Судя по тому, какие взгляды Руби бросала в моем направлении, она что-то затевает.

– Что? – проговорил я, когда она снова закусила полную нижнюю губу и наконец перевела взгляд на мое лицо, после того как долго рассматривала шею и руки.

Она пожала плечами и прошептала в ответ:

– Ничего, – и ее розовый язычок скользнул между губами.

Она знает. Знает, как я реагирую на ее язычок. Нежный, розовый, дразнящий.

Я оторвал от нее взгляд, снова взглянув на женщину, ведущую сегодняшнюю дискуссию на тему бюджета на ликвидацию последствий урагана. Все присутствующие уставились в свои ноутбуки и блокноты, делая заметки. Что касается меня, я нахожу такие совещания предсказуемо напряженными и завораживающими. Я люблю свою работу, мне интересна тема подготовки к стихийным бедствиям и подробности, которые мы должны обсудить. Я получал от работы удовольствие, недоступное, как я подозреваю, многим моим коллегам: это мой побег от реальности, моя страсть. Так что я несколько удивился, когда поймал себя на том, что поглядываю на часы и вместо работы думаю о Руби и о том, что между нами будет сегодня вечером.

Встреч у нас нет, социальных обязательств тоже. С пяти часов дня до завтрашнего утра у нас нет ничего, кроме времени… которое мы можем провести вдвоем.

С Порцией у нас было сколько угодно времени – одиннадцать лет. И все-таки даже в самом начале мы не стремились почаще бывать вместе. Все на свете казалось более важным, что завтрак вдвоем; даже такая простая вещь, как просмотр телевизора бок о бок, приносилась в жертву дополнительной работе или сторонним проектам. Но Руби чуть ли не дрожала при мысли о том, чтобы провести несколько часов вдвоем – со мной.

Явно то, что произошло в обед, – знак того, что нам пора двигаться дальше, превратить игры и флирт, которыми мы наслаждались в течение дня, во что-то более интимное.

Я просто не совсем в себе уверен. У меня мало опыта по части эмоций и еще меньше опыта в части секса с другими женщинами. Я знаю, что довел ее до оргазма. Я знаю, что могу доставить ей еще больше удовольствия. Беспокоит меня не это. Я волнуюсь, потому что знаю: она даст мне все, что я хочу.

Если я захочу заняться с ней любовью, она согласится. Если я захочу почувствовать ее губы на своем члене, она это сделает. Если я хочу определить границы, это придется сделать мне. Но точно ли я хочу устанавливать границы или я просто думаю, что так надо?

Мой желудок свела судорога, и я перевел взгляд на женщину во главе стола. Уголком глаза я продолжал видеть Руби, склонившую голову и поглядывающую на меня. Я заподозрил, что все мои мысли написаны у меня на лице. Мне начало казаться, что у нее есть дешифровщик – она единственный человек, за исключением брата и младшей сестры, который по одному взгляду на меня может определить, что я скрываю.

Я моргнул и посмотрел ей в глаза.

Рассматривая меня, она заулыбалась и одними губами произнесла:

– Не беспокойся, – и перевела взгляд на свой блокнот, а потом на ведущую.

Мои плечи облегченно опустились.

«Расслабься, – прошептал ее голос у меня в голове. – Мы со всем разберемся».

Мы пошли обратно в отель пешком, и под дороге Руби мило болтала о совещании, удивительно теплой погоде, группе, которую она до смерти хочет увидеть в этом городе. Она рассказывала всякую чепуху, которую мне хотелось слышать, отвлекая меня от тревожных мыслей по поводу надвигающегося вечера.

В «Паркер Меридиен» Руби повела нас к лифтам и дальше по коридору к нашим номерам. Остановившись у двери в мою комнату, она подняла на меня свои зеленые глаза и прошептала:

– Ну что. Пришло время решать. Хочешь провести со мной сегодняшний вечер? – Она положила ладони мне на грудь. – Никакого давления. Я могу уйти в свою комнату, включить фильм с Райаном Гослингом и помастурбировать, а ты можешь уйти в свою и ругать себя за то, что не снял с меня блузку. Но решать только тебе.

Я сглотнул, сделал несколько успокаивающих вдохов и поцеловал ее в уголок рта, потом скользнул губами вверх по щеке и к уху.

– Да, пожалуйста, – прошептал я.

– Итак, – протянула она, – закажем ужин в номер или сходим куда-нибудь?

Мне потребовалось три секунды, чтобы решить:

– Закажем.

С широкой улыбкой она взяла из моих рук ключ от номера, и мы вошли. Она сбросила туфли, прыгнула на кровать и уткнулась лицом в подушку.

– Черт, они перестелили белье. Подушка не пахнет тобой. – Она перевернулась на спину, прижимая ее к груди. – Надо сказать им, чтобы завтра постель не трогали. – А потом, подражая моим интонациям, она добавила: – Прекрасная мысль, – и решительно кивнула. Я заулыбался. Улыбнувшись мне в ответ, она потянулась за меню, лежавшем на прикроватной тумбочке. – Чего тебе хочется?

Я прислонился к столу, наблюдая за ней. Мне так нравилось видеть ее в моем номере, на этой кровати, такую расслабленную и уютную… мою девушку.

Усевшись и расшнуровывая туфли, я пробормотал:

– М-м-м, может быть, бургер?

– Ты у меня спрашиваешь? – Она взглянула в меню. – Да, есть. Чизбургер и картошку фри?

Она бросила меню на пол и подняла трубку телефона. Я услышал тихий голос на том конце провода, и Руби захихикала, закрывая ладонью микрофон. С притворным возмущением она сказала:

– Они назвали меня миссис Стелла.

Я улыбнулся, снимая туфли. Миссис Стелла – это моя мать или, в течение какого-то времени, Порция. Это жизнерадостное создание, которое раскинулось на моей кровати в задравшейся юбке, обнажившей стройные бедра, никак не могло быть «миссис Стеллой».

Но в этом-то вся проблема, не так ли? Я все время думаю, что Руби слишком веселая, слишком хорошенькая, слишком авантюрная для таких, как я. У меня имелось представление о том, чего я заслуживаю, о том, кому я мог бы понравиться, и это не Руби.

Если бы она услышала мои мысли, уверен, она бы вырвала телефонный провод из стены и швырнула аппарат мне в голову.

Я слушал, как она заказывает еду, а потом вешает трубку. Так обыденно, так легко, так спокойно. Мои плечи расслабились, живот перестало сводить.

Она похлопала по кровати, приподняв брови и соблазнительно улыбаясь.

– У нас есть сорок минут на то, чтобы пошалить.

– Руби… – начал я.

Улыбка на секунду соскользнула с ее губ и затем снова вернулась.

– Почему ты так боишься оказаться со мной в одной постели? – спросила она, и я почувствовал напряжение в ее голосе. – Я не собираюсь похищать твою добродетель, честное слово.

– Дело не в этом, я… – Я умолк, развязывая галстук и вешая его на спинку стула. Всегда, когда мне хотелось объясниться, сказать что-то важное, что-то личное, мои мысли разбегаются в разные стороны. Вот почему с Порцией я давно оставил эти попытки.

Я знаю, что мне надо прекратить сравнивать все на свете со своим браком. Руби пытается помочь мне понять себя самого, и я должен дать ей эту возможность.

Новые отношения. Новая модель.

– Скажи мне.

Я закрыл глаза и попытался подобрать слова.

– Я чувствую, что только-только переварил мысль о том, что мы с тобой вместе со всеми вытекающими, и вот мы уже в гостинице, в номере с кроватью. Мне хочется думать, что в обычных обстоятельствах я бы несколько раз пригласил тебя на ужин, поцеловал в дверях и был бы более сдержанным в действиях. По крайней мере, так поступил бы восемнадцатилетний я, – объяснил я, беспомощно хмыкнув. – А вот мы здесь, я уже трогал тебя внутри, и все, чего мне сейчас хочется, – это присоединиться к тебе и избавиться от напряжения, которое я испытываю весь день. Полагаю, дело в том, что мне странно от того, как тело и сердце опередили мой разум.

Руби встала на колени и переместилась к изножью кровати. Протянула руку, скользнула пальцем в петлю на поясе брюк и потянула меня к себе.

– Почему люди ведут себя так, будто сердце и тело – не часть разума?

Она расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки и перешла к следующей. Потом еще к одной. Мою кожу покалывало под ее пальцами.

– Когда ты хочешь меня, – начала она, – это твой разум. Когда ты чувствуешь, что тебе приятно со мной, угадай, что это? – Она взглянула на меня с милой улыбкой. – Тоже разум.

– Но ты понимаешь, что я имею в виду? – шепотом спросил я. Наши лица находились в паре дюймов друг от друга; мне надо слегка наклониться, и я ее поцелую. – Я беспокоюсь, что ты так молода. Что я неврастеник. Как отключиться от всего этого?

– На самом деле, – сказала она, с притворной серьезностью сдвинув брови, – я думаю, что тебе будет проще, когда мы вернемся домой. Когда все будет происходить на твоей территории, по твоим правилам. Мне кажется, самое трудное для тебя – оказаться вне привычной среды, и впридачу я – еще один элемент хаоса.

Ее слова помогли мне расслабиться, заставив отступить растущую волну беспокойства.

– Ты уверена, что тебе не шестьдесят лет и что твой вид – не заслуга пластического хирурга? Ты мудра не по годам.

– Абсолютно уверена, – улыбнулась она. – А еще я уверена, что ты не должен делать то, чего не хочешь, Найл. Нет так нет.

Я взглянул на ее шею в том месте, где бился пульс, и представил, каково это – прижаться сюда губами.

– Я вполне уверен… Я имею в виду… – Я вздохнул и расстроился. Наконец сказал: – Хочу.

Руби хихикнула, упала навзничь на кровать и потянула меня за собой. Мы упали на кровать, матрас под нами спружинил, и я откатился в сторону, снимая рубашку. Она закинула на меня ногу и прижалась так, как будто это было для нас самое привычное дело.

Я уставился на сплетение наших тел, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Смотри, как мы подходим друг другу, – тихо сказала Руби. – Подумать только, я наконец оказалась с тобой в одной постели. – Она протянула руку, разглаживая складки на моем лбу. – На самом деле мне хочется пообниматься и поболтать. Мы можем не раздеваться до ужина. И после тоже.

Я улыбнулся и провел ладонью по ее животу.

– Расскажи мне о своей семье.

– Ну… – Ее пальцы скользнули по моей шее и запутались в волосах. – У меня есть брат-близнец…

– У тебя есть брат-близнец? – переспросил я. Как я мог целовать ее, наблюдать, как она доводит себя до оргазма, ласкать ее и провести последние пять дней, не зная таких основных сведений?

– Да, он учится на врача в Калифорнийском университете. Его зовут Крейн.

– Крейн? Редкое имя.

– Все называют его по фамилии – Миллер, но ты прав. – Она задумчиво погладила меня по голове. – Он душка.

– А твои родители?

Она заглянула мне в глаза.

– Они живут в Карлсбаде – это к северу от Сан-Диего. Кажется, я уже говорила, что они оба психотерапевты.

Я отодвинулся, чтобы рассмотреть ее получше.

– Как это возможно? Твои родители – психотерапевты, а ты такая… нормальная?

Смеясь, она шутливо толкнула меня в грудь.

– Глупый стереотип. Стоило бы подумать, что если твои родители – очень хорошие мозгоправы, то их дети лучше приспособлены к жизни, а не хуже.

– Стоило бы подумать… – Мои губы невольно расплылись в улыбке. Она… она потрясающая. – Значит, ты выросла в Карлсбаде, а потом поступила в Калифорнийский университет?

– М-м-м! – протянула она, проводя пальцем по моей ключице. – Счастливое детство. Классные родители. Брат-близнец, который время от времени встречался с моими друзьями… – Она задумалась, потом потянулась, поцеловала меня в шею и заключила: – Мне повезло.

– Значит, никаких демонов?

Руби медленно откинулась назад, и на секунду ее глаза затуманились.

– Никаких.

Я внимательно рассматривал ее лицо, потом провел рукой по животу к ребрам и тихо заметил:

– Не очень убедительно.

Не знаю, зачем я задал ей это вопрос, но теперь мне нужно знать правду. От этого погружения я почувствовал стеснение в груди. Это не просто флирт, поцелуи, ласки. Это то, что мне нужно, но и то, чего я боюсь больше всего: близости в словах перед близостью в действиях.

– Хорошо, – улыбнулась она. – Но ты первый.

Я удивленно моргнул. Задавая этот вопрос, я не ожидал, что он обернется против меня.

– Что же, полагаю, детство у меня было вполне счастливое. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были очень бедны, но дети редко замечают нехватку денег, если у них есть все, что им нужно. Мой брак, как я уже говорил, был довольно… спокойным. Особенно в сравнении с моим детством с буйными братьями и сестрами. Мы не особенно много спорили и не особенно много смеялись. В итоге оказалось, что у нас очень мало общего.

Она провела рукой по моему подбородку, изучая его форму кончиками пальцев.

– Я полагаю, что мои демоны – это сдержанность и страх из-за того, что я провел подростковые годы и десяток лет с женщиной, которую я, видимо, так и не пойму за всю мою оставшуюся жизнь. Такое ощущение, что я потратил время зря.

– Сдержанность? – тихо повторила она.

Я кивнул и прошептал:

– Я всегда думал, смогу ли я найти общий язык с людьми.

– Что ты имеешь в виду?

– Смогу ли я общаться по-дружески, заинтересованно, – объяснил я. – Быть ответственным.

– Ты очень ответственный. – Ее губы изогнулись в усмешке. – Может, даже слишком.

Засмеявшись, я признал:

– Справедливо. Я всегда был самым спокойным и несколько неуклюжим. Макс и Ребекка, которые были по возрасту ближе всего ко мне, были весельчаками. А я был сдержанным, но это значило, что я справляюсь с вещами, с которыми они не могут сладить.

– Звучит любопытно…

Покачав головой, я наклонился поцеловать ее подбородок и прошептал прямо в ее кожу:

– Твоя очередь.

Когда я отстранился, она взглянула на меня. Ее палец описывал круги на моей шее.

– Руби?

Она моргнула, глядя мне в глаза, а я наблюдал, как она глубоко вздыхает.

– У меня был плохой бойфренд на первом курсе, – начала она. Слова были очень туманными, и я не понимал, что она имеет в виду. Он применял к ней силу? Или был неверен?

– Что ты имеешь в виду?

– Может, неправильно называть его бойфрендом, – продолжила она, повернув голову набок и задумавшись. – Несколько раз мы встречались, и он хотел заняться сексом, когда я еще не была готова. Он оказался очень настойчив.

Когда до меня дошло, о чем она говорит, мое сердце чуть не выпрыгнуло наружу, и я с трудом выдавил:

– Он сделал тебе больно?

Глядя на ее хрупкое тело, пухлые губы и большие искренние глаза, я почувствовал, что меня охватывает дикая ярость. Меня пожирали страсть и жажда мести, каких я доселе не испытывал.

Она пожала плечами.

– Чуть-чуть. Никакой драмы или особенного насилия, просто было неприятно. У меня это был не первый раз, но…

Я понял:

– Все равно было больно.

Она кивнула и снова уставилась на мой подбородок.

– Да. Так что если говорить о демонах, думаю, что это мой.

Я растерялся. Открыл рот, потом снова закрыл. Мне хотелось ударить кулаком в стену, сжать ее в объятиях, накрыть ее тело своим. А потом я отнял руку от ее тела, забеспокоившись.

– Прекрати, – сказала она и неловко хихикнула. – Вот почему я не люблю разговаривать на эту тему. Это была плохая ночь, но одно из преимуществ дочери хороших психотерапевтов – то, что ты учишься говорить о таких вещах, и это очень помогает.

Руби казалось такой здоровой, уравновешенной, с пониманием воспринимала мои колебания. То есть думать о том, чтобы приятно с кем-то провести время, было приятно и радостно, но я начал думать о ней более серьезно, как о человеке, в жизни которого было и хорошее, и плохое, о человеке, который относился ко мне бережно, но к которому тоже нужно относиться бережно.

– Просто спроси, – сказала она, прочитав мои мысли. – Если мы собираемся заняться этим, – она сделала жест, объединяющий нас обоих, – тебе следует кое-что обо мне знать.

– Ты не… – начал я, испытывая крайнюю неловкость. Сглотнул, потом еще раз сглотнул и прокашлялся.

– Найл, – сказала она и потянулась поцеловать меня. – Спрашивай.

– Секс… для тебя это не проблема. – Это был не вопрос, и когда я почувствовал, как меня заливает краска смущения, мне захотелось зажмуриться и исчезнуть. Она такая открытая, так свободно говорит о сексе.

Кажется, она ничего не заметила, и мои слова ее никак не обеспокоили.

– Сначала да, – заговорила она. – Имею в виду, может быть, иногда это чувствительное место. Первый год или около того я немного… боялась. Я спала с разными парнями, словно пыталась кому-то сказать: «Эй, я так решила. А еще я хочу так и так». Но мне помог мой терапевт. То, что сделал Пол, на самом деле касалось не секса. Парни, с которыми я была после него… были другими. Мне не казалось, что он сломал меня, но он и правда показал мне, что некоторые люди бывают… плохими.

– Ты часто об этом вспоминаешь?

Она улыбнулась и провела указательным пальцем по моим губам. Этот жест был одновременно очень трогательным и соблазнительным.

– По-разному. Зависит от того, что происходит в моей жизни. – Я инстинктивно отстранился. – Но когда дела обстоят, как у нас, когда я беспокоюсь, чтобы ты не думал, что со мной надо обращаться, как с хрустальной вазой… – Ее глаза искали мои, и я увидел мольбу в ее взгляде. – Пожалуйста, не надо.

Я хотел пообещать ей это, но ее история вызвала во мне желание продвигаться медленно.

– Я…

Нам помешал стук в дверь: принесли ужин. Я встал, застегивая рубашку, и впустил мужчину с нагруженной тележкой. Он подкатил ее к кровати, и я подписал чек. В комнате воцарилось молчание; такое ощущение, что наш разговор повис в воздухе.

Руби села по-турецки и начала снимать крышки с тарелок.

– Голодна?

– Не то слово, – сказала она, выдавливая кетчуп себе на тарелку. Наклонилась и поцеловала меня в щеку. – Спасибо за ужин, дружочек.

И когда она начала поглощать пищу, я понял, что наш откровенный разговор откладывается.

С удовлетворенным вздохом Руби откинулась на матрас.

– Что бы ни случилось сегодня вечером, имей в виду, что тебе придется соревноваться с чизбургером.

– Боюсь, что у меня мало шансов.

– Ну так примените свои способности соблазнять женщин, мистер Стелла, – хихикнула она.

Ужин был прекрасен, но я уделил ему не слишком много времени, действуя на автопилоте. Я отчетливо осознавал, что не хочу торопить события, и с учетом ее искренности мне хотелось особенно бережно относиться к ее чувствам.

– Хорошее начало, – прошептала она, возвращаясь к пуговицам моей рубашки и продолжая их расстегивать.

Мои пальцы играли с верхней пуговицей ее шелковой блузки.

– Ты что, засомневался? – спросила она, когда я слишком долго задержался на этом этапе.

Я покачал головой, раздумывая. Ее зеленые глаза внимательно изучали мое лицо, терпеливые, но настойчивые.

– Я просто хочу четко обозначить, чем мы будем заниматься сегодня вечером, – наконец признался я. – Я немного выбит из колеи твоим рассказом.

Ее лоб разгладился, и она откинулась на подушку, чтобы лучше меня видеть.

– О Поле.

– И о твоей реакции после этого, о том, чтобы броситься с головой в сексуальные отношения.

Ее лицо исказилось от боли, но она тут же совладала с собой.

– Я давно этого не делала.

Я улыбнулся ей в ответ. Ей двадцать три года. Давно – это так относительно.

– Я не пытаюсь судить тебя, Руби. Может, это стимул и для меня – не торопиться.

– То есть никакого секса?

Заглянув ей в глаза, я кивнул.

– Я старомоден, я это понимаю, но кое-что я делаю, только когда влюблен.

На ее лице отразилось какое-то непонятное чувство, и она собралась было что-то сказать, но потом просто кивнула.

Я хотел объяснить свои слова, зная, как она могла их интерпретировать – подумать, что наши отношения совсем не такие, что мы движемся в другом направлении, – но откуда мне знать, куда мы движемся? В редкие моменты рядом с ней, когда я сохранял здравый смысл, мне начинало казаться, что все это так легко. Мне хотелось наслаждаться ее обществом, как бы там ни было, и не ожидать многого. Может быть, я слишком откровенен. Может быть, наши отношения, такие приятные и легкие, в первую очередь должны сводиться к сексу.

И быть временными.

Большинство людей на протяжении жизни имеют несколько связей. Мне нравится мысль о том, что отношения с Руби могут быть постоянными, но мы же знакомы лишь две недели.

– Я почти слышу, как у тебя в голове крутятся мысли, – прошептала она, притягивая меня к себе и целуя. – Почему ты паникуешь от того, что мы наедине? Никто не заставляет нас принимать никаких решений. – Она словно читает мои мысли. – Ты мне нравишься. Я хочу быть рядом с тобой в любом варианте.

В любом варианте.

Эти слова освободили меня, и я отозвался на ее прикосновение, чувствуя, как ее ладони скользят по моей шее и волосам. Мне нравилось чувствовать ее пальцы, тянущие меня за волосы, ногти, царапающие кожу. Мне нравились знаки страсти, которых я всегда был лишен.

Пухлые губы Руби имели вкус «Спрайта» и мятного шоколада. Ее рот приоткрылся, язык скользнул к моим губам, нырнув в мой рот, и я услышал ее тихие стоны.

Я слишком много думаю; я всегда чертовски много думал. Я провел рукой по ее груди вверх к первой пуговице, которая перед этим заставила меня остановиться. Расстегнул одну, потом еще одну, еще одну; Руби выскользнула из блузки и осталась в светло-желтом лифчике.

Господи, я мог бы уткнуться лицом в эту кожу, и больше мне ничего не надо.

– У тебя самая красивая грудь, которую я видел в своей жизни.

Она на секунду замерла подо мной, а потом закрыла лицо руками.

Я уставился на нее. Что такого я сказал? Что у нее красивая грудь? Или предполагалось, что мы будем заниматься этим и молчать?

– Руби?

– Сейчас, минуточку, – приглушенно ответила она, не отнимая ладоней.

– Я слишком тороплюсь?

– Нет, – сказала она, убирая руки и уставившись на меня этими сумасшедше прекрасными глазами. – Мне просто на секунду показалось, будто моя душа покинула тело. Найл Стелла только что снял с меня блузку, и ему понравилась моя грудь.

– Тебе надо отправить кому-нибудь смс на эту тему? – спросил я, подавив смешок.

– Нет, мне просто надо будет внести это в таблицу, где я веду учет моментов, связанных с Найлом Стеллой, – пошутила она и снова притянула мою голову к себе.

Я провел пальцами по ее ключицам. Она выгнулась подо мной.

– Найл.

Я цокнул и сказал:

– Терпение.

Ее прекрасные полные груди удерживались лишь тонкой шелковистой полоской лифчика, и я почти не хотел его снимать; предвкушение доставляло мне утонченное удовольствие.

– Ты же видел меня голышом, – напомнила она.

– Но я не прикасался к тебе, когда ты была голая. – Заглянув ей в лицо, я улыбнулся. – И я еще ни разу не был непосредственной причиной того, что ты голая.

Она игриво улыбнулась в ответ, и в ее глазах я увидел желание, от которого во мне тоже вспыхнул пожар.

– Ты не мог бы раздеть меня прямо сейчас?

– Не будем торопиться. – Я наклонился, вдыхая запах ее шеи. – У тебя такая кожа… надо ее смаковать. Надо растянуть удовольствие, наслаждаться им. – Взглянув ей в лицо, я добавил: – Сегодня вечером я буду ласкать тебя только руками, но я хочу, чтобы ты так кончила под моими пальцами, что, проснувшись ночью, отчаянно захотела бы повторить это… – Я поцеловал ее плечо и договорил: – Но напрасно.

У нее приоткрылся рот.

– Видишь ли, ты не сможешь сделать это под нужным углом. – Я провел пальцем по ее подбородку. – И у тебя пальцы не такой толщины и длины. Но основная причина того, что у тебя не получится, – твое нетерпение.

Она застонала, запустив руки в мои волосы и притягивая меня к себе.

Я провел пальцем по впадинке на ее шее к груди.

– Ты не захочешь задерживаться на этих прекрасных местечках: теплой коже тут, веснушке здесь. Ты не сможешь поцеловать себя.

Я наклонился, целуя кожу чуть ниже лифчика, потом просунул руку ей под спину и расстегнул крючок. Она выгибалась, ерзала и постанывала. Левая лямка соскользнула с плеча, и я поцеловал родинку, которую она закрывала.

– Снимешь? – прошептала она, приподнимаясь.

– Пока нет.

Она тяжело дышала, пока я посасывал кожу прямо под грудью, расстегивал юбку и стягивал ее с бедер.

– Найл?

– Ум-м-м?

– Я не могу.

Я засмеялся, выдохнув на ее кожу.

– Неужели?

– Можешь растягивать, что хочешь, но поласкай меня.

– Я поласкаю тебя всю, когда буду готов. Поверь мне. – Никогда в жизни я не мог так откладывать удовольствие, наслаждаться и смаковать. По сравнению с Руби весь мой предыдущий сексуальный опыт был механическим.

Я втянул в рот верхушку ее груди. Такая полная, упругая. Со стоном я впился в нее зубами. Я хотел кусать ее, сосать, пожирать. Ее грудь превращала меня в дикаря, мне хотелось щупать и… о господи! трахать ее. Я представил, как сажусь на нее верхом, сжимаю груди и трусь членом между ними, эгоистично стремясь получить удовольствие, которого мне так хотелось, чувствую ее кожу, аромат, слышу хриплые прерывистые стоны.

Что-то в глубине моей души инстинктивно съежилось при этой мысли, но голос Руби в моей голове был громче. «Давай, – говорила она. – Покажи мне, чего ты хочешь. Возьми, что тебе нужно».

Со стоном я забрался на нее, накрыл груди ладонями поверх лифчика и сжал их, посасывая кожу между ними, скользя языком вверх и вниз по нежной ложбинке.

Она застонала подо мной, выгнулась и снова вцепилась мне в волосы. Ее ноги обвились вокруг меня, притягивая к себе, бедра вжимались в меня.

Я стянул с нее лифчик и отбросил в сторону. Ее соски были такими же розовыми, как и губы, и, ни о чем не думая, не колеблясь, я жадно вобрал в рот один сосок и сжал ладонью вторую грудь.

Руби выгнулась еще сильнее, вскрикивая и дергая меня за волосы с такой силой, что я оказался на грани удовольствия и боли.

– Найл, – выдохнула она. – О боже. О боже.

Сила ее реакции поразила меня; я довел ее до такого состояния, просто посасывая грудь и накрыв ее своим телом. Мне хотелось впитать в себя эту реакцию, аккуратно упаковать и сберечь на память. Я перестал думать о собственном наслаждении, и мне захотелось доставить ей еще больше удовольствия. Мне хотелось прочувствовать, как она покрывается потом от возбуждения и вскрикивает подо мной.

Ее кожа, казалось, светится под моими прикосновениями; мои губы прошлись по упругому животу, прижались к идеальной ямке пупка, проследили выпуклости косточек. Я впивался зубами в каждое новое открытие, потом ощупывал пальцами, стремясь изучить каждый дюйм. Вжимаясь бедрами в матрас, я отчаянно жаждал освобождения.

Руби подо мной изгибалась в моих руках, утратив остатки рассудка; на груди проступили крошечные капельки пота. Мои волосы пришли в полный беспорядок под ее настойчивыми пальцами.

О-о-о, она просто чудо.

– Позволь мне попробовать тебя на вкус! – взмолилась она. – Дай мне прикоснуться к тебе.

От звука ее слов по моему позвоночнику пробежало электричество, и член напрягся еще больше.

– Потерпи, дорогая.

– Не могу.

Я сдвинул резинку трусиков, целуя нежный живот чуть выше лобка.

Она зашипела и выдохнула, когда я стянул бледно-желтое кружево вниз и полностью ее раздел.

Руби осталась совершенно голой, и она была чертовски хороша.

Я чувствовал, что она смотрит на меня, когда я глажу ее бедро, наблюдает, как мои пальцы, более темные, чем у нее, скользят по ее коже, – загар на фоне белизны. Я никогда не чувствовал ничего нежнее, чем кожа внутренней части ее бедер, и мои пальцы дрожали, когда я продвигался все выше и выше. Сердце колотилось. Я уже трогал ее здесь, но в тот раз все было совсем по-другому – торопливо и интенсивно. Сейчас в моем распоряжении вечность. Я могу продержать ее в состоянии возбуждения всю ночь, лаская ее руками, целуя грудь и живот.

Мои пальцы добрались до складочки между бедром и промежностью, и я на секунду замер в дюйме от того местечка, где она хотела почувствовать меня. Она вздрогнула под моей рукой, поднимая бедра.

– Ты убиваешь меня своим поддразниванием, – прошептала она, потянувшись рукой к моему запястью. – Уверена, я кончу в ту самую секунду, когда ты ко мне прикоснешься.

То, как она произнесла «кончу», и сама мысль о том, что она настолько возбуждена, что мои прикосновения так действуют на нее, свели меня с ума. Улыбаясь и прижимаясь губами к ее бедру, я провел пальцами там, где она хотела, и застонал в ответ на ее резкий вскрик. Она была вся мокрая, скользкая и горячая, и я с трудом сдерживался, чтобы не прижаться к ней губами и не – еще более соблазнительная перспектива – приподняться на ней и просто скользнуть внутрь. Даже не могу себе представить, каково это – быть внутри нее.

Я порадовался, что на мне брюки и что в моих мыслях до сих пор есть крупицы сомнения – это помогало мне не торопиться.

Нельзя не сравнить этот опыт с единственным, которым у меня был раньше. Не будем учитывать одноразовую связь с девушкой из паба. Хотя чувство вины не давало мне толком об этом подумать. Я знал, что мне не следует сейчас думать о Порции, пусть даже я чувствую облегчение от того, что теперь не завишу от нее, но сейчас, когда рядом со мной голая Руби и мой мозг плавится от возбуждения, я просто не могу контролировать свои мысли, как я привык. Руби что-то такое со мной делала, отчего мне хотелось быть более открытым с собой и с нею.

Прикасаясь к ней, доставляя ей удовольствие сначала двумя пальцами, потом тремя, я чувствовал, как мысли мечутся у меня в голове. Вот как это должно быть – близость, доставлять удовольствие кому-то, кто хочет этого, и когда оба партнера целиком отдаются наслаждению. Сегодня она открылась мне, и в ответ я обрел некоторую свободу и расслабился рядом с ней. С каждым движением моей руки, с каждым стоном, вырывавшимся из ее губ, моя уверенность становилась все сильнее, пока я не пришел к выводу, что еще ни один мужчина так не хотел женщину, как я ту, что рядом со мной.

Я хотел целовать ее, лизать и трахать, но какая-то часть меня – темная половина, существование которой я никогда не признавал, – хотела полностью обладать ее губами, сияющей кожей, нежными бедрами и (я позволил себе признать это) самой прекрасной, мокрой насквозь промежностью, о которой можно только мечтать. Я хотел смотреть на нее и чувствовать, что она моя.

Она начала сжиматься в ответ на мои движения, и я задрожал от возбуждения. Как странно, все мое тело должно болеть от желания уткнуться в изгиб ее плеча, прижаться к гладкому животу, ощутить биение пульса на шее.

При виде того, как она изнемогает под моими прикосновениям, у меня буквально сердце подскочило к горлу. Я поднял взгляд от того места, где ласкал ее, и жадно впился губами в ее грудь, когда она в первый раз чуть-чуть успокоилась, задышала медленно и глубоко, а потом откинула голову на подушку и чуть не закричала, кончая и насаживаясь на мои пальцы.

На секунду она замерла, потом за волосы потянула меня вверх к себе, и я ловил быстрые облегченные вздохи с ее губ.

– Черт побери. – Она закрыла глаза и обмякла. – Я просто…

– Ты такая красивая, когда кончаешь, – прошептал я, впиваясь в ее подбородок, шею, рот.

– Это… – начала она, глядя на меня. – Такое впечатление, что я вижу сладкий сон.

Я провел влажными пальцами по ее животу, ребрам и наконец признался:

– Мне нравится, как ты пахнешь. Мне кажется, я сойду с ума, когда попробую тебя на вкус.

Стоило мне произнести эти слова, как Руби жадными руками притянула меня к себе с новой страстью. Я был вне себя, а она почти сошла с ума – влажный ненасытный рот прижался к моему. Зубы ударялись о подбородки, мы страстно целовались, и она хлестнула меня ремнем по животу, сдирая с меня брюки.

Как ни странно, от боли я только сильнее возбудился.

Стащив мои брюки к коленям, Руби потянулась ко мне, сильной и теплой ладонью стиснув мой член.

– Черт возьми, – произнесла она, – ты…

Я отодвинулся, глядя на нее обезумевшими глазами. Она – третья женщина в моей жизни, когда-либо прикасавшаяся к моему члену, и мне было вообще все равно, что она говорит. Я пульсировал в ее руке, чуть ли не умоляя дать мне облегчение.

– Большой, – сказала она, рассматривая меня. – Иисусе. – А потом она провела ладонью по головке, надавливая именно с такой силой, как надо, и я громко застонал и чуть не пропустил ее следующие слова: – Я никогда не была с мужчиной…

От ее медленных движений вверх-вниз у меня в голове воцарился полный туман. Каким? Не американцем? Который не любит растягивать удовольствие? Не имел опыта со множеством женщин?

А потом до меня дошло, что именно исследует ее рука.

– Необрезанным?

Она кивнула, наклонив голову и прижимаясь губами к моей шее.

– Полагаю, это то же самое, только в некотором смысле даже легче.

– Легче? – Она удивилась.

Если ты, черт возьми, будешь двигать рукой чуть-чуть быстрее, может, ты поймешь, что я имею в виду.

Я протянул руку, сжав ее ладонь и заставляя двигаться быстрее. Внизу спины нарастало горячее напряжение, мне хотелось трахать ее, трахать ее руку, трахать что угодно, и она всхлипнула. Кожа на головке скользила туда-сюда под ее движениями.

– Он такой горячий, – застонала она. – О черт, я не могу поверить, что я это делаю. Не могу поверить…

– Тихо, – прошептал я, желая, чтобы она потерялась во мне, а не в мыслях о том, что она делает. Это реальность: я над ней, мой член в ее ладони, мой рот на ее шее, и мое сердце колотится рядом с ее сердцем. – Будь со мной.

Мои слова превратились в повторяющуюся мантру:

дай мне…

дай мне…

о черт, Руби, Руби…

дай мне…

дай мне…

Я не был уверен, о чем я вообще говорю.

Доставь мне удовольствие, скажи мне, что все это по-настоящему. Дай мне свободу говорить то, что я думаю. Разреши мне продолжать и потеряться в тебе, я так давно этого хотел. Дай мне место, где я могу быть в безопасности, открытый и беззащитный.

Ее рука замедлилась, большой палец описывал круги по напряженной скользкой головке, и она с широко распахнутыми глазами наблюдала за этим. И я тоже наблюдал. Зрелище, как она держит меня в руке, заставило меня застонать и задергаться.

– Мне нравится, что у тебя так стоит на меня, – прошептала она.

– О да, – ответил я. – Так стоит, что я чуть с ума не схожу все время.

В моем голосе слышалось отчаяние. Черт, я и правда в отчаянии.

Она взглянула на мой рот, и я наклонился поцеловать ее, впиваясь в ее влажные пухлые губы.

Ее соски отвердели, кожа блестела, и я внезапно подумал, что она ведет себя так, будто это все для нее, что мое удовольствие – это дар. Должен признаться, что мне льстило, что меня так хотят, с таким самозабвением. В то же время мне хотелось, чтобы она чувствовала себя со мной такой же свободной, как когда мы разговаривали или молча прогуливались по Пятой авеню.

Ее ладонь скользила вверх, вниз, сжимая меня так, как надо.

– Я могу почувствовать твой вкус на своих пальцах, – пробормотал я ей в рот, двигая бедрами и спускаясь поцелуями к ее груди.

Я еще увеличился в ее ладони, чувствуя, как удовольствие бежит по всему телу. Я отчаянно трахал ее руку и жадно сосал ее грудь до тех пор, пока в ее вздохах мне не послышалось умоляющее: кончай, кончай, кончай, кончай…

С низким стоном я кончил, излившись ей в ладонь, на бедро, пупок и даже частично на грудь, измученную моим ртом. Даже когда волна оргазма отхлынула и в комнате из звуков осталось только наше тяжелое дыхание, она не выпустила меня из руки. Наоборот, она прижала вторую ладонь к тому месту, где я кончил на ее кожу.

Только когда я успокоился, я понял, что мы вели себя как дикари – все эти ласки и поцелуи. Ее грудь покраснела от моей щетины; губы припухли. Кожу покрывал пот. Даже не поцеловав ее между ног, не войдя в нее, я пережил самый безумный сексуальный опыт в моей жизни.

Она закрыла глаза и призналась:

– Я в ужасе от того, что мои чувства к тебе могут оказаться больше, чем просто…

Я заставил ее замолчать поцелуем, втянув в рот ее нижнюю губу и скользнув пальцами между ног.

Я едва мог отвлечься от хаоса собственных мыслей. За все время своего брака я не испытывал ничего подобного. За всю свою жизнь я не испытывал таких сильных ощущений.

Что-то в этом пугало и казалось неправильным.

Мне надо подумать, перед тем как паника из-за этих всепоглощающих эмоций нахлынет на меня и заставит онеметь.