После испытанного жестокого разочарования невольные пленники изменили свой образ жизни. На первых порах они не хотели и думать об устройстве своего жилища для продолжительного пребывания. Они жили, как на бивуаках: тюки не развязывались, некоторые ящики оставались не раскрытыми; утром, когда они вставали, койки складывались, одеяла свертывались, приготовлялись тюки, как бы к приезду поезда по назначению, с минуты на минуту ждали возможности уехать…

Но желанное освобождение все не приходило. Вид корабля, этого уголка цивилизованного мира, причинил им минутную безумную радость, чтобы повергнуть их в еще большее отчаяние.

На помощь извне не оставалось надежд. Придет корабль — тем лучше, но жить в вечном напряжении ожидания нельзя. На судьбу, на счастье рассчитывать нечего, остается рассчитывать только на свои личные силы, смелость, изобретательность, настойчивость, с этой стороны не может быть разочарований. Надо работать, искать способы бегства; но в то же время не мешает как можно лучше обставить жизнь, потому что Бог знает, удастся ли когда-либо покинуть остров.

Итак, начали расставлять вещи. Вебер тщательно осмотрел «Сома» и подтвердил мнение механика, что повреждения подводной части корабля непоправимы. Нечего было, значит, оберегать неприкосновенность судна. Капитан приказал матросам перевести с корабля всю мебель, оружие и утварь в грот. Дикая пещера приобрела вид довольно уютного жилья. Печальная действительность, обнаруживающая обыкновенно самые сокровенные черты характера людей, которые уже перестают притворяться, в данном случае только сблизила товарищей по несчастью. Не было и следа обычной между англичанами и французами враждебности отношений. Нельзя было опасаться и случающихся в подобных условиях мятежа и открытого неповиновения со стороны матросов, потому что их оставалось только двое, а начальства шесть человек. Авторитет капитана ничуть не ослабевал. Так, один из матросов, Джо Фрост, которому поручено было перенести с «Сома» в грот бочонок коньяка, решил было, что настали разгульные дни, и залпом влил в себя огромное количество желанного напитка. Такое неумеренное угощение имело печальное последствие: Джо Фрост упал, как безжизненная масса, в момент, когда входил в грот с бочонком в своих объятиях.

Вторым последствием этой невоздержанности было лишение провинившегося в течение трех дней обычной порции рома. Этого наказания было достаточно, чтобы восстановить дисциплину.

В свою очередь, изобретатели осмотрели кают-камеру «Эпиорниса» и нашли в ней многое, что им пригодилось Анри и Вебер нашли книги и карандаши, так что могли погрузиться в свои научные вычисления. Ле Ген отыскал плиту, которую и поставил в пещере. Корабельный кок принялся стряпать, а Жерар, капитан Марстон и лейтенант Вильсон увлеклись охотой. Единственную добычу составляли, впрочем, морские птицы, жесткое, жирное мясо которых не особенно украшало стол, и повар часто жаловался на то, что расточает свои таланты над таким неблагодарным материалом.

Жерар не забывал своих планов рыбной ловли. У него не было только под руками из чего сделать сеть. Но он вспомнил случайно, что как-то раз он поспорил с Колеттой, Мартиной и Линой. Тогда он смеялся над массой лишних, по его мнению, предметов, которыми женщины снабжали путешественников в дорогу.

— Иголки! Нитки! Наперсток!.. Булавки! Ножницы! Да ты меня за портниху, что ли, принимаешь, Лина? Я, право, не умею обращаться с этими вещами!

— Каждый должен уметь пользоваться иголкой и нитками, — отвечала Колетта. — Помнишь, как нам не хватало всего этого у Матабелов; мы ходили в лохмотьях, а с нами не было ни Мартины, ни ее искусной иглы, чтобы починить платье. Каждый солдат должен брать с собой ящичек со всеми этими принадлежностями и должен уметь шить. Хочешь, я и тебя научу? Ты так хорошо плетешь сети, я уверена, легко научишься шить!

— Отчего бы мне не научиться прясть? Плести сети — это занятие мужское. Но шить!..

— Чистейший предрассудок! — возражала Лина. — Маршал Гош, прежде чем на его долю выпала военная слава, вышивал жилеты в Версале. Разве он, по-твоему, потерял от этого?

— Сознаюсь, мои возражения глупы. Посвящайте же меня скорее в тайны шитья, учите меня подрубать, стегать, пристрачивать…

Урок шитья начался при общем смехе. Теперь Жерар не мог сдержать свое волнение, свои сожаления, вспоминая эти мирные и счастливые часы, прелюдию ужасных бедствий. Но вот, развернув пакетик со швейными принадлежностями, он чуть не вскрикнул от радостной неожиданности: он нашел все нужное для изготовления сети — большой моток шнурков и челнок.

— Это добрая волшебница! — воскликнул удивленный Жерар.

Джальди, с восхищением разглядывавший эти сокровища, был того же мнения. С того момента, когда Жерар отнял Джальди из рук колотившего его Джека Тара, мальчик стал верным сеидом молодого француза, служил ему, как раб, и следовал за ним повсюду как тень.

— О, сагиб! Какие красивые вещи! Точно на базаре. Теперь у нас все есть. А что в этих флакончиках? Это можно пить?

— Нет, но если у тебя сделается лихорадка, здесь найдется лекарство против нее. Это наша дорожная аптека. Моя мать составляла ее. У тебя тоже ведь есть мать, Джальди?

— Есть. И отец тоже, и братья, и сестры, — задумчиво сказал ребенок, — только они не такие, как твои, сагиб!

— Чем же они не похожи?

— Не знаю. Они все думают, думают, зевают. И когда злые люди увезли Джальди, я уверен, что они даже не горевали. Они не умеют также приказывать, как вы. У них нет таких инструментов и книг, как у сагиба Анри… Он очень ученый, не правда ли? Ученый, как бонза, да? — спросил ребенок, смотря на Жерара наивными детскими глазами.

— Как несколько бонз, вместе взятых! — отвечал Жерар. — Ты не можешь составить себе ни малейшего понятия о его знаниях в механике!

— Знаю, — кивнул головой Джальди, — это он дал жизнь огромной птице, которую убила граната «Сома»!

— Да. Если бы на этом несчастном острове были хоть какие-нибудь средства под руками, мой брат и Вебер снова выстроили бы «Эпиорнис», дали бы ему, как ты говоришь, жизнь, и мы улетели бы отсюда…

— Я вижу, что они волшебники! — серьезно заявил Джальди, не выражая ни малейшего удивления, потому что в этом возрасте волшебники и волшебницы кажутся вещью заурядной.

— Пожалуй, можно их назвать и так: они все время трудятся и думают, как бы вырвать у злых гениев, которые хотят оставить людей краснеть в невежестве, их самые сокровенные тайны!

— Ах! Зачем же они тогда не велят всем материалам, которые им нужны, явиться по мановению волшебной палочки? — спросил Джальди, крепко задумавшись.

— Волшебники не могут создать что-нибудь из ничего. Ты слышал, как одна волшебница превратила тыкву в карету (или паланкин, по-твоему). Эта сказка есть у всех народов. Должно быть, и к нам она пришла из Индии, твоей колыбели. Так вот, видишь, даже этой сильной чародейке нужно было из чего-нибудь сделать карету!

— Правда! — согласился Джальди.

Между тем сеть была сделана. Жерар, Ле Ген и Джальди отправились рано утром на берег моря. Жерар нес на плече сети, Ле Гея — оставшиеся от вчерашнего ужина куски жареных пингвинов, а Джальди — корзину для пойманной рыбы.

Ручей до своего впадения в море образовывал большой, почти круглый бассейн приблизительно площадью в пятьдесят квадратных метров. С двух сторон его огибали утесы, так что он представлял из себя род маленькой гавани.

— Сядь на этом мысе, — сказал мальчику Жерар, — и бросай время от времени остатки мяса по нашему направлению. А мы с Ле Геном будем сидеть на противоположном мысе. Да смотри, сиди тихо, не шуми!

Довольно долго сидели они неподвижно и внимательно смотрели в воду. Маленький индус молча бросал приманку. Прошло десять минут, четверть часа, двадцать минут, в воде не замечалось ни малейшего волнения. Джальди уже реже бросал кусочки мяса, боясь, что скоро израсходует весь запас. Жерар и Ле Ген были опытные охотники и рыболовы, в Африке им доводилось подстерегать всякого рода дичь и рыбу; они знали, что рыба очень подозрительна, но в то же время и очень жадна, и доверчиво ждали теперь, когда же наконец жадность восторжествует над осторожностью.

Случилось то, чего они и ожидали. Долго куски мяса плавали на поверхности воды. Рыба, вероятно, наблюдала алчными глазами, спрятавшись за какой-нибудь камень, но не трогала их. Наконец одна не выдержала: послышался всплеск воды, большой, точно стеклянный глаз уставился на наиболее заманчивый кусок; рыбья пасть раскрылась, но промахнулась, и рыба испуганно метнулась прочь. Секунд через двадцать снова покушение на мясо, на этот раз более удачное: кусок быстро проглочен. Ободренные примером, являются и другие охотники на готовую добычу, они убедились, что это сходит им безнаказанно. Но это не нравится разведчику, он самый сильный, самый смелый, как и самый жадный среди товарищей, которых и принимается разгонять ударами хвоста… Некоторых рыбок поменьше он даже проглатывает. Теперь-то можно закинуть сети!

Ловким движением, не спеша, Жерар развертывает сети и бросает их в воду. Вся компания рыб попалась. Продолжая борьбу, они погружаются в воду, а сеть оцепляет их непроницаемой стеной… Вот рыболовы притянули сеть к берегу. Жерар и Ле Ген вместе едва вытащили невод: так много в нем было рыбы. Мелких рыбок побросали обратно в воду, чтобы не истреблять бесполезно драгоценную пищу, оставили только крупную рыбу, но и той было так много, что рыболовы гнулись под ее тяжестью, когда победоносно Несли домой свою добычу.

Кок был в восторге. Он так грустил, что ему не над чем показать свое искусство! Тщетно изощрялся он, поджаривая пингвинов и чаек: гримасы, с которыми господа ели за обедом его стряпню, доказывали ему, что из такой дичи хорошего жаркого не приготовишь. Богатый запас рыбы обрадовал его.

— Не радуйся преждевременно, — предостерег Жерар. — Сначала надо убедиться, не ядовито ли мясо этих рыб?

— Ядовито! — сказал метрдотель не без иронии. — Сейчас видно, сударь, что вы не повар. Поверьте, едва ли вам часто случалось есть более здоровое и нежное блюдо!

Обед был целым торжеством для всех участвовавших в рыбной ловле. Рыба разных сортов и различно приготовленная оказалась превосходной. Но особенно вкусным оказалось какое-то морское чудовище, со страшной вилообразной губой.