Конец тьмы
Глава первая
Темной ночью в узкий проулок в квартале от крупного столичного банка с названием «Русский стандарт» с трудом въехал огромный грузовик-контейнеровоз. В переулке он остановился, задний борт открылся, и миниатюрный ремонтный четырехлапый робот сполз с крыши контейнера, где находился всю дорогу, зацепившись своими мощными присосками. Он добрался до запоров, открыл дверь контейнера, спустил массивный металлический трап, и на асфальт выкатились три огромных робота-погрузчика.
Выглядели они необычно: на верхних и нижних клешнях закреплено странное оборудование больше подходящее для роботов другого класса: на плечах дополнительные видеокамеры, за спинами металлические ящики неясного назначения, на мощных механических руках раструбы какого-то газового оборудования. Роботы, повинуясь команде невидимого оператора, неспешной трусцой направились к дверям банка, грузовик же выкатился из переулка и покатился обратно. Впрочем, через триста метров он въехал на платную стоянку, встал у стены, и уже с него небольшой робот-ремонтник, выдвинув присоски, полез на высокий небоскреб.
Скоро три больших робота уже добрались до главной улицы, навели свое странное оружие на банк, и стеклянная дверь разлетелась кучей осколков. Охранные датчики взвыли, заревела сирена, вопя о вторжении и прорыве первого уровня. Охранник у входа едва успел прикоснуться к пистолету, как огромная железная клешня сорвала с него ремень вместе с кобурой, а в лицо из раструба пыхнуло порцией сонного газа. Три исполинских робота вкатились в здание и разъехались каждый в свою сторону, распыляя из раструбов в воздух облака газа. Охрана не успела сделать ни одного выстрела, как погрузилась в глубокий сон — да и что она смогла бы сделать против громадных железных чудовищ без тяжелого вооружения?
В это время маленький ремонтный четырехлапый робот, забравшись на крышу, перерубил подходящий к зданию основной кабель, и вся сторожевая аппаратура, включая сигнализацию, отключились. Пользуясь теми долями секунд, которые требовались главному компьютеру банку для того, чтобы переключиться на резервное питание, три робота скатились в подвал, вскрыв по дороге несколько толстых сейфовых дверей. А когда робот-ремонтник отключил и резервное питание, добрались до основного банковского хранилища, открыли его и, загрузив в металлические ящики слитки золота и платины, поднялись наверх.
С начала ограбления прошло не больше четырех минут, как роботы покинули здание и покатились в сторону реки. Через минуту и двадцать три секунды их засек полицейский беспилотник, которого по сигналу тревоги направил дежурный в сторону банка, а еще через минуту пять полицейских патрульных машин попытались остановить роботов, используя мощные электромагнитные пушки, предназначенные для торможения машин-нарушителей дорожного движения.
К несчастью для полицейских железные грабители оказались хорошо защищены от внешнего электромагнитного воздействия, а их ответ из странного вида излучателей превратил машины-перехватчики в кучу железного лома не подлежащего восстановлению, так как вся электроника сплавилась в единый ком, окутав полицейских клубами вонючего дыма от горелого пластика.
В воздух поднялись полицейские вертолеты с легким вооружением, но поскольку они не были предназначены для боя с тяжелой техникой, их пушки и пулеметы роботам большого вреда не нанесли, а ответный залп из тех же мощных непонятных излучателей сбросил геликоптеры на землю. Пилоты, выбрались из клубов черного дыма, исходящего от электронной начинки, упали на землю, рыгая, кашляя и вопя от ужаса.
Диспетчер согласно инструкции тут же обратился за помощью к расквартированной за городом усиленной армейской бригаде, те, недолго думая, подняли в воздух малую авиацию. В воздух поднялись ударные беспилотники, к месту боя понеслись танки, и начался настоящий бой, который без купюр в онлайн режиме увидела вся страна. Спутники и беспилотники десятков телевизионных каналов, кружились над местом битвы, снимая в реальном времени все, что там происходило.
А посмотреть было на что: ракета с истребителя повредила последнего из роботов, ему оторвало ногу, он упал на асфальт, но тут же приподнявшись на двух конечностях, стал прикрывать отступающих товарищей из оружия, похожего на переделанный строительный пистолет, стреляющий дюбелями. К сожалению оружие, которое так эффектно вывело из строя полицейские машины и вертолеты, против армейской авиации, которое имело усиленную защиту против электромагнитного воздействия, оказалось бессильно, но к удивлению военных роботу удалось сбить оба беспилотника своим архаичным оружием. Гвозди из твердого сплава, начиненные дополнительными зарядами пластиковой взрывчатки, легко преодолели ракетную, а также лазерную защиту и пробили броню летательных аппаратов. Оба самолета задымили, потеряли управление и врезались в небоскреб, нанеся непоправимый вред имуществу компании «Росстрах».
При всей продуманной и удачной обороне шансов скрыться у роботов все равно не имелось: их передвижение отслеживали два погодных спутника и три армейских беспилотника, висящие в верхних слоях атмосферы. Пути отхода перекрыли бронированные полицейские спецмашины, а армейские танки и боевые роботы преследовали их по пятам.
В конце концов, железных грабителей прижали к реке и расстреляли ракетами с дополнительно поднятых беспилотников-истребителей, причем железным гигантам удалось сбить два из трех самолетов. После мощного взрыва роботы разлетелись на рваные железные куски и окутались черным дымом, который не давал снимать камерам с вертолетов. Он разошелся только через четыре минуты. После этого стали видны валяющиеся по всей набережной блестящие драгоценные слитки.
Место взрыва тут же оцепила полиция, золото и платину погрузили на грузовики, и под усиленной армейской охраной переправили в бронированных машинах в хранилища ближайшего государственного банка. Полицейские эксперты почти сутки собирали рваные железные куски металла, в которые превратились все три робота, пытаясь выяснить фабрику, на которых они были изготовлены.
Но даже после полного сканирования мало что удалось узнать: управляющая компьютерная система оказалось выжжена фосфорными пиропатронами, заводские номера удалены, а главный чип от высокой температуры превратился в труху.
Несмотря на это полиция принимала поздравления. Все каналы показывали погоню и битву с роботами армейской техники, используя все новые и новые ракурсы, а также возврат золотых и платиновых слитков с помпой в великолепно защищенное хранилище государственного банка, который взял временно на себя заботу о ценном грузе, пока руководство банка ремонтировало и укрепляло свои подвалы.
Начальник полиции города пообещал в короткие сроки найти и наказать того, кто придумал и осуществил дерзкое ограбление, и уже через неделю оперативники арестовали трех юных хакеров, которые покаянно признались перед камерами в совершенном преступлении. Суд учел молодой возраст, также то, что никто из людей не пострадал, и приговорил парней к небольшим срокам заключения под домашним арестом и полному возмещению убытков, составившим не один десяток миллионов золотых рублей. Но неожиданно у парней нашлись влиятельные заступники, убытки списали, и происшествие кануло в лету.
Через пару месяцев вышел фильм с участием популярного актера Виктора Снегова со смешным названием: «Робот, который хотел есть». В нем Снегов играл полицейского идущего по следа хакеров, а затем в одиночку борющегося с роботами-грабителями. Он взрывал их из гранатометов, сжигал боевым лазером и, используя оружие последнего поколения, разносил в пыль многочисленные высотки на берегу Москвы-реки. Фильм собрал неплохую кассу, но сиквел с треском провалился, так как затряслась земля в разных странах, и люди предпочли смотреть фильмы-катастрофы, где мир погружался во мрак апокалипсиса.
Почему-то никто не вспомнил о маленьком роботе-ремонтнике, который исчез сразу после ограбления, хоть его запечатлели многие следящие камеры. Важным было только то, что ограбление провалилось, а виновные оказались наказаны.
Программистам банка понадобилось примерно трое суток на восстановление разрушенной электронной базы. Когда это удалось, главный программист банка, бегло просмотрев данные, спешно направился к директору, который давал интервью телевизионным каналам и одновременно по другой линии выслушивал заслуженные упреки от владельцев. Увидев бледное лицо программиста с трясущимися от страха губами, главный банкир спешно закончил все разговоры и отключил передающие камеры в своем кабинете.
— Что случилось? — спросил он. — На тебе лица нет.
Программист выложил на стол распечатку.
— У меня очень плохие новости. Похоже, ограбление было отвлекающим маневром, и вся эта атака роботов есть не что иное, как пыль в глаза. Пока я не просмотрел распечатку, мне было непонятно, зачем грабителям понадобилось громить серверную и уничтожать информацию на всех носителях. Теперь мне это известно.
— Говори, — мрачно приказал директор, нажимая на кнопку установки помех, с этой минуты разговор стал абсолютно конфендициальным. — Только быстро, у меня владельцы висят на линии.
— Пока полиция и армия сражалась с роботами, грабители взломали нашу информационную базу, в которой хранились имена клиентов, номера счетов, логины, пароли для входа…
— Я знаю, что там хранилось, — буркнул директор. — Дальше…
— Мы не досчитались примерно десять миллионов золотых рублей, — программист вздохнул. — Через пару часов сможем назвать более точную цифру, но вряд ли она окажется намного больше.
— Могли ли грабители ввести в нашу систему червя? — спросил директор. — Вы уверены, что воровство больше не продолжается?
— Уверен, — твердо ответил главный программист. — Мы снова контролируем всю систему, червя нет, банк функционирует нормально.
— Можно ли отследить, куда ушли деньги? — поинтересовался хмуро директор. — Сможем ли мы найти вора и поймать при получении украденной суммы?
— Нет, — снова покачал головой программист. — Работал профессионал, следов не оставил, деньги брал с разных счетов, суммы не превышали девяти тысяч рублей…
— То есть, он знал, что банк такие суммы не отслеживает… — задумчиво пробормотал директор. — И что они нигде не фиксируются кроме как в электронной базе.
— Именно так, — покивал программист. — Суммы разбивались на более мелкие, расходились по различным российским банкам, потом снова собирались в каком-то одном, и снова раскидывались. Деньги прошли Европу и Америку, потом двинулись в Венесуэлу, там пошли по электронным счетам, которые отследить уже нельзя.
— Да, работал профессионал, — согласился директор. — Сама сумма в десять миллионов выбрана неслучайно, он понимал, что ее мы сможем спрятать в убытках, а значит, рассчитывал на то, что мы не будем поднимать шума, и все забудем.
— А мы? — спросил с надеждой программист. — Мы, конечно, не забудем?
— Забудем, — вздохнул директор. — Представь, что я завтра объявляю, что наша электронная база взломана, и номера счетов, имена клиентов, их пароли и логины оказались в руках преступников. Ты представляешь, что произойдет? Ну то что тебя уволят, в этом можешь не сомневаться, но главное, что банк лишится большинства своих клиентов, то есть попросту рухнет. Ты представляешь размеры убытков? Впрочем, и это неважно, а вот то, что мы подорвем престиж российской банковской системы, за это нашим хозяевам не поздоровится, и они потеряют все. Не знаю, как ты, а я жить хочу. Поэтому забудем. Сумму спишем на ремонт и установку новых охранных систем в хранилище, но если кто-то из твоих людей проболтается…
— Никто не знает, — быстро проговорил программист. — Я один видел эту распечатку.
— Хорошо, — проговорил директор. — Подчисти все следы, чтобы никто больше не смог это увидеть.
— Понял, — программист ушел, а директор, подумав еще немного, вызвал нового начальника службы безопасности — старого уволили сразу после нападения, и вечером того же дня главный программист захлебнулся в ванне. Система автоматики почему-то не сработала, не открыла вовремя колпак, оттого что не сработал датчик, а виной всему оказался непонятный скачок напряжения в сети. Следствие не нашло виновника, и дело закрыли. Конечно, следователи сразу заметили связь между ограблением банка и смертью главного программиста, но никому в голову не пришло копать глубже. Все понимали, на какой уровень может выйти расследование, и чем это может закончиться для их карьеры.
В полиции дураки не задерживались. А с теми, кто не понимал простых истин, частенько случались несчастные случаи: то преступник оказывался вооружен и убивал полицейского, то при преследовании пропадали тормоза, и машина попадала в ДТП — да мало ли что может произойти в современном мегаполисе с не очень умным полицейским? Большой город полон опасностей не меньше чем джунгли…
* * *
День не задался. С утра пришлось принимать европейскую делегацию, предполагалось, что разговор пойдет о торговле, но на самом деле пришлось выслушать ультиматум о предоставлении территории Сибири для заселения. Дела в Европе шли не лучшим образом, ледники продолжали таять, а значит, все большим территориям Евросоюза грозило затопление. Флоренция уже стала непригодной для жизни, территория Италии, Англии, Голландии, Франции, Дании, Греции и Испании уменьшилась вдвое, да и в остальных странах дела были ненамного лучше. Глобальное потепление подняло уровень морей и океанов уже на двадцать метров, и процесс не закончился, по предсказанию многочисленных пророков человечество ожидал в недалеком времени вселенский потоп.
И предлагала Европа за незаселенную территорию немало: преференции в торговле, дешевые кредиты, современные технологии, и многое, многое другое, в том числе дружбу навеки, а вот в случае отказа, обещала устроить России козью морду, и если понадобится, то и войну, так сказать, захватить нужную территорию силой.
Военной угрозы президент меньше всего боялся: ядерное оружие никто применять не станет, так как это значило, взрывать самих себя, так как ядерное облако накроет всю Европу, а с обычным вооружением преимущество было за русскими. Во все времена русичи славились как лучшие воины, а на родной земле климат воюет за своих, об этом давно известно всем захватчикам. Проверено было не раз на разных армиях. Главное — дождаться зимы, а потом и воевать станет не с кем, вымерзнут все завоеватели как всегда, останется только их добить партизанской войной.
Но вступать в конфронтацию не очень-то хотелось, ничего хорошего та дать не могла. Можно, конечно, как предлагал госсовет, предложить европейцам в аренду земли на пятьдесят лет, но весь вопрос в том, а уйдут ли они через полсотни лет, когда нарожают на этой территории детей, освоят земли и вложат в них немалые деньги? Лично он считает, что вряд ли — это уже будет их родина, потребуют отдельную автономию, права. А принимать их в свое подданство, тот еще вопрос, тут со своими многочисленными нациями никак не разберешься, каждая норовит соседа истребить, а если уж влезут в дела европейские законники, точно начнется гражданская война на уничтожение, как уже бывало в истории.
Самое главное неизвестно, что будет с этим миром, уж слишком быстро все меняется, а ученые, несмотря на все свои суперкомпьютеры, не могут просчитать изменение климата даже на ближайшие годы. На сегодня как раз назначена встреча с учеными занимающимися этой тематикой, возможно, они дадут какой-то связный ответ, тогда и с Европой может быть удастся поговорить более конкретно. Президент отделался общими фразами, обещая подумать, посоветоваться с госсоветом и премьер-министром, а как только делегация ушла, нажал на кнопку селектора.
— Ученые здесь? Если в приемной, пусть войдут, и приглашай телевидение.
— Извините, Владимир Аркадьевич, но по телевидению у меня запрет от министра по чрезвычайным обстоятельствам, — ответила секретарь — дородная женщина с величественной статью и высокой большой грудью, которая очень помогала на непростых встречах, достаточно было попросить принести кофе, и страсти сразу успокаивались, люди начинали смотреть на бюст, а не на оппонентов, которых только что хотели растерзать. — Он просил вам передать, что сведения, которые сообщат ученые, не подлежат преждевременному разглашению.
— Ну раз так, давай без телевидения, — президент откинулся на спинку кресла, и то послушно начало его массажировать. — Послушаем, что высоколобые скажут. Министр сообщил, кого нужно еще пригласить для беседы?
— Он сказал, что вы сами все решите после того, как выслушаете ученых, — секретарша говорила быстро, скороговоркой, видимо, одновременно печатая протокол встречи с европейцами. — На всякий случай я сообщила председателям обоих палат и премьер-министру, чтобы они были готовы прибыть в любую минуту.
— Хорошо, — президент увидел, как отворилась дверь, поднялся и пошел на встречу президенту академии наук, какому-то невзрачному человечку с мощным коммуникатором и министру по чрезвычайным обстоятельствам, этого чиновника он ценил за честность, огромную трудоспособность и способность брать на себя ответственность в тех случаях, когда это требовалось. Проще говоря, когда президенту требовалось на кого-то взвалить вину за все происходящее в стране, министр оказывался для этого самым подходящим, к тому же человеком он был незлобным, свою роль козла отпущения понимал хорошо, поэтому и находился в правительстве не первый срок.
Впрочем, так уж сложилось в мире, что лучшие министры по чрезвычайным обстоятельствам во все времена появлялись в России. И происходило это вероятнее всего потому, что сама страна являлось огромным чрезвычайным обстоятельством: то ли огромная территория в этом виновата, то ли что-то иное, но в этой стране ничего не свершалось по обычной житейской логике, а все как-то навзрыд, на злобе, обиде, на подвиге.
Этого обстоятельства не понимала ни Европа, ни Америка, ни Африка, только азиаты признавали, поэтому даже японцы и те, хоть и считали некоторые острова камчатской гряды своей собственностью, на военный конфликт не шли, понимали, что с народом, выросшим на буйной земле, лучше не связываться. К тому же воевали уже несколько раз, этим для понимания хватило…
— Здравствуйте, господа. — Президент показал на кресла у стола. — Как вы и просили, я принимаю вас незамедлительно сразу после вашей просьбы. Надеюсь, то, что вы хотите мне сообщить, действительно очень важно, потому что из-за вас я свернул работу с Европейской комиссией, и они ушли весьма недовольные кратким визитом.
— То, что хотят рассказать ученые, на самом деле очень важно и срочно, — сообщил министр, располагаясь привычно в удобном кресле поближе к президенту. — Все, что вы сейчас услышите, господин президент, потребует от правительства ответственных и чрезвычайных мер.
— По-моему, вы у нас отвечаете как раз за эти чрезвычайные меры, — улыбнулся президент. — Даже я часто не могу сделать большего чем вы.
— В данном случае это не так, — не поддержал шутки министр. — Моей власти явно недостаточно, чтобы решать такие вопросы.
— Неужели? — насторожился президент, он знал, что если министр говорит, что дело на самом деле важное, то обычно так оно и есть, следовательно, ответственность стоит разделить на других, и чем больше он передаст им неприятных решений, тем будет лучше. Он нажал на кнопку селектора, услышав голос секретаря, произнес. — Пригласите премьер-министра.
— Да, я тоже подумал, что нам без него не обойтись, — кивнул министр. — Серьезный вопрос.
— Что ж, — президент откинулся на спинку кресла, и то послушно продолжило массаж, — слушаю вас, господа.
— Господин президент, — президент академии наук откашлялся. — Сообщить пренеприятнейшее известие мы поручим Сергееву Александру Борисовичу. Он математик, доктор физико-математических наук, профессор, именно его программу считал суперкомпьютер, а значит о результатах докладывать тоже ему.
— Что ж, послушаем профессора, — согласился президент. — Раз он здесь.
— Как докладывать? — спросил без тени улыбки Сергеев. — Коротко или полностью?
— Лучше всего, коротко, — поморщился президент. — Чем меньше времени займет ваш доклад, чем лучше для государственных дел, которые я отложил, чтобы выслушать вас.
— Как вам угодно, господин президент, коротко так коротко, — профессор встал, подключил свой коммуникатор, чтобы тот показывал картинку на настенный экран. — Если уж совсем кратко, то человечество погибнет через семь месяцев, четыре дня, восемь часов и тридцать шесть минут, и спасения от этого нет…
— Что?!! — недоуменно выдохнул президент, но увидев, как министр и академик покивали головой, вдруг понял, что сейчас он услышит то, что ему слышать очень не хочется. И впервые за время своего правления он пожалел, что так стремился к этому посту. Впрочем, опытный политик тут же взял себя в руки. Вряд ли проблема так глобальна и неразрешима, как заявил этот бесцветный профессор, ученые любят преувеличивать особенно тогда, когда, когда им нужно финансирование. Сколько уже раз различные пророки провозглашали конец света, а мир по-прежнему стоит на месте, и даже численность населения не уменьшилась, а наоборот увеличилась. Главное, не волноваться и спокойно во всем разобраться. И еще нужно подождать премьера — судный день как раз по его части. Он большой специалист по таким вопросам, у него каждый день апокалипсис, то экономический то демографический кризис, то засуха, то наводнение, то падение цен на бирже. — Давайте, немного прервемся, надо подождать премьера, а то мне трудно решать такие важные вопросы без его участия, еще обидится, что конец света обсуждали без него.
Шутку президента никто не оценил, все мрачно смотрел перед собой. Президент поерзал и заказал кофе. Зная по себе, что стоит выпить хороший кофе, увидеть большую женскую грудь, и многое в этом мире начинаешь смотреть проще.
* * *
— Работа, будь она проклята! — с таким жизнеутверждающим лозунгом Дмитрий Бутов, в просторечии — Дик он же Бут, вылез из своего игрального кресла, которое превращалась в кровать, когда наступало время сна, услышав мурлыканье будильника под ухом. — И почему бы этому дню не начаться чуть позже?
Конечно, кровать была маленькой, а какой она может быть в квартирке, которая размером меньше чем конура у породистого пса? Дик видел по телевизору, как собаки живут у богатых, у них коврик, на котором они спали, был больше его кухни. Впрочем, для одного человека квартирка в самый раз, в ней имелось все, что требовалось для жизни: ванная, туалет, кухня и спальня, она же гостиная, только все очень миниатюрное. Стоило эта конура не очень дорого, тем и привлекла его внимание. От умерших родителей ему досталась большая квартира в маленьком городке, после того как он ее продал, денег хватило как раз на то, чтобы купить такое жилище в столице. Остаться в родном городе он не мог, не было там для него работы, а здесь ее хватало.
В малых размерах были свои удобства: убираться не надо, засунул одеяло и простыню в специальный кармашек кресла, выгнал из-под него робот-пылесос, чтобы тот пыль собрал, и пожалуйста, через пять минут комната готова к приему гостей. Правда, если честно, даже для пары гостей места маловато, но тут уж ничего не поделаешь.
Дик встал и потащился в ванную, которая тоже являлась чудом современной техники: она экономила воду и электроэнергию, делала массаж и многое другое. Бут опустился на дно ванны, закрыл глаза и нажал кнопку, сверху опустился колпак, отрезая его от мира, заработали форсунки, подавая теплую воду с мыльным раствором, моя и массируя мышцы, потом пошел теплый воздух, суша кожу. Минуты через две колпак открылся, Дик выбрался из ванной и побрел на кухню. Одеваться смысла никакого не было, да и не видит никто — все-таки тридцатый этаж.
Кухонный шкаф презрительно фыркнул на нажатие кнопок, но немного подумав, все-таки выдал чашку каши и большую кружку кофе — полезный и главное, быстрый завтрак, в котором есть все потребные витамины, минералы, клетчатка и прочая необходимая организму гадость. Есть можно и даже вкусно. Кофе, конечно, только таким называется, но кофеин в нем имеется, что уже неплохо. Дик не спеша выпил горячий пахнущей корицей напиток, глядя в окно на дом напротив, близнец того, в котором он жил. Увидел чье-то бледное лицо, поприветствовал его чашкой, получил ответный кивок и направился к входной двери.
В прихожей шкаф выдал ему уличную футболку, пиджак, брюки и ботинки, уже почищенные и чистые, Бут натянул их и вышел в коридор. Народ плотной угрюмой толпой по коридору тянулся к эскалатору. Дик здоровался с теми, кого знал, и отворачивался от того, кого знать не хотел. Начинался новый день, новые хлопоты — поспать бы еще с часок…
Но надо топать на работу, а куда деваться? Жить как-то надобно, денежку зарабатывать, кушать, одеваться, хотя с последним в последнее время никто не заморачивается. Рабочая одежда сейчас в моде, в ней можно и в кафе зайти и в баре посидеть. Девчонкам тоже на работу удобнее ходить в комбинезонах, правда, они из толпы выделяются, в основном за счет того, что носят яркие цвета и на груди молнии расстегивают почти до пупка. Вид у каждой неприступный, редкая улыбнется, да и зачем им простые рабочие парни? Деньги они зарабатывают не меньшие, живут в таких же квартирках, едят ту же самую еду из кухонного шкафа. Девушкам нужны богатые и успешные — только они в доходных домах не живут, а значит и улыбаться этим парням не стоит.
Эскалатор потащил Бута вниз, на двадцатом этаже он перешел на горизонтальную ленту, которая потащила к его дальше к следующему подъемнику. Ленты как всегда в час пик были переполнены, над головой мелькала реклама всякой ерунды, которая работягам совсем ни к чему, но только она и скрашивала путь. Дику еще предстояло сделать два перескока с одной ленты на другую, прежде чем удастся добраться до эскалатора, который потащит в его контору. Переходы сделать непросто, народу ехало много, для того чтобы перепрыгнуть с одной ленты на другую, требовалось найти свободное местечко, куда удалось бы втиснуться, и только потом перескакивать, иначе тебя просто вытолкнет обратно толпа на твою дорожку, и хорошо если удержишься на ногах, а то можно и загреметь.
После нескольких неудачных попыток ему кое-как удалось занять место на краю ленты, ухватившись за протянутую руку незнакомого ему парня. Бут искренне поблагодарил его и через пятнадцать минут соскочил у своего эскалатора. Поднявшись по нему, он оказался у двери своей конторы — чтобы оказаться на рабочем месте, осталось пройти небольшой коридорчик, напичканный охранными прибамбасами.
Заработали многочисленные датчики и сенсоры, проверяя его на наличие оружия, алкоголя, наркотиков в крови, состояние общего физического состояния и тонуса. Через пару минут приборы успокоились, признали его годным для смены, дверь открылась и Бут, пройдя по длинному коридору с кучей безликих дверей с номерами, добрался до своего шкафчика. Там он сменил уличную одежду на тонкий обтягивающий комбинезон, затем пройдя через еще одну дверь, оказался на своем рабочем месте.
Автоматика поприветствовала его приятным женским голосом и начала поднимать с кресла его напарника Мишку Дрягина, с которым они виделись исключительно на пересменках и разговаривали только о работе. Парень он был нормальный, веселый, только к сожалению жили они с ним в разных временных измерениях, поэтому почти не соприкасались.
— Работы было немного, всего десяток машин и одно судно, — сказал Мишка, отсоединяя ленты с рук и ног и отключая разъем. — Но минут десять назад в порт зашел очередной контейнеровоз, так что придется тебе поработать. Удачи!
Он пошел в душ, а Дик нажал на кнопку освежителя, который прокатился по креслу, снимая Мишкин пот, и наполняя воздух приятным ароматом свежести, потом лег, натянул манжеты на руки и на ноги, надвинул на голову колпак, подключил комбинезон и ввел свой идентификационный код. Система его приняла, понеслись по экрану данные, началась адаптация, и чем больше его принимала автоматика, тем лучше становился обзор с огромного робота, на котором ему предстояло работать.
Бут заворочал головой — камерами, привыкая к обстановке, посмотрел на солнце, воду, которая плескалась мелкой волной у причала, попробовал, как действуют руки и ноги манипулятора, посмотрел диагностические данные и прогнал масло по системе. Потом протянул руки к ближайшему контейнеру, приподнял его, и смена началась.
Работа была простой: разгрузка и погрузка, и наверное не стоило ради этого получать высшее образование, но сейчас без него никуда. Специальность по которой он окончил университет называлась: «Ремонт, обслуживание и эксплуатация роботизированных систем», проще говоря — погонщик роботов. Дик прокатился по порту, передвинул несколько контейнеров, не потому что это требовалось, а лишь для того, чтобы освоиться с управлением, стать с роботом одним целым, и покатил к причалу. Так уже стояло два контейнеровоза, один пустой, который разгрузил Мишка, он медленно отходил от пирса, второй, похоже, ждал с нетерпением Бута, потому что, как только он подъехал, на панели появилось изображение очень сердитой девчонки с милой мордашкой и очень даже неплохой фигуркой.
— Чтоб вам, сухопутным крысам, провалиться под землю, — буркнула она. — Чтобы всегда в шторм плавать. Чтобы вас женщины не ждали.
— Чего ругаемся, чего бузим? — вежливо поинтересовался Дик. — Какие нынче у мореходов проблемы?
— Проблемы будут у вас докеров, если не разгрузите меня за два часа, — хмуро проговорила девушка и вздернула аккуратненький носик кверху. — Потом пеняйте на себя, я из вас душу выну.
— Интересно, за что нас не любят? — Бут подкатился к контейнеровозу, нарастил себе ноги, поднявшись метров на десять вверх, чтобы легче снимать верхние контейнера. — Что мы, простые докеры, сделали мореходам? Почему милая капитанша на меня злится, а заодно на весь белый свет?
— Я жду разгрузки больше пятнадцати минут, — проговорила сердито девушка. — А тот парень, что грузил до вас, сказал, что браться за мое судно не станет, потому что конец смены, и по вашим правилам не имеет права.
— И он прав, — Дик захватил сразу два контейнера, что пусть не категорически, но запрещалось. — Если бы мой съемщик начал разгрузку, то ему пришлось бы брать ответственность за весь груз. Поэтому зря вы так плохо о нем говорите, милая барышня, мы действуем по правилам, а вот вы… — Бут глянул на свой дисплей. — Опоздали на четыре часа.
— Шторм в море, волна пять баллов, — хмуро проговорила девушка. — Вы никогда не пробовали вести судно в шторм?
— Нет, — Дик работал споро, и пока болтал, снял уже верхний ряд, он их не тащил на место складирования, что опять же не рекомендовалось, а оставлял на причале, загромождая его. За это можно нарваться на крупный штраф, но Бут надеялся на то, что машины, которые послали за грузом, уже находятся в порту. Сказать честно, понравилась ему девчонка-капитан, поэтому и пошел на нарушение. — Мы крысы сухопутные, нам шторма ни к чему. А большой штраф грозит капитанше?
— Если не успею поставить судно на погрузку через два часа, то очень большой, — загрустила девушка. — И не мне, а фирме, что впрочем, по большому счету одно и тоже.
— Так может не криком надо брать, а лаской? — поинтересовался Дик. Работал он в полную силу, хоть знал, что если закроет подъезды грузом, то у него возникнут очень серьезные проблемы. Но его расчет оказался верным, на нижнем окошке показался диспетчер и потребовал указать место погрузки. Он выдал ему координаты площадки возле пирса и сразу повеселел: теперь можно разгружать контейнеровоз и одновременно грузить машины.
— Но мальчики… — протянула девушка. — Не будьте такими сволочами, и без вас жизнь дерьмо.
— Интересное наблюдение, — фыркнул Бут. — Лично у меня сложилось другое мнение, но не смею его никому навязывать. Так что?
— Не поняла, — девушка нахмурилась. — Это о чем?
— Если разгружу за полтора часа, то успеете, милая барышня, на погрузку?
— Если за полтора, то да, — девушка с надеждой посмотрел на него. — А это возможно?
— Если следовать правилам, скажу честно — нет, — покачал головой Дик. — Но если их нарушить в некоторых пунктах, то может быть… Итак?
— Если разгрузишь за полтора часа, ужин за мной, — догадалась, наконец, девушка. — Встретимся в кафе, посидим, поговорим и все такое. Я это уже предлагала тому, что был до тебя, но он сказал, что не будет нарываться на штрафы.
— Он не может рисковать, у него семья, дите растет, — пожал плечами Бут. — А я одинок и все еще могу рискнуть ради красивой девушки своим кошельком.
— Сделай, пожалуйста, — попросила девушка. — Если возникнут проблемы, то помогу твой штраф оплатить. Правда…
— Что ж, тогда рискнем, — Дик снял верхние слои контейнеров и начал опускаться вниз. — Только ведь у нас штрафы не копеечные.
Работать приходилось с ювелирной точностью, некоторые контейнеры с трудом проходили в грузовой люк, а если зацепишь им за борт, тогда не только штраф, но еще придется оплачивать стоимость испорченного груза, да и судовладелец не преминет выставить счет за ремонт и окраску судна. А это такие суммы, что ему придется пол жизни выплачивать. Но таков профессиональный риск, он зависит не от правил разгрузки, а от мастерства.
Чтобы понять, как Дик работает, смотреть следовало с двух точек: одна была в боксе, где он лежал в кресле, дергая ногами и руками и ворочая тяжелым шлемом, а вторая находилась в порту, за полсотни километров от офиса, где повинуясь его командам огромный робот-погрузчик снимал контейнера и опускал на подходившие машины. Ощущение, что Бут и есть тот самый робот, у него было полное: шлем позволял видеть происходящее с трех точек, картинки возникали сразу на сетчатке, только иногда приходилось менять ракурсы, чтобы не задеть машины или борт контейнеровоза.
Его огромные механические руки работали без задержки. Дик отвез пять контейнеров, разгрузил больше пятидесяти, когда наступил первый перерыв, который он, пропустил, уж очень ему понравилась девушка-капитан, которая, как и он, сейчас лежала в кресле, где-нибудь в городе, и ждала момента, когда сможет повести судно дальше. Да и посидеть в кафе за чужой счет он был не против, к тому же девушка ясно дала понять, что, если он все сделает правильно и не окажется уродом, то у ужина возможно будет продолжение.
Бут тоже мог бы водить суда, если бы захотел прослушать дополнительный курс по морской навигации, но ему показалось скучным плыть часами по морю, не видя ничего вокруг кроме свинцовой в шторм или синей как лазурь воды при ясной погоде. Может из-за скуки в капитаны шли в основном девушки? Парни просто не выдержали монотонности и однообразия морской жизни и сбегали при первой возможности.
На следующем перерыве через час кресло завибрировало, давая команду на то, чтобы он встал и размялся, похоже, следящая система заметила, что у него притупляется реакция, и приняла свои меры. Если Дик не послушается, то автоматика может вообще отключить робота и доложить главному докеру, что оператор не способен продолжать работу, а это чревато крупными неприятностями — так можно и работу потерять.
Шлем ушел, Бут снял манжеты с рук и ног и пошел в туалет, на обратном пути подошел к автомату и взял кружку кофе: оно бесплатное, выдается каждому оператору по пять кружек в смену — больше нельзя, доктора запрещают, за этим следит сам автомат, обмануть его трудно, хоть и можно. По дороге он никого не встретил, похоже, сегодня у всех много работы. Вернувшись, Дик снова лег на кресло, включил массаж, чтобы кровь не застаивалась, подцепил манжеты, натянул шлем и снова оказался в роботе на пирсе. Солнце уже спускалось к горизонту, ветер поднимал волну, на горизонте замаячили черные тучи. Он вздохнул, схватил в обе руки по контейнеру и забросил в грузовик.
Его робот мог работать и в автоматическом режиме, но когда перед ним возникали непростые задачи: например, как пропустить грузовик, если он катится по единственной дороге, на которой не разъехаться с контейнером в руках. Человек решает такие задачи просто: поставил контейнер за грузовиком, потом аккуратно пробрался через него, вырастив ноги, и покатился дальше. Можно дать команду водителю грузовика по рации, чтобы тот откатился назад и в сторону, проехал и освободил дорогу: вариантов много, но в программу эти решения невозможно вставить, потому что они противоречат множеству условий. И уж тем более робот не может хватать по два контейнера каждой рукой, это запрещено правилами. Машина хоть и рассчитана на такую возможность, но если захват окажется неплотным, то упадет на землю не только груз, но и сам робот, поскольку гироскопы просто не успеют компенсировать резкое нарушение равновесия.
— Рискуешь, Бутов? — на экране появился пожилой мужчина — главный докер. Он всегда находился рядом и контролировал работу всей погрузочно-разгрузочной команды, лежа в таком же кресле. Главный докер мог перехватить управление любым роботом и даже обязан сделать это в случае аварийной ситуации. — Если продолжишь, то налетишь на такие штрафы, что до конца жизни не расплатишься, и это еще в том случае, если робот не пострадает.
— Да, шеф, — послушно отозвался Дим. — Виноват, шеф. Осознаю, шеф. Буду стараться, шеф.
— Так понравилась капитанша, что готов продолжать? — ухмыльнулся главный докер. — Девочка действительно ничего, ладная…
— Так точно, шеф, — коротко ответил Бут, опуская очередной контейнер, болтать ему действительно не было времени, да еще в таком напряжении, того и гляди сделаешь непоправимую ошибку. — Девочка правильная, капитанша…
— Автоматика уже начистила тебе десять штрафных баллов, — сказал шеф. — Но тебе повезло, что городу позарез нужна привезенная продукция, поэтому если разгрузишь без косяков и за рекордное время, я сниму штрафные баллы, добавлю пятьдесят баллов премии, а заодно не замечу все нарушения, которые ты сотворишь.
— Буду стараться, шеф, — крикнул Бут уже опустевшему экрану. — Огромное спасибо.
Дик искренне обрадовался, у него появился шанс не только не схлопотать штраф, но и получить премию, а такое бывает нечасто, и главное, что у него имелись все возможности для того, чтобы разгрузить контейнеровоз в срок. Ему осталось снять всего-то десяток контейнеров. Через три минуты робот отсалютовал контейнеровозу огромной клешней, в ответ с корабля прозвучала раскатистая сирена, а на экране появилась улыбающаяся девушка:
— Докер, жду в восемь вечера, заведение называется «Золотой рассвет». Меня зовут Лада.
— Меня Диком все называют, — снова отсалютовал рукой робота Бутов. — Иногда Бутом, фамилия у меня такая — Бутов.
— Дикий Бут? — девушка рассмеялась. — Ладно, посмотрим, какой ты дикарь в живом виде. Не опаздывай.
И она исчезла с экрана, уступив место главному докеру:
— Неплохо поработал, Бутов, а сейчас отправляйся на перерыв, иначе ты мне обязательно что-то угробишь. Свое слово насчет премии я помню, но если ты до конца дня все-таки что-нибудь учудишь, то свое обещание сразу забуду.
— Понял, шеф, — кивнул Дик. — Постараюсь доработать без косяков.
— Тогда отдыхать и снова в поле на трактор.
Кресло завибрировало, колпак ушел в сторону, Бут снял манжеты и направился к разгрузочному автомату, здесь его автоматика подвесила на стропы, и как только он натянул шлем, то сразу оказался на футбольном поле, причем в разгар матча. Мяч кинулся ему в ноги, и Дик помчался к вратарской площадке, но добежать ему не удалось, снесли подкатом метрах в двадцати, он едва успел передать пас другому нападающему. Гол не забили, но мяч остался у его команды. Потом Дика снова снесли, и закончилось все тем, что команда проиграла. Бут носился по полю еще минут десять, пока автомат не отключил его от системы.
Ощущение было замечательным, от усталости не осталось и следа, за пять минут из него вылилось пол литра пота, комбинезон промок, пришлось идти в душ, чтобы привести себя и одежду в порядок. До конца дня контейнеры, которые он наставил на пирсе, отнес на погрузочную площадку, между делом загрузив десяток машин. После этого кресло завибрировало, объявляя об обеденном перерыве.
Еда выходила из того же кухонного шкафа, что и у него дома, только размером это приспособление для вкусной здоровой пищи было размером с его ванную. Еду каждый выбирал на свой вкус, Дик выбрал пиццу и пиво, естественно безалкогольное, другого на рабочем месте не положено, и съел большие вкусно-пахнущие ломти, разговаривая с ребятами из соседнего бокса, водившими огромные грузовики.
Поговорить было о чем, когда Бут только пришел в эту фирму, он тоже водил большегрузы и мотался по городу, развозя продукты и одежду, но потом начальство перевело его на погрузчик, здесь платили больше, да и работа оказалась на порядок тяжелее. На перевозке легче, в городе тебя ведет автоматический диспетчер, можно отпустить руль и даже поспать минут десять, все равно в случае опасности разбудит зуммер, а если отправят за город так там еще лучше: тихо, спокойно, да и виды совсем не такие, что в городе, где ты еще увидишь леса, поля, траву, полевые цветы, ветер, пыль…
Но спорить с начальством не принято, а Бут еще за мебель квартиру не рассчитался, поэтому принял предложение и стал докером. По большому счету он не жалел, на разгрузке просторов было меньше, зато работа была на порядок сложнее и тоньше. Требовалось работать мозгами, к тому же докеры получали чуть ли не вдвое больше водителей, и премии у них на порядок выше. Хоть грузчики и черная косточка, но платили им как белым воротничкам в конторе.
После обеда время пошло быстрее, грузовиков добавилось, только поворачивайся, к тому же новый контейнеровоз подошел, еще больше первого, у него Дик успел верхушку раскидать, как кресло завибрировало, сообщая о том, что его сменщик Крылов вошел в коридор, ведущий к боксу. Он убрал шлем, снял манжеты с рук и ног, и открыл глаза. Макс уже стоял над креслом, с любопытством глядя в его лицо. Бут знал, что тот видел: когда человек находится по ту сторону реальности, лицо у него становится мечтательным и немного загадочным, и таким оно остается какое-то время после того, как шлем снят. Они сам любил на это смотреть: вроде и знаешь парня, а после шлема смотришь на него как на инопланетянина, настолько тот меняется.
Дик с Крыловым был в отличных отношениях, все-таки учились в одном универе, теперь вот работали на одной фирме, правда, встречались нечасто — Макс также жил в другом временном графике, чем он. Бут рассказал Крылову про контейнеровоз, о том, что уже сделал, и отправился в душ.
Вроде и физической нагрузки почти никакой, а к концу смены одежду хоть выжимай, несмотря на кондиционированный довольно прохладный воздух в боксе. Ученые говорят, что это из-за перенапряжения: люди слишком глубоко погружаются в виртуальность и пытаются помочь поднять роботу тяжелый груз и перенести, проще говоря — мышцы напрягают, хоть глупо это.
Хорошо еще, что одежда за счет фирмы, не жалко. Она представляла собой довольно сложное изделие из многослойной ткани, в ней не было швов, которые могли врезаться в тело, и это правильно, потому что когда человек находится в виртуале, он почти ничего не чувствует, следовательно может получить пережим в капиллярах, который ни к чему хорошему не приведет. В этой спецодежде кроме того было еще множество дополнительно встроенных функций, так что носить ее следовало бережно, а то легко повредить какой-нибудь датчик.
Дик засунул ее в свой ящик, чтобы тот постирал и приготовил комбез к следующей смене, переоделся и поехал домой по многочисленных эскалаторам и движущимся дорожкам тем же маршрутом обратно.
Вокруг него на дорожке стояли те же люди, только уже не такие мрачные, как утром, у некоторых уже мелькали улыбки в предвкушении интересного вечера. Бут еще в себя не пришел после работы, и о том, что его ждет вечером, вспомнил только тогда, когда стал открывать ключом квартиру.
Он сбросил с себя одежду, сунув ее в шкаф, чтобы тот постирал и вычистил к следующему дню, и прошел к креслу, которое было почти полной копией того, что было у него на работе. Он надвинул колпак и начал просматривать телевизионные каналы. За то время, что он работал, произошло землетрясение магнитудой 6,2 на востоке острова Хонсю, другое магнитудой 5,8 произошло у берегов Коста-Рики, магнитудой 5 произошло в районе Командорских островов, магнитудой 5,4 произошло в среду в Тихом океане в районе Южных Курил.
Землю трясло, в последнее время это стало настолько привычным, что никто не обращал на это внимание: трясет и трясет, не нас же, кого трясет, пусть те и страдают, их проблемы. Люди вообще стали равнодушны друг к другу — каждый сам за себя…
Проснулся очередной исландский вулкан и начал забрасывать атмосферу пеплом, отчего отменили несколько десятков авиарейсов в Европе, и пару туристических полетов в космос. В Америке, в Сан-Франциско затопило все прибрежные кварталы, знаменитый золотой мост закрыли, потому что добраться до него стало возможно только на лодке — вода поднялась больше чем на два метра.
В Европе тонула Голландия, люди отступали все дальше и дальше в глубь страны: дамбы, которые много лет сдерживали напор океанской воды, перестали работать, как только уровень Атлантического океана поднялся больше чем на четыре метра. Насосы не справлялись, и уже больше половины земель Нидерландов забрало обратно себе Северное море. Может впервые за многие столетия название «низинные земли» начало оправдывать себя.
Англия понемногу тонула, как и Япония, жители которой уже привыкли к тому, что у них все время что-то случается и больше не жаловалась на то, что Россия не отдает ей острова, тем более, что два из них год назад ушли под воду. Пророки разных мастей наперебой кричали по разным каналам об очередном грядущем конце света, на этот раз называли дату — две тысячи шестидесятый год, который благополучно начался в январе. Якобы этот год узнал еще Ньютон, который расшифровал код Апокалипсиса в библии.
Им вторили ученые, говорившие на всех каналах о том, что солнце нестабильно. К тому же новый телескоп обнаружил поток гамма-излучения несущийся в сторону Земли.
В принципе это явление обычное, Дик еще со школы помнил, что столкновения звезд и взрывы сверхновых, то и дело происходящие во Вселенной заканчиваются выбросами гамма-излучения. Волны, проникающие при этом в отдаленные уголки галактики, способны полностью истощить озоновый слой в стратосфере и открыть дорогу смертоносному ультрафиолетовому излучению. Такое уже происходило, и не раз. Потоки гамма-излучения кроме того вызывают геомагнитные бури, пробуждают вулканы и устраивают такую тряску Земле, что все предыдущие землетрясения покажутся пустяками.
В общем, обычные новости: скучно, ничего интересного.
Дик встал и пошел в ванную, на этот раз добавив колпачок в дозатор ароматной пены, колпак закрылся, мощные струи ударили со всех сторон, смывая пыль и усталость, заодно проводя массаж и поднимая тонус. Бут вышел из ванной другим человеком, даже захотелось еще пожить. Он выпил кофе, чтобы снять остатки усталости, натянул на себя свежую рубашку, нормальные брюки и вытащил из уголка шкафа очень даже приличный пиджак, который купил для того, чтобы пойти на чью-то свадьбу, и с тех пор не надевал. Посмотрел на себя в зеркале, не то чтобы себе очень понравился, но выглядел совсем неплохо.
Высокий темноволосый парень с широкими плечами и приятным лицом. Глаза зеленые с легкой желтизной. Подбородок квадратный, жаль что без ямочки, которая так нравится девушкам, но в принципе вполне приличный, мужественный, по крайней мере, в драку никто не лезет. Губы чуть подкачали, верхняя ничего, правда, нижняя пухлая, как у ребенка, что, впрочем для тех, кто понимает, как раз нравится, потому что говорит о его чувственности.
Дик скептически хмыкнул, сунул носовой платок в верхний кармашек, чтобы краешек его выставлялся, добавляя себе чуть-чуть шарма и отправился на честно заработанное свиданье, чувствуя себя щеголем и красавцем.
Час пик прошел. Эскалаторы и пешеходные дорожки были почти пусты, прохожие встречались редко, девчонок попалось всего три, причем ни одна не показалась ему привлекательной, все какие-то серенькие и неброские, что немного подпортило настроение. Он переходил с одного на другой, понемногу спускаясь все ниже. По дороге достал коммуникатор и ввел адрес кафе «Золотой рассвет», программа заработала, вырисовывая маршрут, по которому следует двигаться. Бут удивился, когда понял, что кафе находится почти в самом центре города, туда работяги естественно не ходили, потому что стоило там все баснословно дорого.
Центр города, включая Красную площадь, собор Ивана блаженного, Кремль, Арбат, музеи — это развлечение для туристов и богачей, а окраины место для работяг. Было странным, что капитанша пригласила его в дорогое кафе, где ужин стоит столько, сколько ему за месяц не заработать. Он посмотрел на схему и вздохнул: часть пути придется проехать на метро и с полкилометра пройти пешком, так как в центре города не имелось ни лент ни движущихся тротуаров. Не строили их там, чтобы не портить древнюю архитектуру.
Бут пожал плечами. Что ж, назвался груздем, полезай в кузов. Куда деваться? Сам на свидании настоял. Метро, конечно, еще та клоака, он в нем уже сто лет не ездил. Да и не нужно было. Зачем, если все конторы стараются размещать в спальных кварталах? В тех районах и затраты небольшие: установили кресла, расставили автоматы с кофе и питанием, установили душевые, раздевалки, и фирма готова. Он настолько привык жить в одном районе, что сама мысль о том, что придется куда ехать, уже пугала, но в конце концов, жизнь и состоит в том, чтобы узнавать новое, иначе зачем она? Живем же не ради жратвы из кухонного шкафа? И не ради работы? А ради чего-то светлого и продуктивного, наверное…
Он добрался до эскалатора, который повез его вниз к метро, кирпичные, и бетонные стены сменились белой мраморной плиткой, пахнуло стерилизованным, фильтрованным воздухом и дезинсекцией. Минуты через две Дик оказался на платформе, облицованной керамической плиткой, и стал ждать. Народу было немного, вместе с ним и десятка не набралось. Минут через десять подкатил поезд, он зашел, сел на сиденье и задумался. Давно вот так просто не ехал неизвестно куда. Обычно в это время он либо пил пиво в кафе, либо смотрел какой-нибудь бессмысленный сериал о красивой жизни, которой у него никогда не будет. Правда, прежде чем он успел начать размышлять о своей никчемной несостоявшейся жизни, загоняя себя в тоску и депрессию, поезд подкатил к нужной ему станции.
Бут поднялся по эскалатору, прошел по вестибюлю и вышел на улицу. Светило солнце. Он так давно его не видел, что даже удивился. Обычно все его передвижения осуществлялись внутри различных переходов внутри здания, в его районе в принципе можно прожить целую жизнь, не выходя на улицу. Работа рядом, кафе тоже, стоит ли куда-то ходить? Можно подумать, что в другом кафе еда не из того же кухонного шкафчика…
Солнышко было ярко-желтым, с каким-то неприятным багровым оттенком и висело на краю голубого неба, к которому кто-то прибил неровные облака из серой ваты. По реке плыл небольшой пароходик, на нем сидели люди, и управлял им капитан в морской фуражке с крабом. Это показалось ему очень странным, он настолько привык, что на роботизированных судах возят грузы и управляют им люди, которые лежать в сотне, а то и тысяче километров от него в специально для этого сконструированных креслах, что суденышко показалось ему каким-то нереальным, театрализованным, созданным специально для доверчивых туристов.
Дик прошелся по набережной, спустился по лестнице к воде, почувствовал прохладный речной ветерок на лице и зачем-то потрогал воду: она оказалась прохладной и пахла керосином. Бут пошел дальше, наслаждаясь летним вечером, теплом солнечных лучей и легким ветерком, несущим в себе запахи, совсем иные чем внутри его района. Это с непривычки казалось ему каким-то чудом.
По набережной гуляли красивые женщины обвешанные дорогими украшениями в компании молодых людей. Даже полицейский, который стоял чуть в стороне, показался ему одетым празднично и модно. Дома здесь были другие, во-первых, ниже и пропускали солнце на улицы, во-вторых, созданы при помощи непривычной архитектуры из далекого восемнадцатого века: стены разукрашены разнообразной лепниной и гипсовыми барельефами, двери и ворота с начищенными медными ручками, отбрасывающими яркие зайчики. Какие-то памятники непонятно кому поставленные, гордо и важно смотрели с пьедесталов, словно не замечая, что мир под ногами давно изменился.
Дик, разглядывая странный для себя мир, незаметно дошел до кафе, которое оказалось в небольшом здании. Бут подошел к автоматическим дверям, которые приветливо распахнулись перед ним, вошел внутрь и оказался в узком коридоре, где почувствовал, как его проверяют многочисленные сенсоры: безопасность, похоже, здесь была не на меньшем уровне, чем в его фирме. Он прошел его и оказался в круглом вестибюле, где ему навстречу вышел хорошо одетый мужчина с аккуратно подстриженной бородкой в белой рубашке, красной бабочке и черном смокинге.
— Что желает молодой человек? — спросил он. — Сразу предупреждаю, цены у нас не демократические и развлечения тоже.
— Меня ждут в зале, — сказал Бут. — Одна девушка.
— Извините, у нас ресторан, а не кафе, — покачал головой метрдотель. — И это заведение высшего разряда, так что вряд ли вас кто-то может здесь ждать.
— Если я ошибаюсь, то немедленно уйду, в этом можете не сомневаться, проблемы мне ни к чему, — ответил Дик, внезапно подумав, что его, похоже, бессовестно провели, и вместо ужина его ожидает препирательство вот с этим нарядным холуем. — Просто дайте мне заглянуть в зал одним глазком.
— А позвольте узнать, кто же пригласил в наш ресторан, который явно рассчитан не на ваш кошелек? — спросил человек, приятно улыбаясь. — Назовите, пожалуйста, имя, чтобы я смог лучше сориентироваться, какое место в зале вам показать, или какой охранник вас выбросит на улицу…
Дик тяжело вздохнул. Он не знал фамилии девушки, имя, конечно, помнил, но и только. На самом деле Бут считал, что зайдет внутрь, увидит ее за столиком, подойдет и все будет в порядке. Но над ним, кажется, жестоко подшутили…
— Ее зовут Лада, — ответил он, поворачиваясь, чтобы уйти. — Она капитан контейнеровоза…
— Лада Гольдберг? — заулыбался мужчина, открывая дверь в зал. — Да, она предупреждала, что к ней придет молодой человек. Это, как я понимаю, вы? Прошу вас, проходите. Для ужина накрыто в отдельном кабинете, туда вас проводит официант.
Мужчина сделал знак, из неоткуда выскочил молодой человек в хорошо сшитом костюме, выслушал, что ему сказали и, приветливо махнув рукой, побежал перед Диком. Бут пошел за ним, недоумевая еще больше, если это не розыгрыш и не глупая шутка — тогда что? Зал хорошо освещался заходящим солнцем, он был высоким, длинным, изящно отделанным. На стенах висели настоящие картины. Столики оказались сделаны из настоящего дерева, как и стулья. Обслуживали посетителей не роботы, а настоящие живые официанты, да и еда по запаху ничем не напоминала ту, что подавал ему кухонный шкаф. Официант остановился у одной из застекленных дверей, устроенный прямо в стене, постучал и объявил:
— Молодой человек к госпоже Гольдберг.
— Пусть входит, — донеслось из-за двери. — Мы его ждем.
Бут вошел внутрь и растеряно огляделся. В небольшом кабинете примерно пять на пять метров стоял длинный стол из красного дерева, ломящийся от незнакомой ему еды, за ним сидела Лада, рядом с ней симпатичный хорошо одетый парень пил вино из красивого бокала, взгляд его был задумчив и строг, рука лежала на талии капитанши.
С другой стороны стола сидел еще один парень в рубашке, которая стоила больше, чем Бут зарабатывал за год, он обнимал еще одну девицу, симпатичную, ярко накрашенную, обвешанную драгоценностями с бриллиантами. А дальше, рядом с пустующим стулом, предназначенным по всей видимости для него, сидела девушка, одетая в великолепное вечернее платье-хамелеон, которое меняло свет в зависимости от освещения.
Все обстановка кабинета была настолько богата и непривычна, а люди, включая Ладу, были одеты в такие шикарные наряды, что Дик почувствовал себя неловко. Его лучшая одежда выглядела в сравнении с этими дорогими нарядами как рабочая спецовка. Он замер у двери, не зная, что делать, но Лада вскочила с места, подбежала к нему и, на мгновение прижавшись всем телом, поцеловала в щеку. Это было настолько неожиданно и приятно, что у Дика внутри все всколыхнулось.
— Это мой спаситель, — объявила девушка, от нее пахнуло дорогим вином. — Он сегодня спас меня от разорения: я опоздала в порт, а мой спаситель разгрузил мое судно за полтора часа, и фирме не начислили штраф. Зовут его Дикий Бут, прошу любить и жаловать. А ты, Дик, познакомься с моим парнем, Николаем Светловым.
Бут растеряно пожал руку парню, едва приподнявшему со стула. И как тут не растеряться, если он шел на свиданье, рассчитывал на продолжение, а тут такой облом? Дик не знал, как себя вести в таком положении. Извиниться и уйти? Или остаться и наесться буржуйской пищи, потому что второго шанса попробовать такую еду в жизни может никогда и не представится? И в конце концов, он этот ужин честно заработал, разгружал как вол, едва под штраф не подставился…
— А это моя подруга Лида и ее парень Вадим.
Бут пожал руку высокому холеному парню, холодно смерившего его взглядом, и неуклюже прижался губами к протянутой руке девицы с бриллиантовыми кольцами и браслетами.
— Моя лучшая подруга Анюта.
Девушка в платье-хамелеоне взглянула на него, и он потерялся в ее темных печальных глазах. Она о чем-то грустила или думала, поэтому лишь чуть улыбнулась. У девушки была не самая блистательная фигура: склонная к полноте, у нее были широкие бедра, большая грудь, крупная кость и крепкие руки, но в глазах плескался целый мир, наполненный чем-то неясным, странным и необыкновенно волнующим, отчего его сердце затрепетало и дрогнуло. Во рту пересохло, он какое-то время вспоминал, зачем он здесь, и как его зовут…
— Дима Бутов, — проговорил, наконец, Бут. — Зовут чаще всего Диком или Бутом.
— Лада объявила, что вас зовут Дикий Бут, и мы сразу решили, что это имя вам вполне подходит, — улыбнулась девушка, рука у нее была прохладной, пальцы были тонкими, и от нее пахло чем-то неземным. — Сегодня вам придется ухаживать за мной, поскольку остальные мужчины уже заняты. Садитесь на стул со мной рядом.
Дик сел, бедро Ани прижалось к нему на мгновение, ему вдруг стало неожиданно хорошо, а когда с другой стороны почувствовал тепло от коленки Лады, то ощутил себя еще лучше.
— Налейте мне вина, только немного, — сказала Анюта. — Мне сегодня выступать.
Бут налил из темной дорогой бутылки из настоящего стекла рубинового вина себе и девушке, а потом, повинуясь небрежному жесту Ани, Ладе и все остальным.
— Я хочу выпить за этого парня, — произнесла торжественно Лада, встав. — Я знаю, что вы меня не понимаете. Вам кажется глупым работать, когда и без того хватает денег на все, что захочешь. Но во-первых, я не пользуюсь карточками отца, и трачу исключительно то, что сама зарабатываю, а во-вторых, именно в рабочих кварталах и кипит подлинная жизнь, и только там живут настоящие парни, которые подадут тебе руку помощи в трудную минуту и совершат благородный поступок просто так от чистого сердца, а не за деньги. Я люблю этих ребят, и Дик мой настоящий герой. — Девушка наклонилась к нему и поцеловала на этот раз в губы, и это был настолько страстный поцелуй, так что Бут даже покраснел. — Вы бы видели, как он орудовал клешнями огромного робота словно сильный, мужественный викинг. И конечно же мне захотелось увидеть его в живую, и знаете, я не ошиблась, он и в жизни выглядит как первобытный варвар. За тебя, Дикий Бут!
Все выпили, выпил и Дик, не зная, что сказать, и самое главное, не зная, что положить на тарелку. Выручила Анюта, она шепнула ему:
— Положите себе из центрального блюда несколько кусочков мяса, а еще лучше заберите его себе, оно заказано полностью для вас. Так Лада?
— Да, Бут, возьми, мясо это еда для настоящих мужчин, — Лада подала ему огромное блюдо. — Здесь нескольких сортов, сытная и калорийная еда, которую повар приготовил специально для тебя. На нас не обращай внимания, мы такое не едим, у каждого своя диета. И пей красное вино, оно тоже заказано для тебя, мои друзья изнежены и привычны к изысканной пище, поэтому едят мало, а пьют только особые сорта вина, которые тебе точно не понравятся.
— Хорошо, пусть будет так, — Дик поставил блюдо себе и, отрезав кусочек мяса, съел его. Еда оказалась великолепна, в ней имелось столько разных вкусов, что он чуть не задохнулся от обилия чувств и от выделившейся слюны. Мясо таяло во рту, оставляя после себя приятное послевкусие различных пахучих нежных трав и пряностей. Вино тоже оказалось неплохим. Он ел, наслаждаясь каждым кусочком, пил вино, наливая и Ане. Остальные пили светлое, слабоалкогольное. Анюта едва пригубливала бокал в основном для того, чтобы он не чувствовал себя в одиночестве.
— Вы сказали, что будете выступать? — вино сделало Дика более смелым, и он решил, что стоит попробовать завязать разговор. Он же не виноват, что девушка, которая его пригласила на этот ужин, занята. — А что будете исполнять? Неужели вы такая милая девушка какой-нибудь крутой музыкант?
— Обращайся ко мне на «ты», — тепло улыбнулась Аня. — Если хочешь выпьем на брудершафт.
— Хочу и даже очень, — Дик налил вина, они выпили и поцеловались. Губы у Анюты были мягкими и теплыми, а главное, приятными, и поцелуй у них продлился чуть больше, чем позволяли рамки приличия. — Особенно поцеловать.
— Ты милый, — Анюта улыбнулась. — И простой. Ты мне нравишься.
— И все-таки? — Дик приподнял брови. — Что за выступление?
— Не стоит ничего рассказывать, — покачала головой Аня, глаза ее снова заволокла дымка далекой печали. — Ты все увидишь и очень скоро. Я работаю в новом жанре светокартины, манипулирую музыкой, светом и изобразительным рядом.
— Воркуете? — в бок ему обвиняющее уперся палец Лады. — Целуетесь?
— Выпили на брудершафт, чтобы стало проще общаться, — ответил Дик. — И, конечно, как положено, после этого поцеловались…
— А со мной почему не пьешь на брудершафт? — недовольно покачала головой Лада. — Вообще-то это я тебя сюда пригласила…
— А твой парень возражать не будет? — спросил ей на ушко Бут. — Он морду мне потом не набьет?
— Он тебе морду сам бить не станет, — засмеялась Лада, от выпитого вина она раскраснелась, ее глаза заблестели. — Для этого у него есть телохранители.
— А у меня никого нет, больно будет, если по лицу…
— Об этом не беспокойся, — губы Лады коснулись его уха, и она укусила его за мочку. — Мы с Николаем помолвлены с детства, когда-нибудь он станет моим мужем, но до тех пор я свободна, у нас с ним договор, я не устраиваю ему сцен ревности, а он мне. Каждый из нас сам по себе, хоть на разные светские мероприятия обычно ходим вместе. Тебе намек понятен, Дикий Бут?
— Не все, но кое-что понял, значит, пьем на брудершафт? — он поднял бокал. — Целоваться я и с тобой хочу.
Они выпили поцеловались. Поцелуй у Лады был на порядок более страстным, чем у Анюты, да и вела она с ним так, словно он был его собственность. А после этого поцелуя, потребовала выпить на брудершафт еще и Лида, миниатюрная брюнетка, но целующаяся также многообещающе, и Дик совсем перестал что-либо понимать.
— Не обращай внимания, — посоветовала Лада, заметив его недоумевающие глаза. — У нас свободные отношения, мы молоды и богаты, и каждый сам выбирает себе путь. Подожди немного и увидишь, как наши парни начнут кадрить девчонок, в нашей среде это типично, по-скотски, но нормально. Просто прими это. Хорошо?
— Хорошо, — кивнул Бут и уткнулся в блюдо мяса. — Приму, только не сразу.
— Свыкнешься, — усмехнулась Лида. — К такому привыкаешь быстро.
Неожиданно огромный зал затих, на окна наползли жалюзи, зазвучала негромкая музыка, которая постепенно стала усиливаться. Шум в зале стал стихать, Анюта встала и пошла к двери, лицо у нее стало сосредоточенным, а глаза еще более печальными. Шла она как сомнамбула, не замечая ничего вокруг. Дверь ей открыл неизвестно откуда появившийся официант.
— Что это? — спросил у Лады Дик. — Куда она?
— Просто смотри, все вопросы потом, — Лада нажала кнопку на стене, и плотные жалюзи стали раздвигаться, через минуту у Бута создалось ощущение, что они сидят в зале вместе со всеми. — Поверь, будет интересно. Я сегодня тебя сюда пригласила только потому, что здесь выступает Аня. А так мы бы встретились с тобой в какой-нибудь кафешке, где тебе было бы все привычно.
Глава вторая
Потух свет, сверху упал луч прожектора и осветил фигурку Анюты, идущую по центральному проходу. Ее платье засверкало, заиграло разными цветами, и она стала похожа на огромную красивую бабочку, плывущую по ковровой сверкающей дорожке. Раздались аплодисменты, Дик, да и все, кто сидел в кабинете, присоединились к ним. Аня вышла на эстраду, встала перед небольшим пюпитром, который выполз из-под пола, и взмахнула руками — крыльями.
Откуда-то сверху полилась торжественная величественная музыка, а зал наполнился искорками света, падающего с высокого потолка, в котором внезапно проявилось небо с яркими проколами звезд, и временами казалось, что именно с него падают вниз звезды. Бут мало что запомнил из того, что творила Анюта, да и невозможно это было, само выступление вряд ли длилось больше получаса, но за это время произошло так много всего, что он не сумел бы все описать. Менялся свет, он то становился похожим на северное сияние, то на алый тропический рассвет или закат, то вновь надвигалась ночь.
Анюта буквально рисовала на темном пространстве, в которое превратился зал, используя цветные лучи лазеров, из пустоты к появлялись печальные лица прекрасных женщин и мускулистых мужчин, дикие звери дрались за добычу и вдруг неожиданно начинали любить друг друга. А потом в центре появлялись двое влюбленных и сливались в долгом, нежном поцелуе. К своему удивлению Дик узнал в парне себя, а в девушке Аню, и это показалось ему настоящим чудом. Новые и новые видения заполняли зал, голографические картины, которые рисовала послушная скрытая аппаратура, казались настолько живыми, что всякий из присутствующих ощущал себя внутри этого действия, при этом каждый участвовал в этом и жил. А над всем этим парила музыка, которая заставляла вспоминать печальные моменты в его жизни: погибших родителей, боль от неразделенной любви, и многое, многое другое, что заставляло сердце плакать.
Бут видел, как шарахались от зверей посетители, как выскакивали из-за столика и пытались прикоснуться к ручью, бегущему по залу, или поймать поцелуй печальной русалки, сидящей на берегу. И главное, он готов был с этим поспорить, многим это удавалось. Люди разбрелись по залу, кто-то рвал цветы, кто-то целовал нежные лица женщин, кто-то держал за руку сирену. А потом все неожиданно замирали, когда мир вокруг рушился блестящими, неровными осколками или неожиданно в стене открывалось огромное окно, и в нем появилось серое море буйствующее штормом, так что соленые брызги летели на всех, в том числе и на него. То вдруг зал превращался в пустыню, в которой буйствовала песчаная буря, а со стен вдруг начинали свешиваться толстые зеленые лианы. По центральной ковровой дорожке пробежала колонна огромных муравьев, которые очень болезненно кусали всех, кто встречался им на пути. Люди вскрикивали от боли, хоть и это тоже было иллюзией.
Потом они неожиданно оказались в Африканской саванне, по которой львы гоняли стало рогатых антилоп, и каждый из присутствующих молился о том, чтобы хищники не заметили людей, прячущих под столами.
И всегда на заднем плане каждого пейзажа влюбленные, похожие на Анюту и Дика, продолжали целоваться, не замечая ничего вокруг. И это было странно, и в то же время возбуждало и вызывало желание и нежность. К ним никто из посетителей подойти не мог, хоть многие пытались, натыкались на стену, и потом ошеломленные возвращались обратно. Иллюзия была полной и совершенной настолько, сопровождалась криками ужаса и восторга, страха и боли, смеха и радости.
Светокартина закончилось мощным аккордом, от которого завибрировали фужеры на столах, после этого стало медленно загораться освещение. Жалюзи ушли, и красное закатное солнце осветило притихший зал, причем всем это показалось еще одним новым эффектом.
Анюте никто не аплодировал. Она шла по центральному проходу вдоль столиков — маленькая, одинокая фигурка. Ее провожали печальными, часто полными слез взглядами или дикого неописуемого восторга, а то и наполненными сексуальным желанием, но никому даже в голову не пришло, остановить девушку или что-то ей сказать. И лишь когда она дошла до двери кабинета, зал наполнился шквалом аплодисментов. На Ане снова скрестились лучи прожекторов, она низко поклонилась, свет ушел, и она словно растворилась в темноте.
Девушка зашла в кабинет, села с Бутом рядом, выпила бокал вина одним глотком, и только потом тихо поинтересовалась:
— Тебе понравилось?
— Нет, — покачал головой Дик. — Не понравилось…
— Что так плохо? — расстроено спросила Аня. — Я очень старалась…
— Понравилось, какое-то грубое слово, — произнес задумчиво Бут. — На самом деле я просто умер, впитывая в себя всей душей то, что ты делала. То, что ты делала, самое настоящее чудо. Я словно побывал во всех этих местах, меня кусали муравьи, я задыхался от запаха орхидей и травы, я гонялся за русалками, а они уплывали от меня. Но еще больше ощущал тепло твоего тела и твои нежные губы.
— Тогда поцелуй меня, а то мне грустно, — попросила Анюта. — А после этого выпьем и поедим.
Они поцеловались, поцелуй был нежным и долгим, на них завистливо посмотрели Лида и Лада, но ничего не сказали.
Потом они много ели и пили, а еще Дик танцевал с Анютой, Лидой и Ладой, а их парни танцевали с другими девушками из зала, и похоже, никого это не волновало. Конец вечера он помнил плохо, потому что много выпил, и окружающее в какой-то момент просто растворилось в ночных сумерках. Очнулся он уже утром в шикарной кровати размером с небольшой аэродром и рядом с ним лежали обнаженные Лида и Лада. Фигурки у обоих, действительно были, что надо, над этими телами отлично поработал тренер по фитнесу.
У него на мгновение вспыхнуло желание, но следовало идти на работу — прогулов в его конторе не прощали. Он тихо и осторожно убрал одеяло, еще немного полюбовался на девушек, потом попытался встать, но Лада, открыв глаза, улыбнулась и повалила на спину.
— Мы еще не закончили, вчера ты не был не совсем в форме, хоть обижаться нам не на что — просто показалось мало.
Дик вздохнул.
— Мне этого тоже хочется, но увы не могу…
— Почему? — удивилась Лада. — Что-то случилось?
— Меня уволят, если я прогуляю. Итак уже опоздал, побегу, может успею договориться с шефом и выйти в ночную смену.
— Успокойся, — девушка поцеловала его. — Я все уладила еще вчера. Ты в законном отгуле на два дня, поэтому можешь не беспокоиться о таких пустяках как работа.
— Но как ты сумела?
— Это было просто, — рука Лады спустилась к низу его живота. — Твоя фирма принадлежит моему отцу. Так что ложись, мы с тобой еще не закончили.
— Отцу?
— Перестань болтать, — девушка закрыла его рот поцелуем. — Кровать не место для вопросов.
Они занимались любовью часа два, потом к ним проснулась Лида и присоединилась к ним. В любви обе девушки были ненасытны, не давали ему передохнуть, даже обед потребовали в спальню, и его им принес официант, который накрывая столик, все время пытаясь смотреть в сторону, а не на обнаженных девушек, которые вообще, похоже, никого не стеснялись.
Вернулся Бут домой только на следующий день ближе к вечеру, принял душ и залез в свое кресло, такое привычное и желанное. Проспал он часов шестнадцать и спал бы еще, да запиликал будильник, выдергивая его из вязкой ткани сна, в котором было много девушек, и всего они чего-то от него хотели. К концу сна он от них убегал, но его всегда догоняли, и это было печально.
Он сходил в душ, быстро поел, начал одеваться, и только тогда увидел край бумажной салфетки торчащей из кармана пиджака. На салфетке было написано: «Не звони, не ищи меня, я с тобой за все рассчиталась. Жизнь штука странная, может, она еще как-нибудь нас с тобой столкнет? Так что не теряю надежды и ты ее не теряй. Кто знает, что будет завтра? Лада».
Как ни странно это послание Дик прочитал с каким-то облегчением. На самом деле он не знал, как себя вести дальше с этими девушками, ясно же, что он не их круга, и не стоит придавать большого значения тому, что произошло. Зато теперь все стало понятно: было и ушло. Финита. Конец. Все в прошлом. Можно забыть.
Он оделся и вышел из квартиры, эскалатор повез его вниз, потом Бут перепрыгнул с него на движущуюся дорожку, затем еще на одну, следом на другую, вокруг него были те же люди, кого он видел каждый день. Все было как всегда, и все чем-то неуловимым отличалось.
Дик словно стал воспринимать мир немного по-другому, и виновато в этом было то, что он ненадолго нырнул в чужую жизнь, наполненную иным смыслом и незнакомыми людьми. Все прошло, но внутри что-то осталось, как заноза, которая напоминает о себе, каждый раз когда садишься на причинное место, в котором она торчит.
На работе главный докер предложил взглянуть на карточку, на ней появилась премия, и сумма оказалась даже больше, чем Бут предполагал, и тихо проговорил:
— У тебя влиятельные знакомые, Бутов, меня это с одной стороны радует, с другой настораживает. Но это твоя жизнь, и ты сам ею распоряжаешься. Надеюсь, что работать ты будешь так же хорошо, как и раньше. Мне не хотелось бы держать такого погонщика, который бы не справлялся с работой, но у которого имеются настолько влиятельные знакомые, что его не уволишь. Обычно за такого работника приходится пахать всем.
— Все нормально, шеф, — улыбнулся Дик. — Это просто случайность, и больше вряд ли повторится.
— Хорошо, — сомнением к голове сказал главный докер. — Иди, работай.
Бут залез в комбинезон, вошел в свой бокс, и все исчезло в мелькании контейнеровозов и машин.
Дни пошли обычной чередой — работа, дом, работа. По вечерам иногда в кафе он пил пиво и смотрел на девушек, они были простыми, обычными, не было в них того, что так поражало в Анюте или Ладе, поэтому он просто смотрел на них и грустил. Хоть если его бы кто-то спросил, о чем он печалится, Дик бы не ответил, он этого просто не знал…
* * *
— Надеюсь, насчет конца света это не шутка? — уточнил на всякий случай президент, своей улыбкой показывая, что готов простить даже такую высказанную в его кабинете непростительную глупость.
— Ошибка исключена, — выдохнул академик. — Новый суперкомпьютер пересчитывал программу трижды, и результат на выходе один и тот же — наш мир в том виде, в каком он сейчас существует, скоро погибнет. Из-за пересчета, чтобы точно во всем убедиться, и задержали этот доклад.
— Да, пожалуй, такое лучше не раз перепроверить, — президент задумался. — А что на Западе? Они в курсе?
— Вероятнее всего, нет, — ответил Сергеев. — Мы использовали данные с нашего телескопа «Юниор», а также информацию полученную с трех спутников, которые уже год находятся у Сатурна. НАСО тоже получают данные со своих аппаратов, думаю, скоро и им станет это понятно. Но пока проверят, пока убедятся, что цифры правильные, пока запустят в свой суперкомпьютер и попробуют посчитать, что у них получается, пройдет не один день. Думаю, у нашей страны имеется небольшая фора около двух недель, потом о конце света заговорит весь мир.
— Если только свои данные американцы не засекретят, — заметил президент. — А я считаю, что они так и сделают. Китайцы тоже скоро получат свою информацию, у них спутников не меньше, но и они распространяться об этом не станут. Конечно, рано или поздно, все вылезет, но всегда найдутся оправдания. А вот и премьер…
В кабинет зашел уверенной походкой невысокий человек с добрым, улыбающимся лицом, но с холодными и жесткими глазами, как у всех профессиональных политиков. Он окинул взглядом присутствующих и неопределенно хмыкнул, подумав о том, что сегодня ему снова придется разбираться в склоках Академии наук: опять кого-то недофинансировали, кому-то не дали грант — явно же пришли жаловаться, вон и министра по чрезвычайным обстоятельствам привлекли, хотят использовать его авторитет…
— Здравствуйте, господа, — премьер коротко поклонился и опустился в кресло рядом с президентом, его кресло никто никогда не занимал. — Я готов вас выслушать, только сразу предупреждаю, что у меня на все про все не больше часа, потом совещание по оборонке.
— Если то, что мне только что сказали, правда, то, боюсь, твое совещание придется отменить, — сказал президент. — Продолжим нашу беседу. Кто из ученых будет докладывать?
Сергеев откашлялся:
— Придется мой скромной персоне, поскольку полная информация находится только у меня.
— Ну что ж, тогда начинайте, — президент откинулся на спинку кресла и включил записывающую аппаратуру. Вполне возможно, именно сейчас будет происходить то, ради чего ее здесь установили. — Любопытно будет узнать, что вы там у себя насчитали.
— Как вам известно, в ближайшее время мы прогнозируем очередную вспышку на солнце, — начал профессор. — Они возникают в результате гигантских ядерных взрывов на нашем светиле, обычно вспышки безвредны и неопасны, но в этом году их частота и сила должны увеличиться во много раз, а это значит, что поток ионизированных частиц может вызвать на Земле мощную электромагнитную бурю, которая возможно сумеет прорвать даже защитное поле нашей планеты. В результате этого явления может быть парализована электроэнергетическая система, выведены из строя спутники, нарушены системы телекоммуникаций, уничтожена компьютерная техника. Пораженными окажутся и основные объекты городской инфраструктуры. Соответственно, вслед за этой бурей наступит длительный и суровый экономический кризис, последствия которого сейчас невозможно предугадать.
— Чем нам опасна эта буря? — спросил премьер, внезапно заинтересовавшись докладом. — Я имею в виду здоровье людей.
— Электромагнитная буря прежде всего грозит тем людям, кто носит в себе вживляемые кардиостимуляторы и другие миниатюрные электронные приборы, в том числе и микрочипы, которыми в последнее время увлеклась наша молодежь, — ответил профессор. — Выход из строя биоорганических чипов, имплантированных в тело человека, повлечет смерть их носителей.
— Четвертый Ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем, — пробормотал президент. — И жег людей сильный зной; и они хулили имя Бога, имеющего власть над сими язвами, и не вразумились, чтобы воздать Ему славу…
— Простите, — Сергеев недоуменно посмотрел на президента. — Не понял, что вы сейчас сказали.
— Это из библии, книга Иоанна богослова, — ответил президент. — Апокалипсис…
— А… — облегченно выдохнул Сергеев. — У меня тоже есть подобная запись, только не из библии, а из газет и журналов позапрошлого века, если позволите, я ее зачитаю.
— Да чего уж там, — пробурчал премьер-министр, с тоской глядя на дорогой хронометр, подаренный ему президентом, понимая, что весь сегодняшний день пошел насмарку, ничего полезного не удастся сделать, почти все время уйдет на то, чтобы слушать этот треп, потом придется еще разрабатывать мероприятия на тот случай, если это все-таки не болтовня. — Читайте.
— Около 200 лет назад английский астроном Ричард Каррингтон заметил, что Солнце покрылось необычно крупными пятнами, которые были видны на Земледаже без оптических приборов, — зачитал профессор текст со своего коммуникатора. — Позже поверх пятен вспыхнули два ослепительных шара, которые быстро увеличивались в размерах и стали столь яркими, что даже затмили блеск нашего светила. Через пять минут шары исчезли, а спустя 17 часов ночь над Америкой стала днем, небо посветлело от северного сияния, которое раньше здесь никогда не наблюдали. Те же яркие всполохи увидели жители Кубы, Ямайки, Гавайских островов. Имевшиеся в то время магнитометры зашкалило, телеграф отключился. Из телеграфных аппаратов сыпались искры, ударяя током телеграфистов и воспламеняя бумагу.
— Когда это произошло? — нахмурился премьер-министр, делая заметки в своем коммуникаторе. — Я дам команду своим помощникам, пусть сделают подборку статей по этому событию.
— В тысяча восемьсот пятьдесят девятом году, это событие еще иногда называют Каррингтонской бурей, — ответил ученый, выводя на большой экран картины возмущенного солнца. — Если позволите, я продолжу научную часть. Вспышки на Солнце происходят из-за перемешивания газов. Иногда от поверхности светила отрываются десятки миллиардов тонн раскаленной плазмы. Эти гигантские сгустки несутся к Земле со скоростью в миллионы километров в час. Когда они достигают нашей планеты, и начинается самое главное. Первый удар принимает на себя магнитное поле Земли и насколько оно выдержит этот удар, будут зависеть последствия этого солнечного шторма. Самое слабое место энергетика…
— Все энергетические сети на континентах взаимосвязаны, а потеря даже одного узла повлечет за собой каскад аварий, — проговорил министр по чрезвычайным обстоятельствам, глядя в свой коммуникатор. — К примеру, в 2006 году, простое отключение одной из ЛЭП в Германии вызвало серию повреждений трансформаторов по всей Европе. А тут, как я понимаю, дело будет посерьезнее?
— Можете в этом не сомневаться, — ответил Сергеев. — Очень высока вероятность того, что за пару секунд в мире сгорят все трансформаторы, и без электроэнергии окажется все население Земли. Думаю, это сразу отбросит человечество в каменный век. Вряд ли удастся восстановить сети достаточно быстро, поэтому люди в мегаполисах будут обречены, они останутся без воды, канализации, еды и средств транспорта…
— Звучит неприятно, — заметил президент и сделал отметку в своем коммуникаторе. — Надо будет дать заказ промышленности на производство новых трансформаторов. Но разве такого раньше не происходило? Почему именно эти вспышки на солнце для нас настолько опасны?
— Такие явления на нашем светиле происходили и раньше, — сказал Сергеев, выводя на экран какой-то график. — Если быть точным, то вспышки обычное дело, но к сожалению, в это раз дело усугубляется тем, что к Земле несется со стороны созвездия Лебедя гамма-всплеск, который произошел от столкновения двух плотных нейтронных звезд. Наши расчеты показывают, что поток гамма-излучения и солнечная плазма достигнет Земли почти одновременно. Если каждое по отдельности это явление мы имели хорошие шансы благополучно пережить, то вместе вряд ли…
— То есть нас погубит радиация, а не потеря сетей? — нахмурился президент. — Я правильно понял?
— Вероятнее всего, — Сергеев вывел на экран новую картинку. — Дело в том, что основным эффектом гамма-излучения является воздействие на свободные атомы кислорода и азота, которые рекомбинируются в опасные для озона оксиды азота, а это разрушит озоновый слой нашей планеты, который является единственной защиты от губительной солнечной радиации. Озоновый слой просто не выдержит одновременно гамма-всплеска и солнечной вспышки…
— И что произойдет? — президент сделал себе еще одну пометку. — Мы все поджаримся?
— Все живое погибнет от радиации, — профессор помрачнел. — Если судить по данным биологов, то массовое вымирание на Земле из-за катастрофического уменьшения озонового слоя происходило как минимум пару раз. Живые организмы выживали только под водой, а потом требовались миллионы лет, чтобы снова заселить опустевшую планету.
— Все живое смоет с лица Земли всемирная вода, и огромная звезда Солнце три долгих года будет мертва, — процитировал задумчиво президент. — Случится это во второй половине 21-го столетия, как говорила когда-то Ванга…
— Именно об этом я пытаюсь рассказать, — вздохнул Сергеев. — Апокалипсис…
— О чем? — недовольно скривился премьер. — О солнечных вспышках? О гамма всплесках? Так мы уже поняли и осознали, что ультрафиолетовое излучение уничтожит все живое: растения, животных, рыб, планктон, да все, что существует. И что придет конец не только нам, но и всему миру. И что нам делать? Ползти на кладбище всей страной?
— Это не совсем то, что мы ожидали от этого года, — произнес президент. — Зато наконец-то окупятся деньги, вложенные в убежища.
— Это да, — глубокомысленно покивали ученые. — Эти вложения несомненно окупятся.
— Спасибо за интересный доклад, профессор, — язвительно пробурчал премьер-министр. — Хотелось бы узнать, сколько у нас времени, чтобы подготовиться к вашему апокалипсису?
— Несколько месяцев, максимум полгода, — ответил ученый и развел руками. — Я понимаю, что времени мало, но более точный прогноз мы раньше сделать просто не могли, нейтронные звезды сталкиваются не так часто во вселенной. Сразу после того, как это событие стало неизбежным, я сел за расчеты, а когда они подтвердились, то сразу доложил вам. Лично, я считаю, что мы должны рассказать всему миру о том, что произойдет, тогда появится больше шансов на выживание всего человечества.
— А наши шансы после этого уменьшатся? — усмехнулся премьер. — Так?
— Так, — Сергеев прямо взглянул на премьер-министра. — Но мы должны поступать по совести. Я не смогу спать, зная, что миллиарды людей даже не догадываются о том, что их ждет в очень недалеком будущем. Мы обязаны рассказать миру о предстоящей катастрофе…
— Мы подумаем об этом, профессор, — примирительно произнес президент. — Поверьте нам, мы найдем решение, при котором вы сможете спать спокойно.
* * *
Прошел месяц, потом второй, вечерами Дик лежал в своем кресле и лениво просматривал телепрограммы, в которых все больше говорилось о приближающемся конце свете, и основания для подобных прогнозов хватало: трясло практически весь земной шар, пробуждались вулканы, цунами уничтожали прибрежные поселки, ураганы налетали ниоткуда. В общем, мир готовился к очередному апокалипсису, щекоча себе нервы известиями о новых катаклизмах.
Этот субботний вечер ничем не отличался от других, он бессмысленно пялился на экран, не очень-то понимая, о чем говорят, как неожиданно запел коммуникатор. Бут переключился на видеосвязь и увидел Аню, которая смотрела на него огромными печальными глазами:
— Дикий Бут, ты все еще помнишь меня?
— Да, Аня, помню, — Дик улыбнулся. — Ты красивая и очень талантливая, тебя невозможно забыть.
— Тогда приезжай ко мне, а не то я что-нибудь с собой сделаю, — Анюта вытерла слезу. — Мне очень плохо, правда…
— Я приеду, — обрадовался Дик, его жизнь стала скучна, хотелось чего-то нового, а еще больше снова окунуться в мир роскоши и другой жизни, который однажды он увидел. Это был словно наркотик, который презираешь и ненавидишь, но снова хочется попробовать. — Скажи мне адрес.
— Он есть в твоем коммуникаторе, — девушка печально улыбнулась. — Если бы ты просмотрел хоть раз свою телефонную книгу, то нашел бы его, как и мой телефон.
— Я и правда давно его не смотрел, — признался Бут. — Да мне и незачем, живу одиноко, ни с кем не общаюсь.
— Я жду тебя. Приезжай…
Девушка исчезла с экрана, Дик полистал коммуникатор и действительно обнаружил телефон Ани и ее адрес. Как эта информация туда попала, было непонятно, он, действительно, не просматривал записи с того давнего вечера, когда впервые в жизни любил двух прекрасных богатых девушек, а они любили его. Может Анюта ему записала свой телефон, а он был настолько пьян, что его память не сохранила это действо? Вполне может быть, он даже не запомнил, как оказался в квартире Лады.
Бут достал из шкафа все тот же злополучный пиджак, потом со вздохом отложил его в сторону и натянул простые брюки и рубашку: в конце концов, его приглашали не в ресторан, а домой, поэтому нечего надевать то, что не привык носить.
Он посмотрел карту, наметил маршрут по коммуникатору: путь был неблизким — снова в центр города, придется двигаться по эскалаторам и движущимся лентам, потом спуститься в метро, и конец пути преодолеть пешком. Что ж, все это ему знакомо…
Дик проехал по знакомым туннелям, по которым обычно добирался на работу. Ленты были пусты: люди либо пили и ели в многочисленных кафе и барах либо смотрели визор и готовились ко сну. Только вот он один на ночь глядя перся неизвестно куда. Зачем? Непонятно… Впрочем, как раз понятно — за любовью. А что еще ищут по ночам, кроме приключений? Днем работать надо…
Бут добрался до входа в метро, спустился на эскалаторе вниз и заметил, что под землей что-то происходит: рабочие роботы монтировали огромные гидравлические железные двери, которые перекрывали все внутреннее пространство подземки. Другие железки под потолком тянули дополнительную вентиляцию. Если все сложить вместе и подумать, то получалось, что метро готовили к чему-то — только к чему? Если подземную станцию оснастить железными воротами и мощной вентиляцией с фильтрами, то получится готовое убежище. Выходит, правительство готовится к войне или к чему-то другому не менее ужасному?
По спине Дика пробежал холодок. Неужели к концу света, о котором постоянно говорят в новостях? Тогда как быть лично ему? Что делать? Он сел в поезд, уже более внимательно глядя по сторонам и находил все новые и новые приметы тому, что метро подготавливают к чему-то очень страшному: в боковых, неиспользуемых обычно ветках сверкали вспышки сварки, небольшие роботы, изготовленные специально для работы под землей, волокли трубы для воды и канализации.
Поезд подошел к его остановке, Бут вышел и пошел к эскалатору, и сразу заметил огромные ворота, которые поставили в переходе. Ему стало жутко, как только он представил, для чего это все делается. Получалось, что конец света уже близок, и все эти ученые по телевизору предостерегали правильно? Не стало бы правительство тратить такие огромные деньги просто из-за обычного предостережения. Получается, они уверены в том, что что-то обязательно произойдет, причем такое, от чего спастись можно только под землей.
И дело даже не в том, правильно или неправильно они делают, а в том, что в метро может поместиться от силы сто тысяч горожан — по тысяче на станции, а живет в Москве больше двадцати миллионов. Выходит, большинство людей обречено и не только в столице, но и по всей стране? Ему то точно не на что надеяться, в число тех счастливчиков, кто спрячется в метро, по любому ему не попасть, значит, он, можно сказать, уже мертв.
Впервые Дик задумался о смысле жизни, и что у него вообще в ней было? Получалось не так уж много, точнее почти ничего, да и делалось все в его жизни больше потому, что этого требовали обстоятельства или другие люди. А что он сделал лично для себя? И что должен сделать? Почему занимался не тем, что нужно?
Так незаметно за тяжкими раздумьями он добрался до дома Анюты. Когда сверил адрес с тем, что записан в коммуникаторе, то убедился, что девушка живет в большом, престижном небоскребе с консьержем и внутренней охраной. Квартира в таком элитном домике стоит столько, сколько ему за всю жизнь не заработать. Когда он вошел, мужчина в хорошем костюме насторожился и положил руку на кнопку вызова охраны.
— Вы к кому, юноша?
— К Анюте, — произнес Дик, чувствуя себя полным дураком, фамилию девушки он не знал, и даже не догадался спросить. Конечно, он не предполагал, что здесь все устроено именно так, но мог бы догадаться. — Она здесь живет.
— Вы понимаете, куда пришли? — спросил мужчина. — В какой дом? И в какое время? Если я сейчас нажму эту кнопку, то вы окажетесь в полиции, и выйдете оттуда в лучшем случае через месяц, если за этот срок на вас не повесят пяток ограблений, произошедших в этом районе.
— Я вас понял, прошу прощения, мне нужно сделать один звонок, — Бут вытащил коммуникатор, нашел номер Анюты и позвонил, она появилась на экране, на глазах виднелись слезы.
— Только не говори, что не придешь…
— Я здесь внизу, — успокоил ее Дик. — Меня не пускает консьерж. Просит, чтобы назвал твою фамилию, а я ее не знаю.
— Покажи ему свой коммуникатор.
Бут повернул экран к мужчине, тот едва взглянув, сразу нажал кнопку открытия турникета.
— Проходите, молодой человек, так бы и сказали, что к Петровой. Сорок первый этаж, квартира 413.
Турникет повернулся, Дик пошел к лифту, растерянно глядя на роскошный интерьер. В этом доме повсюду росли живые цветы в красивых глиняных вазах, на плиточный пол, сам по себе роскошный, были постелены ковровые дорожки, по которым даже идти было страшновато.
В многочисленных нишах и холлах виднелись удобные диваны и кресла, на стенах висели огромные телевизионные панели, по которым шли различные телепрограммы. Даже в коридоре этого дома интерьер был уютнее и роскошнее, чем в его квартирке. Срезу чувствовалось, здесь поработал хороший дизайнер: все продумано, функционально и в то же время изящно и удобно. Сам лифт представлял собой маленькую комнатку с шикарным кожаным диваном, зеркальными стенами, часть из которых представляли собой телевизионные панели, на которых постоянно менялось изображение. При желании любой канал можно было оставить, лишь вытянув вперед руку. Бут игрался с переключением до нужного этажа, и ему это развлечение понравилось, он даже решил, что поставит себе такой же.
На сороковом первом этаже на полу был застелен пусть и синтетическим, но мягким и пушистым ковром, который гасил звуки его шагов. Квартира Анюты нашлась в метрах десяти от лифта, на двери медленно менялись различные изображения таинственного леса, наполненного дикими зверями. Казалось, дверь ведет в другие миры — стоит сделать лишь шаг и ты окажешься в другом месте или ином времени.
Он нажал кнопку звонка, который пришелся на темный глаз оленя, дверь растворилась, исчезла, и он увидел Аню, стоящую в небольшом холле и встревожено смотрящую на него. Конечно, это было иллюзия, но такого качества, что Дик от неожиданности отшатнулся назад. Потом дверь потемнела, приняла обычный вид и открылась. Он вошел.
Девушка так и стояла посередине холла, прижав руки к губам и растерянно глядя на него, словно ожидала увидеть вместо него кого-то другого. Одета она была в домашний халатик, который больше открывал, чем скрывал, но ткань была не простой, она меняла цвета, отчего Анюта казалось то хрупкой и бледной девушкой, то пышной с роскошными формами женщиной, а то и обычной рабочей девчонкой, с темными кругами под глазами от привычного недосыпания.
— Раздевайся, проходи, — проговорила она, грустно улыбнувшись. — Извини меня за то, что я тебе позвонила, но мне нельзя оставаться одной. Я натура творческая, воспринимаю мир обнаженными нервами а позвонить кроме тебя, оказалось, некому. Знакомых много, телефонная книжка полна номеров, но все они пустые, ненастоящие, начнут говорить разные глупости, которые мне сейчас совсем не нужны. В прошлый раз я подумала, что ты настоящий, не фальшивый, хотя сейчас мне кажется, что я ошибаюсь.
— Поживем-увидим, — Дик сбросил ботинки прямо на роскошный ковер. — Но раз я здесь, может накормишь меня, а заодно расскажешь, что произошло.
— Да, да, конечно, — Аня провела рукой и открылся коридор в сплошной стене, которая тоже оказалась оптической иллюзией. Похоже, многое в ее квартире было создано из цветов и света. — Идем, я посижу рядом, есть мне не хочется.
В зале размером больше его квартиры стоял огромный обеденный стол из настоящего черного дерева, рядом с ним пристроились удобные мягкие кресла. Бут сел в один из них, крутанулся и замер, увидев, как поверхность стола перед ним замерцала, и на ней появились строки меню, он нажал на образ какого-то дымящегося блюда с мясом и овощами, выглядевшим очень аппетитно, и тут же рядом появилась карточка вин.
— Ты будешь что-нибудь пить? — спросил Дик Аню, которая села напротив него, в ее темных глазах плескалась печаль и недоумение, словно она не понимала, как Бут оказался здесь.
— Закажи Шато Марго, — девушка вздохнула. — Оно больше всего подходит к моему сегодняшнему настроению.
— Ясно, — Дик нажал на название в карточке, и минуты через две из коридора выкатился небольшой робот, который привез блюдо с мясом, два бокала и бутылку вина. Бут встал, налил вино себе и девушке и сел на место, решив, что поскольку ничего не понимает, то будет просто наслаждаться жизнью, станет пить хорошее вино и есть настоящую пищу. — А что с тобой произошло? Почему ты на себя непохожа? Что тебя так напугало или расстроило?
— Ты ешь и пей, — предложила Аня. — А я буду смотреть на тебя. Наверное, зря позвонила тебе, но когда мне плохо, я всегда совершаю глупые поступки, о которых потом жалею.
— Ясно, — Дик стал есть мясо и запивать терпким красным вином, оно было неплохим, конечно, хуже пива, которое он обычно пил, но вполне пойдет для вкусной еды. — Значит, будем считать, что ты совершила еще один неразумный поступок. Ты меня оставишь на ночь или прогонишь сразу после ужина?
— А ты хочешь остаться?
— Да, — Бут не стал ломаться. — Просто я знаю, что человеку плохо, ему нужно немного тепла другого человеческого тела.
— Спасибо, Дикий Бут, — девушка улыбнулась, ее глаза повеселели, в них заплясали желтые огоньки. — Я в тебе не ошиблась, ты настоящий, а не фальшивый, как все из моего круга, они говорят одно, думают другое, делают третье, и во всем всегда ищут свою выгоду.
— Я тоже ищу выгоду, — улыбнулся Дик. — Где бы я еще на халяву поел такого вкусного мяса и выпил дорогого вина?
— Нет, Бут, — покачала головой Аня. — Ты приехал потому, что я тебя позвала. Ты не знал, что тебя ждет, и тебе было все равно. Ты приехал меня спасать, разве не так?
— Да, это так, — Дик отставил в сторону пустую тарелку. — И я знаю, что тебе сейчас нужно. Пойдем и ляжем на твою кровать. Не беспокойся, я не буду к тебе приставать, просто полежу рядом.
— Хорошо, — девушка внимательно посмотрела на него, ее глаза потемнели, и желтых огоньков в них стало больше, похоже, она принимала какое-то важное для себя решение. — Нет, кажется, я не сделала ошибку, позвав тебя. Идем, спальня за этой стеной.
Анюта махнула рукой и стена ушла, открыв огромную кровать-аэродром.
Дик даже раздеваться не стал, боясь спугнуть девушку. Аня легла на спину, глядя в потолок. Бут грустно усмехнулся и осторожно обнял ее. Прошло, наверное, минут пять, и девушка стала тихо плакать. Дик развернул ее к себе и стал целовать залитое слезами лицо, соленые глаза, щеки, губы. В какой-то момент она стала отвечать, сначала робко, потом все более нежно и страстно, дальше им уже стало все равно, а одежда полетела в разные стороны.
Бут просто делал так, чтобы Анюте было хорошо. Ей не хотелось страсти, поэтому он был осторожен и нежен, просто обнимал, прижимал к себе. Иногда она всхлипывала в самых неожиданных местах, но его усилия понемногу увенчались успехом, она разгорелась, как огонек свечи, стала страстной и быстрой. А когда все закончилось, то прижалась к нему, крепко обхватив руками, и заснула. Дик полежал еще полчаса, потом осторожно убрал ее руку с груди, оделся и тихо ушел. До дома добрался за час, залез в свое кресло, заснул и тут же проснулся от проклятого будильника, которому оказалось все равно, где и как Бут провел половину ночи, ему требовалось только, чтобы он встал и отправлялся на эту чертову работу.
Пришлось подниматься и ползти в ванную. Голова болела от усталости и недосыпа, для поднятия тонуса требовалась таблетка и стимулятор. Конечно, если бы он остался у Анюты, то наверное пил бы настоящий кофе, но тогда наверняка опоздал на работу, а этого делать не стоило, в последнее время в порт приходило много контейнеровозов, поэтому разгрузка шла и днем и ночью.
До офиса он добрался, несколько раз отключаясь по дороге, просто исчезал куда-то в пространстве, и все. На фирме все было спокойно, он прошел коридор напичканный датчиками, переоделся и зашел в свой бокс. Мишка Дрягин встал с кресла, глядя на него уставшими, ничего не понимающими глазами, похоже, он все еще таскал в порту контейнера и грузил их на огромные грузовики.
— У меня рекорд: три контейнеровоза и триста четыре машины. Тебе достанется не меньше. Шеф вообще сказал, что в таком темпе мы будем трудиться месяца три. Я у водил узнавал, у них тоже постоянные авралы.
— Что за груз? — поинтересовался Бут, ложась на кресло. — Из-за чего такая кутерьма? Новая стройка века? Власти решили создать что-то фундаментальное на потеху потомкам?
— В контейнерах в основном продовольствие, — ответил Машка. — Строительные грузы тоже приходят, но их мало и они идут сухопутным путем, ребята сказали, что везут бетон, арматуру, бензин, соляру и все из-за бугра.
— Зачем нам столько продовольствия? — удивился Дик. — Склады опустели или горожане есть стали больше? А может в России больше ничего не растет?
— Не знаю, если бы не смотрел каждый день телек, то решил, что готовимся к войне, — ответил Дрягин, схватив бутылку минеральной воды с пола и выпивая ее до дна. — Но в принципе происходящее мне нравится, положительные моменты есть и их немало.
— Какие, такие моменты?
— А ты не знаешь?
— Откуда? — спросил Бут. — Я мало с кем общаюсь, только с тобой и то больше по делу…
— У нас новые ставки, шеф объявил об этом еще месяц назад.
— Это когда меня на работе не было?
— Точно, — закивал Мишка. — Мы посмеялись, не поверили, но со вчерашнего дня новые расценки начали действовать. Я прикинул, с такой нагрузкой у меня зарплата вырастет раза в три.
— Да ладно! — не поверил Дик. — Чушь несешь!
— А ты зайди на сервер конторы и сам посмотри, — посоветовал Дрягин, уходя. — Кстати, размер премии тоже подняли, поэтому выгодно контейнеровозы не держать, а начинать разгружать, даже если до конца смены остается пара минут. Со вчерашнего дня фиксируется каждый поднятый и опущенный груз.
— Спасибо за наводку, — Бут подключился к роботу, но первым, что сделал, это воспользовался советом Мишки и зашел на сайт конторы, там действительно висел приказ об изменении расценок в связи с увеличением городом закупок продовольствия. В приказе имелась ссылка на распоряжение мэра, в котором было написано, что из-за ожидающейся холодной зимы, а также на случай чрезвычайных ситуаций, в городе создается годовой резерв продовольствия, а всех, кто участвует в этом мероприятии, ожидает финансовое стимулирование в виде снижения налога. Фирме это было очень выгодно, поэтому хозяева и увеличили расценки. Только непонятно, что за дикий холод ожидается, и почему потребовалось создавать годовой запас продовольствия? Неужели грядет ядерная зима или что-то подобное? Но тогда продовольствие большинству людей просто не понадобится. И почему ничего не говорится об увеличении закупок топлива и строительных материалов?
Дик пожал плечами, решив, что стоит внимательно почитать обо всем, что пишут в интернете, наверняка, уже есть комментарии, а среди них найдется истинное объяснение происходящему.
Мишка оказался прав, работы действительно добавилось, контейнеровозы шли один за другим, грузовики тоже. В итоге к концу дня Бут, побив собственный рекорд и рекорд Мишки, разгрузил четыре контейнеровоза и погрузил трехсот пятидесяти машин. В конце смены на экране появился главный докер, который поздравил его с рекордом, и объявил о премии, которая будет выплачена за этот день. Бут удивился и обрадовался: сумма оказалась равна прежней месячной зарплате.
Домой он возвращался усталый, но довольный, тем более, что завтра ожидался выходной, а это значило, что он сможет отоспаться и побездельничать весь день. Неожиданно запиликал коммуникатор, он нажал кнопку и увидел Анюту. Она грустно улыбнулась:
— Ты вчера ушел и даже не попрощался.
— Извини, но я человек небогатый и живу своим трудом, — ответил Дик, жадно вглядываясь в ее все еще желанное лицо. — Я не могу лишиться своей работы, а если бы остался, то точно опоздал или прогулял, и меня бы уволили. Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше, спасибо, — девушка замялась. — Мне неловко за вчерашний вечер. Если ты приедешь, я смогу объяснить тебе, что меня вчера так расстроило. Мне кажется, тебе это нужно знать.
— Что именно?
— Сейчас я не могу это сказать, — Аня покачала головой и предостерегающе поднесла палец к губам. — Это не телефонный разговор.
— Тогда ладно, — произнес Бут. — Если ты меня накормишь, напоишь и спать положишь, то я приеду. На этот раз я не спешить не буду, у меня завтра выходной.
— Приезжай, я буду ждать.
Девушка отключилась, а Дик, расталкивая людей, перепрыгнул на другую ленту, которая понесла его к метро.
Консьерж был другой, но теперь Бут знал фамилию, мужчина тут же, не снимая руки с тревожной кнопки, перезвонил Ане, а, услышав ответ, пропустил его к лифтам. Дик поднялся на сороковой этаж, восхищаясь отделкой. Едва он постучал в дверь, как она открылась. Бут прошел в холл и увидел Анюту, которая стояла все в том же халатике посередине и снова по ее щекам текли слезы.
— А что случилось на этот раз? — спросил Дик. — Или ты плачешь о том же, что и раньше?
— О том же… — девушка печально улыбнулась. — О себе самой, о моих друзьях, о тебе, о мире, о людях, которые в нем живут.
— Интересное сочетание, — заметил Бут. — И что же с нами со всеми случится?
— Мы умрем, — мрачно проговорила девушка. — И вообще все умрут…
— Сказано здорово, — Дик прижал Анюту к своей широкой груди. — Не знаю, почему ты так решила, но я точно знаю, что в будущем все будет хорошо.
— Хотела бы и я знать, что такое твое «хорошо», — Анюта грустно улыбнулась. — Мне не нужны утешения и глупые слова, мне нужна твоя любовь, дикий Бут. Мир и на самом деле скоро погибнет, ему все равно, что ты думаешь и считаешь, он просто несется к пропасти, которую ему не преодолеть. Поцелуй меня…
* * *
— У нас план мероприятий на конец света имеется? — осторожно спросил президент у министра по чрезвычайным обстоятельствам. — Кажется, я читал нечто подобное.
— План есть, и мероприятия прописаны, но они сформированы на год, — ответил министр. — Раньше считалось, что природа любые раны нанесенные людьми залечит за это время. С концом света история другая — с одной стороны проще защита чем от ядерной бомбардировки, а значит, больше людей удастся спасти, с другой проблем больше…
— Почему проще? — спросил премьер-министр. — Объяснитесь.
— Воздух окажется незараженным, — ответил министр. — А значит, не потребуются мощные фильтровальные установки, но к сожалению, сам характер радиации отличается от ядерной, от гамма излучения не так просто оберечься. Кстати, мои эксперты сделали расчеты, которые говорят о том, что часть людей смогут спастись, просто не выходя на улицу.
— То есть, если люди попрячутся по домам, с ними ничего не произойдет? — удивился президент. — Вы уверены?
— Если смогут просидеть какое-то время без еды и питья, то почему бы и нет, — ответил министр. — Шанс у них будет, пусть и не очень большой. Мы получили данные от ученых всего пару дней назад, поэтому мои аналитики еще не готовы представить прогноз развития ситуации и выхода из нее. Пока у нас имеются только предварительные наброски, но уже понятно, что невозможно спасти и защитить все население страны. Убежищ на всех не хватит, а учитывая, что время, которое нам дают ученые, настолько мизерно, что его хватит только на то, чтобы подготовить имеющиеся убежища, то потери будут просто колоссальными. Построить новые бункера просто нереально, отсюда следует простой вывод: требуется найти такую форму защиты, при которой удастся сохранить большую часть населения. Вот мои эксперты и выдали, что если не нужны фильтры, то можно использовать обычные дома в качестве убежища, закрыть крыши многослойным защитным покрытием, и у людей появится шанс.
— Остроумно, — недоверчиво покачал головой президент. — И много людей можно спасти таким образом?
— Главное в этой ситуации — нехватка продовольствия, — ответил министр. — Прокормить десятки миллионов людей, которые будут сидеть по домам, будет довольно затруднительно. В квартире больших запасов не сделаешь, да и с водой будут проблемы: насос выведет из строя солнечный шторм, а по трубам пройдет мощный электрический разряд, который может их разрушить.
— В обычных домах смогут выжить не все, — заметил Сергеев. — Нам неоспоримо известно, что солнечные вспышки в пределах от одних до трех-четырех суток от их появления губительно влияют на старые, хилые организмы, с резко выраженным атеросклерозом и дегенерацией сердца. Кроме того солнечное излучение влияет на самые интимные и глубокие жизненные функции: на нервную систему, на центры дыхания и кровообращения, вызывая в них явления спазма, перевозбуждения, парабиоза. Почти мгновенно от вредных солнечных излучений погибнут больные с болезнями нервной системы и мозга, через два — четыре дня после извержений на Солнце умрут больные с болезнями кровообращения, а также старчески дряхлые, резко повысится число самоубийств и насильственных преступлений.
— Спасибо, профессор, мы поняли, — покивал президент. — В домах выживут молодые и сильные, остальным требуется дополнительная защита.
— Именно так, — сказал Сергеев. — Но если мы потеряем озоновый слой в результате всплеска гамма излучения, то ни бетонные ни многослойные покрытия крыш не смогут эффективно защитить людей, тут потребуются тяжелые металлы с плотной структурой — свинец например, но их на крышу не затащишь.
— А на нижних этажах и в подвала люди смогут выжить? — спросил министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Возможно ли там спасение?
— Все будет зависеть от уровня гамма излучения, — профессор сокрушенно развел руками. — Мы впервые сталкиваемся с таким явлением, поэтому пока можем только догадываться, что нам предстоит.
— Что ж, будем исходить из того, что в квартирах многоэтажных домов люди имеют шансы спастись, иначе нет смысла вообще о чем-либо разговаривать, — сказал премьер-министр. — Однозначно, для всего населения нам убежищ и бункеров не построить за столь короткое время, да и экономически эта задача неразрешима, Понятно, что больные хроническими и тяжелыми болезнями, а также старики и малолетние дети погибнут, но какая-то часть людей в домах несомненно выживет. Нужно только решить, как и чем их накормить….
— Кстати, после обработки планеты ультрафиолетом и гамма-излучением земля окажется стерилизована: погибнут земляные черви, почвенные бактерии, многие органические вещества разложатся на составляющие, поэтому, пережив апокалипсис, мы окажется вообще без продовольствия, — сказал Сергеев. — Природа не терпит пустоты, она постепенно восстановится, но неизвестно, сколько времени ей на это понадобится, так что с продовольствием будут проблемы и после того, как все закончится.
— Давайте решать проблемы по мере их поступления, — недовольно покачал головой премьер-министр. — Вы сами сказали, неизвестно, какой силы будет излечение, и каким оно будет по интенсивности, поэтому и последствия нам до конца неизвестны Так?
— Сам спектр излучений нам известен, его интенсивность пока рассчитать невозможно, слишком мало данных, — подтвердил профессор Сергеев. — Но мы знаем, что потоки солнечной плазмы будут атаковать планету, что к ним добавится гамма излучение из космоса, которое уничтожит озоновый слой, и тогда потоки ультрафиолета зальют поверхность. Всем известно, что ультрафиолетовые лампы используются для обеззараживания воды, воздуха и различных поверхностей во всех сферах жизнедеятельности человека. Бактерицидное ультрафиолетовое излучение вызывает димеризацию тимина в молекулах ДНК. Накопление таких изменений в ДНК микроорганизмов приводит к замедлению темпов их размножения и вымиранию, так что после такой обработки мы лишимся всех бактерий и микробов.
— Вы можете гарантировать, что исчезнет весь озон и магнитное поле? — спросил премьер-министр. — Что все произойдет именно так?
— Все происходит впервые, поэтому у нас не разработаны даже предварительные модели, — развел руками профессор. — Но исходя из обоснованных предположений, а также из расчета наиболее вероятных вариантов мы вполне уверенно можем сказать, что поток ультрафиолета будет очень тяжелым испытанием для всей жизни на Земле, по нашим предварительным расчетам погибнет примерно девяносто процентов ныне живущих организмов, включая бактерии, насекомых и отдельные группы вирусов…
— То есть, пока вы точно ничего не знаете? — фыркнул премьер. — То ли будет, то ли нет, то ли любит, то ли нет…
— Примерно так, — улыбнулся смущенно Сергеев. — Но одно могу сказать: конец света обязательно наступит, вопрос состоит только в том, кто выживет после него.
— Спасибо за информацию, — сказал президент, тяжело поднимаясь. — Вы, профессор, свободны, а с остальными мы еще немного подумаем над тем, что можно сделать за оставшееся до солнечного шторма время. Если нам понадобятся дополнительные данные, мы еще раз обратимся к вам. Продолжайте работать, создавать модели, уточнять прогнозы…
Сергеев вышел, чувствуя, что его вежливо послали, но при этом испытывая невероятное облегчение. Он никогда раньше не думал, что принимать решения для страны так трудно. Один вопрос, кому жить, кому нет, может свести с ума. Впрочем, как он заметил, ни президента, ни премьера, ни других, кто остался за дверью, подобные вопросы не тяготили. Эти люди были циничны и прагматичны, и как все политики в первую очередь думали о себе, а уже потом о тех, кто зависит от их решений. Но наверное такими и должны быть правители…
Когда профессор вышел, президент и премьер многозначительно переглянулись, после этого премьер-министр, отойдя к окну сделал короткий звонок. Было неизвестно, что он и кому говорил, но профессор Сергеев еще до конца дня попал в кремлевскую больницу с обширным инфарктом. Спасти его не удалось. Очевидцы видели, что ученому стало плохо после того, как он столкнулся со спешащим куда-то молодым человеком. Профессор после этого сначала схватился за руку, которой коснулся мужчина, потом за сердце. А молодой человек, даже не оглянувшись, исчез в переходах.
После ухода Сергеева, президент задумчиво побарабанил по столу кончиками пальцев.
— Итак, первая и самая важная задача — продовольствие, — он посмотрел на премьера. — Если ученый прав, и пока никто не знает о том, что произойдет, у нас есть небольшая фора во времени. Закупайте продовольствие во всех странах, и в первую очередь то, что долго хранится. Консервные заводы перевести на круглосуточные режимы работы, деньги не жалеть, экономически стимулировать всех, кто будет участвовать в заготовке и переработке продовольствия.
— А где возьмем средства? — поднял бровь премьер. — В бюджете эти траты не предусмотрены, по какой статье будем списывать?
— У нас имеется два варианта развития событий, — задумчиво проговорил президент, оглядывая окружающих. — Один — тот, что профессор прав, и тогда о каком бюджете идет речь? У нас не будет ни страны, ни людей к концу года, а следовательно и бюджета. Деньги обесценятся, и выжившие будут драться за каждый кусок хлеба. И второй вариант, если ученый не прав… — Президент остановил тяжелый взгляд на академике, тот невольно пригнул голову, словно ожидая удара. — Тогда мы останемся в истории, как самые большие чудаки на букву «м». Что выбираем?
— Я сделаю соответствующие распоряжения о закупке продовольствия, — сказал премьер-министр, усмехнувшись и оценив шутку. — Государственная машина разворачивается медленно, а значит, у ученых будет время проверить выводы Сергеева. Все, что здесь сегодня сказано, предлагаю считать государственной тайной со всеми вытекающими отсюда последствиями. Силовые структуры необходимо перевести на усиленный вариант несения службы, им следует приготовиться к возможным массовым беспорядкам, для чего предлагаю провести компанию по телевидению об усилении террористической угрозы.
— Террористическая угроза? — президент задумчиво покатал на языке это слово. — Мне идея нравится. А чем объясним переход на желтый цвет?
— Желтый только начало, его можно объявить хоть завтра, а потом следует что-то взорвать и объявить красный уровень, — ответил премьер. — Министру по чрезвычайным ситуациям предлагаю сделать прогноз развития самой наихудшей ситуации и разработать варианты нашего реагирования. Кроме того предлагаю собираться по этому вопросу еженедельно пока в этом же составе, в дальнейшем будем его расширять во мере необходимости.
— Принимается, — облегченно выдохнул президент. Вот теперь когда заработала бюрократическая машина, стало уже не так страшно. Чтобы не случилось, государственный аппарат готов к любому развитию событий, но главное, теперь не он один будет принимать тяжелые решения, в них станут участвовать чиновники разных рангов, следовательно его политический имидж не пострадает — Все свободны. Встречаемся на следующей неделе, в среду.
К вечеру был взорван аэропорт, шахидку вело ФСБ и даже пыталось предотвратить теракт, когда стало понятно, куда направляется женщина, но та подорвала себя прямо у дверей, как только увидела, что к ней с разных сторон направляются люди в штатском. Того, кто наводил террористку на цель, удалось задержать, но он застрелился, так что кто еще участвовал в акции, а также откуда поступили деньги на проведение террористического акта, выяснить не удалось. На следующий день в разных концах огромной страны прозвучал еще десяток взрывов — террористы решили отомстить за своих товарищей, для чего в СМИ были направлены письма с угрозами правительству и президенту. Но благодаря ряду счастливых случайностей жертв оказалось на удивление немного, правда, код террористической угрозы по стране пришлось сменить с первоначально объявленного желтого на красный.
Через пару дней в интернете появилась статья видного профессора, академика, который сделал прогноз на урожай 2060 года, прогноз был негативным, ожидалась засуха из-за возросшей активности солнца. И сразу в ряде оппозиционных изданий появились статьи о том, что правительство ничего не делает, хоть любому кретину ясно, что в стране уже к осени может начаться голод. Премьер-министр, скрипя зубами от злости, отдал распоряжение о дополнительных закупках зерна и мяса, и тут же был обруган депутатами думы за нарушение бюджета…
* * *
Заканчивался обыск. Капитан ФСБ Петров сидел на кухне и допрашивал потенциального носителя секретной информации, в соседней комнате его коллеги проводили планомерный обыск, простукивая стены, пол и даже потолок. Уже давно никто не хранил информацию дома, но отрабатывать приходилось все варианты. В кабинете профессора Сергеева засели ученые, и оттуда слышались восторженные ахи и охи. Должно быть продуктивный был профессор, раз так радуются.
Петров не сомневался, что через полгода-год у этих ученых появятся объемные ученые труды, в которых более-менее сведущий человек легко распознает те материалы, над которыми работал покойник. Сергеев умер в расцвете сил. Пятьдесят лет не возраст, и проблем с сердцем у него никогда не замечалось, но иногда такое бывает: переволновался человек и помер. А поволноваться ему пришлось, все-таки в Кремль вызывали, доклад делал перед самим президентом, вот сердечко и не выдержало. Жаль, хороший был ученый, климатом занимался, говорят, что обнаружил то ли волны смерти, то ли источник радиации в космосе, направленный на Землю.
Но его это не касается, сказали отработать, значит, надо отработать. Капитан уныло посмотрел на невзрачного юношу, подписывающего бумагу о неразглашении сведений заключающих государственную тайну. Илья — так звали парня, капитан уже в этом не сомневался, ничего и не знает, а значит и рассказать не сможет, но порядок есть порядок, раз надо, значит пусть подписывает, и отпечаток пальца оставляет, который потом эксперты пробьют по разным базам. А вдруг перед ним террорист, который обучался в специальных лагерях или еще какая-нибудь шваль?
Пока ясно только то, что последние три года этот застенчивый нескладный парень находился вдалеке от дома, учился в каком-то престижном университете, то ли Франции, то ли Англии — в общем, в таком заведении куда простых смертных не берут, а если берут, то дерут с них такие деньги, за которые можно квартиру купить в престижном районе. Похоже, этот профессор Сергеев очень неплохо зарабатывал, если смог туда сыночка отправить, или нашел фонд, который оплатил обучение, а это тоже непросто. Для того, чтобы кто-то в этого парня вложил деньги, как минимум требуется, чтобы он был талантливым и умным.
А парень ничего не понимает, смотрит волком, бурчит что-то неразборчиво с едва заметным акцентом. Как же они быстро там, за бугром русский язык начинают коверкать. Капитан вздохнул:
— Значит, вам неизвестно над чем работал ваш отец в последнее время?
— Я не был дома три года и прилетел только сегодня на похороны отца, — ответил Илья. — Откуда мне знать, чем он занимался? Мы не переписывались, изредка разговаривали по коммуникатору, но, как вы понимаете, у нас было достаточно тем для разговоров кроме его работы.
— Предположим, что это так, — легко согласился Петров. — Подписали?
— Да, возьмите пожалуйста, — капитан удостоверился, что подпись на месте, как и отпечаток пальца, добавил фото поставившего подпись, щелкнув кнопкой, поставил на запись коммуникатор и направив его на юношу, решив сделать еще и видео на всякий случай. — Что дальше?
— А дальше вы мне дадите слово, что если случайно обнаружите что-то из того, над чем работал ваш отец, тут же сообщите нам, — сказал капитан. — И вообще, если кто-то заинтересуется работами вашего отца, то позвоните дежурному. Поверьте, это очень важно.
— Обещаю, что если обнаружу какие-то материалы, или кто-то начнет расспрашивать о том, чем занимался отец, то немедленно сообщу вам, — проговорил Сергеев. — Хоть думаю, это просто невозможно, вы перерыли весь дом, забрали все документы, над которыми он работал, сняли жесткий диск с компьютера и загрузочный флеш-диск с коммуникатора. После вашего обыска в этом доме невозможно будет найти не только работы отца, но даже нужную мне книгу.
— Вот и замечательно, меньше искушений, книга вредна для глаз и ума, потому что заставляет думать, так мне говорил мой наставник, а он никогда не врал, — Петров отключил коммуникатор и убрал его в карман. — Больше вы мне не нужны. Занимайтесь, чем хотите. Мы сейчас все уйдем и живите спокойно. Да еще… прошу прощения за наш непрошенный визит. Сочувствую вашему горю…
— Спасибо, — машинально ответил Илья и встал. — Извините и вы меня, но сейчас мне нужно побыть одному, все-таки отец у меня был один.
Он встал и вышел из квартиры, никто его задерживать не стал. Парень добрался до реки, сел на гранитную облицовку набережной и стал бездумно смотреть, как волны набегают на берег, чувствуя, как внутри у него все трясется от унижения, горя и глубокой тоски. Илья просидел так до глубокого вечера, пока операторам не надоело его разглядывать, тогда они отогнали беспилотник в другое место, написав в журнале, что слежка за подозреваемым ничего не дала. Уже глубокой ночью парень вернулся домой, посмотрел на бледную зареванную мать и прошел в кабинет отца. Там царил хаос, как всегда бывает после тщательного обыска, из компьютера были удалены жесткие диски, все коммуникаторы и носители памяти исчезли, как и большинство бумаг и документов. Было как-то сиротливо и одиноко.
Сергеев посмотрел по сторонам, подошел к запечатанному окну и, поковырявшись кусочком проволоки, вытащил из тонкой незаметной щели тоненький листочек пластика, на котором было написаны в несколько рядов цифры. Илья посмотрел на них, вздохнул и тихо произнес:
— Я понял, папа, обязательно посмотрю.
Он вернулся к матери, дал ей таблетку успокоительного, уложил спать, а потом тихо ушел из дома. Двигался он только по лентам внутри домов, прикрываясь рукой от камер. Помогало это не очень, но если не поставлен на учет, то могло получиться пройти незамеченным. Конечно, Сергеев понимал, что за ним следят. Должны следить. И надо было с этим что-то делать. В одном из переходов в небольшом магазинчике он купил новый коммуникатор, набрал цифры с бумаги и оказался на одном из сайтов. Там по сноске, на которую можно попасть, только предоставив двенадцатизначный пароль, он вошел на страничку, где оказалось выложено множество разных файлов, а в самом низу под папками Илья обнаружил послание адресованное лично ему:
— Сын, оставляю информацию, как договаривались. Мне очень жаль, но тебе предстоит пережить множество неприятных событий… или не пережить. Насколько понимаю, я уже мертв, и тебе одному придется сражаться за свое будущее. Почитай мою подборку, в ней написано, что делать. Если удастся, спаси мать, не удастся, спасись сам, но обязательно на этой земле должен остаться кто-то из Сергеевых хотя бы ради того, чтобы узнать, прав я или нет. Начни с того, что добудь деньги. Ясно, что это непросто, но можешь отбросить в сторону все моральные ограничения, поскольку в новом мире они действовать не будут, и у того, кто их отринет сейчас, окажется больше возможностей.
— Да, папа, — Илья пролистал материалы, закрыл коммуникатор, предварительно удалив из него адрес сайта. — Я это сделаю, и не только из любопытства, но и чтобы поквитаться с теми, кто тебя убил.
Глава третья
— Итак, что мы имеем? — спросил президент, оглядывая хмурым взглядом кабинет и людей сидящих вокруг стола. На совещании присутствовали все силовые министры, само собой премьер-министр, и министр по чрезвычайным обстоятельствам, глава внешней разведки и президент академии наук. — Как проходит подготовка к концу света?
— Нормально проходит, — оценил шутку премьер. — Не знаю, будет Армагеддон или нет, но запасов продовольствия хватит всей стране как минимум на год, так что можно не сажать, не сеять, не разводить скот и птицу и питаться только заготовленным. Большинство продуктов помещено в хранилище госрезерва. Кроме того под завязку забиты все убежища, и в каждом городе, где имеется метро, на запасных путях стоят составы с продуктами. Топлива тоже набрали достаточно, чтобы первое время о нем не думать.
— Хорошо, — кивнул президент. — Управились вовремя, после наших закупок цена на продукты выросла вдвое, могли бы хорошо заработать, но увы, не для этого делалось. Кстати… — Он посмотрел на главу внешней разведки. — Как отнеслись к нашим спекулятивным покупкам в других странах?
— Англия, Америка, Франция, Италия и ряд других стран тоже начали спешно закупать продовольствие, они отказали Африканским странам в поставках, хоть и имели на руках подписанные договора на большие суммы, — неторопливо проговорил невысокий мужчина с мелким невыразительным лицом. — Так что сейчас можно твердо сказать, мы поступили правильно и главное — своевременно. Аналитики предсказывают дальнейший устойчивый рост цен на продовольствие в этом году, а также голод в Африке. Но это и без них понятно: если продовольствие уходит в хранилища, а не людям, то голод неизбежен.
— Выходит, запад, наконец, узнали о предстоящем конце света? — спросил президент. — У вас имеется об этом информация?
— Конечно, — солидно кивнул глава внешней разведки. — В Америке на прошлой неделе трижды собиралась сенатская комиссия, которая вырабатывала меры на тот случай, если угроза придет из космоса. К какой именно опасности они готовятся, в официальных источниках не уточняется, но бункера строит спешно вся финансовая и политическая элита. Кроме того во многих научных изданиях начали активно обсуждать солнце, гамма всплески во вселенной и все, что с этим связано. Высказываются предположения, что наше светило может резко увеличить свою активность, поэтому предлагается использовать для защиты трансформаторов, линий электропередач, компьютеров и многочисленных сетей, в том числе информационных, современное специально разработанное для этого оборудование. Говорят также о том, что мощное гамма излучение из космоса способно лишить Землю большей части озонового слоя, и тогда мы окажется в новой ситуации.
— В какой новой? — спросил президент, снова нахмурившись. — Почему не знаю? Что мы упустили?
— Вероятнее всего сразу после окончания цикла солнечных вспышек, которые по данным мирового научного сообщества продлятся не менее полугода, — произнес глава внешней разведки. — Мы не сможем жить на планете, так как озоновый зонтик будет частично утерян, а значит, уровень солнечной радиации повысится. Человечество приспособилось к меньшей радиации, да и все живое тоже, повышенный фон наша защитная система может не потянуть. Как всегда больше шансов приспособиться к солнечному излучению будет у африканцев….
— Если они не подохнут к тому времени от голода, — пробурчал премьер-министр. — Продовольствие то все осталось в развитых странах.
— Следующими имеет хорошие шансы желтая раса, — продолжил глава разведки, словно не заметив выпада премьера. — И только потом белая. Проще говоря шансов на выживание у белой расы в новом мире нет, и это очень серьезно. Мы плотно работаем с учеными из академии наук, всю полученную информацию передаем им и в министерство по чрезвычайным обстоятельствам…
— Плохие новости, но что тут поделаешь, будем иметь в виду, — президент вздохнул. — Но как я понимаю, пока это всего лишь предположение?
— Да, — согласился разведчик. — Вполне может оказаться, что все будет иначе, ученые уже ошибались не раз, и если взять процент свершившихся прогнозов, то он едва ли составит десять процентов.
— Вот и я так думаю, — президент перевел взгляд на следующего. — А что скажет главный министр по концу света?
— Бункера готовы, в том числе и ваш, господин, президент, — ответил министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Продукты завезены, горючее для дизель генераторов залито в цистерны, проведена побелка и необходимый ремонт. Составлен список тех, кого мы будем спасать. В основном в нем те, без кого страна не сможет обойтись: видные финансисты, высшие чиновники, политики и их семьи. Некоторые отказались, поскольку имеют свои убежища, а мы не настаивали…
— Это правильно, — глубокомысленно покивал президент. — Нам главное, чтобы люди спаслись, а как они собираются это сделать, их личное дело.
— Подготовлено метро, подземелья и катакомбы в тех городах, где они есть, — продолжил министр. — Нами составлен список всех убежищ и приготовлены пропуска для прохода в них. Естественно, что мы учитывали мнения губернаторов и правительственных чиновников. В Москве — в убежищах и метро сможет спастись примерно девяносто четыре тысячи, двадцать пять тысяч в Санкт-Петербурге, и чуть больше двухсот тысяч в регионах. Если считать с военными, которые имеют свои бункера, ракетные шахты и специальные убежища для высшего военного состава, то сможет выжить около четырехсот тысяч.
— Очень мало, — президент пожевал губами, мысленно проговаривая эту цифру, и она ему совсем не понравилась. — Практически мы получим численность выживших небольшого областного городка, и нам потребуется не одна сотня лет, чтобы нарастить людские ресурсы. А кто будет работать на заводах, на полях и шахтах? Кто будет поднимать обновленную Россию? Что же это получается, господа?!
Присутствующие завозились на местах, они эти цифры прекрасно знали, но право огласить, оставили за министром по чрезвычайным обстоятельствам, тому не привыкать сообщать черные вести.
— Есть неплохой вариант, который мы сейчас прорабатываем с учеными, — неохотно проговорил министр. — Если излучение не достигнет такого максимума, за которым не останется ничего живого, то можно рассчитывать на то, что больше шестидесяти процентов населения спасется, а то и больше.
— Шестьдесят процентов? — президент заулыбался. — Можете думать, если захотите. Что за вариант?
— Мы уже его обсуждали в прошлый раз, он построен на том, что бетонные плиты многоэтажек смогут ослабить силу излучение до неопасного для жизни, — произнес министр, внутренне радуясь тому, что спасительная идея пришла в голову его аналитической группе. Если президент решил бы его снять, то он потерял бы гораздо больше чем теплый пост и приличную зарплату, он потерял бы шанс на выживание: отберут пропуск в кремлевский бункер и все, иди и подыхай. — Тогда люди, находясь в своих квартирах, смогли бы пережить это темное время.
— Как раз, насколько я понял, время будет не темным, а очень светлым, — сказал президент, и присутствующие засмеялись, оценив шутку. — А чем они будут питаться, кто будет развозить продукты, оказывать медицинскую помощь, это предусмотрели? Насколько я помню, мы в прошлый раз на этом споткнулись?
— Мы нашли необычный выход, и нам нужно ваше утверждение, что начать его реализовывать, — проговорил министр. — Он не очень простой, но вполне реален…
— Рассказывайте, — президент дал команду, и в зал заседания вкатился робот с горячим кофе, чаем соками и прохладительными напитками. Это был хороший знак, и все расслабившись стали брать кофе, который традиционно у президента был лучшим. — Что придумали наши яйцеголовые?
— Они решили всех усыпить, — сказал министр, сделав глоток кофе и блаженно улыбнулся. — Если люди будут спать, то им не потребуется еда и питье, они не будут двигаться и подвергать себя смертельной опасности. Используя этот способ, мы сможем решить множество проблем, а главное спасти большую часть населения…
— С медиками консультировались, с фармацевтами? — спросил президент. — Есть ли такое снотворное и смогут ли люди после него нормально себя чувствовать?
— Снотворное есть, оно почти безвредно, — проговорил академик. — Конечно, имеются некоторые побочные эффекты, но насколько я понимаю, другого выхода все равно нет: либо мы ничего не делаем, и народ гибнет, либо даем ему шанс на спасение. Мы вместе с аналитиками министерства по чрезвычайным обстоятельствам прорабатывали этот вопрос и пришли к выводу, что это единственный реальный выход помочь людям. В городах имеется все, что нужно для осуществления этого проекта: водопроводная сеть, по которой будет подаваться лекарство, сами насосы и хранилище препаратов естественно будут находится в подземных убежищах, поэтому не пострадают от солнечной радиации и солнечного шторма. Через электрическую сеть будем осуществляться контроль физического состояния людей, проводить постоянный мониторинг. В случае если кому-то станет плохо, этих людей будем отвозить к медикам, а после восстановления здоровья возвращать на место. Осталось только решить одну проблему…
— Какую? — президент пил мятный чай, наслаждаясь каждым глотком. Настроение у него улучшалось с каждым глотков, действительно, если ученые нашли выход, то все становится намного проще: страна пройдет это испытание и станет еще сильнее, вряд ли другим государствам удастся то, что успеет сделать Россия. Им элементарно не хватит времени, а значит, у него есть шанс войти в историю, как великому и мудрому правителю. — Внимательно вас слушаю.
— Человек не может долго время лежать неподвижно, возникает застой крови, и как следствие — пролежни, потери тканей…
— Логично, — покивал президент. — И у вас есть решение?
— Есть, — академик замялся, — но оно потребует больших финансовых средств.
— Говорите…
— Игровые кресла, — академик оглянулся на других членов президентского совета, словно надеясь, что его кто-то поддержит. Ему уже не казалась высказанная кем-то из молодых идея рациональной и правильной. На него никто не смотрел, тогда он продолжил дрогнувшим голосом. — Они могут поддерживать тело игрока в нормальном состоянии долгое время, эти высокотехнологичные устройства могут обеспечивать массаж причем разных ступеней, переворачивание под небольшим углом, давая крови возможность поступать в другие органы. У этого кресла есть один недостаток — оно дорого. Премьер-министр заявил, что денег в казне не осталось, а получить кредиты нет никакой возможности…
— Это так, — президент задумался. — А в чем собственно проблема? Насколько мне известно эти кресла используют все фирмы по управлению роботами, так, Георгий Михайлович? — он посмотрел на министра по чрезвычайным обстоятельствам?
— Да, — покивал тот. — Мы тоже используем такие кресла. Но даже если мы реквизируем их со всех фирм, то вряд ли их хватит для всего населения страны.
— Во-первых не для всего населения, а для той части, что живет в городах, где имеется метро, причем чем крупнее город, тем больше у жителей шансов выжить, потому что лучше развита инфраструктура, — ответил премьер. — Как я понимаю, примерно двадцать пять процентов живущих в сельской местности не имеют вообще никаких шансов на выживание, если, конечно, не выкопают глубокие погреба, но даже в этом случае процент выживших будет минимален. Во-вторых, надо провести инвентаризацию, а уже потом делать какие-либо заявления. Может у нас этих кресел, как грязи? Мало что ли у нас молодых балбесов, которые вместо того, чтобы учиться, целыми днями висят в виртуальном пространстве? А они все используют эти кресла. В-третьих, нужно перевести заводы по изготовлению этих кресел на круглосуточную работу, что насколько мне известно не так трудно, поскольку там используются в основном автоматы и роботы. Но денег, правда, все равно для этого нет…
— Деньги есть, — президент с победоносным видом оглядел присутствующих, прекрасная идея только что пришла ему в голову, и он подумал про себя, что никому другому она в голову не могла придти именно из-за ведомственной узости мышления. — Нужно использовать накопления граждан, пусть сами спасают себя.
— Но после того как закончится эта катавасия, люди потребуют свои деньги, — заметил министр финансов. — И что мы им скажем?
— Вы в первый раз на нашем заседании, Юрий Абрамович, поэтому не представляете последствий этой, как вы сказали, катавасии, — усмехнулся президент. — А последствия будут таковы, от старого мира мало что останется, и поэтому обесценятся все вклады, в любой валюте, в любой стране, кроме той, которая выберет правильный путь. Лично я надеюсь, что это будем мы. Поэтому забирайте все деньги населения и закупайте кресла по всему миру.
— Это нельзя делать без информационного подкрепления, — поморщился премьер-министр. — Люди не поймут…
— Вот и займитесь этим, — сказал президент. — Закажите десяток информационных роликов, в которых будет говориться о том, что мы делаем все для того, чтобы спасти население нашей страны.
— Если вы не забыли, то у нас введен режим секретности, — заметил премьер. — А значит, мы не можем позволить себе никаких роликов.
— Рано или поздно нам все равно придется объявить народу о наступающем апокалипсисе, — сказал президент. — И мы должны быть к этому готовы, иначе это сделают наши враги. Я приготовлю обращение к народу, а вы займитесь телевидением. Конечно, пока это следует делать в режиме секретности, но думаю, скоро в западных странах кто-то проболтается или подкинет репортерам информацию, и с секретностью будет покончено.
— Согласен, — премьер сделал отметку в своем коммуникаторе. — Значит, министерство финансов проведет инвентаризацию игровых кресел, в том числе и у населения, у них больше всего шансов сделать это незаметно. Объявят кресла средством роскоши и введут на него особый налог. Конечно, поднимется шум, но зато мы будем знать, сколько их у нас есть. К тому же если репортеры будут заняты обругиванием наших предложений из-за кресел, это отвлечет их от того, что на самом деле начнет происходить в нашей стране…
— Принимается, — покивал президент. — Записывайте, Юрий Абрамович.
— Я пишу в режиме видео, — ответил министр, показывая присутствующим свой навороченный коммуникатор. — Так что ничего не упущу.
— Хороший коммуникатор, — заметил с улыбкой президент, и члены совета засмеялись, предчувствуя продолжение. — Только режим секретности никто не отменял, и все ваши записи будут конфискованы сразу после совещания. Ясно?
— Да, — министр финансов нахмурился, когда понял, что его навороченный коммуникатор изымет кто-то из ФСБ, а значит, получит доступ ко всей его информации, а в нем было много такого, что он бы не хотел показывать даже господу богу. — Извините.
— И специально для вас говорю, Юрий Абрамович, — произнес президент, нахмурившись. — То, что вы здесь слышите, составляет государственную тайну, если информация просочится из вашего ведомства, то это приведет к очень неприятным последствиям, и не только для вас и вашей семьи.
— Я понимаю, — министр финансов сник. — Секретность нужна.
— Вот вы, если бы узнали о предстоящем конце света, и не будучи членом правительства, а значит, лицом обладающим определенными льготами, чтобы стали делать?
— Не знаю, — растерялся министр. — Может быть начал строить убежище или искать возможности купить место в уже построенном кем-то укрытии.
— Это потому что у вас есть деньги, — произнес президент. — А если бы денег не было?
— Ну как… не было денег… — пролепетал министр финансов, и члены совета окончательно развеселились, они то уже давно проиграли для себя подобный сценарий и пришли для себя к определенным выводам. — Я же работаю, ищу возможности, чтобы они у меня имелись…
— А их нет у девяносто процентов населения, которые тоже работают, ищут возможности, — фыркнул президент. — Возможно вам неизвестно, что люди в нашей стране в большинстве своем живут от зарплаты до зарплаты. И представьте, они узнают о том, что скоро мир полетит в тартарары. Как по-вашему мнению они станут реагировать?
— Не знаю, — пожал плечами министр. — Может быть поедут за город и выкопают глубокий погреб в лесу, как предложил премьер-министр…
Тут уже заржали все и смеялись долго, до слез, даже президент разрешил себе легкую улыбку. Когда все успокоились, он продолжил.
— Поездки? Нет. Когда люди поймут, что скоро погибнут, они займутся не поездками на лоно природы, а убийствами, насилиями и грабежом тех, кто преуспел, то есть нас.
— Но для этого существует полиция… — проговорил, искренне не понимая, министр финансов. — Они не позволят такого насилия, частная охрана, наконец…
— А полиция разве не такие же обычные люди? — фыркнул министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Они и будут находится в первых рядах тех, кто будет нас грабить и убивать, потому что у них есть оружие, которое мы им дали, а ваша частная охрана будет им помогать.
— Правильно говорите, Георгий Сергеевич, — нахмурился президент. — Именно такой сценарий мне и представили спецслужбы. Если люди будут знать, что завтра все умрут, то закона и порядка в нашей стране не станет тут же, и сбудутся самые худшие предсказания.
— Вот это и будет настоящий конец света, — произнес хмуро премьер-министр. — Именно поэтому мы стараемся все сделать тихо.
— Еще раз предупреждаю присутствующих о режиме секретности, а то мне уже некоторые начали жаловаться о том, что их разговоры прослушивают, — президент обвел тяжелым взглядом членов совета. — Не надо жаловаться, а следует помнить о последствиях неосторожно высказанного слова. Всем понятно? Тогда продолжим. Итак, деньги для закупки и производства кресел мы нашли, но стоит подумать о том, какие изделия нам нужны? Ясно, что для женщин с малолетними детьми кресла должны быть такими, чтобы дети могли прижаться к матери. Так?
— Учтем, — министр по чрезвычайным обстоятельствам сделал для себя отметку. — Сделаем специальные заказы для женщин с младенцами и беременных.
— Беременные погибнут, — пробурчал академик. — У них нет шансов.
— А вы подумайте над тем, как сделать чтобы они не погибли, — напустился на ученого президент. — Нельзя об этом даже думать и тем более говорить так равнодушно!! Мы сделаем все, чтобы женщины с детьми сумели выжить, и уже тем более беременные! Сделайте себе отметки от этом господа! Если больше вопросов нет, все свободны.
* * *
— Ты можешь сказать, что-то конкретное? — Дик улыбнулся, обнял девушку и поцеловал в мокрые от слез губы, она несмело ответила, а потом все завертелось в стремительном круговороте. До кровати они не добрались, времени не было, впрочем как и желания — упали прямо в холле на пушистый ковер, и в этом была своя прелесть.
Любили они друг друга страстно, словно в последний раз, и поэтому прошло немало времени, прежде чем Бут встал и зашагал в ванную. Приняв душ, он прошел в обеденный зал и заказал себе ужин, к тому времени и Анюта очнулась и тоже потребовала себя мяса. Они сидели рядом, обнявшись, и, хоть было немного неудобно, ели голые и довольные друг другом. Когда они съели все, что принес им робот и выпили по бокалу вина, Дик взял Аню на руки, перенес на огромный диван, где она удобно устроилась, положив голову ему на колени и набросив на себя плед.
— Вот теперь можешь рассказывать, — произнес Дик. — Что же с нами со всеми такое случится, что ты так расстроилась?
— Деталей я не знаю, мне известно только, что произойдет что-то очень страшное, — Анюта повернула к нему голову и посмотрела в глаза. — У меня есть пропуск в Кремль. Он у меня уже пару недель болтается в сумочке.
— Тебе дали пропуск и что в этом страшного? — улыбнулся Бут. — Теперь, наверное, можешь попасть на прием к президенту.
— Это необычный пропуск, обычный у меня давно имеется, я же хожу на всякие светские мероприятия, — ответила Аня. — Скажи, что ты знаешь про Кремль?
— Старинная постройка, — пожал плечами Дик. — Построили, бог знает, как давно. Почти во все времена там жили и работали наши правители: цари, императоры, президенты, генсеки. Вход в этот комплекс зданий по особым пропускам, обычному человеку туда не попасть.
— Это все правильно, — покивала Аня и прижала коленки к груди, замерев в позе зародыша. — А что ты знаешь о подземельях Кремля?
— Ничего, кроме того что там якобы существует целый лабиринт, в котором можно заблудиться, и где-то в глубине спрятана библиотека Ивана Грозного, в которой, якобы, находятся редкие книги, которые многим очень хочется прочитать, — ответил Дик. — И еще известно, что под Кремлем находится бункер для нашего президента, куда он может спрятаться со всей его семьей и челядью, когда начнется атомная бомбардировка.
— Все правильно, — Анюта взяла его руки и приложила к своей щеке. — Так вот я получила пропуск именно в этот бункер. Меня предупредили, что я должна по первому сигналу тревоги собраться за десять минут и ждать машину с охраной, которая отвезет меня в Кремль.
— И что тебя так напрягает? — недоуменно спросил Дик. — Тебе оказано доверие, показали, как ценят, подтвердили, что ты входишь в творческую элиту этой страны и очень важна для страны, раз правительство хочет тебя сохранить, должна радоваться этому.
— Я и радуюсь, — тихо проговорила девушка. — Только я узнала, что такие пропуска раздают исключительно в случае ядерной войны. Последний раз такое было сто лет назад. Представляешь целый век их никто не доставал! Тогда мы готовились воевать с Америкой, Карибский кризис….
— Ну, теперь они с нами воевать не будут, — заметил Дик. — После того как потеряли Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско и большую часть прибрежных городов в результате подъема уровня океана, американцы ослабели, уже так кулаками не машут, да и денег у них теперь нет, чтобы хорошее оружие создавать.
— Ты не понимаешь, — покачала головой Анюта. — Такие пропуска не раздают просто так, а только тогда, когда действительно ожидается что-то страшное. И меня предупредили, чтобы держала язык за зубами. Я это рассказала только тебе и то потому, что очень трудно жить с подобным знанием. Нашим я не могла сказать, а вдруг у них нет таких пропусков? Если бы показала бы им свой, то начался бы страшный скандал, они же к президенту бы пошли требовать этот кусочек пластика.
— А разве сто лет назад бункер использовался по назначению? — спросил Бут. — Была война?
— В те времена все закончилось мирно, — сказала Аня. — Америка и мы договорились, но тогда все было иначе…
— Успокойся, — Дик погладил девушку по щеке. — Ничего страшного не происходит, все как всегда, войны не будет, поскольку катаклизмы происходят по всему миру. Не до этого правителям, и без войны хватает проблем. Может вам пропуска раздали из-за террористической угрозы? Объявили красный код, я слышал…
— Войны не будет, — согласилась Анюта. — А катаклизмы и терроризм будут всегда. Может действительно все из-за этого? Но тогда почему только сейчас раздали пропуска, раньше же это тоже происходило? Нет, я думаю, наше правительство готовится к чему-то по-настоящему страшному, и оно не просто готовится, а твердо убеждено, что это произойдет, иначе зачем им такая секретность? Весь вопрос в том, чего они ждут?
— Если судить по новостям, то ничего страшного не происходит, — произнес Дик. — Единственное неприятное известие так это то, что нас загрузили работой по полной программе, каждый день разгружаем кучу контейнеровозов, но их содержимое не относится к чему-то опасному…
— А что в контейнерах?
— Продовольствие, — ответил Бут. — Его везут со всего мира, нам сказали, что будет неурожай, поэтому правительство на всякий случай создает резерв…
— Не замечаешь в этом ничего странного? — Аня посмотрела на него печальными глазами. — Пропуска, закупка продовольствия — это же звенья одной цепи! И какое продовольствие привозят?
— Разное, больше всего то, что может хранится долго, — произнес Дик. — Это нормально…
— Нет, нормально было, если бы закупали зерно, рис, мясо для переработки! — воскликнула Аня. — Это более выгодно…
— Рис и зерно тоже приходит, — сказал Бут. — Только меньше, чем обычно.
— Объявили красный код, хоть давно этого не было, — задумчиво проговорила Анюта. — Начали в срочном порядке закупать продовольствие, причем предназначенное для длительного хранения, раздали пропуска для входа в бункера, Боюсь, впереди нас действительно ждет что-то страшное …
— Очень даже может быть, — Дик обнял ее. — Только не знаю, что мне делать с этим знанием. Денег у меня нет, бункер мне не никто не построит и не набьет продовольствием по самую крышу, пропуск в Кремль никто не даст. Я обычный рабочий парень, мне спасение недоступно. Кстати, могу добавить к твоим словам, что видел, как в метро устанавливают дополнительные ворота и системы вентиляции…
— Вот видишь! — воскликнула Анюта. — Они точно знают, что-то произойдет.
— Наверное, — согласился Бут. Он давно понял, что так много невероятных совпадений не бывает, и объяснение этому только одно — правительство действительно к чему-то готовится. К чему-то страшному. То ли к катаклизму, то ли к войне. Только что делать ему?
Он задумался над этим и тут же нашел ответ. Его руки скользнули под плед и легли на грудь Ани, он ее нежно поцеловал, и все снова закрутилось, завертелось в вихре страсти. Если жить осталось всего ничего, то что делать? Правильно, делай то, что можешь, по крайней мере, получи удовольствие перед смертью. Глупо думать о конце света, когда рядом лежит желанная женщина, а у тебя еще есть силы ее любить.
Он ушел от Анюты только на следующий день вечером. Они ели, занимались любовью, пили хорошее вино и снова любили друг друга. Аня совсем перестала печалиться, то ли согласившись с доводами Дика, то ли просто приняв то, что произойдет, тем более, что будущее было неясным, а значит, непонятно, стоит ли пугаться или следует подождать, пока темные тучи развеются? Может, действительно это обычная предосторожность на случай террористической атаки, тем более что новости только и показывают взрывы в разных местах? Возможно, все развеется, как сто лет назад? Кто-нибудь с кем-нибудь договорится, и мир снова станет прежним?
Придя домой, Бут залез на сайт выживальщиков, чтобы понять, что собираются делать люди, если на самом деле что-то произойдет. Его удивило, что таких людей много, в том числе и в мегаполисе. Эти ребята были готовы к тому, что мир, в котором они живут, в одночасье исчезнет. Выживальщики были готовы выжить при любых условиях, назло всем, в том числе и судьбе. И они не ждали от будущего ничего хорошего. Готовились прежде всего к землетрясениям, тут с ними Дик был согласен: планету трясло сильно и часто. Правда, России повезло, она находилась на огромной среднерусской плите, поэтому предложение о переезде подальше от стыков плит и разломов земной коры, можно было в расчет не принимать. А готовится к землетрясению там, где оно невозможно, по меньшей мере глупо.
Следующее, что предлагалось — не находиться ближе ста шестидесяти километров к побережью морей океанов. С этим в Москве тоже было нормально, а вот жители Питера должны быстро куда-то все переезжать, что впрочем тоже глупо. Смысл убегать, прятаться, когда еще ничего не произошло? А когда произойдет, убежать не успеешь.
К тому же выживальщики традиционно готовились к ядерной войне, для чего большинство закапывали пластиковые, герметичные коробки с продуктами, медикаментами и всем остальным, что могло пригодится, по окрестным лесам.
Этот пункт с одной стороны Бута насмешил, с другой озадачил. Он не мог себе представить, как пойдет в магазин, и начнет набивать огромный мешок продуктами. Дик не делал этого очень давно. Зачем покупать продукты, если еду готовит кухонный шкаф, который и продукты сам себе заказывает по интернету, а специальные разносчики заряжают шкаф? Ну, предположим, наберет он продуктов, и что с ними станет делать? Готовить, он все равно не умеет, да и не на чем, кухонные плиты в жилых домах давно не ставили, поскольку в этом не было никакого смысла: если кому-то хочется поесть что-то отличное от того, что готовит шкаф, то он может спуститься в кафе, которое находится в каждом доме на первом этаже.
А к чему ему такие умения: как развести костёр без спичек или построить укрытие, чтобы не замёрзнуть? Или убивать зверей и знать, какое из растений съедобно? В городе ничего этого нет, а отправляться в лес, чтобы всему этому научиться, нет ни желания, ни времени. Да и смысла в этом тоже нет. Есть что-то страшное произойдет в городе, эти умения не понадобятся, человека просто прихлопнет вместе с зданием, в котором он будет находиться в тот момент. А если выживет, то в первую очередь исчезнет транспорт, а значит, к закопанным продуктам не добраться.
Обдумав все, Дик решил, что в некоторых случаях лучше не выживать: сама жизнь превратится в такое дерьмо, в котором вряд ли захочется существовать. Он привык к комфорту, привык тому, что все его бытовые проблемы решает автоматика, а когда наступит конец света, роботы и компьютеры умрут первыми, и все станет очень плохо. Так стоит ли жить плохо? Имеет ли смысл стараться выжить для этого? Бут не знал ответов на эти вопросы, как и не знал, есть ли жизнь после смерти и какая она? Конечно, он читал и об этом, только так и не решил для себя, правда это или вымысел.
Дик поморщился и отключил коммуникатор. Не знал он, в чем состоит смысл жизни, и насколько понял, другие тоже не знали. А если ты не знаешь смысла жизни, то и не понимаешь смысла смерти. Так стоит ли задумываться об этом? Но одно для себя решил: если ему удастся выжить, но сама жизнь превратится в дерьмо, он найдет средство и способ умереть. Пусть другие остаются, ему это все равно. Пусть все происходит так, как задумано богом, если он существует. Пусть тот, кто должен умереть, умирает, а кто должен жить, живет. Не он создал этот мир, и не ему вмешиваться в планы того, кто его придумал, пусть это делает кто-то другой.
Бут с удивлением вслушался в свои мысли, до этого даже не подозревал, что он такой фаталист. Может, действительно выживальщики правы: современный человек изнежен в сравнении со своими предками, а значит, не достоин жизни. И сегодняшние катаклизмы есть новая попытка отбора самых сильных и умных…
Дик заснул и приснился ему пустой город, по которому бродил в поисках хотя бы одного человека, потому что выжил он один, и это было так горько, что у него даже слезы из глаз побежали. Так и проснулся с мокрыми глазами и только в ванной успокоился, поняв, что это было всего лишь сновидение.
Бут поехал на работу, по дороге немного успокоился и стал воспринимать сон как еще одно приключение только не наяву, и еще один опыт хоть и ненужный. Действительно, есть ли смысл жить, если ты остался один? Что есть человек без человечества, каким бы гадким оно не казалось?
За день он так наработался, что все мысли о конце света исчезли, сменившись тупой усталостью.
Дни покатились один за другой, но ничего не происходило, и он постепенно стал забывать об Ане, и ее пропуске в подземный город для избранных. Больше она не звонила, а он не хотел навязываться, понимая, насколько к разным кругам они принадлежат, и насколько опасно общение простого трудяги с элитой, его же раздавят как букашку просто за то, что оказался рядом…
* * *
Илья поднялся по эскалатору и вошел в один из офисов крупной строительной фирмы. Конечно, он мог бы связаться с ними, используя интернет, но ему не хотелось оставлять следов. Несмотря на то, что он не ощущал слежки, Сергеев хорошо понимал, что она все равно ведется. Невозможно передвигаться по большому городу, не оставляя следов. Множество следящих камер провожает каждого из людей, они повсюду: в переходах, на эскалаторах и движущихся лентах, в магазинах, в метро, в подъездах домов, аэропортах, и во множестве других мест. Каждый торговый и банковский автомат оснащен ими, над городом летают беспилотные аппараты, которые контролируют порядок, а над ними в черной пустоте космоса висят спутники, оснащенные самой современной оптикой, способной рассмотреть даже грязное пятнышко на одежде прохожего размером с мелкую монетку.
Но пока человек не внесен в базу разыскиваемых или требующих пристального внимания людей для камер он невидимка. Конечно, они фиксируют все, что попадает в их объектив и эти записи можно поднять в любой момент и отследить его перемещения, но тревогу поднимать не будут, если засекут его в неположенном для него месте. Ему остается только надеяться, что никому в голову не придет его отслеживать, на этот риск приходилось идти, потому что другой альтернативы все равно у него не было.
— Что вам угодно? — спросила милая секретарша за высоким столом, в изысканном с расстегнутой молнией на комбинезоне, открывающей все, что только возможно. Илья даже не приглядываясь смог рассмотреть легкий пушок волос на пупке. — Вам назначено?
— Мне угодно потратить деньги, очень большие деньги, — сказал с тяжелым вздохом Сергеев. — И мне не назначено, поэтому если ваш босс очень занят, я пойду в соседнюю строительную фирму на следующем этаже.
— Минутку… — девушка щелкнула по уху, что-то прошептала в скрытый микрофон и широко улыбнулась, заодно поправляя разрез, чтобы он оценил то, что ему показывают. — Заходите, вас ждут.
За столом скучал полный мужчина лет сорока в расстегнутой рубашке. Несмотря на кондиционированный воздух, на его столе не лежало ни одной пылинки, ни одной бумажки. Но когда Илья присмотрелся, то понял, что так и должно быть, сама поверхность стола представляла собой интерактивную поверхность.
— Итак у вас есть деньги, и вы собираетесь потратить его на строительство, — улыбнулся деловой ничего не значащей улыбкой мужчина. — Что будем строить?
— Строить будем убежище, подземный бункер, — ответил Илья. — Ваши чертежи и конструкции меня не интересуют, у меня имеются свои.
— Покажете? — оживился мужчина, проводя рукой по столу, вместо столешницы которого был большой экран, снимая несуществующую пыль. — Надо определить объемы.
Илья подключил коммуникатор к интерактивной поверхности, и строитель стал быстро на экране пролистывать чертежи и схемы.
— Вы представляете, во сколько вам обойдется многослойная защита? — спросил мужчина. — У вас тут предусмотрен пластик, глина, песок, почти пять метров бетона, свинец и гранитные плиты… — он пощелкал на своем коммуникаторе. — Минимум три миллиона. А во сколько обойдется само убежище, оно огромных размеров, даже представить сложно, но цифра точно будет немалая. Шесть миллионов — предварительно, точнее скажу, когда все обсчитаем. Я могу предложить вам более дешевые, но не менее надежные версии, зря вы берете этот вариант…
— Будем строить мою конструкцию, это не обсуждается, — покачал головой Илья. — Время на строительство не больше трех месяцев, и в него включается внутренняя отделка, оснащение автоматикой, завоз продуктов питания, мебель и все остальное.
— Это будет очень дорого, — глава фирмы уважительно посмотрел на Сергеева. — Около десяти миллионов. Потянете?
— Приступайте немедленно, — произнес Илья. — Дайте мне сейчас номер счета, на который я переведу вам аванс в размере половины суммы.
— Кофе? — строитель потянулся к коммуникатору, но остановился, увидев, что Сергеев поморщился. — Настоящий, из Бразилии, друг присылает. Зря отказываетесь. Ну нет, так нет. У меня есть участок земли как раз в том районе, где вы хотите строиться, он предназначен под загородный дом. Купил для одного клиента, а он все тянет с переводом денег. Вы не против, если над вашим бункером выстроим дом? Это будет хорошей маскировкой, а вы, как я понимаю, не хотите светиться? Вход, естественно, для вас устроим несколько в стороне, за пределами застраиваемого участка, есть там одна интересная горка…
— Стройте бункер, а над ним все, что хотите, — Илья отключил от панели коммуникатор, оставив чертежи и получив в ответ номер счета. — Пусть будет дом, если вам так нравится. Деньги не имеют значения, а вот время имеет. Если вы не сможете выстроить бункер в течении трех месяцев, то лучше скажите об этом сразу, я пойду в другую строительную фирму.
— Считайте, что мы уже приступили к строительству, — усмехнулся мужчина. — Сегодня мы как раз начали закладывать фундамент под дом, сейчас внесем коррективы, и он станет глубже, его покроют вашим многослойным покрытием, и под ним спрячем бункер. Если вы мне переведете деньги в течение двух часов, то я прикуплю еще двух роботов, и работа пойдет намного веселее…
— Они уже у вас, — Сергеев ввел в коммуникатор код, потом требуемую сумму. — Надеюсь, вы не собираетесь меня обмануть?
— Ни в коем случае, это опасно для репутации, — покачал головой строитель. — Договор вы получите к концу дня, когда мои люди обсчитают затраты.
— Это будет неплохо… — Илья замялся, но потом обдумав, уже твердо продолжил. — Мне необходимо, чтобы мое имя не фигурировало ни в одном документе. — Скажем так, я представляю человека, который не хочет светиться с устройством убежища для себя и своей семьи.
— Но как мы оформим договор? На чье он будет имя?
— Пусть будет на имя того заказчика, кто хочет иметь дом, — подумав, ответил Сергеев. — Подумайте, как сделать так, чтобы никто ничего не узнал и не понял. В конце концов, я плачу вам очень хорошие деньги. Мне нужен бункер, это главное.
— Нет проблем, — мужчина на мгновение задумался, потом покивал сам себе. — Договор на строительство загородного дома у меня есть, он на имя не очень известного человека, будем считать, что я продолжаю строительство с небольшими дополнениями по фундаменту, но когда все закончим, все равно придется оформлять, как положено. Это же собственность, с ней шутить нельзя.
— Когда построите, тогда и поговорим, — ответил Илья. — Я уже сказал, время играет большую роль, через три месяца мир немного изменится, и думаю, на многое станет проще смотреть.
— Вы пророк? — мужчина рассмеялся. — Вы знаете, такого я еще не слышал.
— Скажем так, я просто очень хорошо информированный человек, — Илья направился к двери. — Жду предварительного расчета к вечеру.
— Договорились…
— Хорошо, — Сергеев вышел, прошел мимо ослепительно улыбающейся секретарши, видимо, устроившейся на эту работу, чтобы соблазнить какого-нибудь миллионера и потом выйти за него замуж. Похоже, он подходил по всем статьям, если судить по тому, как она выгибалась всем телом, давая ему возможность увидеть небольшие зеленые трусики. Увы, такие девушки никогда ему не нравились, поэтому Илья прошел с каменным лицом мимо нее, а секретарша, обиженно покусав пухлые губки, снова уставилась в экран телевизора, где показывался какой-то сериал. — Буду ждать.
* * *
Лада Гольдберг жила прекрасную жизнь и знала об этом. У нее с рождения было все, что только можно пожелать: огромный дом, полный прислуги, спешащей исполнить ее желания и причуды, приличный счет в банке, добрые богатые родители, готовые чуть ли не молиться на нее. Она училась в дорогой частной школе, причем половину своего обучения провела в России, а вторую в Англии, где по доброй традиции сложившейся еще со времен второй Российской революции, когда Британия не выдавала воров, убийц и мошенников, убегавших из страны с нечестно нажитым капиталом, учили своих детей нынешние российские олигархи и миллионеры.
Во все времена доброй традицией считалась иметь на островном королевстве свой дом, в котором можно было бы укрыться от российских власти и русских бандитов, желающих отобрать чужой капитал, нажитый обманом и кровью.
Жила она в Англии чудесно, приобрела кучу подруг и друзей из будущей мировой элиты, причем как русских так и англосаксов, избавилась от акцента, который так мешает русским жить и работать на западе, повидала чужую жизнь и заимела прекрасные перспективы для развития собственного бизнеса. И все было бы хорошо, если бы в один прекрасный день Лада не проснулась с ощущением, что здесь ей невыразимо скучно. Она вдруг поняла, что ее раздражает традиционный вечерний английский чай в пять часов, чопорные манеры, разговоры ни о чем, и ей смертельно хочется в Россию, хотя бы просто для того, чтобы поматериться с теми, кто ее услышит и поймет. Тут еще умерла мать, заболевшая неизлечимой формой рака груди, что стало еще одним поводом для возвращения.
К тому времени она закончила школу и курс компьютерных наук в Кембридже, так что ничего ее в туманном Альбионе не держало, и Лада вернулась в Россию.
К отцу на работу она не пошла, сказав, что слишком долго пробыла среди пресных и скучных преподавателей и не менее скучных будущих финансовых магнатов, поэтому сама будет выбирать себе работу. Поскольку ее специализацией были промышленные роботы, то Лада поступила на работу в одну из фирм, занимающихся как раз тем, что предоставляла свои услуги на всех видах транспорта.
Так она стала капитаншей контейнеровоза и поэтому проводила большую часть времени на своем рабочем месте, в кресле погонщика роботов. Работа ей нравилась. Управляя огромной железной тушей контейнеровоза, глядя на серые или синие в белых гребешках волн воды, она чувствовала себя настоящим капитаном, который ведет корабль к далеким неизвестным берегам.
Отец сначала был недоволен ее решением, но когда она показала ему документы, которые подтверждали, что она является совладельцем фирмы, смягчился, особенно когда проверил по своим каналам финансовую отчетность и убедился, что предприятие прибыльное и с каждым годом приобретает все больший вес. Лада и на самом деле приобрела пакет акций по приемлемой цене сразу после приезда в Россию. Купить их посоветовал Николай Светлов ее новый бой-френд, с которым она познакомилась еще в Англии, а деньги у нее были.
И получилось удачно, фирма набирала заказов все больше, приходилось принимать новых погонщиков роботов, покупать кресла, но поскольку этот процесс оказался растянутым по времени, то иногда оказывалось, что работать просто некому, а заказ терять жалко, настолько он казался выгодным, так Лада начала оказываться в кресле. А потом ей это настолько понравилось, что в ее отдельный кабинет установили это чудо техники, и теперь в любой момент она могла оказаться за штурвалом контейнеровоза, впрочем, она с удовольствием гоняла грузовики, грузовые самолеты и все, что было роботизировано и принадлежало ее фирме. Никто из ее друзей не понимал ее пристрастия, но то, что фирма принадлежала на сорок девять процентов ей, сразу меняло отношение к ее забавам. Слово «Бизнес» было священным, и звучало для ее знакомых почти как бог.
Все шло чудесно. Девушка замечательно чувствовала себя в России и уже собиралась замуж. Правда, пока еще не решила за кого: то ли за Николая Светлова: тот был хорошей партией — не дурак и богат, или за Игоря Птичкина, который являлся совладельцем ее фирмы.
И когда она уже окончательно настроилась на замужество, вдруг началась эта катавасия с концом света. Сначала это ощущалось как шутка: ну, скажите — откуда взяться апокалипсису в России? Революция — да, война на выживание — обычное дело, русские всегда готовы влезть в какую-нибудь кровавую заварушку, но конец света не для Руси: какой может быть конец света в стране, где сама жизнь больше похоже на никогда непрекращающийся катаклизм?
Потом, когда начали выдавать пропуска в метро и кремлевский бункер, это стало похоже на комедию, поскольку каждый из живущих в Москве считал, что именно он и его семья достойны ярко-красных кусочков плотного пластика. Даже мошенники появились, готовые продать пропуска кому угодно за приемлемую цену. Естественно торговали подделками, настоящие пропуска имели столько степеней защиты, что их невозможно было подделать, они были выписаны на конкретное лицо, чье ДНК встраивалось в электронный чип.
Лада смотрел на раздачу пропусков как на дополнительное развлечение: такой грызни в Британии точно не увидишь, а тут прямо на глазах проявлялся у людей волчий оскал. Сама девушка о своем выживании не беспокоилась, отец занимал довольно высокое место среди банкиров и финансистов, поэтому когда он ей передал ярко-красный кусочек пластика, на котором было выдавлено ее имя и название станции метро, куда она должна отправиться при первом сигнале тревоги, Лада восприняла как должное и даже с усмешкой.
Повесив пропуск на цепочку, Гольдберг стала носить его поверх своей одежды, вызывая у многих чувство зависти и беспричинной злобы — это был ее вызов местному обществу. Правда, этот вызов оказался не самым обидным, скоро она узнала, что у некоторых людей из ее круга имелись пропуска еще более ценные, чем ее — те выдавались в кремлевский бункер, куда приглашались люди еще более уважаемые и заслуженные.
То, что Анюта Петрова ее лучшая подруга получила такой пропуск, нисколько не удивило, последнее время Аня много ездила по миру, выступая со своими сногсшибательными светокартинами, поражающими всех чем-то неуловимо-притягательным, чувственным и сексуальным. Ее популярность зашкаливала, о ней писали все западные СМИ, как и о том, что она создала новый вид искусства, который замечательно подходит новому веку, и который со временем заменит все другие.
Подруге она не завидовала, а просто радовалась за нее, все еще считая, что раздача пропусков это просто игра. Ее даже не смущало то, что последнее время ее фирма развивалась невиданными темпами, так что уже чуть ли не по всей Москве были арендованы офисы, в которых погонщики роботов, лежа в новых модернизированных креслах, гоняли всевозможный транспорт за границу и обратно. Перевозили в основном продукты питания, игровые кресла, компьютерные системы и всевозможные медицинские приборы, типа датчиков слежения за состоянием пациента. Связать вместе увеличивающийся объем грузоперевозок с пропусками в спасительные убежища она не сумела, да и не очень-то хотела — просто не верила в предстоящий конец света.
Если твоя жизнь чудесна, ни один нормальный человек не поверит в то, что она ни с того ни с сего закончится, причем не по твоей вине, а просто по милости матушки-природы, которой вдруг захотелось наказать род человеческий. Ну ладно, если очень хочется, пусть наказывает простых людей, она то тут при чем? К ней то это явно не относится…
Немного ее встревожило, когда она узнала, что и в Англии ее знакомые по Кембриджу активно стали обсуждать возможность предстоящего апокалипсиса. Они приводили мнения авторитетных ученых: одни из которых считали, что беспокоиться не о чем, подобные вспышки на солнце были и раньше, но ни к чему это не привело, а гамма всплеск может вообще не добраться до Земли, потерявшись в космическом безграничном вакууме. Другие были уверены в том, что обязательно что-то произойдет, и это убьет все живое, что в истории планеты такое происходило как минимум уже два раза, а значит, может произойти и сейчас. Третьи приводили предсказания какого-то известного шамана, который сказал, что с неба придет огонь и убьет все живое. И все это на фоне многочисленных пророчеств всевозможных пророков о конце света, причем, каждый из прогнозов отличался от других датой и описанием.
Впрочем, такие пророчества произносились с начала новой эры, и чем больше люди узнавали о мире, в котором они живут, тем разнообразнее и страшнее выглядел предстоящий конец света.
Желтая пресса приводила многочисленные прорицания о конце света с рекомендациями, как спастись при падении астероида или извержения супервулкана, и другие обычные глупости. Но когда Лада узнала, что и среди ее британских знакомых по Кембриджу стали распространять пропуска подобные тому, что она носила на своей шее, то поневоле встревожилась. Правда, пропуска им давали не в Лондонскую подземку — туда, как она поняла, приглашалась только творческая интеллигенция, а на пассажирские самолеты, которые должны были отвезти часть элиты в Афганистан и в Сербию, где для них подготовили комфортабельные пещеры.
А когда узнала, что часть известных людей уже находятся в этих пещерах, и деловые переговоры проводят уже оттуда, благо, современные средства связи такое позволяют, тогда она начала осознавать, что действительно происходит нечто странное.
Решив выяснить, что на самом деле происходит, Лада пришла к отцу и увидела его по-настоящему растерянным. Это был первый случай в его жизни, когда его деньги не смогли ничего сделать. Конечно, можно выстроить свой бункер, сделать его настоящим комфортабельным жилищем, но во-первых, на это уже не хватало времени, а во-вторых, возникал вопрос: а вдруг и на самом деле наступит конец света, и что он будет делать со своей семьей в отдельном изолированном бункере?
Это был тот вопрос, на который он не знал ответа. Не будет людей, на ком он будет делать деньги? Как они будут жить одни? Кто о них будет заботиться? Чем платить за такую заботу? Ибо если нет денег, то теряется сама логика его существования. И точно теряет смысл его жизнь. Именно поэтому он добыл места в метро, а не стал искать другие варианты, считая, что находясь с людьми, сможет держать руку на пульсе, а значит и заработать. К сожалению, его деньги не смогли найти путь в кремлевский бункер, здесь работали другие факторы, и его престижа и положения в обществе явно не хватало, чтобы попасть в близкий круг президента.
Да и в метро на семьдесят пять тысяч мест претендовало больше двадцати миллионов, так что завязалась непростая подковерная борьба, которую он выиграл, хоть и с большим трудом.
— Ты уверен в том, что действительно наступает конец света? — спросила Лада. — Или просто кто-то решил сделать на панике хорошие деньги?
— Я не знаю точно, ученые еще спорят, но весь мир думает, что мы обязательно погибнем, — серьезно ответил отец. — Все мои знакомые строят бункера, обеспечивают себя продовольствием, отчего цены на продукты взлетели за последние два месяца в два раза и продолжают расти. Из прибрежных районов люди уезжают вглубь континентов, цены на жилье в престижных районах упали до невиданного минимума, люди распродают недвижимость, чтобы купить места в метро или специально-выстроенных бункерах. Такого не происходило никогда, поэтому можно сказать с уверенностью, конец света уже наступил. Даже если потом окажется, что это чья-то глупость, мы все равно окажемся в глубоком кризисе, перед которым великая депрессия покажется мелочью.
Миру потребуется лет двадцать, что восстановить свою экономику после такого потрясения. И поскольку правительство ведет себя очень странно и непоследовательно, то склонен считать: у них есть серьезные основания для таких действий — экономикой целой страны не шутят.
— То есть ты хочешь сказать, что через несколько месяцев весь мир полетит в тартарары? — спросила Лада. — Вот до этого времени миллионы лет с ним ничего не происходило, а теперь он ни с того ни с сего решил погибнуть?
— Не совсем так, — поморщился отец. — Я разговаривал с одним очень хорошим ученым, лауреатом нобелевской премии, он мне многое объяснил. Оказывается, с миром происходит то же самое, что с финансовыми рынками, внешне все благополучно, котировки акций стабильны, но внутри вдали от любопытных глаз кипит котел, который периодически должен стравливать пар, чтобы не взорваться. Вот это и происходит с природой, иногда в ней что-то происходит, а вообще вся история земли — это история катастроф и вымирания целых видов. Возможно пришло время проверить человечество на прочность, если у нас хватит ума и силы, мы останемся, если нет, погибнем.
— А как быть с тем, что человек царь природы и вершина эволюции? — девушка заерзала на кожаном кресле. Ей не нравилось, что говорил отец, он был очень обстоятельным, следовательно не шутил. А это значило, что к его словам надлежит относиться очень серьезно. Сама Лада не задумывалась над тем, как устроен мир, ее итак все устраивало, она вообще подспудно считала, что эта планета придумана специально для ее удовольствия и развлечений. — Я помню что-то нам такое вдалбливали в университете.
— Я тоже спросил об этом профессора, потому что слышал об этом в колледже, — отец с удовольствием раскурил сигару, на забыв мокнуть кончик в бокал с французским коньяком. — Ученый сказал, что вершиной эволюции считает себя каждый вид живущий на земле до тех пор, пока не погибает, потом так думает следующая форма жизни. Добавил, что мнение человека о своей исключительности бездоказательно, и не имеет под собой никаких научных оснований. И что теория эволюции неверна большей частью, но ее используют до сих пор только потому, что ничего более верного и правильного придумать никто не может.
— Так мы погибнем?! — Лада покатала на языке это слово и решила, что не стоит об этом даже и думать — глупость какая-то. — Ты тоже так считаешь?
— Мы с тобой нет, — покачал головой отец. — А вот миллиарды других людей — вероятнее всего умрут, и это к лучшему: слишком много развелось никчемных и глупых людей. Убивать их всех довольно дорого, а вот позволить умереть в результате какого-нибудь катаклизма, мысль очень даже здравая — дешево и сердито, и вроде никто не виноват. Не удивлюсь, если через лет пятьдесят, когда рассекретят очередные архивы, окажется, что этот апокалипсис придумали американцы. Посидели, подумали да и направили на солнце ракету с термоядерным зарядом, бабах и готово — половина популяции не существует. Ты же слышала про золотой миллиард, и что эту проблему люди продолжают решать? Я тоже считаю, что в этом мире должны остаться только самые лучшие и самые умные.
— Ладно, — девушка встряхнула головой, чтобы волосы легли на место. — Выходит, беспокоиться не о чем, а значит и не стоит?
— Стоит, девочка, обязательно следует беспокоиться, — посерьезнел отец. — Прежде всего убери пропуск под одежду, не следует его показывать: многим не удастся попасть в подземные убежища, и когда они это поймут, то пойдут на любые меры, в том числе и на убийство и подмену, так что играться с этим не следует. И второе, держись ближе к метро, сигнал тревоги могут подать в любой момент… Поверь, девочка, все очень серьезно. Эта игра со смертью, а она никогда ничего никому не прощает.
* * *
Дик работал, много работал — теперь, когда им платили очень хорошие деньги, никто не возражал против сверхурочных и работы в выходные дни. Хозяин закупил еще три робота и три кресла, и теперь, если очень хотелось или нужны были деньги, можно было остаться после смены и поработать еще. Так Бут начал работать с Мишкой Дрягиным, тот оказался отличным парнем, а когда им обоим одновременно пришла в голову идея разгружать контейнеровозы двумя роботами, то они стали еще больше уважать друг друга. Закончилось это тем, что главный докер перевел их обоих в одну смену, и они начали творить самые настоящие чудеса.
Им удавалось за день разгрузить до десятка контейнеровозов, одновременно загружая до семи сотен машин. Никому другому это не удавалось, хоть почин был принят, и теперь на разгрузке всегда работали по двое. За месяц Дик заработал достаточно, чтобы переехать в квартирку побольше, покомфортнее, но вместо этого только поставил кровать, а кресло отправил в угол. Спал он все еще в нем, но и кровать лишней не стала. Пару раз он приводил к себе девчонок из бара, но ни одна не смогла утолить его голод, наоборот после этих коротких встреч он чувствовал себя обманутым, словно ему пообещали что-то и не дали. Не даром французская поговорка гласит, что даже самая красивая женщина Франции не может дать больше, чем у нее есть. Красота и фигуры у девушек были, а вот того особенного, что заставляло его сердце биться, в них не имелось.
Он все еще помнил о Ладе и Лиде, и конечно, об Анюте.
Именно она и заставляла его много работать, не буквально конечно, но когда он бывал дома, то сразу начинал вспоминать ее огромные печальные глаза, и ему становилось так тоскливо, что тут же набирал номер главного докера, чтобы тот поставил его в ночную смену. Он ждал звонка, надеялся снова ее увидеть, но Аня не звонила, и от этого внутри было горячо и больно.
Иногда он даже плакал, хоть раньше не мог даже представить себе такую ситуацию, при которой девушка могла заставить его лить слезы. Он просто не мог жить без Анюты, ему было плохо, хоть непонятно почему. Обычная житейская логика говорила о том, что ничего особенного в ней нет: ни хорошей фигуры — много девушек имели фигурки лучше, ни красивого лица — у Ани оно было каким-то неправильным, несимметричным. Единственное, что поражало — так это огромные глаза, в которые он падал как в бездну, и после этого обнаруживал себя только тогда, когда возвращался домой: все остальное оказывалось смазанным или исчезало из памяти. Ну конечно она была очень талантлива, ее световые картины трогали до глубины души даже самых циничных и прагматичных людей этого мира.
О ней много и часто писали, как о звезде мировой величины, которая появляется раз в столетие.
Дик видел эти публикации, точнее специально их искал, чтобы еще больше насладиться своей тоской и болью, надеясь, что в какой-то момент это сработает, и он излечится. Но увы это не работало…
Наконец, однажды ему повезло, и на одном из пирсов под разгрузку встала Лада. Она искреннее обрадовалась, увидев на экране его, и тут же выпросила себе свиданье с ним, и не просто выпросила, но и сразу договорилась с главным докером, что тот отпустит Бута на пару дней. Шеф согласился, хоть деньки были бешенными — контейнеровозы шли единым потоком со всего мира. Но устоять перед фамилией Гольдберг не смог, все-таки ее отцу принадлежала треть компании. Так Дик снова оказался на огромной кровати-аэродроме с двумя девушками Ладой и Лидой. Несмотря на то что он был от всей души был рад встрече и искренне старался доставить как можно больше удовольствия обоим девчонкам, что-то все равно было не так. На прощанье Лада шепнула ему:
— Анюта дает концерты в Европе и Америке, ее просто нет здесь, иначе бы она обязательно тебе позвонила.
— С чего ты решила, что она меня интересует? — спросил возмущенно Бут. — И с чего ты взяла, что она мне позвонит?
— Ну на первый вопрос легко ответить, — рассмеялась Лада и прижалась к нему горячим обнаженным телом так, что Дику захотелось обратно на огромную кровать. — Не стоило меня называть Аней, когда я тебя ласкала. Я не возражала и не останавливала тебя только потому, что ты был особо страстным, когда шептал имя моей подруги. А ответ на второй вопрос еще проще: Анюта сказала, что ты ее совершенно не интересуешь…
— Правда? — внутри Бута что-то обмерло, а сердце пропустило удар, и в нем больно закололо. — Я ее не интересую, то есть… совершенно?
— Абсолютно, — засмеялась капитанша. — Только есть одна тонкость — повторила она это раз сто за вечер.
— Значит так и есть, — помрачнел Дик. — Наверное я ее чем-то обидел…
— Все-таки все мужики дураки, даже такие милые и нежные как ты, — Лада поцеловала его, но после ее слов желание к ней куда-то пропало, поэтому он ответил машинально, без страсти. — Если ты ее не интересуешь, зачем о тебе столько говорить? И главное — стоит ли повторять, что ты ее не интересуешь?
— Не знаю, — пожал расстроено плечами Бут. — Может быть, она хотела, чтобы вы ей поверили?
— Вот именно! — рассмеялась Лада. — Для особо одаренных объясняю, если к человеку равнодушен, то о нем вообще не говоришь, потому что он для тебя пустое место, а вот когда тебе больно и одиноко без него, а он, гад, не звонит, тогда мы, девушки, говорим, что эта сволочь нас совершенно не интересует. Понял, Ромео?
— Понял, — улыбнулся Дик, прижал девушку к себе. — Но кажется, тебе придется еще кое-что мне растолковать…
Он ее поцеловал, потом еще раз, а потом как-то оказалось, что они снова оказались на кровати, да еще разбудили своей возней Лиду, и все снова завертелось с ошеломительной быстротой. Когда Дик очнулся, он ехал в метро, причем было утро и он катастрофически опаздывал на работу. Хорошо еще, что Лада позвонила главному докеру и предупредила о том, что он может опоздать, иначе тот бы его точно уволил.
А все потому, что он пытался узнать у девушек изменяет ли он Анюте с ними, а они никак не могли понять, о чем он спрашивает? Поэтому приходилось объяснять снова и снова, показывать, какой может быть измена, в каких позах и с какой неистовой страстью, и какой частой и долгой она может быть… но, кажется, ему все равно не поверили…
Так и время прошло, и главное, что ему не было стыдно. Может быть потому что Аня стояла отдельно от всех и изменить ей было невозможно, потому что тогда он лишится души и сердца?
Вечером он не выдержал и позвонил ей, но когда услышал ее равнодушный голос и увидел усталое, печальное лицо на экране коммуникатора, сразу понял, что сделал ошибку.
— Почему ты мне звонишь? — спросила она холодно. — Разве я просила тебя об этом?
— Потому что меня снова к тебе не пропускает консьерж, — произнес Дик, не найдя больше ничего умного. — Я пришел…
— И правильно, что не пропускает, я не дома, а в Италии, город Римини.
— Извини…
— Ничего, — Аня посмотрела на него своими огромным глазищами, и у него заболело сердце. — Мне нужно идти. Не звони больше, у меня нет времени на разговоры, слишком плотный график концертов, я даже отдохнуть не успеваю.
Сердце стукнулось еще раз и остановилось, Анюта исчезла с экрана коммуникатора, на нем появилась привычная заставка: огромный робот тащит куда-то контейнер. Дик, сам не понимая, что делает, спустился вниз и напился в баре. Спал он эту ночь в обнимку с двумя фабричными девчонками и любил их так, словно мстил за что-то Ане. Может и в самом деле мстил?
Глава четвертая
Илья решил, что будет сам контролировать весь ход работ над его убежищем, для чего установил на стройке несколько десятков скрытых камер. Ему пришлось пролазить по грязи и строительному мусору почти всю ночь, но результат его самого впечатлил, теперь он мог незаметно наблюдать за каждым шагом строителей. Пока все шло так, как он задумал, впрочем, иначе и не должно было быть — с его ай кью равным ста семидесяти можно было провернуть не только ограбление банка, но и стать правителем этой страны. Правда, ему этого не хотелось совершенно. Еще отец в свое время сказал, что богатство и власть это прибежище ограниченных существ, именно оно дает им чувство превосходства над другими людьми, поскольку ничем иным они выделиться не могут. Не зря же большинство правителей оставивших свой след в истории, как правило кровавый, имеют небольшой рост, непомерные амбиции, средний ум и полную атрофию нравственности.
Умные люди пытаются понять мир, в который они попали, узнать как все работает, и понять главную тайну мироздания — для чего это создано, а не занимаются управлением людей, что ума большого совершенно не требует.
А то, что это все придумано кем-то, старший Сергеев не сомневался, и не раз показывал Илье сходство между законами программирования и законами мироздания. Впрочем, не только его отец, все великие ученые рано или поздно приходили к тому же выводу: вселенная создана кем-то, причем для этого придумана программа невероятной сложности. И о том, что это именно программное обеспечение говорило не столь ее сложность, сколь многочисленные ляпы, которые находились то тут, то там, словно неведомый программист устав трудиться, оставлял некоторые шероховатости просто из-за того, что неохота было прописывать заново. Да и смысла в этом особого не имелось. Работает же? Ну и пусть работает. А выписывать заново программу вселенную — адский труд, когда можно просто сунуть наспех прописанный кусочек сверху, так сказать — небольшую заплату. Главное же во все времена, чтобы все работало…
Со временем и сам Илья поверил в неведомого создателя, который придумал и выстроил эту вселенную, используя в качестве базы разные формы энергии. А позже начал понимать и слова отца о том, что заработать деньги и приобрести власть, ума большого не требуется, нужна лишь удача, определенное стечение обстоятельств и отсутствие нравственных ограничений. А чтобы попасть наверх, следует лишь обучиться правильно кланяться, приобрести минимум знаний управленца, в который входит умение предавать, уничтожать всех, кто стоит на пути и многое такое, что нормальному человеку кажется грязью и мерзостью.
Умный человек может заработать деньги, но никогда не окажется их рабом, потому что для него они лишь средство для достижения цели, а главная цель — понимание мира, все остальное вторично. Просто не существует ничего в этом мире более важного и интересного, чем познание этой программы, потому что только она может перевести разумное существо на следующий уровень развития. Не пришли же мы на самом деле в этот мир, чтобы умерщвлять землю, убивать других, карабкаться по трупам на самый верх людской пирамиды, и потом сверху плевать на тех, кто находится внизу. Не для этого же нам дан разум?
Он поверил в слова отца, когда тот нашел деньги на обучение его в Европе в престижном университете. Это казалось невозможным, но старший Сергеев сделал это, используя богатых спонсоров, которым отдал побочный продукт своих исследований звезд — какой-то небольшой преобразователь энергии из одной формы в другую. Спонсорам это принесло многомиллионный доход, а вот ему обучение в Европе и осознание того, что используя мозг и знание, можно достичь всего, что захочешь.
Отец всегда доказывал ему свою правоту тем или иным способом, поэтому когда Илья получил его материалы, где он описывал надвигающуюся за Землю катастрофу, а также конструкцию убежища, в котором можно пережить происходящее, Сергеев воспринял как руководство к действию.
Денег отец оставил мало, небольшой суммы едва хватило бы на несколько лет жизни, а для строительства требовалось их на два порядка больше. Илья долго думал, где взять денег. Легальных вариантов хватало, но у них был один критический недостаток, на них требовалось время, которого у него, если верить отцу, просто не было. Пришлось прибегнуть к незаконному методу получения неправедно нажитых чужих богатств, каких человечество придумало немало, но главными из них были — пиратство, мошенничество, воровство и ограбление. Первый, второй и третий вариант отпадал — для них требовалось кое-какое умение, а вот четвертый вполне подходил. Недаром во все времена, когда становится плохо, люди берут дубину и выходят на большую дорогу — проще ничего и не придумаешь.
Для ограбления банка он использовал роботов, которых любил с раннего детства. Илья проектировал мыслящие машины в университете, поэтому прекрасно знал их возможности. Люди не использовали и сотой части их потенциала, потому что опасались, что железо может выйти из-под их контроля. Сергеев же этого не боялся, потому что знал, это невозможно, особенно если поставить защиту, которую разработал еще в Англии.
Он спланировал ограбление за пару дней, учел все негативные факторы, варианты поведения полиции и банковского руководства, методы их работы и даже систему слежения за городом. Сергеев не хотел никого убивать, не желал причинять никому вреда, потому что ему нужны были только деньги, а не чужая смерть. К его удивлению все прошло как по маслу, полиция и банковское руководство и охрана в силу стереотипа мышления просто оказались не готовы увидеть в качестве грабителей роботов, поэтому не имели средств для их нейтрализации. Шоу получилось отменным, весь мир смотрел его и смеялся над неуклюжими попытками полиции и армии уничтожить быстрых и ловких роботов. После ограбления вышло несколько голографических фильмов в разных странах, которые собрали очень хорошую кассу, и естественно, сразу появилось немало подражателей, пытающихся решить свои финансовые проблемы тем же способом.
Ловили их быстро, практически мгновенно, отслеживая сигналы управления и брали тепленькими прямо в игровых креслах. После того как по телевизору стали показывать пачками неудавшихся грабителей, ограбления прекратились. Никому и в голову из его последователей не пришло, что машины являлись лишь способом отвлечения внимания полиции, и что ограбить банк с помощью роботов невозможно, что на самом деле деньги Сергеев украл, использовав сложного червя, которого ввел в банковскую систему.
Но даже с червем ему пришлось изрядно поломать голову над тем, как получить честно украденные деньги, потому что прекрасно знал, что все компьютерные воры ловятся при получении им незаконно приватизированных средств, так как движение капитала легко отследить.
Ему пришлось найти слабые места банковской системы, причем не те, которые выставляются чуть ли не напоказ как раз для дураков, которых потом ловят, а те, о которых не догадываются или с ними мирятся, потому что убытки небольшие, а само лекарство стоит дорого. Глупцов в банке не держат, там работают отличные программисты, и они прекрасно знают, кого и как ловить.
То, что его не поймали, можно считать удачей и признанием могучего интеллекта, подкрепленного знаниями ученого…
Пока все шло нормально, и помешать ему в строительстве убежища могло только вмешательство правительственных структур. Он не сомневался, что за ним продолжают вести скрытую слежку, конечно, не люди, а техника через многочисленные камеры, установленные повсюду. Именно поэтому Илья ходил с небольшим приборчиком, который производил помехи, отчего его изображение невозможно было рассмотреть и идентифицировать. Он его собрал сам, используя части коммуникатора и некоторых устройств из отцовского кабинета.
Строительство бункера шло быстро. Хозяин фирмы, как и обещал, прикупил дополнительно строительных роботов, нанял еще людей и с тех пор строительство шло днем и ночью. Грузовики подвозили глину, песок, арматуру и бетон. Роботы экскаваторы уходили все дальше вглубь матушки земли, так как по расчетам отца убежище должно быть устроено на глубине не меньше шестидесяти метров и в сторону должно отходить несколько туннелей для того, чтобы иметь дополнительный выход. Кроме того один из роботов должен был остаться внизу, на всякий случай.
По этому поводу у Сергеева произошел спор с главой фирмы, который не понимал, почему должен оставлять нового хорошего робота под землей, когда для него хватает работы на поверхности? Но деньги решают все: строитель решил, что Илья есть сумасбродный не совсем нормальный психически заказчик, с развитой паранойей, а с такими лучше не спорить. Поэтому робот, после того как уложили бетон, остался внизу в специально устроенном для него отнорке.
Само убежище получилось просторным, в нем даже устроили бассейн для купания. В этом им просто повезло, что, когда роботы опустились на глубине шестьдесят пять метров, то обнаружили небольшое подземное озеро, и разветвленную сеть пещер, вход в которую Илья запретил цементировать, решив, что лучше иметь дополнительные площади, чем не иметь. К тому же, в пещере вполне мог находиться проход на поверхность, а дополнительный аварийный выход еще никому не мешал.
В общем, строительство шло хорошими темпами, и уже стало понятно, что к назначенному сроку строители успеют. Как только закончилось бетонирование, то в еще сырое, пахнущее цементом убежище вошли роботы-отделочники с мощными форсунками, которые покрыли стены сохраняющим тепло пластиком разных цветов, отчего бункер приобрел вид человеческого жилья. Продукты стали завозить в пещеры, а на остальной площади Сергеев на всякий случай распорядился устроить десяток спален, хоть никого в свое убежище кроме матери брать не собирался.
Единственное, что его напрягало так это то, что деньги таяли с огромной скоростью. Когда он просчитывал проект, то использовал цены, которые несколько лет стояли неподвижно, но после начала строительства они стремительно полезли вверх, причем на все материалы. Сначала подорожал цемент, потом поднялись в цене арматура и пластик, вслед за тем с огромной скоростью двинулась вверх стоимость всего остального, и скоро Илья понял, что если ничего не предпримет, то останется с хорошо оборудованным убежищем, но без продовольствия.
Точнее оно у него будет, но только то, что удалось закупить до роста цен. Необходимо было что-то предпринять, и причем немедленно, и Илья начал подумывать о следующем банковском ограблении.
* * *
В мире стали происходить странные вещи: сначала до небес взлетела цена на продовольствие, притом настолько, что во всех странах заговорили о продовольственной безопасности и стали ограничивать экспорт продуктов питания, вводя заградительные таможенные квоты. Правда, это мало помогло, потому что тут же выросла контрабанда, и впервые с времен сухого закона появилась мафия, которая начала ввозить со стран Африки и Латинской Америки продукты, причем никого не смущало, что в тех странах разразился самый настоящий голод. Ни одно государство ничего с этим не могло сделать, потому что банды имели в своем распоряжении целую армию хакеров, которые выводили из строя спутники слежения и перехватывали управление ударными беспилотниками.
В Афганистане строители из Англии и Америки спешно готовили многочисленные горные пещеры под бункера и убежища, то же самое происходило в Сербии и Черногории, притом чиновники всех рангов говорили, что на самом деле ничего особенного не происходит, и это плановое строительство, на которое наконец-то выделили деньги. А во взлете цен на продовольствие виноваты русские, которые стали его скупать на биржах и рынках, почему-то решив, что в этом году их ждет неурожай, хотя прогнозы биологов и климатологов говорили об обратном.
Через месяц неожиданно выросли цены на игровые кресла, что стало совсем уж непонятно обычному люду: кому нужны эти высокотехнологичные изделия для погонщиков роботов и подростков, торчащими в виртуальном пространстве и играющими в примитивные игры? Объяснить этого никто не мог, но на всякий случай и на этот раз во всем обвинили Россию, потому что именно они начали первыми скупку этих изделий. Русские дипломаты и высшие государственные чины происходящее никак не комментировали, разводили руками и говорили о том, что и сами не понимают, почему вдруг люди в их стране стали скупать эти кресла…
Снова стали модны передачи о конце света. По телевизору выступали политики, министры и выживальщики всех мастей, которые говорили о создании припасов в домах, о строительстве убежищ и даже рассказывали о том, какими они должны быть. Именно это больше всего Дику и не понравилось: одно дело когда говорят в общем о катаклизмах, и совсем другое, когда появляется конкретика. Тибетские монахи заговорили о своих древних манускриптах, в которых это время названо смутным. Какой-то из монахов поведал о своем видении, что солнце превратится в огромный шар, обрушится на землю, и все, что находится на ней, будет гореть.
Помнив о том то, что ему рассказала Анюта, он иначе стал смотреть на эти передачи. Правда, его отношения это нисколько не изменило, да и не мог он ничего поменять ни в себе ни в своей жизни. Где бы он взял деньги на строительства убежища или на обустройство пещеры где-нибудь в Уральских горах?
А денег на это требовалось много, а Бут хоть и получал в последнее время прилично, такие траты все равно вряд ли смог потянуть. К тому же на это требовалось время, а его у него не было. Он теперь чуть ли не круглыми сутками торчал в конторе, разгружая и контейнеровозы с продовольствием и игровыми креслами, которые непонятно кому понадобились. Он злился, уставал как собака, считая, происходящее огромной глупостью, которая непонятно кем спровоцирована. Если кто-то хотел устроить апокалипсис на земле, то он его уже устроил — ибо как сказал кто-то великих: если бог хочет кого-то погубить, то первым делом лишает его разума.
А разума лишились не только сумасшедшие, число которые плодилось с каждым днем, но и правители, устроившие огромный ничем не обоснованный экономический бум, который должен был превратиться в глубочайший кризис, из которого человечество вряд ли сможет выйти. За полгода множество людей заработали огромные деньги, и еще не меньшее их число разорилось, а по количеству самоубийств этот год стал рекордным в истории человечества.
Не сразу, но постепенно по всем каналам заговорили о том, что Земля возможно может остаться без спасительного электромагнитного щита в результате гамма всплеска, который несется к ним с другой стороны галактики. А если к этому добавится солнечный ураган, который может снести все, в том числе инфраструктуру планеты, то может стать совсем плохо: взорвутся электротрансформаторы, упадут спутники, полетит сеть интернета, то исчезнет связь и телевидение и многое, многое другое. Если хотя бы процентов на двадцать прогнозы ученых сбудутся, то Землю действительно ожидал апокалипсис. Бут понимал, что без электричества человечество снова попадет в каменный век. Конечно, когда есть знания, технологии, вернуться обратно не составит труда, но на это потребуется какое-то время, в течении которого люди будут умирать.
Слова Анюты стали приобретать зловещее конкретное воплощение, и Бут вдруг наконец уяснил для себя, что не переживет конца света, поскольку у него нет пропуска в Кремлевский бункер, нет денег, он не ученый, не конструктор, а обычный инженер, которых пруд пруди, а следовательно никому не нужен.
Понятно, что спасать в первую очередь будут тех, кто важен для страны, без кого она точно не обойдется, а в это число войдут деятели науки и искусства, и те, кто принимает решения, то есть политики, депутаты всех мастей, правительство и те, кто их будет охранять. Вот и получается, что страна это финансовая, политическая и интеллектуальная элита, а все остальные есть их обслуживающий персонал, который легко заменить, и в нем Дмитрии Бутове нет никому никакой особой надобности. Он вдруг понял, что в этом мире всегда был нужен только самому себе, остальных интересовал только для получения какой-то выгоды. И теперь, когда мир готовится к гибели, все стало прозрачно ясным.
Дик посмотрел с тоской на молчавший уже не один день коммуникатор, вызвал фото Анюты, но номер набирать не стал, потому что осознал, близится раздел людей на чистых и нечистых. Одни отправятся в подземный рай, а всех работяг и тех, кто действительно что-то делает в этом мире, не болтает по телевизору и не гоняет неправедно нажитые деньги по всему миру, ждет смерть.
Он задумался над тем, а кого бы сам стал спасать? И понял, что не знает ответа. В старинных романах, где тонут корабли, все ясно, спасают в первую очередь женщин и детей, потом самых лучших и благородных, а тонут одни негодяи вместе с капитаном, который по морскому закону к своему несчастью не может покинуть свой мостик.
А как сейчас? Сегодня все не так, как было в восемнадцатом веке, когда эти романы писали. Уже в школе после кучи утомительных текстов определятся Ай Кью и начинается деление: дураки в один класс, середняки в другой, умники в третий. А значит, никто не будет спасать дураков и дур, шансы есть только у тех, кто соображает, следовательно человечество выйдет после этого катаклизма обновленным, умным и просветленным.
Но это в идеале. А в реальности спасутся чиновники всех мастей и богачи, у которых большого ума нет и никогда не было. Хорошо еще, если с собой они возьмут умных женщин, а не обычных блондинок с высокой грудью и длинными ногами, которые им так нравятся.
Бут залез в интернет перелистал кучу сайтов и нашел дату предполагаемого конца света, оказалось, что до него осталось не больше месяца, и это его окончательно добило. Дик позвонил главному докеру и сообщил, что увольняется.
— Причина? — шеф на экране посмотрел на него свирепо. — Если дело в деньгах, то я могу тебе еще добавить несколько тысяч, и с премией не обижу по итогам месяца.
— Дело не в деньгах, — Бут замялся, не зная, что сказать дальше, потом решил говорить напрямую. — Просто, шеф, я все взвесил, проанализировал и понял, что жить миру осталось меньше месяца, и если это так, то не стоит оставшееся время до смерти проводить на работе, думаю, следует посвятить его самому себе.
— Будешь пить пиво, плевать в потолок и играть в глупые игрушки? — спросил главный докер, криво усмехнувшись. — Поверь, это не лучшее занятие для того, кто ожидает смерть.
— А что вы можете предложить лучше? — спросил Дик. — Разве есть что-то придуманное специально для такого случая?
— Специально такое не придумано по той причине, что обычно никто до последнего вздоха не знает, что умрет, даже смертельно больные, — главный докер вздохнул. — Но ты, например, вполне мог бы помочь с разгрузкой, Если тебе известно, куда идут продукты и оборудование, так дай шанс другим выжить. Я, конечно, не обещаю тебе место в метро, решаю эти вещи не я, и даже не хозяин, но подать представление могу. Это небольшой шанс, но он лучше чем ничего…
— Нет, шеф, спасибо, — Бут грустно усмехнулся. — Я знаю, чего стою, поэтому для начала напьюсь, а потом стану оплакивать себя и свою жизнь.
— Если передумаешь, звони или просто приходи, — главный докер недовольно повертел головой, видимо следя за экранами, на которые проецировались картинки с камер роботов. — Людей у нас сейчас не хватает. И еще, Дмитрий… — он замялся. — Если честно, то представление на тебя я написал еще месяц назад, не порти о себе впечатление, а вдруг все-таки решат дать тебе пропуск в метро?
— Спасибо, шеф, — Бут потянулся к кнопке отключения. — Только я не дурак и понимаю, что тем, кого решили спасти, уже выдали эти счастливые кусочки пластика!
— Как знаешь, — шеф хмыкнул. — Удачи!
Дик спустился в кафе, денег у него на карточке было достаточно, все-таки платили им в последнее время очень и очень неплохо, на месяц распутной и алкогольной жизни точно должно было хватить. Бут взял бутылку хорошего коньяка, лимон, мясную нарезку и начал пропивать старую жизнь. Выпив первую рюмку, которая пошла просто замечательно, согрев внутренности, которые сильно заледенели от страха, и задумался над тем, кому достанутся его деньги после его смерти? Банкиры-то точно останутся, это такие твари, что выживают всегда. Неужели им?
Он представил себе мир, заваленный многочисленными трупами, и решил, что вряд ли его деньги кого-то сделают богаче, они превратятся в пустые биты и то в том случае, если банкам удастся защитить информацию от солнечного урагана, который пронесется над Земле, сбивая спутники и уничтожая все, что подвернется. Картинка ему понравилась, поэтому он выпил еще одну рюмку. Итак деньги его никому не достанутся, потому что они превратятся вместе с ним в прах. А деньги мерило труда, если нет труда, нет и мерила. Он налил себе еще одну рюмку, на этот раз выпив за тех, кто спасется. Он представил себе, вот они выходят, красивые, важные, никогда ничего в свой жизни не сделавшие своими руками и начинают искать тех, кто им будет зарабатывать денежку: а их нет — умерли!
Он даже заржал от удовольствия и тем самым привлек внимание девушки, которая пила пиво недалеко от него. Лицо у нее было грустное, глаза заплаканные.
— Над чем смеешься, парень? — спросила она. — Надеюсь, не надо мной?
— Нет, больше над собой, — Бут показал на бутылку. — Бери свой стакан и садись рядом, будем вместе плакать.
— А ты разве плачешь? — девушка недоуменно покосилась на него, но взяла свою тарелку с салатом, бутылку пива и села рядом. — А если плачешь, то над чем?
— Я тебе расскажу, но ты сначала объяснишь мне, что у тебя за беда?
— У меня все просто, — вздохнула девушка. — Меня парень бросил! Он хороший был, а я, дура его начала ревновать, устраивать сцены, вот он меня и послал. Сволочь!
— Сволочь кто? — на всякий случай уточнил Дик. — Он или кто-то другой?
— Он, конечно, — девушка выпила рюмку коньяка, закусила лимоном и добавила. — Меня Настей зовут.
— Меня Диком.
— И вообще все мужики сволочи! — девушка сама налила себе еще рюмку и выпила. — Без исключения.
— Это вопрос скорее философский, — заметил Бут, наливая себе и Насте. Коньяка ему было не жалко — чего его жалеть, если скоро все погибнет. Какой в этом смысл? — Хотя я склонен с этим согласиться…
— С чего бы? — девушка подозрительно покосилась на него, слезы у нее высохли, щеки разрумянились, она поправила разрез, в котором виднелась очень даже приличного размера упругая грудь. — Ты же сам мужик.
— А почему я, мужик, не могу считать себя сволочью? — рассмеялся Дик, поднимая рюмку. — По-моему, имею право…
— О присутствующих плохо не говорят, — дипломатично проговорила девушка. — И пока не доказано обратное, ты теоретически можешь оказаться приличным человеком. — И тут же добавила без связи. — Мы куда пойдем к тебе или ко мне?
— У меня кровать не очень широкая и квартира маленькая, — развел руками Бут. — Но если тебя это не волнует…
— Тогда ко мне, — деловито произнесла Настя. — Значит бери в баре еще одну бутылку и пошли, а то потом, когда я напьюсь, тебе меня тащить придется, адреса ты не знаешь, значит, потащишь к себе, а у тебя кровать узкая. Логично?
— Железная женская логика, — засмеялся Дик, поднимаясь. — Веди к себе, будем выяснять насколько я сволочь.
Остаток вечера он помнил плохо, они пили коньяк и любили друг друга, в промежутках спорили о том, кто больше является сволочью мужчина или женщина. В полночь Настя выставила Бута за дверью, поскольку ей с утра нужно было идти на работу, впрочем он особо и не возражал. Расстались они довольные друг другом, обменявшись номерами коммуникаторов. Насте было нужно утешение и внутреннее ощущение, что она еще не настолько плоха, а Дик просто хотел отвлечься от своих невеселых мыслей. Он, правда, пытался поведать их и девушке, но ей это оказалось неинтересно.
Она, как все женщины, верила, что этот мир завтра будет таким же, как и сегодня, а значит, не стоит об этом переживать. Конечно, новости слышала и она, только они на нее впечатления не произвели. Ну подумаешь, какой-то солнечный ураган, промчится по миру. Такое уже бывало и раньше. А если даже и не происходило, то ничего страшного в этом нет, за тем, чтобы в этом мире, все было в порядке, следит множество людей, и они во всем разберутся. Апокалипсисом пугают постоянно, только еще ни разу он не произошел, даты называли самые разные, а потом, когда ничего не происходит, объявляют другие. Глупости все это, а вот то, что все парни сволочи, это серьезно. И это постоянная беда, почти катастрофа…
Вот он может взять ее замуж? Может? А почему не берет? Не хочет? А почему? Не настолько нравлюсь? Нет, причина другая… В постель он ее тащит? Тащит! Значит, нравлюсь. Главное, любить он меня может, а вот замуж брать не хочет? Почему? Потому что сволочь! Наливай!
* * *
Президент посмотрел с улыбкой на членов совета:
— Сегодня разговаривал с Американским президентом, он интересовался, что это мы такое придумали с игровыми креслами? Похоже, это все еще наше ноу хау. Никто не догадывается.
— Догадываются и даже знают, — проговорил премьер. — Шпионов везде хватает. ЦРУ неделю назад сделало секретный доклад сенату, теперь они спешно думают, чтобы им такое же сообразить, но, увы, время потеряно, не успеют они раскрутить производство и дома оборудовать следящими системами. Сейчас они придумали какую-то специальную защиту для трансформаторов и энергетических сетей, идею которой мы у них пытаемся выкрасть, а для спасения людей активно готовят метро в крупных городах и пещеры в Афганистане. Туда же вывезли часть людей, пока специалистов с семьями и дипломатов.
— Какие сделали прогнозы эксперты? — президент посмотрел на министра по чрезвычайным обстоятельствам. — Сколько людей удастся спасти Западу?
— Если все-таки этот солнечный ураган произойдет, и последствия будут именно таковы, как рассказал профессор Сергеев, — осторожно начал министр. — То им удастся сохранить в подземных убежищах, метро и пещерах раза в три больше нашего людей.
— Это плохо, — покачал головой президент. — Получается, после катаклизма неравенство между нашими странами сохранится, а то и еще преимущественно увеличится. Людей у них останется больше, техника и раньше была лучше.
— Это в том случае, если не сработает вариант предложенный министерством по чрезвычайным обстоятельствам, — заметил премьер-министр. — Если нам удастся спасти хотя бы двадцать процентов граждан из тех, кто останется наверху, то положение станет лучше у нас.
— Какое-то гадание на кофейной гуще получается, — вздохнул президент. — Ничего нет, на что можно было бы опереться. Произойдет — не произойдет. Сработает — не сработает. Когда у нас появится что-то конкретное?
— Конкретика появится только после солнечного шторма, — поморщился президент академии наук. — Мы общаемся с учеными разных стран, но и они тоже ни в чем не уверены, ссылаются на прошлые солнечные штормы…
— Из того что они говорят, что-то совпадает с нашими выводами? — президент нажал на кнопку, и ему принесли кофе, остальные довольствовались минеральной водой. — Возможно, у них другие прогнозы?
— Мировое ученое сообщество разделилось, — ответил с недовольной гримасой президент академии. — Одни склонны принять вариант Сергеева, как основной, но их не очень много, другие считают что электромагнитный щит Земли выстоит, и ущерб будет небольшим. Есть еще умеренные, которые считают, что оба варианта имеют право на существование, и те, кто считает, что вообще ничего не произойдет.
— За что я всегда не любил ученых, так это именно за то, что они никогда ни в чем не уверены, — проворчал президент и перевел взгляд на премьера. — И что там происходит в Штатах?
— Объявлен режим чрезвычайного положения в войсках, обновляют запасы продовольствия в бункерах, — ответил премьер-министр. — Часть спутников оттягивают на другую сторону земли.
— Это к нам что ли? — недоуменно заморгал глазами президент. — Они что готовятся к войне?
— Нет, — покачал головой премьер. — Просто разбрасывают спутниковую группировку по орбите, чтобы в случае солнечного шторма хотя бы часть оказалась защищенной Земным шариком.
— А… ну это понятно, — покивал президент. — Надеюсь, мы делаем тоже самое… Я говорю о войсках, о спутниках…
— Все делается согласно плана, — успокоил премьер. — Убежища стратегических войск готовы, продовольствие завезено, составлены списки для генералитета и их семей, определены в какие бункера они будут размещены, где расположится часть войск. В основном решили сберечь войска быстрого реагирования и специального назначения. Для остальных военнослужащих за счет средств Министерства обороны закуплены кресла, которые будут подключены к системе. Спутники тоже разбросаем по орбите.
— Вот это правильно, — президент допил кофе и погрозил пальцем президенту академии наук. — Видите, какая конкретика? Не знаю, что думают ваши американские коллеги, но как видите, они представили свой план спасения, и правительство его выполняет. Выходит, что вам они говорят одно, а своему сенату другое, иначе зачем американцам потребовалось оборудовать пещеры в Афганистане? Если ничего не произойдет, это окажется бессмысленной тратой денег, которую никогда и ничем не возместишь. А на Западе денежки считать умеют, выходит, они тоже готовятся к варианту развитий событий по Сергееву?
— Если судить по приведенным премьер-министром данным, то конечно вы правы, — заискивающе улыбнулся президент академии. — Только прошу вас учесть, что именно мы первыми в мире предоставили наихудший сценарий развития событий и предложили свои меры реагирования.
— Да, помню я, помню, — президент махнул рукой, предлагая ученому садиться. — Итак, насколько я понял, до часа «Х» осталось не больше недели, а потом или пан или пропал, и что будет дальше никому неизвестно. Что ж, пожалуй, большего мы сделать не могли, а значит, нам остается только молиться и верить, что не сработают самые худшие сценарии. Пора готовить население. — Он посмотрел на премьер-министра. — С сегодняшнего дня начинайте крутить ролики о том, как должно вести себя население в случае солнечного урагана. Через три дня я выступлю с обращением к россиянам, к тому времени мы должны быть полностью готовы. Готовьте семьи к переезду в бункер, думаю после моего выступления начнем его заселять. Вопросы? Если нет, то все свободны кроме премьера, его, я попрошу остаться…
* * *
Бут вернулся домой под утро, потому что на обратном пути зашел еще в один бар.
Во время пьянки и занятия любовью на заднем плане он продолжал думать о том, что ожидает весь мир, кроме того еще о разных вещах, о которых раньше никогда не думал. Первой — была мысль о том, кого бы он сам оставил в живых, а кому бы дал умереть? И главное — оставил бы жизнь самому себе?
Конечно, он бы не дал выжить богачам, но тут же поймал себя на мысли, что им-то как раз не нужны его убежища, и в метро они не пойдут, а выроют свои, там будут дожидаться конца света с комфортом, окруженные домочадцами, любовницами, слугами и охраной.
Получается, эта категория людей не должна спастись, но она все равно выживет просто потому, что имеют деньги. Вторая категория — чиновники. Они точно не нужны новому миру, у них нет ума, ни фантазии, ни творческих наклонностей, эти не будут работать руками и головой просто потому, что не привыкли этого делать, но зато замечательно умеют приспосабливаться к разному начальству и к любой ситуации, поскольку нет у них ни принципов ни морали.
Но он не сможет этих ребят не пустить в убежище, потому что именно они будут решать, кто в этом бункере окажется, и первым кого они впишут после президента, это самих себя и свою семью, а уже затем, будут решать, кого следует пустить на оставшиеся места. Получается, что и эти выживут, потому что имеют власть.
Следующая категория — ученые и творческая интеллигенция. Кто из них имеет право на спасение? Правильно — заслуженные люди обладающие многочисленными трудами, а это, в основном, пожилые, уже уставшие от жизни люди, но еще не желающие умирать. Вот они и займут все места. А молодые перспективные ученые, которые еще не успели заявить о себе миру, погибнут. Получается, опять выживут не те, кто нужен новому миру?
Часть людей попадет туда случайно, например, работники метро, пассажиры, которым повезет оказаться в это время в метро, и бомжи, которые там постоянно отираются. В итоге, когда мир погибнет, из-под его развалин вылезут люди мало что умеющие и мало что знающие, поэтому будущего у человечества нет. Потому что больше половины мест занято, а среди них нет ни одного полезного для нового мира человека.
Это его хоть немного, но утешило, и он даже был рад тому, что не ему принимать решение о том, кто спасется, а кто нет. Что же касается его лично, то он не проходит ни по одному критерию, следовательно не достоин нового будущего, как и многие другие, которые могли бы создать новый более лучший мир.
Осталось разобраться в том, а зачем он вообще приходил в этот мир, а вместе с ним и миллиарды других людей, обреченные погибнуть под солнечным ураганом, усиленным гамма всплеском? Если раньше говорили, что человек рождается для того, чтобы вырастить сына, посадить дерево и построить дом, то уже понятно, что это просто глупость. Сын погибнет от солнечного шторма, дерево засохнет от него же, а дом станет никому не нужен. Тогда для чего? Для чего он родился, мучился, страдал, пыжился, пытаясь стать кем-то, словно не знал, что в этом мире все поделено?
После теста тест по Ай Кью, по которому у него вышло чуть больше ста тридцати пяти, в школе ему поставили диагноз: этого мало чтобы стать ученым, но достаточно чтобы пойти в инженеры. Конечно, если бы родители были богаты, то перед ним открылись бы миллионы профессий, для которых уровень интеллекта не стал бы решающим, но потребовал бы денег. Например, он мог бы работать менеджером в какой-нибудь крупной фирме, принадлежащей ему самому или его отцу, и ему была бы доступна учеба в любом университете мира.
Но денег у его родителей не было, поэтому пришлось ему идти по той тропе, по которой его направили. Школа, институт по профилю — подходящий по тесту. Склонности к биологии — медицина. Склонность к языковым профессиям — телевидение, СМИ. Склонность к точным наукам — инженер. У Дика хорошо шла математика, поэтому он стал погонщиком роботов. И не потому что хотел им стать, просто в тот момент эта профессия оказалась востребована. Вот и вся судьба и весь выбор.
Нет, Бут не обижался, он получил достаточно, чтобы жить, не тужить: небольшую квартирку, которая для него очень много значила, хотя бы потому что была его собственной. Неплохую зарплату, которой хватало, чтобы вести вполне приятную жизнь. Он ни в чем не нуждался, чувствовал себя прекрасно, и был бы наверное даже счастлив, если бы не наступающий апокалипсис, который заставил задуматься о тех вопросах, на которые пришлось искать ответ. Вот жил он и скоро помрет — а в чем смысл?
Может, жил как раз для того чтобы богатые люди смогли построить себе убежище, набрать продуктов и спокойно пережить конец света? Может, для того он и родился, чтобы им было хорошо? Важен не он Дмитрий Бутов, а они — Анюта, Лада, Лидия, их парни, хозяин его фирмы и множество других? А он мусор, пыль под ногами, которую унесет ветер?
Дик замычал от огорчения, достал бутылку водки, выпил половину, и заснул, точнее просто вырубился: коньяк, любовь и водка — страшные компоненты собранные вместе, которые любые мозги отключат. Встал он к обеду с головной болью. Выпил таблетку «опохмелина», залез в ванную и врубил холодную воду. Выскочил оттуда, трясясь от холода и адреналина, но сразу полегчало, мозги заворочались хоть и со скрежетом.
Бут перекусил пиццей из кухонного шкафа и начал собираться на работу, ругая себя за то, что так вчера набрался. А когда стал одевать комбинезон, вдруг вспомнил, что никуда идти не надо, а следует натянуть на себя белую простыню и медленно ползти в сторону ближайшего кладбища.
Это старинная шутка, еще из двадцатого века, люди в те времена ждали ядерного апокалипсиса и нашли свой рецепт спасения. Жаль, он не подходит в сегодняшние времена. Кладбища лишь для богатых, остальные довольствуются крематорием и его аналогом деструктором, причем последнее заведение бурно вытесняет первое. Рекламный слоган деструктора гласит: «Верни себя обратно в природу». Мысль в общем-то правильная. Зачем сжигать тела, если из них можно приготовить удобрения для городских теплиц, в которых производится больше шестидесяти процентов всей пищи, потребляемой городом. Дик когда-то тоже для себя решил, что отдаст свое мертвое тело деструктору, правда, не ожидал, что это произойдет так скоро.
Бут посидел на кухне, выпил кофе, чувствуя как понемногу голова становится ясной. И чем больше светлели мозги, тем становилась тоскливее. Конечно, можно прожить последние дни в пьяном угаре, только какой в этом смысл? Его и без алкоголя мало, а в бессмысленном отупении еще меньше. Неожиданно он услышал, как дверь квартиры открылась. Дик, не зная, что делать, и решив, что к нему пожаловали грабители, схватил пластиковую табуретку и прокрался к двери.
Там он увидел домоуправа Юрия, который командовал двумя рабочими. Увидев Бута, тот немного удивился, но потом улыбнулся и пожал ему руку:
— Что, решил отдохнуть денек?
— Да нет, вообще бросил работу, — ответил Дик. — Не вижу в ней смысла, если жить осталось так немного.
— Ну это ты зря, — Юрий махнул рукой и рабочие потащили в его комнату какие-то пластиковые шланги и оптико-волоконные нити. — Надежду не стоит терять никогда. К тому же умирать такому молодому парню как-то глупо, пусть умирают старики, у них прожитая жизнь за плечами.
— Но ты же слышал новости по телевизору, — Бут с удивлением смотрел, как рабочие крепили какие-то датчики к его креслу, как укладывали в каналы оптико-волоконный кабель и присоединяли к нему широкие манжеты. — Говорят, что в ближайшие дни солнце сойдет с ума.
— Конечно, слышал и даже больше чем все остальные, — улыбнулся домоуправ. — Нас собирали на специальный инструктаж, и теперь мы в каждом доме устанавливаем систему, которая должна спасти жильцов от бешеного солнца.
— А что за система? — спросил Дик, чувствуя как внутри него просыпается надежда. Может, действительно зря он настроился умирать? Правительству невыгодно остаться без рабочих рук, и оно тоже ищет способ спасти свой народ, потому что без него оно никому не нужно. — Что вы делаете?
— Нас предупредили, чтобы мы раньше времени не болтали, — криво усмехнулся Юрий. — Через несколько дней по всем каналам начнут гонять специальное обращение правительства, там все расскажут, пока могу сказать только, что мы укладываем на крышу специальное многослойное пластиковое покрытие, которое должно уменьшить проникновение солнечной радиации и гамма-радиации до приемлемого уровня. А твое кресло оснастим пластиковым колпаком, покрытым особой пленкой, оно должно защитить тебя от излучения, если то все-таки пробьется через крышу. Кроме того мы установим систему мониторинга, по которой за твоим здоровьем будут наблюдать медики, и при необходимости приедут и заберут тебя в больницу. Так что все продумано. Ты только пока ничего не трогай, нам эту систему еще тестировать придется. Хорошо?
— Без проблем, — согласился Дик. — Я все равно пока сплю на кровати.
— Ну и молоток! — управдом крикнул рабочим, чтобы они быстрее поворачивались. — Кстати, хорошо, что у тебя есть кресло, потому что в первую очередь мы оснащаем системой защиты именно тех, кто в свое время их купил, так что ты окажешься одним из первых, кто подготовится к солнечному урагану.
— А что за система мониторинга? — поинтересовался Бут. — Зачем она? Врачи как нас будут спасать?
— Часть людей уйдет под землю, в метро и бункера, — пояснил управдом. — Медики тоже будут прятаться там и следить за состоянием здоровья тех, кто останется наверху. На манжетах, которые ты наденешь перед началом солнечного шторма, находятся датчики, которые будут снимать информацию о твоем здоровье: пульс, давление, состав крови. Если что-то пойдет не так, оператор сможет ввести в твою кровь нужно лекарство вот через эти тонкие пластиковые шланги, которые также подключены к общей системе дома, а в серьезных случаях на дом будет выезжать скорая помощь, в ней приедут медики в специальных скафандрах. Так что все очень круто, зря ты с работы ушел.
— Ну с работой не очень страшно, — пожал плечами Дик. — Шеф сказал, что я в любой момент могу вернуться, а вот отдых лишним никогда не бывает, у меня еще отпуск за прошлый год не израсходован. И как много вы собираетесь ставить таких систем?
— Я же сказал, сначала установим систему тем, у кого есть кресла, — терпеливо стал объяснять Юрий, при этом не сводя взгляда с рабочих, периодически давая им ценные указания. — Потом начнем завозить кресла со склада и устанавливать их для оставшихся, но для всех их может не хватить…
— Так вот почему Россия стала скупать кресла за границей? — задумчиво произнес Бут. — Выходит, ученые давно уже все выяснили и дали рекомендации правительству? Только непонятно почему все делается в такой страшной тайне?
— Это то как раз понятно, — усмехнулся управдом. — Вот представь, как они бы об этом объявили. Да эти бы кресла, пластиковую защитную пленку, как и продовольствие уже давно захватили бы другие страны, и нам ничего бы не досталось, а так мы более-менее подготовились в то время, как в Европе только начинают ломать голову над тем, что им делать. Нет, все сделано правильно. Лично я горжусь нашим правительством и президентом. Убедился еще раз, что они думают о народе и делают все возможное для спасения людей. Причем умно, продуманно, своевременно…
— Вероятно ты прав, — покивал Дик. — Не стоило раньше времени рассказывать всему миру о том, как в нашей стране решили спасать людей..
— Вот именно! — обрадовался Юрий тому, что его поняли, и помахал рукой рабочим, чтобы те собирали инструменты. — Ладно, наслаждайся жизнью и дальше. Систему не трогай, она тебе не будет мешать. Мы пошли на следующий этаж, работы у нас выше крыши.
Бут проводил их и озадаченный вернулся к столу. Получается, конец света откладывается? Точнее он случится, но не для всех? Ему можно считать повезло? Кресло у него есть, его уже подготовили, ему осталось только лечь в него, закрыть защитный колпак и пролежать под ним несколько часов. Да и сама идея великолепна: если нельзя всех спрятать под землей, то почему бы не защитить сами дома? Просто же все, взяли, раскатали на крыше защитную пленку и готово, половина излучения как не бывало, а может и больше. А то, что прошло вниз, ослабят перекрытия, а уж то что осталось можно спасти защитным колпаком. Здорово…
Он покрутил в руках коммуникатор, потом не выдержал и снова набрал номер Анюты. Повод неплохой: радость и горе нужно делить с близкими друзьями. Хуже, когда друзей нет, тогда их приходится разделять с первыми встречными, тут Дик вспомнил вчерашнюю девушку. Как ее звали? Настя. Вон ее номер в коммуникаторе. Если Аня не ответит, позвонит ей. Конечно, она сейчас на работе, но вечером точно будет дома.
В коммуникаторе звучали длинные гудки, когда Дик уже собрался отключаться, неожиданно пробился голос Ани:
— Дик, у меня через пару минут выступление. Я тебе сама позвоню. Я здесь в России. Подожди немного.
Бут отключил телефон, прошел лег в кресло и стал ждать звонка, просматривая новости по телеканалам. Несмотря на то, что о конце света разговоров было много, они его уже не напрягали. Ну и что? Главное, же подготовиться, а когда готов, ничего не страшно. Вот он готов. Дик усмехнулся и с ощущением внутреннего превосходства стал смотреть другие новости.
* * *
Отвлекающая атака началась с пятидесяти банковских автоматов. Сразу, как только прозвучал сигнал тревоги и стало ясно, с каких терминалов неизвестные хакеры пытаются влезть в систему банка, была запущена операция «Троян», которую специально разработали для подобных случаев. Мятежные автоматы попытались отключить, обесточить, а когда это не сработало, то заблокировали доступ на основной сервер. Одновременно поднятая по тревоге группа охранников направилась по местам установки терминалов. Конечно, одновременно они не могли проверить все пятьдесят банкоматов, но к пяти ближайшим прибыли уже через пять минут.
Как только техники-смотрители, которыми были укомплектованы все группы, начали тестировать и вскрывать автоматы, те взорвались, выпустив из себя облака удушливого газа. Охранники кашляли и чихали, протирая свои глаза, поэтому никто из них не увидел, как маленькие роботы похожие на морских крабов, выбрались из автоматов, поднялись по стенам и направились к банку «Траст».
Когда около сотни маленьких роботов собрались возле банка, началась настоящая атака. К зданию подлетело несколько беспилотников и начали обстрел газовыми ракетами, которые пробивали толстые пуленепробиваемые стекла и взрывались внутри. Среди посетителей и персонала банка началась паника. Зазвучал сигнал тревоги. Под прикрытием газовой завесы маленькие крабы стали активно проникать внутрь через разбитые стекла. Они подключались к управляющим оптико-волоконным кабелям и скармливали мощным компьютерам банка разнообразные вирусы. Управляющий банка дал команду отключить питание, но было уже поздно, система легла, все ее способности к восстановлению и защите оказались блокированы.
За те неполные тридцать секунд после нападения и до отключения компьютеров банк произвел перевод средств по тысячам счетов в Европе и Америке на сумму больше миллиарда рублей. Впоследствии большинство из них были возвращены, поэтому потери банка составили меньше десяти миллионов рублей, что было признано великолепной защитой. Куда ушли эти несколько миллионов, и у кого они в итоге оказались, выяснить не удалось. Впрочем, никто особо и не старался, сумма была небольшой, банковская наличность была застрахована, а руководство банка получало поздравления с успешным отражением хакерской атаки.
Прибывшая по тревоге полиция легко справилась с роботами-крабами, а армейские силы ракетной обороны отследили и уничтожили беспилотники, которые ими управляли. Впоследствии, при расследовании выяснилось, что все роботы были изготовлены в Китае небольшой фирмой. Заказ на изготовление пришел по интернету, оплату произвели с виртуального разового счета. Роботы прибыли в Россию в контейнере и были отвезены по указанному в накладной адресу, но вместо фирмы, которая ожидала груз, оказался обычный жилой дом. По существующему порядку, до выяснения обстоятельств контейнер поставили на охраняемую площадку. Когда следственная бригада нашла контейнер и вскрыла его, то выяснилось, что груз украден, в чем, впрочем, никто и не сомневался. Следствие, как обычно в таких случаях, зашло в тупик.
Илье хватило украденной суммы с запасом, чтобы рассчитаться со строительной фирмой, забить продовольственные склады продуктами и горючкой, и полностью подготовить бункер к предстоящему катаклизму. Сергеев перевез мать в бункер и стал ждать часа «Х».
Секретность с материалов была снята сразу после выступлений по телевидению президентов ведущих стран. Теперь по телевизору каждые два часа после новостей передавались подробные инструкции по выживанию. Россия действительно несколько лучше подготовилась к предстоящему катаклизму, игровых кресел хватило всем, и теперь в городах люди спали не на обычных кроватях и матрацах, а в этом продукте неизвестного инженерного гения. Для семейных пар изготовили двухместные кресла, для малолетних детей установили специальные кроватки. Службы экстренного реагирования перебрались в метро и в подземные бункера. Правительство и президент в последние дни перед апокалипсисом работали в подземных убежищах, МВД, министерство по чрезвычайным обстоятельствам и министерство обороны перешли на усиленный вариант несения службы.
Страна замерла в ожидании конца света, причем большая часть населения до самого апокалипсиса не верила в то, что что-то может случиться. В конце концов, мало ли их пугали? Практически каждые десять лет появлялся очередной пророк, предостерегающий о том, что надвигается конец света. Каждый из провидцев отметился на этой благодатной ниве, каждый назвал свой срок, а потом придумал свои оправдания, почему это не случилось. Да что говорить о сегодняшнем дне, если даже православие на Руси было принято только потому, что оно предсказывала конец света на тысячу лет позже в отличие от католиков и протестантов, которые были уверены, что тот произойдет в девятьсот девяносто девятом году.
«Тлением истлеет земля, и расхищением расхищена будет земля. Земля беззаконие сотвори живущих ради на ней; понеже преступиша закон и измениша заповеди, разрушиша завет вечный. Сего ради проклятие поест землю. Земля же и яже на ней дела сгорят. Земля будет тлеть и гореть потому, что должны истлеть и сгореть дела». Так было написано в древних манускриптах.
И вот час «Х» настал, причем наступил он, когда в России только начинался вечер, и это спасло многие жизни, дав нашей стране дополнительно несколько часов для того, чтобы люди смогли укрыться в подземельях, пещерах, бункерах и метро.
Сразу несколько спутников обнаружили мощную вспышку на солнце, с последующим гигантским выбросом плазмы в космос, а через три минуты двадцать секунд они сгорели, выполнив свою задачу и передав все необходимые данные для ученых за Земле. Мгновенно данные оказались в министерстве по чрезвычайным ситуациям, сработала система оповещения и на многочисленные мобильники пришли сообщения со стандартным текстом, а по телевизору и радио дикторы стали рассказывать, что необходимо делать простым гражданам, чтобы выжить. Руководство страны спустилось в бункер и началось…
* * *
Анюта позвонила, когда Дик уже решил, что этого никогда не произойдет. Правда, случилось это только через два дня, когда Бут сидел у себя на кухне и ел пиццу. Девушка была краткой:
— Приезжай, я дома, жду.
Дик пожал плечами, одел на себя новый пиджак, который купил как раз для такого случая, свежую рубашку, новые джинсы и вышел из дома. Правда, сначала выпил «похмелин», поскольку был еще не совсем трезв после вчерашнего. Пил он уже три дня просто от безделья и непонимания того, что происходит. Деньги у него имелись, а беречь их, когда весь мир летел в тартарары, смысла никакого не видел, а он туда мчался на всех парах, это было видно по новостям. Все больше появлялось аналитических программ, в которые приглашали видных ученых, и все они в один голос говорили о том, что Земле предстоит совершенно уникальное и невероятное событие, которое может угробить все живое на ней.
Солнце собиралось выбросить из себя столько плазмы, что та должна была окружить планету огромной пылающей завесой. Внутри нее начнут вибрировать такие могучие магнитные силы, что отключат все трансформаторы на земле. Конечно, такие явления происходили и раньше, но впервые с солнечным штормом должен был совпасть приход потока гамма частиц от столкновения двух нейтронных звезд где-то в глубине галактики. Гамма излучение могло уничтожить озоновый слой, а после этого солнечная плазма должна была довершить разгром, прокатившись по поверхности мощным жестким излучением, после которого все живое на планете несомненно погибнет.
Слово «Апокалипсис» было у всех на устах. Активизировались пророки разных мастей и вероисповедования, они говорили о том, что человечество превысило ту норму зла и грехов, которая была установлена богом, и рассерженный создатель решил провести зачистку на планете. Жить останутся только чистые сердцем и душой, а также те, кто истово молится, ходит в правильную церковь и уже заранее получил отпущение грехов. Поскольку Дик в бога не верил, то шансов у него по мнению пророков пережить конец света не было, поэтому он относился к своей предстоящей смерти спокойно.
И пока был жив, наслаждался жизнью, как умел, в основном пил и спал с рабочими девушками из кафе. Ему даже начали нравиться такие простые отношения. Никто никому ничего не должен. Просто секс. Тебе одиноко, мне одиноко. Хочется чтобы кто-то рядом был теплый, живой, и все. У меня своя жизнь, у тебя своя. Если хочешь встретиться еще раз, позвони… а пересып — не повод для долгой и преданной любви.
С Анютой было иначе. От мыслей о ней болело сердце, без нее жить было нельзя и не очень то хотелось. Точнее жить было можно, но жизнью такое точно называть не стоит. Без нее было грустно, больно и одиноко… Поэтому он и помчался сразу, как только положил телефон. В метро уже установили огромные металлические двери, которые должны были закрыть подземку от внешнего воздействия, под потолком змеились новые, блестящие оцинкованные воздуховоды, на запасных путях стояли длинные составы, набитые до отказа продовольствием. То, что там продукты, Бут знал точно, знакомые ребята работавшие в метро рассказывали. Кроме того они с гордостью показывали красный пропуск в светлое будущее, которое для него, как и для миллионов других граждан было закрыто.
Он уже знал, что только около сотни тысяч могли обрести спасение в подземных убежищах, остальных ждали игровые кресла с системой обратной связи и слабой надеждой на то, что это поможет им выжить. Но Бут из-за этого не расстраивался, он уже свыкся с мыслью о близкой смерти и потому не дергался и не переживал. Умрут все, вопрос только когда, а если итог один, то не стоит переживать по мелочам.
В доме Ани привратник его узнал и без лишних разговоров нажал кнопку. Дик прошел к лифтам, уже не глядя по сторонам, все было знакомым, дорогим, удобным, но предназначенным не для него, поэтому не стоило глазеть на чужое. Анюта ждала его в холле. Дверь у нее изменилась, теперь она показывала звездное небо, и чтобы войти внутрь, приходилось протискиваться между звезд.
Девушка смотрела на него печальным взором, теребя завязки халата. Но когда он вошел, она просто сбросила его и прыгнула ему на шею. Прежде чем Бут понял, что происходит, он оказался лежащим на полу, на мягком толстом ковре, а в его объятьях находилась самая странная и самая желанная девушка мира. Они жадно и долго любили друг друга, при этом Дик удивлялся, что у него столько нашлось для этого сил, словно без Анюты он вел жизнь полную воздержания и скромности, но это же было не так!
Они смогли оторваться друг от друга только часа через два, к тому времени уже перебрались на кровать, и робот притащил им еду. Пища и в этот раз была восхитительна, как и вино.
После того как поели, выпили, они снова любили друг друга на этот раз до вечера, а потом Аня взглянула на коммуникатор и заторопилась.
— Извини, мне пора уходить, — произнесла она, грустно улыбаясь. — За мной скоро придет машина, а мне еще надо собрать вещи.
— Ты уезжаешь?
— Навсегда, — проговорила Аня, снова бросаясь ему на шею и орошая уже одетую им рубашку своими солеными и горячими слезами. — Вероятнее всего мы больше никогда не увидимся.
— А куда едешь? — спросил Бут. — В какую страну?
— В подземную страну гномов и троллей, — произнесла печально Аня. — А ты останешься наверху, и между нами будет огромное расстояние, только выражаться оно будет не километрах, а в днях жизни.
— А… — догадался Дик. — Ты направляешься в Кремлевский бункер?
— Туда, — сказала Анюта, он уже устал держать ее на весу, поэтому сел в глубокое кресло возле кровати. — Сегодня ночью начинается заезд. Завтра уже ожидается конец света, и живые станут завидовать мертвым.
— То есть, ты будешь завидовать мне? — грустно усмехнулся Бут. — Возможно, я тоже останусь в живых, нам сказали, что игровые кресла спасут наши жизни, что все не так страшно, как кажется.
— Интересно, — задумалась Аня. — А они могли сказать по-другому? Например, могло бы вам правительство заявить: нам очень жаль, дорогие сограждане, но вы все погибнете через два дня. У вас нет ни единого шанса, мы не знаем, что делать, а эти кресла показались нам неплохой идеей всех успокоить. Поэтому ложитесь и ждите спокойно своего конца, поверьте нам, он будет легким. Смерть во сне это то, о чем мечтают многие, но только вам это будет доступно.
— Ты что-то знаешь об этом? — Бут нежно поцеловал девушку. На самом деле ему было все равно, что будет завтра, он держал в руках свою любимую, слышал ее голос, чувствовал теплоту ее тела, а в ладони находилась большая мягкая грудь. А что еще нужно? Мы все когда-нибудь умрем, одни раньше, другие позже, бессмертных нет, а если они есть, то это самые одинокие существа во вселенной…
— Я знаю, — Анюта поцеловала его. — В последнее время много разговаривала с разными людьми. Они сказали, что эти кресла оборудованы обратной связью, оператор будет смотреть за вашим состоянием, чтобы добавлять или убавлять снотворное.
— Снотворное?
— А ты не знал? — Аня вздохнула. — Вам всем будет подаваться снотворное, чтобы вы спали, потому что активное солнце будет палить Землю не один день по прогнозам ученых, а гораздо больше, месяц, два или полгода. Никто толком не знает. Если вы будете спать, вам не потребуется пища и вода, поэтому сделан целый лекарствопровод идущий по всему городу.
— Ты говорила о смерти, о том, что живые будут завидовать мертвым, — спросил Бут. — Что ты имела ввиду?
— Тут все просто, — Анюта грустно улыбнулась. — Если катаклизм продлится месяц, то погибнет примерно пять процентов населения, если два, то десять, и эти цифры будут расти по мере продолжения этого жуткого природного эксперимента. Сначала умрут старики и грудные дети, потом люди с хроническими заболеваниями, потом те, у кого слабый организм и не очень хороший генетический код. Ты же понимаешь, что конец света непростое испытание, которое вероятнее всего выдержат только молодые и здоровые. В метро создана служба, которая будет разъезжать по городу, собирать трупы и отправлять в деструктор, для них специально разработали особые тяжелые скафандры с экзоскелетами. Для этого и потребовалась система обратной связи, которая будет показывать, жив человек или нет. Люди умирать будут во сне, это хорошая смерть, ей можно позавидовать.
— Ты считаешь, что стоит завидовать мертвым?
— Не знаю, сначала нужно разобраться в том, что достанется живым, — Аня высвободилась из его объятий. — Мне, правда, нужно собираться, поэтому иди, ложись в свое кресло и спи…
— Мы больше не увидимся? — Дик встал, положил девушка на кровать. — Никогда?
— Вероятнее всего, — Анюта вздохнула. — Шансы на выживание невелики, но обещаю, если тебе удастся выжить, то ты обязательно станешь моим мужем, и мы больше никогда не расстанемся. Ты согласен взять меня в жены?
— Сейчас да, но откуда мне знать, что я буду думать после того, когда все это закончится? — Бут огорченно покачал головой и пошел к двери. Не ожидал он, что их свидание так быстро закончится. — Вероятнее всего и тогда да, я же люблю тебя…
— Любишь?! — Аня посмотрела на него с таким ужасом, что Дик тут же выскользнул за дверь и помчался к лифту. Что обозначало выражение ее лица, но не знал, да и если честно, то и знать не хотел. Все было кончено с ним и с миром, поэтому какая разница, кто и кого любил? — Постой!!!
Дверь закрылась за ним, Бут дошел до лифта, спустился вниз, прошел мимо привратника и зашагал к метро. Он и на самом деле не очень задумывался над тем, кто сможет выжить, а кто погибнет. Конечно, слабые и больные вряд ли смогут перенести даже две недели сна в игровом кресле, им же нужен врачебный уход, лекарства, а кто все это даст? Шансов у них нет, как и у грудных детей. Малышам нужно грудное молоко, а как мать сможет кормить их во сне? Похоронная команда городу нужна и не одна. Народу умрет много, и тот новый мир, который родится после этого катаклизма будет совсем другим.
По крайней мере проблема перенаселения планеты будет решена. И живые вряд ли будут завидовать мертвым, потому что весь мир будет лежать у их ног. Захочешь жить в Америке, живи, хочешь в Европе — пожалуйста. Выжившим везде будут рады, да и границы вероятнее всего исчезнут, потому что горстке людей, вышедшим из-под земли, они будут не нужны. Как не потребуется старая религия, которая учила повиновению и покорности. Все потребуется изобретать заново, даже бога придется придумать другого, более мудрого и готового прощать, а не уничтожать всех подряд.
Дик вернулся домой и напился, а потом пил уже в кресле, когда объявили тревогу, и даже заснул с бутылкой, когда в манжету на руке пошло снотворное. Мир почернел и исчез. Совсем. Просто съежился и превратился в точку. И он полетел в черноту ночи.
Глава пятая
Лада Гольдберг сидела в новом только что открывшемся ресторане в большой компании, пила вино, ела хорошо приготовленный бифштекс и рассуждала о том, куда приведет человечество эра промышленных роботов. Она рассказывала о том, что чем быстрее становятся чипы, тем в больших областях человека заменяет автоматика. Практически по мощности и скорости обработки данных процессоры уже сравнялись с человеческим мозгом, а по памяти и возможности проводить параллельные вычисления многократно его превосходят. Ученым осталось только разобраться в том, как работает человеческий разум, и тут же появится первый по-настоящему самостоятельный робот.
А после этого машины вытеснят человека из всех областей, где еще используется ручной труд, в том числе из творческих специальностей, где считалось, что мощные процессоры не способны создавать нечто новое, невиданное ранее. Но уже не один десяток лет, о чем мало кто знает, многие произведения искусства создаются роботами. Книги, картины, телевизионные фильмы со спецэффектами и без них, мультипликационные фильмы, особенно сериалы — все уже давно делается в студиях мощными компьютерами, пока еще никто не смог отличить человеческое произведение от компьютерного. Конечно, пока все это творится под человеческим присмотром, но уже ясно, что скоро присмотр станет не нужен, наоборот — роботы станут присматривать за человеком, чтобы он не натворил чего ненужного.
Лада как раз начала доказывать, что скоро произведения искусства будут различаться по качеству, если плохо и неинтересно, то любому сразу понятно, что его создал человек, а если ново, оригинально и великолепно, то робот, потому что они не умеют ничего делать плохо.
Только она перешла к доказательной части, как на ее коммуникаторе проявился неизвестный номер, почему-то мигающий красным, как при террористической тревоге. Девушка недоуменно включила связь, и увидела женщину-бота, которая сообщила о том, что надвигается солнечный ураган, и ей следует немедленно проследовать к ближайшей станции метро.
Гольдберг недоуменно прослушала сообщение во второй раз, и только, когда автоматика повторила его в третий, поняла, что мир полетел в тартарары, а значит, ей если она не хочет попасть под его развалины, следует бежать до ближайшего входа в подземку. К несчастью, она никогда не была под землей в Москве, обычно девушка передвигалась на электромобиле по поверхности, и о том, что находится под ногами, имела очень смутное представление. Правда, в Англии она проехала один раз в тамошнем метро, и увиденное там ей настолько не понравилось, что Лада больше не рисковала, а приобрела небольшую электрическую машинку и ездила на ней в университет, благо стоили кары в туманном Альбионе недорого.
Она быстро просмотрела карту, увидела, где находится ближайший вход в метро: оказалось совсем недалеко, потом украдкой оглядела зал, надеясь увидеть тех, кто еще кроме нее получил сигнал тревоги. На ее удивление никто не шел к двери. Получалось, что из всех посетителей ресторана, где обедала довольно таки богатая публика, только ей посчастливилось иметь пропуск под землю? Остальные, выходит, обречены, и больше никого из них она никогда не увидит?
Лада недоуменно хмыкнула, не поверив своим мыслям, улыбнулась девчонкам со своей фирмы, которых угощала обедом, подозвала официанта, оплатила счет, попросив тех, кто остается, ни в чем себе не отказывать, и быстро ушла, сославшись на важную деловую встречу. К метро ее привел коммуникатор, который указывал ей на какие самодвижущиеся пешеходные дорожки вставать, куда переходить, и к каким эскалаторам направляться.
Чувство тревоги в ней понемногу росло и способствовало этому как ни странно то, что все вокруг выглядел мирным и обычным: никто никуда не спешил, не кричал от страха, на лицах людей мелькали улыбки, некоторые пары даже целовались.
Первые признаки того, что сигнал тревоги не является чей-то шуткой, она заметила у входа в метро — возле него стояли люди в военной форме вооруженные автоматами, рядом с ними находились бронированные машины «Марс» с расчехленными пулеметами. Лица спецназовцев были серьезны, а на двери висела голографическое объявление написанное красными тревожными буквами о том, что в связи с ожидающейся террористической атакой, подземка временно не работает, и предлагалось воспользоваться наземным транспортом. Лада подошла к дверям, и один из полицейских, стоящих отдельно от военных, кивнув на объявление, попросил ее отойти, тогда она нерешительно достала свой красный пропуск.
Лицо полицейского сразу изменилось, стало внимательным и осторожным, он открыл перед ней дверь и попросил пройти внутрь, сообщив о том, что дальше ее встретят и проводят другие. Девушка пошла вперед, но едва прошла пару метров, как ее снова остановили полицейские, которые провели ее к специальному сканеру, который не только просветил ее на наличие оружия и взрывчатки, но еще провел полную идентификацию личности, по ДНК, папиллярным линиям и радужной сетчатке глаза. Как только ее фото на экране замигало зеленым, полицейские расслабились, любезно проводили ее до эскалатора и рассказали, как добраться до той станции метро, которая должна стать местом ее постоянного пребывания.
Вагоны прибывали по расписанию, но в них никого не было, похоже, станции метро уже закрыли для обычных пассажиров. Гольдберг насчитала всего двадцать человек, которые стояли на перроне, выглядели люди испуганными, многие держали в руках вместительные сумки, в которых видимо находилось то, что им требовалось для жизни под землей. Девушка только в этот момент поняла, что совершенно неподготовлена к произошедшему. Она настолько привыкла к тому, что нужные ей вещи можно купить в любом месте Земли, что даже в заграничную поездку никогда не брала с собой ничего кроме легкой сумочки, в которой лежали лишь кредитные карты, коммуникатор и небольшой запас наличных.
Что она будет надевать каждый день, какую косметику станет использовать, где будет брать то множество мелочей, без которых современная женщина не представляет себе жизни, она не знала, но надеялась, что мудрый отец подумал и об этом, иначе бы заранее ее предупредил. На платформе, на которой она стояла, ожидая нужного поезда, понемногу скапливался народ, причем, как она поняла, большая часть собиралась здесь и остаться. Они держались особняком, вокруг них крутился человек в форме в красной фуражке с черным околышем, отдавая распоряжения рабочим, и следуя его указаниям, они устанавливали на краю платформы и частично на запасных путях большие армейские палатки, в которых вероятно людям предлагалось жить.
Лада презрительно скривилась, не понимая как в этих пластиковых жилищах можно вообще находиться, несмотря на то, что в них устанавливали надувную мебель и биотуалеты. Но поскольку мнения ее никто не спрашивал, она благоразумно промолчала, решив для себя, что сама она в такой палатке жить точно не будет, и если им с отцом предложат такое жилище, то она тут же потребует себе более комфортное, причем немедленно. У кого она потребует, кто ей должен его был дать, Лада не знала, но такие вопросы всегда мастерски решал ее отец, а то, что он сможет их решить, в этом у нее сомнения не имелось.
Скоро подошел поезд, она заранее морщась от того, что увидит, вошла неохотно внутрь. Поезд тут же тронулся, поскольку других пассажиров не имелось. В вагоне было пусто, пахло дешевым дезодорантом, но в целом все выглядело нисколько не хуже чем в Лондонской подземке. Девушка села на сиденье из кожзаменителя и пластика, вытащила коммуникатор и задумалась над тем, кому же ей позвонить перед концом света? Конечно, учитывая степень секретности и доступа в метро, позвонить он могла только Николаю Светлову ее парню, пропуск у него в метро тоже имелся, правда, на другую станцию, что по большому счету не имело никакого значения. Ясно же, что она в любой момент сможет к нему приехать, и они прекрасно проведут время вместе, или вообще будут ездить каждый день друг к другу в гости, тем более что по карте метро станции находились совсем рядом. Наверняка под землей будут устроены рестораны и уютное кафе, так что у них найдется, чем заняться.
— Николай, ты где? — спросила девушка, набрав номер, и увидев на экране знакомое лицо. Выглядел Светлов как-то растерянно и жалко, глаза тревожно бегали, он явно нервничал, таким его Гольдберг еще не видела. — Привет!
— Я в Париже, — ответил Светлов. — Ты представляешь, только что получил сигнал тревоги. Мне предписано немедленно явиться на ту станцию метро, которая записана в моем пропуске.
— Я тоже такой получила, поэтому и звоню, — улыбнулась Лада. — Хотела узнать, когда ты ко мне приедешь, и как мы будем встречаться?
— Ты что не понимаешь?! — голос у Николая сорвался, он помрачнел, а губы у него задрожали. — Я нахожусь в чужой стране, мне до Москвы лета четыре часа, а самолеты в воздух не поднимаются! У них здесь тоже сигнал тревоги, и поэтому воздушное сообщение остановлено. Мне предлагают ехать поездом, но это небезопасно, да и долго — даже скоростной экспресс сможет добраться до России только за двадцать часов. Машиной еще дольше, да и менее комфортно. Боюсь, вдруг не успею, и этот солнечный ураган обрушится на Землю, когда я еще буду мчаться в поезде.
— Не волнуйся, — произнесла Гольдберг. — Не думаю, что все так плохо. Вероятнее всего, ураган придет только через сутки, а правительство объявило тревогу заранее, чтобы люди успели попасть на те станции, которые у них написаны в пропусках.
— Ты о каком правительстве сейчас говоришь? — поинтересовался мрачно Светлов, глядя на нее светло-серыми глазами, в которых плескался страх. — О русском или французском? Или ты считаешь, что весь мир перестраховывается? Мне только что позвонил приятель из Америки, вообрази, там тоже объявили сигнал тревоги!! Ты можешь такое представить? Там тоже проблемы!
— Думаю, что все будет хорошо, и каждая страна решает свои вопросы по-своему, — ответила девушка. Разговор ей внезапно стал неинтересен. А сам Николай показался ей жалким и раздавленным существом. Не такого человека хотела бы она видеть своим мужем. Ничего же еще не произошло, а он уже перепугался и чуть ли не плачет, а что будет если возникнут на самом деле серьезные трудности, или его жизни будет угрожать настоящая опасность, он что в штаны наложит? — Позвони, когда будешь в Москве. Извини, но мне нужно выходить, поезд подходит к моей станции.
— Да, — Николай тяжело вздохнул и грустно улыбнулся. — На всякий случай давай попрощаемся.
— Давай, — Лада подошла к двери. — Я буду ждать твоего звонка. Прощай.
— Прощай, — словно эхо отозвался мужской голос. — Я постараюсь приехать, хоть на это нет ни единого шанса…
Девушка отключила коммуникатор и вышла в раскрывшиеся двери. Она была абсолютно уверена, что Николай вернется в Москву вовремя, и все будет прекрасно, а то, что он рассказывает, это всего лишь игра. Конечно, немного драматизма в отношениях никому еще не мешало. Когда, якобы, рядом бродит смерть, все становится загадочным и сложным, хоть на самом деле это просто игра. Ну не может с ее парнем что-либо случится! Он богат, с ним постоянно рядом находятся телохранители, которые его защитят от любых возможных проблем — что с ним может произойти? А вот то что он трус, ей не нравится, стоит подумать о замене.
Лада сошла со станции и сразу к ней подошли два полицейских, проверив в очередной раз пропуск и отпечатки пальцев, и убедившись в том, что она действительно приписана к этой станции, показали на мужчину в красной фуражке, который важно выхаживал по перрону, отдавая распоряжения толпившимся вокруг него рабочим.
— Это начальник станции, на время солнечного шторма он будет комендантом этого поселения, вам следует подойти к нему, потому что именно он распределяет людей по местам.
— По каким местам? — спросила Лада, брезгливо оглядывая перрон. Ничего нового она не увидела, здесь, как на всех других станциях мимо которых она проезжала, устанавливали огромные армейские палатки на перроне. — В палатках? Неужели ничего другого нет?
— Наше дело проверить пропуск, — ответил полицейский. — По всем остальным вопросам обращайтесь к начальнику станции.
Лада отошла от тронувшегося поезда, подождала, пока он скроется в туннеле и набрала номер отца.
— Папа, я на станции, что мне делать дальше?
— Уже на станции… — голос на мгновение замолчал, потом продолжил. — Поднимайся наверх по эскалатору, ко входу на станцию, наши здесь собрались. Не стоит мешать организации нашего быта рабочим и инженерам, когда все будет готово, нас пригласят.
Лада прошла по перрону, добралась до эскалаторов и поднялась наверх. Еще когда она стала подниматься, то услышала далекую музыку, а когда добралась, то чуть не оглохла. В самом вестибюле происходила самая настоящая вечеринка, каких она повидала немало. Вдоль стен были расставлены столы с выпивкой и закуской, и люди бродили от одного стола к другому, выпивая и закусывая. Кое-кто танцевал на свободном пятачке в центре, кто-то просто пил, остальные же люди расположились небольшими группками и разговаривали.
В общем, это была обычная атмосфера клуба, в которую Лада легко вписалась. Взяв бокал с дорогим французским шампанским, она пошла по кругу, разыскивая отца. Настроение у нее еще больше поднялось, когда она увидела несколько знакомых парней и девушек, в которыми не раз тусовалась. Все ее тут же тревоги улетучились: ну не может конец света наступать под такую ритмичную музыку! Это карнавал, а не апокалипсис. Кто-то придумал очень веселую шутку. Сначала немного страшно, но потом все становится очень здорово. Лада тоже встала в круг и начала танцевать., решив, не стоит стоять в стороне, когда так весело, потому что жизнь коротка и быстро проходит.
Скоро появятся первые морщины, а после этого все станет совсем скучно. Неплохо кто-то придумал с этим концом света, все пугаются, а потом вдруг узнают, что это лишь розыгрыш, и эти пропуска на вечеринку…
* * *
Илья запер массивные стальные двери и посмотрел на мать, которая с плохо скрываемой тревогой следила за ним.
— Что будет дальше, Илюша?
— Не знаю, мама, — он сел к небольшому пульту, запустил вентиляцию, которая работала от защищенного дизель-генератора, и отключил все незащищенные источники питания. Теперь они ничего не могли слышать и видеть, но зато Сергеев был уверен в том солнечный ураган не уничтожит электронику, трансформатор и многочисленные провода и схемы. Конечно, он позаботился о том, чтобы все имело особую защиту, но против мощного выплеска электромагнитной энергии специально придуманная им изоляция могла и не сработать. Если отец окажется прав, тогда все будет очень плохо, и этот мир вероятнее всего погибнет, но тут уж ничего не поделаешь. — Слишком мало данных.
— Это убежище придумал твой папа?
— Да, — Сергеев сел рядом с мамой, взял ее руки, уже покрытые старческой сеткой морщин, чтобы немного согреть. — Он оставил для меня чертежи и записку, в которой написал, что возможно его убьют.
— Убьют? — недоуменно заморгала женщина. — Илюша, бог с тобой. Он умер от инфаркта, у меня имеется заключение врачей о том, что это естественная смерть, там есть результаты экспертизы…
— Это все ерунда, мама, на бумаге можно написать все, что угодно, — Илья зажег спиртовку. — Давай, попьем чайку.
— Почему ерунда?
— Есть несколько препаратов, которые при попадании в кровь вызывают инфаркт, — Сергеев смотрел, как кипит крупными пузырями вода в стеклянной колбе, как расплывается коричневыми разводами чай, как поднимаются и опускаются вверх разбухшие чаинки, и грустно улыбнулся. Ему нравится только такой чай, его заваривал отец, когда он приходил к нему в лабораторию. Это всегда было вкусно и необычно, особенно с мягкой карамелью, которую продавали в институтском буфете. — Некоторые материалы экспертизы прямо говорят о том, что против отца был использован один из таких препаратов, но даже это не столь важно, а вот то, что отец оставил в тайнике для меня подробную инструкцию, что делать, говорит именно о том, что он был уверен в том, что его убьют.
— Но кому понадобилась его смерть? — мать приложила руки к губам, словно боясь что-то сказать не так. — Он же заурядный ученый, работал в обычном НИИ, даже не занимался оборонкой — зачем его убивать?
— Твой муж, мама, а мой отец предсказал апокалипсис, притом такой, какого не было со дня сотворения мира, — проговорил Илья, разливая чай по кружкам. — И не просто предрек, но и предоставил множество данных, которое можно проверить. Практически он назвал дату гибели этого мира, поэтому мы сейчас сидим в бункере его конструкции, и миллионы людей по всему миру также как и мы ждут под землей в бетонных убежищах исполнения его предсказания.
— Пусть так, но убивать то его зачем? — женщина с благодарностью взяла в руки кружку и отхлебнула. — Кому понадобилась смерть простого ученого?
— Отец написал и об этом, — Илья сел рядом, достал карамель, снял бумажку и бросил ее в рот и с грустью еще раз осознал: нет, вкус не тот, что в детстве, все изменилось. — В день своей смерти папа делал доклад в Кремле президенту и премьеру, где рассказал, что и как произойдет, а потом добавил, что о предстоящем апокалипсисе следует рассказать всему миру, тогда у людей в других странах появится возможность подготовиться к предстоящей катастрофе, и их спасется намного больше. Именно за эту фразу его и убили. Я понимаю отца, он не мог иначе, хоть и прекрасно осознавал, что власть держащие ему не дадут рассказать о предстоящем апокалипсисе миру.
— Но почему? — мать тоже взяла конфетку, она уже успокоилась, только в глубине ее темных глаз колыхнулась печаль. — Разве это преступление?
— Нет, это не преступление, — Сергеев грустно хмыкнул. — Все дело в том, что ресурсы нашего мира ограничены. Наша страна первой стала скупать продовольствие, затем игровые кресла, не знаю, зачем и кому они понадобились, а после этого множество других нужных для выживания ресурсов. И Россия успела раньше других запастись всем необходимым для выживания, практически весь годовой бюджет, а также огромное количество спешно взятых кредитов были пущены на это. Если предсказанный отцом апокалипсис не произойдет, то наша страна окажется банкротом, но если он прав, то закупленные продукты смогут спасти много русских людей. Думаю, если бы об отцовском прогнозе своевременно узнал весь мир, то вряд ли бы это удалось. Наши политики, как это не грустно признавать, спасали наш народ, убивая моего отца.
— Он всегда был романтик, — женщина заплакала. — Я знаю, что он не мог поступить иначе. Он не был патриотом, потому что всегда считал, что наша огромная планета и есть родина разумных существ. Он же и мне говорил о том, что нашей семье и всему миру предстоят тяжелые испытания, и что постарается сделать так, чтобы у нас все было хорошо, притом говорил так, что было ясно одно — его самого с нами не будет.
— Он очень любил тебя, мама — Илья обнял ее. — Весь этот бункер он придумал для того, чтобы тебя защитить. Он даже написал список того, что ты любишь и назвал его приоритетным.
— Он был хорошим, добрым, нежным, и главное, настоящим человеком от начала до конца, — мать погладила сына по руке. — Он никогда не обманывал, не трусил и всегда отстаивал свои убеждения.
— Я одно не могу понять, — у Сергеева самого показались на глазах слезы. — Если он знал, что его убьют, если был абсолютно уверен в том, что это произойдет, почему вообще пошел на этот доклад в Кремль, и почему им сказал, что объявит всему миру о предстоящем конце света. Зачем он это сделал?
— Иногда, сынок, бывают моменты в жизни, когда главное не собственное выживание, и даже не выживание своей страны, а нечто большее, — тихо проговорила женщина. — Однажды он мне сказал эту фразу, и я его поняла.
— Что большее? — Илья вскочил и забегал по небольшой комнатке бункера, в которой они находились. Слезы бежали по его щекам, ему хотелось понять, почему отец оставил его одного перед всем враждебным миром. — Выживание всех людей планеты? Но тогда почему он не опубликовал свою статью в интернете, это же можно было сделать так, чтобы она появилась только после его смерти. Почему он этого не совершил? Почему? Ради чего он умер?
— Он произнес эти слова не ради всей планеты, а ради своей души, — мать вздохнула. — Я знаю это. Твой отец говорил мне, что можно делать многое, но нельзя изменять своей душе. Иногда стоит подумать и о ней. Мне кажется, сейчас самое время вспомнить, что мы люди немного отличаемся от животных, что у нас есть бессмертная душа, о которой все забыли. Именно сейчас и начнется то, что называют страшным судом, на нем каждый ответит за то, что натворил на этой многострадальной земле. Мне кажется, твой отец был готов к этому, ему есть что сказать и чем оправдаться…
— Какой страшный суд?! — Сергеев остановился, смотря с жалостью на мать. — О чем ты?
— Вот этот суд, — женщина подняла руки вверх. — И он начинается, я чувствую это.
Вверху что-то бабахнуло, потом что-то тяжелое навалилось на них. Илья застонал и упал мешком на бетонный пол, мозг захлестнула темная огненная волна, в голове все закрутилось и перемешалось, дикая боль пронеслась по всему телу, его затрясло и выгнуло так, что затрещал позвоночник, а потом весь мир куда-то исчез. Вот он был и его не стало…
* * *
Отец стоял среди группы таких же как он одетых в строгие дорогие костюмы людей, обсуждающих проблемы сегодняшней экономики, и какое воздействие на нее окажет предстоящий апокалипсис, причем из разговора было ясно, что никто до конца не верит в то, что нечто страшное действительно произойдет. Для этих людей конец света был продолжением игры в монополию, в которую они играли, когда покупали предприятия, увольняли людей, продавали акции и товары. Для них это были только цифры, новые открытые карты, которые следовали учитывать в новом раскладе мировых тенденций.
Лада многих из них знала, одних из новостей по телевизору, другие не раз приходили к ним домой или в офис к отцу. Девушка вежливо здоровалась, слушала комплименты и переходила от одной группы к другой, не забывая пригублять шампанское, постепенно добираясь до отца. Подойдя к нему, она тронула его за локоть и спросила шепотом:
— Папа, ты взял мои вещи?
— Вещи? — старший Гольдберг недоуменно посмотрел на нее и снова повернулся к мужчине, с который о чем-то тихо разговаривал. — Зачем? Все купим здесь…
— Где купим, папа? — Лада была настойчива и снова тронула его за локоть. — Посмотри по сторонам, эта станция метро, здесь нет магазинов и бутиков.
— И что? — отозвался рассеяно отец. — Какие-то ларьки должны быть и здесь, они просто находятся в переходах. Небольшие, конечно, магазинчики, но там наверняка многое купить. — Гольдберг повернулся к группе рядом. — Господа, никто из вас не занимался снабжением этой станции? А то моя дочь хочет прикупить что-нибудь из одежды и не знает, где находятся магазины.
— Магазинов здесь нет, но я подписывал документы о снабжении этой станции, — отозвался высокий мужчина. — Там точно были продукты и одежда. Правда, вряд ли приобретали какие-то изыски, насколько помню — обычные комбинезоны.
— Мою дочь не устроит обычный рабочий комбинезон, — недовольно покачал головой отец, морщась от громкой музыки, из-за нее приходилось прислушиваться к собеседнику да и самому говорить на повышенных тонах. — Ей нужно что-то более приличное.
— Наверняка это найдется внизу, — мужчина хмыкнул. — В накладной было много разных пунктов, что-то мы ей обязательно подберем.
Неожиданно музыка смолкла, и суровый мужской голос раздельно и четко произнес:
— Просьба всем отправиться вниз. Поступил сигнал со спутника слежения, до начала солнечного урагана осталось десять минут, после этого вероятнее всего отключится электричество и придется спускаться по остановленным эскалаторам. Не создавайте панику, действуйте организованно, в первую очередь вниз должны сойти женщины, старики и дети. Не спешите, все эскалаторы настроены на спуск, времени должно хватить с запасом. Слушайте дежурных, они находятся у каждого эскалатора и ответят на все ваши вопросы, если они возникнут.
— Началось, — произнес задумчиво отец. — Пойдем, дочка, вниз, решение вопроса с твоей одеждой временно откладывается.
Мгновенно все эскалаторы оказались забиты, и дорога для бизнесменов оказалась закрыта. Тогда вперед выдвинулись до этого момента незаметные телохранители, они мгновенно оттеснили людей от среднего эскалатора и финансисты стали спускаться вниз, продолжая вести неторопливый разговор, словно ничего необычного вокруг не происходило. Правда, если присмотреться, было видно, что не так уж они были спокойны: глаза нервно блестели, носогубные складки углубились, морщин на лбу тоже добавилось.
Скоро вся платформа внизу оказалась заполнена встревоженными людьми. Телохранители дружно выдвинулись вперед, им навстречу шагнули люди в пятнистых комбинезонах, вооруженные автоматами, до этого незаметные среди толпы. Охрана потянулась к оружию, но отец их остановил:
— Сначала послушаем, что скажут.
— Командир службы безопасности станции, майор Кобзев, — представился один из людей в пятнистых комбинезонов. — Вашим людям придется сдать свое оружие. На время нахождения в метро оно будет иметься только у полиции и у нас. Это распоряжение касается всех, исключений не предусмотрено. Жить вам придется тоже вместе со всеми, любые льготы отменяются.
— Вы хоть знаете, с кем имеете дело? — лениво осведомился Гольдберг, он потянулся к коммуникатору, набрал номер, тихо о чем-то переговорил, потом протянул аппарат к майору, тот взял его в руки с некоторой брезгливостью и поднес к уху.
— Что?! Извините, господин генерал, у меня приказ в связи с переходом на мобилизационный режим, подчинение идет только по команде, проговорил он четко и громко. — Ваши приказы для нас недействительны до окончания солнечного шторма.
И тут что-то произошло. Ладе показалось, что весь город обрушился ей на плечи. Заскрежетали эскалаторы и остановились, люди, которые на них спускались, от резкого толчка покатились вниз, крича и воя от боли, а потом на платформу упала страшная тишина.
Это было жутким зрелищем девушка смотрела по сторонам и видела, как люди с искаженными от крика лицами беззвучно падали на каменную плитку. Через пару секунд замигали мертвенно бледным светом светильники, понемногу снижая накал.
По рельсам пронеслись яркие багровые всполохи, уносясь в темный туннель, синие искры побежали по оружию и всему металлическому, что имелось на людях, стоящих рядом с туннелем. Впервые Лада обрадовалась тому, что не носит на себе драгоценности из золота, платины и других благородных металлов. На ее глазах жены финансистов, хватались за обнаженные шеи, на которых висели массивные цепочки с православными крестиками, пытаясь сорвать их с покрывающейся на глазах волдырями кожи, и падали на каменный пол с искаженными болью лицами.
На платформе на ногах не остался никто, сама девушка также упала на пол, только падала она бесконечно долго, поэтому успела увидеть многое. Она заметила белые блестящие шары в глубине туннеля, летящие оттуда серебристые зигзаги молний, взрывающиеся на всем металлическом, что встречалось им на пути. Лада заметила, как волна неземного блестящего света, похожего на Северное сияние, заколыхалась над платформой, освещая подземное пространство вместо погасших светильников. Как с пола поднимались вверх былые и желтые коконы энергии, отделяясь от тел людей и растворяясь в ярком свечении. Как огромный свод стал прозрачным и она смогла увидеть металлические балки, арматуру, темные вкрапления камня, улицу, дома и машины над головой, в которых корчились, умирая люди от пронизывающих их тела электрических разрядов.
Сколько это продолжалось, Лада не знала, может быть час, может быть день, а может всего минуту, но когда все закончилось, она вновь стала слышать звуки, в основном хриплые стоны и плач несущиеся со всех сторон, а когда через бесконечно долгое время загорелся свет, то вдруг обнаружила, что лежит среди мертвых людей. Тишина сменилась шорохом и треском разрядов.
Женщины и дочери бизнесменов, которые носили на шее золотые украшения, лежали с мертвыми синими лицами, а кожа, с которой соприкасался металл, почернела, на ней остались лишь черные полосы и кругляши, а сами цепочки, кресты и украшения исчезли. Телохранители покоились рядом, все еще держа оплавленные куски пистолетов в руках. Спецназовцы валялись рядом, сжимая в обуглившихся руках черные обгоревшие автоматы. Финансисты, многие из которых имели кардиостимуляторы сердца, как ее отец, и другие имплантаты, позволяющие им комфортно жить, лежали мертвыми среди своей охраны.
Некоторые из них носили вживленные чипы, играющие роль электронных ключей для банковских сейфов, кто-то имел аналогичные устройства для связи с биржей, именно они и убили их. Лада смотрела с ужасом вокруг, не желая верить в то, что видит. Еще мгновение назад она находилась в окружении влиятельных людей, которые могли решить любые проблемы, и внезапно осталась одна. Это было настолько несправедливо, непонятно и невыразимо страшно, что она закричала, и ее голос присоединился к хору таких же рыдающих, воющих, плачущих голосов. Что происходило дальше, она плохо помнила. Кажется, ее куда-то повели. Из темноты появились молчаливые люди в красных фуражках и стали уносить мертвые тела в темноту туннеля. А потом врач в белом халате сделал ей укол, и она окончательно исчезла из этого мира.
* * *
Николай Светлов был успешен и богат, его жизнь формировалась так благополучно, как и должна складываться у сына финансового магната. Его отец имел столько денег, что говорить в семье о них было непринято и даже считалось неприличным. Было известно, что их очень много, но точное количество не мог назвать даже сам отец, поскольку они находились в обороте и постоянно приносили новые и новые прибыли. Николай учился в хорошей частнойшколе на родине, но закончил обучение в Англии, как все дети богатых родителей в России — так было принято еще во времена прошлых революций и сложившихся традиций, и олигархи старались этого не нарушать. Именно там, в туманном Альбионе он и встретил Ладу Гольдберг.
Девушка была симпатичной, имела хорошую фигуру, обладала приличным богатством, имела обширные связи, а что еще нужно для парня его круга? Николай на нее не то что запал, просто решил, что она станет его женой, о чем и заявил в первую же встречу. Лада не отказала, так как прекрасно знала, что люди ее круга женятся на своих же, так принято, а Николай подходил по всем статьям. Отец тоже не возражал против этого выбора, наоборот всячески приветствовал, потому что такой брак мог расширить горизонты его бизнеса. Отец Николая тоже был доволен, понимая, что лучшую пару трудно найти. Так и образовалась их небольшая, еще не сформировавшаяся до конца, но уже семья, по крайней мере так считали все окружающие, да и они сами.
При этом они редко встречались, у каждого из них были свои бой и герл френды, и это было нормально. Правда, на все официальные вечера, балы и встречи, на которых решалась судьба их финансовых империй, они появлялись вместе, подчеркивая свои семейные отношения. Так было проще обоим, и легко жить. Никто не сомневался, что они в ближайшее время поженятся, хоть об этом между собой ни Лада ни Николай еще не говорили. Все вокруг знали, что до этого знаменательного события осталось не так уж много.
Подчиняясь этим странным неведомым признакам, постепенно начали готовиться и они к свадьбе. Сначала вместе решили, где зарегистрируются, в какой церкви проведут венчание, и кого пригласят на торжество. Причем список гостей дополнили оба родителя, увеличив его вчетверо.
А потом началась эта странная история с концом света. Она была очень некстати, не вовремя, и мешала их планам. Совсем не хотелось устраивать свадьбу под землей на одной из станций метро, хоть в этом было некое своеобразие и шарм. Отцы обсудили это между собой по коммуникаторам и решили, что это неприемлемо, и потребовали ускорить бракосочетание и закончить все свадебные дела до объявления тревоги. К сожалению, никто точно не знал, когда начнется солнечный шторм, об этом было известно только рассерженному светилу, поэтому они просто делали все, чтобы венчание прошло как можно раньше.
Светлов поехал в Париж, чтобы заказать свадебные кольца. Конечно, в Израиле это вышло бы дешевле, но по настоящему шикарными считались кольца, сделанные и купленные в Париже во время шоу «ECLAT DE MODE». Кто и когда это придумал, было неизвестно, но традиция есть традиция, а ее нарушать никто не хотел, потому что считалось, это плохо как для будущей семьи так и для бизнеса. Лада не знала, зачем он поехал, это должно было стать сюрпризом для нее, как и само венчание в церкви, о которой его отец договорился с патриархом. Николай купил кольца и собрался обратно, когда начались первые проблемы.
Главные признаки надвигающейся беды проявились впервые, когда он приехал в аэропорт. Неожиданно оказалось, что все воздушное сообщение остановлено из-за ожидающегося солнечного урагана, и даже частные компании отказывались везти, какие бы деньги им не предлагали. Ни один самолет не поднимался в воздух, и возможно впервые за последнюю сотню лет небо было чистым и свободным от металлических человеческих птиц. Это было настолько непонятно и негаданно, что Светлов даже наорал на дежурную в аэропорте, отчего довелось объясняться с полицейскими и платить вполне приличный штраф. Но так или иначе возвращаться в Россию пришлось другим путем.
Николай взял такси и отправился на железнодорожный вокзал, поскольку ни один другой вариант его не устраивал: автомобилем было долго и некомфортно, а вертолетное сообщение также было остановлено. Народу на вокзале оказалось немного, он сел на жесткую скамью и стал ждать прихода поезда, и тут услышал в первый раз объявление о том, что на планету надвигается солнечный шторм. В сообщении говорилось о том, что всем гражданам рекомендуется немедленно отправляться в убежища, в которые у них выписаны пропуска. Когда Светлов обратился к дежурной по вокзалу, чтобы узнать, где находятся такие убежища, та его огорошила наглым ответом, что ни в одно убежище его не пустят, поскольку они выстроены на деньги французов, а значит, все приезжие должны отправляться к себе на родину и прятаться под землей там.
Посмотрев на огорошенного Николая, женщина тихо добавила, что каждая нация сама отвечает за свои грехи и не хочет отвечать за чужие.
Светлов поднялся к начальнику вокзала, от него он услышал примерно тоже самое, и в этот момент по-настоящему испугался, потому что понял, что остался совсем без защиты и с ним действительно может случиться нечто не очень приятное. Он сделал несколько звонков своим знакомым французским бизнесменам, но ни один из них не смог помочь ему, потому что все они уже находились в своих персональных убежищах далеко от Франции.
И тут позвонила Лада. Николай и сам не помнил, что ей наговорил. Ему было плохо, внутри него просыпался липкий страх, который он испытал впервые с рождения. Никогда до этого его жизнь не подвергалась опасности, любые возможные нападения или другие угрозы устраняла его охрана, но сейчас их с ними не было, так как в загранпоездки он телохранителей с собой никогда не брал.
Светлов посмотрел на себя в зеркале и взял в себя в руки. Ничего страшного произойти не может, решил он. И уж тем более так глупо. Он доедет до России на поезде и укроется в метро, куда у него имеется пропуск, только для спокойствия следует сделать пару звонков. Он позвонил отцу и сообщил эту пренеприятнейшую новость, на что тот сказал, чтобы он перестал волноваться, и через пятнадцать минут перезвонил. Когда Николай набрал его снова через четверть часа, тот сообщил, что на границе его будет ждать вертолет, который доставит в столицу прямо к метро. Поэтому беспокоиться не о чем, главное, добраться до родного рубежа.
Успокоившись, Николай сел в скоростной поезд, заказал себе ужин и бутылку хорошего коньяка, решив, что раз едет по железной дороге то постарается получить от этого путешествия максимум удовольствия.
Едва он пригубил первую рюмку и уставился в окно, чтобы понаслаждаться европейскими пейзажами, как поезд начал останавливаться. Причем происходило это странно, ровный гул его едва слышных моторов неожиданно стих и остался только звук ветра. По инерции состав еще прокатился несколько километров и встал на окраине какого-то небольшого городка, а в динамике послышался голос начальника поезда.
— Начинается солнечный шторм, — сказал он. — Диспетчер предупредил, что движение по магистрали в это время опасно из-за того, что стрелки могут сами собой переключаться. Нам придется переждать полчаса, но как только пройдет максимум солнечной вспышки, мы отправимся дальше. Обещаю, что нагоним потерянное время к концу маршрута. Сейчас вам разнесут напитки за счет компании, пейте вино Франции и наслаждайтесь его тонким вкусом.
Голос неожиданно прервал мощный электрический разряд. Николай прильнул к окну и увидел, как по стеклу пронесся зигзазогобразный электрический разряд, сначала один, затем другой, а дальше все стекло покрылось сверкающей разрядной сеткой. Это бы необычайно красиво и волнующе. А потом из вагона донесся протяжный женский крик, полный боли и страха, Николай недоуменно распахнул дверь купе и увидел несущийся по вагону огромный огненный шар, а еще через мгновение ощутил, как горят его волосы, как кожа слезает обгоревшей пленкой, обнажая кровавые запекшиеся мышцы.
Огненные шары проносились по вагонам, проскакивали через них, оплавляя стекла и разворачивая стены, и это было необычайно красиво. Весь поезд был покрыт с низу доверху этими шарами, и многочисленными электрическими разрядами. К сожалению, наблюдать их было некому, в поезде не осталось живых. Смерть была милосердна к людям, они умирали быстро и практически без мучений, в отличие от тех, кого она застала на тротуарах улиц. Там прохожие умирали, сдирая с себя горящую кожу.
Вслед за первой вспышкой последовала вторая, еще более мощная, потом третья, четвертая, пятая. За несколько часов погибло девять миллиардов — почти все население земли, так апокалипсис пришел на планету.
* * *
Лада проснулась в странном непонятном сумрачном месте, в котором она была явно не одна: где-то рядом в темно-зеленом сумраке кто-то стонал и плакал, другой кашлял и хрипел. Это было настолько странно и непонятно, а главное нестерпимо, что она подумала, что попала в ад. Старясь, не привлекать к себе внимания, она сползла на пол из темного теплого пластика и поползла вперед к светлому прямоугольнику. Хорошо, что ползти пришлось недолго, потому что на большее расстояние у нее не хватило бы сил. Девушка толкнула плотный лоскут, он поддался, и она выползла наружу.
Гольдберг и сама не знала, что увидит: то ли адский огонь и стоящую на нем сковородку, чертей подносящих к нему души грешников, или дымящуюся алую лаву лениво ползущую в жуткую темноту, а может и величественный черный дворец из обсидиана, который сторожат огромные демоны. Но увидела платформу метро, заполненную темно-зелеными армейскими палатками. Где-то высоко под куполом горели бледным светом светильники, освещая странное место, в которое превратилась платформа. Палатки были выставлены по одной линии в два ряда, посередине оставлен двухметровый проход, а в середине находилась небольшая площадка, откуда слышались странные металлические звуки, и тянуло приятным запахом приготовленной еды. Эскалаторы стояли, вход к ним был перекрыт пластиковыми барьерами, на которых висела предупредительная надпись. Что было написано, девушка не смогла рассмотреть, да ей не очень то и хотелось.
Ладе было плохо, у нее кружилась голова и очень хотелось пить, поэтому она, ухватившись за пластиковую стойку встала на ноги и побрела на металлический звук, справедливо полагая, что его издает человек. Когда до площадки осталось метров десять, она увидела высокого толстого человека в огромном белом фартуке, яростно орудовавшего длинной поварешкой в огромном котле стоявшем на большой газовой плите, установленную прямо на серую гранитную плитку. Увидев ее, он задвигался еще быстрее.
— Вот и первая проснувшаяся, — прокомментировал он ее появление. — Хотите есть, барышня? Сегодня плов.
— Есть не хочу, — помотала Лада головой. — Дайте что-нибудь попить, а еще лучше выпить.
— Выпить дать не могу, — улыбнулся повар. — По метро объявлен сухой закон, а попить пожалуйста.
Он вытащил откуда кружку из нержавеющей стали, и налил в нее что-то темное, дымящееся из огромного алюминиевого чайника.
— Чай. Пейте на здоровье.
Девушка сделал несколько глотков мутного сладкого напитка мало похожего на тот чай, что она обычно пила, и ее голова понемногу прояснилась, она вспомнила, как упал отец, как задымились руки спецназовцев сжимающие сверкающие искрами автоматами, как хватались женщины за горло, пытаясь сорвать с шеи раскалившиеся золотые цепочки с изумрудными и бриллиантовыми крестами и спросила:
— А здесь есть какое-нибудь начальство?
— А зачем тебе, красавица? — засмеялся повар. — Я тебя и без них накормлю.
— Мне узнать кое-что нужно…
— Ну если узнать, то пройди по перрону до края, там увидишь серая пластиковую дверь, — кивнул повар. — Начальство там, только вряд ли оно тебе скажет что-нибудь хорошее. Мир погиб: плохое место, плохое время, никто ничего не знает. Люди потеряли своих близких, а что может быть хуже?
— Спасибо за вкусный чай.
Лада поставила кружку на плиту и поковыляла к краю перрона, там действительно нашлась серая пластиковая дверь, которая оказалась открыта. Она толкнула ее, вошла и увидела длинный коридор с множеством дверей. Лада толкнула первую из них, за которой слышались голоса, и оказалась в просторной комнате, где не меньше десятка крепких мужчин в красных фуражках о чем-то яростно спорили. От них пахло потом, вагонной смазкой и еще каким-то трудноуловимым запахом, который присутствует только в метро.
Услышав звук открывающейся двери, мужчины замолкли и уставились на нее. Находиться под этими сердитыми взглядами даже для Лады привыкшей всегда находиться в центре внимания оказалось немного стеснительно.
— Мне нужен какой-нибудь начальник, — сказала девушка. — Хочу его кое-что спросить.
Люди расступились, и Лада увидела высокого человека, сидящего за столом, который мрачно проговорил:
— Зачем тебе начальник? И какого ранга? Я бригадир обходчиков, тоже начальник хоть и маленький.
— Можно узнать, где находится мой отец? — проговорила Лада. — Мы с ним вместе спустились по эскалатору, а дальше я ничего не помню. Его фамилия Гольдберг, он крупный финансист.
— Мы вряд ли сможем ответить вам, милая барышня, — ответил бригадир, помрачнев. — Как только начался этот чертовый солнечный ураган, то сразу погибло больше трехсот человек, у меня в смене умерли четверо, а это были крепкие сильные парни, которые на здоровье никогда не жаловались. Много скончалось пожилых людей. Если ты пройдешь по палаткам, то увидишь, что в них нет ни одного старика. Да и сейчас каждый час кто-нибудь умирает, и медики ничем не могут помочь. Если так дальше пойдет, то вообще никого не останется. Сколько твоему отцу было лет?
— Пятьдесят два, — ответила девушка. — Но он никогда не жаловался на здоровье…
— На станции ты не найдешь ни одного человека старше пятидесяти, — покачал головой бригадир. — Мне жаль, но все, кто старше, умерли, так что и твой отец вероятнее всего тоже погиб.
— Если мой отец умер, то я хочу увидеть его тело, — твердо сказала девушка. — Пока не увижу его мертвым, не поверю. И у меня есть на это право, вы согласны?
— Не стоит тебе на это смотреть, девушка, — покачал головой бригадир. — Холодильных установок у нас нет, поэтому запах, где лежат мертвые, стоит ужасный, вентиляция у нас приточная, поэтому не справляется. К сожалению, никто из нашего начальства не подумал о том, что будет столько мертвых, иначе бы поставили деструктор, и тогда не было бы столько проблем.
— Я хочу увидеть его тело, — сказала решительно Лада. — А вдруг он жив?
— Я же говорил, что не стоит уносить тела без идентификации, — проговорил хмуро высокий мужчина, стоящий у стола. — Скоро люди проснутся и станут требовать показать им тела близких, и что мы им ответим?
— Если бы мы их не убрали, то сейчас на платформе творился бы форменный ад, — вздохнул бригадир. — От запаха разложения люди пострадали бы гораздо больше. Мертвые не лучшие соседи живым, начались бы болезни, мор…
— Так что вы решите со мной? — спросила Лада. — Вы мне покажете тело отца?
— Гриша, отведи девушку к мертвым, — скомандовал бригадир крепкому здоровому мужчине, который стоял у стола. — И возьми с собой фотоаппарат, сфотографируй всех умерших, пригодится людям показывать. Ясно?
— Ладно, — пожал плечами здоровяк. — Нет проблем, сведу и покажу, а вот фотографировать лучше Сергею прикажите, у него с техникой лучше получается.
— А вообще это хороший вариант, — бригадир спокойно посмотрел на Ладу. — Девушка, вы подождите немного, через часик вам принесут фотографии, и вы сможете спокойно поискать среди них своего отца. Поверьте, мы сами в туннели без противогазов не ходим. Зачем вам смотреть на покойников и вдыхать этот ужасный запах?
— Я хочу увидеть тело моего отца, — твердо сказала Лада. — Это мое право.
— Ну что ж, право так право, — бригадир тяжело вздохнул. — Это вообще не наше дело, наша задача — пути чинить, а не истеричных барышень успокаивать, с пассажирами вообще другая служба должна работать. Гриша, своди ее. Сергей, пойдешь с ними, сделаешь фото всех мертвых. Коммуникатор мой возьми, у него зарядка больше, и качество снимков лучше.
— Пойдемте, — один из рабочих снял со стены пластиковый плащ с капюшоном. — Одевайте, там грязно, а вы такая чистенькая…
— Чистенькая? — Лада с сомнением посмотрела на свое платье, от которого ощутимо несло потом и рвотой, да и пятен на нем хватало, несмотря на то, что ткань была самоочищающаяся. — Какая я чистенькая? Мне переодеться надо и душ принять.
— Сначала сходите, куда хотели, — сказал бригадир. — А потом мы покажем вам душ и склад одежды.
Лада натянула на себя ярко-желтый пластиковый плащ и зашагала за рабочими. Они спустились с платформы, и пошли в темноту, ступая по блестящим рельсам. Гриша зажег мощный фонарь и темнота стала еще более густой и пугающей, по стенам туннеля начали метаться тени, огромные и косматые. Чувствовала себя девушка еще не очень хорошо: в голову словно вбили болезненный ржавый гвоздь, и он не давал смотреть на мир ясными глазами. Временами ей казалось, что окружающее она видит через багровую дымку — вероятнее всего от напряжения в глазах лопнуло несколько капилляров…
Гриша, пройдя метров двести, свернул в боковой туннель, и тут Лада почувствовала неприятный запах разложения, спутать который было ни с чем нельзя — пахло настолько сладко и мерзко, что даже в желудке начались спазмы.
А потом показались тела, их было много. Лада всегда считала себя девушкой сильной и невпечатлительной, но то ли на нее повлияла слабость, то ли просто выглядело все очень мерзко, но уже при виде первых трупов ее стошнило. Тем более были они женскими, и выглядели так отвратительно, что она чуть не захлебнулась рвотой и просто не смогла двигаться дальше. Сергей укоризненно покачал головой:
— Говорили же вам, девушка. Неприятное это зрелище, мы сюда ходить не любим. Хорошо хоть дождевик надела, одежду не испортила. Пойдете обратно? Гриша проводит…
— Да, обратно, — прошептала Лада. — Только у меня нет сил.
— Я вам помогу, — Гриша обнял девушка за талию и повел ее обратно. — Потихоньку, дойдем.
Ей было все равно, мертв отец или нет, потому что она вдруг почувствовала, что и сама находится рядом со смертью. Никогда до этого она не задумывалась над тем, что есть жизнь, для чего она дается и чем заканчивается. Не требовалось ей такое знание, она была вечна или почти бессмертна, жизнь казалось прекрасной, а смерть находилась так далеко, что о ней думать совершенно не хотелось. А тут за короткое время она столкнулась с таким количеством мертвых, что не думать об этом уже больше не могла.
Как такое могло случиться? Почему все умерли? Они же находились в убежище, их уверяли, что под землей с ними ничего не случится. Если бы знали заранее, то отец наверняка бы придумал что-нибудь, чтобы выжить. Получается, их обманули? Вот только что люди стояли, разговаривали, пикировались о чем-то, строили из себя могущественных богов и может быть даже были ими, и вдруг какая-то вспышка на солнце, и все мертвы, и не просто мертвы, а окончательно мертвы, и не носятся вокруг них медики с чудодейственными заграничными лекарствами, не спасают их, отдавая свою кровь.
Были и умерли, а равнодушные путевые обходчики оттащили их в темный туннель и побросали вдоль пути как рельсы или шпалы, словно это были не люди. И ее, если она умрет, также отнесут и бросят, и никто о ней никогда не вспомнит, словно и не было ее, как будто и не жила двадцать с небольшим лет, не любила, и не наслаждалась каждым мгновением. Была и нет. И разница между этими двумя словами всего одно дыхание.
Это было настолько страшно, непонятно и несправедливо, что уже одни эти мысли лишали ее сил. Но как это возможно, что умер человек и никто не расследует обстоятельства смерти, никто не пытается понять, что его убило? Где полицейские? Только тут Лада вспомнила, что тела полицейских лежали после мертвых женщин, валяющихся так некрасиво, бесстыдно, словно после своей смерти они утратили все свои представления о приличии. И телохранители — те, что оберегали ее с первых дней ее жизни, провожали и встречали из школы, тоже лежали среди полицейских, а без них она вообще не могла представить свою жизнь, так как эти крепкие ребята могли решить любую проблему. Кто это будет делать теперь?
Мысль о том, что полицейские и телохранители погибли, оказалась той последней каплей, после которой ее снова вывернуло наизнанку, и она не смогла дальше идти. Хорошо, что до людей было недалеко. Гриша сбегал до платформы, обратно вернулся уже с носилками и двумя крепкими обходчиками, они отнесли Ладу обратно в палатку, куда чуть позже пришла женщина-медик и поставила укол успокоительного, после чего девушка провалилась в темную пропасть, на дне которой плескалось море страха, безысходности и отчаяния…
* * *
Президент встал, осмотрел огромный длинный стол, за которым сидело не меньше сотни человек одетых в вечерние костюмы. Мужчины были в элегантных смокингах, женщины в длинных вечерних платьях, меняющие цвета, и поднял бокал наполненный искрящимся в свете огромных хрустальных люстр шампанским.
— Хочу поздравить вас с тем, что мы успели закончить все намеченные мероприятия в срок, — произнес он торжественно. — В отличие от нас, американцы сумели эвакуировать не больше половины своих кандидатов, англичане чуть больше шестидесяти процентов, о французах и итальянцах я не говорю, они никогда не отличались дисциплинированностью и организованностью — чуть больше тридцати процентов. Конечно, в этих странах есть свои метро и подземные убежища, и они сейчас набиты под завязку, но все-таки большую часть своих людей они хотели спасти в Афганистане и Сербии, не зря они их так старательно завоевывали еще в прошлом веке. И точно никто не догадался до игровых кресел. Это наше ноу хау, которым мы удивили весь мир. Дешево и сердито. Наши потомки будут гордиться нами. А теперь выпьем за новый мир, который появится после этого катаклизма, и проводим старый, который сейчас погибает в корчах и муках.
Президент махнул рукой, свет в зале стал гаснуть, огромный занавес начал раздвигаться, за ним показался огромный черный экран, на котором вспыхнула серебристо-багряная заря.
— Вы видите северное сияние над Европой, — прокомментировал чей-то хорошо поставленный голос. — Перед вами Биг-Бен. Темза.
Камера спустилась, пронеслась над огромным мостом со старинными часами и поплыла над тихой, замершей рекой, по которой неспешно текла огненная вода, переливаясь множеством ярких красок, в основном красных, оранжевых, багровых и пурпурных оттенков. Потом показалась набережная, на ней среди брошенных автомобилей лежали повсюду тела: мужские, женские, детские…
Камера пронеслась над ними, и взмыла в пылающее небо, а вынырнула уже над золотым мостом в Сан-Франциско. Мост был по-прежнему хорош, смотрелся изумительно хоть и давно не эксплуатировался, а над ним висела багрово-коричневая бахрома, переливающаяся всполохами.
Голос за кадром продолжил:
— Америка, Европа, Африка, Индокитай и Австралия никогда не видели Северное сияние, сейчас у них появилась уникальная возможность узреть то, что мы обычно наблюдаем в северных районах. Жаль, вряд ли кто-то сможет это увидеть, большинство населения в этих странах и на континентах погибло…
Камера клюнула вниз, пронеслась над каким-то огромным мегаполисом, улицы которого как и в Лондоне были завалены телами, и ушла вверх, показывая огненные всполохи над Атлантическим океаном. Это было поистине величественное, изумительное зрелище.
— Кадры сняты нашими беспилотниками, уникальной разработкой отечественных ученых, аналогов, которым нет в мире, только эти маленькие керамические птицы сейчас летают в атмосфере, презирая огненный солнечный ураган. Именно они направляют нам по особой связи эти уникальные кадры, и только мы можем видеть их. Не сомневаемся, это зрелище вдохновит многих музыкантов, поэтов, писателей и светохудожников здесь присутствующих на новые величественные и грандиозные произведения.
Снова загорелся свет. Президент поднял бокал и выпил. Но люди продолжали стоять и смотреть на черный экран, словно ожидая увидеть еще что-то кроме черного экрана. У многих на глазах блестели слезы. Прошло чуть больше минуты, по залу пронесся тихий вздох, люди выпили и сели, и тут же зазвучал чей-то веселый смех, его поддержал хохот с другой стороны: спасшимся не было дела до мертвого мира, их интересовали только они сами.
— А теперь, — с места встал главный распорядитель, дав возможность людям выпить и закусить. — Вы увидите, как отозвалась на кадры умирающего мира наша известная светохудожница Анюта Петрова!
Девушка поднялась с места и двинулась к огромному экрану, свет в зале стал гаснуть, повинуясь движению ее руки, в которой была зажата серебристая палочка. Перед людьми снова замелькали улицы Лондона, но теперь к каждой голограмме прилагалась своя музыка, и это показалось всем настоящим волшебством. Слезы появились теперь у всех, и это были слезы настоящего горя. Анюте каким-то невероятным образом удалось пробить почти несокрушимую броню себялюбия и эгоизма, и в какой-то момент люди в зале ощутили себя единым целым с мертвыми, лежащими на улицах, с агонизирующей землей и умирающим небом.
Голограммы в отличие от экрана давали объем, цвет и полное ощущение того, что все это совсем рядом. Да и сами ракурсы были подобраны так, что люди шарахались от взрывающихся машин и летящих на них кусков мертвых тел. И ветер, который взялся ниоткуда, неся в себе запах гари и пепла, добавлял реальности происходящему. И это было так жутко, что когда Лада, наконец, опустила руки и вернулась на свое место, по залу понеслись медицинские роботы, разнося успокаивающее и нитроглицерин, а в след за ними прошли и врачи, забирая самых взволнованных.
После ее выступления все выпили еще раз за уходящий мир, на этот раз с гораздо большим энтузиазмом, а потом начался бал, посвященный апокалипсису, ради которого в общем-то все и собрались. Конец его, впрочем, оказался непредсказуем, уже после первого танца мужчины стали срывать с женщин вечерние платья от знаменитых дизайнеров и овладевать ими прямо на паркетном полу. Впрочем, и женщины от них не отставали, бальный зал превратился в свалку обнаженных, пыхтящих, потных тел.
Смерть в любом виде возбуждает, а смерть целого мира возбуждает в десятки раз больше. Древний инстинкт размножения всегда просыпается в людях после того, как они оказывались так близки к гибели, и пусть это было только иллюзией, но эффект был тем же — человек пытался оставить свое потомство на земле, чтобы род не погиб.
Никто не ожидал такого повального греха после просмотра столь мрачной светокартины, даже сама Аня. Она просто показала смерть, а все остальное сделала ритмичная музыка и основной инстинкт.
После бала Анюта получила личный выговор от президента за этот показ. Патриарх пообещал отлучить ее от церкви за такое прилюдное непотребство, но потом то ли забыл о своем обещании, то ли просто передумал, выслушав своих советников. Аня пыталась оправдаться, говоря о том, что после близости смерти, людям требуется человеческая близость, что она не применяла запрещенные психотехнологии, и была абсолютно искренна. Но ее не слушали, ей грозили пальчиком, ругали в каждом отсеке бункера, но копии светокартины передавали из рук в руки. Уже через неделю они показывались на каждой вечеринке, в каждом бункере Москвы и за ее пределами.
Не прошло и десяти дней, как Анюта стала секс символом кремлевского бункера, и от нее теперь требовали все новых и новых произведений вызывающих желание. Какое-то время она отказывалась, но когда ее об этом попросил сам лично премьер-министр, заявив, что уладит все проблемы с церковью и с президентом, она согласилась. На ее вопрос — зачем это нужно? Премьер ответил, что людям следует отвлечься, иначе они сойдут с ума от своих мыслей. Аня, обдумав все сказанное, согласилась с тем, что секс как самое древнее чувство может спасти людей от страха и паники. И он безобиден по сравнению с отчаянием и внутренней болью. Что картины, вызывающие желание, писали художники во все времена и без них жизнь пуста.
После этого Аня начала создавать странные шедевры, в каждом из которых умирало человечество. Она использовала кадры снятые с русских беспилотников, на которых были показаны широкие проспекты столиц мира, заваленные мертвыми телами и смятыми, столкнувшимися автомобилями. Деревенские луга с мертвыми стадами овец и коров. Моря и реки покрытые толстым слоем мертвой вздувшейся рыбы. Тропические леса и саванны с засохшей растительностью. И каждая картина начиналась с фигуры крепкого симпатичного парня, с грустной улыбкой смотрящего в окно, за которым умирал мир. Звали его… впрочем, никто кроме нее не знал, как того звали и имелось ли у него вообще имя, возможно, это был обобщенный образ человечества, но именно эта фигура и поражала больше всего. И всегда в ее картинах присутствовала ритмичная музыка, которая чаще всего и пробуждала в людях нестерпимое сексуальное желание.
Ее произведения становились все более популярными, потому что они заставляли мужчин и женщин любить друг друга, а чем еще заниматься под землей в скученном пространстве бункера, когда все друг друга знают, и новых лиц нет и не будет? Еда надоедает, выпивка тоже, а вот чужие мужчины и чужие женщины не приедаются никогда…
Мгновенно ее произведения стали растекаться по подземным убежищам губернаторов и их приближенных. Им тоже хотелось приобщиться к высокому искусству, и подземная популярность светохудожницы Анюты Петровой стала настолько огромной, что достаточно было в разговоре упомянуть ее имя, чтобы мужчины и женщины начинали смотреть друг на друга оценивающими откровенными раздевающими взглядами. Оно стало своего рода паролем, который открывал вход в мир желания и любви.
Нельзя сказать, что и другие светохудожники не пытались создавать что-то подобное, наоборот, все хотели такого бешеного успеха и спешно писали картины смерти мира, но почему-то ни у кого не получалось подобного эффекта. После просмотра их картин люди либо впадали в отчаяние и тоску, либо в дикую ярость, и вместо любви начинали драться и убивать друг друга. Может быть дело было в неуловимых пропорциях, возможно, в музыке, которую Аня писала сама, а может в ее внутренних ощущениях, или в чем-то другом? Этого никто не знал. Но тем и отличается искусство от ремесла, что его невозможно повторить, потому что оно настоено на личности человека, на его чувствах и ощущениях.
В конце концов, после нескольких крупных драк, в которых погибли весьма уважаемые люди, президент чтобы сохранить нацию, запретил использовать кадры мертвых городов всем светохудожникам кроме Анюты Петровой.
* * *
Лада проснулась от того, что ее потрясли за плечо.
— Барышня, проснитесь, я вам фото принес, — Гриша наклонился над ней. — Посмотрите, может увидите своего отца. Если нет среди мертвых, то мы его обязательно найдем среди живых.
Гольдберг облизнула сухие губы и подумала о том, что выглядит она сама, как покойник. Губы не красила, глаза тоже, опухла вся. Голова, как колокол, и что-то в ней звенит от каждого движения. Но чувствовала она себя лучше, чем раньше. Ощущение, что она давно умерла, прошло, и даже захотелось жить. Постепенно прошел и шок от смерти отца. В конце концов, все умирают. Видимо его время пришло, как и время других людей, а она живет, потому что ей еще рано.
Теперь она стала полноправной наследницей отцовских капиталов, а их на ее жизнь хватит, сможет позволить себе все, что захочет, и даже больше. Уедет из этой проклятой богом страны куда-нибудь в тропики, купит себе остров и станет наслаждаться жизнью. Только надо пережить этот чертов конец света. Лада даже не задумалась над тем, что весь мир умер, для нее в ее мыслях, все произошло только в России, а за ее пределами все осталось по-прежнему.
Девушка посмотрел на экран коммуникатора, который сунул ей обходчик и стала листать кадры. Вот телохранитель, его, кажется, звали Саша, вот второй, это Андрей, симпатичный был и заботливый, а вот отцовский коллега по бизнесу Сергей Петрович, его жена… а вот помощник отца Игорь. Она листала кадры, на мгновение всматривалось в лицо и проходила дальше, Лада не хотела чувствовать и понимать происходящее, понимая, что это загонит ее в пропасть отчаяния. Это просто изображение мертвых. Она видела такие раньше, ничего страшного.
А вот и отец, нос заострился, губы посинели. Не отец, его посмертное фото. Папочка ушел из этого мира, оставил ее одну, бросил. Только думать об этом сейчас не стоит, а то разревется.
— Вот этот человек мой отец, — проговорила Лада, протягивая коммуникатор Грише. — Фамилия — Гольдберг.
— Сейчас, — обходчик пролистал списки, обнаружил фамилию отца и поставил рядом с ней какой-то значок. — Хорошо, спасибо, значит, среди живых можно его не искать. Жить вы будете в этой палатке. Раньше мы думали, что нам свободных мест не хватит, а теперь очень даже свободно стало, да и еды достаточно, можно не подгонять поезд с запасных путей. Я пошел, будут вопросы, знаешь, где меня найти.
— Да, знаю, — Лада села. — Только ты обещал сказать, где находится душ.
— Душа два, — улыбнулся Гриша. — Один общий — в конце платформы, там стоит оранжевая палатка, в ней душ и туалет, а есть стационарный, где мы разместились. Если хочешь, приходи к нам, я думаю, наши ребята возражать не станут.
— Обязательно приду, — покивала девушка. — Спасибо тебе за все, ты, Гриша, хороший человек.
— Да мы все хорошие в метро, работа у нас такая, помогать людям, — ответил обходчик. — Ты приходи, а то скучно здесь, развлечений никаких, а на поверхность не поднимешься, там все еще солнце бушует.
Он ушел, а Лада обвела взглядом палатку. Кроме нее в ней еще лежали две девчонки лет по семнадцать с зареванными лицами и две женщины чуть старше ее, каждой лет по двадцать пять, эти выглядели просто мрачными. Несмотря на то что все находились вместе в одной палатке, как-то ощущалось, что каждая из них сама по себе, и никто из них не знает, как существовать дальше.
Лада наткнулась на суровый и вызывающий взгляд женщины лежащей в углу и подумала, что вряд ли стоит начинать в этом месте со ссоры. Это всегда успеется, сейчас главное выживание. Сурового, мрачного изучающего взгляда Лада не испугалась, она умела постоять за себя. Пришлось научиться, когда папа засунул ее в прилегированную школу, в которой никто никого не любил, а дружбу заводили только по интересам, и каждый норовил выдвинуться за счет другого. Хорошо, что в свое время, когда она была еще маленькой девчонкой, отец поводил ее по мастерам рукопашного боя. Вряд ли они могли передать ребенку свое мастерство, но понимание того, что выигрывает бой только тот, у кого крепче воля, и кто уверен в своей победе, они дали. И еще научили терпеть боль, потому что страшна не боль, страшно унижение. Вероятнее всего это и сформировало ее, как личность.
Мать умерла, а отец больше не женился, хоть разные барышни частенько появлялись в их доме. Но всегда, во все времена он отдавал приоритет ей. И если она говорила, что эта женщина ей не нравилась, та тут же исчезала с горизонта. Отец был заботливым и нежным, поэтому Лада знала, что получит в этой жизни все, что захочет, главное, чтобы хватило силы воли и терпения. Так оно и получалось, она стала после окончания университета владелицей быстрорастущей фирмы, которую купила из своих карманных денег, и руководила ею без отца, советуясь только со своим компаньоном. А чтобы расти в бизнесе, приходилось встречаться с разными людьми, договариваться, находить общие интересы.
Иногда доводилось и драться, так что суровые взгляды девушек на нее большого впечатления не произвели, да и если честно, то противно ей было и тоскливо. Плохо жить без отца, телохранителей. И дело даже не в том, что они ей так сильно нужны, в обычной жизни она легко обходилась без них, просто исчезло осознание, что они рядом, а ощущение, что больше ей никто не поможет, было неприятным, пугающим и каким-то обидным. Разве она заслужила такое? Неужели она что-то сделала неправильно? Почему? За что ей этот кошмар? Да и чего хотят эти дуры? Явно же не добра для нее.
Она тяжело вздохнула, заставила себя подняться, потом обратилась к одной из женщин:
— Какую-нибудь одежду тут можно найти?
— Ты, я смотрю, со станционными путаешься? — фыркнула та, всем своим видом выказывая глубочайшее презрение. — Вот у них и спрашивай. Думаешь, водя знакомство с работягами, что-то выгадаешь? Так ты ошибаешься, мы здесь все в одной клетке заперты, скоро друг друга грызть начнем. Смотри, не на той стороне окажешься, проблемы получишь.
— Что? — захлопала недоуменно ресницами Лада. — Это ты сейчас о чем говоришь? Какая грызня? Кто кого станет грызть?
— Еды не хватит, и мы начнем друг друга жрать, — пояснила девушка, причем две девочки сразу испуганно прижались друг к другу, и на глазах у них показались слезы. — Об этом давно уже люди шепчутся. Станционные еду припрятывают на черный день, поэтому их убивать будут первыми, и тебя с ними заодно. Понятно тебе, шлюха метровская?
— А то, — Лада подошла ближе, схватила девушку за волосы, ударила в живот, а потом об колено, второй, которая вскочила с места и бросилась на защиту своей подруги, пнула в грудь, и та, хрюкнув, рухнула на походную кровать. Первой девице Гольбдерг добавила локтем по ребрам, когда, та взвыла от боли, бросила ее ударом ноги на пол. Подождав, пока та успокоится, прошипела. — А если попробуете еще что-нибудь обо мне подумать плохое или не дай бог сказать вслух, то придушу ночью обеих, а станционные помогут вас к мертвым оттащить, чтобы никто не искал. Ясно?!
— Все, все, — девушка понемногу пришла в себя и потрогала разбитый нос. — Я поняла. Не лезь ко мне! Не трогай!!!
— Кто к кому лез? — прошипела угрожающе Лада. — Ты что не поняла, что жить тебе осталось пару часов? Сейчас к ребятам схожу, расскажу, что вы тут задумали, и вам обоим конец. Дошло, стерва?
— Не убивай! — завыла девушка. — Прости, не знала, кто ты. Нам сказали, что ты шлюшка.
— Еще раз так назовешь, и больше твой противный голосок вообще никто не услышит, — мрачно пообещала Лада. — Я пошла в душ, приду, чтобы ни тебя ни твоей подруги здесь не было. Вы в этой палатке больше не живете. Ясно?
— Да, да, — девицы забились в угол. — Мы уйдем.
Она вышла, сама себе удивляясь. Чего так взъелась на этих дур? Понятно же, что ума у них нет, что ничего не соображают. Привыкли интриги плести, но они хороши на поверхности, когда их кто-то прикрывает, а здесь внизу, этого делать не стоит, потому что каждый человек на виду.
Но о том, что она сделала, Лада не жалела. Давно ее шлюшкой не называли. А если такое снести, только хуже будет, за спиной начнут шушукаться, договариваться, а потом стаей набросятся. Этого точно допускать нельзя. То что она с путевыми обходчиками разговаривала, еще не факт, что она с ними спит. Правда, говорить сейчас о чем-то конкретно глупо. Мир рушится, и что будет после того, как он рухнет окончательно, никто не знает. Вот отец бы сумел правильно сориентироваться, только нет его, совсем нет. Лада закусила губу, чтобы не завыть от горя.
На платформе она подошла к кухне, повар был тот же. Увидев ее, радостно закивал и, даже не спрашивая, наложил ей большую чашку из нержавейки рисовой каши с мясом. Гольдберг недоуменно посмотрела на чашку, она такую в первый раз увидела — на саксонский старинный фарфор, из которого она привыкла есть, посуда точно не походила, да и ложка не казалась фамильным серебром. Впрочем и сама еда показалась ей немного странной.
Лада села за складной стол и начала есть. К ее удивлению плов ей понравился, он был вкусным, сытным и отдавал какой-то травкой. Гольдберг съела полную чашку и даже не заметила, потому что внимательно наблюдала за тем, что происходит на платформе. Из шестнадцати палаток никто не выходил и никто не входил, шум голосов слышался, а людей не видно.
— Извините, — Лада подошла к повару. — Я, похоже, все самое важное проспала. Скажите, сколько осталось на станции людей?
— Немного, — повар покачал головой. — Должно было прятаться больше тысячи, думали, кухня будет работать круглосуточно, чтобы всех накормить, а осталось только двести пятьдесят шесть человек, это не считая станционного персонала, с ним набирается триста двадцать два.
— Дети есть?
— Грудники погибли после первого удара, — повар вздохнул. — А за ними старики и дети до пятнадцати. Вообще нет ни стара ни млада, выжили только люди зрелого возраста. Я слышал о твоем горе, Гриша рассказывал. Такая беда у всех случилась, и, как я понял, на других станциях та же история. Остались мы без стариков и детей. Плохо это.
— Ни детей ни стариков? — Лада недоуменно посмотрела на повара. — Была тысяча, а осталось только триста? Это же сколько всего москвичей погибло?
— Говорят, что больше десяти миллионов, — покачал головой повар. — И боюсь, это еще не конец. По телефону передали, идут новые вспышки сильнее прежних. Да еще этот гамма всплеск покрошил весь озоновый слой, всю нашу защиту. Чем закончится, не знаю, но уже сейчас ясно, трудно будет потом жить, как после войны все восстанавливать придется.
— Ясно, — Гольдберг посмотрела на свое короткое и вызывающее в этой обстановке платье. Возможно, из-за него ее назвали шлюшкой эти две дуры. — Мне бы переодеться во что-нибудь более практичное, у меня есть деньги, может быть тут магазинчик какой имеется?
— Кому сейчас нужны твои деньги? — повар грустно усмехнулся. — Одежда лежит на складе, а он находится в вагоне на запасных путях, и кладовщик там есть, точнее кладовщица, но она ничего тебе не выдаст без распоряжения начальства, так что иди к начальнику станции.
Глава шестая
— Спасибо, — Лада благодарно погладила большого человека по руке, на что тот ответил широкой улыбкой, и пошла к обходчикам, дорогу туда она уже знала. Сначала нашла Гришу, а тот провел ее к начальнику станции, который находился в большом кабинете недалеко от обходчиков. Это был сорокалетний грузный рано постаревший мужчина, он проверил ее по спискам, нашел, поставил понятный только ему знак и написал записку, в которой рекомендовал одеть просителя по высшему разряду.
Потом она отправилась с Гришей к составу на запасных путях. Кладовщицей оказалась толстая тридцатилетняя женщина с некрасивым лицом, которая, прочитав записку, сразу отправила обходчика обратно к своей банде, объявив, что девушки так быстро не одеваются, как хочется мужчинам. После этого кладовщица отправилась в глубину вагона и вернулась со свертком, в котором оказался мешковатый комбинезон, линялые серые трусики, дешевый синий лифчик и небольшие черные туфельки на низком каблучке. Другого на складе не имелось. Возможно, так представляли себе одежду на станции поставщики, или, что вероятнее всего, кто-то на этой поставке сделал очень хорошие деньги. Наверняка один их финансистов друзей его отца, который сделал на этом деньги и умер, а вот продукт его сделки достался Ладе.
Женщина посмотрела, как одежда сидит на девушке, вздохнула, достала иголку с ниткой, швейную машинку с полки и за полчаса превратила ее наряд во вполне сносную одежду. Лада, раскрыв рот, смотрела, как она это делает, по ее преставлению все, что носили люди, в мире шили роботы, никто другой этого делать просто не может. Оказалось, что может, да еще как. А когда кладовщица пришила карманы из другой ткани, то комбинезон стал походить на модную, дорогую одежду от кутюр.
Женщина выдала ей жесткое полотенце и розовое мыло, и девушка решила, что жизнь понемногу налаживается.
Гольдберг вышла из вагона и побрела по путям, не зная, что делать, и неожиданно для себя обрадовалась, увидев Гришу, который сидел на краю платформы и ждал ее.
— Привет, незнакомка, — сказал он. — А тебе идет эта одежда, ты в ней какая-то простая и естественная.
— Да уж, — Лада грустно улыбнулась. — Никогда раньше такого не носила. В душ проводишь? Очень хочется помыться, точнее отмыться от всего, что произошло…
— Конечно, — улыбнулся обходчик. — Для того и сижу. Поужинаем вместе?
— Да, — кивнула девушка. — Все равно на этой станции делать нечего, только есть да спать, ну еще и плакать о том, что ушло и больше никогда не вернется.
— Это точно, — обходчик задумчиво покивал, потом хлопнул широкой мозолистой ладонью по плитке. — А мне нравится. Мы и раньше здесь жили, на поверхность выходили редко, работы было много, так что для нас почти ничего не изменилось, если только не считать того, что теперь добавилась приятная компания.
— Да, — вздохнула Лада. — Так всегда, кому война, а кому мать родна…
— Это как? — удивился Гриша. Он так похлопал недоуменно своими зелеными глазами, которые немного потешно смотрели под его соломенными бровями, что Гольдберг не смогла сдержаться и улыбнулась. — Не понимаю.
— А так, что одним беда, а другим лучше жить становится, когда другим плохо. Так всегда было. Не обижайся. Одни деньги делают на человеческом горе, другие гибнут. Думаешь, почему в мире во все времена было так много войн? Потому что это самый легкий способ сделать деньги.
— Да… — Гриша немного помолчал. — Не думал об этом. Получается, нас же бьют, и на нас же кормятся? Не по-людски как-то, хоть и понятно. Всякой швали во все времена хватало, и на верх она легко взбирается, потому что хребта нет. Ладно, грустно это, а грустить сейчас нельзя, помрешь от тоски. Идем.
Григорий отвел ее в душ, оказался он небольшим — метр на метр, облицованным керамической плиткой, на потолке висела форсунка, разбрызгивающая воду. Такого Лада еще не видела, она привыкла к более комфортным кабинкам, но и эта показалась вполне ничего, к тому же горячей воды было вволю.
Она мылась, а по лицу текли слезы, смешиваясь с водой. Это был плохой день, самый худший день в ее жизни, и он никак не кончался. И возможно никогда не кончится. И это было самым страшным.
Когда она помылась, Гриша проводил ее до палатки, и они договорились встретиться через пару часов на ужине. Лада отбросила пластиковый лоскут, закрывающий вход и вошла в палатку, готовясь к тому, что женщины встретят ее чем-нибудь не очень приятным, но тех двух, с кем она подралась, не оказалась, поэтому Гольдберг с облегченным вздохом легла на кровать, заснула и ей начали сниться сны, в которых было много страха и отчаяния. Просыпалась она часто, иногда с надеждой, что вместо палатки увидит свою спальню, но перед ней были все те же пластиковые стены, она разочарованно вздыхала и снова засыпала. Во сне она мечтала, что умрет, и тогда ей не надо будет просыпаться и видеть это все. Ее просто не станет, как не стало отца, его коллег, телохранителей и все, кто не так давно гулял на вечеринке, посвященной концу света.
* * *
Дик почувствовал на лице своем и на губах холодную воду. И ему сразу приснилось, что он плывет по бурной реке на байдарке, как когда-то во времена студенчества, тогда они любили отдыхать на бурных реках Алтая. Пороги, камни, бурная быстрая вода, правда, в него почему-то летели соленые брызги, но в речке вода не бывает соленой. Неужели море поднялось вверх по реке? Но почему?
А потом он почувствовал, как чьи-то сухие, горячие руки выволакивают его из байдарки, волокут к берегу, бросают на твердую землю, и над ним склоняется прекрасное женское лицо с огромными бирюзовыми глазами, полными слез.
— Проснись! Ну проснись же! Пожалуйста. Я прошу тебя, Дима. Очнись! Ты мне нужен!
Дик с огромным трудом открыл глаза и вдруг понял, что лежит на полу в своей маленькой квартирке, а над ним склонилась соседка с верхнего этажа. Она была в халатике, который сейчас был распахнут, открывая обнаженное тело.
Девушка была необычайно красива, ее прекрасная фигура вызывала повышенное слюноотделение у всего мужского населения. Тонкую талию, казалось можно обхватить двумя пальцами, высокая полная грудь волновалась так, что мужики бледнели, когда видели это, а над этим всем этим великолепием находилась голова великолепной лепки с лицом, обрамленным русыми волосами, с небольшим носиком, пухлыми чувственными губами и огромными глазами, в которых, казалось, плескалось небо. Как он завидовал ее мужу, небольшому сухонькому пареньку, и не только он, но и все мужчины этого дома. Все считали, что эта милая деваха достойна более лучшей партии, и никто не понимал, почему она вышла за такого невзрачного паренька. Как же ее звали… зовут? Ксения? Ксюха?
— Что с тобой, Ксения? — прошептал он. — Зачем ты разбудила меня?
— Они все умерли! — она стиснула его руку и прижала к большой мягкой груди. — И Вадик умер, и моя любимая крошка дочка. И соседи умерли! И все, кто живет в нашем доме. Я прошла по коридорам, двери квартир распахнуты, а внутри никого. Я услышала, как кто-то ходит по квартире, от этого и проснулась. В дом пришли люди в каких-то тяжелых костюмах. Сначала я подумала, что это инопланетяне решили нас забрать для своих кошмарных опытов, но потом увидела человеческие лица за толстыми стеклами щитков. Они унесли тело моего мужа, погрузили его в машину и увезли неизвестно куда. На улицах пусто, я смотрела в окно, а там ни одного человека, только солнце такое яркое, белое, ужасное… Мне страшно, Дима.
— Зачем ты пришла? — Буту это казалось еще одним сном, он никак не мог сбросить отупение вызванное снотворным. — Чем я могу помочь тебе? Что нужно?
— Возьми меня, — женщина сбросила халат и снова прижала его руку к мягкой большой груди. — Возьми меня сейчас!!! Я хочу жить! Я не собираюсь умирать!!! Хочу почувствовать, что еще живая. Я же живая?..
Она сорвала с Дика комбинезон и села на него сверху, покрывая его лицо быстрыми, мокрыми поцелуями. Бут вяло сжал рукой ее грудь и подумал о том, что вот над ним прекрасное женское тело, которым он не раз мечтал обладать, но ничего не может сделать, потому что его организм наполнен под завязку снотворным, и от этого ему даже не хочется шевелиться. Это было странно и неприятно.
— Возьми меня! Возьми!!!
Она била его маленькими кулачками, царапала острыми коготками, целовала, теребила, но все было напрасно, его мужское достоинство не откликалось на ее действия.
Потом Ксения немного попрыгала на нем, и вроде бы даже из этого что-то получилось, потому что вдруг она успокоилась, обняла, поцеловала и ушла, бросив на прощанье:
— Когда закончится весь этот кошмар, мы еще с тобой обязательно встретимся! Ты хороший парень, Бутов, ты мне всегда нравился. Ты же станешь моим новым мужем, раз Сережа ушел? И мы с тобой родим новую дочку. Обязательно, дочку, я так хочу.
Она ушла, а Дик долго лежал на холодном полу, не понимая что творится. Что-то страшное происходило за толстыми стенами, у него даже возникло ощущение, что там бьется что-то опасное и настолько жуткое, что сердце заходится от страха. Возможно это смерть бесшумно скользит по этажам, собирая свою дань в мертвой тишине? Именно ее страшится душа? Он вслушался и понял — такой тишины до этого не слышал никогда. Обычно дом и город полны различных звуков: шелестят пешеходные дорожки, гремят на стыках поезда метро, шуршат шины на магистрали, по которым подвозят в бар и кафе продукты. Звучат чьи-то голоса в коридоре и за стеной. Звенят стаканы бокалы, играет музыка…
А тут не слышно ни звука, и это ему показалось по-настоящему страшным.
«Смерть — великий стиратель — неожиданно подумал Дик. — Она уничтожает все, чтобы жизнь могла снова начаться на чистом листе. И кто бы ты ни был, президент, финансовый магнат, простой погонщик роботов или безработный, придет смерть, и все после тебя начнется сначала. Смерть просто перевозчик, перевозит нас из одной неудачной реальности в другую такую же…»
Бут кое-как встал, посмотрел в окно на замерший, безмолвный город, на ярко-белое солнце слепящее глаза, сходил в туалет, облегчил мочевой пузырь, потом снова натянул на себя свою одежду, поднял бутылку, которая завалилась в угол, и побулькал над ухом. На дне еще плескалась водка. Дик допил теплое, пахнущее спиртом пойло, морщась и сплевывая на пол, потом закрепил на руках манжеты и вновь лег в кресло. Уже через пару минут он почувствовал, как через тонкие трубочки в него входит снотворное, а еще через пару минут мир стал бледнеть и исчезать в темной пропасти сна.
Оператор, который контролировал этот дом, заметил через камеру женщину, бродящую из квартиры в квартиру. Это был непорядок, за который могли спросить. Пришлось вызывать дежурную бригаду медиков, которые уложили женщину обратно в кресло, поставили успокаивающий и снотворный укол. Через пару минут она снова спала, и ей снился странный сон о том, как она плывет по речке на байдарке с веселым парнем с нижнего этажа — Димой Бутовым. Им было хорошо вместе, и они любили друг друга.
Она не вспоминала свою дочку и мужа, потому что ей было страшно. Она хотела видеть только хорошие сны. Но мертвые все равно нашли ее, и она ушла с ними в выцветшее голубое небо к сверкающему белому солнцу. Через три дня бригада спасателей увезла ее к деструктору.
* * *
Президент вытер губы чистым платком и посмотрел на министра по чрезвычайным обстоятельствам. Совещание в этот раз он решил провести в обеденном зале, тем более что и повод был — подросли осетры в подземном резервуаре, как раз одного из них они сейчас с аппетитом и кушали.
— Есть какие-то новости?
— Кое-какие есть, но так мелочь, — осторожно ответил министр. — Например, вчера получили сводки от губернаторов.
— И что в них? — спросил президент, хмурясь, давно заметив, что министр не любит говорить о неприятном, хоть вся его служба именно на бедах и выстроена. Если не будет происходить катаклизмов и разного рода происшествий, то кому его министерство будет нужно? — Почему мне необходимо каждое слово из вас выдавливать? Докладывайте…
— О каких новостях рассказать сначала, о хороших или о плохих? — спросил министр. Говорить ему явно ничего не хотелось. Совсем. Должно быть новости и правда оказались не очень хороши. — Мы же вроде не на совещании.
— Это вы правильно заметили, обед у нас, — усмехнулся президент. — Следовательно и говорить надобно что-то хорошее, чтобы еда лучше переваривалась. Не хватало еще язву желудка заработать после ваших слов, опять какие-нибудь гадости сообщите, после которых жить не захочется?
— Я понял, — министр понимающе улыбнулся. — Есть хорошие новости, жизнь понемногу под землей налаживается, в метро начали выращивать шампиньоны на органических отходах, которые регулярно поставляют живущие там граждане, а также зелень на специально приготовленном компосте…
— Даже не хочу думать, из чего этот компост приготовили, — поморщился президент. — К тому же ваши новости устарели, разве вы не заметили грибы на вашей тарелке? У меня на завтрак они теперь появляются регулярно…
— Раньше шампиньоны выращивали только на Боровицкой, — заметил министр. — А теперь на многих… И у губернаторов в бункерах тоже начали их производить, так что агротехнологии развиваются.
— Мы не собираемся всю жизнь просидеть под землей, — буркнул премьер-министр, доедая свою порцию осетра и откидываясь на спинку кресла с блаженной улыбкой. — Наша задача выжить и вернуться на поверхность, а там эти ваши передовые технологии станут никому не нужны…
— Я бы этого не сказал, — произнес президент академии наук. — Возможно, первое время мы окажется без посевов.
— Не понял? — нахмурился президент. — Что значит — без посевов?
— По нашей просьбе работники МЧС собрали пробы почв с улиц и парков на поверхности, поработали хорошо, сейчас мы имеем анализы примерно с семидесяти различных мест…
— И что? — спросил президент. — Только короче, а то знаю я вас, развезете на час, а у нас сегодня концерт нашего любимого иного и нежного дарования Анюты.
— Почва не просто так становится плодородной, — заговорил ученый надтреснутым профессорским голосом, и все присутствующие поморщились, лекции никто не любил. — Ее таковой делают полезные бактерии, земляные черви, которые поедают растительные останки, а также гниение органических веществ под воздействием все тех же микроорганизмов …
— Это все понятно, — вмешался премьер. — Что дальше? Что не так в ваших анализах?
— Если почву хорошо облучить ультрафиолетом, то микробы и черви погибнут, — сказал академик. — Это мы сейчас и наблюдаем в образцах почв. Все анализы показывают полное отсутствие бактерий, а также червей и следов их пребывания. Проще говоря, почва стерильна, а это значит, что большинство наших культурных растений расти не сможет. Травка может и прорастет какая-нибудь неприхотливая, но и только. У меня имеется подробное заключение специалистов, я его вам пришлю.
— Пришлите, — президент стал мрачнее тучи. — А людей чем кормить будем? Тех, которые сейчас наверху спят? Грибами что ли? Об этом кто-нибудь подумал? Что вообще ваши специалисты делают?
— Они работают, — президент академии наук вздохнул. — Ищут способ реанимировать землю, но это не просто, да и средств требуется много.
— Ну это понятно, — вздохнул президент. — Уж что-что, а о средствах, которые должны быть перечислены на счет академии, вы никогда не забудете, только где их взять, об этом не подумали? Пока у нас идет этот вами придуманный апокалипсис, никто не работает, полезного продукта не создает, а значит, налогов мы не получаем, и следовательно бюджет пуст. А если вспомнить, сколько мы кредитов набрали по всему миру, то о финансировании науки в ближайшие полсотни лет можно вообще забыть.
— А как мы будем работать? — растерялся академик. — Нам что теперь все научные институты закрывать?
— Не надо ничего закрывать, — ответил премьер-министр, наслаждаясь вкусом настоящего бразильского кофе. — Они у вас уже закрыты, а вот откроются или нет, будет зависеть от многих факторов, и в частности — выживут ли те, кто спит наверху, потому что именно там наша рабочая сила, которая и создает бюджет.
— Если честно, то я сейчас завидую этим спящим, — проговорил президент. — Проснутся, а о них уже позаботились, все за них продумали, все для них сделали. А каких это трудов стоило, на какие траты и унижения пришлось пойти, никто и не подумает! Все-таки варварский у нас народ.
— Так вот о народе… — нерешительно прокашлялся министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Это вторая новость, и она не очень хорошая, точнее совсем плохая. Мы получили сводки от губернаторов, из которых видно, что потери среди населения превышает запланированные. Боюсь, что мы не досчитаемся половины страны после этого катаклизма.
— Вы же говорили, что погибнет только лишь двадцать пять процентов, — премьер-министр налил себе еще одну чашечку ароматного кофе, вдохнул его божественный запах и улыбнулся. — А теперь уже пятьдесят? Не слишком ли ваши прогнозы расходятся с реальностью? Может опять что-то не учли? Какой-нибудь большой город или сельское население потеряли? Я знаю, ваши эксперты большие мастера цифрами манипулировать, все, что угодно, могут доказать, только потом с реальностью ваши предположения не сходятся.
— Мои люди считают правильно, и прогнозы наши большей частью сбываются, — вспыхнул министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Мы к вашему сведению используем самые передовые методы в мире, у нас лучшие компьютеры и специалисты, это отмечено всеми западными странами. Но к сожалению или к счастью такого катаклизма наша планета еще не переживала, поэтому мало данных и трудно создать алгоритм, поскольку нам не хватает теории…
— Знаем мы ваш алгоритм, и теория ваша известна, — хмыкнул премьер. — Называется три «п»: пол, палец, потолок.
— Прекратите бессмысленные дискуссии, — президент тоже налил себе кофе, который и на самом деле был хорош. С тех пор как сменили повара, поставили итальянца, который непонятно каким образом затесался среди жителей бункера, еда становилась с каждым днем все лучше и изысканнее, недаром его обеды и ужины стали так популярны, что на них записывается в очередь вся элита. Правда, вполне вероятно больше всего людям нравится то, что происходит после каждого ужина. Президент довольно хмыкнул, вспомнив о юной красавице, который ждала его в секретной комнате. — Давайте коротко и по делу, я собираюсь сегодня еще поработать. Итак, падеж населения превысил предполагаемые цифры, я правильно понял?
— Ну слова «падеж» здесь не совсем корректно, но в целом сказано правильно, — проговорил президент академии наук, решив вступиться за министра, с которым у него были добрые приятельские отношения. — Никто не рассчитывал на то, что этот катаклизм затянется так надолго, если бы он закончился месяц назад, как предполагалось, то прогноз был бы точным, а сейчас к сожалению требуется вводить все новые и новые поправки. К сожалению, теории у нас действительно нет, поэтому ошибки неизбежны.
— Да, жаль, что Сергеев умер, — президент покосился на премьера, тот в ответ пожал плечами, говоря этим, что на все воля божья. Выиграли в одном, проиграли в другом, так бывает всегда. — Вот кто был настоящий ученый, он предупреждал нас, что конец света может затянуться. Если бы профессор сейчас жил, мы имели бы более точные прогнозы…
— Мои люди подали верные предсказания, — снова заговорил министр по чрезвычайным обстоятельствам, не желая, чтобы гнев президента обратился на ученого. — Мы говорили, что первыми умрут старики и дети, так и произошло, потом люди пожилые, и это случилось. Сейчас начинают умирать люди работоспособного возраста и подростки — в основном те, у кого имеются дефекты в генетической структуре, но, я считаю, что следует учитывать и благоприятное влияние катаклизма, а оно несомненно имеется…
— В чем же оно благоприятно? — скептически осведомился премьер. — Пока не заметил ничего хорошего.
— Нация очищается, погибают слабые, — ответил министр по чрезвычайным обстоятельствам. — После этого катаклизма мы будем иметь здоровый генофонд, уменьшится количество будет больных людей, а значит, сможем снизить расходы на медицину и пенсионное обеспечение. Вы представляете, какие огромные средства высвободятся?
— Для того чтобы средства высвободились, — криво усмехнулся премьер. — Их сначала надо заработать, а работать будет некому, так как помрут все.
— Все не помрут, — ответил министр. — Наши прогнозы говорят, что скоро смертность начнет уменьшаться.
— Потому что умирать станет некому…
— Да прекратите вы! — поморщился президент. — Не стоит портить такой прекрасный ужин.
— А женщины новых нарожают, нам не впервой такие проблемы решать, — министр посмотрел на президента. — Нужно будет их просто простимулировать…
— Простимулировать, говорите, — президент оглядел сидящих и чему-то довольно улыбнулся. — Вот сегодня вечером у нас будет концерт этой светохудожницы Анюты, как ее…
— Петрова, — подсказал премьер. — Ее фамилия Петрова…
— Так вот я хочу, что ее произведения транслировались на подземных станциях, — провозгласил торжественно президент. — Делать людям пока нечего, вот пусть и займутся воспроизводством населения. Как мысль?
Присутствующие разразились аплодисментами, сама идея им понравилась, и каждый в глубине души пожалел, что не он является автором этой идеи.
— А художницу Анюту наградим государственной премией за значительный вклад в отечественное искусство, — президент посмотрел на премьер-министра, и тот с готовностью защелкал на своем коммуникаторе. — Устроим по этому поводу бал, покажем на нем ее произведения…
— Так после этого такое начнется! — испуганно проговорил министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Нас же потом жалобами завалят рогатые мужья и брошенные жены.
— Это не страшно, — президент победно улыбнулся. — Нам все равно в скором времени придется менять гражданское законодательство, так как после катаклизма, женщин будет много, а мужчин мало. Думаю, закон о многоженстве уже назрел. А насчет скандалов, так я считаю, нам самим пора внести свой вклад в воспроизводство населения. Здесь же собрана вся элита страны. Представляете, какие дети от нас родятся? Умные, интеллигентные, сильные, пробивные. Кстати, надо молодых девушек с других станций завезти, а то как-то скучновато становится. Наверное стоит провести какой-нибудь конкурс, что-то вроде «Мисс Москва» или «Первая красавица вселенной», а призы для финалисток и наиболее понравившихся участниц — проживание в кремлевском бункере в номерах люкс и денежные премии.
Присутствующие снова разразились аплодисментами, идея опять понравилась.
— Пусть этим займется премьер-министр, — президент развел руками. — Если ученые не могут нам сказать, сколько еще катаклизм продлится, то хотя бы проведем время под землей с пользой и удовольствием.
* * *
Начальник станции метро «Кропоткинская» Иван Мерзев с тоской посмотрел на своего заместителя.
— Скажи мне, Синицын, — пробурчал он. — Почему ты всегда приносишь плохие новости? Ты знаешь, что в старые, добрые времена гонцов, приносящих плохие вести, варили в масле заживо?
— Не знал, — покачал головой заместитель. — Кстати, растительного масла у нас тоже не хватает, так что сварить меня не получится. Конечно, мы его собираем, очищаем и снова пускаем в оборот, но его явно недостаточно для приготовления нормальной пищи.
— Какой же ты зануда, Сергей, — вздохнул Иван, косясь в сторону своей спальни, откуда слышались звуки просыпающейся жены: новой, совсем юной, с нежной кожей и приятным телом. — Как ты может быть таким? Времена другие, все поменялось, изменись и ты.
Старая жена у Мерзева не выдержала пребывания под землей и умерла на его счастье очень быстро. А уж заменить ее при его сегодняшнем положении было кем — все-таки должность начальника станции дает в смутное время большие возможности, девушки сами в постель прыгают.
На его станции проблем властью не возникло, как на других, вероятно потому, что находилась не очень глубоко под землей, и излучение с поверхности убило почти всех мужчин и женщин после сорока. И все крутые начальники, которые должны были разместиться на его станции, взяли и померли вместе со своими телохранителями, и стал он главным, а значит, может делать все что захочет. И если бы жена не умерла, то ввел бы многоженство на своей отдельно взятой станции. А почему нет?
Уже итак ясно, что в новом мире мужчин будет нехватка, потому что мрут мужики как мухи: хоть вроде с чего подыхать, ведь все есть: вода, питье, доступные ласковые женщины, и много их. Не хватает только растительного масла…
— Ладно, Сергей, твоя взяла, — буркнул Мерзев. — Я свяжусь с Молодежной, поговорю с ними насчет обмена продуктами. Тебе какое масло нужно?
— Не мне, а людям, — ответил Синицин. — А нужно нам масло растительное, можно оливковое, подсолнечное или кукурузное, а еще им скажите, что мы готовы его обменять на крупу, у нас пшенки излишек. Вес на вес. Вы не знаете, кто эти продовольственные составы комплектовал? Почему все время чего-то не хватает?
— Никто эти составы не комплектовал, — ответил Иван, зевнув. — Просто перегружали продовольствие из контейнеровозов на поезда и загоняли в метро, даже инвентаризацию не делали, думали, что все произведут потом, под землей, все равно заняться будет нечем. А когда началась эта катавасия с концом света, не до обмеров и обсчетов стало, людей следовало хоронить. Слишком много людей погибло, и не только у нас, повсюду, даже в кремлевском бункере скончалось народу не меряно, а уж там и медицина на высоте, и защита на порядок лучше.
— Это точно, — согласился заместитель. — Говорят, в кремлевском бункере у каждого собственная квартира, а в больнице работает не одна сотня врачей, притом лучших, со всей страны собранных.
— Так и есть, я правда, там не бывал, но люди рассказывали, кто туда грибы отвозил, — кивнул Мерзев. — Так вот когда людей похоронили, тогда и пришло указание провести инвентаризацию Ответственные люди на местах посчитали, кому что досталось. А когда сведения собрали, то оказалось, что на одной станции больше крупы, у других масла, у третьих консервов и овощей. Тут бы все перераспределить заново, поровну, да только каждый начальник станции наложил свою лапу на те товарные поезда, что оказались на его территории. И вместо того чтобы честно отдать другим излишки и получать от них то, что нужно самому, начал предлагать обмен, чтобы на этом свою выгоду поиметь.
И каждая станция стала отдельным коммерческим предприятием, несмотря на распоряжения сверху и на проверяющих, которые приезжают чуть ли не каждую неделю, да только сделать ничего не могут — заменить то нас некем, вымерли все, вот и приходится работать с теми, кто остался.
— Да уж, смертей хватает, — Синицын поерзал на жестком стуле. — За сегодняшнюю ночь вывезли еще двадцать два трупа, в основном старики, но среди них и два нормальных мужика оказались. — Нужно что-то придумывать с мертвецами, крысы, конечно, их охотно едят, и поголовье этих вездесущих серых тварей неуклонно растет, только все равно из бокового отсека, куда тела уносят, такая вонь идет, что люди жалуются.
— Вот и придумывайте, — ответил начальник станции. — Среди наших постояльцев имеются ученые, инженеры, и даже погонщики строительных роботов, непонятно как сюда попавшие, по какому блату, роботы можно заказать в кремлевский бункер, и их доставят с поверхности вместе с креслами. Машинами можно углубиться в землю, отводы укрепить бетонными кольцами, их у нас имеется под землей в достатке, а в новом ответвлении поставить, например, печь для сжигание тел.
— Печь ставить не имеет смысла, она кислород сжигать будет, а его итак под землей не очень много, несмотря на работающую постоянно вентиляцию, — Сергей задумался. — Хорошо бы конечно поставить деструктор, только где его сейчас взять, но, можно, например, обыкновенный измельчитель установить. Есть одна задумка…
— Какая? — живо заинтересовался Иван. — Что еще придумали?
— Не мы придумали, а ребята на Боровицкой, — проговорил Синицын. — Они тела на мелкие кусочки кромсают, а потом смешивают с древесным углем, у них его целый состав на запасных путях, и в результате получают очень хороший компост…
— И зачем нам это? — поморщился Мерзев, представив, как эта дрянь мерзко пахнет. — Этот компост еще хуже чем мертвецы, мертвые то хоть понемногу гниют, а тут, посчитай, все сразу завоняет.
— Не скажите, Иван Петрович, — не согласился с ним Синицын. — Компост это удобрение, к тому же ценное, на нем можно грибы выращивать и зелень, получится очень неплохая добавка к столу. В результате и вони нет, а если есть, то небольшая, и польза какая-никакая от мертвецов имеется. Когда апокалипсис закончится, кому-то все равно придется тела со станции вывозить, точнее то, что от них останется, а на Боровицкой вывозить станет нечего. Они, кстати, свои грибы уже начали на другие станции поставлять, меняют на продукты, в основном на деликатесы. И люди берут, надоела им уже консервированная пища, а тут зелень, витамины…
— Дела… — протянул Мерзев и подумал о том, что деликатесы штука хорошая, и он бы с удовольствием поел свежей рыбки, которую выращивают в Кремлевском бункере, а раз так, то почему бы и самим такое не устроить? Точно всем будет польза. — Что ж, задумка неплохая, даю на компост добро. Действуй! И насчет масла не волнуйся, договорюсь. Конечно, если бы у нас росли грибы, все было бы намного проще, все бы наменял, не только масло… Ну, пойдем, показывай, как народ переночевал.
Иван вышел вслед за Синицыным из кабинета, спустился по лестнице и вышел на перрон, заставленный плотно военными палатками, правда, проплешин становилось все больше, рабочие понемногу убирали те пластиковые жилища, обитатели которых умерли. Среди обитателей станции царило уныние, заняться людям было нечем, и они либо бесцельно бродили по перрону, либо собирались в кучки и обсуждали местные сплетни, которые сами же и придумывали. На начальника станции смотрели без всякого интереса, примелькался он уже за те месяцы, что они находились под землей.
— Ты бы музыку что ли им включил, — поморщился Иван. — Смотри, какие они у тебя все смурые.
— Музыку крутим по расписанию, — сказал Сергей. — Раньше она звучала целый день, но многие были недовольны тем, что мы не даем им поспать. Сейчас решили, что будем гонять по два часа до обеда и два часа после, потом перед сном, подбирая спокойные и тихие композиции.
— И что они так и будут теперь ходить по платформе такими унылыми? — спросил Мерзев. — Надо же что-то делать, они же у нас начнут с тоски дохнуть, мало что ли нам без этого мертвых? Надо что-то решать, может стоит договориться с другими станциями об обмене фильмами или книгами. Интернета, жаль нет, но все равно можно что-то придумать.
— Уже работаем в этом направлении, — покивал Синицын. — Позвонил ребятам, они обещали с Арбатской привезти световое шоу светохудожницы Анюты Петровой, говорят, это нечто с чем-то. Целая команда ее оборудование возит, говорят, из Кремля рекомендацию дали на просмотр по всем станциям.
— Это интересно, — Мерзев посмотрел на поглядывающих на них и шепчущихся между собой людей и поморщился, подумав о том, что говорят явно о нем, наверняка осуждают за новую жену. Ухаживать он за ней не ухаживал, девушка была растеряна, так как ее родители погибли сразу после первой волны излучения, и поэтому сразу согласилась перейти жить к нему, наверное решив, что одна вряд ли выживет. Вероятнее всего так бы и было, но людям, похоже, это не понравилось. — А что за шоу?
— Не знаю, но говорят нечто феерическое, а еще… — Петров наклонился и прошептал на ухо. — Там вставлено что-то психоделическое. Люди сходят с ума сразу после просмотра, а иногда и во время его начинают заниматься сексом, причем участвуют все — и стал и млад. Информация точная, ребята врать не станут, говорят, что все со всеми там уже.
— Вот оно как? — начальник станции задумчиво почесал в затылке. — Тут надо все хорошо обдумать, наверное, сначала лучше показать среди своих, а потом решать, стоит ли такое шоу демонстрировать широкой общественности. Правда, если в Кремле такое разрешили и рекомендовали, то нам стоит прислушиваться, но лучше подстраховаться: станция у нас маленькая, все на виду, еще неизвестно, как и что будет после показа…
— Хорошо, — Иван сделал отметку в своем коммуникаторе. — Подготовим малый зал, покажем среди своих, а после решим, что делать.
* * *
Быт на станции понемногу налаживался. Было три момента в течение дня, когда люди встречались: завтрак, обед и ужин. Ели возле кухни в три смены, потому что не хватало столов и стульев, да и места тоже. Еда была однообразной, по вкусу неплохой, вполне съедобной. По крайней мере, еще никто не отравился и не сказал, что ему стало плохо от приготовленной пищи. Все остальное время люди сидели по палаткам, точнее лежали на раскладных кроватях и разговаривали, причем темы разговоров были самыми разными, но в основном о том, что будет после того, когда этот кошмар кончится, и как они после всего этого станут жить.
Некоторые были уверены, что жизнь вернется на круги своя, и все станет как прежде и даже еще лучше, потому что многие умерли, а следовательно то, что принадлежало мертвым, заберут те, кто выжил. Многие представляли, как они будут хорошо жить, сколько у них будет слуг, даже не задумываясь над тем, что умерли как раз те, кто мог бы им прислуживать, и без них придется самим работать руками и головой.
Люди вообще старались не думать о тех, кто умер, не пытались разобраться в происходящем, а просто тупо, бездумно ждали, когда все закончится, и все снова станет хорошо. Лада уже поняла, что обратно мир уже не вернется, ему просто некуда возвращаться, и она прекрасно знала, что ее благополучную жизнь создают другие люди, именно они делали ее быт таким приятным, именно они приносили деньги, работая на нее. И если их не станет, просто некому станет создавать маленькие радости, которые она так любили, в виде вкусной пищи, красивых автомобилей и одежды. Но она никому об этом не говорила, понимая, что ее не поймут, так как люди хотят верить в чудо, им нужна надежда на лучшее будущее, иначе они впадут в ступор и тоску.
Гольдберг осознавала и то, что когда из жизни уходят старики и дети, она безвозвратно становится другой, потому что теряется надежда, которую несут в себе маленькие люди и исчезает мудрость старых людей. Без них трудно создавать что-то новое, потому что теряется что-то неуловимое, но чрезвычайно необходимое.
От Гриши она узнала, что такое наблюдается не на всех станциях — на тех, что находились глубже под землей, старики и дети не пострадали, но после первой волны начали болеть и умирать то ли от воздействия проникающего излучения, то ли от тоски и уныния.
Людей томила неизвестность, никто не знал, сколько это продлится, и это подрывало желание двигаться и что-то делать. Скоро некоторые женщины и мужчины переставали выходить даже к завтраку, и никого не удивляло, когда через какое-то время они умирали, причем медики не понимали причин смерти, потому что после вскрытия обыкновенно оказывалось, что люди были совершенно здоровы.
Тогда начальник станции понял, что если все так и будет продолжаться, то у него не останется в живых ни одного человека и решил взять быт станции в свои руки. Для начала он начал гонять музыку по утрам и вечерам, а когда узнал, что среди жильцов станции находится фитнесс тренер — милая девушка с хорошими формами, то объявил обязательную зарядку по утрам. Возражающие были, но на удивление их набралось не так много. Лада и сама с удовольствием под ритмичную музыку делала упражнения на гибкость и быстроту. А когда на станцию привезли световое шоу, начальник станции потребовал, чтобы население станции собралось на платформе возле туннеля, куда уходили железнодорожные пути, где в темноте и заработали голографические установки.
Светокартину создала ее подруга Анюта Петрова, Гольберг поняла это сразу, когда увидела первые возникшие в темноте образы, которые рисовали лазеры, она знала ее фирменный стиль, всегда в шоу можно было найти ее изображение, если приглядеться. Само по себе произведению Ани было очень трагичным. Лада почувствовала это сразу, когда увидела, как огромный диск восходящего красного солнца поднялся над улицами огромного мертвого города. На просторных проспектах словно груды лома стояли брошенные машины, а рядом с ними и на тротуарах лежали тела: мужские, женские, детские. Лиц не было видно, они были скрыты, но каждый, кто смотрел шоу, вытягивал шею, пытаясь разглядеть их, словно надеясь увидеть кого-то из знакомых. Камера проносилась над черными деревьями в парке, листва с которых опадала словно осенью, а вездесущий ветер вырывал из земли клочья высохшей пожелтевшей травы и бросал в небо. В городе не осталось ни одного живого существа, ни одного растения, ни одной птицы — их маленькие черные трупики виднелись то тут то там.
Над мертвыми тельцами звучала ритмичная печальная музыка, невероятным образом проникая в каждую клетку тела и заставляя рыдать. Практически в световом шоу Анюты и не было ничего, кроме пустынных городских пейзажей, тел погибших людей, засохших растений и мертвых птиц.
Когда камера поднималась вверх, к небу, в темных облаках замелькали сплетенные в страстном объятии мужское и женское тела. Лада узнала их, это была сама Анюта и Дикий Бут. То ли под образами было что-то заложено своего рода двадцать пятым кадром, то ли сама трагичность происходящего воздействовала на людей, но после просмотра началось что-то странное и непонятное.
Сначала Лада почувствовала желание, ей вдруг потребовался мужчина и чем быстрее, тем лучше, терпеть она уже не могла, да и не хотела. Хорошо, что Гриша смотрел это шоу вместе с ней, он сидел рядом, и она ощущала его теплое плечо. Гольдберг посмотрела на него томным взглядом и дернула вниз молнию на комбинезоне, оголяя грудь. В ответ Гриша тяжело и часто задышал, обнял ее, а дальше Лада уже ничего не помнила, просто на какое-то время просто выпала из этого мира. Очнулась она уже в палатке, и с удивлением обнаружила, что обе молодые девушки лежали на кроватях обнаженными, при этом бурно и страстно дыша, хоть глаза у обеих были закрыты.
Девушка встала, сходила в туалет, с недоумением глядя на платформу, на разбросанную повсюду одежду, среди всего этого она нашла свой комбинезон, трусики, лифчик, и уже одетая вернулась в палатку. Там она снова заснула, и ей приснился сон, в котором было много мужчин, страстно желающих ее, они любили ее, а она их…
Утром люди ходили по станции, пряча друг от друга глаза. Утренняя зарядка с треском провалилась, потому что девушки и женщины после нескольких упражнений под музыку, начинали взглядом искать мужчин, а потом убегали с ними в палатки. Это было бы забавно, если бы не было так странно. Самой Ладе хватало любви, Гриша постоянно находился рядом с нею, поджидая неуправляемых вспышек ее страстного желания. Он любил ее нежно и бережно, и не отходил от нее ни на шаг.
Световое шоу теперь показывали раз в три дня, и заканчивалось оно всегда одинаково. В какой-то момент Лада даже стала ненавидеть свою подругу Анюту за то, что она лишала ее воли, вызывая в ней скотское желание. Но потом прощала, понимая, что эти картины единственный способ заставить людей отвлечься от того, что происходит с ними, только так можно было спастись от тяжелой тоски и депрессии.
* * *
Илья плакал, по-настоящему навзрыд, как в детстве, когда от обиды распирает грудь, а сделать ничего не можешь. Он чувствовал себя беспомощным, испуганным, словно снова оказался в детстве перед лицом неприятной компании подростков, которые хотели отобрать у него деньги. Тогда он чувствовал то же самое: страх, беспомощность, и желание исчезнуть из этого мира.
Да и как иначе, если он потерял все самое дорогое, что у него имелось — все умерли. Отец. Мать. Остался только он один.
Однажды, когда он был совсем маленьким, взрослые ушли веселой компанией и забыли его в большом фруктовом саду. Илья метался среди цветущих деревьев, не зная, что делать. Куда бы он не пошел, повсюду были деревья, и не было мамы и папы. Потом он настолько устал от собственного рева и ощущения безысходности, что просто лег на молодую ярко-зеленую травку, прижав к груди ободранные коленки. Он думал, что умирает, но оказалось, что просто засыпает. Проснулся Илья уже в объятьях отца, тот нес его, прижав к груди, и все снова стало хорошо. Как он тогда радовался миру, теплу и уверенности, которая исходила от папы…
Илья вздохнул, завернул высохшее тело матери в простыню, взвалил на плечи и потащил к проходу в пещеру, где оборудовал небольшой склеп. Сергеев положил тело матери на каменную плиту, прочитал над ней отходную молитву, поправил две монеты, которые прикрывали веки, закрыл дверь и ушел, чувствуя, что из его души уходит что-то дорогое, доброе — то, без чего ему будет невыносимо трудно жить.
Все произошло не так. Все случилось неправильно. Отец подвел его. Он сказал: нужно выстроить бункер, и Илья сделал это. Взять обязательно с собой мать, и он взял ее. Но почему тогда она умерла, оставив его одного? Что не учел отец? Неужели что-то Илья сделал неправильно, что-то не учел? Может рабочие забыли проложить еще один слой пластика или свинца, а он недосмотрел?
Но счетчик излучения показывает обычные пролеты частиц, а мать умерла, и это значит, что все он сделал правильно. Возможно, что-то неведомое пришло из космоса вместе с гамма всплеском и убило его мать — то, что не зафиксировали приборы. А может ей просто не хватило солнечного света? Не зря же смертность выше в тех местах, где мало солнца. Да и те, кто работают под землей, не отличаются долгожительством. Люди созданы для жизни под солнцем, а под землей существовать человек не приспособлен. Просто не готов. Нет нужных защитных реакций и механизмов.
Эволюция его не подготовила к этому. Конечно, кто-то выживет несмотря ни на что и от него появятся дети, которые тоже пройдут свой отбор, так через несколько десятков поколений появится человек, способный жить в темноте, но не способный жить на поверхности. Но пока это не случилось, люди будут чахнуть и умирать, и чем дольше это продлится, тем больше умрет. И мама не выдержала, возраст не дал, сил не хватило. А как быть ему? Он один, совсем один, а человек не может жить в одиночестве, ему нужен кто-то, о ком он должен заботиться…
Сергеев сел к компьютеру, кое-что посчитал, проверил и пошел к роботам. Если нет ничего, остается только надежда, а значит, существует пусть небольшая, но вероятность того, что она сбудется.
Илья зашел в склад, вскрыл ящик и начал счищать слой толстого изолирующего материала: робот хорошо законсервирован, но пришло его время. Люди не могли все погибнуть, а значит, он до них доберется. Пусть сам не может пройти по улице, зато железный механизм сумеет, надо только изолировать его от внешнего излучения, чтобы электроника не пострадала и продумать, как им управлять. Лучше всего конечно использовать беспилотник, поскольку спутники вероятнее всего уничтожены. Значит, следует поставить над бункером большую антенну, чтобы поддерживать связь с летающим аппаратом.
Это в его силах, у него есть знания, опыт, оборудование, отец все правильно рассчитал, он не пропадет, чтобы ни случилось с этим миром. Жаль, не подумал об этом раньше. Не может человек один, с ним всегда должен быть кто-то. А с девушками у него никогда не складывалось, он всегда был ботаником, примерным учеником, просиживал вечерами у компьютера или в мастерской отца, создавая очередного робота вместо того, чтобы ходить на свидания, а затем целовать мягкие податливые губы в теплом подъезде.
К сожалению, у него не было времени на этих милых и глупых созданий, для него они так и остались какими-то неземными, далекими, не очень умными и загадочными существами, которые хихикали при его появлении, а потом презрительно отворачивались, заметив его черные от графитовой смазки руки и робкий взгляд. Не интересовал он их, совсем, да и сам Илья к ним был равнодушен.
Правда, однажды он все-таки влюбился и эти ощущения никогда не забудет. Его словно привязали к этой не очень умной девушке, он ходил за ней, смотрел преданным взглядом собачонки, получая в ответ вполне заслуженные издевательства в свой адрес. А потом после того, как выздоровел от этой любви, дал себе слово, что полюбит только тогда, когда сумеет достичь весомого положения в этом мире, когда станет солидным и уважаемым человеком. Тогда все будет по-другому, тогда его станут воспринимать иначе, потому что деньги и положение в обществе притягивают женщин как магнит, это то, что им нужно, у них это заложено на уровне инстинкта.
Правда, теперь это недостижимо, потому что прошлый мир умер, в котором он мог достичь успеха, но он то остался, а значит, вполне возможно в новом мире девушки стали умнее, а дуры все вымерли. Должно же произойти хоть что-то хорошее в этом мире?
* * *
Заработал селектор и на экране появился секретарь президента, солидная дама не первой молодости, но все хранившая обаяние ушедшей красоты.
— Господин президент, явился какой-то милый молодой человек, говорит, что у него срочное сообщение к министру по чрезвычайным ситуациям.
Министр встал.
— Господин президент, вы позволите?
— Конечно. Я знаю, ваши люди вас по пустякам беспокоить не станут.
Министр вышел и обсуждение началось. Сначала определились, что для конкурса красоты следует пригласить в кремлевский бункер все девушек от восемнадцати до двадцати пяти лет, обладающих хорошей фигурой и манерами. А уже на месте, после нескольких показов произведений Анюты определить круг победительниц, и это будут вполне объективные данные, тогда можно будет и голосовать. Заодно было решено запретить повсеместно презервативы, как наносящие вред демографической политике страны.
Когда закончили, вошел странно задумчивый и озабоченный министр по чрезвычайным ситуациям. На лице было написано смущение, словно он узнал что-то не очень приятное, что явно не хотелось сообщать присутствующим.
— Говорите, министр, — громко произнес президент, заметив его замешательство. — Люди здесь все свои, проверенные, можно.
— Две новости приятная и не очень, — вздохнул министр. — Обе очень важные, не знаю, с какой начать.
— Начинай с гадости, потом добавишь сладости, — усмехнулся премьер-министр. — Так привычнее, от тебя все равно ничего хорошего не услышишь.
— Во время нашего заседания на солнце произошла еще одна мощная вспышка, — сказал министр. — Поскольку гамма всплеск уничтожил большую часть озонового слоя, то он оказался наиболее разрушительным и смертельным. Мы уже отправили по городу множество погребальных машин собирать умерших спящих. Точное число еще подсчитывается, но уже ясно, что трупов чрезвычайно много…
— А какая сладость? — президент нахмурился, видимо, что подсчитав на своем коммуникаторе и ему цифры не понравились. — Выкладывайте, а то все настроение испортили.
— Радиоактивность солнца вернулось в свои обычные параметры, точнее в почти обычные, — торжественно проговорил министр. — Мои аналитики предполагают, что уже через несколько дней мы сможем покинуть бункер и начать жить нормальной жизнью. Поздравляю вас, господа, апокалипсис закончился…
— Что?!!
Наступила долгая тишина, присутствующие какое-то время привыкали к мысли, что все наконец-то закончилось, только радости на лицах не было, потому что все понимали, теперь только и начинается настоящий конец света. Надо возвращаться к нормальной жизни, а как это сделать, если нет, ни людей, ни топлива, ни продуктов? Заводы стоят. Крестьяне ничего в землю не сажали, значит, убирать нечего, долги придется возвращать, назанимали-то много. Правда, неизвестно, как дела в других странах. Может у них все хорошо, население сохранили, и инфраструктуру не потеряли, тогда спрос с России будет по полной программе. А вот если плохо, то можно поиграть на слабости противника. Короче, начинается новая жизнь, которая вряд ли будет такой сладкой и приятной как в бункере. Не раз еще вспомнятся эти беззаботные дни, когда главной задачей было чем занять свое свободное время.
— Мы посылаем по регионам разведку на специальных машинах, чтобы иметь точную информацию, — сказал министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Машины вооружены, люди тоже. До тех пор пока они не вернутся, считаю, эту информацию не стоит разглашать.
— Да, да, — рассеяно отозвался президент. — Ни в коем случае люди не должны узнать раньше времени, а то полезут наверх, а там неизвестно что. Да и мы еще не готовы. Следует поднять по тревоге полицию, чтобы они могли взять ситуацию под контроль, если люди будут недовольны. Мне срочно требуются мероприятия по возвращению страны в нормальное рабочее состояние с конкретными предложениями по каждому региону. Довести до сведения всех губернаторов о важности этих планов! Пусть приступают к их формированию немедленно! Войска привести в полную боевую готовность, а то соседи из западных стран решат, что мы ослабли. Космическому агентству немедленно начать подготовку к запуску ракет с космодрома Плисецкий, пусть выводят спутники на орбиту, чтобы обеспечить связь. Все по рабочим местам, переводите свои министерства в режим чрезвычайной ситуации. Работайте, работайте, работайте!!!
— Если, пили, веселились, подсчитали, прослезились, — хмыкнул премьер-министр. — Вообще-то мероприятия готовы, только их надо подкорректировать с учетом новых реалий, я их сверстал еще месяц назад.
— Хорошо, — кивнул президент. — Тогда жду через час с докладом.
Люди разошлись, задумчивые и серьезные, похоже, их напугало неожиданно нагрянувшее будущее. Жизнь в бункере была легка и проста: балы, обеды, развлеченья, юные любовницы, желающие приобщиться к жизни недосягаемой политической элиты, а что их ждет наверху?
— Не тушуйтесь, хлопцы! — засмеялся премьер-министр. — Мы теперь постоянно будем устраивать учения под землей, чтобы лучше подготовиться к грядущим катаклизмам, так что квартиры свои в бункере не забрасывайте. Ремонт сделаем, мебель новую завезем, думаю, пригодится, повеселимся еще не раз…
* * *
Из подземных ворот выскочила колонна «Марсов» и «Барсов» — бронированных машин нового поколения, форсированные двигатели взревели. Пулеметчики приникли к пультам управления оружием, ракеты подрагивая оперением, готовились в любом момент взмыть в воздух и разнести тех, кто вздумает помешать проезду колонны. В самом городе было пусто, и опасность им не грозила, проезжую часть похоронные команды с помощью тяжелых тракторов давно освободили от брошенных машин, а люди либо умерли, либо все еще спали под контролем подземных операторов.
Но нервы у спецназовцев были на пределе: что-то висело в прозрачном воздухе, очистившемся за десять месяцев апокалипсиса, и даже само солнце стало другим, оно висело над городом, почти белое, нестерпимо яркое, угрожающее и пугающее. Да и сама тишина страшила. Что-то чрезвычайно опасное, казалось, было разлито по улицам — возможно, это была сама смерть, все еще неспешно прогуливавшаяся среди домов и собирающая свою дань. А может призраки умерших людей бродили среди мертвых домов? Или что-то еще такое же страшное?
С передней машины раздалась очередь, и сразу со всех пяти Марсов сорвались ракеты, разнося в рваные куски брошенные жестянки машин с электрическим приводом, на которые давно перешло человечество, когда бездарно уничтожило нефть, подаренную им погибшим миром динозавров.
— Отставить стрельбу! — проорал багровея от злости майор находящийся в последней машине. — Немедленно доложить, в кого лупили почем зря!
Передняя машина свернула под арку, туда, где пулеметчику показалось движение, из кабины выскочило двое спецназовцев, прикрывая друг друга, проскочили во двор, но уже через минуту они вернулись, и Марс снова, взревев мотором, выскочил на проспект, встав в главу колонны.
— Крыса, командир, — доложил один из бойцов. — Здоровая, размером с собаку, убита первой же очередью. Больная совсем. Едва двигалась. Вся шерсть с нее сошла, на коже огромные язвы.
— Если ты, Чердынцев, будешь мне тратить боезапас на всяких тварей, то я тебя отправлю на охрану в цех компоста, — зловеще пообещал майор. — Там вонь еще та, даже работники не выдерживают, а у них респираторы.
— Виноват, командир, нервы сдали, — ответил пулеметчик. — К тому же нам на построении объявили, что ничего живого в городе нет, а тут смотрю движется что-то, вот и пальнул для острастки.
— Теперь уж точно не найдешь в этом городе ничего живого, — фыркнул майор. — Все разнесли к чертовой матери! Вперед, бисовы сыны — как говорит наш премьер!
Машины пронеслись по проспекту, потом свернули, дальше колонна разделилась и в течении пяти часов команда прочесывала город в разных направлениях, но ничего опасного не обнаружила. После того как доклад разведки получили в Кремлевском бункере, из его ворот выскочила большая колонна, проехав перекресток, машины начали разъезжаться в разные стороны — курьеры помчались по областям за точной информацией о количестве выживших, для чего губернаторам было дано строгое указание сообщать правду и только правду.
Вернулись машины только через неделю, они проехали множество областей, обследовали поселки и деревни, а также все мелкие городки, стараясь охватить как можно большее число поселений. В итоге удалось составить более-менее точную картину. Когда информация попала на стол президента, он долго смотрел на скупые цифры, не веря своим глазам, и не зная, что делать. Страны больше не было. Вообще! Потому что страна это люди, а они почти все умерли. По этим явно не скорректированным данным было видно, что в основном остались в живых те, кто спрятался в бункерах. Люди, находящиеся наверху, умерли. И не помогли им ни дорогие, навороченные кресла, ни снотворное, ни датчики жизни.
То ли ученые неправильно рассчитали, то ли излучение действительно оказалось более сильным, то ли помешал всплеск рентгеновского излучения пришедший из глубина галактики, то ли из-за того, что людям пришлось пролежать в этих электронных саркофагах слишком долго, но выживших среди них практически не оказалось. Что такое тысяча выживших молодых людей для Москвы? А десять тысяч для всей страны?
«Населения больше нет, — подумал президент. — Триста тысяч спасшихся в бункерах, метро и подземельях явно мало для нормального функционирования страны. Этого недостаточно даже для одного города миллионника. Мы в заднице, и не просто в заднице, а в глубокой и черной. Нам просто не поднять такую страну. Да и женщины не смогут нарожать столько новых людей даже за сто лет. Хоть запускай проект искусственного воспроизводства людей, который где-то лежит под сукном. Что-то в нем написано про банк спермы, искусственное оплодотворение и пластиковую матку для вынашивания. Только вряд ли это поможет. Если появится слишком много детей, то мы не справимся с их воспитанием, прокормить и то не сможем, нам слишком мало…»
Он потянулся к ящику стола, достал оттуда вороненый маленький пистолет, повертел им у виска и вдруг понял, что стреляться ему не хочется. А зачем? Там в соседнем крыле его ждет юная возлюбленная, которую привезли с далекой станции метро, за стеной спит супруга. Быстро повзрослевшие дети, того и гляди переженятся, внуки пойдут. Жизнь продолжается. Ну и что, что много народу погибло? Он то жив, и другие живы, и вообще все не так плохо, на его век хватит и женщин и тех, кто будет ему подчиняться.
«Надо срочно принимать закон о многоженстве, — подумал президент. — И вообще издать президентский указ, по которому дети являются ответственностью государства, и неважно от кого они родились. Воспитывали во времена матриархата так детей и ничего — получалось неплохо. Не будет строгих рамок брака, и мужчин хватит всем. Женщины будут рожать, а поднимать и воспитывать станет государство. Когда-то такое уже было. Кажется после Октябрьского переворота, тогда заботу о детях повесили на наркомат внутренних дел, и это сработало. Не следует изобретать велосипед, предки давно нашли решение всех проблем. Надо просто жить и работать, а не сопли жевать. В общем, на первое время понятно что делать, надо поручить детей премьеру, его работа — население страны, а я буду разбираться с политическими тенденциями и заграницей. Правда, какая сейчас политика? Наверняка и за границей не все хорошо. Думаю, убыль населения у них не меньше нашей, а то и больше, но мы хоть как-то подготовились, а они начали готовиться с опозданием. Значит, мир стал пустым.
Наверное появятся новые государства, старые ослабнут или исчезнут совсем, так всегда бывает после войн и катастроф. А насчет искусственного оплодотворения следует дать команду академии наук, пусть начинают эксперименты. Пригодится. И пора выходить из подземелья. Насиделись. А вот те, кто находится в искусственной коме, пускай еще полежат, надо чтобы сначала городские власти взяли город в свои руки, осмотрели дома, магазины, сделали инвентаризацию продовольствия, энергосетей, запустили их в работу а уж потом выпустим и спящих. Нам сейчас каждая пара рабочих рук на счету..»
Наутро ворота Кремля распахнулись и оттуда выплеснулась волна машин. Первыми промчались «тигры» и «барсы», за ними пронесся правительственный кортеж дополнительно укомплектованный автобусами — элита возвращалась в свои загородные особняки. Сам президент не поехал, решил пожить еще несколько дней в Кремле вместе со своей челядью. Следовало заново обжить символ Российской государственности, в котором за долгие месяцы набралось немало пыли и мусора.
Да и оборудование требовалось запустить, которого хватало за толстыми стенами, чтобы заработала связь, компьютеры и многое другое. Конечно, это делать будет не он сам, но присмотреть за работниками стоило, да и сообщения будут приходить с других стран, на них как-то придется реагировать.
Премьер-министр тоже остался, на него, так как на правительство навалилось много работы, требовалось разработать новую стратегию развития страны, узнать, что происходит в других странах, придумать стимулы для народа, чтобы он активно восстанавливал страну. Конечно, в век роботов, заводы запустить легко и быстро, следует только подать на них электроэнергию и установить нужную программу, только весь вопрос в том, а что выпускать? Первый маркетинговый ход — узнать, что происходит в стране и за ее границами, для производства товаров нужен потребитель, а население страны сократилось…
АЭС были переведены в щадящий режим, теперь требовалось их выводить на полный, рабочий.
Следовало провести инвентаризацию всего, что у них осталось, а уже потом строить планы. Если верить цифрам собранным разведкой, то людей в стране больше нет, а следовательно заводы нужны только те, которые будут выпускать то, что требуется этим тремстам тысяч с небольшим счастливчикам. А для них достаточно запустить десяток заводов.
Главный вопрос с продовольствием, его требовалось решать в первую очередь. Следовало узнать, сохранили ли поголовье свиней и крупного рогатого скота, если сберегли, то сколько, потом организовать для них заготовку травы и зерна. Узнать, что с тепличным хозяйством, можно ли его запускать, там все на автоматике…
Вопросов много, ответов мало. Всех ученых и членов правительства премьер разогнал по городу и области для сбора информации, остальных посадил на правительственные телефоны, чтобы собирали нужную информацию. Неповоротливые шестерни государственной машины закрутились…
Глава седьмая
Илья пробил выход. Сделать это оказалось непросто. Конечно, можно было воспользоваться входом, дверь которого была замаскирована под небольшую трансформаторную будку, находящуюся рядом с жилым домом, под которым и находился сам бункер. Но во-первых, сам он не собирался никуда выходить, потому что не видел в этом пока никакого смысла, а во-вторых, собирался отправить на разведку робота, а тот бы не прошел по узким лестницам. Именно поэтому он направил робота-строителя в пещеру. Первым прошел сам, используя коммуникатор в качестве навигатора, правда, для этого пришлось забросить сначала наверх два небольших, защищенных передатчика: один на гору, другой оставить на крыше будки, иначе не получалось отслеживать перемещение по пещере.
Несмотря на то, что Сергеев выходил в пластиковом скафандре со свинцовой фольгой, который сам слепил из побочного материала, все равно после этого выхода у него несколько дней горела кожа, а потом начала слазить прозрачными длинными лентами. Со светилом даже несмотря на то, что интенсивность излучения значительно снизилась, все равно что-то было не то, похоже, по его мнению, поменялся спектр излучения, возможно даже ультрафиолета стало больше после потери озонового слоя, но проверить это, не имея соответствующего оборудования было нечем. Благодаря передатчикам и небольшому роботу, которого он отправил в странствие по пещере, ему удалось составить многоуровневую схему, и даже найти выход из нее. Немного подумав, он нашел приемлемый путь и начал пробивать туннель на поверхность.
Когда робот сумел расширить узкий ход и выбраться из пещеры, то оказалось, что энергии у Илья больше нет. Слабенький дизель-генератор был просто неспособен оказался напитать огромного строительного монстра, поэтому запасы дизельного топлива быстро закончились. Остался только аварийный резерв, который он не собирался тратить ни при каких условиях, еще было неизвестно, как сложиться дальше его существование. Он оставил строительного робота в пещере, а наверх отправил маленького робота разведчика, которого оборудовал солнечными батареями для подпитки. Тот за пару часов добрался до ближайшего городка и прошел по нешироким улицам.
Увиденное Сергеева расстроило. Город оказался пустым, словно в нем никогда никто не жил. На улицах стояли брошенные автомобили, которыми никто не пользовался., и уже было понятно, что вряд ли вообще кто когда-либо воспользуется. Некоторые машины оказались последних марок с солнечными батареями, они могли пригодиться, поэтому по его команде робот их распотрошил, вытащив из них всю электронику. Из притащенных деталей Илья сконструировал еще одного робота, который уже можно было использовать для дальней разведки, он был быстрее, а его энергетические характеристики были как у небольшого автомобиля. Его он и отправил на поверхность, поставив простую программу, обследовать город и все увиденное передать на мощный компьютер бункера.
Роботу на третий день удалось найти заправку, и благодаря этому, Илья смог снова запустить дизель-генератор. Правда, ему пришлось самому выйти из убежища, сгонять на автомобиле до станции, зато обратно он вернулся уже на большом заправщике и восстановил все свои потраченные запасы. Конечно, пользоваться дизелем было неразумно, следовало переходить на электроэнергию, но для этого следовало провести необходимую подготовку. После того как он переболел несколько дней, получив новую дозу солнечного излучения, Сергеев начал гонять большого строительного робота за новыми автомобилями, понемногу обзаводясь всем, что требовалось для производства роботов.
Не хватало, конечно, многого, но Илья когда-то начинал со школьного кружка, а в нем роботов собирали из всего, что удавалось найти на свалках и дома, поэтому опыт определенный имелся. Уже через неделю у Сергеева появилось полтора десятка маленьких юрких машин, которые поползли по городку, изучая его, а он сел к компьютеру, чтобы через их камеры смотреть на городские улицы и дома.
Маленький городок находился в отдалении от автомобильных трасс и мегаполиса, большинство людей работало на заводе по производству солнечных батарей и небольших сельскохозяйственных роботов. Когда объявили тревогу, рабочие укрылись в подвалах предприятия, но толщины перекрытий потолка оказалось недостаточно для того, чтобы ослабить поток гамма-излучения, и люди погибли в первые часы после солнечного шторма. Когда робот прокатился по этим подвалам, то Илью сразу дурно: одно дело слышать о смерти и совсем другое видеть ее воочию. В домах поселка дела были не лучше, жители поселка умирали в установленных креслах, причем смерть к ним пришла быстрее, чем к тем, кто находился в подвалах.
Причем, погибли не только люди, но и домашние животные: высохшие, мумифицированные трупики собак и кошек валялись во всех дворах. Илья выкопал строительным роботом огромный ров, и маленькими машинами стащил в него умерших людей, собак, кошек, и даже козу, которая оказалась в одном из дворов, а также десятка три кроликов, и множество птиц, видимо, гнездившимся в этом районе.
Он боялся эпидемии, хоть и понимал, что для возникновения болезни и ее распространения, нужны носители — те, в ком она сможет развиваться, и разносчики: те, кто будет переносить болезнь от одного существа к другому. Обычно это делают насекомые: комары, мухи, тараканы, но они все погибли от солнечной радиации. Эпидемий быть просто не могло, но он все равно захоронил всех мертвых и поставил на могиле огромный крест, сваренный им из двух огромных швеллеров.
Надпись никакую он делать не стал, понимая, что прочитать ее все равно некому — люди исчезли из этого мира. Такое в истории земли происходило не в первый раз, а потом новые поколения недоуменно рассматривали те каменные строения, которые им достались от древних, пытаясь понять, для чего они тем были нужны.
После захоронения погибших Сергеев занялся заводом по производству солнечных батарей, его роботы проползли по всей территории и обнаружили заводской трансформатор, который, как и требовалось по инструкции, был отключен от сети и закрыт изолирующей пленкой. Подключить его к ЛЭП было делом несложным, его ремонтные роботы обладали нужным интеллектом и всем необходимым инструментом, но напряжения в сети не оказалось.
Сергеев понял, что ближайшую АЭС перевели в режим консервации, запустить он ее не мог, для этого требовались другие знания и опыт, чем у него имелись. Да и смысла в этом по большому счету не было, не стоило запускать огромную атомную станцию для того, чтобы запитать маленький заводик.
Следовало искать другой источник питания, который мог бы обеспечить энергией его нужды.
На его счастье на складах нашлось немало готовых солнечных батарей. Не долго думая, Илья их соединил в единую систему, контролируемую заводским компьютером, выставил на огромный пустырь за бетонным забором, на котором не росла даже трава, и запустил главный компьютер.
Конечно, на это все потребовалось немало времени, которому Илья давно перестал вести счет, да и зачем нужно время, если некуда спешить, и все важное и неотвратимое уже произошло?
Он почти не спал, а когда его мозг отказывался работать от усталости, Сергеев просто отключался ненадолго в кресле, из которого управлял роботами. Какой смысл спать и жить, если мир умер? Это был вопрос, который не давал Илье покоя. Он не знал ответа, и если бы не его ослиное упрямство, которое передалось от отца, давно бы все бросил, выпил летальную дозу снотворного и отправился на небеса, где уже собралось все девятимиллиардное человечество, ожидая страшного суда.
Однажды Сергеев, крутя настройку радиочастот робота, неожиданно наткнулся на передачу, которая шла из Кремля. Она была предназначена тем, кто сумел спастись. Им предписывалось никуда не выходить, поскольку излучение солнца хоть и значительно ослабло, но все еще оставалось опасным для людей, сообщить о себе по предлагаемой частоте, в этом сообщении доложить о своих потребностях и ждать помощи, которая обязательно придет.
Илья был растроган, несмотря на то, что передача шла из места, где, он точно знал, находились убийцы его отца, но все равно был рад услышать весточку от человечества, потому что давно понял, что одиночество — худшее из зол, которое может выпасть человеку.
Он тут же отправил свое сообщение в Кремль, назвал имя, фамилию, место нахождения. В ответ у него спросили, хватает ли у него продовольствия, чтобы продержаться до приезда спасателей. А когда Сергеев ответил, что ни в чем не нуждается, то оператор, повеселев, ответил, что не стоит никого ждать в ближайшее время, так как все имеющиеся машины отправлены для спасения больших групп из бункеров, находящихся в мелких городках, но если ситуация чрезвычайная, то ему могут сбросить продукты с беспилотника. После этого оператор прочитал правила поведения под взбесившимся солнцем: выходить разрешалось только одетым в специальную одежду, лучше всего подходят спецкомбинезоны последнего поколения с прокладкой из алюминиевой фольги и плотного пластика, не пропускающие радиацию, но при этом все равно не стоило долго находиться под светилом.
Сергеев ответил, что срочная эвакуация и доставка продуктов ему не требуется, и вообще он не собирается в кремлевский бункер или в метро, поскольку в его укрытии вполне комфортные условия для проживания, но готов поддерживать связь и выполнять какие-нибудь мелкие поручения, если таковые имеются.
После его ответа оператор на какое-то время замолчал и с ним на связь вышел дежурный офицер, попросил поискать выживших в ближайших городах и поселках и обещал за это принять на службу официальным представителем МЧС в его регионе. На что Илья с радостью согласился: в принципе он итак занимался разведкой, а после этого предложения у него появлялась новая цель и смысл жизни. А вдруг ему удастся найти выживших в каком-нибудь из бункеров или подвалов? А что, если среди них окажется скромная прелестная девушка, которая согласится стать его женой?
Сергеев от желания умереть мгновенно перешел к кипучей деятельности. Завод требовалось как можно быстрее запускать на полную мощность, потому что ему нужны новые роботы и солнечные фотоэлементы. Тогда он наделает кучу разведчиков, которые смогут осмотреть ближайшие городки и поселки. Производством роботов он занялся вплотную, благо на складах хранился приличный запас комплектующих, но мощности солнечных батарей не хватало для работы всего завода, поэтому пришлось запускать по очереди то один цех то другой.
К тому же пришлось изрядно поломать голову над конструкцией новых изделий, те железные истуканы, что производил завод, его не устраивали, уж слишком они были примитивны, маломощны и предназначены больше для домашнего использования, а ему требовались машины, которые могли бы самостоятельно выполнять разведывательные, а возможно и спасательные функции. Они должны были уметь открывать двери, растаскивать завалы, перебираться через высокие препятствия и подниматься по лестницам.
Илья понимал, что кроме него вряд ли бы кто-то с этим справится, работал он дистанционно, используя своих роботов, а непросто управлять заводом, видя картинку через объектив видеокамеры. Хорошо еще что ему удалось подключиться к заводскому компьютеру, и уже из бункера вводить детали новой конструкции в цеховые автоматы. Когда это удалось, то Сергеев с гордостью смотрел, как из сборочного цеха выползает первый его серийный робот.
Новый робот имел четыре ноги и две руки, на четырех своих конечностях он мог развивать скорость до сотни километров в час, а руками при необходимости открывал двери, переносил тяжести и даже управлял транспортом. При этом он легко подниматься по лестницам, спускаться в подвалы, используя лебедку, но главное — умел все это делать самостоятельно. Его программа была сложной и предусматривала даже общение с найденными людьми. Работал робот от солнечных батарей, поэтому зарядки не требовал.
Илье оставалось только выпустить первую партию железных помощников, развести их на роботах грузовиках по округе, и тогда, если повезет, они найдут спасшихся людей. А если среди них обнаружится умная, красивая, интеллигентная девушка, то возможно она согласится поселиться с ним в его бункере, и тогда…
От таких мыслей закружилась голова, пришлось прилечь на кресло и немного поспать.
* * *
Уже через три дня премьер-министр подготовил новую стратегию развития страны, в которой рабочая группа постаралась учесть все: постепенный прирост спроса, увеличение численности населения, меры, которые должны были подтолкнуть к увеличению рождаемости, консервацию заводов, фабрик, АЭС и многочисленных предприятий, которые оставшимся в живых пока были не нужны, мероприятия по улучшению обороноспособности страны, а также многое другое.
Пришли новые данные с регионов, они практически повторили те, что были получены раньше. Встретили их спокойно, по-деловому, без лишних эмоций. Людей нет, скота нет, запасов продовольствия на несколько лет, жить можно, но недолго.
Военных осталось тоже не очень много, примерно пятьдесят тысяч, в основном те, что находились в подземных бункерах, спящие даже среди контрактников не выжили, хоть вроде люди были физически подготовленные, сильные и опытные.
После соответствующего приказа министра обороны были запушены на орбиту спутники позиционирования, через них восстановили связь с другими странами. Когда получили данные от них, то оказалось, что все западные страны пережили катаклизм примерно с теми же потерями, что и Россия, то есть в них осталось в живых чуть больше полпроцента населения. В Африке дела были хуже, там на весь континент набралось не больше двухсот тысяч человек, в Австралии ситуация чуть лучше, там выжило примерно триста тысяч.
Если просуммировать мировое население, то оказывалось, что выжило чуть больше двух миллионов человек, немного, но не критически — когда-то после потопа от человечества вообще осталось две тысячи в Африке, и те со временем размножились и смогли расселиться по всему миру. Правда, оказалась потеряна великая цивилизация, до уровня которой человечество так и не смогло добраться, но главное, что человеческая популяция выжила.
Конечно, потери катастрофичные, но какими они должны быть для конца света?
В общем дела оказались стабильно плохи у всех, а это значило, что Россия не лишилась своего места в мире, хоть и не поднялась выше. Китай и Индия потеряли почти все свое население, что было благом для нового мира, но правительство и бизнесмены выжили, выстроив свои бункера.
Людей осталось мало, но если честно, то во все времена от народа всегда было больше проблем, чем пользы. Главное — золотовалютные резервы сохранились, продовольствия хватит на десяток лет, жить можно, а народ бабы нарожают, куда им деваться? Вот примем закон, что кормить досыта станем только тех, кто детей имеет, и побегут рожать, к мужикам очередь выстроятся.
Премьер хмыкнул и пошел показывать свои наметки президенту. Тот сидел, глядя мрачно перед собой, неестественно дергая левым глазом.
«Нервный тик, — подумал премьер и потянулся за коммуникатором, чтобы вызвать врачей. — Надо чтобы ему вкололи успокоительное. Нет, что за работа у нас? Одни нервы…»
— Подожди, — покачал головой президент, заметив его жест. — Сам сейчас станешь таким же.
— А что случилось? — премьер прошел к столу и сел, положив на стол коммуникатор, и только тут заметив, что у стола сидит президент академии наук, выглядел тот даже хуже президента: он побелел и даже посинел, руки, покрытые крупными венами и темными старческими пигментными пятнами дрожали крупной дрожью. — Что я еще не знаю? На нас напали? Ракетная атака?
— Если бы, — вздохнул президент. — Войну мы переживем, а вот как быть с природой? Ее то как приструнить, чтобы она нас в могилу не загнала?
— Так в чем дело? — премьер сел и посмотрел на академика. — Давай выкладывай свою очередную гадость.
— Мы только что закончили анализ солнечного спектра, — проговорил медленно чуть заикаясь ученый. — И оказалось, что он поменялся.
— И что? — легкомысленно спросил премьер-министр. — Нам то что из этого?
— А то, что находится под солнцем, по-прежнему опасно, слишком много ультрафиолета, — вздохнул академик. — Мы только что разослали по всем коммуникаторам требование немедленно вернуться обратно под землю, но больше трети резидентов не отозвалось, а посланные по адресам представители МЧС зафиксировали смерть.
— Не понял? — премьер-министр заморгал и потянулся к карману, где раньше всегда держал сигареты, курить он давно бросил, а вот потребность в затяжке осталась, особенно когда говорили такие неприятные вещи. — Что это значит, объясните?
— Мы не можем жить под изменившимся светилом, — мрачно проговорил академик. — Те люди, что покинули подземные убежища, если в ближайшее время не вернутся обратно, обречены на мучительную смерть. А тех, кому удастся вернуться, придется лечить от острой лейкемии, и при этом какая-то часть все равно погибнет.
— А мы? — премьер-министр поднял голову к потолку. Президент тоже задумчиво посмотрел вверх, и его глаза еще больше задергался, похоже, но только сейчас осознал, какому подвергается риску. — Мы тоже умрем?
— Нет, — покачал головой ученый. — Этим постройкам тысяча с лишним лет, они выстроены из других материалов, толщина стен и потолков здесь такая, что можно считать Кремль практически подземельем. На окнах бронированные стекла, они хорошо экранируют, крыши покрыты особым сплавом, которые не пропускают большую часть излучения. Конечно, мы с вами сейчас получаем солнечную радиацию, но в небольшом количестве. Серьезные осложнения нам не грозят, но для безопасности следует вернуться в бункер и чем быстрее, тем лучше.
— Накаркал, — пробурчал президент премьер-министру. — Не забывайте о свои квартирах в бункерах, мы в них еще вернемся… вот и возвращаемся.
— А что я не так сказал? — вскинулся премьер, но тут же опустил голову, понимая, что происходит что-то ужасное перед которым даже прошедший апокалипсис может стать мелочью. Если жить на поверхности нельзя, то получается… полный кирдык? — Так… нужно что-то делать!
— Все уже делается, — сказал президент. — Объявлена тревога, за людьми послали полицию и войска, уже через час все снова будут под землей. Но главное не это, а то, что мы теперь являемся подземными жителями, и никто из наших детей больше не сможет жить под солнцем.
— Неужели? — премьер-министр перевел взгляд на зашторенное окно. — А что наука говорит?
— В ближайшие десять лет мы не сможем находиться под солнцем без специальных скафандров, жить на поверхности для нас смертельно опасно, — вздохнул академик. — А что будет потом, нам неизвестно, мы можем только надеяться…
— На что? — премьер потер лицо руками, потом все-таки вытащил сигарету и закурил. Президент посмотрел на него, поморщился, но ничего не сказал. — Это же конец всему! Мы потеряли эту страну. Мы утратили эту землю! Мы лишились этого мира! Навсегда!
— Не навсегда, — попытался успокоить президент академии наук. — Только на время.
— На какое время? — премьер мрачно посмотрел на президента и пыхнул дымом. — Через десять лет мне будет за шестьдесят, и далеко не факт, что мне удастся дожить до этого времени. Народу у нас погибло много, медики говорят, что пятидесятилетние обречены, у стареющего организма не хватает защитных сил для жизни под землей. Это конец.
— Кирдык! — кивнул президент и потянулся к пачке сигарет, которую премьер-министр положил на стол, академик тоже не выдержал и схватил сигарету. — Похоже, нам чертовски не повезло жить в это время.
— Похоже, — грустно усмехнулся премьер. — Как говорил один мой приятель, мы всегда живем не в свое время, не в той стране и не с теми, с кем должны.
— Жизнь все равно продолжается, нравится нам это или нет, — выдохнул синий дым президент и закашлялся, откашлявшись, вытер слезы и продолжил. — Давайте спасать то, что осталось, другого выхода все равно нет. А твоему плану возрождения место в мусорной корзине… — Он посмотрел мрачно на премьера. — Готовь следующий проект с учетом новых реалий, назовем его «Подземная Россия».
Возвращение машин было похоже на стремительное отступление. Если из Кремля выезжала колонна победителей, выигравших войну, то обратно возвращалась разбитая армия, потерявшая надежду, веру и самих себя. Это было ужасное зрелище. Ни одной улыбки, только слезы и ужас в глазах. Многие не могли пошевелиться, кожа вздымалась багровыми струпьями, вызывая при каждом движении дикую боль. Но им все равно повезло, многие остались там, в своих навороченных особняках, похожих на родовые замки, на мягких коврах среди богатой мебели, захлебнувшись собственным криком и рвотой.
* * *
Выпуск роботов Илья постепенно на своем маленьком заводе сумел раскрутить на полную мощность, благо всего хватало, кроме электроэнергии, но и эта проблема постепенно решалась по мере увеличения производства солнечных батарей. Он работал напрямую с заводским компьютером, проложив к нему оптико-волоконный кабель от бункера, и теперь самые сложные чертежи мог легко преобразовать в реальные изделия. Его роботы становились все сложнее, а сам завод мощнее и функциональнее по мере того, как он устанавливал новое оборудование, которое собирал с помощью своих железных разведчиков с заводов в соседних городах и поселках. Заодно он подбирал различного вида машины, переделывая их, увеличивая автономность и отправляя на поиски людей. К сожалению, пока его роботам не удалось обнаружить ничего, кроме трупов.
Пришлось даже создавать похоронную команду из трех роботов, которые переезжали места на место, копая братские могилы и укладывая в них тела взрослых и детей. Для них постоянно находилась работа. Надо признать, что в отсутствие насекомых, бактерий, мелких животных и крыс, тела не разлагались, а мумифицировались, оттого выглядели еще страшнее. Сергеев знал, что эти мертвые высушенные лица он не забудет никогда, и их видения будут преследовать его до самой смерти, которая, как он понимал, не заставит себя ждать, потому что продолжительность человека напрямую зависит от его нужности другим.
Хотят этого или нет, но люди существа общественные, а значит, без общества жить не могут. Именно семья, коллектив, племя дает силы жить дальше. Давно известно, одинокие люди долго не живут, они свободны от обязательств, поэтому уходят из жизни легко и быстро, в то время как люди, посвятившие себя другим, умирают тяжело, долго и в страшных мучениях.
Илья постепенно добрался до пригородов столицы. Конечно, не он сам, а его роботы. Он разместил на крышах рядом с входами в метро своих железных помощников. И еще один у кремлевского бункера. Теперь в его убежище на настенном экране постоянно транслировалось множество картинок. Правда, смотреть особо было не на что, только раз в день выезжала из кремлевского бункера оборудованная особой защитой машина, а в ней сидели люди, которые выносили трупы из домов и отвозили их в деструктор, который работал в столице на полную мощность.
Сергеев ежедневно докладывал диспетчеру министерства по чрезвычайным обстоятельствам о результатах разведки близлежащих поселков и городков, правда звучало это всегда одинаково: «город обследован, живых нет». Илья представлял, как после этих слов диспетчер наносит черный значок на название городка, и как карта России покрывается черными крестами, и ему становилось не по себе.
Часто он с диспетчером не разговаривал: ему ничего не требовалось, роботы стаскивали с мертвых городков и поселков в пещеры продовольствие, которое там оставалось в продовольственных магазинах и складах. И его уже набралось столько, что хватило бы и ему и еще сотне людей до конца жизни. Для того чтобы оно не портилось, он установил несколько холодильных камер внизу, и еда могла храниться почти бесконечно, учитывая, что в мире без микробов просто некому разлагать ее на составляющие.
Он понимал, что после такого апокалипсиса человечество вряд ли останется жить в мегаполисах. Зачем они, если вокруг полно пустых городов? Жизнь в них на порядок спокойнее и сытнее, и не нужно ни от кого зависеть.
Деньги не нужны, по крайней мере первое время, бери все, что тебе нужно, в магазинах, или создавай что-то свое. Заводов и предприятий хватает, вряд ли их владельцы станут возражать, даже если они и остались в живых просто потому, что в этом нет никакого смысла. Людей осталось слишком мало, чтобы спорить по мелочам, а само богатство потеряло смысл хотя бы потому, что деньги превратились в то, чем они были изначально — в рисованную бумагу. Важны блага, то, что необходимо для жизни человека, а этого хватает. Если большинство населения погибло, то оставшимся хватит произведенного умершими до конца жизни, как и их немногочисленным потомкам.
Конечно, рухнет вся экономика, точнее уже рухнула, но по большому счету эта наука по существу просто игра в бумажные фантики. Она ничего не создает кроме мифов, спекуляций и кризисов. Не стало ее и ничего не изменилось, просто жизнь стала на порядок спокойнее и проще.
Илья продолжал создавать новых и новых роботов, стараясь сделать их как можно долговечнее и как можно разумнее, надеясь на то, что они послужат тем, другим, кто придет на место погибших в планетарной катастрофе.
Однажды его экран на стене запульсировал красным предупреждающим цветом, и Сергеев увидел, как огромные металлические двери бункеров открылись, и из них выехали машины и автобусы с людьми. Он направил пару беспилотников следить за ними, а сам поинтересовался у диспетчера о том, что происходит. Тот ответил ликующим голосом, что ученые отметили снижение уровня излучения до минимального, и дали разрешение на возвращение к обычной жизни. Диспетчер и Илье предложил, воспользоваться благоприятным моментом для того, чтобы перебраться в столицу, а поскольку он считается штатным сотрудником министерства, то ему будет обеспечено вещевое довольствие, продовольственный паек и конечно жилье, благо теперь в столице много пустующих квартир — занимай любую.
Сергеев вежливо поблагодарил и ответил, что у него еще есть здесь дела, но он будет иметь это предложение в виду, и при первом удобном случае отправится в столицу. Илья и на самом деле над этим задумался. А что ему делать здесь? Нежной милой барышни, желающей жить с ним в бункере, не нашлось в обследованных городах и поселках, а значит, если он не хочет жить в одиночестве, следует перебираться к людям, хотя бы на то время, которое необходимо для поиска своей второй половины.
Он притащил в пещеру большой внедорожник и начал ее оснащать мощными солнечными батареями, ставя на всякий случай защиту, одновременно проводя работы по консервации завода. Роботов он начал возвращать с дальних рейсов, концентрируя их возле себя, решив, что вернется в столицу вместе с ними. Когда он уже приготовился к обратной поездке, то получил автоматическое сообщение, в котором ему запрещалось выходить из бункера.
Сергеев посмотрел на экран, прогнал последние записи с беспилотников, и ему стало по-настоящему жутко. Илья видел, как покрывались язвами те люди, что пробыли под солнцем несколько часов, как они выли и рыдали от боли, а потом умирали в жутких мучениях. Все, кто выехал из бункеров, спешно возвращались обратно, причем вернулось гораздо меньше, чем уехало, а по городу вновь понеслись спецмашины, собирая мертвые тела.
Он снова вызвал диспетчера МЧС.
— Это Сергеев. Что происходит, почему люди спешно возвращаются обратно в убежища?
— А где находитесь вы? — осведомился мужской голос. — Надеюсь, вы еще не покинули свой бункер?
— Еще нет.
— И слава богу, — диспетчер облегченно вздохнул. — Я уже привык к тебе, приятель, и меня бы расстроило, если бы ты умер. Спасти мы бы тебя все равно не успели, ты находишься от нас слишком далеко, поэтому было бы жаль.
— Так что все-таки случилось?
— Ученые снова облажались, — диспетчер фыркнул. — Оказывается, они не учли в солнечном спектре новую составляющую, которая в нем появилась, и от этого маленькой ошибочки погибло больше десяти тысяч человек. Не выходи из бункера, приятель, пребывание под солнцем по-прежнему смертельно опасно! И защиты нет, гамма лучи хуже рентгеновских, а озоновый слой, который нас раньше защищал, большей частью разрушен.
— А что остальные люди? Я же видел, как они покидали бункер, а потом спешно возвращались.
— Кого смогут спасти, медики, того спасут, — диспетчер вздохнул. — Остальных нам собирать и везти в деструктор. Не поможешь? Нет? Ладно, я шучу, понимаю, что ты слишком далеко. Удачи.
Сергеев кинулся к компьютеру и еще раз просмотрел записи отца, в конце он нашел в них небольшую сноску, там было написано:
«Человечество никогда не встречалось ранее с таким катаклизмом, а значит, оно к нему не готово. Но главное даже не то, что произойдет, опасны последствия, а они могут быть гораздо более ужасными, чем можно предположить из сегодняшнего дня. Вполне вероятно, что солнце после мощного выброса войдет в новую стадию своего стабильного существования, при этом может поменяться сам спектр его излучения.
Существующие на планете организмы тысячелетиями приспосабливались к солнечной энергии, но если она поменяется, то все живое вынуждено будет перестраиваться, включая свои защитные и приспособительные механизмы. А это грозит всему живому массовыми вымираниями. Возможно, человек так никогда и не сможет подстроиться к новому типу излучения, и тогда новые разумные существа займут нашу нишу. Так уже было когда-то, мы не первые разумные существа на этой планете…»
* * *
Так получилось, что Анюта выехала из Кремлевского бункера одной из последних, и причина этого была более чем прозаична, ей требовалось забрать свое оборудование, а оно занимало немало места, к тому же было уникально, стоило безумно дорого и оставлять его не стоило даже под такой мощной охраной.
Прокопалась она долго, собирая, комплектуя и упаковывая. Естественно не одна, ей помогала команда грузчиков, которую любезно выделил комендант Кремля. Впрочем, после того как разнесся слух, что ей вероятнее всего дадут государственную премию за вклад в отечественную культуру, жить Ане стало намного проще. Помогали все. И всегда рядом крутился кто-то из обслуживающего персонала. Для полного ощущения, что она знаменитость, не хватало только назойливых репортеров, но эту вездесущую братию в бункер не взяли, и насколько она знала, большей частью исключили из всех подземных списков, так что после катаклизма репортеры как класс перестали существовать. Но об этом, насколько она знала, никто не печалился.
Когда огромные ящики погрузили на грузовик, и наверх залез небольшой погрузочный робот, управляемый юрким погонщиком по имени Юрий, Аня пошла к выходу, где ее ждал электромобиль самого премьер-министра, который по каким-то своим причинам решил из Кремля пока не выезжать.
Конечно, она понимала, что в древней крепости хватало жилых помещений, для многих Кремль оставался домом, это для нее он был тюрьмой. Ей нестерпимо хотелось увидеть зеленую траву, деревья, цветы и растенья. Почему-то в Кремле трава и цветы не росли, даже огромные синие ели и те поменяли свой цвет на ржавый, и потом осыпались, а березки превратились в засохшие столбы, на которых даже ветки не держались.
Анюта еще раз взглянула на робота, который уже примостился в грузовике, опустив голову с камерой, и прикрыв окуляры железными руками на случай падения, и вдруг вспомнила Дика, от чего-то ей стало больно в сердце, поэтому она остановилась и присела на ящик, прижимая руку к сердцу, в котором закололо острыми иголками.
Откуда в ней родилась боль? Вряд ли это любовь: они с этим парнем принадлежали к разным слоям общества, она к элите, а он к рабочему классу, и познакомилась Аня с ним только по просьбе Лады, своей школьной подруги, которой понравился этот простой неглупый парень. Гольдберг решила сделать для него праздник, и сделала, пригласив в кафе, напоив и накормив от пуза, а заодно показав светокартину Анюты.
Любви тогда с Бутом не получилось, в какой-то момент Лада спохватилась, приревновала и утащила парня к себе, она звала и ее, но Аня не любила групповой секс, он ей был противен.
Но прошло несколько дней, и Анюта стала постоянно думать о странном Диком Буте, погонщике роботов и простом рабочем парне. Он стал сниться ей по ночам таким страстным и неистовым, что после этого она бежала в ванную, подставляя под ледяные струйки раскрасневшееся лицо. Почему так происходило, Аня не знала, и объяснений этому явлению у нее не нашлось. Но однажды, когда ей было очень плохо и тоскливо, она не выдержала и позвонила Дикому Буту, просто так, сама не очень хорошо понимая, что делает, а он взял и пришел.
Дик был неистов в любви так же, как в ее снах, но при этом нежен и осторожен. Никогда до этого она не испытывала таких невероятных по глубине и остроте ощущений. Бут словно ураган начинал ее кружить, поднимая вверх к холодным сверкающим звездам, но и высоко вверху она чувствовала теплые заботливые руки, которые не давали ей упасть вниз. Это было настолько необыкновенно и сверхъестественно, что ее пугало. В какой-то момент Аня вдруг поняла, что может влюбиться в этого парня, поэтому согласилась на выступления в Европе, потом в Китае и Индии, надеясь, что новые впечатления, тяжелая работа и выступления убьют все зарождающиеся чувства.
Но и в чужих странах она видела сны, в которых он улыбался и любил ее также нежно и страстно. Она не хотела отвечать на звонки, не желала видеть его лица, боялась выдать свои чувства, но все равно не смогла устоять перед зовом сердца и жадного до ласки ее тела.
А потом в мире стало быстро происходить множество разных событий, и они стали видеться чаще, потому что она внезапно испугалась того, что надвигалось на Землю. Она острым чувством художника предчувствовала, что грядет нечто невероятно страшное, и после этого не останется ничего из того, что она любила. Неизвестно откуда ей было известно, что люди станут умирать повсеместно, и сама планета будет стенать и плакать от боли. Никто ей не верил, когда она рассказывала о своих ощущениях, многие смеялись, и только Дик был добр и нежен с ней, хоть, кажется, понимал, что и к нему придет смерть.
А потом началась эта эпопея с подземным царством, как Анюта для себя назвала Кремлевский бункер. Здесь она много и очень интенсивно работала, и почти забыла его улыбку, пока этот дурацкий робот не напомнил о Диком Буте ржавой и острой иглой в сердце.
Интересно выжил ли он? Шансов у него было немного, можно сказать — никаких. Никто не собирался сохранять обычных работяг, которые кормили и оберегали творцов, политиков, чиновников высоких рангов — их во все времена и без того хватало…
Но это было в ту прошедшую эпоху, которая никогда больше не вернется, а сейчас именно этих рабочих рук и не хватало. И уже все даже самые недалекие политики и бизнесмены поняли, что пришло нечто невероятно страшное, что жить станет иначе, что придется работать самим, потому что не будет больше рабов, вымерли они…
Анюта грустно улыбнулась, отдышалась, засунула под язык таблетку и полезла в кабину электромобиля. Что с ней будет дальше, не знала и она. Кому нужна ее светомузыка, если есть станет нечего? Кто будет рукоплескать ей, если придется в поте лица своего есть хлеб свой? Как она будет зарабатывать себе на жизнь, если во всем мире не останется праздной и скучающей элиты, ведь именно для нее она и писала свои картины? Во что превратится ее жизнь?
Они проехали немного, может быть километров двадцать по пустому городу, как по рации водителю приказали немедленно вернуться, электромобиль развернулся и снова повез ее царство мертвых. А потом Аня увидела, как возвращаются другие: их было много, и радости не было в их глазах, только панический страх плескался в наполненный сверкающим солнцем глазницах. Многих привезли мертвыми или умирающими, и даже те, кто выглядели совершенно здоровыми, скоро оказались на больничной койке. А потом и Аня почувствовала себя плохо, ее нежная белая кожа неожиданно побагровела и покрылась огромными язвами. А после этого пришла настолько страшная боль, что сразу захотелось умереть.
Анюта позвонила медикам и через час уже оказалась в больнице, в хорошей палате, оказывается, за нее лично похлопотал премьер, а вот для других людей мест просто не хватало, несмотря на то, что все они до апокалипсиса считались финансовой и политической элитой страны. Но все прошлые заслуги перед огромным горем были неважны, да и слишком многих доставили в госпиталь, он просто не был предназначен для такого количества больных, хотя правильнее сказать — умирающих.
Люди лежали в длинных широких туннелях вокруг госпиталя и умирали в жарком бреду, не понимая, что происходит. Пока Анюту везли на каталке, она видела гниющие и разлагающихся тела, которые врачи безуспешно пытались спасти. Люди кричали, выли, визжали от боли и страха и умирали один за другим. А этот насыщенный запах гноя и крови, которым пропитался весь больничный городок, Анюта не забудет никогда. Хорошо, что в сознании она пробыла недолго, почти сразу ее уложили на специальную ожоговую кровать и ввели в искусственную кому, чтобы девушка не погибла от болевого шока.
Но даже в коме, она видела Дика, по-прежнему улыбающегося своей немного смущенной улыбкой. Он не давал ей умереть, просто сидел рядом, молча держал за руку, всем своим видом говоря, что все будет хорошо. И это помогло, в какой-то момент лечение начало давать плоды, и через месяц Аню выписали — одну из немногих, в то время как большинство больных, что лежали в соседних палатах, умерли в ужасных мучениях.
Ласковое теплое солнышко, которые так все любили, стало безжалостным врагом человечества, и не только людей, но и всего живого. Путь наверх оказался закрыт, и люди начали создавать свой новый мир под землей.
— Мы морлоки, — сказала с горечью Ане Ладе, которая пришла, чтобы забрать ее из больницы. — Ужасные подземные существа, которых придумал когда-то Уэллс.
Ее подруге повезло, ее привезли в бункер для конкурса «Красавица подземного мира», и потом кто-то разрешил здесь оставить. Гольдберг в Кремле понравилось, здесь у нее была, пусть и маленькая, но своя квартирка, в которой она жила одна. И кормили ее здесь тем, что она привыкла есть — вкусными, изысканными блюдами. К тому же постоянно проводились балы и гулянья, на которых можно было встретить даже президента.
В общем, она здесь себя чувствовала в своей тарелке и была готова пойти на все, чтобы бы не возвращаться на станцию метро. Девушка была радостна и оживлена, только появившись, развела кипучую деятельность, и уже познакомилась со многими политиками и учеными.
— О чем ты, подруга? — Лада вела ее по туннелям, придерживая за плечи. — Что за морлоки тебе приснились? Что это за существа такие?
— Когда-то Герберт Уэллс написал книгу о путешественнике во времени, — объяснила Анюта. — Тот отправился в будущее, и там обнаружил подземную расу, похожую на бледных безволосых обезьян с огромными глазами привыкшими к подземному мраку. В прошлом веке люди улыбались, читая его книгу и считая ее просто безудержной фантазией писателя, но теперь я вижу, что этот путешественник во времени на самом деле существовал, и он видел наш мир. Только он решил, что богатые живут наверху, а рабочие внизу, но сейчас происходит все наоборот, и это, наверное, более правильно. Мы не заслужили солнечного света, мы подземные черви, нам нужно снова научиться работать, чтобы заслужить шанс вернуться на поверхность.
— Успокойся, подруга, — Лада провела ее по подземному бункеру и свернула в узкий туннель, где находился жилой отсек, ведя спотыкающуюся от слабости девушку в свою квартирку. — Наш мир изменился, но кто сказал, что он стал хуже? Уже копают новые туннели, скоро они пройдут под всей Москвой, там будет много места и много света. Военные вывели спутники на орбиту, появилась связь с другими областями и заграницей, по Москве разъезжают грузовики, собирая продовольствие и одежду, и даже, скажу по секрету, драгоценности и золото. Скоро все это окажется здесь. Продовольствия на наш век хватит, и детям нашим тоже, а что будет потом, никому не интересно. После нас хоть потоп — так говорила мадам Помпадур, а Тиберий вообще сказал: «После моей смерти пусть хоть земля смешается с огнём».
Понимаешь подруга? Мы живем здесь и сейчас. Одни считают, что нам не повезло родиться в это время. А может как раз наоборот? Может нам подфартило?
— Какое тут везение, если мир умер, а мы находимся на его похоронах? — Анюта держалась за руку Лады, часто останавливалась, тяжело дыша, потому что от слабости едва могла идти. — Все умерли.
— Не все, — покачала головой подруга. — Мы с тобой живы, и многие другие тоже. И у нас будет все, что нам захочется. Толпы мужчин ждут наших ласок, взамен от них мы получим драгоценности и великолепные платья.
— Зачем они нам? — Аня вздохнула. — И насчет мужчин ты ошибаешься, их уже много умерло и они продолжают умирать. Слабый мужской пол не выдерживает жизни под землей. Надеюсь, те, кто находится наверху, окажутся в лучшем положении.
— Если ты говоришь о спящих, то вовсе не факт, что они выживут, — заявила Лада. — Врачи, например, в этом не уверены, они считают, что от смерти тех, кто еще жив, спасает только снотворное. Как только их разбудят, они погибнут.
— Но тогда и он погибнет? — Анюта остановилась и с тревогой посмотрела на подругу. — Но этого нельзя допустить! Я не смогу жить, зная, что он мертв!
— Кто он? — Лада недоуменно уставилась на подругу. — Ты о ком?
— Я о Дмитрии Бутове.
— Об этом парне с робота-погрузчика? — удивилась Гольдберг. — Как же его звали? Кажется — Дикий Бут? Так он уже наверняка погиб…
— Нет, — покачала головой Аня. — Он жив. Я видела его с собой рядом, когда лежала в коме, он улыбался, значит, жив.
— Ты находилась в коме, а в ней и не такое может привидеться, можно сказать, ты почти умерла, выжила только благодаря врачам. Такое просто так не проходит, всегда есть последствия.
— Он жив! — упрямо проговорила Анюта. — Я это сердцем чувствую, оно болит.
— Если хочешь, я узнаю у операторов, — пожала плечами Гольдберг. — Я познакомилась с интересным парнем из МЧС, он как раз следит за спящими. Ты адрес помнишь Дика или хотя бы номер коммуникатора?
— Помню, — Анюта заплакала. — А если окажется, что я ошибаюсь, и он мертв?
— Давай верить в хорошее, — Лада взяла ее за руку, открыла дверь и ввела в квартиру, которую та занимала. — Дай мне время, и я все узнаю. А ты, подруга, располагайся. Мне очень хочется, чтобы ты написала что-то новое. Свою очередную грандиозную светокартину. Ты же можешь? Постарайся, пожалуйста. Только здесь внизу, я по-настоящему поняла, как ты талантлива, теперь я твоя истинная фанатка. Знала бы ты, как сейчас не хватает твоих произведений, чтобы отвлечься от того, что произошло.
— Я попробую, — Аня грустно улыбнулась. — Я буду писать о своей смерти.
Не только Лада, все ждали нового произведения Анюты, и она его написала уже через неделю.
В картине жили багровые и черные тона, похожие на струпья, которые образовались на ее коже, а над ними висело карающее слепящее белое солнце. В этом произведении люди были похожи на бледных подземных червей, копошащихся в гниющем теле планеты, а над ними на фоне светила реял силуэт парня с застенчивой улыбкой. И это произведение имело огромный успех, потому что несмотря на свою мрачность и безысходность, а может и благодаря им, оно вызывало мощное сексуальное желание, которое оказалось даже намного сильнее, чем от прежних Аниных картин.
И в очередной раз искусство доказало, что близость и страх смерти вызывает желание что-то оставить после себя. А что может оставить после себя человек? Только свое продолжение, потому что все остальное тлен…
* * *
Президент мрачно оглядел присутствующих, на этот раз за огромным столом расселся весь кабинет министров. Десять министров были новенькими, назначенные из заместителей взамен тех, кто погиб после вылазки в свои особняки за городом. Он вздохнул и кивком разрешил говорить премьеру. Тот открыл коммуникатор, вывел диаграмму на огромный экран и мрачно произнес:
— Ученые говорят о том, что снижение солнечной радиации идет медленными темпами, и если им верить, то все придет в норму примерно через пятьсот лет.
— Пятьсот?!!
Президент отметил для себя растерянные лица министров и решил, что этих придется менять: недостаточно гибки для нового времени, плохо подготовлены, не умеют скрывать свои мысли, да и психика слабая.
— Пятьсот, — премьер-министр сделал паузу и отпил воды из стакана. — Если только не произойдет еще чего-нибудь чрезвычайного, а оно может произойти, поскольку, как выяснилось, никто ничего не знает, а единственный специалист Сергеев, который мог во всем этом разобраться, умер от сердечного приступа за несколько месяцев до солнечного урагана. Утешают нас тем, что после того как ученые наберут статистику, разберутся с тем, что произошло, составят новые графики, выведут новую теорию и тогда… — Он сделал еще одну длинную паузу и мрачно оглядел министров. — Если в природе само собой ничего не случится, то они смогут сказать что-нибудь точнее, или не смогут, что более вероятно, а значит, мы можем надеяться только на то, что бог перестанет гневаться на нас, и все вернется на круги своя. Но это неплохое утешение для тех, кто верит в бога, а вот для того, кто не верит, надежды нет.
— Премьер, — президент поморщился. — Не надо этих разглагольствований, и без тебя жить не хочется. Давай по делу.
— По делу так по делу, — премьер-министр вывел на экран новые данные. — Жить под землей придется не одному поколению, и не только в России, но и всему населению Земли, следовательно готовиться к этому надо основательно. Первоначальные мероприятия таковы: забрать все продовольствие из магазинов и оптовых городских складов, ответственный за это министр продовольствия…
— Так у нас нет министра продовольствия, — растерянно пролепетала секретарь — стенографистка, дородная молодая женщина с бюстом вываливающимся из глубокого разреза. — Министр сельского хозяйства имеется, а министр продовольствия отсутствует.
— Извините, — премьер насмешливо поклонился присутствующим. — Я буду говорить то, что нам требуется, и кто будет за это отвечать. Понятно, что нет у нас таких министров, но нам и кабинет такой больше не нужен. Зачем нам министр связи, если связываться не с кем? Кому нужен министр культуры, если культура осталась наверху? И министр сельского хозяйства не нужен, а вот министр продовольствия нужен позарез, который будет заниматься посадками грибов, разведением рыбы, свиней и другого домашнего скота, который сможет выжить под землей.
— Не стоит нагнетать сейчас обстановку, Александр Петрович, — снова вмешался президент. — Конечно, ты прав, и мы будет это делать, но новые министры еще не очень хорошо представляют себе реальность, которая нас окружает, поэтому подавай информацию дозировано…
— Дозировано? Это можно… — премьер-министр согласно кивнул. — Пожалуйста. Гражданское население нашей страны сократилось до двухсот пятидесяти тысяч, если не считать военных, их еще сорок восемь тысяч. Кроме того существует примерно сто тысяч спящих, о которых ученые ничего не могу сказать, хоть многие из них уверены, что как только им перестанут подавать успокаивающие лекарства и снотворное, они погибнут.
— Катастрофа, — прошептал кто-то из вновь назначенных министров. Видимо, до этого эти цифры для него были новыми и неожиданными. Остальные министры к этому отнеслись спокойнее, хоть помрачнели все. — Полный пипец стране!!!
— Мы и раньше догадывались о том, что апокалипсис — дело губительное, теперь это подтвердилось, — криво усмехнулся премьер. — В основном население выжило в крупных городах, где имелось метро. Города с метро перечислять не стану, присутствующим они известны. Сельское население вероятнее всего погибло полностью, точных данных пока нет, готовим новые разведывательные экспедиции, но если даже где-то люди и сумели спрятаться в глубоких погребах, то им все равно в них долго не продержаться. Продовольствие закончится, им придется выйти на улицу, и они погибнут в ужасных мучениях от солнечной радиации, которая исходит от обновленного светила, если мы, конечно, не успеем их вовремя подобрать.
— Интересно, — хмыкнул еще один министр. — Как же их подбирать, если неизвестно, где они находятся?
— Мы передаем на всех радиочастотах обращение к нации, — ответил премьер-министр. — Даем номера телефонов, на которых дежурят наши операторы, сообщаем, как можно в домашних условиях, используя пластик и металл, защититься от излучения. Тех, кто с нами связывается, мы вывозим на оборудованных защитой машинах. Конечно, пока таких спасенных не очень много, но они имеются, и мы продолжаем эту работу.
— Понятно, — пробормотал министр. — Хоть что-то делается…
— Что же касается нас самих, — вздохнул премьер. — То у нас все не так уж плохо, продовольствия с учетом нашей сегодняшней численности хватит лет на двадцать, за это время, я думаю, мы создадим подземное продовольственное хозяйство и привезем продукты, оставшиеся наверху. Тогда, я думаю, мы обеспечим себя лет на сто. Кроме того будем выращивать грибы, рыбу, свиней, возможно, что-то еще, биологи вовсю работают над этим, делают опыты, создают нужные компосты. АЭС, которая нас питает, выведена на нормальный режим и переведена на автоматику, поэтому лет пять не потребует нашего вмешательства, дальше придется отправлять туда людей или роботов, чтобы менять графитовые стержни, вводить новое топливо, проводить прочее обслуживание. Надеюсь, за это время мы научимся защищаться от солнечного излучения. А вообще на будущее нужно строить АЭС под землей, у нас для этого все имеется. Вот вкратце все…
— Нам не выжить, — пробормотал еще один из вновь назначенных министров. — Такого еще никогда не было: у нас нет ни людей, ни техники, ни сельского хозяйства и рыболовства, мы обречены.
— Полный кирдык, — с готовностью откликнулся премьер-министр. — Конечно, нам не хочется повторения и одичания, надо подумать, как сохранить знания, которые мы еще имеем, и следует готовить людей к новой реальности. Насчет обреченности хочу сказать следующее: обречен тот народ, который теряет надежду, к русским это не относится, мы из любого дерьма выберемся, нам это не впервой. Опыт колоссальный имеется, в генах прописанный, поколениями выстраданный, с молоком матери впитанный…
— Как я понимаю, — задумчиво проговорил министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Прежде всего надо занять людей работой, иначе они начнут сходить с ума, тогда пойдет волна самоубийств и расправ над начальством. Русский люд и на это горазд, чуть что не по нраву, сразу революцию делать.
— Вот для того и следует начать производство продовольствия в метро и бункерах, — сказал премьер. — Ну и само собой перетаскивать заводы и мелкие предприятия с поверхности. А еще нужно готовить концертные бригады, которые будут поднимать дух оставшегося населения, создать агитпоезд и гонять его по станциям с концертами…
— Получается культура все-таки нужна? — съехидничал министр культуры. — А вы говорите, что все осталось наверху. В нашем бункере имеются музыканты и художники, телевизионщики и писатели, они уже начали создавать новые культурные ценности, которые помогут нам выжить. Даже в древние времена жили свои художники, которые на стенах создавали картины — выходит, это им как-то помогало в их нелегкой борьбе с действительностью?
— Культура нужна в переходный период от глубокой задницы к промежуточной, — неохотно сознался премьер. — Особенно те светокартины, которые создает Анюта Петрова. Население нужно восстанавливать, точнее создавать условия, в которых рождаться людей будет больше, чем умирать. Ученые говорят, что мы не адаптированы к жизни под землей, поэтому первое время у нас будет большой падеж, который придется восстанавливать.
— Я же просил не употреблять слово «падеж», — поморщился президент. — Почему бы не использовать слово «убыль».
— Убыль — это хорошо, только у нас не она будет, а падеж, пока не подрастет новое поколение, которое никогда не видело солнца, — грустно усмехнулся премьер-министр. — Для тех, кто привык жить под солнцем, прогнозы медиков не утешительные, долго они не проживут, их организмы к этому не подготовлены. Я надеюсь, что на наших глазах появится новая поросль, для которой единственным реальным миром станет метро да кремлевский бункер, и они расплодятся настолько, что изроют туннелями всю Россию.
— А я давно говорю, что следует прокладывать новые ветки метро, — вставил свое слово министр промышленности. — Иначе где мы будем селить новое поколение? А для этого следует развивать металлургию, робототехнику, электронику…
— И медицина нужна, — откликнулся министр здравоохранения. — Кто будет роды принимать и людей лечить?
— Поэтому мы здесь и собрались сегодня большим составом, — произнес с мягкой улыбкой президент. — Вижу, вы прониклись пониманием задач, которые перед нами стоят, так что возвращайтесь в свои пенаты и готовьте мероприятия по своим министерствам. Надеюсь, к следующему заседанию кабинета они лягут на мой стол, и мы начнем обсуждать уже конкретные предложения со сроками, с ценой вопроса, с необходимыми ресурсами. Вопросы?
— Только один, — с места встал министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Вы тут упомянули спящих. А когда их будить начнем? По этой категории выживших надо срочно что-то решать, так как медикаменты заканчиваются, да и система подачи требует во многих домах ремонта. На ладан дышит, того и гляди откажет.
— Будить или не будить — вот в чем вопрос!? — президент посмотрел на премьера, тот безразлично пожал плечами, тогда глава государства процитировал. — «Что лучше для души — терпеть пращи и стрелы яростного рока, или на море бедствий ополчившись, покончить с ними? Умереть: уснуть не более, и если сон кончает тоску души и тысячу тревог, нам свойственных, — такого завершенья нельзя не жаждать. Умереть, уснуть; уснуть: быть может, сны увидеть; да, вот где затор, какие сновиденья нас посетят, когда освободимся от шелухи сует?»
— Так будить или пусть дальше спят? — спросил министр. — Извините, не понял…
— Будить, перевожу на простой слог великий язык Шекспира, — вздохнул премьер-министр. — Бригады медиков приготовьте для перевозки выживших в наш бункер. Раньше мы были не готовы их принять, теперь можем, к тому же, сами сказали, лекарство кончается, а во все времена было лучше что-то делать организованно, чем спонтанно, аварийно, в чрезвычайных обстоятельствах.
— Теперь понял, — министр закивал. — Готовим машины, бригады медиков в спецкостюмах. Начнем понемногу с дальних районов, потом дойдем до центра.
— Действуйте, — одобрил президент. — Всех выживших перевозите в наш медицинские центр, пусть специалисты определят, почему они выжили. Возможно, что у них есть какое-то отличие в генетическом коде, и тогда это наверняка как-то можно использовать.
— Так и сделаем, — министр записал что-то в своем коммуникаторе. — Завтра же и начнем.
— Вот на этой оптимистичной ноте и закончим наше заседание, — объявил президент. — На следующей неделе жду мероприятия по каждому министерству, естественно завизированные премьером.
* * *
Максим Крылов проснулся от ощущения жуткой сухости во рту: непонятно почему во рту образовалась пустыня, которую не охлаждало даже дыхание. Нестерпимо хотелось пить, но не меньше хотелось есть. Он попробовал встать и с хриплым стоном опустился обратно. Тело стало вялым, неуклюжим и невероятно тяжелым — в него словно насыпали тонну песка, и теперь тот заполнял все внутренности, отчего возникало ощущение, что оно потяжелело на пару тонн. Глаза не открывались, хоть Макс честно пытался приподнять свинцовые веки. Собрав всю свою силу воли, он еще раз попытался их приоткрыть и на какой-то миг ему это удалось, тогда Крылов смог увидеть свою квартиру: кресло, на котором лежал, мягкие манжеты на руках и ногах, темные закрытые жалюзи и картина на голой стене, изображающая лес с тремя медведями — раритет доставшийся от бабушки.
Макс еще немного полежал, потом вялыми руками снял манжеты. От этих усилий закружилась голова, и он снова уплыл в тот темный, страшный мир, в котором бродил уже несколько последних месяцев. Времени не было, как и памяти, все стер сон, больше походивший на обморок. Через тысячу лет Крылов снова очнулся от мучительной жажды, на этот раз даже не пытаясь вставать и открывать тяжелые веки, просто переполз через подлокотник и рухнул на теплый, мягкий ковер. Там он какое-то время лежал, осмысливая новые ощущения.
Оказывается, он забыл, как приятно пахнет половое покрытие жасмином, и как на нем здорово лежать. Макс пролежал бы на нем целую вечность, если бы не ужасная жажда, которая иссушала тело. Пришлось снова собирать силы и ползти к ванной. Всего метра три, но на них потребовалось минуты четыре, и бездну энергии. Открыв дверь, он вполз внутрь, приподнялся на слабых руках, сдвинул колпак и рухнул на пластиковое дно, нажав по дороге кнопку автомата.
Крылов пролежал минут пять, прежде чем понял, что душ не работает. То ли отказала автоматика, то ли не было воды: второе предположение показалось более логичным. Максим приподнялся, нащупал кран, повернул и не услышал характерного шипения, которое бывает, когда воду отключают на какое-то время. Ее просто не было и все. Макс пролежал еще пару минут, пока до него дошла эта неприятная мысль, тогда он снова подтянулся, выполз из ванной, упал на твердый пол и пополз к кухне. Там ему удалось подняться на стул, с него добраться до заветного кухонного шкафчика и набрать программу, по которой тот должен был выдать бутылку минеральной воды.
Крылов подождал пару минут и понял, что кухня тоже не работает.
Это было непонятно и очень обидно, но на переживания не были ни сил ни времени, да и пить хотелось по-прежнему. Макс напряг свои мозги, вспомнил, где он держит воду на самый крайний случай, и пополз к холодильнику, что оказалось тоже непросто. Пластиковый пол был прохладным, он охлаждал тело и давал надежду, что ему все-таки удастся спастись от мучительной жажды. Максим дополз до стены, протянул руку, открыл дверцу и понял, что электричества нет и, похоже, уже давно, потому что из холодильника потянуло жаром.
Он полежал, вспоминая, зачем сюда приполз, потом приподнялся и увидел пару бутылок с минеральной водой, которые всегда держал здесь на крайний случай. Одну он вытащил, после нескольких неудачных попыток отвернул пробку и припал к теплой, но вкусной воде. Макс выпил бутылку полностью, а в ней было больше двух литров, и почувствовал, что жажда его отпускает, понемногу уходит, растворяется в теплых противных пузырьках. После этого ему сразу мучительно захотелось есть.
— Вот так всегда, — пробормотал Крылов. — Сначала напиться, потом нажраться, потом в туалет, затем все по новой, и на это уходит человеческая жизнь, а можно было бы сделать вместо этого что-то полезное для рода человеческого, например, написать картину или открыть новый закон бытия.
В голове прояснело, тело понемногу начало слушаться, он даже смог подняться и сесть на стул тяжелым неповоротливым телом. В организме, в разных местах неприятно закололо, в желудке забулькала вода, в ногах притаилась слабость, а легкие с хрипом и стоном стали загонять в себя холодный утренний воздух.
— Дорогие граждане, — со стороны окна послышался мужской голос, который звучал немного странно в густой пыльной тишине. — Просим выйти на улицу, где вас ожидают бригады скорой медицинской помощи. Передвигайтесь осторожно, поскольку за время сна ваши мышцы атрофировались и не способны к длительным нагрузкам. Не спешите и не нервничайте, у вас все получится. Мы терпеливо ждем, вы нужны нам и городу…
— С чего бы это? — недоверчиво поморщился Крылов. — Кому это я вдруг понадобился?
Он выглянул в окно, но никого не увидел, потом еще раз приподнялся, но рухнул от слабости на стул. Есть захотелось еще сильнее. Макс полез в кухонный ящик, и естественно, там ничего не нашел — нет электричества, нет еды, закон старый и очень грустный.
Нужно идти к людям, может накормят. Только как идти, если ноги не ходят? Да и одеться было бы неплохо, не идти же в эластичном комбинезоне, который обтягивает тело так, что ничего не скрывает. Правда и скрывать то нечего, одни ребра, да худые ноги. Крылов вытащил из-под стола швабру и, опираясь на нее, как на костыль, побрел к шкафу. Какое-то время он бессмысленно таращил глаза на одежду, потом одел трусы, футболку, сверху натянул рабочий комбинезон, ноги воткнул в мягкие туфли, в которых можно ходить по улице и, наваливаясь всем слабым телом на швабру, вышел в коридор.
Было тихо, как никогда. Не слышалось ни одного голоса, ни крика, ни шелеста эскалатора. Тут Макс с грустью подумал о том, что и движущиеся дорожки без электричества тоже не работают, значит, придется идти своими уже очень уставшими ногами. Он прошел немного и услышал тихий стук, доносившийся из соседней квартирки, где жил Игорь со своей милой женушкой Светой, которая была очень даже ничего, и на Крылова смотрела как-то по-особенному приветливо. И если бы Игорь не был его давним приятелем, он бы обязательно наставил ему рога.
Макс добрался до двери, открыл ее и крикнул:
— Света, Игорь, это Крылов. У вас пожрать что-нибудь есть?
Ему никто не ответил, он прошел внутрь и увидел два таких же игровых кресла, как у него, подключенных к системе, но они были пусты. Стучала открытая форточка, которую толкал ветер. Макс принюхался, пахло чем-то знакомым и очень противным. Он какое-то время пытался вспомнить, откуда знает этот запах, потом до него дошло — пахло мертвечиной. Он пошел на кухню, уже понимая, что ни Игоря ни Светланы больше никогда в свой жизни не увидит. Они либо умерли, либо очень далеко. Второй вариант его устраивал больше, хоть что-то внутри говорило, что тот неправильный.
Он открыл холодильник, увидел лежащую на полке одинокую банку рыбных консервов и очень обрадовался. Это была настоящая еда, которую так жаждал желудок. Крылов открыл консервы, вытащил из ящика ложку и начал жадно запихивать в рот кусочки тунца в масле, слушая все то же объявление, доносящееся с улицы. От рыбы лучше не стало, но желудок понемногу успокоился и перестал скулить.
Пока Макс ел, он понял, что началась какая-то новая жизнь, уж больно все стало необычайно странным. Крылов пощелкал кнопками, чтобы убедиться, что без электричества телевизор не работает. И коммуникатор разрядился, а значит, никак не позвонить приятелям и знакомым девчонкам, чтобы узнать, что же произошло, пока он спал. Он доел рыбу и стал вспоминать то, что случилось перед сном.
Кажется, он сидел в кафе с друзьями. Они пили пиво, разговаривали о знакомых девчонках, которые тоже должны были подойти. А потом на улице завыла далекая сирена, и тут же по телевизору, который висел над барной стойкой, строгая дикторша холодным официальным голосом сообщила, что на солнце начинаются вспышки, и всем следует идти домой, ложиться в игровые кресла, которые им всем установили за счет правительства, а там закрепить манжеты и ждать дальнейших сообщений.
Потом по коммуникатору пришло такое же сообщение, тут и бармен засуетился, сказал, что заведение закрывается, а заметив, что народ недовольно бурчит, тут же выдал, что выдаст на посошок по бутылке пива за счет заведения. Пришлось вставать и идти вон из заведения. Юрка и Гном пошли к себе, они жили дальше, а Макс поднялся в свою квартиру. Лег в кресло, выпил халявное пиво, закрепил манжеты, после этого его что-то укололо в запястье, а потом все вокруг закружилось, и он заснул.
Ну что ж теперь понятно: сушняк во рту — следствие похмелья. Не стоило пить перед концом света. Но кто же знал, что он все-таки наступит?
Сколько же он провалялся в этом кресле? День, два, год? И узнать не у кого, без электричества связь не работает. Даже время непонятно сколько. Надо бы спросить у тех, кто кричит что-то по рупору с улицы.
Крылов снова потащился к двери, опираясь на швабру, вышел в коридор и недоуменно посмотрел на пол. Ровная пластиковая поверхность была покрыта тонким слоем пыли, которой не могло быть в доме, оснащенной автоматической вентиляцией и множеством шустрых маленьких роботов-уборщиков. Но удивительно было не это, а то, что на пыльной поверхности отпечатались только его следы. Получается, больше никто не проходил по этому коридору, по крайней мере пару дней. И куда тогда делись люди?
Он потащился по коридору, заглядывая в квартиры, где жили его знакомые, но никого не нашел, зато чувствовал в каждой комнате запах мертвечины, который не могла вытянуть сдохшая без электричества вентиляция. Это было странно, как и пыль, на которой не осталось ничьих следов кроме его самого. Получается, он один только и остался в целом доме? Но это же бред!
Макс нашел в одном из холодильников в чужой квартире бутылку минеральной воды и сделал пару глотков, запивая вкус масла и рыбы, оставшийся во рту. Тело понемногу становилось послушным, голова наконец заработала и начала делать какие-то логические умозаключения. Итак, по земле пронесся солнечный шторм, который, как предупреждали ученые, сжег все электрические сети. Еще говорили о каком-то мощном излучении, которое прилетело к ним из космоса, и о том, что озоновый слой может не справиться с двумя факторами риска, и все живое погибнет.
Ясно. Все умерли, этим и объясняется запах мертвечины, которого он нанюхался, когда служил в армии, тогда ему пришлось повоевать, и этот запах исходящий мертвецов он никогда не забудет. Но где тела? Если рассуждать логически, то их все вывезли, пока он спал. Выходит, он не один выжил, есть и другие люди. К тому же кто-то там кричит в мощный динамик, предлагая выйти.
Крылов подумал о том, что если из дома выжил только он один, а таких домов десятки тысяч, то жители Москвы почти все погибли, то это значит, что если в столице не смогли сберечь людей, то их точно никто не сберег в маленьких городках и деревнях. А это значит, что мир определенно стал другим и точно больше не будет страдать от перенаселения.
Макс вышел из квартиры и, по-прежнему опираясь на швабру, заковылял дальше. Минуты через две он добрался до движущейся дорожки, которая, естественно, стояла без электричества. На ее пластиковой поверхности, покрытой ровным слоем пыли, остались только старые, запорошенные отпечатки от армейских ботинок. Кто-то прошел, пока он спал недели две назад — возможно те, кто унес тела.
Крылов добрался до эскалатора, но направился не вниз, а вверх, внезапно вспомнив девушку, с которой познакомился накануне этого кошмара. Как ее звали? Мария! Маша! Красивая умная женщина. Она-то точно жива. Ему на мгновение стало стыдно за то, что не показал страсти в тот вечер, потому что чувствовал усталость и думал совсем о другом. Еще его немного смущал маленький ребенок, который никак не хотел засыпать.
Он поднялся на следующий этаж, прошел по пыльному полу, ища следы, но не увидел ни одного, и вошел в квартиру. В ней никого не было, в большой комнате стояло два игровых кресла, оба были пусты, а в комнате стоял запах остающийся от разлагающейся органики.
Макс устало покачал головой, добрался до холодильника, нашел там еще одну банку консервов, на этот раз мясных и детскую молочную смесь. Есть ему все еще хотелось, поэтому он съел консервы, а когда обнаружил бутылку на дне бутылку минеральной воды, то намешал в пластиковый стакан детской смеси, выпил и пошел к выходу.
Крылов опять потащился по коридору. Идти понемногу становилось легче, слабость в ногах постепенно прошла, в какой-то момент швабра стала ему мешать, и Макс ее бросил. Он спустился по эскалатору, прошел еще по одной неподвижной движущейся дорожке, спустился по мертвому эскалатору и оказался в холле. Здесь повсюду лежала нетронутая пыль, а это значило, что никто из дома не выходил.
Крылов вышел из дома и зашагал не по пустым тротуарам, а по проезжей части. Как он и предполагал, звук несся из динамика, закрепленного на доме. Он посмотрел на него и пошел дальше, чувствуя, как внутри него еда собирается в плотный холодный ком. Трудно наверное было желудку после стольких месяцев вынужденного поста, снова начинать переваривать пищу, да еще непонятно какую. Надо было съесть чего-нибудь полегче, только где это было взять? Максим уныло посмотрел по сторонам, потом его скрутило, и вырвало прямо на шикарную машину стоящую у тротуара Он вытер рот рукой и увидел мертвое лицо, глядящее на него через мутное пыльное стекло. Крылов мрачно выругался и зашагал дальше.
Глава восьмая
В городе поселилась смерть. Ни одна машина не жужжала электромоторами, ни один человек не шел ему навстречу, вокруг была только пыль, грязные машины и больше ничего. Как он и думал, никто его на улице не ждал, это автоматика крутила объявление. Скоро записанный голос поперхнулся и исчез, и теперь его сопровождал только звук собственных шагов.
Он пошел на площадь, на ней он с друзьями встречали новый год, провожали зиму, гуляли, пили пиво и запускали салюты. К ней подходили четыре широких улицы, и если кто-то еще остался жив в этом квартале, должен был придти сюда.
И действительно, скоро Крылов увидел девушку, которая шла по тротуару, рассеяно глядя по сторонам. Увидев его, она улыбнулась и помахала рукой:
— Здравствуй, незнакомец, — произнесла она мелодичным голосом. Выглядела девушка неплохо, даже очень, несмотря на темные круги под глазами и синеватую бледность на лице, и если бы у Макса были силы, то обязательно бы за ней приударил. — Очень рада тому, что я здесь не одна. Меня зовут Ирина.
— Я тоже рад, — Крылов перешел на тротуар. — Я Максим, живу тут недалеко.
— Можно я пойду с тобой рядом? — девушка странно улыбнулась. — Извини, я без косметики, сил не было накладывать. Я, наверное, страшная?
— Не настолько чтобы я испугался, — ответил Макс. — Да и неважно это, главное, что живая.
— Да, я живая, можно, за тебя схватится? — Ирина воткнула руку ему под локоть, и они пошли дальше. — Совсем сил не осталось после сна в этом дурацком кресле. Ты не знаешь, какое сегодня число? Сколько мы проспали? И где люди? Куда все ушли?
— Ушли? — Крылов непонимающе посмотрел на девушку. — Ты это о чем?
— Как о чем? — девушка пошатнулась от слабости и на мгновение повисла на нем. — Мы с подругами снимали квартиру, нас легло пятеро, а проснулась я одна от какого-то неприятного запаха. Поискала, походила по дому, никого, тихо и пусто, словно люди ушли и забыли обо мне.
— Боюсь, что твоих подруг уже нет на свете, — Макс вздохнул. — Я тоже прошелся по своему дому, и в нем никого не осталось, поэтому думаю, пока мы спали, в этом мире произошло что-то ужасное, и наших друзей больше нет.
— Ты думаешь, они умерли? — Ирина нахмурила лобик. — Хочешь сказать, что в городе пусто, потому что все погибли от солнечного шторма?
— Ну да, — кивнул Крылов. — Именно так.
— Но этого не может быть!!! — девушка вдруг заплакала. — Все не могут умереть. Ну один, ну два, ну сто, но не двадцать миллионов!
— Подожди причитать, может, я ошибаюсь, — Крылов приложил руку к глазам козырьком, ему показалось, что он увидел какое-то движение впереди. Они подошли ближе и заметили группу девушек того же возраста что и Ирина, их набралось человек сорок, они все стояли и смотрели по сторонам, чего-то ожидая. А чуть в стороне обнаружился еще парень, он смотрел испуганными глазами на девчонок и жался к стене. — Вот люди, у них спросим. Кажется, это все, кто выжил.
— Но этого не может быть! — девушка схватилась за него чуть крепче. — Это плохо.
— Что плохо? Что не может быть?
— Что выжили одни девчонки, — Ирина посмотрела по сторонам. — Как мы вас делить будем?
— Делить? — Макс усмехнулся. — Это ты брось Никак не будете! Только по согласию.
Неожиданно на одном из домов снова заработал динамик.
— Дорогие граждане, проявите, пожалуйста, немного терпения. К вам направляется колонна машин для эвакуации. К сожалению, мы немного не рассчитали время, но в течение пяти-семи минут к вам прибудут бойцы спецподразделения и перевезут вас в Кремлевский бункер для проверки вашего здоровья…
Когда Крылов прослушал объявление во второй раз, Ирина отпустила его руку.
— Ты слышал? Нас эвакуируют! Я же говорила, такого не может быть! Всех людей просто отвезли для проверки здоровья, потому что они проснулись раньше нас.
— Все двадцать миллионов? — Макс еще раз взглянул на солнце. Было оно ярким почти белым, но от него исходила какая-то энергия, от которой хотелось петь и танцевать. — Ты соображаешь, что говоришь? Каким бы ни был Кремлевский бункер, места в нем всему населению Москвы точно не хватит. Не думаю, что все так, как ты думаешь.
— Какая разница! — настроение у Ирины, когда она узнала, что к ним едут спасатели, сразу переменилось. Она повеселела. — Наговорил всякой чуши! Сейчас нас заберут, вон едут машины с солдатиками…
И действительно на площадь выехала колонна машин: возглавлял колонну «Барс» в камуфляжной расцветке, грозно поводя пулеметом по сторонам, за ним шли две машины скорой помощи, далее десяток автобусов, и замыкал шествие «Марс» с расчехленным пулеметом и десятком ракет на вращающихся направляющих. Как только колонна въехала на площадь, рявкнул динамик «Барса»:
— Граждане, проходим в первый автобус, не спешим, медики вас встретят.
Макс посмотрел по сторонам, перемигнулся с парнем и пошел вслед за Ириной к автобусу. У дверей встречал врач в белом скафандре особой защиты, на груди, на спине сиял красный крест. Посмотрев на Крылова, он озабочено покачал головой и спросил:
— Как себя чувствуете, юноша? Голова не кружится? Слабость? Лицо у вас бледное и усталое. Может вас перевезти на машине скорой помощи?
— Нет, спасибо, — отказался Макс. — Я со всеми.
— Хорошо, — согласился врач. — Как только все загрузятся, автобус отправится в Кремлевский бункер, там вас будут ожидать наши специалисты, с вами в салоне поедет врач, так что если почувствуете себя неважно, можете обращаться к нему. Сама поездка займет не больше часа.
Макс вошел в автобус и сел на кресло сразу за стеклом, отделяющим салон от водителя. Девушки выглядели растерянно, многие смотрели прямо перед собой, видимо, до конца не понимая, что произошло. Впрочем, и сам Крылов понимал не так уж много, но испытывал облегчение оттого, что кто-то за него принимает решение. Сейчас их всех отвезут в бункер, там накормят, спать положат, таблетки дадут, но главное, вокруг будут находиться люди.
Автобус, фырча форсированным двигателем, рванулся вперед, как настоящий гоночный автомобиль. Перед ним помчался «Барс», сзади, не отставая, неслась машина скорой помощи. Макс приник к окну, вокруг были только брошенные машины, пустые тротуары и огромные высотки, от которых тянуло холодом смерти и страхом.
Колонна промчалась по пустынным улицам, свернула на небольшую улочку и выехала к Кремлю. Ворота, которые обычно были всегда закрыты, сейчас оказались распахнуты настежь. Они крутанулись среди когда-то голубых, сейчас ржавых и наполовину осыпавшихся елей, и подъехали к неприметному зданию в глубине комплекса. У входа их ожидали люди в белых скафандрах с красными крестами на спинах, они провели всех внутрь здания, там посадили в огромный грузовой лифт, который на скорости понесся вниз.
Ощущение было не очень приятным, желудок рванулся к горлу, хорошо, что спуск оказался недолгим, иначе Макс бы не выдержал. Лифт остановился, они вышли в просторный бокс, который был перекрыт массивными воротами. Калитка была открыта, за ней начинался широкий прямой туннель, по которому они прошли до большого круглого зала.
Увиденное Максу понравилось: широкие, высокие, выкрашенные блестящей белой краской туннели тянулись в разные стороны, ровные красные линии давали глазу ощущение уюта и правильности, и уже не так напрягало то, что они находятся на глубине не меньше сотни метров. Воздух был чист и свеж, пах какими-то цветами, по туннелям катили в разные стороны открытые небольшие машинки. В них сидели люди в серых и коричневых комбинезонах. Один из врачей снял шлем и что-то сказал в свой коммуникатор, и через пару минут к ним подъехало несколько таких машинок, в каждую из которых смогло поместиться по четыре человека.
Макса, двух девушек и Ирину посадили и повезли в глубину подземелья. Вел электромобиль высокий зеленоглазый человеком в белом комбинезоне с красным крестом.
— Куда нас везут? — спросил Макс у него. — Надеюсь не на опыты?
— Вас везут на обследование в лабораторию, — ответил медик очень серьезно. — Там возьмут кровь для анализов, а потом поместят в палаты под постоянное наблюдение.
— А много здесь находится людей? — задал следующий вопрос Крылов. — И почему они не поднимаются вверх?
— Этого я не могу вам сказать, — покачал головой медик. — Закрытая информация. Если вы получите статус постоянных жителей, узнаете все сами. И пожалуйста, не задавайте много вопросов, здесь этого не любят. Помолчите пару минут, мы скоро приедем.
— Хорошо, — Макс отвернулся и стал смотреть на девушек, многие из них уже окончательно пришли в себя, некоторые достали из сумочек косметику и стали рисовать себе губы и глаза. Ирина фыркнула и отвернулась от него, похоже, он уже перестал ее интересовать. — Молчу.
Машинка свернула с большого широкого туннеля в ход поуже, и почти тут же остановилась возле железных ворот, окрашенных белой краской, в середине которых был нарисован красный крест.
— Минуточку внимания, — проговорил медик. — Мы приехали в больничный городок. Дальше придется идти пешком, прошу всех подняться и идти за мной. Если кто-то не может: ему тяжело или он чувствует слабость, то оставайтесь здесь, за вами придут санитары.
Никто не остался, девушки и Макс вышли с машины и подошли к медику.
— Вот и хорошо, — сказал мужчина. — Идите за мной, не отставайте, минут через пять будем на месте.
Они прошли ворота, которые открылись перед ними автоматически, и оказались в огромном круглом зале, в который выходило множество туннелей. Они свернули в сторону, прошли в одно из боковых ответвлений и оказались в небольшой лаборатории, где их ждали лаборантки-женщины в белых халатах. У каждого взяли кровь из вены и пальца, для генетического анализа провели ватными палочками за щекой, а потом всех развели по палатам.
Макс поместили в небольшую двухместную палату вместе со вторым парнем, которого звали Игорем, а девушек отвели дальше по коридору. В комнате оказался туалет и душ. Крылов долго с наслаждением мылся горячей водой, а потом уже чистый и умиротворенный рухнул на кровать, но почти тут же в комнату заглянул человек в зеленом халате:
— Максим Крылов, на процедуры, — медик прикрыл дверь и уже из коридора крикнул. — Прошу побыстрее, вас ждут.
Макс вышел в коридор, где его ждала симпатичная медсестра, которая представилась, как Александра. Девушка взяла его под руку, провела по длинным высоким коридорам и завела в небольшой кабинет, где его осмотрел пожилой врач. Медик заставил раздеться догола. Александра хихикнула, но отворачиваться не стала, наоборот схватила в охапку одежду Макса, убежала и вернулась уже с пижамой, тапочками и больничным нижним бельем. Пока Крылов одевался, врач задумчиво что-то писал на своем коммуникаторе.
— Что со мной, доктор? — спросил Макс. — Я болен?
— Пока непонятно, надо провести дополнительные обследования, — доктор нахмурился. — У вас очень странные показатели, впрочем и у других пациентов доставленных с поверхности наблюдается то же самое. Назвать это болезнью я не могу, потому что неясно, как вообще может воздействовать на человека длительное пребывание в неподвижности под действием фармацевтических средств, такого пока еще никто не изучал. Ясно одно, вас нужно подкормить, накачать витаминами и стимулирующими препаратами, а затем обследовать на всех наших диагностических приборах. Надеюсь, вы будете хорошим пациентом и не доставите нам проблем?
— Я постараюсь, — Крылов натянул на себя пижаму и сунул ноги в мягкие тапочки. — Обычно я человек неконфликтный…
— Да, да, — враз поднял голову и строго посмотрел на медсестру. — Крылова в процедурную, пусть введут комплекс витаминов и глюкозу.
Девушка взяла Макса под руку и повела по коридорам, навстречу в сопровождении медсестер и медбратьев шли девушки, с которыми он ехал на автобусе, все имели усталый вид. Видимо, эйфория от встречи с людьми спала, и слабость снова взяла свое. В процедурной Крылова отвели в отдельный кабинет, где положили на кушетку и поставили сразу пять капельниц. Ставила другая медсестра, Александра только контролировала процесс. На все ушло около часа, большую часть которого Макс проспал.
Потом Шура отвела его в столовую, посадила за отдельный стол и сама принесла ему поднос с едой.
— За что такое внимание? — поинтересовался Крылов. — Чем я его заслужил? Я мог бы и сам себе что-нибудь взять.
— Так у нас положено, а вы еще очень слабы, — медсестра улыбнулась. — Вы кушайте, кушайте. Если будет мало, я принесу еще.
— Да куда уж больше… — Крылов посмотрел на стол заставленный тарелками. — Мне столько не съесть. А вы почему не кушаете?
— Нам не разрешается есть вместе с пациентами, — девушка вздохнула. — Но я и не голодная. Извините, это вам сейчас нужно много кушать, вы же больше восьми месяцев находились в неподвижности, у вас и мышц никаких не осталось, все ушло.
— Восемь месяцев? — Макс удивленно посмотрел на Александру. — Так долго?
— Восемь месяцев и двадцать три дня до первого выхода на поверхность наших разведчиков, — девушка отнесла грязную посуду, потом вернулась. — Но это еще не все. Никто не понимает того, что происходит наверху, все надеются, что вы проясните ситуацию.
— А что-то еще происходит? — удивился Крылов. — Разве апокалипсис еще не закончился?
— Давайте, я вас отведу в палату, — медсестра взяла его под руку и повела в коридор. — Поговорим об этом чуть позже. Я приду за вами часа через четыре, отдыхайте. Теперь у вас много времени, спешить некуда, все плохое уже закончилось.
Александра довела его до дверей палаты, помахала рукой и ушла. Максу показалось, что она украдкой смахнула слезы и подумал, что, наверное, у нее кто-то остался там наверху, и он погиб.
Макс и тут же упал на кровать и провалился в тяжелый сон. Снилось ему, что его поместили в тюрьму, и над ним измываются врачи, проводя непонятные эксперименты, некоторые были настолько глупы и жестоки, что даже во сне показались страшными. Но самое ужасное ждало его впереди. Его руку облили кислотой, которая сожгла его кожу, превращая конечность в одну сплошную кровоточащую язву. Крылов закричал от нестерпимой боли и проснулся. Игоря не было, кровать была не расправлена, похоже, он еще не пришел с процедур.
Макс поднес руку к глазам и увидел, что кожа покраснела и покрылась огромными неприятного вида зудящими волдырями. Крылов тронул волдырь руками, взвыл от боли и нажал на кнопку вызова медсестры.
Минуты через три в палату вошел врач, который его обследовал. Едва взглянув на руку, он тут же достал коммуникатор, вызвал санитаров, а когда они пришли, приказал:
— Этого в процедурную! — в палату закатили каталку, Макса переложил с кровати на нее и повезли в коридор, врач поспешил за ним. — Возможно, у этих ребят с поверхности что-то произошло с обменом веществ, все-таки они пролежали больше восьми месяцев в искусственном сне, с организмом просто так это не проходит. Они ничего не ели, не пили, для них сейчас даже малейший ветерок уже стресс, так как организм отвык от воздействия внешних факторов. Мы проведем обследование, попытаемся выяснить, что спровоцировало эту кожную болезнь. Возможно, это какая-то аллергическая реакция, а может просто иммунная система взбунтовалась от такого обилия раздражающих факторов.
С каждым мгновением Максу становилось хуже, перед глазами поплыли багровые круги, потом они стали желтеть, бледнеть, и вот уже только белое безжалостное солнце било прямо в глаза, несмотря на закрытые веки. Крылов поморщился и, приоткрыв веки, увидел мощные операционные лампы.
«Зачем? — подумал он. — Почему операция?»
В мозгах путалось, он что-то должен был понять, а яркий свет ему мешал. Он чувствовал, что что-то происходит неправильно. А еще давила тяжелая земля, которая не давала пробиться к солнышку, а ему очень было к нему нужно. Максим хотел крикнуть, но сладкий запах усилился и он полетел в темный мир, откуда ему уже было не суждено возвратиться. Врачи еще какое-то время пытались реанимировать, но потом развели руками.
— Еще один, — произнес врач-реаниматор. — Что же они так быстро умирают?
* * *
— И что мы имеем? — президент выглядел неважно, под глазами появились темные круги.
Он осунулся, на лице появилась какая-то одутловатость, на темных волосах засверкали серебром седые волоски. Все это проявилось за последний месяц, когда стало ясно, что жить на поверхности еще долго будет нельзя, и прошлый мир, к которому все так привыкли, исчез и больше никогда не вернется. А вместе с прошлым исчез и смысл существования. Какое можно вырастить дерево, если ничего на поверхности не растет? Какой можно построить дом под землей? Как можно воспитать сына, если он будет видеть перед собой только подземные туннели, питаться грибами и слепой рыбой, которую разводят в чанах, да и любить ему придется одну из местных бледных как смерть красавиц, выросших без солнца.
Причем неизвестно, что будет происходить дальше, ученые говорят о возможном вырождении всего вида, и вероятнее всего правы, потому что человек не привык жить под землей, его адаптационные возможности не бесконечны, а значит, может случиться так, что вместо прироста населения будет происходить лишь постоянная убыль и так до тех пор, пока не погибнет последний человек.
— Ничего нового, — бодро ответил министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Мы связались на аварийных частотах с другими странами. Везде одно и то же. В живых остались только те, кто укрылся в бункерах, и число их продолжает уменьшаться, по подсчетам наших аналитиков, на Земле на сегодняшний день выжило не больше миллиона человек, причем в основном в горных местностях и в странах с развитой экономикой. Там, где людей окружала саванна, умерли почти все. В Африке осталось не больше пятидесяти тысяч людей на весь континент, в основном в Южно-африканской республике, Судане, Египте и Иране. В Европе и Америке дела ненамного лучше, все островные государства практически потеряны. Пока это предварительные результаты, потому что ученые говорят, что все только начинается…
— Что еще у них начинается? — нахмурился президент. — Уточните…
— Точнее, это к ученым, — министр кивнул на президента академии наук, который мрачно теребил седую бородку, глядя в свой коммуникатор, на который поступала какая-то информация. — Мои эксперты ничего не предполагают.
— Ученые хотят сказать, что это был еще не апокалипсис, а начало чего-то другого более поганого, — фыркнул премьер-министр. — Так что ли? Они у нас любители попугать…
— Что за новые данные у вас появились? — президент посмотрел на академика. — Говорите…
— Мы обследовали людей, которых привезли с поверхности, — ученый посмотрел на экран коммуникатора и еще больше нахмурился. — Похоже, жить с нами они не смогут.
— Что значит — с нами они жить не могут? — нахмурился президент. — Брезгуют что ли? Не нравимся мы им? Так пусть катятся, куда хотят!
— Дела намного хуже, — покачал головой академик. — И причина не в том, хотят они или не хотят…
— А в чем? — президент побагровел от подступающей злости, в последнее время его слишком многое стало выводить из себя, он становился неврастеником и понимал это. — Почему из вас всегда информацию вытягивать требуется? Раз уж начали говорить неприятные вещи, то продолжайте, лучше они от вашего заикания не станут.
— Говорить об этом трудно, — ученый снова посмотрел на коммуникатор, считывая какую-то информацию. — К тому же данные только обрабатываются, но если судить по тому, что уже известно, то человечество разделилось на два вида: один — тот, к которому мы принадлежим, так сказать, подземный, принадлежащий прошлой цивилизации, а второй — тот, что сумел выжить на поверхности, то есть спящие. Они не могут жить с нами, потому что в их организмах произошли необратимые мутации, которые изменили их тела настолько, что спящие уже не совсем люди в нашем понимании. Теперь им просто необходимо солнечное излучение, без него они обречены на мучительную смерть.
— Что значит — обречены? — президент нахмурился. — Что с ними случилось?
— По тому, что мы успели увидеть, происходит следующее, — академик пролистнул несколько страничек на коммуникаторе. — Сначала кожа покрывается трофическими язвами, потом меняется кровь — начинается распад эритроцитов и гемоглобина, дальше отказывают внутренние органы, останавливается сердце и наступает смерть. У нас уже умерло больше десятка привезенных. Я прошу, нет, я настаиваю, верните их обратно под солнце, иначе они все погибнут!
Последнюю фразу ученый почти прокричал, даже ударил по столу, но тут же спохватился, смутился и сел, уставившись снова на свой коммуникатор.
— Что же вы так, профессор, сердитесь на нас? — укоризненно покачал головой президент. — Не изверги мы, а вполне нормальные люди, по крайней мере были такими до апокалипсиса. Значит, по вашему мнению наконец-то появилось поколение ягуара, которого так ждали уже полсотни лет? Вот как оно проявилось…
— Это вы сейчас о чем? — вежливо спросил академик. — Ягуары вымерли вместе с другими животными.
— Народ Майа считал, что когда наступит конец пятого календаря, то придет время перемен, — задумчиво проговорил президент. — И тогда родятся дети Белого Ягуара с иным цветом кожи, которые будут жить по всему миру. Они вернут людей к любви, свету и древним корням…
— Ну в этом они правы, — усмехнулся премьер-министр. — Они нас уже вернули к корням, которые находятся под землей. Правда, с цветом кожи не все понятно, они все еще белые, хоть жить под землей с нами не могут.
— Цвет кожи у них начал меняться, — заметил академик. — Он вероятнее всего станет бронзовым, как у индейцев.
— Значит, это произошло, — задумчиво произнес президент. — Многие пророки предупреждали, что придут новые люди не похожие на нас, только непонятно было, чем они отличаются. Теперь ясно, что новое солнце им друг, а не враг. Что ж, тут мы ничего сделать не можем, сама природа разделила нас. Так что вы хотите, профессор?
— Генетический анализ мы сделали, больше они нам не нужны, поэтому считаю, и с моим мнением согласны все медики, что этих несчастных детей белого ягуара надо немедленно выпускать, иначе они умрут, — сказал академик. — Правда, непонятно, как они будут выживать на поверхности, там же сейчас ничего нет, ни растений, ни животных, ни даже бактерий.
— Выпускать так выпускать, — президент осмотрел министров. — Возражений нет? Министр по чрезвычайным обстоятельствам распорядитесь спящих поднять на поверхность. Немедленно!
— Распорядиться легко, — министр почесал лоб. — Только академик прав, как они жить будут на поверхности? Продовольствие мы почти все собрали, воды там нет, вымрут же…
— И здесь вымрут и там вымрут, так что отпускайте, не задумываясь, — произнес решительно президент. — Если это действительно поколение Белого Ягуара, то оно обойдется без нас. В библии написано, этим ребятам наследовать Землю. Никто раньше не понимал, насколько это выражение буквально, только сейчас становится ясно, как много древние пытались нам сказать, да только мы не понимали.
— Выпускать, так выпускать, — министр что-то проговорил в коммуникатор, потом мрачно сказал. — Большинство уже не ходячие, придется на носилках вывозить. А что с ними будет наверху, неясно, медиков среди них нет, а мы их лишаем врачебной помощи…
— Я же ясно сказал, наша медицина не может им помочь, — пробурчал академик. — И вообще уже пора привыкнуть к мысли, что все прежние стандарты, человеколюбие, доброта, толерантность и прочие глупости следует забыть. Мы живем в новом мире, а он суров. Только дозированная жестокость нас спасет. Подождите, скоро бунты начнутся. Люди станут рваться на поверхность, будут считать, что мы от них что-то скрываем. Так что готовьтесь!
— Хорошо прокаркал, — прокомментировал премьер-министр. — Громко и с чувством.
— Успокойтесь, не стоит ссориться, — хмуро проговорил президент. — Как только мы начнем выяснять друг с другом отношения, так нас сомнут. Академик прав, готовиться нужно к тому, что народ будет недоволен. Люди станут считать, что мы едим лучше, спим мягче, и вообще у нас заповедники на поверхности, такие вещи быстро придумываются. А недовольных найдется немало, и закончится это тем, что на нас пойдут в кольями и дубинами. Поэтому считаю, с сегодняшнего дня у ворот следует поставить дополнительную охрану. Вход в бункер только по пропускам, лишних нам не нужно, берем только молоденьких симпатичных девушек и рабочих, причем последних желательно без образования. Ясно?
— Да, — премьер что-то чиркнул в своем коммуникаторе. — Установим усиленный постоянный пост перед входом в метро.
— А что касается выживших на поверхности, — сказал президент. — То мы ничем не можем им помочь, они сами должны о себе позаботиться. Нам известно, что выжили лишь молодые девушки и парни, полные сил и энергии, а в нормальном государстве, а я считаю, что мы по-прежнему именно такое, заботятся о малых и старых, остальным только предоставляют равные возможности.
— К сожалению, государства Российского больше нет, — пробормотал кто-то из присутствующих. — Выжило меньше двухсот тысяч, так что это скорее поселение.
— Государством мы называем, когда имеется власть и народ, — блеснул эрудицией президент. — Когда монопольное использование насилия осуществляется людьми владеющими властью на основе юридического порядка и законов. У нас есть законы, власть и народ, то есть все, чтобы считать нас именно таким образованием. Поэтому мы остались государством, только к сожалению очень маленьким. И заметьте, другие страны тоже стали мелкими, так что бросьте говорить глупости. Нам следует везти себя так, словно ничего не случилось, и следует осуществлять насилие в определенных законом рамках, иначе власть захватят провокаторы и оппозиционеры, тогда они станут выполнять функции государства, то есть то самое дозированное насилие, но на этот раз над нами.
— Если говорить о насилии, то как быть с военнослужащими? — спросил министр обороны. — Пусть их осталось немного, но они по-прежнему находятся на дежурствах в подземных бункерах. Что-то надо с ними решать…
— Вот это серьезный вопрос, — кивнул президент. — Нам нужны полноценные мужчины, поэтому готовьте оборудованные защитой грузовики и вывозите их к нам.
— Не стоит к нам, — покачал головой премьер-министр. — Мы возьмем, конечно, часть самых верных, чтобы усилить охрану, но, я считаю, остальных нужно разместить в метро, чтобы восполнить убыль мужчин на станциях.
— Согласен, — президент кивнул министру обороны. — Выполняйте.
— Выполнить, недолго, — поморщился министр. — Только сейчас военные осуществляют охрану наших территориальных границ. В подземных бункерах находится ракетное оружие сдерживания, военнослужащие его обслуживают и сохраняют в полной боевой готовности. Если мы их вывезем, то любой иностранный агрессор сможет легко захватить часть наших земель.
— У вас есть своя аналитическая группа, — заметил президент. — Интересно, кого они считают сегодня потенциальным противником и агрессором?
— Ну… — министр обороны задумался. — Китайцы все еще сильны, у них в живых осталось почти триста тысяч.
— То есть данный вопрос вы еще не рассматривали? — усмехнулся президент. — А мне очень любопытно, кто же на нас нападет? И как? Насколько я понимаю, активное солнце не позволит ни одному захватчику не то что до нашей территории добраться, но и даже до своей границы. Не спасает от излучения ни танки и другая бронированная техника. К тому же во все времена войны велись за территории, а кому они сейчас нужны? У тех же китайцев в настоящий момент земли столько, что им не заселить ее за сотню лет. И еще надо учитывать, что они, как и мы, под землей жить будут, так что если войны начнутся, то сражения будут подземными, а для них требуется совсем другое оружие, поэтому ракеты уже можно пускать на слом.
— Мы готовы к любой войне! — отчеканил министр. — Дадим отпор как под землей так и на земле.
— Да прекратите вы! — поморщился президент. — Не будет больше войн, лет двести, а то и пятьсот, и армия нам не нужна, а вот здоровые парни осеменители нам необходимы, чтобы население новое рожать.
— Как это армия не нужна? — растерялся министр. — Если ее не будет, на нас любой нападет. Оглянуться не успеем, как нас захватят.
— Кто? — президент вздохнул. — Я уже устал элементарные вещи объяснять. Значит так, я как верховный главнокомандующий приказываю: всех солдат и офицеров вывезти в метро из подземных убежищ, оставить там только тех, кто управляет спутниками, они нам еще понадобятся.
Министр помрачнел и недовольно отбил по своему коммуникатору команду на подготовку спецмашин.
— Государство это еще и финансы, — мрачно проговорил министр экономики. — Оно существует за счет бюджета, которое формируется за счет налогов, а у нас их больше нет. Все предприятия остались на поверхности, а большая часть потребителей и рабочих ушла в лучший мир. Что станем делать? У нас даже денег нет.
— Золото все еще имеется в подземных хранилищах, — заметил премьер-министр. — И печатный станок можем вам притащить с поверхности, так что печатайте свои бумажки и радуйтесь.
— Но эти деньги ничем не обеспечены, — недовольно фыркнул министр финансов. — А золото сейчас никому не нужно.
— С кем вы собрались торговать? — спросил президент. — С другими странами? Так мы еще не придумали, какой транспорт для этого подходит. Да и торговать пока нечем.
— Золото не подходит, зато есть продукты питания, — произнес задумчиво премьер-министр. — И президент прав, сейчас все страны будут в первую очередь ориентированы на внутренний рынок. При сегодняшних обстоятельствах продовольствие имеет хорошую цену, а учитывая, что все продукты контролируется нами, можете выпускать сколько угодно рублей.
— Продовольствие подходит, — министр сделал у себя отметку в коммуникаторе. — Еще скоро понадобится одежда, значит, имеет смысл ее собирать с поверхности и размещать в хранилищах.
— У нас нет столько хранилищ, — вмешался комендант Кремля, которого временно приравняли к министру, и теперь он был обязан присутствовать на всех заседаниях кабинета. — А те, что есть, забиты доверху.
— Вот и образовалась нужда в еще одной отрасли экономики, — усмехнулся премьер. — Предлагаю обязать министра по недрам выкопать новые хранилища, а заодно расширить нашу территорию, раз уж мы остаемся под землей. Надеюсь, скоро у нас увеличится народонаселение, а значит, существующих сегодня помещений станет недостаточно, да и медики просят себе место для создания родильного дома.
— Принимается, — президент просветлел взором. — Вы видите, как много нам предстоит сделать? Мы выстроим новое государство под землей, и оно будет сильнее прежнего, а главное более защищенным, по сравнению со старым!
— Если не вымрем от недостатка солнечного света, — пробормотал академик. — Медики говорят, что скоро начнется новый шквал болезней. Как только люди поймут, что путь наверх для них закрыт, у многих начнется депрессия.
— Замечательно! — воскликнул президент. — Вот вам еще одна отрасль промышленности — медицина! Прежде всего, следует собрать все медикаменты с промышленности, а потом перенести вниз производство наиболее важных препаратов.
— У нас не будет для фармацевтики сырья, — вздохнул министр здравоохранения. — Нужны травы, животные, пресмыкающиеся.
— Вот и занимайтесь научной деятельностью, а не нойте, — отмахнулся президент. — Создавайте научные лаборатории, разводите животных, какие вам нужны, растите растения.
— У меня есть еще вопрос, который требует своего разрешения, — поднял руку министр по чрезвычайным обстоятельствам. — И решать его надо безотлагательно.
— Давай свой вопрос, — сморщился премьер-министр, глядя на часы, приближалось время обеда, и в его бункере его ждала новенькая молодая гувернантка, а с этими государственными делами руки до нее в буквальном смысле не доходят. — Что еще не так?
— Это тот же вопрос, — произнес министр. — Мы разбудили только небольшую часть выживших и переправили их сюда, но теперь уже ясно, что остальных мы к себе не повезем. Вопрос состоит в том, что с ними делать? Люди мои по-прежнему находятся на дежурстве, мертвых вывозят, снотворное подают насосами, а на это тратится электроэнергия, которая нам нужна, чтобы теплицы устраивать и зелень растить.
— Ответ очевиден, — президент посмотрел на министров. — Я уже сказал, этой части населения мы не сможем помочь, следовательно спящие молодые люди должны позаботиться о себе сами. Отсюда вывод: отключайте свое оборудование, будите их и пусть дальше выживают самостоятельно.
— Понял, — министр чиркнул ногтем по коммуникатору, давая команду оператору. — Выполняем.
* * *
Дик проснулся от неприятного звука.
«Работа, будь она неладна, — подумал он и, не открывая глаз, нашарил на стенке кресла кнопку и переключил будильник на новости. — До чего же неохота, да и чувствую я себя не очень хорошо. Словно после гриппа, ноги вялые, в носу свербит, жить не хочется. А может мне и не надо никуда идти? Может я на больничном?»
Тут Бут обнаружил в памяти зияющую чернотой лакуну, словно и не жил последнее время. Ну не помнил он ничего и все! Так бывает всегда после хорошей пьянки. Может и правда напился? И все ему приснилось? А снилось что-то интересное: кажется, он встречался с богатой девушкой из центра, она жила в престижном районе, звали ее Анюта Петрова. Потом что-то у них не заладилось, она начала ему рассказывать какие-то глупости про то, что солнце сойдет с ума, и наступит конец света. Точно. А потом наступил этот апокалипсис, про который она ему так долго твердила. Их всех положили в игровые кресла, подключили к каким-то системам, и они заснули. А потом приходила эта девушка с верхнего этажа, у нее, кажется все умерли…
Тут Дик наконец-то вспомнил, что случилось и открыл глаза. Верно, вот его квартира, вот на запястьях манжеты, через которые вливали снотворное. За окном солнечный день, даже закрытые жалюзи не могут спрятать очень яркого света — сейчас должно быть весна, скоро лето. Он попробовал встать, но ничего не вышло, тело отказывалось подчиняться, оно словно забыло, как двигаться. С огромным трудом он спустил одну ногу на пол, потом, помогая руками, спустил вторую и, схватившись за каркас, встал. Нет это точно не сон, во сне так плохо не бывает, и это не похмелье. Будильник молчал, телевизор не работал, даже индикаторы не тлели оранжевым огнем — нет электроэнергии. Интересно, тогда что его разбудило?
Бут, шаркая ногами, как старик, побрел в ванную комнату. Ноги не двигались, не поднимались, каждый шаг требовал неимоверных усилий, к тому же его шатало как пьяного. Он держался за стены, чтобы не упасть, в голове было пусто, ни одна мысль в ней не задерживалась. Наверное оттого, что высохли мозги.
Воды не было, это он понял сразу, когда взглянул на датчик, который показывал, что давления нет. Электричества тоже. А это значило, что действительно наступил конец света. Без воды и электричества город жить не может. Мегаполис особенно. А мертвый мегаполис не лучшее место для жизни, и наверняка плохое место для смерти.
Эта простая мысль взбодрила лучше самого крепкого тоника. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Широкий проспект был забит брошенными машинами, многие из них если судить по толстому накопившемуся слою пыли, стояли давно, причем часть из них оказались разбиты, словно кто-то прогнал тяжелую технику по проспекту, чтобы расчистить центральный проезд.
Это тоже говорило о многом: такое делают только тогда, когда не считаются с хозяевами этих машин: то есть во время войны, массовых беспорядков, или… когда собственников нет в живых.
Последняя мысль Дику не понравилась, потому что его внутреннее чутье подтвердило, что это правда. Как только он это понял, сразу захотелось пить, во рту немедленно пересохло настолько, что даже язык едва ворочался. Бут подошел к холодильнику, вытащил оттуда большую бутыль с водой и напился. Этот резерв он всегда держал с того дня, как однажды отключили воду во всем районе из-за какой-то мощной аварии, тогда все вокруг сошли с ума, да и он сам не раз бегал на улицу, чтобы набрать ржавой воды из пожарной цистерны.
Вода была старой, но очень приятной, а тело ссохлось так, что литр впитало в себя сразу и попросило еще, но Дик его баловать не стал. Пока этого делать не стоило, сначала следовало разобраться с тем, что происходит. Жаль помыться нельзя, все тело чесалось и ныло.
После того как он попил, организм завопил о том, что хочет есть. Причем кричал так, что было ясно, умрет сразу, если его не накормить. Бут полез в кухонный шкафчик, потом выругался, вспомнив, что нет электричества, и начал сдирать комбинезон, который пропах потом настолько, что носить его уже не стоило.
Намочив губку водой, протер тело, потом прошелся еще раз по коже на этот раз с мылом, после этого, допив остатки воды, натянул брюки, футболку, легкие кроссовки и пошел к двери. Он посмотрел на себя в зеркало и мрачно скривился. Выглядел он так, словно умер, а потом его оживили, как в фильмах о зомби: лицо бледно-синее, губы трясутся, руки и ноги худые, тело серая кожа да торчащие кости. Волосы спутанные, сальные, взгляд туманный, почти не фокусируется.
Дик тяжело вздохнул и строго сказал самому себе, о том, что со всеми неприятностями надо разбираться по мере поступления, а не ныть заранее. Хочется есть, значит, надо искать еду, а не думать и страдать о погибшем мире, вдруг он вовсе не погиб, а наоборот процветает только где-то вдали от его глаз. И вряд ли стоит переживать о своем внешнем облике. Возможно, он остался один на белом свете, следовательно самый красивый, поскольку сравнивать больше не с кем. И именно так будут выглядеть красавцы будущего! Бут сплюнул тяжелой слюной, выругался, открыл дверь и вышел в коридор.
То, что он был покрыт густой пылью, ему тотчас не понравилось: с одной стороны ясно, что роботы-пылесосы не работают из-за отсутствия электричества, а с другой — сразу видно, что и люди здесь давно не ходили. Конечно, если присмотреться, то можно заметить под слоем пыли ребристые следы от тяжелых армейских ботинок, но не видно ни одного свежего отпечатка обуви, а это значит, что никто кроме него не проснулся. Это плохо. Кажется, мир действительно умер, а он почему-то остался жив. Похоже, не прошел отбор на тот свет. Не взяли. Умом слабоват. Или ждет путевки в ад.
Самоходные дорожки естественно не работали, как и эскалаторы. Дик спускался вниз, закрыв нос платком от мелкой пыли, которая поднималась при каждом его шаге, и думал о том, что требуется совершить, чтобы цивилизация вновь ожила. И чем дольше он размышлял, тем больше приходил к выводу: произошло что-то настолько непоправимое, что прошлое не вернуть никоим образом. Сразу вспомнилось, как еще в прошлом веке кто-то из ученых предложил для объяснения множества странных археологических находок теорию катастроф, из которой следовало, что жизнь на земле развивается от одной катастрофы к другой и никакой эволюции нет, а есть ряд катаклизмов уничтожающие цивилизацию.
После очередного апокалипсиса происходит одичание оставшихся разумных существ, и вновь подъем новой цивилизации к очередной катастрофе. Сколько их было погибших цивилизаций? Шумеры, Майя, Атцеки, древние индусы, которые даже играли с атомным оружием.
Не очень приятная теория, тем более что, когда создали рабочую математическую модель, и вогнали в нее все известные факты о жизни на земле и природных катастрофах, то компьютер сразу выявил множество совпадений.
Вероятнее всего человеческая цивилизация, в которой он жил и которую так отчаянно ругал, погибла, а появление новой придется ждать не одно тысячелетие. Только что делать в это время ему Дмитрию Бутову, которому повезло выжить? Скакать с каменным топором возле костра? Учиться добывать огонь с помощью трения? Только в каменных джунглях деревьев нет, зверья тоже. Можно, конечно, начать вылавливать крыс и питаться ими, вот уж кто вечен…
Интересно, а как сейчас себя чувствуют выживальщики? Дик остановился и с удовольствием посмеялся, даже поржал от души. Вот уж кто по-настоящему готовился к концу света. И был готов. К любому, но не к этому. Все осталось целым. Ничего не разрушено. Только людей нет, а без них ничего не работает. Ко всему готовились выживальщики, только не к миру без людей. Даже оружие не нужно, чтобы драться за кусок хлеба. И припасы не требуется, заходи в любую квартиру или магазин и бери все, что хочешь. Интересно. А кто им сказал, что готовиться нужно именно так?
Спускаться по обычным лестницам было тяжело, с непривычки мышцы ломило. Бут шел и чертыхался. Никогда за собой такого не замечал, а тут и ста метров хватило, чтобы взмок и устал так, что голова закружилась, а ноги отказались идти. Пришлось отдыхать на пыльном эскалаторе. Просто сел на пластиковую дорожку и стал смотреть тупо перед собой. Пока не обнаружилось никаких свежих следов, хоть Дик заглядывал в каждый коридор, и это его по-настоящему пугало.
После небольшого отдыха он продолжил путь, через несколько остановок спустился на первый этаж и зашел в кафе, в котором обычно проводил вечера с приятелями. Здесь Бут кухонным ножом раскрутил задние стенки всех автоматов и вытащил из одного полноценный обед, который, правда, непонятно, как разогревать без микроволновки, из другого добыл десяток бутылок воды и пару упаковок тоника.
Он еще раз обошел заведение и за барной стойкой обнаружил дверь в подсобку, которая оказалась закрыта на крепкий замок. Возиться с ним не хотелось, поэтому Дик вытащил из пожарного ящика топор и просто сбил его.
В подсобке на стеллажах обнаружилась пара ящиков готовых обедов, три ящика пива, ящик водки и пара пластиковых упаковок вина. С этим уже можно прожить месяц, если придумать, как разогреть. Для него дипломированного инженера это не было трудной задачей, он раскурочил робота-уборщика, вытащил из него аккумулятор, в котором теплилось немного зарядки, подсоединил его к микроволновке и, немного волнуясь, нажал заветную кнопку.
Печка заработала, правда, на половине мощности, проработала немного и остановилась, но еда разогрелась, и ее стало можно есть. Бут вытер пыль со стола и стула, сел и не спеша с удовольствием пообедал, запивая пищу тоником. Потом попробовал пиво, но оно оказалось нестерпимо кислым, так как срок его годности вышел еще восемь месяцев назад, и пить его было просто невозможно.
Тело понемногу приходило в порядок, конечно, внутри еще оставалась слабость, но она понемногу уходила. Болели мышцы ног и рук оттого что отвыкли двигаться, но Дик не сомневался, что это явление временное и уже через несколько дней пройдет. После еды он немного поспал в подсобке на небольшой кровати, которую туда поставили для того, чтобы бармен ночью мог немного отдохнуть.
Спал недолго, часа два по ощущениям. Проснулся расстроенным и злым. Жить не необитаемом острове, в который превратился его город, ему совсем не хотелось. И пусть в нем есть еда и питье, нет дикого опасного зверья и можно ни о чем не заботиться, но все равно одиночество — худшая из бед. Удовольствие ниже среднего бродить в одиночестве по пыльному, грязному мегаполису среди ржавеющих машин. И самым пугающим в этом огромном городе казалась тишина. Обычно что-то всегда жужжало, гремело, звучало, слышались чьи-то голоса, реклама атаковала на каждом перекрестке, а сейчас было так тихо, что внутри поневоле просыпался липкий противный страх.
Дик прошел пару шагов и окончательно устал, но тут уж ему было из чего выбрать и что придумать. Бут проверил десяток машин, прежде чем нашел ту, в которой осталось половина зарядки аккумулятора, и то, благодаря владельцу, который отключил его. Бут снова накинул клеммы, довольно усмехнулся, увидев, как зажглись приборы, и тронулся с места. Машина была небольшой, двухместной, скоростью она не могла похвастать, зато у нее имелась крыша, на которой находилась солнечная батарея. Она заработала сразу, как только включился компьютер, и начала заряжать аккумулятор.
Дик покатился по улице, крутя головой по сторонам, пытаясь понять, в каком времени он находится. На весну не походило никак, слишком жарко. За окном была либо лето, либо ранняя осень, только непонятно какого года. Сухо, тепло, дождя явно не было месяц, а может еще больше. Улицы не чистили и не мыли, значит, ни одна городская служба не работает. А это говорило о том, что людей в городе осталось мало или их совсем нет.
Но если он покатается побольше, то может кого и найдет. Маловероятно, чтобы он выжил один. Обязательно кто-то есть еще… Даже в самой страшной катастрофе выживает довольно приличное количество людей. Нужно только поискать.
Его старание не пропало даром, уже через пару кварталов, он заметил девушку, идущую по тротуару.
Одета она была в короткое платье, которое выгодно подчеркивало ее фигуру, шла девушка на каблуках, на лице была косметика и выглядеть могла бы девушка сногсшибательно, если бы не бледность и не смертельная усталость написанная на лице.
Бут нажал клаксон, девушка оглянулась и двинулась к проезжей части, отчаянно маша рукой. Дик остановился и услужливо распахнул дверцу. Деваха рухнула в кресло, с облегчением сбросила туфли и только потом посмотрела на него:
— О! — ее рот удивленно округлился, а брови полезли вверх. — Мужчина?!
— Мужчина, — Дик недоуменно оглядел себя. Да нет, все у него нормально, ширинка не расстегнута. — А что со мной не так?
— Не зря я напялила каблуки и это платье, — улыбнулась ослепительно девушка. — Ведь знала же, что не все вымерли, остались еще мачо, и вот он первый и мой единственный.
— Не понял, — нахмурился Бут. — Что значит — мой единственный? А вдруг я женат?
— А кого вообще это сейчас волнует? — девушка снова ослепительно улыбнулась. — Кончилось старое время, а с ними жены, старики и дети, мы живем в новом мире, в котором все иначе.
— Все равно не понимаю, — недоуменно произнес Дик. — Что во мне такого странного?
— То, что у тебя имеется кое-что между ног такого, чего нет у меня, — ответила с улыбкой девушка, продолжая жадно его разглядывать. — Дело в том, что выжили одни девчонки, я второй день брожу по городу, и ты первый из мужиков, который мне встретился. Я уж начала думать, что вы вообще как класс вымерли. Бабья много, видела уже человек двести, а мужчин нет. Понятно, ненаглядный мой? Мечтал, наверное, когда-нибудь о гареме? Ну сознайся…
— Может быть пару раз думал о том, что было бы неплохо иметь с десяток жен, — смущенно улыбнулся Бут. — Только потом страшно становилось, их же всех обеспечивать надо, а я не шах, не король и точно не олигарх.
— Можешь считать, что твои мечты осуществились, — засмеялась девушка. — Отныне все встреченные тобой девушки являются твоими женами, и ни одна не откажет, если она, конечно, не откровенная дура. И обеспечивать никого не надо, мы тебя сами кормить, поить будем и оберегать, потому что ты главный наш смыл жизни, так как от тебя дети рождаются. Так что дави на газ, поехали, покажу, где находится наша коммуна, познакомишься со своими новыми женами, и вместе подумаем, как жить дальше.
Бут еще раз недоуменно посмотрел на девушку и понял, что она говорит правду. Он знал, что после всех катаклизмов, войн и мора всегда остается больше женщин, потому что они гораздо совершеннее, а из мужиков выживают только лучшие образцы. Что ж, в этом своя прелесть, по крайней мере, он больше не один. Дик засмеялся, нажал на рычажок газа и поехал туда, куда показывала девушка.
* * *
Илья задумчиво смотрел на экран коммуникатора, на темные строчки и горько пожалел о том, что не прочитал послание отца до конца, потому что прочитанное все меняло. Стоит ли пытаться выжить, если выживание в принципе невозможно, если изменился спектр излучения, и теперь он смертелен для всего живого? Вымрут же все, или уже почти вымерли. А стоит ли оставаться в мире, где ты один? Сама смерть не так страшна, если по дороге к ней уже прошли миллиарды. Может имеет смысл пойти за ними? Зачем ему все это? Он один. Мать — самый близкий человек, уже умерла. Отец тоже. Все ушли, остался он один в мертвом мире.
Сергеев всерьез начал подумывать о самоубийстве, собираясь сделать его как можно более безболезненным, но главное, неожиданным для себя, для чего решил возложить эту задачу на компьютер. Илья разработал программу и выбрал для себя десяток способов мгновенной смерти, а когда она произойдет и как, должен был решить компьютер. Таким образом он себя подготовил к смерти и стал терпеливо ожидать ее, но при этом продолжая смотреть через объективы беспилотника и десятка собранных им роботов, которые доставил в Москву и разместил в разных районах города. Ему интересовало, что будут делать люди: смирятся ли он с тем, что будут жить под землей или что-нибудь придумают?
И в один прекрасный день, кстати, почему-то дни теперь стояли солнечные, дожди были редкостью, как и облака, похоже, что-то в матушке-природе изменилось, и она вышла на другой уровень существования, он увидел, как из одной из высоток вышла девушка небесной красоты.
У него даже задрожали руки, когда он схватил рычажок увеличения, одновременно включая запись. Девушка была не очень высокая по меркам его мира, но у нее имелись стройные длинные ноги, тонкая талия, среднего размера бедра, высокая пышная грудь, а над всем этим сияло лицо, обрамленное ореолом русых волос. Беспилотник, подчиняясь его приказу, начал спускаться вниз, а ближайший робот помчался по проспекту навстречу этому конопатому чуду. Он хотел крикнуть ей, что нельзя долго находиться под солнцем, что оно обожжет ее нежную прекрасную кожу, и она умрет, но увы, сделать этого не мог.
Беспилотник завис над улицей и он, наконец, смог рассмотреть ее глаза. Впрочем, он и не сомневался, что они будут его любимого цвета — васильковыми. Под глазами находился ровный, небольшой носик, а ниже пухлые чувственные губы, от взгляда на которые у него пересохло во рту от волнения. Он влюбился сразу и бесповоротно, поэтому о своих дальнейших действиях даже не раздумывал. И у него еще больше задрожали руки, потому что он понимал, что девушка обречена. Нельзя ей находиться на солнце. Нельзя!!
Только робот был еще далеко, а лишь в нем находился динамик, по которому он мог бы предупредить, указать путь к спасению. Илья нервно облизал губы, понимая, что не успевает и схватился за передатчик: если он не успеет, то спасти ее смогут спасатели с МЧС. Он вызвал диспетчера.
— Это Сергеев, у меня экстренный вызов.
— Говорите, — голос у диспетчера был усталым. — Что у вас произошло?
— Я вижу на проспекте Мира молодую девушку, — быстро проговорил Илья. — Она идет куда-то по улице. Спасите ее! Она же обгорит на солнце и умрет! Она же не знает, что под этим солнцем находиться нельзя.
— И что? — спросил недовольно мужчина. — Что тебе в ней не нравится?
— Но вы же сами сказали, что спектр излучения изменился и стал опасен для людей, — ответил Сергеев. — Она же погибнет! Пошлите машину, заберите ее, пожалуйста!
— Успокойся, Сергеев, — хмыкнул диспетчер. — Ничего с ней не станется, это девушка из спящих, сегодня как раз поднимают район проспекта Мира, так что все нормально.
— Поднимают? — недоуменно уставился на диспетчера Илья. — Не понимаю, что вы хотите этим сказать…
— Так все просто, — диспетчер засмеялся. — Ты же знаешь, что в метро и подземных бункерах места всем не хватило, поэтому большую часть населения усыпили, а чтобы у них пролежней не было, в игровые кресла уложили. Ученые доказывали, что так мы всех спасем, да только снова облажались, большинство из спящих, так мы их начали называть, погибли, а кто остался в живых, на них излучение не действует. Понял, приятель?
— Не совсем, — осторожно ответил Илья, продолжая следить за девушкой. Ее пошатывало от слабости, но она продолжала куда-то идти, а его робот все еще был далеко. — Так с ней ничего не случится?
— Не случится, если мы ее не подберем, — успокоил его диспетчер. — А вот если заберем к себе под землю, то у нее сразу возникнут проблемы.
— Какие проблемы? — Сергеев старался держать себя в руках, но все равно голос дрожал от волнения. — Не понимаю…
— А что тут понимать? — фыркнул диспетчер. — Разделились люди на две части. Спящие под землей жить не могут, у них сразу возникает какая-то болезнь крови, и кожа покрывается язвами. А мы не можем жить наверху, у нас лучевая болезнь появляется. Вот мы смотрим за ними через камеры, а ничего сделать не можем. Спящие теперь сами по себе, выживут хорошо, не выживут, отвезем в деструктор. Так что, приятель, успокойся, ничего с твоей девушкой не будет, а вот если ты выскочишь под его лучи, тебе конец.
— Но почему?
— Не ко мне вопрос, а к биологам и генетикам, — вздохнул диспетчер. — Я сам не больше твоего знаю…
— Тогда я сам ее спасу!
— Без защиты не выходи, парень, сгоришь! И помни, под землей спящие не могут долго находиться, так они умирают…
Последнюю фразу Илья уже не услышал, он выскочил в пещеру, пробежал по ней и забежал в большой зал, где стоял внедорожник, который притащил из ближайшего поселка. Он его полностью перебрал, установил защиту из многослойного пластика и свинцовой брони, дополнительно поставил крутящуюся антенну, чтобы иметь связь с убежищем, а через него с роботами и беспилотниками. Машина была заряжена полностью, аккумуляторов должно было хватить на триста километров, вода и продукты давно загружены.
Илья подал вперед рычажок газа, машину выкатилась из зала во вторую пещеру гораздо меньше, но там уже сиял солнечный свет. Он проскочил через проломленную строительным роботом дыру на небольшую площадку недалеко от вершины горы. Солнце его ослепило, Сергеев включил светофильтры, закрыл глаза солнцезащитными очками, но все равно в глазах играли зайчики, поэтому пришлось какое-то время ждать, пока зрение придет в порядок. Когда оно восстановилось, он снова подал вперед рычажок газа и начал спускаться по серпантину, который проложил, используя строительных роботов.
Проскочив небольшую засохшую рощицу, Илья выскочил на пустую федеральную трассу и утопил до упора рычажок газа, после этого переведя управление на автопилот, вывел на экран изображение с беспилотника.
Девушка сидела на скамейке и, похоже, ей было не очень хорошо. Кожа побледнела, потом ее вытошнило какой-то бурой массой, и она без сил откинулась на спинку сиденья. Его робот уже находился недалеко, он мчался по тротуару, поднимая облака пыли.
Илья добавил ему еще скорости, и через пару минут его железный помощник остановился у скамейки, и пошел звук. Девушка лежала на пластике скамейки, закрыв глаза, и постанывала:
— Господи, как же мне плохо. Не стоило мне есть эти консервированные помидоры, мало того что они пролежали неизвестно сколько времени, так еще и после голодания эта не самая лучшая пища. Но как же мне хотелось есть, да и сейчас хочется. Господи, неужели в этом городе кроме меня больше никого нет, и мне никто не поможет?
— Ты не одна, — Илья включил микрофон. — И помощь уже в пути.
— Кто это? — девушка открыла глаза и уставилась на робота, который стоял в паре шагов от нее. — Это ты со мной разговариваешь, глупая железка?
— Нет, — засмеялся Сергеев. — Глупые железки не умеют разговаривать, а говорю я, человек, который этим железом управляет, и меня зовут Илья.
— Меня Машей звали до этого кошмара, — девушка сморщилась и ее снова вытошнило. — Господи, как же мне плохо. Где ты, Илья?
— Еще далеко, — Сергеев взглянул на спидометр, потом на карту. — Если ничего не случится, то мне понадобится час, чтобы добраться до тебя.
— А если случится? — Маша попробовала подняться, чтобы отойти подальше от лужицы рвоты, но снова опустилась без сил на скамью. — Мне столько не выдержать. Кажется, я умираю.
— Ты не можешь умереть, — произнес Илья. — Так что не думай об этом.
— Почему не могу?
— Не можешь и все, — Сергеев еще раз посмотрел на карту, поискал более короткий путь, но не нашел. — Потерпи, скоро я приеду к тебе и спасу.
— А ты кто? — спросила девушка. — Спасатель?
— Я и в самом деле работаю в МЧС, так что можно меня назвать и так, — улыбнулся Илья и поправил гарнитуру. На дорогу он почти не смотрел, маршрут был известен, роботы здесь проходили множество раз, поэтому врезаться ни в кого он не мог. — Хоть пока еще никого не спас.
— А еще люди остались? — спросила девушка. — Много выжило? А мои папа, мама, что с ними? Когда я засыпала, они были рядом, а проснулась, их нет. Где все? Скажи.
— Советую молчать и беречь силы, — сказал Илья. — И вообще ты задаешь очень много вопросов.
— Но ответь не на все, а на некоторые, — Маша еще раз попробовала встать, но у нее не получилось, точнее, она встала, но тут же шлепнулась обратно. — А ты меня сейчас видишь?
— Вижу.
— Тогда не смотри, видишь, какая я некрасивая? — поморщилась девушка. — Не надо, пожалуйста…
— Хочешь я помогу тебе добраться до следующей лавки? — спросил Сергеев, беря в руки манжеты для управления роботом. — Ты, я вижу, пытаешься это сделать, но тебе не хватает сил.
— А как ты это сделаешь?
— Ты миленький такой мешочек с вопросами, они из тебя так и сыплются, — засмеялся Илья. Впервые за много дней у него было прекрасное настроение, ему хотелось петь и летать, причем летать в буквальном смысле, чтобы быстрее оказаться рядом с этой девушкой. Ему всегда хотелось, чтобы у его девушки было именно такое доброе и простое имя — Маша. — Я подведу робота поближе, ты сядешь на манипулятор и я отнесу тебя туда, куда захочешь. Тебе куда надо?
— Я хочу в такое место, в котором было бы много еды, — мечтательно произнесла Маша. — А еще я хочу набрать горячей воды, залезть в ванную и просидеть в ней лет сто.
— В воде ты столько не просидишь! — засмеялся Сергеев. — Русалкой станешь…
— А все равно в ванной хорошо, — девушка доверчиво потянулась к манипуляторам. Сергеев опустил их вровень с сиденьем, а когда Маша на них перебралась, поднял вверх и направил робота по проспекту навстречу его машине. Конечно, зарядки робота надолго бы не хватило, но для него сейчас каждый километр был роскошью, настолько ему хотелось дотронуться до этой девушки, обнять, поцеловать и просто подержать за руку. — Главное, чтобы было много горячей воды, а то пить очень хочется.
— Торжественно обещаю горячую ванну, — воскликнул Илья, неожиданно подумав о том, что он сам по-настоящему не мылся уже несколько месяцев, поскольку не хотелось возиться с обогревателем. А когда-то даже собирался купаться в подземном озере, которое обнаружил, когда обследовал пещеру. Правда, вода там была ледяной, но раз попробовал там умыться, и после этого близко к озеру не подходил. Он принюхался к себе, да и пах не фиалками, только куда деваться, обратно не поедет. — И будешь в ней лежать столько, сколько захочешь, только не сто лет, столько я не выдержу!
— Не выдержишь чего? — Маша наклонилась к манипулятору, и экран заполнил один огромный васильковый взгляд. Девушка словно пыталась заглянуть в глубину, надеясь кого-то там увидеть. — Кстати, ты так и не ответил о судьбе моих родителей? И у меня появился еще один вопрос: куда ты меня везешь на своем роботе?
— Везу навстречу судьбе, — ответил Сергеев. — Я еду по федеральной трассе, мне до тебя еще сотню километров надо проехать.
— Ты так далеко? — удивилась девушка. — А где остальные люди? Где другие спасатели? Неужели все куда-то попрятались, одна я, как дура, брожу под солнцем? Наверное под ним находиться нельзя, вот все и прячутся, а я еду на твоем работе. Говорили же, что мы вступаем в период активного солнца и надо его переждать под крышей, нам и кресла для этого привезли, поставили, чтобы могли спать и ни о чем не беспокоиться. Это так?
— Ты так и сыплешь вопросами, — улыбнулся Илья. — Я даже не знаю, на какой из твоих вопросов отвечать, их так много…
— Сначала расскажи про родителей.
— Расскажу, если ты мне скажешь, сколько тебе лет.
— Семнадцать, — девушка ослепительно улыбнулась. — Я в этом году заканчиваю школу, и буду думать, в какой университет поступать, только мне кажется, время экзаменов уже прошло, и тогда непонятно, как вообще все будет, но я же не виновата, правда? Мне дадут пересдать?
— Правда, — Сергеев задумался над тем, а может ли он претендовать на руку такой молодой девушки, по закону же только с восемнадцати лет человек может самостоятельно принимать решение, а до этого требуется согласие родителей, только где они? — Вот приеду к тебе, и все будет хорошо.
— Но ты так мне ничего и не отвечаешь, — капризно надула губки Маша. — Я хочу знать, где мои родители?
— Боюсь, твои родители умерли, — произнес Илья и прикусил губу, подумав о том, что такие известия следует облекать в завуалированную форму, чтобы человек, разгадывая словесные шарады, мог понемногу подготовиться к страшному известию. — Мне, правда, очень жаль…
— Останови своего дурацкого робота!!!
Сергеев направил робота к тротуару и остановился возле небольшого продуктового магазина.
— Вот здесь ты сможешь поесть, — он опустил манипуляторы, девушка слезла, тогда одной из механической рук ударил по двери, стекло раскололось, и вход в магазин оказался открыт. — Иди, поешь, мой робот будет ждать тебя.
— Я не хочу видеть ни тебя ни твоего железного истукана! — девушка со слезами вошла внутрь магазина и выкрикнула оттуда. — Сейчас приедет полиция, и тогда у тебя будут серьезные неприятности! Полицейские мне расскажут, что произошло, и где мои родители.
Глава девятая
Илья вздохнул, перевел робота на автономный режим и снял управляющие манжеты, еще раз посетовав о том, что не умеет разговаривать с женщинами. Не получалось у него, и они это чувствовали. Может потому что у него никогда не было девушки? После насмешек и унижения, которое он испытывал от разговоров с девушками, Сергеев переставал с ними общаться, посчитав, что пока ему это не нужно, а когда станет старше, проблема разрешится сама собой. А потом начался конец света, но и он ему не помог, даже в мире, где почти не осталось мужчин, он по-прежнему остался для женщин «ботаником», глупым и никчемным.
Илья посмотрел на карту, до Маши ему осталось добираться не меньше часа. Что ж, доедет, а потом сможет как-нибудь объясняться. Не может же он ее бросить, и дело даже не в том, что он наконец-то влюбился, пусть и в малолетку, но еще и в том, что ей одной не выжить в этом мире. Что она будет делать в пустом огромном городе, где нет ничего и никого? Шататься по пустым улицам, спать в чужих квартирах, воровать еду в магазинах?
Правда, наверное воровством это нельзя назвать, хозяева магазинов вероятнее всего умерли, и все их имущество больше никому не принадлежит, да и законов больше нет, как и тех кто надзирает за их исполнением — ни полиции, ни суда, ни армии. Старые законы служили тем, кому принадлежала власть, она закрепляла их права и давала им возможность защищать свое имущество и отбирать чужое. Но теперь все стало общим, никому не нужны деньги и то имущество, которое богатые скопили правдами и неправдами. Но скоро все восстановится. Люди снова разделятся на бедных и богатых, и все вернется на круги своя. Единственное, что утешает, произойдет это нескоро. Пока нет людей, некому и делиться.
На трассе было пусто, только рядом с городками и поселками наблюдалось скопление замерших ржавеющих машин. Илья делал отметки на коммуникаторе, чтобы потом забрать эти кары для своих нужд. Все равно они больше никому не были нужны, а он сможет их использовать для восстановления потерянного мира.
Еще следует найти трактора, зерно, засадить десятка три полей пшеницей, чтобы получить зерно, которое потом нужно будет перемолоть и превратить в муку. Может стоит развести кур, коров, овец, чтобы накормить спасшихся людей. У Маши хороший аппетит.
Неожиданно Илья услышал чьи-то голоса, взглянул на экран обмер, увидев, как рядом с его роботом останавливается автобус, из него выходит высокий крепкий парень, а вслед за ним десятка два девчонок.
Парень посмотрел на разбитую дверь, потом на робота, погрозил ему пальцем и, покачав головой, недовольно проговорил:
— Ломать то зачем? Все двери открыты. Они же оборудованы электрозамками. Отключили электричество и дверь открыть не проблема. Не знаю, кто ты, управляющий этим роботом, но больше так не делай, в этом мире и без тебя хватает разрушений.
Илья хотел ответить что-нибудь резкое и обидное, но остановил себя, увидев, как из магазина выбежала на улицу Маша.
— Кто вы? — спросила она. — Вы полицейские?
— Меня зовут Дикий Бут — ответил парень, широко улыбнувшись. — Я не полицейский и не спасатель, а обычный парень. Мы с девчонками организовали коммуну и живем вместе, если хочешь присоединяйся к нам.
— Жить с тобой? — Маша смерила его взглядом. — А не слишком ли ты хорошо о себе думаешь?
— Не хочешь жить со мной, — парень пожал плечами. — Живи одна, у нас теперь свобода, только знай, что парней в городе осталось не больше десятка. Есть, конечно, еще люди, что живут под землей, но мы с ними не общаемся.
— Почему? — Маша недоуменно открыла глаза. — Они же такие же как мы.
— Увы, они не такие, — парень пожал плечами. — Они считают нас мутантами, и злятся на нас за то, что мы можем ходить под солнцем, а им не дано. К тому же эти ребята забирают наши продукты, а нам такое положение дел не нравится. А еще там под землей до сих пор думают, что эта страна принадлежит им, и они могут в ней делать все, что захотят.
— Почему они так думают? — Маша смотрела на парня во все глаза и видно было, что он ей нравится. Илья даже скрипнул зубами от досады и ревности. — А где правительство? Где армия, полиция? И с каких пор продукты стали вашими? И главный вопрос — где остальные люди?
— Так ты из недавно проснувшихся? — догадался Дик. — Тогда понятно. Ничего, побродишь одна по городу, поспишь в пустых квартирах и начнешь понимать, что произошло. Пока могу сказать только то, что большинство людей погибло после вспышек на солнце, Полиция и армия вместе с правительством сидят под землей, им наверх нельзя, едва они выходят на солнце, так сразу волдырями покрываются и умирают. И нам к ним под землю тоже нельзя, у нас тотчас кровь портится, и мы погибаем в муках. Так что разделилось человечество на две неравные части, и что будет дальше, знает один только бог. Так ты с нами?
— Подумать надо, — Маша посмотрела на робота, потом снова перевела взгляд на парня. — Такие серьезные вопросы так просто не решаются.
— Твои проблемы, — Бут пожал плечами. — Не хочешь с нами, не надо, мы никого насильно не заставляем, у нас демократия.
Из магазина показались девчонки, нагруженные продуктами и стали заносить их в автобус.
— А ты не джентльмен, — покачала головой Маша. — Заставляешь девушек работать, а сам только дверку придерживаешь. Боишься перетрудиться?
— Слышь, подруга, — одна из девушек передала в автобус ящик с консервами и повернулась к ней. — Это наш парень, и это мы ему ничего делать не разрешаем. Тебе не нравится — не ешь, не твое дело. Тебя сейчас спасает только то, что ты из недавно проснувшихся, иначе мы бы тебе уже показали, что заглядываться на чужую добычу не стоит. Не хочешь с нами, как предложил тебе Дик, а предлагает он далеко не всем, мотай отсюда, иначе у тебя будут серьезные неприятности.
— Девчонки вы чего? — Маша отступила на шаг назад. — Я же вам ничего плохого не сделала.
— Ты плохо высказалась о нашем парне, — из автобуса вышла еще одна девушка. — А он наша семья и наш мужчина.
— У вас шведская семья? — засмеялась Маша. — Вас много, а он один.
— Русская у нас семья, — ответила еще одна девчонка, выходя из магазина и подавая в автобус ящик с консервами. — В нашей семье мужчина может иметь столько жен, сколько захочет. Для нас главное, чтобы он вообще захотел хоть кого-нибудь. Никогда не думала о том, как жить в мире, где мужчин нет? Любви то небось тоже хочется? Только вот любить тебе будет некого, нас девок на одного парня по сотне приходится, поэтому и отношение у нас к ним бережное. А вообще посторонись подруга, нам еще по паре ящиков вынести надо, и мы уедем отсюда. Вот тебе еще один бесплатный совет: если хочешь жить, езжай с нами: одна ты долго не протянешь, с тоски сдохнешь в мертвом городе. Неужели не поняла еще, что только мы здесь живые, все остальные давно в деструкторе?
— В деструкторе? — растерялась Маша. — О чем вы говорите?
— Девушки шустрее грузите, мне уже здесь надоело, — крикнул парень, и девушки забегали, вынося ящики с консервами из магазина и складывая их в автобус, потом Дик повернулся к ней. — Они тебе дело говорят, мы никому не нужны. Не веришь, садись в автобус, мы тебя провезем по городу и все покажем. Не понравится, в любой момент сможешь уйти, никто тебя держать не станет, наоборот девчонки вздохнут с облегчением. Но они правы, одна ты долго не проживешь. Мы таких как ты немало видели. Вроде радоваться должны, что выжили, а они вены себе вскрывают, потому что одиночество полно горечи.
— А в метро люди выжили? — спросила Маша. — Много их там?
— Выжили и в метро и в кремлевском бункере, — еще одна девушка вышла из автобуса. — Только им сюда нельзя, а нам к ним, мы теперь принадлежим к разным видам человека, они подземники, а мы спящие.
— Я наверное поеду с вами, — девушка посмотрела на робота, подошла к нему и наклонившись к объективу тихо произнесла. — Не знаю, кто ты за этим стеклом, но, кажется, я была не права. Если подождешь несколько дней, то я возможно сюда вернусь, и мы встретимся. А сейчас, извини, я с ними поеду. Они живые и их много, а ты всего лишь железный болван. Конечно, за объективом прячется мужчина и голос приятный, но я не знаю, какой ты, может, ты урод…
Маша зашла в салон, двери за ней закрылись, и автобус поехал по городу. Илья направил за ним беспилотника, чтобы не упустить девушку. Увиденное и услышанное его огорошило, он не ожидал, что все может быть так плохо, и теперь, он как и Маша, хотел убедиться в том, что ей сказали правду. Конечно, он слышал, что ему говорил диспетчер, и понимал, что все это правда, но одно дело представлять это теоретически, и совсем другое по-настоящему столкнуться с этим.
Неужели люди действительно разделились на две неравные части, и он никогда не сможет выйти из бункера без тяжелого защитного костюма? Но тогда человечество вероятнее всего исчезнет. Не смогут люди жить под землей и развиваться. Цивилизация умрет, а с ее смертью исчезнет и человек как вид.
Илья остановил машину, поднял беспилотник выше и стал следить за людьми, которые иногда мелькали на улице. Скоро он убедился, что парень был прав, в основном передвигались девчонки, мужчин было единицы, и как правило каждый из них был окружен плотной толпой девушек. Илья включил передатчик и вызвал бункер.
— Дежурный? Это Сергеев… Я наблюдаю в городе множество девушек и несколько парней. Как я понял, вы их называете, проснувшимися. Такое происходит по всей России?
— Только в крупных городах, — ответил диспетчер. — Понравились девчонки? Правда, красавицы? Только они не для нас. Мы с ними антиподы, они не могут жить с нами под землей, мы не можем жить под солнцем. Кстати, ученые предупредили, что ночью тоже выходить опасно, поэтому не думай, что сможешь вести ночную жизнь.
— Но почему?!
— Вопросы, парень, не ко мне, я такой же, как ты, спасатель, — диспетчер вздохнул. — Пока ясно только одно, этот мир безвозвратно изменился, и никогда не станет прежним. Выжило нас немного, и что будет дальше неясно. Будем надеяться, что ученые что-нибудь придумают, и мы снова сможем жить под солнцем.
— А мне что делать? — спросил растерянно Илья.
— Переезжай жить к нам в бункер, работу тебе найдем, — диспетчер пожал плечами. — Будем вместе думать, как жить дальше…
— Я подумаю над этим предложением, — Сергеев развернул внедорожник и направил его обратно к своему бункеру. — До связи!
В голове было пусто. Все, что он делал, оказалось, бессмысленным. Ему требовалось выспаться и хорошо все обдумать, заново и не спеша. Перечитать записки отца, может быть там что-то найдется объясняющее сегодняшнее положение дел. И просто отдохнуть, он очень устал…
* * *
Президент мрачно оглядел присутствующих. Несмотря на объявленный сухой закон, люди пили много и основательно, служба безопасности смотрела на это сквозь пальцы, и на лицах министров пьянство отчетливо проглядывало. Глядя на этих людей, поневоле задумаешься о природе человека. Казалось, чего еще нужно? Женщин сколько захочешь, молодых, нежных, привлекательных, нетребовательных и доступных. Ни одна не откажет нормальному мужчине, какого бы ранга он не был. И дело даже не в законах, которые они здесь штамповали сотнями, а просто если такое станет известно, девушку выселят из кремлевского бункера, отправят обратно в метро, а там жизнь самый настоящий ад: места мало, квартир, как в кремлевском бункере нет ни у кого, кроме как у руководства станции. Люди ютятся в армейских палатках, а это не лучшее жилье. Туалетов мало, и едят все из армейской полевой кухни.
Но почему министрам этой райской роскоши мало? Еда бесплатно, любви валом, плодись и размножайся, что еще желать? Почему они все начали пить? Что изменилось? Многие и до апокалипсиса в большинстве кроме своих кабинетов и квартир с женами ничего не видели, а сейчас для них ничего не изменилось, просто дорога из квартиры в кабинет стала короче. Да и работа стала намного легче. Меньше людей, меньше проблем — как мудро в свое время заметил Сталин. Что же им еще надо? Почему они напиваются каждый вечер, а потом сидят с постными рожами на совещаниях, впору вводить повешение за мерзкое отношение к жизни. Неужели вся беда в том, что нет никакой перспективы, нет будущего? Уже всем стало ясно, что наверх к солнцу дороги нет, а внизу будет только такое существование и ничего другого, но с этим нужно бороться, жизнь продолжается, это все равно лучше, чем смерть миллиардов, исчезнувших в деструкторах…
— Итак, — президент откашлялся, давая министрам понять, что пора вернутся к действительности. — Что у нас нового? Министр по чрезвычайным обстоятельствам?
— Интенсивность солнечного излучения пока остается прежней, временами даже усиливается, когда на него накладывается гамма-излучение из центра галактики, — министр посмотрел на свой коммуникатор. — Находиться под ним все также смертельно опасно. Спящих разбудили всех, кого смогли.
— Что значит — кого смогли? — нахмурился президент. — Мы же договорились, что поднимаем всех.
— Мы больше не подаем снотворное в систему, — ответил министр. — Но часть людей не проснулась, причем жизненные показатели нормальные, они дышат, сердце у них бьется, но не просыпаются, и, кажется, не собираются. Это своего рода — кома. Так что ученые, которые говорили о том, что часть спящих мы потеряем, оказались правы.
— А что об этом говорят медики? — президент посмотрел на президента академии наук. — Ваше мнение?
— Нет у нас мнения, — покачал головой академик. — Версий множество причем самых глупых, начиная от нежелания души вернуться обратно в тело до обычного токсикоза. Ну еще некоторые говорят о том, что это влияние бога.
— Не понял? — удивился президент. — Ученые вроде в бога не верят, вам же ваш подход к действительности веру не позволяет. Вы же атеисты.
— Не все атеисты, — криво усмехнулся ученый. — К тому же с возрастом поневоле приходишь к вере в бога, не в Христа конечно, а во что-то огромное, разумное, создавшее нас и нашу солнечную систему. Уж если великие Эйнштейн и Оппенгеймер признавали божественное начало, то нам простым смертным просто деваться некуда, тем более что накопилось немало данных о том, что создатель все-таки существует.
— Не просветите? — президент отпил глоток кофе. — Хотелось бы знать, почему ученые в него поверили.
— Дело в солнечной системе, которая явно создана искусственно, и в ДНК, которая собрана так же, как и любая компьютерная программа, определенными блоками, — неохотно проговорил академик. — Заметны следы разума в строении вещества, там тоже существуют закономерности, которые говорят о том, что создано все посредством некой пока непонятной для нас программы, по крайней мере та же блочность отчетливо заметна. Ученые спорят об это много, но между собой, наружу не выносят, чтобы не спорить о разных глупостях.
— Понятно, — улыбнулся президент. — Продолжайте.
— Так вот, главная версия на сегодня состоит в том, что душа покинула бренное спящее тело и теперь бродит где-то по миру, не собираясь возвращаться обратно, — вздохнул ученый. — Многие считают, что когда она нагуляется, то вернется обратно в тело, и человек очнется.
— А если душа не вернется, то не очнется? — фыркнул насмешливо премьер-министр. — Вот за что я и всегда любил науку, так за то, что у нее есть ответы на все вопросы — правда, большей частью неправильные. Хорошо, что спящие не представляют для нас большого интереса, и мне не надо вникать в то, где бродят их души.
— Это для вас они не представляют интереса, — недовольно покачал головой академик. — А нам наоборот очень интересно, что это за ген их защищает от солнца, и можно ли его пересадить, если не нам, то будущему потомству, не собираемся же мы сидеть под землей до конца света…
— А свет разве уже не кончился? — насмешливо спросил премьер. — Если бы не атомная электростанция мы бы уже давно сидели в темноте, и шансов увидеть его у нас просто не было.
— Мы просто частный случай эволюции, — произнес академик, с вызовом оглядев присутствующих, в ответ получив кривые усмешки. — И возможно ее тупиковая ветвь. Те, кто сейчас находятся наверху, останутся и создадут новую прекрасную цивилизацию, а мы сгнием в темноте и подземной сырости.
— Прекратить! — остановил их перепалку президент. — Куда вас обоих понесло? Стоит нам всем так начать думать, мы точно станем реликтом прошедшей эпохи, а этого делать не стоит. Мы должны верить, что найдем путь на поверхность, и если не мы, то наши дети и внуки, и сегодня здесь собрались для того, чтобы составить перспективный план развития нашей цивилизации и найти нужные решения. Так что давайте этим и займемся. Кто начнет? Министр сельского хозяйства?
— После реформы кабинета — министр продовольствия, — ответил большой грузный мужчина. — Мы провели инвентаризацию всего, что у нас имеется, и можем с уверенностью сказать, что продуктов хватит с учетом естественной убыли населения примерно на пятнадцать-двадцать лет, но это без учета собственных ресурсов.
— Что это за ресурсы такие у нас появились? — спросил президент. — Рассказывайте.
— Грибы уже растят на пятнадцати станциях, — продолжил министр. — Осетров начинают разводить на трех станциях, месяца через три к ним добавится еще пять, на них сейчас пытаются разобраться с водой, если ее будет достаточно, то выроют котлованы и устроят бассейны. Ученые предложили разводить водоросли, технология достаточно простая, нужна только вода и тепло, думаю, уже через месяц получим первый урожай. Есть еще варианты, о которых я пока бы не хотел говорить, потому что они не проработаны, но думаю, в недалеком будущем мы сможем полностью снабдить себя продовольствием.
— Вот что я называю обстоятельным и правильным докладом, — заявил президент. — Все понятно и главное — оптимистично. Вот такие планы по министерствам я бы и хотел услышать.
— Мы собираемся часть производств переносить под землю, в частности производство роботов, средств связи и телекоммуникации, — торжественно проговорил министр промышленности. — Прорабатываем несколько вариантов: либо тянем туннель к сырью, либо будем полностью роботизировать добычу и перевозку. Кроме того готовим к запуску связь и телевидение, думаю уже через полгода начнется вещание и заработают коммуникаторы. Для телевизионщиков уже начали создавать павильоны.
— Хорошо, реально и просто, — покивал президент. — Чем раньше начнем развлекать людей, тем больше их останется. Самое страшное, когда человек остается наедине со своими мыслями. Нельзя этого допускать, мысли ему должны в голову вложить мы, и они должны быть оптимистичными. Министр культуры, что вы об этом скажете?
— Ну вот и культура понадобилась, говорил же, без нее никак, — пробурчал довольно министр. — Мы работаем. Сценаристы пишут сценарии мыльных опер, в которых будет рассказываться о любви под землей, главным героем будет спасатель, который в конце концов погибает, спасая героиню…
— Не надо подробностей! — замахал руками президент. — Розовые сопли вы пускать умеете. Что еще?
— Готовим несколько ток-шоу, в одном из них вас пригласим поучаствовать, — улыбнулся министр. — Снимаем несколько документальных фильмов о жизни наверху и о бедствии, которое мы пережили. Хорошо работают светохудожники…
— Светокартины это хорошо, — засмеялся президент, и министры дружно его поддержали. — Особенно этой Анюты Ивановой. Ее картины особенно хороши.
— Анюты Петровой, — поправил президента премьер-министр. — Мы, кажется, хотели ее наградить премией? Что там у нас с этим?
— Хотели, но потом отложили, — ответил министр культуры. — Думали провести награждение наверху с помпой, с телевидением и прессой, а не получилось, потому что обратно под землю залезли.
— Что ж, как только появится первый канал телевидения, наградим прилюдно, чтобы люди знали нашу героиню в лицо, — сказал президент. — Запланируйте это мероприятие сразу после запуска телевидения.
— Хорошо, — министр культуры записал что-то в своем коммуникаторе. — И будем, конечно, настраивать людей на то, что в недалеком будущем солнце успокоится, и мы выйдем наружу.
— Не так, — поморщился президент. — Люди должны верить, что в ближайшем будущем ученые найдут такие материалы, в которых мы все сможем спокойно ходить под этим солнцем. Что будут построены новые дома, и в них можно будет жить на поверхности. Создайте какой-нибудь сериал о героическом ученом, который рискуя жизнью, создает новый защитный материал, и гибнет ради блага всех людей. Ну и обязательно, чтобы любовь там была, желательно чтобы ее было много и с разными женщинами, не мне вас учить. И чтоб в каждой передаче, в каждом фильме пропагандировали любовь и материнство, нам нужно восполнять убыль населения. Обязательно надлежит ввести какой-нибудь орден, которым будем награждать многодетных матерей, и следует принять закон, по которому им будут представляться отдельные квартиры.
— И где мы их им будем представлять? — осведомился министр по чрезвычайным обстоятельствам. — У нас пока только палатки в метро и ничего больше.
— Надо рыть туннели и в них создавать жилые блоки, и на каждой станции свои, — ответил президент. — При этом следует уходить в глубину, там теплее и можно ставить тепловые электростанции. Нам не стоит надеяться на те станции, что находятся на поверхности, через какое-то время мы просто не сможем обслуживать АЭС. Предлагаю, министру по энергетике в первую очередь заняться созданием альтернативных источников энергии, подключить ученых, инженеров.
— Извините, — воскликнул головой министр спорта, который что-то быстро и активно записывал, чем вызвал улыбки всех министров. — Так мы теперь под землей будем жить? Наверх больше не поднимемся? Никогда?
— Предпосылок на то что мы сможем вернуться на поверхность, немного, — ответил серьезно президент. — Вероятнее всего, нам придется жить под землей очень долгое время и настраиваться следует именно на это. Вам тоже. Попросите у министра по строительству, чтобы он вырыл вам помещение под спортзал, тогда вы сможете провести кубок по какому-нибудь спорту, который не требует больших затрат, а мы обязательно покажем это по телевидению. Мы не знаем, что будет происходить дальше, но готовиться надо к худшему. Так что думайте, господа, как будем жить под землей, как детей растить, какой быт налаживать. Не стоит относиться к жизни под землей, как к временному затруднению, считайте, что это навсегда, как ни горько это звучит.
— Есть такое животное — крот, — задумчиво проговорил премьер-министр. — Когда-то он существовал на поверхности, но в силу временных обстоятельств оказался под землей и вынужден был приспособиться там жить. Должно быть он тоже считал, что пройдет немного времени, и ему удастся вернуться. Однако, этого не произошло, впрочем, из этой грустной истории следует, что и под землей жить можно.
— Пустоты в земной коре встречаются по всему миру, и подземная цивилизация может действительно существовать, учитывая достаточно комфортные условия жизни под землей, — задумчиво произнес президент. — Упоминание о подземной цивилизации в мифах разных народов и на других материках встречается достаточно часто. Трудно найти народ, у которого не было бы сказаний о существах, живущих во мраке подземелий. Говорят, что они гораздо старше человеческого рода и ведут свое происхождение от карликов, обладающих тайными знаниями и ремеслами. В скандинавском фольклоре этих карликов называют гномами, в русском фольклоре — чудь белоглазая, у коми — чудами. Отсюда следует вывод, мы не первые, кого природа загоняет под землю, и что жизнь развивается по спирали. Но если выжили гномы, то выживем и мы.
— Не хотелось бы, да придется, — вздохнул премьер. — Куда деваться, станем гномами…
* * *
Жил Бут шикарно. Раньше о таком он даже мечтать не мог. Первое — работать не надо. Совсем. Второе — все к твоим услугам. Захотел шикарно одеться, едешь в центр города, заходишь в бутик и одеваешься. О таких тряпках он мог только мечтать, потому что они стоили больше, чем он зарабатывал за полгода. Теперь он их носил каждый день. Еда тоже была. Правда, в основном консервированная. Но девчонки понемногу научились обращаться с электрической плитой, которую он притащил из одной элитной высотки и подключил к солнечной батареи, и стали готовить такие блюда, что он можно сказать, язык свой проглатывал, так было вкусно. Ну, а если учесть, что каждую ночь он спал с разными девушками, причем как падишах сам выбирал себе спутницу на ночь, то это было уже настоящим чудом.
В общем, у него было все, о чем мечтает любой нормальный мужик. По большому счету получил все, что хотел от этой жизни. Куча красивых девчонок, и ни за одной бегать не надо, ухаживать, они итак все к нему благосклонны. Чему-то учиться? Но он пока не знал, стоит ли вообще получать новые знания, и даже не задумывался о том, что будет завтра. Пока у него было все, что нужно, и это было прекрасно. Еды хватит лет на десять, если будут все также планомерно обследовать близлежащие магазины, а за это время многое может произойти.
Живи и радуйся, но его каждый вечер посещала тоска, и он напивался, пил, правда, он не один, а с толпой девчонок, которым было не меньше чем ему тоскливо. Ведь вроде и у них все было. Драгоценностей нацепляли на все части, скрытые и открытые, какие только смогли придумать, причем выбирали изделия только с платиной, бриллиантами, отдавать предпочтение только авторским работам. На улицу выходили лишь в вечерних платьях от лучших дизайнерских домов, готовили в них же, только радости это почему-то не приносило. И Бут понимал почему: дело было в том, что завидовать стало некому.
Раньше каждая девушка искала наряды непохожие на других, чтобы можно было выйти на улицу в чем-то необыкновенном, что есть только у нее, и пройти, покачивая бедрами, наслаждаясь завистливыми взглядами конкуренток и заинтересованными взорами мужчин. А когда, через какое-то довольно короткое время, такое начинали носить все, то на девушку уже мало кто смотрел, больше обращая внимания на тех, кто надел что-то новое, более шикарное, или более открытое.
Не зря же в двадцать первом веке мода постоянно колебалась от полной открытости до полной закрытости, комбинезоны на этой волне и появились. Девушки начали носить такую одежду, где фигура больше угадывалась, чем виделась. Правда, продержалось такое недолго, появились новые ткани, которые облегали тело не хуже второй кожи, и даже полностью закрытая комбинезоном девушка казалась даже более раздетой, чем одетая в короткое платье.
В новом времени не стало ни моды, ни завистливых взглядов. Девчонки исполнили все свои желания о красивых тряпках, и теперь понемногу успокаивались, понимая, что тех, кто выжил, этим не удивишь, так как тряпки и драгоценности легко найти во многих магазинах, они стали доступны, а значит, неинтересны. Скоро Дик заметил, что девчонки перестали носить драгоценности и переоделись в обычные рабочие комбинезоны, потому что в них было удобнее, и только на ночь выбирали себе прозрачные пеньюары, чтобы соблазнить его.
Все стало другим, многое потеряло смысл. Наступало трудное время, когда всему следовало учиться заново, потому что знания прошлого абсолютно не подходили. Все, что изобрело человечество обесценилось, и это можно было спокойно выбрасывать в помойку и забыть, как нечто абсолютно ненужное. На поверхности выжили лишь молодые люди — те, у которых знаний о прошлой цивилизации осталось немного, да и оно им было ни к чему: выживать не помогало, а создавать что-то, пока не требовалось.
Может быть позже, когда человечество снова размножится, ему потребуются потерянные знания. Только шансов на это немного, информация сегодняшней цивилизации хранится на электронных носителях, которые можно прочитать только с помощью компьютера, а вряд ли хоть один доживет до новых времен. Также исчезли знания прошлой культуры, содержавшиеся на кристаллах, люди их распилили на куски и стали носить в качестве украшений. Так возможно и в будущем, кто-то будет с гордостью носить на цепочке флешки, не понимая для чего они были созданы.
Обитали они в большом особняке, неизвестно кому принадлежащем, комнат было много, так что разместились шикарно. Этот дом Дик выбрал потому, что он имел солнечную батарею на крыше, к которой и был подключен весь особняк. Водоснабжение было автономным, как и канализация, так что они жили на уровне ушедшей цивилизации без особых проблем.
Самого Бута девушки поселили в огромную комнату, когда-то служащую бальным залом, в нее притащили кучу матрацев из ближайшего мебельного магазина и застелили ими добрую половину комнаты. Теперь рядом с Диком могли разместиться все девчонки, а было их уже двадцать пять. И теперь утро Бута начиналось с того, что он выпутывался из кучи обнаженных женских тел и шел в ванную. Днем они катались по городу, собирая продукты и понравившиеся им вещи из магазинов. А вечером пили спиртные напитки и занимались любовью. Жизнь была простая, понятная и замечательная, и если бы не ощущение того, что мир, в котором они жили, погиб, было бы совсем прекрасной.
Но от мыслей об умершей цивилизации было некуда деться, они преследовали и его и девушек с утра до вечера, да и как могло быть иначе, если за стенами особняка лежал мертвый город?
С другими парнями и девчонками они почти не контактировали, да и смысла в этом никакого не было. Каждая группа собирала продукты на своей территории, стараясь не залезать на чужую, причем границы как-то определились сами. Иногда при встрече парни обменивались девчонками, потому что со временем у некоторых из них начинал портиться характер, они теряли ощущение реальности, требовали к себе особого отношения, пытались парня поставить перед необходимостью жить только с ней одной, что, естественно, вызывало ярость других девчонок.
Начинались драки, в ход шли даже ножи. Сначала таких девушек просто изгоняли, но они быстро умирали от тоски и депрессии или кончали жизнь самоубийством. Поэтому парни решили производить обмен. Обычно это шло им на пользу, пожив в другой группе, девушки быстро приходили в себя и начинали вести себя адекватно новому времени.
Причину этого маленького сумасшествия Дик хорошо понимал: жила себе девчонка, вокруг нее находился понятный ей мир, и с детства ее учили жить в нем. Ей рассказывали, какое будущее ее ждет, что нужно сделать для того, чтобы оно осуществилось, и она готовилась к этому. И вдруг этого всего не стало. Вообще ничего. Исчезли родители и старшие, к которым можно обратиться за помощью или за ответами на сложные вопросы. Исчезли младшие, а, оказывается, без детей жизнь вообще становится малопонятной и бессмысленной.
Но главное потерялось будущее, его просто не стало, если раньше еще как-то можно было представить, что будет дальше, то теперь оно виделось огромным белым листом. И становилось страшно, когда оставшиеся в живых начинали понимать, что будущее придется писать им, или исчезнуть, как исчезли миллиарды живущих не так давно рядом с ними людей. Это была страшная правда, и каждый ее переживал по-своему. Некоторые девчонки просто уходили, запирались в пустых квартирах и там тихо умирали в слезах и тоске, отказываясь от пищи, движения и жизни. Дик видел в глазах этих девушек смерть и понимал, что он не представляет и тысячной доли того, как устроено все в этом мире.
Почему они отказывались от жизни, причем легкой и простой? Что их не устраивало? Что было не так? Почему в них не было той яростной воли к жизни, что так присуща их предкам? Почему они выбирали смерть? Чего им не хватало?
Он думал над этим, разговаривал с девушками, наблюдал за ними и их поведением, и все больше понимал, что женщины устроены иначе, чем мужчины. Раньше у него такой возможности не было, девушки являлись для него чем-то иным и странным, только теперь они стали привычной и повседневной действительностью.
Понемногу Бут начал понимать, как им важно кому-то нравиться. Многие из них даже сейчас перед тем, как выйти на улицу, делали макияж, мыли волосы, красили ногти и многое другое, хоть прекрасно знали, что смотреть было некому. Раньше было понятно, сделать себя красивой, нарисовать себе лицо, одеться позавлекательнее: чтобы пройти по улице и поймать на себе несколько взглядов мужчин, увидеть несколько улыбок, услышать пару сальностей насчет своей фигуры. И рабочий день до апокалипсиса эти милые создания начинали с обсуждения, на кого больше посмотрели мужчины, кто кому улыбнулся, и у кого какие отношения — это составляло большую часть их жизни, интерес и азарт, конкуренция и цель.
А теперь этого не стало, и они оказались выбиты из жизни. Они учились производить впечатление, готовились к этому всю прежнюю жизнь, и вдруг в мире без мужчин словно исчезли краски, и все стало бессмысленным. И они не могли это пережить, погружались в тоску и депрессию, потому что мужчины были зеркалом, в котором они отражались, исчезли зеркало, пропало и отражение, а значит, они сами.
Сам Дик считал, что если нет смысла в жизни, то это еще не повод для смерти, вдруг он найдется позже? Но девушки думали иначе, тоска и отчаяние шли у них из самой глубины женской сути.
Когда Бут учился в университете, там изучали многое, в том числе и этологию — науку о поведении животных. В ней кроме всего прочего рассматривались случаи самоубийств животных, массовых и единичных, и всегда в основе лежала задача выживания рода, племени, семьи. Слабые должны умереть, таков закон. Возможно поэтому девушки уходили из его племени, чтобы умереть, потому что были неспособны к новой жизни.
Дик понимал, произошел только первичный отбор, а будет еще вторичный, третичный и так далее. Сначала по нужным генам, затем по выживаемости, и люди станут проходить все эти стадии. Понятно же, что трем десяткам выживших парней не удастся оплодотворить девятьсот девчонок, хоть они, конечно, стараются изо всех сил. И причина не в том, что не смогут физически, просто какая-то часть девчонок не сочтет никого из них благоприятным партнером для рождения детей, поэтому из выжившей тысячи людей потомство дадут от силы двести женщин, а то и меньше.
А что будет дальше одному богу известно: может число людей будет уменьшаться от поколения к поколению, или станет увеличиваться.
Конечно, если бы мир исчез так, как предсказывали провидцы, в огромной огненной вспышке ядерного взрыва, и оставшиеся ютились по вырытым норам, занимаясь собственным выживанием, воспринималось бы все проще. На праздные мысли просто не осталось бы времени, люди дрались бы за кусок хлеба. Но все произошло так тихо и незаметно, что это просто выбило из колеи: люди без затей легли спать, а проснувшись, обнаружили, что мир изменился, исчезли животные, насекомые и растения, и сородичи.
Как-то Дик видел сериал, в котором рассказывалось, как будет рассыпаться все, что сделано людьми, когда те исчезнут, причем подразумевалось, что произойдет это мгновенно и тихо, без взрывов и катаклизмов, и сейчас этот сценарий словно осуществился по мановению странного режиссера, за одним огромным исключением — исчезли не только люди, но и все живое.
И что было странным, а может наоборот закономерным, девчонки не беременели, хоть никто из них не пользовался противозачаточными средствами, и детей хотели все. Казалось, сама матушка природа толкала девчонок к нему, ни одну ночь он не ночевал один, и, как правило, успевал побыть с тремя, четырьмя, а то и больше.
Но ничего не происходило. Сначала девчонки стали заключать между собой пари, кто вперед залетит, но месячные у всех приходили регулярно. Возможно, причина была в Дике, хоть он точно знал, что и в других группах младенцев не появлялось. Что-то было не так в воздухе или в мире вокруг них, и это нечто давило, пригибало к земле.
А потом совершенно внезапно началась зима. Без осени, без обычных моросящих дождей и ливней, просто однажды проснувшись, они обнаружили, что выпал снег, причем такой белый, какого раньше никогда не видели. Стало холодно, отопление почти не грело. Теперь утро Дика начиналось с того, что он лез на крышу, чтобы очистить от снега солнечные батареи, иначе к обеду замерзала вода в трубах, и они начинали лопаться, и тогда ему приходилось заниматься их сваркой.
За продуктами они больше не ездили, это стало невозможно, так как снег покрыл все магистрали, улицы и проспекты. Автобус начинал вязнуть в сугробах уже в паре метров от ворот. Вместе с людьми исчезли бульдозеры, снегоочистители и коммунальные службы, город медленно, но верно покатился к своему разрушению.
Без этих каждодневных поездок стало скучно и грустно, девчонки все чаще стали плакать, зарываясь в одеяла и подушки. Жить не хотелось больше никому. Пили они теперь уже с утра, сначала для сугреву, а потом от тоски. Запасов продуктов у них хватило бы не на один год, поэтому об еде думать не стоило, а вот чем занять бесконечные дни и ночи, стало проблемой. Любовь дело хорошее, но и она со временем приедается, а больше развлечений у них не имелось. Следовало что-то придумать.
И в один прекрасный день Дик отправился пешком в город, чтобы наведаться в те магазины, где еще должны были остаться планшетники, которые позволяли смотреть фильмы и сериалы. Флешек, на которых они были записаны, хватало в магазинах.
Правда, девчонки не отпустили его одного, с ним пошли еще трое. Провозился он довольно долго, сначала нашел автомобиль на солнечной батарее, снял ее, притащил в магазин, подключил к системе, и стал ждать, когда появится солнце и даст хоть немного электрического тока. Потом зарядил свой коммуникатор, и на экран вылезло сообщение от Анюты: «Милый Дик, где ты? Мне без тебя плохо, я умираю…»
Его сердце стиснуло такой острой болью, что он пошатнулся и упал бы, если бы его не поддержали. Он не думал, что внутри него все еще живет любовь к этой странной девушке. Это было невероятно и очень больно.
* * *
Анюта жила как во сне, точнее в кошмаре, который однажды начавшись, никак не хотел кончаться. После болезни ее тело покрылось розовым проплешинами, превратив ее в жуткую пятнистую уродину, похожую на гиену. Она однажды видела фильм об этих животных, они выглядели точно также как она после болезни — на темной коже розовые проплешины, и лицо и такое же страшное. Точнее морда. Она не могла видеть спокойно свое голое тело, старалась не снимать халат, и спала в пижаме, хоть раньше нравилось спать только раздетой.
Она не знала, зачем ей жить. Все стало неважным и глупым. А люди вокруг казались ей белыми, глупыми, ленивыми червями, копошащимися к глубине земли. Зачем им двигаться, чего-то хотеть, если все уже произошло? Свершилось!!! Именно это слово приходило ей все чаще в голову. Прошел страшный суд, и лучших забрали, оставив под мертвой землей тех, кто испытание не прошел, и теперь им предстояло жить в аду, потому что он всегда находится под землей.
Они больше не смогут видеть солнце, не вдохнут воздух, пахнущий травой и зеленью. Все ушло, пропало, умерло. Остались только мертвые люди, ползающие по длинным ходам и туннелям. Они мертвы, хоть еще и двигаются, потому что жизнь это нечто другое, чем унылое существование в темноте, на которое они обречены.
Чтобы выбросить из головы эти ужасные мысли, она создала очередную светокартину, которая длилась та не больше десяти минут, но была настолько тягостной и страшной, что люди не выдерживали, закрывали глаза и сидели до окончания картины с прижатыми к лицу руками, по которым текли горькие слезы. Страх и горе, тоска и ужас, одиночество и отвращение к сами себе — вот главные чувства, которые возникали при просмотре.
Картина начиналась с падения солнца на земли. Огромный желтый диск неожиданно становился багрово-белым, срывался с голубого неба и падал на гигантский притихший город в центре которого стоял красный Кремль с башнями на которых, сияли рубиновые звезды, словно налитые кровью.
Люди с душераздирающими криками разбегались в стороны, падали и сгорали, превращаясь в кучки пепла, который уносил в пустое безоблачное небо ветер. Взрывались машины, накренялись дома, вздувался огромными волдырями асфальт и лопался, наполняя воздух темным чадом и гарью.
Потом солнце снова поднималось вверх и зависало на нежно-голубом небе, а внизу под землей ползали оставшиеся в живых люди. Они совокуплялись друг с другом в темных узких ходах, превращаясь постепенно в огромных белых червей, выедающих изнутри смердящее тело мертвой планеты. И эти образы сопровождала тягучая, глубокая музыка, въедающаяся в каждую пору, заставляя дрожать от страха и омерзения к самим себе.
Картина не заставляла никого заниматься любовью, наоборот, после просмотра люди старались держаться подальше друг от друга. Часто мужчины и женщины, придя на просмотр вместе, расходились поодиночке, избегая смотреть в глаза партнеру. Но картину заказывали все станции. Смотрели с ненасытной жадностью, и плакали потом навзрыд. Странно это было и непонятно. Впрочем, тосковать и плакать тоже входит в потребности нормального человека, и эти чувства нужны иногда даже больше чем любовь, потому что заставляют переосмысливать жизнь, понять то, на что люди в радостном, спокойном состоянии неспособны. Именно эмоции и превращают людей в нечто большее чем звери, борющиеся за выживание.
После того как она выплеснула из себя эту светокартину Анюте стало легче. Совсем ненамного. Она по-прежнему не могла смотреть на себя в зеркало без отвращения, и ей все еще было мучительно жалко погибшего мира, но она могла жить дальше. Бродить по освещенным туннелям. Разговаривать с людьми. Сидеть перед компом, сочиняя музыку и создавая новые картины, не только плакать и тосковать по тому, что никогда не вернется.
Жизнь постепенно приходила в норму. Метро с каждым днем все больше превращалось в настоящий подземный город, в котором имелись свои улицы — туннели, районы — станции, своя инфраструктура и свои культурные заведения. По городу начали ездить небольшие пассажирские поезда в пару вагонов и грузовые с открытыми платформами.
Недалеко от кремлевского бункера выкопали зал, который оснастили для просмотра светокартин, к нему подвели несколько туннелей и ветку метро, создав таким образом новую станцию, которой дали ее имя — Анюты Петровой. Отдали это вновь созданное пространство ей, в качестве премии за вклад в культуры страны. Ане было непонятно, о какой стране идет речь, но станцию она приняла под свое начало потому, что для нее внутри выстроили огромную квартиру-студию, установили оборудование и теперь она могла творить свои картины, не выходя из дома. Народ понятное дело мгновенно окрестил ее студию «Петровкой».
Конечно, это принесло ей дополнительные обязанности, теперь ей приходилось руководить своей станцией, составлять графики просмотра, создавать все новые и новые произведения для того, чтобы не пустовали залы, и заказывать чужие светокартины у художников, к которым она неплохо относилась. После того как в метро стали ходить поезда, на ее станцию стали приезжать люди отовсюду, а поскольку просмотр светокартин всегда приводил к одному и тому же, то есть к неудержимому сексуальному буйству, то весь зал обставили мягкими диванчиками, для удобства дополнительно смонтировали душевые, бар и устроили танцевальную площадку, создавая таким образом огромный развлекательный центр.
Он быстро стал популярным среди подземной молодежи, поэтому был всегда полон народа и приносил немало дохода. Деньги ходили все те же, что и наверху до апокалипсиса, только их стало значительно меньше, потому что вклады оставшиеся наверху в банках, причем большей частью в электронной форме, просто растаяли и исчезли. Богатые стали если не бедными, то неимущими, правда, они в большинстве своем умерли, а те, кто еще жил, понимали, что проживут ненадолго.
Пятидесятилетних были единицы, в основном они жили в кремлевском бункере, благодаря тому, что тот находился на большой глубине и обладал мощной защитой, которая и позволяла им как-то существовать. Сорокалетних было больше сотни, может тысяча, и дальше по возрастной шкале шло возрастание. Самое большое количество выживших оказалось в возрасте от семнадцати до двадцати пяти лет. Они легче адаптировались, их организм легко перестроился под реалии подземной жизни. Ниже семнадцати лет никто не выжил. Апокалипсис словно срезал верхний и нижний пик популяции, оставив только наиболее приспособляемую и гибкую его часть. Теперь молодежи предстояло создавать новую подземную цивилизацию со своими ценностями и идеалами.
Возможно именно потому что молодым смерть казалась невероятно далекой и нереальной, несмотря на множество мертвецов, которых они видели, и почти полному отсутствию опыта, им оказалось проще принять происходящее. Они спокойно признали новые правила игры и продолжили жизнь. Новые пары создавались и исчезали, и не только пары, но и тройки, четверки, пятерки — все варианты шведской семьи, которые пытались создать и изучить теоретики в прошлом веке.
Именно такими были сегодняшние союзы: люди просто собирались вместе в одной квартире и жили столько, сколько хотели, потом расходились, больше не вспоминая друг о друге. Это было примитивно, но когда исчезли все навязанные обществом стереотипы, молодежь снова вернулась к древнему, племенному образу жизни.
При этом при всем сексуальном буйстве, которое охватило подземелье, зачатие не происходило, хоть молодые люди были полностью здоровы, а их репродуктивные органы работали безупречно. Причину этого не мог понять никто. Казалось, сама природа не хотела продолжения человеческого рода. Даже искусственное оплодотворение не получалось, и это было совершенно непонятно для медиков, антропологов и биологов, разместившихся в кремлевском бункере. Не могли же поменяться законы вселенной меньше чем за год?
Если бы были живы пожилые люди, то возможно появились новые философские теории, объясняющие то, что произошло, но молодежи это было неинтересно, она существовала здесь и сейчас, и не отягощенная жизненным опытом, принимала все таким, какое оно есть и на данный момент.
Популярность Анюты продолжала расти, на ее премьеры собирался весь кремлевский бункер и сегодняшнее правительство с удовольствием занимаясь любовью, глядя на картины умирающей прежней цивилизации. Материала для новых картин у Ани хватало, беспилотники и спутники постоянно передавали изображения всех мест Земли. Шикарные пляжи заваленные костями людей и рыб. Опустевшие великолепные атоллы с погибшими кораллами. Тропические леса превратившиеся в завалы огромных упавших высохших на корню деревьев. Серые, черные и коричневые тона преобладали повсюду.
Растения и животные погибли повсеместно, и это придавало Земле новый странный вид. Теперь из космоса она уже больше не виделась голубой планетой с зелеными вкраплениями, зелень заменили коричневые тона выжженной земли, и это было даже более пугающим, чем смерть людей и животных.
Флора и фауна погибли, и что было еще хуже, ничего не росло под землей, кроме грибов и плесени. Растения не хотели давать всходы, хоть были абсолютно здоровы, и в этом чудилась еще одна горькая ирония. Весь огромный фонд семян, который был создан как раз для того случая, когда вся растительность или ее большая часть погибнет, оказался бесполезен. Что-то происходило не так на планете. Возникало странное ощущение, что изменилось что-то фундаментальное в мире, какой-то важный закон, дающий жизнь, и все, что ему не отвечало, перестало существовать.
Конечно, для тех, кто выжил, накопленных запасов продуктов должно было хватить до конца их жизни, голода они могли не опасаться, тем более что после того как исчезли микроорганизмы, которые разлагали и уничтожали органику, продовольствие могло храниться почти вечно.
Биологи сначала опасались за бактерии, которые находились в телах людей, потому что они помогали перерабатывать пищу, но быстро успокоились, когда поняли, что те под землей не умирают и спокойно размножаются. Но если их поднимали хотя бы на десять метров ближе к поверхности, как они тут же гибли. Вообще из живых существ смогли приспособиться к новому миру только вирусы, которые остались такими же смертельными для людей как и раньше.
Из погибшего мира родился новый, который разительно отличался от прежнего, и далеко не все выжившие люди могли под него подстроиться.
Анюта не была исключением, она создавала все новые и новые картины с огромной скоростью, потому что это хоть немного, но помогало справляться с депрессией. Правда, ночью тоска возвращалась, и ей снились сны, в которых она и Дик были вместе, тогда Аня просыпалась на мокрой от слез подушке.
И это для нее было, пожалуй, чуть ли даже не более странным и необъяснимым, чем апокалипсис. Кто он для нее — всего лишь случайный знакомый, с которым ее познакомила Лада? Не было в нем ничего особенно примечательного. Дикий Бут не отличался ни умом, ни красотой, ни силой, не принадлежал к ее кругу, не был богатым и успешным, не было в нем ничего сверхъестественного, кроме одного — без него жизнь становилась скучной, долгой и ужасно тоскливой.
А потом она написала самую свою большую картину и, пожалуй, самую долгую — она шла более сорока минут. Начиналась она с простых пейзажей среднерусской возвышенности: березки, ели, сосны, изумрудная трава по пояс, с капельками росы на ней. Нежное голубое небо, теплое желтое солнце. Селение с покосившимися темными от времени деревянными срубами, на широкой деревенской улице бродили козы, жующие огромные кусты крапивы, курицы клевали жирных земляных червей, выползших из-под земли после дождя. На покосившихся скамейках сидели старики, обсуждая политику, женщины несли воду, и огромный ветряк крутился над их головами, знаменуя добравшийся до деревни прогресс.
Гуси и утки шли по тропинке к извивающейся речке, по которой мальчишки таскали бредень, пытаясь поймать маленьких юрких рыбок, выпрыгивающих их воды серебристыми стрелками. Легкий ветерок колыхал ветки ивы.
Зрители уже в этом месте начинали плакать, настолько это было трогательно, красиво, и все понимали, что такого больше никогда не повторится, что это все ушло безвозвратно и никогда не вернется.
Потом голубое небо начинало темнеть, покрываться черными зловещего вида тучами.
Начали сверкать молнии, пробивая луг сверкающими зигзагами, затем взрывался огромный дуб, пылая ярким огнем. Музыка становилась тревожной, пугающей. Мальчишки неслись к деревне, бросив рваный бредень и все снасти. А когда до первых домов оставалось не более сотни шагов, темные тучи расходились и появлялось солнце, но оно больше не было мирным. Мальчишки смотрели на небо и падали на землю, дергая ногами в предсмертных конвульсиях.
И только самые упрямые продолжали бежать дальше. Они добегали до улицы и видели мертвых коз, лежащих в пыли стариков, белые бороды которых трепал ветер, упавших женщин возле домов с задравшимися некрасиво юбками, и огромное кровавое солнце висевшее низко над домами.
Панорама проходила над деревней, неспешно обходя каждый дом, показывая мертвых людей, животных и птиц, доходила до речки, где в темной воде плавали мертвые тушки рыб, поднималось все выше, захватывая город недалеко, где тоже не осталось ничего живого, постепенно поднимаясь к черному космосу с яркими сверкающими звездами.
И уже оттуда камера показывала огромную землю, на которой зелень превращалась в коричневую рыжину. Океаны покрытые сверкающими чешуей слоями мертвой рыбой. Мертвые города с ржавеющими машинами. Странное зрелище производила новая земля, живой она точно не казалась, скорее наполовину мертвой, пораженной тяжелой болезнью.
Эта светокартина производила на всех ужасное впечатление, никому после нее не хотелось секса, люди уходили оглушенные, задумчивые со слезами на глазах, но тем не менее она имела оглушительный успех. Зрители на нее приходили снова и снова, потому что было что-то в ней притягательное и трогательное.
Сразу после написания этой картины Аня слегла, потому что у нее не осталось сил на то, чтобы жить. Она просто лежала и смотрела в потолок, не разговаривая ни с кем. Лада никак не могла вывести ее из депрессии, пришлось даже вызывать врача. Тот выписал психотропные препараты, а потом вздохнув, сказал:
— Не думаю, что это поможет. Сейчас у многих такое, мы назвали эту болезнь ностальгией по прошлому. Мы не знаем, как ее лечить. Люди отказываются есть и пить, просто лежат и ждут смерти, и обычно их не удается спасти. Думаю, это не медицинская проблема, а скорее психиатрическая, советую пригласить психотерапевта, хоть по секрету могу сказать, им еще никого не удалось спасти, наоборот, известно много случаев заражения тоской от больных, так что эта категория врачей может скоро исчезнуть. Доктор ушел, а Лада склонилась над Анютой:
— Подруга, скажи, что тебе может помочь? Пожалуйста. Не оставляй меня одну в этом мире. У меня же больше нет никого, кроме тебя. Скажи, что ты хочешь, о чем плачешь?
— Дикий Бут, — прошептала Анюта. — Я люблю его.
— Если он жив, я найду его и передам от тебя весточку, — Лада пошла к двери. — Обещаю. А ты жди и не умирай.
* * *
Ирина ушла от Бута легко и просто, почти также как в свое время оказалась в его команде. Однажды утром, она подошла к нему и сказала:
— Я ухожу.
— Уходи, — Дик пожал плечами. — Ты же знаешь, я никого не держу. Только сейчас зима. Куда ты пойдешь? Где будешь жить? Ты же замерзнешь. Это не то время, когда топились батареи по всем домам, сейчас повсюду холод. Через неделю у меня будет встреча с Юркой из соседнего района, обменяю тебя, у него хоть не замерзнешь.
— Не хочу к нему, — Ирина покачала головой. — Ты хороший парень, Дик, и прекрасный любовник, но у меня душа просится, а куда, не знаю, чувствую, надо идти…
— Душа? — Бут задумался, потом помрачнел и сказал. — Однажды у меня была девчонка, звали ее Анютой, она была богата, жила в престижном районе, у нас не было с ней ничего общего кроме секса, но как вспомню ее, сердце начинает болеть. И сейчас болит…
— Она, наверное, умерла…
— Нет, — Дик покачал головой. — У нее был пропуск в кремлевский бункер, так что ничего плохого с ней не могло случиться. Просто к тем непреодолимым преградам, что были между нами, добавилась еще одна, да еще такая, которую точно никак не преодолеть. Мы теперь с ней как существа с разных планет, она не может жить под солнцем, а я не могу жить под землей.
— Грустно, — Ирина кивнула. — Я пойду. Не знаю куда, не знаю зачем, но пойду, сердце просит.
— Оденься тепло, — Дик обнял девушки и поцеловал в мягкие губы. — Если что-то пойдет не так, возвращайся, я тебя приму.
— Спасибо, — Ирина пошла к двери. — А одежда у меня хорошая, я себе соболью шубу взяла и теплые сапоги, шапка тоже меховая, так что не замерзну, да и холодов пока сильных нет. Продукты я взяла, на несколько дней хватит.
— Тогда удачи.
Бут задумчиво посмотрел ей вслед, а девушка, бросив прощальный взгляд на особняк, где они так хорошо жили, зашагала по мягкому белому снегу, оставляя глубокие следы. Куда она шла? Если честно, то и сама не знала. Сначала решила, что вернется туда, где Дик ее подобрал. Там остался робот, который ее куда-то вез. Конечно, шансов на то, что он все еще стоит и ждет, нет никаких, но если она туда не придет, сердце не успокоится. А заболело оно у Ирины недавно, до этого, как и другие девчонки, жила и радовалась тому, что осталась жива, что попала к доброму, ласковому парню, с которым хорошо в постели, да и просто находиться рядом за счастье. С Диком было просто, надежно, и никто из других парней ему в подметки не годился.
Так она думала и была по-своему счастлива, пока однажды ей не приснился сон о грустном роботе, ржавеющем около магазина, и почему-то вспомнилась старинная сказка о аленьком цветочке. С той поры она потеряла покой, ей казалось, что умирает чудище, которое с ней через робота говорило, и что если она к нему не придет, то умрет сама, потому что судьбы их связаны. Конечно, глупо так думать, но почему-то она знала, что если не найдет этого ржавого робота, то жить станет незачем. А сердце болело, сильно болело, да еще в груди перехватывало при мысли о том, что кроме этого особняка и Бута ничего в ее жизни больше не будет. Что здесь она состарится и здесь умрет. И это печально до слез.
Идти по глубокому снегу было тяжело. Хорошо еще, что в этом году выпало его немного, и несколько раз наступали оттепели, которые превращали свежевыпавший снег в грязную жижу, которая постепенно уходила в заросшие мусором стоки.
«Когда-нибудь в этом городе засорится канализация, он станет непригоден для жилья», — неожиданно подумала Ирина. До этого такие мысли никогда не приходили ей в голову. Да и не нужны они были раньше, она жила в удобном, благоустроенном мире, в котором кто-то что-то постоянно делал для того, чтобы ей было удобно и хорошо. Дворники чистили снег и сметали мусор, люди из жилищной конторы следили за тем, чтобы в ее доме всегда имелось электричество, текла вода из крана и топились батареи центрального отопления. Все в этом мире было устроено так, чтобы она была счастлива и беззаботна. От нее требовалось только, чтобы она ходила в школу, хорошо училась и готовилась поступать в университет, после окончания которого должна начаться интересная взрослая жизнь, где должно было произойти много всего, в том числе явиться любовь, достаток и семейное счастье.
Так наверное бы и произошло, если бы мир, в котором все казалось легким и простым, не исчез. И от него не остался только мертвый город, который встречал ее глубоким снегом и пронизывающим ветром.
Раньше до той улицы, где ее ждал робот, можно было добраться десятком способов и за полчаса: трамваи, троллейбусы, автобусы, такси ожидали ее, чтобы отвезти туда, куда ей было нужно, но это все осталось в прошлом, а сейчас она брела, брела, брела, и конца пути не видать. Еще можно было проехать в метро, но теперь в нем жили люди, а для спящих вход в подземку был закрыт. Иногда, те, кто жил под землей, выбирались наверх и носились по городу в своих наглухо закрытых машинах, но спящих они словно не замечали и проносились мимо них с грохотом и свистом. Наверное, это была еще одна причина, почему верхние не любили нижних.
Когда уже стало темнеть, Ирина наконец добралась до того магазинчика, где ее подобрал Дик со своей командой девчонок. И, конечно, робота здесь не было. Девушка почувствовала себя полной дурой, зашла внутрь, вошла в подсобку, там развела небольшой костер из упаковочной пленки, и разогрела на нем мясные консервы, которые взяла с собой из особняка. Еда была не очень вкусной, но вполне съедобной и питательной. Раньше бы на такую пищу она бы и не посмотрела, а сейчас ела и нахваливала.
Поев, девушка потушила огонь, залезла на полку и закрыла глаза. Было холодно, соболья шуба грела не очень хорошо, она и не была создана для морозов, больше для выпендряжа, и сейчас Ирина это остро чувствовала. Девушка подтянула коленки к подбородку, обхватила их руками, и закрыла глаза.
В какой-то момент она даже задремала, и неловко повернувшись во сне, упала с полки. Проспала она немного, может час или того меньше, но даже за этот короткий миг замерзла так, что у тело стало деревянным, и чуть ли не скрипело при каждом движении. Да и ударилась о твердый пол так, что внутри что-то больно екнуло.
Ира поплакала немного, повздыхала, потом вышла из магазина. Вокруг лежала плотная темнота, в которой высоко наверху светили слабые звезды. Под ногами похрустывал снег, и очень мерзли руки и ноги. Только сейчас до Ирины по-настоящему дошли слова Бута о том, что она может замерзнуть. До этого мороз она воспринимала как-то отвлеченно. В особняке было тепло, по крайней мере в двух комнатах, куда они все набивались, к тому же хватало одеял, да и спали они, прижавшись друг к другу. А тут она была одна, и ей стало страшно. Причем самым пугающим ей казалось то, что замерзнет в этом магазинчике, и никто так и не узнает, как она умерла. Почему ей было важно, чтобы кто-то узнал о ее смерти, девушка не понимала, но именно эта мысль заставила ее пойти дальше.
Добравшись до большого высотного дома, она зашла внутрь и в какой-то небольшой квартирке снова попробовала уснуть. На этот раз у нее была настоящая кровать, куча мужской и женской одежды, которую она натянула на себя и куча одеял. Но и это ее не спасало от холода, она долго вертелась, закрывшись с головой и согревая руки своим дыханием, в какой-то момент заснула, и ей приснился странный сон, в нем она жила в большом доме рядом с высокой горой, наверху которой находилась огромная пещера.
Вся странность была в том, что в той пещере, точнее глубоко под горой в большом бункере жил парень — то самое странное чудовище, которому принадлежал робот, и они любили друг друга, хоть не могли жить вместе, потому что он был подземник, а она спящая. У него был бункер и огромная пещера, в которой он проводил все время, у нее же весь остальной мир. Каждый день у них начинался с того, что они встречались в гроте и разговаривали о пустяках до тех пор, пока у него не начинала гореть кожа от излучения нового солнца.
Тогда он уходил в пещеру, а Ирина отправлялась гулять по близлежащему городку, смотрела фильмы через компьютер или слушала музыку, потом они вместе обедали в бункере под домом до тех пор, пока у девушки не начинала бледнеть кожа, и не начинало сбиваться дыхание, тогда они снова расходились. Это был странный сон, пугающий своей реальностью, в нем она не могла уйти от этого парня, потому что ей некуда было идти, а он оставался с ней, потому что внешний мир для него был закрыт.
Проснулась она в странном недоумении. Морозная ночь медленно уходила из города, небо потеряло свою черноту и начало понемногу светлеть. Звезды исчезли, а в окне стали прорисовываться близлежащие дома. Было по-прежнему очень холодно, и девушка решила, что еще одну такую ночь она не выдержит. Дик прав, в этом новом мире можно жить только рядом с ним, ничего хорошего ее не ждет в этом мертвом городе. Как не хотелось вылезать из-под одеяла, но физиология давала о себе знать, ей требовалось в туалет. И тут ее ждало новое разочарование, воды не было, умыться нечем. Конечно, она знала о том, что в городе нет воды и электричества, как и многого другого, что раньше позволяло существовать в нем множеству людей, но в особняке все это имелось, и она привыкла к этому. А тут пришлось умываться снегом, чистить зубы замерзшей пастой, да еще утренний морозец больно покусывал щеки и руки.
Девушка спустилась вниз, и пошла дальше по проспекту, вертя головой по сторонам в поисках магазина зимней одежды. Ирина знала, что ей нужно срочно менять шубу, иначе скоро замерзнет, но магазин мехов ей никак не встречался, зато попался на глаза спортивный магазин. Именно в нем она смогла найти по-настоящему теплые вещи, одев которые тут же согрелась: куртка и штаны из специальной многослойной ткани, мужские трусы, теплые высокие сапоги со специальными застежками и бахилами, чтобы в них не попадал снег, носки, теплые перчатки.
Конечно, одежда была мужской и на пару размеров больше, чем ей нужно, но впервые, с того момента как вышла из особняка, девушка согрелась, и жизнь перестала казаться мерзкой, как еще пару минут назад. Теперь она могла спокойно передвигаться по городу, не заботясь о том, что снег попадет в сапоги, или подует холодный ветер, эта одежда защищала от всего, в ней, казалось, даже можно было спать на снегу.
«А соболью шубу, женские сапоги и другую одежду, пусть носят те, кто хотят замерзнуть в этом пустом и холодном городе, в котором даже покрасоваться не перед кем, — подумала она. — Глупая, бессмысленная тряпка, хоть и красивая».
Пройдя еще немного, Ирина развернулась и зашагала назад. Причин для этого было несколько, но главная была в том, что девушка не встретила за вчерашний день ни одного человека и не увидела ни одного следа, а раньше ей почему-то казалось, что стоит выйти из дома, как обязательно встретится кого-нибудь, кто ей поможет, поддержит, накормит и сделает множество разных нужных для нее вещей.
Но увы холодный мертвый город был пуст. И все нужное ей пришлось добывать самой, и надо признать, ей это не понравилось. Больше всего хотелось есть, она уже заходила в несколько продуктовых магазинов, но не нашла ничего: то ли все вытащили спящие, то ли подземники, которые постоянно делали вылазки за продуктами в своих огромных бронированных машинах.
Ни Дик, ни девчонки не любили подземных жителей за это, хоть логики в этом никакой не было, и они и те, что жили под землей, все принадлежали к одному человеческому роду, к одной стране, и даже к одной нации, единственная разница между ними была в мутации, которая спящим позволяла жить под солнцем. Это было неправильно и не очень логично, но отныне граница между людьми проходила именно по генотипу.
Впрочем, наверное, так и должно было произойти. Ирина где-то читала, что на Земле до людей было немало развитых цивилизаций, и они все погибли, а выжившие не смогли найти общий язык с новой расой.
Девушка вздохнула и ускорила шаг, В особняке, который она уже привыкла называть своим домом, всегда имелась еда. Наверняка кто-то из девчонок сейчас уже крутится на кухне, готовя завтрак, и каждого из проснувшегося встречает вкусный запах готовящейся еды. Они даже дежурство не назначали, готовил всегда тот, кто первым вставал, и это казалось всем правильным.
Уже рассвело, показалось яркое солнце, которое слепило глаза, отражаясь от девственного, нетронутого, ослепительно белого снега. Следов кроме своих она не видела, город словно вымер.
Ирина снова вернулась к магазину, где ее должен был ждать робот, по крайней мере ей так казалось, что он ее будет ждать. Наивная и глупая. Кто будет ждать ее? Кому она нужна? Таких девчонок как она сотни вокруг, и каждая с радостью попросится в команду к любому парню, да только те не всех берут, и причины для этого имеются: одни девушки ленивы, другие слишком глупы, третьи обладают несносным характером, и как только такая появляется в команде, сразу начинаются ссоры. Так что идет постоянный отсев, и девчонки, которых не берут парни, сбиваются в свои команды амазонок, но чаще живут одни, реже парами или тройками. Правда, живут они недолго и быстро умирают от тоски и одиночества.
Все-таки с парнями намного спокойнее и надежнее, они и технику хорошо знают, могут запустить отопление и подключить кухню, да и продукты знают, где найти. Зря она от Дика ушла.
Девушка испуганно вздрогнула, увидев, как большой сугроб у магазина медленно поднялся вверх. Снег осыпался, и она увидела робота, того самого, который обещался ее ждать.
— Привет! — Ирина радостно улыбнулась и села напротив робота на заснеженную скамейку, в новой теплой одежде ее это нисколько не пугало. — Ждал меня? Вот я пришла. Что будем делать? Ты меня куда-то вез? Так вот теперь я готова ехать с тобой куда хочешь. Забирай.
Она смотрела на окуляр камеры и ждала ответа, но робот не издал ни звука, он специальной щеткой сбросил с солнечной батареи снег, потом снова уселся в позу ожидания, упершись в землю всеми четырьмя конечностями.
— Эй, меня кто-нибудь слышит? — девушка постучала по железной груди. — Я здесь. Меня зовут Ирина, помните пару месяцев назад, когда еще было лето или осень, не знаю, все перепуталось, ты меня куда-то хотел отвезти. Так вот я пришла, как и обещала.
Робот не шевелился, Ирина постучала по железной голове, потом по плечам, по груди, но это оказалось бесполезно. Тот, кто прятался за окулярами камеры, молчал: то ли устал ее ждать и забыл про своего робота, а то и умер. Люди сейчас умирают быстро, потому что врачей нет. А вот глупая железка осталась около магазина, и теперь пялится на нее пустыми глазами. Девушка вздохнула и решила, что подождет полчаса, а потом уйдет, иначе скоро наступит ночь, и в этот раз она точно замерзнет.
Глава десятая
— Как наши дела? — президент осмотрел министров и недовольно покачал головой. Выглядели все большей частью неважно. Оживление, которое все испытывали, когда вернулись с поверхности, давно прошло, и теперь все начинали все острее ощущать что над их головами метры бетона, пластика, свинца и земли. Хоть это и стало привычным, но одно дело знать, что это ненадолго, и совсем другое понимать, что навсегда. Знание — тяжкий груз, который иногда убивает. Правда, пить перестали, и то хорошо. — Прошу доложить. Министр по чрезвычайным обстоятельствам?
— Продукты с поверхности вывозим, — тот встал, но потом снова сел, виновато вздохнув. — Одежду, электронику, в общем, все, что необходимо, собираем с магазинов и складов. Хранилища уже забиты доверху, новые пока создаются медленно, хоть доставили с поверхности больше сотни строительных роботов. В целом, все идет так, как планировалось. Хуже другое…
— Каркай, ворон, — хмыкнул премьер-министр. — Давно твоего карканья не слышали. Наверняка же сейчас какую-нибудь гадость скажешь.
— А что лучше молчать? — вскинулся было министр, но увидев предостерегающий взгляд президента, виновато продолжил. — Плохи наши дела. Люди умирают. Много. Каждый день. Причины неизвестны. Медики молчат, точнее предполагают, что мы просто плохо приспособлены к жизни под землей, говорят, солнечных лучей нам не хватает. Мы поставили на каждой станции солярии, и теперь люди каждый день по несколько минут загорают, но смертность от этого не уменьшается. Мои эксперты считают, что это от тоски и безнадежности…
— Да ладно вам, — поморщился премьер. — Еды, одежды хватает, работать не надо. Вон университет открываем для тех, кто хочет учиться. Телевидение заработало, светотеатр для Петровой построили, каждый сеанс зал полный зал, а он на три тысячи мест. Какая безнадежность? Что опять вам не так?
— Не мне, а людям, — министр поджал губы. — У нас с трехсот тысяч выживших, осталось лишь половина, люди продолжают умирать, а дети не рождаются, несмотря на законы о многоженстве и секскартины. Не так что-то у нас, и главное, непонятно что происходит. Ученые отмалчиваются…
— Да, это интересно, — президент посмотрел на академика, тот выглядел усталым, осунувшимся, лицо его было бледным и отдавало синью, что говорило о скорой смерти. — Почему ученые молчат?
— Молчат, потому что сказать нечего, — ученый вздохнул. — Не получается у женщин рожать, и причину пока не выяснили. Зачатие происходит, зигота начинает делиться и тут же погибает. Мы уже оплодотворенную клетку под какую только защиту не прятали, а все равно она гибнет. Искусственное оплодотворение тоже не получается, клетку удается оплодотворить, но она тут же гибнет. Возникает ощущение, что какая-то сверхъестественная сила не дает нам потомства. У меня уже большая часть профессоров поверили в бога, решили, что это он хочет нас окончательно уничтожить, чтобы землю не портили.
— Да, вера — дело заразное, это давно психологи заметили, — президент хмыкнул. — Если уж глава академии в бога уверовал, что с профессоров взять. Они скоро как наши предки все явления станут богом оправдывать вместо того, чтобы думать, анализировать и искать способы преодоления трудностей. Жаль, что патриарх умер, он бы вам рассказал, что у бога свои проблемы, ему не до нас.
— Верили лучше бы в дьявола, — пробурчал премьер. — Мы в его владеньях, с богом спящие, а мы в аду.
— Один из светлых Божиих ангелов по имени Люцифер возгордился своим могуществом, поднял на небесах мятеж и увлек за собой третью часть ангельского воинства, — процитировал задумчиво президент. — Против мятежников выступил архангел Михаил с верными Богу небесными ратями. В результате битвы восставшие ангелы во главе с Люцифером были сброшены с небес в преисподнюю и превратились в демонов, единственная цель которых отныне сеять зло. Только вот битвы не было, а так похоже…
— Так еще будет, — фыркнул премьер-министр. — Вам не докладывали? Верхние не дают вывозить продовольствие, знают же, что продукты нужны и им и нам. Три дня назад нашу колонну машин обстреляли, причем нападавшими были молодые девушки, а руководил ими парень. Потерь среди наших бойцов нет, девчонки стреляли из охотничьих ружей да к тому же утиной дробью, которой трудно кого-то убить, так что даже если бы и попали, то никого не убили, но все равно неприятно. Наши доблестные парни ответили огнем, используя гранатометы и пулеметы, но нападавшие успели скрыться.
— Так делать нельзя! — президент помрачнел. — Приказываю, ответный огонь по спящим не открывать ни в коем случае! Стараться договариваться, если не получится — отступать. Лучше нам потерять какую-то часть продуктов, чем воевать с собственным населением.
— Да какое это население! — фыркнул министр по чрезвычайным обстоятельствам. — От спящих в живых осталось не больше тысячи, причем в основном девчонки, парней среди них едва ли наберется больше двух десятков. Возраст выживших спящих от семнадцати до двадцати пяти лет, так что это в основном молодежь. Их численность постоянно падает, статистики у нас по ним нет, но мои аналитики говорят, что у них уже умерло не меньше двадцати процентов. Кстати, дети у них тоже не рождаются, так что скоро они нам не будут мешать…
— Тем более, — произнес президент. — Раз их мало, то много продуктов они себе не заберут, а если погибнут, то все, что собрали, достанется нам, поэтому еще раз предупредите бойцов: огонь по спящим ни в коем случае не открывать! Это наши люди, и мы живем в одной стране, хоть и в разных реальностях и когда-нибудь, я верю в это, мы соединимся и станем единой нацией, народом победившим разруху и конец света…
— Если раньше не вымрем, — мрачно произнес премьер-министр. — К сожалению нас становится с каждым днем все меньше, и эту тенденцию не удается переломить. В провинции людей умирает еще больше и чаще всего от голода. Тем, кто выжил в бункерах, трудно заготавливать продукты, у них и магазинов меньше и оптовых баз, да и защиты приличной нет, а мы им ничем помочь не можем. Поэтому надо признаться себе, что население в провинции обречено, выживут люди только в крупных городах, где обстановка несколько лучше.
— Если в провинции не хватает продовольствия, то нам следует с ними поделиться, — сказал президент. — Насколько я понял, у нас с продуктами все хорошо?
— Не можем мы ни с кем поделиться, — покачал головой министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Поверхность для нас закрыта даже в скафандрах высокой защиты. Те, кто занимается сбором продуктов и других ценностей, после каждого выхода оказываются в госпитале, потому что внутренняя эндокринная система начинает бунтовать. Практически мои бойцы теряют за часовой выход десяток лет жизни, а то и больше. А чтобы довезти продукты до провинции, придется провести под солнцем не одни сутки, так что вероятнее всего люди погибнут по дороге и продовольствие не довезут.
— Но можно двигаться ночью, — заметил министр по сельскому хозяйству, теперь по продовольствию. — Если причина в солнце, то его в это время нет.
— Пробовали и днем и ночью, разницы никакой, люди чувствуют себя так же плохо и заболевают, — вздохнул министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Вероятнее всего дело не только в сошедшем с ума светиле, а в чем-то еще, что ученые пока не могут нам рассказать.
— Не хватает нам Сергеева, ох, как не хватает, — покачал головой президент, глядя на премьер-министра, но тот в ответ только безразлично пожал плечами. — Вот кто был настоящий ученый! Уж он то бы нам рассказал, в какую преисподнюю катится мир и стоит ли нам сопротивляться. Но нет его, умер, сердце не выдержало груза знания, придется как-то нам самим… Тут у меня возникла интересная идея, а что если нам попросить спящих доставить продукты в провинции? Солнце на них не действует, чувствуют они себя наверху неплохо, да и нам пора искать с ними точки взаимодействия. Как мысль?
— Хороша, — одобрил премьер-министр. — Только трудно выполнима. Не дружим мы с ними, слишком разные, вот если бы хоть один к нам пришел, тогда можно бы попробовать договориться. Только не придут они, мы им неинтересны.
— Думаю, у нас все получится, — оптимистически произнес президент. — Жизнь штука такая: что нереально сегодня, становится обыденностью завтра.
— Поживем-увидим, — ответил премьер. — Может что и склеится. Хотелось бы еще при жизни увидеть, что-то дающее надежду.
* * *
Илья умирал и знал это. Зачем жить, если того мира, в котором ему было хорошо, уже нет? Стоит ли спасать себя? И даже если он выживет, что это ему даст? Одиночество, которое он все равно не сможет перенести? Иллюзию, что он занят чем-то важным? Для чего он пришел на эту землю? Неужели только для того, чтобы сдохнуть в придуманном отцом бункере? И это высшая точка его жизни? Для чего вообще люди живут и умирают? Он смотрел в зеркало и не знал, что сказать самому себе. Программа его убийства на компьютере уже работала, и в любой момент какой-нибудь из роботов мог напасть и уничтожить его. Он запрограммировал свою смерть, и сейчас на пороге в неизвестность пытался понять, что же произошло в этом мире и для чего? Неужели люди являются просто чьим-то глупым, неудавшимся экспериментом? Кто-то решил вырасти богов, а получились одни уроды? И тогда этот некто решил сунуть планету под жесткое излучение, чтобы ее очистить и начать заново.
Жили же на Земле и лемурийцы, и гиперборейцы, и атланты, и каждая из этих цивилизаций погибла. Причем для каждой из них, бог придумал свой конец: одни погибли от потопа, другие от смены полюсов, третьи от разбушевавшегося супервулкана, и только для людей этот некто придумал нечто по-настоящему грандиозное, и на этот раз он решил убить не только людей, но и все живое.
Пройдет немного времени, и под слепящим солнцем останется лишь мертвый мир, в котором есть все для жизни: тепло, вода, благодатная почва, но ничего живого.
Сергеев полулежал в кресле, есть ему не хотелось, пить тоже, и даже спать. Завод он свой остановил. Зачем нужны роботы, если итак ясно, что выжили единицы, для которых техника не скоро станет нужна? Тем более свою задачу он выполнил, его роботы объездили все близлежащие поселки и городки, и кроме высохших мумий никого не обнаружили. И он убедился еще раз, этот мир погиб окончательно, и больше никогда не возродится.
Конечно, еще остались жить под землей сотни тысяч людей, но они тоже скоро умрут, это ему поведал один из диспетчеров, когда пару дней назад Илья с ним связался. Дела в подземелье совсем плохи. На поверхности люди жить не могли, под землей тоже, их начинала грызть тоска, наваливалась жестокая депрессия, люди прекращали есть и умирали. И не было лекарства от этой непереносимой тоски, транквилизаторы, только переводили ее в более мягкую форму, тем самым растягивая смерть на месяцы.
Дети не рождались, на поверхности не спасала никакая защита, и дело было не в солнечном излучении, а в чем-то еще. В отцовских записках об этом ничего не было сказано, только на последней странице было написано: «Когда бог хочет кого-то убить, он делает это основательно…» Илья знал, что папа не верил в бога, и эта фраза не подходила ему, всегда спокойному, рассудительному, видевшему немного дальше остальных людей. Но сейчас он понимал, как многое узнал отец, и это только добавляло горечи.
Когда он окончательно смирился со своей смертью, перестал бриться, мыться, окружил себя роботами и стал ждать, когда один из них его убьет, тогда это и произошло. Сначала пискнул датчик, И Илья недовольно поморщился, решив, что это крыса ползает в глубине туннеля. Правда, последние месяца два он не видел ни одной, и причина этого тоже была понятна: крысам нужно еда, а она осталась на поверхности, в его же закрома они не могли попасть, потому что Сергеев там установил датчики, которые испускали особый сигнал, который серые бестии не могли переносить и убегали.
Оголодав, эти серые вездесущие твари отправлялись на поверхность, но пробыв там хотя бы час, потом умирали в жестоких мучениях. И это больше всего поразило Илью, он прекрасно знал, что сколько не боролось человечество с крысами, победа всегда оставалась за ними, потому что они оказались великолепно приспособлены.
Эти серые бестии были практически всеядны, имели мощную антибактериальную и антивирусную защиту, обладали коллективным разумом и телепатией, и даже радиация им была не страшна, недаром еще в девятнадцатом веке их называли «меньшими братьями сатаны».
Крысы были способны пролезть в щель не более дюйма, влезть, словно по лестнице, по отвесной стене, провести в воде три дня, прогрызть свинцовые листы и бетонные перекрытия передними клыками. Они легко выживали будучи спущенными в канализацию, и легко могли подниматься по трубам на верхние этажи небоскребов. А если учесть, что за год крысиная пара могла дать пятнадцать тысяч потомства, то было ясно, что они непобедимы. Они выжили даже на атолле Энджиби, где американцы проводили испытание ядерных бомб, а вот апокалипсис, похоже не переживут.
Сергеев еще раз недоуменно вздрогнул, услышав снова писк датчика, он тяжело поднялся, посмотрел с тоской на свое исхудавшее тело и, пошатываясь, подошел к столу, опустился в кресло и опустил руку на клавиатуру, вызывая программу. Через пару секунд он понял, что сигнал исходит от робота, которого он оставил в городе. Было даже странно, что тот все еще функционирует без технического обслуживания да еще постоянно находясь на улице, где и дождь и ветер и снег.
Он включил видеоизображение и вздрогнул, увидев девушку своей мечту, ту самую, которую встретил, и которая ушла от него к другому. Она была одета во что-то несуразное, что ей совсем не шло: армейский камуфляж, толстые штаны и куртка, шапка-ушанка, под ними зимние специальные сапоги. Ирина в этом одеянии походила на мужчину, и он бы ее не узнал, если бы не вздрогнувшее сердце. Сергеев поискал взглядом микрофон, потом дрожащими руками подсоединил его и дал команду роботу на то, чтобы тот встал. Какое-то время он с каким-то суеверным ужасом смотрел, как робот проводит полную диагностику. Все оказалось вполне рабочим, только заряд аккумуляторов был очень мал. Илья облегченно вздохнул, ограничил функционирование всех систем и тихо проговорил в микрофон:
— Ирина, что ты здесь делаешь?
Девушка вздрогнула, перевела взгляд на робота, подошла ближе, заглянула в окуляр камеры и жалобно проговорила:
— Я замерзла, я есть хочу, мне плохо, забери меня отсюда… пожалуйста…
Илья вскочил, но тут же упал, споткнувшись, и это спасло ему жизнь, потому что один из роботов метнул в него металлический шар с острыми шипами. Программа смерти, которую он заложил в компьютер, начала действовать. Сергеев перевернулся на спину и избежал еще одного покушения: в бетонный пол врезался острый зазубренный кусок металла. Он вскочил и заколотил по клавиатуре, отменяя свою смерть, через пару секунд ему удалось остановить программу, и Илья недоуменно уставился на себя в зеркало. Ему снова хотелось жить, да еще как! Там за глубокими снегами его ждала любимая женщина, и ничто не могло его остановить. Он рванулся вверх.
* * *
Ирина не понимала, что с ней происходит. Девушка знала, что совершает глупость, но в то же время что-то внутри нее говорило, что она все делает правильно. Впрочем, разве можно говорить о глупости в мертвом мире? Когда все умное погибло? Когда каждый шаг — это шаг в неизвестность? Терять все равно нечего, в любом случае все умрут. Эту горькую истину она усвоила хорошо. Все заканчивается смертью. И при этом неважно, как начинается. Важна концовка, а это всегда смерть.
Зачем она пошла по улицам в мороз? Это же самоубийство! Для чего искала этого ржавого робота? Она даже не знает, кто прячется за его окулярами. Может за ними сидит какой-нибудь очкарик, который ей не понравится. Или еще какой-нибудь урод. Зачем она едет на маленьком электромобиле, который прислал ей этот ботаник? Он же увозит ее из Москвы и везет в неизвестную Тмутаракань, в какой-нибудь Урюпинск, а то еще хуже в село или деревню. Разве об этом она мечтала?
Девушка посмотрела на себя в зеркало заднего вида, сделала глубокий вдох и немного успокоилась. Какую чушь она несет? Какие мечты? Все умерло вместе с Москвой. И никогда она больше не поедет за границу, потому что там тоже все умерли. И не будет купаться в море на Сейшельских островах. И не будет во Франции пить горячий кофе с теплыми круассанами. И не побывает в Америке, и еще во многих других странах. А будет жить в этой мертвой стране до конца веков, а точнее до конца ее жизни, который может случиться в любой момент.
И какая разница теперь, где жить, если везде плохо? Той России, в которой она родилась, больше нет, а есть что-то мертвое, разваливающееся на глазах. И нет тех людей, которых она любила, они просто ушли из ее жизни. Легла она спать в большой крепкой семье, с дедом, которого очень любила, с мамой и папой, которые строили планы насчет ее дальнейшей жизни, и младшей сестренкой, которая ее доставала так, как ни один из взрослых. Как бы она хотела, чтобы та сейчас была рядом….
Но увы никого не осталось. Проснулась она одна в широком кресле, а рядом никого. И все стало жутким и пугающим. Город остался тем же, только без людей, лишь ужас бродит по его улицам. Разве раньше она понимала, что город это люди? А теперь точно знает, что нет людей — нет города, есть лишь развалины.
Куда она едет на этом электромобиле, которым даже не управляет? С кем она встретится в конце этого путешествия? А если это будет какой-нибудь маньяк? Или просто дурак и садист?
Ирина посмотрела в окно, машина выехала из города, и тот теперь медленно таял в туманной дымке. Обогреватель работал, и ей было тепло, а от монотонного движения слипались глаза. Сам электромобиль был необычным, на нем вместо привычных колес стояли высокие широкие шины, благодаря этому он легко проскакивал по высоким заносам, которые перегораживали путь.
Ни один другой транспорт не прошел бы там, где они сейчас ехали. Привычное шоссе, таковым больше не казалось, скорее это была широкая заснеженная аллея с темными сухими деревьями по бокам. И это еще раз подчеркивало, как изменился мир. Даже если люди оставались еще где-то в провинции, до Москвы им точно не добраться, потому что расчищенных дорог нет, а имеются только сугробы, да глубокий снег, которые легко преодолевал этот необычный электромобиль. А ведь уже началась весна…
Девушка и сама не заметила, как заснула, а проснулась она оттого, что автомобиль остановился. Она огляделась и увидела, что машина стоит возле большого дома. В динамике на двери что-то затрещало, она приоткрылась, и знакомый мужской голос произнес:
— Входи, Ирина, отныне это твой дом. В нем тепло и уютно, тебя ждет горячая ванна и ужин. Правда, очень вкусным его не назовешь, но кухонный автомат заправлен, в нем есть энергия, он тебя накормит тем, на что настроен. Думаю, у тебя дома стоял когда-то такой же, так что ты разберешься.
— А ты? — Девушка нерешительно вышла из автомобиля. — Где ты?
— Недалеко, — голос вздохнул. — Я живу в бункере под этим домом. Мне нельзя находиться под солнцем, ты же знаешь. Я тут проехался немного, так едва выжил.
— Это когда ты ко мне направлялся? — Ирина вошла в дом. Нормальное жилье, довольно большое, обставлено неплохо, чувствовалась, что здесь должна была жить большая дружная семья с детьми и стариками. Она сняла сапоги, сбросила с себя тяжелую куртку и направилась на кухню, по дороге она сунула ноги в мягкие домашние тапочки и неожиданно почувствовала себя дома. Это было странное чувство, неожиданное, но приятное. В доме было тепло, батареи грели замечательно, не то что в особняке, где они жили с Диком, и в этом доме можно при желании ходить даже голышом. Ирина посмотрела на камеры, которые провожали ее, поворачиваясь и, лукаво улыбнувшись, решила, что обязательно так и сделает. — Когда хотел меня забрать?
— Да, — голос снова вздохнул. — Тогда. Меня зовут Илья, фамилия Сергеев.
— Я помню, как тебя зовут, ты говорил, — девушка зашла на кухню, села на стул, и с нетерпеньем стала ждать ответа. Почему-то она даже стала ревновать к той неведомой, что могла находиться в бункере рядом с Ильей. — Ты в бункере один или с кем-то?
— Один, — неожиданно над головой Ирины загорелся экран, и она увидела лицо парня. Оно было не то что красивое, обыкновенное, но было в этой обыкновенности скрывалось какое-то странное обаяние. Глаза зеленые, с легкой желтизной, курносый нос, веснушки, уши немного торчат. Раньше бы она мимо такого парня прошла бы и не заметила, а сейчас он ей показался даже красивым. — Со мной в бункере жила мама, но она умерла, и с той поры я один.
— Я сочувствую тебе, — девушка подошла к кухонному шкафчику и заказала яичницу с беконом, она ее очень любила когда-то, в те добрые старые времена до конца света, но уже много месяцев не пробовала. Она даже несколько раз во сне ее ела, а потом просыпалась и видела кашу, которую приготовили девчонки. А тут произошло чудо — автомат выдал ей яичницу. Ирина набросилась на нее как голодный зверь, и на какое-то время ей стало не до разговоров, но Илью она внимательно слушала, только вместо подтверждения, мычала. — А как мы будем с тобой жить?
— Я поставлю на дом специальную защиту, — Илья показал ей какие-то чертежи. — Поставлю другие окна, стены и крышу закрою специальными материалами. Пока мне неизвестно, где их найти, но со временем я их отыщу, и все сделаю. И тогда мы сможем вместе жить, конечно, не постоянно, даже самая лучшая защита позволяет находиться на поверхности не больше восьми часов — это мне сказали ребята из кремлевского бункера.
— Ясно, — Ирина съела яичницу и задумчиво посмотрела на автомат, стоит ли заказать еще, потом решила просто выпить кофе. — Так мы с тобой, получается, нескоро встретимся?
— Ну… — Сергеев замялся. — Может ты ко мне спустишься? Ненадолго, на час?
Он посмотрел на нее с такой мольбой, что Ирина рассмеялась.
— Посмотрим на твое поведение. Может и спущусь. Только кто-то обещал мне горячую ванну.
— Она ждет тебя на втором этаже, — Илья виновато опустил глаза. — Извини, но я могу делать что-то только посредством роботов, поэтому пену добавлять не стал, боялся перелить, но обещаю, что специально для тебя создам нового робота, который станет твоим хорошим помощником. Раньше у меня для него просто не находилось времени, но теперь я им займусь обязательно.
— А что ты делал, что так был занят? — Девушка поднялась наверх, дом ей нравился, большой, светлый, хорошая мебель, повсюду ковры, да и тепло было так, что она даже поверить не могла, что за окном зима. — Раз у тебя не было времени…
— Я искал по поручению МЧС выживших людей в соседних поселках и городках, — Илья вздохнул. Его изображение сопровождало, огромные экраны были развешены на стенах повсюду. — Но увы, никого не нашел кроме мертвых.
У двери ванны Ирина нерешительно остановилась и посмотрела на камеру, которая висела над дверью.
— А в ванной комнате ты тоже за мной следить будешь?
— Нет, — Сергеев засмеялся. — В ванной и спальне камеры я не стал устанавливать, так что можешь чувствовать себя там спокойно. Может быть у тебя есть какие-нибудь пожелания?
Ирина посмотрела на камеру и решилась.
— Сейчас я приму ванну и спущусь к тебе, если ты, конечно, все еще этого хочешь.
— Хочу, — голос у Ильи повеселел. — Поверь, я тебя не разочарую. Я приготовлю стол с деликатесами. У меня есть вино, икра…
— Посмотрим, что у тебя за деликатесы, — девушка скрылась за дверью, посмотрела на дымящую паром ванну и тихо добавила. — Главное, чтобы я тебя не разочаровала, иначе все снова станет плохо.
* * *
Диспетчер недоуменно посмотрел на камеру и протер глаза, решив, что у него начались видения от переутомления. Но человек не исчез, он спокойно сидел в шлюзе на раскладном стуле, который принес с собой, и читал что-то с экрана коммуникатора. Спасатель вызвал старшего смены, тот подошел через пару минут, зевая и недовольно морщась.
— Что тут у тебя, Стечкин, опять проблемы с камерами? С этим излучением ни одна больше двух недель не держится, и что не так, никто его знает…
— Можно сказать, что проблема с камерой, а можно и по-другому, — пожал плечами диспетчер. — Вон видишь на экране человек сидит, посмотрит на камеру и опять сидит, читает, никого не трогает. Что делать станем?
— Как что? — удивился старший смены. — Ясно же, что это кто-то из спящих, а президент запретил их трогать, значит, будем разговаривать. Включай микрофон и динамик.
Стечкин пощелкал переключателями.
— Готово, говори, командир.
— Тут главное разговаривать вежливо и спокойно, — сказал старший смены, и придвинул к себе микрофон. — Эй, мужик, что надо? Чего приперся?
— Здравствуйте, — человек убрал в карман коммуникатор. — Меня зовут Дмитрий Бутов. Мне нужно повидать одну девушку, зовут ее Анюта Петрова, мне передали, что она меня искала…
— Анюта? — старший смены недоуменно уставился на диспетчера. — Ты что-то знаешь об этом?
— Лада приходила, просила, чтобы нашли какого-то Дика, парня Петровой, — ответил Стечкин. — Мы дали команду нашим бойцам, которые выходят на поверхность, чтобы они оставляли записки в магазинах.
— Слышь, родной, ты ошибся, — произнес с усмешкой командир. — Анюта искала Дика, а не Дмитрия.
— Я и есть Дик, — улыбнулся Бутов. — Друзья иногда называют меня Диким Бутом.
— Ладно, парень, — ответил стерший. — Сейчас переговорим с одной девушкой, если ты тот, кого она ищет, то мы тебя пропустим, только вопрос у меня к тебе имеется: ты знаешь, что с вашим братом происходит, когда вы под землей оказываетесь?
— Знаю, — Дмитрий помрачнел. — Я разговаривал с теми, кого вы к себе забирали. Думаю, часа четыре я смогу провести в бункере без больших для себя потерь, а вот больше вряд ли.
— Тогда жди, коль знаешь, — командир повернулся к диспетчеру, тот уже набрал номер и протянул тому коммуникатор. — Лада, привет! Пришел какой-то парень, говорит, что его зовут Дмитрий Бутов, вроде как ты его искала. Так? Пропускать? Ну тогда иди, встречай. Нам его сопровождать по бункеру нельзя, у нас служба.
Парень снова сел на стул и достал коммуникатор.
— Смотри, командир, — диспетчер переключил камеры на красную площадь и дал максимальное увеличение. Там стоял автобус, а возле него лежали в шезлонгах обнаженные девушки, подставляя солнцу свои фигуры, причем их не особенно волновало, что весна только начиналась. Правда, она выдалась очень теплой, дружной, снег почти везде уже сошел, открывая грязные и ржавые остовы брошенных машин, да и солнце грело хорошо. — Видишь? Это его команда.
— Они специально так легли, чтобы мы на них глазели, — сказал старший. — И главное, не боятся ничего, раньше бы за такое поведение их полиция на месяц посадила, а сейчас знают, что ничего им не будет.
— Ты посмотри какое зрелище, командир, — сказал Стечкин. — Это же ни с чем не сравнимое удовольствие за таким девочками наблюдать, все молоденькие, красотки, у нас таких в бункере не найдешь, а фигурки какие точеные? Вон та рыженькая очень даже ничего…
— Что толку на них смотреть, если между нами и ими непреодолимое препятствие? — вздохнул старший. — Нам до них не добраться, а им до нас, пропадают девки без мужского внимания. Не думаю, что этот парень Дик способен всех обслужить.
— Может и способен, — не согласился с ним диспетчер. — Мы ничего про этих ребят не знаем, у него с нами генотип разный, вполне возможно, что и мужское либидо у них на высоком уровне.
— Кое-что мы о них знаем, — командир сел на вращающийся стул рядом со Стечкиным. — В командах обычно больше двадцати девчонок не бывает. Меньше — да, таких сколько угодно, больше — нет. Есть боевые команды, вооруженные не только охотничьими ружьями, но и автоматами, думаю, они их взяли в полицейских участках. Они нас не любят в основном за то, что мы забираем продукты, которые нужны им, и каждая команда крутится в своем районе, стараясь не заходить в чужой. Что же касается либидо, то ученые говорят, что оно у них такое же, как и у обычного человека, а девок в команде много просто потому, что мужчины не выжили. Такое всегда бывает после войн и катаклизмов.
— Но у нас под землей также, — возразил Стечкин. — Женщин больше.
— Это понятно, — вздохнул старший смены. — Мужчин умирает больше, чем женщин, соотношение уже два к трем, а будет еще хуже.
— То есть скоро у каждого из нас будет свой команда девок? — засмеялся диспетчер. — Хорошо бы…
— У нас все будет по-другому, мы живем под землей, у нас все-таки имеется хоть плохонькая, но какая-то цивилизация. — Он оглянулся на двери, в которые вошла девушка в обтягивающем комбинезоне с распахнутым воротом, который показывал все, что у нее имелось, в выигрышном свете. — А вот и Лада пришла.
— Привет, мальчики! — девушка ослепительно всем улыбнулась, потом взглянула на экран, который ей услужливо повернули. — Я этого парня знаю, это его Аня ждет, так что пропускайте.
— Может это и тот Дик, которого ты искала, но для того чтобы я впустил этого типа внутрь, мне требуется команда сверху, — буркнул стерший смены, не сводивший взгляда с ее распахнутого ворота, в котором виднелась аппетитная грудь приятно формы. — Так просто впустить не могу, у нас режимный объект.
— Без проблем, — Лада быстро набрала номер на коммуникаторе, на экране появился начальник охраны, выслушав девушку, он приказал немедленно впустить Бута. — С вашим начальником давно имеется на то договоренность. А вот если он откажет, то могу и премьеру позвонить, у него Анюта на особом счету, тогда мало никому не покажется.
Дик нашел записку в одном из продовольственных магазинов, она была пришпилена прямо к пластиковому ящику с консервами. Содержание ее тоже было ясным:
«Дикому Буту. Анюта Петрова умирает и очень хочет увидеть тебе перед смертью. Если сможешь, приди к кремлевскому бункеру, тебя впустят».
Бут какое время ее читал и перечитывал, а потом, несмотря на протесты девчонок пошел осматривать автобус. За пару часов он его привел в порядок, зарядил аккумуляторы от сети особняка и смонтировал солнечную батарею на крыше. Девушки поехали вместе с ним. А что им оставалось еще делать? Давно известно, если с парнем что-то случается, то вся его команда гибнет через очень короткое время. Это в давние времена в могилу к умершему вождю укладывали всех его жен и рабов, потому что кормить их никто не собирался, и тем грозила голодная смерть. С девчонками в новые времена происходила та же история, только умирали они не от голода, а от тоски.
Дик привел автобус на Красную площадь, оставил девчонок загорать, а сам отправился по дорожке в Кремль. К бункеру вел четкий след, оставленный сотнями машин, которые выезжали из него за продуктами. Раньше их бы убрали, вычистили, а в новые времена сделать это некому.
Он дошел до дверей, вошел внутрь, но дальше пройти не смог, внутренние двери оказались закрыты. Бут пожал плечами, сел на принесенный с собой раскладной стул и стал просматривать фильм по коммуникатору. Он ожидал что-то подобное и соответственно подготовился насколько смог. Прошла, наверное, минут двадцать, прежде чем с ним заговорили. Его выслушали и снова началось томительное ожидание, а еще примерно через полчаса, перед Диком открылись двери огромного лифта.
Он вошел внутрь, и железная коробка понеслась на огромной скорости вниз. Уже через пару минут он оказался внизу, увиденное его не впечатлило — то же метро, только стены аккуратно выбелены и покрашены. Лада ждала его внизу. Он обрадовался, увидев знакомое лицо и фигуру.
— Рада, что ты выжил, — произнесла девушка, обняла его и поцеловала, потом помрачнела. — Из моей семьи только я осталась, все погибли.
— Аналогично, — Бут ответил на ее поцелуй, на мгновение прижав к себе, но продолжать не стал, заметив, как мрачно на него посмотрел один из двоих бойцов охраны, стоявший рядом с девушкой. — Ты не одинока, нам всем пришлось через это пройти.
— Да, — кивнула девушка. — Ты как себя чувствуешь? Мне сказали, что вы под землей не можете долго находиться.
— Давит потолок, — честно признался Дик. — Уйти очень хочется.
— Тогда поедем, надо спешить, — Лада показала на небольшой электромобиль, который стоял в стороне. Она села за руль, охрана расположилась сзади, и они понеслись по туннелям. — Это я попросила, чтобы тебя нашли и передали записку. Не думала, что выжил, но потом ребята поставили программу распознавания лиц, и видеокамеры беспилотника опознали тебя в одном особняке, где ты снег чистил.
— Почему Анюта обо мне вспомнила? — спросил Бут, без любопытства глядя по сторонам, ему было абсолютно неинтересно, как живут подземные жители. Какая разница, если они находятся по разные стороны баррикады? — Мы и раньше принадлежали к разным кругам, а теперь вообще несовместимы.
— Откуда я знаю? — девушка вздохнула и прибавила газу, распугивая редких прохожих. — Если бы верила в любовь, то сказала бы, что она тебя любит, а так не знаю. Но я тоже рада тебя видеть. Мне приятно вспомнить то, что между нами когда-то происходило. Вроде и времени немного прошло, а кажется, что целая вечность.
— Она что, действительно умирает? — Бут вздохнул. — Заболела?
— Да, — Лада посмотрела с грустной улыбкой на Дика и, оторвав руку с руля, погладила его по щеке. — У нас такое часто бывает. Живет человек, вроде все у него хорошо, а он вдруг перестает есть и пить, и врачи ничего сделать не могут, говорят, что это от тоски по солнцу, ветру, небу. Вам там наверху, наверное, хорошо…
— Ты ошибаешься, — ответил Бут. — Нет наверху ничего хорошего. Мы живем племенами, как полудикие предки, и понемногу дичаем. Без цивилизации человек превращается в животное, у вас здесь все-таки что-то еще осталось, вон даже пожилые люди ходят. Я только что видел одного, а у нас одни молодые выжили. Как-то раньше никогда не задумывался над тем, что старики несут на себе бремя цивилизации, именно благодаря им мы плавно переходим из одного времени в другое. А у нас их нет. В общем, плохо все. Кстати, и у нас многие девчонки от тоски умирают. Извини, говорить об этом не хочу, нервничать начинаю…
— И не надо, мы уже приехали, — Лада затормозила рядом с железными дверями, на которых был нарисован красный крест, на гудок оттуда вышел мужчина в белом халате. — У тебя сейчас возьмут пробу крови и сделают экспресс-анализ. После этого врач скажет, сколько времени ты сможешь находиться у нас под землей.
Дик неохотно протянул руку, мужчина поднес к пальцу небольшой пластиковый пистолет, в нем что-то щелкнуло, и в Бут ощутил небольшую боль. Враз посмотрел на цифры, которые замелькали в окошке прибора и негромко проговорил.
— Максимум четыре часа, после этого начнутся очень неприятные изменения, так что вам лучше не рисковать.
— Слышал? — Лада повела Дика в другой туннель, охрана, как привязанная шла за ними, дойдя до поворота, девушка свернула в жилые помещения. — Наших врачей лучше слушать, они знают, что говорят.
— А у нас нет врачей, — произнес Бут. — Так что даже слушать некого. У нас ложится человек и помирает, а мы просто сидим рядом и ждем, когда помрет, чтобы из дома вынести, а то если мертвых не убирать, пахнуть начинает.
— Вы какие-то варвары, — покачала головой Лада. — Так нельзя. Хотя, когда я жила в метро, у нас делали то же самое.
— А я о чем говорю? — Дик грустно усмехнулся. — Мы и есть дикари, у нас ни прошлого ни будущего, есть лишь мертвый город, который нам достался от тех, кто жил до нас.
— Разве вы не можете обращаться к нам за врачебной помощью? — удивилась Лада. — На каждой станции метро есть свой врач.
— Врач то может и есть, — горько усмехнулся Бут. — Только нас внутрь не пускают.
— Мне очень жаль, что мы оказались по разные стороны света, — девушка остановилась возле небольшой металлической двери. — Мы пришли. Иди, Аня там, а я сюда подойду часа через три. Охрана, конечно, будет ждать тебя здесь, таков порядок, но внутрь они не войдут.
— Ясно, — Дик открыл дверь и вошел внутрь. В небольшой двухкомнатной квартирке пахло лекарствами, Анюта лежала на кровати, глядя в потолок безразличными, ничего не видящими глазами. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть, кто вошел. Бут откашлялся.
— Здравствуй, Аня, это я Дикий Бут. Мне сказали, ты меня искала.
— Дик? — Аня повернула голову, потом заскребла руками по кровати, чтобы перевернуться. — Неужели это ты? Я слышу твой голос, его ни с чьим другим не спутаешь. Это ты!!!
Девушка свалилась на пол, и не вставая, поползла на четвереньках к нему. Прежде чем, Бут что-то понял, она обхватила его колени руками и заплакала. Он наклонился, поднял ее на руки и понес обратно к кровати. Анюта похудела и ослабла. Дик ее нежно поцеловал, потом еще раз, она в ответ стянула с себя ночную рубашку, в которой лежала, и попросила срывающимся голосом:
— Возьми меня, Дик. Пусть будет как тогда, словно ничего не было.
Бут ее поцеловал, потом погладил по плечу, в ответ она схватила его пальцы и поцеловала.
— Дик, как мне хорошо с тобой, ты бы знал. Скажи, ты настоящий? Живой?
— Живой, — он прижал ее к себе. — Что мне сделается? Я спящий, значит, почти бессмертный..
Он любил ее нежно и осторожно, как фарфоровую статуэтку, боясь сделать ее больно или неприятно. Она же была страстной, нежной и слабой. На ее глазах частенько появлялись слезы, когда Аня не могла поднять голову от слабости или падала на кровать. Но Анюта яростно сражалась со своей слабостью и с его руками, которые по ее мнению сжимали ее не так сильно, как ей хотелось. Наконец, в какой-то момент она устала и смирилась, а потом на глазах появилась слабая улыбка.
— Это чудо, Дик, — прошептала она. — Я так надеялась, что ты придешь. Я верила и теряла веру. Я знала, что умираю, но ты пришел, и я снова хочу жить. Потому что если буду жить, это еще хотя бы раз произойдет. А лучше всего пусть будет много, много раз. Не бросай меня, Бут. Все очень плохо в этом мире, он умирает, но я хочу жить. Пожалуйста, не оставляй меня. Никогда…
— Я бы рад, — Дик грустно улыбнулся и погладил ее по волосам. — Да только если я останусь, то умру. Мы спящие не можем жить под землей, нашему организму нужно солнце, чтобы жить.
— А нас оно убивает, — ответила Аня слабым голосом. — Мы стали разными, нас развела не только судьба, нас развело небо. Но я все равно хочу тебя видеть хотя бы иногда, Дик. Я умру без тебя, Дикий Бут. Я знаю это. Веришь?
— Я буду приходить, — Дик нежно поцеловал ее макушку. — Буду приходить так часто, как смогу. Верю. Я теперь во многое верю, даже в бога.
— А я буду тебя ждать, — Анюта прижалась к нему и положила голову на грудь, чтобы услышать стук его сердца. — Каждый день буду ждать. Всегда буду ждать.
— Эй, голубки, — дверь отворилась и в квартирку вошла Лада, она посмотрела на них и улыбнулась. — Бут, тебе пора наверх, иначе заболеешь и умрешь. А тебе, подруга, я говорила, что его найду и нашла! Отпусти его, пусть одевается.
— Спасибо, — Аня сползла с Дика и подтолкнула его к краю кровати. — Иди, Дик, а то я не прощу себе, если ты заболеешь. Мне отпускать тебя не хочется, но ты меня не слушай. Шагай к себе под солнце.
Дик начал одеваться.
— Ты по-прежнему красив, Бут, — с горечью произнесла Лада. — Мне жаль, что эта дурочка полюбила тебя, это принесет ей много горя.
— И мне тоже жаль, — Дик поцеловал Аню, которая снова начала плакать и направился к двери. — Но только если убрать любовь из жизни, то что останется?
— Что останется?.. — Лада сумрачно посмотрела на него. — Нормальная жизнь.
— То-то и оно, — Бут грустно улыбнулся. — Где нормальная жизнь, а где мы? Когда все плохо, нужно что-то еще, чтобы выжить, это я точно знаю. У меня много девчонок из команды ушло, а потом умерли, и каждая уходила непонятно почему, сама не зная, почему уходит, просто вдруг начинала чувствовать, что жить с нами больше не может. А все потому что, в их душах не было чего-то, что дало бы им силы жить дальше. Жизнь штука трудная, сложная, поэтому каждый должен найти в ней то, за что он может зацепиться, чтобы завтрашний день спокойно встретить, каким бы он не был. Вот у Анюты есть я, у меня есть она, а что есть у тебя? За что будешь цепляться, когда станет совсем плохо, когда нахлынет тоска, когда в душе не останется ничего кроме отчаяния?
— За что буду цепляться? — Лада посмотрел на Аню, та лежала на кровати и улыбалась, говорить, ей не хотелось, но молчаливо участвовала в разговоре и на стороне Дика. — Я всегда знала, что Анька везучая, у нее все всегда хорошо складывается. Я же могла забрать тебя себе, а отдала ей…
— Не жалей, каждому свое, — Бута потрогал кожу и сморщился от боли. — Веди меня обратно на волю, уже чувствую, как кожа начинает гореть.
— Конечно, пошли, — Лада схватила Дика, выволокла из квартиры и бросила на сиденье электромобиля. — Не хватало еще, чтобы ты здесь умер.
Молчаливая охрана села сзади, и она погнала машину по длинным, высоким туннелям. Обратный путь занял немного времени, но в лифте, который поднимался наверх, Буту стало окончательно плохо, нахлынула слабость, он сел на железный пол, не имея сил стоять. Как он дошел до автобуса, Дик не помнил, очнулся уже в особняке. Бут лежал на матраце в спальне, а вокруг него сидели заплаканные, печальные девчонки.
— Ничего со мной не станется, — прошептал он. — Я сильный.
— Ага, как же, — ответил ему кто-то. — Ты уже три дня так лежишь и бредишь, сегодня впервые очнулся. Есть хочешь?
— Нет, — Бут закрыл глаза, потому что держать их было невыносимо тяжело. — А жить хочу.
— Тогда ешь!
— Я буду, — он слабо улыбнулся. — Вот немного еще полежу и поем. Я вас не брошу, девчонки. Буду с вами. Вот немного отлежусь, и все будет по-прежнему.
— Молчи, дурачок, — по его щеке прошлась теплая рука. — Силы береги, ты нам много ночей задолжал, пока умирал. А нам без тебя не выжить.
* * *
Президент мрачно смотрел перед собой, хоть вроде переживать особо было не о чем, разве что о прошлом мире, так уже понятно, что его не вернешь. И вообще время — это дорога в одну сторону. В прошлое можно вернуться только воспоминаниями, хоть говорят ученые, что скоро нащупают, как это время обращать вспять, да все никак у них не получается. А теперь и не получится. Мало их осталось, и все работают на то, чтобы жизнь под землей сделать хоть чуточку лучше.
Она понемногу налаживалась. На станциях открывались прачечные, мелкие магазинчики, теплицы для выращивания зелени, плантации для грибов, было даже создано несколько подземных озер, в которых стали разводить слепых карпов и осетров. В итоге появилось немало рабочих мест, и люди стали меньше переживать и страдать, потому что были заняты делом. Культура тоже развивалась: в скальном грунте выдолбили несколько развлекательных центров, в которые люди ходили с огромным удовольствием, создали консерваторию, несколько институтов, которые начали обучать студентов науке и занялись разработкой концепции развития подземелья.
И все бы хорошо, если бы не одно огромное «но»…
Люди умирали, сначала старшие возрасты, потом к ним начали подтягиваться младшие. От кабинета министров почти никого не осталось, а новых набрать не из кого, у молодых мышление другое. Студенты не ученые, у них ветер в голове. Никогда раньше президент не думал о том, как важны старики, всегда считал их досадной помехой на пути к власти. Они мешали, преграждали путь, несли какую-то ахинею о преемственности, о том, что не все можно ломать, что нужно смотреть в прошлое, поскольку там находятся все ответы, и всякую другую чушь. Он смеялся над ними в глубине души, а теперь их ему катастрофически не хватало.
Людей после сорока почти не осталось, их можно пересчитать по пальцам, включая его. Но мир без стариков стал ужасен. И с их уходом ухудшилась медицина, наука, культура, да что говорить — все стало дурнее. Вместе с пожилыми людьми исчез опыт, мудрость, а молодые просто не успевали что-то понять, как умирали. Раньше президент не догадывался о том, что прогресс возможен только при наличии стариков, потому что считал, молодым принадлежит львиная доля идей, и если не сами идеи, то их реализация. Но теперь осознавал, что в древности не было науки и технологии просто потому, что не хватало стариков, пятнадцатилетний пацан становился вожаком стаи, а что он мог знать?
Ему очень не хватало ехидной улыбки премьер-министра, его желчных замечаний, которые заставляли на проблему взглянуть с другой стороны, хоть разница то с ним была всего-навсего в несколько лет, но именно они и оказались критическими. Премьер умер, и работать стало трудно.
Да и сам президент сейчас жил больше за счет постоянного переливания крови от молодых людей, и инъекций стволовых клеток, хоть его лечащий врач, теперь уже покойный, ему как-то сказал, что это лечение его убьет. Нельзя организм насиловать бесконечно, каждый впрыск новых клеток для него шок, у него тоже имеется своя точка не возврата. Увы умер доктор, не успев убедиться в своей правоте.
С каждым днем все меньше оставалось сил. Любое утро начиналось с отчаянной попытки встать, хоть все тело молило о том, чтобы дать ему еще немного полежать. Но даже если решал не подниматься, то от этого лучше не становилось. Наоборот, становилось хуже. И ходить плохо, а лежать еще хуже. Все тело болело. Внутренние органы понемногу отказывали. Дело шло к смерти, недаром кожа на лице стала синеть, верный признак близкой кончины. Но да ладно, не в нем же в конце концов дело, хоть он бы еще пожил. Беда в том, что нет детей. Это ставило жирную точку в его собственном существовании и всего человечества.
Все, что совершается сейчас, делается для будущего, а если его нет, то все бессмысленно. А прошлое, будущее, настоящее невозможно без детей. Само время умирает, когда некому его наблюдать, и со смертью человека мир снова погрузится в неспешное существование без коротких мигов его отмечающих.
А дети не рождались. Не рождались и все, что только не делали. Уже и групповой брак разрешили по виду того, что устроили для себя спящие, и самых сексуальных мужчин спаривали с самыми сексуальными женщинами, но ничего не происходило. Как сказал, умирая старый академик: «Бог не хочет, чтобы мы выжили. Обиделся на нас, старик, за то, в какое дерьмо мы превратили мир. Не даст он нам детей…»
И президент с каждым днем все больше понимал его правоту: то, что произошло, не могло произойти без божественного вмешательства. Вот не верил в бога, а пришлось признать его существование. Хоть и непонятно за что было всемогущему наказывать свое же творение? Если за глупость, так сам людей таких создал. Дельфины, говорят, умнее человека, но и те погибли. И почему-то у спящих тоже не рождались дети. Если им наследовать землю, если это дети белого ягуара или как написано в других учениях — дети белого орла, почему у них нет потомства? Значит, и они неудачники? Выходит, человеческая цивилизация мир окончательно погибла? Не нужна стала больше? Другие придут, сменив уют на риск и непомерный труд…
Президент откинулся на спинку кресла, и то послушно стало его массировать, почти тут же на экране появился его новый секретарь — молодая девушка с милыми и умным личиком, старая грудастая ведьма умерла, хоть и пережила многих министров.
— Господин президент, тут к вам рвется Демкин, он у нас сейчас медицину возглавляет. Что-то у него срочное.
— Пусть входит, — разрешил президент. — И свари мне кофе из старых запасов, если они еще остались.
— Сейчас сварю, господин президент, — ответила секретарша. — Не беспокойтесь, ваших запасов хватит надолго, лет на сто точно.
— Столько я не проживу, но все равно спасибо.
Дверь отворилась, и в кабинет влетел молодой парень в белом халате. Президент его узнал. Точно, он его сам поставил на медицину. Из молодых, да ранних, к сожалению, старые врачи, которым он доверял, все умерли.
— Господин президент! — парень оглянулся по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли его кто-то, подошел ближе к столу и прошептал. — У нас новость! Да еще какая! Я даже сам не знаю, как к ней относиться.
— Относиться ко всему следует просто, так легче жить, — президент с неудовольствием взглянул на молодую сияющую физиономию. Неужели он сам когда-то был таким? А ведь наверняка. — Садись. Здесь подслушивающих устройств нет, сам проверял, поэтому можешь говорить спокойно. Что за новость?
— У нас беременность!!! — Демкин посмотрел на стул, но садиться не стал, потому что адреналин в его крови так и кипел. — Вы представляете?! У нас будет ребенок! Мальчик!! Срок еще небольшой, но уж эту роженицу то мы до родов доведем, глаз с нее не спустим, все условия создадим, молиться за нее всем госпиталем станем.
— Наконец-то, — президент улыбнулся. С его души словно спал тяжелый груз. Новость действительно была потрясающая. — И кто же у нас эта счастливица? Со станций метро или кто-то из наших?
— В том-то и дело, что из нашего бункера, да личность всем известная, — Демкин замолчал, увидев, как открывается дверь, и в кабинет молодая секретарша внесла поднос с кофе. Одну чашу она поставила перед президентом, вторую перед врачом, но тот ее нетерпеливо отодвинул, не обращая внимания на то, как недоуменно вытянулось лицо секретарши. Кофе действительно был хороший, ни у кого другого под землей такой не варили. Президент раздраженно махнул рукой, и секретарь исчезла, словно ее здесь и не было. — Залетела наша знаменитость Анюта Петрова. Вы ее знаете…
— Конечно, — президент довольно потер руки, то что первый ребенок появился в кремлевском бункере являлось очень хорошим знаком, в последнее время станции стали обретать немалую самостоятельность. И чем больше они ее получали, тем чаще были недовольны кремлевской политикой. Заговорили, что в правительственных кулуарах нет свежей крови, что лучшие умы находятся на станциях, и многое другое. В чем-то они, конечно, были правы, но теперь заткнутся. Вот вам кровь! Вот где она свежая! — И кто у нас счастливый отец?
— Отец? — тут Демкин замялся и опустил глаза, но потом все-таки решился сказать. — Он не из наших.
— С какой станции? — президент отпил кофе. Будет жаль, если окажется, что родитель ребенка будет с дальних станций, но ничего страшного, можно будет, не поднимая шума, забрать этого парня в бункер, и тогда в Кремлевском бункере появится свой производитель. — Надеюсь, не с Домодедово?
— Хуже, — доктор вздохнул, и залпом выпил горячий кофе и, кажется, даже не заметил божественного армата и вкуса. — Он спящий. С поверхности.
— Но как он здесь очутился? — удивился президент. — И главное, как оказался в постели с нашим лучшим светохудожником?
— Подробностей я не знаю, — покачал головой Демкин. — Известно только, что он с Петровой был знаком еще до апокалипсиса, они встречались, потом Анюта ушла в наш бункер, а он остался на поверхности. Удивительно то, что он сумел выжить, а еще, что его нашла, подруга Петровой Лада Гольдберг и договорилась с охраной, чтобы те его пропустили.
— Но люди с поверхности под землей жить не могут, или я ошибаюсь? — президент задумчиво нахмурил брови. Информация была действительно интересной, и ее точно следовало закрыть или по крайней мере, выдать на телевидение отфильтрованную версию. — Мне говорили, что они заболевают под землей…
— Так и есть, — покивал врач. — Но какое-то время они могут находиться в бункере без особых последствий. Недолго — несколько часов, потому начинаются неблагоприятные изменения в организме. Он пробыл у нас не больше четырех часов, потом его вывели на поверхность, а Петрова через месяц почувствовала, что с ней что-то не так. Правда, к нам она обратилась только тогда, когда прошел еще месяц, до этого сомневалась…
— Так… — президент задумчиво побарабанил по столу. — Девушку забрать в медицинский блок и оттуда не выпускать ни под каким видом, объяснить, что это нужно для наблюдения за ходом беременности. Создать для нее все благоприятные условия…
— Это само собой, — Демкин достал коммуникатор и стал делать какие-то пометки. — Поместим в отдельную палату, кормить будем только проверенными продуктами, обеспечим круглосуточное медицинское наблюдение. Что еще?
— Поставить охрану, обеспечить секретность, — президент чеканил каждую фразу, незаметно нажав кнопку секретаря, та сейчас записывала все, что он говорит, чтобы потом это появилось в виде приказа или президентского указа. — Никто не должен знать о беременности до тех пор, пока не родится ребенок, иначе возможны неприятные последствия.
— Какие, например?
— Самое ужасное, это убить надежду, — президент грустно усмехнулся. — Я давно в политике и знаю, что народ готов горы снести, пока у него есть вера в то, что будущее прекрасно, и начинает хиреть и гибнуть, когда узнает, что впереди ничего нет кроме трагедий и испытаний. Ребенок — это как раз такой случай. Если он появится, то родится надежда, а если умрет, то люди потеряют веру. Человеческие чувства работают как маятник, качаются от тоски к радости и наоборот. Откат обычно больше. Так что после горестного известия о смерти малыша может начаться непоправимое. Пока люди думают, что дети будут рождаться, все хорошо, но когда узнают горькую правду о том, что деторождение невозможно, случится большая беда. Вы понимаете меня, доктор?
— Да, господин президент, — врач убрал коммуникатор. — Если мы сейчас заявим о беременности, а потом случится выкидыш, или мальчик родится мертвым, то возможны самые неприятные последствия, вплоть до того, что придут громить наш медицинский центр.
— Хорошо, что вы это осознаете, — президент улыбнулся. — А новость и на самом деле замечательная. Спасибо за нее, в последнее время нам так не хватает позитива. Надеюсь, что у нас все получится, и родится замечательный ребенок. А вслед за ним понесут и другие женщины, и уже в недалеком будущем в нашем бункере невозможно будет пройти, чтобы не запнуться за какого-нибудь играющего малыша. Мне бы этого очень хотелось…
— Мне тоже. Господин президент, поэтому я сделаю все, что в моих силах, чтобы мальчик родился здоровый.
Демкин исчез за дверью, а президент снова откинулся на спинку кресла, которое тут же начало массировать его спину и, вытянув ноги, печально пробормотал:
— Похоже, бог сделал ошибку, и у русских снова появился шанс на выживание. Не упустить бы его. Да и обязательно надо найти этого парня, отца ребенка, он нам нужен. Может именно благодаря нему, мы сможем доставить продукты в дальние провинции, и тогда удастся снова соединить страну в единое целое.
Он нажал кнопку секретаря.
— Вы все записали?
— Да, господин президент.
— Тогда найдите председателя комитета по государственной безопасности, там сейчас молодой парень, все время забываю его фамилию. Пишущая какая-то.
— Строчкин, господин президент.
— Вот-вот, соедините.
— Готово, господин президент.
Президент потянулся к телефону, и впервые за последнее время на его лице заиграла улыбка. У него снова появилась надежда, а это очень много для того, кто умирает.
* * *
Весна была ранней и жаркой. Солнце грело так, что снег, который перегораживал улицы, исчез за несколько дней. Хорошо это было или плохо, Дик не знал, потому что, когда лежал снег, столица казалась чистой и какой-то живой, а вот когда снег ушел, после него осталась грязь, которая покрывала брошенные машины, тротуары, дома, стеклянные окна и крыши. И Бут ясно представлял себе, что лет этак через пятьсот вместо города будут стоять холмы, на которых появятся растения и деревья. Он почистил зубы, мрачно улыбаясь самому себе в зеркало. Что-то было не так в мире, он чувствовал это. Что-то происходило совсем рядом. Кто-то то ли звал его, то ли думал о нем, что было странно. Но это чувство нужно было как-то заглушить, поэтому выйдя из ванной комнаты, он скомандовал валяющимся на пружинных матрацах девчонкам.
— Сегодня шопинг. Проедем по магазинам. Зубная паста кончается, а также вино и водка. Да и одеться надо, лето приближается.
— Шопинг! — раздался восторженный вопль, и девчонки понеслись одеваться, через минуту уже все разбежались по своим комнатам. Бут подошел к окну и задумчиво посмотрел на молчащий город, одновременно прислушиваясь к себе, определенно что-то происходило рядом, и оно касалось его. Непонятно было только — хорошее его ожидало или плохое. В любом случае это несло какое-то разнообразие в его жизнь, а это уже было хорошо. Дик прошел во двор, включил двигатель автобуса, осмотрел показания приборов, зарядку, уровень работы солнечный батарей — все в норме, можно ехать. Он открыл ворота особняка, сел за руль, подождал, пока девчонки заняли свои места и медленно выехал из двора.
Грязный город встретил его настороженной тишиной. На проспекте лежали сброшенные в сторону ржавеющие машины, а вдоль дороги стояли серые стволы высохших деревьев. Обычно в это время всегда появлялась трава, листва, но сейчас все было мертвым, и на душе стало тягостно. Они проехали совсем немного, как внезапно Дик заметил, как дернулась видеокамера и начала поворачиваться, а из громкоговорителя закрепленного на стене дома прозвучал суровый мужской голос:
— Дмитрий Бутов, просим вас проехать к Кремлевскому бункеру, с вами хочет поговорить президент.
— Начинается, — фыркнул Бут, сворачивая на проспект ведущий к Кремлю. — Так и ждал чего-то подобного. С самого утра ждал.
— Что это было? — спросила Ольга, одна из его девчонок, садясь с ним рядом. — Почему с тобой хочет поговорить президент?
— Откуда мне знать? — пожал плечами Дик. — Я с ним не знаком, видел, конечно, несколько раз по телевизору и все. Даже не подозревал до этого момента, что он обо мне знает.
— Странно, — пробормотала Ольга. — И как-то тревожно. Надеюсь, что ты не пошлешь его подальше, а то они хоть и подземники, но неприятности могут устроить большие.
— Ничего они нам не могут устроить, — буркнул Бут. — Если будут приставать, то уедем из Москвы, поселимся в каком-нибудь мелком городке, и тогда им нас точно не достать. На поверхности они долго находиться не могут, так что для нас президент обычный подземник.
— Но ты же едешь к кремлевскому бункеру? — уточнила Ольга. — Или я ошибаюсь?
— Еду туда, — кивнул Дик. — Мне любопытно, зачем и кому я понадобился, а кроме того ты же знаешь, у меня там девушка.
— Знаю, — покивала Ольга. — Как и помню, как после прошлого раза ты неделю болел.
— Постараюсь в этот раз пробыть там недолго, — ответил Дик, вылетая на Красную площадь, он промчался через нее и свернул в открытые ворота. Здесь он остановился, вышел и дальше пошел пешком, оставив девушек загорать. — Не думаю, что со мной станут долго разговаривать.
На этот раз, как только он вошел в большой холл здания, перед ним сразу открылись двери грузового лифта. И как только Бут вошел в него, он сразу рванулся вниз с огромной скоростью. Внизу его ждал молодой парень в форме, кобура пистолета была расстегнута.
— Дмитрий Бутов?
— Я, — буркнул Дик. — Меня тут звали.
— Документы имеются? — спросил парень. — Можно посмотреть?
— Не ношу, они мне не нужны, — фыркнул Бут. — Так что придется поверить мне на слово, или я пошел обратно.
— Поверю, я ваше фото видел, — парень показал на туннель. — Вас ждет машина.
На этот раз его везли довольно долго, и навстречу попадалось немного машин. С каждой минутой настроение Дика все больше портилось, что было тому причиной, он не знал: то ли его давила масса земли, то ли не хватало чего-то, то ли что-то еще, но даже дышать он старался пореже. Его привезли к небольшой малоприметной двери, выходящей прямо в туннель. Парень остался возле машины, а Бут вошел внутрь. Здесь его ждали еще два здоровых бойца, они его обыскали, проверили по охранным приборам, потом разрешили войти.
Здесь его дожидалась девушка с хорошей фигурой и приятным личиком, она мило улыбнулась и повела его по длинным запутанным пустынным коридорам, идя по который Дик не мог избавиться от ощущения, что за каждым его движением следят. Пройдя метров сто, они оказались в скромно обставленной приемной, где сидела еще одна симпатичная девушка, та любезно поздоровалась и показала на солидную дверь сделанную из красного дерева.
— Вас ждут.
Бут вошел внутрь и увидел длинный стол для заседаний, в конце которого сидел смутно знакомый ему человек, который увидев его, нажал кнопку и приказал:
— Кофе мне и гостю.
— Здравствуйте, господин президент, — вежливо поздоровался Дик. — Я Дмитрий Бутов.
— Садитесь, Дмитрий, — президент показал на кресло, стоящее рядом с журнальным столиком. — Я вас ждал.
Он внимательно осмотрел его, видимо, не обнаружил ничего примечательного, потому что сел в кресло напротив, взял в руки чашку кофе, которую принесла секретарша, и чуть улыбнулся:
— Пейте кофе, он настоящий бразильский, из старых запасов, думаю такого, вы больше нигде и никогда не попробуете и поверьте, я не всех им угощаю.
— Спасибо, — Дик попробовал кофе. Действительно пах он замечательно, да и на вкус был неплох, хоть он, конечно, привык к тому напитку, что выдавал автомат на его работе, только вот работы больше нет. Бут вздохнул и посмотрел на президента более внимательно, ему вдруг захотелось увидеть человека, который управляет умершей страной. Рядом с ним сидел довольно пожилой человек лет пятидесяти, что для него было удивительно, по крайней мере за последний год он встретил такого старика впервые. Лицо у него было умным, чуть усталым, и что-то в его облике говорило, что жить ему осталось немного. Почему-то Дику вдруг стало жалко этого человека, хотя в его сегодняшнем понимании умереть было нестрашно. — Действительно очень вкусный, но вы же меня к себе позвали не для того чтобы кофе пить?
— Извините, — президент немного смущенно улыбнулся. — Просто говорить о делах с человеком, которого видишь первый раз, в моем понимании немного бестактно. Что ж, будем считать, что мы уже прошли первый этап знакомства. Мне безумно интересно поговорить со спящим, мы так называем всех, кто выжил на поверхности. Прошу удовлетворите мое любопытство, ответьте на несколько вопросов. Скажите, как вы собираетесь жить дальше? У вас есть какой-нибудь план? Вы думаете о будущем? Как мне сказали, вы интеллигентный человек, у вас высшее техническое образование, значит, вполне можете формулировать свои мысли.
— Я считаю, что будущего у нас нет, как и прошлого, — вздохнул Дик. — Мы живем настоящим. Захотели есть, съездили в магазины, набрали продуктов, поели. Поистрепалась одежда, нашли другую. Думать о чем-то кроме сегодняшних нужд, в нашем понимании глупо. Огромный мир, в котором было прошлое, будущее и настоящее, исчез, развалился, умер, остались только его осколки — мы. Нам никогда не создать ничего такого, что могла создать та погибшая цивилизация. Мы можем жить только тем, что она нам оставила, а потом умрем, и после нас уже не останется ничего.
Президент внимательно его выслушал и налил себе еще кофе из кофейника.
— А если я вас скажу, что вы ошибаетесь? — хмыкнул он. — Хотите вы того или нет, вы уже живете в будущем, которое лишены множество людей. Но дело даже не в этом, а в том, что человек вообще не может жить одни днем, хочет он этого или не хочет, у него всегда есть планы на завтрашний день. Вашу точку зрения тем не менее я понимаю. Многие из живущих в бункере думают точно так же и тоже считают, что будущего у человечества нет. Но у вас, молодой человек, есть то, чего нет у них, и хотите вы того или нет, вам придется думать о грядущем.
— И что же у меня такое есть, чего нет у других? — спросил Дик, поневоле заинтересовавшись. — Насколько я понимаю, мы все в одном положении.
— Вы ошибаетесь, — президент улыбнулся. — Именно вы другой, пока только вы, больше никто, но вы уже являетесь нашим будущим.
— Не понимаю о чем вы, — покачал головой Бут. — Объясните пожалуйста.
— Думали ли вы о том, что когда-нибудь у вас могут появиться дети? — поинтересовался президент. — Хотели бы вы оставить вашему сыну этот мир в наследство?
— Думал об этом, не стану скрывать, — кивнул Дик. — Но не рождаются дети. Я не один месяц работаю на этом поприще, со мной живут больше двадцати девчонок, но пока еще никому не удалось залететь, и непонятно в чем дело, то ли во мне, то в них, то ли в том излучении, что пронизывает нас каждый день.
— Ну что ж, — улыбнулся президент. — Всякое бывает, возможно и дети когда-нибудь появятся, по крайней мере я в это верю, и скажу даже больше точно знаю, что они появятся. Ну что ж, я вижу вы человек вполне адекватный, здравомыслящий. Не хотите помочь людям в провинции?
— А чем им можно помочь? — удивился Бут. — Насколько мне известно, там мало кто выжил.
— Это так, — согласился президент. — Но вот этим выжившим нужна ваша помощь…
— Моя? — Дик недоуменно посмотрел на президента, пытаясь понять, не шутит ли тот, но глава страны был абсолютно серьезен. — А что я могу им дать?
— Многое, в том числе и надежду, — проговорил президент. — Дело в том, что люди там живут в бункерах, выйти они из них не могут без защитных костюмов, а продовольствие понемногу кончается. Мы не можем к ним отправить экспедицию, потому что наши люди погибнут в пути, а вот вы вполне сможете до них добраться, так как солнце вам не вредит. Как вы к этому относитесь, Дмитрий Бутов? Не хотите дать людям шанс на выживание? Без вашей помощи они стопроцентно погибнут.
— Но разве нельзя отправить роботов? — спросил Дик, чувствуя при этом жуткое облегчение, радуясь тому, что его вызвали по такой прозаической причине. — Насколько мне известно, какие-то спутники уже выведены в космос.
— Нельзя, иначе мы бы так и сделали, — ответил президент. — Во-первых, спутников выведено всего два, их явно недостаточно, слишком много окажется слепых пятен, а во-вторых, добравшись до места, продовольствие придется разгружать, так? А кто это будет делать? Люди не смогут, они погибнут. Роботов отправить, из-за задержки сигнала начнут все крушить, получается без человека никак.
— Я понял, — Бут уверенно кивнул. — Что ж, я готов помочь.
— Вот и хорошо, — президент снова налил себе кофе. — Завтра утром на площади вас будет ждать большегрузная машина, в ней будут находиться защитные костюмы и продукты питания, а в кабину положат список городов, которые вам потребуется посетить, и коммуникатор для позиционирования. Сначала первый выезд по области, потом пойдут дальние рейсы. Советую вам взять с собой ваших девушек, чтобы они не скучали. Всего доброго. До свиданья. Извините, у меня еще много дел.
Дик и сам не понял, как оказался в приемной. Президент мастерски его выставил за дверь, и он так и не понял, зачем тот его вызывал. Поговорить о доставке продуктов в провинцию, могли бы и без него. Вздохнув, Бут покачал недовольно головой и подошел к секретарю.
— Извините, — сказал он. — Я бы хотел встретиться с одной девушкой из ваших, ее зовут Анюта Петрова. Как мне ее найти? В прошлый раз, когда я сюда приходил, меня провела ее подруга Лада, а сейчас, боюсь, не найду ее квартиру.
— Я знаю вашу девушку, — улыбнулась секретарь. — Она у нас довольно известная личность, для нее даже выстроили развлекательный центр, в качестве признания ее заслуг в области культуры. Но увидеть ее, боюсь, даже для вас будет невозможно.
— Почему? — удивился Дик. — Насколько я понял, сам бункер у вас не настолько большой, чтобы не найти кого-то.
— Дело не в этом, — девушка достала коммуникатор, что-то там просмотрела. — Дело в том, что Анюта Петрова три дня назад помещена в госпиталь, в отделение интенсивной терапии, куда вход кроме лечебного персонала категорически воспрещен.
— А что с ней случилось?
— Этого я не могу вам сказать, — девушка снова улыбнулась дежурной улыбкой. — Насколько мне известна, она уже раз лежала в госпитале. Возможно, случился какой-то рецидив, но вы не волнуйтесь, ее состояние не вызывает у врачей опасений. Думаю, в ваше следующее посещение, вы сможете ее увидеть.
— Хорошо, — Бут пошел к двери. — Если возможно, передайте ей, что я ее искал.
— Передам обязательно, — когда Бут дошел уже до двери, секретарша неожиданно спросила: — а правда ли то, что спящие имеют по несколько десятков девушек в качестве своих жен?
— Так и есть, — Дик рассмеялся. — Но чаще всего они просто живут вместе, потому что так легче выживать.
— А возможно ли то, что кто-то из спящих заинтересуется нашими девушками? — девушка немного смутилась. — Говорят, иногда такое происходит…
— Вас интересует кто-то конкретно? — поднял брови Дик. — И кто же?
— Вы, — девушка улыбнулась. — Я бы хотела с вами встретиться в неформальной обстановке.
— Я? — Бут недоуменно фыркнул. — Поверьте, я не лучший экземпляр мужчины.
— И все таки? — девушка посмотрела на него просящим взглядом. — Это возможно?
— В этом мире все возможно, — Дик вышел и закрыл за собой дверь. — Я буду иметь вас в виду.
— Надеюсь на это, — секретарь посмотрела на него странным взглядом, в котором было какое-то обещание, на что Бут мысленно фыркнул, на него такие взгляды давно не действовали. — Не забудьте, я первая в будущей очереди.
— В какой очереди? — Дик засмеялся. — Извините, но вы ошибаетесь, я не пользуюсь большой популярностью.
— Все меняется, — загадочно ответила секретарь. — Завтрашний день всегда отличается от сегодняшнего.
У выхода его ждали двое парней в форме, они посадили его на машину и быстро доставили к лифту, а на следующий день Дик уже за рулем большого грузовика катил по дороге, за ним следовал автобус с девчонками. Ехали не спеша, обставив доставку продовольствия как большое приятное путешествие. У них была связь с Кремлевским бункером, работал коммуникатор с функцией позиционирования, так что им было известно место, куда ехать, их ждали. А что еще нужно для водителя грузовика? Тем более, сроки им поставили вполне реальные.
Они хотели наслаждаться каждым мгновением путешествия, но только удовольствия оно им не доставляло. Девчонки смотрели сквозь окна автобуса на трассы забитые брошенными машинами, на улицы маленьких городков, на которых лежали истлевшие тела: здесь их убирать было некому, и те высыхали под жарким солнцем, превращаясь в мумии.
Они проезжали мимо огромных полей, на которых не росла даже трава, мимо лесов с голыми черными высохшими стволами, лишенных листвы, иголок, моха и папоротника, и это угнетало больше всего. Никогда до этого Бут не думал о том, как людям нужна растительность, что именно она и создает то странное ощущение уюта и причастности ко всему живому. Но вокруг них был лишь мертвый мир, который оживать, похоже, сам по себе не собирался.
Сначала девчонки плакали, потом просто смотрели усталыми, потрясенными взглядами на мир, проезжающий за стеклами автобуса. Ощущение пикника и отпускного путешествия исчезло безвозвратно, и пожалуй именно в этот момент и возникло в них понимание того, что произошло. Они заехали в пару городков, где передали продукты и защитные костюмы тем, кто выжил в бункерах, ответили на вопросы, которые им задавали, и поехали обратно. Добравшись до дома, разбрелись по комнатам, а потом так же молча собрались в общей комнате.
— Мы попробуем все изменить, — грустно улыбнувшись, ответил Дик. — Отныне мы не враги тем, кто живет под землей. Мы одна нация людей, которых постигло одно общее горе. Нравится это или нет, но именно нам придется создавать новое будущее, выращивать траву и деревья, заново формировать природу для наших будущих детей.
— А где они эти дети? — тоскливо пробормотала одна. — Нет их, и наверное не будет. Да и вряд ли получится вырастить хоть что-нибудь.
— Мы этого никогда не узнаем, если не попробуем, — сказал убежденно Дик. — Человек живет надеждой, пока она есть, жив и он. Можно плакать, можно печалиться об умершем мире, но этим его не вернет. А можно попробовать изменить хоть что-то. Если даже не получится, то мы сможем сказать, что честно попытались. Как вам такая мысль?
— Мысль неплохая, — согласились девчонки. — Только где возьмем семена для растений?
— Вот для этого и подружимся с подземниками, — ответил Бут. — Мы поможем им, будем развозить продукты, и доставлять то, что им нужно, а за это потребуем семена.
— Мы с тобой, Дикий Бут, — девчонки впервые заулыбались. — И давай начнем делать детей. А то, как они появятся, если мы не пробуем уже неделю?
* * *
Президенту было шестьдесят, и кроме него никто не дожил до таких лет, он был единственным стариком, и это, пожалуй, даже больше отличало его от живущих, чем пусть и минимальная должность властителя умершей страны. Правда, возраст давал о себе знать, с каждым днем все труднее было вставать и заставлять себя что-то делать. Впрочем, подземелье развивалось само и совсем не так, как он думал и планировал, и большой заботы не требовало. После того как умерли все министры и начальники станций, власть перешла к молодым, именно они стали создавать новую подземную страну.
Часто коряво и неправильно, и уж точно не так, как он хотел, но подземелье росло. Подземники полностью перешли на питание продуктами, произведенными под землей: грибы, рыба, водоросли. Кроме того с поверхности начали привозить зелень, выросшую под солнцем. Росла там только кукуруза, странное растение со следами генетического моделирования, которое не могло расти без участия человека, так как выросшие початки, упав на землю, просто сгнивали, не давая потомства, и только вылущенные человеком семена могли развиваться, попав в землю. Но вот только она и росла, а все остальное не могло даже дать всходы. Еще неожиданно пробилась из-под земли мелкая сорная трава, которую никто не сеял. Она сама проклюнулась и понемногу захватывала все большее пространство.
Кукурузу садили спящие, с каждым из них подземники заключали договор, снабжая их семенами и всем тем, что тем необходимо, включая одежду и энергию для их жилищ. Правда, зерно спящие оставляли себе, а под землю отдавали только сочные стебли и широкие листья, но и этого подземникам хватало, чтобы разнообразить свое меню и снабжать себя необходимыми витаминами.
Тракторами и машинами спящих обеспечивал Илья, сын того самого профессора Сергеева когда-то первым предсказавшего наступающий конец света. Этот парень, сейчас уже мужчина в возрасте, сумел восстановить завод по производству солнечных батарей и роботов, и теперь к нему раз в год съезжались все спящие на ярмарку для обмена и торговли.
Заправляла торговлей его жена Ирина, красивая женщина с васильковыми глазами, мать троих детей. Она и сама была из спящих, поэтому легко находила с ними общий язык. С детьми в этом мире тоже все понемногу наладилось, именно это теперь сближало разделившиеся на две половины человечество. Оказалось, дети рождаются только от смешанного союза, и теперь мужчины и женщины спящих, когда хотели детей, приходили к подземникам. Для этого специально выстроили помещения, с лифтами выходящими прямо на поверхность, и там постоянно дежурили молодые женщины и мужчины.
Дети, правда, получались разные: одни могли жить на поверхности, другие нет, причем это чаще всего зависело от того, где вынашивала ребенка мать: если на поверхности, то рождался новый спящий, если под землей, то новый подземник. Это было странно, но так происходило повсюду, во всех странах, где имелись выжившие на поверхности, которых к удивлению президента набралось немало. Причем в других странах люди выжили не благодаря креслам и снотворному, а сами по себе, что говорило о том, что их идея с игровыми креслами никому не помогла, а просто несколько упорядочила само умирание множества людей.
Детей рождалось, конечно, мало, но главное, что они все-таки рождались, и это давало надежду на будущее. Правда, с технологией и техникой все чаще возникали проблемы, потому что те, кто знал ее, умер, а новое поколение не стремилось к техническим знаниям и науке, потому что у него не было на это времени. Все-таки цивилизация строится миллионами людей, и сто тысяч человек не могут поддерживать ее на прежнем уровне, а больше увы вряд ли появится: по прогнозам оставшихся ученых у тех, кто живет под землей, родится не больше двадцати пяти тысяч детей. Это значит, что скоро останется только горстка дикарей, которые буду жить под землей, питаться крысами и мертвецами.
Зато пусть слабая надежда, но она есть на то, что когда-нибудь люди выйдут на поверхность, а если существует вера, есть и завтрашний день. Президент, чувствуя как острая боль впивается в больное сердце, дописал последние строки, выронил коммуникатор и закрыл глаза. На пульте секретаря замигал тревожный красный огонек, она вызвала дежурного врача, но когда прибыла команда медиков, уже было поздно — последний старик ушел из этого мира.