-
Потом [Иисус] вошел в Иерихон и проходил через него. И вот, некто, именем Закхей, начальник мытарей и человек богатый, искал видеть Иисуса, кто Он, но не мог за народом, потому что мал был ростом, и, забежав вперед, взлез на смоковницу, чтобы увидеть Его, потому что Ему надлежало проходить мимо нее. Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме. И он поспешно сошел и принял Его с радостью. И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку; Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее.
Лк. 19: 1–5
Влияние социума и мужество быть собой
Владимир Лучанинов
Большинство из нас устроено так, что боится упасть ниже некой установленной статусной планки, зачастую ложной, которую мы сами себе создали во взаимодействии с людьми. Часто мы создаем видимость, что разбираемся в тех вещах, в которых в действительности не разбираемся, для того чтобы соответствовать определенному комильфо круга, в котором мы общаемся. Под действием общественных стереотипов мы навешиваем на себя задачи, к решению которых мы не призваны, мы создаем вокруг себя такую реальность, в которой вообще невозможно почувствовать свое призвание. Мы часто говорим об искусстве быть самим собой, но если двигаться в этом направлении, зачастую приходится прилюдно срывать с себя маску. И если я в какой-то момент вдруг почувствую, что, будучи главным редактором издательства, я отнюдь не соответствую этой должности, а мое призвание в действительности — мести улицы, мне слишком сложно будет преодолеть именно страх упасть в глазах своего окружения.
Протоиерей Андрей Лоргус
Я вполне могу понять боль и стыд человека, которому приходится согласиться на более низкий социальный статус. Вещи вполне ощутимые и по-человечески понятные. Конечно же, это согласие требует мужества, я бы даже сказал, духовного благородства. Но я прекрасно понимаю, что далеко не все люди на это способны. Для кого-то социальный статус — более сильный аргумент, чем даже собственная польза и выгода.
В первой половине жизни, прежде всего для мужчины, социальный статус очень важен. Но во второй половине жизни значимость статуса должна меркнуть, потихонечку ослаблять влияние на человека. Открываются другие ценности: семья, здоровье, дети, внуки, и иногда человек просто выбрасывает из своей жизни приоритетность статуса, перестает об этом заботиться. Нужно понимать, что есть просто зависимость от статуса, а есть социально необходимые человеку статусные вещи, которые являются условием для реализации его призвания, а не смыслом жизни. Например, человек не может участвовать в международном движении, если он не знает языка, а чтобы быть ректором института, необходимо иметь ученую степень. Для того, чтобы осуществить важный политический проект, нужно быть депутатом Госдумы.
К тому же очень сильным фактором, закрывающим от человека ближних и самого себя, является влияние социальных стереотипов. Люди настолько увлечены подстройкой под стереотипы самих себя, своих жен или мужей, детей, что этот мотив слоем толстого льда закрывает все уровни личностного, человеческого общения. Сила духа человека и его ответственность как раз и проявляется в способности научиться жить вне стереотипов. Именно — научиться жить вне стереотипов. Вместо стереотипов у человека должны вырасти собственные личностные убеждения, на которые он сможет опираться.
Но есть и другие условия. Вот вы упомянули дворника, а еще совсем недавно в нашем отечестве как раз работа дворника, кочегара или сторожа давала возможность жить по совести — «жить не по лжи». Это интересный феномен нашей российской жизни: и раньше, и сейчас именно статус чистой совести является особенно значимым для многих людей. Часто можно услышать: «Он не пошел наперекор совести, не согласился, карьеру провалил, но сохранил себя — остался настоящим человеком».
Протоиерей Максим Первозванский
Один мой знакомый, достаточно высоко поднявшийся, рассказывая о каком-то своем коллеге, замечательно охарактеризовал его: «Забронзовел он что-то совсем… Невозможно стало с ним общаться». А я давно обратил внимание, что большинство людей, говоря о других, в действительности проговаривают что-то о себе. И, обратившись через пару месяцев к этому своему знакомому по одному вопросу, я имел возможность убедиться, что забронзовел на самом деле и он сам.
Все мы по-своему бронзовеем, причем независимо от занимаемого нами положения. Но любящий нас Господь через всевозможные испытания эту мертвящую бронзовость сметает с нас, словно пыль. Эта бронзовость выражается не столько в ощущении своей важности, сколько в том, что мы начинаем видеть себя и окружающий мир через специфическую призму.
Никто не отменял один из законов Паркинсона, по которому начальник подбирает себе подчиненных не умнее себя. Иногда это делается явно, но чаще всего неосознанно. Мы подбираем себе людей, с которыми нам приятно и комфортно общаться, и за десятилетия формируем определенный круг общения, который служит для нас подтверждением наших представлений о себе и о мире. У Бориса Гребенщикова в ранней песне «Электрический пес» есть потрясающая фраза: «Сами давно звонят лишь друг другу, обсуждая, насколько прекрасен наш круг».
«Настоящая, демоническая тайна нашей цивилизации не в искании смысла, а в том, почему она так страстно хочет смысла без Бога. Почему, иными словами, она так глупа метафизически. Эта глупость между тем является, по-моему, главным доказательством бытия Божия. Ибо имя этой глупости — гордыня: будете как боги. Падение Адама и Евы совершается, продолжается, действует всегда, и locus этого действия не какая-то отвлеченная природа, которую-де мы унаследовали от Адама, locus этот — цивилизация. Она и есть змей-искуситель. Она открывает человеку его возможности (неограниченные!) и скрывает от него тем самым его онтологическую ограниченность, она говорит ему: будете как боги. Удивительно: каждый подлинный творец — скромен, а созданная этими творцами цивилизация — горда. Маленький человечек, вылезая из туристического автобуса, смотрит на картину Микеланджело и говорит: вот на что мы, человечество, способны! Вот что мы создали! То, что смиряло художника (а каждый творец только в ту меру и творец, в какую он смиряется перед своим творческим даром), становится источником гордыни для человечества».
Протоиерей Александр Шмеман
Мы неизбежно консервируемся, и призма, через которую мы смотрим на мир и самих себя, безусловно, становится ложной, даже если изначально она была истинной. Как математик, могу сказать, что дифференциально в какой-то момент она была правильной, но дальше, в продолжение жизни, оказалась неверной, и масштаб этой ошибки с течением времени лишь увеличивается. И когда иллюзии рушатся, словно чары, важно, чтобы разрушились они не только внутри тебя, но чтобы это отрясание бронзовой пыли и коросты происходило и в созданном тобой окружении. Тогда становится ясно, кто твои настоящие друзья, какова цена ваших отношений.
В фабуле любопытного мультфильма «Семейка Крудс» классический конфликт отцов и детей прописан достаточно ярко и оригинально. Конфликт преодолевается в условиях кризиса-катастрофы, когда старые схемы вдруг перестают работать. Рушится мир, и в промежутке между осознанными словами папы «Я тебя люблю» и осознанным ответом дочери «Папа, я тоже тебя люблю!» их старые забронзовевшие миры разрушаются окончательно, и это позволяет им прийти к подлинным отношениям, к нормальному восприятию себя и окружающего мира.
Один мой прихожанин был вполне успешным менеджером солидной компании, заработок был соответствующий. Он как раз вошел в созидательный возраст, ему было за тридцать лет, у него было много планов и амбиций. В какой-то момент на фоне конфликта с руководством он уволился, полагая, что без проблем найдет лучшее место, и буквально через две недели после увольнения забеременела его жена. А дальше по стечению разного рода обстоятельств он полтора года не мог найти устраивающую его работу. Сначала к происходящему он относился спокойно, решив: «Что ж, пока буду на богослужение чаще ходить». Сначала было действительно неплохо, а потом финансовые запасы стали истощаться. Жена находилась в декрете, самое время вить гнездо, и, естественно, начались серьезные стрессы. Но мой знакомый выбрался из стресса, он смиренно сказал себе: «Да, я не могу найти работу по своим амбициям и уровню квалификации. Я думал, что я крут, оказалось — нет». Он сумел переквалифицироваться, понизить свои амбиции и достаточно быстро нашел работу. Сейчас мой прихожанин с удовольствием работает, зарабатывает прилично, а ребенок растет, и, слава Богу, все необходимое родители могут ему дать.
В сжатом виде эта история выглядит как назидательная притча с хеппи-эндом. Но, вообще-то, когда мы беседовали в течение всех этих полутора лет поиска работы, состояние этого мужчины доходило до мыслей о самоубийстве. При этом речь вовсе не шла о том, что его семье пришлось бы голодать, — речь шла о неоправдавшихся ожиданиях. И действительно, для мужчины начинаются серьезные испытания, когда его представления о себе самом не выдерживают проверки на прочность.
«Если жизнь представляется невозможной, есть более мужественное решение, чем уход из жизни. Человек должен сказать себе: если жизнь действительно невозможна, то она остановится сама. А если она не останавливается, значит, надо перетерпеть боль.
Так суждено. Каждый, перетерпевший большую боль, знает, с какой изумительной свежестью после этого ему раскрывается жизнь. Это дар самой жизни за верность ей, а может быть, даже одобрительный кивок Бога».
Фазиль Искандер
Кто-то скажет: «Отлично! Только так гордыня и ломается!» Но следует понимать: это опасная ломка для человека, потому что человек может внешне делать вид, что он смирился, в действительности же находиться в глубочайшем неврозе и внутреннем разладе. Это слишком уязвимое состояние, при котором дьявол будет крутить человеком, как марионеткой. Но если человек сумеет принять себя самого со своими неудачами, ощутить необходимость помощи Божьей, а еще и то, что с этой помощью он сможет все преодолеть, тогда наступит выздоровление. Только тогда этот душевный кризис послужит для человека и смирит его гордыню.
Когда мы говорим о смирении, очень часто понимаем его совершенно неправильно. Преподобный Авва Дорофей пишет, что первая ступень смирения — это считать себя хуже всех остальных. Но что это значит?
Например, человек является профессором философии Московского государственного университета. Ну не может он объективно считать, что знает свой предмет хуже студента первого курса или даже школьника. Можно внушать себе это как мантру, но едва ли такое внушение принесет духовную пользу. Как же смиряться? Просто необходимо понимание того, что именно Господь дал тебе способности к философии, и вообще непонятно, как ты их использовал: быть может, Господь ждал от тебя, чтобы ты стал православным Николаем Кузанским или Фомой Аквинским, а ты всего лишь рядовой профессор МГУ. К тому же в каких-то других областях, где ты не имеешь особых талантов, ты действительно ничего из себя не представляешь. Смирение — это когда ты видишь свои достижения, радуешься им, благодаришь Бога за то, что Он дает тебе возможность этих достижений, но и спокойно относишься к своим ошибкам, неудачам, провалам, понимая свою немощь и ограниченность.
«Если мы, будучи немощными, не можем трудиться, то постараемся смириться; и за малое, совершаемое нами со смирением, будем и мы разделять участь святых, много потрудившихся и работавших Богу».
Авва Дорофей
И очень важно на пути к настоящей успешности эту школу смирения пройти, признать свою несостоятельность и ограниченность с одной стороны, а с другой — увидеть дары, которые дал тебе Бог, возблагодарить за них и отнестись к своему стремлению достичь успеха так, как относится верный раб в притче к заданию, данному хозяином. И в этом отношении притча о талантах наиболее точно выражает правильное отношение христианина к успешности и карьере. Ты не имеешь права не реализовать полученные таланты. Ты должен сам понять, как ими распорядиться. Бог потребует с тебя отчета.
Стрессы, неврозы и пути к ложным целям
Владимир Лучанинов
Но если человек готов уйти от стереотипов общества, готово ли само общество выпустить человека из сферы своего воздействия? Причем это воздействие живет внутри человека в его мотивах, мыслях и оценках. Влияние средств массовой информации на человека сегодня проявляется достаточно агрессивно, постоянно вынуждая человека следовать за какими-то навязанными идеями, фантомными представлениями об успешности. Мы ставим себе цели, слепо к ним стремимся, конечно же, не достигая ничего, потому что цели ошибочные. Но в этой погоне лишаем себя нормальной жизни и спокойствия, существуем в состоянии непрекращающегося стресса и в итоге формируем в себе неврозы. Есть ли сегодня простые пути к личной свободе, самобытной мысли и творческой реализации?
Протоиерей Максим Первозванский
По сути дела, источником любого стресса или даже невроза являются какие-то несостоявшиеся желания или ожидания. Собственно, философия и психология определяют источник душевных страданий человека как несоответствие того, чего ты желаешь, и того, что ты получаешь в жизни. И понятно, что далеко не всегда это несоответствие является производным твоей деятельности — есть множество вещей, от тебя не зависящих. Например, я хочу быть сильным и здоровым, но родился я слабым и болезненным. Конечно, есть и вещи, от меня зависящие, — ну не нравится мне неблагополучный и неухоженный район, в котором я живу, и я ищу любую возможность переезда в другое, более спокойное и живописное место.
Есть объективные источники стрессов. Ведь если я прихожу домой, как папа-заяц из сказки Сутеева «Мешок яблок», и говорю своим детям: «Простите меня, я ничего вам сегодня не принес», — конечно, это источник жесточайшего стресса для меня как главы семейства. Или если мой ребенок болеет, а я не могу собрать средств на лечение — это объективный источник стресса.
Но когда люди, по сути дела, сами себя провоцируют на стресс под влиянием мечтаний, постоянного сравнения себя с другими, общественных стереотипов — ясно, что мы говорим о людях, собственноручно разрушающих свое счастье.
И здесь, кстати, проходит четкая граница между христианским отношением к своим желаниям и отношением, существующим в восточных религиях. Например, если упростить мысль буддизма, она будет выглядеть так: страдания — в желаниях, откажись от любых желаний, и ты перестанешь страдать. Христианский ответ принципиально другой: свои желания необходимо сообразовать с тем, чего хочет непосредственно от тебя Бог. Поэтому принципиально важным для христианина является чувствование себя, принятие своей жизни, смиренное и честное знание самого себя. Даже покаяние, стремление к изменению возможно только тогда, когда человек примиряется с самим собой. Поэтому первая точка в борьбе со стрессом — это попытка понять, откуда он произрастает, из каких желаний, и согласовываются ли эти желания с тем, к чему я подлинно стремлюсь.
Если же мы понимаем, что стрессы происходят из областей, от нас не зависящих, нужно выбрать путь на примирение с действительностью. Сделать это бывает очень сложно, но это единственный путь к исцелению.
Этот путь к исцелению наглядно просматривается на примере человека, узнавшего о неизлечимой смертельной болезни. Первая реакция — неверие и непринятие: человек просто пытается убедить себя, что врачи ошиблись с диагнозом. Потом, когда оказывается, что врачи вовсе не ошиблись, человек проходит более драматичную стадию неприятия: «Почему? За что? Неужели это происходит со мной?» Далее мучительные перепады от фанатичной веры в чудо до полного отчаяния. И только когда приходит принятие себя в этой болезни, человек начинает жить нормально, сколько бы ему Господь ни отпустил, несколько недель или несколько лет. И часто в таком принятии воли Божией человек обретает новые качества, новые силы.
Очень важно принять то, что с тобой происходит. Необходимо принять и себя в очевидно надвигающемся и не зависящем от тебя серьезном кризисе. А далее, оценивая свои желания, последовательно избавляться от остальных стрессов.
Протоиерей Андрей Лоргус
Если человек стремится к тому, чего он в глубине своей души вовсе не хочет, он ведет себя к невротическим явлениям, потому что, достигая и приобретая, он будет ощущать пустоту и ненасыщаемость. Этот человек подобен половинке коня барона Мюнхгаузена: конь пьет, а вся вода из него вытекает. Человек часто ищет не то, что ему нужно, проблема заключается в неправильном понимании своей потребности. Ненасыщаемость достигнутым всегда есть показатель непопадания в мишень, показатель ложных ценностей.
Представьте человека, желавшего славы. И вот он достиг ее, он стоит на сцене, освещаемый лучами прожекторов, несколько тысяч зрителей рукоплещут, восторженно кричат. И этот человек после такого успеха и триумфа известности смывает грим, возвращается в гостиничный номер и напивается в доску или принимает наркотики. То есть этот успех не приносит ему никакого удовлетворения. Напротив, человек ощущает в себе пустоту, он боится ее, потому что этот мрак и пустота начинают разъедать его душу, стоит только ему остаться наедине с самим собой. И это, к сожалению, не отвлеченный пример, а вполне классический и распространенный: многие сверхуспешные актеры, певцы и артисты погибают от наркомании и алкоголизма именно потому, что ощущают внутри пустоту и испытывают страх перед встречей с этой пустотой. Главное — не остаться наедине с собой, и поклонники, прожекторы, наркотики и алкоголь, по сути дела, становятся глушителями внутреннего голоса совести: «Да я не этого хотел, я хотел, чтобы Маша из 10 „Б“ меня заметила, оценила и полюбила». Но человек всю жизнь положил на то, чтобы собирать вокруг себя стадионы. И вся его успешность оказывается великой химерой, потому что ничто, вызревшее в инфантильном мечтании, никогда не попадет в цель. Он пуст, он отнюдь не на вершине, а напротив — в воронке, и внешняя слава для него — это невидимая нить, на которой он висит, чтобы окончательно не провалиться в пропасть.
Причем, судя по интервью и автобиографиям многих «звезд», это предстояние перед «Машей» бывает как осознанным, так и бессознательным. Например, нередко певцы говорят, что творчество их посвящается маме; певцы выражают желание, чтобы мама оценила их творчество и восхитилась. То есть здесь не Маша из 10 «Б», а мама, которая, возможно, не говорила сыну: «Какой ты умный и талантливый, мы тебя все очень любим».
Классический, казалось бы, случай и очевидный, а сколько таких… Я часто всматриваюсь в лица людей на улице — целеустремленные, напряженные, энергичные, но при этом ощутимо, что у многих серьезные комплексы и проблемы в душе. Насколько внешняя целеустремленность и энергия не совпадает с внутренней пустотой, растерянностью и неготовностью к жизни! Для многих людей жизнь проживается не в ту сторону, не попадает в цель.
«В день моего рукоположения в сан священника одна старушка подошла ко мне в храме и сказала: „Помни, сынок, что ты получил великий дар. Ты теперь каждый день должен спрашивать себя: для чего ты стал священником?“ С тех пор я каждый день спрашиваю себя: для чего я принял сан, достойно ли я несу великое звание служителя Божия, в чем смысл этого служения для меня?
Скажу несколько слов о том, как я решился стать священником. С самого раннего возраста я занимался музыкой — играл на скрипке, фортепиано, потом учился по классу композиции в школе и консерватории. Музыка была, да и сейчас остается неотъемлемой частью моего естества. Но уже в пятнадцатилетнем возрасте я „влюбился“ в Православную Церковь — прежде всего, в ее Литургию. Прислуживая в алтаре, я чувствовал, что присутствую при самом важном, самом значительном таинстве, которое совершается на земле, — таинстве Евхаристии: перед этим таинством бледнело даже самое высокое искусство.
Именно тогда я стал задумываться о священстве. Проповедь, исповедь и другие аспекты деятельности священника не особенно привлекали меня, но предстояние алтарю, возможность совершать Литургию влекли неотразимо. После нескольких лет раздумий — продолжить музыкальную карьеру или стать священником — я избрал последнее. И никогда еще, ни одного дня, ни одной минуты не пожалел о принятом тогда решении.
Оглядываясь назад, вижу, что это решение было принято мною прежде всего под воздействием внутреннего голоса: это был ответ на зов сердца. Но, конечно, я также советовался с опытными старцами и духовниками и молился о том, чтобы Господь открыл мне мой путь. И в какой-то момент Бог Сам направил мою ладью к тихой гавани, войдя в которую я обрел душевный покой, ибо нашел то, что искал».
Митрополит Иларион (Алфеев)
Собственно, термин «грех» означает в переводе «промах». И я бы сказал, что самый большой промах, то есть грех в жизни заключается в том, что человек живет не в единстве с собой и, стало быть, не в единстве с Богом, он живет вывернутый наизнанку, человек живет социумом. Собственно говоря, социализация — поклонение социуму — есть самый большой грех последних столетий, грех поклонения стереотипам. Ведь даже когда мы говорим о страсти тщеславия, следует различать несколько вещей. С одной стороны, под это определение может попадать комплекс зависимости: «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна», — и это не всегда тщеславие, чаще невротический комплекс, возникающий с детства: «Как меня оценят? Что обо мне скажут?» А с другой стороны, надо понимать, что тщеславие может быть защитным механизмом. Потому что в конечном итоге мне нужно вовсе не то, чтобы меня оценили на «пять», мне нужно чувствовать себя на «пять». И когда я чувствую себя на «два», тогда мне необходимо это чем-то восполнить, и я восполняю это тем, что говорят или могут говорить обо мне окружающие, причем, возможно, совсем незнакомые мне люди. Таким образом, тщеславие становится защитным механизмом от внутреннего самоунижения. Заниженная, неадекватная самооценка всегда ведет к тщеславию как к защитному механизму.
Самооценка, напротив, может быть завышенной, но природа у нее будет той же: искаженной и неадекватной. Суть этого защитного механизма заключается в том, что он замещает внутреннее деструктивное самоощущение человека некими внешними химерами. Но если я чувствую и принимаю себя: «Я есть такой, какой я есть, с лысой головой, с толстым пузом, с слишком длинными ногами», — тогда мне не особенно важно, что думают и говорят обо мне знакомые или случайные встречные.
Чем укорененнее в душе твердое позитивное самоощущение, тем в меньшей степени человек зависим от оценки окружающих, и страсти тщеславия в таком случае не на чем паразитировать. Для людей, менее уверенных в себе, страсть тщеславия — одна из наиболее прилипчивых и мучительных страстей. Но поклонение социуму — это зависимость более масштабная. Очень часто мы слышим такие фразы: «Надо быть таким, как все. Ты не идешь в ногу со временем, отрываешься от коллектива». У нас очень много императивов, внушенных с детства, указывающих на презумпцию правоты социума перед правотой личности, достоинством человека. Для большинства людей мнение других, значение социальных измерений важнее, чем его внутреннее, духовное измерение.
Нередко наши студенты или участники семинаров спрашивают: «А как увидеть, что у человека заниженная самооценка?» — то есть каковы внешние критерии внутреннего явления. «Их не существует», — отвечаем мы. Самооценка — это то, что открыто человеку, и только ему. В исследовании и психологическом эксперименте что-либо можно измерить лишь условно, косвенно, но внутреннее открыто, собственно говоря, лишь самому человеку. Это очень важно понимать: ориентированность не на внутреннее, а на внешнее делает человека зависимым от мнения других. И эта зависимость становится страстью с двояким действием — она не дает увидеть самого себя и искажает в глазах человека окружающую реальность. Для меня как для психолога очень важно подчеркнуть ответственность человека за то, что с ним происходит. Он вовсе не бедняжка, подверженный информационным воздействиям и атакам страстей, он сам приводит себя в такое мучительное состояние, не желая вглядываться в себя и быть самим собой.
«Желание трудиться на благо человечества — весьма благовидное, но поставлено не на своем месте. Все хотят на словах трудиться на благо ближним и нисколько или весьма мало заботятся о том, что сначала нужно самим уклониться от зла, а потом уже заботиться о пользе ближних».
Преподобный Амвросий Оптинский
Бессознательная нелюбовь к богатым христианам
Владимир Лучанинов
Мы существуем в культурном пространстве русской классической литературы, закладывающей в людях этические представления. Действительно, мы видим в творчестве классиков духовный поиск и бескорыстное стремление к правде. Но всякое стремление к обогащению изначально прочитывается ими и нами как путь недостойный для настоящего человека. Мы говорили о служении купеческого сословия в дореволюционной России, но опять же, в классической литературе девятнадцатого и начала двадцатого века мы видим множество карикатурных образов именно купеческого псевдоблагочестия. И мне кажется, подсознательно в каждом из нас существует убеждение, что христианин, если он не кристально бескорыстный, — по определению уже лицемер. Именно это подсознательное убеждение постоянно выбрасывает наружу полумифические темы о «попах на мерседесах» и лицемерных православных.
Да и среди сонма святых именно преподобные всегда были наиболее почитаемы, потому что они презрели все материальное, жили любовью к Богу и ближнему и ничего себе не требовали, буквально от всего отказались.
Можно ли несколько слов сказать о природе сребролюбия? Существует ли в человеке любовь к деньгам как таковая, и здоров ли сам по себе такой подсознательный максимализм русского человека?
«Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на Бога живаго, дающего нам все обильно для наслаждения; чтобы они благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны».
1 Тим. 6: 17–18
Протоиерей Андрей Лоргус
Я думаю, что жадная любовь к самим деньгам, как некоторая страсть, все-таки является большой редкостью. Встречаются, конечно, такие люди, патологически одержимые деньгами, но нечасто. Чаще всего мы имеем дело с людьми, которые ориентированы на преумножение денег именно из-за страха бедности, из-за боязни оказаться неуспешными в каком-то мнимом соревновании. То есть это страсть, паразитирующая на невротических комплексах, а не как таковая любовь к деньгам.
Но встречается такое отношение к деньгам, которое можно назвать позитивным во всех смыслах, в том числе и в смысле бескорыстного служения. Однажды я разговаривал с одним человеком, работавшим в сфере крупных финансов. Он сказал мне одну очень важную вещь:
— В финансах успеха достигает лишь тот, кто уважает деньги.
— Ну что значит «уважает деньги»? — ответил я. — Это такая мелочная страсть.
— Вот до тех пор, пока ты считаешь, что это мелочная страсть, — ответил он, — ты будешь зависеть от денег, а самих денег у тебя не будет.
Для меня это прозвучало совершенно чуждо, потому что я никогда не дружил с деньгами, не очень умел их зарабатывать и тратить и не мог себе представить, как вообще можно уважать деньги. Потом я стал понимать, что он имел в виду: уважение к деньгам — это не любовь к богатству, не любовь к цифрам, — это творческое стремление к успеху, в котором главным является смысловое основание. Деньги сами по себе не являются ценностью для человека, в действительности его интересуют открывающиеся возможности новой деятельности. Например, я мечтаю, чтобы нашлись спонсоры, которые вкладывали бы средства в строительство новых институтов. Ведь была у кого-то идея в чистом поле выстроить университетский городок по образу английского Кембриджа или Оксфорда. И если бы в этом стремлении я стал уважительно относиться к деньгам, к их зарабатыванию как к получению возможности реализовать свой замысел, то такое стремление к деньгам, думаю, было бы позитивным, а отнюдь не погибельной страстью. Это стремление к развитию, к росту, желание сделать окружающий мир лучше…
Во всех остальных смыслах любовь к деньгам, конечно, страсть и патология. Потому что деньги — это не смысл, деньги — это лишь некоторое условие. В Библии богатство Иова измеряется не только количеством стад, но и количеством детей и внуков и, кстати, красотой дочерей, которая есть тоже богатство. Сейчас богатство измеряется, по большей части, цифрами, и это, безусловно, искажение.
«— Когда-нибудь перестанешь же трудиться, — заметил Обломов.
— Никогда не перестану. Для чего?
— Когда удвоишь свои капиталы, — сказал Обломов.
— Когда учетверю их, и тогда не перестану.
— Так из чего же, — заговорил он, помолчав, — ты бьешься, если цель твоя не обеспечить себя навсегда и удалиться потом на покой, отдохнуть?..
— Для самого труда, больше ни для чего. Труд — образ, содержание, стихия и цель жизни, по крайней мере, моей. Вон ты выгнал труд из жизни: на что она похожа?
…Обломов слушал его, глядя на него встревоженными глазами. Друг как будто подставил ему зеркало, и он испугался, узнав себя».
Иван Гончаров. «Обломов»
Протоиерей Максим Первозванский
По долгу службы мне приходилось встречать не только миллионеров, но и миллиардеров. И не в смысле встречать мимолетно, но общаться с ними, причем общаться, как говорится, по сути. Потому что эти миллиардеры были людьми, имевшими духовные вопросы. И все из моих собеседников, достигая высот, чувствовали, что многое из того, к чему они стремились уже достигнуто. Они задавали себе честный вопрос: «Если это совсем не то, ради чего стоит трудиться и жить, что делать дальше?»
В мультфильме «В поисках Немо» этот конфликт замечательно показан. Рыбки пытаются совершить побег из аквариума. У них имеется идея фикс: если аквариум загрязнить, то их пересадят на время в пакетики, и пока аквариум будет чиститься, они в этих пакетиках с водой смогут незамеченными соскочить с подоконника, перебраться, прыгая, через дорогу и, наконец, плюхнуться в океан. У них все получилось. Заканчивается мультик сценой: они плывут в этих пакетиках в океане и задают себе вопрос: «Ну и что дальше?» Только в этот момент они поняли, что по-прежнему находятся в пакетиках с аквариумной водой, хоть пакетики и плывут в океане.
У тех же миллиардеров, которые собрали состояние своим трудом, есть изначальная потребность к побегу из обыденности, в стремлении к цели. А такие люди, как правило, никогда не удовлетворяются достигнутым результатом. Рано или поздно их позитивное движение вырывается из материальной плоскости, они приходят к пониманию служения, им требуются высокие смыслы, и та материальная база, к которой они шли ранее как к цели, может стать инструментом в умелых руках, с помощью которого можно открыть новые пути движения к одухотворенным целям.
«Нет такого заранее предуказанного пути, по которому бы шло человечество и который достаточно было бы объективно констатировать, научно познать, чтобы тем уже найти цель и смысл своей собственной жизни. Чтобы знать, для чего жить и куда идти, каждому нужно в какой-то совсем иной инстанции, в глубине своего собственного духа найти себе абсолютную опору; нужно искать вех своего пути не на земле, где плывешь в безграничном океане, по которому бессмысленно движутся волны и сталкиваются разные течения, — нужно искать, на свой страх и ответственность, путеводной звезды в каких-то духовных небесах и идти к ней независимо от всяких течений и, может быть, вопреки им».
Семен Франк
В представлении о святости и достоинствах очень важное место занимает безразличие к благам богатства, которым ты обладаешь. Мы знаем множество святых, начиная от апостольских времен до наших дней, которые были людьми состоятельными. Если посмотреть на известных людей, мы увидим, что именно эта черта является очень важной для народного уважения. Для тех, кто с уважением относится, например, к Сталину, одной из главнейших личностных характеристик является его нестяжательность. Эти вещи более чем важны для людей. Вспомните один из запоминающихся эпизодов киноэпопеи «Битва за Москву»: Гудериан, въехав со своей танковой дивизией в имение Ясная Поляна, хочет переночевать на кровати графа Толстого. Когда ему показывают кровать Льва Николаевича, генерал говорит: «Великий Толстой спал на этой развалюхе? Принесите мою походную кровать!»
У Иосифа Кобзона спросили, не собирается ли Путин жениться вторично. «А зачем? — ответил Кобзон. — Он уже женат». — «А на ком?» — «На России». Для людей более чем важны внешние черты, свидетельствующие о служении и о том, что материальное для человека — совсем не главное, даже безразличное. Причем если этого качества нет, а есть лишь намеки, его все равно припишут и Льву Николаевичу, и Иосифу Виссарионовичу, и Владимиру Владимировичу, потому что человеку очень важно поддержать в себе уверенность в том, что деньги, богатство, комфорт не являются целью для тех, кого он хочет уважать.
Понятно, почему русские люди так любят преподобных: потому что именно в их служении с точки зрения мирянина христианский идеал реализуется наиболее полно — предельно полно. У каждого из нас ведь множество препятствий в жизни, каждый день бесконечные этические вопросы. Монах, не обремененный семьей, может жить в полной нищете и непрестанной молитве, а миряне, даже житийные, не могут себе этого позволить. Допустим, захотел князь Владимир исполнить заповедь о прощении, отменил смертную казнь, отпустил преступников, и земля наполнилась злодеяниями. Я уж не говорю о духовенстве, которое, собственно, и требовало от Владимира быть рассудительнее в делах милости. Пришлось все возвращать на прежние места. Житийный воин, который защищает Отечество, вынужден нарушать заповедь «не убий». Он согрешает и находится в глубоком внутреннем противоречии. С одной стороны, он должен любить врагов, а с другой стороны — обязан их убивать. Поэтому в идеале, опять же в русской житийной традиции, воину или князю хорошо перед смертью принять монашество. И, в общем, путь преподобных внешнему наблюдателю кажется примерно одинаковым как для монахов IV, так и XXI века.
А в изменчивый мир жизнь постоянно вносит коррективы, формы актуализации заповедей Божиих постоянно оспариваются и осмысливаются, да и вообще все очень индивидуально. Вот, например, две очень похожих семьи живут в одном городе, в один храм ходят и даже у одного священника исповедуются, и при этом пути их веры совсем не похожи один на другой. Но противоречие или внутреннее напряжение, собственно, и являются источниками движения.
Действительно, христианские идеалы, к которым мы призваны, очень уж высоки. Чего стоят слова будьте святы, потому что Я свят (1 Пет. 1: 16), и ведь эти слова обращены ко всем без исключения, но мера у каждого своя. Существует прекрасная монашеская мудрость: если ты видишь юношу, идущего пешком на небо, дерни его за ногу. Потому что если человек берет на себя духовные подвиги, не соответствующие степени его духовной зрелости и готовности, то он обязательно упадет вниз, и поэтому лучше его придержать.
Мера все равно у всех людей разная. Поэтому Церковь, в общем, фиксирует скорее внешний минимум, позволяющий человеку внутренне жить по евангельским заповедям. И этот минимум, конечно, не подразумевает обязательного отречения от заработка или имущества. И поэтому, когда мы вчитываемся в известный призыв Христа к евангельскому юноше, то свидетельствуем о том, что Церковь смотрит на это место Священного Писания как на индивидуальный призыв. Ведь и к апостольству были призваны не все люди, слушавшие Христа и ходившие за ним. Тем не менее эти люди стали Церковью, а многие из них сделались позднее святыми мучениками. Так же далеко не все люди призваны к полному нестяжанию, однако Господь, зная меру каждого, и подвиг предлагает индивидуальный.
Не нужно забывать об идеале, к которому нам всем следует стремиться. И эта перспектива, кстати говоря, в Православии выражена вполне фактурно. Ну, например, мы продолжаем называть двухчасовую вечернюю службу всенощным бдением. Казалось бы, зачем это нужно? Почему бы не отказаться от архаизма, ведь мы же не служим всю ночь, как предполагает Типикон. Нет, не служим, но помним, что идеальный образец этой службы длится всю ночь, переходя под утро в Литургию. И даже если мы сокращаем службу до двух часов, видим не только нижние границы приходской практики, но и перспективу роста. А если, например, человек ощущает потребность в аскезе, он может испытать себя на настоящих всенощных службах Афонского подворья.
И, возвращаясь к притче о богатом юноше, следует вспомнить слова Христа: где сокровище ваше, там и сердце ваше (Мф. 6: 21). Если человек имеет принципы никого не убивать, не красть, жене не изменять и заповеди, в общем-то, все соблюдать, но подлинной целью его жизни является накопление богатства, то, безусловно, он не живет по-христиански. Если же мотивы у человека иные: «Да, я богатство преумножаю, но вообще-то я все время чувствую, что хорошо было бы в какой-то момент все это раздать и уединиться», — то, конечно, притча о богатом юноше не имеет к нему отношения. Если успешный купец в глубине души мечтает о монастыре, скорее всего, с духовной жизнью у него все нормально. Ну, конечно, если речь не идет о глубоких неврозах или шизофрении. Впрочем, я не знаком с монахами, которые говорили бы мне о своем стремлении к купечеству, но, к сожалению, знаю не так уж мало монахов, проживших много лет в монастыре и в какой-то момент, по ведомым им и их духовникам причинам, разочаровавшихся, ушедших в мир и женившихся. Каждая такая история по-своему трагична.
Но если человек понимает, что Господь его призвал служить, преумножая средства не ради самих средств, а ради возможностей, открывающихся этими средствами, ему нельзя просто так проснуться и решить: «А пойду-ка я в монастырь». Для такого решения как минимум необходимо чувствовать сильное внутреннее призвание. Ведь путь монашества осуществляется только призванием, он не может базироваться на интеллектуальном решении, инфантильных мечтаниях или представлениях об идеале. Очень многие духоносные монахи вообще не выбирали, все в их жизни ощутимо складывалось «само», Бог последовательно вел их к постригу. Но мечтать в глубине души о монастыре, не подменяя этим подлинной жизни, смиренно отдавая себе отчет, что это мечты, а монашество не является моей мерой, — мне кажется, нормально и правильно. И мне доводилось встречать богатейших людей, которые мечтали о монастыре, но не получали благословение духовников на оставление своего служения. И дело совсем не в том, что их духовники боялись приостановления пожертвований на Церковь или на благотворительность. Ведь любой человек, управляющий большими активами, отвечает за сотни, тысячи, а иногда за сотни тысяч людей. И очень многое зависит от того, кто стоит во главе корпораций, что он чувствует по отношению ко всем этим людям.
А то ведь иной раз послушаешь, что проскакивает в монологах того или иного политика или крупного бизнесмена, прочитаешь что-то очевидное в его лице, и ужаснешься: «Ну как же можно так не любить людей?» И становится жутко, что вся компания, партия или крупная идея, которая льется в нашу жизнь этим человеком, сверху донизу пропитана неуважением к человеческой личности.
И если подытожить сказанное, мне хотелось бы пояснить, что любовь к преподобным абсолютно естественна в нашей традиции, потому что действительно в их служении мы видим идеальную перспективу воплощения Евангелия и верхние границы земного христианства.
До тех пор, пока человек играет на повышение, даже с точки зрения решения практических задач, он выигрывает, потому что задачи более низкого уровня в этом случае решаются почти автоматически. Существует тактика: если есть проблема, перейди на более высокий системный уровень, и твоя проблема более низкого уровня решится автоматически. Например, если ты учишься в университете и тебе приходится выбирать между сессиями и тренировками в университетской команде, всегда выбирай сессию, потому что, потеряв университет, ты потеряешь вместе с ним и команду. Очень важно расставлять цели иерархически, потому что, достигая успеха на более низком уровне, но проигрывая большее, в конечном счете ты обязательно проиграешь все.
Нечто похожее происходит и с духовной жизнью.
Когда пропадает желание молиться, осмысливать все происходящее в евангельской перспективе, побуждать себя к духовному труду, рано или поздно человек оказывается в очень сложной ситуации. Он зацикливается всем существом на задачах более низкого уровня — начинает играть на понижение, и это игра неизбежно приводит к серьезным кризисам, как внутренним, так и внешним, осуществляющимся на всех жизненных уровнях.
Эта истина хорошо знакома практически всем православным людям. Иногда ты можешь молиться с вдохновением, чувствовать крылья за спиной и Божественную руку, но бывают периоды, когда молиться совсем не хочется. А ведь в этой сфере совершается Богообщение, и если ты приступаешь механически, ничего доброго не получится. Но все-таки нужно со смирением искать баланс, будучи честным перед собой и Богом, потому что если опустить руки, то развалится абсолютно все, начиная от духовной жизни, которая явно уже в кризисе, раз пропало желание молиться, заканчивая любыми областями жизни. Даже когда ты стоишь одной ногой на рубеже падения и уже совсем не соответствуешь статусу христианина, необходимо прикладывать усилия: сам этот статус все равно еще удерживает тебя и подтягивает вверх.
Разница между тем, что говоришь, и тем, что делаешь, — это не всегда лицемерие. Также разница между духовным уровнем преподобных, которым ты вдохновляешься, и твоей скромной духовной жизнью — это совсем не шизофрения. Помню, когда меня рукоположили в священники, я всегда смущался, произнося проповедь.
— У меня самого никогда не получается выстроить такую жизнь, к какой я призываю своих прихожан, — обратился я к своему духовнику, ныне покойному архиепископу Алексею (Фролову).
— Все равно призывай к подвигу, — ответил он, — этим и самого себя будешь подтягивать. Даже говоря по долгу службы, хотя бы во время Литургии ты будешь тем, кем быть должен.
Вы упомянули классическую литературу, но для многих людей старшего поколения советский альтруизм выглядит еще бескорыстнее христианского, потому что им кажется, что все христиане стараются ради награды — Царствия Небесного. Даже мученик, умирая, понимает, что через свои муки он обретает блаженство, и, стало быть, в этом есть элемент определенной корысти. А вот идейный атеист, отдавая свою жизнь за Родину или за Сталина, понимает, что ничего лично ему за это не выпадет, а жизнь его завершится. Но это, конечно, лишь внешний взгляд.
«Христианин ограничен так же, как атеист: он не может считать христианство лживым и оставаться христианином; атеист не может считать атеизм лживым и оставаться атеистом. Но материализм накладывает более строгие ограничения, нежели вера. Маккейб [25]25 Маккейб Джозеф (1867–1955) — английский философ-рационалист, в юности был приверженцем католицизма и даже вступал в орден францисканцев (1883). В 1896 г. оставил церковь. Честертон разбирает его взгляды в книге «Еретики» (гл. XVI).
считает меня рабом, потому что мне нельзя верить в детерминизм [26]26 Детерминизм ( лат. determino — определяю) — философское учение о естественной причинной обусловленности всех явлений объективного мира.
. Я считаю Маккейба рабом, потому что ему нельзя верить в фей. Но, изучив эти два запрета, мы увидим, что его запрет гораздо строже, чем мой.
Христианин вправе верить, что в мире достаточно упорядоченности и направленного развития; материалист не вправе добавить к своему безупречному механизму ни крупицы духа или чуда. Бедному Маккейбу не остается даже эльфа в чашечке цветка. Христианин признает, что мир многообразен и даже запутан, — так здоровый человек знает, что сам он сложен.
Нормальный человек знает, что в нем есть что-то от Бога и что-то от беса, что-то от зверя, что-то от гражданина. Действительно здоровый человек знает, что он немного сумасшедший. Но мир материалиста монолитен и прост; сумасшедший уверен, что он совершенно здоров. Материалист уверен, что история всего-навсего цепь причинности, как наш сумасшедший твердо убежден, что он сам всего-навсего цыпленок.
Материалисты и сумасшедшие не знают сомнений».
Гилберт Честертон
Апостол Павел произнес удивительные и сильные слова: я хотел бы быть отлученным от Христа ради собратьев моих по плоти (Рим. 9: 3). И это верх бескорыстия — отречься от блаженства, зная, что оно есть, ради других. Христианская святость на своей вершине уже не задумывается о награде. Человек больше не размышляет о том, что он получит, потому что он пребывает с Богом в состоянии сыновства. «Все мое и так твое», — сказал отец старшему сыну в притче о блудном сыне (см.: Лк. 15: 11–24). Сын не задумывается о том, что он получит, он просто любит Отца и готов с благодарностью принять от Него любую волю. Если Отец скажет мне, что я достоин вечной смерти, значит, так тому и быть, в общем, я понимаю, что по своим делам я действительно только этого и достоин. Если Отец, несмотря ни на что, принимает меня в объятья, готовя мне место в раю, я с радостью буду Его благодарить. Сама по себе награда меня не интересует, для меня важно то, что я ведаю Бога, знаю Его, иду к Нему. И, конечно, внутренние мотивы человека никому не ведомы, кроме самого человека.
Существует замечательная христианская притча, в которой говорится, что если мы попадем в рай, то удивимся двум вещам: тому, что не увидим там тех, кого ожидали увидеть, и тому, что увидим тех, кого увидеть совсем не ожидали. Ведь когда душа живет с Богом, это может выражаться во внешней святости и бескорыстии, а может совсем и не выражаться внешне, именно поэтому мы не должны пренебрегать последним бомжом, матерящимся в грязном переходе. Мы действительно не знаем, кто ближе к Богу: почитаемый всеми священник или этот полупьяный бомж, сидящий у дороги к храму.
Когда кормилица семьи — жена. О женском призвании
Владимир Лучанинов
Есть семьи, где деньги частично или полностью зарабатывают не мужья, а жены. Каждая ситуация особенная: где-то, быть может, имеет место инфантильная позиция супруга, где-то востребованная специальность супруги, а в некоторых случаях мужчина поглощен служением, которое изначально не может приносить каких-либо серьезных доходов. Если не рассматривать тысячи деталей, можно ли дать универсальный ответ на простой вопрос: может ли в нашем контексте, в нашем социуме нормально существовать семья, в которой добытчицей при здоровом муже является жена?
И в дополнение к этому хотелось бы спросить о творческой реализации в гендерном разрезе, ведь у женщины есть еще и предназначение стать матерью. Я полагаю, что у большинства женщин рано или поздно возникают внутриличностные противоречия. Если это действительно так, то как они преодолеваются?
Протоиерей Андрей Лоргус
Понимаете, добытчик и духовный лидер — это далеко не одно и то же. Большая ложь нашего времени заключается в сведении в одно этих двух понятий: добытчик и глава семьи. Главенство и духовное лидерство не зависит от умения зарабатывать, и считать, что заказывает музыку всегда тот, кто платит, — ошибочно. В семье часто платит один, а музыку заказывает другой, и это нормально, потому что семья — это не ресторан, и материальное обеспечение — не главная семейная функция. Следует заметить, что во многих семьях, где мужчина является добытчиком, лидерство принадлежит жене или теще, и странно было бы считать, что не существует ситуаций, в которых обоснованной выглядит схема, когда добытчиком становится женщина. И я знаю по крайней мере несколько хороших примеров семей, где зарабатывает женщина, а мужчина при этом является главой и хорошим хозяином.
Я даже знаю интересные семьи, которые вообще отказались от работы в нашем городском понимании. Они живут за городом, успешно развивают домашнее хозяйство и прекрасно себя чувствуют. Ведь любой мегаполис — это патологическая среда, в которой человеку вообще очень трудно жить, и естественной средой обитания для него всегда будет дом с земельным участком и хозяйством.
Что касается второго вопроса, нужно иметь в виду, что немало женщин вовсе не хотят детей. Возможно, это шокирует, но таков печальный факт. Другое дело, что многие из этих женщин все-таки решаются родить, потому что так принято. Это может быть влиянием социальных стереотипов или традицией семьи — семейным призывом, именуемым в психологии генетическим трансом. Одним словом, женщина детей не хочет, но соглашается стать матерью.
Еще больше таких женщин, которые не чувствуют и не знают, хотят они детей или нет, при этом они считают, что родить ребенка — их обязанность или необходимое условие состоятельности. Они идут на дорогостоящее лечение, согласны на любые репродуктивные технологии, вплоть до самых извращенных методов, согласны, наконец, родить не от мужа, лишь бы стать матерями. И такая мотивация часто является причиной трагедий для будущих детей, для супругов и, конечно, для самих женщин.
Поэтому всегда отрадно встречать женщин, рожающих детей просто потому, что они забеременели, потому что в них есть любовь, они любят своих мужчин и рожают детей, которых тоже способны полюбить. Вопросы «хочу — не хочу», «должна — не должна» вообще в таких случаях не стоят, единственная мотивация — это любовь, а в любви и дети рождаются открытыми и жизнерадостными.
Что касается реализации женщины — разумеется, в какой-то момент женщине приходится выбирать: карьера или дети. Иногда в той или иной степени выбор бывает болезненным, однако большинство женщин решает эту проблему без особенной трагедии. Одна моя знакомая, занимавшая высокую должность в мире телевидения, забеременев вторым сыном, сказала: «Если я уйду — потеряю все, потому что, когда вернусь, мир телевидения будет другим». Сейчас она родила уже третьего ребенка и продолжает работать. Оказалось, что она была по-прежнему востребована, хоть за время ее отсутствия мир телевидения действительно во многом продвинулся вперед. Трижды сделав выбор в пользу семьи и ребенка, она перестала бояться и поняла, что, сохраняя в своей душе призвание, всегда так или иначе сможет его реализовать.
Но это не гендерная проблема, а общечеловеческая: не нужно забывать, что подобный выбор есть и у мужчин. Только женщинам кажется, что карьера или семья — это их специфический выбор. Мужчине часто приходится выбирать: следовать призванию или кормить семью. И иногда действительно выбор этот бывает мучительным, потому что мужчина с призванием и служением связан глубже, чем женщина.
Есть естественные, природные стремления, которые реализуются без внутреннего призвания. Например, семья. Господь создал нас семейными людьми: мы вырастаем из семьи, выходим из недр своего рода. Потом мы через брак присоединяем к своему роду другой, рождаем детей, таким образом создавая новые конфигурации семьи. Дети, внуки — в общем, мы оказываемся в таком мощном родовом потоке, который называется жизнь, но это не призвание. Это естественный ход вещей. Призвание и внутренний Божий зов совсем другой. Несчастен тот, кто отрицает свой род, свою семью, но также несчастны те, кто думает, что на этом все заканчивается. Искушением для многих женщин становится убеждение, что родить и воспитать детей — это для них главное, это и есть их призвание.
«Агафья Матвеевна по-прежнему была живым маятником в доме: она смотрела за кухней и столом, поила весь дом чаем и кофе, обшивала всех, смотрела за бельем, за детьми, за Акулиной и за дворником. Но отчего же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы жить отдельно, независимо, ни в ком и ни в чем не нуждаясь? Что ж могло заставить ее взять на себя обузу чужого хозяйства, хлопот о чужих детях, обо всех этих мелочах, на которые женщина обрекает себя или по влечению любви, по святому долгу семейных уз, или из-за куска насущного хлеба?»
Иван Гончаров. «Обломов»
Протоиерей Максим Первозванский
Схема «мужчина — добытчик, женщина — домохозяйка» — достаточно поздняя даже в контексте относительно молодой российской истории. Иногда говорят, что это традиционная модель. Ничего подобного. Она сформировалась, когда мужчины самого крупного тогда крестьянского сословия стали уезжать на заработки в промышленные города. Члены традиционной патриархальной семьи всегда жили и трудились вместе. У каждого было свое место. Начиная с самого младшего ребенка, который мог пасти гусей, и заканчивая ответственным делом главы семейства. Поэтому речь вообще не шла о том, кто зарабатывает, важно было, кто за какую зону отвечает, а главное, кто несет ответственность за совокупность всего происходящего: это, конечно, было прерогативой главы семьи — отца.
У нас, к сожалению, с советских времен в сознании засело убеждение, что тот, кто сидит дома, отдыхает. И ведь эта оценка распространяется не только на мужчин, но и на женщин. Многодетную мать, если она трудится дома, воспринимают как неработающую. Хотя для каждого очевидно, что она интеллектуально, душевно и физически трудится куда больше любой женщины, сидящей пять дней в неделю в офисе или летающей в командировки по всему миру. Так же будут смотреть и на мужчину, пусть он удаленно успевает сделать за день больше, чем семь сотрудников офиса, и при этом еще регулирует то, что происходит у него дома.
Но поскольку стереотип этот существует в обществе, он существует и в сознании людей. И я понимаю, что ценность моя как главы семейства нисколько не умаляется от того, что зарабатывает жена, да и она может быть вполне счастлива при такой семейной модели, но сам факт наличия в семье женщины-добытчицы, учитывая сложившиеся железобетонные стереотипы, будет ежедневным искушающим фактором. К сожалению, большинство из нас — люди неразумные. Как только заработная плата жены начинает превышать мужнину, сразу в мирную жизнь семьи приходят искушения. Нередко бывает, что муж неосознанно начинает мстить жене за мнимое унижение своего достоинства, или жена ведет себя надменно. Это, к сожалению, действует.
В каком-то возрасте я понял, что ничего не знаю про своего отца. Знаю только, где он работает, и то, что работает он много, при этом совершенно не представляю, о чем думает мой отец, что его беспокоит, что его вдохновляет. Недавно мой сын сказал мне: «Пап, я про тебя из „Википедии“ узнал», — и не столь важно, что он узнал, потрясает то, что у нас совсем нет возможности быть вместе. То есть не просто находиться в одном месте, а внутренне глубоко общаться. И конечно, здоровая созидательная модель существования семьи — это когда люди трудятся вместе.
Для многих женщин, в том числе и удачно строящих карьеру, понятие об успешности все равно находится еще и в плоскости семьи. И если к тридцати пяти годам не удается выйти замуж и родить ребенка, они начинают считать себя глубоко неуспешными. При этом женщина может быть духовно правильно ориентирована, стать блестящим специалистом, ведь девушки всегда более последовательны и целеустремленны и к тридцати пяти годам нередко достигают больших успехов. Но, к сожалению, несмотря на это, приходят к внутренним кризисам, хотя внешне считаются успешными.
И это серьезная проблема, ведь не пойдешь же с протянутой рукой: «Возьмите меня замуж!» Это никогда не приведет к нужному результату, потому что выйти замуж абы за кого — это тупик! Но и в самых сложных ситуациях, если в человеке есть та самая духовная основа, где ощущается чистота сердечная, есть этот внутренний стержень, корректирующий совесть и чувства, он поймет замысел Божий о себе и через это станет успешным и счастливым. Если такого духовного стержня в человеке нет, никогда не будут нормальными до конца и его психологические ощущения, будь он хоть самым успешным и счастливым человеком в глазах общественности.
***
Николай Заболоцкий