Своих девчонок вспоминали перед боем, По телефону их просили "Не скучай!", А то, что смерть кружится здесь над головою, Все рассказать им забывали невзначай...

Мы снова оказались в Ливане. На иврите это называлось "Делать Линию" - ляасот кав.

Утром взводный, как обычно, поднял нас в полпятого. По мнению боевиков, идеальное время для атаки на опорный пункт. В лучах восходящего солнца труднее засечь огневые точки, а приборы ночного видения уже бесполезны. До шести мы проторчали в полной боевой готовности, ожидая атаки, но террористы, как обычно, решили выспаться.

  #imgCDA0.png

Террористы атакуют израильский ОП.

В шесть мы с Мишаней заступили в караулы, остальных отправили на хозяйственные работы и обслуживание техники. Все наше времяпровождение в Ливане было прошито караулами, как ткань мелкими стежками нитки. Полтора часа на посту, три часа отдыха и снова полтора часа караул - и так четыре месяца, пока наше подразделение не сменят. Исключение делалось только для выхода на засады и патрулирования.

  #img33BC.png

После обеда отцы-командиры предприняли очередную попытку разминировать ведущую к муцаву дорогу. Неделю назад там подорвалась водовозка. Но из-за неправильно установленной мины никто не пострадал. Однако, сколько еще "сюрпризов" удалось спрятать в зарослях на обочине не мог сказать никто.

В охранение назначили наше отделение. Когда саперы приблизились к заминированному участку мы рассредоточились прикрывая их. Боаз остался на дороге, с саперами и следопытом-друзом. Перед воронкой они разделились. Один сапер медленно двинулся вперед, а второй вместе с Боазом и следопытом остался позади. Я не видел, что случилось дальше, мы все внимательно осматривали окрестности, прикрывая саперов. Грохнул взрыв, и снова повисла тишина, нарушаемая только стуком двигателя БТР. Позади нас висел гриб сотканный из пыли и дыма. Нигде не шелохнулось ни травинки, кто-то наблюдавший за нами просто нажал на кнопку... и все. Порыв ветра отогнал дым в сторону. Сапер неподвижно лежал в пыли. Санитар Ави подбежал к застывшему изломанному телу. По уставу мы должны были вынести раненого на безопасное место, но Ави забыл про все и побежал.

Он пытался сделать искусственное дыхание, у парня текла кровь изо рта, из носа, из ушей. Боазу и второму саперу тоже досталось от взрывной волны, но они были целы, только слегка контужены. Леху долбануло в грудь здоровенным булыжником, вывороченным взрывной волной.

Бесконечно долго Ави делал искусственное дыхание раненому. Весь перемазавшись в крови, он как заведенный повторял снова и снова одни и те же движения. Боаз кое-как поднялся на ноги, пошатываясь подошел и что-то сказал Ави. Тот не отреагировал, продолжая нажимать саперу на грудную клетку. Боаз схватил санитара за разгрузку и оттащил в сторону, но Ави крутанувшись вырвался и снова бросился к распростертому в пыли саперу. С большим трудом взводный и уцелевший сапер оттащили санитара и запихали его в БТР. Следом загрузили носилки с раненым. И тут БТР заглох. Взводный побледнел. Побещал пристрелить водителя. Но БТР не заводился. Мы подхватили носилки и побежали. Наверное быстрее чем тогда я не бегал никогда в жизни. Уже у самых ворот, позади взревел двигатель бронетранспортера.

Санитары и врач стояли у входа в бункер. Он подхватили носилки и спустились вниз.

Мы топтались у двери в санчасть.

- Он... это... сказал что ему оборудование нужно... какое-то... - Леха нервно крутил в руках каску раненого сапера, с толстым прозрачным "забралом" покрытым глубокими царапинами, - Пошел на ту сторону дороги, к БТРу, тут как рванет...

Ави плакал, слезы промывали на запыленном окровавленном лице грязные дорожки. Сквозь неплотно прикрытую дверь видна была лихорадочная возня. А потом... потом один из санитаров принес грубое армейское одеяло и накрыл тело с головой.

У всех, кто толпился в коридоре, на глазах выступили слезы. Леха шепотом матерился.

Вечером вертолет забрал тело и привез начальство, разбираться.

Перед заступлением в очередной караул я решил позвонить домой. С "предками" мне не удавалось поговорить уже несколько дней, они, наверное, сильно волновались. На весь опорный пункт имелся один телефон для солдат. Зайдя в комнату, в голове длинной очереди я увидел Леху, который самозабвенно врал маме по телефону о наших буднях:

- Да, кормят неплохо,

(так как дорогу заминировали, конвой задерживался и мы третий день жрали сухпай.)

- Нууу как, чем занимался, весь день штаны и рубашки на складе перекладывал,

(Леха потер ушибленную булыжником грудь)

- Да, конечно, только что принял душ,

(горячей воды не было уже неделю, полетел нагреватель, от нас пахло как от бомжей.)

- Конечно, мама, сейчас иду спать, сплю достаточно, подъем в семь утра,

(спать Лехе оставалось минут двадцать, потом в караул. А поспать дольше двух-трех часов подряд здесь не удавалось никому).

- Совсем не опасно, мне даже автомат не хотели выдавать,

При этих словах, точно по закону старика Мэрфи, во дворе разорвалась мина, начался обстрел. Даже я услышал, как вскрикнула в трубке Лехина мама. Затем в телефоне что-то хрюкнуло и он умер.

- Черт, - выругался Леха, - теперь она точно не поверит!

Ремонт телефона обычно занимал пару дней, а пока наши родители сходили с ума от волнения.

Дороги оставались заблокированными. Нас не выпускали домой, жратву доставляли вертолетами. Мишаня сказал, что слышал, как в одном из "муцавов", кажется в Бофоре организовали выход солдат пешком, и только через несколько километров посадили в грузовики. Такого боевики не ожидали. Леха предположил, что и нас погонят пехом. Дни тянулись липкой жвачкой. Наконец цадальники на огромных, как средневековые осадные башни бульдозерах Д9, пропахали обочины приняв на себя все осколки. Никто не пострадал.

Погибшему саперу оставалось всего пять дней до дембеля. Через месяц его отец написал в газете открытое письмо под заголовком "Я обвиняю!". Он считал, что его сын погиб зря.

О продолжении этой истории я узнал от ребят из другого батальона через несколько месяцев. Проведя расследование командование пришло к выводу, что здесь действует одна и та же группа подрывников. Десять месяцев назад они умудрились заложить бомбу прямо у ворот опорного пункта, тогда погибли двое солдат и гражданский. Несколько раз, после туманных ночей саперы находили целые системы мин, связанных друг с другом и уничтожали их, но только последний случай что-то "сдвинул": разведка и специальное подразделение саперов поняли, что против них "играет" одна и та же группа. Их прозвали "Туманные призраки", они действовали только туманными ночами, когда почти бесполезна аппаратура наблюдателей. В плохую погоду туман в этих местах настолько сгущался, что видимость не превышала считанные метры. Подрывники, наверняка, были из местных, уж очень хорошо ориентировались, знали каждый овраг, каждую ложбинку. "Призраки" умудрялись подходить вплотную и ставить свои ловушки в самых неожиданных местах, куда, казалось, никому не подобраться не замеченным. Их всегда прикрывали и в случае обнаружения на муцав обрушивался шквальный огонь. Имелся у них и свой особый "почерк". Обычно "Туманные призраки" делали приманку. Ставили мину, но так, чтобы саперы могли ее обнаружить, или так, что бы заряд срабатывал, но не взрывался полностью, будто бракованный. Естественно в таких случаях саперы проверяли окружающую местность и тут их ждали смертельные ловушки.

Охотится на "Призраков" начали уже после того, как наш батальон сменился. Засады ничего не давали. Группа раз за разом подкладывала мины и уходила. Один раз их обнаружили, но "Призракам" удалось оторваться под прикрытием минометного обстрела.

Наконец, туманной декабрьской ночью, экипаж Меркавы находившийся в засаде засек подозрительные силуэты всего в нескольких десятках метров от танка, когда порыв ветра на мгновение разорвал пелену тумана. Боевики поняли, что обнаружены и побросав взрывчатку побежали. Драгоценные секунды ушли на опознание цели, танкисты боялись открыть огонь по своей пехоте. Только в последний момент, когда боевики подбегали к спасительному вади танкисты встрелили "флашет", выкосивший "призраков" стальными дротиками.

Больше всех был доволен стрелок-танкист. Когда он учился в школе его друг погиб, во время ракетного обстрела Кирьят Шмоны. Парень пообещал отцу погибшего мальчика отомстить и сдержал слово.

  #img1F50.png

Через несколько недель у нас на базе появились гости. Ночью вертолеты доставили в муцав тех самых спецназовцев, которые тренировались с нами на Голанских Высотах. Здоровенные парни быстро разгрузили кучу своих баулов сумок, футляров с оборудованием и спустились в бункер. Я как раз стоял в карауле и успел приметить у них пару противотанковых ракет ЛАУ. "Интересно, для чего им ракеты? - промелькнуло в голове, - Где они будут танки искать?".

Когда мы с Зориком сменились с поста, застали во дворе интересную картину. Двое спецназовцев атаковали третьего палками от швабр, а тот, голый по пояс с ножом в руке, отбивался и уворачивался, каждый раз оставляя на одной из палок глубокую зарубку, нож так и мелькал вокруг него. Здесь же стоял Зорик и открывши рот наблюдал за происходящим.

- А вам слабо? - спросил он, заметив меня.

- Слабо, - честно признался я, - А че за нож-то?.

- "Сог Пентагон" - ответил Зорик, не отрывая взгляд от "спектакля".

От палок летели щепки, наконец, один из нападавших смог запятнать защищавшегося палкой в бок. Запятнанный засмеялся и метнул нож в столб с баскетбольным кольцом, в восьми метрах от него, нож, свистнув в воздухе, вошел в дерево сантиметра на четыре. У меня отвисла челюсть.

- Лихие ребята! - сказал Зорик. -Может, и мы как-нибудь попробуем?

- Ага, - сказал я, - только, чур, ты с ножом, а мы с Лехой возьмем палки.

Зорик в ответ только вздохнул. Спецназовцы выдрали нож из столба и ушли в столовку.

Той же ночью я стоял на посту у ворот. С раннего вечера лил проливной дождь, превратив все вокруг в грязное болото. Как говорится, в такую погоду плохой хозяин собаку на улицу не выгонит. Наш укрепленный пункт находился на высоком холме, поэтому иногда какое-то облако просто шло на таран, накрывая брюхом всю вершину. В такие моменты все вокруг погружалось в непроглядный белый туман. Ветер пробирал до костей даже через теплый комбинезон-"хермонит". Я оторвался от ПНВ после очередной бесплодной попытки хоть что-то разглядеть, вдруг замигала лампочка телефона.

"Шессстттой на сввввязи"- простучал я зубами в трубку.

"Спишь?" - спросила трубка голосом дежурного офицера.

"Ппплаваю, блиннн!!!" - проклацал я в ответ.

"Сейчас пойдут хевре (ребята, друзья - ивр.), выпустишь их!"

"Ккиббббальти!" - (вас понял) лязгнул зубами я.

"Рут."- (конец связи) отозвалась трубка.

Минут через десять спецназовцы вышли и гуськом направились в мою сторону. Я вылез под дождь и открыл ворота, дождь промочил меня насквозь примерно за полминуты, струи воды метались на ветру во всех направлениях и даже забирались снизу под плащ-палатку. Командир, идущий первым, махнул мне, а я пожелал ему удачи. Мужики скользнули мимо и бесшумно растворились в дожде. Я закрыл ворота и вернулся на пост, выстукивая зубами песню про батальонную разведку, которая, как известно, без дел скучает редко. В ПНВ были видны удаляющиеся силуэты, у двоих за спиной покачивались тубусы противотанковых ракет. Я доложил, что они прошли. "Уходим в дождь, уходим в ночь, уходим в снег...", вертелись в голове слова песни. Я представил, каково в такую погоду куда-то шагать, ожидая каждую секунду наступить на мину или попасть в засаду, и зубы застучали еще сильнее. Спальник в теплом бункере казался мне самым желанным местом на земле.

Еще через несколько дней, в полдень, я стоял в карауле на северном посту. Здесь открывался обалденный вид на холмы, под бетонным козырьком был установлен станковый пулемет и длиннющий стационарный бинокль, через который просматривалась территория километров на 20 вглубь Ливана. Дул резкий, порывистый ветер. Дождя не было, но небо закрывал сплошной ковер низких облаков. Только раз далеко впереди тучи разошлись, и я разглядел в небе беспилотный самолет-разведчик. Через какое-то время послышались звуки далекой канонады, я припал к биноклю, стараясь разглядеть что-нибудь, но тщетно. Прошло еще с пол часа, далеко впереди я смог различить крохотные фигурки метавшиеся по грязи. Я доложил. На крыше бункера ожили установленные там видеокамеры. Они медленно вращались, изучая территорию.

Далеко у нас за спиной забухала артиллерия, но снаряды ложились на шоссе западнее, между нами и фигурками. В бинокль я уже смог рассмотреть подробности.

Часть фигурок была, видимо, нашими спецназовцами, остальные, естественно, террористы из Хизбаллы или из Амаля, в этих краях водились и те и эти. Странное заключалось в том, что спецназ действовал днем, обычно спецы "работали" по ночам.

Наши тяжело перебегали, время от времени залегая и отстреливаясь, впереди бежали четверо с носилками на плечах. Периодически задние догоняли и сменяли тех, кто нес носилки. Даже на таком расстоянии было заметно, что они устали и бегут, видимо, давно. Им предстояло пересечь шоссе, но с запада, наперерез неслась колонна из четырех машин, я разглядел, как из окна передней высунулся ствол РПК с круглым магазином. Только теперь я понял, почему наша артиллерия била по шоссе, - полотно оказалось изрыто воронками. Одна машина попробовала проскочить в объезд, по грязи, но увязла. Остальные остановились и в этот момент ударила артиллерия. Две машины просто исчезли в дыму и огне, только замелькали в воздухе двери, колеса и прочие запчасти. Оставшиеся машины задом, на бешеной скорости унеслись обратно.

#img7CC7.png  

Артобстрел

Наверное, из-за низкой облачности и ветра вертолеты задерживались, а мы пока ничем не могли им помочь, судя по крикам и реву двигателей во дворе, наши готовились выслать мобильную группу. Оба танка входившие в нашу систему обороны выкатились на насыпь, окружавшую укрепления, но для их пушек дистанция была, видимо, слишком велика. Нас разделяли заброшенные поля и деревня.

Спецназовцы огибали деревню примерно в километре от домов, боевики начали потихоньку отставать, но как оказалось не спроста. На плоской крыше крайнего четырехэтажного дома началось какое-то суетливое движение. Наших там быть не могло, значит ничего хорошего пацанам не светило. Когда я направил бинокль на крышу дома, холодный пот потек у меня по спине. Четверо боевиков устанавливали в одном углу крыши ДШК, в другом углу еще один насаживал на ствол своей М16 винтовочную гранату.

Срыть артиллерией этот чертов дом, вместе с деревней было нельзя. В 96 году премьер-министр Израиля Шимон Перес решил задавить Хизбаллу одной авиацией и артиллерией, очень достали его обстрелы РС северных городов и поселений. Операция называлась "Гроздья Гнева". Две недели обстрелов и бомбежек не смогли заставить Хизбаллу прекратить обстрелы, но стоили ей очень дорого. Кончилось все плачевно - террористы загнали машину с реактивными снарядами в толпу беженцев, скопившихся недалеко от деревни Кфар Кана, и оттуда выпустили все снаряды в сторону израильской границы. Артиллерия ЦАХАЛя открыла ответный огонь, смешав с землей и беженцев и боевиков, в результате погибли 102 беженца и несколько ООНовских солдат. ООН подняла дикий шум, и операцию пришлось свернуть, правда, обстрелы севера после этого тоже прекратились. С тех пор артиллерией пользовались очень осторожно, стараясь не задевать населенные пункты.

Граната легла рядом с теми, кто нес носилки; все четверо рухнули в грязь, один из упавших тут же вскинул винтовку с оптическим прицелом, и голова боевика взорвалась красным облаком, другой упал сам и пополз к двери. Двое других спецназовцев в это время склонились над одним из упавших, раскладывая еще носилки, в этот момент я почувствовал, что от волнения прокусил губу. И вдруг сквозь облачность донесся далекий шум вертолетных двигателей! Рокот явно приближался. Услышали этот рокот все: и боевики, и спецназовцы. Последние не торопясь разлеглись в грязи и открыли огонь, только четверо с носилками продолжали тяжело бежать в нашу сторону, вынося раненых из по огня. С ДШК у террористов явно не ладилось: все четверо суетились вокруг пулемета, но огонь не открывали. Снайпер успел подстрелить еще одного из них, он был настоящим профессионалом, ведь до них, на мой взгляд, было метров восемьсот. Наконец из облаков вывалились две "Кобры" и, отстреливая имитаторы цели, понеслись в сторону деревни, на фюзеляже одного из них была нарисована нападающая гадюка, раскрывшая зубастую пасть. За ними появился "Блэк Хоук" и направился к пацанам с носилками. "Кобры" пронеслись над нашими головами и обрушили на дом шквал НУРСов. Верхний этаж превратился в вулкан, оттуда летели куски бетона арматуры и еще какого-то мусора. Когда пыль осела, вместо четвертого этажа и крыши торчало месиво арматуры и бетонных обломков. Одна "Кобра" развернулась и открыла огонь по преследователям, отсекая их от спецназовцев, второй вертолет, пройдясь по фасаду дома из пушки, полетел прикрывать "Блэк Хоук", на который в это время грузили раненых. Я пару минут я пытался разогнуть пальцы, намертво вцепившиеся в цевье М16.

Через пол часа спецназовцы вылезали из бронемашин. Это были наши старые знакомые. Покрытые грязью с ног до головы, лица зачернены, в общем, на людей походили мало. На лицах была написана такая злость, что мы даже побоялись заговорить с ними. Парни молча спустились в бункер в свой отсек, ночью их забрал вертолет.

Пару лет спустя, на свадьбе у кого-то из знакомых я встретил в баре того самого спецназовца, который тогда лихо работал ножом. Мы разговорились, и когда бармен поставил нам бутылку "Финляндии", чтобы мы сами наливали, я попытался его осторожно расспросить о той операции. Может быть потому, что шел второй литр финской водки, а может потому, что война давно закончилась, он рассказал мне почти все.

За несколько недель до тех событий террористам удалось убить заместителя генерала Антуана Лахада (командующего Южноливанской армией), Акеля Хашема, возглавлявшего разведывательный отдел ЦАДАЛа. "Аля гер ком аля гер", как говорят французы, но кроме него погибли двое его маленьких детей, и цадальники, видимо, уломали наше командование на операцию возмездия.

Отвлекаясь, скажу, что, по мнению военных экспертов, гибель Хашема, считавшегося наиболее вероятным преемником генерала Лахада на посту командующего, явилась одним из самых серьезных ударов по стратегическим интересам Израиля. Некоторые комментаторы даже полагают, что смерть Хашема можно рассматривать в качестве "последнего гвоздя, забитого в гроб Армии Южного Ливана", ибо был нанесен едва ли не фатальный удар по моральному духу солдат и офицеров ЦАДАЛа. Помимо того, что полковник Хашем был опытнейшим ливанским военным, он обладал еще и незаурядными лидерскими качествами и харизматическим характером. Боевики "Хизбаллы" неоднократно пытались ликвидировать этого человека, но каждый раз неудачно, за что подчиненные Акеля Хашема даже дали ему прозвище "Неуловимый кот".

Разведка вычислила того, кто спланировал и осуществил эту операцию, но "товарищ" находился в основном в отдаленных областях Ливана, где достать его было затруднительно. Его семья жила в деревне недалеко от красной линии (за которой по неписаному договору наземные боевые действия не велись). Туда-то и направилась группа спецназа в ту дождливую ночь. План напоминал ловушку, в которой погиб сын дона Корлеоне Сонни в "Крестном отце". Вычислив дом семьи террориста (это было не сложно, так как другие дома не охранялись), они передали координаты южно-ливанской артиллерии. Их 130-мм пушки снесли дом семьи. Террорист, узнав об обстреле деревни и гибели родственников, естественно примчался... и попал в засаду. Четыре трофейные русские мины МОН-50 не оставили двум машинам с охранниками никаких шансов, а противотанковая ракета ЛАУ превратила его бронированный "Мерседес" в груду обгорелых обломков.

Когда группа уносила ноги, один из бойцов зацепил растяжку. Поперек тропинки вместо проволоки шел инфракрасный луч. Раненый умер через несколько часов, а вертолеты не могли подняться из-за нелетной погоды. Но главное, взрыв выдал их местоположение и группе сели на хвост. Несколько раз им удавалось ненадолго отрываться от погони. Говорят, что сам шейх Насралла приказал перехватить их любой ценой. Им удалось прорваться к своим, но тогда в поле на окраине деревни они потеряли еще одного бойца. Винтовочная граната разорвалась в пятии метрах от него, и осколок, пробив глаз, попал в мозг. Именно поэтому мы увидели спецназовцев такими озверевшими.

За несколько дней до смены наши офицеры, собрались ехать решать какие-то свои вопросы со штабом ЦАДАЛя. Мы пристроились к ним, чтобы закупиться дешевым "Мальборо" "местного разлива". Сигареты здесь стоили в три раза дешевле, чем в Израиле, правда, качество было соответствующее. Но за то на сигаретных пачках не печатали надписи "Минздрав предупреждает...".

Колонна состояла из двух здоровенных бронированных "Мерседесов", чтобы не привлекать внимание военной техникой. Надо заметить, что и наши, и цадальники предпочитали ездить по не боевым делам на "Мерседесах", которых здесь было огромное количество, все старые, 70-ых - 80-ых годов, но на ходу. Многие были бронированные, с толстыми не открывающимися стеклами.

С нами за компанию напросился Киса. Кису звали Сашок, и он служил минометчиком. Кадр это был уникальный, типичная карикатура на еврея. Высокий, сутулый, в очках С толстыми стеклами, на горбатом, вечно сопливом носу. Форма на нем висела мешком и болталась, как на вешалке. Но зато его шестидесятимиллиметровое минометное хозяйство всегда блестело. Да и мину он, говорят, мог положить в баскетбольное кольцо. Однако главное его достоинство заключалось в том, что он неплохо пел и играл на гитаре. Кличку Киса Сашок получил после того, как выменял у кого-то из местных двухпудовую гирю. Чтобы уровнять "весовые категории", лишний вес с нее он просто спилил ножовкой и теперь по утрам тягал кастрированную гирю, накачивая мышцы. Киса не курил и на наш вопрос, зачем он едет, пробурчал что-то невнятное.

Взводный в это время находился на дежерстве. Мы как раз рассаживались по машинам, когда он показался в дверях бункера.

- Бехия-я-я-ят абук!* - возмутился Боаз, - Не вздумайте оставить своего командира без курева!

Леха успокоил лейтенанта, пообещав закупиться на его душу тоже.

Мы дружно передернули затворы и поехали. Поездка прошла без приключений. Приближаясь к базе цадальников, мы проехали через позиции их артиллерии. Пушки М-46 стояли в капонирах, похожие на динозавров, уставив в небо длиннющие стволы, увенчанные набалдашниками дульных тормозов.

Пока мы ходили за сигаретами, Киса не терял времени даром. Подойдя к машине, нагруженные куревом, мы увидели, что он осторожно ставит в багажник зеленые снарядные ящики.

- Что это? - спросил Мишаня, заглядывая в багажник.

"Мины..." - нехотя пробурчал Сашок себе под нос. "Ты че Киса, охренел?! Нах... тебе мины?! Своих мало?"

"Эти игольчатые..." - пробубнил Сашок. Оказалось, что он решил попробовать пострелять игольчатыми минами (флашет-мины, которые вместо осколков разбрасывают сотни иголок). Для этого он выменял три ящика мин, которые собирался везти в багажнике. Уговаривать нас пришлось минут двадцать, ведь сдетонируй они, небо нам бы показалось с овчинку. Но все обошлось, и Сашок, очень довольный, пообещал выставить бутылку, когда приедем домой.

Когда мы вернулись, оказалось, что на базе случился аврал. Прорвало водопровод, несколько комнат в бункере затопило, в том числе, одно из помещений в оружейке.

Нас сразу же припахали перетаскивать боеприпасы. Мы с Габассо носили ящики с выстрелами для РПГ. Один из ящиков совсем прогнил, пришлось выложить его содержимое. К стенке пустого ящика приклеилась выцветшая бумажка. На ней можно было, различить расплывшуюся фиолетовую печать и подпись: упаковщица Петрова, 1982 г.

"Вот такой привет из СССР", подумал я.

Вечером озверевшие командиры провели с нами разъяснительную беседу. Накануне двух пацанов танкистов поймали за игрой в "Ицика". Это игра в "русскую рулетку", только вместо револьвера используют автоматическую винтовку. После принятия на вооружение М16, она прочно прижилась в боевых подразделения ЦАХАЛя. "Играют" в нее так так: в М16 вставляется легко ходящий магазин, затвор клинится в заднем положении, затем, одновременно нажимается, задвижка освобождающая затвор и кнопка фиксирующая магазин. При этом, винтовка держится на весу, так, чтоб магазин мог спокойно выскользнуть.

Освобожденный затвор скользит вперед, магазин выпадает. Затем винтовка наводится на желаемую часть тела, а курок спускается. Смысл заключается в том, успел затвор дослать патрон в ствол или не успел.

Сейчас, я понимаю, что это, мягко говоря, глупость, но тогда, в девятнадцать лет я не видел в "Ицике" ничего предрасудительного.

Армия старалась изжить эту игру всеми способами. Нас каждый раз пугали страшными карами, но всегда находился умник, бросавший: "Вам что, слабо?!". А другой умник доказывал, как ему "не слабо". Теперь горе-танкистов ждал суровый суд и вонючая камера "Келе арба" - четвертой армейской тюрьмы, где отбывали наказания за подобные провинности.

* Бехият абук - иракское ругательство.

Наконец-то мы возвращаемся домой. Колонна ползет, извиваясь по дороге в сторону израильской границы. Самые опасные участки мы уже проехали, в бронированном брюхе "сафари" царит расслабон. В машине почти все русские. Мы развалились на баулах и орем песню, Киса-Сашок подыгрывает на гитаре:

За Рекой, где мой дом, Соловьи заливаются звонко. Зеленеют луга И деревья на Той стороне.

Ветер разносит русские слова над зелеными ливанскими холмами....

...Двадцать первой весны, Жаркий день мне встречать на бетонке, И колонна опять поползет через горы по ней

Проезжаем блокпост южно-ливанской армии, усатые дядьки с автоматами удивленно смотрят нам вслед, мы орем во все глотки:

На кабинах машин Номера нарисованы краской. Каждый час, каждый миг Этой трассы нелегкой весом. Измеряем ее Нашей кровью солдатскою красной, Да количеством мин, разорвавшихся над колесом.

"Хадаль лашир! Иштагатэм?! Ма корэ лахем?" (Прекратить пение, с ума посходили, что с вами происходит? ивр.) - надрывается рация. Но мы не слышим, мы орем эту песню, которую пели еще советские солдаты в Афгане, и балдеем от того, что мы целы и что едем домой!

Бензина под завязку, проверена запаска и техталон. Теперь одна дорога у нас с тобой, Серега Держи фасон. Дать ротный поспеши нам Команду: "По машинам". Трамблер не заискрится, Черт ладана боится, А хочешь жить - бояться не резон. Вот "хамсин" запылил, Пыль с песком вперемешку глотаем До зеленки чуть-чуть, Ну а там то ли "да" то ли "нет". А на Той стороне Мама в школу сестру провожает, И бабуля моя поливает цветы на окне

Над нами проносится звено "Апачей", глуша ревом двигателей последний куплет, из рации сыплются угрозы, мы продолжаем орать:

Под рукой теплый руль, А педали и ствол под ногами, И под боком земля, Мне плюющая пулей в лицо. Затопить бы ее, Эту землю сухую слезами Тех, кто здесь потерял Своих братьев, мужей и отцов...

Несколько минут стоит тишина, потом водила стучит нам каской по броне. "Пацаны! - орет он, Шухер! Манаеки (презрительная кличка военных полицейских, сленг) на границе! Только что по рации передали! Шмон будет!". Облом! Сигарет можно везти по блоку на человека, у нас же гораздо больше. Леха сдвигает задвижку на бойнице и орет водителю, высунувшись из окна: "Славик! Славик, тормозни на повороте, мы барахло скинем!". Водила показывает ему большой палец. В кузове в это время кипит лихорадочная деятельность, народ вытряхивает распиханные по карманам разгрузок пачки сигарет в большой полиэтиленовый мешок. Габассо подтаскивает его к двери и ждет. Через несколько километров будет зигзаг дороги, который закроет нас от передних и задних машин. Дождавшись, Габассо швыряет мешок в кювет. Место это известное в "узких кругах", мешок не будет видно с дороги, но пацаны, сопровождающие колонны в обратном направлении, обязательно заглянут сюда. Им сегодня повезло, а нам нет. Из-за поворота появляется следующий за нами грузовик, из кузова тоже вылетает мешок. Из одной бойницы в канаву летит пистолет - кто-то вез домой "сувенир". Мы снова разваливаемся на сумках и затягиваем новую песню:

Вечером на нас находит грусть порой, порой... Сердце ноет, сердце просится домой, домой... Взвоет ветер над бараками, БМП нам лязгнет траками - Домой! Домой! Пора домой! Взвоет ветер над бараками, БМП нам лязгнет траками - Домой! Домой! Пора домой!

Колонна пересекает границу, втягивается в открытые ворота, и мы оказываемся в Израиле. Рота ссыпается с машин. Нас встречают военные полицейские с собаками на поводках. Собаки будут искать наркотики, но этого дерьма у нас нет. Никому неохота сидеть в тюрьме и потом переводиться в какой-нибудь стройбат.

Мы выстраиваемся в линию и задираем стволы на 60 градусов вверх, чтобы разрядить оружие. Никакой шмон нам не страшен, ведь мы дома! ДОМА!!!

ПНВ - прибор ночного видения

РПК - Ручной пулемет Калашникова

ДШК - Дегтяpев Шпагин Купнокалибеpный

АЮЛ (ЦАДАЛЬ) - армия южного Ливана