«Всякий любящий рожден от Бога», – пишет своим духовным чадам апостол Иоанн Богослов (1 Ин. 4:7). За этими словами стоит древняя традиция библейских текстов, в которых так много говорится о любви. К сожалению, бытует мнение, что христианство – это религия ханжества и суровых запретов на любовь. Так думают люди, не знакомые с христианством и с Библией. Может быть, именно для них необходима эта небольшая глава. Ведь в действительности все наоборот. Именно христианство возвысило любовь в духовный ранг, именно Бог Библии заповедовал людям любить друг друга, как Он Сам любит людей. Любовь есть свойство Божьей сущности. «Бог есть любовь» (1 Ин. 4:8).

Еще один миф, связанный с восприятием Библии:

Бог якобы жестокий Судья. Это отчасти верно. Но про этого же Бога в Евангелии сказано: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Бог, любящий мир, и Бог, судящий мир. И то, и другое верно. Но любовь Бога к людям, и любовь как заповедь людям – вот что не может не поразить всякого, кто читает Библию.

Приведем здесь всего лишь три примера о любви и ее значении для человека. Первый из Ветхого Завета, а еще два – из Нового.

 

Песнь Песней

В Библии есть несколько текстов, которые можно назвать «гимном любви». Один из них, очень известный – «Песнь песней», приписываемый царю Соломону, воспевающий любовь юноши и девушки. Церковь включила этот текст в корпус канонических книг Ветхого Завета, и мы понимаем, что вовсе не ради буквального, эротического толкования. Такое толкование этой песни в Церкви невозможно, но не потому, что христианство, как ошибочно полагают некоторые, отрицает, чурается плотских супружеских отношений. Нет, Церковь освящает эти отношения в таинстве брака. Но прямое эротическое понимание текста обедняет смысл, не раскрывает любовь-агапе. Эта любовь не отменяет любовь-симпатию, любовь-влюбленность, но обращает основную свою силу на уважение личности и образа Божьего в человеке. Любовь юноши к девушке озарена Божественным возвышенным светом, в котором его чувство подобно любви Бога к людям, Бога Яхве к народу Израиля. Если с этой оговоркой читать, а лучше петь (ведь это песнь) эту книгу, то восхищения от любовной мудрости и лирики, интимной и возвышенной, невозможно скрыть. И такую возвышенность автор «Песни песней» выражает словами страстной любви! А можно ли иначе? Этот текст стал образцом любовной лирики. Вот некоторые стихи:

О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные. О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! (1. 14–15)

Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! (4. 7)

…Но единственная – она, голубица моя, чистая моя; единственная она у матери своей, отличенная у родительницы своей. Увидели ее девицы, и – превознесли ее, царицы и наложницы, и – восхвалили ее (6. 9).

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем (8. 6–7).

Как бы ни толковался текст «Песни песней», сама лирика есть превосходнейший образец выражения любви. Поэтика этой библейской книги не оставляет сомнений в том, что любовь даже больше веры и надежды (см. 1 Кор. 13:13). А это ставит любовь на вершину человеческого духа. Любовь Божественная, несравнимая по высоте с человеческой, выражена через образ любви двух людей. Эту же духовную высоту воспевает и апостол Иоанн Богослов.

 

Апостол Иоанн Богослов

Слова апостола Иоанна Богослова о любви известны почти по всему миру: «Бог есть любовь» (1 Ин. 4:8). Здесь есть столь категоричное утверждение, что высшего уже не надо: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь». Иными словами, любящий открывает для себя Бога, может познать, если захочет. Любовь есть такая энергия души, которая превозмогает человеческое несовершенство, греховность, преодолевает пропасть между Богом и человеком и соединяет человека с Творцом!

«И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4:16). Познание Божьей любви делает человека причастником Бога. Таково духовно-религиозное измерение любви. Но делает ли человека сколько-нибудь возвышеннее любовь мужчины к женщине и женщины к мужчине? Или иными словами, можно ли сравнивать любовь человеческую и любовь Божественную? Очевиден ответ – нет. Между Богом и человеком пропасть онтологического характера. Но может ли быть человек причастником благодатных дарований Божьих? Христианский опыт ответил на это утвердительно. Может ли любовь человеческая быть наполнена Божественными дарами? Да! Любовь между женщиной и мужчиной может быть одухотворена и возвышена? Да! Едва ли кто станет спорить.

Обратимся вновь к Новому Завету. «Возлюбленные!

будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога» (1 Ин.

4:7). Любовь друг к другу – вот признак Божественности. Распространяется ли это на супружескую любовь? Апостол Павел отвечает на этот вопрос: «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь…» (Еф. 5:25). Любовь супружеская может быть уподоблена Христовой. Между двумя апостолами нет различий в понимании любви, и супружеской в том числе. Но наибольший интерес вызывают в нашей теме слова апостола Павла. Именно он раскрыл свойства супружеской любви, а потому этот текст о Тайне Церкви (Еф. 5) читается на венчании. Но мы здесь хотим привести другой текст – тот, что называют «Гимном любви».

 

«Гимн любви» апостола Павла

Считается, что самые возвышенные строки о любви в Библии принадлежат апостолу Павлу. «Гимном любви» называют 13 главу из Первого послания апостола Павла к христианам Коринфа. Приведем этот текст, его хочется перечитывать вновь и вновь:

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сора-дуется истине: Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше».

В этом тексте 16 свойств любви, и каждое достойно отдельного анализа. Подумаем о них с точки зрения психологии, насколько это позволительно в отношении послания святого апостола Павла.

Любовь долготерпит. Значит ли это, что любовь дает особую силу терпения, и все ли терпит любовь? Терпит ли измену, предательство, унижения и прочее? И да, и нет. Любовь, действительно, порой заставляет человека, сверх всякого ожидания, продолжать отношения с любимым даже после его тяжких грехов.

Долготерпит – значит умеет ждать покаяния и исцеления. Долготерпит – значит «ожидает совершенного», «умеет ждать, когда созреет, когда дорастет», «относится так, как будто уже наступило долгожданное». Не об этом ли писал апостол Павел? Примером такой долготерпя-щей любви является любовь праотца-патриарха Иакова к своей жене Рахили, которую он полюбил сразу, но брака с ней ждал два раза по семь лет, работая на дядю своего Лавана (см. Быт. 29: 27).

Любовь милосердствует. Милует, сострадает, сочувствует, сожалеет, открывается беде, не осуждает, не обвиняет. Милосердие исходит из самой сути любви – «любви к другому, как к самому себе» (Мк. 12:31). В другом месте (Еф. 5:28–29) апостол Павел замечает: «Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь». Любовь к жене, другой личности, апостол рассматривает как любовь к себе, не разделяя «я» и «ты». При этом подчеркивает, что это подобно отношению к плоти своей, то есть своему телу и его жизни, что любовь своей внутренней силой преодолевает межиндивидуальную пропасть. Таково милосердие, свойственное любящему человеку, он как бы включает любимую (любимого) в «свое тело». Так и милосердие к ближним основано на любви, подобно отношению к своему телу. Ближний включен в сферу моего бытия, моего космоса, потому он и «ближний», то есть как родственник, родня (телесное родство). Возможно, апостол понимает милосердие как уподобление ближних своим родным? Такова милосердная любовь великой княгини Елизаветы Федоровны, «святого доктора» Гааза, матери Терезы Калькуттской и нашей современницы доктора Лизы Глинки, как нам кажется.

Любовь не завидует. Как правило, в любви человек испытывает такое насыщение чувствами, что он не может сдерживать себя, чтобы не поделиться с любимым, ему хочется говорить о своих чувствах, ласкать, заботиться и прочее (особенно ярко это проявляется во влюбленности). Любовь стремится себя выразить. Это происходит от полноты и избытка. И зависти здесь нет места, потому что от полноты не возникает потребности желать большего и сравнивать себя с другими. Нет сравнений – нет и зависти! Любовь наполняет до краев, не оставляя места для чего-то еще.

Любовь не превозносится. Любовь – сила соединения с другим, которая мысленно и чувственно «переносит» личность к другой личности, подчас забывая себя. Любовь возвышает в глазах любящего другого, не унижая при этом себя, и счастлива этим. Здесь возвышение любимого – не плод соревнования (кто кого больше, умнее, образованнее, правее), а радость за него, желание ему большего. Нередко приходящие на консультацию пары продолжают начатые дома споры о первенстве и правоте. В анализе ситуации обнаруживается, что причиной семейных нестроений является не любовь, а ее недостаток. Когда пара связана глубокой любовью, духа соревновательности нет. А если в какой-то степени и есть, то соперничество быстро покрывается снисходительностью и уступчивостью.

Близость дороже самоутверждения. Собственное возвышение над другим разрушает любовь.

Любовь не гордится. С психологической точки зрения гордость – сильная внутренняя установка личности, имеющая компенсаторный и защитный смысл. Гордость возникает от многолетних и страстных усилий самоутверждения за счет отказа от со-бытия, она создает иллюзию защищенности и самодостаточности, видя в другом опасного врага, который может разрушить уединенный мир. Любящий же смиренно знает свою меру и свою потребность в другом, свою включенность в со-бытие. А потому любовь не строит крепостных стен между собой и другими, она не может быть изолированной. Любовь не ведет к замкнутости гордыни и потому не гордится.

Любовь не бесчинствует. Любящий не только ласков с любимой, но и предупредителен, заботлив, внимателен. И до тех пор, пока любовь властвует в отношениях, любящий избегает упреков, претензий, ссор, скандалов. Когда любви не хватает, возникает напряжение и агрессия, которая только и ждет повода для нападения. Любовь примиряет людей, исключает агрессию и насилие.

Любовь не ищет своего. «Искать своего» – значит искать свою выгоду, думать только о себе. Любовь сверхбогата, она преизобилует дарами, а потому не ищет еще чего-то «своего», но готова щедро делиться с любимым и со всем миром! Именно в силу своей полноты любовь жертвенна. Если человек пуст, делиться ему нечем, а жертвенность его будет носить невротический характер (как правило, так проявляет себя зависимость).

Любовь не раздражается. Раздражение – признак накапливающегося напряжения, прежде всего – эмоционального. Раздражение появляется, когда чувство любви не соответствует, не резонирует с деятельностью любви (уважение, внимание, забота, познание, ответственность). Тогда любовь не реализуется, а остается «томлением духа». В любви деятельной раздражение не нуждается в агрессивной разрядке, так как энергии любви (действования) из напряжения переходят в динамику. Томящийся любовью человек, как только откроется ему возможность сделать для любимой что-либо, тотчас веселеет и бросается исполнять. Исполненная любовь умиротворенна.

Любовь не мыслит зла. «Мыслит зло» тот, у кого осуждение отравляет ростки любви, кто находится во власти страха, малодушия, зависти, стыда и обиды. Любовь великодушна, она не знает этих чувств. Она не «мыслит» завистливым осуждением, обидчивым злопамятством. Любящий всегда может «мыслить» добром: в его сердце есть силы, время, подходящие слова, нежность и благожелание. В любви есть близость, а близость дает сопричастность с тем, что происходит с любимым. И если себе зла не желаешь, то и тому, кого любишь как себя, не помыслишь зла.

Любовь не радуется неправде. Ложь, обман, интрига, клевета играют, увы, большую роль в нашей жизни. Эти страсти, питаемые страхом, нередко разгораются в неукрепившейся любви, но любовь изгоняет страх. Поэтому любовь может стать пространством правды, прямоты и простоты, пространством, не допускающим извне неправду мира. Любовь требует близости и доверия, открытости и искренности, а потому не верит в обман, надеясь на лучшее, даже если имеет опыт встречи с вероломством. Здесь уместно вспомнить библейский рассказ о Самсоне и Далиде: «Далида, видя, что он открыл ей все сердце свое, послала и звала владельцев Филистимских, сказав им: идите теперь; он открыл мне все сердце свое» (Судьи 16:18). Обычно это воспринимают как историю о предательстве. Но можно посмотреть на нее и с другой стороны: Самсон любил и открывал сердце, а Далида не любила и лгала. Самсон «не радовался», то есть не принимал неправду Далиды. Понимал ли он, что она его обманывает? Видимо, да. Иначе, зачем бы дважды он скрывал от нее подлинный секрет своей силы? Любовь долготерпит: Самсон догадывался, что Далида может его предать вновь, но ее неправде он противопоставил великодушие, обернувшееся, увы, погибелью. Можно расценить его поведение как зависимость страсти; а можно – как великодушие любви. Другой пример любви, которая «не радуется неправде» (их немало в литературе) – героиня «Преступления и наказания» Соня Мармеладова. Ее любовь к Раскольникову не меркнет, даже когда она узнает, что он – убийца двух беззащитных женщин. Соня не оправдывает, не успокаивает его, но только побуждает к покаянию.

Любовь все покрывает. Любовь своей силой и светом может, как покрывает птица своих птенцов, «покрыть» слабость, низость, недостойное поведение. Любовь – это защита, маскировка таких поступков и слабых сторон личности, которые в такой защите нуждаются. Покрыть – это сделать как бы невидимым, как бы не бывшим. Но это не значит оправдать или выгородить, а также не значит скрыть грех, ошибку или преступление. Покрыть – значит с щедростью лекаря исцелить рану, накормить голодного, согреть замерзающего. Покрыть любовью – значит восполнить недостачу, дефицит милосердия, благочестия, праведности, правды и добра. И делает это любовь добровольно, хотя иногда неосознанно, по своей природе, от избытка милосердия, от щедрости. Там, где добро убывает, где царствует грех, там любовь может восполнить недостающее.

Любовь всему верит. Здесь вновь приходит на память история Самсона – он любил Далиду и продолжал ей верить. Такая вера в любви – риск, потому что она ничем не гарантирована, она может привести к сокрушительным последствиям. И все равно – любовь верит, чтобы недоверием не потерять доверие и близость. Неверие отдаляет и лишает силы – вера в любви придает сил, хранит близость и любовь. Однако вера не дает гарантий в отношениях. Здесь человек оказывается как бы на тонком льду, когда еще шаг – и можно провалиться в ложь, слепоту, зависимость. В этом риск! Как же остаться в любви, продолжать верить, но не впасть в губительную страсть? Это зависит от зрелости личности. Инфантильная любовь, например, как у детей к родителям, слепа, она не умеет еще различать чувств, мотивов, намерений, не имеет еще опыта. Зрелая любовь верит как бы поверх опыта, допуская обман или измену. Зрелая личность может сказать себе: «Я знаю, он может обмануть меня, но я вновь ему поверю, как если бы он был верен. Я поверю, потому что вижу в нем возможную верность. Я люблю его таким, какой он есть. Допуская грех и ошибку любимого, не перестаю любить и верить в лучшее». Зависимый прячется от правды, любящий же правду видит, понимает и верит в возможное. Вот в чем разница! Самый главный выбор здесь – свободное решение верить, несмотря ни на что. Но без любви принять такое решение крайне трудно.

Любовь всего надеется. Надежда – это скрепа, связь веры и любви. Любовь выбирает лучшее в партнере, его возможную стойкость, верность, ответственность и стремится к этим качествам, то есть надеется. Надеется – значит не просто допускает, а ожидает и готовится к ним. Так, жена, после долгой отлучки мужа, узнав, что уже близко он, скоро приедет, готовится принять его в дом. Она не просто предполагает возможное, не просто ждет, но уже готовится. Надежда – это активное ожидание, это энергия приготовления, испол-ненности. «Блажен раб, его же обрящет бдяща».

Любовь все переносит. Терпению любви нет предела, это известно хорошо. Но «все переносит» не значит «не разумея, ЧТО переносит», не значит покорности и безрассудности. Что терпеть? Предательства, измены, насилие? Ответственность и опыт говорят, что иногда более терпеть нельзя. Если в отношениях терпеливость потакает греху и распаду, любовь разрушается. Тогда она может избрать исцеляющее «нет» – как разрыв, и отказ, и ответственность. Любовь зрелая может все перенести, сил у нее много, но кроме сил, у нее есть ответственность.

Любовь никогда не перестает. Два одинаково ценных для нас смысла можем мы усмотреть в этих словах апостола Павла: с точки зрения времени и с точки зрения деятельности. Первый смысл в том, что любовь – та самая добродетель, которая сохранится не только здесь, на земле, но и за гробом, в жизни небесной. Для любящих это великое счастье – знать и верить, что их любовь имеет непреходящий смысл; что любовь – не «гормоны», не плоть, но дух; что любовь имеет высшую ценность, и любящий прикасается вечности. Владыка Сурожский Антоний любил приводить слова одного французского писателя: «Сказать человеку: „Я тебя люблю“ – то же самое, что сказать ему: „Ты будешь жить вечно, ты никогда не умрешь…“». Второй смысл – в непрекращающемся действии любви. Она всегда творит, действует неусыпно, непрестанно и не устает. Любовь продолжает действовать и тогда, когда сил нет, и кажется, что выхода не видно. Но выход находится, потому что в действенной любви более всего проявляется подобие человека Творцу, и Господь не оставляет любящих.

Эти «определения», данные апостолом Павлом, помогают отличить любовь от зависимости. Например, «любовь все покрывает и всему верит» – разве может вынести это зависимость? Напротив, ей часто сопутствуют мнительность и недоверие, зависимость нуждается в контролировании другого, потому что она не доверяет. В любви же рождается доверие, и вместе с ним – свобода. Ведь любовь налагает ответственность, взаимные обязательства, которые могут перерасти в несвободу. Очень важно не связать любимого, но «дать свободу», и уважать свободу, данную Богом. Митрополит Антоний, говоря о зависимости, подмечает: «Не слишком ли часто бывает, что если бы жертва нашей любви осмелилась заговорить, она бы взмолилась: „Пожалуйста, люби меня поменьше, но дай мне чуточку свободы!“» Так из любви и доверия следует свобода – не попустительство и равнодушие, а дистанция, на которую я могу отступить от любимого, уважая и доверяя его личному пространству.

 

Отцы-пустынники о любви

Древнее восточное христианство высоко ценило любовь. Представьте себе преподобного Исаака Сирина – сирийского пустынника и аскета VII века. Он был худой и от солнца черный, как головешка. Но как лирично писал о любви! Он сравнивал любовь с вином, но не с таким, которое оставляет после себя похмелье аффекта-страсти, а с иным: «Живущий в любви пожинает жизнь от Бога; любовь есть царство … Любви достаточно для того, чтобы напитать человека вместо пищи и пития; вот вино, веселящее сердце человека: блажен, кто испиет вина сего. Испили его невоздержанные и устыдились; испили грешники и забыли пути преткновений; испили пьяницы и стали постниками; испили богатые и возжелали нищеты; испили убогие и обогатились надеждою; испили недужные и стали сильны; испили невежды и умудрились». Значит, любовь может стать «премудростью», которая учит всему: и аскезе, и мудрости, и надежде, и силе. Рискнем добавить к этим глубоким словам сурового аскета и наше психологическое упование: «Испили вина любви зависимые – и исцелились».

Некоторые скептики скажут: «Что монахи-пустынники понимали в любви!» Но послушайте, как говорит о соотношении плотской и духовной любви преподобный Иоанн Лествичник: «Видел я нечистые души, которые до неистовства пылали плотской любовью, но потом обратились к покаянию, и вкусивши вожделения, обратили вожделение свое ко Господу; и миновавши всякий страх, ненасытною любовию прилепились к Богу. Посему и Господь о целомудренной оной блуднице не сказал, что она убоялась, но что возлюбила много (Лк. 7. 47) и удобно возмогла любовию отразить любовь». Преп. Иоанну было открыто, что любовь чувственная не так уж и далека от любви духовной. Более того, первая может стать второй, может возвыситься, обрести крылья. В том и заключается подвиг любви: не искажая любви чувственной, не отнимая у нее ее красоты, силы и исполнения, одухотворить ее до высоты богообщения. Любовь – это тот дар, который может совершать великие изменения.

В другом месте преп. Иоанн Лествичник пишет:

«Любовь по качеству своему есть уподобление Богу, сколько того могут люди достигнуть; по действию своему она есть упоение души; а по свойству – источник веры, бездна долготерпения, море смирения». Так прослеживается глубокая и серьезная связь между смирением и любовью, которая пронизывает всю человеческую жизнь.

Еще одно святоотеческое слово – преподобный Максим Исповедник пишет: «Через эту силу любви человек добровольно освобождает себя от самого себя…Он собирает себя в единую простоту и тождество…. являя собою… наиединственнейший логос бытия и Бога». Здесь говорится о пределе человеческого восхождения – того самого совершенства, о котором только можно богословски помыслить. «Освободить от себя» может значить то же, что и «не ищет своего» апостола Павла: любовь освобождает от зависимости и от собственных эгоцентрических и эгоистических пут.

Конечно, само по себе богообщение дает человеку неизреченную радость и любовь. Можно ли сказать о любви, что она в своем простом, житейском понимании есть богообщение? Всякая любовь – в дружбе, в супружестве, в отношениях к родителям, к родине, любовь к Богу, даже любовь по отношению к самому себе (если это положительная любовь, открывающая человеку богатства его души) – это богообщение. А лучше назвать это духовным действованием Бога в человеке. Можно сказать, что там, где нет любви, там нет Бога. Человек, который не принял Божий дар любви, не научился любить, приходит к пустоте своего сердца, он как мертвец, душа его становится не способной ни к чему.

«Любовь – среди всех благ наиболее всеобъемлющая вещь…, через которую человек сочетается родством и соединяется с Богом», – свидетельствует преподобный Андрей Критский. «Всеобъемлющая вещь» для христианина – смысл жизни, дар, ради которого многим можно пренебречь.

Любовь дается человеку по-разному. Сначала детская, симбиотическая, в которой все слито – чувственное, межличностное, самолюбие, самоутверждение. Позже человек открывает любовь чувственную, в которой готов, как ему кажется, слиться с другим; потом оказывается, что чувственная может оказаться еще более эгоцентрической. Наконец, в зрелости человек обретает способность подняться до любви личностной. Но выше всех – любовь духа. Все эти открытия – путь любви. Его нельзя разделить по времени, он целостный, единый. Путь христианский – с высокой «горней» перспективой… Но дорога к «горнему» для большинства лежит через «дольнее»: любовь открывается постепенно, сначала как чувственная, затем как душевная, позже как личностная, и только потом духовная. Потому одна может быть символом и примером другой. Так, чувственная и страстная может быть символом и примером любви духовной, как показывает нам Священное Писание и святые подвижники. Лишь совсем малая часть людей способна к духовной любви, «перелетая» через чувственную на крыльях благодати.

* * *