Глава 10
ОН
– А я раньше говорил тебе, какая ты клевая, Дот? – спрашивает Джей с набитым ртом и со второй тарелкой гренок перед собой. Они сидят за дальним столиком, наблюдая, как Дот и другие повара готовят завтрак для сотен студентов, потоком вливающихся сюда. Тут они могут поесть в тишине, ну и стащить лишний кусочек бекона.
Но сегодня утром Колин ковыряется в своем завтраке.
– Если я такая клевая, то почему мне всегда приходится убирать за тобой тарелки? – глядя на него из-за плеча, спрашивает она.
Джей сразу же меняет тему:
– Ты куда-то собираешься после работы?
Дот подходит к Колину сзади, ставит пакет с апельсиновым соком на стол и, вернувшись обратно к огромной сковороде, переворачивает как минимум семнадцать гренок одним махом.
– Ага, я иду на турнир по покеру в Спокане. В прошлый мой выход мне выпал роял-флэш. И это основная задача на сегодня, – она улыбается и немного пританцовывает, нарезая апельсины.
– Дот, знаешь, мне не очень нравится мысль, что ты будешь за рулем по дороге туда, – сказал Джей.
– Я тебя умоляю, – издевается она. – Мое зрение куда лучше твоего, мальчик. Я же видела некоторых девочек, с которыми ты встречался, – она делает кавычки пальцами на слове «встречался».
– Ты променяешь нас на поздний завтрак со старушками? Знаешь, Дот, это обидно. Вот был бы я лет на десять старше… – поддразнивает Джей, поигрывая бровями.
– Джей, ты такой жуткий, – Колин и без этого чувствует себя отвратительно. Он не спал всю ночь. Даже боялся закрыть глаза, чтобы не увидеть еще что-нибудь, подтверждающее его безумие. Он безнадежен.
Дот снова наполняет тарелку Джея и вытирает руки о свой фартук с надписью «Не жарь без меня».
– Ты же знаешь, я сойду с ума, если не выберусь отсюда.
Все молчат, и Колин чувствует, что они оба смотрят на него, ждут его реакцию на слова Дот. Колин – сирота, который не имеет ни малейшего представления, что будет дальше, и который, вероятно, никогда не уедет из этого крохотного городка.
Меняя тему, он спрашивает первое, что приходит в голову:
– Дот, а ты видела Ходоков? – и тут же жалеет об этом.
Она перестает резать, и нож зависает в воздухе. За стенкой Колин слышит шаги студентов, входящих в столовую. Наконец она, пожав плечами, отвечает:
– Думаю, нет, но иногда… Иногда я в этом не уверена.
Потребовалось пара секунд, чтобы ее слова дошли до Колина, и он понял их смысл.
– Ты думаешь, они существуют?
Она оборачивается, указывая на него лопаткой.
– Ты снова о маме? Ты же знаешь, я любила ее, как свою дочь.
Джей сидит молча, у него вдруг возобновился интерес к его гренкам. Он почти все знал о Колине. И он прекрасно знал историю смерти его семьи, и насколько сильно Колин ненавидел говорить на эту тему.
– Я просто хотел знать, – бормочет Колин.
Она отворачивается и молча переворачивает еще больше гренок, но потом все же отвечает:
– Иногда мне кажется, что они среди нас, и, может быть, мы просто не хотим их замечать.
Джей смеется, думая, что Дот пошутила. Но не Колин.
– Я сумасшедшая старушка, но в этом вопросе я абсолютно уверена.
– Что ты имеешь в виду? – Колин начинает отрывать от углов школьной газеты тонкие полоски, стараясь выглядеть, будто они обсуждаю саму обычную тему. Будто он не ловит каждое ее слово. – Ты веришь в эти истории?
– Я не знаю, мы все слышали истории о военном, сидящем на скамейке, или о девочке, исчезающей в лесу, – она немного косится на него, продолжая: – Газеты любят говорить о том, что это место необычное. Построенное на месте захоронения детей. О пожаре в первую неделю после открытия. Мы все знаем, что люди видели много странного, и не раз. Кто-то четче, чем остальные, – быстро добавляет она. – Кто теперь знает, что реально, а что нет.
Колин смотрит себе в тарелку.
– Думаешь, они повсюду? Призраки, духи и все такое? Не только в нашей школе?
– Может, не повсюду, но уж точно поблизости. Так люди говорят.
Колин спрашивает себя: неужели ему показался ее странный взгляд в окно в сторону озера.
– Если ты сама не видела, откуда же тебе знать? – встревает в разговор Джей. – Некоторые вещи, что я слышал, просто безумны. Ты должен быть полным приду… – он замолкает, быстро разглядывая выражение лица Колина, перед тем как набить рот гренками.
– Если ты думаешь, что этот мир не полон всякого, сложного для понимания, Джей, тогда ты слишком тупой, чтобы даже пользоваться вилкой, – тихий смех Дот смягчает ее слова.
Колин чувствует себя немного неуверенным, словно все его внутренности раскисли. Он и сам не знает, какой из вариантов хуже: что он сошел с ума или что истории, окружающие его всю жизнь, – правда. Что Люси на самом деле мертва.
– Как думаешь, почему они здесь? – тихо спрашивает он.
Замявшись, она оглядывается через плечо и приподнимает бровь.
– Малыш, ты слишком серьезно говоришь об этом, – повернувшись обратно и не ответив, она начинает нарезать большую миску сушеной клюквы. Комнату наполняет резкий свежий запах. – Кто знает? Может, чтобы приглядывать за нами, – пожав плечами, предполагает она. – Или встретить нас, чтобы мы были рядом со знакомыми, когда умрем. – она высыпает всю миску в миксер. – Или, может, они просто застряли. Возможно, им нужно что-то завершить.
– Завершить – это что-то типа мести? – спрашивает Колин.
– Ну если они злые, тогда точно можно с легкостью говорить и об этом. Я всегда думала, что мир по ту сторону неразбавленный: либо плохой, либо хороший. Наша жизнь серая, смешанная, а после смерти все или черное, или белое.
Она начинает замешивать тесто и раскатывать его по размеру часов Колина, ведя себя так, будто это один из самых привычных дней в жизни. Каждое ее движение кажется значимым, словно он до этого не замечал весь ее жизненный опыт.
– Спасибо, Дот.
– За что? За мои поэтические рассуждения о мертвых?
– Я имею в виду, пока ты не обсуждаешь горячего баристу из кофейни или преимущества ананасов в твоей сексуальной жизни, у нас все нормально.
– Я стараюсь, – она показывает на шкаф над столом. – Достань мои формы для выпечки.
Даже после помощи Дот в приготовлении выпечки Колин не ощущает себя лучше. В какой-то степени стало даже хуже. Он может сосчитать, сколько раз за последние десять лет он чувствовал эту неуверенность, но сказанное сейчас Дот он слышал всю свою жизнь: разные истории про жизнь после смерти и что Ходоки существуют, и что его мама, возможно, не сошла с ума. Хотя сейчас эти убеждения не имели никакого смысла. Она умерла.
Она умерла так же, как и его отец, и сестра Каролина еще раньше. Теперь и Колин тоже может сойти с ума. Впервые после смерти родителей он встретился с осознанием, что он совсем один в этом мире. И как бы сильно о нем не заботились Дот, Джо и Джей, они ничего не смогут с этим поделать.
Дот находит его сидящим на верхней ступеньке и рисующим по покрытой кружевом снега земле, держа палку в здоровой руке. Она открывает дверь, и в затылок ему дует теплый воздух.
– Что ты здесь делаешь?
– Думаю, – он потирает лицо, она это замечает и подходит ближе.
– Ты чем-то расстроен, малыш?
– Все в порядке.
– А вот и нет, – сказала она, опуская теплую руку ему на колени. – Не ври мне. Ты мальчик, который никогда не перестает улыбаться. Так что не сложно догадаться, когда что-то не так.
Колин поворачивается и смотрит на нее, выражение ее лица смягчается, когда она видит его красные заплаканные глаза.
– Я схожу с ума, Дот. Мне на самом деле интересно, что если я сбрендил.
Ему не нравится, как она меняется в лице и как она виновато выглядит, словно это ее вина за все трагические события в его жизни.
– Это не так.
– Но ты даже не знаешь, почему я так думаю.
– Могу только рискнуть и предположить, – тихо отвечает она. – Хочешь поговорить об этом?
– Да не особо, – он слегка ей улыбается. – Но спасибо.
– За свою жизнь я повидала несколько странных вещей, и одному Богу известно, что у тебя больше причин, чем у всех нас, сомневаться в своем здравомыслии, но если это тебе поможет, я уверена, ты в таком же здравом уме, как и все.
Колин смеется.
– Но откуда тебе знать?
Ее выражение лица становится спокойным:
– Знаю, и все.
– Может, мне просто привиделось все, о чем ты говорила. Я в порядке Дот, правда.
Она смотрит на него и щипает его за руку. Он вскрикивает, потирая больное место. У Дот неплохая хватка.
– Какого черта, Дот?
– Видишь? – с легким смешком говорит она. – Тебе не привиделось. Для того, кто пережил такие события и живущего, словно завтра не существует, да, иногда ты даешь повод сомневаться в своих умственных способностях. Но если ты ненормальный, тогда я молодая и страшная, а мы оба знаем, что это не так.
Колин ненадолго забежал проверить Джо перед занятиями и был рад увидеть крестного, наслаждающимся огромной тарелкой гренок с беконом.
– Дот передала? – спрашивает он.
Джо кивает, указывая вилкой на стул возле кровати:
– У тебя есть время посидеть со мной?
– Пара минут.
Колин садится, и между ними повисает приятная пауза. Это их обычное состояние: тихо посидеть, немного поговорить. В окно Колину видно, как студенты идут на занятия.
– Хорошо спал? – откусывая гренку, спрашивает он.
– Это я тебя должен спрашивать.
– Спал, как убитый, – отвечает Джо. – Мэгги напичкала меня болеутоляющими.
Кивая, Колин замечает:
– Да, ты немного бредил.
– Кто эта девушка?
После того как до него дошел смысл этого вопроса, сердце Колина ненадолго замирает, а потом бросается вскачь:
– Какая девушка?
– Та, которая приходила ко мне на крыльцо. С каштановыми волосами. Хотела помочь, но сказала, что не может.
– Она так сказала?
Джо, потягивая кофе, поднимает взгляд на Колина:
– Наверное, ты подумаешь, что я сошел с ума, малыш, но я должен знать, она красавица или ужасная.
– Что? – Колин чуть пододвигается.
Джо смотрит на дверь и, удостоверившись, что они одни, шепчет:
– Ну девушка. Она красавица или страшненькая?
Колин шепотом отвечает:
– Красавица.
– Я подумал… Ее лицо как-то сразу рассеялось, а потом оно стало самым красивым, что я видел в жизни.
Колина словно ударили по голове, ему потребовалось пара секунд, чтобы придумать ответ:
– Это, наверное, из-за болеутоляющих, – говорит он и сглатывает. – От них часто бывают галлюцинации.
– Нет, парень, – бормочет Джо, глазами изучая Колина. – Это было до падения.
– Я… – Колин сидит, не чувствуя своих пальцев, словно весь окружающий мир сжался вокруг него. – Ты, наверное, все неправильно запомнил.
Джо не отвечает, и Колин с неохотой продолжает:
– Ее зовут Люси.
Джо закрывает глаза и качает головой.
– Ну, будь я проклят.
Горло Колина сдавливает приступ тошноты:
– Джо?
– Люси… Так звали девушку, которую тут убили. Ужасное было время, примерно десять лет назад. Выглядела точно так же, как она. Теперь я точно уверен, что у меня с головой не в порядке, – смеется он, беря кусочек апельсина. – Это точно из-за болеутоляющих.
Колин ныряет в компьютерный класс, оставив свет не включенным, чтобы быть незамеченным. Он помнит, как пришел сюда в первый раз – пьяные и под травкой, они с Джеем обсуждали рассказы о привидениях, сидя у костра на опушке леса – после чего пробрался сюда, чтобы найти хоть какие-то подтверждения этим ужасным историям. Здесь очень много заметок и кажется, что многие считают их народными преданиями. Рассказы о том, что в этой школе самая большая смертность среди учеников по всей стране. Но сколько школ могут похвастаться такими суровыми зимами и огромной ненаселенной прилегающей территорией? Колин никак не мог понять, почему всех удивляет, что ребята умирали или пропадали тут чаще, чем, например, умирали от пневмонии или самоубийств. Даже под кайфом он не верил в это.
Он смутно припоминает, что видел статью о мертвой девочке, о которой упомянул Джо. Большинство сайтов рассказывали об убийце, о его поимке и наказании, и так как все произошло десять лет назад, было только две ссылки с момента убийств. Колин кликнул ссылку с фотографией и прикрыл рот, чтобы не закричать, когда увидел ее лицо.
У нее каштановые волосы, немного другие черты лица, но это точно она. Под фотографией статья от газеты Кор Д`ален. В понедельник обвиняли серийного убийцу Херба Августа Миллера, которого поймали в момент убийства 17-летней Люсии Рэйн Грей и еще семерых подростков за последние семь лет, которые продолжались до 1 июня.
Прокуроры утверждали, что 42-летний бывший директор школы-интернат им. Св. Осанны недалеко от Кор Д`Ален преследовал Люсию несколько недель до убийства. Убийства подростков указывало на Миллера, который ранее выбирал жертв далеко за пределами своего штата, во избежание наказания правоохранительными органами. Предположительно, Миллер пригласил ее к себе в дом, накачал ее наркотиками и отвел в лес, где перерезал горло, а затем разрезал грудь. Это было его отличительный почерк. После этого Миллер вырезал сердце.
Полиция нашла Миллера, когда он закапывал тело недалеко от школы, маленький мальчик видел, как он тащил девушку в лес. Мальчик предупредил персонал школы, и они вызвали 911.
«За этим убийцей гонялись почти восемь лет, и он принес много головной боли семьям по всей стране. Возможно, он так бы и остался в школе, если бы не смелость маленького мальчика, – сообщил прессе в пятницу шериф Кор Д`Алена Мо Рокфорд. – Поимка Херба Миллера – огромное облегчение для национальных правоохранительных органов, и общество в долгу у мальчика и персонала за тот экстренный вызов».
Миллер обвиняется по семи пунктам в убийствах первой степени. Штат настаивает на смертной казни в виду применения им жестоких пыток и нанесений увечий. 17-летняя мисс Грей была самой молодой из его жертв.
Конечно, это не первое трагическое событие в школе, построенной на месте захоронений переселенцев с запада, и в которой умерло два ребенка при пожаре в первые два дня после открытия в 1841г. Школа Св. Осанны регулярно сопровождалась трагическими событиями на протяжении нескольких лет в связи с близостью с лесом, ледниковым озером и суровыми погодными условиями, приведшими к смерти нескольких студентов и посетителей.
Колин остановился и быстро закрыл вкладку, чтобы никто не увидел, что он читает.
– Люсия Рейн Грей, – проговорил он. Он чувствовал всем телом биение своего сердца в груди, горле и ушах. Люси говорила правду.
Колин не видел ее целый день. Она не появилась на истории и даже на улице во время ланча.
Он не нашел ее на всей территории общежития, и становился все более отчаянным, обегая по кругу здания и заглядывая в пустые классы. Он говорил себе, что после предварительного поиска остановится, но все еще продолжал заглядывать в тренажерный зал, потом оделся, чтобы быстро осмотреть территорию леса.
Шли дни, и Джей сказал, что она не приходила на уроки английского. Парта, за которой она сидела, пустовала. Колин не мог понять, почему эти слова словно удар в живот. Если эта ситуация такая безумная, как ему кажется, тогда почему ему не все равно? Почему он поглаживал свою руку, пытаясь вспомнить ее прикосновения? И почему ему снова хочется к ней прикоснуться?
Он хотел это помнить: что ее кожа теплее, чем воздух, но не сильно. Ее глаза менялись, как рябь на пруду. Она не мерзла даже во время сильного ветра на улице. За исключением карандаша в первый день, он не видел, чтобы она еще к чему-нибудь прикасалась. И казалось, что ей с трудом удавалось удерживать даже его. Когда она спросила про Джо, цвет ее глаз сменился с темно-серого с примесью боли в чистый голубой.
Он хотел уйти из кампуса и найти ее, но даже не представлял, где она может быть. Не могла же она просто раствориться в воздухе?
К пятничной ночи у него уже было такое же чувство, когда он долго не садится на велик – нервозность, и словно в груди что-то растет и сдавливает внутренности. Он боялся, что Люси просто ушла, испарилась. Она открылась ему, а его отказ как-то прогнал ее. Он взял свой велосипед и поехал вдоль границы территории по знакомым тропам, что они с Джеем нашли пару лет назад. Он перепрыгивал камни и преграды, спускался по холмам. Ехал, пока не почувствовал боль и не получил ссадины. Он все бы сделал, чтобы проветрить голову, но ничего не помогало. Он ел, но не чувствовал вкуса. Стены его комнаты угнетали и вызывали клаустрофобию.
Колин сидит на кровати, читает журнал о велосипедах, потом швыряет его на пол и откидывается назад, закрыв глаза рукой.
В другом конце комнаты Джей перестает стучать теннисным мячом о стену и спрашивает:
– У тебя есть идеи, где она может быть?
– Нет, последний раз я видел ее… – его слова застревают в горле, да и какая разница, где он видел ее в последний раз. Хотя, может, важно, где все для нее началось.
– Колин?
– Кажется, я знаю. Поговорим позже.
Джей встревоженно вглядывается в темноту за окном, но решает не высказывать возражений.
– Просто будь осторожен, чувак.
Колин идет вниз по дороге к парку, направляясь к дырке в заборе, которую они с Джеем обнаружили, будучи первокурсниками, и о которой, по всей видимости, больше никто не знал. Как ему казалось, она точно прилегает к месту, где Люси впервые появилась у озера.
Дорога примерно в милю длиной, и к тому моменты, как добраться, Колин уже замерзает. Сейчас он знает, что, возможно, некоторые легенды правда, и немного вздрагивает от страха, когда приблизился к воде. Вокруг было тихо, тишину нарушает только звук его шагов. Мысль, что Люси может сидеть тут в одиночестве, заставляет его руки дрожать, и это никак не связано с холодом. А может, он просто боится, что ее тут нет.
Он оглядывается по сторонам и поворачивается по направлению ветра. Небо тяжелое и угнетающее, с настолько плотными облаками, что тяжело сказать, где заканчивается одно и начинается другое.
Тропа выводит на старый пирс. На нем не хватает пары досок, а древесина покрыта мхом и гнилью, но, несмотря на все это, летом хоть кто-то, но бегает по нему. Сейчас он покрыт тонким слоем снега, и Колин не удивлен, что видит Люси, сидящую на самом краю, на неровно сломанных и почти сгнивших досках. Длинные светлые волосы практически достают до талии, и ветер вокруг озера подхватывает и запутывает их.
Деревяшка скрипит под тяжестью его веса, когда он аккуратно на нее ступает. Она переоделась, ее ботинки стоят позади нее, а его толстовка у нее на коленях.
Сейчас он понимает, что потратил кучу времени, чтобы найти ее, но не придумал, как снова с ней заговорить. Уставившись на ее спину, он обдумывает все варианты. Ему нужно извиниться, признать, что он дурак, который не знает, как общаться с обычными девушками, не говоря уже о мертвых. Может быть, рассказать ей, что он сирота, и ему так же, как и ей, нужна опора.
Он медленно подходит к ней.
– Люси? – зовет он и смотрит перед собой.
Ее юбка поднята выше колен, ее кожа бледная и идеальная при таком освещении – ни шрама, ни царапины.
– Мне не холодно, – говорит она и смотрит на свои ноги, которые погружены в воду. На улице явно минусовая температура, и, оглядываясь на озеро, можно увидеть, что водорослей нет, и вода местами начинает замерзать. Колину становится холодно от одного взгляда на лед у ее ног. – Умом я понимаю, что она холодная, – продолжает Люси. – Но не чувствую этого. Чувствую прикосновение воды, но меня не волнует ее температура, хотя должна. Как думаешь, это странно?
Кажется, будто ветер поглотил его слова, и он не знает, что ответить. Поэтому он кладет руку ей на плечо. Ее глаза округляются от прикосновения, но она ничего не говорит.
– Я не знал, где ты была, – наконец говорит он. – Ты в порядке?
– Все хорошо, – шепчет она.
Колин изумленно смотрит на свои руки. Он чувствует тяжесть ее волос, когда они соприкасаются с его пальцами, текстуру ее кожи на шее, но она не была теплой, он чувствует легкое покалывание вперемешку с ветром. Как будто нечто, удерживающее ее здесь, держит вертикально ее тело, а движения ее рук и ног словно пульсируют под его пальцами.
Они долго смотрят друг на друга, и он, наконец, шепчет:
– Прости меня.
В уголках ее губ расцветает улыбка, потом появляются и ямочки на щеках.
– Не стоит.
Он не уверен, что ответить, ведь пусть ей и не нужны его извинения, он все равно чувствует себя придурком, потому что ушел той ночью.
– Не хочешь прогуляться? – спрашивает она.
Он улыбается и отходит в сторону, когда она вытащила ноги из воды, и он вытер их его толстовкой. Они были холодны, как лед. Ее взгляд опустились, и, твою мать, ему кажется, что она смотрит на его рот. Внезапно его голова оказывается забита совсем другим: каково будет, если он ее поцелует? Ее кожа везде так ощущается? А какая она на вкус?
– Когда ты это сделал? – обуваясь, спрашивает она.
Он выныривает из своих мыслей и инстинктивно облизывает губы, понимая, что она спрашивает про пирсинг.
– Ты про губу?
– Ага.
– Прошлым летом.
Она останавливается, и это позволяет ему наблюдать за ней какое-то мгновение, как ветер развевает ее волосы, будто они пушинки. Ей потребовалось время, чтобы сообразить, что сказать, а он наблюдал за ней, пока она думает.
– А разве в школе нет правил по этому поводу?
– Правила настолько устарели, что они не касаются пирсинга, но могу тебя заверить: нельзя носить короткие штанишки во время занятий. Дот и Джо сказали, что я могу выглядеть как панк, пока я веду себя как джентльмен. А тебе что, не нравится?
– Почему, нравится, просто я…
– Звучит, словно ты в сама в шоке от этого, – он смеется и не сводит с нее глаз.
– Когда я училась, мало парней так делали. По крайней мере, не такие парни, как ты.
– Парни, как я?
– Да, милые. Обычно бунтари все в пирсинге и татуировках, да еще и буйные.
– Ой, я точно буйный.
Она улыбается.
– Ну, в этом уж я не сомневаюсь.
– А откуда тебе знать, что я милый? Может, я бунтарь и любитель призраков?
Она с удивлением смотрит на него, и ему тут же захотелось взять камень и разбить им свою голову. Но она откидывается назад и смеется таким дурацким громким хрюкающим смехом.
Колин быстро выдыхает – похоже, ей понравилась шутка про призрака.
Она снова ему улыбается.
– Ты милый, у тебя это на лице написано, и ты не можешь этого скрыть, – он видит, как ее глаза снова меняют цвет на серебристый, а ее губы стали похожи на так понравившуюся ему игривую ухмылку. Цвет ее волос и глаз теперь не имеют для него значения. – Ага, не можешь.
– Что, правда?
– По крайней мере, от меня.
Ее улыбка исчезает, но остается в глазах, даже когда она отворачивается.
– Это хорошо.
Что-то зашуршало в кустах рядом с тропинкой, и остатки опавших листьев хрустели под ногами, пока они шли в чащу леса. Их шаги были едва слышны, хотя шаги Люси были почти невесомы и намного тише, чем его.
И сейчас, когда он смотрит на нее более внимательно, он дополнительно убеждается: ее щеки не порозовели от холода, при ее выдохе нет пара, как у него.
Рядом с ним она оглядывается и, кажется, что она видит все малейшие детали в лунном свете, может, она словно кошка? Или у нее изумительное ночное видение. Хотя все-таки теперь они оба знают, что она мертва, и будет ли ей тема не приятна, если он спросит, каково это?
– Так ты мне веришь? – спрашивает она.
Сначала он хотел сказать то, что узнал он Джо, но потом решает просто ответить:
– Я поизучал рассказы. Нашел твою фотографию. Тебя убил директор школы недалеко от озера.
Она кивает, глядя на воду, словно ей совсем не интересно, о чем он говорит.
– А я все удивляюсь, почему я появилась именно тут. Теперь все стало понятно.
– Тебе не странно, что ты ничего не помнишь?
Она поднимает лист и разглядывает его.
– Наверное. Мне не кажется, что это странно. Просто немного пугающе. Например, я помню букет, который мне подарил папа на каникулах, но не могу вспомнить его лицо.
– Ого, – Колин чувствует себя беспомощным, но, в самом деле, что он может ответить на такое?
– Как-то я думала о тебе. Ты знаешь, есть такое телешоу, когда человек стоит в телефонной будке, снизу начинают появляться купюры, и ему нужно как можно больше собрать за минуту?
Он без понятия, о чем она говорит, но все равно отвечает:
– Конечно.
– Так вот, некоторые купюры – это двадцатки или, может быть, там будет пара сотен, но большинство из них – это долларовые. Кажется, что вокруг тебя куча денег, а это не так. И не важно, чем все закончится, ты счастлив только от того, что у тебя деньги в руках.
Она обходит большой камень посреди тропы, а он запрыгивает на него, а потом проходит по длинному гниющему бревну. Он чувствует на себе ее взгляд.
– В общем, у меня точно такое же чувство после смерти. Появляются обрывки воспоминаний, но у меня получается ухватиться и вспомнить только одно из них.
– Ты хочешь сказать, что рада, что есть хотя бы одно….
– Но все, что бы я не вспомнила, просто бесполезно, – немного улыбнувшись, подводит итог она.
– Вспоминаешь всякую ерунду, да? Но не то, кто ты или откуда родом?
Она смеется и с облегчением выдыхает:
– Точно.
Это облегчение убивает его, ведь он начинает верить, что единственный человек, который должен был понять ее с самого начала, – это он.
– Прости, что повел себя, как хрен.
– Ты не хрен, – фыркает она. – Боже, я уже и забыла, как любила употреблять это слово. А, еще «говнюк».
– Ага, и это тоже. Ты типа: «Привет, а я умерла», а я такой: «Ого, это хреново, ну ладно, я отчалил».
Она снова смеется, и на этот раз так громко, что появляется эхо. Ему нравится это слышать, нравится, что она может так шуметь.
– Хорошо, как тогда ты должен был отреагировать? И меня больше бы беспокоило, что ты остался бы спокойным, и тогда у меня точно возникли бы мысли: «Эй, а может этот парень любитель призраков?»
Теперь очередь Колина смеяться, но он почти сразу перестает.
– Моя мама начала видеть странные вещи. Именно так… – он останавливается и смотрит на ее лицо. – Понимаешь, спустя пару недель, как мы сюда переехали, мою старшую сестру Каролину сбил грузовик школьной доставки. Она была на велосипеде. Наверное, просто не заметила. Мама была убита этим, ушла в себя. Потом через месяц она начала утверждать, что пару раз видела Каролину на дороге. Однажды вечером она усадила нас в машину, сказав, что мы едем в город поесть мороженого, а сама съехала с моста.
– Колин, – шепчет Люси, – это ужасно.
– Родители умерли, а я выжил. Поэтому, когда ты сказала, что ты мертва, думаю, теперь ты понимаешь, почему я так отреагировал.
– Господи, да, – она убирает волосы с лица, открывая каждый дюйм гладкой бледной кожи. Она такая красивая, и ему не терпится прикоснуться своей щекой к ее. – Мне так жаль.
Он отмахивается от нее, не желая задерживаться на этой теме.
– А где ты была все это время?
– Я не помню, чем занималась, но уверена, что была где-то рядом. Здесь или в окрестностях. Я не могу покидать территорию.
– Что, совсем?
Она качает головой и наблюдает за ним минутку, пока раскидывает листву на пути. Та сразу же смешивается с грязью. Сейчас его очередь смотреть на нее, пока она повернулась в сторону воды.
– Люси?
Повернувшись к нему, она улыбается:
– Знаешь, а мне нравится, как ты произносишь мое имя.
Колин улыбается в ответ, но улыбка сползает с его лица:
– А ты знаешь, зачем ты здесь?
Она отрицательно качает головой:
– Ты меня боишься?
– Нет, – хотя явно должен был. Он хочет все ей рассказать, побольше поведать про истории о школе и округе, о Ходоках, о том, что она может быть одной из них, и правда ли они все здесь, как в ловушке? Он точно должен быть напуган. Но сейчас, когда он рядом с ней, достаточно близко, чтобы прикоснуться, он чувствует облегчение и странное мучающее желание.
Неожиданно просто идти рядом ему не достаточно.
– Возьмешь меня за руку? – спрашивает он.
Она переплетает свои длинные пальцы с его, они одновременно холодные и теплые, уверенные и легкие. От прикосновения он чувствует покалывание на коже, но они такие мимолетные. Когда он сжимает руку, через его пальцы проходит ток, и мышцы сразу же расслабляются. Она как видение, но живая в его руках.
Когда он смотрит на нее, ее глаза оказываются закрыты, и она прикусила нижнюю губу.
– Что такое? – спрашивает он. – Тебе больно?
Она открывает свои зеленые с рыжиной глаза, и в них мелькают сплетенные голод и радость.
– Ты когда-нибудь из прохладного бассейна нырял сразу в горячую ванну?
Он смеется. Он прекрасно знает то чувство, что она описала, горячее и невероятное, такое сильное изменение, которое чувствуешь каждой нервной клеткой.
– Ага, это как приятно: согревающее тепло вместо интенсивного о-мой-бог-как горячо.
Она кивает:
– Я все жду, когда это закончится, – она снова закрывает глаза. – Но не заканчивается. Каждый раз, когда ты ко мне прикасаешься, это похоже на тот первый момент погружения, всегда. А потом облегчение становится настолько подавляющим, что захватывает дух.
Сердце Колина бьется в груди чаще. Дрожащими пальцами она прикасается и мягко проводит по кольцу в его губе.
– А это больно?
– Немного.
– Метал, наверное, холодный, – шепчет она, и он замечает, что наклоняется к ней. – Интересно, как он ощущается?
– Для тебя или для меня? – улыбаясь, интересуется он.