мысли, делясь самым откровенным:

– Мне нравится, как ты пахнешь. Боюсь, что сойду с ума, когда наконец почувствую тебя на своем языке.

Едва я это проговорил, с новым витком желания Руби нетерпеливо притянула меня к себе. Зубы царапали, поцелуи становились небрежными, и она шлепнула меня по животу ремнем, когда поспешно его расстегивала, чтобы потом снять с меня брюки.

Как ни странно, резкая боль только усилила мое безумие.

Стянув трусы к коленям, она протянула руку взялась за мой ствол, ее хватка была сильной и горячей.

– Черт возьми, – сказала она. – Ты…

Я отстранился и посмотрел на нее, уверен, мой взгляд становился все более необузданным. Это третья женщина в моей жизни, которая коснулась моего члена, и, честно говоря, мне было все равно, как она закончит это предложение; я пульсировал в ее ладони, практически умоляя об освобождении.

– Большой, – сказала она, глядя вниз. – Господи, – а потом скользнула рукой по головке с таким идеальным давлением, что я чуть не упустил ее следующие слова, громко застонав: – Я никогда не была с парнем, который был не…

Мои мысли начинали уплывать от ее медленного поглаживания вверх-вниз.

Не был каким? Американцем? Кто не торопился с этим? Без опыта с десятками женщин?

И когда я увидел, где задержалась ее исследующая рука, меня осенило:

– Не обрезан? – она кивнула и прижалась ртом к моей шее. – Думаю, разницы нет, только в некотором роде все будет намного легче.

– Легче? – ее голос звучал так же изумленно, как себя чувствовал и я.

Если ты немного ускоришь движения своей чертовой руки, думаю, ты поймешь, о чем я.

Потянувшись вниз между нами, я обхватил своей рукой ее, чтобы подтолкнуть ее двигаться. Я чувствовал горячее напряжение в пояснице и растущую потребность трахать ее, трахать ее кулак, трахать хоть что-нибудь, и она слегка всхлипнула, будто прочитав мои мысли; моя крайняя плоть легко скользила по головке члена, пока она двигала рукой.

– Твою мать, это так горячо, – простонала она. – Ох, блядь, не могу поверить, что я это делаю. Я не могу поверить…

– Ш-ш-ш, – прошептал я, желая, чтобы она потерялась во мне, а не в самой идее, чем сейчас занята. Это было реально: я над ней, мой член в ее руке, я ртом прижимаюсь к ее шее, и мое сердце постепенно начинает биться с ее в унисон. – Оставайся со мной.

Мои слова превратились в непрерывную мантру: дай мне

Дай мне

Дай

О-о-о, блядь, Руби, Руби

Дай мне

Дай…

…я даже не уверен, что имел в виду.

Дай мне удовольствие и твои до боли откровенные слова и заверения, что это реально. Дай мне свободу легко говорить, о чем думаю. Позволь отпустить контроль и потеряться так, как мне уже давно необходимо. Дай уверенность, что с тобой безопасно, что ты открыта, и между нами нет стен.

Ее движения замедлились, когда, раскрыв глаза, она наблюдала за собственным большим пальцем, скользящим по упругой влажной головке. И я так же завороженно следил за ним. Вид ее схватившей меня руки заставил меня застонать и податься вперед в ее ладонь.

– Я люблю делать тебя твердым, – едва прошептала она.

– Благодаря тебе так и есть, – согласился я. – Достаточно твердым, чтобы все время сходить с ума.

Мой голос звучал отчаянно. Черт, я и чувствовал себя так же.

Она посмотрела на мой рот, и я наклонился, чтобы ее поцеловать, посасывая ее влажные пухлые губы.

Ее соски затвердели, кожа покрылась мурашками, и меня поразило, что она вела себя так, как если бы все это было и для нее, что мое удовольствие – как подарок для нее. Должен признать, я был как под кайфом, когда ощущал себя желанным с таким благоговейным самозабвением. В то же время я хотел, чтобы она чувствовала себя со мной так же легко и уютно, как во время прогулки по Пятой авеню в комфортном молчании.

Я провел пальцем по ее губе и захватил ее поцелуем, зашипев от ощущения ее вкуса.

Ее кулак двигался вверх и вниз, великолепно скользя и захватывая.

– Я ощущаю твой вкус на своем пальце, – пробормотал я у ее рта, приподнимая и двигая бедрами, поцелуями продвигаясь к ее груди.

В ее руке я стал еще больше увеличиваться, ощущая, как удовольствие поднимается вверх по ногам и спускается вниз по спине, в то время как я дико трахал ее кулак, яростно сосал ее грудь, пока кровь пульсировала под кожей, и, сдавленно вздыхая, она умоляла меня кончить, кончить, кончить, кончить…

С низким стоном я сдался, выплескиваясь на ее руку, бедро, пупок и даже на грудь, где виднелись отметины от моих поцелуев. Даже когда мой оргазм начал растворяться, и единственными звуками в комнате были наше тяжелое и шумное дыхание, она не выпустила меня из руки. Вместо этого она прижала другую руку туда, где я на нее кончил.

Тогда я замер над ней и понял, какими беспощадными были наши прикосновения и поцелуи. Ее грудь была красной и расцарапанной от моей щетины, губы выглядели припухшими от агрессивных прикосновений. Мы оба вспотели. Еще даже не поцеловав ее между ног и не занявшись с ней любовью, я испытал самый безумный сексуальный опыт в жизни.

Она закрыла глаза, и ее подбородок слегка задрожал, когда она призналась:

– Я в ужасе, чувствую, что ты слишком большой для…

Я успокоил ее поцелуем, посасывая ее нижнюю губу и отвлекая, и снова скользнул пальцами у нее между ног.

Я был едва в состоянии соображать от хаоса в собственных мыслях. Это было более интенсивно, нежели все, что я испытывал за годы брака. Это было более интенсивно, чем все, что я когда-либо испытывал.

Нечто, ощущающееся ужасающим и неправильным.

Мне нужно вновь погрузиться в ощущения, прежде чем паника от этих колоссальных эмоций разрастется и погрузит меня в очередное молчание.