— Мне что, силком тебя тащить на завтрак, чтобы поговорить?

Я испуганно вскакиваю, поняв, что отрубилась прямо за столом, и на пороге вижу Харлоу со скрещенными на груди руками. Глаза горят огнем, стойка боевая. Когда Харлоу в таком настроении, она рвет и мечет.

В мою комнату ворвалось яркое утро понедельника.

— Я собиралась позвонить, — запинаясь и щурясь от солнца, говорю я.

Оглянувшись вокруг, пытаюсь как-то воспрять духом. Если не считать те ужасные десяти минут с Оливером, я работала без перерывов с субботнего вечера. Монитор погас в спящем режиме. А я заснула со стилусом в руке и с прилипшими к ней стопкой стикеров.

— Значит, ты уже в курсе.

— Да, — резко отвечает она. — В курсе, — она подходит к моему шкафу и начинает доставать оттуда мою одежду. — Пойдем.

Я кладу голову на скрещенные на столе руки.

— Харлоу, мне столько всего нужно сделать.

— Часок отдохнешь. А тело нуждается в еде. Давай, Лола.

В обычных обстоятельствах я бы залезла в постель и проигнорировала ее. Сейчас же я куда осмотрительней. Вчера закончила несколько панно и окончание самой истории, от чего голова будто залита клеем, а сердце бьется чисто машинально. Прогнав Оливера, я из витающей в облаках влюбленной дурочки превратилась в бездушного продуктивного робота. Я честно не знаю, кого из них больше предпочитаю. Меня мучает чувство вины за выражение боли на его лице, и я на несколько секунд закрываю глаза, борясь с порывом позвонить ему и извиниться.

Харлоу молчит, плотно сжав челюсти. Все мы знаем, что означает молчание Харлоу. Вот только я не понимаю, злится ли она на меня… или на кого-то еще.

Ты себя-то слышишь?

Я думаю, ты не ждешь этого же от меня.

Слышу, как ты сейчас несешь какой-то бред.

Когда вспоминаю слова Оливера, то чувствую, как мое сердце рассыпается на крошечные частички и оседает где-то в животе.

Да, скорее всего она злится на меня.

— Ты как вообще? — спрашивает она, пока мы едем по Вашингтон-стрит.

Ответ в общем-то простой: «Майского Жука» еще нет, и я не знаю, как найти суть этой истории, тем более сейчас, когда я на взводе. Кроме того, я чувствую, что поступила правильно и налажала с Оливером одновременно. Когда ученые наконец изобретут таблетки мудрости? Или вживят в головы чип, который будет сигнализировать о правильном решении в ситуации выбора между отношениями и карьерой.

И еще мне трудно ехать именно по этой улице без ощущения тошноты, так как именно тут Миа пролежала в крови под грузовиком почти час.

У меня получается проговорить хриплое:

— В порядке.

Харлоу, сидя за рулем, бросает на меня быстрый взгляд, и я чувствую, как ее вопросы нарастают с той же силой, что и бьющий в лобовое стекло встречный ветер. Она паркуется у Great Harvest и выключает зажигание.

— Где тебе удобней поговорить: здесь или там, вместе со всеми?

Мой смех больше похож на кашель.

— Давай просто пойдем. У меня на самом деле есть только час.

Решительно кивнув, Харлоу открывает дверь и ведет нас через парковку.

Миа и Лондон уже на месте и радостно мне улыбаются. По лицу Миа я вижу, как она старается не реагировать на мой внешний вид. Мельком глянув в зеркало в ванной перед уходом, я могу справедливо сказать, что выгляжу, будто явилась на съемочную площадку играть зомби в ужастике.

— Привет всем, — говорю я, сажусь и кладу на колени салфетку. — Что нового?

Лондон смешливо фыркает на это, но тут же меняет выражение лица, когда Харлоу хмурится и всем своим видом дает понять, что «мы не позволим ей сейчас отпускать шуточки».

— Вчера на ужин приходил Оливер, — без каких-либо вступлений, наклоняясь вперед и понижая голос, говорит Миа. — Сказал, что ты с ним порвала.

— Я не порвала с ним, — я улыбаюсь официантке, когда та наливает мне кофе, но уверена, с ее стороны это смотрится, будто я оскалилась. Я несколько раз моргаю, облизываю губы и прикусываю их, чтобы не спросить у Миа, что именно он говорил и как выглядел.

И как он вообще.

— Просто передаю тебе его слова, — отвечает Миа. — Он сказал, что вы окончательно расстались.

Я отхлебываю кофе, ощущая в груди странную сжатость и холод. Он меня не понял. Если честно, я и сама с трудом себя поняла, но не думала, что все так получится. Ощущалось правильным попросить его дать мне время, чтобы я убедилась, в нужном ли направлении повернута моя голова. Он всегда понимал все мои потребности. Но почему не сейчас? Когда ушла мама, папа был просто уничтожен, и мы едва перебивались. Друзья привозили нам продукты и делали вид, будто ничего особенного не произошло, но для нас это было очень значимо. И я больше не хочу сводить концы с концами. Не хочу беспокоиться, смогу ли позаботиться о себе. И еще не хочу отказываться от чего-то важного для себя, поэтому если Оливер не может подождать меня, чтобы я почувствовала себя более уверенно, тогда у нас проблемы куда серьезнее.

— Так значит, ты не порвала с ним? — уточняет Харлоу.

По ней видно, что она пытается понять, к чему склониться. Защищать ли меня и мои потребности либо вбить мне в голову немного ума.

— Я лишь сказала ему, что мне нужно поставить наши отношения на паузу.

— Серьезно? — переспрашивает Харлоу, и я понимаю, что только нежелание привлекать внимание удерживает ее от того, чтобы протянуть руку и треснуть меня.

— Слушай, я не знаю, почему это настолько важно, — я глубоко вздыхаю, уставившись на трещинки на деревянном столе. — Я на самом деле опаздываю по всем срокам, поэтому просто решила оставить нас в сторону — и это единственная причина. Мне нужно за полторы недели успеть сделать правки сценария и провести бóльшую часть времени в безрезультатных спорах с одним говносценаристом. Я также должна быть переполнена идеями по новой книге, которая выйдет сразу после «Жука», и от меня уже ждут первые несколько страниц через неделю после сдачи «Жука»… что должно было произойти две недели назад. То есть: первые страницы самой новой книги уже запаздывают на неделю. А еще я уезжаю в промотур к книге на две недели. И я просто… — я ковыряю маленький заусенец на большом пальце. — Я и так была занята с поездками и написанием книг, а как только позволила себе думать о нас с Оливером, то действительно влюбилась — сильно и быстро. В Л-А я была совершенно не способна взять себя в руки, провалила дедлайны. И вижу, как быстро могу лишиться всего, — наконец я смотрю на них. — Я просто хочу постараться управиться со всем, а потом позволить себе насладиться… остальным.

Я вижу, как они обмениваются обеспокоенными взглядами, но, похоже, не знают, что ответить.

— У тебя миллион дел, — говорит Лондон. — Это я понимаю.

— Но это же Оливер, — замечает Миа. — Он не… — она оставляет слова висеть в воздухе, и

я знаю

я знаю

знаю.

Это Оливер. Он не будет давить. И не станет препятствовать.

Ощущение, будто я сама стою у себя на пути.

— Даже когда занята, ты раз в несколько дней все равно с нами созваниваешься и встречаешься. Почему с ним по-другому? — спрашивает Миа.

Я не могу ответить на этот вопрос. Не могу, потому что вряд ли объясню той, кто безумно влюблена в своего мужа, что все по-другому, когда ей приходится выбирать всего лишь между любовью и встречами с подругами. Я хочу быть с Оливером каждую секунду, хочу, чтобы каждая частичка его соприкасалась с каждой моей. Но не уверена, что могу все сбалансировать.

— Как ты справлялась с тем, что Ансель работал, как сумасшедший, в Париже?

Она пожимает плечами и копается соломинкой в ледяной крошке у себя в стакане.

— Я оставляла его в покое, и он работал по ночам.

Господи боже, ну как, как, как? — хочется мне спросить. Эта загадка заставляет меня хотеть разодрать на себе кожу. Если бы Оливер был со мной в комнате, да хоть у себя в магазине, будучи при этом моим, я не смогла бы работать. И «Рэйзор», и «Жук», и все, кого я еще люблю, — все рухнуло бы тартарары. И я это уже доказала.

— Чувствую, что ты к себе слишком строга, — тихо говорит Лондон. — И что, быть может, сама себя наказываешь.

И да, она права. Наказываю. Мы не можем контролировать свои чувства. Я знаю это. И вижу, как три мои подруги вглядываются в меня, будто я живописная трещинка на стекле, потому что — по крайней мере, Миа и Харлоу — они никогда не озадачивались вопросом, как уравновесить личную жизнь и любимое дело. Миа справилась с этим уже давно, а Харлоу просто прогнет под себя весь мир, и он будет ей соответствовать.

Я не настолько наивна, чтобы решить, будто просто спросить об этом — обычное дело.

Мне хочется кричать, что я только сейчас поняла, что попросила Оливера о слишком многом, даже неразумном, но при этом я не уверена, что могу извиниться, и я знаю: он это тоже понимает. Я не хочу уничтожить свою карьеру. Мне не нравится, как легко я пустила все на самотек, едва Оливер стал моим любовником. И чувствую, что мне нужно покорить эту небольшую гору, и тогда стану куда спокойней и уверенней. Стану лучше для него и самой себя.

Достав из сумки ручку и смятый чек, я начинаю рисовать.

На панно изображена сгорбившаяся над столом девушка. Вокруг нее разбросана карандашная стружка и клочки бумаг на полу.

— Так значит, думаешь, он решил двигаться вперед? — опустив голову и ощущая, как сердце медленно разрывается на кусочки, спрашиваю я.

Все замирают, и когда моя ручка зависает над бумагой, где-то под ребрами я чувствую хрупкое собственническое чувство, которое может вот-вот разбиться. Я хочу, чтобы Оливер был мне другом. Он необходим мне, как друг, потому что я его люблю. Ну и кто я, если не самая большая идиотка? Я не думаю, что просила о чем-то экстремальном, просто немного тишины и шаг назад. И я совершенно не понимаю, как с этим справиться, если услышу, что все действительно кончено.

— Просто хочу сказать, что вчера вечером он был жутко злой, — слегка пожав плечами, отвечает Миа. — Он как-то не очень об этом распространялся. Бóльшую часть времени мы бродили по дому, и Ансель с Оливером обсуждали, что они смогут отремонтировать сами.

Будь все нормально, он позвонил бы рассказать мне об этом. Нет, будь все нормально, я бы пошла с ним. Я по умолчанию была его все эти месяцы, а он был моим. Теперь же у меня с ним нет не только секса, но и его звонков.

— Что, разве люди так не делают? — обхватив кружку обеими руками, спрашиваю я. — Разве они не отставляют в сторону отношения, пока не выровняется остальное?

— Лола, это называется порвать, — медленно говорит Харлоу.

— Выходит, это глупый вопрос? — я чувствую себя уязвленной ее защищающей интонацией.

Она тут же раздраженно поднимает взгляд к потолку.

— Мне не понятно, почему ты ему не сказала, что у тебя начинаются сумасшедшие рабочие недели, и ты ему позвонишь, когда появится свободный вечер?

— Потому что все мои способности выключаются, когда я располагаю таким вариантом, — отвечаю я. — Когда я с ним, я не хочу работать. А со мной никогда такого не случалось. И прости, но она должна быть на первом месте. Мое дело и было со мной раньше. Я не могу просто взять и все бросить, потому что стала с кем-то встречаться, а рабочая нагрузка стала почти неподъемной.

Прямо сейчас я вижу, что Харлоу снова хочет меня шлепнуть, но сдерживается. Она просто кивает и тянется через весь стол к моей руке.

* * *

После завтрака я отправляю смс Оливеру: «Как дела?» — но он не отвечает. На следующее утро я просто выключаю телефон, чтобы перестать его проверять. И перестать ждать.

Не высовываясь из своей пещеры до вечера среды, я наконец отправляюсь в «Downtown Graffick». Дорога от моей квартиры до магазина выложена тысячами моих следов, а стоять у входной двери ощущается странно ностальгически. Меньше недели назад я выскочила из машины и прыгнула в объятия Оливера. Сейчас же меня подташнивает при мысли войти туда и вести себя как ни в чем не бывало.

В течение последних двух дней я начала чувствовать себя самой большой дурой на свете.

Может, приход сюда не поможет сопротивляться искушению. Может, это куда хуже: медленно осознавать, что пауза означает, он больше не мой.

Над дверью звенит колокольчик, и несколько покупателей поднимают головы, рассеянно улыбаются и снова возвращаются к просмотру. За стойкой взмахом руки меня приветствует НеДжо, его улыбка медленно становится безжизненной.

— Привет, — говорит он и откладывает книгу, которую читал.

— Привет.

И что мне теперь делать? Сделать вид, будто пришла купить книги?

— Оливер здесь? — спрашиваю я, сразу же отметая притворство.

Мой вопрос явно доставляет НеДжо неудобство, и он смотрит в сторону двери.

— Ты буквально только что с ним разминулась.

Блин.

— Ладно, спасибо, — я разворачиваюсь и иду мимо стеллажей с манга, пытаясь понять, стоит ли мне ему позвонить, или же просто отправиться к нему домой и сказать, что я идиотка, и не хочу расставаться и даже делать паузу, и можем ли мы притвориться, что ничего такого не происходило?

Я беру в руки книгу и рассеянно ее листаю, когда чувствую, как сзади ко мне кто-то подошел.

— Так, — тихо говорит НеДжо, — Ну и какого хера тут происходит?

Положив книгу на полку, я поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты о чем?

Он наклоняет голову и хмурится.

— Выкладывай.

— Ты про меня и Оливера? — спрашиваю я. Ну то есть… это совсем не его дело, но когда это ему мешало хотеть узнать? НеДжо кивает. — Я не знаю, — говорю я. — Мы немного поссорились, и я просто хочу попытаться с ним поговорить.

— Я почему спрашиваю, — он снова хмурится, — вернее, почему сбит с толку, — поясняет он, — он только что ушел с Хард-Рок Эллисон.

Я стою и тупо смотрю на него.

— Они пошли ужинать.

* * *

Я, будто зомби, плетусь домой, съедаю половину коробки рисовых хлопьев и, надев наушники, работаю, как маньяк, до трех ночи. Я словно переключилась в режим, где даже не думаю о том, что сказал НеДжо, иначе просто разломаюсь пополам.

Когда около семи просыпаюсь, я спотыкаюсь об свой компьютер и просто пялюсь на него, закрывая и открывая глаза, чтобы восстановить ясность зрения.

Ничего. Ничего не помогает. Мне нужна еда. Нужен свежий воздух.

Когда я захожу на кухню, застаю Лондон за кофе, она наливает мне его и молча протягивает мне чашку.

— Спасибо, — бормочу я.

У меня в руке жужжит телефон, и я вижу групповое сообщение Лондон, отправленное мне, Миа и Харлоу:

«Она встала».

Я поднимаю взгляд на Лондон.

— Сейчас половина восьмого… Вы что это, ждали, когда я поднимусь с постели?

— Типа того, — мягко улыбаясь, отвечает она.

Харлоу отвечает:

«Лола, мы сегодня вечером идем к Фреду».

Какое-то время я смотрю на экран, после чего кладу телефон на стол и делаю глоток кофе. Я еще не готова иметь дело с Харлоу.

Лондон обходит стойку и идет в гостиную.

— Ты придешь?

Я сажусь.

— Вряд ли.

— Это означает «да»?

— Это означает «скорее всего, нет», — я морщусь, извиняясь. — Мне надо работать.

Она садится рядом со мной на диван, и впервые за все время, что я ее знаю, глаза Лондон не улыбаются.

— С субботы ты выползала из своей комнаты в общей сложности часа на полтора. А сейчас уже четверг.

Отхлебнув кофе, я киваю.

— Я увлечена процессом. Это хорошо.

— Слушай, — начинает она, — ты не можешь делать вид, что с тобой все в порядке и при этом ни с кем не разговаривать. Если тебе грустно, скажи, и я останусь и предоставлю тебе свои свободные уши. Если же не хочешь с нами разговаривать, продолжай притворяться, что быть отшельником-трудоголиком — это нормально, но притащи свою задницу в бар хотя бы на один чертов вечер.

— Оливер придет?

— Да, — отвечает она. — Твой друг Оливер придет.

Откинувшись на спинку дивана, я закрываю глаза. Мое сердце разогналось до двухсот ударов в секунду.

* * *

Сегодняшние сборы занимают уйму времени. Я в ярости или чувствую вину? Сама не знаю. У меня полный шкаф одежды, что я купила для автограф-сессий и появлений на публике, и кто бы знал, до чего я ее терпеть не могу! Одно платье слишком короткое, другое слишком длинное, третье — обтягивающее. Стоит ли мне показать декольте, или все скрыть? Одеться ли мне неряшливо, чтобы показать, что мне плевать, с кем он там ужинает, или приложить все усилия, чтобы выглядеть потрясающе?

В конце концов я надеваю черный свитер с V-вырезом (немного декольте), мои любимые джинсы и ботинки. Сейчас мои волосы длиннее обычного — до середины спины — и вместо хвоста или пучка я оставляю их распущенными. Я заправляю их за уши — так, по крайней мере, смогу, если надо, ими прикрыться. Никогда особо не пользуясь косметикой — у меня не было нужды ни в тональной основе, ни в пудре, — сегодня я все же наношу блеск для губ.

Я ненавижу целоваться с ним на губах, так что это своего рода страховка от невинных поцелуев под градусом с отчаянно любимым мужчиной, который, по всей видимости, вчера вечером отправился на что-то вроде свидания.

Когда я приезжаю, все в сборе за нашим постоянным столиком. Вижу Анселя, Миа, Финна, НеДжо, Лондон и Оливера, сидящего спиной ко мне и широкими плечами закрывающий от меня Харлоу, хохот которой слышен за несколько метров.

Мой желудок подпрыгивает к горлу. Я машу рукой Фреду и останавливаюсь у столика, ожидая, что Оливер заметит меня и пропустит. Это немного похоже на падающие домино: один за одним, каждый замечает мой приход и инстинктивно улыбается, после чего улыбка вянет, когда он вспоминает и, повернувшись, смотрит на Оливера.

Клянусь, мое сердце сейчас вот-вот пробьет грудь.

Господи боже мой. У него перехватывает дыхание, когда я встаю рядом, он просто молча смотрит мне в лицо, и кажется, что миг затянулся на вечность.

Прямо сейчас я чувствую, будто схлопотала по лицу: мне не просто его не хватает, — я нуждаюсь в нем. Я не хочу эту дистанцию. Не хочу, чтобы все закончилось. Не хочу его потерять. Какого хрена я воображала, что смогу сегодня с этим справиться?

Наконец он меня пропускает, слегка улыбаясь и глядя вниз.

— Садись.

На нем темно-зеленая футболка с Preacher и те джинсы, что я стащила с него той ночью и впервые сделала минет.

Я все еще помню ощущение его кожи у меня на губах и прикосновение подрагивающих рук к моим волосам.

Все еще помню его стоны в душе. И что мы там сделали.

На панно изображена стоящая перед зеркалом девушка, а вокруг нее в воздухе кружат слова «Я НЕ ГОТОВА К ЭТОМУ. Я НИ НА САМУЮ МАЛОСТЬ К ТАКОМУ НЕ ГОТОВА!»

— Привет, — наконец выдаю я.

— Привет, — он сглатывает, взгляд на мгновение падает на мои губы, а затем он берет выражение своего лица под контроль, как на это способен только Оливер. С воскресенья я вижу его в первый раз, и это ощущается, будто сердце вывернули наизнанку.

Господи, если это так трудно для меня, я даже не могу себе представить, до чего трудно ему. Ужасающе. Но вы только посмотрите на него: спокойный и уравновешенный, как, впрочем, и всегда. Не думаю, что я когда-либо восхищалась кем-то еще, как им.

— Привет, Лола, — говорит Ансель и улыбается настолько широко, что его ямочки кажутся бездонными.

Я улыбаюсь ему в ответ.

— Ну и как дела с книгой? — чересчур громко спрашивает Харлоу.

Я взглядом отвечаю ей: «Что, правда? Мы сейчас станем это обсуждать?» — а вслух говорю:

— Хорошо.

— Ну да, все хорошо, — бормочет она, и Финн легонько толкает ее локтем.

Это самый неловким момент в истории человечества, а я сижу тут, ощущая себя, будто меня пытают раскаленной кочергой, в то время как вокруг меня начинаются осторожные разговоры ни о чем серьезном. Не долго думая, я откидываюсь назад, вытаскиваю из сумки ручку и начинаю выводить каракули на салфетке. И чувствую, как Оливер поворачивается и смотрит, что я рисую. А это уже его неосознанный порыв, и у меня все внутри разливается теплом от того, что он всегда так делает: придвигается ближе, будто хочет стать частью этого.

Между нами словно тонкая пленка, некая сдержанность, которая тут же растворилась бы от поцелуев. Раньше мы оба испытывали друг к другу чувства, но при этом были в состоянии продолжать дышать, общаться, шутить, выпивать. Сейчас же я просто… оголенный провод, находящийся слишком близко к искрам. Мне хочется стукнуть его за ужин с Эллисон и тут же приласкать, умоляя простить. Воздух между нами словно искажен от нагрева. Я почти ощущаю его руку — такую теплую и твердую, лежащую на бедре рядом с моим. Уголком глаза замечаю, как подрагивает его большой палец.

Я тоже это чувствую, — молча говорю ему я.

Думала, что приняла трудное, но правильное решение, но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что та Лола была самой наивной на свете. Понятия не имею, что сейчас делать — стоит ли мне просто повернуться и сказать, как сожалею… Но, сидя рядом с ним, я уже не помню, с чего я вообще решила, что смогу быть вдали от него. Я выползла из кромешного мрака работы и сижу сейчас рядом с ним — в близости аромата его кондиционера для белья, вида его сильных рук и ног, гладкой шеи, его тихого смеха… Он прав, так это не сработает. Я люблю его. И хочу быть с ним. Просьба о паузе была чушью собачьей.

Боже мой, я идиотка.

Резким движением Оливер выпрямляется, глубоко вдыхает и, видимо, принимает решение покончить с жуткой тишиной.

— Джо, что ты там смотришь?

НеДжо убирает волосы с лица.

— Видео, как доят коров.

Я поднимаю голову. Остальные тоже молча смотрят на него, приподняв брови.

Харлоу поднимает руку, останавливая обсуждения:

— Я даже не хочу знать, — потом машет рукой Фреду и добавляет: — Три важные новости. Первая: я ненавижу самолеты. Вторая: меня тошнит от лодок.

Я мысленно благодарю вселенную за способность Харлоу сгладить неловкое молчание.

— И третья, — продолжает она. — Сегодня одна поганая сучка попыталась отыметь моего мужа.

Все мы с громким вздохом поворачиваемся к Финну, а он бормочет, не отнимая стакан пива от губ:

— Наговоры.

Харлоу поворачивается и недоверчиво на него смотрит.

— Давай-ка разберемся. Положила она или нет свою тебе на плечо и хихикала, как шлюха?

— Положила, — со смехом признается он.

— Сжала она или, может, нет твой сочный бицепс?

Он кивает.

— Сжала.

Наклоняясь к нему, она рычит:

— Дала ли она тебе ключ от своего номера?

— Который я тут же вернул, — напоминает ей Финн. — Это не попытка отыметь. Это неудавшаяся попытка.

Ансель дает пять Финну.

— Какая гадость, — Харлоу делает глоток своего вина. — У нее были самые поддельные буфера, какие я только видела, — говорит она уже нам, отвлекаясь от Финна. — Что лишний раз напоминает мне, — она грозит ему пальцем у лица, а он игриво прикусывает его кончик. — Эта дерьмовая идея снимать тебя без рубашки… Терпеть ее не могу.

— У тебя паранойя, — встревает Миа.

— Не можешь утерпеть, глядя на меня без рубашки? — с понимающей ухмылкой спрашивает Финн.

Харлоу так резко ставит свой бокал на стол, что немного вина переливается через край.

— Не тогда, когда все на тебя глазеют!

— Еще какая паранойя, — соглашается с Миа Оливер и кивает ей.

— Ты ведь знала, что будет нелегко, — напоминает Харлоу Ансель.

— Ну еще бы мне не быть параноиком! — кричит Харлоу. — Все хотят трахнуть моего мужа!

Компания по соседству смотрит в нашу сторону, но Харлоу лишь хмурится на них, и те отворачиваются.

— Я вот не хочу, — говорю я ей.

Финн приподнимает свое пиво в мою сторону в знак признательности.

Миа делает глоток своего напитка и кивает.

— Я тоже.

— Ты мне нравишься, Финн, — замечает Оливер, — но и я не хочу тебя трахнуть.

Медленно, невероятно медленно, но напряжение вокруг нас исчезает, и мне почти хочется петь. Звук голоса Оливера, такого глубокого, с акцентом, идеально обволакивающим слова, заставляет мою кожу вибрировать.

— Я бы трахнул, — не отрываясь от телефона с коровьим видео, произносит НеДжо.

Уставившись на него несколько секунд, мы все же решаем болтать дальше.

— Харлоу, — начинает Ансель, — ты замужем за одним из самых верных мужчин на свете. Я трахаю Миа. Финн трахает тебя. Оливер — Лолу. Таков порядок вещей.

Мое сердце останавливается на всех парах, а рядом со мной Оливер резко замирает.

— Эй! — встревает Лондон, изображая обиду, что про нее ни слова.

До сих пор мы оба — единственные, кто заметил оговорку Анселя. Оливер начинает медленно рвать салфетку.

— Ты вполне можешь трахнуть НеДжо, — рассуждает Ансель.

Лондон смотрит на НеДжо, а затем смеется, качая головой.

— Будет странно, если я скажу, что не уверена, смогу ли справиться с ним в постели?

Вокруг стола начинает медленно и неуклюже клубиться тишина, и сначала в нашу сторону бросает взгляд Финн, потом Миа, за ней Харлоу. И только тогда Ансель соображает, что ляпнул, и зажимает рукой рот.

— Merde. Я не имел в виду…

— Все нормально, — напряженным голосом перебивает его Оливер. — Это мне сигнал пойти отлить.

Он бормочет извинения себе под нос, встает и морщится, потому что ему нужно поднять меня, чтобы пройти. Случайно прикоснувшись своей рукой к моей, он отдергивает ее и извиняется снова.

Ощущение, будто меня сжигают заживо.

Мы смотрим ему вслед, пока он не исчезает из вида, а потом я наклоняюсь и кладу голову на сложенные руки.

— Зачем я здесь? Я испортила ему вечер.

— Я такой дурак, — стонет Ансель. — Прости, Лола.

— Нет, — отвечаю я. — Это мне не стоило приходить. Он хорошо бы провел время, не будь меня здесь.

— Не правда, — уверенно возражает Финн. — Вам, ребятки, нужно во всем разобраться. А то все это хуево.

— Кто бы говорил, — резко замечает Харлоу.

— Он смотрит на тебя так, — шепчет Миа, — будто хочет зажечь свет внутри тебя.

— Он всегда так делает, — замечает Харлоу и отпивает вина. — Он смотрит на тебя, словно если будет продолжать впиваться взглядом достаточно долго, то вы сможете услышать мысли друг друга, и ничего не пришлось бы говорить вслух. Будто хочет быть у тебя в голове, и пустить тебя в свою.

— Он так не делает, — говорю ей я.

— Делает.

— Что не делает? — оторвавшись от телефона, спрашивает НеДжо.

— Я говорю Лоле, что Оливер всегда смотрит на нее, будто хочет впитать ее в себя.

— Не впитать, — осторожно поправляет ее НеДжо. — Он просто хотел владеть той ее частью, которая больше никому не доступна. И очевидно, он это уже сделал, — он подбородком показывает на меня в качестве доказательства.

Я даю ему понять, что он прав, когда поворачиваюсь в сторону, куда ушел Оливер, и жду его возвращения…

Все погружаются в задумчивое молчание, словно ошеломлены от сказанного.

— Я к тому, что он не Rogue или кто-то в этом роде, — бормочет НеДжо и берет Миа за руку, делая вид, будто вытягивает из нее силы, после чего возвращается к своему телефону. — Так что скажи ему, что он владеет этой частью. И исправь накосяченное.

Ансель с Финном, опустив взгляд, теребят подставки под стаканы, но Миа, Харлоу и Лондон смотрят прямо на меня.

— Что? — спрашиваю я.

— Я согласна с НеДжо, что довольно… необычно, — признает Миа, виновато поморщившись. — Тебе нужно хоть что-нибудь сделать. На вас обоих жутко смотреть. Иди поговори с ним. Расскажи ему о своих чувствах, даже если в них бардак.

— Наверное, сейчас не самое подходящее время, — отвечаю я. Даже не представляю, о чем бы мне меньше всего хотелось поговорить тут, в баре: о том, что я натворила, или о его ужине с Эллисон. От самой идеи разговора на публике внутри все сворачивается в пропитанный ядом узел.

Я смотрю в сторону туалета, ожидая появление Оливера и одновременно с этим боясь собственных ощущений, когда он придет. Но что-то другое привлекает мое внимание… Лицо человека, которого я не видела сто лет.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, кого я вижу. Я поворачиваюсь к Харлоу: она улыбается на что-то сказанное Финном. Еще осторожней я оглядываюсь на Миа: ей что-то показывает в своем телефоне Лондон. Но Ансель смотрит то на меня, то на этого человека у бара. Он понял — что-то происходит… хотя не понимает, почему у меня глаза сейчас вылезут из орбит. Потому что он не может знать в лицо Люка Саттера.

Глядя через весь зал, Люк замечает меня и меняется в лице. Я почти ощущаю, как он не хочет посмотреть на остальных присутствующих, не хочет знать. Но не может удержаться: его взгляд скользит по дивану, равнодушно пропуская НеДжо, Лондон, Харлоу и Финна… наконец останавливаясь на Миа. На мгновение, всего на один сердечный цикл, мне видно, как он будто помертвел.

— Кто это? — вернувшись к столику, спрашивает Оливер. Ревность сделала его интонацию резкой.

Я подпрыгиваю от звука его голоса и вибрирующего тепла, когда он так близко ко мне, перед тем как встать пропустить его. Его вопрос заставляет Миа приподнять голову и проследить за его взглядом в направлении Люка, и она бледнеет. Я не могу вспомнить, когда она в последний раз видела Люка, но ей явно все еще тяжело и странно, что все так изменилось. Он сейчас совсем не такой, как раньше.

— Хм-м… Это Люк, — говорю я, и Ансель всем телом напрягается от моих слов, — бывший Миа.

До меня доходит, что я не в курсе, как много он знает о Люке. О том, что они были неразлучны с одиннадцати лет, и все мы были уверены, что Миа и Люк — это навсегда. Рассказала ли ему Миа про их самую крупную ссору? Когда Люк в слезах шептал, что чувствует, будто Миа погибла под колесами того грузовика.

За последние несколько лет Люк оставался парнем, которого я знала, и я всегда буду его обожать, даже не смотря на то, что внешне он кажется самонадеянным ублюдком. Та авария разрушила две мечты двух людей: желание Миа танцевать и его быть всегда с ней. Он справился с этим единственным способом, который смог придумать: ныряя в постель к каждой встречной.

Я оборачиваюсь на Миа с Анселем, и я такого никогда раньше не видела: злость на лице Анселя, — но распознаю ее тут же. Его щеки с нежным румянцем краснеют, а взгляд становится тверже. Миа гладит его по руке и шепчет что-то на ухо, пытаясь повернуть его лицо к ней.

Сначала он сопротивляется, не сводя глаз с Люка, потом, закрыв глаза, кивает и набрасывается на ее ждущий рот, словно помечая территорию.

— Je t’aime, — шепчет он. — Я люблю тебя настолько безумно, что иногда забываю: ты не настолько хрупкая.

Я отворачиваюсь, чтобы дать им немного личного пространства. И снова смотрю на Люка через весь бар. У него на челюсти играют желваки, когда он замечает их поцелуй, но потом снова непринужденно улыбается и отворачивается, флиртуя с парой девушек у стойки.

— Так значит, вот он, тот самый Люк, — говорит Оливер мне на ухо. У меня по рукам побежали мурашки. — Это он водил вас на концерты?

Я киваю, сдерживая желание разреветься, видя усилия, что он прилагает, общаясь со мной.

— Они с Миа были вместе со времен старших классов и какое-то время… после.

— После… Ты про аварию? — негромко уточняет он.

— Да. Для Миа это было тяжелое время, а Люк был просто убит горем, что она уже перестала быть такой, как прежде.

— Значит, он тебе нравится?

Я поднимаю взгляд на Оливера, впервые за вечер глядя ему прямо в глаза. Пока я стараюсь сдержать все, что рвется из меня на свободу при виде него, он как-то умудрился успокоиться. Мне хочется наброситься на него и одновременно хорошенько встряхнуть и зацеловать. Еле заметной пульсацией во взгляде его голубых глаз я вижу его боль, а в остальном он все тот же Оливер: спокойный и уверенный в себе Оливер, какого я знала все эти месяцы. И я ненавижу это, потому что знаю и другие его стороны — например ту, благодаря которой я узнала настолько интенсивное удовольствие, что увидела звезды — и хочу поймать хоть какой-нибудь намек, что увижу ее снова. Вернее, что он позволит мне ее увидеть.

— Нравится, — отвечаю я. — Он наговорил немало гадостей и напортачил столько раз, что я сбилась со счета, но он все равно отличный парень.

В ответ на это я получаю его слегка приподнятую бровь, но, прежде чем Оливер находится с ответом, говорит Ансель:

— Что ж, это было прекрасно, друзья, но мне нужно отвести свою жену домой и срочно заделать ей семнадцать здоровеньких отпрысков.

Оливер берет со стола свой кошелек и слегка наклоняется в мою сторону, чтобы засунуть его в задний карман.

— Ты тоже уходишь? — спрашиваю я. — Я только что пришла.

Он кивает.

— Я знаю. Извини. Это был потрясающий эксперимент, но лучше я пойду домой мыть туалет.

Я смеюсь, хотя все еще не готова дать ему уйти.

— Кажется, я понимаю, о чем ты.

Когда я поднимаюсь и он делает шаг мимо меня, я импульсивно хватаю его за руку и останавливаю. Удивленно глядя вниз, он все же не сопротивляется и идет за мной подальше от столиков, в тень.

Я отпускаю его руку, отступаю на шаг и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. В мои планы не входило говорить о случившемся сегодня, и я не сильна в импровизации, но не могу дать ему уйти, ничего не сказав и не дав понять о своих мыслях в эти дни.

— Так, ладно, — от его молчания мой голос звучит неуверенно. — Сегодняшний вечер отстойный.

— Есть немного, — вежливо соглашается он со мной, и от меня не ускользает, как он стремительно скользнул взглядом по моему лицу вниз к губам.

Да, я хочу, хочу, хочу.

— Мне очень, очень жаль, — говорю я. — Знаю, это тяжело…

Оливер пожимает плечами и снова кивает. Я внутренне издаю стон. Господи, до чего же больно. Пытаюсь сформулировать мысль — но я не знаю, как — что хочу попытаться сбалансировать эти два состояния: быть его возлюбленной и не снижать скорость своей работы. Кажется невозможным найти слова для всего этого, когда он рядом, а я даже не могу к нему прикоснуться.

Наконец я прерываю молчание:

— Вчера я заходила в магазин увидеться с тобой.

Он слегка напрягается.

— Правда?

— Ты ходил ужинать с Эллисон?

Он потирает подбородок и, похоже, не удивлен моим вопросом.

— Да.

На панно изображена лужица слез, очертаниями похожая на девушку.

Глаза начинает жечь.

— Это… — черт. Я смотрю в сторону и чувствую, как слабею. — Это было свидание?

Когда я поднимаю голову, то встречаюсь с его безучастным взглядом.

— Или… — я начинаю по новой, — я имею в виду, это именно то, чем ты сейчас занят?

— Занят ли я Эллисон? — резко переспрашивает он. — Ты это серьезно, Лола?

— Не знаю, было ли это свидание, и не уверена, имею ли я право спрашивать…

— Не имеешь.

— Знаю, — быстро отвечаю я. — Но меня убивает мысль о вас двоих вместе.

Он ничего не отвечает, крепко сжимает челюсти, а у меня в голове мертвая тишина.

В ответ на мое потрясенное молчание он рычит:

— А разве не это я должен делать? Постараться скоротать время, ожидая, когда ты нажмешь на «play».

Он по-прежнему не ответил на мой вопрос. Я понимаю, ему больно — и это я причинила ему боль, и сейчас воочию вижу результат — но я никогда раньше не видела резкого и саркастичного Оливера. Я так сильно ненавижу себя, но и его немного ненавижу тоже, потому что это кажется изменой… даже если это я сама его попросила.

Чувствую, как в груди все сжимается сильнее и сильнее, пока мне не становится трудно дышать, а в горле начинает жечь от накатывающих слез. Я киваю и пытаюсь улыбнуться, но мое лицо искажается, и я отворачиваюсь, пока он не увидел.

Торопливо иду по коридору в женский туалет, глотая рыдания, но позади слышу его быстрые шаги, после чего рука Оливера обнимает меня за плечи.

— Блядь. Нет. Лола, не уходи. Я дурак.

Я не поворачиваюсь к нему лицом и лихорадочно вытираю щеки. Это так унизительно. Терпеть не могу плакать в одиночку, но при свидетелях еще больше. Я будто попала под дождь: в один миг лицо было сухим, в следующий — захлебываюсь слезами.

— Ты не дурак. Это все я, — говорю я, и по моему голосу понятно, что я плачу. — Я так боялась все испортить с книгами, что в итоге испортила с нами.

Он мягко поворачивает меня к себе, и я смотрю на него и представляю его в своей комнате, снимающего с меня одежду вместе с этим помешательством и возвращающего нам — нас.

— Я не целовал ее, — говорит он. — Мы поужинали, но я не позволил произойти ничему большему.

Я киваю и сдерживаю облегченный всхлип.

— Но ты ожидаешь от меня не пытаться двигаться дальше? — тихо спрашивает он. — Ты предложила мне просто сидеть сложа руки, пока сама без меня налаживаешь свою жизнь. Это чудовищная просьба, Лола.

Я кладу ладонь ему на грудь, и слова вылетают из меня беспорядочным месивом:

— Не думаю, что мы думаем об одном и том же, — запинаясь, говорю я. — Не думаю, что я имела в виду, и то, что ты думал, я имела в виду, — это одно и то же. И с моими словами то же самое. И прости меня.

Он слегка отодвигается от меня.

— Мне не верится, что этот разрыв был просто… из-за недопонимания. Ты говорила довольно ясно.

— Я хочу поговорить об этом, — говорю я. Пытаюсь хоть как-то упорядочить свои мысли, но тут так громко, плюс я чувствую, как все наши смотрят на нас. — Не здесь. Может, позже?

Он кивает и смотрит на мой рот. Потом вместо этого начинает мотать головой и говорит:

— Я не знаю, Лола. Не знаю. Творится полная херня.

Он паники у меня пересыхает в горле.

— Я не хочу, чтобы все закончилось, и…

Оливер останавливает меня мягким «Ш-ш-ш» — и протягивает руку, чтобы заправить мне прядь волос за ухо. Смотрит на свою руку, которая движется сама по себе, после чего безвольно роняет ее.

Где-то в глубине моей груди мое сердце грохочет, не переставая. Знаю, это никогда не прекратится. Мы не можем прокрутить стрелки часов назад или остановить время.

— Я скучаю по тебе, — произношу я.

Он улыбается, глядя в пол, взгляд голубых глаз такой нежный.

— Я тоже скучаю по тебе, Сладкая Лола.

Я чувствую смесь отчаяния и облегчения. Когда он называет сейчас меня Сладкой Лолой, я задумываюсь, если ли шанс у нашей дружбы после всего этого, и чем это будет: счастьем или пыткой.

— Я думала, ты скажешь, что поцеловал Хард-Рок Эллисон.

Оливер слегка морщится, так мило и грустно одновременно.

— Я не стал бы это делать. Я не чувствую по отношению к ней ничего такого, — он потирает свою щеку и смотрит в сторону. — Я злился и просто хотел отвлечься, но не предал бы собственные чувства, — он издает невеселый смешок. — Твоя любовь клеймом выжжена в моем мозгу; и твои поцелуи — по-прежнему единственные, какие я хочу.

Под весом моих чувств у меня внутри что-то переворачивается, и, прежде чем я соображаю, что говорю, выпаливаю:

— Хочешь, я приеду сегодня к тебе?

Оливер на мгновение закрывает глаза и пытается улыбнуться, но у него ничего не выходит.

— Не думаю, что…

О господи. Внутри все плавится от ужаса.

— Вот черт. Забудь. Конечно же, не хочешь.

Оливер отступает на шаг и беспомощно оглядывается вокруг, после чего потирает лицо и снова поворачивается ко мне.

— Не играй со мной, — он изучающе смотрит на меня. — Прошу тебя. Я по глазам вижу, что у тебя в голове по-прежнему неразбериха. Еще вижу, что тебе на самом деле не нравится, что ты сделала. Просто… Несколько дней спустя кажется слишком поздно прийти вот так ко мне с неясными чувствами и паникой наперевес, и я ничего не могу с собой поделать, но все же считаю, это из-за того, что ты услышала об Эллисон.

— Нет, Оливер, это не…

Решительно покачав головой, он не дает мне сказать и продолжает:

— Не знаю, на самом ли деле ты боишься, что наши отношения помешают твоему творчеству, или надеешься попридержать коней, пока не полюбишь меня. И в любом случае я не знаю, что с этим делать. Оба эти варианта отстойные, — он наклоняется, целует меня пониже уха и тихо говорит, почти касаясь губами кожи: — Я влюблен в тебя, Лола, но при этом боюсь, что ты уничтожишь меня.