Что-то щекотало щеку Кэтрин. Она попыталась смахнуть это, сонно что-то бормоча. Но ощущение опять повторилось, и, окончательно проснувшись, она услышала над ухом легкий смех. Мэт! Даже произнося про себя его имя, Кэтрин таяла.

Она открыла глаза и посмотрела в серо-голубые глаза мужа. Полностью одетый, он сидел на краю кровати, склонившись к ее лицу. Его дыхание опять коснулось ее щеки, и он сказал с легкой насмешкой в голосе:

— Неужели твое превращение в бабушку отняло у тебя столько сил, что нужно спать до обеда?

Ее путешествие в прошлое этой ночью было моментально забыто, и она отозвалась без своей обычной сдержанности.

— О, Мэт, ты бы видел ее! Она само совершенство!

Он опять рассмеялся и снисходительно заметил:

— Вот она, гордая бабушка! Но ты права, я видел ее, и она замечательна.

— Ты ее видел? — недоверчиво воскликнула она. — Но когда?

— Сразу же, как прилетел сюда утром. Собственно, я поехал в больницу прямо из аэропорта.

— Но посещения разрешены только с часу! Как…

Она умолкла, видя, как его улыбка делается все шире. Она должна бы знать, упрекнула Кэтрин себя. Неужели она никогда не научится? Этот человек шел туда, куда захочет и когда захочет, и всегда брал все, что захочет.

— А ты видел Дженис? — спросила она, пытаясь не обращать внимания на насмешливый блеск его глаз.

— Ну разумеется, видел! — ответил он. — Неужели бы я побывал там и не зашел к ней? У нее все прекрасно, и она просто светится от счастья. Честно говоря, Карлос тоже сияет — он горд и счастлив не менее Дженис.

— Так ты видел и Карлоса? — спросила Кэтрин, но, поняв, что говорит глупости, рассмеялась. Что ни говори, а в данную минуту они находились именно в доме Карлоса.

— Ну да, и Карлоса. И представь себе, я видел и Джонни, и Мэри. Ты, должно быть, еще не проснулась, когда я сказал тебе, что уже время обеда. Карлос сказал, что они решили дать тебе выспаться, потому что ты вчера допоздна пробыла в больнице вместе с ним.

Кэтрин прикусила губу, чувствуя, что он раздражен. Видя, что она не отвечает, Мэт вздохнул и стал подниматься. Порывистым движением она положила руку ему на плечо, удерживая, и умоляюще сказала:

— Не сердись на меня, Мэт, пожалуйста!

— Я не сержусь, Кэтрин. — Его глаза странно блеснули, когда она взяла его за плечо, и, пристально глядя ей в глаза, он сухо добавил: — Мне не за что на тебя сердиться.

Он прижал к себе ее руку и, склонившись над ее лицом, шептал ее имя и, припав к губам, заставил забыть обо всем.

Она оставалась у Дженис и Карлоса еще две недели, в полной мере наслаждаясь своей новой ролью бабушки. К ее удивлению, Мэт тоже задержался, объяснив, что у него есть дела в Вашингтоне. Две недели пролетели слишком быстро, озаренные любовью, которая словно бы окутывала всех в этом доме. Кэтрин с радостью замечала, как повзрослела Дженис, превратившись в очаровательную молодую женщину, и не сомневалась, что именно мягкое, но настойчивое руководство Карлоса помогло ей расцвести так зрело.

Мэт прекрасно справлялся с ролью отца и деда. Многие друзья и знакомые заходили поздравить Дженис и Карлоса. Все восхищались атмосферой любви и тепла, царившей в доме. Вряд ли кто-нибудь мог бы догадаться о той напряженности, которая так изнуряла Кэтрин в отношениях с Мэтом.

Она возвращалась в загородный дом неохотно, но дала Мэту понять, что ей просто не хочется расставаться с дочерью и внучкой. На самом же деле ей была ненавистна даже мысль об их доме. Как по команде Мэт сменил роль счастливого мужа на роль вечно занятого бизнесмена.

Если не считать их ссоры из-за покупки машины для Тома, шесть недель, которые Кэтрин провела вдали от дома, сотворили с ней чудо. Она хорошо себя чувствовала и прекрасно выглядела. Но, как всегда, все тепло и нежность их отношений последних недель словно выветрились за время дороги к дому. Напряжение опять овладевало ею, и она поспешила возвести защитную стену невозмутимости вокруг себя.

Бет с самого начала относилась к Кэтрин с холодной вежливостью, и ее подруга Диди тоже усвоила эту манеру. Мэт, казалось бы, не замечал этого. На самом деле он ничего не замечал, кроме Диди.

Скрыв свои чувства за маской бесстрастности, Кэтрин наблюдала, как Мэт осыпал гостью знаками внимания. Он был то очаровательным и остроумным, то жестоко поддразнивал ее по поводу бывших ее любовников, то бросался удовлетворять любые ее капризы. Диди поглощала его внимание как голодная кошка, урча от удовольствия.

Ослепленная ревностью, ненавидя себя за это, Кэтрин не знала, что ей делать. Она была не в состоянии судить здраво: она видела перед собой очень красивую женщину, флиртующую с очень привлекательным мужчиной. Кэтрин была уверена, что эти заигрывания находят отклик в мужчине. Тот факт, что этим мужчиной был ее муж, делал ее глухой к доводам разума.

К ее огромному облегчению, в середине ноября Мэт уехал на какую-то конференцию, и Кэтрин старалась как можно меньше видеть Бет и Диди.

Как будто не было этих чудесных шести недель, Кэтрин опять не спала ночами, задаваясь все теми же вопросами, страдая от ощущения своего двусмысленного положения в доме.

Измученная собственными мыслями, бесконечно крутившимися в ее мозгу, она старалась побольше времени проводить с Мэри. Через несколько дней после отъезда Мэта Мэри вошла в комнату и увидела Кэтрин, стоящую у окна и дрожащую от бешенства.

— Понятно, ты только что обедала с подружками, — сухо заметила Мэри.

Бледная от гнева, Кэтрин повернулась к ней и кивнула, не в силах говорить. Последний час она провела в столовой, служа мишенью для отравленных стрел, направленных в нее Бет и Диди. В перерывах между этими уколами две женщины весело строили планы на то время, когда вернется Мэт, полностью исключая из них Кэтрин, как будто ее тут не было. «Я, должно быть, сошла с ума, — думала она яростно. — Как долго еще я буду это терпеть? Любовь, видно, повредила мой ум, сделала меня тряпкой».

— Ты не очень хорошо выглядишь, Кэйт, ты это знаешь? — тихо спросила ее Мэри.

— Как я могу не знать? Даже я иногда подхожу к зеркалу! Хотя и сама не знаю зачем. На меня же, кроме тебя, никто не смотрит.

Взгляд Мэри стал еще более тревожным. Такой обреченный тон был совсем не в характере Кэтрин.

— Кэтрин, скажи мне, тебя ничто не беспокоит? Ты здорова? — Мэри не сомневалась в ответе, но в ней сейчас заговорила опытная медсестра.

— Нет. Нет, Мэри. Я не больна. Хотя бывают моменты, когда я могу вот-вот вылететь с трассы, как говорит Том.

Она выдавила из себя смешок, и Мэри не выдержала.

— Кэйт! Что, черт возьми, эти две драконши с тобой делают? И почему ты им это позволяешь? — Не давая Кэтрин ответить, она продолжала: — Да никакой мужчина, даже твой несравненный Мэт, не стоит тех душевных терзаний, которые ты испытываешь! Ты сама хоть видишь, какой у тебя измученный вид? До чего ты себя довела?! В конце концов, подумай о ребенке. Ты еще нужна и Джонни, и Тому, и Дженне. Ты выглядишь неважно, вот что я тебе скажу!

Кэтрин резко отвернулась к окну, не в силах сдержать слезы.

— Я знаю, знаю, — шептала она прерывающимся голосом.

Мэри обняла Кэтрин и успокаивающе похлопала ее по плечу.

— Ничего, родная, не плачь, мы справимся, все будет хорошо.

А Кэтрин, согласно кивая головой, уже думала о своем.

Сентябрь. Одно это слово будто перенесло Кэтрин в недавнее прошлое.

К концу лета нервы Кэтрин натянулись до предела, и уж в чем она совершенно не нуждалась, так это в приезде одной из бывших подружек Мэта. Но, так или иначе, именно это и произошло — у них в доме появилась тридцатипятилетняя черноволосая красавица, которую Бет в числе других своих приятельниц пригласила на бридж.

Кэтрин собиралась пообедать с ними, но, когда все перешли в комнату с карточными столами, она извинилась и направилась в сад.

Сад украшали все цветы позднего лета, и Кэтрин с удовольствием вдыхала густой запах роз. Она не слышала, как черноволосая женщина, представленная ей как Розали Марелла, подошла к ней, и заметила ее только тогда, когда та заговорила.

— Сад так красив! Мэт должен быть доволен.

«Только Мэт?» — удивилась про себя Кэтрин, а потом скептически подумала, что вряд ли Мэт вообще замечает подобные вещи. Вслух она просто сказала «да» и повернулась к женщине. Розали была настоящей красавицей, с темными бровями, небольшим прямым носиком и прекрасной формы губами. Матовую бледность ее кожи оживлял румянец и большие черные глаза.

В те мгновения, когда Кэтрин изучала эту женщину, она ощутила смутное беспокойство, и следующие же слова Розали показали, что интуиция не подвела ее.

— Я хотела увидеть вас, как только узнала, что Мэт наконец женился. Любопытно посмотреть на женщину, которой удалось-таки заарканить его. — Голос Розали, ровный и вроде бы дружелюбный, заставил Кэтрин напрячься.

Они шли по дорожке меж розовых кустов, и на лице у Кэтрин была привычная маска вежливой сдержанности. Повернувшись к Розали, она спросила:

— И что же во мне такого любопытного?

Розали, выдержав ее взгляд, ответила неожиданно:

— Вы не знаете, кто я?

— А что, я должна знать? — отозвалась Кэтрин.

— Ну, вы могли бы. Сами знаете, Бет есть Бет. — Слегка пожав плечами, она грустно добавила: — Очень похоже на Бет — пригласить меня тогда, когда Мэта нет дома! — Сверкнув глазами на Кэтрин, она пошла напролом. — Я — одна из бывших любовниц Мэта. Единственная, думаю, на ком он мог бы жениться. Но я не пошла на то, чтобы забеременеть. Считала, что это слишком старый трюк, чтобы сработало. И, кажется, перехитрила сама себя.

Слова Розали потрясли Кэтрин. До нее доходили слухи на этот счет, когда она родила Джонни через неполных восемь месяцев после свадьбы, но она не обращала внимания на эти сплетни. Значит, есть и такое объяснение их браку с Мэтом. Кэтрин до боли закусила губу.

— Мы были вместе два с половиной года, — продолжала Розали, — и я думаю, что знаю его лучше всех, включая и его бывшую жену. Мэт не способен испытывать любовь. Я имею в виду глубокую, романтическую любовь. Нет, я не сомневаюсь, что он любит своего сына — это же продолжение его самого. И женщин он любит. Боже мой, как же он их любит! Но только в физическом, животном смысле, не допуская, чтобы его что-то привязывало к ним всерьез и глубоко.

Кэтрин стояла, молча глядя на нее, не зная, что хуже — сами слова или спокойный убежденный тон, которыми они были сказаны. Потому что Розали, это было очевидно, любила Мэта.

И как ей относиться к подобным заявлениям, думала пораженная Кэтрин. Эта женщина говорила о Мэте так, как будто он был их общий хороший знакомый, впрочем, обе они делили его постель. «Пусть и так, но я не позволю ей вываливать все это передо мной».

Она с каменным лицом кивнула Розали и ледяным тоном произнесла:

— Я должна вас покинуть! — И направилась к дому, заставляя себя идти медленно. В голове ее билась одна мысль: «Я должна бежать отсюда!»

Она остановилась на секунду, чтобы бросить Мэри:

— Не задавай вопросов, просто собери все необходимое для Джонни и свои вещи как можно быстрее. Я хочу, чтобы через десять минут нас здесь не было.

Сборы заняли пятнадцать минут, после чего они тихо вышли из дома и направились к гаражу. Кэтрин думала, что, если Джек попробует ее остановить, она просто оттолкнет его в сторону. Ее никто не остановит. Вместо черного «Кадиллака», который был в ее распоряжении после свадьбы, Мэт в честь рождения Джонни подарил ей серебристо-серый. Она знала, что машина оформлена на ее имя, и уверенно потребовала ключи у Джека.

— Но, миссис Мартин, мне даны вполне определенные указания! — смущенно, но твердо возражал Джек. — Я готов сам отвезти вас туда, куда вы скажете.

— Но ведь это моя машина, так? — резко спросила она.

— Да, мэм, но… — начал Джек, растерянный необычно резким тоном своей хозяйки.

— Тогда давай сейчас же ключи, или я заявлю в полицию, что мою машину украли.

Он посмотрел на нее с упреком, но все же полез в карман за ключами. Положив их в ее протянутую руку, он сделал еще одну попытку:

— Босс ужасно рассердится, когда узнает, миссис Мартин.

С приторно-сладкой улыбкой и самым едким тоном Кэтрин ответила:

— А мне наплевать на твоего босса!

Выезжая из гаража, Кэтрин чувствовала угрызения совести из-за того положения, в какое поставила Джека, но постаралась отогнать эти мысли. У нее достаточно и своих проблем! Она уверенно вела машину по проселочной дороге, затем свернула на шоссе.

— Ты имеешь хоть какое-нибудь представление, куда мы едем? — негромко спросила Мэри, держащая на руках задремавшего Джонни.

— Ну разумеется, — рассмеялась Кэтрин. Затем, уже серьезно, добавила: — Мы едем в домик в Поконосе. Мне нужно несколько дней, чтобы придумать, как быть дальше, а я просто не знаю другого места, где бы отсидеться.

— А как насчет Мэта? — спросила Мэри.

— А что насчет Мэта? — Голос Кэтрин зазвенел. Горестно покачав головой, она сказала уже спокойнее: — Мэри, я знаю, что должна сказать ему, где нахожусь. Но сначала мне нужно несколько дней побыть одной. Действительно нужно, Мэри!

Но ей не дали этих нескольких дней. Они пообедали в пути и приехали в домик в начале шестого. Через несколько минут в комнату влетели миссис и мистер Дарси в страшном смятении из-за того, что их не предупредили о приезде Кэтрин. Кэтрин постаралась успокоить их, уверяя, что дом в безукоризненном состоянии, а это действительно было так. Она не без труда убедила их, что их услуги не понадобятся до утра.

Два часа спустя, когда Кэтрин и Мэри, устав от разговоров, сидели, глядя на огонь в камине и потягивая кофе, в комнату стремительным шагом вошел Мэт, а за ним — взволнованный Джон.

Кэтрин изумленно смотрела на них, чувствуя, как страх поднимается в ней холодной волной. Лицо Мэта, суровое и жесткое, дышало гневом, а взгляд поверг Кэтрин в дрожь. Ей хотелось вскочить и бежать, но эти горящие яростью глаза словно пригвоздили ее к месту. Она считала его глаза неотразимыми, теперь же поняла, что они могут быть ужасающими.

Она облизала губы, но, прежде чем она успела открыть рот, он резко спросил:

— Где Джонатан?

— В своей кроватке, он спит. — Кэтрин ненавидела себя за дрожь в голосе, но не могла ничего сделать.

Не отводя от жены взгляда, он рявкнул:

— Мэри, соберите вещи свои и Джонни. Джон отвезет вас домой.

— Как? Прямо сейчас, ночью? — воскликнула Кэтрин.

— Сейчас. Ночью. Сию минуту, Мэри. — Его слова были адресованы Мэри, хотя глаза не отрывались от Кэтрин.

Мэри вскочила с кресла и стремительно выбежала из комнаты. Никому бы не пришло в голову спорить с Мэтом, когда он отдавал приказания таким тоном.

Его глаза наконец оторвались от Кэтрин, он повернулся и пошел в кухню. Она слышала, как он наливает кофе для себя и Джона.

Даже позже, размышляя о происшедшем, Кэтрин не могла сказать, сколько просидела вот так, застыв, в своем кресле. Потому что, когда она поднялась с кресла, было уже поздно. Она ринулась вверх по ступенькам, злясь на себя за то, что после душа надела ночную рубашку и халат. Рванув дверь в спальню, она промчалась к шкафу с одной мыслью в голове: успеть одеться и уехать с Джонни и Мэри.

Она рылась в шкафу, когда услышала негромкий щелчок закрывающейся двери. Выронив платье из непослушных пальцев, Кэтрин обернулась к вошедшему мужу, тихо спрашивая:

— А Мэри и Джонни?

Мэт прислонился спиной к двери, загораживая ей путь. Он снял куртку и пиджак, и белая рубашка, красиво облегавшая его плечи, ярко выделялась на темном фоне. Прищурившись, он ответил:

— Уезжают. — Чуть-чуть склонив голову набок, словно прислушиваясь, он продолжал: — Вот как раз машина отъехала. Кстати, я велел Джону взять «Кадиллак». Я очень надеюсь, что ты не позвонишь в полицию и не заявишь, что его угнали.

Лицо Кэтрин вспыхнуло от его ядовитых слов. С возмущением она воскликнула:

— Это был единственный способ заставить Джека отдать ключи!

Мэт покачал головой, медленно развязывая галстук. Расстегнув две верхние пуговицы рубашки, он шагнул в комнату, стянув по дороге галстук и швырнув его на туалетный столик. Остановившись в середине комнаты, он тихо спросил:

— Что все это значит, Кэтрин?

Кэтрин вздрогнула, этот тихий голос почему-то показался ей еще более угрожающим. Прилагая все усилия, чтобы казаться спокойной, она произнесла:

— Я ухожу от тебя, Мэт. — И добавила, пожав плечами: — Я думала, что уже ушла.

— Почему? — Его голос стал громче. — Чего ты добиваешься, Кэтрин? Уж конечно, не денег — совершенно очевидно, что тебя они не волнуют. Так чего же тогда?

— Я хочу развода, Мэт.

— Нет. — Его резкий, окончательный ответ должен был стать для нее предупреждением, но она, охваченная волнением, не услышала его.

— Почему нет? — Не в состоянии больше стоять спокойно, она быстро заходила по комнате, нервно теребя пояс халата.

— Развода не будет, Кэтрин.

На этот раз предостерегающая нота достигла ее сознания, и, резко повернувшись к нему, она, овладев собой, сказала как можно спокойнее:

— Хорошо, пусть не будет. Но ты спрашивал, чего я хочу. Я хочу взять сына и уйти. Жить в моей собственной квартире, приходить и уходить когда захочу. Я не жду, чтобы ты меня содержал, собственно, я и не хотела бы этого. Я ничего от тебя не хочу.

— Кроме моего сына. — Эти три слова были произнесены четко и медленно.

— Да, твоего сына! — взорвалась Кэтрин. — Которому уже почти семь месяцев, а ты едва вообще посмотрел на него!

— Посмотрел, не волнуйся, — протянул он.

Приходя в отчаяние, Кэтрин попыталась обратиться к доводам разума.

— Мэт, у меня нет желания отнять у тебя сына! Я знаю, что не могла бы, даже если б хотела. Но я и не хочу. Ты можешь видеться с Джонни столько, сколько хочешь. Все, чего я прошу, — позволь нам уехать!

Меньше двух футов разделяло их, и глаза Кэтрин впились в него, стараясь прочитать его мысли. Невозможно — его лицо скрывало то, что происходило внутри.

Секунды тянулись медленно, пока наконец он не произнес:

— Ну что ж, Кэтрин, раз ты так хочешь — ладно.

Она выдохнула, только сейчас обнаружив, что все это время задерживала дыхание, и пробормотала:

— Спасибо.

Она пошла к двери, но его вопрос остановил ее.

— Ты не возражаешь, если я уеду отсюда завтра?

Его голос опять изменил свой обычный тембр. И опять, уже во второй раз за вечер, она пропустила сигнал опасности.

— Нет, ведь это же твой дом, Мэт! Я бы никогда не решилась запретить тебе оставаться здесь.

— Вот именно, это мой дом! — Его голос был подчеркнуто любезным, и Кэтрин ощутила первый укол тревоги. — И это моя постель. А ты — моя жена. И сегодня ты будешь спать в моем доме, в моей постели и со мной.

Расширившимися от страха глазами Кэтрин смотрела на него. Она должна была знать, что он не отпустит ее так просто. Решительно мотнув головой, она хрипло прошептала:

— Нет, Мэт! — Если бы она и попыталась, то не могла бы представить себе худшее наказание, чем быть опять подвергнутой этому унижению. Она открыла дверь, еще раз повторяя: — Нет, Мэт!

Его руки больно схватили ее за плечи, разворачивая лицом к нему. Крепко держа ее, он твердо сказал:

— Да, Кэтрин, и теперь это будет по-моему!

По-моему? Что он имеет в виду? Она застыла в его руках, парализованная страхом. Она читала и слышала о мужьях, которые жестоко обращались с женами, но никак не ожидала этого от Мэта. Ее страх рос, сдавливая горло, заставляя сердце биться в сумасшедшем ритме.

С потемневшими глазами он протянул руки к ее поясу и рывком развязал его.

— Молчи! — прорычал он, просовывая руки под полы ее халата. Он начал снимать с нее халат, рванул тоненькие бретельки ее ночной рубашки. Протянув руку, он щелкнул выключателем, и комната погрузилась во тьму. В следующее мгновение Мэт поднял Кэтрин на руки и швырнул на кровать. Вцепившись пальцами в одеяло, она сжалась, замерев от страха.

Серебряные полоски лунного света, пробивавшиеся через жалюзи, зыбким светом освещали комнату, и Кэтрин, когда ее глаза привыкли к темноте, могла видеть, как Мэт раздевается. Когда же он лег рядом с ней, она напряглась еще больше.

Ее тело ожило, когда он провел рукой по ее животу и бедру. В отчаянном порыве Кэтрин спустила ноги с кровати, но Мэт мгновенно протянул руку, обхватил ее за бедра и притянул к себе. Затем, медленно и нежно, его рука скользнула вниз по всей длине ее ноги, а затем обратно вверх до бедра, до талии и остановилась, накрыв ее грудь.

— У тебя красивые длинные ноги, ты ведь знаешь это, Кэтрин? Даже в детстве ты была длинноногой девочкой. — Его голос ласкающе звучал у ее уха, и дрожь, охватившая Кэтрин при его прикосновении, усилилась. Он приподнялся на локте, заглядывая в ее лицо, и, когда он склонил к ней голову, она поспешно отвернулась, как делала всегда. В ту же секунду он взял ее за подбородок и с силой повернул обратно. — Только не в этот раз, Кэтрин, — тихо проговорил он, впиваясь в ее губы страстным поцелуем. Мгновение спустя он оторвался от нее и сердито потребовал: — Черт возьми, да открой же рот! — Он сжал ее подбородок и дернул вниз.

— Мэт, — ее протест потонул в его поцелуе. Сначала он целовал ее грубо, причиняя боль, потом все более чувственно. Дрожь, сотрясавшая ее тело, сменилась легким возбуждением, судорожно сведенные пальцы разжались. Его руки, касаясь ее, словно бы вызывали жжение под кожей. Она почувствовала пустоту, когда он перестал целовать ее, но его губы тут же скользнули по ее щеке и шее, даря новые ощущения. Он слегка прикусил ей мочку уха, и она замерла от боли, смешанной с наслаждением.

— Ну давай, Кэйт! — прошептал он, и она ощутила на шее его теплое дыхание. — Прикоснись ко мне. Позволь мне любить тебя. И люби меня сама.

Его слова окончательно пробили ее слабеющую защиту. Ее тело горело, и она хотела беспрерывно касаться его так сильно, как никогда ничего не хотела. Испустив слабый стон, она обняла его руками за талию и двинулась выше, по спине. Кэтрин почувствовала легкую дрожь, пробежавшую по его телу, затем его рот впился в ее губы поцелуем столь требовательным, столь властным, что она задохнулась. Его пальцы впились в ее плечи, царапая кожу, и она всем телом прижалась к нему, сдаваясь.

Когда чернота в их спальне стала рассеиваться и за окном забрезжил рассвет, он нежно накрыл ее одеялом. Крепко прижимая ее к себе, он сказал, щекоча своим дыханием ее ухо:

— Я не хочу ничего больше слышать о раздельном проживании. Ты едешь домой со мной. А теперь спи, спи, моя девочка, моя маленькая Кэтрин.

«Господи, неужели он сказал это?» — подумала Кэтрин и закрыла глаза.