Глава первая

Утро началось с того, что на Палю упал неизвестно откуда маленький башмачок. Девочка открыла глаза и очень удивилась.

Солнце ещё только пробовало забраться своими тоненькими лучиками на потолок, а на неё уже сверху стало что-то падать. Это было странно и неправильно. И откуда на потолке могли взяться такие маленькие башмачки?

Паля посмотрела вверх, но ничего там не увидела, кроме ровной белой поверхности.

Тогда она сладко потянулась и снова зарылась лицом в мягкую подушку, но сон уже больше не шел.

— Надо вставать, — сказала сама себе грустно Паля. — А у меня глаза ещё сна хотят. Если на потолке ничего нет, то это значит, что кто-то это на меня бросил…

Она взяла в руку башмачок, он был совсем маленьким, у Пали в такой башмак входил только палец, хотя надо для справедливости сказать, что и для пальца он был довольно большим.

Паля встала, и, как послушная и хорошая девочка, пошла в ванную чистить зубы и мыть себе лицо. Вода, как всегда была холодной, поэтому Паля сначала опустила в неё один палец, тот самый, на который она одевала башмачок, надеясь на то, что палец согреет воду, но у него ничего не получилось, и тогда Паля рукой брызнула на свое лицо немного воды.

Совсем мало, но её все равно почему-то оказалось много, и она забрызгала все лицо, и даже руки и плечи. Тут Пале стало совсем грустно и холодно, она выскочила из ванной и подбежала к стулу. Там уже лежало новое платье, которое для неё заботливо приготовила мама. Паля тут же его натянула, чтобы хоть немного согреться.

Так как Паля не могла одеваться с башмачком на пальце, она положила его на стул. А, когда она снова протянула руку, чтобы ещё раз рассмотреть башмачок, его уже не было. Она снова удивилась тому, что происходит сегодня. Вот только что был башмачок, и уже его нет. Исчез.

Сказать по честному Паля не очень-то и расстроилась. Она уже давно заметила, что в её комнате постоянно что-то пропадало, и она уже к этому немного стала привыкать, но такое у неё было в первый раз, только положила, даже отвернуться ещё не успела, а уже ничего нет.

Паля недовольно покачала головой и пошла искать своего отца, уж он-то точно должен знать, почему все у неё пропадает, а потом никогда не находится, потому что Палин папа был самый что ни на есть настоящий волшебник.

Паля этому тоже не удивлялась, потому что он всегда был волшебником с самого её рождения. Может, конечно, он был и раньше волшебником, но этого она точно не знала, потому что её тогда ещё не было, хоть она этого понять не могла: как это, он был, а её, что, совсем не было?

Ещё она раньше думала, что все люди вокруг волшебники, и только, когда немного подросла, узнала, что совсем даже нет, а волшебники только её папа и мама.

А в деревне, что находилась недалеко от замка, и куда Паля иногда ходила, чтобы поиграть с другими детьми, жили обычные люди, они все делали своими руками без разных заклинаний и волшебства.

Только иногда, когда у них что-то не получалось, они звали её отца.

Обычно они просили его что-нибудь построить: дом какой-нибудь, или мост через речку, и отец тогда делал волшебство. Правда Паля не знала, как он это делает, он шептал какие-то странные заклинания, что-то рисовал в своей толстой книге, а потом то, что нужно, само появлялось.

И ещё папа очень много всего знал, поэтому его можно было спрашивать обо всем на свете. И если его попросить, он всегда ей рассказывал, что ей хотелось узнать. Правда иногда он начинал дурачиться, и тогда он все врал, но Пале и это нравилось, потому что он врал очень весело и смешно.

Поэтому и сейчас Паля пошла к нему, чтобы спросить о том, почему у неё все пропадает, а теперь ещё и все стало падать.

Но сначала она зашла в большой обеденный зал, там уже на столе стояла её чашка с кашей, и она была совсем теплой, словно её только что принесли из кухни.

Пале не очень хотелось есть, но неизвестно каким образом, и мама и папа всегда знали, что она ела и как, и ругались, если она ела мало, или ничего не ела, поэтому лучше было не рисковать.

Паля съела несколько ложек и вздохнула, она не очень любила такую пищу, точнее сказать совсем не любила, но почему-то завтракать ей приходилось только кашей.

Как-то она спросила у мамы, почему ей не дают другой вкусной еды, мама улыбнулась и сказала, что на кухне кто-то живет, и что этот кто-то и готовит им еду. И что этот неизвестный кто-то хорошо знает, что нужно детям.

Паля потом несколько раз заглядывала на кухню, но ни разу там никого не увидела и решила, что мама это все придумала специально только для того, чтобы Паля ела эту невкусную кашу.

Отставив в сторону тарелку, Паля пошла дальше по коридорам замку, не спеша обходя многочисленные залы и комнаты. Папу она нашла в большом зале. Он сидел на стуле и как всегда ничего не делал, а только смотрел в потолок, как будто там было что-то нарисовано.

Паля тоже туда посмотрела, но ничего не увидела, кроме белой ровной поверхности, тогда она села на диван и спросила.

— А можно я стану злой волшебницей, а не доброй, как ты? Отец отвел взгляд от потолка и рассеяно посмотрел на неё.

— Ты позавтракала, — сказал он, улыбнувшись. — Ты даже умылась. И вдруг задаешь такие сложные для меня вопросы. Может быть, ты заболела? Тогда я тебе температуру буду замерять, а потом буду тебя лечить, потому что мамы нет. Она все ещё в той дальней деревне, где болеет много людей.

Он задумчиво посмотрел снова на потолок и продолжил.

— Я думаю, что если тебя засунуть с головой в холодную воду, то температуры у тебя спадет, и ты выздоровеешь. Всегда хотел проверить этот древний способ лечения, и вот наконец-то подвернулся удобный случай: моя дочь заболела, у неё что-то с головой, поэтому у неё температура. Вот сейчас я тебя засуну в воду, и ты сразу выздоровеешь.

— Нет у меня никакой температуры, и не придумывай, что я болею, и в воде я уже сегодня была, когда умывалась, — сказала Паля. — Лучше ты отвечай, а то я на тебя рассержусь, и сама тебя засуну в холодную воду. Папа задумался.

— А ты точно уверена, что хочешь стать злой волшебницей, а не каким-нибудь Трогом, или феей? — спросил он, разглядывая её светлые волосы и вздернутый кверху маленький носик. Паля вздохнула.

— Я ещё не знаю, поэтому тебя и спрашиваю. Добрый волшебник, он же слабый, совсем не сильный, это злые волшебники — сильные, их все боятся. И им никто на голову всякие башмаки не сбрасывает, когда они спят.

— Я, конечно, могу объяснить, чем почему злые волшебники сильнее добрых, — сказал отец. — Но если ты хочешь спросить про башмаки, которые сбрасывают на голову, то я тебе ничего не скажу потому, что ничего про это не знаю. Мне никто ничего на голову не сбрасывает…

Не знаю почему, может быть я тоже злой волшебник?

— А мне сбрасывают, — сказала Паля. — И я очень бы хотела узнать, кто это делает. И ты не злой, а добрый.

— У меня тут возникла одна догадка, можно сказать озарение, — сказал папа и потянулся к ней своими внезапно ставшими очень длинными руками, такими длинными, что они достали даже до дивана, на котором она сидела. Он взял, Палю своими выросшими руками и посадил к себе на колени, чтобы она всё хорошо услышала.

— Но сначала я тебе расскажу про другое, — сказал он скучным взрослым тоном. — Итак, сегодня я вам расскажу, чем отличаются добрые волшебники от злых. Начнем с добрых, как с самого слабого и вымирающего вида. Их всегда мало…

— Опять ты врешь! — услышали они неожиданно тонкий и сердитый голос из-под самых ног. Отец не шелохнулся, а просто откашлялся, хотя Пале показалось, что он сначала засмеялся, а чтобы она не заметила, стал кашлять. Паля скосила глаза и увидела, как прямо у отцовской правой ноги стоит маленький человечек, но был одет в пеструю рубашку и штаны. И у него была небольшая борода. Паля видела такого человечка в одной книге, поэтому она сразу догадалась, что это домовой.

Пока отец кашлял, домовой пронзительно свистнул, и из-за камина вылезло ещё целая дюжина домовых, тут были все и домовые женщины, и домовые дети, размером чуть больше наперстка. Паля даже раскрыла рот от удивления, она и не знала, что у домовых бывают женщины и дети.

— Но ты всегда врешь смешно и интересно, — продолжил домовой, залезая на лавку. — Мы будем тебя слушать, только ты ври-ври, да не завирайся.

Остальные домовые тоже расселись, кто залез на папино плечо, кто устроился на коленях, больно щипая Палю, чтобы она немного подвинулась.

— Папа, тут домовые, — прошептала восторженно и немного испуганно Паля. — У них есть дети.

— Домовых не бывает, — так же тихо прошептал отец. — Поэтому у них нет детей.

— Но вот же смотри, — сказала Паля, поворачивая его голову.

— Не буду, — сказал отец. — Я сейчас читаю лекцию на тему, чем отличаются добрые волшебники от злых, и поэтому очень занят. Лекция на тему; — «Существуют ли домовые?» — будет на следующей неделе.

— Ну, и ладно, — вздохнула Паля. — Тогда рассказывай дальше, если не хочешь видеть разные чудеса, которые происходят в нашем доме.

— Хорошо, я буду рассказывать, — согласился отец. — Итак, почему добрые волшебники — слабые, а не такие сильные, как злые?

— Вот и скажи! — выкрикнул старший домовой. — Нам это очень даже интересно.

— Так вот добрые, они, может, потому слабые, потому что добрые.

— Ох, сказал, так сказал, лучше бы совсем ничего не говорил, — засмеялся домовой. — А это и так все знают. Ты расскажи нам такое, что мы не знаем…

— Так, — сказал отец. — Если вы будете мешать проведению лекции, я позову охрану, и они выведут вас из зала.

— А мы уже здесь, — рявкнули горгульи, всегда сидевшие на крыше, а теперь почему-то, громко топая, заявились в зал. — И мы их всех сейчас растопчем!

— Как же это вы нас растопчете? — спросил домовой. — Если вы под своими ногами вообще ничего не видите? А кроме того, мы на вас сбросим всю посуду, что есть в доме. Вам-то конечно все равно, вы-то дураки почти что каменные, но хозяева рассердятся, и вам достанется, особенно от этого, который сейчас будет врать…

— Так! — вздохнул отец. — Предложение снимается. Топтать никого не будем, тем более не будем бить посуду, её и так совсем мало осталось. Если придут гости, им будет не из чего есть и пить.

— А к тебе все равно никто не ходит с тех пор, как хозяйка уехала, — заявил домовой. — А твою чашку мы, так и быть, не тронем, и этой глупой девчонки тоже, хоть она маленькая и очень противная.

— Ты сам маленький, противный, и глупый, — сказала сердито Паля. — И ты зачем у меня все игрушки утащил?

— Ничего, я у тебя не таскал! Ты видела, как я таскал? — возмутился домовой и даже сердито подпрыгнул на лавке.

— Видела, видела. Я только делала вид, что спала, а сама за тобой подсматривала, только я тогда ещё не знала, что ты существуешь, а думала, что ты такой же, как я ребенок…

— Так вот насчет игрушек, — спокойно продолжил отец. — Добрый волшебник, он не будет отнимать игрушку у другого ребенка, он возьмет и сделает её сам.

— Я и не отнимал, и я не волшебник, а домовой, — возмутился домовой. — И она все врет.

— Научишь меня делать игрушки, — попросила Паля отца. — Я сделаю одну вон тому самому маленькому домовенку, хоть он и щиплется. И ещё я думаю, что это он бросил в меня свой башмачок сегодня утром, потому что у него на ноге такие же, как тот, что мне упал на голову.

— Я не щиплюсь, — крикнул тоненьким голоском самый маленький домовенок. — Ты сама щиплешься. А мой башмак сам тебе на голову упал потому, что ты свою голову везде разбрасываешь. Куда мой башмак не упадет, везде почему-то твоя голова…

— Я свою голову нигде не разбрасываю, — сказала Паля. — Я её на подушку ложу.

— Значит, она у тебя такая большая, что в неё все башмаки попадают.

— Ты помолчи, — сказал старший домовой. — А игрушку я тебе сам сделаю, только я тоже ещё не умею. Вот этот врун, когда меня научит, я тогда тебе и сделаю, а не буду у этой глупой девчонки воровать, все равно у неё уже больше ничего нет, я уже всё украл.

— Ага, — обрадовано сказала Паля. — Значит, все-таки украл!

— Ничего, я не крал, я просто так сказал.

— Прошу всех немного помолчать, — сказал отец. — Урок изготовления игрушек будет тоже на следующей неделе, а пока слушайте меня, иначе я сделаю так, что у вас не будет голосов. Я их отберу и засуну куда-нибудь, а потом забуду куда, и будете вы все ходить совсем безголосые.

Домовой замолчал, Паля тоже, она знала, что папу лучше слушаться потому, что он, хоть и добрый, но все равно волшебник.

— Добрые, они бедные. Почему? — спросите вы.

— Не будем мы у тебя спрашивать, — проворчал домовой. — Ты нам совсем говорить не разрешаешь, хочешь у нас голоса отобрать. Что мы, дураки какие, спрашивать? Чтобы у нас потом голосов не было, да?

— А потому, — спокойно продолжил отец. — Что добрые, если у них появляются деньги, они их раздают бедным людям. А злые богатые, как раз потому, что они никому ничего не дают, а только отбирают у всех.

Злые, поэтому и богатые потому, что чем больше они отберут, тем станут богаче, а добрые они поэтому и бедные потому, что чем больше они раздадут, тем станут беднее. Домовые снова засмеялись.

— Вот сказал, так сказал, это тоже все знают. Ты расскажи, почему злые волшебники сильнее добрых? Отец задумчиво почесал в затылке.

— Может быть потому, что добрые не хотят никого обижать оттого, что им всех жалко, даже злых?

— Ты зачем нас спрашиваешь? — спросила Паля. — Это ты нам должен рассказать, почему добрые волшебники — слабые, а не спрашивать у нас. Мы сами ничего не знаем.

— Это ты ничего не знаешь потому, что ещё маленькая и глупая, — буркнул домовой с бродой. — А мы, домовые, все знаем.

— Вот тогда сам и скажи! — сказала Паля и скорчила маленькому домовенку страшную рожицу, чтобы тот испугался. Но он и глазом не повел, а только сказал старшему домовому.

— Вот и расскажи, папа, этим большим глупым дылдам почему злые, всегда сильные, а то они совсем ничего не знают, а ты у нас самый умный.

— И скажу, я много чего знаю, — сказал гордо старший домовой. — Злые они потому сильные, потому что все время со всеми воюют. Они выдумают всякое плохое волшебство, а потом на всех его напускают, поэтому всегда побеждают. Потому что, то, что придумает злой волшебник, добрый никогда не придумает. У добрых волшебников мозги совсем не так работают, они у них совсем плохие. Хорошо, я сказал?

Все домовые захлопали в ладоши, а старший домовой спустился с лавки, подошел к отцу и подергал его за штанину. Тот согласно кивнул, а глаза у него стали почему-то совсем грустные.

— Сказал хорошо, главное ясно.

— Вот поэтому они всегда и сильней, — ещё более гордо продолжил домовой. — Вот потому у этой глупой девчонки и нет сейчас мамы, потому что злой волшебник утащил её к себе в замок.

Отец громко закашлялся, чтобы Паля не услышала, что говорит старший домовой, но было уже поздно.

— Папа, это правда? — спросила она.

— Нет, неправда, — хором закричали все домовые. — Он просто так это сказал. Но Паля не слушала их, она посмотрела отцу прямо в глаза, чтобы тот не мог соврать. Тогда тот вздохнул и тихо сказал.

— Да, это правда, дочка. Я сам только вчера вечером об этом узнал. И я не хотел говорить тебе раньше времени, чтобы ты не расстраивалась. Ты же ещё была маленькая, я думал, подожду немного, пока ты подрастешь, а мама, может быть, к этому времени и сама вернется.

— Ничего, я не подросла, я и сейчас маленькая, — сказала сердито Паля. — А ты мне уже сказал, и я расстроилась. И все из-за этих противных домовых…

Она свирепо оглянулась, но никого не увидела, в зале уже не было никого, исчезли и домовые и горгульи, хоть Паля и не представляла, как они смогли незаметно уйти, они же почти каменные и такие тяжелые, что когда ходят, то стоит такой грохот, словно камни бьются о камни.

— Трусы! — крикнула Паля. — Плохие и подлые, рассказали мне все, а сами убежали. А что я теперь буду делать? Она расплакалась.

— Папа, а почему ты мне вчера не сказал? Отец грустно улыбнулся и прижал её к себе.

— Вчера ты была ещё маленькая, — сказал он. — И я не мог тебя оставить одну, чтобы пойти за мамой. А теперь могу, потому что ты уже выросла.

— Ничего, я не выросла, — сказала Паля сквозь слезы. — Я все ещё маленькая. А если злой волшебник тебя заколдует навсегда? Что я буду делать здесь одна? Противный домовой рассказал, хоть его никто и не просил, что злой волшебник тебя сильнее, потому что ты — добрый…

Он же тебя точно убьет или превратит в какую-нибудь букашку! И будешь ты каким-нибудь кузнечиком, и мама тоже. Вам-то будет хорошо с мамой вместе, а я? Я, что, останусь, совсем одна? Отец погладил Палю по голове и тихо сказал.

— Ну, не такой уж он и сильный, он только очень подлый и хитрый.

— А может он уже маму совсем заколдовал? — спросила Паля сквозь слезы. — А ты пойдешь её спасать, а спасать будет некого, ты и сам пропадешь, а я опять останусь одна и тоже умру…

Она заревела в полный голос, а отец молчал и только гладил её по голове. Она долго плакала, пока слезы не кончились, а потом сердито спросила.

— И когда ты, наконец, пойдешь её спасать, а то мне без мамы уже совсем плохо стало? Отец ласково улыбнулся.

— Завтра и пойду после завтрака. А чего теперь ждать? Я же только ждал, пока ты вырастешь. А теперь ждать больше нечего…

Останешься в доме за главную, будешь тут всеми командовать. А я совсем ненадолго, только туда и обратно. Отец вздохнул.

Паля понимала, что он боится за неё, но делать-то нечего, она же действительно выросла, вчера она была младше на целый день, а сегодня старше на день, значит ему надо идти.

Да и кто спасет их маму кроме него? Он же добрый волшебник, это его обязанность всех спасать. Вот был бы он злой, тогда никуда бы не надо было идти, злым волшебникам всегда жить легче…

А доброму волшебнику, хочешь — не хочешь, все равно иди, всех спасай…

— Ты горгулий с собой возьми, — посоветовала она. — Все равно они ничего не делают, только на крыше сидят, а у них и когти и хвост костлявый, вот пусть и воюют. Отец покачал головой.

— А кто замок и тебя защищать будет? Как только узнают, что я ушел, вся же нечисть из болот и лесов повылезает. Они всё здесь разорят, всех убьют и съедят. И деревню сожгут, а я обещал её защищать. Теперь, когда я уйду, тебе придется самой со всей этой нечистью воевать.

— А я умею? — спросила сердито Паля. — Я же ещё маленькая, хоть и стала старше на целый день, я даже ещё не решила, буду я доброй, или злой волшебницей…

Она снова заплакала, и опять долго плакала, пока слезы снова не кончились.

— А ты уже уходишь, так нельзя, — продолжила она, вытирая слезы. — Так совсем неправильно.

— Да, — согласился отец. — Так нельзя. Только я не знаю, как можно. Если ты знаешь, скажи мне, я тоже тогда буду знать…

— Ты все сам знаешь, — сердито сказала Паля. — Ты большой, а я маленькая, хоть и уже большая. Мне будет трудно и страшно, а тебя не будет, и мамы нет… С кем я тогда плакать буду? Отец только вздохнул и осторожно спустил её на пол.

— Ну вот, обо всем и поговорили, — сказал он. — Теперь мне нужно идти собираться в дорогу. Дорога дальняя, да и злой волшебник очень сильный, а я тут недавно простыл, когда мост строил. Меня мама лечила, да немного не долечила.

— Ты и сейчас ещё громко кашляешь, — сказала Паля, — а туда же пошел воевать. Я сейчас на тебя буду ругаться.

— А кто нашу маму спасать будет? — спросил тихо отец. — Ты ещё маленькая, хоть и большая, а я кашляю. Что, получается некому? Получается, пропадай, наша мама, так?

— Я просто так сказала, — проворчала Паля. — Ты все равно иди, только оденься потеплее.

— Хорошо, я одену теплый шарф, — сказал отец и пошел к двери. Паля проводила его взглядом и задумалась, стоит ли ей ещё плакать, или уже хватит. Подумала, подумала, и решила, что потом поплачет, а сейчас ей надо много дел всяких сделать.

Прежде всего нужно отцовского Трога накормить, а то завтра он полетит и упадет от голода, и папа разобьется вместе с ним. Теперь, когда мама попала в плен к злому волшебнику, она должна за всем следить. Больше получается некому…

Да, и за котом надо было посмотреть, а то он наверное уже залез на чердак и гоняется за летучими мышами. А они полезные, и маме нужны для всякого колдовства…

Мама у Пали, конечно же, была ведьма. Так было кем-то давным-давно заведено, если отец волшебник, то мама всегда ведьма. И у Пали мама была самая настоящая ведьма, у неё и волосы были рыжие, как у всех ведьм. Только глаза у неё были неправильные, потому что у ведьм они должны быть зеленые, а у мамы они были черные.

Сначала глаза, когда мама родилась, были голубые, а потом почернели неизвестно почему. Так ей папа рассказывал. У Пали её голубые глаза никак не чернели, что было ей, конечно, обидно. Она хотела быть похожей на маму, а все никак не получалось. И волосы были белые, как у отца, а не рыжие…

Она сердито топнула ногой, увидев маленького домовенка, выглядывающего из норки.

— Не подглядывай за мной, я на вас всех рассердилась, — сказала она и пошла во двор к Трогу.

Трог был очень ленивый, он лежал на лужайке, распластавшись на траве словно серая каменная глыба и не шевелился. Паля ударила его граблями, ручка обломилась, а он даже не пошевелился.

Она задумалась, разбудить Трога всегда было тяжело, но обычно грабли помогали, а теперь они сломались. Что ей теперь делать? Как его разбудить? Она обошла Трога и подошла к его голове.

— Немедленно просыпайся, а то я на тебя рассержусь! — крикнула она в самое ухо. — Я же знаю, что ты меня слышишь. Трог даже не пошевелился, словно никто ему в ухо и не кричал.

— Ладно, как хочешь, — сказала она, задумчиво разглядывая двор. Рядом в траве она увидела ежа, тот фыркал и ползал вокруг Трога, думая, что это гора.

— А если я тебе в нос засуну ежа, тебе это понравится? — спросила она. Трог по-прежнему делал вид, что не слышит её, но его ноздри вдруг закрылись прозрачными кожаными заслонками.

— Ага… — сказала Паля. — Вот ты себя и выдал! Значит ты меня слышишь. А если я засуну ежа тебе в уши? Ушные бугорки Трога, сложились и исчезли, словно у Трога и не было никогда ушей. Паля растерянно захлопала глазами, потом сказала с обидой.

— Ты — плохой, я на тебя тоже обиделась. Я хотела тебя накормить перед дальней дорогой. Ты же завтра полетишь вместе с папой воевать со злым волшебником, а ты даже не хочешь со мной разговаривать. Глаза у Трога неожиданно распахнулись, он посмотрел на неё своими желтыми огромными глазами, потом лениво зевнул.

— Ты сказала — еда? — проревел он. — Где?

— Вот еда, — сказала Паля, показывая на мешочек с морковкой, который она принесла с собой. Трог недоуменно посмотрел на морковку, потом захохотал так, что у неё даже уши от его хохота заложило, так было громко.

— Она вкусная, — сказала обиженно Паля, — и полезная, в ней много витаминов. А тебе лентяю нужно их побольше есть, может быть ты тогда не будешь столько спать…

Отсмеявшись, Трог закрыл глаза и больше их не открывал, чем бы она его не пугала.

— Ладно, — сказала Паля, ставя мешок прямо перед носом Трога. — Проголодаешься, все равно съешь. А мне надо на чердак…

Она пошла, громко топая ногами, чтобы он слышал, как она уходит, а потом спряталась за каменную статую, которая иногда работала фонтаном, но сегодня почему-то ленилась, и стала подсматривать за Трогом.

Тот открыл глаза, посмотрел вокруг, а когда никого не увидел, вытянул свой длинный желтый язык и схватил морковку. Он проглотил её вместе с мешком и снова закрыл глаза.

— Вот так-то лучше! — сказала сама себе Паля. — Трога я накормила, пойду смотреть за котом. Интересно, а у Трога живот не заболит оттого, что он и мешок съел? Надо будет у папы спросить, а то Трог, он же совсем глупый, не понимает, что мешки есть нельзя. А то ещё заболеет, а лечить некому, мамы-то у них теперь совсем нет, её злой волшебник себе забрал. Тут Пале опять стало грустно, и она немного поплакала, и только потом вошла в дом.

На чердаке кота не было, летучие мыши вниз головой висели в ряд на длинных жердочках, которые придумал и сделал для них папа. Мыши спали, только самая старая и самая большая из них открыла глаза и посмотрела внимательно на неё.

— А … маленькая хозяйка, — сказала она. — Зачем пришла? Паля вытерла пыль со старинного кресла, которое здесь всегда стояло, и села.

— Я пришла, — сказала она, — чтобы узнать, не беспокоит ли вас кот?

Паля на чердаке до этого была всего несколько раз, и всегда с папой, а он ей всегда говорил, что с летучими мышами нужно разговаривать очень вежливо, иначе они обидятся и улетят, и тогда ей попадет от мамы, которая с ними дружит.

Старая мышь отпустила жердочку, но не упала, а, расправив свои крылья, полетела, она покружилась вокруг Пали и села на спинку кресла.

— У нас с котами пакт о ненападении, — сказала она, сладко зевнув. — Этот вопрос мы решали долго, но на последнем заседании совета всех летучих мышей мы приняли этот договор. Теперь мы котов не трогаем, так что можете за своего кота не беспокоиться. Паля покачала головой и погладила мышь по шелковистой шкурке.

— Я не о коте беспокоюсь, — сказала она, — а о вас. Он же большой и сильный, а вы маленькие.

— Что? — удивилась летучая старая мышь. — Вы беспокоитесь о нас? Очень интересно, и неожиданно приятно нам это слышать. Но вы, маленькая хозяйка, должны знать, что мы может быть и невелики по размерам, но нас очень много.

К тому же у нас есть по всей земле друзья и родственники. И если кто-то решит напасть на нас, то ему придется сражаться со всеми летучими мышами, которые только есть в этом мире. Последняя война, насколько я помню,… была лет триста назад, и была она с Трогами, а не котами.

А с котами мы воевали,… совсем не стало памяти, лет семьсот назад. Мы, кажется, тогда победили…

Страшная, надо сказать, была битва. Коты позвали всех своих родственников, были львы, леопарды, и барсы, а также коты всех мастей и размеров.

Пух и перья летели со всех сторон, иногда даже солнце закрывалось от кошачьего пуха, так его в этих котах оказалось много.

К нам тогда на помощь из далекой Африки прилетели летучие собаки, они тоже мыши, только большие, у них к котам тоже накопилось много обид, ещё с тех времен, когда коты…

— Я прошу прощения, — сказала Паля, она встала и сделала низкий поклон, как её учила мама. — Все, что вы рассказываете, мне очень интересно, но, к сожалению, у меня сегодня много дел. Мой папа уезжает завтра воевать со злым волшебником, который забрал нашу маму, поэтому мне нужно все приготовить для долгого путешествия.

— Война? — спросила старая мышь. — Война со злым волшебником? Это плохо… мы не любим войн. Мы любим со всеми договариваться, а не воевать. Значит, он поедет за вашей мамой…

— Да поедет, — кивнула Паля. — Завтра, на Троге.

— А, вот это хорошо, — сказала мышь. — Мы будем следить за всеми событиями, и все вам рассказывать. Можете не беспокоиться, вы будете первыми получать сводки с арены военных действий. На вас будут работать наши лучшие корреспонденты, они будут наблюдать за происходящим из разных укромных мест, и уже завтра вы все будете знать.

— Большое спасибо, — поклонилась Паля. — Я очень вам благодарна.

Летучая мышь взлетела, сделал круг перед её лицом, отчего у Пали зашевелились волосы, как от ветра, потом зацепилась за жердочку и закрыла глаза.

— Новости будут завтра, — сказала она сонным голосом. — Приходите в это же время… Контракт заключен.

Паля ещё немного постояла, но летучая мышь больше ничего не сказала, тогда она спустилась с чердака и пошла к отцу, он сидел в своем любимом кресле и опять смотрел на белый потолок и ничего не делал.

— Вот так ты готовишься к войне, — сказала Паля с укором. — Ничего не делаешь, а только смотришь в потолок. Сейчас же начинай готовиться, а то я на тебя ругаться буду! Отец вздохнул.

— Я как раз и готовлюсь. Вспоминаю заклинания, которые смог бы использовать против злого волшебника…

— Ты должен не этим заниматься, — сказала Паля. — Ты должен достать свой меч, наточить его, потом побегать вокруг замка, чтобы завтра быть в хорошей форме, а только потом можешь вспоминать свои заклинания…

— В этой войне нужны хорошие мозги, — сказал отец, — а не кулаки и мечи.

— Ну, делай, как знаешь, — вздохнула Паля. — Вечно ты меня не слушаешь, потом не жалуйся, если тебя злой волшебник победит.

— Ладно, не буду жаловаться, — улыбнулся отец. Паля хотела уже дальше идти, но потом вспомнила, что она хотела у него спросить.

— Я тут только что была на чердаке, там старая мышь, она очень умная, сказала так много всяких слов, которые я совсем не поняла. Вот я пришла к тебе, чтобы ты мне все объяснил, — сказала она.

— Хорошо, — кивнул задумчиво отец. — Спрашивай.

— Что такое контракт? Что такое сводка? Что такое пакт? Что такое новости? Уф! Все остальные непонятные слова, я кажется, уже забыла…

— Контракт, пакт, договор, — объяснил отец, — это почти одно и то же, просто когда люди о чем-то договорились, они потом называют это одним из этих слов. А сводка, новости, — это рассказ, про то, что где-то произошло.

— Ничего не понимаю, — сказала Паля. — Если это одно и тоже, то зачем говорить тогда разными словами?

— Я и сам не знаю, — пожал плечами отец. — Может быть для того, чтобы казаться умным? Сказал какое-нибудь никому неизвестное слово, и все начинают думать, что ты сказал что-то очень важное, раз ты говоришь так непонятно. А на самом деле, ты просто говоришь обо всем старом, которое всем известно, только другими незнакомыми словами…

— Это глупо, а не умно, — сказала Паля. — Нужно говорить так, чтобы тебя все понимали, а если ты говоришь непонятные слова, это значит, что ты просто всех обманываешь!

— Ты думаешь, что тебя обманула летучая мышь? — спросил отец, с любопытством разглядывая её.

— Конечно, обманула, — сказала Паля. — Запутала меня совсем.

Ладно, я пошла на кухню готовить ужин, а ты все равно готовься к войне, я потом приду и посмотрю, что ты делаешь.

— А ты разве знакома с кухонной феей? — спросил удивленно отец.

— Нет, ни с кем я не знакома. Я даже про домовых раньше не знала, — сказала Паля. — Но сейчас пойду и познакомлюсь. Вот, сам подумай, ты сидишь тут и ничего не делаешь, мамы нет. Если и я буду ничего не делать, то как мы будем жить без ужина?

— Ты разговаривай с ней вежливо и почтительно, — сказал папа. — Кухонная фея, она же королевских кровей. У неё все родственники короли и королевы…

— А у меня все родственники волшебники, — сказала Паля. — Но я же про это никому не рассказываю, потому что нельзя много о себе воображать, иначе все подумают, что хвастаешься. Наша кухонная фея, похоже, большая хвастунишка!

Отец рассмеялся, но тут же сделал вид, что просто закашлялся. Паля сердито посмотрела на него и пошла на кухню.

Паля открыла проскрипевшую, а может, что-то проворчавшую дверь, и оказалась в большой просторной комнате.

На стенах висели блестящие кастрюли и сковородки, а посередине стоял большой стол и плита. Паля никого не увидела, но на всякий случай громко сказала.

— Нужно приготовить ужин на двоих. Кухонная фея, сейчас же готовьте! Я знаю, что вы здесь, только от меня почему-то прячетесь.

Сначала была только тишина, только дверь, закрываясь, опять что-то проворчала, а потом…

— Это кто тут кричит? — спросил сердитый голос. — Это кто такой здесь нашелся, чтобы командовать на моей кухне? Я если рассержусь, то, ты сразу пожалеешь о том, что решила здесь покомандовать.

Паля ещё раз оглядела кухню, но снова никого не увидела.

— А кто это говорит? — спросила она.

— Кто, кто? — из норы вылез старший домовой и залез на высокую табуретку. — Кухонная фея и говорит, она всегда сердитая, и на всех ругается.

— А ты молчи, — сказал все тот же голос. — Посуду всю побил, а вчера две лепешки со стола стянул. Хулиган и вор! Я на тебя буду жаловаться!

— Ах, как мне страшно, — сказал домовой, строя страшные рожи неизвестно кому. — Я тебя совсем не боюсь. Я — главный по дому, а значит и по кухне. Ты меня должна бояться и слушаться, а не наоборот.

— Я? Тебя? Слушаться? Сейчас как дам по твоей башке половником, сразу поймешь, кто здесь главный.

Откуда-то сверху слетела вниз, махая прозрачными небольшими крылышками, самая настоящая фея, она была одета в красивое прозрачное платье, а на поясе у нее был завязан маленький аккуратный фартук. Она приземлилась на стол и, уперши руки в бока, сказала.

— Даю тебе две секунды на то, чтобы ты исчез, иначе я объявляю тебе войну. Есть тебе давать не буду, ни тебе, ни всем твоим прожорливым деткам, все норки замурую, чтобы ты сюда даже попасть не мог, и ещё кота на тебя напущу.

— Ой, ой, ой, как страшно, — сказал домовой и стал слезать с табуретки. — Ты думаешь, я тебя испугался? Да, у меня просто много дел, я же главный во всем доме. Ты же сама потом меня просить будешь, чтобы я тебе принес свежей травки с огорода, или морковки какой, а может капусты…

— Одна секунда уже прошла, — сказала фея. — А вторая уже на половине пути…

Кстати, раз ты об этом заговорил, ты не знаешь, кто у меня сегодня украл морковку? Я её положила в коридоре, а потом, смотрю, её там нет…

— Мне нужно проверить, что там во дворе, — пробурчал домовой и юркнул в норку. — А тебя я совсем не боюсь. И морковку я твою не брал, мы морковку не едим, от неё потом живот болит. Фея сердито посмотрела ему в след и потом перевела взгляд на Палю.

— Так, а ты здесь почему командуешь? Кто ты такая? Паля вежливо поклонилась.

— Позвольте представиться, — сказала она очень вежливо, как её учила мама. — Я — дочь мамы и папы, и я стану скоро волшебницей, я только ещё не решила, какой я буду, доброй, или злой…

Фея вспорхнула с табуретки и облетела её со всех сторон, обдувая ветром со своих крылышек и села обратно на табуретку. Размером она была даже больше домового, это сначала она показалась Пале маленькой.

— Значит, ты — дочь, — сказала фея задумчиво. — Ты подросла, я помню, раньше ты была вся красная, и волос у тебя на голове почти не было. Зубов кстати у тебя тоже не было, а теперь вон их появилось сколько. Наверно, с такими зубами постоянно есть хочется?

— Не постоянно, — сказала Паля. — А только, когда в животе бурчит.

— И теперь… — фея сделала паузу, — когда у тебя выросли зубы, ты решила, что можешь тут командовать. Так?

— Я не хотела командовать, так получилось, — вздохнула Паля. — Я просто пришла познакомиться…

— А где твоя мама? — спросила фея. — Я её уже несколько дней не видела.

— Она пошла, — сказала Паля. — Нет, не пошла, полетела в одно селенье, там люди все заболели. Вот она и отправилась туда людей лечить, а её схватил злой волшебник и утащил в свой замок. А папа сказал, что я теперь выросла, и завтра он пойдет воевать с этим злым волшебником для того, чтобы он отдал мою маму. Так что я завтра уже буду здесь главная…

— Как ты думаешь, не многовато ли главных для такого маленького замка? — спросила задумчиво фея.

— Я не знаю, — пожала плечами Паля. — Я в других замках не бывала, но, если вы не хотите, чтобы я была главной, я не буду. Но кто тогда будет обо всем заботиться? Мамы нет, папа улетит завтра на Троге. Может быть вы будете обо всех нас заботиться, раз вы королевских кровей?

— Мое дело — кухня, — сказала фея. — И я тут главная, потому что я вас всех кормлю. А кто у вас в замке будет главным, это вы без меня решайте. Фея задумалась, потом тихо сказала.

— Значит, Гракс почувствовал свою силу, если решил с твоим папой повоевать. Гракс, так зовут того волшебника, что забрал к себе твою маму, он вел себя подозрительно тихо в последнее время, никого не обижал, ни с кем не ссорился…

— А мне плакать хочется, — сказала Паля. — Ему воевать хочется, а мне плакать из-за него хочется… Зачем он мою маму забрал?

— Возможно решил, что может справиться и с твоей мамой и с твоим папой, — сказала фея. — Значит, он что-то придумал, волшебник он не очень умелый, но всякие хитрости придумывать он мастер.

— Мне маму жалко, он её, наверно, уже заколдовал, — сказала Паля, и у неё сами собой полились слезы.

— Заколдовать твою маму совсем не просто, — сказала фея. — Она ведьма со стажем, Граксу с ней не справиться. А вот поймать её в какую-нибудь хитрую ловушку, он может.

— Пусть поймал в ловушку, — сказала Паля. — Мне-то все равно от этого плохо.

— Так, — тяжело вздохнула фея. — И ты значит решила, что, если Гракс поймал твою маму, то ты теперь можешь заливать мою чистую аккуратную кухню своими солеными слезами и тут командовать? Так? Паля пожала плечами и вытерла слезы.

— А кто теперь будет командовать, если все от меня совсем уезжают, и я остаюсь совсем одна? А слезы сейчас кончатся, они у меня почему-то теперь быстро кончаются, а раньше я часами могла плакать.

Фея недовольно покачала своей маленькой аккуратной головкой с пышными золотистыми волосами до пояса и сердито спросила.

— Ты конечно же знаешь, что такое соус Бешамель? И ты знаешь, как приготовить простое незамысловатое рагу из овощей, с приправой из полевых трав, и горькой полыни? Ты конечно же знаешь сколько должен стоять африканский сидр под дубом в полнолунье, чтобы он потом не закисал? Как сделать салат из брюссельской капусты, чтобы им можно было вылечить бородавку на руке? Голос у феи становился все громче и громче.

— Ты все это знаешь? Так?

— Нет, — сказала грустно Паля. — Я всего этого не знаю.

— Ну так вот, — сказала фея. — До тех пор, пока ты это не узнаешь, чтобы ноги твоей не было на моей кухне!

— А что мы будем есть на ужин? — спросила Паля растерянно. — Мы, что, теперь совсем ничего есть не будем, раз я этого всего не знаю? Фея засмеялась и сказала.

— Есть вы будете то, что я приготовлю. А теперь вон отсюда! Даю тебе две секунды на то, чтобы отсюда убраться…

— Но, — сказала Паля. — Завтра папа поедет воевать, ему же надо теперь хорошо питаться, да и в дорогу надо еду заготовить…

— Это не твоя забота, а моя, — сказала фея. — Я — кухонная фея, и ещё никто не посмел сказать, что у меня люди голодают. И никогда никто не скажет! Так, одна секунда уже прошла, а вторая на полпути…

Паля слезла с табуретки и пошла к двери.

— Я же хотела, как лучше, — сказала она, открывая дверь.

— Время кончилось! — выкрикнула фея. Паля тут же захлопнула дверь, которая на этот раз злорадно сыграла какой-то веселый марш, и вздохнула.

— Злюка, какая-то, — сказала она сама себе. — А ещё королевских кровей…

Она вздохнула и уныло побрела по коридору. Ей уже совсем не хотелось быть главной, она хотела, чтобы мама и папа всегда были дома.

За ужином отец сидел тихо, с ней не разговаривал и о чем-то думал, поэтому Пале скоро стало скучно. Стояла такая тишина, что даже было слышно, как галдят вороны за окном, расхаживая важно по Трогу и выклевывая из складок его толстой кожи всяких жучков, которые туда забирались, думая, что это не Трог, а камень.

Паля вздохнула и проворчала, размазывая кашу по тарелке. От всех этих переживаний, свалившихся на неё, ей совсем не хотелось есть.

— Соус Бешамель, африканский сидр, а мне опять есть кашу… Отец улыбнулся одними глазами, но ничего не ответил.

— Это кто тут недоволен ужином? — ту же раздался голос кухонной феи, она появилась неизвестно откуда и опустилась на обеденный стол. — Опять ты, дочь мамы и папы?

— А что вы мне постоянно только одну кашу даете? — спросила Паля, спрятав свою улыбку в тарелку с кашей и подумав о том, что ужин может получиться все-таки интересным.

— Дети должны есть кашу потому, что в ней есть сила, — сказала фея назидательно. — Когда дети едят кашу, они становятся толстыми и сильными…

— И очень противными, — сказал вылезший из своей норки старший домовой. Фея пренебрежительно окинула взглядом домового и продолжила.

— Она быстро растут…

— И становятся длинными и очень глупыми дылдами, — продолжил домовой.

— Если ты будешь перебивать меня, — сказала фея, — я напущу на тебя кота прямо сейчас, хоть я с тобой кое в чем и согласна.

Но перебивать нельзя, особенно меня потому, что мои предки вас взяли к себе в услужение и научили вас всему, чем вы сейчас так гордитесь. А до этого вы были простыми дикими хулиганами…

— Ой, ой, ой, какие мы грозные! — сказал домовой. — Кота я не боюсь, это раз, и он, вообще, во дворе гоняется за воронами. А во-вторых, мы уже жили на этих землях, когда вы сюда пришли, значит мы древнее вас и умнее.

— Это кто древнее и умнее? Ты? Хулиган и тунеядец?

— Хватит ссориться, — сказал тихо отец. — Паля сидит и вас слушает, а ей совсем незачем знать все эти слова.

— Паля, Паля, — проворчал домовой. — У тебя вечно на уме одна Паля. Не беспокойся ты так, присмотрим мы за ней, да и эта кукла королевских кровей с неё глаз не спустит, что я её не знаю что ли…

— Ты кого назвал куклой, грязный хулиган?

— Я на прошлой неделе мылся, ничего я не грязный…

— Не на прошлой неделе, а в прошлом году! Ещё и врун!

— Если бы я мылся, как ты, каждый день, то у меня бы уже и кожи бы не осталось, я бы всю её смыл.

— Да у тебя кожа, как у Трога, её нужно скребком целый месяц скоблить, столько на ней грязи накопилось, и все равно не отчистишь!

— А у тебя…

— Помолчите, пожалуйста, — сказал отец. — Дайте мне немного подумать. Фея вздохнула и подлетела к отцу.

— Мы, правда, присмотрим за ней. Я обещаю.

— А орки? — спросил отец. — А тролли? А гарпии и дикие Трогы? С ними-то вы не справитесь. Да, и горгульи тоже вряд ли в этом большие помощники…

— Ничего, мы что-нибудь придумаем, — сказала фея.

— Придумаем, придумаем, — передразнил домовой. — А кто будет думать? Ты что ли?

— Вы зачем меня пугаете? — подняла свою голову от каши Паля. — Мне никто никогда не говорил ни про каких орков и про этих, как их, гарпий…

— А ты ничего не бойся, — сказал отец. — Я вернусь через два дня, за это время ничего страшного не произойдет. И это я не тебе говорил, я им говорил на всякий случай…

— На какой такой случай? — встревожилась Паля. — Не надо никаких случаев, надо наоборот, чтобы ты через два дня был дома вместе с мамой. Можешь, конечно, немного задержаться на целый час, но и только. Ты меня понял? А то, если не понял, я на тебя сейчас ругаться буду, как мама. Она же на тебя всегда ругается, когда ты задерживаешься…

— Понял, понял, — сразу согласился отец и как-то странно посмотрел на домового и фею. Домовой сразу сказал.

— У меня дел много, мне идти надо, а тут ещё на меня котом грозились, так что я ухожу очень даже на всех обиженный…

— Можно подумать у меня дел нет, — проворчала фея, — да у меня на кухне ещё больше дел, чем у тебя. Мне продукты надо собирать в дорогу, а тебе, балбесу, ничего не надо. В общем, я тоже пошла. Фея вспорхнула со стола и улетела, а домовой юркнул в норку.

— Ушли, — сказала задумчиво Паля. — И чего приходили? Могли бы и в другом месте поругаться… Нет, им надо, что их всех слушали… Отец грустно улыбнулся.

— Нам с тобой тоже надо идти. Тебе пора спать, а мне ещё надо всякие нужные вещи в дорогу собирать.

Он взял Палю на руки, отнес в её маленькую спальню, положил на кровать и поцеловал сначала в один глаз, а потом в другой.

— Это для того, чтобы тебе плохие сны не снились, — сказал он и махнул рукой светлячкам. Они сразу стали тише летать, а некоторые совсем потухли, стало немного темно.

Паля вздохнула, подумала о том, что надо пораньше завтра встать, чтобы проводить отца, и сразу заснула.

Утром, когда она проснулась, солнце уже висело над её окном и светило прямо в глаза. Она на него немного поворчала, но потом вспомнила, что сама хотела сегодня пораньше встать, а значит солнце и не виновато. Она одела платье, которое висело на стуле, сандалии и пошла умываться.

Вода была холодной потому, что ленивое солнце как всегда ещё не успело нагреть воду, поэтому Паля, зажмурилась и плеснула себе в лицо несколько капелек. Но их почему-то все равно оказалось много, они разлились по всему лицу и даже по платью, и она чуть-чуть как всегда замерзла.

Паля вытерла холодные капельки большим и теплым полотенцем, и сразу спустилась вниз в обеденный зал, её каша стояла на столе, но отца за столом не было, как и его чашки.

Паля испугалась, что он уже уехал, поэтому быстро съела три больших ложки каши, и поспешила во двор. Отец был там, он прилаживал какую-то сложную упряжь к Трогу, а тот стоял и злился, что его разбудили в такую рань. Паля подошла к отцу и сказала.

— А я подумала, что ты так тихо и подло от меня уехал, и даже мне ничего не сказал. Отец улыбнулся, взял её на руки и бросил вверх прямо на мягкую подстилку Трогьего седла.

— Ты на меня не ругайся, — сказал он, — а лучше посмотри, все ли там правильно сделано. Паля немного покачалась на мягкой подстилке из пуха и сказала.

— Вроде, все правильно. Я не падаю, значит и ты не упадешь. Бери меня обратно. Отец протянул свои руки снова ставшие очень длинными и аккуратно вытащил её из седла.

— Тогда давай прощаться, дочка, — сказал он. — Я со всеми остальными уже попрощался, осталась только ты.

— Ладно, — сказала Паля и крепко обхватила его за шею. — Помни, долго со злым волшебником не воюй, а то я тебя ждать буду. Просто маму у него забери и сразу домой. Понял?

— Все понял, дочка, — сказал отец и чмокнул её в щеку. — Со злым волшебником долго не воевать, маму в седло и обратно.

— Да, — сказала Паля. — И веди себя хорошо. Ни с кем не задирайся и не спорь. Время на всякую ерунду не теряй. Если будешь задерживаться, хотя бы на одну минуту, сразу пошли мне весточку, чтобы я тебя напрасно не ждала. У меня и так без тебя будет много дел, чтобы ещё за тебя переживать…

— Хорошо, — сказал отец, опустил её на землю и стал выращивать себе ноги, чтобы залезть на Трога. Паля и оглянуться не успела, как вместо папы, перед ней остались только его коленки.

Он сел в седло, и снова став маленьким, помахал ей рукой. Трог заурчал, разогреваясь, потом вперевалку побежал по двору. У каменного забора он неуклюже подпрыгнул и полетел, расправив свои огромные крылья.

Сначала он летел низко, но потом долетел до края утеса, на котором стоял замок, и ухнул вниз. Паля даже глаза закрыла от страха, а потом когда открыла, Трог уже стал маленькой серой тучкой на горизонте.

— Ну вот, — сказала Паля задумчиво сама себе. — Я теперь стала самая главная, пойду, посмотрю, как у нас дома дела идут…

 

Глава вторая

Она поднялась на крыльцо и не спеша пошла по замку, который всегда был её домом. Звук шагов прятали ковры на полах, а со стен на неё смотрели портреты её предков.

Они все тоже были волшебники, только давно умерли. Пале вежливо поклонилась портретам и задумалась о том, что же она теперь будет делать. Ей никогда не нравилось оставаться совсем одной, но так получалось, что мама и папа всегда были заняты, и она все равно оставалась одна.

Мама — ведьма, постоянно летала то в одно селение, то в другое, потому что любила лечить людей, а они все почему-то любили болеть.

Конечно, Пале не нравилось, когда мама куда-то улетала.

И однажды, давным-давно, целых полгода назад, она хорошо подумала и решила, что, если маме так нравится лечить кого-нибудь, то пусть лучше лечит её. И летать никуда не надо, и ей будет с ней весело.

И Паля сказала, что у неё болит голова, и ещё, что у нее очень разболелся ревмокардит, про эту болезнь она как-то услышала, когда мама папе рассказывала про одного больного.

Но мама почему-то не поверила ей, что она очень больна, и придумала такое подлое лекарство, от которого Паля сразу выздоровела. Мама сказала, что от головы и от ревмокардита помогает только одно средство — крокодил.

Паля тогда не знала, что крокодил, — это очень даже страшное животное, а подумала, что наоборот, вкусное лекарство, и сразу с готовностью открыла рот, чтобы съесть лекарство.

И из маминой медицинской сумки вылез крокодил, сначала он был совсем маленьким, но прямо на её глазах, взял и подрос, а когда он свою пасть открыл, где вся она могла уместиться среди его больших и желтых зубов, словно это он был болен, а Паля — лекарство, а не наоборот. Паля тут же испугалась и крикнула, что уже все прошло, и она выздоровела.

Мама рассмеялась, засунула крокодила обратно в сумку, а ей дала конфету.

— Конфета тебе поможет вылечиться от вранья, хотя и это очень тяжелая болезнь, — сказала она. — Конечно, крокодил бы лучше тебя вылечил, но я его возьму с собой, вдруг кому-то из больных тоже нужно будет такое серьезное лекарство. Но, если ты по-прежнему считаешь, что ты больна, то я, конечно, оставлю его дома…

— Мне уже стало лучше, — сказала Паля, испуганно разглядывая крокодила, глядящего на неё из сумки и жадно щелкающего своими зубами. — Я даже думаю, что мне показалось, что я заболела ревмокардитом, а на самом деле я совсем здорова. Мама закрыла сумку, и крокодила не стало видно.

— Не всех мне так быстро удается вылечить, — сказала мама. — Видимо, в этот раз мне просто повезло. Она поцеловала Палю и ушла, а Паля с тех пор всегда сначала очень долго думала, стоит ли ей чем-нибудь заболеть, а потом всегда решала, что лучше будет, если она заболеет как-нибудь в следующий раз.

Отца у Пали строил мосты через реки, дома, мельницы и даже целые деревни, придумывая для этого всякие сложные заклинания, и поэтому тоже часто уезжал из замка. И тогда Паля оставалась совсем одна, если не считать того, что с ней оставалась сладкоголосая леди.

Это была кукла почти с Палю ростом, она знала много всяких слов и учила этим словам Палю. Сладкоголосую леди придумал папа, ещё когда паля была совсем маленькая, кукла была волшебной и умела не только говорить, но и ходить, и была совсем, как живая. Она учила Палю, как она должна была правильно ходить и разговаривать, что она должна делать, и что не должна ни в коем случае.

Но с ней не так давно случилась беда, она упала с кровати и, наверно, сильно стукнулась головой, потому что после этого она сначала стала заикаться а потом вообще перестала говорить.

Паля отнесла сладкоголосую леди к маме, чтобы та её вылечила, но мама была сначала очень занята, а потом вообще уехала в ту деревню, где сильно болели люди, и оттуда уже не вернулась. А папа, взглянув на куклу, только покачал головой.

— Её уже не исправишь, — сказал он. — Слишком сильны повреждения, проще сделать новую. Но я её делать не буду, потому что куклы делают для маленьких детей, а ты уже выросла.

Так она осталась без куклы. Пале было, конечно, жаль сладкоголосую леди, кукла была с ней с самого рождения, и сколько она себя помнила всегда была рядом, но, если честно признать, то сладкоголосая леди в последнее время стала очень ворчливой, и постоянно ругала Палю и ничего ей не разрешала.

А только повторяла, что Паля должна быть благовоспитанной девочкой, что она не должна никогда ни с кем драться и не гулять одна по замку потому, что в таком огромно доме возможны всякие неприятности для маленькой девочки.

Слушая её, можно было подумать, что в замке Пале было с кем подраться, а неприятности ждут её за каждым углом, хоть она ни разу ещё не видела ни одной неприятности, и даже не знала, какие они бывают.

Как только Паля об этом подумала, то сразу решила найти эти неприятности, узнать, где они живут, и может быть, если удастся, то с ними и подраться. Она свернула на темную лестницу, ведущую в подвал, потому что уже давно хотела там побывать, а сладкоголосая леди раньше никогда её туда не пускала.

Она спустилась вниз по лестнице и остановилась, потому что стало совсем темно. Солнце сюда не заглядывало, и дальше идти было совсем страшно, тем более, что откуда-то снизу из подвала доносились чьи-то тяжелые вздохи.

— Наверно, это неприятности дышат, — подумала Паля. — Они там меня поджидают, чтобы со мной подраться.

Для того, чтобы их увидеть, нужен был свет. А где его взять, если она не догадалась взять с собой ни спичек, ни фонаря, ничего? Она же не знала, что там, где находятся неприятности, так темно.

Паля задумалась и думала долго, целых две секунды, может даже больше, потом на всякий случай огляделась вокруг, но никого не увидела в такой черной темноте.

Тогда она тяжело вздохнула по-взрослому и сделала маленькое волшебство — выдохнула из себя огонь.

Точнее это волшебство само сделалось потому, что Паля была из семьи волшебников, все её родственники были волшебники, и мама и папа, да и все остальные, которые уже умерли. Правда, про то, что она уже умеет делать волшебство, Паля ещё никому не рассказывала, ни маме, ни папе, и они, наверно, думали, что она совсем ещё ничего не умеет. Правда, в этом Паля до конца не была уверена.

А этому волшебству её научил Трог, они его умеют делать очень хорошо потому, что они так защищаются, выдыхая огонь. А для этого надо только очень сильно захотеть, тяжело вздохнуть, как взрослые, ну и ещё конечно кое-что…

Паля знала про это кое-что, потому что ей рассказал Трог после того, как она его поколотила граблями. Трогу всегда нравилось, когда она его колотила, это для него было что-то вроде щекотки.

Паля была очень осторожна, потому что уже знала, что все волшебство откуда-то берется и куда-то исчезает. Если ничего не зная, начнешь делать волшебство, то можно таких дел наворотить, что потом тысяча волшебников не смогут разобраться отчего, все в этом мире так изменилось, и стало так плохо.

Нужно быть очень умным и много знать, и только тогда можно делать волшебство, так ей всегда говорил папа.

Паля, конечно, была ещё не очень умной, и знала тоже ещё не очень много, но она была из семьи волшебников, и осторожность у неё в крови сидит, она слышала, как это папа маме говорил. К тому же сегодня она осталась в замке самой главной, и ругать её было некому, если она что-то сделает неправильно.

Поэтому она ещё раз тяжело вздохнула и выдохнула ещё один небольшой пучок пламени, который на этот раз попал на факел, который висел на стене, и тот загорелся.

Стало даже очень хорошо светло. Паля довольно рассмеялась и потянулась за факелом, но не достала, потому что он очень высоко висел. Она подпрыгнула, но все равно не достала.

Паля на факел рассердилась и хотела ещё одно волшебство сделать, пока никто её не видит, но тут она услышала голос старшего домового.

— Ты чего тут прыгаешь? — спросил он, вылезая из небольшой норки.

— Хочу и прыгаю, — ответила Паля. — А твоё какое дело? Я здесь самая главная, что хочу то и делаю.

— Я тоже главный, — сказал домовой. — Я может даже тебя намного главнее, только я очень скромный, и об этом никому не говорю.

— Никакой ты не скромный, — сказала Паля, — а очень даже большой хвастун.

— Я — хвастун? — удивился старший домовой. — Да, я сама скромность, про меня даже, когда я был совсем маленький, все так и говорили, вот идет сама скромность. Паля засмеялась.

— А про меня ничего не говорили, но ты все равно все врешь.

— Ладно, — согласился домовой. — Сейчас я, конечно, не такой скромный, как был раньше. Так чего ты тут прыгаешь?

— А я факел хочу достать, — сказала Паля. — А рост у меня ещё маленький, хоть я и уже большая. Домовой её внимательно оглядел.

— Да, действительно, хоть и большая, а маленькая, наверно, каши мало ела.

— А ты откуда знаешь про кашу? — спросила Паля, с подозрением глядя на домового. — Опять подглядывал?

— Больно надо за тобой подглядывать! — возмутился домовой. — Ничего я за тобой не подглядывал, только один раз посмотрел, и все. Ну может, и не один раз, а много раз, я уже забыл…

— Да, — вздохнула Паля. — Если бы я за завтраком съела бы не три ложки, а пять, я может быть была бы уже длинной дылдой…

— Точно, точно, — согласился домовой. — А что сейчас будешь делать? Опять прыгать?

— Да, нет, — вздохнула Паля. — Хватит уже прыгать, напрыгалась. Сейчас я лучше думать буду. Домовой сел прямо на каменный пол и с интересом уставился на девочку.

— Давай думай, а я посмотрю, как ты это делаешь. Паля вздохнула.

— Что-то не получается, это, наверно, из-за тебя. Пока тебя не было, я хорошо думала.

— А зачем тебе факел? — спросил домовой.

— Хотела в подвал сходить, — сказала Паля. — Посмотреть что там и как? Я же теперь главная, вдруг там что-то надо сделать…

— Нечего там смотреть и делать, — сказал домовой. — Там в подвале одни крысы, большие такие, и всегда есть хотят.

— Если ей так надо, давай её туда сводим, — послышался чей-то тоненький голосок, и из норки вылез самый маленький домовенок. — Пусть её крысы съедят! Старший домовой задумался.

— И действительно, — сказал он. — Как я до этого сразу не додумался? Пусть съедят, а мы как будто тут ни при чем, мы как будто просто мимо проходили.

— Ага, — засмеялся домовенок. — А крысы нам спасибо ещё скажут. Благодарить будут за то, что мы им такую вкусную девочку привели.

— Давай, так и сделаем, — согласился старший домовой. — Лезь за факелом, а то без факела она не пойдет, испугается.

— Это кто испугается? — возмутилась Паля. — Это вы сами испугаетесь, а я никого ещё не боюсь. Я ещё маленькая, хоть и большая, и не знаю кого бояться. А крысы, они очень страшные?

— Страшнее не бывает, — сказал маленький домовенок и полез по стене наверх к факелу. — У них зубы, как у тебя пальцы, а глаза, как у твоей противной куклы, и голос такой же. И пищат так же, как она пищала, — не подходи ко мне, не подходи ко мне… Паля с подозрением посмотрела на домовенка и спросила.

— А это не ты случайно уронил её с кровати?

— Нет, — крикнул сверху домовенок. — Что я не понимаю что ли, что кукла эта твоя, за неё и заругать могут. А я ей только по носу как дал, чтобы не пищала, и все. А она сама упала, не знаю почему…

— Так я и знала, — вздохнула Паля. — Так вот из-за кого кукла сломалась. А я все думала, кто же её сломал? Почему, думаю, она упала? Раньше никогда не падала, а тут раз и упала…

— Не приставай ко мне, — сказал сердито домовенок. — Твою куклу никогда не видел, в первый раз про неё слышу, и палкой по голове её не бил три раза…

— Ну-ка, ну-ка… рассказывай, как было дело? — нахмурилась Паля. — А то папе скажу, что это ты куклу сломал. Домовенок посмотрел на старшего домового, тот неодобрительно покачал головой.

— Теперь уж говори, раз сам признался.

— Ничего я не признавался…

— Рассказывай! — потребовала Паля. Домовенок добрался до гнезда, в котором был закреплен факел, сел там, свесив ноги, и пожал плечами.

— Ну, дело было так, я себе спокойно шел по кровати, а она как закричит, — уйди от меня, домовых не бывает, ты — галлюцинация! Ну я и дал ей палкой по голове, чтобы не обзывалась. Какая я — галлюцинация? Я — домовой, только ещё маленький, у меня папа домовой и мама домовой, а она сама — галлюцинация. А потом она, как закричит, — спасите, убивают. Ну, я ей палкой по голове и дал. А чего она раскричалась? Я же шел себе спокойно, ни на кого не кричал…

— Так, — печально вздохнула Паля. — Куклу мою сломал, а она была моя лучшая подруга…

— Ну и что? — засмеялся домовенок. — Подруга у тебя была глупая, скоро и ты бы такой же стала.

Так что ты мне должна быть за это благодарна, может, ты ещё поумнеешь теперь без куклы, хотя конечно вряд ли, ты уже, наверно, от неё глупостью заразилась.

Старший домовой снова неодобрительно покачал головой и сказал Пале.

— Ты обещала своему папе не рассказывать. Слово волшебника — закон!

— Да, знаю я, — вздохнула Паля. — Я хоть ещё и не волшебница, я только ещё собираюсь ею стать, если не передумаю. Ладно, не расскажу.

— Давай её крысам скормим, — предложил домовенок. — Тогда она точно никому ничего не расскажет.

Паля улыбнулась.

— Вы зачем меня пугаете? — спросила она. — Вам очень нравится, когда все вокруг чего-нибудь боятся, да? Я же знаю, что папа сказал вам за мной присматривать и оберегать меня.

— Сказать, то сказал, — согласился домовой. — Но уж больно ты какая-то неугомонная, за тобой не углядишь. Вот сведем тебя в подвал, там тебя крысы съедят, а мы скажем, вот мол не углядели. Глядели, глядели, да не углядели…

— Может, я ещё в подвал не пойду, — сказала Паля. — Мне может быть там совсем не понравится.

— Вот и не ходи, — сказал старший домовой. — Иди в свою комнату, там сиди и не высовывайся, тогда тебя точно никто не съест.

— Так факел доставать, или не доставать, — крикнул домовенок сверху, он уже долез до факела, и теперь, громко сопя от усилия, пытался его вытащить.

— Хитрые вы оба, — сказала Паля. — Совсем вы меня уже обманули. Значит, я буду сидеть в своей комнате, а вы сами станете везде главные, так? Нет, я пойду в подвал, и везде пойду. Доставай уже факел!

— Мы тебя только предупредили, — сказал старший домовой. — А так иди конечно, крысам тоже что-то есть надо, а такая девочка, как ты, толстая и упитанная, им очень даже понравится…

Домовенок вытащил факел и уронил его вниз, потому что факел был тяжелый, а домовенок маленький, и он не смог его в руках удержать. Старший домовой едва успел отскочить, а так факел упал бы прямо на него, и может, даже бы его убил. Факел стукнулся о каменный пол, откатился в сторону и потух.

— Ну вот, теперь, стало совсем темно и страшно, — сказал домовенок сверху. — Как я теперь вниз спускаться буду? Я же обязательно упаду.

— Точно упадешь и разобьешься. Так тебе и будет надо, это тебе будет за мою куклу, — сказала Паля мстительно. — Будешь тогда знать, как меня пугать, как моих кукол ломать, а потом ещё крысы придут и тебя съедят, а я убегу.

— Папа, папа, — закричал домовенок. — Мне очень страшно. Я не хочу падать. Меня эта противная девчонка совсем испугала…

— Посиди там немного, — сказал старший домовой откуда-то из темноты. — Потерпи, пока ещё не падай. Я сейчас из норки гнилушку принесу, и станет светло.

Я только вот вход в норку найти не могу из-за тебя. Как вот отскочил от стены, так ничего найти и не могу. Кажется, я уже сам заблудился. А где эта противная девчонка? Голос её слышу, а где она не знаю…

Паля подобрала факел, он упал прямо у её ноги, потом тяжело вздохнула по-взрослому, сделала волшебство, и факел зажегся.

— Ладно уж, — сказала Паля. — Вот вам свет. Так кто кого больше напугал; — я вас, или вы меня?

— Мы тебя, — сказал обрадовано домовенок и стал осторожно спускаться, цепляясь за камни на стене. — Ты даже огнем задышала. Значит ты больше испугалась, я же огнем не дышу, правда, папа?

— Правда, правда, — сказала старший домовой, вылезая из норки и таща за собой большую гнилушку. — Огнем ты не дышишь. А она дышит, прямо не девочка, а какой-то Трог. Если она теперь всегда будет огнем дышать, она нам всех крыс распугает, потом придется бегать по лесу, снова их всех обратно собирать.

— А… так вот в чем дело, — сказала Паля. — Так вы специально из леса крыс привели, чтобы они меня съели. Я все папе и маме расскажу, и они вас ругать будут.

— Глупая ты все-таки, — сказал домовенок. — Крыс мы привели не тебя есть, а совсем другое.

— А что другое? — спросила Паля.

— Идем в подвал, — сказал домовенок. — Мы тебе покажем, только я сейчас на тебя залезу, а то идти далеко. А ты, дылда большая, так что и не почувствуешь, что я на тебе сижу.

Он полез на Палю, цепляясь за её чулки и платье. Лез он долго, и Пале было щекотно от его маленьких рук, но она сдержалась, и только, когда он залез на её плечо, захихикала. Домовенок удивленно на неё посмотрел и сказал.

— Это у тебя наверно что-то уже с головой, ты давай лучше иди, и ты, папа, тоже на неё залезай. Пусть она нас возит, ей все равно, она же большая…

— Нет, — покачал головой старший домовой. — Я пойду коротким путем, а ты езжай на ней, чтобы дорогу показывать, а то она заблудится, потом придется её везде искать.

— Ничего я не заблужусь, — сказала Паля.

— Ты уже иди, — пискнул под ухом домовенок. — А то мне что-то стало скучно на тебе сидеть. Лучше бы я с отцом пошел, уже бы сейчас в подвале был, крыс бы уже дразнил…

— Ну, и не надо было на меня лезть, — сказала Паля. — Вот бы и шел сам по себе, а не щекотался бы.

Она подняла факел повыше, чтобы было лучше все видно, и пошла вниз по ступенькам.

Подвал был большим. Свет от факела стоял рядом с Полей, как будто тоже боялся темноты, и освещал только маленькое пространство вокруг неё.

— А теперь куда идти? — спросила Паля.

— Прямо и иди, — сказал домовенок. — Я скажу, когда сворачивать. А, если ты совсем ничего не видишь, то другой свет зажги, или огнем дыши.

— Как зажечь? — спросила Паля.

— Да очень просто, — вздохнул домовенок. — Какая-то ты совсем бестолковая. Вон там на стене висит большая ручка, вот ты за неё и дерни. У меня не получается, я хоть и умный, но во мне веса мало, а в тебе, дылда, много…

— Будешь обзываться, — сказала Паля. — Я тебя вниз сброшу и ещё случайно на тебя наступлю, потому что ты мне прямо в ухо кричишь, и это очень даже неприятно.

— Посмотрите, какие мы нежные, — засмеялся домовенок, но заговорил уже намного тише. — Вот и ходила бы везде сама, а не звала бы нас.

— Никто вас и не звал, — сказала Паля, подходя к стене. — Сами ко мне пристали. Я и без вас сама бы в подвал сходила.

На стене действительно висела какая-то ручка, Паля дернула её вниз. Ручка немного поупрямилась, но потом все-таки опустилась, и откуда-то появился свет, он был совсем неяркий, но весь подвал осветил. Свет был какой-то странный, он то исчезал, то снова появлялся.

— Это зеркала, — пояснил домовенок. — Они на крыше стоят и солнечные лучики ловят, а потом их сюда в подвал направляют. А когда облака на небе, то они солнце от зеркал закрывают, поэтому свет то есть, то его нет. Этот свет твой папа придумал специально для того, чтобы нам работы добавить, словно нам совсем делать нечего.

— Как это так? — удивилась Паля.

— А вот так. Теперь мы каждый день эти зеркала чистим, а то на них всякая грязь собирается. Ты, давай, иди уже, а факел воткни вон в ту подставку, он теперь тебе ни к чему.

Подвал действительно был большой, а теперь при свете стал совсем не страшный, и никаких крыс нигде не было видно. А было чистенько так, светло и тепло, только все равно кто-то где-то тяжело дышал. Паля пошла прямо и дошла до больших железных дверей.

— Дверь-то открывай, — сказал домовенок. — Какая-то ты все равно бестолковая, совсем на тебе ехать медленно. Бежал бы по норкам, давно бы уже на месте был. Паля потянула за ручку, а дверь даже не пошевелилась.

— Не так, дылда, — сказал с вздохом домовенок. — Вон там видишь светлая такая заклепка, на неё нажать надо. Паля нажала, дверь заскрипела и отворилась, а перед ней открылась круглое помещение, куда выходило много дверей. Они все были закрыты, а на полу сидел старший домовой.

— Ждал вас, ждал, уже хотел спать лечь, подумал, что вы заблудились, хоть тут и негде. Вы чего так долго шли?

— Не знаю, — пожала плечами Паля, отчего домовенок подпрыгнул и взвизгнул. — Это он мне дорогу показывал.

— Не надо плечами дергать, — крикнул он, — а то я вниз упаду. Не можешь спокойно разговаривать, лучше молчи.

— Ну ладно, раз пришла, я тебе все расскажу, — сказал старший домовой. — Вот за этой дверью подземный ход, он далеко идет, даже я не знаю, куда. А за этой дверью живут крысы, мы их выпускаем, когда много рыбы приходит.

— Куда приходит? — спросила Паля.

— А вот открой эту дверь, — сказал домовой. — Она легко открывается, надо только вон за ту ручку потянуть. Паля потянула, дверь открылась и перед ней показалась глубокая яма, по краю которой шли каменные ступеньки.

— Ты туда не ходи, — посоветовал старший домовой, — а то утонешь. Сейчас прилив, вода высоко поднимается, а когда она уходит, остается рыба. Мы её собираем и несем на кухню, чтобы кухонная фея нас кормила. А если очень много рыбы приходит, то отдаем в деревню, они нам за это зерно всякое дают, чтобы тебе кашу делать.

Но бывает, когда на море шторм, мы рыбу не достаем, потому что вода не уходит, тогда рыба становится плохая, вот тогда мы крыс и выпускаем, чтобы они её съели. Им все равно что есть, плохое, или хорошее, у них такие луженые желудки, все что угодно, переварят…

Это твой папа придумал эту яму, когда замок строил, чтобы у нас всегда еда была…

Паля заглянула в яму, там было темно, и слышно было как, кто-то там тяжело дышал.

— А дышит там кто? — спросила она.

— А никто там не дышит, — крикнул домовенок. — Это волны между собой шепчутся. Раньше я тоже думал, что там великан живет, а потом оказалось, что одни волны.

— Понятно, — сказала Паля и закрыла дверь, хоть ей все равно было ничего непонятно, а потом показала на другие двери.

— А эти куда ведут? Старший домовой пожал плечами.

— Я не знаю, они всегда закрыты. Мне тоже было сначала интересно, я даже несколько норок пытался туда проложить, но ничего не получилось. Там какое-то волшебство твой папа придумал, копаешь норку, копаешь, а она вдруг обратно выходит, словно по кругу прошла. Паля подергала каждую из этих дверей, и у неё ничего не получилось, двери были как каменные, даже не пошевелились.

— А на крыс можно посмотреть? — спросила Паля.

— Это пожалуйста, — сказал домовой и подошел к другой двери, он постучал по ней каким-то особенным способом, и она открылась.

В большой комнате на каменном полу лежали крысы, они были большие и толстые. Одна из них недовольно подняла голову.

— Что опять уже есть? — спросила она. — Неохота нам, наелись уже до отвала.

— Мы их утром уже пускали в яму, — пояснил домовой. — Они все едят, даже траву морскую…

— А мы вам девчонку привели, — крикнул домовенок, — чтобы вы её съели. Жирную такую, вкусную, только очень глупую, поэтому вы её голову не ешьте, а то сами глупыми станете, а все остальное, пожалуйста…

— Да? — удивилась крыса и встала, она подошла к Палиным ногам, подняла голову, и, слеповато щурясь, стала на неё смотреть. — Запах у девочки хороший, вкусный и знакомый. Она встала на задние лапы и поклонилась.

— Здравствуйте, молодая хозяйка. Долго здравствуйте.

— А ты откуда узнала, что она молодая хозяйка? — крикнул сверху домовенок. — Может это совсем чужая девчонка? Крыса засмеялась, мелким смехом, словно горошины раскатились по каменному полу.

— Ты совсем дурачок, домовенок, — сказала она. — От неё же волшебством пахнет. А ты её дразнишь и дразнишь, вот она вырастет и превратит тебя в лягушку, или в таракана.

— Ничего она меня не превратит, — крикнул домовенок, испуганно поглядывая на Палю. — Я сам, может быть, её превращу, в кого-нибудь.

— Ни в кого ты её не превратишь, — сказала крыса. — У тебя и силы такой нет, а у неё есть, и большая сила, только она ещё в ней дремлет. А вот, когда девочка вырастет, тогда берегись…

— Последние новости, последние новости! — неожиданно послышался тонкий писк, и в комнату влетела летучая мышь. — Трог волшебника упал в болото и завяз…

— Здравствуйте родственники, — мышь сделала круг над крысами. — Как ваше здоровье? Все ли хорошо?

— У нас хорошо, — ответила крыса. — А как у вас?

— Ты рассказывай, давай, — вздохнул старший домовой. — А то ничего непонятно. Как Трог упал? Почему упал? И что случилось с нашим хозяином? Мышь сделала ещё один круг, потом повисла вниз головой, зацепившись ногами за камень в стене.

— На Трога напали гарпии, он отбивался огнем, но силы были неравными, и гарпии столкнули его в болото.

— А что волшебник?

— Он не успел ни одного заклинания сказать, его остановило волшебство злого волшебника.

— Ой! — испугалась Паля. — Он живой?

— Пока, очень даже живой, — сказала мышь. — Вылез из болота и идет по земле. Быстро идет, спешит, а за ним гонятся орки.

— Что? — растерянно спросила Паля. — Какие такие орки?

— А… простые, — махнула крылом мышь. — Не злого волшебника. Он с ними справится, но не сразу, конечно. Ему сначала надо силу волшебную вернуть…

— А куда вся сила делась? — спросила Паля.

— Куда? Куда? — сказала ворчливо мышь. — Сначала было заклинание злого волшебника, а потом налетели гарпии, потом Трог упал в болото, потом волшебник пошел пешком к замку злого волшебника. Такова хронология событий…

— Хроно, что? Мышь полетела к двери.

— У нас контракт на известия, а не на объяснения их. Будут новые известия, узнаете первыми, а пока, до свиданья. Паля растерянно посмотрела, как летучая мышь улетает, и заплакала.

— Ты чего плачешь? — крикнул маленький домовенок. — Твой папа сам волшебник, он никого не боится…

Паля взяла домовенка в руку и осторожно спустила на землю, не слушая больше, что он ещё там говорит.

И пошла обратно в дом. Ей, после того, как она услышала плохие известия, сразу захотелось побыть одной, чтобы хорошенько поплакать. Очень было жалко папу и Трога, и ещё ей стало немного страшно. Все как-то получалось не правильно.

Она ему сказала, чтобы он не задерживался, только взял маму и домой.

А теперь что получается? Трог застрял в болоте, папа пошел пешком, а за ним бегут ещё какие-то орки. Она вышла из подвала, поднялась по лестнице, пришла в свою комнату, села на кровать и, закрыв лицо руками, стала плакать.

Как он теперь маму домой повезет, если Трога нет? А пешком он будет идти долго, целый год наверно, а может даже ещё больше. Он придет, а Паля уже будет совсем старая, как её бабушка на портрете в коридоре…

— Ну, уж нет! — сказала вслух сама себе Паля. — Я на это не согласна. Я пойду и вытащу сама Трога из болота, а когда папа придет с мамой, они все вместе на Троге домой полетят.

Она как об этом подумала, так сразу и решила пойти на это болото.

— Только это дело совсем не простое, — сказала Паля, рассматривая себя в зеркало, оттуда на неё смотрела совсем маленькая девочка с заплаканными глазами. — К нему нужно очень хорошо подготовиться.

Она немного подумала, потом достала из-под кровати большую сумку, в которой она раньше игрушки держала, и, которые теперь у неё все украли домовые, и пошла в комнату мамы и папы.

— Раз сладкоголосая леди болеет, — сказала Паля сама себе. — Я возьму с собой мамину ведьмину книгу и папину волшебную книгу.

В этих книгах все про всех написано, мама уже об этом ей давно рассказала и показала, где эти книги лежат. А читать Паля научилась, ещё когда сладкоголосая леди с ней была, это она её читать и учила, правда только разные скучные книги о том, как должна вести себя хорошая девочка, в какие скучные игры играть, и какую скучную одежду носить.

Волшебные книги, конечно, были толстые и тяжелые, и в сумку никак не помещались. Паля их толкала, толкала, а они никак не хотели в неё залезать. Может быть, им сумка не понравилась, а может быть, просто в сумку специально не лезли потому, что не хотели из дома выходить, этого она не знала, но все равно на книги очень рассердилась.

— Вы плохие, — сказала она им. — У нас дома беда, мне ваша помощь нужна, а вы даже совсем не хотите мне помогать.

Паля даже устала и вспотела, пока книги в сумку засовывала, капельки пота на носу собрались, а потом вообще в нос залезли, так что она даже чихнула.

— Ты чего чихаешь? — спросил тоненький голос, и из норки вылез маленький домовенок. — Это ты в подвал ходила, и теперь наверно простыла, и скоро помрешь.

— Ага, — сказала Паля. — Очень ты этому, смотрю, обрадовался. Вот иди и радуйся в другом месте, а мне с тобой совсем не интересно, и у меня дел всяких много.

— Каких таких дел? — сразу заинтересовался домовенок. — Если по дому, то нет у тебя никаких дел, потому что, мы — домовые все сами делаем. И вообще, скоро обед. Какие могут быть дела, если уже скоро есть будем?

— Я пойду Трога из болота вытаскивать, — сказала Паля. — А вы тут оставайтесь, главные, как и хотели, и ко мне не приставайте.

— Папа, папа, — закричал домовенок в норку. — Эта глупая девочка совсем с ума сошла, собирается идти в болото Трога вытаскивать.

— Чего ты здесь раскричался? — спросила сердито Паля. — Хочешь покричать, иди во двор, там и кричи, а здесь не кричи, ты мне мешаешь книжки в сумку запихивать.

— Ха, ха, ха, — рассмеялся домовенок. — Книжки вон какие большие, они в такую маленькую сумку не поместятся. Эти книжки сделаны для больших сумок, а для маленьких сумок нужно найти маленькие книжки.

— Где я тебе найду маленькие книжки, если мне нужны именно эти? А большую сумку я сама не унесу. Паля сердито бросила книжки и сумку на пол, села с ними рядом и задумалась.

— Вот если бы книжки стали маленькие, они бы в сумку влезли, — сказал домовенок. — А так у тебя ничего не получится.

Давай лучше, пойдем обедать, а то кухонная фея сказала, что пока тебя не накормит, то и нам ничего не даст.

— А я-то думаю, что ты так обо мне забеспокоился? Скоро обед, скоро обед, пойдем есть, — сказала Паля. — А оказывается вас без меня совсем никто и кормить не собирается. Так вот запомни, никуда я не пойду, пока книжки в сумку не засуну.

— А ты и не засунешь, — сказал домовенок. — Потому что мало каши ела…

— Отстань от меня, — рассердилась Паля. — Ты мешаешь мне думать.

Значит, если книжки будут маленькие, они в сумку влезут, а большие не влезут…

Значит нужно сделать так, чтобы они стали маленькие!

— Ох, ты и придумала, — покатился от смеха по полу домовенок. — Как же они станут маленькими, если они уже стали большими. Это маленькие книги могут вырасти, а большие маленькими стать уже не могут, это такой закон жизни.

— Отстань от меня со своим глупым законом, — сказала Паля и открыла папину книгу.

Она читала конечно ещё не очень хорошо, да и папа писал в своей книге плохо, буквы у него были все какие-то кривые и неровные. И написано было так много, что, может быть, ей придется читать всю жизнь, чтобы найти то, что ей нужно, если оно вообще в этой книге есть. Вот если только книга вдруг сама не откроется на нужном месте…

Паля посмотрела на домовенка, тот все смеялся и не обращал на неё внимание, тогда она вздохнула по-взрослому и сделала небольшое такое волшебство, почти незаметное, но книга вдруг сама себя стала листать и открылась в середине.

— Как сделать большое — маленьким, — прочитала Паля и обрадовалась, это ей и надо было. Там были написано заклинание, а к заклинанию было приписано папиным почерком.

— Если будешь его использовать, Паля, то будь очень осторожна. Если что-то неправильно сделаешь, то сама станешь маленькой.

— Я аккуратно, папа, — сказала Паля и оглянулась на домовенка, тот сразу перестал смеяться и испуганно посмотрел на неё.

— Ты с кем тут разговариваешь? — спросил он. — Тут никого нет, кроме меня, а твой папа, он к злому волшебнику пошел, его тут точно нет.

— Папа, папа! — закричал домовенок снова в норку. — Девчонка-то совсем сумасшедшая стала, со своим отцом разговаривает, которого тут совсем нет.

— Не кричи, — сказал старший домовой, вылезая из норки. — Я уже давно все слышу. Что тут у вас опять случилось?

— Ничего не случилось, только эта глупая девчонка собралась идти в болото, чтобы Трога вытаскивать, а теперь книжку читает и со своим отцом разговаривает, совсем все мозги потеряла после того, как с нами в подвал сходила.

— Девочка, — сказал старший домовой. — Ты в болото не ходи, оно далеко. Это на Троге лететь быстро, а ногами, да ещё такими маленькими, тебе придется долго идти. А ты и дороги не знаешь, можешь заблудиться. Там и лес есть, и горы, и звери разные плохие…

— А кто Трога из болота вытащит? — спросила Паля. — Может быть ты сам пойдешь?

— Нет, — сказал домовой, — я Трога из болота не вытащу, он тяжелый, да, и ты не вытащишь. Его никто не вытащит, он там теперь жить будет, пока твой папа не придет, или пока совсем не утонет. Он же тяжелый, а болото оно мягкое, вот он провалится на самое дно и утонет. А может уже утонул, и тогда тоже идти туда не надо…

— Так вот как ты плохо думаешь, — сказала грустно Паля. — А я думаю так, папа пошел к злому волшебнику пешком. Он долго идти будет, а когда вернется Трога уже не будет, его болото съест, а может какое чудовище, или орк какой-нибудь. Папа придет обратно, а Трога нет, его съели. И папа домой целый год возвращаться будет. Ты, наверно, этого хочешь, да?

— Ты меня совсем запутала, — сказал домовой. — Я не так думаю, я по-другому думаю.

— Ну, говори, если ты по-другому думаешь, что нам сделать, чтобы все совсем не так было?

— Я думаю, что не надо ничего делать, — сказал домовой, почесав свой длинный нос. — Все само по себе сделается. Трог посидит в болоте, ему надоест, и он вылезет. Ну, конечно, если не утонет, болото-то оно знаешь какое мягкое…

— Не верю я тебе, — сказала Паля. — Мне папа говорил, что ничто само по себе никогда не делается. Если хочешь, чтобы что-то было, нужно сначала это что-то сделать.

— Мой папа — домовой всегда все правильно говорит, — крикнул домовенок. — Я вот ничего не делаю, а у меня все есть, и игрушки, и еда. Вчера вот лепешки ел, очень вкусные…

— Лепешки твой папа у меня из кухни украл, — сказала неизвестно откуда появившиеся кухонная фея, — а игрушки утащил вот у этой девочки. Он их не делал, а просто украл, а это плохо, когда кто-то у кого-то ворует.

— Ты молчи! — сделал страшную гримасу домовой. — Ты ничего не знаешь. А эта девчонка собралась из болота Трога вытаскивать.

— Никаких Трогов никто сейчас вытаскивать не будет, — сказала фея решительно и подперла свои бока руками, — потому что сейчас будет обед. Все есть будут, а Трогы подождут, они терпеливые. Она повернулась к Пале.

— Пойдем кушать, девочка. Голодная ты никуда не сможешь идти. Если ты каши не поешь, ты у тебя сил не будет, и ты где-нибудь на дороге ослабеешь и упадешь. Поэтому, давай, сначала поедим, а потом что-нибудь вместе придумаем, насчет Трога. Согласна?

— Есть я конечно хочу, — сказала задумчиво Паля. — Только времени мало. Но, и тут вы правильно говорите, голодная далеко не уйдешь, голодная я очень устаю, и у меня голова кружится. Ладно, пойду есть вашу кашу.

— Сегодня на обед не только каша, — сказала обиженно фея. — Сегодня вы будете есть рыбу с кашей.

— Да уж, — вздохнула Паля, — разница огромная, только с первого раза и не поймешь. Все равно же каша, хоть и с рыбой…

— Тебе не нравится, как я готовлю? — спросила фея. — Может быть, ты сама будешь теперь готовить? Может быть ты уже стала такая большая, что тебе самой готовить очень просто?

— Я ещё пока маленькая, — сказала Паля. — Но, когда я вырасту, я сама вас буду кормить одной кашей, а потом послушаю, что вы скажете.

— Каша полезна для маленьких детей, — сказала, нахмурившись, кухонная фея. — А вот, когда ты вырастешь, я тебя совсем другой едой кормить буду.

— Я уже, наверно, от этой каши совсем никогда не вырасту, — сказала грустно Паля и пошла в обеденный зал. Домовой и домовенок побежали по своим норкам, и когда она пришла, они уже сидели на столе. А фея исчезла и появилась только в зале в своем красивом переднике.

На столе вместе с феей сразу появилась тарелка с кашей для неё, а домовые свою еду сразу утащили в свою норку, и Паля даже и не успела рассмотреть, чем их кухонная фея кормит.

Она проголодалась, потому что утром только три ложки каши съела, а сейчас ей нужно много было есть, чтобы хватило на всю дорогу до болота. Фея расхаживала по столу, сложив свои крылышки за спиной, как красивый прозрачный плащ, и о чем-то сосредоточено думала, а потом она спросила.

— Значит, ты думаешь, что тебе нужно идти в болото вытаскивать Трога? Паля кивнула и съела ложку каши. То ли оттого, что она сильно проголодалась, то ли оттого, что она готовилась к длинной дороге, каша показалась ей очень вкусной, как и рыба.

— А мне твой папа сказал, чтобы мы присматривали за тобой. Паля опять кивнула и отправила в рот следующую ложку каши.

— Но мы не сможем за тобой присматривать, если ты будешь в болоте, а мы останемся здесь…

Паля съела последнюю ложку каши и последнюю рыбу, и стала думать над тем, стоит ли ей попросить добавки, или она уже лопнет.

— Получается, что если ты пойдешь одна, то мы не будем за тобой присматривать. А мы слово дали, и я, и домовой, а свои слова нужно исполнять. Что? Уже съела? — удивилась фея. — Ещё хочешь? Нет? Ну, тогда пей компот. Фея махнула рукой, и на столе появилась кружка с компотом, а сама фея продолжила свою прогулку по столу.

— Итак, перед нами задача: либо мы идем с девочкой в болото и продолжаем присматривать за ней, либо мы никуда её не пускаем. Связываем её крепкими веревками и не даем ей никуда идти. Паля от удивления даже компот перестала пить.

— Как это вы меня свяжете?

— Да вот так, — отмахнулась раздраженно фея. — Свяжем и все, когда ты спать ляжешь.

— Но папа сказал, что я здесь остаюсь за главную, а главных связывать нельзя!

— Всех связывать можно. Главный — не главный, тут важно только крепко связать, главных надо только крепче связывать, чтобы они не вырвались и не стали везде командовать. Хорошо бы конечно ещё и рот чем-то закрыть…

— А я волшебница, — сказала Паля. — Я тебя в муху превращу.

— Да, — вздохнула фея. — Она ещё и волшебница, хоть и маленькая, и ничего не умеет. Это получается совсем как-то плохо. Как за такой девочкой присматривать? Могли бы какие-нибудь инструкции оставить прежде, чем уходить: как с этой девочкой разговаривать, и как её уговаривать не делать разные глупости. Или бы сразу сказали: свяжите её и всё, пусть сидит связанная и никому не мешает.

А как ты собралась из болота Трога вытаскивать?

— Не знаю, — пожала плечами Паля. — Там в болоте что-нибудь и придумается. Я с собой книги возьму: мамину ведьмину, в ней много всего про разные болезни, и папину, в ней все про то, что и как строить. Может быть, в них где-нибудь и написано, как Трогов из болот вытаскивать…

— Да, — сказала фея. — Книги — это правильно, это, конечно, хорошо, но только все дело в том, что книги из замка выносить нельзя. А если их ты потеряешь, или кто-то их от тебя отберет? А что если попадут они в чужие руки, и кто-то станет устраивать всякие плохие волшебства вокруг?

Тогда будет беда, все вокруг поломается и испортится, даже погода… Паля засмеялась и допила компот.

— А я никому их не дам и никогда не потеряю.

— Только я должна тебя предупредить, что книги — книгами, но волшебство не из книг берется, а из самого человека. Ладно, — сказала с вздохом фея. — Твой папа мне не говорил, чтобы я тебя никуда не отпускала, значит идти ты можешь. Отсюда вывод. Ты поела? Ну, и иди себе, куда ты там собралась, а мне ещё надо посуду мыть. Брысь из-за стола!

— А что связывать меня никто уже не будет? — спросила Паля с любопытством.

— Нет, пока никто не будет, — сказала фея. — Но при одном условии. Посмотри на улицу, видишь, солнце уже опускается. Ты пока соберешься, будет совсем темно, а ночью идти никуда не надо, потому что будет темно и ничего не видно. Поэтому ты собирайся в дорогу, а пойдешь завтра утром, когда солнце снова появится.

— Ладно, — согласилась Паля. — Я и сама так подумала, что ночью ходить страшно, ночью я, наверно, лучше спать буду.

— Тогда иди к себе, — вздохнула фея. — А мне ещё немного подумать надо.

Паля встала из-за стола и пошла в папину и мамину комнату. Домовых нигде не было видно, наверно, они все ещё ели. Паля снова отрыла папину книгу на той же странице и стала читать.

Чтобы большое стало маленьким нужно…

А дальше было написано длинное заклинание, и рядом было приписано папиной рукой пояснение. Паля внимательно его прочитала.

… Если большое станет маленьким, оно станет плотным, а маленькое, когда станет большим, будет рыхлым, потому что у всего, что есть на свете, есть свои свойства, и лучше их не менять потому, что все равно получишь не то, что нужно.

…И будь осторожна, Паля. Используй это заклинание только тогда, когда никакого другого способа не останется. Если ты таким волшебством собираешься стать большой, то ты станешь, как облако, большое и прозрачное. И ты тогда даже в руки ничего взять не сможешь, потому что твои руки станут прозрачными, как воздух. Как ты сможешь прочитать обратное заклинание, если такими руками книгу не сможешь открыть?

Паля задумалась над тем, откуда папа мог узнать, что она в папину книгу полезет? И всяких много слов написал, чтобы она чего-нибудь не так бы не сделала?

Думала, думала, а потом рукой махнула. Он же волшебник, а значит много всего знает, и про неё тоже.

Паля вздохнула, потом задумалась над тем, какой маленькой станет книга после заклинания и полезла в папин стол за увеличительным стеклом. Буквы же в книге тоже станут маленькими. Как их она потом сможет прочитать, если она даже большие буквы плохо читает?

Потом Паля ещё раз уже по-взрослому вздохнула и стала говорить заклинание. Сначала она сказала заклинание маминой книге, та вздрогнула, начала вертеться, а потом стала очень даже маленькой.

Маленькой, маленькой, а такой же тяжелой, даже наверно ещё тяжелее. Но что тут поделаешь, если все волшебство такое, всегда все получается не так, как хочется, так папа ей написал…

Паля засунула мамину книгу в сумку, а потом сказала заклинание папиной книге, та тоже сначала завертелась, и тоже стала маленькой и тяжелой.

Паля и её засунула в сумку, а потом легла на папину и мамину кровать. Что-то она очень устала от этих заклинаний, и ей захотелось спать, тем более, что уже и ночь начиналась, но не тут-то было, поспать ей не дали. Почти сразу она почувствовала громкое сопение, а потом её кто-то ущипнул за плечо. Паля открыла глаза и увидела рядом с подушкой маленького домовенка.

— Уходи отсюда, — сказал он. — Это моя кровать.

— С чего это она вдруг стала твоей? — удивилась Паля. — Это мамина и папина кровать, а не твоя.

— И не твоя, — крикнул домовенок. — У тебя есть своя кровать. И ты, вообще, собралась Трога из болота вытаскивать, вот и иди, и вытаскивай, а не лезь на мою кровать.

— Никуда я не пойду, — сказала Паля. — Я здесь, может быть, спать сегодня буду.

— Это моя кровать, — сказал сердито домовенок. — Когда твоей мамы и твоего папы нет, я всегда на ней сплю.

— Тебе, что, места мало? — спросила Паля. — Ты вон какой маленький, таких как ты, здесь можно целую, наверно, тысячу положить, и ещё много места для меня останется.

— Я когда сплю, то очень сильно ворочаюсь, — сказал домовенок. Я так ворочаюсь, что весь замок трясется. Ты спать все равно не сможешь, тебе страшно будет. Паля рассмеялась.

— Какой же ты бессовестный обманщик. Разве могут такие маленькие так ворочаться, что все вокруг трястись начинается?

— Я уже не совсем маленький, — гордо сказал домовенок. — Я уже очень даже большой, я даже, может быть, больше, чем ты. Я скоро, может быть, совсем, как Трог стану, большой и красивый.

— А я тебя сейчас совсем маленьким сделаю, ещё меньше, чем ты есть, — сказала Паля. — Я только что этому заклинанию научилась, когда книги в сумку засовывала. Тогда тебе места точно хватит, и ворочаться не будешь, и трястись ничего не будет.

— Не надо меня маленьким делать, — закричал испуганно домовенок. — Я и так долго рос, чтобы стать большим, а ты меня снова хочешь сделать маленьким? И, если ты такая жадина, и тебе жалко не твоей кровати, так и скажи, а то сразу меня пугать начинаешь. Ты меня и раньше уже пугала, когда в подвал ходили, мне до сих пор ещё страшно…

— Ничего я не жадина, — сказала Паля. — Если тебе так хочется, спи, а я пойду в свою комнату, у меня там тоже большая кровать.

— Ну разве ты не жадина? — спросил обиженно домовенок. — Вон у тебя сколько кроватей, а у меня ни одной. Мне теперь даже спать лечь негде, ты все кровати себе забрала.

— Вот если бы ты был немного побольше, я бы тебя прогнала, — сказала Паля. — А так мне тебя жалко. Ладно уж, спи и ворочайся.

Она встала, взяла ставшую очень тяжелой сумку с книгами и пошла в свою комнату.

Там она сразу полезла в свой шкаф и начала искать себе одежду на завтра. Не пойдет же она в платье в болото: там грязно, и кроме того мама всегда говорила, что, если ты куда-то далеко идешь, нужно всегда одеваться потеплее.

Шкаф неожиданно оказался очень большим, в нем можно было даже жить, и одежды в нем тоже было всякой много. Паля даже растерялась, она раньше и не знала, что у неё столько всякой одежды, потому, что до этого никогда в шкаф не заходила.

Обычно, когда она просыпалась, платье уже висело на стуле. Мама почему-то всегда знала, какое платье она хочет надеть, и ещё говорила, что она занашивает все свою одежду до дыр, но это было не правда.

Паля просто не успевала занашивать свои платья, и это ей всегда почему-то было обидно. Только-только она привыкнет к новому платью, как оно вдруг становилось маленьким, и уже больше не хотело надеваться, а только цеплялось за плечи и руки.

Но мама откуда-то узнавала и об этом, и как платье только начинало цепляться, на следующий день на стуле уже висело совсем другое платье, большое и просторное.

Паля вздохнула и пошла туда, где стояли маленькие туфельки и висели совсем маленькие платья, в которых она ходила когда-то давным-давно, может быть целый год назад. Паля специально все их рассмотрела и не нашла на них никаких дыр.

Потом она попробовала их на себя примерить, но только вздохнула, у неё даже голова в них не пролезала.

— Не зря папа сказал, что я стала совсем большая, — подумала Паля. — Вон сколько платьев уже на меня не налезает.

После совсем маленьких платьев, в шкафу висели платья побольше, а потом ещё больше, а потом платья уже висели такие большие, что они были уже как мамины. Паля и их примерила, но они падали с неё, в них ходить было совсем нельзя, потому что они по полу волочились.

— Эти не подойдут, — сказала сама себе Паля. Она-то уже было для себя решила, что возьмет платье в дорогу побольше на тот случай, если она по пути в болото вдруг вырастет.

Вполне ведь такое может быть, она идет, идет, а платье становится все меньше и меньше, а потом оно заносится до дыр и порвется. И она, что, будет ходить по болоту совсем голая?

Но идти в платье, которое постоянно будет под ноги лезть, тоже нельзя, так и упасть будет можно.

Так что Паля уже совсем запуталась, и уже и не знала, в чем ей идти в болото, одни платья маленькие, другие большие, а средние, они же станут по дороге маленькими, потому что она по дороге вырастет, прямо беда какая-то.

Паля уже начала расстраиваться и сердиться, как вдруг увидела на вешалке маленький такой аккуратный комбинезон, на него была прицеплена бумажка, на которой маминой рукой было написано.

… Может быть, это тебе подойдет? И не надо плакать…

— Я и не плачу, — сказала Паля. — Я только-только собралась, у меня ещё даже слезки не побежали.

— Ты опять с кем-то разговариваешь? — услышала она тоненький голосок домовенка. — Ты опять с ума сошла?

— Да, сошла! — ответила сердито Паля. — А ты зачем сюда пришел, чтобы снова меня прогонять, да? Ты же уже меня прогнал с маминой кровати и спать лег?

— Зачем, зачем? — сказал домовенок, вылезая из угла шкафа. — Надо было, вот и пришел. Зачем тебе столько платьев, если ты их за всю жизнь не сносишь?

— А тебе-то что за дело? — спросила Паля. — Может быть мне их надо тебе подарить, чтобы ты обрадовался?

— Вот ещё, больно мне надо, — сказал домовенок. — Я — мальчишка, а здесь все девчоночье…

— Ну, и уходи тогда отсюда, — сказала Паля. — Мне надо в дорогу собираться, а ты меня тут отвлекаешь.

— Ладно, я уже ушел, меня здесь и не было никогда, — сказал домовенок громко затопал, словно действительно уходит, а сам спрятался и стал за ней подглядывать.

Паля сделала вид, что не замечает, что он за ней подглядывает, и сняла с вешалки комбинезон. Он очень ей понравился, а, когда под ним ещё оказались аккуратные такие сапожки, как раз для того, чтобы ходить по болоту, то Паля этому даже не удивилась.

Она уже привыкла к тому, что её мама — ведьма, а значит могла видеть будущее. Она только никогда Пале не рассказывала, что она про неё видит, потому что сказала, что, если Паля узнает все раньше времени, то будущее сразу изменится и станет совсем другим.

Потому что будущее имело такую плохую привычку — всегда от всех прятаться, чтобы никто его не увидел. А если кто-то все же сумел за ним подсмотреть, то оно сразу менялось.

А от мамы будущее не пряталась потому, что мама никому не рассказывала про то, что увидела, даже папе. И ещё мама сказала, что когда Паля вырастет, то тоже научит её, как за будущим подглядывать.

Рядом с сапожками лежал маленький рюкзачок с лямками, чтобы его можно было на спину одевать. И это было гораздо лучше, чем сумка. Потому что, когда ты несешь сумку, у тебя руки заняты, а когда рюкзак, они у тебя очень даже свободны, и можно ими очень даже размахивать, а Паля размахивать руками любила.

Она одела комбинезон, сапожки и рюкзак, переложила книги из сумки в рюкзак, и пошла смотреться в зеркало, и очень даже сама себе понравилась, а домовенок крикнул из-за угла.

— Что, уже совсем пошла в болото? Паля только хотела ему что-нибудь плохое сказать, чтобы он больше к ней не приставал, как в шкаф влетела летучая мышь.

— Свежие известия, новые известия, — кричала она, размахивая своими крыльями.

 

Глава третья

— А что старые уже кончились? — спросил домовенок, снова из угла выбираясь. Мышь ничего ему не сказала, только опять повисла вниз головой, зацепившись за перекладину.

— Волшебника догнали орки и хотели его съесть. Был страшный бой.

— И кто победил? — спросил старший домовой, вылезая из другого угла.

— А никто ещё не победил, — сказал мышь. — Орки дрались, дрались с волшебником, а потом оказалось, что они дерутся между собой, а волшебник давно ушел. Они так расстроились, что снова стали между собой драться.

— А что с волшебником? — спросил домовой.

— А с ним ничего не случилось, он подошел уже совсем близко к замку злого волшебника, сейчас костер собирается разводить, чтобы светло и тепло было спать. Кстати, вам, девочка, сообщение от него. Паля вежливо поклонилась летучей мыши и сказала.

— Спасибо за известия. А домовых вы не слушайте, они — хулиганы, так про них кухонная фея сказала.

— Пожалуйста, — сказала мышь. — У меня контракт с вами, а не с ними, поэтому я их и не слушаю. Ну, так слушайте сообщение для вас от вашего отца.

— Я слушаю, — сказала Паля.

— Паля, тебе пора ложиться спать, — сказала мышь папиным голосом.

— Ладно, папа, — сказала Паля и спросила у мыши. — А ещё какие сообщения?

— Больше никаких, — сказала мышь, взлетела с перекладины и вылетела из шкафа.

Паля грустно вздохнула и вышла из шкафа, она разделась, пошла в ванную, вымыла себе лицо и ноги, почистила зубы и легла на свою кровать.

За окном уже опять было темно, а светлячки так и летали над ней, только теперь ей пришлось самой рукой махать, чтобы они не светили так ярко. Они немного потухли, и Паля заснула.

А проснулась оттого, что ей прямо в ухо крикнули.

— Вставай, а то я уже проснулся. Паля протерла глаза и увидела на подушке, скачущего и машущего руками домовенка.

— Ты зачем это делаешь? — удивилась Паля. — Зачем меня снова будишь?

— Вставай быстрее, — закричал домовенок. — В — первых уже утро, а во-вторых к нам пришли орки и хотят тебя съесть.

— Какие такие орки? И зачем пришли? Я никого сюда не звала.

— Ты встанешь, или нет? — разозлился домовенок. — Я сейчас так кричать буду, что ты оглохнешь.

— Я и так уже оглохла, — сказала Паля и потянулась рукой к домовенку, чтобы его схватить и засунуть под подушку, чтобы его совсем не слышно стало, но тот схватился за край простыни и спрыгнул на пол.

— Вставай быстрее, — крикнул он уже снизу. — Мне убегать надо, раз орки пришли. Но тебе-то как раз убегать совсем не надо, тебе-то как раз надо идти во двор.

— Зачем во двор? — спросила Паля.

— А затем, чтобы тебя орки съели! — крикнул домовенок и убежал.

Паля вздохнула, покачала головой, слезла с кровати и пошла в ванную. Она снова, как хорошая девочка, почистила зубы, умылась, одела походный комбинезон и сапожки, и сама себе удивилась, какая она хорошая. Потому что, орки, не орки а умываться все равно надо, а раз они пришли и собрались её съесть, то пусть подождут, пока она умоется и волосы свои причешет.

Она посмотрела в зеркало, надеясь увидеть, что она стала уже совсем большая, но из зеркала на неё смотрела все та же девочка, что и вчера, даже ни на миллиметр не подросла. Тогда Паля грустно вздохнула и подошла к окну, чтобы посмотреть, кто там пришел.

Под окном во дворе, где раньше всегда спал Трог, теперь стояли какие-то большие и очень лохматые чудища, лица у них были почти, как у людей, только очень страшные, и из пасти торчали кривые большие клыки, а на руках были тоже большие и кривые когти.

Паля пожала плечами и пошла во двор. Она прошла весь коридор, но никого не увидела, потому что все испугались и куда-то попрятались. Тогда она вышла на крыльцо и подошла к самому высокому чудищу, который стоял около статуи и задумчиво грыз сломанный черенок от грабель.

— Здравствуйте. Вы что тут делаете, и зачем сюда пришли? — спросила Паля очень вежливо, как её учила мама.

— Что? Кто? — зарычало чудище и начало везде оглядываться, так никого вверху не увидев, оно, наконец, посмотрело вниз.

— Ты! — сказало чудище и протянуло свою руку к Палу, потому что хотело её схватить, но оно промахнулось потому, что Паля отпрыгнула в сторону.

— Поаккуратнее, пожалуйста, — сказала вежливо Паля. — А то вы очень большое чудовище и можете мне нечаянно что-нибудь сломать. Вы, наверно, орк?

— Что? Кто? — взревел орк. — Ты!

И снова протянул к Пале руку, и ей пришлось снова отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть в грязные лапы, от которых очень неприятно пахло. Земля у неё под ногами вдруг затряслась, это и другие орки стали к ним подходить, чтобы посмотреть, с кем это большой орк разговаривает. Пале даже на минутку стало страшно.

Но тут захлопали громко крылья, и сверху стали спускаться горгульи, они обступили Палю и стали подталкивать её к замку своими маленькими руками.

— Бегите, маленькая хозяйка, в дом, а мы их задержим. Орки угрожающе заревели и начали размахивать большими сучковатыми дубинами.

Горгульи, по сравнению с ними были совсем маленькие, но они поднялись на задние лапы и смело замахали своими когтями перед клыкастыми мордами.

— Так! — звонко крикнула Паля. — Ну-ка стойте, а то я на вас на всех рассержусь. Она подошла к одной из горгулий и сказала.

— Подними меня, а то меня оркам из-за вас совсем не видно.

— Опасно, маленькая хозяйка, — сказала горгулья, но послушно подняла Палю. Та оказалась опять лицом к лицу большого орка.

— Опять ты! — сказал он и снова протянул к ней руку.

— Тебе чего надо? — спросила сердито Паля. — Ты чего ко мне пристаешь? Орк растерянно посмотрел на неё и снова сказал.

— Ты! Паля вздохнула.

— Ты, да ты! Ты, что, других слов не знаешь? Орк растерянно оглянулся на других орков, которые подошли ближе и сказал.

— Знаю слова. Ты — вкусная, и я тебя съем, вот только мы этих крылатых сейчас побьем и тоже съедим.

— А ты знаешь, чей это замок? — спросила Паля.

— И это знаю, — сказал орк. — Замок волшебника, только его нет, он пошел к Граксу, а тот его убьет, потому что Гракс тоже волшебник, только он, как мы, тоже со всеми дерется. А ведьмы, которая здесь живет, тоже нет, и она тоже у Гракса, вот мы и пришли, все здесь сейчас сломаем и всех, кого поймаем — съедим!

— А я кто? — спросила Паля.

— Ты! — улыбнулся орк. — Ты — вкусная.

— Глупый ты, — вздохнула Паля. — Я, дочка мамы и папы, и я тоже волшебница.

— Нет, — покачал головой орк. — Ты — вкусная, а волшебники невкусные, и ещё дерутся.

Пале совсем не было страшно, а наоборот стало даже очень интересно.

— А если я на самом деле волшебница? Что ты будешь делать?

— Я тебя съем!

— А если простая девочка?

— Все равно съем, — улыбнулся орк и сделал шаг вперед. — Есть очень хочется.

Лучше бы он не улыбался, зубы у него были желтые, и изо рта совсем плохо пахло, потому что орк, наверно, зубы совсем никогда ничем не чистил. Горгульи взлетели, и закружились над орками, а те стали махать своими дубинами.

Та горгулья, что держала Палю, сделала шаг назад, её хвост, на котором был длинный и острый костяной шип, так и заходил из стороны в сторону.

— Если ты съешь такую маленькую девочку, ты же все равно не наешься, — сказала Паля.

— Да, — сказал гордо орк. — Мне много надо еды, я — большой и сильный, а ты маленькая.

— А я вот знаю, где лежит большой и вкусный Трог, — сказала Паля вежливо.

— Где? — спросил орк и начал по сторонам оглядываться.

— Не здесь, — сказала Паля. — Далеко отсюда.

— Есть хочется, — сказал орк.

— Я расскажу, где он лежит, — сказала Паля. — А ты меня туда отведешь, если меня сейчас есть не будешь.

— Съем потом, — согласился орк. — Рассказывай, только сначала скажи, он спит, или нет? Если не спит, то мы не пойдем. Трогы они сильные, и сами всех едят.

— Он в болоте засел и повернуться не может, — сказала Паля.

— Тогда пойдем, — согласился орк. Паля задумалась. Она же на самом деле не знала, где болото, в которое упал Трог. Она же была ещё маленькая, и родители её далеко от дома не отпускали, а болото может быть находится очень даже далеко.

— А где находится большое болото знаешь? — спросила Паля у орка.

— Знаю, — сказал орк. — Там еды нет, одни лягушки и комары, они невкусные.

— Вот туда и пойдем, — сказала Паля. — Я только свою сумку возьму и пойдем. Ты только с горгульями не дерись и своим друзьям скажи, чтобы они к ним не лезли.

— Ладно, — согласился орк. — Не буду, эти все равно жесткие и невкусные.

Паля сказала горгулье, которая её держала, чтобы она опустила её на землю, и ещё сказала, чтобы они поднялись на крышу и орков не дразнили, пока она за сумкой сбегает.

— Опасно, — сказала горгулья. — Они сильные, эти орки, и всегда голодные.

— Я это уже поняла, — сказала Паля. — Я их обману, я хитрая, и я — волшебница.

— Ты — маленькая, — сказала горгулья. — Ты их не обманешь, они тебя все равно съедят.

— А ты сама знаешь, где болото, куда упал Трог? — спросила Паля.

— Знаю, — сказала горгулья. — Но это далеко.

— А меня сможешь туда отнести?

— Тебя отнесу, ты маленькая и легкая. Паля задумалась.

— А с этими тогда что делать?

— Драться, — сказала горгулья. — Только они нас сильнее, они нас побьют.

— Вы летите на крышу и там сидите, я вас позову, когда надо будет драться, — сказала Паля. — А я пока ещё с ними поговорю.

— Опасно, маленькая хозяйка, — сказала горгулья, но махнула своей рукой-крылом другим горгульям, и они все поднялись вверх. Паля осталась одна перед орками, драться ей с ними совсем не хотелось, да она и не умела.

— Идем? — спросил орк. — Или я тебя съем? Идти неохота, а есть уже хочется. Он снова протянул руку к Пале, другие орки тоже подошли поближе.

— Съедим, — закричали орки. — А потом пойдем в деревню и тоже всех съедим. А Трог, он вдруг не спит, страшно. Рука орка нависла над Палей, и она подумала, что сейчас её на самом деле возьмут и съедят.

Она так испугалась, что выкрикнула заклинание, как сделать большое маленьким, она его ещё помнила потому, что только вчера его произносила. А почему она его крикнула, она и сама не знала.

Заклинание сработало, и самый большой орк стал совсем маленьким, и сразу по пояс в землю провалился потому, что хоть и стал маленьким, а остался таким же тяжелым, только ноги его стали маленькими, и такой вес не могли держать.

— О? — удивились другие орки и бросились поднимать маленького орка своими руками. Но он же остался таким же тяжелым, как и был, поэтому поднять они его не смогли, а он стал от них отбиваться, потому что ему это не понравилось.

Маленький орк стал кусаться и драться. Тогда другие орки, обидевшись, стали топтать его ногами, топтали, топтали и совсем затоптали в землю. Когда его совсем не стало видно, они оглянулись, принюхались и посмотрели на Палю.

— Ты, — сказал самый большой из них. — Я тебя съем.

— Не надо, — сказала Паля. — А то я и тебя превращу в маленького. Орк задумался, думал он долго, может целую минуту, отталкивая других орков, чтобы они Палю не ели, пока он думает, а потом сказал.

— Ты не можешь быть волшебницей, ты маленькая. И протянул свою большую волосатую лапу с кривыми грязными когтями к Пале. Тогда она снова выкрикнула громким голосом заклинание, и этот орк тоже стал маленьким.

Другие орки опять удивились, посмотрели на нового маленького орка и тоже стали хватать его, и он тоже стал с ними драться, поэтому и его скоро затоптали в землю. Самый большой из оставшихся орк голодными глазами посмотрел на Палю.

— Ты? Съем?

— Ох, — вздохнула Паля. — Как вы мне уже надоели. Я уже сама есть захотела, глядя на вас. Я же ещё не завтракала. Вы зачем маленьких в землю затаптываете? Они же маленькие, а вы большие.

— Дерутся, не хотят, чтобы мы их съели, — сказал орк. — А в земле не дерутся.

Орк протянул такую же грязную лапу к Пале, и ей снова пришлось крикнуть заклинание, отчего орк тоже стал маленьким, и его также, как и других, затоптали в землю.

Орков осталось всего трое, и они были примерно одного размера, поэтому стали спорить между собой, кто из них больше и главнее, и кто из них должен съесть Палю. Спорили, спорили, а потом стали между собой драться.

Паля вздохнула, ей стало скучно, и действительно уже захотелось есть, поэтому она замахала руками, чтобы горгульи спустились с крыши и прогнали орков.

Горгульи налетели на орков сверху и стали их бить хвостами с острыми шипами и царапать своими острыми когтями.

Орки продолжали драться между собой, и кроме того ещё отмахивались своими тяжелыми дубинами от горгулий. Стало очень шумно и грязно потому, что от орков во все стороны летела длинная грязная шерсть. Горгульи сумели ранить одного из орков, тогда два других на него набросились, стали его рвать своими кривыми когтями и есть.

Пале было совсем неприятно на это смотреть, поэтому она спросила одну из горгулий, которая приземлившись с ней рядом, и настороженно смотрела на орков, возбужденно махая хвостом.

— Может быть теперь вы с ними справитесь, а то я уже есть хочу?

— Теперь справимся, маленькая хозяйка, — сказала горгулья. — Мы ещё немного с ними подеремся, только подождем, когда они своего главаря съедят. А потом, когда они сытые станут, им с нами будет драться неохота, и они уйдут обратно в лес.

— Хорошо, — сказала Паля. — Тогда я пойду что-нибудь поем, например, кашу.

— Идите, молодая хозяйка, — сказала горгулья, продолжая внимательно наблюдать за орками. — Не беспокойтесь, мы их скоро прогоним.

Паля посмотрела на свой новый комбинезон, который стал совсем некрасивым из-за налипшей на него грязной шерсти орков, недовольно покачала головой и вошла в дом.

В обеденном зале на столе было пусто, не было её чашки с кашей и кружки с компотом, поэтому Паля, тяжело вздохнув, пошла на кухню.

— Эй, кухонная фея, — крикнула Паля, открыв дверь, которая опять что-то недовольно проворчала. — Я есть хочу, а вы даже мне кашу на стол не поставили…

Ей никто не ответил, она крикнула ещё раз, а потом ещё, а когда и в этот раз никто не ответил, подошла к плите. Плита была высокая, и что там на ней стояло, не было видно.

Паля задумчиво почесала царапину на своей коленке и полезла на табуретку. Когда она на неё залезла, то стало видно, что на плите стоят какие-то горшки и кастрюли, но до них ей было не дотянуться, она же ещё была маленькая.

Паля задумалась. Можно было конечно сделать плиту маленькой, но тогда и горшки и кастрюли тоже стали бы маленькими, а значит и каша тоже стала бы маленькой. А можно ли наесться маленькой кашей?

Это был тот вопрос, на который Паля не знала ответа и почему-то не захотела это узнавать. Она слезла с табуретки и стала передвигать её к плите. Работа эта была нелегкой, потому что табуретка была тяжелой.

Так что, когда ей это все-таки удалось, она уже устала и взмокла.

— Как-то это все опять неправильно получается, — сказала Паля грустно сама себе. — Я уже и на кухне стала главной, скоро и еду сама начну готовить. Придется учиться кухонному волшебству, так и оглянуться не успею, как сама стану кухонной феей. И стану такой же маленькой, как она, мама придет, спросит, — а где моя девочка?

А тут я из кухни вылетаю с крылышками, маленькая такая, мама меня и не узнает.

После этих слов Пале стало очень обидно, а из глаз сами собой побежали слезки, она села на табуретку и решила сначала хорошо поплакать, а только потом что-то придумывать.

— Оставили меня главной, а сами ушли, — сказала она, всхлипывая. — Заставили меня драться с этими противными орками, которые, как и я, только есть хотят…

Только она уже хотела совсем хорошо расплакаться, как услышала шелест маленьких крылышек.

— Кто это тут в моей кухне опять устроил потоп? — кухонная фея появилась неизвестно откуда и зависла над Палиной головой. — Неужели я кран забыла закрыть? Да нет, кран закрыт. Кто же это тут налил воды на пол?

А… так вот кто это! Опять эта дочка мамы и папы плачет…

Паля только тяжело вздохнула, а кухонная фея сделала круг вокруг её головы и сердито сказала.

— Немедленно прекрати плакать в моей кухне! Хочется поплакать, иди на берег моря, там никто не увидит, что воды стало больше, там твои слезы никому не помешают. Тебя, может быть, после этого морской царь к себе возьмет, чтобы ты ему много других морей сделала…

— А ещё все на меня кричат, — сказала грустно сама себе Паля. — Жизни мне никакой не дают, и еды не дают, только пристают и ругаются…

Кухонная фея приземлилась на стол, подперла бока руками и вздохнула.

— Ты прекратишь плакать, или мне придется тебя половником по голове бить?

— Отстаньте от меня, — сказала обиженно Паля. — Даже поплакать мне никто не дает, а я может есть хочу, я сегодня ещё совсем не завтракала. Я может уже от голода умираю. Сейчас ещё немножко поплачу и умру.

— Так! — сказала фея. Она махнула рукой и прямо из воздуха появилось большое полотенце. — На, вытри свои слезы и не заливай мне пол. Я сегодня уже его мыла, к тому же соленой водой никто пол не моет, он от этого портится.

Полотенце упало Пале прямо на лицо, и плакать стало совсем неудобно. Паля вытерла слезы и, тяжело вздохнув, спросила.

— Вы есть мне дадите, или нет? Или мне как всегда идти куда-нибудь из вашей кухни? Фея улыбнулась.

— Есть я тебе дам, и прямо здесь. Пододвигай свою табуретку к столу.

— Нет у меня уже на это сил, — сказала печально Паля. — Я её уже двигала к плите и очень устала. Я теперь, наверно, так и умру на этой табуретке. Я ещё с орками воевала, а вы все испугались и меня одну оставили, чтобы они меня съели.

— Да, — вздохнула фея. — Тут ты, конечно, права. Мы все испугались, а ты значит с ними стала драться?

Она взмахнула рукой, и табуретка вместе с Палей сама поползла к столу, одновременно прямо из воздуха на стол опустилась чашка с кашей и кружка с компотом.

— Кушай, дочка мамы и папы, и больше не плачь.

Из воздуха появилась сама собой ложка, зачерпнула кашу и сунула её прямо Пале в рот, как раз в том момент, когда она хотела ещё сказать, что она думает о домовых и феях. А кухонная фея спокойно продолжила.

— Я даже полетела к своим сестренкам, чтобы их на помощь позвать, давно я их всех не видела, лет триста наверно. Они скоро сюда прилетят. Возвращаюсь, а орков уже нет, один мусор только от них и остался…

Кто-то их в мусор превратил, теперь домовым придется все это убирать… Ты не знаешь, кто это был? Паля улыбнулась, но ответить не успела потому, что услышала чей-то сердитый голос.

— А тут и думать нечего, вот эта маленькая и противная девчонка все и натворила. Вот, когда уходил, все было чисто, лужайка прибрана, пыли и грязи нигде нет. Ты не знаешь, фея, почему люди только и думают о том, как нам побольше работы найти? Ночами не спят, все придумывают. Ты бы видела, фея, во что эта девчонка двор превратила, — из норки вылез старший домовой, подошел к другой табуретке и вскарабкался на неё.

— А теперь во дворе какой-то кошмар, эта дылда всю траву повыдергала, ножищами своими огромными истоптала, ямы какие-то глубокие понаделала, а в ямы эти кого-то засунула. А своих волос столько накидала, прямо ужас, везде валяются. Нельзя мне из дома на минутку уйти, чтобы она все здесь не испортила.

— Это не мои волосы, — засмеялась Паля, поймала ложку из воздуха и стала сама есть. — Это волосы орков, от которых ты убежал, потому что испугался, а мои волосы все на месте…

Домовой неодобрительно посмотрел, как Паля ест и мрачно продолжил.

— А горгульи эти, сидели бы себе, да и сидели бы себе наверху. Нет, им тоже надо вниз, по травке бегать, своими когтями её царапать. А я эту травку три лета растил, поливал, слова всякие ласковые ей говорил, чтобы она высокой выросла…

— Не надо никого обманывать, — сказала Паля. — Ничего ты никаких слов ты ей не говорил, она сама выросла.

— Много ты понимаешь, — сердито сказал домовой. — Вот вырастила бы сама хоть раз какую-нибудь траву, тогда бы узнала, что это совсем не просто. Это рвать её просто и топтать своими ножищами, и царапать своими когтями…

— Еда-то будет, или нет? — спросил чей-то недовольный сердитый голос из норки домового. — Прибежал, все бросайте, пойдем с орками воевать. Пришли ни орков никаких нету, ни еды.

— Я тут вот чего пришел, — сразу как-то смутился старший домовой. — У меня тут, кухонная фея, к тебе совсем маленькая просьба. Тут ко мне родственники внезапно нагрянули, издалека. Не могли бы мы их чем-нибудь покормить?

— Вот ведь как врет, — сказал тот же голос из норки. — Нагрянули мы к нему внезапно… Больно нам надо. Сам прибежал, кричал, маленькую хозяйку орки убивают, помогите, спасите…

А вон она сидит, маленькая хозяйка, совсем даже не убитая, уже вторую чашку каши ест, а мы тут ходим голодные…

— И много ты их привел? — спросила кухонная фея, недовольно посмотрев на домового.

— Да нет, немного, — вздохнул он. — Может сотни три, или четыре. Да они сами пришли. Я им говорил, что мы с орками сами справимся, но мои родственники позвали других родственников, те ещё своих родственников… В общем, я сейчас даже и не знаю. Они все ещё идут и идут… У нас еды-то хватит?

Голос у домового стал совсем жалобный. Кухонная фея вздохнула.

— Еды-то может и хватит, только ведь её ещё и готовить надо. Я одна на такую ораву наготовить никак не успею. А если они ещё такие же как и все твое семейство, прожорливые, тогда совсем беда… Домовой пожал плечами и смущенно ответил.

— Мы-то совсем мало едим, а они с далеких краев, там и еда другая. В общем, я боюсь, что они все, что у нас есть, съедят…

— И приготовить надо, — задумалась кухонная фея.

— Мы поможем, сестренка.

Откуда-то, прямо из воздуха появилось целое большое облако фей, они все были аккуратно и празднично одеты, и каждая из них опускалась на стол перед Палей и кланялась. Паля даже устала им в ответ головой кивать, так их было много.

И сразу на кухне все изменилось, горшки и кастрюли сами по себе стали в себя воду наливать и на плиту становиться. Огромные скороды начали рыбу жарить, которые из норок незнакомые домовые стали приносить. В кухне стало вкусно пахнуть, и Паля вдруг почувствовала, что она здесь совсем лишняя, и только всем мешает.

Она слезла с табуретки и тихо вышла из кухни, а этого никто даже и не заметил. Паля хотела уже на них всех обидеться и рассердиться, но потом передумала.

Они же на самом деле за неё беспокоились, всех своих родственников позвали, чтобы защищать её от орков. Они же не виноваты, что она и горгульи сами с орками справились.

Но сейчас в замке совсем плохо стало, под ногами мельтешили, носились, шумели и кричали домовые всяких разных размеров, от совсем маленьких, как домовенок, до крупных, которые были даже больше, чем старший домовой.

А в воздухе летали кухонные феи, и их тоже было много, и все они были по-разному одеты. Паля печально вздохнула и пошла в свою комнату, внимательно глядя себе под ноги, чтобы случайно на какого-нибудь домовенка не наступить.

В своей комнате она немного посидела, глядя грустно в окно, потом взяла рюкзачок с книгами и пошла во двор.

Там тоже суетились домовые, они разравнивали маленькими граблями землю, сажали траву, а феи кормили их, доставая всякую еду прямо из воздуха.

У Пали почему-то совсем настроение от этого испортилось, она пошла в самый дальний угол двора, где никого не было. Там она села на камень, и хотела ещё поплакать, потому что ей совсем стало грустно.

Ей сегодняшний день уже совсем не нравился, какой-то он получался шумный и чем-то для неё обидный, только она ещё не понимала чем.

А ведь день ещё начинался, она только-только позавтракала, солнце едва перевалило через ограду замка, а её уже чуть саму не съели, поругали, а сейчас она в своем замке, где её папа оставил за главную, стала совсем лишняя и никому не нужная…

— Маленькая хозяйка, — услышала она голос откуда-то сверху и подняла голову. Прямо над ней, на высокой башне сидела горгулья, она вертела головой, разглядывая копошившихся тут и там домовых.

— Что тебе от меня надо? — спросила с тяжелым вздохом Паля.

— Мы летим к болоту, или уже нет?

— Летим, — сказала Паля и снова вздохнула, ей уже никуда не хотелось лететь. Если бы сейчас папа и мама были дома, как было бы хорошо и спокойно, и не было бы этого ничего, а она сама сейчас была бы веселая и довольная, и не надо было бы ни о чем думать и переживать.

Горгулья спрыгнула с каменной кладки и стала падать вниз, только у самой земли она выпустила крылья и мягко опустилась с Палей рядом.

— Садись, маленькая хозяйка, — сказала горгулья. — Давай улетим отсюда побыстрее, а то от этих домовых покоя никакого нету. Так и снуют везде, мне уже три раза нос метелкой почистили, пять раз в глаза ткнули, да ещё в уши воды холодной налили.

— Да, — вздохнула Паля. — Я и не знала раньше, что они такие беспокойные. Я сама от них здесь прячусь, совсем они меня из дома выгнали…

— Садись на шею, — предложила горгулья. — И полетим. Лучше уж в болото, чем с этими домовыми жить. Как только вы, люди, с ними живете?

— Не знаю, как мы живем, — сказала Паля. — Я раньше их совсем не видела, они от меня прятались, пока мама и папа дома были. Мне они раньше всегда говорили, что домовых не бывает…

А теперь вон их сколько стало, совсем от них жизни никакой нету. Лучше уж, действительно, в болоте жить вместе с Трогом, чем с ними…

Она залезла на горгулью, та взмахнула крыльями и взлетела. Ещё мгновение назад она стояла на земле, а теперь уже и замок стал казаться совсем маленьким, а копошащихся там домовых совсем не стало видно.

Пале стало страшно, что она упадет, и она крепко прижалась к горгулье. Только она сразу поняла, что это она сделала неправильно, потому что ей стало очень холодно.

Горгульи же хладнокровные, ей это давно объяснял папа, и тем, кто к ним прижимается, всегда становится плохо, потому что у них температура такая же, как вокруг, только ещё холоднее.

Горгульям-то что? Им все равно, какая погода, холодная, или теплая, им холодно не бывает.

Паля сразу отодвинулась, но было уже поздно, у неё началась такая от холода дрожь, что зубы стали друг об друга стучать. А пальцы она совсем перестала чувствовать, словно у неё не пальцы были, а льдинки, которые того и гляди отвалятся от ладошек.

— Нам ещё долго лететь? — крикнула Паля, сквозь ветер свистящий в ушах. — Или я уже упаду вниз и разобьюсь? Потому, что мне цепляться за тебя нечем. У меня уже руки того и гляди отпадут от холода.

— Я лечу высоко, чтобы нас никто не заметил, — сказала горгулья, повернув к ней голову. — Но, если ты замерзла, маленькая хозяйка, я ниже спущусь, чтобы тебе падать до земли было поменьше.

— Ох, ты, горгулья, какая ты нехорошая, — сказала Паля дрожащим от холода голосом. — Ещё и смеешься надо мной. Я ведь сейчас на самом деле упаду.

— Нет, уже не упадешь, — засмеялась горгулья. — Вон уже и болото видно, и Трога. Мы прилетели, потерпи совсем чуть-чуть, маленькая хозяйка.

Паля посмотрела вниз, но ничего не увидела. Все внизу было каким-то маленьким и очень зеленым, прямо под её ногами был большой лес, а впереди какое-то ровное поле, на котором в самой середине лежал какой-то серый камень. Паля посмотрела по сторонам и увидела две тени, которые мелькнули между деревьями.

— Кто-то за нами гонится, — сказала Паля горгулье. Горгулья повернула голову и улыбнулась.

— Это мои товарищи, они нас охраняют. Они за нами от самого замка летят. А теперь мы приземляться будем, держись крепче.

Горгулья сложила крылья и стала падать. Пале вцепилась в холодные кожистые складки её шеи и закрыла глаза от страха. Ветер засвистел в её ушах.

— Ты хочешь нас разбить об землю, — прошептала она. — Ты совсем плохая.

А потом вдруг свиста ветра в ушах не стало, а наоборот стали слышны крики птиц, и ещё какое-то непонятное бульканье и бурление. И почему-то очень сильно запахло травой.

Паля осторожно открыла глаза. Горгулья стояла на земле внимательно и настороженно оглядываясь по сторонам, от леса к ним подлетели ещё две горгульи и встали рядом, так же настороженно оглядываясь вокруг.

Паля отпустила своими руками горгулью и упала в траву, ей на нос сразу залез какой-то жучок и стал ползать по её лицу. Она засмеялась потому, что ей стало от этого щекотно, и встала. Жучок расправил крылья и улетел, а Паля подставила лицо солнцу и стала ждать, когда оно согреется.

— Отряд орков недалеко в лесу, семь или восемь чудовищ, — сказала одна из горгулий. — Нас заметили, скоро сюда придут. Что будем делать?

— Пока ничего, — ответила горгулья, на которой прилетела Паля. — С нами маленькая хозяйка, она будет решать. Если нападут, будем драться.

Паля уже почувствовала, что ей стало тепло, даже руки снова стали розовые, а были совсем белые после полета, и, может быть, даже немного синие.

— А где болото? — спросила Паля. — Мы же к болоту летели и к Трогу, а это поле какое-то.

— Это болото и есть, — сказала горгулья. — Только мы туда не пойдем, ты туда сама иди, маленькая хозяйка. А мы тяжелые, и провалимся, как Трог. И можем даже утонуть.

— Как можно на поле провалиться? — удивилась Паля. — Вон какая высокая трава, она же не проваливается?

— Ты иди, маленькая хозяйка, и ты сама все поймешь, а мы объяснять не умеем, мы — воины, мы только драться умеем.

Паля вздохнула и пошла по полю. А что тут сделаешь, если она осталась главная везде? Если мамы и папы нет?

Ноги её вдруг стали уходить в землю, сначала совсем немного, но вытаскивать их было тяжело потому, что под травой оказалась жидкая грязь, которая неприятно пахла гнилой водой, и хваталась за её новые сапоги. Она ещё совсем немного прошла, а грязь уже так облепила её ноги, что она не могла их поднимать, потому что они стали очень тяжелыми.

— Так нельзя, — сказала Паля, удивленно рассматривая свои такие красивые сапоги, а теперь какие-то черные и бородавчатые от грязи. Пока она стояла, её ноги ещё больше погрузились в грязь, и она уже и их поднять не могла.

— Эй, — крикнула она горгульям. — Вытаскивайте меня побыстрее, а то меня болото к себе хочет забрать.

Одна из горгулий подлетела к ней, схватила её руками — крыльями и подняла в воздух, сапоги у Пали стали с ног сползать, хорошо ещё что они совсем не успели с неё упасть раньше, чем горгулья отнесла её обратно на землю.

— Смотри, как получается, — сказала задумчиво Паля сама себе. — По этому болоту, оказывается, совсем ходить нельзя. Оно какое-то неправильное это болото, оно, как каша, жидкое, только есть нельзя потому, что невкусно пахнет.

— Да, — согласились горгульи. — Болото оно такое. Только вот что-то делать надо, вон уже и орки из леса выходят.

Действительно из леса появились орки, они были такие же лохматые, как и те, что приходили в замок, и на своих плечах несли здоровые дубины. Увидев горгулий и Палю они закричали, замахали своими дубинами и побежали к ним.

— Давайте тогда куда-то лететь, — сказала Паля. — Не будем же мы с ними сейчас драться, мы уже с орками сегодня дрались, лучше подеремся завтра, а то мне уже это надоело…

— А куда полетим? — спросила горгулья. — Вокруг одно болото. Может быть обратно в замок?

— Нет, — покачала головой Паля, задумчиво соскребая с сапог грязь какой-то палкой, которую нашла в траве. — Полетим лучше к Трогу. Может быть ему что-то надо, а может, мы его сможем сами вытащить.

Орки уже были совсем близко, горгульи нервно затопали на месте, их хвосты с длинными костяными шипами, так и заходили из стороны в сторону.

Когда Паля залезла на шею одному из них, они вздохнули с облегчением и сразу поднялись в воздух. Орки подбежали к тому месту, где они только что были, и растерянно стали смотреть, как они летят низко над болотом.

Один из них попробовал даже побежать за ними, но скоро увяз в болоте, а другие орки стали над ним смеяться. Что было с ним дальше, Паля не успела увидеть потому, что они уже как-то очень быстро подлетели к большому и серому камню, который на самом деле оказался не камнем, а Трогом.

Увидев подлетающих к нему горгулий, Трог громко и жалобно застонал, словно ему было очень больно. Пале сразу его стало жалко, и она сказала горгулье.

— Ты меня вниз спусти прямо на него. Я буду на нем сидеть и думать, как его оттуда вытаскивать.

— А нам что делать? — спросила горгулья.

— Ну, вы летайте где-нибудь недалеко, — предложила Паля. — А когда вы мне вдруг станете нужны, я вам рукой помашу.

— Ты приказываешь, маленькая хозяйка, мы слушаемся, — сказала горгулья, спустилась вниз и зависла в воздухе прямо над Трогом. Паля слезла сначала на крепкую Трогью кожу, а потом перелезла в седло из пуха.

— Только мы долго летать не можем, — крикнула сверху горгулья. — У нас сил мало. Но мы на деревья высокие сядем и будем на тебя смотреть.

Горгулья поднялась вверх, и скоро вокруг уже никого не было, кроме самой Пали и Трога. Паля улыбнулась и с удовольствием покачалась в мягком седле.

— Ты зачем в болото залез? — спросила она.

— Я не залез, — проревел обиженно Трог. — Меня сюда сбросили, а теперь я тону и вылезти никак не могу. А теперь ещё ты на меня залезла, я теперь ещё быстрее тонуть буду.

— Я — маленькая, — сказала Паля. — От меня ещё никто не утонул, во мне веса мало.

— Да? — спросил недоверчиво Трог. — А я чувствую, как сразу от твоего маленького веса вниз пошел. Скоро я уже и говорить не смогу, потому что Трогы под водой говорить не умеют. И совсем утону. Так что прощай, маленькая хозяйка, много лет я служил твоему отцу, а теперь вот стал никому не нужен.

У Трога из глаз даже слезы покатились, так ему себя жалко стало.

— И зачем я с ним сюда полетел? Сидел бы сейчас во дворе замка, и хорошо мне было бы. Сам-то он спрыгнул и убежал, а обо мне даже не вспомнил. Вот бы его самого бы в болото засунуть, тогда бы, наверно, больше так никогда не делал.

— Ты так красиво рассказываешь, что мне тебя совсем жалко стало, — сказала Паля. — Я сейчас сама плакать буду, только тогда мы с тобой утонем.

— Утонем, — вздохнул Трог. — Совсем утонем. Завтра твой папа выйдет во двор и спросит, а где мой Трог? А меня уже и нету, утонул я в болоте. Вот тогда он и вспомнит, как меня бросил…

Трог ещё раз вздохнул, а потом деловито спросил.

— А ты зачем сюда прилетела с этими горгульями? Что, захотела утонуть вместе со мной?

— Нет, — сказала Паля. — Я тебя спасать прилетела.

— Да? — удивился Трог. — Очень как-то это странно, я думал хозяин придет, а тут ты прилетела. Ну, если он тебя прислал, тогда, давай, спасай.

— Никто меня не присылал, — сказала Паля. — Я сама себя прислала потому, что мамы и папы нет, и я теперь сама главная.

— Да? — удивился Трог. — А куда они все делись?

— Их злой волшебник себе забрал.

— А… ну, если теперь ты главная, то, давай, спасай, а то мне здесь совсем не нравится. Сыро, и есть очень хочется.

— Ладно уж, — сказала Паля. — Сейчас начну тебя спасать. Только ты мне сначала расскажи, почему ты до сих пор не утонул? Ты же ещё вчера тонуть начал, сегодня должен был уже совсем утонуть, а ты как-то все не тонешь…

— Ты зачем надо мной издеваешься? — спросил грустно Трог. — А мне вот совсем не смешно, а очень даже страшно.

— Я не смеюсь, — сказала Паля и похлопала Трога по жесткой коже. — Я же волшебница и должна знать, почему ты до сих пор не утонул. А то я вдруг чего-нибудь неправильно сделаю потому, что чего-то не знаю. Сделаю какое-нибудь волшебство, а ты раз и вместо того, чтобы из болота вылезти, возьмешь и превратишься в лягушку.

— Ох, — вздохнул Трог. — Час от часу не легче. Чуть было в болоте не утонул, как тут прилетает маленькая глупая девчонка и хочет меня лягушкой сделать. И зачем я только с этими волшебниками связался? Жил бы себе в горах, как другие Трогы. Нет, мне видите ли, захотелось мир посмотреть, себя показать. Вот теперь, и смотри в болото, да на эту глупую девчонку…

— Я тебе совсем простой вопрос задала, — сказала Паля. — А ты снова расплакался. Ты такой большой, в сто раз больше меня, а все жалуешься. Плакса какой-то, а не Трог. Отвечай, давай быстро, а то я точно тебя в лягушку превращу, чтобы не плакал.

— А я откуда знаю, — обижено проревел Трог. — Я тонул, тонул, а потом ноги во что-то уперлись, а во что я не знаю. Я же ещё не утонул, вот если бы утонул, тогда бы точно знал, что там под водой. И не плакса я совсем, вот тебя бы засунули в болото, я бы на тебя посмотрел, какая ты сама стала бы плаксой…

— Я в болоте и сижу, — сказала Пала. — Только на тебе, а могла бы дома сидеть. А ты бы здесь сам себя вытаскивал.

А, я так думаю, что если ты до сих пор не утонул, значит у этого болота есть дно, и ты на нем стоишь.

— А может я и не на дне стою, — сказал Трог. — Может, я на каком-нибудь другом Троге стою, который до меня здесь уже утонул?

— Да, — засмеялась Паля. — Это ты интересно придумал, что все Трогы специально сюда прилетают, чтобы здесь утонуть, а теперь ты на них стоишь. Со всего мира прилетают в это болото…

Ты мне больше всякие глупости не говори, а то я над ними начинаю думать, а не над тем, как тебя из болота вытаскивать.

— И вовсе это не глупости, так оно и есть, — сказал Трог. — А ты все равно ничего не придумаешь, Я уже здесь второй день сижу и ничего ещё умного не в голову не пришло, и ты не придумаешь. Ты же ещё маленькая и глупая, наверно.

— Вот если бы тебя веревками зацепить и вверх потянуть, — сказала Паля, — то ты бы точно из болота вылез.

— Да? — спросил Трог. — А кто бы меня наверх потянул?

— Горгульи.

— Они не смогут, они слабые, они плохо тяжести поднимают. Меня из этого болота даже другие Трогы не смогут вытянуть, такой я стал тяжелый, да ещё и болото за ноги держит.

— Да, наверно, это не получится, — сказала Паля. — А вот если бы, например, болото стало жидким?

— Тогда бы я совсем утонул.

— А если бы стало твердым?

— Тогда бы я в камень превратился. Что ты сама всякие глупости говоришь? Ты что-нибудь умное спроси…

— А если я умного ничего не знаю? Я же ещё маленькая, я же ещё только все узнаю, поэтому и спрашиваю. А потом я же не просто так спрашиваю, я же ещё думаю, как тебя из болота вытащить.

— По-моему ты не думаешь, как меня вытащить, ты просто сидишь на мне и всякие глупости спрашиваешь специально, чтобы надо мной поиздеваться.

— Если тебе не нравится, я могу и домой пойти, а ты здесь сиди себе, пока на самом деле в камень не превратишься, или, наконец, не утонешь.

— Ну, ладно, — вздохнул Трог. — Спрашивай свои глупости, а то одному здесь совсем скучно.

— А вот если бы ты стал рыбой?

— Ты — совсем глупая девчонка, теперь я это до конца понял. Рыбы в болотах не живут, и в такой грязи не плавают, они только в реках живут и в морях.

— Я тоже также подумала, но все равно на всякий случай спросила, — сказала Паля. — Наверно, придется тебя все-таки лягушкой делать, раз здесь никто больше не живет.

— Не хочу я лягушкой становиться, — сказал Трог. — Мне Трогом быть нравится.

— Посмотрим, посмотрим, — сказала Паля и достала книги из рюкзака. — Может быть, ты только сейчас так говоришь, а потом тебе так понравится быть лягушкой, что уже не захочешь быть Трогом? Паля улыбнулась, вздохнула по-взрослому и сделав маленькое волшебство, тихо сказала.

— Папина книга покажи мне, как можно Трога лягушкой сделать?

Книга зашевелилась, задрожала, и начала листать свои страницы, листала, листала, ничего не налистала и снова закрылась. Трог, который краешком глаза, пытался за книгой следить, вздохнул с облегчением, отчего по болоту во все стороны зеленая рябь пошла.

— Не получилось, — сказала задумчиво Паля. — Папина книга тоже не знает, что с тобой делать. Спросим мамину книгу. Ну-ка, мамина книга, покажи, как из Трога лягушку сделать?

Мамина книга тоже зашевелилась, задрожала и начала листать страница, листала, листала, и тоже ничего в себе не нашла.

— Ну, вот, — вздохнула Паля. — Радуйся, не получается из тебя лягушка. Нужно что-нибудь другое придумывать. Это все из-за тебя, все тебе не нравится, вот взял бы и сам что-нибудь придумал!

— Почему это я должен что-то придумывать? — спросил Трог. — Я — Трог, а не волшебник какой-нибудь. У меня и мама Трог, и папа Трог, мы, Трогы, всякими глупостями и волшебством не занимаемся.

— Да, — вздохнула Паля. — Я тоже, наверно бы хотела быть Трогом, сидела бы сейчас в уютном теплом болоте и только бы на всех ругалась, кто меня бы оттуда вытащить хотел…

— Ты, что, думаешь, мне здесь сидеть нравится? — возмутился Трог. — Может быть, ты думаешь, что все Трогы в болотах живут? Так вот это неправда, мы в горах живем, там хорошо, там у нас пещеры…

— Не нравилось бы, — сказала Паля. — Давно бы уже сделал что-нибудь сам, а не заставлял бы меня придумывать.

— Я тебя и не заставляю. Я тут сидел, думал о том, как мне живется плохо, а тут ты прилетела и давай ко мне приставать, словно я тут нарочно сижу, и не хочу вылезать. Я бы давно сам бы вылез, только я тяжелый очень…

— Подожди плакать, успеешь ещё наплачешься, когда я ничего не смогу придумать, — сказала Паля. — Ты сказал, что ты — тяжелый, а вот, если бы ты был легкий, ты бы вылез?

— Конечно бы вылез, — сказал Трог. — Меня же здесь только мой вес держит, а если бы я был легким, я бы как подпрыгнул, да как бы замахал крыльями и полетел…

— Посмотрим, посмотрим, — сказала задумчиво Паля. — Ну-ка папина книга покажи, как Трога сделать легким? Книга задрожала, зашевелилась, и начала листать свои страницы. Листала, листала, ничего не налистала, и снова закрылась.

— Что, не выходит? — спросил Трог.

— Да, — вздохнула Паля. — Какой-то ты совсем неправильный, ничего с тобой не получается.

— И что теперь будем делать?

— Ты здесь сиди в своем болоте, а я домой полечу, — сказала Паля. — Я уже есть хочу.

— Это не мое болото, и я не хочу здесь сидеть, и тоже есть хочу. Вытащи меня, пожалуйста, я с тобой потом всегда разговаривать буду, и катать буду тебя в любое время, когда захочешь, и даже твою морковку буду есть, хоть она и совсем невкусная… И ещё помнишь, я тебя огнем дышать научил, а мог бы и не учить.

— Ладно, — сказала Паля. — Я это просто так сказала, чтобы ты не плакал. Я тебя все равно вытащу, ты только не мешай мне думать. Папина книга не знает, попробуем спросить мамину книгу. Ну-ка, мамина книга, скажи, как Трога сделать легким?

Мамина книга зашевелилась, задрожала и начала листать страницы, листала, листала и открылась посередине. Паля достала из кармана увеличительное стекло и стала читать.

…Чтобы какое-то тяжелое тело могло летать, нужно сделать так, чтобы это тело не притягивала к себе земля, а наоборот отталкивала…

— Трог, ты тело, или нет? — спросила Паля. Трог вздохнул.

— Ну, откуда я знаю? Что ты меня постоянно спрашиваешь? Я — Трог, и у меня есть тело, очень красивое и грациозное, моя мама мной всегда гордилась, — Трог всхлипнул, и у него из глаз показались слезы, каждое с полведра воды. — Говорила, что я очень стройный…

— Опять расплакался, — воскликнула сердито Паля. — Все Трогы не плачут, а нам какой-то плакса домой попался. Ладно, значит тело все-таки у тебя есть. Читаем дальше…

…Нужно направить энергию заклинания на тело и произнести его. Паля будь осторожна, если ты не сфокусируешь заклинание на предмете, или теле, оно перейдет на тебя, и ты будешь летать в небе до тех пор, пока энергия заклинания не кончится. На всякий случай запомни ещё одно заклинание, как вернуть предметам их вес…

— Спасибо, мамочка, — сказала Паля.

— Ты кого здесь мамочкой называешь? — спросил Трог.

— Ну не тебя же, дурачка, — ответила Паля.

— Тогда кого? — Трог повернул к ней голову, слезы все ещё были на его глазах.

— Ох, — вздохнула Паля. — Что-то мне тебя совсем жалко стало. Ладно, сейчас уже я тебя вытащу.

— Новые известия, свежие известия, — откуда-то сверху донесся голос летучей мыши, а потом прилетела и она сама и стала над головой у Пали летать.

— Волшебник вошел в замок злого волшебника, идет бой. На него напали орки злого волшебника и гарпии, а также другая нечисть. Волшебнику приходится тяжело, его оттесняют в зал, где для него приготовлена ловушка…

— Так, — сказала Паля. — Совсем дела плохи. Ты ему хоть сказала про ловушку?

— Нет, — мышь возмущенно взмахнула крыльями. — Мы не участвуем в битвах, мы только рассказываем о них. Если мы начнем вмешиваться во все события, то никаких битв не будет, а значит и новостей, тем более, что гарпии наши дальние родственницы. Все, я улетаю. Ждите следующих сообщений. Мышь быстро заработала крыльями и взмыла в небо.

— Эти гарпии, ох и противные, — сказал Трог. — Это они меня в болото загнали. Как налетели на меня, как стали меня бить, так я сразу и упал в болото. Если бы я знал заранее, что они на меня нападут, я может быть с ними бы справился, а так вот теперь сижу в болоте. Так и с твоим отцом будет, если бы ему кто-нибудь рассказал бы про ловушку, то он, может быть, в неё бы и не попал…

— Молчи уже, — сказала Паля. — Я сейчас заклинание говорить буду, а потом полетим папу спасать. Что-то я уже устала сегодня всех спасать…

— Говори свое заклинание, — сказал Трог. — Время-то идет, да и есть хочется.

Паля ещё раз внимательно прочитала заклинание, потом, как просила мама, запомнила обратное заклинание, направила на голову Трога свой палец и громко произнесла нужные слова.

— Ну? — спросил Трог. — И что? Вот ты тут что-то прокричала мне в ухо, и ничего… Может ты наврала, что ты — волшебница? Может ты просто глупая девчонка, и никакого волшебства не знаешь? И зачем я только с тобой связался? Паля вздохнула, уложила тяжелые книги в ранец, одела его на спину и сказала.

— Ты подождать немного можешь, или так и будешь реветь? Может, это из-за твоего рева ничего не получается?

— Ой, — ойкнул Трог. — Что-то мне как-то не по себе стало.

— А по кому, если не по тебе? — заинтересованно спросила Паля.

— Какие-то мурашки по мне стали бегать…

— Никто по тебе не бегает, я бы увидела, — нахмурилась Паля. — Может, ты меня мурашкой называешь? Так я не мурашка, я девочка, а мурашки они в муравейниках живут, а вовсе не в болотах. Трог зашевелился.

— Ой, — снова ойкнул он. — Я же ничего не делаю, у меня и крылья в воде, а я лечу.

— Никуда ты не летишь, — сказала Паля. — Я же вижу, ты все ещё в болоте сидишь, а я на тебе.

— А я чувствую. Ты, может, какое неправильное заклинание сказала? Может, у меня газы какие внутри появились?

— Ты хотел подпрыгнуть, — сказала Паля. — Вот и прыгай, ты теперь, похоже, совсем легкий стал, если у тебя какие-то газы появились. Трог тяжело вздохнул, потом забил крыльями по воде.

— Ты ногами отталкивайся, — недовольно покачала головой Паля. — А крыльями потом бить будешь.

Трог напрягся, по всему его телу пронеслась дрожь, так что Паля закачалась в седле, потом он как-то неловко подпрыгнул вверх. Вода в болоте захлюпала и забурлила, в воздухе запахло гнилью, а Трог начал всплывать.

— Вот так, — сказала удовлетворенно Паля. — Тебя грязь держала, а то бы ты давно улетел. Ты подожди, пока вода её смоет, тогда и полетим на берег.

Трог начал своими лапами шевелить, и вода вокруг забурлила, от неё ещё больше пошел плохой запах, потом Трог замахал крыльями и вдруг взлетел. Паля даже ойкнула от неожиданности, только что они были в болоте и вдруг уже высоко в воздухе. Ей даже немного страшно стало.

 

Глава четвертая

Трог только несколько раз крыльями взмахнул, и они уже оказались на берегу. Трог приземлился и сказал Пале.

— Сейчас я обсохну и полечу еду искать. А ты с меня слезай и другое заклинание скажи, а то я такой легкий стал, что меня может ветром унести.

— А когда мы к папе полетим, чтобы ему про ловушку рассказать? — спросила Паля. Трог задумался.

— Пока у меня крылья не обсохнут, я плохо летать буду. Там наверху холодно, крылья льдом покроются, и я упаду. А когда я обсохну, я совсем легкий буду, и меня ветром унесет. И вообще, пока я голодный, я далеко не смогу лететь, у меня сил не будет. В лесу раздался треск, и оттуда вышли орки.

— Так, — сказал Трог. — Вот и еда пришла, надо бы с орками поздороваться. Говори быстрее другое заклинание, чтобы я снова стал тяжелым, а то я с ними драться не смогу.

— Ладно, — сказала Паля и слезла с Трога. — Сейчас скажу, только драться нехорошо.

И громко произнесла заклинание. Трог вздрогнул, его как будто к земле прижало, он тяжело поднялся на ноги и недовольно спросил.

— Ты ничего не перепутала? Я раньше до твоих заклинаний вроде бы легче был?

— Не перепутала, — сказала Паля сердито и посмотрела на орков. Они, размахивая своими огромными дубинами, шли к ним. Тут сверху послышался шум крыльев, и три горгульи приземлились рядом.

— Вы за ней присмотрите, — сказал Трог. — А я тут немного с орками поговорю, уж очень они меня хотели съесть, когда я был в болоте, да и сейчас по-моему тоже хотят.

— Присмотрим, — сказала горгулья. — Помощь нужна?

— Не нужно мне никакой помощи, — сказал Трог и вразвалку пошел навстречу оркам. — Когда я обедаю, мне никакая помощь не нужна.

— Девочка, — сказала горгулья. — Ты туда не смотри. Ты лучше мне расскажи, что мы дальше делать будем?

Горгульи встали так, что из-за них Паля не могла видеть, что там делает Трог, как бы она не поднималась на цепочки, и не пыталась заглянуть им через плечо.

Горгульи расправили свои крылья, и ей вообще ничего не стало видно, она как будто оказалась в маленьком домике, в котором вместо стен были крылья горгулий. Она и не знала раньше, что у них такие большие крылья, когда она летела с ними, крыльев почти не было видно, а когда они были сложены, то казались совсем маленькими.

Потом раздались громкие крики орков и рев Трога.

— Вы меня пустите, — сказала Паля. — Может быть ему моя помощь нужна? Орков же много, а он один…

— Это хорошо, что много, — сказала горгулья. — Может быть он, наконец, наестся и перестанет на нас голодными глазами смотреть.

— Он, что, их будет есть? — удивилась Паля. — Это же негигиенично. В — первых они грязные, во-вторых они злые, в-третьих живых чудовищ есть нельзя…

— Они не люди, они — орки, и сами всех едят, — сказала горгулья. — Ты забыла, наверно, что они и тебя хотели съесть?

— Это они по глупости. Пустите меня, я ему сейчас это скажу.

— Пожалуйста, уже можно, маленькая хозяйка, — сказали горгульи и сложили крылья. Паля вышла из-за них и увидела, что орков никаких уже не видно, а Трог идет к ней как-то медленно, ещё больше переваливаясь, а живот его стал таким большим, что теперь волочился прямо по траве.

— Ты, что, их всех съел? — возмущенно спросила Паля. — Тебя, что, этому учили? Что увидишь, то и в рот сразу совать? А если они какие больные? И они же грязные, их надо было сначала вымыть перед тем, как есть. Мамы-то у нас теперь нет, её злой волшебник забрал, кто тебя лечить будет?

— Ты права, маленькая хозяйка, — сказал Трог, растягиваясь перед ней на траве, морда была у него довольная и счастливая. — Они были не вкусные, может, действительно, какие-то больные, хоть и питательные. Мне понравилось…

— Ну вот! — всплеснула руками Паля. — Почему меня никто никогда не слушает? Теперь ты точно заболеешь, ведь говорила тебе, а ты меня не слушал…

— Ага, — сказала Трог и закрыл глаза.

— Ты, что, спать здесь собрался? — спросила Паля. — А кто папу спасать будет?

— Я недолго, часик, может быть два, — зевнул Трог. — А потом полетим и всех спасем.

— Так, — сказала Паля. — Спать мы сейчас не будем, сейчас мы полетим папу спасать. Быстро вставай! Где мои грабли? Трог приоткрыл один глаз.

— Ну, подумай сама, — сказал он с протяжным вздохом. — Ну, куда я сейчас полечу, если я только что поел? У меня же живот большой и тяжелый, а крылья у меня маленькие и ещё не просохли. Надо просто немного подождать, а потом полетим и всех спасем…

— Какой ты подлый, — сказала грустно Паля. — Я тебя из болота вытащила. Я все свои мозги поломала, пока придумала, как тебя спасти. А ты? Тебе, что, совсем не стыдно?

— Нет, — сказал Трог и снова зевнул. — Мы — Трогы, нам ничего не стыдно.

— Ты плохой, а я думала, что ты хороший, — сказала печально Паля. — Если бы раньше знала, что ты такой, то не стала бы тебя из болота вытаскивать. Ну раз, ты такой оказался, то и оставайся здесь, а мы с горгульями полетим папу спасать. Пусть нас всех убьют орки и гарпии, а ты оставайся здесь, раз ты такой!

— Ага, — сказал Трог. — Вы летите, а мне пусть это будет, как ты сказала? А… стыдно… Паля вздохнула и спросила горгулий.

— А вы-то полетите?

— Конечно, — сказала одна из горгулий. — Мы — воины, наша обязанность тебя защищать, даже если это для нас будет грозить смертью. Садись, маленькая хозяйка, полетим к замку злого волшебника.

— Хорошо, — сказала Паля. — Только вы невысоко летите, а то я замерзну. Знаю я, как с вами летать, того и гляди простудишься.

Она залезла на шею горгулье, та оттолкнулась своими лапами, расправила крылья, и они полетели. Всего одно мгновение, а уже Трог внизу стал казаться большим серым камнем, а болото ровным зеленым полем.

— Вы низко летите, — сказала Паля. — Я же вас уже просила.

— Мы низко и летим. Ты просто не знаешь, как это высоко, хочешь — покажем?

— Нет, спасибо, — вздохнула Паля. — Лучше как-нибудь потом узнаю, когда я совсем с вами весь ум потеряю.

Внезапно горгулья подняла свою голову и стала пристально вглядываться вперед.

— Беда, маленькая хозяйка, — сказала она. — Надо прятаться, или убегать. Паля тоже посмотрела вперед, но ничего не увидела. Что-то, конечно, там было впереди, но может быть это была просто заблудившаяся тучка.

Горгулья что-то крикнула другим горгульям и устремилась вниз, поближе к деревьям большого леса, но потом резко остановилась, так что Паля чуть не слетела с его шеи.

— Ты чего? — спросила Паля. — Ты специально это делаешь, чтобы меня вниз сбросить, да?

— Тсс, — прошипела горгулья. — Потише, а то нас услышат.

Горгулья стала медленно махать своими крыльями и крутить своей головой во все стороны. Это тоже Пале не понравилось потому, что у неё самой от этого верчения стала голова кружиться.

— Да скажи уже, наконец, чего ты так испугалась? — рассердилась Паля.

— Гарпии, — выдохнула горгулья. — И много, они и внизу и впереди. Кажется, нас пока не заметили, но это ненадолго, днем они хорошо видят.

— А кто они такие, эти гарпии? — спросила Паля. — Может это какие-то совсем не страшные звери, а вы меня ими пугаете?

— Это не звери, — сказала горгулья. — Это ещё хуже. И мы тебя не пугаем, мы сами их боимся. Не повезло, все-таки заметили нас, глазастые. Ну теперь, маленькая хозяйка, держись покрепче. Теперь мы удирать от них будем.

Горгулья резко взмыла вверх, Паля оглянулась и заметила, как с деревьев леса поднялась вверх стая крупных птиц и полетела за ними.

Горгульи, которые летели сбоку, теперь подлетели ближе, и, возбужденно махая своими хвостами, тревожно оглядывались назад. Они стали подниматься все выше и выше, а там наверху было совсем холодно, у Пали уже и зуб на зуб не попадал, а руки снова превратились в сосульки.

— Нет, — сказала с тяжелым вздохом горгулья. — Удрать, не получается. Ты слишком для меня тяжелая, маленькая хозяйка, а они налегке. Никак не могу высоту набрать. Придется драться.

— Ничего я не тяжелая, — сказала Паля, — а очень даже легкая. И не надо высоту набирать, я и так уже замерзла. И чего это вы каких-то птиц испугались? Вы же их и сильнее и крупнее.

— Это так, — согласилась горгулья. — Но их больше. Они Трога в болото загнали, а уж с нами совсем легко справятся. И летают они лучше, чем мы, они уже рождаются с крыльями, а не так, как мы.

Надо спускаться на землю, там мы ещё можем с ними потягаться, на земле они не так быстры, а в воздухе они нас легко собьют. Знаю я тут одно место, которое нам подойдет для битвы. Это тут недалеко.

Горгулья сложила крылья и понеслась вниз, забирая одновременно в сторону, тут Паля и увидела гарпий. Они были похожи на настоящих женщин, только с крыльями, и вместо ступней у них росли крепкие и большие когти, как у орла, а может и ещё больше, да и носы у них был похожи на клювы.

Одна из гарпий, как раз поднималась им навстречу. Увидев их она громко крикнула, но не человеческим голосом а птичьим. И тут со всех сторон на них стали налетать и другие женщины-птицы.

Горгульи, те что летели рядом, бросились на гарпий, размахивая своими хвостами. А горгулья, что несла Палю, свернула в сторону и полетела вниз ещё быстрее.

Паля чуть совсем не свалилась потому, что её ноги вдруг оказались у неё над головой, а руки заскользили по шее и уперлись в голову горгульи.

— Сейчас упаду, — прошептала Паля, и тут её рюкзак с тяжелыми книгами ей упал на голову, руки разжались, и она полетела вниз к большим деревьям леса.

Паля испугалась и хотела быстро придумывать какое-нибудь волшебство, но в голову ничего не влезало, а наоборот, в ней вообще ничего не стало, а было только пусто и страшно. Паля закрыла глаза и прошептала сама себе сквозь свист ветра в ушах.

— Я всех спасала, а меня кто спасет? Я же сейчас совсем разобьюсь…

Тут её кто-то крепко схватил за плечи и начал поднимать вверх. Паля тут же удивленно открыла глаза и увидела горгулью, которая громко шипела от напряжения, таща её. Потом Паля больно стукнулась о какую-то ветку, а уж потом свалилась на землю.

— Ох, — только и сказала она. На земле было так тихо, что ей даже сначала показалось, что она оглохла, но потом она услышала стоны горгульи, которая упала где-то с ней рядом.

Паля встала сначала на четвереньки, а потом поднялась во весь рост. Все её тело стало каким-то неправильным и совсем не хотело ходить, а бок вообще так сильно болел, что ей сразу захотелось громко плакать. Паля смахнула рукой непрошеные слезы, из-за них вообще ничего не было видно, и посмотрела на горгулью.

Та лежала на боку, а её правое крыло было порвано и сломано, потому что у горгулий крылья не такие, как у птиц, они сделаны из кожи, как и летучих мышей. Паля подошла поближе.

— Что, очень больно? — спросила она.

— Уходите, маленькая хозяйка, — простонала горгулья. — Гарпии, как с моими товарищами расправятся, так сразу начнут нас искать. Идите вон к тем деревьям, там за ними пещера, там можно спрятаться.

— Ага, конечно, — сказала Паля. — А если гарпии тебя найдут и убьют, на чем я тогда к папе полечу?

— Я уже не летунья, — простонала горгулья. — Крыло сломано.

— Да, это я вижу, — вздохнула Паля. — Все равно я тебя на себе понесу, не дам я тебе здесь умирать. Горгулья открыла свои темные глаза и рассмеялась, шипя от боли.

— Как же ты меня потащишь, маленькая хозяйка, если во мне веса больше чем, в десятке таких, как ты?

— Не твое дело, — сказал Паля сердито. — Ты лучше глаза закрой, я волшебство буду делать. Ну-ка, мамина книга, откройся на том месте, где написано, как тяжелое сделать легким. Книга послушно задрожала, начала себя листать и открылась на нужной Пале странице.

Несмотря на то, что Паля совсем недавно говорила это заклинание, в её голове совсем ничего не осталось. Может быть потому, что она с неба свалилась и больно стукнулась, а может потому, что её голова была ещё маленькая и больше двух заклинаний в себя не вмещала.

Паля направила палец на горгулью, которая с тяжелым вздохом закрыла глаза, и стала говорить заклинание.

Паля увидела, что с её пальца сорвалась маленькая голубая искорка и ткнулась в горгулью, которая от этой искорки сразу вздрогнула и зашипела.

— Чем ты меня так больно ткнула, маленькая хозяйка? — спросила горгулья. — И главное зачем?

— Молчи уже, — сказала Паля, задумчиво разглядывая горгулью, та была большой, больше даже папы, и она даже не знала, за что её взять, чтобы тащить. Не за голову же, которая была такой большой, что её и не ухватить?

Паля вздохнула и схватилась за кожистую складку, которая отходила от здорового крыла к туловищу. Руки у Пали были маленькие и никак не сжимались, но она все-таки как-то складку ухватила и потащила на себя. У горгульи даже рот открылся от удивления, когда Паля подняла её над землей.

Конечно, не полностью, ноги у горгульи, как и её крылья волоклись по земле и мешали тащить. Но Паля все равно волочила и сердито ругалась, когда горгулья вскрикивала от боли оттого, что её крылья и ноги цеплялись за ветки.

Хорошо ещё, что пещера оказалась совсем рядом, сразу за большим деревом, но все равно, когда Паля дотащила туда горгулью, она стала совсем мокрой от своего пота.

В пещере было темно и страшно, и Паля сразу стала думать, где взять свет. Она вздохнула по взрослому, из неё вылетел огонь и, попав на большую толстую ветку, зажег её.

— Да, — сказала Паля, — совсем наши дела плохи, у меня все внутри болит, да и у тебя тоже. Придется в маминой книге искать какое-нибудь лекарство. Горгулья рассмеялась, и тут же зашипела от боли.

— А ты смелая, маленькая хозяйка, совсем, как твои папа и мама, они тоже ничего не боятся.

— Это у нас семья такая, — сказала Паля. — Если бы мы всего боялись, мы бы не были волшебниками. Ты пока немного помолчи, а я буду придумывать, как тебя лечить. Мамина книга, пожалуйста, откройся там, где у тебя написано лекарство для горгулий.

Книга вздрогнула, зашевелилась, и начала листать страницы, а потом открылась. Паля подтащила тяжелую книгу поближе к огню, достала увеличительное стекло и стала читать.

… Горгульи — волшебные существа, они были созданы одним из самых могущественных волшебников в давние-давние времена. Волшебник хотел создать крылатых воинов, воинственных и неукротимых, не знающих страха, способных сражаться даже тогда, когда нет никаких шансов на победу. По его замыслу горгульи должны были легко терпеть боль, и быстро залечивать свои раны. Но, как всегда, все получилось немного не так…

— Да, я это уже поняла, — вздохнула Паля, — что, всегда получается не так, как хочешь. И стала читать дальше.

…Горгульи способны сражаться и не чувствовать боль, но из-за этого они потом должны долго находиться неподвижно. Поэтому они любят селиться в недоступных для людей и зверей местах, где они могут долго спать, восстанавливая свои силы и залечивая полученные раны. Если они живут с людьми, то селятся на крышах домов, или на высоких деревьях.

…Но не все раны горгульи могут залечить самостоятельно. Если у них сломаны кости, то их нужно сложить вместе в том виде, в каком они были до перелома, иначе они срастутся неправильно. Если у горгульи порвано крыло, его нужно зашить…

Нитки и иголка в твоем рюкзачке, Паля. Шей аккуратно, так, как я тебя учила. А когда будешь вправлять кости, то сначала посмотри, как они должны правильно стоять. В книге я для тебя специально нарисовала картинку…

— Спасибо, мама, — сказала Паля. — Только я уже забыла, как ты меня учила шить.

…А после того, как ты это сделаешь, дай горгулье заснуть, тогда она за время сна сможет залечить все остальные свои раны. Только, к сожалению, Паля, как только ты ей разрешишь заснуть, она заснет надолго, может быть даже на месяц, или год.

Известны случаи, когда горгульи после тяжелых ран спали больше ста лет…

— Я поняла, мама, — сказала Паля и вздохнула.

— Что? — подняла голову горгулья, глаза у неё стали совсем какие-то узкие и мутные. — Враги?

— Нет тут никаких врагов, — ответила сердито Паля. — Ты почему спишь, если я тебе ещё не разрешила?

— Очень больно, — сказала горгулья. — Глаза сами собой закрываются. Ну, что ты прочитала в волшебной книге, маленькая хозяйка?

— Что, что, — сказала сердито Паля. — Что надо, то и прочитала. Ты, что, волшебница, чтобы спрашивать про то, что написано в волшебной книге?

— Извините, маленькая хозяйка, — понурила голову горгулья. — Я виновата.

— Да, я не сержусь, — сказала Паля, доставая из маленького кармашка рюкзачка иголку и нитки. — Давай, подползай поближе к костру, я твое крыло зашивать буду.

— А вы умеете, маленькая хозяйка? — спросила горгулья.

— Умею, — сказала Паля. — Но так плохо, как будто совсем не умею.

— Может быть, тогда не надо? — спросила горгулья.

— Надо, — вздохнула Паля. — Мама написала, что надо, значит надо.

Горгулья, шипя от боли, с трудом подползла поближе к костру. Паля вдернула нитку в иголку, конечно не сразу, а раз тридцать промахнулась, и начала зашивать дыру на крыле. Горгулья шипела от боли, но не мешала Пале, только внимательно смотрела за тем, что она делает.

— Хорошие стежки, — похвалила горгулья, — только они какие-то неровные.

— Это у тебя крыло неровное, а стежки красивые, хоть и кривые, — сказала Паля и откусила нитку. — Ну вот, а теперь тебе нужно твои кости на место ставить. Ты знаешь, где у тебя кости, которые надо куда-то вставить?

— Вот, — горгулья показала рукой на сломанное крыло. — Вот эти кости, видишь, они сломались, когда я об ветку ударилась. — Ты только поаккуратнее их ставь, маленькая хозяйка, а то больно очень, трудно терпеть.

— Ладно, — вздохнула Паля, она ещё раз посмотрела в книгу на мамин рисунок, каким должно быть крыло, потом взялась за кость и дернула её изо всех сил. Кость заскрипела, горгулья зашипела, но потом кость каким-то непонятным образом все-таки встала на то место, где она и должна была быть.

— Ох, — сказал горгулья. — Спасибо, маленькая хозяйка, сразу стало не так больно.

— Ты теперь спи, — сказала Паля. — Я тебе разрешаю.

— Спасибо, маленькая хозяйка, — низко поклонилась горгулья, — за то, что лечила меня. Я уже чувствую себя намного лучше. Но я тревожусь о том, что после того как я засну, ты останешься без защиты в этом лесу.

Мои сестры живы, но они далеко потому, что постарались увести гарпий за собой. И я не знаю, как быстро они смогут вернуться, и знают ли они об этой пещере.

— Ладно, — вздохнула Паля, — ты обо мне не беспокойся, я что-нибудь придумаю.

— Ещё раз спасибо, — поклонилась горгулья и застыла в поклоне.

— Эй, — сказала Паля и подергала горгулью за здоровое крыло, но та даже не пошевелилась, а на ощупь стала, как каменная.

— Вот так всегда, все меня бросают, и я опять остаюсь одна, — вздохнула Паля и, подобрав с пола несколько сухих веток, бросила их в огонь.

— Только вот непонятно, — сказала она задумчиво. — Что мне теперь делать? Трог, который должен был отнести меня к папе, заснул, горгулья тоже. А мне, что, теперь? Пешком идти? А у меня и ноги уже не ходят, совсем сегодня день какой-то плохой, и начался плохо, а потом ещё хуже стал.

Пойду, хоть посмотрю, что мне за пещера такая досталась, может мне теперь в ней жить придется. А как можно где-то жить, если есть нечего? Она вздохнула, взяла самую ярко горящую ветку из костра и пошла в темноту. Бок у неё все ещё болел, хоть и не так сильно, как раньше, а на ноге кроме многочисленных царапин появился ещё один огромный синяк.

Пещера была большой, и огонь от ветки почти ничего не освещал, поэтому Пале было немного страшно.

Скоро вокруг появились какие-то сосульки, которые росли как на потолке, так и внизу, некоторые из них даже встречались вместе, образуя вместе совсем уже какой-то непонятный каменный лес, в котором было трудно идти.

Ветка трещала и горела, но все равно уже за несколько шагов было ничего не различить.

Она свернула в какой-то узкий проход и вышла прямо к каменному уступу, на котором сидели летучие мыши. Они сорвались со своего места и стали носиться вокруг неё, но потом успокоились и сели обратно, кроме одной, которая повисла у неё прямо над головой, зацепившись за одну из сосулек.

— Это с вами заключен контракт на поставку новостей? — спросила она тоненьким голосом.

— Да, — сказала Паля. — Контракт заключен, но только с теми мышами, которые у нас дома живут.

— Это не важно, — сказала летучая мышь. — Мы все друг с другом знакомы, и, если вы заключили договор с одной мышью, можете считать, что вы заключили договор со всеми.

Итак, в исполнение контракта вам сообщаем последние известия. Волшебник пойман в ловушку, в замке злого волшебника, там же находится и ведьма, которая, если я не ошибаюсь, приходится вам мамой.

— Не ошибаетесь, — сказала Паля. — А волшебник — мой папа. А в какую ловушку они попали?

— Ловушка не простая, а очень хитроумная. Можно сказать, что это просто яма, но только стены в ней обложены такими камнями, которые впитывают в себя любое волшебство.

Поэтому из неё с помощью чар и заклинаний никак не выберешься, а без волшебства из неё невозможно вылезти потому, что стены у этой ловушки очень высокие.

— Да уж, — сказала Паля. — Смотри-ка, что злой волшебник придумал, как вы сказали, он хитрый и умный?

— Да, хитроумный.

— Вот был бы он глупым, тогда папа точно бы его победил, а теперь мне придется.

— Ну, я не думаю, что вам это удастся, — сказала мышь. — Вы очень молоды, и, насколько нам известно, ещё не учились волшебству, так что мы — летучие мыши считаем, что у вас совсем нет никаких шансов на победу.

— Да, — вздохнула Паля. — Хитроумного волшебника, наверно, может победить только хитроглупый…

— А вы себя к какой категории относите? — вежливо спросила летучая мышь. Паля пожала плечами.

— Я ещё ни к кому себя не отношу, я маленькая, хоть и уже большая. Я ещё даже не решила, стану ли я волшебницей, или буду совсем простой девочкой. А если стану волшебницей, то стану злой, потому что маму и папу поймали в ловушку, а они добрые. А были бы злые, сами бы злого волшебника в ловушку поймали.

— Простите, — сказала летучая мышь. — Мы заключаем контракты только с добрыми волшебниками. Если вы станете злой, контракт будет тут же расторгнут, таковы наши законы.

— Так вы, что, со злыми волшебниками совсем не дружите? — удивилась Паля.

— Да, — сказала летучая мышь. — Злых волшебников мы не любим за то, что они постоянно экспериментируют с нами, создавая новые виды злых и порочных существ.

— Порочные, это, что, плохие? — нахмурилась Паля.

— Можно сказать и так.

— Если так можно сказать, то нужно так и говорить, — сказала Паля. — А то у меня уже совсем мозги все испортились, разгадывая все ваши слова.

— Простите, — улыбнулась мышь. — Это недостаток нашего мышиного образования. Не обращайте внимания, спрашивайте то, что вам непонятно.

— Мне уже давно все непонятно, — сказала грустно Паля. — Сначала мне было непонятно, как вытаскивать из болота Трога. Теперь непонятно, почему он спать лег. Потом было непонятно, почему на нас гарпии напали? А теперь совсем все непонятно. Как маму и папу спасать, если лететь не на ком, потому что все спят, а пешком куда идти, я не знаю?

— Это серьезные вопросы, — сказала летучая мышь. — Мы попробуем вам дать ответы на них, но немного позже, нам нужно все обдумать, собрать сведения, всю информацию по этому вопросу…

— Понятно, — вздохнула Паля. — Пока вы думать будете и собирать эту вашу информацию, я уже совсем старая стану, и спасать будет тоже некого. Вы бы лучше сказали, что я есть буду, пока вы будете думать? Мышь вспорхнула и полетела на каменный уступ к своим собратьям.

— Если вы пойдете дальше, то эта пещера вас выведет в другую пещеру, — крикнула она. — Там живет один отшельник, возможно он сможет вас накормить…

— Ну, это уже хорошие известия, — сказала Паля. — Что ж, пойду, искать отшельника. А что такое отшельник?

— Это тот, кто живет сам по себе, совсем один, — сказала летучая мышь. — Эти сведения будут также включены в контракт, как подлежащие оплате.

— А чем я вам заплачу? — растерялась Паля. — У меня же совсем ничего нет.

— Не беспокойтесь об этом, — сказала летучая мышь. — Вы, конечно, ещё очень молоды, и, можно сказать, только вступаете на путь волшебства, но результаты, надо сказать, очень впечатляющи…

— Впечатали во что?…

— Прошу прощения, — мышь сделала круг вокруг её головы. — Я должна учитывать, что многие слова вам не знакомы. Впечатляющи, это значит, что они произвели на нас впечатление, или другими словами говоря…

— Вот и говорите другими словами…

— Они, скажем так, были довольно большими.

— Да, — вздохнула Паля. — Слов много, а толка мало, все, как папа мне говорил. Ладно, я уже все поняла. Так, куда мне идти?

— Идите прямо, здесь невозможно заблудиться, но будьте осторожны с пещерным червем.

— С каким червем? — спросила Паля, но больше ей никто не ответил. Паля недовольно покачала головой и снова зашагала в темноту.

— Вот ведь как хочется казаться умной, — сказала она сама себе. — Совсем эта летучая мышь все запутала, наверно, и сама уже не понимает, что говорит. Когда вырасту, буду говорить человеческими словами, а не летучемышими.

Тьфу! Я, кажется, сама заразилась придумыванием всяких ни для кого непонятных слов. И ещё каких-то червей придумала, а они в земле живут, а не в камне. Совсем все запутала…

Она прошла ещё одну маленькую пещеру и вышла непонятно куда, потому что ветка уже догорела и погасла, и стало совсем темно. Паля сначала хотела испугаться, потому что в темноте всегда страшно, но потом передумала.

Она просто села на камень и стала ждать, когда станет светло. Пещера, не пещера, но солнце все равно же должно было когда-нибудь появиться, потому что оно всегда появляется…

— Вы не могли бы с меня встать? — сказал чей-то голос снизу. Паля испуганно вскочила с камня и спросила.

— А вы кто?

— Я — пещерный червь, — сказал тот же немного грустный голос. — И это мой камень, я на нем лежу и жду, когда кто-нибудь появится, кого я мог бы съесть. Обычно я питаюсь летучими мышами, но иногда попадается и что-то другое, вот вы например. К сожалению я сейчас сыт, поэтому вы меня не интересуете. Только часов через восемь, вы мне будете казаться очень даже привлекательной и интересной…

Я чувствую в вас много живительных соков, которые мне понравятся. А сейчас извините, я не буду вас есть…

— Ещё и извиняется, что он меня есть не хочет, — вздохнула Паля. — Скажите лучше, что я вам сделала плохого, что вам меня захотелось съесть?

— Ну, у меня пока к вам особых претензий нет, кроме того, что вы на меня сели, — сказал все тот же голос, — но через несколько часов, когда я проголодаюсь, они, я чувствую, у меня появятся.

— Что опять недостатки летучемышиного образования? — спросила Паля. — Совсем не можете говорить по-человечески? Что, тоже хочется казаться умным? Червь тихо рассмеялся.

— Нет, я не получил летучемышиное образование, потому что я все-таки червь, а не летучая мышь, но я съел много мышей, которые это образование получили. Даже не предполагал раньше, что такая еда, может привести к таким изменениям состояния ума.

— Да, изменения уже есть, да ещё какие, — сказала Паля. — У вас совсем ум стал испорченный. Приятно было с вами пообщаться, но мне надо идти дальше.

— Не спешите, — сказал червь. — Скоро я смогу сделать так, что вам уже никуда не захочется.

— Это, что, съедите меня, что ли? — спросила Паля настороженно.

— Да, — согласился червь. — Мне кажется это замечательным способом решить все проблемы, и свои и ваши.

Паля покачала головой, потом вздохнула по-взрослому, и из неё вырвался язык пламени.

— Ох, — вздрогнул червь. — Это было неприятное зрелище. Зачем вы это сделали?

— Вообще-то я — волшебница, хоть ещё и маленькая, — сказала Паля. — У меня и мама и папа — волшебники, и все родственники. И ещё я хочу есть. Как вы думаете пещерный червь, это вкусно?

— Что? — встрепенулся червь и сразу куда-то пропал, только из темноты донесся его исчезающий голос. — Что же вы мне сразу не сказали, что вы волшебница и питаетесь пещерными червями?

Я, конечно, сначала удивился тому, что маленькая девочка делает в пещере, да ещё садится на мой камень, но теперь я, кажется, это понял. Паля засмеялась.

— Да, не убегайте, вы так, я, может, ещё не буду червей есть. Я ещё никогда их не ела. Я просто так подумала, что тоже могу помочь вам решить все ваши проблемы.

— А вдруг вы попробуете пещерного червя, и вам это понравится? — спросил червь из темноты. — Лучше я, пожалуй, совсем уйду, чтобы не мешать вашим размышлениям.

— Все от меня уходят, — задумчиво сказала Паля. — Только-только начали разговаривать, а он взял и уже ушел.

— Эй, червь, а как мне пройти к отшельнику? — крикнула Паля в темноту.

— Заверните за угол, и там вы его встретите, — сказал голос червя из темноты. — Кстати, я с ним не дружу, потому что он больно дерется.

Паля посмотрела по сторонам и увидела, а, может, ей это только показалось, свет, идущий неизвестно откуда. Она пошла туда и вышла прямо к небольшому костру, около которого сидел совсем старый человек.

— Здравствуйте, — сказала вежливо Паля и поклонилась, как учила её мама. Старый человек повернулся к ней, посмотрел на неё в свете костра и тоже поклонился.

— Здравствуйте, милая девочка. Не хотите ли отобедать со мной?

— Хочу, — сказала Паля. — Очень даже хочу отобедать, а также, наверно, ещё хочу и отужинать, а может ещё и отзавтракать. Но пещерных червей я есть не буду, можете даже не предлагать…

— Я тоже не ем пещерных червей, — сказал отшельник, — поэтому у меня сегодня на обед каша. Присаживайтесь около костра вот на этот обрубок дерева и немного поговорим, пока обед готовится. Простите, но я немного слышал ваш разговор с червем, поэтому хотел бы вас спросить, — вы, что, на самом деле волшебница, несмотря на ваш юный возраст?

— Не хочется смотреть на мой юный возраст, не смотрите, — сказала Паля. — Я хоть и маленькая, но когда-нибудь я все равно вырасту, и, может быть, стану настоящей волшебницей. Я, правда, ещё до конца не решила, может быть, я совсем простой девочкой буду. Отшельник улыбнулся.

— А червь вас очень испугался…

— Я его тоже немного испугалась, — вздохнула Паля. — Я только села, как он сразу сказал, что хочет меня съесть.

— А… это, — улыбнулся отшельник. — Червь просто решил вас попугать, он пока ещё слишком мал, чтобы людей есть, ему ещё надо сначала вырасти.

— Там темно было, — сказала Паля. — Я даже не успела увидеть большой он, или маленький. А вы, что, давно уже в пещере живете?

— Да, очень давно, — сказал отшельник. — Уже много лет.

— А почему?

— Так получилось, — вздохнул отшельник. — Все мои родные и близкие умерли, дом мой сожгли дикие Трогы, и я решил, что здесь в пещере мне будет спокойнее и приятнее жить.

— А почему все умерли? — поинтересовалась Паля.

— Все умерли по разным причинам, одни от болезни, других съели орки. Мы живем в беспокойном и опасном мире…

— А вы не живите в беспокойном мире, — предложила Паля. — Живите в спокойном мире, как я живу.

— Не уверен, что ваш мир спокойней, чем мой, — сказал отшельник. — А, что, у вас, в вашем мире нет орков, Трогов, гарпий и другой нечисти?

— Есть, — сказала Паля. — С Трогом я дружу, а орки, они глупые, я их не боюсь, А с гарпиями я ещё мало встречалась.

— Ну вот видите, — улыбнулся отшельник, — похоже, мы все-таки живем в одном мире, только вы, кажется, не боитесь его, может быть, потому что ещё очень молоды. Что вы делаете здесь, милая девочка? Где ваша мама? Почему она отпустила вас одну в эти дикие и неприветливые места?

— Папу и маму забрал злой волшебник, — сказала Паля. — И я теперь иду к нему, чтобы их забрать обратно.

— А вы, что, не боитесь и его? — спросил отшельник. — Если вашего злого волшебника зовут Гракс, то это очень страшный и могущественный человек.

— Я его не боюсь, — сказала Паля. — Я ещё маленькая, чтобы всех бояться, я вот только есть хочу.

— Ну, в этом-то я вам смогу помочь, — сказала отшельник, он снял с костра медный котелок и наложил в глиняную чашку дымящейся каши.

— Кушайте, пожалуйста, — сказал он, протягивая чашку и ложку Пале. — Это хорошая каша, в ней есть немного фруктов и овощей, она подкрепит вас перед дальней дорогой. Паля стала есть, немного обжигаясь потому, что каша была очень горячей.

— Вкусная каша, — сказала она вежливо. — Почти что как соус Бешамель.

— Никогда такого не пробовал, — сказал отшельник. — Наверно очень вкусно?

— Наверно, — сказала Паля. — Я тоже не пробовала, мне про этот соус наша кухонная фея рассказывала.

— Фея, волшебники, должно быть ещё и домовые? — вздохнул отшельник. — У вас очень интересная жизнь. А здесь в пещере никого нет, кроме червя, да летучих мышей…

— А… — отмахнулась Паля. — Ничего интересного, домовые вечно все воруют и пристают ко мне, спать не дают, фея кормит меня только кашей, ну, иногда рыбой с кашей. А волшебники, это мои папа и мама, их всегда нет дома, они всякое волшебство для людей делают.

Летучие мыши у нас тоже дома есть, у меня с ними контракт на поставку разных новостей. У нас только пещерные черви не водятся…

Вы лучше мне расскажите, как мне пройти к злому волшебнику, а то мне без мамы и папы как-то скучно жить.

— Это очень опасно, — сказал отшельник, — если такая маленькая девочка пойдет к такому злому волшебнику, как Гракс.

— Да, знаю я, — сказала Паля. — Мне уже все об этом рассказали, хоть я никого не просила, но идти-то все равно надо. Раз мои мама и папа попали в ловушку, то кому-то надо их из неё достать. А кто их достанет, кроме меня. Может быть, вы?

— Нет, — покачал головой отшельник. — Я уже старый, мне даже до замка злого волшебника не дойти потому, что он очень далеко. Да, и вам, наверно, тоже. Оставайтесь, здесь безопасно, тем более, что скоро наступит ночь, солнце уже спряталось за гору…

— Я бы может и осталась потому, что ночью я всегда сплю, — вздохнула Паля. — Только у вас даже кровати нет.

— Да, — сказал отшельник, — кровати у меня нет. Я сплю прямо здесь около костра.

— Ну, вот видите, как вы плохо здесь живете, — сказала Паля. — Значит мне дальше идти надо туда, где кровать есть.

— Последние известия, последние известия…

Над их головой закружилась летучая мышь.

— Только что стало известно, что злой волшебник узнал о девочке-волшебнице и отправил отряд орков на её поиски. Скоро орки уже будут здесь. Девочке надо прятаться, или возвращаться в свой замок…

— Что ещё стало известно? — спросила Паля летучую мышь, она уже стала привыкать к этим внезапным появлениям и к разным новостям.

— Одна из горгулий, что сопровождала девочку, от ран, которые ей нанесли гарпии, заснула на высоком утесе, а другая направляется сюда. Мы сообщили ей о вашем местонахождении, эта информация тоже войдет в оплату.

— Спасибо за сведения, — сказала Паля. — Они мне очень даже пригодятся.

— Ждите последующих сообщений, наша информационная служба — лучшая в мире. Мышь улетела куда-то темноту, а отшельник вздохнул.

— Ещё и горгульи, и летучие мыши…

— Да, горгулья — это хорошо — сказала Паля. — Она сможет донести меня прямо до замка злого волшебника.

— Вы — очень смелая девочка, — сказал отшельник. — И я вижу, что вам все помогают.

— Вы мне тоже помогли, — сказала Паля. — Вы меня накормили.

— Да, это правда, — сказал отшельник. — Но, сейчас я подумал, что этого мало. Я хочу вам рассказать одну историю, которая случилась несколько дней назад со мной в лесу…

— Я послушаю, — сказала Паля, — если это не очень длинная история, а то мне уже надо идти.

— Я понимаю, — сказал отшельник. — Постараюсь рассказать её покороче. Итак, как-то несколько дней назад я вышел из пещеры и пошел в лес на поиски еды. Как вы понимаете, мне тоже иногда нужно есть.

— Ой, — всплеснула руками Паля. — Я же только сейчас поняла, что вы сами ничего не ели, вы только меня кормили…

— Еды у меня мало, — улыбнулся отшельник. — И её хватило бы только одному, но вы об этом не беспокойтесь. Завтра, я что-нибудь себе найду, и я привык к тому, что у меня не всегда бывает, чем поужинать.

— Это неправильно, — сказала грустно Паля. — Я должна была с вами поделиться, а не есть все одна. Теперь я об этом буду думать и ругать себя.

— Не стоит, — улыбнулся отшельник. — Но теперь за то, что вы съели кашу, вам придется выслушать мою историю. Будем считать это вашим наказанием.

— Ладно, наказывайте меня своей историей, — сказала Паля. — Так мне и надо, сама виновата…

— Ну, я постараюсь сделать так, чтобы наказание оказалось не очень тяжелым. Итак, я вышел из пещеры и пошел по лесу. Рядом с пещерой мне ничего не удалось найти, и я пошел вглубь леса. А вот там, когда я залез на дерево и отыскал дупло с припасами, сделанными белкой на зиму, я внезапно услышал голоса внизу. Я испугался…

— Так вы, что, крадете у белок еду? — спросила Паля. — Вы, наверно, не знаете, что воровать нехорошо…

— Нет, — покачал головой отшельник. — Это было заброшенное дупло. Белки очень рассеяны и часто забывают, где они спрятали свои припасы. Тогда они находят себе другое дупло, и собирают орехи и грибы уже туда.

Поэтому я думаю, что можно считать, что белка просто поделилась со мной, она же все равно забыла об этом дупле, значит, получается, что это ничье. Так?

— Не знаю я, — сказала Паля. — Я ещё не разговаривала с белками. Вот, когда я с ними поговорю, тогда я вам скажу, правильно это, или неправильно.

— Хорошо, — сказала отшельник. — Так на чем я остановился?

— Вы остановились на дереве, — сказала вежливо Паля. — Хоть и не понимаю, как на нем можно останавливаться, с него ведь можно и упасть… Отшельник покивал головой и улыбнулся.

— Я крепко держался за ветки, поэтому не упал, когда услышал голоса внизу, прямо под деревом. В этой части леса мало кто бывает из людей, а голоса были человеческие. Я прислушался, один голос был ведьмы, она живет тут недалеко около болота, а второй голос был злого волшебника Гракса…

— А вы откуда знаете про ведьму и злого волшебника? — спросила Паля.

Отшельник недовольно покачал головой.

— Если ты меня будешь постоянно обо всем спрашивать, то я тебе никогда не расскажу свою историю, а только буду отвечать на твои вопросы. Конечно, если ты не торопишься, то я тебе буду все рассказывать…

— Я тороплюсь, — сказала Паля. — Но мне ещё надо многое узнать, я же волшебница, а волшебники должны все знать, иначе они волшебство свое будут неправильно делать.

— Так, — сказал отшельник. — Я, кажется, начинаю на тебя сердиться…

— Сердитесь, если вам это нравится, — вздохнула Паля. — Я тоже часто на всех сержусь.

— Хорошо, — сказал отшельник. — И все-таки я советую тебе послушать меня внимательно, это важная для тебя история.

— Ладно, я буду слушать, — сказала Паля. — Это же наказание, я понимаю…

— Вы — очень необычная девочка, — сказал отшельник. — Но все-таки прошу вас, дослушайте эту историю до конца. Итак, я услышал, как внизу разговаривают: ведьма, которая живет здесь неподалеку и Гракс — злой волшебник. Я спрятался за ветки, потому что эта ведьма всегда на всех злится и придумывает разные отвратительные заклинания. От этих заклинаний люди начинают болеть и умирать…

— А моя мама — хорошая ведьма, она наоборот всех лечит.

— Вот-вот, — сказал отшельник. — Это она и рассказывала Граксу, что, как только она напустит на какую деревню мор, или какую-то страшную болезнь, то сразу появляется твоя мама и всех начинает лечить. Конечно, я тогда на дереве не знал, что разговор идет про твою маму, я понял это только тогда, когда встретил тебя.

— Не понимаю, почему она на мою маму обижается, — задумалась Паля. — Моя мама всегда хорошее волшебство делает…

— Да, — сказал отшельник. — Твоя мама хорошее волшебство делает, а эта ведьма плохое, и ей поэтому и не нравится, что кто-то ей мешает. Она же делает людям плохо для того, чтобы они к ней приходили, приносили ей деньги и продукты, просили, чтобы она не делала им зла…

— Это она хитро придумала, — сказала Паля. — Она, как это, хитроумная, вот!

— Да, наверно, — согласился отшельник. — Но твоя мама ей мешала потому, что люди перестали бояться злую ведьму, зная, что есть спасение от колдовства. А потом и совсем перестали приносить ей деньги и еду. Вот тогда она и позвала Гракса, чтобы тот помог ей наказать твою маму.

— А… так вот в чем дело, — сказал Паля. — Она значит сама с моей мамой справиться не могла, поэтому и стала злого волшебника просить, чтобы тот ей помог.

— Да, — сказал отшельник. — Видимо, все так и было. Но Гракс, так зовут злого волшебника, сказал, что ей поможет только в том случае, если она поможет ему справиться с твоим папой.

— А чем ему мой папа опять не понравился?

— Причина та же, — вздохнул отшельник. — Злой волшебник, он же не просто так делает зло. Он тоже его делает для того, чтобы люди его боялись, и все, что у них есть, ему отдавали.

— А что, он просто так попросить у людей не может? — спросила удивленно Паля. — Подошел бы и попросил, и они бы ему сами все дали…

— Нет, ничего бы они ему не дали, потому что он злой волшебник, а злым никто ничего давать не собирается. И обычно злые люди никого и не просят, а сами все у всех отбирают.

— Понятно, — вздохнула Паля. — Значит, они тогда в лесу договорились, как мою маму и моего папу поймать в ловушку.

— Правильно, — сказал отшельник. — Вы очень быстро все понимаете, девочка. Так вот, ловушку для твоей мамы и твоего папы придумала ведьма, она и сказала Граксу, что у этой ловушки есть один недостаток, её легко разрушить извне.

— Это как, извне?

— Ну, это значит, снаружи…

— Вот спасибо, что вы мне это рассказали. Теперь только скажите, как её разрушить из, как это, вне, и я пойду её разрушать.

— А вот этого, ведьма как раз и не сказала. Получается, милая девочка, что вы сами это как-то должны узнать.

— Совсем плохо получается, — вздохнула Паля. — Никто ничего не знает. Иди, говорят, маленькая девочка, воюй со всеми злыми волшебниками, только мы не знаем как. Очень это как-то неправильно.

А я же ещё маленькая, я ещё ничего не знаю, и совсем не умею ни с кем воевать…

 

Глава пятая

— Маленькая хозяйка, вы здесь? — послышался громкий голос и к костру, топая ногами, вышла горгулья. Она внимательно посмотрела на отшельника и махнула хвостом с костяным шипом. — Враг? Надо убивать?

— Нет, — сказала Паля, — он не враг. Он просто истории разные рассказывает. Ну, извините меня, мне уже пора идти. Она вежливо поклонилась отшельнику, который удивленно и испуганно смотрел на огромную грозную горгулью, стоявшую перед ними.

— Полетим? — спросила горгулья.

— Полетим, — вздохнула Паля. — Только не очень высоко, а то когда высоко, очень холодно.

— К замку злого волшебника? — уточнила горгулья.

— Да, — сказала Паля. — Надо туда лететь, только темно, солнце уже спряталось.

— Это хорошо, что темно, потому что гарпии ночью плохо видят, — сказала горгулья. — Сейчас нас не заметят, но утром будет плохо. Гарпий около замка Гракса всегда очень много, потому что они там живут, и при свете солнца они нас обязательно заметят.

— Я буду помнить об этом, — сказала Паля. — И утром, может быть, я что-нибудь придумаю.

Она залезла на шею горгулье и помахала на прощанье рукой остолбеневшему отшельнику, и горгулья, громко топая своими ногами по камням, пошла к выходу из пещеры.

Горгулья, выйдя из пещеры, сразу взлетела, и помчалась в темноте, находя дорогу лишь по звездам, которые ярко горели на ночном небе, а внизу совсем ничего не было видно, только один мрак.

Паля сразу замерзла, но ничего не сказала горгулье, она уже стала привыкать к тому, что на горгульях холодно, а пешком ещё хуже, потому что медленно, и все тебя хотят съесть.

— Даже непонятно, почему все такие голодные, — сказала она тихо сама себе. — Все друг за другом бегают, и все хотят друг друга съесть. Совсем все неправильно устроено, когда вырасту большой, все переделаю… Горгулья начала подниматься выше.

— Там впереди большая гора, — сказала она. — И замок злого волшебника построен прямо в горе. Куда мы полетим?

— Я не знаю, — сказала Паля. — Я же там ни разу не была.

— Замок обнесен высокой стеной, и её охраняют орки, они хорошо видят в темноте. А сверху замок закрыт магической сетью, она убивает всех, даже птиц. Я сяду где-нибудь на вершине горы, недалеко от замка, там никого нет.

— Ладно, — согласилась Паля. — Ещё хорошо было бы, чтобы там была какая-нибудь кровать, чтобы я могла поспать.

— Кровати там нет, — сказала горгулья. — Но там есть пустая, довольно просторная нора, в которой никто не живет…

Горгулья резко поднялась, а потом начала спускаться вниз, её лапы вдруг гулко стукнули о камень, и они оказались на земле.

— Нора здесь рядом, — сказала горгулья сонным голосом. — А мне, маленькая хозяйка, надо поспать, сегодня был для меня тяжелый день.

— А если кто-то живет в норе? — спросила Паля, но горгулья ничего не ответила. Паля потрогала её рукой, горгулья уже заснула и стала, как каменная. Паля вздохнула и спрыгнула вниз. Ей и самой хотелось уже спать, глаза у неё были совсем сонные, а ноги совсем не хотели никуда идти.

На горе было холодно, дул пронизывающий северный ветер, да и от самой горгульи несло холодом высокого неба. Паля посмотрела вниз, но ничего не увидела и пошла туда, куда показала горгулья.

— Ну, и пусть меня съедят, — сказал она сама себе. — Спать-то все равно хочется. Почему сегодня все хотят меня съесть? Может быть потому, что я маленькая? А когда я вырасту совсем большой, меня, может быть, никто не захочет есть. Надо побыстрее вырасти, а то как-то даже скучно, что все только и хотят от меня откусить какой-нибудь кусочек.

Она прошла ещё немного, спотыкаясь о камни, света было мало, только от звезд, но их хоть и было много, но горели они так же слабо, как и светлячки в её спальне. Потом она заметила какую-то темную дыру и залезла туда. Там было тепло, нора была узкой и длинной, и ей пришлось ползти на коленках.

Она немного проползла, и заползла куда-то, где было очень тепло и очень темно, она наткнулась на что-то теплое и мягкое, похожее на её одеяло дома, и прижавшись к этому теплому и мягкому, она сразу заснула.

Проснулась она оттого, что её кто-то облизал языком.

— Ты зачем лижешься? — спросила Паля, не открывая глаз. Ей снилось, что она дома, а рядом с её подушкой сидит кот. В ответ она услышала только чей-то протяжный вздох.

Паля испуганно открыла глаза и увидела в слабом свете рядом с собой что-то странное и непонятное, похожее на огромный пушистый шар, из которого выглядывали две темные бусинки глаз.

— Ты кто? — спросила Паля. — И зачем ты пришел в мою спальню? Чтобы лизаться, да? Она посмотрела вокруг и, увидев в свете узких солнечных лучиков земляные стены, поняла, что это совсем не её спальня, а чья-то чужая нора, может быть, даже этого пушистого шара.

— Я прошу прощения, — сказала она. — Я вчера проходила мимо и случайно зашла к вам. А так как вчера была ночь, то я сама не заметила, как заснула, потому что ночью я всегда сплю. Извините, если я вас чем-то обидела, я сейчас уйду.

Она попыталась встать, но из темно желтого шара появился ещё и черный влажный нос и толкнул её обратно на пол.

— Ты зачем толкаешься? — спросила Паля. — Ты может подраться со мной хочешь? Так я не дерусь, я это не люблю… Из пушистого шара появилась лапа и тронула её за плечо. Паля сморщилась.

— Ну вот, зачем ты это делаешь? А… — разочарованно протянула она. — Я поняла. Ты, наверно, меня съесть хочешь, меня вчера все съесть хотели. Но сегодня же начался новый день. Давайте сегодня никого есть не будем? Из-под бусинок глаз и темного носа появился большой розовый шершавый язык и ещё раз облизал её лицо.

— Ну как? — спросила с любопытством Паля. — Вкусно? Все-таки будешь меня есть? Розовый язык снова её облизал и спрятался.

— Вот и умылась, — сказала задумчиво сама себе Паля. — А зубы чистить нечем. Она встала на четвереньки и поползла к выходу, не обращая больше внимания на пушистый шар.

Когда она вылезла из норы, Паля увидела солнце, которое поднималось из облаков, словно из розовой пены, и сладко потянулась.

— Вот и утро, — сказала она задумчиво и огляделась.

Горгулья сидела на краю скала, и все ещё была словно каменной. Паля похлопала её по кожистым крыльям и грустно сказала.

— Просыпайся, давай. Меня тут опять съесть хотят. Горгулья открыла глаза и взглянула на неё, потом начала медленно оживать, через несколько мгновений она уже свирепо забила свои хвостом по камню.

— Кто? Где враг? — спросила она. Паля показала рукой на нору, откуда как раз выкатился пушистый шар.

— Я не знаю, — сказала она. — Но вот этот меня лизал, на вкус пробовал. Горгулья насторожилась, она внимательно осмотрела зверя, потом улыбнулась.

— Это существо не ест людей. Этот зверь безобиден, он ест только траву, у него нет клыков и когтей, которые обязательны для хищника. Я думаю, маленькая хозяйка, что вам не надо его опасаться, но, если хотите, я его прогоню.

Мохнатый шар подкатился к Пале и снова лизнул её.

— Вы ему понравились, маленькая хозяйка, — сказала горгулья. — Это хорошо. Если вы его попросите, то он, возможно, сможет вас накормить.

— Да? Он, что, как кухонная фея, всех кормит? — удивилась Паля и, осторожно погладив шар по мягкой, пахнущей землей шерсти, сказала. — Существо, если вам это будет не очень трудно, может быть вы мне дадите что-нибудь поесть, а то сегодня утро, а я ещё ничего не завтракала? Может быть, у вас есть какая-нибудь каша, или соус Бешамель?

Паля сказала это очень вежливо, как её учила мама. Зверь ещё раз облизал её лицо и, ничего не сказав, укатился обратно в нору.

— Смотрите, маленькая хозяйка, — сказала горгулья, глядя вниз под скалу, на которой они находились. — В замке Гракса что-то происходит. Паля подошла к краю и тоже посмотрела вниз.

Прямо под ними был двор большого замка, по нему вышагивали орки большой нестройной толпой, размахивая своими дубинами, а в фонтане, в центре двора купались гарпии, и их было очень много.

Двор замка был обнесен высокой каменной стеной, а в стене были устроены большие железные ворота, сейчас они были закрыты на огромный железный засов.

— Это двор, а где сам замок? — спросила Паля.

— Он находится прямо под нами, в скале, на которой мы стоим.

— Мы можем спуститься прямо вниз и окажемся прямо во дворе, — предложила Паля. — И пойдем в замок искать маму и папу, а с орками я как-нибудь справлюсь, они же глупые…

— Нет, это невозможно, — покачала головой горгулья. — Над двором натянута магическая сеть, она невидима. Каждый, кто попытается попасть в замок сверху, погибнет, эта сеть убивает…

— Совсем это как-то плохо, — сказала Паля. — Как же я буду спасать маму и папу, если в замок попасть нельзя?

— В замок можно попасть, — сказала горгулья, — но только через ворота. А у ворот всегда находятся орки, их здесь живет очень много, мы видим не всех, часть из них бродит по округе в поисках вас, маленькая хозяйка. И вы с ними со всеми не справитесь, кроме того здесь есть бродят гарпии… Паля задумалась.

— Так что получается, что мы сюда зря прилетели? И что мы никого не можем спасти? Горгулья пожала плечами и сказала.

— Может быть, теперь, когда вы увидели, что ничего сделать нельзя, мы полетим обратно домой?

— А кто будет спасать мою маму и моего папу? — спросила Паля. — Они, что, там и будут теперь жить?

— Может быть их спасет кто-то другой, а не беспомощная маленькая девочка? — улыбнулась горгулья. — Может быть есть ещё волшебники в этом мире? Я знаю некоторых из них, кто мог бы нам помочь.

— Нет, никто мою маму и моего папу не спасет, кроме меня, — сказала грустно Паля. — Все другие волшебники далеко, да я их совсем и не знаю. Лучше я буду думать, как мне попасть вниз. Я же тоже волшебница, хоть и маленькая, а значит обязательно что-нибудь придумаю.

Из норы появился меховой шар, он подкатился к Пале и протянул свои лапы. На розовых ладошках лежала две небольших горстки орехов.

— Спасибо, ты добрый, — сказала Паля, беря орехи. — Значит, ты все понимаешь, только не говоришь.

— Говорю, — неожиданно услышала Паля. — Только мало. Голос у существа был тоненьким и веселым.

— А как тебя зовут? — спросила Паля.

— Я называю себя, циркус, это значит, что я — круглый.

— Ну, если тебе нравится, то и я тебя буду называть круглым, — сказала Паля. — А зачем ты здесь живешь, если внизу замок злого волшебника? Он же может поймать тебя так же, как мою маму и моего папу в какую-нибудь ловушку, и тогда тебе будет плохо.

— Меня он не поймает, — сказал циркус. — Я маленький, и я живу наверху, а он, когда ходит по двору, вверх не смотрит. А когда прилетают гарпии, я прячусь в свою нору, и они меня не видят.

— Гарпии? — встревожено подняла голову горгулья. — Когда они сюда прилетают?

— Каждое утро, когда открываются ворота. Скоро орки их откроют, и гарпии прилетят, чтобы проверить, нет ли здесь кого чужого, они всегда это делают.

— Это плохо, маленькая хозяйка, — сказала горгулья. — Вчера нас было трое, и мы не выстояли против стаи гарпий, а сегодня я одна. Я не смогу вас защитить, нам нужно улетать отсюда немедленно.

— Ты правильно говоришь, — вздохнула Паля. — Ты лети домой, а ночью опять прилетишь. И принесешь еды, а то я все ещё есть хочу, эти орехи, какие-то они совсем маленькие…

— А вы, маленькая хозяйка? — спросила горгулья. — Что вы будете делать? Я не могу вас оставить без защиты. Паля похлопала горгулью по кожистым складкам крыльев и сказала.

— Я спрячусь в норе и буду там сидеть, пока гарпии будут здесь летать, а потом вылезу и буду дальше думать, как спасти маму и папу. Лети уже, а то не успеешь, вон уже и гарпии перестали купаться и идут к воротам.

— Хорошо, — сказала горгулья. — Я улетаю. Но я вернусь, и не одна, а возьму с собой ещё своих товарищей.

— И ещё возьми с собой лентяя-Трога, хватит ему, наверно, уже спать, — сказала Паля. — Он хвастался, что если бы гарпии не напали бы на него неожиданно, он бы их всех побил. Вот пусть прилетает и бьет их. А ещё, когда я спасу маму и папу, они на нем домой полетят.

— Хорошо, маленькая хозяйка, я ему передам ваши слова, — сказала горгулья, спрыгнула со скалы, расправила крылья и полетела, и скоро стала лишь черной точкой на горизонте, а циркус стал подталкивать Палю к норе.

— Подожди, — сказала Паля. — Может быть у тебя в норе случайно есть какая-нибудь каша?

— Каши нет, — сказал циркус. — Я не ем кашу, а она вкусная?

— Раньше я думала, что невкусная, — сказала Паля. — А сейчас думаю, что очень даже ничего. Циркус встревожено посмотрел вниз.

— Спрячемся быстрее, а то они плохие, эти гарпии, никого не любят и больно дерутся.

— Ладно, давай прятаться, — согласилась Паля. — Мне сегодня драться ни с кем не хочется.

Едва они залезли в нору, как над скалой пронеслись гарпии, они внимательно смотрели по сторонам, и лица у них были очень злыми.

— Вот видишь, какие они сердитые, — сказал циркус. — Они всех убивают, кого увидят.

— А ты почему тогда здесь живешь? — спросила Паля. — Спустился бы вниз и ушел бы совсем из этого плохого места. Циркус снова её лизнул своим розовым шершавым языком.

— Здесь никого нет, а от гарпий я всегда успеваю спрятаться. Тут хорошо, когда никого нет, только еды мало.

— Да, еды мало, — вздохнула Паля. — Ну ладно, ты теперь молчи, я думать буду, как в замок злого волшебника попасть.

— А зачем тебе в замок? — спросил циркус. — Там тоже плохо, там орки, там гарпии, а ещё в самой глубине гномы и тролли.

— Гномы? Тролли? А это ещё кто такие? — спросила Паля.

— Гномы, такие маленькие человечки, они все время землю роют и камни бьют, это они этот замок в скале выдолбили, и сейчас ещё дальше долбят.

— А тролли?

— Тролли, они большие, даже больше орков, и тоже дерутся со всеми. Если ты им на глаза попадешься, то они будут за тобой целый день гонятся. Их злой волшебник держит для того, чтобы они гномов заставляли работать. Они гномов бьют, чтобы те работали…

— Откуда ты это все знаешь? — спросила Паля. — Ты говоришь это так, словно сам бывал в замке. Циркус откатился к стене и там затих, какое-то время он молчал, потом тихо сказал.

— Только ты никому не рассказывай. Ладно?

— Ладно, — согласилась Паля. — А что не рассказывать?

— Ну то, что я там бывал. Просто иногда бывает так, что есть нечего, я же здесь на скале живу, травы мало, и она невкусная, а есть всегда хочется. Ну, вот тогда я тихо пробираюсь в замок, а там всего много…

Злому волшебнику еду всё люди несут для того, чтобы он их не обижал…

— Еда, это хорошо, я бы сейчас тоже бы что-нибудь поела, — сказала Паля. — А как ты в замок пробирался?

— Гномы, они всю скалу уже изрыли, и даже сюда наверх добрались…

— Так, — сказала задумчиво Паля. — А ты, выходит, знаешь, где они прорыли в замок такой ход, про который никто, кроме тебя, не знает.

— Ну… гномы-то знают… А может они уже и забыли, они много всяких нор роют …

— Ты мне покажешь этот ход? — спросила Паля.

— А ты не испугаешься? В замке очень страшно. Я сам, когда туда хожу, всегда боюсь.

— Я не знаю, может и испугаюсь, — сказала Паля. — Сходим в замок, тогда и узнаем. Циркус подкатился к ней и лизнул её в лицо.

— Ну, если ты не очень боишься, тогда пойдем. Только ты меня слушайся, ладно? Я-то уже там бывал и знаю, где кто там живет, где тролли ходят, а где гномы, а где дикие Трогы…

— А где моя мама и мой папа тоже знаешь?

— Нет, не знаю. Я же никогда не видел никаких мам и пап. Я тут один живу, я и тебя в первый раз увидел. Вот ты кто?

— Я — девочка, — улыбнулась Паля. — Мои мама и папа волшебники, и я, наверно, буду волшебницей, только я ещё до конца не решила.

— А… — сказал циркус. — Ты станешь такой же, как Гракс…

— Я ещё не знаю, — вздохнула Паля. — Может, я буду доброй волшебницей, а то мне злые волшебники уже почему-то не нравятся, какие-то они плохие…

— Ну, про злых волшебников я уже знаю, — сказал циркус. — А добрые они какие?

— Добрые? — задумалась Паля. — Добрые они всем помогают. Мой папа всем все строит, то дома, то мосты, то дороги разные, а мама лечит людей и животных от разных болезней.

— А ты что будешь делать?

— Мне ещё сначала надо вырасти, всякому волшебству научиться, а потом я что-нибудь придумаю.

— Что придумаешь?

— Я этого тоже ещё не знаю. Давай, пойдем лучше маму и папу из плена вытаскивать, а то мне без них грустно.

— Из плена?

— Ну… мне рассказала одна летучая мышь, у нас с ней контракт на всякие известия, что мою маму и моего папу посадили в какую-то яму, из которой они не могут выбраться.

— Это, что, плен?

— Да, — сказала Паля. — Это плен, когда никто никуда пойти не может, а сидит там, куда его посадили. Мы уже идем, или что-то другое будем делать?

— Пойдем, — сказал циркус. — Я просто хотел узнать, где этот плен. Теперь я знаю. В замке гномы яму выкопали, очень глубокую, а потом ещё странным камнем обложили. Этот камень, он холодный, как лед, и когда к нему подходишь, кажется, что он тебя съест, такой он страшный. Только он никого съесть не может потому, что он все-таки камень, а не чудище какое-то.

— Вот, и веди меня к этой яме, — сказала решительно Паля. — Я думаю, что в этой яме моя мама и мой папа и сидят.

— Ладно, пошли, — сказал циркус, он осторожно выглянул из норы и замахал своей розовой ладошкой. — И быстрее, пока гарпии над нами не летают. Он выкатился наружу, Паля вздохнула, поправила свой рюкзачок и пошла за ним. Циркус подкатился прямо к обрыву и остановился.

— Ты только здесь будь поосторожнее, — сказала он. — Здесь птицы умирают. Летят себе, летят, а только хотят вниз во двор спуститься, так сразу же падают и разбиваются. Не знаю почему…

А нора, по которой можно попасть внутрь замка, она здесь, только в неё ещё залезть надо.

Он наклонился над обрывом, если можно так сказать про мохнатый шар, и вдруг совсем пропал. Паля заглянула вниз. Видно было только двор замка, по которому толпой ходили орки, размахивая дубинами, да ещё гарпии стояли около фонтана.

А циркуса нигде не было видно, словно его никогда и не было, но потом откуда-то снизу высунулась розовая ладошка и дернула её вниз.

Паля даже ещё испугаться не успела, как оказалась в какой-то норе, сделанной прямо в скале. Там было темно, солнце куда-то сразу пропало, и Паля поползла по узкой норе вслед за циркусом, постоянно утыкаясь в его густую теплую шерсть.

В этой норе все время слышались разные звуки, то кто-то кричал всякие непонятные слова, то стучал, то вдруг где-то что-то громко падало. Циркус двигался быстро, а Паля медленно потому, что циркус неизвестно на чем ходил, а Паля ходила на своих коленках, а это было очень даже больно.

И ещё она постоянно билась своей головой о камень, отчего в её глазах появлялись разные цветные искорки, но от них почему-то в норе светлее не становилось, а только ещё темнее.

Так они ползли, ползли, и когда Паля уже решила, что больше она совсем ползти не сможет потому, что все коленки и голова уже очень болели, как они оказались в каком-то темном, но очень просторном месте, где Паля даже смогла встать на ноги и не обо что не стукнуться.

— Ох, — сказала она радостно. — Мы где? Циркус куда-то укатился, потом снова прикатился и прошептал.

— Ну, мы идем, или не идем?

— А куда мы не идем? — спросила тоже шепотом Паля.

— Как куда? — спросил циркус. — Мы идем туда, где плен, а не идем к злому волшебнику.

— Это ты все правильно сказал, — прошептала Паля. — Только я не вижу куда нам идти.

— Не видишь? — удивился циркус. — Как не видишь? Может у тебя глаза закрыты? Когда у меня глаза закрыты, я тоже ничего не вижу.

— Да, открыты они, я проверяла, — сказала Паля. — Я просто ничего не вижу в темноте.

— А тут светло, — сказал циркус. — Темно, это когда глаза закрыты, но я уже это тебе говорил.

— Ничего ты не понимаешь, — сказала Паля, вздохнула по-взрослому, сделала маленькое волшебство и дохнула огнем, только огонь получился совсем маленьким потому, что Паля утром только одни орехи ела. Циркус испугался и отодвинулся немного в сторону.

— Ты зачем это сделала? — спросил он.

— Я сделала светло, — сказал Паля. — Чтобы ты понял, как для меня светло, а как темно.

— А… — сказал циркус. — А я все думал, зачем это Гракс всякие смешные огни везде придумал, он, что, тоже слепой, как и ты?

— Наверно, — сказала Паля. — Он же человек, хоть и злой, и волшебник.

— А всем остальным огни не нужны, — сказал задумчиво циркус. — Ни гномам, ни троллям, ни оркам, ни Трогам, только гарпии, они, как и Гракс, видят только, когда солнце светит… Ну, если ты тоже, как они, слепая…

— Ничего я не слепая, — сказала Паля. — Я очень даже зрячая, только ничего не вижу в темноте.

— Вот и выходит, что ты совсем слепая, только ты этого не понимаешь, — сказал циркус. — Ладно, я что-нибудь придумаю, сиди здесь тихо и жди меня, я быстро. Он куда-то укатился, а Паля осталась в темноте.

Только эта темнота была здесь какая-то другая, чем дома, в ней совсем ничего не было слышно, и она была очень даже странная.

Ей даже казалось, что она и шагу не сможет в этой темноте сделать, такая она была плотная и густая.

А потом в темноте показался маленький огонек, он шел прямо к ней, подошел и оказалось, что это циркус, а в его ладошках светилась гнилушка, от которой вокруг стало ещё темнее.

— На, — сказал циркус. — Это тебе огонь, он неяркий, но красивый, почти, как солнце, только маленькое.

— Ага, — сказала Паля. — Какое же это солнце, если с ним ничего не видно. Циркус вздохнул.

— Ох ты и привереда, ничего тебе не нравится. Я уже жалею, что тебя сюда привел. Нас и с этим светом все увидят, а тебе ещё больше надо. Знал бы, что ты слепая, никогда бы тебя с собой не взял.

— Ты не ворчи, — сказала Паля. — Я же не виновата, что я в темноте не вижу, я, может быть, такой родилась. Давай сюда свой огонь, с ним как-то веселее.

— Зачем же ты рождалась слепая, могла бы родиться зрячая, как я, или как другие нормальные звери.

— Если бы я знала, что рожусь слепая, да ещё, что с тобой встречусь, точно бы не родилась, только мне никто об этом раньше не сказал, — буркнула сердито Паля. — Ладно, веди меня к маме и папе, только осторожно, а то я споткнусь и упаду, а у меня и так уже все в синяках.

— В синяках? — удивился циркус. — А это что такое?

— Ну вот, ты сам ничего не знаешь, — сказала Паля. — Конечно, если бы у меня была такая же шерсть, как у тебя, я бы тоже не знала, что такое синяки.

— А шерсти у тебя почему нет? — спросил циркус.

— Родилась такой без шерсти, а потом она тоже не выросла.

— Ты какая-то неправильная родилась, — сказал циркус. — Теперь, когда ты уже все знаешь, ты снова родись, но уже не слепая и с шерстью, как я.

Паля уже привыкла к огоньку, и даже немного видеть стала. От этого света, такого теплого и приятного на ощупь, шерсть циркуса так и играла разными искорками.

Циркус покатился вперед, а за искорками на его шерсти пошла и Паля. Вокруг долго ещё было темно, но вот циркус свернул, и стало совсем светло. И Паля увидела большой длинный коридор с множеством дверей, а на стенах этого коридора висели разные страшные чудища и светились.

— Ты их не бойся, — сказал циркус. — Этих зверей придумал злой волшебник, но они чем-то ему не понравились, и он их сделал маленькими огоньками. Они совсем не говорят и не шевелятся, хоть и живые.

Паля кивнула, а сама все равно стала держаться середины коридора, потому что ей казалось, что маленькие звери со стен вот-вот спустятся и на неё набросятся, такие они были страшные.

Одни были похожи на огромные рты, полные кривых и больших зубов, другие на ежей, только иглы у них были длинные и очень острые. А третьи были похожи и на тех, и на других потому, что у них были зубы, которые торчали отовсюду, и ещё были иглы и всякие костяные шипы, которые торчали там, где не было зубов.

— Вот уж придумал, так придумал, — сказала сама себе Паля. — Если столько зубов, то их, наверно, никогда не накормить. И зачем было такое придумывать, чтобы самому пугаться?

— Тихо, — прошипел вдруг циркус. — Прятаться надо, кто-то нам на встречу идет, очень злой и сердитый.

— А ты откуда знаешь? — спросила Паля.

— Ох, ты ещё и не слышишь ничего, — вздохнул циркус. — Ты ещё и глухая. Зачем такой рождаться было, не понимаю?

— Ничего я не глухая, только куда тут спрячешься?

— Ты же сама говорила, что волшебница, вот и придумывай какое-нибудь волшебство, чтобы он нас не увидел.

— Если бы я могла придумать волшебство, чтобы стать невидимой, — сказала сердито Паля. — Я бы уже давно бы здесь одна ходила, без тебя, и не слушала бы ничего про то, что я неправильно родилась.

Она толкнула одну дверь, она не открылась, потом другую, но и эта дверь не открылась.

Потом она присмотрелась и увидела, что на дверях ручки, совсем как звери — огоньки, такие же страшные, тогда она взяла и дернула одну из них за длинный нос, и дверь почему-то открылась с чуть слышным скрипом.

— Вот как оказывается с вами надо, — сказала Паля и вошла внутрь, а циркус быстро закатился вслед за ней. Только они успели спрятаться, как в коридоре послышался шум, кто-то очень тяжелый шел так, что даже в комнате, в которую они зашли, все задрожало.

— Вот он злой и сердитый, — сказал циркус. — Теперь-то уже слышишь?

— Да, — сказала Паля. — А откуда ты знаешь, что он злой?

— А вот ты выйди и спроси, — предложил циркус. — Так и скажи, — скажите пожалуйста, а вы и вправду злой? А я это и так знаю потому, что это тролль, а тролли добрыми не бывают. Только непонятно, что он тут делает, тролли обычно живут вместе с гномами под землей.

— Ну и ладно, — сказала Паля. — Тролль, так тролль. Пошли дальше мою маму и моего папу спасать. Она толкнула дверь, но дверь обратно не открылась, и ручки никакой на ней не было, которую можно было бы за нос дернуть.

— Ну вот, — сказал циркус. — Теперь, чтобы отсюда выйти придется ход копать, а я в камне копать не умею, потому что я не гном. Вот гномы умеют, а я нет. Может быть ты умеешь, или волшебство какое-нибудь сделаешь? Ты же говорила, что волшебница…

Паля посмотрела вокруг, комната была большой и светлой потому, что в окна входил солнечный свет. В комнате было пусто, то есть абсолютно ничего, только каменный пол и большие окна с цветными стеклами. Паля села прямо на пол и вытащила из своего рюкзачка книги. Она сделала одно совсем маленькое волшебство и прошептала папиной книге.

— Скажи, как открыть дверь, которая не открывается? Книга задрожала, зашевелилась и начала себя листать, листала, листала и открылась прямо посередине. Паля достала увеличительное стекло и прочитала.

…Двери бывают разные, двухстворчатые и одностворчатые, и разных конструкций. Одни открываются внутрь, другие наружу, бывают с замками, а бывают без замков…

— Сейчас посмотрю, какая дверь, — сказала Паля книге и подошла к двери. — Дверь одностворчатая, это значит, что она совсем одна, и открывается внутрь. Чтобы её открыть, нужно потянуть за ручку, а ручки нет, она на той стороне осталась…

Циркус, открыв рот с большим розовым языком и мелкими ровными зубами, удивленно смотрел на Палю.

— Ты с кем это разговариваешь? — спросил он. — Я ни одного слова не понимаю. Это, что, волшебство такое?

— Пока ещё нет, — сказала Паля. — Пока я только ещё собираюсь его делать. А ты думал, волшебство это совсем просто? Для того чтобы делать какое-то волшебство, нужно сначала узнать, что и как делать. А то можно такого натворить, что потом никто не разберется. Я потому и не люблю волшебство делать, потому что сначала нужно долго думать, а я этого не люблю.

— А я люблю думать, — сказал циркус. — Только вот у меня ничего хорошего никогда не придумывается, а так мне очень нравится, лежишь себе и думаешь, думаешь… Паля вернулась к книге, которая пролистала ещё несколько страниц.

… В волшебных замках иногда бывают двери, у которых ручка, как правило, сделана в форме какого-либо зверя, она обладает небольшим разумом, и с ней можно говорить. Обычно, таким ручкам просто говорят — открой дверь, или закрой дверь, — и они выполняют эти простые команды…

— Ну вот, — сказала Паля. — И волшебства никакого не нужно. Она сложила книги обратно в рюкзачок и подошла к двери.

— Ну-ка ручка, открывай, быстро дверь! — сказала она. Дверь качнулась и открылась. Циркус даже вздрогнул от неожиданности, он недоверчиво подошел к двери, обнюхал её, и осторожно выглянул в коридор.

— Ты и, правда, волшебница, — сказал он. — Тебя даже двери слушаются.

— Ага, только это неправда, — сказала Паля и вышла в коридор. — Никто меня не слушается, кроме глупых дверных ручек.

В коридоре было пусто, циркус выкатился за ней и принюхался.

— Большой тролль прошел, — сказал он. — Очень сильно пахнет.

— Ручка, дверь закрой, уже можно, — сказала Паля. — Мы пошли дальше. Дверь медленно закрылась.

— Вот это волшебство! — прошептал циркус. — Ты так любые двери можешь открывать?

— Я ещё не знаю, — сказала Паля. — Я и про эту дверь ничего не знала, пока папину книгу не прочитала. Это книги волшебные, а я просто их читаю. Чем ты сказал здесь пахнет?

— Здесь пахнет троллем, ещё гарпией, и ещё тобой, от тебя очень даже вкусно пахнет.

— Да, — сказала Паля. — Это я уже поняла, потому что ты меня постоянно лижешь. Ты веди нас дальше — туда, где яма.

— Идем, — сказал циркус. — Только идти ещё далеко, а есть уже хочется. Давай быстро забежим туда, откуда едой пахнет, и поедим?

— А правда, что идти до ямы далеко? Целый день?

— Ну, если не целый день, то полдня точно, — сказал циркус.

— Тогда я тоже есть хочу.

— Мы быстро, — обрадовался циркус и покатился по коридору так, что Паля едва успевала за ним. Он свернул в один коридор, потом в другой, а потом неожиданно остановился, Паля даже на него наскочила.

— Ты чего? — спросила она.

— Молчи, — сказал циркус. — Здесь опять кто-то ходит. Ты вон ту дверь открой, это оттуда едой пахнет, там и спрячемся.

Паля опять дернула за нос зверя — ручки, дверь открылась, и они зашли внутрь.

Эта комната была даже ещё больше, чем та, в которую они до этого заходили, и повсюду стояли разные мешки. Циркус сразу подкатился к одному из них, и стал ладошками доставать оттуда зерно и совать себе в рот.

Паля тоже стала искать что бы она могла съесть. В мешках было зерно, и только в одном из мешков было что-то твердое и круглое, Паля открыла его и увидела яблоки.

Яблоки, конечно, не каша, но есть-то все равно что-то надо, — сказала Паля сама себе и откусила от яблока. Яблоки оказались сочными и вкусными, поэтому Паля съела не одно, а целых два больших яблока. А циркус за то время, пока Паля ела яблоки, съел полмешка зерна, и стал совсем круглым и толстым.

— Ну вот, — сказал он удовлетворенно, — теперь можно и поспать.

— Нет, — покачала головой Паля. — Теперь как раз спать не надо, а надо идти дальше. Циркус недовольно заворчал, но Паля его не слушала, она подошла к двери и сказала.

— Ручка, дверь открой.

И дверь стала открываться, только она ещё не до конца открылась, как вдруг откуда-то сначала появилась большая лохматая лапа, а вслед за ней в комнату ввалилось большое и лохматое чудовище.

— Человек, — сказало чудовище удивленно и наклонилось над Палей.

— Тролль! — пискнул циркус и стал прятаться за мешки. Паля ещё не успела ничего понять, как огромная лапа сгребла её и подняла вверх прямо к морде чудовища.

— Человек. Чужой, — сказал задумчиво тролль. — Можно есть?

— Нельзя! — сказала сердито Паля. — Хватит уже меня есть!

— Почему нельзя? — удивился тролль. — Невкусно?

— Вкусно, невкусно, — сказала Паля. — А вот просто нельзя, и все!

— Да? — ещё больше удивился тролль. — А если съем, то что будет? Пахнет вкусно…

— Меня есть нельзя потому, что я — волшебница, — сказала Паля. — И я превращу тебя в лягушку.

— Преврати, а потом я тебя съем, — сказал тролль. — А кто такая лягушка?

— Сейчас узнаешь, — сказала Паля. — Быстро опусти меня обратно, пока я не рассердилась. Тролль задумался.

— Если отпущу — убежишь, — сказал он. — Спрячешься. Лучше съем.

— Ты мне уже надоел! — рассердилась Паля. — Не отпустишь, потом пожалеешь.

— Не отпущу — пожалею, — произнес задумчиво тролль. — Отпущу, тоже пожалею. Все-таки съем! Он поднес Палю к своей огромной пасти, из которой очень неприятно пахло.

Паля быстро выкрикнула заклинание, которое делает большое маленьким, и тролль, вздрогнув, начал уменьшаться, но так как он был очень большим, то даже когда он уменьшился, то все равно остался больше Пали. Тогда она выкрикнула ещё раз заклинание, на этот раз тролль выронил её, и стал ростом таким же, как Паля.

— Ой! — удивился тролль и удивленно посмотрел вокруг, потом на Палю. — Я, что, уже лягушка? Из-за мешков выкатился циркус и подкатился к Пале.

— Ты его зачем маленьким сделала? — спросил он. — Ты же хотела из него лягушку сделать? А теперь он и не лягушка, и на тролля совсем не похож.

— Маленький? — удивился тролль. — Я теперь маленький? А какой я был?

— Пошли, — дернул за рукав Палю циркус. — Пока он ещё не понял, что ты с ним волшебство сделала. А то, когда он поймет, рассердится и драться будет. Паля и циркус вышли в коридор, а тролль пошел за ними.

— Вы куда? — спросил он. — Туда нельзя. Мне сказали туда никого не пускать, там в яме сидят волшебники. Не ходите туда, а то я вас съем.

— Отстань уже, ладно? — сказала Паля, остановившись и сердито глядя на тролля. — Куда хочу, туда и хожу. Это, когда ты был большим, ты никого не пускал, а теперь ты не можешь никого не пускать потому, что сам стал маленьким.

— Маленьким? — снова удивился тролль и начал себя осматривать. — А был каким?

— Бежим! — сказал циркус и побежал по коридору так, что Паля едва за ним успевала. Тролль где-то остался позади, и они уже слышали только, как он говорил.

— Маленький? А раньше, что, был большим? А каким большим? Большим, как гора? Или, как кто? Они пробежали ещё немного и циркус свернул в узкий коридор, который окончился большим круглым залом, посередине которого была видна черная большая дыра.

— Вот, — сказал циркус. — Это и есть твой плен. Паля подошла поближе и заглянула вниз, из ямы тянуло холодом, и там было очень темно.

— Мама! Папа! — крикнула Паля.

— Ама… Апа… — донеслось из ямы, а потом. — Ма… Па…

— Тебя никто не услышит, — сказал циркус. — Знаешь, какая она глубокая? Устанешь падать…

Паля встала на четвереньки и снова попробовала заглянуть вниз, и все равно ничего не увидела потому, что там было очень темно, а только услышала.

— А… А…

— Там кто-то говорит, — сказала Паля. — Только не понять, что…

— Это ты и говоришь, — сказала циркус. — А яма тебя просто передразнивает, это называется эхо.

— Очень глупо называется, — сказала Паля. — Я ни с каким ни с эхом совсем не разговаривала, а только с мамой и папой.

Её ладошки стали совсем холодные от камня, которым была обложена яма, и она встала, пока ещё совсем не замерзла и не простудилась.

— Ага, — согласился циркус. — Эхо оно такое, любит поболтать, хоть его никто и не просит. А что ты теперь будешь делать?

— Ещё не знаю, — сказала Паля. — Надо что-то придумывать, как маму и папу снизу доставать. Может быть ты что-нибудь придумаешь?

— Я не умею, — сказал циркус. — Ты — волшебница, ты и придумывай, а я за тобой смотреть буду. Мне интересно, как ты волшебство всякое делаешь.

— Ладно, — вздохнула Паля. — Сейчас буду придумывать. Она достала из рюкзачка книги, а из кармана увеличительное стекло, сделала небольшое волшебство и сказала.

— Папина книга, скажи, как нашего папу из ямы достать? Книга задрожала, зашевелилась, и начала себя листать. Листала, листала, ничего не налистала и закрылась.

— Папина книга ничего не знает, — вздохнула Паля. — Буду просить мамину книгу. Мамина книга, скажи, как нашу маму из ямы достать. Мамина книга тоже задрожала, зашевелилась и начала себя листать. Листала, листала, тоже ничего не налистала и тоже закрылась.

— Ну что? — спросил циркус. — Будешь делать волшебство, или уже обратно пойдем?

— Буду, — сказала Паля. — Только я не знаю какое волшебство делать, я ещё не придумала. Из коридора выбежал тролль, которого Паля сделала маленьким.

— Я же сказал, что сюда нельзя, — крикнул он. — А вы меня не послушались, теперь я вас есть буду.

— Как же ты нас есть будешь, если ты совсем маленький? — спросил циркус, на всякий случай откатываясь в сторону. — Мы, может быть, сами тебя сейчас есть будем.

— Как это вы меня есть будете? — спросил тролль. — Если мне сказали всех, кто сюда придет, самому есть? Он подошел поближе к Пале, открыл свою пасть и укусил её за плечо..

— Ой, больно! — вскрикнула Паля. — Ты чего тут кусаешься и весь мой красивый комбинезон исслюнявил?

— Я не кусаюсь, — сказал тролль. — Я тебя ем, только почему-то не естся. Не знаю почему… Раньше всегда елось, а теперь почему-то нет.

— А ты сделай его ещё меньше, — подсказал циркус из самого темного угла, куда он спрятался. — Тогда он, может быть, и кусаться перестанет…

— Придется, — сказала Паля. — А то он совсем какой-то глупый, ничего не понимает.

И она снова сказала заклинание. Тролль вздрогнул, когда заклинание начало действовать, потом задрожал и стал совсем маленьким, с половину Пали ростом. Циркус выкатился из угла, осмотрел его со всех сторон и сказал.

— А я-то думал, откуда гномы берутся? А они, оказывается, из троллей делаются.

— Да? — удивилась Паля. — Он, что, сейчас гномом сделался?

— Да, — сказал циркус. — Самый настоящий гном и есть. Такой же маленький. Вот и скажи ему пусть он ход вниз копает к твоей маме и твоему папе.

— Гном? — удивился тролль. Он ещё раз осмотрел себя и спросил Палю.

— Ты же хотела меня лягушкой сделать, а сделала гномом. Зачем? Я не хочу быть гномом. Он подошел к Пале и попробовал её снова укусить за ногу, но теперь у него уже совсем ничего не получилось.

— У меня теперь и рот маленький, как я теперь тебя есть буду?

— Вот и не будешь теперь никого есть, — сказала Паля. — Ты теперь маленький, и я маленькая, и циркус тоже маленький. Давай теперь дружить будем, потому что маленькие всегда друг с другом дружат.

— Не хочу я ни с кем дружить, — сказал тролль. — И маленьким быть не хочу. Делай меня снова большим.

— Достанешь мою маму и моего папу из ямы, сделаю тебя снова большим, — пообещала Паля. — А сейчас не сделаю.

— Как же я их достану? — спросил тролль. — Яма-то волшебная и глубокая, я в неё даже протиснуться не могу. Я уже пробовал.

— Это ты раньше не мог, когда был большим, — сказал циркус. — А теперь, когда ты стал гномом, очень даже сможешь.

— Да? — удивился тролль, подошел к яме, наклонился над ней, ноги его поскользнулись на гладкой волшебной плитке, и тролль полетел вниз. Но полетел не весь, а так получилось, что ноги его лохматые вдруг снова стали большими и остались наверху, да и сам он тоже застрял.

— Вот тебе и на! — сказал циркус, он подошел к яме, посмотрел на ноги тролля, которые очень сильно дергались и заглянул в яму, потом подошел к Пале.

— Твоё волшебство испортилось, — сказал он. — Теперь он снова стал таким, как раньше большим, и застрял в яме. Теперь-то мы уж точно вниз не попадем потому, что нас теперь этот тролль не пустит.

— Это ещё почему? — удивилась Паля и сама подошла к яме, и на самом деле тролль снова стал таким, как раньше. А поскольку он, когда был большим, не мог в яму пролезть, то теперь он застрял так, что его обратно уже ничем не вытащить.

— Да, — сказала Паля. — Ты прав, он теперь там жить будет, потому что мы его вытащить не сможем. Он крепко застрял. Мне говорила летучая мышь, что эти скользкие и холодные камни все волшебство портят. И правильно рассказала, так и получилось, как она сказала, все волшебство теперь испортилось.

— И что мы теперь делать будем? — спросил циркус. — Ты же волшебница, и можешь вытащить свою маму и папу, да и этого глупого тролля только с помощью волшебства, а если эти камни волшебство портят, то, получается, что ты ничего сделать не можешь, так?

— Наверно, — вздохнула Паля. Циркус снова подкатился к яме, посмотрел на ноги тролля потом вернулся к Пале.

— Тогда пошли домой, — сказал он. — А то тролль там что-то кричит, только непонятно что, его кто-нибудь услышит, сюда придет и нас захочет съесть.

— Нет, никуда я не пойду, — сказала Паля. — Я думать буду, как маму и папу вытащить из этой ямы вытащить. Я и так сюда долго добиралась, чтобы их спасти. А сейчас получается что? Что я домой пойду, а они так и будут в этой яме жить, а я одна?

— А что тут думать? Тролля не вытащишь без волшебства, а волшебство камни испортили, значит, домой надо идти.

— А мои мама и папа теперь всегда будут в яме сидеть? — спросила Паля. — А как я без них жить буду? Мне без них никак жить нельзя.

— Почему нельзя? — удивился циркус. — Я же живу, а у меня никаких мам и пап нет.

— Ты может и живешь, а я не хочу, потому что мои мама и папа — хорошие, и я их люблю. Если у меня не станет мамы и папы, то кто мне на ночь будет всякие сказки рассказывать и светлячков тушить? А кто меня ругать будет, когда я что-нибудь неправильно сделаю?

— А никто не будет, — сказал циркус. — Меня вот никто не ругает.

— Заладил одно и тоже, — сказала сердито Паля. — Я один живу, меня никто не ругает… Вот и живи один, а я с мамой и папой буду.

— Как же ты будешь с ними жить, если они уже давно в яме живут, а ты не знаю где?

— Отстань от меня, не знаю я ничего, я же ещё маленькая, — сказала Паля и села прямо на пол рядом с книгами. — Мне может быть ещё что-нибудь книги расскажут…

— Ничего они тебе не расскажут, они же волшебные, а волшебство здесь испортилось.

— Ты молчи уже, — сказала Паля. — Я думаю, а ты мне мешаешь.

— Ладно, не буду мешать, — согласился циркус. — Лучше посмотрю, как ты думать будешь.

— Смотри, мне что жалко, — сказала Паля. — А знаешь, что я думаю? Я думаю, что волшебство оно не работает только в яме, а снаружи оно очень даже работает, потому что тролль был сначала маленьким, пока к яме не подошел. А как подошел, так он сразу и стал большой.

— Ага, — сказал циркус. — Это ты правильно думаешь, он стал большой и заткнул яму, и теперь в неё никак не попасть.

— Да, — вздохнула Паля, — поэтому надо сделать так, чтобы он опять стал маленьким.

— А чтобы он стал маленьким нужно, чтобы опять волшебство заработало…

— Да, а чтобы волшебство заработало нужно, чтобы камни отвалились, потому что оно из-за камней не работает. Циркус подкатился к яме и стал трогать камни.

— Нет, — сказал он. — Они крепко сидят, сами не отвалятся. И мне их не отковырять, да и тебе, наверно, тоже…

— Крепко сидят… — сказала задумчиво Паля. — Значит надо сделать так, чтобы они некрепко сидели.

— Сделай, — сказал циркус. — Только у тебя ничего не получится без волшебства.

— Потому что ты мне мешаешь думать, — сказала Паля. — Болтаешь, да болтаешь…

— Ничего я не болтаю, это ты болтаешь.

— Я не болтаю, я думаю.

— Значит и я думаю, когда болтаю…

— А ещё мне один отшельник сказал, что ему плохая ведьма сказала, что ловушку можно разрушить извне…

Циркус даже от удивления маленьким стал, хоть и полмешка зерна съел.

— Он сказал, что она сказала, что ловушку… Тьфу! Совсем все запутала. Скажи другими словами так, чтобы мне понятно было…

— Ну, он слышал, как плохая ведьма сказала злому волшебнику.

— Вот так уже лучше, я уже даже что-то понял, давай дальше рассказывай.

— Что ловушку…

— Какую ловушку?

— Ну, это она про эту яму говорила.

— А… про яму, которая плен?

— Ну да, про яму, которая плен.

— Яма, которая плен, которая ловушка, — циркус недовольно покачал головой. — Если не можешь говорить как-то по-другому, то все равно рассказывай, может, я что-то все равно пойму, потому что я умный.

— Что её можно разрушить извне, это значит, что снаружи, то есть с этого места…

— Тьфу! — сказал сердито циркус. — Это же сколько всяких ненужных и глупых слов нужно было придумать, чтобы никто ничего понять не мог, когда можно было совсем все просто сказать. Ладно, давай, тогда разрушай плен, которая ловушка, которая яма, и пойдем домой.

— Но я ещё не знаю, как, — вздохнула Паля.

— Ты же сама сказала, что можно разрушить с того места, где ты стоишь, вот и разрушай.

— Отшельник не сказал, как это сделать, потому что и сам не знал.

— Ну вот, теперь опять все непонятно стало, — вздохнул циркус. — Совсем ты меня запутала, — то можно разрушить, то не знаешь можно, или не можно…

— Я буду думать, — сказала Паля. — И может быть что-нибудь придумаю.

 

Глава шестая

Только Паля собралась, как следует хорошо подумать, как из коридора послышался какой-то громкий треск, и в зал вошел ещё один тролль, он был очень большой и косматый, ещё больше того, что уже в яме сидел. Он посмотрел на Палю темными большими глазами и спросил.

— Ты кто? Потом он увидел в яме болтающиеся ноги тролля и подошел к ним. Схватив ноги своими лапами с кривыми большими когтями, он стал их дергать, в ответ снизу раздался громкий возмущенный вопль.

— Почему это у него одни ноги остались? — спросил он подозрительно. — Вы, что, все остальное уже съели? А нас почему не позвали? Мы, может, тоже есть хотим. А раз вы нас не позвали, то я вас сам съем, чтобы и мне что-то от него досталось.

— Не трогай нас, — сказала сердито Паля. — А то от тебя тоже только одни ноги останутся.

— Почему? — спросил недоуменно тролль. — Почему ноги?

— Потому что я волшебница, — ответила Паля.

— Все равно съем, — сказал тролль, немного подумав, и пошел к Пале, расставив широко свои лапы, чтобы она не смогла убежать. Паля испугалась и выкрикнула заклинание, тролль задрожал и стал маленьким.

— О! — сказал он удивленно. — А ты стала больше, теперь я уже наемся, а то раньше ты была маленькая, мне бы не хватило.

Тогда Паля ещё два раза сказала заклинание, чтобы он ей совсем не мешал, и тролль стал гномом. Он удивился ещё больше и снова подошел к Пале. Она оттолкнула его ногой, чтобы он не кусался, и тролль упал.

— Дерется, — сказал он, голос у него стал тоненьким и очень обиженным. — Я пойду другим расскажу, что вы нашего товарища съели, и что ты дерешься. Тролль вскочил с каменного пола и побежал к двери.

— Ну вот, — сказал недовольно циркус, глядя ему вслед. — Сейчас сюда все тролли прибегут. Ты уже что-то придумала?

— Пока нет, — ответила Паля и подошла снова к яме, она потрогала камни, которые были такими же холодными, как и раньше, и вернулась к книгам.

— Папина книга скажи, что нужно сделать с камнем, который портит волшебство? Книга задрожала, зашевелилась и начала себя листать, на этот раз она открылась на какой-то странице. Паля взяла увеличительное стекло и прочитала.

… Существует камень, который впитывает в себя волшебство…

— Вот, — сказала удовлетворенно Паля. — Главное в волшебстве, это задавать правильные вопросы. Циркус подкатился поближе.

— Я не слышал, чтобы книга тебе что-то ответила.

— Здесь сказано. — Паля ткнула пальцем в то место, где она это прочитала.

— Сказано? — удивился циркус. — Никто здесь не говорит, одна ты.

— Ничего ты совсем не понимаешь, — сказала Паля. — Книга тоже разговаривает, только буквами, их надо глазами слушать.

— Ничего не понимаю, ты опять как-то неправильно говоришь, — сказал циркус. — Как это можно глазами слушать?

— Не понимаешь, и не надо, — сказала Паля. — Никто не виноват, что ты такой глупый.

И стала читать дальше вслух.

… Этот волшебный камень очень редкий и находится в глубине земли. Иногда, его находят гномы…

— Точно, — сказал циркус. — Твоя книга это правильно сказала, его гномы нашли и злому волшебнику отдали. Они ещё и сделали эту яму, и камнем обложили.

… Камень этот теряет свои свойства, если его нагреть…

— Вот это да! — сказал циркус. — Смотри, что это твоя книга сказала. А ты спроси у неё, откуда она это знает? Может, она все врет? Как это камень нагреть, и он тогда что?

— Не мешай, — сказала Паля сердито и стала читать дальше.

… Если камней много, то достаточно сильно нагреть один, чтобы все камни потеряли своё свойство — впитывать волшебство, потому что камни хорошо проводят тепло…

— Получается, что, если твоя книга не врет, надо огонь разводить, — сказал циркус. — Но я думаю, что она все врет. А про огонь я ничего не знаю, я только слышал, что им люди свою пищу портят, берут хорошую пищу и начинают её жечь на огне, чтобы она совсем невкусной стала…

— Огонь, это очень даже просто, — сказала Паля. — И ничего мы им не портим, а вот как раз очень даже вкусно получается. Вот придешь ко мне в гости, я тебя кашей накормлю, которую наша кухонная фея готовит. Спасибо ещё скажешь, а есть будешь так, что, может быть, даже лопнешь.

Она подошла к краю ямы, из которой торчали ноги тролля, потом по-взрослому вздохнула, и из неё вышел огонь, он был не очень сильный потому, что она совсем сегодня каши не ела, а только немного орехов и яблок. Но огонь все равно получился…

Паля старалась стоять так, чтобы быть как можно дальше от камней, которыми была обложена яма, потому что огонь у неё какой никакой, а все-таки был немного волшебный, хоть и без всяких заклинаний.

Она дышала огнем, дышала, но совсем ничего не происходило, только камень чернел и чернел.

У Пали уже и огонь стал кончаться, а из коридора уже слышались громкие, тяжелые шаги приближающихся к залу троллей. Она дыхнула в последний раз потому, что огонь в ней совсем кончился, и тут камень вдруг закачался, а ноги тролля вдруг зашевелились, потом он громко так взвыл и упал совсем в яму.

— Ух ты! — сказал циркус. — Он, что, опять стал маленьким?

— Наверно, — сказала Паля и увидела, как камни, которыми была обложена яма, сами по себе стали отскакивать от стенок и падать вниз. И вся яма сразу стала какая-то некрасивая, даже и не яма, а просто дыра.

А потом из этой дыры высунулась знакомая рука, а потом ещё одна, а потом и появилось лицо отца, оно было грязным и очень озабоченным. Увидев Палю, он улыбнулся и радостно сказал.

— Здравствуй, дочка! Я так и подумал, что это ты нас пришла спасать. Только не знаю, зачем ты нам на голову тролля скинула? Мне пришлось его ещё дальше сбросить, чтобы он не мешался.

Отец ещё немного потянулся вверх и показалось плечи, на которых сидела мама, очень сердитая. Это Паля сразу поняла потому, что у неё глаза были черные, а когда они у неё были такие глаза, она знала, что к ней лучше никому не подходить, потому что всем плохо будет. Мама, хоть и добрая волшебница, но все равно же ведьма.

Отец ещё немного подтянулся, у него уже из ямы и живот вылез, а мама спрыгнула с его плеч на пол и стала разминать пальцы.

Тут в комнату вбежали огромные тролли, размахивая сучковатыми дубинами, их вел за собой маленький тролль.

— Так, — сказала мама строгим тоном. — Паля закрой глаза и не открывай, пока я тебе не скажу. А то мне очень хочется кое-что рассказать этим здоровым балбесам.

— Так, мне, наверно, надо уши закрывать? — спросила Паля.

— А ты закрой и то и другое, — посоветовал папа, который, наконец, совсем вылез из дыры, и протянув все ещё пока длинную руку, закрыл ей глаза. — Когда мама сердится, даже я на это смотреть не хочу.

Раздался громкий какой-то шум, и все стихло.

Паля осторожно отодвинула папину руку и посмотрела вокруг. Никаких троллей уже вокруг не было, только одни дубины валялись на полу, даже маленького не было видно.

Циркус выскочил из темного угла и побежал к Пале, испуганно вереща. Мама нахмурилась и протянула к нему руку, но Паля успела его за себя спрятать.

— Это мой циркус, его не трогай! — крикнула она. — Он — хороший, он мне помогал.

— Да? — сказала мама, и лицо её немного стало добрее. — Ладно, потом мне расскажешь, что ты здесь делала вместо того, чтобы дома сидеть. Но это потом, а пока мы с твоим бестолковым папой сходим, навестим хозяина замка.

— Почему это с бестолковым папой? — спросил отец и, улыбнувшись, подмигнул Пале.

— А потому что ты попался, как дурачок, в ту же ловушку. И пришлось моей маленькой дочке нас отсюда вытаскивать. Мама подошла к Пале, крепко её обняла и поцеловала.

— С тобой все в порядке? — спросила она. — Кушала хорошо? И снова повернулась к папе.

— Смотри, какая она бледная.

— Ничего она не бледная, а очень даже красная, — сказал папа. — Наверно, опять с огнем баловалась. Отец подошел поближе, взял Палю на руки, прижал к себе и тихо сказал.

— Спасибо, дочка, а то я на самом деле оказался немного бестолковым.

— А я говорю, что она бледная, — сказала сердито мама. — Вот и оставайся тут, за ней присмотришь, а я дальше одна пойду.

— Никуда ты одна не пойдешь, — сказал папа. — Уже ходила одна, и все известно, что потом произошло. Гракс тебя снова обманет, а Паля нас здесь подождет.

— Хорошо, — сказала мама и улыбнулась Пале. — Дочка, ты пока со своим мохнатым зверем нас здесь подожди, а мы с твоим папой погуляем, посмотрим замок, а то у нас раньше на это как-то не нашлось времени. Хотя твой папа мог бы конечно осмотреться, прежде чем сюда лезть…

— Ну, зачем ты так? — спросил папа, выходя вслед за мамой в коридор. — Я же о тебе беспокоился.

— И как мне помогло твоё беспокойство? Добеспокоились до того, что наша маленькая дочь нас из всяких неприятностей вытаскивает.

— А она мне, кажется, немного подросла, только какая-то вся чумазая, словно в болоте побывала…

Дальше Паля ничего не услышала потому, что они уже далеко ушли.

— Ну вот, — вздохнула Паля. — Теперь ругаться будут до конца дня.

— Да… — протянул задумчиво циркус. — Ты, конечно, мне говорила, что у тебя мама-волшебница, только ты забыла сказать, что она ещё и ведьма.

— Да? — удивилась Паля. — А я думала, что об этом и так все знают.

— Теперь-то уж точно все будут знать, — пробормотал циркус. — Знаешь, мне что-то как-то грустно стало…

Может быть, я уже домой пойду? А то мне кажется, что я твоей маме не очень понравился… И что-то она какая-то у тебя очень сердитая…

— Ты, что, испугался? — спросила Паля. — А я как уже всю жизнь с ней живу и ничего не боюсь?

— Я не знаю, как ты живешь, — сказал циркус и покатился в коридор. — Но про себя я знаю, что вот нет у меня мамы, и как-то уже не надо. Как-то вот одному и веселее и главное спокойнее, и безопаснее…

— Эй, круглый, — крикнула Паля. — Ты ко мне в гости приходи, я тебя кашей накормлю.

— Спасибо за приглашение, — уже издалека донесся голос циркуса. — Но я как-то не очень люблю ходить в гости к тем, у кого мамы-ведьмы, а ты сама ко мне в гости приходи, только одна, ладно?

— Ты ещё моего папу не видел, когда он — сердитый, — тихо сказала Паля. — А мама все равно у меня хорошая, добрая и ласковая. Сейчас она, конечно, ещё немного посердится, посуду побьет, может ещё что-нибудь, а потом опять будет спокойная и добрая. А злого волшебника мне совсем и не жалко, и замок этот не жалко…

И всех вокруг не жалко… И сами виноваты, что мою маму поймали. Могли бы там какое-нибудь страшное чудовище поймать, и все было бы хорошо. И жили бы себе, а теперь хоть плачьте, хоть не плачьте, уже ничего не сделаешь, раз моя мама рассердилась.

Вокруг закачались стены, да и пол под ногами задрожал, а потом послышался откуда-то издалека страшный грохот. В зал влетела горгулья, приземлилась с громким стуком на пол и сказала.

— Садись быстро на меня, маленькая хозяйка, а то твоя мама никак замок не может разрушить. И она меня послала, чтобы я тебя забрала и отнесла домой. А тебе она просила передать, что уже скоро домой придет вместе с твоим папой, только вот ещё расскажет кое-что злому волшебнику… Словно в ответ откуда-то сверху снова послышался жуткий грохот. Горгулья засмеялась.

— Вот слышишь, уже опять что-то ему сказала.

Паля вздохнула, положила книги обратно в свой рюкзачок, одела его себе на плечи и только потом залезла на шею горгулье. Та сразу понеслась, громко стуча ногами, по длинным коридорам. Паля даже раньше не знала, что горгульи могут так быстро бегать.

Замок стал уже совсем другим, где-то уже пола не было, а где-то уже потолка, в одном месте стены были разрушены, и видно было небо и двор, по которому испуганно носились орки и гарпии. В одну из дыр в стене горгулья выскочила и стала падать вниз, но потом замахала крыльями и начала подниматься вверх.

И тут же замок стал раскачиваться из стороны в сторону.

Паля посмотрела вниз, а там уже ничего и не было, только камни с горы катились куда-то вниз. А потом и это не стало видно потому, что горгулья поднялась высоко, и сам замок и двор, и гора остались где-то далеко позади.

Они пролетели болото, и перед ними показался знакомый двор и Палин дом-замок. Горгулья сложила крылья, и камнем полетела вниз, Паля ещё и испугаться по-настоящему не успела, как уже стояла на ровной зеленой травке двора.

Она улыбнулась, потрепала горгулью по кожаному крылу и пошла в дом. Там все было так, как и прежде, только нигде никого не было видно, ни домовых, ни фей. Паля прошла на кухню, открыла дверь, которая на этот раз сыграла какую-то веселую мелодию, и зашла внутрь.

— Кухонная фея, — крикнула Паля. — Я есть хочу, я уже давно ничего не ела.

— Так, опять кто-то кричит, — сказала кухонная фея, вновь появившись неизвестно откуда. — А, это ты, дочка, мамы и папы.

Фея пролетела над Палиной головой и приземлилась на стол, она долго смотрела на Палю, потом улыбнулась.

— Все с тобой хорошо, ты живая и здоровая, только очень грязная. И если ты думаешь, что я таких грязнуль кормить буду, то ты глубоко ошибаешься. Пока ты снова не станешь чистая, можешь даже ко мне в кухню не приходить. У Пали от обиды даже слезы на глаза навернулись.

— А я очень есть хочу, — сказала она.

— Это не страшно, — сказала фея. — Немного потерпишь, ничего с тобой не сделается. А сейчас, брысь из моей кухни, мне после тебя придется теперь полы мыть, такая ты грязная, словно в болоте купалась.

— Я в нем и купалась, — вздохнула Паля и пошла к двери.

— Трога-то хоть спасла? — спросила фея.

— Ага, — ответила печально Паля. — Я всех спасла, и Трога, и папу, и маму, а меня даже кормить никто не хочет. Это совсем несправедливо.

Дверь что-то злорадно проскрипела в ответ, а Паля пошла по коридору в свою комнату, там она посмотрела в зеркало и не узнала себя.

В зеркале отражалась какая-то очень грязная девочка, с очень черными руками и лицом, на ней был одет с черными грязными разводами в нескольких местах совсем порванный комбинезон. Паля тяжело вздохнула, она и не знала, что на неё столько грязи нацепилось.

Она бросила комбинезон и рюкзачок с книгами на пол и пошла в ванную. Медная ванна уже была наполнена горячей водой, от которой шел пар. Паля погрузилась в воду с головой, вода приятно пахла какой-то травой, и ей это понравилось. Когда она вынырнула, ей на голову упало мыло. Паля подняла голову и увидела приплясывающего на полке домовенка.

— Мойся теперь с мылом, — крикнул он, — раз тебе кухонная фея есть не дала. Ещё она нас заставила тебе воду греть и наливать. Если бы ты была поумнее, то могла бы руки и лицо об одежду потереть, никто бы и не заметил, что ты такая грязная. Я всегда так делаю и никогда не моюсь. Мой папа сказал, что если часто мыться, то болеть будешь. Вот теперь ты и заболеешь, потому что совсем глупая.

Паля ничего ему не ответила, а только вытянула ноги и просто стала лежать в теплой воде. Домовенок ещё что-то покричал, а когда понял, что она с ним разговаривать не хочет, куда-то исчез.

Паля долго мылась, и вода в ванне стала совсем серая от грязи, потом она вылезла из ванны и вытерлась большим пушистым полотенцем. Комбинезона уже на полу не было, как и рюкзака, должно быть домовые их уже унесли стирать и чистить, только книги лежали на полу.

Паля собралась пойти на кухню, чтобы поесть, но вместо этого забралась на свою кровать, потому что вдруг поняла, что есть ей уже не очень хочется, а хочется только спать.

Утром её никто не разбудил, что ей показалось очень странным, а в обеденном зале мама и папа вместе сидели за столом, что было уже совсем непонятно. На столе было много всяких чашек и тарелок, и от которых очень вкусно пахло. Кухонная фея порхала над столом, и повинуясь взмаху её руки, прямо из воздуха появлялись все новые и новые тарелки. Старший домовой сидел на столе и неодобрительно наблюдал за феей.

— Паля, — сказала мама, обняв её и поцеловав в щеку. — Я очень рада тебя видеть такой чистой и красивой. И ты, мне кажется, подросла за те несколько дней, пока меня не было дома. Уезжала, ты была маленькая, а вернулась, ты уже стала большая и взрослая. Это и хорошо, и плохо.

— Почему хорошо? — спросила Паля. Мама улыбнулась.

— Потому что ты теперь я убедилась в том, что ты можешь за себя постоять. А плохо то, что теперь о тебе знают все, и орки, и гарпии, и тролли, но ещё хуже, что о тебе узнали и другие волшебники.

— Как это они узнали? — удивленно спросила Паля. — Кто им успел все рассказать? Я никаких волшебников не видела, я только орков и троллей видела.

— Вот орки, которые успели из замка убежать, — сказал старший домовой. — Они всем и рассказали, что в нашем замке живет девочка, которая на самом деле совсем не девочка, а могущественная волшебница, которая может любого заколдовать, и превратить в какое-нибудь странное существо. А ещё про тебя всем рассказали мои родственники — домовые, да и летучие мыши тоже не молчали.

— И мои сестры феи, — добавила кухонная фея. — Они тоже очень удивились, что такая маленькая девочка так много знает и умеет.

— Они все врут, ты им не верь, мама, — сказала Паля, глядя на лицо мамы, которое вдруг стало очень грустным. — Ничего я не знаю и не умею, это просто так само вышло.

— Да, — сказал отец. — Это мы сами виноваты, что так все само вышло. Он протянул свои руки, которые стали снова длинными, взял Палю и посадил к себе на колени.

— Мы с мамой раньше и не знали, что у нас растет такая смелая и умная дочка, и ещё, что она уже стала волшебницей…

— Я никакого волшебства ещё не знаю, — сказала Паля. — Я все из ваших книг прочитала, а сама ничего не умею.

— Да, — сказала грустно мама. — Ты все прочитала из наших книг, только…

— Что только? — спросила Паля, настроение у неё почему-то стало портиться. — Я, что, все сделала неправильно? Я, может, все плохо сделала? Так вы меня ругайте, а не молчите так… Отец вздохнул, поцеловал её и сказал.

— Ты все сделала дочка очень хорошо и правильно, нам не за что тебя ругать, нам себя ругать надо. Дело не в этом, дело в том, что, то, что написано в книгах, может прочитать любой, но, даже если он прочитает эти заклинания, то ничего не произойдет.

— Как это ничего не произойдет? — удивилась Паля. — Книги-то волшебные, в них и заклинания разные волшебные написаны. Я знаю, я сама их читала, а потом всякие чудеса происходили.

— А потому, — улыбнулся отец, — что для того, чтобы заклинания заработали, нужно, чтобы у того человека, который их будет читать, была магическая сила. А она есть не у всех людей. Волшебников же очень мало, их всех можно пересчитать по твоим маленьким пальцам на руках и ногах, но дело даже не в этом.

Даже у могущественных волшебников работают не все заклинания, у одних получается что-то одно, у других что-то другое. Я, например, умею строить, но не умею летать и лечить, и если я даже начну читать заклинания из маминой книги, у меня многое не получится. А твоя мама не умеет строить, но умеет лечить людей и умеет летать, как все ведьмы. Но у неё тоже заклинания из моей книги не работают…

— Как это? — удивилась Паля. — Вы же волшебники, значит все можете…

— Не все, — улыбнулся отец. — Когда мы с мамой показали тебе свои книги, мы просто хотели узнать, имеешь ли ты, наша дочка, хоть какую-то маленькую магическую силу. А если она у тебя есть, то какая она, моя, или мамина?

— И какая? Мама наклонилась к Пале и поцеловала её.

— А мы теперь и сами не знаем, ты же сумела использовать заклинания из обеих книг! Да, и не только в этом дело. Ты использовала эти заклинания не для того, для чего они были придуманы. Они не были предназначены для живых существ, а только для неживого…

Паля посмотрела на ставшие ещё больше грустными глаза мамы, а потом посмотрела на такие же грустные глаза папы.

— Я сделала плохо, да? — спросила Паля. Мама забрала Палю у папы и крепко прижала к себе.

— Мы тебя очень любим, — сказала она, — и очень тобой гордимся. Ты у нас самая хорошая и самая умная дочка. Паля растерянно посмотрела на отца.

— Но почему тогда вы какие-то грустные? — спросила Паля. Отец вздохнул.

— Поэтому и грустные, что ты сумела как-то изменить эти заклинания, а это не под силу даже многим старым волшебникам. Но давайте пока не будем об этом думать, а будем просто праздновать.

Пале показались странными слова отца, он что-то ещё не сказал, чтобы все ей стало ясно, но она только спросила.

— А что мы будем праздновать? Мама улыбнулась.

— А будем мы праздновать то, что ты выросла, и то, что ты нас спасла. Кухонная фея наготовила разной еды для тебя, и ты все это теперь можешь есть. Паля посмотрела на множество всяких разных дымящихся тарелок и с тяжелым вздохом спросила.

— А каша-то хоть есть? Кухонная фея от неожиданности даже перевернулась в воздухе.

— Ты же сама говорила, что каша тебе надоела, что хочешь попробовать и другие мои блюда. И вот, когда я все это приготовила, ты спрашиваешь про кашу. Ты, что, издеваешься надо мной?

— Ничего я ни над кем не издеваюсь, — сказала Паля. — Просто я долго не была дома и соскучилась по каше. Не знаю почему, но когда мне хотелось там есть, я вспоминала только про кашу, а вовсе не про соус Бешамель…

Кухонная фея вздохнула, потом вдруг улыбнулась и махнула рукой, и из коридора вылетел горшок и приземлился на стол. Кухонная фея ещё раз взмахнула рукой, и из горшка большая ложка наложила кашу в чашку, и чашка опустилась перед Палей. Она съела ложку каши, облизнулась и сказала.

— Каша, это вкусно. Старший домовой с завистью посмотрел на неё и сказал.

— Конечно, ей и кашу, и соус Бешамель, а нам опять только одна рыба. Кухонная фея сердито фыркнула.

— А вам все, что не дай, все мало. Мало того, что твои родственники все наши запасы съели, так теперь и ты собираешься столько же есть. Я вас уже сегодня кормила, больше не выпрашивай.

А дочка мамы и папы, заслужила всю эту еду, она и со злым волшебником боролась, и с орками, и с другими разными чудищами, а ты в это в это время только набивал свой бездонный живот…

— А что вы мне ничего не рассказываете? — сказала Паля, по-прежнему сидя на коленях у мамы и уминая кашу за обе щеки. — Что же случилось со злым волшебником и этой плохой ведьмой? Меня-то горгулья с собой унесла, и я так ничего и не увидела. Мама улыбнулась и погладила Палю по голове.

— Ничего страшного с ними не случилось, а только то, что они для нас приготовили. Твой папа нашел в подвале замка Гракса ещё много камней, которые впитывают в себя волшебство, и построил из них комнату, в которую мы и посадили Гракса и ведьму. А, чтобы они оттуда, каким-нибудь способом случайно оттуда не выбрались, я обрушила на эту комнату замок и все камни, которые смогла найти, так что теперь они живут глубоко в горе, и, наверно, долго теперь там будут жить.

— А мне их не жалко, так им и надо, — сказала Паля. — В следующий раз не будут у меня маму и папу забирать. А я без вас очень соскучилась, и не хочу я больше быть в этом доме главной, я теперь хочу, чтобы вы всегда были дома, и ты, и папа.

— Да, — вздохнула мама, а отец грустно хмыкнул.

— Что вы все равно как-то плохо со мной разговариваете? — спросила Паля. — Все же уже хорошо, вы дома, и я тоже…

— Да, — сказала грустно мама.

— Да, — откликнулся, как эхо, папа.

— Ничего не понимаю, — вздохнула Паля. — Вы мне уже что-то расскажите, а не то я на вас сейчас рассержусь. Мама и папа переглянулись между собой, потом отец откашлялся.

— Дело в том, дочка, — сказал он, — что мы не хотели раньше времени тебе это говорить.

Мы же волшебники, а дети у волшебников рождаются разные. Никто не знает почему, но бывает так, что от волшебников часто рождаются дети, которые совсем не обладают магической силой. Паля удивленно взглянула на отца и сказала.

— Ты, наверно, опять врешь. Такого же не бывает, что папа волшебник, и мама волшебник, а дочка у них совсем обыкновенная девочка. Отец улыбнулся.

— Я не обманываю тебя, дочка. Мы не хотели, чтобы ты раньше времени узнала про то, что в этом мире живут разные волшебные существа. Поэтому от тебя и домовой прятался со всей своей семьей, и кухонная фея никогда тебе не показывалась. Мы ждали, пока ты подрастешь, и мы узнаем, волшебница у нас дочка, или нет. Мало кто из обычных людей знает про волшебных существ, они просто им не показываются.

— Так вы, что, думали, что я тоже обыкновенная девочка? — удивилась Паля. — А зачем вы мне тогда свои книги дали и про волшебство рассказывали? Мама засмеялась.

— Мы, дочка, могли только надеяться, что ты у нас волшебница, поэтому мы просто ждали, когда ты покажешь нам свою магическую силу. А оказалось, что ты уже давно стала волшебница, а мы с твоим папой этого и не заметили. Ты сама и домовых увидела, и кухонную фею, и с Трогом подружилась.

— Ну и что? — спросила Паля. — Ну и увидела. И узнала, что домовые все у меня воруют, а кухонная фея всегда на всех сердится, хоть и королевских кровей, а Трог тот вообще большой лентяй, ему бы только спать…

— Да, — сказал папа. — Ты права, дочка.

— Да, — откликнулась теперь, как эхо, мама, и снова крепко прижала к себе Палю и поцеловала.

— А что это очень плохо, что я про них это узнала? — спросила Паля.

— Да нет, — вздохнул отец. — Это не плохо, это как раз хорошо, плохо другое.

— Что другое?

— Плохо то, дочка, что не только мы с мамой узнали, что ты — волшебница, плохо то, что все про это узнали.

— А это почему плохо? — спросила недоуменно Паля. — Узнали и узнали, что тут такого? Все равно бы когда-нибудь со мной познакомились, я же расту каждый день, скоро совсем буду ростом, как какой-нибудь орк, или даже тролль…

— Конечно, дочка, ты растешь, только так быстро, что мы с мамой только и делаем, что удивляемся, — сказал отец. — Я уже рассказывал тебе, что волшебство дело совсем не простое, что, если ты чего-то не зная, сделаешь волшебство, то может получиться такое, что потом ни один волшебник изменить обратно не сможет.

Вот так троллей и гномов, и орков, и гарпий, да и многих других существ когда-то создал один волшебник, а теперь они живут среди нас, и никто ничего хорошего от них не видит…

— Никаких я орков и троллей не создавала, — сказала Паля. — Я может быть только гномов создавала из троллей, но и то, они потом обратно в себя превратились.

— Да, — сказал отец. — Ты никого не создавала.

— Не создавала, — опять откликнулась, как эхо, мама.

— Не хочешь попробовать соус Бешамель? — спросила кухонная фея.

— Давай свой соус, кухонная фея, — сердито сказала Паля. — Ты уж лучше мне скажи, что они мне никак сказать не хотят. Кухонная фея махнула рукой и чашка с соусом подлетела к Пале и опустилась перед ней. Паля попробовала и сказала.

— Вкусно, только я думала, что будет ещё вкуснее, а так как будто молоко ешь, только очень густое. Фея улыбнулась, посмотрела на Палю и сказала.

— Ладно, я тебе скажу. Тем более, что и я как-то в этом виновата. Мы же, феи, тоже волшебные существа, и сами немного волшебники, и владеем немного магией. Ты, дочка, папы и мамы, тоже волшебница, и тоже владеешь магией.

— Ну и что в этом такого плохого? — спросила Паля. — У меня все родственники были волшебники, и папа волшебник, и мама, и дедушка, и бабушка…

— Это правда, — согласилась фея. — Но, чтобы стать хорошим и добрым волшебником, нужно долго учиться.

— А чтобы стать злым? — спросила Паля.

— В том-то все и дело, — вздохнула фея. — Чтобы стать злым или плохим волшебником, учиться не надо, достаточно только магической силы.

Я слышала, как твой папа тебе рассказывал, чем отличаются добрый волшебник от злого. Он тебе не рассказал главного, что, чтобы сделать доброе дело, нужно очень много знать и уметь, а злое оно получается само от незнания и непонимания того, что ты делаешь.

— Ну, я еще и не решила, какой я волшебницей стану, — сказала Паля. — Я может ещё злой стану.

— А почему моя дочка захотела стать злой волшебницей? — спросила встревожено мама и сердито посмотрела на отца, а тот в ответ только вздохнул. Тогда мама спросила у Пали.

— Ты почему захотела стать злой волшебницей?

— Я ещё не захотела, — сказала Паля. — Я ещё думать буду.

— Но почему ты решила, что быть злой волшебницей, хорошо?

— Не знаю, — пожала плечами Паля. — Я сначала думала, что злой волшебник сильнее доброго.

— Понятно, — сказала мама. — А теперь, как ты думаешь?

— А… — махнула рукой Паля. — Теперь я так не думаю, теперь я знаю, что злой волшебник не сильнее, он только, как это хитро… умнее.

— Это значит, что у него ум хитрый, — добавила Паля, увидев, что все засмеялись, и мама, и папа, и фея, и даже домовой.

— Совсем моей девочке все мозги затуманили, — сказала мама. — Я смотрю, она уже совсем запуталась, не понимает, что хорошо, а что плохо. Я тебе расскажу, дочка, кто на самом деле, кого сильнее.

Как правило, злой волшебник, это тот, кто знает всего несколько заклинаний, которые либо сам придумал, либо случайно от кого-то узнал. Ну вот, ты дочка, ты же уже знаешь несколько заклинаний?

— Может быть и знаю, — сказала Паля. — А, может, уже и забыла.

— Если ты останешься одна, без меня и без папы, что ты будешь делать?

— Не знаю, — сказала Паля. — Я и не хочу быть одна.

— Мы тоже этого не хотим, — сказала мама. — Ну, иногда так бывает, человек остался один, ему и есть хочется и пить хочется, вот он и приходит к людям, и говорит, дайте мне есть и пить.

А они ему говорят, — пожалуйста, только и ты нам что-нибудь тоже хорошее сделай. А он-то ничего и не умеет, вот тогда он и начинает делать что-то плохое для того, чтобы люди его боялись и отдавали ему все, что у них есть.

Вот так, дочка, и становятся злыми волшебниками. Но злой волшебник, это просто неумелый, и мало знающий волшебник, любой добрый волшебник с ним легко справится.

— Неправда это все, — сказала Паля. — Вот вы с папой добрые, а вас злой волшебник поймал в ловушку, и мне потом пришлось вас оттуда вытаскивать.

— Да, — сказала мама и снова обняла и поцеловала Палю. — Ты у нас молодец. А Гракс нас просто обманул, перехитрил, а на самом деле он не сильнее ни меня, ни папы. Да, ты и сама это знаешь. И мы с твоим папой не хотим, чтобы ты стала такой, как Гракс, и никто из других волшебников этого не хочет. Паля вздохнула.

— Ну, если вы расстроились из-за того, что я хотела стать злой, так вы не расстраивайтесь. Ладно уж, раз вы так переживаете, тогда я, наверно, стану доброй, как вы. Отец рассмеялся.

— Нет, дочка, мы не из-за этого расстроены. Мы и так знаем, что наша хорошая дочка не станет злой волшебницей.

— А из-за чего вы тогда расстроились? — спросила Паля.

— А из-за того, — вздохнула мама, — что придется тебе, дочка, уехать от нас далеко-далеко отсюда, и мы с тобой будем редко видеться.

— Я не хочу никуда ехать, — сказала Паля. — Мне и здесь хорошо.

— Нам тоже хорошо с тобой, — сказал отец. — Но мы не можем поступить по-другому, слишком велика у тебя магическая сила. Так велика, что об этом уже все узнали…

— Это мои сестры рассказали, — сказала с вздохом кухонная фея. — Да, ещё вот эти хулиганы. Фея хмуро посмотрела на домового, тот от этого взгляда даже поежился, словно ему очень холодно стало.

— Вот другие волшебники нам и сказали, — продолжил отец. — Отправляйте вашу дочку к одному очень старому и мудрому волшебнику, чтобы он научил её тому, что должен знать волшебник, а иначе она с такой силой может такое волшебство сделать, что весь мир перевернется.

— А если я никуда не поеду, а все-таки стану злой волшебницей? — спросила Паля. — Что тогда? Тогда никуда ехать не надо?

— Нет, дочка, — сказала мама, улыбнувшись, снова крепко прижимая её к себе. — Мы тебя любим, и поэтому хотим, чтобы у тебя все было хорошо. Чтобы тебя другие люди тоже любили, а не боялись, чтобы ты могла им и нам помогать.

Мы же с твоим папой скоро старые станем, нам тяжело будет волшебство делать, кто же тогда нам будет помогать, кроме тебя?

— Что, опять получается некому? — спросила сердито Паля. — Что, получается, только злым волшебникам всегда хорошо? Они ничего не делают, ничему не учатся и никуда не уезжают. Одним только добрым всегда плохо?

— Да, дочка, — сказал отец. — Добрым всегда жить не просто, слишком многое в этом мире от них зависит.

Паля вздохнула, слезла с маминых колен, сердито на всех посмотрела и сказала.

— Я сейчас пойду в свою комнату плакать потому, что очень мне все это обидно. Только вы туда не ходите, я одна хочу плакать. Ладно?

— Да, дочка, — сказали папа и мама и грустно посмотрели друг на друга, кухонная фея вспорхнула и полетела на кухню, а домовой слез со стула и полез в свою норку.

А Паля пошла в свою комнату, там она залезла на кровать, засунула голову в подушку и решила плакать, но только у неё ничего не получилось потому, что она услышала тоненький голос домовенка.

— Чуть меня совсем не придавила, — крикнул домовенок, вылезая из-под подушки. — Ты зачем на мою кровать залезла?

— Почему на твою? — спросила удивленно Паля. — Это моя кровать.

— Ничего она уже не твоя, — сказал он. — Это теперь моя кровать, а ты уже уезжаешь неизвестно куда.

— А ты уже, наверно, и обрадовался? — сказала Паля. — Только я ещё подумаю сначала, ехать мне, или не ехать.

— Нечего тут думать, — сказал домовенок. — Раньше надо было думать, когда с орками и троллями дралась, а теперь уже поедешь, и теперь я на этой кровати буду спать. Паля вздохнула.

— Но я же ещё никуда не уехала, я же ещё здесь, а ты меня уже прогоняешь.

— Так езжай уже, — сказал домовенок. — Тебе уже давно пора ехать.

— Как пора? — растерянно спросила Паля.

— Так и пора, — сказал домовенок. — Волшебники решили, что ты будешь учиться у одного чокнутого волшебника.

— Чокнутого? — удивилась Паля. — Почему чокнутого?

— А потому, что он уже давно из ума выжил. У него и дома нет.

— Как дома нет? — спросила Паля, настроение у неё совсем стало плохим.

— А он уже давно в пещере живет, так его домовой сказал. У него и есть нечего, ты там от голода умрешь, и эта кровать совсем будет моя. Так что давай уже вставай с моей кровати и уезжай.

— Ну, почему так? — вздохнула Паля. — Почему все меня прогоняют, как будто всем я мешаю? И зачем я только на свет родилась такая?

— Ага, — согласился домовенок. — Неправильно ты родилась. Надо было не волшебницей рождаться, а как я, домовым, и никто бы тебя никуда не отсылал.

— Не приставай к ней, — сказал старший домовой, появившись из норки. — Не видишь, девочка расстроена. А поедет она не сегодня, а только завтра, как только проснется. И уходи от неё. Домовенок подбежал к краю кровати и спустился вниз.

— Ты не расстраивайся очень-то, — крикнул он. — Я, может, к тебе в гости приходить буду. Паля проводила домовых взглядом и снова зарылась лицом в подушку.

— И почему я такая невезучая? — прошептала она. — Я же ещё маленькая, я с мамой и папой жить хочу, а не уезжать куда-то, неизвестно куда… Она заплакала и плакала долго, пока не заснула.

А потом…

А потом уже была совсем другая история.

Конец первой истории.