Гвен поставила пустую миску из-под овощного супа рядом с кроватью. Не желая есть кое-как, они расстелили на полу простыню вместо скатерти.

Дейв делал вид, что поглощен рисованием, пока она готовила внизу на кухне. Но Гвен была готова поклясться, что слышала, как он, нахмурившись, расхаживает по мансарде, мягко ступая босыми ногами.

Можно не только увидеть, но и услышать, как хмурится человек. В этом есть что-то сродни стиснутым зубам, тяжелому дыханию, молчаливым проклятьям.

С супом, наконец, покончено, посуда сложена возле лестницы.

— Я сам отнесу грязную посуду, — предложил Дейв, беспокоясь, как бы Гвен не упала. Потом он снова встал за мольберт.

Позировала мисс Стикерт охотно. Говорить не хотелось, и она раскинулась на постели, вытянув ноги и прижав к груди подушку. Прикасаясь к ткани наволочки, согретые ее дыханьем груди начали испытывать потребность в чем-то еще.

«Ах ты, сукин сын, ты прячешься от меня и заставляешь меня поступать так же». Если у Дейва есть мольберт, то у нее — эта дурацкая подушка.

Вскочив на ноги, она начала вальсировать по мансарде, не обращая внимания на то, что тем самым вызвала его неудовольствие.

— Когда тебя разглядывают, это очень сексуально, — заметила Гвен. — Когда на меня так смотрят, я чувствую себя беззащитной, «А ведь она не притворяется», — подумал Дейв.

— В том, как тебя разглядывают, есть нечто интимное, — согласился молодой художник. — Вот почему влюбленные обмениваются долгими взглядами, — что они тотчас же и проделали. Ни он, ни она не возразили. На этот раз предположение о том, что они и есть влюбленные, не вызвало возражения ни у него, ни у нее.

Дейв отложил уголь.

— Ты и дальше собираешься мешать мне?

— Надеюсь, — тихо подтвердила она.

— А как же позирование?

— Никакого позирования.

Гвен сжала его щеки руками и поцеловала. Этот эротический акт не оставлял сомнения в том, кто здесь старше и опытней, кто собирается взять инициативу в свои руки.

— Черт меня побери, — пробормотал Дейв и ответил тем же. Если она собирается быть «милой» с ним и «подбодрить бедного Дейва», ему лучше поскорее развеять ее иллюзии.

Испачканные углем пальцы оставили на коже Гвен следы, похожие на синяки. Увидев это, Дейв остановился, резко оторвался от нее.

— У меня сейчас такое настроение, что я могу сделать тебе больно.

— У меня сейчас такое настроение, что это может мне понравиться.

— Гвен, не говори так, — Дейв закрыл глаза и сглотнул.

— Слишком откровенно? — ее уверенность слегка поколебалась и стало ясно, что ей потребовалось сделать над собой усилие для того, чтобы оставаться обнаженной и уверенной в своей красоте.

— Нет, это слишком хорошо, — он глубоко вздохнул. — После первого же поцелуя я знал, что это будет хорошо, но не догадывался, что так хорошо, — добавил он, покачав головой. — Значит, я просто недооценил тебя.

Они поцеловались, лаская друг друга, что-то шептали. Как замечательно складывается все на этот раз, ликовала Гвен. Никаких страхов больше, никаких сомнений. Дейв ни в чем не противоречил ей.

Они набирали скорость, как грузовой поезд, искры проскакивали, когда их руки соприкасались. Гвен пришла в голову картина входящего в темный туннель поезда, она поделилась своим наблюдением с Дейвом и они вместе посмеялись странной символике.

— Похоже, не у меня одного извращенное чувство юмора, — заметил молодой человек.

— И образное мышление.

— Если ты еще что-нибудь добавишь о локомотиве, я тебя отшлепаю.

Отсмеявшись, она откинулась с закрытыми глазами.

— Ты знаешь, что мне приходит в голову, когда я думаю о поездах? Далекие гудки в ночи пробуждали во мне желание отправиться куда-то далеко. Но в них звучало столько одиночества. Ничто так не пробуждает чувство одиночества, как гудок паровоза. Дейв поцеловал ее и привлек к себе.

— Я люблю тебя, Гвен.

Дейв увидел, как сжались ее губы, а рука у него на плече напряглась, когда он вошел в нее. Он снова повторил это.

— Так люби же меня, — попросила она. И Дейв всеми известными ему способами выполнил то, что Гвен от него требовала.

Любовное действо вышло далеко за пределы всевозможных метафор с поездами и туннелями. Их подчинил себе нарастающий ритм, пронизывающий своей пульсацией разгоряченные тела. От всех железнодорожных метафор остался один поршень, ритмично двигающийся все глубже, дальше, выше. Два тела действовали как одно. Неожиданный вскрик застрял у Гвен в горле, когда она первая оказалась там, куда они стремились. Ее тело содрогалось снова и снова, когда Дейв присоединился к ней на этой невообразимой высоте. Энергия его тела продолжала связывать их воедино, пока они шептали вечные слова.

— Гвен, люби меня.

— Я буду любить тебя.

— У тебя потрясающая кожа, — шепнул Дейв.

Гвен смущенно улыбнулась, прикрывая бедро полой рубашки.

— Оставь, — приказал он.

— Не командуй.

Дейв ухмыльнулся — начальная улыбка «можешь не сомневаться», которая даже скупого заставила бы забыть о деньгах, или женщину, полную здравого смысла — об осторожности. По крайней мере, Гвен свою осторожность, похоже, потеряла.

Она рассмеялась и откинулась обратно. Дейв хотел видеть ее лежащей спокойно. Гвен ему это устроит. Она готова дать Дейву практически все, что угодно. А он — возьмет, без всяких обязательств.

«А если мне нужны обязательства?» — думала она. Они не говорили об обещаниях.

Гвен улыбнулась при мысли о том, как все перевернулось. Раньше она ставила Дейву в вину его беззаботность. Теперь, научившись наслаждаться минутами в его объятиях, она любила его за беззаботность. Он освободил ее от всех пут.

«Я люблю его», — спокойно подумала Гвен.

«И ты можешь его потерять», — напомнил внутренний голос.

Гвен не хотела сомневаться. На один день Дейв принадлежит ей.

«А завтра?» — слова уплыли куда-то вместе с сомнениями: Гвен погрузилась в сон.

Гвен никогда не дремала днем. Но, с другой стороны, она прежде никогда не занималась в середине дня любовью. «И очень зря», — решила она, когда сознание проникло в ее сон, как косой луч вечернего солнца. Это значит, что ей никогда не приходилось просыпаться рядом с кем-то волнующим или с таким мирным и необходимым, как Дейв.

— Сон смотришь?

Гвен провела языком по зубам. Дейв предложил ей пиво, которое держал у себя на коленях, вытянув рядом с ней длинные ноги, уперевшись спиной в стену. Он убрал посуду и закончил свою работу.

Гвен сделала небольшой глоток.

— Как ты здесь оказался?

— Ты не помнишь? Я сражен.

— Я имею в виду, рядом со мной. Подо мной.

Не разбудив ее, Дейву удалось переложить ее голову себе на грудь. Рука Гвен небрежно лежала у него на талии, как будто это ее законное место. По тому, как разгорелась ее щека, она поняла, что какое-то время ее ухо прижималось к его груди.

— Я во сне не разговаривала?

— Ага.

Гвен побледнела. Остатки сна сделали ее неудовлетворенной, беспокойной и чуть раздраженной. Ну, и неудивительно! Ее бедро оказалось заброшенным на его бедро, икра лежала между его ног, и он водил большим пальцем руки по ее ноге, словно это испанская гитара — хорошо отполированная, с туго натянутыми струнами.

— И что я говорила?

— Что-то о финансовом годе и ограниченных прибылях, — Дейв отхлебнул пива. — И процентах. Сложных.

На этом последнем слове голос его чуть захрипел, глуховатый и басистый.

Подушка оказалась под рукой очень кстати, чтобы его ударить.

— А это тебе за то, что воображаешь.

— Настроена на битву, прекрасная дама?

Дейв поднял простыню, которой накрыл Гвен, пока она спала.

Она была настроена не на это, но когда Дейв отставил в сторону свою бутылку и забрался под простыню, у нее закружилась голова и заколотилось сердце.

Он скинул рубашку. Атласные спортивные шорты ласково скользнули по ее ноге.

— Я два часа ждал, пока ты проснешься и поцелуешь меня. Ты, наверное, совсем измучилась.

— Может быть, я и измучаюсь… Ox! — Дейв слегка укусил ее за шею. — ..Если мы снова это сделаем.

— Попробуй и выясни — вот мое правило.

В теле Гвен разгорелся чудесный жар. Она так любит Дейва! И она проспала весь день. Странно, но она не чувствует, что должна оправдываться или быть не уровне того, чего он от нее ожидает, или прятать обмякшие участки тела, которые он якобы не замечает.

Дейв любит Гвен такой, какая она есть. И как ни трудно ей будет потерять его, она ответит ему тем же и будет любить его так же: свободно, без обязательств, ничем не связывая его.

«И навсегда», — прошептало ее сердце.

— Различие есть, мы не можем этого отрицать.

Различие в возрасте. Гвен подняла этот вопрос на следующий вечер.

Они провели ночь в постели, утром занимались своими делами в метре друг от друга, а во второй половине дня резвились в ледяной воде ближайшего озера. Теперь Гвен сидела в гамаке, закутавшись в несколько свитеров, а Дейв изображал мужа на пригородной вилле, зажаривая на вертеле крошечных цыплят.

Жить с человеком, стареть рядом с ним — это не играть в домашнее хозяйство. Любовь — дело серьезное. Гвен хотела бы осторожно вернуть Дейва с небес на землю и посмотреть, какой путь он изберет.

— Это просто листки календаря, — отмел он все. — Важно то, что внутри.

— И ты считаешь, что внутренне мы подходим друг другу?

Дейв выразительно подвигал бровями.

— Я был внутри и решил: там как раз то, что надо.

— Будь серьезным. Я с пяти лет была аккуратной и все карандаши раскладывала по местам. — Гвен бросила взгляд на пастельные мелки, которые он притащил вниз: кусочки разной длины беспорядочно прикрывали дно коробки.

— Люди не меняются, Дейв. Самый верный способ разрушить брак: втайне надеяться на то, что супруг изменится.

— Но люди растут и становятся старше. Любить — значит узнавать другого человека. Немного сгибаться.

— А Шарлотта с Робертом?

— Они доказывают мою мысль от противного. При отношениях с людьми надо немного уступать, чтобы спасти главное.

— А это?..

— Сами отношения. Важнее, чтобы двое остались вместе, чем правота одного из них.

— Разве есть необходимость проявлять такую зрелость, когда я пытаюсь читать мораль?

— Удивил тебя, а?

— Наверное, «Вопли в Канализации» не приготовили меня к восприятию тебя рассудительным и зрелым.

— Ты достаточно рассудительна для десяти пар.

— Я не собираюсь быть твоей Венди, Питер Пэн.

— Разве я просил тебя быть мне мамой? Я уже сколько лет пытаюсь заставить тебя смотреть на меня совсем по-другому!

Он заговорил тише и брызнул жидкостью для стартера на потемневшие угли.

— Осторожнее, может взорваться!

— Да, мамочка.

— У нас первая ссора? — Гвен прикусила губу.

— Сколько правил мы нарушили? — Дейв поднял голову.

Гвен покраснела, вспомнив его реакцию на ее перечень «Правил честного боя».

— Мы вспомнили прошлое.

— Точно. Еще что?

— Обзывались.

— Я не обзывался.

— «Мамочка»? Гаденьким тоном?

— Мои стремления мог бы по достоинству оценить только Эдин. Там еще что-то было?

— Не ложиться спать сердитыми.

— Тогда мы должны разобраться со всем сейчас. — Дейв влез в гамак, устроившись к ней лицом, так, что его ступни оказались по обе стороны от ее бедер. — Помнишь что-то насчет того, чтобы касаться друг друга во время ссоры? Так труднее продолжать сердиться.

— Я не сержусь. Я не вижу реально, как бы мы могли планировать жизнь вместе.

— Я тоже не вижу. Как сказал Джон Леннон: «Жизнь — это то, что идет, пока вы строите планы о другом». Что ты скажешь, если мы будем жить вместе, Гвен?

У нее сжалось сердце. Если бы Дейв только говорил это серьезно!

— Как насчет женитьбы? — спросила она.

Он покачал головой.

— Только не теперь, когда я вижу, в какой ситуации оказался Роб. Не то, чтобы я обвинял Шарлотту: они создали свой ад вместе. Так же, как и мои родители.

— Они ведь развелись, да?

— По-моему, именно из-за них Роб так боится, что Шарлотта разорвет его в клочки на суде. Мои родители на этом специализировались.

Гвен слышала эту историю от Шарлотты, но всегда по отношению к Роберту. Она никогда не думала о том, что бурный развод родителей должен был как-то подействовать и на Дейва. Она даже не подозревала об этом. Молодой человек вел себя так, словно глубокие чувства его не касались. Он провел таким образом множество людей, включая и Гвен.

— А как ты к этому отнесся?

— Ну, доктор…

— Я серьезно.

Дейв пожал плечами и откинул голову назад, наблюдая за мерцанием звезд.

— На нас это мало повлияло.

— Как ты можешь так говорить?

— Не нам пришлось терпеть пьянство папы. По крайней мере, не тогда, когда это зашло далеко. И мы были слишком маленькими, чтобы замечать измены.

«Но им достались их последствия, — подумала Гвен. — Гнев и упреки».

— Мальчишкам нужен отец. Как вы справились?

— Разве не догадываешься? — Дейв кивнул на пачку комиксов, которые купил в городе. — Я навсегда мысленно застрял на возрасте одиннадцати лет, создавая миры, в которых могут потеряться мальчишки.

— Кажется, один из твоих героев боролся с алкоголизмом? Виктор.

Дейв широко улыбнулся, довольный тем, что она это помнит.

— Виктор направил болванку стенодробилки на машину, в которой скрывался Блэк-джэк.

Гвен подхватила:

— Но Плащ Суда ударил его по глазам, и он по ошибке попал в школьный автобус, — Никто не пострадал, но трагедия, которая чуть не произошла, подтолкнула его к спиртному и неврозам.

Гвен ущипнула Дейва за ногу.

— Но серьезно, друзья. Проявив сверхчеловеческую силу воли, он вышел из этого состояния, однако костюм Виктора вызвал немало косых взглядов на собраниях Анонимных Алкоголиков, — добавил с ухмылкой Дейв.

Женщина рассмеялась, потому, что мужчина хотел этого.

— О чем ты думаешь, о мудрая из мудрых? У тебя между бровями появилась складочка.

— Я думаю, — осторожно ответила она, — что ты преувеличиваешь боль, а потом создаешь персонажи, которые могут с ней справиться.

— Ах-ах. Психоанализ продолжается.

— Я пишу списки, чтобы управлять своей жизнью. Ты раскрашиваешь ее так, как хочешь.

— Глубоко. И точно. Но в одном важном аспекте есть ошибка. — Дейв начал растирать ей щиколотку. — Я не только ее раскрашиваю, но рисую и тушую.

— Можешь шутить, если хочешь. Он явно намеревался делать именно это, но некоторые вещи заставляют человека задумываться над непослушными сторонами жизни. Например, над одиночеством. Или над тем, чтобы найти женщину и впустить ее в свою жизнь.

— А что бы ты сказала, если бы каждое утро я просил тебя быть моей сегодня — и только сегодня?

— Я бы сказала: «А как насчет завтра?» Это оказалось настолько типично, что оба расхохотались.

— Всегда смотришь вперед, — поддразнил он.

— Только так и можно получить то, чего хочешь.

— Любовь — это дар. Ее нельзя заказать по каталогу.

— Я в этом убедилась.

— Люди все время любят друг друга, не женясь. Сожители. Возлюбленные. Любовники.

То, как он произнес эти слова, заставило ее поднять голову. Они уже стали любовниками.

Гвен покачала головой. В ее горле встал упрямый ком.

— Это не для меня. Я из тех, кто выходит замуж.

— Никаких ЛППНОЖП?

— Что?

— Лица Противоположного Пола На Общей Жилой Площади. Я один раз пробовал нарисовать одно. Волосатое горбатенькое существо с длинным хвостом — мое ЛППНОЖП. Но довольно уютное. Не привилось.

— Я хочу серьезного.

Дейв тоже этого хотел. Он лишь минуту назад говорил об изменении и росте. Молодой Кинг поднялся на эту гору в поисках чего-то, что не являлось целиком созданием его рук. И Гвен видела его насквозь.

— Я не могу быть связанным так, как другие люди, — заявил Дейв.

— Правда?

Похоже, Гвен ему не верит. Он и сам не слишком себе поверил.

— Свобода для меня значит то, что я никогда не буду стремиться к чему-то так сильно, или рассчитывать на что-то настолько, что готов буду убить себя, если потеряю это. Будь это работа или неудавшийся брак.

— Так, как сделал твой отец.

— Так, как сделал он. Существует привязанность — и существует одержимость, Гвен. Должен существовать момент, когда ты можешь уйти.

Они минуту посидели молча. Гамак качался.

— Я заметил, что тебе успешно удалось избежать брака, — заметил Дейв, водя рукой по верху ее ноги.

— Я не встретила подходящего человека, — Гвен посмотрела на молодого человека, нахмурилась, потом рассмеялась. — Я ведь составила список, понимаешь?

— Почему я не удивляюсь? Она чуть было не швырнула в него подушку. Поддразнивание на минуту успокоило ее.

— Нет, не драться. Десятый пункт из правил честного боя.

Гвен прижала подушку к груди, не понимая, почему она ей понадобилась.

— Мама с папой ссорились громко и часто. Достигнув зрелого возраста двенадцати лет, я приняла решение никогда не повторять их ошибок.

— Звучит знакомо.

— Я нередко сидела с мамой за кухонным столом после того, как отец уходил, хлопнув дверью, и все обсуждала. Посредник, рефери.

— И составляла списки.

— И следую им. Мама никогда не могла этого сделать. Она всегда клялась, что никогда не примет его обратно, давала всевозможные обещания, а потом через неделю-другую отец уговаривал ее, и все начиналось сначала.

— И ты никогда не могла найти мужчину, который оказался бы на уровне твоих запросов.

Если бы Дейв не был так занят тем, что растирал подъем ее ноги и пересчитывал пальцы, он бы погладил себя по головке.

— На самом деле я находила — и не раз. Простое заявление ударило по Дейву, как таран. Бум! Пока он на семейных вечеринках звенел вокруг Гвен комаром, от которого вечно отмахивались, она планировала свадьбу с мужчинами, о которых он даже не подозревал.

— И что случалось?

Она выразительно пожала плечами и ее мягкие карие глаза широко раскрылись.

— Не знаю. Они отвечали всем требованиям, но мне с ними было скучно. Или им со мной было скучно. Наверное, мы слишком хорошо подходим друг к другу. Никаких сюрпризов, никаких приключений.

Дейв прислушался, как к какому-то отдаленному звуку:

— Поэтому, это красноклювый мохноногий «А-я-что-тебе-говорю» поет вдали.

— Не издевайся.

— Ты признаешь, что у противоположностей есть свои плюсы.

— Разве?

— Эй, попробуй вот эту. Ты свою уже задавила до смерти.

Дейв протянул Гвен подушку из индийской парчи, обшитую красной тесьмой с золотыми кисточками.

— Ты всегда возишь с собой всякую экзотику, или она собирается вокруг тебя, как пыль под кроватью? — поинтересовалась она.

— Живи рискованно.

— Похоже на Вест-Индский декор Шарлотты.

— А где она была все это время?

— Во время нашего детства? Наверное, истерики закатывала. Шарлотта дает волю чувствам.

— Да что ты говоришь!

Гвен говорила слишком много. Слишком много рассказывала. Что-то в ровном, неосуждающем внимании Дейва помогало ей говорить: слова плясали в вечернем воздухе, как пылинки на чердаке, поднимающиеся под ее шаркающими по прошлому ногами.

Дейв не осуждал и не винил. Он был внимателен, но не навязчив, предан, но упрямо независим. Он не вспыхивал по пустякам. Список становился все длиннее.

Гвен было неприятно осознавать, что она по-прежнему мысленно ведет список. Осторожность в ней все равно преобладает. Ей нужна уверенность, абсолютная, безвозвратная уверенность в том, что Дейв отвечает ей взаимностью — только тогда мисс Стикерт сможет дать обещание. Ей нужны цепи, узы, бумаги, клятвы. Она хочет, чтобы он любил ее и подтвердил это письменно.

Сердце Гвен споткнулось, руки крепче сжали подушку, когда она поймала на себе его взгляд.

— Я никак не могу поверить, что вы с Шарлоттой — родственницы.

— Через неделю после того, как ее привезли домой из роддома, я отвела маму в сторонку и совершенно серьезно предложила, чтобы они отвезли ее обратно и выбрали другую.

— Не может быть!

— По-моему, Шарлотта мне до сих пор этого не простила, — Гвен покачала головой и рассмеялась. — Надо было видеть, какой сердитой она казалась в своей колыбельке. А уж плакала она!.. Мы вокруг нее на цыпочках ходили.

— И вокруг твоего папы. Так что семейный посредник стала надежной послушной дочерью в квадрате.

— Еще немного — и ты изобразишь меня в костюме библиотекарши, с волосами в пучке и блокнотом в руках. Я не настолько закомплексована.

— Мне ли не знать! — Дейв ухмыльнулся, вспоминая набросок на мольберте, стоящем наверху. Та женщина — совершенно обнажена, не считая подушки на груди, которая словно защищала ее сердце, ранимый центр. Убедительное доказательство того, что прикрытая женщина может оказаться сексапильнее обнаженной. — Готов спорить, что у тебя есть качества, о которых Шарлотта и не подозревает.

— О, нет. Шарлотта считает, что каждая женщина может испытывать несколько оргазмов. Только я никак не могу запомнить, это бывает до того, или после того, как она вновь найдет свое Сокрытое Дитя.

Оба расхохотались.

— Сумасшедшая или нет, но она мне сестра.

— В неполных семьях держатся друг за друга.

— Как вы с Робертом.

— Он — прекрасный парень, когда не выступает обвинителем своих близких.

— Если бы тебя там не оказалось, не знаю, что бы я с ними сделала. Союзники всегда кстати.

— Я все пытался убедить тебя, что мы прекрасно сойдемся.

— Ты доказал это там, наверху. Ты просто необыкновенный. Необыкновенный для меня, — Гвен пыталась найти слова, которые окажутся самыми важными. — Я тебя люблю. Дейв смотрел на ее глаза, губы. Секунду она не могла повторить этих слов, поэтому продолжала болтать:

— Ты — прекрасный друг, надежный, веселый. Я почти не беспокоюсь о своем экзамене. Я его сдам, по-моему.

— Потому что ты дважды к нему подготовилась.

— Потому что ты помог мне о нем не думать.

— И потренировал твое тело.

— Честно. Ты зрелый, и внимательный, и талантливый, и…

— Делаешь новый список? Гвен смеялась, а Дейв ворочался в гамаке, заставляя ее лечь рядом с собой.

— «Как я люблю тебя — позволь мне посчитать», — процитировал он Броунинга. Поцелуй стал одним выражением любви. Еще один — вторым. «Просто, как считалочка, — подумал он, — такой и должна быть настоящая любовь».

Хотя не было ничего простого в том, чтобы дать удовольствие женщине, которая всегда начеку, но в столь трудном процессе оказались скрыты награды, которых он не представлял себе.

«Неплохой способ провести жизнь, — размышлял Дейв, — позволить Гвен демонстрировать ему, как именно она его любит».

Гвен предстояло вернуться на работу в понедельник, всего через три дня. Приближался конец недели. Если не считать нескольких зашифрованных звонков от Роберта, пронзительного от Шарлотты, нескольких страдальческих от ее матери и от бабушки Дейва, битва бушевала на Лонг Бич, на краю океана — далеко от поросших соснами гор.

Они не строили планов на будущее. Они не шли дальше нежных разговоров после любовных ласк.

— Я не хочу того, что было у моих родителей, — говорила Гвен. — Папа вечно бегал, не платил денег на наше содержание, не брал на себя никаких обязательств.

Дейв чуть сильнее обнял ее.

— У моих родителей обязательств было слишком много. Они никак не могли расслабиться. Даже после развода они продолжали терзать друг друга на судах.

— А что у нас, — поинтересовалась Гвен. — Слишком много или недостаточно?

— У нас есть договор. Если мы ведем бой, то ведем его честно. Никаких старых обид, никаких оскорблений.

— Весь список.

— Ага. Мы будем жить по твоему списку.

— А что, если я сдамся?

Его голос звучал мягко, нежно:

— Не проси, чтобы я на тебе женился, Гвен. Я буду любить тебя до конца моей жизни. Я обещаю тебе это. Я даю тебе каждый день, который ты хочешь быть со мной. Но я даю его свободно. Не проси большего.

Целуя Дейва, Гвен закрыла глаза. Это помогло сдержать слезы.

— Я не хочу заставлять тебя любить меня. Это не эмоциональный шантаж.

— Тогда обещай мне сегодня, только сегодня.

Она обещала. И потом каждое утро, когда они просыпались; Дейв просил о единственном дне, и она дарила его ему, любя все сильнее и страшась только того дня, когда он перестанет ее просить.

Гвен пообещала себе, что когда наступит этот день, слез не будет. Никаких сцен. Никаких шарлоттоподобных истерик. Они делят любовь на его условиях, но уйдет она на своих.