Дмитрий знал, куда приведет их ущелье, он видел эту картину в книге Робертса, в библиотеке, на горе Скопус, много раз он представлял в мыслях этот момент, но все равно оказался не готов.

Когда Двир дошел до поворота красно-багровых стен, он вдруг застыл, как вкопанный, уставившись куда-то вперед. Руки его спокойно лежали на оружии, и Дмитрий понял, это не опасность. Он приблизился и сам замер, пораженный величественным зрелищем.

В высокой, узкой, образованной стенами щели открывался вид на фасад прекрасного дворца. Вырубленное из розового камня, купавшееся в солнечном свете, здание казалось призрачным миражем. Колоннады, портики, статуи, дрожащие в нагретом утреннем воздухе, выглядели настолько сказочно, что Дмитрий потер глаза. Но изумительное, не постижимое умом видение, будто парящее в воздухе, не исчезло.

Он подтолкнул товарища плечом:

– Пошли?

Двир закрыл рот, сглотнул и забористо выругался.

– Оно не настоящее, это мираж…

Медленно, словно заходя в холодную воду, они вышли из узкой скальной теснины на свет.

Изумительное здание Эль-Хизне – Сокровищницы фараонов предстало перед ними во всей своей красе.

Двир вскинул фотоаппарат и припал к глазку, в поисках лучшего ракурса.

"Прошли годы после Буркхарда, прежде чем еще кто-то из европейцев смог попасть в Красный город. В 1828 году, в Петру пробрались два молодых француза – Леон де Лаборд и Луи Линан. Они воспользовались вспыхнувшей среди бедуинов эпидемией. В тридцатые годы того же столетия их отчеты и зарисовки были изданы в Европе, принеся им известность.

Следующим гостем набатейской столицы оказался шотландский художник Дэйвид Робертс. Он появился в Петре в 1839 году вооружившись новейшим достижением техники того времени: камерой-люцидой. Гравюры и эскизы, привезенные Робертсом из путешествия по Ближнему Востоку, принесли ему европейскую славу и популярность, он стал известнейшим художником викторианской эпохи. В те годы фотографии еще не существовало, Так что рисунки были единственным способом показать, как выглядят далекие страны."

Оставив товарища возиться с фотоаппаратом, Дмитрий шагнул в гулкий полумрак мавзолея. В темных внутренних помещениях было пустынно. Сквозняк катал под узорными сводами пучки верблюжьей колючки.

"Интересно, – размышлял Дмитрий. – Что было в этих комнатах? Могила наббатейского царя, сокровищница фараона, резиденция римского наместника?"

Он вышел обратно на солнечный свет, угодив прямо в объятия Двира. Тот сунул ему в руки камеру и затараторил:

– Сюда смотришь, наведи, так, чтоб я и эта хреновина попали в рамку. Сюда жмешь, потом здесь крутишь, наводишь и снова жмешь. Усек?

– Усек, – усмехнулся Дмитрий, – наводить и жать меня научили, рука не дрогнет.

Первый раз все вышло чин чинарем, навел, нажал. Удивился отсутствию привычной отдачи. Это ж камера чудило, мелькнула запоздалая мысль.

Он перемотал пленку вскинул камеру, но в последнюю секунду из каменной щели прилетел заливистый женский смех и рука дернулась.

Потом он долго разглядывал эту карточку, не резкую, но запечатлевшую всю стремительную динамику момента: удивление и настороженность на лице Двира, руки тянувшие к плечу "узи", смазанный прекрасный фасад на заднем плане.

– Куд-да, я тембель! – Он рванул ломанувшегося было под свод Двира, – За мной!

Возможное укрытие, узкую квадратную дыру в скале напротив, он присмотрел сразу, как только смог оторвать взгляд от завораживающего фасада.

Дмитрий ящерицей юркнул в спасительную черноту, бережно придержав фотоаппарат.

Пол пещеры оказался метра на полтора ниже уровня поверхности, Он кулем обрушился вниз, сверху на него свалился Двир.

Первым делом отобрал назад свою камеру, осмотрел и захлопнул футляр.

Дмитрий откатился в темноту и неторопливо, ощупав себя, поднялся. Все оказалось целым, кроме разбитого локтя. Напротив, морщился, растирая колено, Двир.

Оставаясь в тени, Дмитрий осторожно выглянул.

Из ущелья все громче неслись веселые голоса. Наконец на свет показался высокий старик в широкополой шляпе. За ним потянулась целая группа туристов: девушки, пастор, несколько немолодых монашек, двое солидных мужчин, средних лет, явно ученых мужей.

Старик в шляпе громко что-то рассказывал. Они прошли мимо мавзолея не задержавшись, видимо гуляли здесь не впервые.

Дмитрий шепотом поинтересовался: – Английский?

Двир кивнул.

Переждав минут десять они выбрались обратно. Дальше шагали медленно, внимательно оглядываясь и прислушиваясь. Ущелье расширилось, редкие кусты и деревья слегка разбавили багрянец камней. Под ногами попадались плоские булыжники древней мостовой.

За следующим поворотом им открылся театр. Полукруглые каменные скамьи, вырубленные в изгибе ущелья, разделялись двумя проходами-диазомами. Над скамьями чернели неизбежные провалы гробниц.

– Ма-а-ать твою… – восхитился Двир, и повторил: – Твою ж мать…

Он снова вцепился в фотоаппарат.

Дмитрий поднялся по ступеням. Затем продолжил карабкаться по стене наверх, пока не выбрался из ущелья на гребень. Фигурка Двира внизу казалась отсюда размером с муравья.

Вокруг, до горизонта раскинулся разноцветный горный ландшафт. Багровые, алые, розовые, песочно-желтые, коричневые, природа, используя всего несколько красок, щедро расцветила скалы самыми разными оттенками.

Дмитрий вытащил из рюкзака отцовский бинокль. Горы рассыпались на ущелья и из каждого склона выступали высеченные в камне мавзолеи, дворцы, какие-то колоннады, арки, лестницы, ниши. Людей не было видно, но километрах в двух южнее поднимался столбик жидкого дыма.

"Саидины" вспомнил он вдруг слова Глика, "бедуинское племя, живущее в Петре. Сторожа Красной скалы, они охраняют Петру от непрошенных гостей".

Дмитрий полез обратно в театр. Уселся на прохладную каменную скамью. Двир все возился с камерой, в поисках лучшего ракурса он то отбегал в сторону, то опять приближался, опускался на одно колено, снова вскакивал. Видимо восходящее солнце мешало сделать удачный кадр. Наконец нажав на спуск, Двир удовлетворенно спрятал камеру в чехол. Дмитрий закинул ногу на ногу и громко зааплодировал. Хлопки рукоплесканий заметались, отражаясь от стен.

Двир оскалился, поднял с земли камень и запустил в приятеля.

От театра начиналась длинная колоннада, вернее то, что от нее сохранилось. Большинство колонн валялись на земле.

Скалы постепенно понижались и раздвигались образуя небольшую долину.

Впереди показались сложенные из крупных блоков столбы. Глик говорил, что это развалины ворот, вход на площадь главного храма города.

Двир замер, всматриваясь в раскинувшийся перед ним пейзаж, а потом показал рукой, – Видишь, там, у стены?

Там, у подножья очередного дворца, толпилась группа людей, четко выделяясь на фоне розовато-красной породы.

Дмитрий поднял к глазам бинокль. Ну да, старые знакомые, так напугавшие их у Эль Хизме. Старик в шляпе стоял у колонн подпирающих портик и что-то рассказывал оживленно жестикулируя.

– Это те самые.

Двир кивнул:

– Что будем делать дальше?

Дмитрий пожал плечами. Самые смелые его мечты обычно заканчивались у резного фасада Казны Фараона, это был предел его мечтаний и о дальнейших планах он как-то не задумывался.

– Кончится это тем, – подал голос Двир. – Что мы попадемся на глаза какому-нибудь арабчонку, который сдаст нас полиции или легионерам.

– У тебя чего-то конкретное, сержант? – ехидно поинтересовался Дмитрий, – Или так, мозги мне посношать?

– Нельзя сношать то, чего нет, – парировал Двир, – это онанизм какой-то получится. А если конкретно… я бы выбрал пещерку поукромнее и оставил в ней рюкзаки и оружие. Ну а дальше погуляем здесь, как культурные туристы.

– А отбиваться как, если что? Тут красиво конечно, но у нас еще дорога обратно запланирована.

– Ну и много ты тут в ущелье навоюешь? Побегаешь немного по пещерам и привет, деваться по любому некуда.

– Так что, – взвился Дмитрий, – сдаться, чтоб как тех, в пятьдесят третьем, расстреляли?

Двир пожал плечами: сдается мне, что с оружием нас тут срисуют очень быстро… Дмитрий помолчал, но затем согласился:

– Лады, но я хоть гранату в карман суну, на всякий случай.

Полазив немного по пещерам, они выбрали ту, что имела второй выход, ведущий на обратную сторону, в соседнее ущелье. Оружие и ранцы сложили в одну из погребальных ниш, завалив верблюжьей колючкой.

Затем они чинно, как заправские туристы спустились вниз и приступили к осмотру достопримечательностей.

Стараясь не приближаться к группе со стариком во главе, они шагали дальше по ущелью.

За колоннадой оказалось отдельно стоящее здание, сложенное из светло-розовых кирпичей, с карнизами и остатками барельефов по верху.

– Вот так номер! – удивился Двир, – Все скалы вокруг на фасады порубили, и вдруг, на тебе, из нормальных кирпичей отгрохали. Слышь, Фридман, твой профессор чего по этому поводу говорит?

– Говорит, что это Каср Бинт Фараун, дворец Дочери Фараона. Вообще это храм наббатейского бога Душары. Перед входом когда-то стояла статуя дочери царя Малха, по имени Суудат, а бедуины придумали легенду, будто фараон заточил здесь свою непокорную дочь. И это только издали на кирпичи смахивает, а на самом деле там немалых размеров каменные блоки.

– Мальха-Шмальха, – презрительно фыркнул Двир и зашагал к квадратному строению. Вскоре его фигура замаячила в единственном узком окне.

Дмитрий в храм не полез, обошел кругом и оказался у небольшой, отдельно стоящей скалы. Называлась она Джебаль Хабис и на ее вершине построили замок крестоносцы.

Путь наверх лежал по карнизу, видимо заменившему ров и подвесной мост, там, где карниз обрывался, на противоположный конец была перекинута доска. Он медленно пересек раскинувшуюся под ногами пропасть. По вырубленным в камне красным ступеням поднялся на плоскую вершину. Хотя Глик упоминал, что от замка осталось немного, Дмитрий разочаровался. Стены давно рухнули, а о башнях напоминали лишь массивные фундаменты.

Немного поглазев в бинокль, он полез вниз.

– Пленка кончилась, – сообщил Двир, убирая камеру в чехол. – И вообще, неплохо было б передохнуть и пожрать.

Еще немного побродив по окрестностям они вернулись к тайнику, где спрятали оружие. Пообедали галетами с водой. Дмитрий откинулся на теплую стену и почувствовал, как его плавно уносит в сон.