Спали они недолго, час, или два, а потом отправились дальше. Дороге была свободна от разбитых машин, часть из них была кем-то сброшена в кювет.

— Кажется, начинается цивилизация, — сказал Майк. — Кто-то хорошо поработал на этой дороге.

— Это не цивилизация, — сказал Вик. — Мы вступаем на территорию сельских жителей. Здесь нужно быть очень осторожными, если мы не понравимся кому-то, то против нас выступит все село.

— Ладно, учту, — сказал Майк. — Если они нам встретятся, то будешь говорить ты, а я вмешаюсь только в случае опасности.

— Опасности не будет, если ты не вмешаешься, — уточнил Вик. — Люди они острожные и решительные, но достаточно дружелюбные к тем, кто ведет себя спокойно. В них нет агрессивности, но городских они не любят. Одно время к ним шли все, кто мог держать оружие, чтобы заставить селян платить дань продуктами. Кончилось это для местных рэкетиров очень печально. Их развесили на деревьях, как рождественские игрушки.

— Сурово, но справедливо, — сказал Майк. — Твои слова вызывают у меня уважение к этим людям, обещаю, что даже не буду прикасаться к оружию, пока они сами на нас не нападут.

— Меня это устраивает, — сказал Вик. — Они первыми не нападут, сначала постараются просто напугать.

Чем дальше они шли, тем шоссе становилось чище, а с машин, которые были сброшены в кюветы, ободрано было все, что можно использовать в хозяйстве. Кроме того, на обочине дороги появились деревянные могильные кресты.

— А что, на селян радиация не действует? — спросил Майк, — Они, я вижу, похоронили всех, кого нашли, да и видно, что работал не один человек, а минимум двадцать, тридцать.

— Действует, — ответил Вик. — Они такие же люди, как и мы. Их села также вымирают, как и города. Просто они всегда держались вместе, держатся вместе и сейчас. Заботятся о детях и о женщинах, тех, что остались без мужчин, поэтому они не потеряли много людей, хоть и им пришлось несладко.

Дорогу неожиданно перегородили столбы с натянутой на них колючей проволокой.

— Здесь граница, дальше которой городским идти нельзя, — сказал Вик. Майк оглядел пустое поле и небольшую рощу рядом с дорогой, и сказал.

— А где же пограничники? Кто нам даст пропуск на проход?

— Они за нами сейчас наблюдают, — сказал Вик, садясь на упавший столб. — Садись и жди, они подойдут, как только убедятся, что мы выполняем их условия. А в качестве развлечения посмотри на деревья, в листве висит много нетерпеливых, тех, кто решил, что здесь никого нет, и что он может спокойно пройти дальше.

Майк подошел к деревьям, потом вернулся обратно.

— Здесь висит достаточно много людей, и не все из них мужчины, — сказал он мрачно. — Что-то это очень не похоже на то, что ты мне рассказывал. Если они убивают женщин, то вряд ли они миролюбивы…

— Вначале у женщин тоже были свои банды, — сказал Вик. — Это потом, когда многие из них умерли, они распались. И женщины были гораздо более агрессивными и безжалостными, чем мужчины, поэтому селяне их убивали так же, как и мужчин.

— Да, зрелище ещё то, — вздохнул Майк. — Очень впечатляет, но как мы пройдем дальше, если они нас решат не пустить?

— Есть обходные пути, — сказал Вик. — По ним и пойдем, но сначала поговорим с мужиками. Ты же хотел хлеба?

— Да, — кивнул Майк. — От хлеба я и сейчас не откажусь. Скажи только, сколько нам придется ждать?

— Уже немного, — сказал Вик. — Эти границы старые, здесь редко кто ходит, поэтому за ними постоянно не следят. Но я уже чувствую, что несколько человек направляются к нам, и они вооружены.

— Пойдем навстречу, — предложил Майк. — Так быстрее будет.

— Нет, — покачал головой Вик. — Мужикам это не понравится, и тогда никакого разговора не будет. В лучшем случае нас пуганут выстрелами, в худшем будут ловить, а, поймав, после недолгого допроса повесят.

— Понятно, — сказал Майк, он переложил пистолет в карман, чтобы тот был под рукой и забросил за плечи автомат. — Будем ждать.

— Что благородным господам нужно? — неожиданно услышали они мужской голос. — Пришли грабить, или по какой другой нужде?

Майк положил руку на карман, где лежал пистолет, потом медленно повернулся. Он никого не увидел, голос шел от деревьев, и говорившего не было видно.

— Молчи, как и обещал, — тихо сказал Вик, потом повернулся в сторону деревьев.

— Мы пришли не грабить, — сказал он. — Нам нужна еда и медицинская помощь.

— Еда и помощь всем нужна, — ответил голос. — А что вы можете нам предложить?

— Совсем немного, — сказал Вик. — Я готов обменять на еду ружье, что висит у меня на плече, больше у нас ничего нет.

— Раз есть ружье, значит, есть и патроны? — спросил голос.

— Патронов нет, — покачал головой Вик. — Они были, но в городе у нас все отобрали.

— Если нет патронов, то кому нужно твое ружье? — ехидно осведомился голос.

— Если вас это не устраивает, — сказал Вик. — Мы уйдем, не создавая проблем.

— Вы уже их создали, — сказал другой голос, и из-за деревьев вышел крепкий высокий мужчина, в руках он держал карабин.

Он подошел к ним и остановился в нескольких метрах, неодобрительно их разглядывая.

— Кто твой приятель, почему он стоит и молчит? — спросил он у Вика. — Он похож на солдата.

— Он и есть солдат, — сказал Вик. — Воевал, а теперь идет домой.

— Где воевал, назови часть и расположение, — потребовал мужчина у Майка. Майк взглянул вопросительно на Вика.

— Ответь ему, — вздохнул Вик. — Он хочет проверить, говорим ли мы правду. Он и сам воевал.

— А ты шустрый парнишка, — сказал мужчина. — Быстро все схватываешь. Потом расскажешь, как узнал, что и я воевал? Итак, я слушаю…

Майк хмуро улыбнулся и назвал номер части, и места, где он воевал. Мужчина задал ещё несколько вопросов о войне, на этот раз он спрашивал о войне в Сибири. Майк спокойно и неторопливо отвечал.

— Все правильно, — неохотно сказал мужчина. — Похоже, парень, что ты действительно солдат. Ранения есть?

— Нет, — покачал головой Майк. — Всю войну прошел без единой царапины, все раны получил уже здесь.

— Откуда ты? — спросил мужчина. — И куда путь держишь? Майк назвал свой город, наступило молчание.

— Как ты здесь оказался? — спросил, наконец, мужчина, продолжая неторопливо обдумывать то, что они рассказали.

— Сошел с поезда, — Майк назвал станцию, на которой он вышел. — Решил посмотреть, что здесь произошло, из чистого любопытства.

— Дурак! — сказал резко мужчина. — Решил поискать на одно место приключений?

— Дурак, — спокойно согласился Майк. — Сейчас думаю только о том, как живым добраться до дома, а это оказывается совсем не просто.

— Давай сюда свое ружье, — сказал мужчина, протягивая руку Вику. — Мы его посмотрим и решим, что с вами делать. Вик молча протянул ружье. Мужчина небрежно забросил его за плечо и пошел к деревьям.

— А если они сейчас заберут ружье, а нам скажут, чтобы мы шли куда дальше? — спросил Майк. — Что будем делать тогда?

— Ничего, — ответил Вик. — Просто уйдем и все. Но, если бы они хотели поступить так, то давно могли нас просто расстрелять из-за деревьев и забрать все спокойно с трупов. А он с нами разговаривал, и у него осталось ещё много вопросов, на которые он хотел бы узнать ответ. Все будет хорошо, и даже лучше, чем я рассчитывал, я это чувствую.

— Эй, вы! — крикнул мужчина. — Идите сюда. К оружию не тянуться, руки держать на виду.

— Идем, — сказал Вик. — Все будет хорошо.

— Только не ошибись, — сказал мрачно Майк. — Цена ошибки слишком велика.

— Да, — согласился Вик. — Цена высока, но впервые у нас появился шанс помыться в горячей воде, поесть, как люди, и выспаться на нормальных постелях. Как ты думаешь, стоит ради этого рискнуть?

— В данный момент решаешь ты, — неохотно сказал Майк. — Эти люди очень опасны, они легко и быстро с нами разберутся, особенно не задумываясь, я это сразу понял

— Тогда идем, — улыбнулся Вик. — Страшнее смерти все равно ничего нет, да и смерть не страшна.

— Мне бы твою веру, — вздохнул Майк и пошел за ним к деревьям. За деревьями на небольшой поляне их ждало трое мужчин, лица их были хмурыми.

— Мы не знаем, кто вы, — сказал тот, что до этого разговаривал с ними. — Мы обычно торгуем только с теми, кого знаем. Ваше ружье почти ничего не стоит без патронов, у нас в каждом доме таких по несколько штук. Можем за него дать вам две буханки хлеба. Если вы согласны, то хлеб сейчас принесут.

— Мы согласны, — кивнул Вик. — Жаль, что все, что мы для вас приготовили, у нас отобрали в городе. А как насчет медицинской помощи? И меня и моего друга сильно избили в городе, у него сломаны ребра, а у меня все внутренности болят.

— Это не наши проблемы, а ваши, — хмуро сказал высокий мужчина. — Врача у нас нет, есть только одна женщина, она лечит травами и заговорами, но она сама себе выбирает пациентов, никто не может её заставить лечить чужих. Не думаю, что для вас она сделает исключение.

— Понятно, — пробормотал Вик. — Но я видел другое…

— Не знаю, что ты там видел, главное, что ты меня понял, — сказал высокий. — С этой полянки начинается обходной путь, вы пойдете по нему, а мы проследим за вами, чтобы вы нигде случайно не свернули. Километров через десять тропинка снова выведет вас на дорогу…

— А хлеб? — спросил Майк. Высокий мужчина усмехнулся.

— Мы знали, что вы согласитесь, — сказал он. — Сейчас мой сын принесет, вон он уже бежит.

Почти сразу после его слов на полянку выбежал запыхавшийся мальчишка лет десяти, он нес за спиной небольшой мешок.

— Бабка Никонориха сказала, чтобы вы их привели к ней, — крикнул он. — Она сказала, что возьмет их к себе в дом, и будет лечить.

— Что так и сказала? — спросил недоверчиво высокий мужчина.

— Да, так и сказала, — сказал мальчик. — Я спросил, а откуда она о них знает? А она сказала, что это не мое дело.

Мужики переглянулись между собой и недовольно покачали головой. Высокий мужчина засмеялся.

— Вы везучие, ребята, — сказал он. — Мы очень редко кого-то пускаем к себе. Только не знаю, можно ли пускать вас к нам с оружием?

— С оружием нельзя, — сказал приземистый мужчина. — Никонориха она, конечно, дело свое знает, но и мы тоже отвечаем за покой и порядок в селе. Мальчик подошел к высокому мужчине и встал рядом, с любопытством разглядывая Майка и Вика.

— Малец, я с тобой разговариваю, — сказал приземистый мужчина. — Что Никонориха ещё сказала? Отвечает она за них, или нет? Мальчик несмело улыбнулся Вику и ответил.

— Она сказала, пусть мужики за оружие не хватаются, парни не причинят нам вреда.

— Так отвечает она за них, или нет? — задумчиво спросил приземистый мужчина.

— Если сказала, что они не опасны, значит, отвечает, — сказал высокий мужчина, обнимая мальчика за плечи. — А за солдата, если нужно, я сам отвечу, я служил в тех же местах, что и он.

— Ты же не собираешься нам устраивать маленькую войну? — спросил он у Майка.

— Спасибо навоевался, сейчас бы передохнуть немного, — ответил тот. — Да, если честно сказать, то и воевать-то особо нечем. У меня тоже все патроны забрали, остались только те, что были в рожке, и то я уже большую часть израсходовал, пока выбирались из города. Пришлось отстреливаться. Может, у вас хоть один рожок найдется?

— Найтись-то, найдется, для нас это не большая проблема, — сказал высокий. — Только ведь тебе заплатить нечем…

— Это так, — вздохнул Майк. — Оружие я свое не отдам, оно за мной числиться, мне его сдавать придется, а больше у меня ничего нет. Может, поможешь, как солдат солдату?

— Как солдат солдату? — задумчиво переспросил высокий. — Посмотрим на твое поведение, может быть, и договоримся.

— Федор, выходи, — крикнул он. — Домой идем

Из-за кустов вышел ещё один мужчина, он держал в руках винтовку с оптическим прицелом. Подойдя ближе, он усмехнулся.

— Я вас на прицеле все время держал, — сказал он. — Так что, если бы вы оказались лихими ребятами, уже бы сейчас мертвые были.

— А у тебя пистолет в кармане, — улыбнулся он Майку. — Я это сразу понял.

— Как ты это понял? — спросил Майк.

— Руки держал все время так, чтобы успеть его выхватить, — улыбнулся Федор. — Все равно не успел бы, я бы тебя снял сразу, как только бы к нему потянулся.

— А ты к оружию не привык, — обратился он к Вику. — Ружье держишь, как дубину, а времена сейчас лихие. Что ж ты так? Вик грустно улыбнулся и молча развел руками.

— Что ж, тогда пошли, — сказал высокий мужчина, и сурово взглянул на Майка. — Магазин отстегнуть, патрон из стола вынуть, автомат на предохранитель, а пистолет убери куда подальше.

Майк снял магазин и засунул его в карман, пистолет засунул в наплечную кобуру, и наглухо застегнул бушлат.

— Так устроит? — спросил он.

— Вполне, — сказал высокий мужчина. — Идите за мальчишкой, он вас проводит, а мы пойдем следом. Но учтите, по дороге за вами будут следить, так что лучше не балуйтесь, другие мужики о вас ничего не знают, и могут что-нибудь не правильно понять.

Мальчик подошел к Вику и протянул ему руку.

— Меня зовут, Лешкой. А тебя?

— Коротко Вик, а так Виктор, — улыбнулся тот.

— А солдата?

— Меня обычно зовут Майк, — улыбнулся он. — В паспорте Михаил.

— Понятно, — улыбнулся мальчик. — Идите за мной, только я медленно ходить не умею.

— Ничего, мы справимся, — сказал Майк. — Иди так, как ходишь обычно.

Мальчик легко побежал вперед по узкой тропинке, ведущей через поле. Майк и Вик, не спеша, пошли за ним.

— Что же это все значит? — спросил тихо Майк Вика. — Почему они сначала нас решили не пускать, а потом все-таки пустили. Что это за бабка Никонориха, которую они так слушают?

— Никонориха, как я понял, всех лечит, поэтому спорить с ней никто не будет, потому что заболеть может каждый, — сказал Вик. — Авторитет у неё здесь выше, чем у любого начальника, жить-то каждый хочет.

— Это я понял, — сказал Майк. — А вот как она узнала о нас?

— Как все лекари, она многое должна чувствовать и ощущать, — сказал Вик. — Это же у неё не профессия, а дар, тут без развитой души никак, вот и в нас она что-то почувствовала.

— Интересно что? — спросил Майк. — А самое главное в ком?

— Мы это скоро узнаем, — сказал Вик. — Все, что нам нужно, уже произошло, нас пустили в село. А, значит, нас накормят, в баньке попарят, и спать на мягкую постель положат, то есть все твои мечты сбудутся.

— Можно подумать ты этого сам не хотел, — фыркнул Майк.

— Конечно, я тоже хочу вымыться по-настоящему в горячей воде, и нормально поесть и поспать, — сказал Вик. — Я просто сейчас думаю о том, что мы будем первыми людьми, кто войдет в это село с начала войны, и чем это может для нас обернуться…

— С чего ты взял, что мы будем первыми? — спросил Майк.

— Я слышал рассказы о том, как кое-кто пытался договориться с селянами, — сказал Вик. — Еда-то нужна, особенно овощи, фрукты. Менять, они меняют, но никого к себе не пускают, как бы их не просили и не уговаривали. Я думаю, что у них есть для этого свои причины.

— Наверно, — согласился Майк. — По крайней мере, я доволен уже тем, что впервые вижу здоровых крепких мужиков, которые не захотели меня сразу убить. И они совсем по-другому разговаривают, как-то очень спокойно, и без уныния.

Мальчик помахал им издалека рукой, и они прибавили шагу.

— Вы не отставайте от меня, — сказал он. — Вас здесь могут застрелить. Никто же не знает, что вам разрешили войти.

— А много было людей, кто к вам приходил в село? — спросил Майк.

— Вы — первые, — сказал мальчик. — Вас бы и не пустили, если бы не Никонориха, даже если бы у вас были бы какие-то важные дела. Мы даже солдат к себе не пускаем, когда они за продуктами приезжают.

— А солдат, почему не пускаете? — спросил Майк.

— Не знаю, — пожал плечами мальчик. — Они у дороги ждут, мы выносим им еду, забираем то, что они нам привезли, и все. Наши мужики никому не доверяют, говорят, что теперь власти нет, каждый сам за себя.

— Не понимаю, — сказал Майк. — У солдат же есть оружие, танки, вертолеты, ракеты. Они могут и силой пробиться к вам.

— У нас тоже все это есть, — засмеялся мальчик. — Мы себе много разного оружия наменяли, отец говорит, что теперь мы против армии можем целых три месяца продержаться. Мы и самолеты, и вертолеты, если нужно будет, собьем, да и танки взорвем. У нас мужики стрелять умеют, почти все в армии отслужили…

Сейчас через рощу пройдем, а за ней будет наше село, только вы себя тихо ведите. Хоть Никонориха и взяла вас под свою ответственность, но, если вы кому-то не понравитесь, вас все равно убьют. У нас чужих не любят, боятся, да и на девок молодых не смотрите, они все дуры. Могут какую-нибудь глупость сказать, а у вас после этого неприятности будут.

— Понятно, — улыбнулся Майк. — Разумный ты парень, Леха. Все знаешь, все понимаешь.

— Мы здесь одни живем, — сказал мальчик. — Нам, может быть, потом все заново отстраивать придется, когда все городские умрут, так мужики говорят. Нам много знать надо, у нас и школа есть, в ней учительница преподает, её специально для этого из города взяли.

— А что так много детей в селе? — спросил Майк.

— Да, нет, немного, — сказал мальчик. — Десятка полтора наберется, но в школу все ходят.

Они прошли через рощу и увидели деревню, дома в основном были кирпичными и добротными, но были и деревянные. На улицах никого не было видно, так что предупреждения мальчика были пока напрасны. Мальчик подвел их к большому деревянному дому, обнесенному высоким забором и остановился.

— Вы постучите, — сказал он. — А я пошел. Не люблю я эту Никонориху. Снова начнет рассказывать, что я все не так делаю…

Майк стукнул в ворота.

— Почему не так? — спросил Вик.

— А она говорит, что я несерьезный, что на мне скоро будет ответственность за все село, — сказал мальчик. — Но ведь у каждого должно быть детство, разве не так? Ответственность — ответственностью, но мне же тоже надо как-то играть. Подумаешь, сарай взорвал, так он старый был и никому не нужный…

— Да, насчет сарая ты перегнул, — рассмеялся Майк. — Но я тебя понимаю, здесь у вас и игрушек-то никаких нет, кроме оружия.

— Это точно, — вздохнул мальчик. — Вы с Никонорихой поосторожнее, она и порчу навести на вас может, она же самая настоящая колдунья, её все боятся. Она может вас так заколдовать, что вы быстро умрете, и сами не поймете почему.

— А как она узнала он нас? — спросил Вик. — Это ты ей рассказал?

— Я ей не рассказывал, она сама все знает, — крикнул мальчик, отбегая в сторону.

Калитка в заборе открылась, и они увидели маленькую хрупкую старушку с морщинистым лицом. Лицо её было хмурым и недовольным, она долго рассматривала их, переводя свой сумрачный взгляд с одного на другого, потом махнула рукой.

— Заходите, раз пришли. А ты Лешка, беги, учи уроки, опять на тебя учительница жаловалась.

Мальчик засмеялся, скорчил страшную рожу и побежал по улице, старушка недовольно покачала головой и, вздохнув, сказала.

— Я сказала, заходите в дом. Не стойте, как вкопанные, вам чужие глаза сейчас не нужны.

Они вошли в чистый большой двор и, поднявшись на высокое крыльцо, вошли в дом. Дом был большой, двухэтажный, широкая лестница вела наверх, да и внизу было четыре больших комнаты. Вик тронул Майка за плечо.

— Дальше прихожей не пойдем, — сказал он. — Лучше не надо. Старушка, которая вошла в дом сразу за ними, усмехнулась.

— А ты все правильно понимаешь, — сказала она. — Я бы вас сама из села прогнала, если бы пошли дальше.

— Почему? — спросил Майк.

— А я дураков не люблю, — сказала старушка. — Зовите меня Никонорихой, там меня все зовут.

— Меня зовут Вик, а его Майк.

— А как по-русски это будет? — спросила старушка.

— Виктор и Михаил.

— Виктор говоришь, — сказала старушка, глядя Вику в глаза. — Тяжело тебе приходится, вижу, что сила в тебе есть, не зря тебя выбрали сопровождающим.

— Кого же это его выбрали сопровождать? — спросил Майк.

— Тебя, кого же ещё, — улыбнулась старушка. — Пустили бы тебя одного, ты бы давно плохих дел натворил, да и мертвый был бы уже.

— А кто выбрал? — спросил Майк.

— А это тебе знать не велено, — сказала старушка. — Ты все равно не поймешь, глупый ещё.

— Ну, не такой уж я и глупый, — улыбнулся Майк. — Кое-что понимаю.

— Глупый и незрелый, — сказала старушка. — Всю одежду с себя снимайте. Мне её стирать придется, и кипятить, на ней столько грязи, словно вы только по ней и ползали, да и крови на ней много, а кровь она всегда к себе беду притягивает. Баньку я уже затопила, так что туда и идите. А вот после баньки уже прошу в дом.

— Что же нам в трусах и идти через двор? — спросил Майк.

— Безо всего, — сказала старушка. — Трусы тоже снимайте, их тоже стирать надо. Вик молча стал раздеваться, Майк неодобрительно покачав головой, последовал его примеру.

— Худые-то, какие и бледные, — сказала старушка. — Тяжело вам этот путь достался, а ещё далеко не конец.

— Ты свою тряпку, которой у тебя твои ребра обмотаны, тоже здесь брось на полу, — сказал старушка Майку. — Мне твои раны все видеть надо. Не стесняйся ты, я уже давно не женщина, а Никонориха.

— Все равно как-то неудобно, — сказал Майк.

— Удобно, — сказала старуха, внимательно разглядывая его тело. — Много на тебе шрамов, по всему видать, лезешь в каждую драку. А теперь идите. Я вам после бани какую-нибудь одежку подыщу, схожу к соседям, она у них должна быть.

— А куда идти-то? — спросил Майк. — Где баня?

— Все-таки бестолковый ты, — улыбнулась Никонориха. — Вроде и глаза есть, а слепой. Иди за твоим другом, он тебя приведет туда, куда надо, для этого он к тебе и приставлен.

Вик молча повернулся и вышел во двор, Майк последовал за ним.

— Что это она говорит? — спросил он. — Сопровождающий, к тебе приставлен…

— Не обращай внимания, — сказал Вик, идя по деревянным плахам, которыми был устелен двор. — Это же Никонориха, ведьма. А ведьмы они должны быть загадочными, поэтому и говорят непонятно.

— Нет, — покачал головой Майк. — Тут что-то не сходится, что-то ты от меня скрываешь…

Вик открыл дверь маленького бревенчатого домика, это и оказалась баня. Вик сразу плеснул воды на раскаленные речные камни, и, посмотрев, как пар клубами поднялся под низкий потолок, лег на нары.

— Все это не важно, — сказал он с довольным вздохом. — А вот баня, это важно. Надо кости прогреть, да и многие болезни от пара проходят. Хотя, если честно сказать, страшно мне.

— Что тебя так испугало? — спросил Майк.

— Баня, — вздохнул Вик. — Помнишь, я тебе говорил о газовой атаке? Так это вот в этой бане будет…

— Глупости ты говорил, — сказал недовольно Майк. — Кто тебе здесь будет газовую атаку устраивать, не старуха же эта? Вероятнее всего, ты ошибся.

— Может быть, и ошибся, — сказал Вик, вытягиваясь во весь рост. — Но вряд ли…

— Глупость, — буркнул Майк, ложась рядом.

Они лежали, обильно потея, изредка вставая и плеща воду на камни, чтобы температура не спадала.

Когда они почувствовали, что каждая клетка тела впитала в себя тепло, они вымылись, а потом разомлевшие и довольные пошли в дом.

— Ну и где твоя газовая атака? — спросил Майк. — Я все время ждал ее.

— Возможно, это произойдет не сегодня, — сказал Вик. — Ты же знаешь, время я точно определять не умею…

В кухне на столе их ждала большая тарелка с горячей картошкой приправленной маслом, плошка с квашеной капустой и каравай настоящего хлеба. Старухи нигде не было, они были представлены сами себе, и их это вполне устраивало.

Они поели, потом прошли в соседнюю комнату, где на полу для них были брошены соломенные тюфяки, покрытые белыми простынями. Они легли на них и почти сразу заснули.

Спалось им хорошо, и проснулись они только тогда, когда наступило утро следующего дня.

Никонориха была дома, она бросила им старенькие солдатские комбинезоны, почти такие же, в каких они пришли. Потом поставила на стол крынку молока и свежеиспеченный хлеб.

— Ешьте, — сказала она. — А заодно и будем знакомиться. Кое-что я уже поняла, но кое-что осталось для меня непонятным. Как ты, Миша, оказался здесь?

Майк выпил с наслаждением кружку молока, положил перед собой хлеб и стал, не спеша, есть, отламывая от него небольшие кусочки. Видно было, что эта процедура доставляла ему немалое удовольствие.

— Сошел с поезда на одной из станции, когда нас уже отправили домой, — сказал он. — Решил посмотреть своими глазами, что такое ядерный взрыв. Нам говорили об этом много, но все как-то теоретически, заумно.

— Посмотрел? — усмехнулась Никонориха. — Понравилось?

— Посмотрел, — вздохнул Майк. — Теперь уже жалею.

— Хорошо, что жалеешь, только это зря, — сказала старушка. — А как ты понял, что тебе нужно было сойти именно на этой станции?

— Не собирался я совсем сходить, — сказал угрюмо Майк. — До сих пор считаю это глупостью.

— Вот теперь с тобой все понятно, — сказала Никонориха. — Дальше можешь ничего не говорить. Раны я твои видела, многие не залечены, боли твои слышу. Помочь тебе сумею, через неделю будешь, как новенький.

— Хорошо бы, — улыбнулся Майк, наливая себе ещё молока. — А то нам ещё далеко идти.

— Ну, не так уж и далеко, — сказала старушка. — Это больше зависит не от расстояния, а оттого, что ты увидеть должен.

— Что это, значит, увидеть должен? — спросил Майк.

— А то и значит, — сказала старушка. — Что до этого у тебя на пути все время будут препятствия и проблемы, а как увидишь достаточно, чтобы хоть что-то понять, так сразу твой путь и закончится. Оглянуться не успеешь, как дома будешь. И машины тебя будут подвозить, и поезда, а может даже и самолеты, так что дело не в расстоянии, а в тебе.

— Совсем ничего не понял, — сказал Майк. — Можно как-то сказать пояснее без этих шаманских штучек?

— Можно и пояснее, — улыбнулась старушка. — Только ведь все равно не поймешь, не готов ты ещё к пониманию. А вот твой сопровождающий, он все понимает, ему и объяснять ничего не надо….

Никонориха посмотрела на Вика, он молча сидел и смотрел в пол, и даже не притронулся к пище.

— Посмотри на меня, Виктор, — сказала старушка. — Мне твои глаза видеть надо. Вик поднял голову и грустно, даже как-то виновато улыбнулся. Лицо старушки изменилось, оно стало необычайно серьезным и задумчивым.

— Все вижу, но помочь тебе не могу, — сказала она. — Если останешься, вылечу, если пойдешь дальше, то умрешь, но ты это и сам знаешь. Вик вздохнул и грустно кивнул, не отводя взгляда.

— Я не останусь, не могу, вы же знаете, — сказал он.

— Можешь, — сказала Никонориха. — Это только от тебя зависит, сам решаешь. Не считай себя единственным. Не пойдешь ты, пойдут другие.

— Я пойду, — сказал Вик. — Нет у меня выбора.

— Хорошо, — улыбнулась старушка. — Я тебя подлечу, дойти сможешь. И не вини себя, ты итак уже сделал много, никто другой бы больше не смог, даже я. А то, что с вами происходило, тоже не твоя вина, это ваши испытания были. Ешь, пей молоко, тебе силы много будет нужно.

— А ты здоровый балбес, — старушка перевела с улыбкой взгляд на Майка. — Ты у меня работать будешь. Дрова рубить, огород копать, воду носить.

— Так болит же все, — сказал Майк. — И сил нет.

— А ты о своих болях не думай, они теперь моя забота, я о них думать буду, — сказала Никонориха. — Я тебе уже сказала, что через неделю будешь, как новенький, если слушаться меня будешь. Майк взглянул на Вика, тот улыбнулся и кивнул.

— Ну, если ты меня не угробишь своей работой, то я помогу тебе по хозяйству, — сказал Майк. — Я же понимаю, что нам расплатиться нечем за кров и еду.

— Ты не мне помогать будешь, — сказала Никонориха. — Ты себе помогать будешь. Это тебе здоровье нужно, а не мне. Я уже старая, мне совсем ничего не нужно, да у меня и помощников целое село, только крикни.

— Ладно, ладно, — сказал Майк. — Работать, так работать, я не против…

— Не угроблю я тебя, не беспокойся, — сказала Никонориха. — Иди дрова руби, вечером опять в баньку пойдете.

— Как скажешь, хозяйка, — сказал Майк и посмотрел на Вика. — Ты со мной?

— А он с тобой не пойдет, — сказала старушка. — Я его лечить буду, да и поговорить мне с ним ещё надо.

— Как скажешь, — пожал плечами Майк. Он вышел во двор, нашел топор и стал рубить наваленные в углу чурбаки.

У него по-прежнему болели ребра, но почему-то его это уже больше не беспокоило. И вообще, в этом селе, в этом доме он чувствовал необычайное спокойствие и странную уверенность в том, что все будет хорошо.

Казалось, что все беды и неприятности не могут попасть в это село, словно кто-то могущественный отводит их в сторону. А может, такой свойство есть у всех деревень, затерянных в уголках России?

— Дрова рубишь? — неожиданно услышал он мальчишеский голос. Майк поднял голову и увидел Лешку, заглядывающего через забор.

— Рублю, — улыбнулся Майк.

— Все деревня на эту Никонориху пашет, — сказал Лешка с осуждением. — А теперь она ещё и пришлых заставляет.

— Я не в обиде, — сказал Майк. — Наоборот, это мне даже удовольствие доставляет. Я же все время жил в городе, там дрова рубить не надо.

— Ну, и как вам в городе живется? — спросил мальчик.

— В моем городе, откуда я пришел, все не так уж и плохо, — сказал Майк. — А вот здесь у вас беда.

— Война у нас была, не знаешь, что ли? — спросил мальчик. —

— Знаю, видел, — грустно усмехнулся Майк.

— А теперь у нас все не так уж и плохо, — сказал мальчик. — Раньше хуже было.

— А почему раньше было хуже? — спросил Майк.

— Городские к нам повадились, насилу отвадили, многих постреляли, — сказал мальчик. — Пусть знают, что мы свою деревню защищаем, и будем защищать.

— Я понимаю, — улыбнулся Майк — По-другому сейчас и нельзя.

— Мы их не пустим, — сказал мальчик. — Пусть даже и не надеются. Пусть их даже целая тысяча придет, мы их всех убьем.

— И не пускайте, у меня к вашим городским свои претензии, — сказал Майк. — А мне у вас нравится. Еда настоящая, да и воздух какой-то другой.

— Воздух сейчас везде одинаковый, — возразил мальчик. — Вы солдаты его везде радиацией отравили, да и солнце закрыли.

Трудно без солнца жить, еды самим не хватает, что и говорить о том, чтобы что-то продавать. И холодает каждый день, мужики говорят, что скоро такие зимы начнутся, что все люди на земле замерзнут. Когда это все произойдет, и точно ли все замерзнут, ты случайно не знаешь?

— Я нет, — улыбнулся Майк. — А вот мой друг он все знает.

— Он тихий какой-то и грустный, — сказал мальчик. — Не похож он на того, кто все знает.

— А наверно такие и бывают те, что знают все, — улыбнулся Майк.

— Нет, не такие, — сказал мальчик. — Никонориха тоже все знает, только никому ничего не говорит, а она не тихая.

— А ты поговори с ним, — предложил Майк. — Он любит мальчишек, в городе у него все мальчишки были друзьями.

— А он не колдун? — спросил мальчик.

— Если и колдун, то добрый, — сказал Майк. — И волшебство у него доброе.

— Да, — вздохнул мальчик, — хорошо бы с ним поговорить, только я в дом к Никонорихе не пойду, там слишком страшно.

— А я ничего страшного пока не заметил, — сказал Майк. — Вполне обычный дом, да и Никонориха не страшная, она просто ворчливая.

— Может быть, позовешь его? — спросил мальчик. — Тогда я его бы спросил…

— Позову, — сказал Майк и вошел в дом.

Вик сидел на кухне, а Никонориха сидела рядом и что-то ему тихо говорила. Вид у Вика был печальный и задумчивый.

— Что уже нарубил дров? — спросила Никонориха.

— Нарубил, хоть и не очень много, — ответил Майк.

— А зачем тогда пришел?

— Там Лешка пришел, хочет у Вика кое-что спросить.

— Лешка, этот маленький хулиган? — спросила старушка, потом неожиданно улыбнулась. — Пусть поговорит. Этот мальчишка никого не слушает, может от него хоть что-то услышит полезное, и станет немного умнее. А пока он с ним разговаривает, ты раздевайся, я тебя лечить буду.

Вик вышел из дома и подошел к забору.

— Что ты от меня хотел узнать? — спросил он мальчика.

— Солдат сказал, что ты все знаешь, — сказал Лешка.

— Это не так, — пожал плечами Вик. — Я просто много думаю, а знаю я не очень много.

— Все равно скажи, когда это закончится?

— Что закончится? — спросил Вик.

— Война, голод, тучи исчезнут.

— Не скоро, — сказал Вик. — Войны будут ещё лет двадцать идти. А солнце появится лет через семь, не раньше…

— К тому времени мы все умрем от голода, — сказал мальчик. — А нельзя что-нибудь сделать, чтобы это все быстрее произошло?

— Нет, — покачал головой Вик. — Ничего сделать нельзя, от нас людей теперь ничего не зависит.

— А как же мы выживать будем? С едой совсем плохо стало, трава только появляется, а уже через неделю стоит желтая, её и лошади и коровы есть не хотят. Да и в лесу у деревьев листья постоянно опадают, и все плохо растет. Пшеницу сажаем, она только поднимается и сразу колос дает, а в этом колосе зерна почти и нет.

— Ну что ты хочешь, чтобы я сказал? — вздохнул Вик. — Что все это скоро закончится, и все будет хорошо? Но так не будет, как бы я сам этого не хотел. Страшная беда произошла и не только у нас. Солнца нет по всему миру, всем плохо.

— А как жить-то тогда? — спросил мальчик. — Если ничего расти не будет, мы все умрем.

— Будет трудно, но вы выживете, — сказал Вик. — Все для вас не так страшно, пока вы держитесь вместе.

— А холодать и дальше будет? — спросил Лешка.

— Да, — сказал Вик. — С каждым годом будет становиться все холоднее и холоднее, а когда уже все решат, что дальше уже и терпеть нельзя, вот тогда впервые появится солнце и даст надежду. А после этого начнет понемногу теплеть.

— Плохо, — вздохнул мальчик. — Я уже взрослый буду, если доживу, конечно.

— Доживешь, — улыбнулся Вик. — Об этом можешь не беспокоиться.

— Но почему все взрослые такие дураки? — спросил сердито мальчик. — Ведь они же знали, что так будет? Зачем они эту войну устроили? Они и сами многие умерли, и мы дети тоже теперь из-за них умираем.

— Многое плохое в людях с рождения заложено, — вздохнул Вик. — И нужно много сил, чтобы с этим плохим в себе справиться, немногим это удается.

— Я, наверно, когда вырасту, тоже плохим стану, — сказал мальчик. — Мне так Никонориха всегда говорит.

— А ты не становись, — сказал Вик. — А то ты, когда вырастешь, ещё одну войну устроишь, и тогда точно человечеству не выжить.

— Плохим быть интереснее, — сказал мальчик. — Но я ещё подумаю, может, и не буду им становиться. Вон Никонориха за тобой идет, а я побежал, не хочу с ней разговаривать. Из дома вышла старушка и подошла к нему.

— Он хоть что-нибудь понял? — спросила она.

— Он начал задумываться, — сказал Вик. — А это уже неплохо.

— Да, что ж тоже польза, — сказала Никонориха. — Идем, буду и тебя лечить, а то твой друг обижается.

— На что обижается? — спросил Вик.

— Сам увидишь, — усмехнулась Никонориха. — И на себе испробуешь.

Они вошли в дом, Майк лежал на полу и тихо стонал, он был весь обмазан какой-то дурно пахнущей мазью, и она, похоже, жгла его немилосердно, если судить по его жутким стонам

— Терпишь? — спросила старуха.

— С трудом, — ответил Майк. — Не пора ли уже смывать с меня эту мазь?

— Нет, не пора, — улыбнулась Никонориха. — Ты даже еще не понял, что может быть ещё хуже. А чтобы тебе не было так скучно, сейчас я и твоего спутника тем же намажу. Раздевайся. Вик посмотрел на стонущего Майка и тяжело вздохнул.

— А другого средства у тебя нет? — спросил он. — У нас же с ним болезни разные, значит, и лекарство должно быть разным?

— Ты раздевайся, — усмехнулась старушка. — Это у врачей лекарства разные, а у меня для всех одно. Да, ты не бойся, эта мазь вас не убьет, а вот организм заставит бороться со своими болями, в этом и смысл её.

Вик снял комбинезон, и скоро он уже лежал рядом с Майком на полу и так же стонал. Впрочем, иногда они начинали смеяться, когда кто-то из них начинал подпрыгивать от нестерпимой боли. Никонориха только улыбалась, глядя на них.

— Ну что? — спросила она, когда мазь перестала сильно жечь. — Поняли, что все самое страшное ещё впереди?

— А что ты ещё что-то собралась нас испробовать? — спросил Майк.

— Сегодня нет, — улыбнулась Никонориха. — Но вам ещё ночь спать, поверьте, после этой мази она вам покажется бесконечной, но зато завтра вы почувствуете себя другими людьми. Сейчас я вам немного сонного зелья дам, чтобы вы смогли заснуть, и рядом с вами поставлю по кружке отвара, чтобы вы ночью по дому не бегали и не кричали. Я этого не люблю. Вот будете просыпаться и снова его пить, а после отвара сможете снова заснуть.

Они выпили горького зелья, и почти сразу их потянуло в сон, они легли на свои тюфяки и заснули. Но старушка оказалась права, ночью им обоим было плохо, боль чувствовалась даже сквозь сон, и сны снились им кошмарные. Когда становилось совсем нестерпимо, они выпивали по глотку отвара, и он помогал на какое-то время заснуть, но потом все начиналось сначала.

Их то бросало в холод, и не спасали даже толстые ватные одеяла, которыми они были укрыты, то в жар, и тогда они обливались потом. Утром оба были настолько измучены, что даже не могли встать, и просто лежали и смотрели друг на друга.

— Ты жив? — спросил Майк.

— Ещё не понял, — ответил Вик. — Ночью во сне думал, что уже умер, но потом понял, что не может быть так мучительно больно после смерти. Смерть, должна быть освобождением, а не пыткой.

— Как ты думаешь, что она нам ещё придумает? — спросил Майк. — Мне кажется, что она на этом не успокоится.

— Я тоже так думаю, — прошептал Вик. — Ты бы говорил тише, а то она нас услышит, и тогда точно что-нибудь ещё придумает.

Тут дверь заскрипела, и в комнату вошла Никонориха.

— Что, удалось пережить эту ночь? — спросила она. — Поздравляю, значит, и дальше жить будете. Вставать-то собираетесь? Тебе, Миша, ещё дрова рубить, а ты, Виктор, будешь воду таскать в баню, сегодня париться будете.

— У меня сил нет, дрова рубить, — сказал Майк. — Я даже встать не могу.

— У меня тоже сил нет, — сказал Вик.

— Вы лучше вставайте, — сказала Никонориха, усмехнувшись. — А то у меня ещё одна мазь есть, он покрепче той будет, чем та, что я на вас мазала. Давно хотела на ком-нибудь попробовать, но все мне что-то мужики хлипкие доставались, а вы ребята крепкие…

— Это уже лучше на нем, — сказал Майк, вскакивая с тюфяка и натягивая на себя комбинезон. — Он крепкий и сильный, а я уж лучше дрова порублю.

— Я тоже хлипкий, — сказал Вик, поспешно вскакивая вслед за ним. — Мне ещё воду носить, так что лучше потом, и лучше ему, он крепче, чем я… Никонориха рассмеялась.

— Ну, если и вы такие слабые, то идите завтракать, завтрак на столе.

Они быстро выпили молока с горячим хлебом, и пока Никонориха не передумала, отправились работать. Майк рубил дрова, а Вик носил из колодца воду в баню. То ли мазь подействовала, то ли страх перед старухой, но у них у обоих дело спорилось.

Боли, конечно, в теле ещё были, но по сравнению с тем, что они испытали ночью, это можно было считать легким недомоганием.

Когда Майк расколол все чурбаки, сваленные в углу двора, а Вик наносил воды полный бак, окончательно рассвело.

Никонориха позвала их обедать. Они ели картошку, лук и много других разных с приятным запахом трав, которые Никонориха собирала в лесу. После еды старуха разрешила им немного поспать, а потом отправила их в баню, которую уже к тому времени истопила.

Едва они легли на полки, как в баню зашла Никонориха.

— Я забыла вам сказать, что баня сегодня будет у вас не обычная, а лечебная.

Она вылила на раскаленные камни кастрюлю с каким-то отваром и быстро вышла из бани. От раскаленных камней пошел пар, и сначала его запах даже казался приятным. Но потом пар стал нестерпимо горяч, и начал жечь кожу и волосы.

Они, не сговариваясь, рванулись к двери, но Никонориха предусмотрительно подперла чем-то дверь снаружи.

Тогда они легли на пол, но и там было находиться почти невозможно. Они обильно потели, так что пот тек с них ручьем. Если бы им раньше сказали, что можно так потеть, они бы не поверили.

Когда пар немного рассеялся, и стало можно дышать, и даже стоять, они стали обливать друг друга водой.

Холодная колодезная вода казалась им теплой и приятной, и они вылили на себя все, что Вик натаскал за пол дня.

Оба почувствовали слабость и усталость, но, когда они вышли из бани, жизнь им стала казаться прекрасной.

— Ну, как тебе газовая атака? — спросил Вик.

— Тьфу! — сплюнул Майк. — Я-то думал, что это будет по-настоящему, настоящий газ и все такое прочее…

— Когда видишь издалека, не все понимаешь правильно, — пожал плечами Вик.

Никонориха была в доме.

— Ну что? — спросила она. — С легким паром?

— Легким его не назовешь, — сказал Майк сердито. — Ты специально нас мучаешь? Тебе это доставляет удовольствие?

— Большого-то я удовольствия я не испытываю, — улыбнулась Никонориха. — Но смотреть на вас было весело.

— По-моему мнению ты все специально делаешь для того, чтобы мы от тебя быстрее сбежали, — сказал Майк. — И ты очень близка к своей цели.

— Ещё немного потерпите, а потом сбежите, — улыбнулась старушка. — Кстати, как твои ребра?

— Болят, — сказал Майк. — Что с ними сделается? Не такими же способами лечат трещины и переломы. Он пощупал грудь, и смущенно улыбнулся.

— Правда, болит уже не так сильно, но я не думаю, что это от твоих лекарств.

— Ну, если не считать того, что ты полдня дрова рубил, а твой друг воду таскал полными ведрами, — сказала Никонориха. — И если не замечать, что у вас на лице появился здоровый румянец, да и аппетитом вы не страдаете, то мои лекарства, действительно, вам не помогают.

— Не помогают, — сказал Майк. — Это уж точно, сплошное издевательство над больными людьми, а не лекарство. Кстати ты что-то сказала насчет аппетита, поесть-то нам дадут?

— Конечно, — улыбнулась старушка. — Все приготовлено, идите, ешьте.

— Спасибо, — сказал Вик. — Я чувствую себя гораздо более сильным и здоровым, чем был.

— Рано благодаришь, — засмеялась старушка. — Я свое лечение ещё не закончила.

— Да? — сказал Майк. — А я тоже чувствую уже себя гораздо лучше. Может больше не надо?

— Надо, — засмеялась Никонориха. — Я вам рассказывала о новой мази? Так вот пришло время её на вас попробовать. Советую поесть, а то после неё вам не только есть, но и жить не захочется.

Майк с Виком переглянулись, тяжело вздохнули и пошли на кухню. На ужин была та же картошка и травы, молоко и хлеб. Они ели, мрачно разглядывая друг друга.

— Не пора ли бежать отсюда? — спросил Майк. — Она же нас залечит до смерти.

— Боишься? — улыбнулся Вик.

— Можно подумать, что ты нет, — огрызнулся Майк.

— Я побаиваюсь, а не боюсь, — сказал Вик. — И думаю о том, сколько же нужно иметь здоровья, чтобы выдержать ее лечение. Только очень здоровые люди могут у неё лечиться.

— Так оно и есть, — засмеялся Майк. — Но, если сказать правду, я, действительно, чувствую себя лучше. Может, это от хорошего питания, а может, действительно, от её лечения. Легкость какая-то появилась в теле, и сила. Она же права, я на самом деле рубил дрова и даже не чувствовал усталости.

— А я воду носил, — сказал Вик. — А утром думал, что даже встать не смогу.

— Интересно, она, что, на самом деле решила испробовать на нас свою новую мазь, или пошутила? — спросил Майк. — Если я от той мази кричал так, как будто меня режут то, что будет от этой?

— Будешь кричать ещё громче, — предположил Вик. — И я, наверно, тоже.

— Наверно, — вздохнул Майк. — Что-то и есть уже не хочется. Как ты думаешь, она ещё долго будет над нами издеваться?

— Она же сказала, что через неделю ты будешь, как новенький, — сказал Вик. — А прошло всего три дня.

— Мне казалось, что уже четыре, — вздохнул Майк. — Ладно, сейчас соберусь с духом и скажу ей, что я уже здоров.

— Ты уже ей это говорил, — улыбнулся Вик. — Но мне кажется, что её это не остановит, она все равно на нас свою новую мазь испробует.

— Значит, надо бежать, — сказал Майк.

— Куда мы с тобой побежим? — спросил Вик. — Она все спрятала и нашу одежду, и оружие и рюкзаки. Так что, хотим мы этого, или нет, а придется лечиться. И не забывай о мужиках, которые сидят с оружием где-то там, в засаде, без провожатого нам не уйти живыми из этого села.

— Это ты нас сюда затащил, — сказал Майк. — Когда-нибудь я тебе это припомню. А, если я умру от её мази, то буду являться к тебе в виде призрака, и буду тебе жизнь портить.

— Я раньше тебя умру, ты меня сильнее и крепче, — сказал Вик. — Так что я твоих угроз не боюсь.

— Это мы ещё можем поспорить, кто кого крепче, — сказал Майк, с опаской прислушиваясь к шагам.

— Не надо спорить, вы оба крепкие, — сказала Никонориха, заходя на кухню. — Вижу, что поели, так что раздевайтесь. Намажу вас, потом и спорьте, сколько хотите, кто кого крепче…

— Может лучше не надо? — спросил Майк. — Что-то во мне слабость какая-то, и чувствую я себя плохо.

— Вот и хорошо, — улыбнулась старушка. — Моя мазь тебя быстро от этого излечит. Майк вздохнул и стал раздеваться.

— У меня есть только одна последняя просьба, — сказал он. — Этой мази на него намажьте побольше, чтобы жизнь ему легкой не казалась, это он меня сюда привел.

— Это, пожалуйста, — сказала Никонориха. — И ему намажу побольше, и тебе, раз ты с ним пошел.

Скоро они оба лежали на полу, извиваясь от острой боли. Действительно, та мазь, которой их мазали раньше, теперь казалась им легкой и приятной. Ночь тоже была кошмарной, им казалось, что они её не переживут, но на следующее утро они оба чувствовали себя необычайно бодро.

Майк перерубил все дрова, сложил две большие поленницы, и теперь рыскал по двору с желанием ещё что-то сделать. Его тело просило работы и движения, в конце концов, он пошел к Вику и стал помогать ему таскать воду. Они залили полный бак воды в бане, и почти столько же отнесли в дом. После этого они почувствовали жуткий голод, старуха, похоже, знала об этом, потому что еды на столе было поставлено гораздо больше.

Они съели все, что Никонориха им приготовила, и даже картошка с капустой показалась им изысканным блюдом. А после этого легли спать, и спали до следующего утра, крепко, без снов, и не просыпаясь.

Утром, когда они проснулись, рядом с ними лежала на полу их одежда, а в углу стояли рюкзаки и оружие. Вик встал и стал надевать свой комбинезон, чистый, выглаженный с заштопанными дырами. Майк недоверчиво покачал головой.

— Ты думаешь, что нас уже отпускают?

— Да, похоже на то, — грустно улыбнулся Вик. — Маленький отпуск закончился.

— Но я ещё не чувствую себя абсолютно здоровым, — сказал Майк.

— А ты прислушайся к своим ощущениям, — пожал плечами Вик. — И поймешь, что все совсем уж не так уж и плохо, и, по крайней мере, гораздо лучше, чем тогда, когда мы сюда пришли. Майк кивнул.

— В принципе ты прав, боли я не чувствую, — сказал он. — А как же Никонориха? На ком она теперь будет ставить свои опыты?

— Ты одевайся, — сказала старуха, входя в комнату. — Виктор все понял правильно. Мои услуги больше вам не нужны. Можно конечно дать вам ещё несколько дней отдыха, но я решила, что это вас размягчит, а дорога у вас не простая. Вам нужно много силы и решимости дойти её до конца.

— Понятно, — вздохнул Майк и стал одеваться. — Значит, надоели мы тебе?

— Ну не настолько, чтобы вас прогонять, — улыбнулась Никонориха. — Только не вы одни нуждаетесь в моей помощи, есть и другие. Но пока вы у меня живете, никто сюда не придет, так у нас заведено. А бегать по домам, я не собираюсь, старая уже.

Так что собирайтесь и идите себе.

Майк взял автомат, посмотрел на полупустой магазин и вздохнул

— А патронов для автомата у вас не найдется? — спросил он. — Времена сейчас лихие, без автомата никак нельзя.

— Я оружие дома не держу, — сказала старуха. — Только для вас сделала исключение. Но попрошу мужиков, чтобы вам дали патроны, и если нужно и другое оружие. Тебе, Виктор, тоже что-нибудь нужно?

— Мне нужен нож, спички и свечи, — сказал Вик. — И, если можно, продуктов, у нас почти ничего не осталось.

— Картошки и кореньев разных я вам в рюкзаки положила, — сказала старуха. — Свечи тоже дам, как и спички, а нож и патроны вам дадут, когда из села уходить будете.

— Что ж, тогда это все, что нам нужно, — сказал Вик. — Спасибо за лечение и приют. Если бы вы нас не вылечили, то шансов дойти до его города у нас почти не было бы.

— Я знаю, поэтому и пустила вас, — усмехнулась Никонориха. — Ты все-таки будь осторожнее. Болезнь твою я только немного приглушила, чтобы она тебе не мешала в пути, но она никуда не исчезла. Больше я ничего сделать не смогла, ты сам сделал свой выбор.

А у тебя, Миша, все хорошо. Конечно, и ты ещё не вылечился до конца, но вылечишься по дороге. Боли чувствовать не будешь и до города своего дойдешь, а это главное. Идите с богом, меня другие больные дожидаются.

Майк и Вик забросили лямки рюкзаков за плечи, Вик положил в карман поданные старушкой свечи и спички, и они вышли из дома.

У ворот их дожидался Лешка.

— Идите за мной, — сказал. — Я вас отведу к дороге.

— А патроны? — спросил Майк. — Никонориха обещала, что мне патроны дадут для автомата.

— Сейчас узнаю, ждите меня здесь, — сказал мальчик, забегая во двор. Через минуту он выскочил обратно.

— Пошли, — сказал он. — Будут вам и патроны, и если нужно, оружие. По дороге покажу вам свой склад, там у меня все есть.

Улицы по-прежнему были пустынны, казалось, что деревня вымерла.

— А много у вас людей живет? — спросил Майк.

— Много ли мало, вам это знать не надо, — сказал мальчик. — Мы никому этого не рассказываем. А то, что вы никого не видите, это ничего не значит. Староста запретил людям к вам подходить и разговаривать.

— А тебе, почему не запретил? — спросил Майк.

— Я уже с вами разговаривал, поэтому мне можно, — улыбнулся мальчик. — И потом, кто-то же должен вас отсюда вывести. Решили, что лучше всего для этого подхожу я.

— А почему ты? — спросил Вик.

— А я маленький, в меня попасть трудно, — улыбнулся мальчик. — И я быстро бегаю, так что вам за мной не угнаться. А мужики они сейчас за вами наблюдают через бинокли и оптику, так что, если что-то будет не так, они вас убьют.

— Мы никому не желаем зла, — сказал Вик. — И тем более вам.

— Да, знаю я, — отмахнулся мальчик. — Это староста так сказал, на всякий случай, если вдруг Никонориха в вас ошиблась. Да, и времена сейчас плохие, никому верить нельзя. Каждый норовит обмануть.

— Серьезно тут все у вас поставлено, — сказал Майк. — Все как в армии, и часовые, и дозор, и сопровождение.

— Поэтому нас никто и не трогает, — сказал мальчик. — Все знают, что мы можем за себя постоять.

Они вышли из села, мальчик свернул на узкую тропку почти незаметную в густой траве. По ней они дошли до высокого кургана, в нем была выкопана пещера, и даже прилажена деревянная дверь, обитая камуфляжной сеткой, к которой были привязаны пучки желтой высохшей травы. Пещера была незаметна издалека, да и, подойдя близко, они не сразу увидели дверь. Мальчик довольно улыбнулся.

— Это и есть мой склад, никто не найдет, если знать не будет, что он тут есть.

Они зашли внутрь, пещера была довольно большой, вдоль стены тянулись длинные широкие нары, заваленные ящиками с оружием.

— Серьезное сооружение, — сказал одобрительно Майк. — Неужели сам выкопал?

— Нет, — покачал головой мальчик. — Это мы всей деревней копали, на тот случай, если придется здесь укрываться от ядерных бомб. У нас таких пещер много вокруг накопано, а в этой мне разрешили играть.

— Что, и про твое оружие все знают? — спросил Майк.

— Знают, конечно, — сказал мальчик. — Тут же не только мое оружие, тут и чужое есть. Вам-то что надо?

— Мне патроны нужны для автомата, — сказал Майк. — Да и для пистолета было бы неплохо иметь ещё одну запасную обойму.

— Покажи, какой у тебя пистолет, — сказал мальчик. — Может, и найду что-нибудь.

Майк вытащил из кобуры оружие, мальчик повертел пистолет в руках, потом залез на нары и открыл один из ящиков. Он долго копался в нем, потом сказал.

— Патроны отдельно есть, а магазинов для твоего пистолета нет. Патроны будешь брать?

— Если магазинов нет, возьму патроны.

Мальчик подал Майку пластиковую коробку с патронами, магазин к автомату, потом ещё достал одну большую пластиковую коробку.

— Это тебе патроны для автомата, — сказал он и посмотрел на Вика.

— А тебе какое оружие нужно?

— Мне только нож, желательно в ножнах, — улыбнулся тот. — Я стрелять не люблю, да и убивать людей тоже.

— А кто это любит? — вздохнул мальчик. — Никто и не любит, да приходится. Если ты не убьешь, тебя убьют. Нож вот возьми.

Мальчик протянул Вик нож в ножнах ещё в заводской смазке, нож был не простой, лезвие было зачернено для того, чтобы не блестело в темноте.

— Мне бы такой тоже не помешал, — сказал Майк. — Это нож спецназа, хорошая вещь, его и бросать можно.

— Разоряете нас, — сказал с осуждением мальчик, но достал ещё один нож и сунул Майку. — Если бы Никонориха не сказала, ничего бы мы вам не дали.

— А откуда такое богатство? — спросил Майк.

— Часть выменяли у солдат, они тоже есть хотят, поэтому оружие на еду и меняют, — сказала мальчик. — А часть забрали у тех, кто приходил нас грабить, только теперь они мертвые.

Больше ничего не нужно?

— Ему бы гранату учебную, — улыбнулся Майк, кивая на Вика. — Боевые он не любит, а учебные ему нравятся.

— Что толку в учебной гранате? — спросил мальчик. — Так только, если по голове кого стукнуть, а больше пользы никакой.

— Не скажи, — улыбнулся Майк. — Никто же не знает, что граната учебная, а вдруг она настоящая?

— Учебная, так учебная, — сказал мальчик. — Есть тут у меня одна, давно выкинуть хотел. Он протянул Вик гранату, тот сунул её в карман.

— А теперь уходите, — сказал мальчик. — За курганом есть тропка, вот по ней и идите, никуда не сворачивая, а то вас убьют. Она вас на дорогу выведет. И дорогу потом к нам забудьте. Если придете ещё раз, вас застрелят, и Никонориха вам не поможет.

— Тоже понятно, — сказал Майк. — Не придем мы к вам, и дорогу забудем.

Дойдя до небольшой рощицы, они оглянулись, мальчик стоял на кургане и махал им рукой. Они помахали ему в ответ и вошли в рощу, пройдя через неё, они вышли на тропу шире и утоптаннее, она и привела их к дороге. Больше они никого в этот день не увидели и не встретили.